В "Труде" половина четвертой полосы была посвящена компьютерной теме. Поскольку у меня к этой проблеме всегда был интерес, то статья о "хакерах"- взломщиках чужих защищенных программ, меня заинтересовала и я погрузился в перипетии электронного ограбления "Сити бэнка".

В этот момент зазвонил телефон. Сняв трубку, я снова услышал голос Никонова. После некоторого вступления Женька спросил:

— Слушай, я в последнее время ничем не болел?

— А как же, — согласился я, — коклюшем, дифтеритом, гонореей, сифилисом, СПИДом и лихорадкой Эбола.

— Нет, я серьезно. Понимаешь, у меня какие-то провалы в памяти.

— А, ну так это совсем просто — пол-литра на стол, и мы с тобой вместе восстановим розовое прошлое и даже увидим голубые дали будущего.

— Будущего у меня больше, чем достаточно. Есть у меня водка, ты можешь сейчас зайти?

— Пить с утра? Фу, как неприлично.

В то же время в голосе Никонова чувствовалось столько тревоги, что я вполне серьезно добавил, что сейчас приду. Но сразу я не собрался, поскольку начался "Дорожный патруль". Только ознакомившись с последними московскими криминальными происшествиями, я накинул курточку и пересек двор. Поднявшись на второй этаж, я позвонил в дверь Никонова. В прихожей было полутемно, и я не сразу сообразил, что меня удивило во внешнем облике приятеля. Когда же мы прошли на кухню, то я, наконец, понял, что мой друг заметно помолодел.

— Ты что-то на себя не очень похож. Неужели ты ездил в Уфу омолаживаться? А как к этому Ленка отнесется?

— Какая Уфа?

— Ну, как же, твоя жена звонила в понедельник, пригласила меня с супругой на десятилетие вашей свадьбы, которое вы собираетесь отмечать завтра. А про тебя рассказывала, что ты укатил на какой-то скучный научный симпозиум историков Урала в столицу Башкирии.

— Ты хочешь сказать, что меня дома нет?

— Нет, почему же. Ты, Жека, дома, у себя. Но, судя по твоим последним репликам, похоже, что дома у тебя не все.

Я постукал себя пальцем по виску. Никонов тоже хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— А я-то думаю, куда же мой паспорт делся. А он его с собой в командировку забрал. В Уфу.

Я с тревогой поглядел на друга.

— Кто забрал? Какой паспорт?

— Да мой же. Может, я — второй- уехал с ним в Уфу, поэтому его и нет среди остальных документов.

Женька никогда всерьез не занимался спортом, и хотя был на несколько сантиметров выше, однако ни за что не справился бы со мной. Уверенный в своем физическом превосходстве, я молча взял со стола кухонный нож со следами сливочного масла на лезвии и спрятал его в выдвижной ящик. Затем, успокоившись за свой тыл, я рискнул повернуться к другу спиной и открыл дверцу холодильника. Мне все стало ясно.

— Здорово гудели в Уфе? Слушай, давай я сейчас вызову скорую". Да нет. Эти тебя не возьмут, — размышлял я вслух. — Сейчас есть какие-то умельцы, которые из запоя прямо на дому выводят. У тебя есть свежие газеты?

— Ни черта у меня нет, — обиделся приятель. Ни газет, ни запоя.

— А кто половину "Зверя" вылакал?

— Не я — Петрович.

— Какой Петрович? Смолянинов?

— Да!

— Ты в окно посмотри, — не выдержал я. — Вон он с супругой вышагивает. Трезвый, как стеклышко.

Действительно, в кухонное окно можно было увидеть, как через двор прошли Смоляниновы.

— Интересно, а почему они кругами ходят, а домой не идут? — спросил Женька.

— По-моему, они и идут домой, в пятиэтажку. Они теперь там живут.

Женька удивленно посмотрел на меня и спросил:

— И когда они туда переехали?

— Да несколько лет назад.

— А кто сейчас живет в шестой квартире?

— Сначала какой-то милиционер жил. Потом он, вроде, развелся, а его супруга недавно квартиру продала кому-то. Но сейчас еще никто туда не въехал.

— Как продала?

— Обычно. Как продают — за деньги.

— А что, сейчас можно квартиры продавать?

— Сейчас с деньгами все можно. Даже человека безнаказанно убить. Нет, все же надо "скорую" вызвать для тебя.

— Да пошел ты со своей "скорой", тут такое дело произошло. Заснул я вчера — двадцать четвертого октября, а проснулся сегодня — двадцать пятого.

— Представь себе, со мной произошла аналогичная история. Перебил его я. — Просыпаюсь я сегодня утром, глядь, а сегодня — двадцать пятое октября 1995 года. И у меня есть подозрение, что завтра наступит двадцать шестое.

— Да. Но, я заснул в октябре 82 года, а не 95-го.

Я расхохотался.

— Ты классно меня разыграл. Мне давно не было так весело.

— А что ты скажешь, если мы сейчас постучим в шестую квартиру и оттуда выйдет еще один Cмолянинов? Ты же сам говорил, что я выгляжу очень молодо?

— Да, — согласился я.

— Так вот, я сегодня видел двух Петровичей: один гулял с женой, а второй — менее седой- заходил ко мне и пил мою водку.

— Нет, я — пожилой человек. Мне тридцать шесть лет, я стар для таких экспериментов. А ты — тоже старый, хотя и молодо выглядишь, да, вдобавок, болеешь. Давай, не будем ломиться в пустую квартиру!

— Да я тебе докажу!

Евгений выскочил в коридор, спустился на первый этаж и забарабанил в дверь шестой квартиры. Как я и ожидал, никто ему не открыл. Никонов поднялся на второй этаж и позвонил в восьмую квартиру, но и там его никто не ждал.

— Наташка, наверное, торговать ушла, — подсказал я ему, глядя на бесплодные его усилия.

Медленно, как на Христос на Голгофу, Женька прошел в свою квартиру.

— Ладно, если не хочешь врачей, давай займемся самолечением. Где у тебя таблетки? — спросил я, видя его состояние.

— В спальне, в гардеробе.

Я прошел в комнату, а Женька присел на полочку для обуви в прихожей. Я нашел аспирин и анальгин и собрался сообщить об этом другу, как в дверь позвонили. Женька не шелохнулся. Я подошел и открыл дверь. Вот кого я меньше всего ожидал увидеть, так это Григория Федоренко.

— Привет, мужики! — радостно начал он.

Женька приветственно кивнул головой, и пока прапорщик собирался что-то спросить, я первым успел задать свой вопрос:

— Здорово, Григорий Иванович, какими судьбами в наши края? У вас там в Синеглазово такая же хреновая погода, как и у нас?

— Откуда я знаю, какая там погода, если я второй день в отпуске. А в ваши края, к Женьке, — ехидно уточнил он, — я по-соседски зашел. Я у него вчера книгу про Кутузова брал, а сегодня найти не могу. Я ее не забрал что ли?

— Когда ты брал, — заинтересованно спросил Никонов.

— Да вчера же. Из этих, из замечательных людей.

— Еще один. Кто-то здесь ненормален, — заключил историк. — А как, по-твоему, Григорий Иванович, сегодня какой день?

Прапорщик на минуту задумался и ответил:

— Двадцать пятое октября.

Тут до меня дошла вся несообразность одежды Федоренко — он был одет в старое трико и тапочки на босу ногу, — и я спросил:

— Григорий Иванович, а ты что, Наташкину квартиру охраняешь? Или, подобно генералу Черноте, в таком виде по Челябинску щеголяешь?

Прапорщика мои нелепые вопросы стали раздражать, и он не очень вежливо буркнул:

— Я у себя дома живу, а не у какой-то Наташки.

— Ну, тебе виднее. Твоя дочь, — сказал я примирительно. — Ладно, Женька, вот тебе таблетки. Лечись. Пошли на кухню.

— Что, со вчерашнего болеешь? У меня тоже голову что-то ломит, хотя по моей норме, не так уж много мы и выпили.

Федоренко прошел за нами и жалостливо поглядел на хозяина квартиры.

— Иваныч, так какой год сегодня? — решил поставить жирную точку в нашем споре Евгений.

— Вестимо какой, 65 год!

Женька схватился за голову, а я очумело уставился на прапорщика. А тот усмехнулся и продолжил:

— 65-й год Октябрьской революции или 60-й основания СССР. Кому как нравится. Так во всех отрывных календарях написано.

Женька победно поглядел на меня.

— Вы, граждане, из мрачного тоталитарного прошлого никак не вернетесь, — ядовито заметил я. — Видно, вы какую-то не ту водку пили вчера. У вас общие галлюцинации.

Из моей речи прапорщик мало что понял и сказал:

— Вот и Петрович то же самое говорит, что нам водка не совсем свежая попалась. Меня сегодня с утра пронесло с нее. Сейчас кто-то ко мне звонил, а я на "горшке" сидел, открыть не мог.

— Это я звонил, — сказал Женя и посмотрел на меня.

— Так ты говоришь, еще и Петрович с вами пил? — спросил я, подозревая, что соседи отравились каким-то суррогатом.

— Да. И ночевать у меня остался, а сейчас он у меня сапоги да куртку занял, в гараж мой добежать за инструментом. А то он к себе домой попасть не может. Вот, наверное, и он.

Федоренко показал в сторону входной двери, в которую кто-то настойчиво звонил.

И в самом деле, за Григорием, ходившим открывать дверь, показался Смолянинов, облаченный в армейский бушлат и кирзовые сапоги. В руках Петрович держал топор и гвоздодер. Отдавая прапорщику ключи, он говорил:

— Сейчас, Женя, я в свою квартиру попаду, а там у меня еще один ключ есть. Исправим мы твой кран. Здорово, Сережка, чей-то ты постарел, за девками много бегаешь? — спросил он у меня, заметив мое присутствие.

Я ничего не ответил, но то, что Петрович выглядел значительно моложе, чем я привык, хотя это меня удивило.

Федоренко и Смолянинов вышли в общий коридор, а я придумав новый аргумент, сказал:

— Ну, ладно, Евгений, покажи мне свои новые книги, не будем мешать мастерам.

В гостиной я спросил:

— Ты хочешь сказать, что мужики эти вместе с тобой из прошлого прибыли? — спросил я, когда мы остались наедине.

— Да. Ты же сам это видишь.

— Может, ты сомневаешься в моих словах о 95-м годе и считаешь, что я морочу тебе голову?

Женька не знал, что ответить.

— Я вдруг вспомнил, — продолжил я, — что ты, как человек идеологически подкованный, никогда не любил смотреть советское телевидение.

Никонов кивнул головой.

— Может, ты скажешь, какие программы у вас должны были быть двадцать пятого октября 1982 года?

— Я проглядывал программу перед сном, — сообщил, подумав, Евгений, — там должна была быть профилактика с утра и передачи по обоим каналам должны начаться около пяти часов вечера. А потом какой-то футбол или… Точно- "Футбольное обозрение".

Я включил телевизор и, пока он грелся, сообщил ему.

— У тебя старый телек, поэтому он только шесть каналов ловит, а, вообще-то, сейчас можно смотреть девять программ.

Никонов посмотрел на меня недоверчиво, но тут появилась картинка, и прорезался звук. На первом канале три чудака отгадывали мелодии. Валдис Пельш кривлялся как обычно, и на Женьку, привыкшего к несколько иной манере поведения ведущих телепередач, его жесты, мимика и речи произвели некоторое впечатление. Не давая другу опомниться, я включил вторую программу. Но здесь шла передача про "Газпром", это не показалось мне интересным, и я снова переключил канал. На третьем демонстрировали исторический фильм.

— "Александр Невский"- определил Евгений.

По ленинградскому телевидению шла какая-то лабуда, и я переключил на "ТВ-6". Там три хорошеньких девицы жеманно выделывали физкультурные упражнения под бодрую музычку. На 52-м тоже показывали нечто подобное, только девицы были еще краше, а музыка еще круче.

— Ну-ка, ну-ка, это что? Оставь, — послышалось сзади.

За нашими спинами стояли Гриша и Петрович и с удивлением смотрели на экран.

— Это что за передача такая, с такими девками? — спросил Смолянинов.

— Это…

Я вдруг вспомнил, что если они, действительно, из 82 года, то они даже не знают, что такое аэробика. А зарядку они делают, если делают, по утрам под программу Всесоюзного радио.