— С-сука любовь! — от обиды Катерину трясло.

Хотелось выть на Луну, сияющую в оконном провале Рябиновки… Некстати это всё — с минуты на минуту должна появиться погоня.

— Не реви! — встряхнул её за плечи мазык, — Большое дело — облапошилась. Все прокалываемся когда-нибудь.

— Верить, получается, вообще никому нельзя. Всю жизнь думала, что Левин — это Левин! Я к нему всей душой, обрадовалась — а тут… Какой-то террорист половой вместо него.

— Послушай… В сущности ведь что Левин, что Савинков — просто аватары, разные образы пустоты, и это не повод реветь, как лохушка.

— Лохушка и есть! — Катю всё пуще разбирало, — Всё ведь видела — и родинка неправильная на щеке, и глаза злые… Любовь — морковью, но совокупляться с разными аватарами мне, знаешь, как-то впадлу.

— Да ладно — просто считай, что Савинков — это Левин сегодня. Тем более, по большому счёту так оно и есть…

— Что такое?

— То самое. Твой Левин — очередное земное воплощение культового террориста Бориса Савинкова. Который просочился через Портал — и отымел тебя за баней без всякой задней мысли. Ещё вопросы?

— Оба-на! — плечи Кати недоверчиво дёрнулись. — Ну, а я тогда чьё воплощение?

— Ты-то? А самой ничего не мнится?

— Не знаю… Германию какую-то постоянно вижу во сне… Садик с розами, и замок на горе… А потом меня увозит русский принц на белой «испано-сюизе»… Ну, это такое старинное авто, я в «Гугле» проверяла. Нормальные девчачьи бредни, в общем…

Дед Коля молча взял её ладонь в свои и задержал. У Кати на секунду мелькнуло дурацкое чувство, что он сейчас поцелует ей пальцы. Впрочем, смутный кайф тут же обломала вбежавшая в комнату Лили Марлен.

— Атас, менты!

— А Дерендяй чего? — обернулся к внучке старец.

— Чучело-мочало! Как всегда, дружит с насекомыми.

— Ладно, уходим, — дед вскочил и, ухватив Катю под локоть, поволок её по тёмному коридору. Скользкими каменными ступенями троица спустилась в подвал. Пахнуло сыростью. Осознания происходящего у Кати не было — ноги перебирали сами, как в трансе. Лили Марлен захлопнула массивную дверь и чиркнула зажигалкой. Сине-белый огонёк начал, искрясь, укорачивать пороховой запал петарды…

Пробираясь дальше по подземному ходу в полной тьме, беглецы услышали сверху топот ментовских сапог и отзвуки русского мата. Когда наконец вынырнули через сплошной малинник к ручью, сзади что-то оглушительно грохнуло, и их отшвырнуло наземь. Почва вздыбилась и просела. Предсмертных стонов слышно не было — тела государевых людей мать-Земля приняла молча…

— Чей-то бойфренд по ходу отлетел в Валхаллу, — скорчила траурную гримаску Лили Марлен. — Террористу намба уан Борису Савинкову — прощальный пионерский салют.

Катя не вдруг поняла, что случилось. Уши были заложены, рот безвольно скривило судорогой.

— Не грузись, Катюха… — старый скоморох впервые на её памяти выглядел смущённым. — Понимаешь, бзик у Лильки на всякие технические пакости. Не может без фейерверков. Изъян воспитания, безотцовщина… А что до твоего мужика, просто прими для себя на веру: «Левин жив.» И когда-нибудь, чует моё сердце, вы ещё обязательно с ним встретитесь…

— Не в этой жизни, — разрыдалась лицом в ладони Катя.

* * *

Тамбова вышвырнуло взрывной волной наружу, хорошо приложив спиной о дерево. Сколько он провёл в отключке — неизвестно, но пыль успела осесть. Майор застонал и понемногу начал приходить в себя, хотя в глазах ещё двоилось. Первый вопрос был — где опергруппа? Второй — что за тип в сапогах сидит орлом на одиноко высящемся посреди обломков унитазе? Рябоватый усач в полувоенном френче напряжённо отслеживал из-под прикрытых век все телодвижения майора, сжимая в зубах потухшую трубку. Вот в ночной тиши раздался недвусмысленный звук. Тамбов потянулся к кобуре, но она оказалась пуста — пистолет при взрыве отшвырнуло куда-то.

— «Правды» у вас нет? Или другой пролетарской газеты? — осведомился человек во френче. Майор тупо помотал головой.

— Ильич в Шушенском как-то обмолвился, что важнейшим является говно. Кто не страдал запором, вряд ли сможет понять всю беспощадную логику ленинской мысли, — Коба сошёл со своего трона и, подтёршись лопухом, натянул штаны.

— Догматики от истории, чувствую, будут когда-нибудь утверждать, что Сталин вообще не испражнялся — но это безграмотное утверждение. Вы, как врач, должны понимать.

Тамбов где-то читал, что сумасшедшим нужно поддакивать. Похоже, здесь именно тот случай.

— Мы говорим Ленин — подразумеваем партия, — всплыло откуда-то в тупой голове. — Я сейчас свяжусь… с клиникой, — он достал телефон и судорожно стал набирать личный номер генерала МВД.

— Марат Кошерович, в Рябиновке теракт! Пионерлагерь взорван, имеются жертвы. Срочно нужно подкрепление и медпомощь. Секунду, у меня телефон вырывают… Короче, тут товарищ Сталин на линии.

— Тамбов, ты что — пьян? — генерал Шугал хотел уже в сердцах бросить трубку, когда в мембране неожиданно раздался до боли знакомый по кинохроникам ироничный голос с грузинскими интонациями:

— Здоровое недоверие — хорошая основа для совместной работы. Так, кажется, говорится, товарищ… Как ваша фамилия?

Генерал сам не понял, как вскочил с кресла и отрапортовал по стойке смирно.

— Есть человек — есть проблема, товарищ Шугал, — изрёк Коба, держа собеседника голосом на коротком поводке. — Надеюсь, с вами у нас проблем не будет… Срочно пришлите мне настоящего врача, а не этого… саботажника!

Бригада прибыла быстрее, чем ожидал Тамбов. Товарищ Сталин, внимание которого было умело отвлечено психиатром с внешностью интеллигентного эсесовца, получил сзади от подкравшегося двухметрового санитара разряд электрошока в шею, и был споро зафиксирован на носилках.

— Вы, очевидно, родственник больного? — спросил опера доктор, вкатывая бесчувственному Кобе двойную дозу аминазина.

— Сопровождающий. Майор Тамбов, следственный отдел МВД. Не будет у вас, доктор, глотка spiritus vini?

— Отчего же, коллега? — странный врач извлёк из кейса флакон с бесцветной жидкостью и профессионально нацедил в пробирку. — Угощайтесь.

Заглотив, майор сначала обратил внимание на странноватый вкус, а потом уже на неуместное обращение «коллега». В глазах разом потемнело, и он кулём повалился на траву.

— Мента тоже пакуем? — осведомился санитар.

— Некогда, — ответил главный. — Всё равно он ничего не вспомнит. Птичка в клетке — уходим.

* * *

— И как тебе расклад? — тревожно спросил дед Коля сгустившегося в утреннем тумане Дерендяя.

— Если коротко — то жопа, — буркнул фантом. — Как пить дать, заколют враги вождя народов. Нужно срочно возвращать Кобу домой, в восемнадцатый год. Иначе так всё замутится, что вообще потом не разгрести.

— Ясен пень, нужно. Вопрос — кому идти?

— Николай, даже не уговаривай — я к ним не ходок. Я старый гриб, моё дело — ботва, личинки-куколки, за погодой присматривать. А в боевуху вашу позабыл, как вообще играют.

— Ты предлагаешь отправить на дело Лили Марлен?

— Лиса одна точно напортачит, — поджал губы Дерендяй. — Тем более, они про неё уже в курсе.

— И кого тогда? Я Дыру сторожу, Левин ушёл в революцию, да и не знает он покуда ни хрена. Остаётся Катерина?

— Больше некому, — кивнул виртуальный мазык и начал медленно растворяться в утреннем мареве. — Она ж всё умела, когда твоей женой была. Тебе и карты в руки. Развороши ей ум хорошенько — а как до дела дойдёт, само и припомнится.

— Погоди ещё. Тут это… У меня Савинков под завалами — кажись, не дышит. А его ведь тоже надо домой возвращать.

— Ох, грехи… Ладно уж, воскрешу. Хотя за такие фокусы можно и огрести капитально… Одного, слыхал, вообще гвоздями прибили — довоскрешался трупаков. Короче, с тебя причитается, — недовольно клубясь, прошелестел туман. — Главное, следи чтобы Максим Максимыч опять не нарисовался.

— Тьфу-тьфу, помяни дурака! — суеверно переплюнул дед Коля.