— Левин, готовьте вазу! — Катя, раскрасневшись, вбежала с тремя веточками освящённой вербы. — Весь год должны стоять, если поп не врёт! Это чудо. Поп такой чудесный, и кстати, он байкер! Эй! Где все попрятались? Тёть Дуся, где пипл?
— Тс-с! Аллилуйя, — музейная уборщица сурово приняла у неё мохнатые дары весны и, ткнув их машинально в аквариум с местными тритонами и пиявками, всхлипывая, закрыла лицо ладонями.
— Да вы что, тёть? И где все наши вообще? — юная стажёрка наивно захлопала серо-зелёными глазками.
— Дьявол! — прошипела старуха, осеняя ничего не понимающую девушку крестным знамением. — При дверях Суд божий… Конец света! Ляжки-то прикрой пред Господом!
— Тётя Дуся! — Катерину не учили на истфаке, как общаться с религиозными фанатами в стадии обострения. — Радмила Марковна на месте? А Левин? Да Соков этот мерзкий, в конце концов? Где все?
— Все сгинули. Страшный суд. Никого не минет чаша сия. Двенадцатый год календаря майя — последний… Апокалипсис! Ванга! Из подвала уже колотится Сатана!
— Тёть Дусь, ты это… Посиди лучше здесь, ага? — Катя устремилась через залы к известной двери. Знакомые экспозиции — парейазавры, неандертальцы, Халтурин, Дзержинский, молодой Сталин… Из подвала ей смутно послышалось дробное рокотание бубна. Катя пнула в дверь ногой:
— Левин! Кончайте дурью маяться! Дусю вусмерть зашугали! — бубен напряжённо смолк. — Я вам лапши «Анаком» принесла. И вербу. Ну Левин, миленький, откройте мне! Это я, Катя!
— Ху-у-ум-м-м! — послышался из-за двери нечеловечески-низкий протяжный звук — и вновь заколотил бубен. Тут стены маленького зала поплыли у неё перед глазами, крутясь и расширяясь, со всех сторон вспыхнули жёлтые лисьи глаза, стальная дверь надвинулась, и она, падая навзничь, в одно мгновенье вспомнила всё…
* * *
… В эту избушку её привела прямо с автостанции «Нема» стрёмная рыжая девчонка-подросток.
— Сказкина Катерина — ты? По этнографии русского язычества?
— Салют! Это ты мне про бубен в личку писала? — Катя, приняв игру, пыталась отвечать по-свойски.
— Ну, типа… Мыло моё, а бубен дедкин. Он в сети не шарит, старпёр. Идём уже, я Лили Марлен, — девчонки на голливудский манер стукнулись кулачками в знак дружбы.
Круговерть грязных переулков, ветхие ворота и коровий череп при входе настроили исследовательницу на научный лад. Она тайком извлекла было диктофон — но он так и не пригодился. Дедок, представившийся Колей, провёл Катю в избу и радушным жестом усадил на лавку.
— Так говоришь, по науке приехала? Предметы изучаешь? — глазки старца глядели из-под седых бровей этаким добряком — но по хребту её пробежал самопроизвольный морозец.
— Я получила электронное письмо. Про бубен… Вообще, знаете, русская этнопсихология — моя тема.
— Знаем, какая твоя тема — цурюк нах хаузе. Вот бражки выпей с дороги — тут тебе и будет тема…
Катя храбро заглотила приятную жидкость из кружки.
— А всё же бубен шамана можно посмотреть? Или наврали про вас, дедушка, что вы маг?
— Кто могет, тот и маг… Лови, ежели дотянешься, — мазык лукаво потряс у неё перед лицом невесть откуда взявшимся расписным бубном.
— Оба-на! Хватай! А то поди наврали шуты сдуру учёной девке?
Катя снова и снова дёргалась всем телом, чтобы схватить заветный артефакт — но её рука опять провалилась в пустоту.
— Да вон он бубен — то, бери! Иль дураки деревенские те врут… — дед прыгал по избе молодым козлом. Катя рыпнулась встать с лавки — и не смогла, словно за гвоздь зацепилась юбчонкой. Дёрнувшись несколько раз, поняла, что держит не сзади. Вперёд не пускала какая-то мягкая, но неодолимая стена.
— Хорош, цурюк! — дед Коля махнул у неё перед лицом ладонью, и Катерину отпустило.
— Теперь говори — какая твоя тема? Научная?
— Отец ушёл, когда я маленькой была… Мамка… свинью последнюю забила, чтоб мне образованье гуманитарное… Сучка я… — Катя неожиданно для себя заревела в голос… — Макс бывший — фу, как стыдно! А теперь Левин этот музейный — импотент какой-то… Всех их я мужиков ненавижу!!! Почему он на меня так криво смотрит, урод? Ы-ы-ы!
— Ну, вот и ладушки. Встретила в себе деву-Обиду — погладь и спрячь, пускай никто неймёт… После сама прошщупаешь…
Дальше был какой-то сияющий провал.
… К автобусу до облцентра Катю провожала всё та же сомнительная рыжая Лилька. Впрочем, добыча, упакованная в три ряда мешковины, компенсировала всё. Левин просто опупеет. Настоящий шаманский бубен, вау! Мухоморы эти — туфта, про них ещё Бунин писал, что безвредные. Всё уже почти прошло.
— А чего это твой дед всё цурюкает? — спросила она провожатую напоследок.
— Да, так. Привык с войны. В германскую в плену побывал — с тех пор прилипло.
— Нацистский лагерь — страшное дело… — политкорректно вздохнула Катерина.
— Дура. Какой в жопу лагерь? Он в первую германскую был. Там в плену и бабку мою склеил, Грету. Вон, гляди! — в лилькином ай-фоне на фоне готического собора усач в клетчатом костюме и котелке обнимал за талию томную блондинку с высоким начёсом.
— Это дед Коля с бабой Гретой. А во вторую германскую его по возрасту не призывали.
— Так он выходит здесь тоже через Дыру очутился? — сама не понимая толком о чём, спросила Катя.
— Не, дедуся здесь самокатом. Через здоровый образ жизни.
— Врёшь, столько не живут!
— Вот и старый о том же, — печально вздохнула Лили Марлен. — Типа, домой ему пора. А как я тут без него — не колышет. Эгоист, медведь, сволочь старая! Ладно, не грузись, подруга, автобус твой. Пошла — ком! Айн-цвай-полицай… — смахивая дождинку, ползущую по щеке, рыжая волшебница отвернулась. На этом сновидение кончилось — Катю грубо подняли с пола музея двое крепышей в штатском.
— Госпожа Сказкина?
Катя, оправив задравшуюся миниюбку, нарочно тормознула на несколько секунд, чтобы прийти в себя.
— Я, и что?
— Нужно побеседовать.
— Без моего личного адвоката я не скажу ни слова! — краешком глаза она злорадно заметила длинный огонь плазменной горелки, разрезающий по дуге вокруг замка бронированную дверь в подвал. Если там Левин — сам виноват, ботан херов! Пусть с ним теперь внутренние органы разбираются!
— Товарищ майор, готово! — доложил, снимая маску, сварщик.
— Господин Дупак! Ставьте уже вашу защиту! — мрачно отдал приказ майор Тамбов, ни на грош не веря во всю эту херомантию. Из управления навязали шарлатана — генерал Шугал сбрендил на чертовщине.
— Лучшая защита — это нападение, — прошипел без голоса лысый как яйцо специалист, нервно потирая на висячем носу старомодные очки.
— Всё, что угодно, только живее. Вам платят за результат!
— Не вы мне платите, едрёна шишка… — Алан Дупак встал в своём астральном балахоне перед дверью, растопырившись в форме пентаграммы. Голос его сделался вдруг басовит и зловещ, он шёл словно из низа живота.
— О, великое братство ночи! Предстань пред тем, чей низкий разум движет Эйцехоре! Вырви сей гогочущий язык и запихни ему обратно в глотку, о, Кали-ма! Пронзи его легкие жалами скорпионов, о, Сехмет! Ввергни суть его в пустоту гнетущую, о, могучий Дагон! Шемхамфораш! Мене! Текел! Фарес! Йоахве!!!
— Всё сказал? — выбив плечом бронированную дверь, таившийся за ней полковник Сульфат вихрем снёс с пути главного федерального мага и всю опергруппу, потом взметнулся по крутой лестнице, прижимая к косматой груди Бубен. Сверху раздался удаляющийся топот его больших ног.
— Козёл! — Тамбов презрительно сплюнул под ноги мага.
— Поймать и уничтожить мутанта! Алло! Всем постам! План перехват!
— За козла ответишь! — прошипел Алан Дупак, стягивая через голову балахон. Шея его была туго перебинтована. Окажись здесь Левин, он бы страшно удивился, опознав в федеральном колдуне загрызенного накануне в мазыцкой избе комиссара Якова Блюмкина… Но Левин был далеко…
* * *
— Катерина Ивановна, вы можете идти? — вспомнил наконец майор Тамбов о скорчившейся за косяком девушке.
— Да, майор, — ответила Катя, вставая и брезгливо отряхиваясь. — Я могу идти. И уберите руки, пожалуйста — у вас под ногтями траур. Кто там был? — она указала на развороченную дверь хранилища.
— Это бы мне у вас лучше спросить, сударыня…
— Я ничего не знаю! Все вопросы — к руководству, — она независимой походкой проследовала через залы экспозиции на улицу, хотя на самом деле дрожь колотила всё её тело. «Господи! Или кто там? Дьявол? Что происходит? Надо ехать к деду. Он точно всё знает…».
— Проследить за сучкой! — приказал в рацию своим людям Тамбов, чувствовавший себя обгаженным, но непобеждённым.
* * *
Йети видели в этот понедельник десятки людей — но не запомнил никто. Промчавшись мимо Вечного огня скачками вниз по деревянной лестнице к монастырю, «реликтовый гоминоид» бил в бубен, и жавшиеся на лавках влюблённые парочки замирали на миг в поцелуе — а потом глядели друг на друга, и их пальцы туже сплетались в дыхании весны.
Йети в серебристой мохнатой шкуре пробежал, колотя в бубен, и исчез в воротах Зачатьевского монастыря. Никто из прихожан не понял, в чём дело — мелькнул и пропал. Письменных свидетельств также не сохранилось. Обычный апрель, начало Великого поста. Мало ли чего примерещится по авитаминозу.