Оглохшая от выстрелов Чарушиха приоткрыла один глаз — и сразу зажмурилась. Над ней склонилось суровое лицо партизана из криминальных новостей. «Богородица-Ева матушка — спаси, сохрани и помилуй мя…».  — забормотала про себя старая доносчица… Но тут сзади послышался треск раздвигаемых стремительным натиском кустов, и Галицын развернулся в боевую стойку. Доберман взвился в прыжке — всё, что успел князь, это отдать ему левую руку. Правой он обнял пса за загривок и, пропихивая ему предплечье в глотку, покатился с ним по траве, норовя подмять под себя коленом. Из-за деревьев приближались голоса немцев.

Галицыну наконец удалось зафиксировать горловой хрящ собаки… Доберман — упорный боец — вертелся ужом до последнего, яростно молотя лапами, пока не затих. Обессиленный князь успел подняться на одно колено, когда на спину ему ринулась, сбив в прыжке с ног, немецкая овчарка. На этот раз шансов не было — тренированный зверь, удерживая добычу за воротник, всем видом демонстрировал готовность тотчас сомкнуть челюсти на кадыке. Каратели приближались.

Неожиданно над ухом раздался негромкий свист, и хват пса ослаб. Галицын повернул голову — и вместо матёрого эсесовца увидал рыжую девчонку-подростка в полосатых гольфах и сдвинутом на ухо берете.

— Ну что, Бобик? Сыграем в догонялочки? — с места перекувырнувшись назад, чудное видение исчезло в кусте крапивы, а оттуда рыжей молнией метнулась через пустырь в сторону леса невесть откуда взявшаяся лисица. Овчарка, залившись бешеным лаем, устремилась следом. Князь, не до конца веря в чудесное избавление, поднялся и на заплетающихся ногах побежал в другую сторону. Больше часа он путал следы, пока окончательно не выбился из сил. Наконец его внимание привлекла заброшенная банька на задворках пустой усадьбы с висящей на одной петле дверью.

Галицын проскользнул внутрь. В предбаннике было пусто. Он выглянул в волоковое оконце — погоня отстала. Здесь можно было передохнуть и решить, что делать дальше.

Князь успел за утро обойти посёлок, он уже видел выцветшие от непогоды нацистские флаги на комендатуре и понимал, что это не случайное проникновение отряда фрицев сквозь Портал. Всё намного серьёзнее. Вопрос в том, где кончается этот бред и начинаются нормальные реалии РФ? В какую сторону бежать, чтобы попасть к своим?

Перевязав чистым платком погрызенную доберманом руку, Галицын криво усмехнулся. То всю дорогу был «гнилой режим компрадорской олигархии», а тут нате: сразу стали «своими»…

После бессонной ночи, преследований и борьбы усталое тело требовало отдыха. Он решил вздремнуть полчасика, растянувшись на полке — а там будь что будет. Освободив дверь от хлама, князь Андрей ощупью шагнул в прохладную полутьму парилки…

— Заходи, кацо, давно ждём! — лукаво усмехаясь в усы, товарищ Сталин подопнул к нему перевёрнутую вверх дном шайку. — Присаживайся, уважаемый.

Галицын замер: обстановка в бане напомнила ему заседание подпольного парткома из советских фильмов. Безумную девицу из клиники он узнал сразу же. Напротив неё расположился фольклорного вида старичок в пушистой бороде, с хитроватым маразмом в глазах. В довершение всего в дверь проскользнула давешняя рыжая бестия в берете и невозмутимо вскарабкалась на верхний полок…

— Все в сборе, — констатировал дед бюрократическим голоском. — Иосиф Виссарионович, огласите повестку дня. А вы присаживайтесь, полковник, в ногах правды нет.

Галицын молча уселся на шайку.

— Вопрос, товарищи, как вы понимаете, на повестке дня у нас один, — весомо изрёк Коба. — Линять отсюда надо. Итак, ваши предложения? Начнём с младших.

— Каратели в Рябиновке лагерем встали, — пожала плечами Катя. — Вопрос — что им там нужно.

— Партизан ловят, — подала с полатей голос Лили Марлен. — Таких вот, как их сиятельство!

— Князь ни при чём, — покачал головой Сталин. — Он приехал в Нему одновременно с нами, на рассвете. А автоколонна из Вятки двигалась всю ночь. Получается, есть ещё какие-то партизаны?

— Партизаны! — фыркнула Лилька, — ваще отстой, бомжи в старом тоннеле завелись, кур воруют. У попа всю репу выкопали ночью — одна радость.

— А ты их видела? — спросил дед. — Что за бомжи?.

— Обычные — вонючие, одеты стрёмно. Сапоги, кожанки, мат-перемат, сами лентами пулемётными обмотались, как лохи… У одного усы, как у Бульбы, у другого майка полосатая. Третий вообще типа китаец… Из-за таких клоунов роту шварце-эсес точно не пришлют.

— Лентами, говоришь, пулемётными… — почесал в затылке дед. — Знатные бомжи — всем на диво… Имеются соображения на сей счёт, товарищ Сталин?

— Имеются, товарищ Дуров, — усмехнулся Коба. — Судя по описанию, это наши люди.

— А вы что думаете, князь? — повернулся к Галицыну дед, — Да не пыжьтесь так, теперь мы все в одной лодке! Кстати, это Катерина уговорила внучку вас спасти…

Князь по-офицерски коротко поклонился Кате, сохраняя достоинство.

— Партизаны — прикрытие. Со мной говорил их шарфюрер фон Боль. Он из Аненэрбе, их интересовал Рябиновский портал, а также небезызвестный вам homo erectus мосье Шаньгу. Шарфюрера уже вряд ли что-либо интересует, а вот Шаньгу ушёл. Дублёная шкура, сволочь…

— Пули его не берут, — пояснил мазык. — Зря только шум подняли. Ладно, теперь он на какое-то время затаится, и Аненэрбе останется с носом. Но Нему будут шерстить, так что нам тоже нужно где-то пересидеть.

— А если к Дерендяю на болото? — предложила Катя.

— Дерендяй где-то здесь, нутром чую, — ответил дед. — Но на связь не выходит. Не пойму, в чём дело — туману напустил, хрен подберёшься. Такое впечатление, что ему есть что скрывать. Вопрос — чего Дерендяю от меня скрывать?

— А то сам не знаешь? — буркнула с полатей Лили Марлен.

— А ну, пойдём выйдем, — строго поманил её пальцем дед. Лилька нехотя сползла с насеста.

— Извините нас, господа, — дверь за ними захлопнулась.

— Что ещё за тайны мадридского двора, — проворчал Сталин, не любивший чужих тайн. — В разгар беспощадной классовой борьбы…

— Послушайте-ка, Джугашвили! — желчно повернулся к нему князь. — Вас самого не тошнит от этой нелепой фразеологии?

— Тошнит, дорогой, — обезоруживающе улыбнулся Сталин. — Извини, привычка. Ты не представляешь, с каким говном приходится общаться! Всех этих профессиональных революционеров после ведь придётся зачищать, с ними ничего путного не построишь. Больные люди, помешаны на ненависти. Только подумаешь, что всех этих упырей активировал Ульянов… Дорого бы я дал, чтобы он вообще никогда не рождался!

Галицын с новым интересом глянул на вождя мирового пролетариата. Коба, кровный враг, внезапно высказал вслух его собственную заветную думу о Ленине… Тут было о чём поразмыслить на досуге.

Когда мазык с внучкой вернулись, Катя сразу поняла по непроницаемому лицу деда, что он получил некое чрезвычайное известие, касающееся лично его. Любопытно… Нужно будет порасспросить рыжую бездельницу, что она ему наплела…

— Уходим в старый тоннель, — дед жестом дал понять Сталину, что заседание окончено. — Встретим там ваших товарищей в пулемётных лентах — глядишь, репой угостят.

* * *

Углубившись в подлесок на безопасное расстояние, Сульфат встряхнулся, как медведь после купания. На траву из волосатой шубы высыпалось несколько расплющенных пуль. Убегая, он успел оглянуться, и с удовлетворением узнал в стрелявшем своего бывшего коллегу по «Белой руке» полковника Галицына. Ну, что ж — семя брошено, акт любви свершился. Можно переходить к войне…

Недовольно принюхиваясь, Шаньгу обогнул занятую немцами Рябиновку по широкой дуге. Бубен никуда не денется, спрятан под полом часовни с двойным наговором «на защиту от дурака». Скоморохи не доберутся, немцы тоже… Правда, в последний раз он почуял чьё-то незримое присутствие в развалинах, и ему показалось на миг, что это был Левин… Но он точно знал, что Левина здесь нет.

Заржавленная железнодорожная ветка вела в тёмный глухой бурелом, но это не остановило йети. Двигаясь вдоль путей, он вскоре достиг входа в заброшенный тоннель. В полутьме, царившей под сводами, виднелись горы мусора — культурный слой нескольких поколений молодёжно-алкогольной жизнедеятельности. Дальше рельсы уводили в непробудный мрак. И оттуда на него пахнуло оружейной сталью, креозотом и давно не мытой человечиной. Сульфат шёл ощупью, пока зрение не адаптировалось к темноте. Вскоре путь ему преградила бесформенная серая громада… Надпись вдоль клёпаного борта древнего бронепоезда гласила: «Кратким курсом!»