— Богородица, Ева, радуйся! — осенил крестным знамением паству отец Гапон, явственно чувствуя спиной нарастающий холодок… Вертеть головой, нарушая благочиние, не стал — скомкав окончание молебна, суровой поступью скрылся в алтаре. Там его и поджидал Савинков, поигрывая браунингом.

— Вот и свиделись, батюшка, — криво усмехнулся палач. — А вы не верили, что Земля круглая… Ну-с, раздевайтесь, больной.

— Зачем? — дрогнувшим голосом спросил священник.

— Не пугайтесь, не до трусов… Снимайте золотую спецовку — пригодится преемнику. Неужели вы думаете, что я способен осквернить выстрелами жилище вашего повешенного еврея? Этак всех архангелов переполошишь! Я дам вам возможность помолиться ему напоследок в лесополосе. Вдруг поможет? В прошлый раз вы, помнится, с его помощью уже явили какой-то грязный трюк.

— Можете убить меня, — распрямил плечи отец Георгий, — но не смейте хулить Христа в алтаре. Евреем он никогда не был.

— Пардон? — поднял брови Савинков. — Что ни день — новости. А я-то грешным делом считал, что вся эта мелодрама с воскрешением произошла в первом веке в Палестине.

— Вас обманывали! — гневно возразил пастырь. — В Палестине ничего никогда не было, кроме нефтяных арабов. Новая хронология академика Хаменко бесспорно доказала, что Христос, он же Батый, родился и жил в Киеве в 17 веке, где и был прибит язычниками к городским вратам. Историю своего Отечества нужно знать, без неё народ подобен слепцу! Впрочем, перед кем я мечу бисер…

Гапон аккуратно убрал в шкаф епитрахиль и фелонь, перекрестился на образ св. Адольфа и вышел в осенние сумерки. Савинков, перевесив через руку с пистолетом плащ, следовал за ним.

По пути до лесополосы им встретился эсесовский патруль, но священник, зная отчаянный нрав Бориса Викторовича, не стал дёргаться, лишь молча благословил представителей власти. «Чему быть, того не миновать»…

— А вы, я погляжу, органично вросли в новые реалии, батюшка! — не удержался от сарказма революционер. — Всякая власть от Бога, а? Чего ж вы тогда в пятом году против царя народ баламутили? К перевороту призывали?

— Я ошибался, — прошептал поп. — Сколько ни переворачивай, с каждым разом только хуже. Сами видите.

— Я много чего вижу, — отозвался Савинков, — хотя и не всё понимаю. Для меня ясно одно — чем хуже, тем лучше! В сущности, какая разница, кого взрывать — великого князя, председателя ВЦИК или гауляйтера?

— Боже мой, но во имя чего? — поп повернул к Савинкову искажённое страданием лицо. — Во что-то же вы веруете?

— Считайте, что в адреналин, — пожал плечами террорист. — Вот вы сейчас чувствуете себя великомучеником и умиляетесь. Но по сути мученики — всего лишь люди с плохой кармой. Соответственно, великомученики — люди с очень плохой кармой. И в чём доблесть? Ладно бы — спорили, сопротивлялись! А то, честное слово, пули жалко. Идёт, ноет…

Они пересекли раскисшее поле и углубились в лес. Стемнело — похоже, собирался зарядить дождь.

— Куда ведут пути? — спросил Борис Викторович, споткнувшись о ржавый рельс.

— Неисповедимы пути Господни… — затянул привычную волынку поп.

— Тьфу ты! Я про железную дорогу.

— А… Кажется, в какой-то заброшенный тоннель…

— То что нужно. Идёмте, — Савинков тычком ствола в поясницу придал телу священника направление. Первые капли упали на горячий лоб отца Георгия. Вскоре они уже шли сквозь сплошную пелену дождя.

Прямо по курсу открылся чёрный провал, и Гапон инстинктивно прибавил шагу. Несколько минут перед ликом вечности — ничто, а умирать в сухости, что ни говори, приятней…

Внезапно из глубины тоннеля раздались суматошные выстрелы, а следом — низкий звериный рык. Три потрёпанные фигуры в бушлатах, перетянутых накрест пулемётными лентами, горохом вылетев из провала, понеслись, размахивая руками, по полотну. Подобно зайцу в луче фар, они бежали, не в силах свернуть в сторону. Савинкову были хорошо видны их перекошенные криком рты и безумно выкаченные бельма глаз.

За ними без видимой поспешности мягкими прыжками двигалось покрытое серебристой шерстью человекоподобное Нечто. Вот оно настигло заднего беглеца, на бегу схватило за шиворот одной лапой, за штаны другой, и, подняв над головой, метнуло в убегавших, сбив их с ног, словно кегли. Савинков столкнул Гапона под насыпь и прижал к земле.

Йети, ворча, склонился над добычей, по очереди отработанным движением сворачивая головы красным бойцам, будто курам. За минуту с экипажем заблудившегося бронепоезда было покончено. Несмотря на привычку к убийству, Савинкову стало слегка дурно от такой деловитости.

Зато дальнейшее поведение гоминоида не столько удивило, сколько истерически позабавило Бориса Викторовича. Сложив трупы в ряд на полотне, Сульфат нашёл гладкую жердину, без труда переломил на две неравные части и аккуратно связал их между собой снятыми с трупов ремнями под прямым углом. Получившийся крест воздел горè, потом бухнулся на колени над убиенными большевиками и принялся нечленораздельно завывать, мотая головой. Со стороны Немы донёсся колокольный набат. Йети горестно рвал шерсть на груди.

— Гляньте-ка, — толкнул Савинков в бок попа. — Не от вашего стада овечка отбилась? Нет желания обратиться с пастырским наставлением?

— Господи Иисусе! — побледнел отец Георгий. — Благодатный болт!

— Что такое?

— Вы ввели меня во смущение — и уходя из храма я забыл отключить реликвию от питания! Что же теперь будет?

— А ну-ка давайте отползём вон за те кустики, и вы мне толком поведаете всё по порядку… Что ещё за болт? И причём тут йети?

— Благодатный болт — это заклёпка от вериг блаженного священномученика Атбросима, местная святыня. После Реформации Православия в 1985-м году по распоряжению гауляйтера Восточных территорий была согласно генплану подключена к генератору веры. Такие генераторы установлены во всех храмах, их включают священники во время богослужений.

— Что-то вроде 25-го кадра — чтобы вера не оскудевала?

— Напрасно иронизируете! Немцы очень благочестивый народ и пекутся о низших расах, как о братьях меньших. Генераторы поставлены за счёт федерального бюджета Рейха. Но после службы их необходимо отключать. Если поле облучения накроет большое скопление верующих, может начаться цепная реакция с непредсказуемыми последствиями. А сегодня вечером на площади перед храмом факельное шествие общества трезвости «Радость через силу»… Всё взрослое население посёлка. Что-то будет?

— Занятно… Я тоже не прочь взглянуть на шоу, — Савинков на секунду задумался и, приняв нелёгкое решение, спрятал браунинг в карман. — Идёмте, Гапон, я раздумал вас казнить. Ну же, расслабьтесь! Будем считать, что приговор утратил силу в связи с истечением срока давности.

Оставив за спиной молящегося Сульфата, двое недавних врагов пошагали напрямик через лес в сторону Немы. Чем ближе они подходили, тем надрывнее бередил душу колокольный набат. Истощив силы в борьбе с собой, Савинков рухнул на колени в грязь и истово пополз к Гапону, размазывая слёзы по щекам.

— Каюсь аз многогрешный! Прости ты меня, Христа ради, святый отче!!!

Но попу было не до пустяков — в следующий миг он уже сам долбился лбом об пень в пароксизмах религиозного рвения.

* * *

— Боже мой, но должен же быть выход! — прохрипел разбитым горлом зафиксированный в гипсе шарфюрер СС Макс фон Боль. Набат колокола третий час отдавался в его голове, высвобождая из подсознания помимо воли картины адовых мук и Страшного суда. На улице творилось невообразимое. Немские обыватели, оторвавшись от фернзейаппаратов и побросав привычные дела, сбились в стадо и, разорвав на себе одежды, бесновались под окнами. Многие хлестали себя по спине и плечам ремнями до крови, женщины выли и кликушествовали.

— Ведьму на костёр! — прорвался сквозь общий гул истошный вопль, тут же подхваченный сотней глоток. — Во имя Господа!

— Что ещё они затеяли? — спросил шарфюрер, усилием воли держа защитный колпак над собеседником.

Бургомистр Ботва несмело выглянул в окно.

— Зажигают. Чарушиху поволокли — покаялась, что совокуплялась с Сатаной.

— Маразм. Неужели в вашей дыре нет человека, владеющего навыками эгрегориальной защиты?

— Шо це за навыки?

— Ну, мистики, колдуны, экстрасенсы…

— Разве что фрау Грета… Но она в списке неблагонадёжных.

— Кто такая?

— Очень почтенная пожилая особа, занимается целительством. Вот только ходит слушок, что она сожительствует… — Ботва понизил голос до шёпота, — с самим Дерендяем!

— Да хоть с тойфелем лысым. Звоните, пускай сделает что-нибудь, и я выпишу ей пожизненный аусвайс на целительство.

— В том-то и беда, — бургомистр потянулся к телефону, — что у неё аусвайс, подписанный лично Адольфом Хитлером. А то бы давно сгнила в лагере…