— Я в последнее время стала выписывать "Правду", — рассказывала Лариса Петровна, входя с газеткой в комнату. — Пусть это- официоз, пусть в ней новости публикуются чуть позже, чем в той же "Комсомолке", но зато эта газета выходит каждый день. И, соответственно, каждый день почтальон бросает ее в мой ящик. И если на почте есть письмо от Венички, то я его получаю в тот же день, когда оно приходит на почту.

Только что Елена и Лариса Петровна попили чай с малиновым вареньем и посмотрели фотографии лейтенанта Фролова.

Вениамин и вправду выглядел молодцом, так что Никоновой не пришлось кривить душой по этому поводу, и она довольно умело подыгрывала бедной старушке, считавшей, что ее внук жив и пишет ей письма. А в остальном Силантьева была вполне разумной и с ней нормально можно было разговаривать на любые темы.

Старушка развернула газету и оттуда выпал белоснежный конверт.

— Ну вот, я же говорила, еще одно письмо от Венички!

Она проворно вскрыла пакет ножом и, достав сложенный вдвое листок, извинившись, стала внимательно читать. Лена с грустью посмотрела на нее и с любопытством взяла со стола пустой конверт. Обратный адрес был написан крупным мужским почерком. Ни страны, ни города написано не было, а просто стояло несколько цифр — номер полевой почты. Никонова поглядела на почтовый штемпель…

Сначала Елена не поверила своим глазам. Отчетливо читалось: "Челябинск-ПЖДП, 24.10.82" Что за чушь? Письмо от внука Лариса Петровна и сама себе могла послать, но штемпель-то как она могла подделать? А газета? Лена посмотрела на первую страницу и увидела на орденоносной газете дату: Понедельник 25 октября 1982 г.

В правом верхнем углу был опубликован указ о созыве Верховного совета РСФСР, причем подписан он был фамилиями каких-то совсем неведомых Елене людей. И, самое удивительное, газета была свежей, чувствовалось, что ее еще никто не раскрывал, а от страниц еще пахло типографской краской, как будто ее и в самом деле только что отпечатали. Никонова развернула газету и среди сообщений ТАСС прочла, что в Пномпене законное народное правительство Кампучии протестует против присутствия полпотовцев в ООН. А в Дели Индире Ганди не нравится то, что Пакистан вмешивается во внутренние дела Индии.

На что Елена была далека от политики, и то она знала, что Индиру Ганди давным- давно убили какие-то террористы. А на страницах этой газеты дочь Джавахарлала Неру еще правила Индией и выражала свое возмущение происками недругов. И пока Лариса Петровна перечитывала письмо от внука, наша героиня размышляла.

Все это могло произойти, только если она, Елена Никонова, вдруг ни с того ни с чего попала бы в прошлое. Но как такое чудо могло c ней случиться, было абсолютно не понятно. Хотя это многое объясняло. Ведь, действительно, в те далекие времена здания, где располагался ее Сбербанк, еще не существовало. В торговле все было в дефиците — отсюда та длинная очередь около универмага и плохо одетые люди. Понятно тогда и их внимание к подругам. Если у Елены только качество и незнакомый фасон одежды могли вызвать зависть, то Наташка, наверняка, поразила их своим смелым для 82 года видом- этакой смесью нахальства и сексуальности.

Естественно, никаких ярмарок ни у "Детского мира", ни у "Молодежной моды" не могло быть и в помине, поэтому-то Наташка никого нигде найти не может. Конечно же, ее Светка Лактионова ни в какую Польшу или Турцию еще не ездит, а этот хорек Клюев, который собирает у них плату за места, возможно, и в самом деле еще ученик школы. И то, что ее, Елену, принимают за старшую сестру, уже не казалось странным. Ведь Лидии в то время, если сейчас 82-й год, было двадцать четыре, а ей самой — всего шестнадцать. Все сходится. Тогда…

(Тут Лена посмотрела на седовласую старушку и почувствовала некоторую нежность и большую грусть одновременно.)

… тогда Лариса Петровна еще в своем уме и в самом деле получает письма от Венички. А офицер-гвардеец Вениамин Фролов еще жив и здоров и точно вернется живым и невредимым из своей первой афганской командировки. Было что-то страшно нелепое в том, что она, Елена, знает будущее, знает, что Веня погибнет, а милая и добрая его бабушка потеряет рассудок.

Пытаясь как-то повлиять на эту нелепость, Лена сказала:

— Вы знаете, тетя Лара, если Вениамину еще раз предложат поехать в Афганистан, то ему нельзя будет соглашаться.

— Ну что ты, Лидочка, какой второй раз. Он пишет, что там у них все спокойно, скоро вернется, и афганская революция скоро победит окончательно. Так и в газетах пишут. Они там больше строят, чем стреляют, — жизнерадостно сообщила старушка.

"Оборонительные рубежи да окопы они там строят!" — хотела ответить Лена, но не решилась. Она из вежливости прочла свежеполученное письмо и ответила на несколько вопросов пожилой учительницы. И про здоровье матери, хотя ей было трудно вспомнить, болела ли уже ее мать тринадцать лет назад диабетом или нет, и про перспективы рабочей карьеры старшей сестры, и про свои собственные планы после окончания школы.

Чувствуя некоторую скованность от своего двусмысленного положения, Лена решила закруглиться. Она вдруг вспомнила про какое-то неотложное дело и засобиралась домой.

Чтобы проверить свои подозрения, Никонова попросила у старой учительницы монетку для таксофона и с замиранием сердца получила советские две копейки. Не веря окончательно в сказочное перемещение, Никонова решила отправиться туда же, на улицу Кирова, и повнимательней посмотреть на то, что вызвало у нее смутное беспокойство несколько часов назад.

Попрощались они с Ларисой Петровной по-доброму, и та как-то грустно сказала ей перед уходом:

— Жалко, Лидочка, что у вас с Вениамином ничего не получилось. Из вас бы вышла отличная пара.

И что же? Предчувствия Лену не обманули. То, на что она не обращала внимания в первый раз, прямо-таки лезло в глаза. Во-первых, универмаг назывался не "Молодежная мода", а "Юность". Во-вторых, вместо автомобильной стоянки у главпочтамта возвышался двухэтажный кинотеатр "Октябрь", а в-третьих, разительно отличался сквер у Вечного огня. Он был обсажен огромными деревьями, и за ним виднелась гранитная стена с какой-то надписью. Вот такие чудеса! Это если не обращать внимания на всякие мелочи, как то: красный флаг над зданием областной Думы, отсутствие обменных пунктов валюты и назойливой рекламы, изменение профилей магазинов и интерьеров некоторых зданий.

Вы спросите, как же это возможно, не замечать сразу таких перемен. Ну, во-первых, не все из нас и не каждую, надо заметить, неделю путешествуют в прошлое. Представьте, что нечто подобное произошло с вами. Причем, вас никто об этом заранее не предупредил. Вышли вы на улицу из квартиры, а там вместо криминально-недоразвитого капитализма вся страна увлеченно выполняет планы очередной пятилетки. Не слабо? Но я уверен, что многие из нас поначалу тоже не сразу это заметят. Подумаешь, если вместо рекламы "Сникерса" на красном полотнище начертано: "Решения двадцать такого-то съезда в жизнь!" Как мы не читали в прошлом коммунистических лозунгов, так сейчас не обращаем внимания на стенды с рекламой. Лично я их замечаю только потому, что их читают мои дети. Иными словами, изменения заметны, когда они ожидаемы. Во-вторых, день начался для Елены октябрьским утром, когда еще не очень- то рассвело, а в темноте, как известно, все кошки серы. Все еще сомневаетесь? Да вот элементарный тест на внимательность: многие горожане ежедневно бывают около оперного театра, но если вы спросите у них, сколько же колонн украшают его главный вход, то, скорее всего, лишь один из двадцати опрошенных ответит вам правильно.

Есть, конечно, и другие факторы, могущие свидетельствовать о том, что вы переместились во времени, например, средства массовой информации. Но радио и телевизор Никонова с утра не включала, чтобы не мешать спать дочери, а газет никогда не покупала. Много вы видели красивых женщин, читающих с утра газеты, если в них нет интересных статей, порекомендованных вчера подругой или заманчивых объявлений? Так что, не очень-то это и странно, что Елена не сразу заметила свое проникновение в прошлое.

Да и вообще, для истории тринадцать лет — не срок. Вот если бы мои герои очутились в другом городе, в чужой стране или, не дай Бог, не в своей эпохе, вот тогда-то это было бы для них "подарком" судьбы. Прямо как у Марка Твена или Булгакова, открываешь глаза с утра пораньше, а тебя какой-нибудь рыцарь или витязь копьецом тычит и спрашивает на староанглийском или старославянском: "Ты, смерд, чей будешь?"

Итак, Елена оказалась в недалеком прошлом. Она уже поняла, что на работу ей сегодня не надо, поскольку ее никто там не ждет. Поучиться в школе она тоже не может и не очень-то хочет. Затем ее взволновали два вопроса. Первый — где же она теперь живет. У родителей? Так вроде у них и так есть две дочери и еще одну — великовозрастную- они никак не ждут. Заявиться и сказать: "Здравствуйте, я ваша младшая дочь. Я прибыла из будущего, я буду у вас жить". Картина! Кино можно снимать. У мужа? Но Евгений Никонов — еще холостой человек и совсем не догадывается, что где-то по городу бродит его жена. Или будущая жена? Голова кругом, запутаться можно. Второй вопрос тоже непростой. Как это, не садясь ни в какую машину времени, она вдруг оказалась в прошлом. Нельзя же считать такой машиной времени трамвай 16-го маршрута, которым она добиралась до работы. Слишком уж там было тесно и толкотно. Не могли же все его пассажиры ехать на тринадцать лет назад. Вдобавок, Наташка ведь тоже взрослая и тоже из 95-го года, а ехала совсем другим трамваем. А кстати, где же Парамонова?

И тут ее хлопнули по плечу. Елена обернулась и увидела улыбающуюся подругу. Судя по ее довольному виду, все у нее было прекрасно.

— Слушай, Ленка, тут такие дела, — горячо зашептала Наталья, времена поменялись. Сейчас почему-то — восьмидесятые годы.

И она бестолково попыталась объяснить Елене то, о чем Никонова сама уже догадалась.

— Я даже скажу точнее, сейчас 82-й год, — уточнила Никонова. Ты не помнишь, что мы с тобой тогда делали.

Подруги занялись обсуждением сложившегося положения. Храбрая Парамонова решительно дала ответ Лене на все ее вопросы.

— В твоей квартире должен быть 95-й год.

— Значит, Жанна тоже попала сюда вместе с нами?

— А как же? — уверенно сказала Наталья.

— Но где же тогда живет Евгений? Или меня ждут дома два мужа, один — молодой, другой- старый?

Тут только до Парамоновой дошла вся сложность их положения.

— А ты не думаешь, что когда ты заявишься к себе, то шестнадцатилетняя Наталья Федоренко, пришедшая в данный момент из школы, может не пустить тебя на порог? Так и спросит: "Тетенька, вы кто такая? Что вам нужно?" — продолжала задавать вопросы Елена. — Как ты собираешься ей объяснять свое появление?

— А что же делать, не в гостиницу же идти?

— Понятно, что нет. Во-первых, мы- местные и нас там никто не поселит, во-вторых, там надо паспорта показывать, а после того, как ты его предъявишь, тобой сразу в милиции заинтересуются. Ты же его после замужества меняла, вот там и будет записано, что дата выдачи документа 1984 год, да еще вторая фотография, да штамп о разводе с необычной датой 93-й год. Объяснять замучишься.

— И что же ты предлагаешь? — спросила Парамонова.

— Не знаю. Но все равно надо ехать домой. Вдруг там — Жаннка. Я ведь ее не брошу.

— А мой Вадька? — задумалась Наталья. — Ну пошли.

И дамы решительно направились к трамвайной остановке.