Спешно покинув виллу Рудольфа Штайнера, немецкие романтики поселились в уединённом пансионе на окраине Цюриха. Никакого пива — теперь, как никогда, пора брать судьбу за цугундер!

Сцену воскрешения богов требовалось обставить со всей помпой… Хитлер часами выслушивал донесения Боля о быте и нравах Рейха в новом тысячелетии. По совету Блюмкина они отправились к лучшему городскому портному Йошуа Шлахтеру, где с Адольфа и Германа была снята мерка. По достоинству оценив мундир шарфюрера СС, хвастливый Гёринг заказал себе такой же — но необъятно-широкий, нежно-бирюзового отлива, с обильным золотым шитьём и маршальскими звёздами. Хитлер ограничился скромной формой без знаков различия — лычки ефрейтора к делу явно не шли, а лишней мишуры он не любил…

Пока шился антураж, за Блюмкиным было установлено круглосуточное наблюдение, чтобы не дал дёру. Толстый Герман, оставленный в номере сторожить пленника, принялся его добродушно подначивать:

— Старина Боль говорит, вы работали палачом в ЧК. Неужели пытки безвинных жертв и впрямь могут доставлять удовольствие? Никогда этого не понимал…

— Безвинных жертв не бывает, — пожал плечами Блюмкин. — По закону кармы каждый получает своё, и никто не в силах искупить чужой грех. Любой палач по определению — слепое орудие судьбы.

— Не увиливайте! Речь о ваших личных мотивах. Вы что — садист по жизни?

— Я, как и вы с другом, в некотором роде стремлюсь к совершенству, — вздохнул Блюмкин. — А палач — трудная роль в человеческом театре, возможно, самая трудная. Но если подойти к ней полностью осознанно, не мучаясь расхожими комплексами вины, то никакой кармы не поимеешь, напротив. Любые выплески презрения и ненависти со стороны хнычущего социума подпитают тебя энергией по закону сообщающихся сосудов. Ведь в нашем иллюзорном мире материальна лишь мысль — действия при этом могут быть любые, они не важны. Безупречность мага — в осознании своей изначальной правоты.

— Слова истинного арийца, Исаев! — оценивающе глянул на него Гёринг. — Ваша мамочка, случаем, не привечала немецких колонистов?

— Вы, немцы, не любите евреев за то, что мы на вас чересчур похожи, — буркнул Блюмкин. — С той разницей, что мы не прочь иногда посмеяться над собой.

— Главное — не пытайтесь посмеяться над нами, — погрозил ему пальцем добряк. — Знаете, Ади излишне горяч в национальном вопросе, поэтому я заранее выговорил себе одну забавную привилегию… Хотите узнать, какую?

— Даже если бы не хотел, вы всё равно скажете.

— Кто еврей, а кто нет — решаю я! — самодовольно расхохотался Гёринг, хлопая себя по ляжкам. — Так что в ваших интересах доставить нас в 2012-й год в целости и сохранности. В случае успеха обещаю вам моё личное благоволение и уютное поместьице с замком… ну, скажем на Мальте. Не против стать мальтийским рыцарем, а, Янкель? Вам пойдёт… Мальта ведь входит во владения Рейха — там, в нашем с вами светлом будущем?

— Как и вся Европа, — смиренно кивнул Блюмкин. — Рейх контролирует геополитику — относительную независимость сохранил пока лишь Китай.

— С Китаем разберёмся, — вальяжно отмахнулся Гёринг. — Пошлём экспедицию в будущее, угоним эскадрилью виманов — от узкоплёнчатых пух и перья полетят! Himmel, Arsch und Zwirn!

— Виман? Это что-то, если не ошибаюсь, из мифологии?

— Мифология у низших рас, у нас — конкретика! — отвечал Герман, выпятив грудь. — Если хотите знать, я лично пилотировал одну такую штуковину… Кстати, пора проверить — как там моя ласточка, не заржавела ли в вятских болотах…

— Это которую вы сдуру утопили в районе Немы? — невинно осведомился Блюмкин.

— Законсервировал, — поправил его Гёринг, поняв, что сболтнул лишку. Еврей, похоже, знает и так чересчур много… На лестнице раздались шаги — вприпрыжку от возбуждения в комнату влетел Адольф в сопровождении верного фон Боля, нагруженного свёртками.

— Пора! — воскликнул с порога Хитлер, брезгливо скидывая с себя куцый клетчатый костюм. Заскакал на одной ноге, влезая в форменные галифе цвета горчичного хаки (цвет, за который позже его последователей враги прозовут «коричневыми»). Притопнул яловым сапогом. Переодевание заняло совсем немного времени. Макс фон Боль услужливо зашнуровал на рукаве любимого руководителя повязку со свастикой. Гёринг в маршальском мундире молодцевато крутнулся перед зеркалом, выкинул вперёд и вверх ладонь, и отчеканил пришедшуюся ему по душе фразу из будущего:

— Яволь, майн фюрер!

Таксомотор ждал внизу. Шофёр — седовласый негр — окинув компанию в опереточной униформе мудрым обезьяньим взглядом, согласился доставить их на Блоксберг, если оплатят обратную дорогу. В горах темнело быстро.

Ещё раз обыскав Блюмкина на предмет оружия, ему спутали ноги короткой верёвкой и вручили Бубен. Троица в нацистских мундирах заняла места по старшинству — Хитлер в центре Портала, воздев очи к пылающим пикам Альп… Рейхсмаршал — по его правую руку… Боль, не в силах вынести величия момента, ткнул Блюмкину пистолетом в поясницу. Бубен в руках мага зарокотал, набирая силу… Вскоре Портал взорвался зелёным светом — и все четверо исчезли из глаз…

Негр, наблюдавший за действом из-за кустов, включил фары и, мурлыча себе под нос «Let my people go» Луи Армстронга, порулил назад. Свернул с шоссе он возле виллы Рудольфа Штайнера.

— Беда с правдолюбами, — вздохнул доктор, отпустив соглядатая. Всю ночь в его кабинете мерцал масляный светильник, мелькали тени духов и слышалось нудное бормотание мантр…

* * *

Фон Боль, преисполненный ответственности перед Историей, очнулся первым. Знакомые развалины Рябиновки в сумерках явно указывали, что они прибыли по адресу. Комбинация сработала. Отныне он — особа приближённая к фюреру… Яволь — Германия превыше всего!..

За кустами рыскали лучи фонарей, слышался лай собак — дозорные третьей роты шварце-СС через минуту будут на месте. А вскоре с его подачи Рейх станет владычествовать не только над пространством — но и над временем. Эскадрильи боевых виманов взмоют над землёй, неся высшую справедливость непокорным народам Галактики… Замирая, шарфюрер потряс за плечо Гёринга — коснуться рукой священной особы фюрера он бы не посмел…

Блюмкин из-под прикрытых век коварно следил за троицей неудачников. Дело сделано, оставалось отрезать им путь к отступлению. Нащупав в кармане отточенный с одного края никелевый пфенниг, он дождался, пока шарфюрер повернётся спиной — и со всей дури пропорол лезвием накрест мембрану Бубна. Кожа Амбы Шаман Энлиля лопнула, словно перетянутая струна…

От резкого звука Хитлер пришёл в себя. Вспомнив, зачем он здесь, вскочил на ноги и зафиксировался в проёме развалин, скрестив руки на причинном месте. Луч фонаря упёрся в его невысокую напружиненную фигуру с повязкой на руке. Волевой рот напрягся, готовый разразиться импровизированной речью. Великий миг!..

Гёринг и Боль вытянулись, вскинув руки в арийском приветствии…

* * *

— Лежать! Работает ОМОН! — огласил Рябиновку в матюгальник окрик майора Тамбова, подкреплённый короткой очередью из «калаша» поверх голов.

Фюрер первым рухнул по фронтовой привычке ничком, вжавшись в землю. Боль успел полоснуть кинжалом снизу по уху набегающего мента, прежде чем его сшибли с ног прикладом. Через минуту дело было кончено — всех четверых упаковали в браслеты.

Максим Максимович подмигнул волочившему его в «бобик» лопоухому конвойному — в голове пели скрипочки Таривердиева из «Семнадцати мгновений»… Пасьянс сложился.

— Йес! — он мысленно вскинул кулак кверху. Можно представить себе, как теперь пойдёт вразнос мировая история без этого бесноватого ефрейтора. Ждать оставалось считанные часы, пока ряженые клоуны парятся в пресс-хате немской мусарни!

Светало… Йети — мохнатый лесной человек — обездоленно прокричал в умирающей ночи.