День второго мая для следователя ФСБ Чаплина начался с какой-то мутоты. Ночью ограбили сельпо — так здесь по-старинке называли магазин на выезде из посёлка. Хозяин — низенький, потный армянин Саркис, всплёскивая руками, составлял опись убытков и выкатывал беспомощно сердитые глаза.

Список похищенного был странен. В основном продукты, притом простые — консервы, крупы, макароны, спирт. Пара коробок не самых дорогих сигарет. Дорогие турецкие куртки, обувь, коньяк — не взяли. Оставили даже выручку за день. Исчезло зато несколько пар термобелья, три топора и весь запас голландского табака, валявшегося за прилавком третий год. На двери обнаружена надпись краской из баллончика: «Всё вернётся!» — Что вернётся?

Эксперт сказал, что сигнализация отключена грамотно. На мокрой глине отпечатались следы шипованной резины внедорожника. Чаплин плюнул, и отправился обратно в РОВД — продолжать допросы. Почему он должен выполнять чужую работу! Где этот долбаный Столбов? Второй день гуляет где-то с доярками пьяный — и хоть бы показался!

В коридоре его уже ждал вызванный повесткой руководитель местных коммунистов тов. Шохин. Это он возглавлял памятный митинг, после которого Кучелапов исчез.

— Присаживайтесь, Велиор Артурович. — Шохин сел, гордо кусая губы и ожидая, что сейчас повторится широко распиаренный когда-то сюжет «Допрос коммуниста». Но ФСБ-шник оказался незлым и по-человечески усталым.

— Сейчас не будем касаться вашей неприглядной роли в учинённых беспорядках. Я хотел бы просто побеседовать. Узнать ваше мнение. Вы человек интеллигентный, и уж, по крайней мере, не террорист и не уголовник. Что подозрительного вы замечали в посёлке? Или странного? Все вот говорят, что у вас в районе нечисто…

Шохин с облегчением понял, что бить не будут, и его прорвало:

— Лес у нас воруют, товарищ следователь…

— Ну, это не ко мне, — поморщился Чаплин.

— Да нет, я вам про нечисть. Про ведьму хочу рассказать.

— Эта, как её — Индира? — вспомнил Чаплин уже слышанное.

— Индига. Ведьма, девка молодая. Так вот, лес воровал Бабай. Другие тоже, но этот — внаглую, лесовозами. Бригада у него была своя. Наглый, крикливый, ментов всех купил… Извините… Чуть что не по нём — в рыло. И в лесу каждую тропку знал, браконьерил. Так вот, это вся его бригада видела. Только приехали они на делянку, пилы расчехлили — выходит из лесу девка эта. И к нему, к Бабаю. Он на неё только было с матом — а она рукой так вот сделала — Шохин выкинул подобие «Хайль» и медленно опустил руку к поясу. — И Бабай замолчал, и как зомби, пошёл к ней. А она смотрит — и никто не может шевельнуться. Так и увела Бабая в лес. А вернулся в посёлок через три дня — и никто его узнать не может. Тихий, у всех прощения просит. И глаза — добрые… Раздал технику, из дому всё — чуть не даром. Дом запер и ушёл. С тех пор его и не видали.

— Н-да, бывает… А что ещё эта… Индига?

— Ещё один был, из уголовников. Изнасиловать её хотел. Так же рукой (Шохин осторожно выкинул «хайль») его заморозила. А ночью его медведь задрал. Прямо за посёлком. Всё лицо лапой снял, и кишки наружу.

— Что ж она, по-вашему, и медведями распоряжается?

— Вы меня, товарищ следователь, извините, я по должности материалист. Но в посёлке говорят, что медведь тот — не просто медведь, а… — он нагнулся к Чаплину и пугливо прошептал: «О-бо-ро-тень!»

— Ну, ладно, — поморщился Чаплин — А вообще — кто такая, где живёт?

— Вообще — девка тихая, сирота. Живёт у деда на пасеке. Скотину бабам лечит. Мышей из столовой вот недавно вывела.

— Как — вывела?

— Никто не знает. Заперлась, пошептала что-то — так они через дорогу и побежали. Ни одной с тех пор нет.

— Ладно, вы мне тут какое-то фэнтези рассказываете. Вернёмся на землю. Появлялись в посёлке незнакомые?

— С неделю назад шатались двое городских. Мы, говорят, рыболовы. Я им — мол, какая же сейчас рыбалка? Вода-то мутная. Смеются. — А мы, говорят, как раз в мутной ловим…

— Где сейчас?

— А кто их знает. Стояли палаткой дня три, потом то ли уехали, то ли в лес подались. Один худой, длинноволосый, другой со шрамом.

— Ну, хорошо. Вернёмся к демонстрации. Кто такой Домкрат? Почему так зовут странно?

— Зовут за силу. Был случай, на него городские полезли. Так он их сгрёб всех, шапки посрывал норковые, потом баню за угол приподнял, шапки все под неё сунул и на место опустил. Пока на всю бригаду не проставились — не достал. С тех пор и зовут — Домкрат.

— Ну, хорошо. А по-настоящему он — кто? Живёт где?

— Тайга большая. Появляется, исчезает… Шохин помолчал и добавил глухо:

— Только говорят, что по-настоящему-то он и есть тот медведь… Оборотень!

— Ладно, идите… — Чаплин сжал голову ладонями — крыша явно съезжала.

Он вышел на воздух. Стемнело. Глянул на окна кучелаповского дома. Там оставались дежурить двое милиционеров. Зайти, проведать… Через минуту он уже вызывал по телефону всю оперативно-следственную группу.

Двое местных сержантов на ковре возле раскрытого бара в кабинете лежали рядком на животах в странных позах. Они были связаны жабой — ноги к рукам, во рту — теннисный мячик и кучелаповские носки. Сейф был вскрыт!

— Грамотно вяжут, черти! — одобрил Егор Михалёв, разрезая путы.

… Саркис уже запирал своё разорённое гнездо, как вдруг из кустов окликнул тихий голос: «Хозяин!»

— Бабай?! Ты?…

— Возьми вот… Тут больше… — Бабай протянул оторопевшему армянину шуршащий ком денег.

— Извини за беспредел… Мужик ты неплохой.

— Э, слюшай… — Саркис стал машинально совать купюры по карманам, — Я заявление заберу тогда… Завтра…

— А это как хочешь. Кому ты заявление писал, того самого завтра попишут, — спина Бабая растворилась в кустах.

— Ну, вы там, если что, приходите ещё! — растерянно произнёс Саркис.

— Придём, — прошелестели кусты.

Всё это слышала притаившаяся за сельмагом бабка Чарушиха, и тут же побежала доносить. В ФСБ бабка верила — это вам не Совков-паскуда!