Глава 1. Дворовые развлечения

I

Восславим Господа нашего, что во времена моего беззаботного детства не было ни интернета, ни мобильников, ни игровых консолей. Да что там компьютеры, в наше время даже игрушки были простыми и незатейливыми настолько, что их не страшно было вынести с собой во двор. Ведь большую часть свободного времени дети той поры проводили на улице в своем дворе или в его окрестностях. По квартирам сидели только безнадежно больные или сурово наказанные за плохое поведение. Скажи сегодня малышу: «Все, на улицу не пойдешь!» Он даже не поймет, что это наказание, просто пожмет плечами и в очередной раз усядется перед монитором расстреливать бластером некрасивых пришельцев или чудовищ на экране. Чего он там не видел в своем дворе? Стойбище автомобилей, заполонивших все свободные площадки, или жалкую кучку песка, не растащенную еще любителями кошечек и собак по туалетам для домашних животных?

В пору моего детства двор выглядел по-другому и имел для детей огромное значение.

Именно во дворе происходило все самое интересное, именно там была жизнь.

Так что же мы делали во дворе, во что играли? Игр было великое множество, и организовывали мы их сами. Никаких аниматоров и никаких воспитателей нам для этого не требовалось.

Главным развлечением для мальчишек, а говорить я буду в основном о них, был, конечно, футбол. Как только стаивал снег и просыхала площадка в центре двора, так до самых моросящих осенних дождей не смолкали на ней звонкие удары по мячу и крики «Го-о-ол!».

Я включился в эту игру рано, еще дошкольником. Раньше-то как было, хозяевами двора были не автовладельцы, как сейчас, а подростки. Они верховодили и решали, во что играть, чем заняться на площадке. А футбол организовать просто, там и нужно-то мяч и пара ворот, которые легко заменяются деревьями, столбами или парой кирпичей. Подростки и играли в первую очередь. А как они набегаются, решат чем-то другим заняться, уходят, то на освободившееся поле выбегает малышня и, подражая старшим, давай терзать свой собственный маленький мяч.

Старшие же между делом наблюдают, какая смена растет, из кого будет толк, а кто только суету на площадке создает. И как-то так получилось, что в возрасте лет пяти-шести я приглянулся ребятам постарше, и они стали приглашать меня в игру. В поле, конечно, не выпускали. Там меня шестилетнего бугаи двенадцати-шестнадцати лет просто бы затоптали уже через две минуты, а вот на ворота ставили охотно. Во-первых, все хотели быть центральными нападающими и забивать красивые голы, а голкиперу обычно доставалась только брань за пропущенные мячи. А кому охота ходить в неудачниках, легче поставить малыша вроде меня, с которого спроса нет, а вдруг что-то да поймает. Во-вторых, им меня было не сильно жалко. По воротам-то обычно бьют со всей дури, и единственный способ избежать болезненного попадания мячом, стоять где-нибудь в стороне, ну а кто тогда будет ловить этот мяч? А в-третьих, я действительно старался и прыгал за мячом, как лев. Ну, или как Лев Яшин. Старшим нравилась моя самоотверженность в этом вопросе, и я, начав рано, успел поиграть даже с теми и против тех, кто был лет на 9-10 старше меня: с Джоном-Сашкой Филиппенко, Сашкой Наумовым, с Юркой Стратечуком. Зато через два-три года, со следующим поколением, которое был лет на шесть меня старше: Вовкой Сухомлиновым, Сашкой Стратечуком, Юркой Журавлевым, меня иногда брали уже не только вратарем, но и защитником, с задачей путаться в ногах нападающих противника и мешать им прицельно бить по воротам. Спустя еще годы сменились поколения на дворовом поле, и уже я сам выходил в роли нападающего, ставя на защиту своих ворот мелкоту.

Так в дворовом футболе, как и в профессиональном, шла регулярная смена поколений. Пацаны играли в футбол лет с восьми и до четырнадцати, потом вырастали, и в пятнадцать-шестнадцать они могли еще побегать по площадке, но посвящать этому весь вечер? Ни в коем случае! Появлялись другие предпочтения и другие интересы: первые эксперименты с алкоголем и сигаретами, танцы, прогулки с девушками, деньги, наконец. Совсем другая жизнь начиналась, в которой места детскому футболу уже не оставалось.

Кроме футбола были и другие подвижные игры с мячом — «штандер» или «вышибала», например.

Очень охотно играли в прятки, слава богу, во дворе было, где прятаться, причем играли как в обычные, так и «палочку-выручалочку».

Много игр было с применением палок. Поскольку нормальные «городки» требовали специального инвентаря и ровной площадки, то в них играли редко. Видел я, как играют в «чижа», но в нашем поколении он не был сильно популярным, мы его не практиковали. Нам больше нравился «попа-гоняло». Один ведущий ставил «на попа» (вертикально) либо легкую деревяшку, либо простую жестяную банку, а остальные игроки со стартовой линии пытались ее сбить. Если кто-то попал, то «попа» ставили на том месте, куда он отлетал, и все следующие участники должны были сбивать его уже с этой позиции. Палки, не долетевшие до «попа», ведущий с особым цинизмом из — под ноги забрасывал подальше. Когда все бросят, то те, чьи палки оказывались перед улетевшим вдоль по улице «попом», имели право опять его сбивать. Ну а как только все игроки промахивались, и их биты лежали за «попом», начиналась самая веселуха — надо было сначала бежать за своей битой, а потом уже вместе с ней мчаться во весь опор к месту старта игры, причем точно по пройденному маршруту, срезать путь не позволялось. Естественно, что у того, кто отвечал за «попа», была фора, иногда в несколько десятков метров, и он, прибежав на старт первым, сдавал свою должность тому, кто прибегал последним.

Играть в такую игру во дворе было не очень интересно — нет размаха, поэтому мы использовали пустынные улицы Колхозную и Бехтерева, а потом, когда проспект Победы закатали в асфальт, то и его. Ведь южная часть проспекта в течение нескольких лет была непроезжей на участке от Аэродромной (ныне Косарева) до Краснознаменной. А там расстояние с полкилометра, было где и «попа погонять», и побегать.

Понятно, что при теперешней автомобилизации страны, эта игра умерла. Сейчас в нашей округе нет ни одной улицы, где можно было бы погонять «попа», не рискуя попасть под колеса машины или повредить битой чей-нибудь автомобиль.

Не менее популярной, чем футбол, среди мальчишек была игра в «войнушку». Здесь никаких особых правил не было, но были два условия: у участника должно быть «оружие», и «наши» всегда побеждали. Первое условие с минимальным усилием выполнял любой нормальный пацан, что же это за мальчишка, если в его арсенале нет автомата, пистолета или ружья. Это хуже, чем девочка без куклы. Второе условие выполнялось совсем просто — за «ненаших» никто играть не хотел, поэтому партизанская армия нашего двора всегда одерживала победы над воображаемым противником.

Элементом военных игр было и создание штабов. Иногда он появлялся спонтанно, проведут взрослые опиливание тополей во дворе или в детском саду, вот и из их веток и сучьев и создавалось что-то вроде шалаша, который объявлялся штабом.

Существует он, пока ЖЭК не удосужится прибрать территорию и вывезти древесный мусор на свалку. Можно было объявить штабом и укромный уголок школьного сада, да только там ничего оставить было нельзя. Школьный сад, после того как его перестали охранять сторожа, был местом часто посещаемым разными компаниями со всего Колхозного поселка. Поэтому любой штаб в самом скрытом закутке сада, был под риском его обнаружения. Хорошо, если там просто оставят пустые бутылки из-под спиртного или кучу окурков, а то ведь кто-то может использовать его, как общественный туалет.

Наиболее оптимальным был штаб, который создал Юрка Фисенко в своей сарайке. Никто посторонний туда не ходил, и там можно было обсуждать любые вопросы.

Были у нас и сезонные игры. Весной пускали кораблики по ручьям, а осенью мерились, кто глубже в лужу зайдет. В этом состязании, естественно, побеждал тот, у кого сапоги были с более высоким голенищами. Домой приходили довольные, но грязные, с мокрыми ногами, за что попадало от матерей.

Зимой играли в хоккей, но не так часто, как в футбол. Корта с бортиками и раздевалками у нас во дворе не было, да и каток нам заливали не каждый год. К тому же не шибко ровный и не очень большой. Кроме того, не у всех были коньки, поэтому играли в валеночках. Да и зима — не лето, темнеет рано, шайбу не видно, она же черная, поэтому играли либо в выходные, либо днем.

Большей популярностью пользовалась ледяная горка. Строили обычно высокую, от полутора до двух метров высоты. Катались на ней только на фанерках, с салазками прогоняли, чтобы железом не разбили ледяное полотно. Кроме обычного катания иногда устраивали на ней групповой конкурс «царь-горы». Одна бригада садилась на верхушке горы, другая взбиралась к ней по склону и пыталась стащить соперников вниз, чтобы самим занять это место. Атаковать с тылу, со стороны ступенек, запрещалось. Домой приходили довольные, румяные, иногда чуток рваные и с мокрыми ногами и рукавицами, за что попадало от матерей.

На лыжах катались не часто, тому было две причины. Во-первых, ездить на них по двору было неинтересно, а для прогулки в парк нужно было собирать хоть какую-нибудь компанию. Желающих же ее составить, подчас трудно было найти. Трудность же поиска компаньонов возникала по второй причине — на уроках физкультуры нас так напичкивали лыжной ездой вокруг школьного забора, что тратить на это еще и единственный выходной не очень-то и хотелось.

Тем не менее, на лыжах в парк имени Гагарина мы с Лешкой ходили. Поначалу с кем-нибудь из старших, то с братом Юрием, то с Вовкой Сухомлиновым. А лет в четырнадцать гоняли уже сами в компании с Сашкой Шмаковым.

Кстати, лыжня в парк им. Гагарина тогда начиналась прямо напротив наших домов на бугре, вдоль колючей ограды Автомобильного училища. Перешел улицу, встал на лыжи и вперед до перекрестка с улицей Полковой. Не снимая лыж, форсируешь проезжую часть, машины по этой улице проезжали крайне редко. Далее мимо частных домиков Колхозного поселка по такой же накатанной лыжне едешь до реки. Миасс уже замерз, так что и моста не надо, пересекаешь его по льду наискосок и, взобравшись на правый берег, оказываешься в городском бору. В общем, минут пятнадцать-двадцать и ты дышишь сосновым морозным воздухом городского парка.

Когда мы были мелкими, то одно время увлекались катанием с горки. Альпами нам служил бугор вдоль забора Автомобильного училища. Это сейчас там неказистая, мало заметная возвышенность, а поначалу там был склон не меньше двух-трех метров в высоту. Его в конце семидесятых бульдозером срезали. Вот с этого склона мы и скатывались прямо на дорогу. Улицу Краснознаменную тогда еще не чистили, как сейчас до самого асфальта, и потому была она снежно-накатанной. Нельзя сказать, что шоферам, которые случайно проезжали по нашей улице, шибко нравились наши скоростные спуски. Они почему-то считали, что мы стремимся попасть им под колеса. Один зловредный водитель самосвала даже не поленился остановиться, прогнать нас с горки и посыпать нашу «горную» трассу черноземом из своего кузова. Так что слаломистов из нас не получилось.

На коньках мы тоже катались, но не регулярно. Своего корта во дворе не было, а каток заливали не каждый год, да и очень маленький, особо не побегаешь. Можно было покататься по наледи тротуара улицы Краснознаменной, но когда еще пешеходы утопчут на ней снег до нужной твердости! Да и с коньками была проблема, нога у ребенка растет быстро, и то, что носил в прошлом году, не всегда можешь обуть в следующем. Так что массовых забегов на коньках в нашем дворе не случалось. Но был как-то год, когда пасьянс сложился: и коньки у нас с Лешкой были, и ездить мы уже на них могли, и у отца было желание с нами заниматься. В ту зиму отец несколько раз водил нас на настоящий каток, который заливали на стадионе Цинкового завода.

Из тех походов на каток хорошо запомнился один случай, когда я случайно обидел невинного человека. В тот вечер мы с братцем Лешей устроили игру в догонялки. Было уже темно, светили неяркие фонари по краям залитого льдом футбольного поля, в центре которого возвышалась пятиметровая ель. И вот я вижу, стоит мой братик в центре катка под самой елочкой в позе «зю», выставив попу и что-то делая со шнурками на коньках. Я потихоньку подкатываю к нему сзади и чувствительно, от души, пинаю его по мягкому месту. Но в тоже время не слишком сильно, я же не ставил перед собой цель, чтобы он обязательно клюнул носом в землю. Тут братец мой оборачивается и… неожиданно девчачьим голосом начинает кричать: «Дурак! Ты что делаешь! Я сейчас все расскажу…» Что и кому расскажет эта девочка, одетая в одежду, похожую на одежду моего брата, я так и не узнал, потому что сбежал оттуда быстрее скорости звука.

Если эти строки когда-нибудь прочитает та самая девчонка, которую я обидел зимним вечером на стадионе Цинкового завода, то мне хочется попросить у нее прощения. Извини меня, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, я просто обознался…

Ближе к весне или в оттепели, когда снег становился влажным и липким, играли мы в снежки и сооружали снежные укрепления крепости. Были случаи, когда игра в снежки была массовой, порою устраивали целые сражения с пацанами с «того» двора.

Иногда лепили снежных баб. Но долго они не стояли.

II

Были у нас и азартные игры. В карты играли чаще всего в «мавра» или в «пьяницу», но не на деньги, а на исполнение желаний. Могли и в «подкидного», чтобы выяснить, кто в компании дурак. На деньги, если они заводились, играли обычно в «чику» с «орлом и составом!» Но это была игра для тех, кто постарше. Для малышей азартной игрой была «пуговки». В этой игре надо было сначала метать свою пуговку в лунку, а затем чужие, не долетевшие до нее, щелчками загонять туда же, при условии, что твоя очередь щелкать. А вот с этим была беда, очередь поиграть часто до мелкоты не доходила. Выигрывали в подобных играх обычно старшие ребятишки, как более ловкие, а младшие в основном исполняли роли статистов.

Как-то проиграв с дюжину позаимствованных у матери пуговок, я навсегда зарекся играть в азартные игры на интерес. Я не только не играл больше в «пуговки» и чуть позже в «чику», но и в сумасшедшие 90-е годы не погорел ни на одной пирамиде.

Случалось видеть мне и экзотическую пасхальную азартную игру. В нее однажды играли мой брат Володя и его ровесники Джон, Сашка и Мишка Наумовы, Юрка Стратечук и еще кто-то. Нам эта игра была незнакома, и было ясно, что традиции и правила ее берутся с тех времен, когда еще все мостопоездцы жили на «19 км». Судя по тому, что я увидел, заключалась она в том, что катали с горки пасхальные яйца. Горка была сделана из доски, положенной на три кирпича. Те раскрашенные яйца, которые при этом удавалось задеть, считались выигранными, и катающий забирал их себе. В общем, это была не столько азартная, сколько развлекательная игра: во-первых, траектории скатывающихся яиц были весьма непредсказуемы, центр тяжести у них ведь нарушен, а во-вторых, выигранные яйца все равно съедались сообща после игры. Голодные времена давно прошли и таким способом пропитания никто себе не зарабатывал.

Девочки нашего двора играли с куклами, прыгали через скакалку и по нарисованным на асфальте «классикам», делали секреты с разноцветными стеклышками и красивыми цветочками, а также могли поиграть с нами в прятки и «штандер».

Но однажды они устроили у нас во дворе целое театральное представление. Повесили между двумя деревьями занавес из одеял, с одной стороны посадили зрителей: взрослых и детей нашего двора, с другой была сцена, где и выступали доморощенные артисты. Вернее, артистки, поскольку все роли исполняли девчонки. Я не скажу, сколько длился спектакль, кто был постановщиком, и сколько было задействовано актеров. Но запомнил, что нам показали историю про Золушку, и главную роль исполняла Белова Света. В детстве она была красивой девочкой.

Вот так мы тогда играли.

III

«Какой же русский не любит быстрой езды!» Какой же ребенок не любит кататься! Однако со средствами передвижения тогда была напряженка. Даже с общественным транспортом, ведь в те далекие годы ни автобусы, ни троллейбусы с трамваями в нашу глухомань не заезжали. Личного транспорта тоже было немного. Первыми в нашем дворе появились мотоцикл и мотороллер. Мотоцикл «Урал» принадлежал какому-то милиционеру, жившему в 28-м доме, и скорее всего он был служебным. Поскольку после того, как этот служитель правопорядка развелся с женой и исчез из нашего двора, вместе с ним испарился и мотоцикл. Зато железный гараж остался. Естественно, что на милицейском мотоцикле нас никто никогда не катал. Мало того, дяденька-милиционер был настолько суров, что когда он выкатывал свой «Урал» из гаража, то мальчишки его не обступали и даже близко к нему не приближались.

Потом появился мотороллер «Тула» у Юрки Стратечука. Ради этого двухколесного друга Стратечуки тоже приобрели железный гараж и поставили его неподалеку от бывшего милицейского с другой стороны сараев 23-го дома по Колхозной. Юрка часто возился с мотороллером, и не возражал, когда детвора за ним наблюдала, но катался исключительно сам, или мог прокатить кого-то из своих друзей-сверстников. Но зато когда Юрия не было видно во дворе, мы использовали его гараж для спортивных целей, прыгая с металлической крыши гаража на крышу сараев и обратно.

Вскоре появились и машины. У отца Сереги Белозерцева был «Москвич-407», но он предназначался исключительно для семейных поездок. Даже самого Серегу на нем катали не часто, не говоря уж о том, что бы он мог кого-то из своих дворовых друзей пригласить. Кстати именно Белозерцев старший занял гараж, освободившийся после отъезда милиционера.

Затем появился мотоцикл «Иж-Юпитер» с коляской у Резниковых. Дядя Вова был человеком добрым и мог покатать по двору и в его окрестностях мальчишек с нашего двора. Иногда нас садилось в коляску и на коляску человек по пять за раз. Естественно, что на улицы Челябинска с таким грузом он выезжать не рисковал.

С поездками на автомашине мне повезло, когда дядя Витя Сухомлинов приобрел 401-й «Москвич». Моя мать и тетя Шура Сухомлинова были очень дружны и нас часто приглашали в поездки в окрестные леса по грибы и ягоды. А чуть позже Вовка Сухомлинов научился водить отцовскую машину. И он нередко катал нас от дома до гаража на улице Бехтерева.

Позднее, когда дядя Витя сменил 401-й «Москвич» на 412-й, то расширился и ареал наших поездок. Порой мы ездили на вылазки за 100 и 200 километров от Челябинска.

Иногда был и на нашей улице праздник. Причем довольно экзотический. Я уже говорил, что первоначально мать работала в столовой Электоровозо-ремонтного завода. А в столовой имелся свой транспорт, гужевой. Водителем кобылы был на нем дядя Сережа. И вот по каким-то делам он несколько раз заезжал к нам домой, видимо, что-то завозил по заказу матери.

Такой шанс упускать было нельзя, сразу набегали пацаны со всего двора, разглядывая коняжку и тележку. Я или Лешка спрашивали у матери, она договаривалась с коноводом, и дядя Сережа всегда соглашался. После чего мы всей оравой залазили на повозку.

Поездка на настоящей телеге — это вам не езда в автомобиле. Для городских мальчишек это приключение. Обычно дядя Сережа выезжал со двора и по теперешнему проспекту Победы рысцой довозил нас до улицы Аэродромной. Можно было бы, наверное, проехать и дальше, но возвращаться-то нам надо было пешком, поэтому мы кричали ему «Спасибо!», соскакивали с телеги и радостно бежали в свой двор.

В 1971 году мимо нашего двора пустили трамваи. Казалось, катайся, сколько хочешь, но проезд-то надо было оплачивать! Пусть он и стоил три копейки, но интересно-то было кататься именно на халяву.

И я не знаю, было ли реально такое постановление, или это была только красивая легенда, но в нашей мальчишечьей среде существовало мнение, что раз в году, а именно 19 мая — в день пионерии, всем пионерам можно ездить на общественном городском транспорте бесплатно. Будучи малышом, я видел, как пацаны с нашего двора в этот день повязывали на шею алые галстуки, хотя в школе их никогда и не носили, и отправлялись кататься по городу. Я им завидовал и мечтал, что тоже когда-нибудь стану пионером и тоже поеду на трамвае из одного конца города в другой.

Однако, когда я дорос до нужного возраста, этим правом почему-то ни разу не воспользовался, все время от поездок по городу отвлекали какие-то более важные дела…

 

Глава 2. Экспедиции и проказы

I

Первые путешествия каждый из нас совершает под зорким родительским оком. Мы с братом тоже не были исключением. Обычно родители водили нас в городской бор, который вскоре назвали парком имени Ю. Гагарина. Там устраивали пикники и там же посещали аттракционы. Детская железная дорога уже была, и точно помню, что меня на ней катали. Было и колесо обозрения. В первое время мы с него даже собственный дом видели.

Как только кабина поднималась выше сосен, за рекой среди зеленого массива Колхозного поселка сразу бросалось в глаза желтое здание нашей школы N9. Школа высоко возвышалось над окружающими домами. От нее чуть правее виднелись кочегарка с длинной трубой и наши двухэтажные дома. Сейчас наш маленький дом, к сожалению, не виден, его загораживают выросшие многоэтажки.

Городской парк был довольно людным местом.

Обычный маршрут прогулки был такой: спускались до трамвая к Теплотехническому институту, оттуда на трамвае N2 доезжали до конечной у Центрального стадиона. Там, через главный вход в парк по центральной аллее шли к аттракционам. Накатавшись на каруселях, отведав мороженного и сладкой ваты, отправлялись на вокзал детской железной дороги и, купив там билеты, в вагончиках ехали до станции «Водная». Оттуда было рукой подать до плотины возле мелькомбината и пруда Коммунар.

В те давние времена Шершневской плотины не было, ее еще только строили, не было и Шершневского водохранилища, поэтому главным местом купания Челябинска считался пруд возле мелькомбината, который официально назывался Коммунар, а народ чаще пользовался названием Водная станция или просто Водная. Так и говорили: «Мы вчера на Водной отдыхали.» И все понимали где. Для тех времен пляж считался цивилизованным, там действовал пункт проката лодок, имелось и кафе с павильоном «Соки-Воды».

Кроме того, в парке имени Гагарина было еще одно притягательное место для мальчишек: выставка бронетехники.

Судя по фотографиям, я на этой выставке тоже отметился.

II

А в первую самостоятельную экспедицию, как сейчас помню, мы отправились втроем: я, братец Лешка и Женька Сухомлинов. Нам тогда уже исполнилось лет по пять-шесть и путешествие, которое мы задумали, должно было стать кругосветным. Мы решили обойти вокруг всего Автомобильного училища и осмотреть его со всех четырех сторон света.

Для начала поднялись к ограде училища прямо напротив наших домов. Ну ограда — это все же сильно сказано. С западной стороны долгие годы, где-то до начала семидесятых, единственной преградой, защищавшей военных в училище от нашествия гражданских лиц, был хилый заборчик из колючей проволоки. Сквозь него хорошо просматривались и склады воинского имущества, и цистерны с ГСМ, расположенные по соседству, и, главное, охранявший все это часовой с автоматом Калашникова за спиной.

Вот с этим часовым мы и поболтали минут пять. Ему, видимо, до того было скучно на этом посту, что он охотно нарушил устав караульной службы и вступил с нами в разговор. От него я тогда впервые узнал, что офицеры в армии служат по 25 лет. Когда тебе только шесть лет, то срок в четверть века кажется вечностью. Попрощавшись с ним, мы пошли на юг. Дошли до западной проходной училища. Там тоже на посту стояли часовые, но у них не было автоматов, а только штык-ножи на поясе.

С южной стороны училища не было ничего интересного — только сплошной деревянный забор, выкрашенный в зеленый цвет и какие-то закрытые ворота. Улица Полковая тогда была застроена частными домами, по ней и пешком мало кто ходил, да и машины практически не ездили.

Восточная сторона ЧВВАКУ была самой цивилизованной и фасадной. На улице Володарского уже уложен был асфальт, и по ней ездили не только машины, но даже и автобусы, а дома напротив училища были пятиэтажными. Миновав главное КПП, мы прошли еще несколько сот метров, и вышли к знакомым местам: к мостопоездскому дому на улице Солнечной и к таинственному объекту, находившемуся рядом с этим домом и выглядевшим как большой поросший травой бугор.

Пацаны из этого дома, ходившие с нами в садик, давно выдали нам страшную государственную тайну, что под этим бугром находится подземное водохранилище. Поэтому мы не стали переходить на их сторону улицы, чтобы внимательно рассмотреть таинственный объект. Мы повернули в сторону дома, нам оставалось пройти лишь вдоль северной границы училища.

Я дошел до дома нормально, а вот Женьке с Лешкой маленько не повезло. Понесла их нелегкая поглазеть на голубятни и сарайки «шанхайцев», что тогда еще располагались на проспекте Победы. Мне было не любопытно, и я пошел строго вдоль забора Автомобильного училища, а они решили пройтись между будок. Там-то и встретили они кого-то недоброго. Убить не убили, но по подзатыльнику или по пендалю по мягкому месту, похоже, они получили, поскольку вышли оттуда весьма недовольные. Хорошо, что маленькие были и денег с собой не носили, а то бы и деньги отобрали.

Помнится путешествие и в другое злачное место — в Кирсараи. Пошли мы туда под командованием Вовки Сухомлинова, старшего брата Женьки. Володя тогда рыбок разводил в аквариуме, и для этой живности ему нужен был корм, а кормом отлично служил мотыль, который в изобилии был в кирсарайских водоемах. Это сейчас микрорайон, ограниченный проспектом Победы, улицами Каслинской и Кожзаводской, а также рекой Миасс имеет цивилизованный вид, а раньше это было весьма криминогенное место, застроенное бараками, самостройными халупами и даже землянками. Когда-то там с дореволюционных времен производился кирпич, а потом ямы, откуда брали глину, заполнились водой и со временем превратились в озерца и болота. Сам я в нежно-детском возрасте туда ни за что бы не пошел, но с Вовкой, которому тогда было лет тринадцать-четырнадцать было нестрашно.

Мы прошли по проспекту Победы мимо магазина «Рассвет», мимо гастронома на Кыштымской и в районе трамвайной остановки «Библиотека им. Пушкина» углубились в Кирсараи. То, что я увидел, весьма походило на изображение с этого фото: приземистые домишки барачного вида и посредине огромная лужа. Вовка деловито и молча наловил сачком козявок для своих рыбешек, и мы тут же ушли. Нас никто не тронул, толи великовозрастные хулиганы отсутствовали на районе, а мелкие не решились связываться с Володей, толи помогло, что пришли мы в самый разгар выходного дня, когда даже там особо не шалили.

Одна из наших экспедиций была вынужденной и связана с неуместной проказой. В погожий летний день в палисаднике детского сада, что располагался между беседкой младшей группы и школьным садом, компания лиц, как бы сейчас сказали, татарской национальности, устроила импровизированный пикник. Взрослые люди, человек семь, уютно расположились на миниатюрной полянке между кустами смородины и малины, слегка выпивали и немного закусывали. Вели они себя мирно и никого не трогали. Закончив трапезу и допив все, что было, они собрали манатки и неспешно пошли по улице Колхозной в сторону школы. Но тут на сцену выходит группа ребятишек из нашего двора. Нас было много, человек десять-двенадцать в возрасте от шести (Женька Сухомлинов) и до пятнадцати лет — (Виталька Бобков). И уж не помню, с чего мы стали кричать им вслед что-то обидное типа: «Пьяницы!», «В милицию вас надо!». Может быть, даже по их национальности прошлись. Они лениво огрызались, но потом я заметил на земле оставленную ими граненую толстостенную рюмку, а самый высокий, но не самый умный из нас Виталька Бобков эту рюмку запустил им в след, крикнув что-то вроде: «Посуду позабыли, алкаши!».

Этот его поступок оказался последней каплей, вызвавшей гнев наших оппонентов и желание наказать буйную молодежь. От группы любителей пикников отделилась пара решительных мужчин и пошла к нам, а наша банда, надеясь на свою резвость, стала отступать во двор. Мужики, прогнав нас, преследование не прекратили, они явно хотели что-то лично нам сказать, или даже что-то нам сделать. Мы выбежали из двора на улицу Краснознаменную, только Женька Сухомлинов шмыгнул в свой подъезд и спрятался дома, а остальные вприпрыжку отступали к бане. Мужики за нами. Возле бани наша группа потеряла еще двух бойцов. Братец Лешка и Андрюха Новиков решили затеряться среди толчеи ее посетителей. А тут удача: в очереди к парикмахерам сидел там дядя Боря Бардин — мужчина колоритный, пусть мелкий, но зато весь в наколках. Братик сел рядом с ним и всем своим видом стал показывать, что он давно сидит здесь и возле садика сроду не был. Один из преследователей даже заходил в баню в поисках беглецов, но либо их с Андрюхой не опознал, либо Бардина старшего испугался, а может, его интересовали ребята постарше, а не семилетняя мелюзга. Молча осмотревшись, преследователь вышел.

Я же в это время с основной группой продолжал отступать вдоль по улице Краснознаменной к западной проходной Автомобильного училища. Возле ворот в ЧВВАКУ мы разделились. Серега Мальчиков, с юных лет пронырливый, сказал, что знает тут одну дырку, через которую можно попасть в училище. Я и еще несколько человек примкнули к нему и просочились на территорию военных, а Виталька Бобков, Сашка Бардин и еще кто-то из ребят постарше, в поисках приключений, продолжили отступать по улице.

Я не знаю, что там было с ними дальше, вроде им даже пришлось побегать от гневных мужчин, и молодость в этом соревновании победила, их не догнали. А я тогда впервые попал на территорию Автомобильного училища и пересек его с запада на восток. Тогда-то я и увидел вблизи Красные казармы, стрельбище с окопами в полный профиль и многое другое. Я все время ожидал, что вот-вот нас заарестуют военные, но почему-то никого стайка пацанов не заинтересовала, и нас никто не остановил. Мы миновали главное КПП на Свердловском проспекте и не спеша пошли домой. На углу Свердловского и Победы нас нагнали старшие товарищи с Виталька во главе и рассказали про свои гонки, и про то, что мужики отстали от них где-то на Полковой.

Между прочим, не всегда посещения военного училища сходили так легко с рук. Однажды того же Сашку Бардина и младшего Бобкова — Валерку, курсанты задержали и привели на КПП. Отпустили только после того, как Валерка вымыл курсантам полы в помещении. Может, для этого и ловили?

III

Вот в походах за яблоками в школьный сад или частные сады Колхозного поселка я не участвовал. Лазить по частным подворьям было опасно, и на это решались только большие парни, а в школьном саду, когда я дорос до его посещения, яблони уже одичали, и обирались раньше, чем на них вырастет что-то вкусное.

Запомнился случай, рассказанный Сашкой Стратечуком, про «подвиги» Сереги Бабченко, жившего в «том» дворе. Серега был роста среднего, слегка рыжеват, добродушен, но крайне крепок телом, внешне напоминал фигурой штангиста. Может он даже занимался каким-нибудь атлетическим видом спорта, но я не в курсе. Как-то в возрасте шестнадцати лет Сережа решил угоститься яблочками в чужом саду, но был замечен хозяином дома, который выбежал в сад с криком «А вот я теперь тебе задам!». К несчастью для хозяина яблок обычно флегматичный Бабченко не стал дожидаться, пока тот предпримет активные действия, а ударил первым. Мужик упал. Нокаут.

Но были и мирные экспедиции, когда мы просто ходили купаться на Миасс. Лет с восьми-девяти нам с братом уже разрешали ходить на речку в компании с другими ребятами со двора. По одному, по двое купаться обычно не ходили, во-первых, неинтересно, во-вторых, небезопасно. Пляжи были дикие, не оборудованные, и на берегу можно было встретить самые разные компании.

Мест купания тогда по близости было два: «глубинка» и «островок».

На речку шли либо по улице Краснознаменной, либо по улице Колхозной. Обязательно останавливались и пили воду из водонапорных колонок. На Колхозной она была в районе 70-х домов, на Краснознаменной — на пересечении с Полковой. Колонка на этом перекрестке есть и сейчас, но это новодел и установлена она не в том месте, как раньше.

Но, как бы мы не шли, мы обязательно выходили к «Шестнадчику» — продуктовому магазину N16, который тогда располагался в здании по адресу Полковая 53. Там и сейчас какой-то магазин, правда, не знаю, чем там торгуют сегодня. А вот от «Шестнадчика» дорога раздваивалась. Направо пойдешь, минуешь длинный забор «Горзеленстроя», и будет тебе путь на «глубинку». Там действительно было относительно глубоко, и туда предпочитали ходить взрослые. Тамошний никак не оборудованный пляж граничил с настоящей дубовой рощей, в которой вполне реально можно было набрать дубовых листьев для гербариев и желудей для игр и поделок. Уникальное место было для Челябинска, ведь в пределах города таких зарослей дубов больше не наблюдалось.

Но при строительстве многоэтажных домов по Университетской набережной рощу вырубили. Еще дальше по берегу реки был «Висячий мостик» — достаточно хлипкое сооружение из стальных канатов, стальных опор, проволочных ограждений и дощатого настила с изрядными дырками. Мостик раскачивался от каждого твоего шага и доставлял массу впечатлений людям не очень смелым. Но для многих это было ближайшее средство для перехода на противоположный берег реки.

Если хотели попасть на «островок», то от «Шестнадчика» брали чуть левее, пересекали улицу 8-го Марта, застроенную частными домами, и через проулок выходили к реке. В этом месте реки действительно был какой-то островок, и глубина возле него была не велика. Поэтому здесь плескалась в основном детвора, и мы с компанией чаще ходили купаться туда.

Иногда одновременно с купанием и рыбу ловили. Поскольку сидеть с удочкой было некогда да и бессмысленно, слишком шумно, то ловили либо «загоном», либо на «банки». В первом случае, двое человек растягивали против течения сеть или то, что ее заменяло, а остальные загоняли в эту ловушку рыбу, шумя и шлепая по воде руками и ногами. Во втором случае, где-нибудь на отшибе ставили натуральные стеклянные банки, обычно полулитровые или семисотграммовые, горлышко которых была обтянуто куском резины с небольшой дыркой посредине. Обычно это была резина от мотоциклетной или автомобильной камеры. Начинялась банка кусочком хлеба. Самое странное, что система работала, рыба действительно ловилась. Щуку или леща на такое снаряжение не поймаешь, но глупые окуньки или чебаки от пяти до десяти сантиметров длинной ловились запросто. Привлеченная хлебом рыбка втискивалась через дырку в банку, а выбраться назад, из-за того, что не было места для разворота, она уже не могла и, шевеля плавниками, грустно ждала, пока детская ручонка не перенесет ее из стеклянного плена на кукан.

Что делали с такой мелкой рыбой друзья-рыболовы, я не знаю, уж больно она была несерьезной для еды. Но на удочку специалисты иногда умудрялись ловить окуней и до 20 сантиметров в длину. Тогда рыба в Миассе еще была.

С тех давних пор экология реки вряд ли сильно улучшилась. По крайней мере, я давным-давно не видел, чтобы кто-то купался в тех местах, куда ходили купаться мы. И мои дети, выросшие в этом же районе, никогда не прибегали ко мне за разрешением типа «папа, можно нам с ребятами сходить на Миасс искупаться?»

IV

Были экспедиции и за артефактами. Например, в военное училище за предметами воинской атрибутики: звездами, погонами, стреляными гильзами, эмблемами или далекие походы за реку за стеклянными трубками.

Дело в том, что на правом берегу Миасса, как раз напротив «островка» — того места, где мы купались, располагалась какая-то организация. На берегу на деревьях висели предупреждающие таблички «Запретна зона», и время от времени к реке выходил мужик в форме военизированной охраны, по-моему, даже с винтовкой за спиной и настоятельно прогонял купальщиков, которые эту зону нарушали. Я не знаю, что именно делали в этой организации, но именно там было месторождение, где добывались стеклянные трубки.

Экспедиция была сложной, надо было форсировать реку, на том берегу незаметно для охранника пробраться к складу, где хранились эти стеклянные трубки, натырить их, и уже с добычей опять же мимо охраны, через реку, через весь Колхозный поселок вернуться обратно.

Это вам не компьютерные «контрстрайки» и «сталкеры» проходить, где единственное, что тебе грозит — получение мозоли на указательном пальце от частого тыканья кнопочки мышки. Здесь все реально: вода, охрана, опасности. Адреналин от такого похода куда круче, а авторитет в кругу пацанов значительно выше.

Вы спросите, а на фига они нужны, эти трубки? Но тогда вы не знаете, как здорово раздать эти трубки своим друзьям и играть с ними в войнушку, где используют не пластмассовые автоматы и пистолеты, купленные родителями, а духовые ружья, сделанные из этих трубок. Один край трубки обматывается изолентой, чтобы не поранить язык и губы. Потом заряжаешь трубку мелкими камешками или горохом и, выдуваешь заряд в сторону противника. В зависимости от длинны трубки зона поражения противника достигает пять-семь метров.

Это также весело, как и водяной бой, устроенный в жаркий день с помощью брызгалки, сделанной своими руками из пустой пластиковой бутылочки из под шампуня «Бодрость».

Слышал я еще про одно место, полное артефактов, связанных с военной техникой. И говорили мне, что находилось оно совсем недалеко от нас, рядом с мостопоездским домом «по Солнечной» — это теперешний проспект Победы, 179. В соседнем здании — теперешний адрес проспект Победы, 177, — находился какой-то НИИ стальных конструкций. Задний двор института был огорожен забором. Вот под этим-то забором и произрастали военные артефакты. Всего-то и надо было обойти вокруг забора, внимательно глядя под ноги. И, если повезет, ты обязательно найдешь что-то ценное.

По крайней мере, так нам рассказывали пацаны, жившие в «доме на Солнечной», и ходившие с нами в один детский сад. По их рассказам это был чистый Клондайк, который разрабатывали их старшие братья. Обычно история звучала так: «А мой старший брат ходил с пацанами вокруг института, и там они нашли такую-то и такую-то интересную прибамбасинку.» Это могло быть что угодно, от пистолета и ручной гранаты до противотанкового снаряда. Показать найденную вещь они, естественно, не могли, поскольку она дома и владеет ею старший брат, но рассказы были просто замечательные. С детства я мечтал оказаться возле этого института, обойти вокруг забора и тоже что-нибудь этакое найти, но не получалось. А когда вырос, оказалось, что у НИИ такой маленький внутренний двор, что на его обход надо не более 2–3 минут. Так что я до сих пор не знаю, что там можно было ценного найти? Видимо, всем мальчишкам нужно верить, что где-то есть оно — твое Эльдорадо.

Когда мы подросли, выросли и наши духовные запросы. Мы уже сами ходили в культпоходы. С тем же Женькой Сухомлиновым мы, выпросив у родителей денег на билет, ходили в Краеведческий музей, который располагался тогда в здании Свято-Троицкой церкви на улице Кирова, 60а. Родители давали деньги охотно, билеты для учащихся были копеек по двадцать. А как-то добрались даже до картинной галереи на улице Труда. Правда, при посещении последней, произошел с нами неприятный инцидент. На обратном пути я еще на улице Труда перебежал улицу Кирова и пошел через реку по западной стороне моста, а брат с Женькой почему-то решили идти по восточному части моста. Тут-то к ним и пристали два жигана и стали их тормозить. Чувствовалось, что намерения у них были явно недобрые. Перебежать к ним и узнать, в чем дело я не мог, нас разделял поток машин и трамваев. Один из пристававших был примерно с нас ростом, а второй на пол головы выше не только меня, но и Алексея с Евгением. Лешка насупился и молча обходил парней, а Женька раз, другой прорвался, а потом что-то им отдал, и парни отстали. Как я потом выяснил, двадцать копеек — мелочь, а все равно неприятно.

V

Проказы у нас были общечеловеческие. При случае жгли костры на пустырях, но пожаров, по счастью, ни одного не устроили. Делали фосфорные бомбочки, а из спичечных головок готовили боеприпасы для шумовых поджигов.

Поджиг делали из обыкновенной велосипедной спицы, ее сгибали под углом в 90 градусов, после чего головку спицы начиняли серой от спичек. Потом все это запыживалось подходящим по диаметру гвоздиком и пугалка была готова. Стоило сильно ударить спицей с торчащим из нее гвоздиком по камню или асфальту, как раздавался оглушительный выстрел, похожий на звук, издаваемый реальным оружием. Старушки испуганно вздрагивали и крестились. Помните, одно время в моде были китайские петарды, которые бросали под ноги друг другу и случайным прохожим мальчишки? Так вот, это — тоже самое, только на тридцать лет раньше.

Конечно, даже в те времена для развлечения ребятишек существовали детские пистоны. Но для стрельбы ими нужно было не только купить сами пистоны, но и приобрести специальный игрушечный пистолет с ударным бойком, а тут — разжился спицей со старого колеса, стянул из кухни коробок спичек, стоивший одну копейку, и 20 выстрелов тебе обеспечено. Круче было только, если удавалось добыть настоящие патронные капсюли. Вот там звук выстрела был бесподобно похож на реальный. Когда мимо нашего двора пустили трамваи, то из этих капсюлей делали «пулеметную очередь». Аккуратно выкладываешь заряды на небольшом расстоянии на рельсах, и первый же трамвай, промчавшийся по ним, взрывая их один за другим, выдавал слушателям очередь выстрелов. К счастью, патронные капсюли попадали в руки наших мальчишек не часто.

Другим средством пиротехники был строительный карбид, натыренный на ближайшей стройке. Засунутый в стеклянную бутылку, залитый водой с добавлением почему-то обычной зеленой травы, плотно закрытый, он непременно вступал в химическую реакцию и рано или поздно с грохотом разрывал эту посудину. Вещь весьма опасная, однажды от подобного эксперимента пострадал близняшка Андрюха Новиков. Точно такую же снаряженную бутылку он засунул в железную трубу, но зачем-то эпизодически смотрел внутрь этой трубы, удивляясь, что процесс взрыва затягивается.

По закону природы, иначе называемому «законом дурака», бутылку разнесло именно в тот момент, когда он в очередной раз решил заглянуть в трубу. Зрение, слава богу, он сохранил, но морда, (лицом — это было назвать трудно), у него долгое время была вся в легких ожогах и мелких шрамах. К счастью, все обошлось, и через пару месяцев их уже опять путали с братом Лешкой.

От всех этих игр со взрывчаткой один шаг до попытки соорудить огнестрельное оружие, но в нашем поколении никто этим не занялся, по причине того, что старшие на своем примере показали, к чему это может привести.

Тут пора рассказать о Кольке Лачине, как я уже говорил, он жил в нашем доме, был из дружественной нам семьи Наумовых-Лачиных и по возрасту на пару лет старше моего брата Юрия. Сам-то я его помню плохо, поскольку поводов для общения с Николаем у меня не было в силу большой разницы в возрасте. Когда я только поступил в школу Николай уже уехал учиться в техникум в город Миасс. Но я отчетливо помню тот день, когда с улицы прибежала вся заплаканная мать и сквозь слезы объяснила нам, что Коля Лачин застрелился из самопала. Как выяснилось позже, он с ребятами испытывал огнестрельный самопал, стреляя из него в доску. Потом оружие стало давать осечки, и якобы Николай решил разобраться, что там не так, и роковой выстрел произошел, когда он направил дуло на себя. Пуля вошла в голову между глазом и виском. Его живым успели отвезти в больницу, но спасти не смогли.

Вообще, когда хоронят красивого, молодого девятнадцатилетнего юношу…

На похоронах было много молодежи, даже у нас ночевали несколько его однокурсников по техникуму, приехавшие из Миасса проводить его в последний путь. Судьба младшего Лачина показала всей детворе нашего двора, что у игр с оружием есть предел, который лучше не преодолевать.

Пользовались мы и рогатками, только не большими, стреляющими камнями или гайками, а миниатюрными, рассчитанными на стрельбу «шпонками» — кусочками алюминиевой проволоки, загнутыми под острым углом. Слава богу, никому глаз не выбили.

Однажды, видимо после показов фильмов киностудии «ДЕФА» об американских индейцах, все увлеклись созданием луков. Самый шикарный сделал из распиленной лыжи Санька Бардин. Стрела из его лука спокойно перелетала через пятиэтажный дом. Но при такой дальности стрельбы возникала другая проблема, связанная с поиском стрел в густой окружающей растительности и возможного случайного ранения ничего не подозревающего обывателя. Удовлетворившись установлением рекорда, эксперименты с луками были нами прекращены.

Но одну из проказ, связанную с той эпохой, я до сих пор вспоминаю с улыбкой.

В октябре 1967 в СССР появился Фантомас. Сначала как герой одноименного фильма, а потом как легендарная вездесущая и невидимая личность. Говорят, что где-то подростки настолько увлекались этим персонажем, что даже совершали реальные преступления. В нашем же дворе все обошлось легким озорством. Как сейчас помню, мы с братом в компании с Вовкой Поповым и Серегой Белозерцевым, на квартире у последнего, терпеливо, каллиграфическими почерками второклассников, приступивших к изучению чистописания, рекомендованными школой черными чернилами, пишем массу записок с одинаковым текстом: «Сегодня ночью вас посетит Фантомас!»

Написав не один десяток предупреждений, мы еще не поленились разнести их все и кинуть в почтовые ящики соседних домов, охватив и часть Колхозного поселка. После чего, радуясь такой проделке, мы вернулись домой. Где обнаружили в своих почтовых ящиках аналогичную записку, написанную на тетрадном листе незнакомым, но тоже явно детским почерком. Так что «фантомасов» хватало.

На этом про детские развлечения, пожалуй, можно и закончить Пора переходить к описанию того, как мы жили.

 

Глава 3. Магазины

I

Записные антисоветчики и особенно те из них, кто родился после Московской олимпиады, любят с гордостью сообщать, что в СССР в магазинах ничего не было. Они наверняка правы, вот только я в детстве жил в другом СССР и ходил в другие магазины, куда этих антисоветчиков не пускали, видимо по пятому пункту.

Все дети знают, что магазины делятся на три категории: хорошие, плохие и так себе. Хорошие — это те, где тебе купят что-нибудь вкусное или полезное, например конфеты или новую игрушку. Под такую высокую оценку попадала у нас, прежде всего, палатка по продаже мороженого на углу проспектов Свердловского и Победы возле магазина «Рассвет». Если тебе удалось уговорить маму, и горлышко у тебя в порядке, то всего за несколько копеек — от 7 до 22, в зависимости от сорта — тебе купят порцию настоящего советского мороженного. Нахваливать его бессмысленно, все равно никто не поверит, что такая вкуснятина существовала. Поскольку ничем, кроме мороженого, там не торговали, это была абсолютно хорошая палатка.

Еще нам нравился кондитерский отдел «Гастронома» на улице Кыштымской, дом 14. Там в витринах стояли пирамиды из множества стеклянных банок, в которых были насыпаны разные конфеты в разноцветных обертках — от дорогих шоколадных, вроде «Мишки на севере», до дешевой карамели и ирисок. А ведь кроме конфет там еще продавали и печенье в пачках и россыпью, и вафли, и пряники, и шоколадки.

Я одно время не ел шоколад.

После того случая, как на какой-то праздник сперва наелся шоколадных конфет дома за столом, потом мы пошли в гости к Милоенко, они жили в доме 179 на проспекте Победы. Там нам с братом дали по большущей плитке шоколада «Аленка», а шоколадные конфеты просто поставили в вазе на стол. Вернувшись вечером домой, я съел еще пару конфет и еще одну уже маленькую шоколадку…

После чего мой организм возмутился, и меня-таки вырвало этим самым шоколадом. Года два я на него смотреть не мог. Потом, правда, опять начал есть.

Про то, что шоколад тогда был натуральным из настоящих какао-бобов, а не из пальмового масла, как сейчас, я рассказывать не буду, все равно никто не поверит. Как не поверят мне, что очереди в такой замечательный кондитерский отдел тоже случались, но стоять в них часами мне не довелось ни разу. К празднику народу было побольше, а в будни намного меньше.

Были в «Гастрономе» на улице Кыштымской и другие неплохие отделы.

В одном было что-то вроде кафетерия, где тетенька-продавщица наливала в стаканы разноцветные фруктово-овощные соки и газированные напитки. У нее за спиной стояло множество трехлитровых банок с соками и батарея бутылок с разными газировками, которые она разливала по стаканам покупателей. Может, тогдашний ассортимент и покажется скудным для поклонников теперешних супер- и гипермаркетов, но зато все соки и газировки тогда были натуральными, а не результатами химических исследований в области вкусовых добавок.

В других отделах продавали просто вкусные вещи: колбасу, сыр и масло.

Лет с пяти мы с братом уже не боялись взять в руки нож и заняться собственным пропитанием. В этом невинном возрасте мы уже сами могли отрезать кусок хлеба, колбасы или сыра и самостоятельно соорудить себе бутерброд без всякой помощи взрослых. Вы, конечно, в праве мне не верить, но в описываемое мной время масло, мясо, колбаса и сыр в магазинах в продаже были.

Вот с ассортиментом была беда, тут антисоветчики правы. Сортов колбасы больше двух или трех за раз я не помню, все-таки жил я не в столице, а в рабочем городе на Урале. И отличие сортов заключалось в том, что колбаса продовалась либо с жиром, либо без оного. За пресловутые 2р 20 копеек и другая. И масло сливочное было обычно двух сортов: соленое и несоленое, по цене 3р 60 копеек и по 3р 50 копеек. А что кроме «Голландского», «Российского» и «Костромского» бывают другие сорта сыра, я узнал только в 1986 году, когда попал в Таллин. Сыр и тогда продуктом был дорогим по 3р за кило.

Самое интересное, что я и сейчас не покупаю всю палитру предлагаемых мне в современных магазинах колбас, ограничиваясь знакомыми двумя-тремя сортами, обхожусь обыкновенным крестьянским маслом, не пытаясь экспериментировать с новинками, вот только в сырах мои предпочтения изменились, и я предпочитаю те сорта, которые в годы моего детства в магазинах не встречались.

По поводу мяса могу сказать, что до середины семидесятых оно в продаже попадалось. Сам-то я его тогда не покупал — мясом занималась мать, и она, как и все женщины жаловалась, что в нем слишком много костей. Но так оно и стоило 1р. 90 копеек за килограмм говядины.

Некоторые куры действительно имели синюшный оттенок, но это от того, что их не догадывались вымачивать в хлорке, как делают американские производители курятины. И в весе советская курица заметно отставала от теперешних импортных представителей. Цыпленок тогда весил граммов 800, а не полтора кило, как его современный зарубежный собрат. Но это потому, что в СССР не пичкали птицу стероидами и антибиотиками для набора массы. В СССР не догадывались, что мясо в колбасе можно на 100 % заменить соей, что мясо и рыбу выгодно шприцевать водой, а вместо молока в сгущенке и в сливочном масле использовать растительные жиры.

Если бы советские правители тогда догадались пойти на такой подвох, то, может быть, нами до сих пор бы правил генеральный секретарь, а не президент.

Другие отделы были для детей менее интересны. Подумаешь, хлеб, рыба, макароны, крупы, молочные продукты — скучно. На прилавках всегда что-то лежало, совсем пустых витрин не помню. Единственно, что там привлекало наши взоры — это пирамиды из консервных банок. В молочном отделе гастронома пирамида обычно была голубая, поскольку состояла из банок сгущенки. В рыбном пирамиды были разноцветными, потому что их строили их разных консервов. Времена, когда в продаже осталась только морская капуста, наступили уже в начале 90-х. Про то, что теперешние рыбные консервы и сгущенное молоко ниже качеством, чем советское, не знают только те, кто не ел нормальной продукции изготовленной в СССР по ГОСТам.

Неподалеку от «Гастронома» на той же улице Кыштымской в доме 20 располагался магазин «Урожай». Поскольку продавали в нем лишь овощи и фрукты, то интересен он нам был только в сезон, когда там появлялись арбузы, груши и яблоки. Стоимость груш и яблок не помню, а цена арбузов была 8 копеек за кило. Зимой, в декабре, в «Урожае» начинали торговать цитрусовыми, за ними были приличные очереди. А так как сейчас: круглый год свежая клубника из Израиля и киви из Новой Зеландии, такого, действительно, не было. Ну не дружили коммунисты с этими странами, зато в те времена дружили с арабами из ОАР, и родители покупали нам сирийские вяленные финики в плитках.

Круглый год были только картофель отечественный по 8 копеек за кило, капуста, морковка, свекла да лук за такие же копейки, но ребенку разве это интересно? Помидоры и огурцы тоже продавались только в сезон, вне сезона лишь в маринованном и соленом виде. Надо признать, что в СССР не умели обрабатывать овощи и фрукты так, чтобы они хранились месяцами и не подвергались гниению и порче. Яблок, которые даже черви не едят, тогда не выращивали. Вся продукция была натуральной, без консервантов и химикатов, и полезной для здоровья.

Естественно, что овощной магазин с таким ассортиментом проходил у нас по категории «так себе». Как, впрочем, и магазин «Колос», располагавшийся возле Теплотехнического института в доме 166 по проспекту Победы. «Колос» вообще был не государственным, а кооперативным, поэтому в нем все продаваемые продукты были чуть дороже, правда, выбор продуктов там был шире: и колбаса попадалась копченая, и мед, и орехи всяческие. Но даже он по нашим понятиям сильно уступал бане N7, расположенной в нашем квартале. Во-первых, в бане стоял автомат, торгующий газировкой. За одну копейку он наливал полный стакан газированной воды, а за монету в три копейки еще и с сиропом. Вкуснотища! Это вам не кока-кола какая-нибудь. А, кроме того, в бане имелся киоск, где кроме мыла и мочалок в продаже были вещи более занимательные, как то разливное пиво для взрослых и гематоген для детей. Гематоген был настоящий, не то, что нынешний. И стоил он копеек 15 всего.

Из других городских магазинов, торгующих продуктами мне хорошо запомнился лишь рыбный магазин на Кирова, 139. Но только тем, что там был специальный бассейн, в котором плавала живая рыба. Здоровенные карпы и караси, плавающие в воде, производили на нас незабываемое впечатление. Как и тот момент, когда по просьбе покупательниц их сачком ловили, чтобы положить на весы.

II

Из непродовольственных магазинов с симпатией мы воспринимали магазины «Рассвет» на проспекте Победы, 192 и «Культтовары» в подвале дома по Победы 186а. И понятно за что, ведь там продавали ИГРУШКИ! Конечно, в «Рассвете» слишком много места занимал абсолютно никчемный, по мнению ребенка, отдел обуви, но витрина с игрушками тоже была немаленькой. А поскольку «Рассвет» и «Культтоварами» принадлежали разным торгам, то, соответственно, имели и разных поставщиков, что благотворно сказывалось на ассортименте продаваемых в них игрушек. Игрушки были совершенно разные.

Естественно, что эти магазины считались хорошими. А были и «плохие», вроде магазинов «Дружба» на проспекте Победы, 159 и «Синтетика» на Победы, 170. Вот там действительно было шаром покати. Нет, вообще-то какие-то товары там наличествовали: в первом продавали одежду для взрослых и детей, а во втором — ставшие модными в 60-е годы синтетические ткани вроде нейлона, капрона и тому подобные. Но с точки зрения ребенка там не было ничего достойного внимания, и каждое посещение их с матерью считалось каторгой. А с каторги бегут. Вот и сыночек Алёшенька однажды исчез у матери во время посещения магазина «Синтетика». Пришла она туда с двумя сынами, и пока разглядывала тюли и гипюры, в наличии оказался только я один. Из-за суеты снующих туда-сюда женщин, я тоже не заметил, когда исчез брат, но на вопрос матери сразу предположил, что, скорее всего, он ушел домой. Мама, считавшая нас малышами, усомнилась, что мы в состоянии найти дорогу от этого магазина до нашей улицы, но я ее заверил, что мы отлично ориентируемся в этом районе и в доказательство сам показал ей дорогу до дома. Лешка действительно сидел в зале на диване и смотрел телевизор. Потеряв нас из виду из-за наплыва покупательниц, он не стал искать мать и меня в толчее, а отправился домой.

Но все хорошее, а особенно детство, когда-нибудь да кончается. Вот и нам однажды было объявлено, что отныне мы с братом будем ходить в магазин уже как покупатели. Случилось это во втором классе, занятия у нас были во вторую смену, с двух часов, и, значит, с утра мы были свободны.

Мать обычно оставляла на видном месте — на столе в зале — от рубля до трех и записку, это означало, что, проснувшись, мы должны до того, как пойдем на занятия в школу, сгонять в магазин и купить молока и хлеба. С тех пор я навсегда запомнил, что литр разливного молока стоил 28 копеек, а купить надо было полный бидон — 3 литра, буханка серого хлеба — 15 копеек, ржаного — 19, а белого пшеничного — 20. Батоны от 15 до 22, горбулка — 7 копеек. Молоко и кефир по пол-литровых бутылках, стоили по 30 копеек. Тара была оборотная, многоразовая. На следующий день пустые бутылки сдаешь в молочный магазин и получаешь по 15 копеек за каждую. В принципе, кроме хлеба и молока нам могли поручить купить пачку масла сливочного за 70 или 72 копейки, килограмм сахара за 90 копеек. В ягодный сезон для варки варенья мы покупали по несколько килограммов сахара. Позднее нам расширили ассортимент закупаемых товаров и посылали уже и в овощной магазин за картофелем и капустой.

Нам с Лешкой повезло, что нас было двое, и в магазин мы могли ходить по очереди, через день. Но особенно радостно было, когда, встав поутру, мы обнаруживали, что денег на продукты мать нам не оставила. Ур-р-я! Значит, никуда идти не надо!

За продуктами мы чаще всего ходили в новые, только что открывшиеся в нашем районе магазины «Молоко» и «Хлеб» на улице Островского, 27 и 29, или в тот же «шестнадчик» на Полковой. Кстати, этот магазин N16 был первым в наших краях, работавшим по ставшей модной тогда системе самообслуживания, когда покупатель имел свободный доступ ко всем товарам и расплачивался за них в кассе на выходе из торгового зала.

Так что я могу засвидетельствовать, что продукты ежедневного обихода в магазинах моего СССР были, и сумасшедшие очереди за ними не наблюдались. Другое дело, что нам с братом не доверяли выбирать и покупать мясо, рыбу, птицу, колбасу. Эти товары мать оставила за собой, все-таки такие вещи должен закупать тот, кто знает, что и как он собирается из них готовить. Но то, что и эти продукты водились в нашем рационе, я помню точно. Мы никогда не сидели на хлебе и воде или на пустых картошке и макаронах. Всегда в нашем рационе присутствовали рыбные или мясные блюда.

И я не помню, чтобы кто-то из соседей голодал, подаяния никто из них не просил, в мусорке не копался. Да, жила у нас во дворе семья Воеводиных в 28-м доме по Краснознаменной. Трудно жила, не просто, поскольку без отца росли толи пятеро, толи шестеро детей, а работала одна только мать. Но и они милостыни не просили, с помойки еду не таскали, у соседей не подворовывали. Подросли старшие сестры, вышли замуж, семье облегчение. Потом три пацана подтянулись, все в армию сходили, все работали, все матери помогали, все в люди вышли. Младший из них, Ванька, так даже музыкантом стал, работал в оркестре в театре оперы и балета.

 

Глава 4. Не хлебом единым…

Продуктовая тема конечно очень важна, но не только ею жили мы в те годы. Пришла пора рассказать про нашу культурную жизнь. Прежде всего, про телевидение, кино, театры и книги.

I

Телевизор появился у нас сравнительно рано, в начале 60-х. Как я это установил? Так я помню, что смотрел по нему еще репортажи новостей, в которых главным действующим лицом являлся Никита Сергеевич Хрущев. Следовательно, эти просмотры были до его отставки в октябре 1964 года. Никиту Сергеевича тогда часто показывали: то он сидел на каком-нибудь заседании, то гулял со свитой по колхозным полям, то просто общался с народом. Но особенно на нас с братом в его облике производили впечатление две золотые звезды героя, которые руководитель страны носил на груди. Именно с этими наградами вышла забавная история. Однажды я и Лешка спросили у отца, что означают эти звезды на груди Хрущева, а он нам в шутку и ответил, что свидетельствуют эти высокие государственные награды о том, что Никита Сергеевич, будучи дважды героем, запросто может справиться в драке с двумя мужиками — не героями. Не высокий, но коренастый Хрущев производил впечатление человека крепкого, поэтому мы с братом тут же в эту версию поверили. «А значит, трижды герои, летчики Кожедуб и Покрышкин, каждый троих мужиков победит?» — уточнили мы. Отец, улыбаясь, кивнул головой.

В том, что героическим пилотам это по силам, мы и не сомневались. Как и в том, что легендарный четырехзвездный маршал Жуков в одиночку легко справится с четырьмя хулиганами. Эту интересную новость мы охотно донесли до наших друзей по садику и, надо заметить, что никто из них в этом не усомнился.

Телевизор наш назывался «Нева». Модель 1960 года, аж на 15 лампах, 18 кг весом. Отец купил его с рук, если я правильно помню, то за 150 рублей. Первоначально по нему мы смотрели только один канал, но это не по тому, что телевизор был плохой, а просто в Челябинске и каналов-то больше не было.

Нельзя сказать, что мы с утра до вечера сидели перед голубым экраном. Во-первых, утренний блок передач появился, по-моему, не сразу, а спустя несколько лет. Во-вторых, я тогда «работал ребенком» в садике, и до вечера в принципе ничего увидеть по телевизору не мог. В-третьих, днем в течении двух или трех часов на экране висела «рамка» — так мы называли телевизионную настроечную таблицу.

А вот вечером голубой экран наконец включался, и можно было что-то уже и посмотреть. В программе телепередач обычно присутствовали один-два мультфильма, один полнометражный художественный фильм и иногда спортивный телерепортаж с футбольного стадиона или хоккейной площадки. Все, больше нормальному ребенку смотреть было нечего. Не глядеть же скучные новости или концертные номера. Вообще-то, некоторые концерты мы все-таки смотрели, исключения делались лишь для праздничных «Голубых огоньков». Но и в них нас интересовали не начинавшие свои певческие карьеры Кобзон и Магомаев, а участвующие в концерте сатирики и юмористы вроде Аркадия Райкина и Тарапуньки со Штепселем.

Среди всех тогдашних телевизионных передач нам с братом более других нравились юмористические: «Кабачок 13 стульев», КВН, выпуски «Фитиля». При случае мы охотно смотрели «Клуб кинопутешествий» или цирковые представления, а вот появившиеся позднее молодежные и, якобы, очень популярные, передачи «А ну-ка, девушки!» или «А ну-ка, парни!» особого интереса в нашей среде не вызывали.

Среди спортивных передач на первом месте были футбольные и хоккейные репортажи, репортажи с летних и зимних олимпиад, а также чемпионатов мира по тяжелой и легкой атлетике, лыжным гонкам, конькам и биатлону. Не знаю, как в других семьях, но в нашей вошедшим в моду фигурным катанием не увлекались, хотя фамилии Белоусовой и Протопопова мы знали. В семье же были одни мужчины, не сильно ценившие красоту поддержек, акселей и прочих двойных тулупов. А единственная женщина, которую они могли бы заинтересовать, большую часть вечера проводила на кухне, где телевизора в те времена просто не было. К сожалению, видеозаписи и режима повтора наиболее ярких моментов соревнований тогда просто не было — техника не позволяла. Поэтому многое из того, что мы тогда успели увидеть, только и осталось, что в нашей памяти: все эти легендарные чемпионы, легендарные победы, легендарные события и эпизоды.

Хотя легендарного Вадима Синявского, как комментатора спортивных соревнований я почему-то не помню. Возможно, что в мое время его репортажей было не так уж и много. А вот Николай Озеров был тогда везде и повсюду: и зимой, и летом. Чуть позднее стал популярным другой известный комментатор — Котэ Махарадзе.

Так же я не могу сказать, что Хрюша и Степаша — мои друзья с детства. Они появились на ТВ уже после того, как я перестал смотреть «Спокойной ночи, малыши». В мое время вечернюю сказку сначала рассказывали с помощью рисованных картинок, и только потом появился кукольный Буратино, но другом он нам так и не стал. Мы больше любили смотреть мультики, особенно «Шайбу, шайбу!», «„Метеор“ на ринге» и другие из этой спортивной серии.

Мультсериалы «Веселая карусель» и «Ну, погоди!» появились позднее, когда я уже закончил начальную школу.

В 1967 году заработал второй передатчик на нашей телевышке, и мы смогли смотреть уже два канала. На втором канале кроме всесоюзных передач появился и блок местных программ. Именно на нем я впервые увидел легендарную Т.Л. Ишукову. Правда тогда мы еще не знали, что эта молодая довольно стройная женщина с бабеттой на голове станет легендой, и что ее прогнозы погоды когда-нибудь станут сбываться.

Из челябинских телепрограмм я бы отметил сатирическую передачу «Музей Ляпсуса», в которой язвительно вскрывались местные наши недостатки. Но передача шла недолго, а потом еще и артиста, принимавшего в ней участие, убили в собственном подъезде, причем убийц так и не нашли. Если я не ошибаюсь, то этот актер приходился племянником известной нашей артистки театра и кино Татьяны Пельтцер. Странно, что его до сих пор не объявили жертвой тоталитаризма. По всем канонам он бы подошел.

Чисто телевизионных отечественных фильмов тогда просто не было, или точнее, они только-только начали появляться. Первым был «Вызываем огонь на себя» 1964 года, и, как говорится, на эту премьеру я как раз успел. А так обычно по телевизору показывали просто художественные фильмы, прошедшие до этого в кинотеатрах. Кстати, четырехсерийные «Щит и меч» и «Войну и мир» тоже сперва выпустили на большой экран и только потом стали демонстрировать по телевизору. Я помню это точно, поскольку в памяти отложился поход с родителями в кинотеатр «Спутник» на просмотр «Щита и меча». Пожалуй, это был единственный случай, когда я ходил в кинотеатр с отцом, да еще и на фильм о войне. Отец, как я уже говорил, был фронтовиком и, как многие из них, к большинству кинолент о Великой Отечественной относился скептически.

Чуть позднее пошли импортные телевизионные сериалы «4 танкиста и собака», «Капитан Тэнкеш», «Ставка больше, чем жизнь».

Возможно, что кто-то из моих ровесниц скажет, что все эти сериалы — мура, а вот она и ее подруги увлекались не подобной ерундой, а совсем другими фильмами и сериалами и назовет какой-нибудь другой набор фильмов. Но что поделать, в детстве я был простым мальчишкой с мальчишескими вкусами и интересами и охотно смотрел все фильмы о войне. И чем больше в них стреляли, тем больше они мне нравились. Поэтому шедевральность кинолент «Летят журавли» и «Баллады о солдате» лично я осознал спустя годы, а в детстве они меня не цепляли, ведь боевых действий в этих фильмах почти нет.

II

Один художественный фильм в день, показанный по телевизору, не сильно удовлетворял потребности населения в киноискусстве, а если еще учесть, что и телевизоры были не в каждой семье, то не было ничего странного, что посещение кинотеатров было любимым развлечением граждан СССР. На понравившиеся фильмы они могли сходить по нескольку раз, цены на билеты позволяли.

Ближайшими кинотеатрами для нас были: «Родина» на улице Кирова и «Спутник» на углу Каслинской и Островского. «Родина», конечно, считалась более престижным кинотеатром. Особенно в 60-е годы, ведь ни «Урала», а тем более «Победы» тогда просто не существовало, их построили в 70-е годы. Так что «Родина» вместе с «Кинотеатром им. Пушкина» были самыми крутыми кинотеатрами города.

Вечерние билеты в Родину были аж по 50 копеек, там перед вечерними сеансами играл оркестр и вживую пели певцы, развлекая публику.

В «Спутнике» все было демократичнее: более дешевые билеты, недорогой буфет в фойе и никаких оркестров. Правда, залов было два: голубой и красный. В «Родину» мы ходили с родителями, а в «Спутник», учась в школе, бегали уже сами, без взрослых.

На утренний сеанс, на 9-00 билет туда стоил 10 копеек, а на дневной сеанс — уже 25, как говорят — почувствуйте разницу. В «Родину» мы ходили смотреть шедевры вроде «Бриллиантовой руки» и «Кавказской пленницы», а в «Спутник» бегали смотреть боевики вроде пресловутого «Фантомаса» и гэдээровские «вестерны» с Гойко Митичем в роли очередного чингачгука. Кстати именно в «Спутнике» я впервые увидел настоящий японский фильм про восточные единоборства «Гений дзюдо».

Надо ли говорить, что все плохое, что нам показывали в кинотеатрах, мы впитывали как губки. И играли в основном в то, что видели на экране. Если шли фильмы про индейцев, мы бегали с луками и стрелами. Если показывали кино про мушкетеров, то, забросив луки, хватались за шпаги, сделанные из толстой проволоки. Слава Богу, что хоть глаза друг другу не повыкалывали. Если нам показывали очередной военный боевик типа «Один шанс из тысячи», мы меняли шпаги на деревянные автоматы и штурмовали беседки и песочницы, в которых засели враги. А после «Гения дзюдо» массово записывались в секции самбо, поскольку школ каратэ в городе просто не существовало.

Поэтому, если вам кто-то говорит, что в советских кинотеатрах с утра до вечера шли пропагандистские фильмы, прославляющие КПСС, не верьте. Фильмы были разные и в абсолютном большинстве из них про КПСС даже не упоминалось.

III

Радио.

Первым радиоприемником у нас была большая ламповая радиола «Рекорд». Она имела несколько диапазонов частот от длинных до коротких, а вот современного FM диапазона в ней не было, как и подобного вещания. Проигрыватель пластинок был трехскоростной на 78, 45 и 33 оборота. И проигрывателем грампластинок мы пользовались гораздо чаще, чем приемником. Радиопередачи мы слушали редко. Во-первых, хорошо ловился на средних волнах только Челябинский радиоцентр, транслировавший в основном передачи всесоюзного радио, с включениями местных новостей. Причем, видимо, наш радиоцентр вещал еще и на Курганскую область, поскольку часть местных новостей была именно о трудовых подвигах курганцев. Поэтому я с детства знал, что в соседней области есть Мишкинский район, названный, видимо, в честь меня, и что там в колхозе «Заветы Ленина» живет и трудится знатный полевод, дважды герой Соцтруда Терентий Мальцев. И, чтобы я об этом не забывал, каждое утро в новостях мне об этом напоминали.

А во-вторых, музыкальными передачами мы с братом еще не увлекались, и в нашем восприятии радио было недоделанным телевизором — звук есть, а ничего не видно. Поэтому в те времена радиоприемник мы слушали нечасто, да и то только развлекательные передачи вроде «Опять — двадцать пять», или спортивные репортажи и спортивные новости по «Маяку» в 17–30.

Но технический прогресс на месте не стоял. Вместо массивных радиол на лампах в продаже появились относительно небольшие транзисторные приемники. И когда они подешевели до разумных цен, на улицах появились молодые пижоны с транзисторами в руках. Особенно шикарно было, если радиоприемник ловил на коротких волнах «забугорные» радиостанции, выдававшие в эфир модные рок-н-роллы.

В середине шестидесятых и наш отец купил транзисторный приемник «Атмосфера». Поскольку он КВ не ловил, то старшие братья особого интереса к нему не проявили, таскать такой с собой было не престижно.

Однако и с этим приемником мне запомнилась такая история. Кто-то из друзей старшего брата Юрия, скорее всего Гера Демази, увлекался радиотехникой настолько, что смастерил небольшой радиопередатчик и занялся «радиохулиганством» — так в советские годы назывался незаконный выход в радиоэфир. И уж не знаю почему, но испытывать передатчик решили в нашей квартире. Выходили в эфир на длинных волнах, а с помощью нашей «Атмосферы» выясняли мощность передатчика и границы области приема. Для этого просто шли с транзистором на улицу и определяли, где сигнал от передатчика становится неслышным. Оказалось, что радиус его действия был около 200 метров. Как я сейчас понимаю, и антенна у передающего устройства была несерьезной, да и выходной усилительный каскад был несолидным. Но побаловаться, передавая приветы чувакам и чувихам с Колхозного поселка, а также выдавать в эфир смешные объявления про, якобы, потерявшуюся маленькую собачку у них получалось. Передатчик находился у нас дня два или три, потом исчез, но за это время нас с Лешкой однажды ради прикола с его помощью позвали домой.

Мы с братом тогда еще ходили в садик, и как-то Юрий пришел за нами с этой «Атмосферой», из которой, на удивление всем нашим одногруппникам, настойчивый мужской голос говорил: «Леша и Миша, собирайтесь и идите домой. Вас ждут дома!»

Но транзисторные приемники как быстро вошли в моду у молодежи, также быстро и вышли из нее. Молодежь увлеклась портативными магнитофонами. Поэтому, когда в начале 70-х Виталька Бобков, закончивший с грехом пополам восемь классов и устроившийся работать на обувную фабрику, приобрел «транзистор», то ему уже никто не завидовал. Над ним и над его покупкой, ставшей немодной, уже подтрунивали. Но Виталик все равно носился с транзистором, как с писаной торбой до самого призыва в армию.

Я не помню, когда именно узнал, что коротковолновое радио — это открытая дырка в западный мир, и что по нему можно слушать «вражеские голоса». Наверно, на исходе 60-х. Но особого интереса в нашей семье к этим передачам не было, никто их регулярно не слушал. Да и у нас на Урале европейские радиопередачи ловились намного хуже, чем маоистская пропаганда из КНР. Сказывалась работа глушилок. Но слушать китайцев с их бесконечным «марксизм-ленинизм-маоцзедун идеи» было скучно. Только в возрасте 15 лет я стал сам искать предачи «Голоса Америки», чтобы послушать свежую рок-музыку. Передачи Бибиси и «Свободы» как менее музыкальные, я игнорировал.

Тут самое время перейти к музыке. Песен про великого Сталина в мое детство уже не исполняли, мало того, даже гимн звучал тогда без слов. Поэтому я не могу сказать, что в песенном искусстве превалировала партийная тематика. Наоборот, было много легкой и, даже не постесняюсь сказать, легкомысленной музыки. А вот пошлой практически не было. А если и была, так то, что тогда называли пошлым, сейчас идет как шедевры ретромузыки. Так уж случилось, что многие легендарные песни были написаны именно тогда, и «Черный кот», и «Последняя электричка», и «А у нас во дворе».

А еще странно представить, что тогда не было Пугачевой. Вернее Алла Борисовна была, но она как певица никому не была известна, поскольку еще училась в школе, а потом в училище. Нынешняя королева попсы станет известной только ближе к 70-м. Кого же слушали тогда? М. Бернеса, В.Трошина и, конечно же, Людмилу Зыкину. Но у молодых были свои вкусы и из советской эстрады, если и признавали кого, так это Валерия Ободзинского. В первую очередь он нравился девушкам, но и юноши охотно слушали его шлягеры и перепевали их под гитару. А так, конечно, молодежь увлекалась всякими битлами и прочими роллингами. Под их влиянием начинали формироваться первые ВИА.

IV

Театр среди жителей нашего двора популярностью не пользовался, все-таки основную массу его населения составляли простые работяги. Отец, занимавшийся в театре-студии «Юность» и иногда выводящий свою супругу на спектакли местного драмтеатра, был довольно редким исключением. Поэтому про театральную жизнь Челябинска я вряд ли расскажу много интересного. Сам я в театр в первый раз, если не считать походы с отцом на репетиции «Юности», попал в начальной школе и именно со школой. Была тогда в 9-й средней такая традиция: в одну из ноябрьских суббот вместо занятий все классы ходили на спектакль в театр оперы и балета. Точно помню, что первое, что я смотрел, был балет «Дон Кихот». Старшие классы сидели в партере и амфитеатре, а всех нас — мелюзгу загнали на балконы. Я уговорил братца на выданные нам матерью деньги взять в аренду бинокль у билетерши, стоило это очень дорого — копеек 30-ть.

Мы смотрели в него по очереди, но спектакль кончился, бинокль мы вернули, и на обратной дороге из театра Лешенька меня все время пилил. Дескать, из-за моей дурацкой тяги к оптике, мы остались без мороженого, которое могли бы купить на впустую растраченные деньги.

Осталось, наверное, обсудить книжный вопрос. Надо честно признать, что первые лет пять своей жизни я читал слишком мало. Но к шести годам читать научился и включился в этот процесс. Могу засвидетельствовать, что какая-никакая семейная библиотека у нас была. Ее начал собирать отец, когда твердо было решено осесть в Челябинске. Поэтому книг, изданных ранее 1959 года, в нашей библиотеке было немного. Основу ее составляли произведения русских и иностранных писателей, в основном классиков, всего томов 150. Потом ее пополняли старшие братья, затем мы с Алексеем. После смерти отца в 1992 году мы ее разделили, и каждый собирал уже свою собственную библиотеку на свой вкус. Сейчас библиотеки каждого из нас насчитывают по нескольку сотен томов.

Вот с покупками книг в СССР проблемы были. Слишком много было людей грамотных и тех, кто любил читать. Сейчас, слава богу, число книголюбов заметно упало, так что найти и прочитать можно все, что хочется, главное, чтобы денег на книгу хватало.

 

Глава 5. Медицина

Как и все дети, я иногда болел. Как и ко всем советским детям, ко мне приходила тетя-врач и лечила меня абсолютно бесплатно. Ну и судя по тому, что я дожил до взрослого возраста и успешно прошел медицинскую комиссию военкомата перед призывом в армию, лечили меня хорошо.

Серьезно и подолгу в больницах я не лежал, не довелось, но с серьезными травмами сталкивался. Одну из них устроил мне братец Леша.

Все началось с горшка, обычной ночной вазы.

Использовав его по назначению, я забрался на свое место у обеденного стола и вместе с братом Лешей приступил к вечерней трапезе. Братик Вова, оставленный за старшего ушедшими в театр родителями, привлеченный странным абре из кухни, пришел наводить порядок. Обнаружив на входе использованный горшок, он выяснил, кто это не убрал за собой, после чего предложил мне прервать прием пищи и выбросить все из горшка в унитаз. Ну тут я с ним не согласился. С чего это вдруг? Всю мою прошлую жизнь это убирали за мной взрослые, а сегодня я вдруг настолько повзрослел, что должен сам мыть свой горшок? Я маленький еще, мне как было три года вчера, так и сегодня больше не стало, и неча ко мне приставать. Не хочешь убирать за мной, придет мама из театра и уберет. Именно такой ответ я дал на странные притязания старшего братца, но конечно не такими мудреными выражениями, а простым детским «не буду». Володя, понимая, что за горшок у входа на кухню родители спросят сначала с него, а только потом, может быть, скажут что-то этому мелкому, решил проявить волю и воспитательную смекалку, сказав: «Раз так, то будешь сидеть без чая, я тебе чая не налью!». Братик Леша, поняв, что и его тоже в следующий раз могут заставить тащить тяжелый горшок в туалет и мыть там, встал на мою сторону. Он решил проявить солидарность и поддержать меня в моей борьбе за права ребенка. «И что, нашел, чем напугать?» — сказал он. После чего добавил: «Да давай я тебе чай налью, я умею».

Володя упорно стоял на своем, я упорно стоял на сундуке, на котором ставили наши детские стульчики, чтобы нас было видно из-за стола. Брат Леша стоял рядом со мной плечом к плечу. «А наливай!» — согласился я. Лёхан двумя ручками ухватился за зеленый железный трехлитровый чайник, полный кипятка, оторвал его от стола и старательно накренил над моим стаканом….

Дикая боль обожгла мою левую ногу, уж не знаю, попало ли что из чайника в стакан, но отчетливо помню, что струя из чайника начиналась, как положено, из его носика, а заканчивалась не в стакане, и даже не на столе, покрытом клеенкой, а прямо на моей босой ступне, чуть выше пальцев.

Естественно, что долго я такое терпеть не смог, и, убрав ногу, заорал так, как умеет орать только крепкий здоровый трехлетка. Вернее, уже не здоровый, а ошпаренный кипятком. На этот мой рев прибежал на кухню из комнаты даже кузен Серега Нечаев, живший у нас в ту пору. Кипяток у Лешки отобрали, горшок помыли, а меня, вернее, мою ошпаренную ногу засунули под кран с холодной водой в ванной. Ну, это они зря сделали. Вообще-то, во избежание последствий, при ошпаривании водой нужно держать пострадавшее место в горячей воде, конечно, не в той, которой обожглись, а в той которую тело способно терпеть, но я-то в три года этого еще не ведал. Потом парни, не зная, что делать, посадили меня перед телевизором. Больную ногу я держал в тазике с холодной водой, а на саму рану неизвестно по каким народным рецептам, Володя с Серегой приложили еще и тоненький кусочек сливочного масла.

Масло не помогало, вода не остужала, нога болела, а я безрадостно ныл и скулил. Володя и Серега пробовали меня отвлечь какими-то шутками, я смеялся и снова плакал. Наконец-то пришли довольные после театра родители. Надо ли говорить, как быстро улетучилось их хорошее настроение. Отец закутал меня в шубу (была зима) и, несмотря на позднее время, потащил в поликлинику на Краснознаменной, 24. Как ни странно, дверь ему открыли. Какая-то пожилая женщина в халате о чем-то поговорила с родителями в полутемном фойе. Скорее всего о том, что врачей нет, а она просто сторож. Ну а потом, говорят, за мое лечение взялась Наумова тетя Аня, которая была опытной медсестрой. Наутро меня понесли к настоящим врачам.

Раны мои зажили, а во избежание подобных конфликтов, отец соорудил специальный кружок для нас с Алексеем, который ставился на унитаз, и надобность в пользовании горшком отпала сама собой, к общему облегчению.

Вообще-то я рос здоровым и крепким ребенком, болел нечасто. Но готов засвидетельствовать, что и в садике у нас был действующий медицинский кабинет с работающей медсестрой, способной проводить различные медицинские процедуры, и в школе также была медкомната, в которую не бессмысленно было обращаться. Кроме того, как только началось массовое строительство многоэтажных домов в нашей округе, так первое, что там было построено, это здание детской поликлиники на улице Краснознаменной. Взрослые тоже лечились неподалеку, в поликлинике цинкового завода на улице Каслинской, возведенной в те же годы. Это несколько отличается от принятой теперь в России застройки кварталов, когда возводят только то, что можно выгодно продать — жилые дома, магазины и офисы, а вся инфраструктура, как то школы, больницы, детсады и почтовые отделения, не строятся.

 

Глава 6

Смена интерьера и декораций

Прежде чем я продолжу историю про свою многострадальную жизнь, вкратце расскажу о том, как сменилась окружающая меня обстановка к исходу 60-х годов.

Во-первых, уже к концу нашего пребывания в садике, в «том дворе» возникла грандиозная стройка — напротив 34-го дома по Краснознаменной начали возводить первую в нашем квартале пятиэтажку. Вскоре ее заселили работники все того же «Мостоотряда-16», так что нашего полку прибыло. Даже мы, маленькие дети, заметили это событие по тому факту, что многих ребятишек, ранее остававшихся на круглосуточном содержании, теперь, как и нас, каждый вечер родители забирали домой. Им уже не надо было всю неделю жить в садике и в субботу тащиться на электричке на «19 км». Теперь они просто выходили из ворот садика и сразу оказывались в своем дворе. Этот дом получил адрес Колхозная, 27.

Во-вторых, была построена поликлиника для детей на нашей улице, и нам уже не было нужды ходить через весь город к врачам в ведомственную железнодорожную поликлинику на улице Свободы.

В-третьих, построены были новые продуктовые магазины на улицах Островского, Полковой и Кыштымской. А то ведь первое время жителям нашего двора за продуктами приходилось ходить аж к Теплотехническому институту. Нам с Лешкой на это неоднократно указывали старшие братья. Дескать, чего сложного добежать до молочного на улице Островского — всего один квартал, вот мы в ваше время к «теплотеху» в магазин ходили….

В-четвертых, в наши дома пришел газ. До этого готовили пищу разными способами. Что-то варили на печи, пользуясь привозными дровами, а чаще пользовались портативными электроплитками. Плитки эти были допотопными, с открытой спиралью из скрученной вольфрамовой проволоки. Весьма пожароопасная, надо сказать вещь. Я неоднократно видел, как от этих раскаленных докрасна спиралей мужчины прикуривали сигареты, и как легко от них загоралась бумага. Опасно было, если на такую плитку выплескивалась кипятившаяся вода или убегало молоко из кастрюлек.

Какое-то время мы пользовались даже керогазом. Тоже весьма опасная в быту вещь. Видимо, поэтому им пользовались не на кухне, а в ванной комнате, поставив на цементный пол. Кроме того керосин для керогаза надо было где-то хранить, а еще и покупать. Однажды кто-то из старших братьев отправившись за керосином, взял меня с собой, и я узнал, где его продают.

В то время на развилке между улицами Аэродромной (ныне Косарева) и Герцена был огромный пустырь, размером с футбольное поле, от которого веером разбегались улочки Аэродромного поселка. Вот на этом-то пустыре и ютилась будочка, в которой продавали керосин.

И вот, вместо всех этих опасных агрегатов вроде электроплиток и керогазов, к нам в дома провели серебристые трубы голубого топлива. В то время много говорили о газопроводе «Бухара — Урал», и веточка от него протянулась в наши квартиры. Сделали это абсолютно бесплатно, а не за бешенные бабки, как газифицируют сейчас.

До этого я уже сталкивался с газовыми плитами и голубым огоньком. Такая роскошь, например, была в мостопоездском «доме на Солнечной», ныне проспект Победы, 179. Но там ради газа половина двора была занята автономной газовой подстанцией, от которой и был запитан дом. Но в автономную подстанцию газ подвозили на грузовиках, к нам же его провели от магистрали.

Разводку сделали не только на кухню, но и в ванную. Собирались установить и там газовые горелки для подогрева воды. Но потом этот проект отпал, поскольку горячую воду решили провести в наши дома обычным способом, через бойлерные. Появление газа заметно расширило площадь наших квартир, поскольку с кухонь были убраны ставшие ненужными печи, а из ванных комнат — громоздкие титаны. И если об исчезновении печей мы особо не жалели, на освободившиеся места были установлены недавно появившиеся в нашем быту холодильники, то выброшенный 40 лет назад титан мне сейчас немножко жалко. Вот бы мне сейчас такой агрегат в сад! Но, увы, в десять лет я не знал, что к своему тридцатилетию куплю садовый участок. Недальновиден я был, ох недальновиден, в детстве. Зато наши титаны, а их выбросили не меньше двух дюжин, охотно расхватали жители колхозного поселка из частного сектора.

Исчезновение печей и титанов в корне изменило и назначение наших подвалов. Если раньше их использовали под хранение дров, то теперь в них разместились кадки с заготовленными на зиму солеными огурцами и квашеной капустой, а также ящики для хранения картофеля.

Вслед за газом в наши дома добралась и горячая вода, если раньше воду приходилось греть в титане или в баке на плите, то теперь она текла из обычного крана. Для молодежи, родившейся недавно, наличие горячей воды в квартирах настолько естественная вещь, что они даже не догадываются о том, что так было не всегда.

Затем вдоль улицы Краснознаменной у нас под окнами начали копать длинную канаву. Это в наш квартал пришло центральное отопление. В канаву уложили две трубы и от них сделали ответвление в наши дворы.

Кстати, наличие этих канав надоумило нас на очередное хулиганство. Пацанята нашего двора взбирались на отвалы земли от этих ям и, дождавшись появление грузового автомобиля, с энтузиазмом закидывали его кузов комьями земли. В легковые машины и, тем более, в автобусы не кидали никогда. Никто ведь не хотел попасть в стекло или, не дай бог, в человека, а вот в бортовую машину или в самосвал — это другое дело. Чего страшного, если комок земли угодит в деревянный борт или железный кузов? Правда, не все водители грузовых автомобилей разделяли наше мнение, но поделать все равно они ничего не могли. Остановится такой недовольный водитель, выскочит со страстным желанием надрать нам уши и попы, а глядь, оказывается, что между ним и нами огромный глубокий ров, через который не перемахнешь, а обегать его долго — канава-то длинная, да и мелюзга уже скатилась с бугра и никого за горой земли уже не видать. Кому уши-то драть? Ругнется тогда водила и, запрыгнув в кабину, умчится прочь.

Наличие центрального отопления, газа и горячей воды сделало наши квартиры полноценно городскими и комфортными. Естественно, встал вопрос и о котельной, расположенной в нашем дворе. Она оказалась не нужна. Сначала в нее перестали доставлять уголь. Потом вывезли все более или менее ценное оборудование и материалы, демонтировали легендарную трубу, а затем начали разорять. Одно время деревянный сарай, примыкавший к ней, мы использовали под штаб. Как сейчас помню, в нем мы обнаружили рулоны стекловаты. Но вскоре и эта сарайка исчезла. Видимо, жители частного сектора растащили ее на дрова. Кирпичные же стены кочегарки разбили техникой и неторопливо принялись вывозить. Даже жители нашего двора приняли в этом некоторое участие.

Гуляя как-то по двору, я возле развалин котельной заметил двух знакомых мужичков. Один был дядя Боря Бардин, а другой — дядя Коля — отец братьев Журавлевых. Мужики слыли местными выпивохами, но в данный момент они были заняты полезным делом — вынимали из кучи и грузили в большую двухколесную тачку кирпичи, выбирая те из них, что были поцелее. Делать мне особо было нечего, поэтому я вертелся возле них. Ведь известно, что все мы любим смотреть, когда кто-то другой работает. Дяденьки наложили тачку почти полностью, когда мне в голову пришла мысль, а смогу я такую груженую тачку сдвинуть с места? Недолго думая, я подошел и, взявшись за ручку, приподнял ее….

Жалко, что физику учили тогда начиная с шестого класса, а я к тому времени закончил только второй, иначе бы я знал все про центры тяжести и действующие моменты силы. С другой стороны, я бы тогда не совершил прыжок в небо и не убедился бы на собственном примере, что законы физики действуют независимо от того, изучили мы их или нет.

Короче говоря, как только я приподнял ручку тачки, куча кирпича в ее кузове под действием силы притяжения стала стремиться к земле, а ручка соответственно, — ввысь. Поскольку держался я за ручку крепко, то, невзирая на все мои усилия, меня оторвало от земли и подняло в воздух. Потом я догадался пальцы разжать, после чего плюхнулся на землю.

Мужики меня даже ругать не стали, хотя в результате моего эксперимента значительная часть кирпичей вывалилась из тачки на землю. Они больше за меня испугались, не повредил ли я себе чего. И только убедившись, что из всех возможных травм я получил наименьшую — ушиб мягкого места, про которую им все равно ничего не сказал, они, вздохнув, начали наполнять тачку снова. Полнехонькую тачку мужики покатили на Колхозный поселок, где в одном из частных домов и передали ее со всем содержимым хозяину. Взамен им была вручена зеленая купюра достоинством в три рубля, которую дядя Коля с дядей Борей тут же пошли отоваривать в «шестнадцатый» магазин, ближайший, в котором продавали спиртное.

После того, как последние следы существования кочегарки исчезли, на этом месте решили строить новый пятиэтажный дом на 60 квартир. Для того, чтобы он вместился, решили снести и сараи 23 дома по Колхозной. Взамен сломанных бывшим владельцам сараек построили новые, впритык к трансформаторной будке.

Так в нашем дворе появился новый объект для мальчишеского интереса — стройка жилого дома. Вы спросите, а что же в ней интересного? Во-первых, беготня по пустым квартирам, совмещенная с игрой в войну или прятки. Во-вторых, прыжки с балконов на кучу песка. В-третьих, уйма занимательных и полезных вещей, как стальная проволока, из которой можно делать шпаги; алюминиевая проволока, из нее получались отличные шпонки для рогаток; двухжильный электрический плоский кабель из которого тогда делали необыкновенные плетеные ремни и браслетики, особенно если кабель был цветной; изолента, которой обматывали хоккейный клюшки и велосипедные рули; а еще абсолютно новый для нас материал — каучук, толстые колбаски которого забивали в швы между панелями. Из него получались отличные легкие шарики-мячики, которыми можно было кидаться, и даже получив шариком в лоб, не страдать, поскольку было не больно.

Правда, походы на стройку могли закончиться катастрофой, если тебя поймает сторож. Особенно мы не любили одного типа по кличке «Лысый». Он жил в новенькой пятиэтажке на Колхозной, 27, и его балкон выходил как раз на наш двор и эту стройку. Он часто выходил на свой балкон и в бинокль смотрел, не шастает ли кто по строительству. Иногда выскакивал, пытаясь поймать нарушителя. Однажды он и меня поймал и отвел к родителям, нажаловавшись, что я гуляю по опасному объекту.

Другое дело, когда там дежурила тетя Наташа Бардина. Тогда Санька Бардин сам звал нас на игру в прятки на стройке.

В 1969 году стройку дома закончили и заселили очередной порцией мостопоездцев, в основном переехавших с «19 км». Повезло и нашим родственникам, семья Аркадия Михайлова переехали из бараков на Аэродромном поселке в новую двухкомнатную квартиру. Также в новой пятиэтажке, которой присвоили номер 25 по улице Колхозной получила трехкомнатную квартиру семья Бори Ровного, в старом доме у них была двухкомнатная. Улучшили свои жилищные условия семья Фисенко, перебравшаяся туда из барачного 23 дома, а также воссоединившаяся семья Новиковых. Почему воссоединившаяся? Так у Алехи с Андрюхой опять появилась мама. Та же самая, что так загадочно исчезла несколько лет назад. А еще и сестра нарисовалась, причем старшая. Когда мы были маленькие, этой сестры вроде как не было, я ее почему-то не запомнил, а потом вдруг — откуда ни возьмись — появилась. Видимо, у близнецов с этой сестрой общей была только мама, а папы разные. И пока мама Новиковых отсутствовала, девочка жила где-то у родни, а когда вернулась, то Людмила, так звали эту юную особу, вошла в эту семью на равных правах.

Я так долго описываю ее появление неспроста. Просто Людочка Новикова была моей первой дворовой любовью. Именно ей я посвящал первые в своей жизни комплименты. Именно благодаря ей, во мне стал расти романтик и поэт.

Это, наверное, хорошо, что у нее был другой отец, а то бы она была рыжеватой, как и ее братцы-близнецы. Людмила была природной блондинкой и, на мой взгляд, очень красивой. Да вы и сами можете на нее поглядеть. Здесь ей лет 15. Фото не очень, но уж какое есть. У нее имелся только один недостаток. Она была на три года старше меня…

Но хватит лирики. О наших с ней взаимоотношениях я, возможно, расскажу позднее, а теперь нас ждет 9-я школа!