— И воздвиг он под третьим Римом свой подземный, тайный град. И пришли к нему народы, и поклонились ему. И сказал им — туда все провàлитесь, пидорасы, к едреней фене, — и не поверили ему…  — Левин с трудом очнулся от навеянной ровным голосом лектора дрёмы. От работы киркой ломило всё тело. «О чём это он гундит? Начинал, вроде, с положения на Ближнем Востоке…».

— И воздвигли его изображения по всей земле и под землёй… Я вас не разбудил, товарищ Левин?

— Я не спал, просто задумался над услышанным, — как школьник, заоправдывался Платон, но товарищ Скутерморг, благожелательный старик с пухлым лицом, не слушая его, поднял с кафедры указку с металлическим шариком на конце. Левин сжался — но вместо удара по пальцам лектор принялся покачивать у него шариком перед глазами, что-то тихо бубня. Перед тем, как впасть обратно в транс, Левин успел отметить, что все в лекционном зале, включая попкарей-охранников, спят, а кое-кто к тому же во сне покачивает головой, наподобие китайских болванчиков. По коричневым щекам Мандализы из-под закрытых век протянулись блестящие бороздки слёз.

— Спите, спите, товарищи, во сне до вас глубже дойдут тихие слова правды о Легендарном Маршале.

Пробуждаясь от сладкой дрёмы, Платон подумал о том, как после отбоя он, если удастся, проберётся в пищеблок и получит от Маргоши свою порцию жалостной ласки и краюху вчерашнего хлеба с прокисшей капустой. Зал заворочался, шибая в нос едким трудовым потом пополам с махрой. Потянулись, стуча кирзачами, на плац.

— А теперь, товарищи, самый приятный момент. Сегодня суббота! А значит — большая перемена. Построились в колонну по два, руки на затылок. Песню запе-вай!

Колонна растянулась в направлении административного блока, выводя в такт шарканью на мотив «Прасковьи»:

Голова колонны замерла у подножья бронзовой фигуры с брыластым лицом лысого хомяка в пенсне. Возле постамента размещалась некая конструкция, отдалённо напоминающая незатейливый игровой автомат советских времён.

— Достать жетоны!

Проходя мимо автомата, каждый опускал в щель свой трудовой жетон, полученный в конце смены, и в ладонь ему падал жребий — кусочек засаленного картона с надписью химическим карандашом.

— Три наряда на кухню, — зачитывал вслух счастливец и передавал свой жребий старшему писарю — молодцеватому сержанту в скрипящей портупее.

— Следующий!

— На месяц попкарём! Йес!

— Что значит «Йес»? Дуй в каптёрку за обмундированием, уёбок. Следующий!

— Пендель от товарища… Ох, ё! — под смех толпы неудачник вылетел на пинке из строя.

— Следующий!

— Чего тормозишь! — Платона грубо толкнули в спину, он с трудом попал овальным жетоном в щель и принял в ладонь свой жребий.

— Ну, чего у тебя! Читай! — затормошили его сзади, ожидая очередной веселухи со стороны администрации.

— Особая миссия…  — нервозно озвучил перед строем Левин свою судьбу. По знаку подполковника Замова двое вертухаев, приняв его под локти, куда-то поволокли.

— Чё за миссия? Раньше не было, — зашушукались в толпе. Мнения разделились.

— Шлёпнут, по ходу, — изрёк кто-то авторитетный.

— Да не, очко долбить повели.

— Оборзели! Им что, баб мало, в натуре?

— Я говорю, в сортире лёд отдалбливать!

Однако никто из заключённых так и не приблизился к разгадке особой миссии П.Е. Левина.

Его оставили в комнате с застеленной шконкой и дали переодеться в чистое. Платон с наслаждением вымылся холодной водой с мылом и растёр шею и руки докрасна вафельным полотенцем. На керосинке закипал чифир, а рядом лежала почти полная пачка «Севера». По здешним меркам, тянуло на пять звёзд. Чудеса! Дверь скрипнула, и вошла Мандализа в коротком линялом халатике, с миской круто посоленных сухарей. Он оценил зрелую тяжеловатую стройность её бронзовых бёдер. Госпожа Греч, уловив ход его мыслей, сбросила халатик к ногам и, сделав шаг навстречу постмодернисту, без лишних слов впилась в его рот толстыми фиолетовыми губами и завалила на койку. В её широко расставленных глазах дьявольским огоньком плясал красный отблеск керосинки, а рот хрипло изрыгал во время соития английские богохульства. Потом они сидели у стола рядком и чинно грызли сухари, по очереди отпивая из кружки тёплый чифир.

— Что-нибудь удалось выяснить, мистер Левин? — шепнула она ему в ухо.

— Насчёт?

— Не валяйте Ванькью! Вы же, надеюсь, поняли, что этот лагерь — и есть цель нашей экспедишн. Тот самый бериевский секретный обджект.

— Что-то такое приходило на ум, — сознался Платон, вспомнив бронзовую фигуру Легендарного Маршала на плацу. — Но как им удалось сохранить весь этот совковый беспредел — ведь лагерь по документам давным-давно расформирован?

— По документам! — презрительно сощурилась Мандализа. — Я сама не поняла до конца, но, кажется, у них тут был какой-то путч. Революшн. Зэки с охраной поменялись местами. Не важно. Лучше поглядите в окно. Вас ничего не настораживает?

Платон выглянул сквозь решётку на залитый светом лагерный плац. Пожал плечами.

— Зона как зона. Я, конечно, не специалист…

— Откуда у них электричество? — подсказала мисс Греч.

— Ну, не знаю. Электростанция… Скажем, на торфе? В тайге ведь бывает торф?

— Тогда где труба? Никаких проводов наружу из зоны не ведёт, я проверяла.

— Вы хотите сказать… Неужели элемент Q? Они его используют? Эти придурки?

— Вот именно! Вспомните, что вы добываете у себя в шахте?

— Это называется продукция. Какие-то чёрные кристаллики…

— Есть возможность вынести образец?

— Трудно. На выходе обыскивают. Разве что… Если попкарь отвернётся, можно успеть проглотить. Это идея, завтра же попробую! Но где сама установка, и кто её обслуживает? — Платон загорелся игрой в шпионов, как ребёнок. Всё интереснее, чем тупо ковырять кайлом мёрзлый грунт.

— Скорее всего, бункер под административным корпусом. Говорят, что начальник лагеря у них какой-то странный, или святой… Днём никогда не выходит на поверхность. И вообще, считается, что он вроде русского сказочного персонажа… Ну, ремембэ, тот у которого смерть в яйце?

— Кощей Бессмертный? — страшным шёпотом подсказал Левин.

— Вот-вот. Иммортал. Оу, холи шит! — Мандализа, случайно глянув в окно, взвизгнула и прижалась к Платону. Он повернул голову и вздрогнул. На секунду ему почудилось, что сквозь решётку на них глядит мертвец. Виденье тут же исчезло — но в памяти его запечатлелся лысый безбровый череп, буравящий лагерную ночь страшными неживыми глазами.

— Послушайте, Лиза, а вы не в курсе, в чём заключается моя особая миссия? Ну, почему я здесь с вами? — Платон попытался заболтать свой страх чем-то посторонним.

— Какая-нибудь их факин идеолоджи, — пожала плечами мисс Греч, кутаясь в халатик. В это время в коридоре раздались шаги охранника, и Левин быстро сгрёб остатки сухарей в карман. Ржавый ключ в двери со скрежетом провернулся, и здоровенный попкарь с тупым кавказским лицом заполонил проём:

— Зэка Греч, на выход! Лицом к стене.

Когда Мандализу увели, в камеру зашёл второй вертухай.

— Зэка Левин, подъём! — Платон, среагировав на знакомый голос, поднял удивлённый взгляд. Перед ним в застиранной форме с синими погонами, улыбаясь, вальяжно покачивался с пяток на носки никто иной, как ефрейтор Максим Стечкин.

— Приятная встреча, Платон Еремеевич!

— И не говорите, разлюбезный, — напряжённо отвечал Левин, одёргивая робу. — Какими, осмелюсь спросить, судьбами?

— Да расслабься, всё под контролем, — Макс обнял заключённого и фамильярно похлопал его пониже спины. Этого делать не следовало — даже в более обыденной ситуации литератор не терпел амикошонства.

— Ну, колись — достал элемент? — беззастенчиво воняя съеденной тушёнкой, зашептал ему в ухо Стечкин.

— Разумеется, — сдерживая ярость, соврал Платон.

— Молодчина! И где он… Оно?

— Где-где — в Караганде! Мне что его, прикажешь в общем бараке хранить? Да выпусти ты меня, сволочь жирная!

— Значит, у бабы своей припрятал? У Маргошки на кухне? Или у Мандализы? Да нет, ты не такой лох, чтобы этой чёрной суке довериться. Точно, у Маргошки! Угадал? По глазам вижу, что угадал. Молчанье — знак согласья!

— Иди ты на хуй, Стечкин!

— Да не ссы, брат, завтра-послезавтра все вместе отсюда сдёрнем. А пока извини — велено отвести тебя в барак. А то мне ещё всю ночь — прикинь — на вышке куковать.

Агнесса в танке удовлетворённо сняла наушники и, открыв люк, выглянула в ночь. Зона светилась сквозь метель мутным пятном.