Люди грелись у огромного костра, мечущегося оранжевым цветком посреди двора меж двух одинаковых панельных хрущоб по улице Красноармейской. Соседний такой же полыхал возле первого подъезда девятиэтажной башни по Щорса — но там чужих к костру не ждали, дом числился за отставниками Минобороны. Жестковатые старички, тем более что и у них с топливом, судя по всему, уже намечались кранты. Сараи разобраны ещё со вчерашнего вечера, клёны с аллей спилены и сожжены. Все более-менее дееспособные жители, вооружившись топорами и пилами, оспаривали друг у друга при помощи мордобоя оставшиеся на замороженных стройках доски, огрызки отделочных материалов в мусорных баках, картон и всё, что как-то ещё способно гореть. Вагончики строителей и рекламные щиты исчезли еще накануне, но некому было оценить чистоту города… Чиновники пропали — следом за сбежавшей городской верхушкой куда-то стремительно рассосалась вся мелочь.

Центральное отопление, поработав в аварийном режиме сутки, крякнуло вдруг и разом по всем трём районам, и под батареями в квартирах моментально наросли ледяные сталактиты, сталагмиты и просто маленькие ледники. Градусник за окнами показывал стабильно минус двадцать три. У кого-то имелся и комнатный термометр, постукивать по которому пальчиком меховой варежки, впрочем, зря не рекомендовалось — бессмысленный расход энергии.

И не постукивали, не считая старую коммунистку Чарушиху, да ещё бабу Соню Фай, верившую, что согласно гороскопу из газеты «Благонамеренный», страну в наступившем году ждёт прорыв сквозь дно кризиса в галактическое «завтра» через, как озвучил председатель Всероссийского Общества Святых отец Пёдор, некое Соитие Святого духа с последующим Преполовением. При этом адептам предлагалось держать Великий Потс, коий и знаменует собою символически Конец Света. Подробности не разъяснялись. В общем, насчёт святости всё было темно и мутно. Президент Т. Медунов на этот счёт со свойственной ему решительностью определённо высказывался «за», правда, никто не понял, за что именно, потому что все реально крутые попы под шумок куда-то свалили в предчувствии ликвидации бизнеса, а Полковник В.В.Петин по обыкновению весьма жёстко отмолчался. Богатенькие прихожане расфасовались по дачам ещё накануне.

Рёв сабвуфера, нарастая издалека, встревожил греющихся у костра обывателей. «Лексус» Паши-Членовоза тормознул, не доехав десяти метров до своего законного места. Паша вышел из салона и солидно попинал колесо. Михаил Круг в сабвуфере поперхнулся и сдох. Паша, крупный угреватый хам под полтора центнера весом, трудившийся личным водителем депутата областного заксобрания Бабосова, вразвалку подошёл к толпе греющихся. По-хозяйски протянул ладони к затухающему костру.

— Не уехал? — оробев от его каменного взгляда, спросила Чарушиха.

Паша цыкнул слюной через свежевыбитый зуб, достал из кармана ключи от машины и швырнул их в гаснущий без дров костёр.

— Паша, ну чего уже? Говори! — затеребила его одинокая Наташка из квартиры снизу, имевшая на него виды, невзирая на двенадцатилетнюю закутанную как куль дочку Анжелку, гревшуюсяся тут же при ней.

— Приплыли, — голос Паши был не по-хорошему спокоен. — Картина Репина.

— Что?

— Что?! — завизжал он неожиданно тонким голосом, — Я знаю? Конь в манто! Перекрыта трасса. Мёртвые. Во всех машинах — мёртвые! — с этим криком толстяк сорвал с шеи женщины шарф.

— Спирт есть?

Наташка, смущаясь, подала ему плоскую флягу, изрядно уже, судя по всему, отпитую. Паша глотнул, потом, облив шарф спиртом, подбежал к «Лексусу» и, сунув его в бензобак, чиркнул зажигалкой. Пламя занялось не сразу — как будто бы кокетничая под перекрестьем взглядов сгрудившейся вокруг умирающего костра толпы жильцов. Потом полыхнуло, и Членовоз, с опалёнными бровями, упал навзничь спиной на сугроб. Захохотал — горело ярко!

— Подходи! Эй, люди русские — бусурманские! Все подходи греться! Пашка Мудко «Лексус» для вас жгёт! — глаза Членовоза, отражая огонь пятиметрового костра, сверкали сатанинскими сполохами. Плакала Наташкина дочь Анжела, но тихо, про себя — боясь разбудить общее безумие…

— Ну, что, люди-человеки? Кинули вас ваши дерьмокрады? — сиплый фальцет невесть откуда взявшегося у костра деда Буржуя прозвучал вроде и негромко, но увесисто. Старик вертел на пальце правой руки ключ, левой же затягивался «Примой», держа по-зоновски — большим и указательным.

— Ты, бабка, за Сталина здесь? — следом за его взглядом, несколько десятков человеческих глаз устремились на Чарушиху.

— А порядок был! — привычно воодушевляясь, вскинула сорочье личико в вязаном берете старая коммунарка. — А рабочих, между тем, никто не репрессировал. Только чиновников и евреев! Рабочим даже на запой больничный давали! Вот! Отцу моему…

— Вижу, вижу, — окинул её ироничным взглядом дед, — Генетика — лженаука. Держи ключи.

— Чего это? — опешила активистка, — По какому праву?

— Будешь смотрящей. Считай, что это партзадание. В хате моей, 58-й, буржуйка и дров запас. Грейтесь первое время. Но надолго всем, ясно дело, не хватит. Так что, составляй график дежурств и разнарядку — как положено, с кого когда и сколько. Вот тебе, мать, картосхемы по городу — где дрова, кирпичи, трубы брать, склады продуктовые и промтоварные. Кирпичи можно в мазуте вымачивать — будут гореть. Давай, короче, рули — постарайтесь выжить. Ещё, имей виду — помощи вам ждать больше неоткуда. Так что — всё сами. В первую очередь, — он выразительно кивнул острым подбородком на двенадцатилетнюю Анжелку и сунул пухлый пакет Чарушихе в руку, — Мелких старайтесь сберечь. Ну, всё, пора мне.

Старуха понимающе кивнула.

— Товарищи! Поднимаемся организованно в 58-ю квартиру! — в голосе Чарушихи откуда ни возьмись прорезались стальные нотки. Люди от костра послушно потянулись в квартиру деда, на удивление тихо и чинно принялись рассаживаться вокруг печки. Пашу Членовоза ввели под руки — он по-прежнему был не в себе.

— А вы куда же? — стрельнув глазками по сторонам, осторожно спросила вновь назначенная смотрящая.

— Уезжаю. Дела… Тьфу, ёкарный бабай! — дед, забыв про клюку, взбежал по-молодому на свой этаж и ворвался в квартиру в ту самую минуту, когда Наташка уже засовывала в жерло буржуйки стопку старых, пожелтевших от времени машинописных листов с полки. Буржуй выхватил рукопись из топки и принялся гасить ладонями тлеющие края.

— Видишь, мам, рукописи не горят! — закричала обрадованная Анжелика. — Мне папа тоже так говорил!

— Простите меня, — Наталья кинулась помогать деду приводить в порядок спасённую стопку листов, — Здесь что-то важное?

— Хм… Пожалуй. Да.

Женское любопытство не позволило Наталье не глянуть одним глазком на заголовок первой страницы. Увы, она была разочарована. Романтический дед оказался на поверку, кажется, всего лишь старым дрочилой. Рукопись была озаглавлена как-то по-камасутровски: «Источник вечного наслаждения». Дальше подсмотреть не удалось.

Всё-таки из благодарности Наталья вместе с дочерью и Чарушихой проводили своего спасителя с обгорелыми листами под мышкой до того места, где когда-то, во времена цивилизации, была стоянка такси. Там их взору предстало зрелище необычайное. Нечто среднее между футуристическим порождением голливудской фантазии и броневиком Путиловского завода, с которого выступал перед обманутыми пролетариями в апреле 1917-го германский агент Ульянов-Ленин, мощно урчало мотором на бывшей стоянке такси. Заострённый спереди углом в 70 градусов корпус из клёпаных стальных листов на гусеничном ходу венчала круглая поворотная башня с амбразурой.

Перед странной техникой молча застыли в позе «вольно, ноги на ширине плеч» две невысокие фигурки в мешковатых комбинезонах и танковых шлемофонах, с автоматическими ружьями столь замысловатой конструкции, что казалось, они импортированы в реальность из последней версии компьютерной игры-стрелялки. Закутанная Анжела смотрела на чудеса техники, забыв вынуть палец изо рта.

— С Богом, внучата, — дед, кряхтя, пролез в овальный люк и скрылся, следом за ним моментально сгинул в недрах стальной машины её безмолвный экипаж. Анжеле показалось по некоторым признакам, что это были мальчик и девочка примерно её возраста. Чарушиха, неожиданно для себя самой, перекрестила на прощание странный броневик.

Взревел двигатель, и вездеход растворился за углом в облаке снежной пыли.