Анализируя перспективы России в XXI веке, надо составить себе четкое представление об ее будущем государственном устройстве. А его нельзя установить произвольно.

История знает тысячи государств, существовавших на разных континентах нашей планеты. И сейчас членами ООН состоят почти 200 государств. И у каждого государства, если только это не чья-то марионетка, есть свое особенное лицо.

Вот Франция и Германия, две демократические республики, но насколько разно их государственное устройство!

Вот эти-то различия между государствами в решающей степени зависят от того невидимого и часто не учитываемого политиками элемента, который можно назвать духом народа. А дух народа определяет и национальный характер, и народный менталитет.

Народ – это не просто совокупность людей, проживающих на определенной территории. Их объединяют некие общие ценности, которые в старину считали религиозными. В наши дни им дают объяснения светского характера. Дух народа соединяет людей в народ и определяет собой «физиономию» государства.

О том, что такое государство, написаны тысячи книг, но коротко можно сказать: если дух оживляет тело народа, то государство образует для народного тела скелет и панцирь. Профессор Сергей Кара-Мурза отметил два разных взгляда на природу государства:

«В традиционном обществе (Сергей Георгиевич относит к ним и советское общество, на мой взгляд, ошибочно. – М.А.) государство – ипостась народа, выражение его воли и духа, оно создается «сверху», через откровение (Бога, революции, традиции). У гражданского (рыночного) общества государство – его служащий, прежде всего полицейский, защищающий собственность граждан от пролетариев и голодных орд «дикарей». Оно создается «снизу» – волей массы индивидов (тех, кого не отлучили от выборов цензами, апатией и наркотиками)».

Политолог Ксения Мяло, выступая на организованном «Литературной газетой» «круглом столе» «Все ли народы России равны?», дала другое определение:

«Государство – высшая форма самоорганизации народа для решения проблем его исторической жизни».

В самом деле, если народ нашел себя, живет своими, а не заимствованными или навязанными чуждыми идеалами, то его государство крепкое, и национальное его достоинство на высоте. Если же народ «заблудился в эпохе» или его завели в исторический тупик собственные правители, то о настоящем государстве не приходится и говорить, а сам народ стоит на пути в никуда. И если такое состояние продолжается слишком долго, то либо страну спасет революция, которая приведет государственный строй в соответствие с духом и идеалами народа, либо страна превращается в колонию другого государства или вообще исчезает с исторической арены.

Так каково же нынешнее российское государство, хранит ли русский народ свое национальное достоинство, каков наш национальный характер и кто же мы такие, русские?

СУЩНОСТЬ ПРОБЛЕМЫ

В одной из телевизионных передач бывший министр иностранных дел СССР А. Бессмертных публично подтвердил факт, известный ранее только по слухам. Оказывается, президенты США, готовясь к встречам с советскими руководителями, получали от своих советников записки, в которых неизменно говорилось, что советские лидеры (находившиеся у власти после Сталина) страдают комплексом неполноценности. И это была несомненная правда. О каком же воспитании чувства национального достоинства можно говорить в стране, вожди которой сами этого достоинства не имеют!

Но откуда появился у нас этот неизживаемый комплекс? Это, можно сказать, болезнь наследственная. Русский человек в конце правления Романовых ощущал себя затравленным, почти незаконнорожденным ребенком, изгоем, ему с детских лет внушали – школа и общественное мнение (то есть мнение интеллигенции), – что Россия – это некое незаконное дитя, курьез истории, страна, где люди обречены мучиться и периодически проходить через бессмысленные кровавые потрясения. Напомним, что Петр Чаадаев в своем знаменитом первом «философическом письме» прямо утверждал, что если у европейских народов первоначальный период истории был полон великих деяний и поэзии, то «у нас ничего этого нет. Сначала – дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть, – такова печальная история нашей юности… Мы растем, но не созреваем, движемся вперед, но по кривой линии, то есть по такой, которая не ведет к цели… мы не обладаем ни одним из достоинств, отличающих народы зрелые и высококультурные… И вот я спрашиваю вас, где наши мудрецы, где наши мыслители?.. Исторический опыт для нас не существует, поколения и века протекли без пользы для нас… Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его. Мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей, ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей Родины, ни одна великая истина не вышла из нашей среды. Мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь… И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять. Ныне же мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке. Я не могу вдоволь надивиться этой необычайной пустоте и обособленности нашего социального существования».

Это писал Чаадаев, человек высочайшей образованности (впрочем, образованности, как легко видеть, односторонней), горячо переживавший судьбы России! (Письмо ему Пушкина, не соглашавшегося с такой оценкой нашей истории, не было отправлено и долго оставалось неизвестным общественности.) Что же говорить о рядовых российских интеллигентах, о космополитизме которых, о незнании ими своей страны и о низкопоклонстве их перед Западом написаны тома и тома! Россия – страна, показывающая миру, как не следует жить! – вот суть их миропонимания, которое сначала, когда простой народ существовал вне истории, царило именно в среде «мозга нации» и в правительственных кругах, а затем, по мере распространения образованности, в ослабленном виде проникало в сознание и даже скорее в подсознание все более широких слоев народа.

Так и жил русский человек свой век с таким клеймом. Лучше всех это ощущение русских выразил наш замечательный писатель и мыслитель Василий Розанов:

«У нас нет совсем мечты своей родины .

И на голом месте выросла космополитическая мечтательность.

У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть.

У француза – «chere France», у англичан – «Старая Англия». У немцев – «наш старый Фриц».

Только у прошедшего русскую гимназию и университет – «проклятая Россия»…

У нас слово «отечество» узнается одновременно со словом «проклятие».

Посмотрите названия журналов: «Тарантул», «Оса». Целое издательство – «Скорпион»…

И все «жалят» Россию. «Как бы и куда ей запустить яда»…

Жалит ее немец. Жалит ее еврей. Жалит армянин, литовец. Разворачивая челюсти, лезет с насмешкой хохол.

И в середине всех, распоясавшись, «сам русский» ступил сапожищем на лицо бабушки-Родины».

Такое мироощущение насаждалось всей системой образования в романовской России. Тот же Розанов вспоминал: учился он в Костроме – ничего не знал об этом крае, даже о подвиге Ивана Сусанина. «Учился в Симбирске – не знал ничего и об этой земле, не знал, куда и как протекает прелестная местная речка, любимица горожан – Свияга. Учился в Нижнем Новгороде – увлекался Боклем и до тошноты ненавидел Минина и Пожарского за то, что они не написали никакой великой книги вроде «Истории цивилизации в Англии». Потом университет. «У них была Реформация, а у нас нечесаный поп Аввакум». Там – римляне, у русских же – Чичиковы. Как же не взять бомбу, как не примкнуть к партии «ниспровержения существующего строя».

Разумеется, лучшие умы России выступали против этого засилья западничества в русской жизни, знамя этой национально-освободительной войны поднял в литературе еще Пушкин, однако влияние этих гениев ощущалось больше в области художественного творчества, чем в общественной жизни. Суть мироощущения русской интеллигенции в предреволюционные годы Розанов, ссылаясь на произведения Дмитрия Мережковского, выразил в одной фразе: «Честно мыслящий русский человек, и особенно если он писатель, не может не ненавидеть Россию».

В свете сказанного Октябрьскую революцию надо рассматривать не только как социальную, но и как национально-освободительную. В короткий исторический срок, буквально за несколько лет благодаря развязыванию народной инициативы разоренная Первой мировой и Гражданской войнами страна не только первой в Европе достигла довоенного уровня материального производства, но и выдвинула множество талантов мировой величины и породила революционные идеи в различных областях творчества. Однако той идеологии, какой вдохновлялся авангард народа, были присущи не только очевидные достоинства, но и скрытые недостатки, которые со всей силой проявились лишь позднее.

С одной стороны, идея мировой революции, братства трудящихся всех стран обладала огромной притягательной силой, несла в себе заряд мессианства, без чего русских людей вряд ли можно было бы поднять на тяжелую и беспощадную борьбу и великие подвиги, ведь нас не привлечь обещанием прибавки заработка в пятачок на рубль. С другой стороны, именно в силу этого русские люди, совершившие революцию и поднимавшие страну в первые годы Советской власти, воспринимали свою деятельность как созидание новой общественно-экономической формации, а не как строительство новой Русской цивилизации, которая служила бы контрцивилизацией по отношению к европейской. Вера в то, что мы стали первопроходцами на пути к коммунизму, по которому со временем пойдут все другие народы планеты, как бы подразумевала, что мы должны быть первыми во всем, в том числе и в уровне жизни. Однако, скажем, красноармейцы, вступившие освободителями трудящихся от гнета капитала в страны Балтии, увидели там не сплошную нищету, а переполненные полки магазинов и изобилие товаров без очередей, о чем еще приходилось только мечтать в Стране Советов. Известный советский разведчик Михаил Любимов вспоминал, какой идейный кризис он пережил, когда приехал на задание в Англию и столкнулся совсем не с оборванными работягами, а с материально обеспеченными людьми труда, к тому же считающими себя джентльменами.

Если бы мы своевременно поняли, что строим самобытную русско-советскую цивилизацию, то не стали бы надрываться в гонке с Западом по уровню жизни, сознавая, что это – еще не показатель степени развития общества. «Да, – сказали бы мы людям Запада, – у вас каждая семья имеет автомобиль, и даже не один, но зато у нас больше социальной гармонии, больше заботы о человеке…» Ведь писал же В. Г. Белинский, что он завидует внукам и правнукам, которым суждено видеть Россию 1940 года, стоящею во главе цивилизованного мира, дающею ему законы и принимающею благоговейную дань уважения от всех народов!

Вот и казалось: приедет западный бизнесмен в такой Советский Союз и, увидев там 170 миллионов творцов, продолжающих дела Пушкина и Чайковского, Ломоносова и Менделеева, должен будет признать, что он, посвятивший свою жизнь наживе, по сравнению с нами прожил ее напрасно. И лишь общение с рядом деятелей Запада заставляет взглянуть на дело иначе.

Во-первых, им совсем не интересны ни наши ценности, ни достижения, они свысока посматривали на нас, как бы спрашивая: «А есть ли у вас свобода от государства?» – это известный пункт помешательства западного человека, своего рода новый религиозный принцип (естественный для общества, сложившегося на частной собственности), мерило, которым они привыкли оценивать людей и общества. Во-вторых, в разных культурах различны критерии хорошего и плохого, создать такой строй жизни, который был бы идеальным для всех, принципиально невозможно. Отдельные интеллектуалы Запада, увидев, что наша страна находится на гребне мирового прогресса, могли, даже не принимая советского строя, проявлять к нам интерес и симпатии, но сами народы и власти Запада воспринимали нас иначе. И то, что мы сочли бы для себя вполне подходящим, людям там могло бы показаться чудовищным. И как тогда быть?

Тот же западный бизнесмен завопил бы: «Ноги моей не будет в этой стране, где «права человека» не признаются как нечто стоящее превыше всего!» И наш ответ должен был бы быть таким: «Да, у вас, возможно, четче организованы снабжение и бытовое обслуживание, уважаются любые, в том числе и самые безнравственные меньшинства, зато у нас есть то, что нам нужно: хозяйство ведется по плану, обеспечивается социальная справедливость, страна идет вперед семимильными шагами… Так что возвращайтесь в ваш капиталистический рай, а мы пойдем своим путем!» В ернической вроде бы песне «Зато мы делаем ракеты…» была большая доля правды, но это было осознано нами слишком поздно.

Непонимание сути цивилизационной революции, какую должна была бы осуществить наша страна, привело к кризису коммунистической идеологии. Советская элита все острее ощущала, что руководствуется устаревшими идеями и оказывается на обочине исторического процесса. Но революция, как говорится, подобна велосипеду, который либо движется вперед, либо лежит на боку, к стоянию на месте без внешней опоры он не приспособлен. Из-за отставания идеологии в стране начался застой, и СССР распался, не выдержав гонки, в которую он втянулся зря, по недомыслию своих «верхов» (не столько в военную, как принято считать, сколько в потребительскую). А за неимением передовой идеологии вновь ожила идеология старая, перелицованная дореволюционная, основанная на преклонении перед Западом (которое лишь укрепилось после фарса борьбы с космополитизмом в конце 40-х годов). Потому-то советским лидерам и был присущ тот самый комплекс неполноценности, о котором напоминали президентам США их советники. Российская элита и до сих пор лебезит перед Западом – как перед его общественным мнением, так и перед официальными властями. «А что подумают о нас на Западе, если мы…» (например, запретим проведение гей-парада в Москве, поступив вопреки их представлениям о «правах человека»)? И в этом – корень главных наших недостатков, бед и несчастий.

Не познав себя, нельзя найти себя – это справедливо как для отдельного человека, так и для народа. История России развивалась стихийно, вслепую, она нам неизвестна. Россия оказалась в худшем положении, чем Ирландия или Шотландия, народы которых после завоевания англичанами почти потеряли свои языки. У нас язык сохранился, но украдена история. В ее изучении бывали озарения, подчас гениальные, но не было системы. А ныне для России настало время сознательного движения к высокой цели. И воспитание национального достоинства может быть успешным лишь на этом пути.

Но обратимся к заботам дня сегодняшнего.

В известном в свое время фильме «Мертвый сезон» герой определяет, что есть главное в профессии разведчика: это – чувство собственного достоинства. Строго говоря, оно должно бы быть главным и в любой сфере человеческой деятельности. Не в меньшей мере, чем к отдельным людям, это относится и к народам. Так в какой же мере чувство национального достоинства присуще русским людям, гражданам России вообще и в данный конкретный исторический момент в особенности, и если оно сегодня недостаточно развито, то как можно его воспитать?

Ответ на данные вопросы важен не только для теоретиков, но и для власти. Ведь она будет чувствовать себя вполне прочной лишь в том случае, если поймет душу собственного народа и будет действовать соответственно народным чаяниям. Но нашим государственным мужам и в голову не приходит, что в их политике и самом образе мыслей что-то не так, не отвечает ходу истории, духу народа.

Но в чем же заключается этот русский менталитет, эта загадочная русская душа, в спорах о которой поломано столько копий и в среде нашей интеллигенции, и зарубежными интеллектуалами? При всей разноголосице мнений на этот счет можно все же выделить две крайние точки зрения, как бы продолжающие в современных условиях известные идеи «славянофилов» («почвенников») и «западников» (либералов) позапрошлого века.

АВТОРИТЕТЫ, УВЯЗШИЕ В ПРОШЛОМ

Оказывается, в кругах нынешних радетелей «русскости» большим авторитетом пользуется книга Н. О. Лосского «Характер русского народа». Ее автор, известный философ, был в 1922 году выслан из России и остаток жизни (а умер он в 1965 году в возрасте 94 лет) провел в эмиграции, не соприкасаясь с объектом своего исследования – русскими, живущими в России. (Да и до высылки он с ним имел не так уж много точек соприкосновения.) И книга его – это собрание мнений русских и зарубежных авторов о русском человеке, подогнанных под излюбленную идею сочинителя, высказанную в первой же фразе: «Основная, наиболее глубокая черта характера русского народа есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божием».

Своеобразной рецензией на писания такого рода можно считать мнение другого русского мыслителя, высланного в том же 1922 году из России, – ученого-экономиста, тонкого критика, богослова и священника Сергия Булгакова. Персонаж его книги «У стен Херсониса» (отождествляемый с самим автором) говорит о славянофильстве, что оно «разрушено с начала и до конца, от него ничего не осталось. Оно все было основано на идеологии Третьего Рима, православного царства, которое ушло из истории, а именно этого-то и не предвидели и не допускали славянофилы, с этим была связана их вера в миссию русского народа, более того, в его мессианство… даже во многих отношениях прозорливый и гениально одаренный Достоевский тоже устарел, представляет собой пример мечтательности отжившей уже эпохи… удалите из Достоевского «царя-батюшку», что же останется от его исторической философии? Или мечтательная идея народа-богоносца – безответственная фраза, слишком долго мутившая наши головы?.. как смел кто бы то ни было, хотя бы Достоевский, дать своему народу такое именование, на которое властен только Господь Бог! И как мы за это наказаны, как наказаны!… Это народничество разных видов у нас общая болезнь, затемняющая сознание. А между тем духовное состояние русского народа ужасное, и не теперь только, но и раньше не было иным, как свидетельствует нелицеприятная история… И это народничество усыпляло совесть, родило самодовольство, и самой опасной и вредной формой этого самодовольства было церковное » .

И действительно, жизнь вскоре показала, что русский народ-богоносец очень быстро превратился в народ-богоборец.

Какие же качества русского народа Н. Лосский объявляет наиболее важными, определяющими в его характере? Тут и гадать нечего, главы книги так и называются: «Доброта русского народа». «Способность русского народа к высшим формам опыта». «Свободолюбие». И прочая, и прочая, и прочая… Конечно, ученый признает, что русским присуща и жестокость, и другие мало приятные качества, но их он считает как бы оборотной стороной наших достоинств. А вы, читатель, знаете ли какой-нибудь народ, в характере которого не переплеталось бы хорошее и дурное?

А в чем же философ видит проявления той самой религиозности, которая, по его мнению, прежде всего определяет характер русского народа? В том, что крестьянин, войдя в избу, «прежде всего крестился, смотря на икону, и потом отвешивал поклоны всем присутствующим по определенному порядку, степенно, неторопливо». По средам и пятницам крестьяне постились. И далее в том же духе. Иными словами, за религиозность русских выдается их приверженность обрядовой стороне православия, а вовсе не соответствие их жизни и идеалов учению Христа. Об интеллигенции российской и говорить нечего, – она, как признает сам философ, космополитична и безрелигиозна, воспитана на идеалах, принесенных с Запада.

Ну и, разумеется, для Н. Лосского идеал коммунистического общества – это торжество сатанократии, хотя он и вынужден признать, что вера большевиков в победу коммунизма, в торжество справедливости – это тоже как бы религия. Если в Ленине, как в настоящем русском интеллигенте, он еще готов признать «искателя максимального добра для всего человечества», лишь избравшего ложный путь (не к Царству Божьему, а к обеспечению обилия материальных благ для всех), то уж Сталин для него – только честолюбец, властолюбец и карьерист. А советский строй, по его мнению, оскотинил русских людей. В этом Н. Лосский сходился с другим усиленно навязываемым сейчас авторитетом – Иваном Ильиным, но тот умер в 1954 году, до всемирного торжества русской мысли, науки и техники – открытия нами дороги в космос, а Лосский увидел даже полет Гагарина. И таких «исследователей» возводить в авторитеты?

Заметим попутно, что русская мысль давно уже установила, что пытаться строить общественную и государственную жизнь на основе Евангелия бессмысленно, ибо Христос сказал, что Царство Его – «не от мира сего». Наиболее полно эта идея раскрыта в трудах выдающегося русского богослова, профессора Московской духовной академии М. М. Тареева, опубликованных еще до революции. Он считал, в частности, крайне вредными до сих пор популярные попытки с детства прививать знание Евангелия, мудрость Которого и не всякому взрослому доступна: «Если бы внушить Евангелие кому-нибудь с детства, с первых дней сознания воспитать его в истинно христианском духе, то ведь это вырос бы жалкий уродец, никому и ни на что не годный». Показал он и несостоятельность идей Достоевского о мессианском призвании России, проистекавших из того, что великий писатель в понимании православия русского народа стоит на высоте древних еврейских пророков, которые предназначали еврейскому народу великую миссию – благовествовать всему свету мир, правду и спасение.

ОШИБОЧКА КЛАССИКА

В 1914 году появилась статья Владимира Ульянова (Ленина) «О национальной гордости великороссов», которая долгие годы, уже в советское время, служила одной из основ идеологического воспитания трудящихся нашей страны. Ленин видел основание для чувства нашей национальной гордости в том, что насилия, гнет и издевательства, которым подвергают нашу прекрасную Родину царские палачи, дворяне и капиталисты, «вызвали отпор из нашей среды, из среды великорусов», и эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев, а затем и социал-демократов. «Необходимо длительное воспитание масс в смысле самого решительного, последовательного, смелого, революционного отстаивания полного равноправия и права самоопределения всех угнетенных великороссами наций». Но и эта задача воспитания была поставлена так же абстрактно, как и сформулированная тремя годами позже в книге «Государство и революция» задача построения идеального советского государства. Но государства особого: во-первых, без постоянной армии (замененной вооруженным народом – даже попытка была такую «армию нового типа» создать в лице т. н. Красной Гвардии). Во-вторых, без чиновничества (а с народными представителями, которых можно отозвать или сменить в любое время, причем получать они должны не более заработной платы рабочего, без каких-либо «представительских»). В-третьих, без тюрем и пр. В-четвертых, организованного как одна контора и одна фабрика. И т. д., и т. п. Утопичность этих представлений жизнь показала уже сразу же после взятия власти большевиками.

После победоносного окончания гражданской войны, вызвавшей к жизни эпоху «военного коммунизма», Ленин по существу стал лидером меньшевистского крыла в РКП(б), выдвинув идеи нэпа, культурной революции, строя цивилизованных кооператоров, то есть «теорию малых дел» в новой упаковке. В его «Письме к съезду» содержится, например, пожелание «защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ».

Ясно, что при такой установке пролетарского вождя воспитание чувства национального достоинства у русских людей становилось чрезвычайно односторонним, если вообще возможным.

НЕ НАРОД, НЕ КЛАСС, А ЦИВИЛИЗАЦИЯ!

Как мы видим, у Лосского речь идет о характерах народов, а у Ленина на первый план выступает классовое начало, пролетарский подход. Но и то, и другое оказывается недостаточным для объяснения такого явления, как дух народа и неразрывно связанное с ним национальное достоинство. Недостающее звено было гораздо раньше найдено русским публицистом и социологом Николаем Яковлевичем Данилевским, который в своей книге «Россия и Европа», вышедшей еще в 1869 году, изложил теорию так называемых «культурно-исторических типов» (или цивилизаций), развивающихся подобно биологическим организмам. Согласно этой теории, история человечества – это сосуществование или смена таких цивилизаций, вступающих в борьбу за существование подобно биологическим видам. У каждой из них – своя система ценностей, скрещивания культур невозможны.

У древних евреев, по Данилевскому, культура была построена на религиозной основе, у древних греков – на красоте, у римлян – на достижении политического могущества. Эти три цивилизации можно назвать одноосновными. А западноевропейские народы создали двухосновную романо-германскую цивилизацию, соединив политическое могущество с культурой, прежде всего промышленного и научного характера.

Данилевский выражает «надежду, что славянский культурно-исторический тип в первый раз представит синтезис всех сторон культурной деятельности» и «будет полным четырехосновным культурно-историческим типом». Для этого высшим сословиям России, «привыкшим презрительно смотреть на все русское», надо избавиться от «затемнения своеобразного русского взгляда на вещи европейничаньем».

Основоположники славянофильства романтически смотрели на Европу, рассчитывая, что со временем Россия, восстановив свою самобытность, поможет своим европейским странам-сестрам подняться в духовном отношении. А Данилевский говорит о «коварстве Европы», об исторически сложившихся агрессивности и эгоизме европейцев. Европу это привело к колониализму, угнетению, а то и поголовному истреблению других народов, нещадной эксплуатации наемных работников, навязыванию своей веры огнем и мечом.

Хотя пионером цивилизационного подхода в науке был именно Данилевский, это открытие чаще всего связывают с именами немецкого философа и историка Освальда Шпенглера (1880–1936) и английского историка и социолога Арнолда Джозефа Тойнби (1889–1975). Зато Шпенглер в своем знаменитом труде «Закат Европы» прямо сказал, что Европа исчерпала свой творческий и жизненный потенциал, и после 2000 года мировое лидерство перейдет к России. В наши дни наиболее известным представителем цивилизационного подхода стал С. Хантингтон, предсказывающий, что главные события XXI века будут связаны с конфликтами цивилизаций, о чем будет сказано в дальнейшем.

ТАК КТО ЖЕ ОБЩИННИК И КТО ИНДИВИДУАЛИСТ?

Над сущностью русского человека размышляли и ученые, и публицисты. Ученые дают русскому человеку научные определения. Например, К. Касьянова, автор книги «О русском национальном характере», утверждает: русский человек – «культурный эпилептоид». Современные «почвенники» утверждают, что русские по природе-де коллективисты, общинники, «соборники», тогда как западная модель – это состояние «атомарных» личностей, находящихся в состоянии вечной конкуренции и борьбы всех против всех. Нынешние «западники» верят, что и в России в результате либеральных реформ «западный индивидуализм» уже победил, а если это сегодня еще не очевидно, то уж во всяком случае окончательно победит в новом поколении, обеспечив необратимость установления капитализма. И чуть ли не ежедневно «исследователи общественного мнения», выполняя социальный заказ, с деланой беспристрастностью уведомляют нас, что, «согласно последним опросам», отечественная молодежь уже меньше ценит коллективистские ценности, отдавая предпочтение индивидуалистским… А ведь эти разговоры о коллективизме и его антагонисте – индивидуализме, споры о том, кто победит – ведутся с самого начала перестройки, и и невозможно понять, о ком все-таки говорят. Так и хочется спросить спорщиков, наблюдавших русскую жизнь: друзья, где это вы видели здесь коллективизм? Вспомните, каким притеснениям и просто надругательствам подверглись рабочие со стороны новых «хозяев жизни»: тут и хладнокровное закрытие градообразующих предприятий, и умышленное доведение заводов до банкротства и пр. Можете ли вы припомнить случаи, когда эти акты угнетения рабочих вызывали бы отклик среди рабочего люда в других частях страны в виде забастовок и митингов – той самой классовой солидарности, на которой строятся не только марксистские постулаты, но и повседневная жизнь на «индивидуалистическом Западе»? Находят ли у нас действенный отклик призывы «озаботиться судьбами русских людей, оставшихся в республиках бывшего СССР»? (Особенно если сравнить это с мощной тягой немцев к воссоединению двух частей расчлененной после Второй мировой войны Германии.) И уж, наверное, уникальным является такой момент: правящий режим, замыслив в начале 90-х годов людоедские реформы, острие своей политики обратил против… армии (имею в виду все силовые структуры, включая правоохранительные). А ведь именно армия, вроде бы, должна была быть его единственной опорой, – настолько, видимо, сильна была уверенность в том, что никто из офицеров и ухом не поведет, услышав о нищей жизни своих коллег за пределами гарнизонных ворот. Нет, на личный протест они способны: тщательно заперев вверенное им мощное оружие, стреляются в укромном уголке или устраивают публичные самосожжения; жены офицеров время от времени зачем-то перекрывают полосы аэродромов, словно это самолеты – их главные враги. Но никакого мощного коллективного протеста, проявления классовой солидарности у нас долго и представить себе было невозможно ни в армии, ни «на гражданке».

А на бытовом уровне? Сколько сетований слышали мы на то, что в городе даже семьи, годами живущие на одной лестничной площадке, остаются незнакомыми! Как часто хулиганы избивают прохожего на глазах десятков людей, и никто не только не вступится за жертву, но даже и не вызовет милицию. Словом, проявлений нашей антиобщинности, несоборности не счесть.

С другой стороны, явно на очень наивных людей может быть рассчитано представление, что жители одной из классических буржуазных стран – голландцы – сумели обустроить свою страну на основе «звериного индивидуализма». Как известно, значительная часть территории этой страны отвоевана у моря путем постройки дамб. Разве можно было бы их соорудить так, чтобы каждый голландец, по-индивидуалистически озираясь, возводил от сих до сих свой личный участочек дамбы, а там хоть трава не расти? Нет, конечно, тут мы имеем дело с высочайшей организацией совместного труда. Вспомним к тому же, что старинные голландские групповые портреты изображают членов гильдий, обществ. В общем, там куда ни глянь, – вот она, соборность, в действии! Получается, что это как раз западный человек «общинник», тогда как наш соотечественник – ярый индивидуалист?! (Кстати, массовое международное движение протеста против диктата мирового капитала и в наши дни тоже развернулось именно на Западе, а не в бывшем «государстве трудящихся».)

Вот это объяснение особенностей нашей истории преобладанием у русских общинного, артельного начала широко распространено в кругах патриотической общественности, и это заблуждение в современных условиях чрезвычайно вредно. Уже упоминавшийся Сергей Кара-Мурза совершил, можно сказать, подвиг, создав двухтомный труд «Советская цивилизация». Никто другой ничего лучшего о величайших преимуществах советского строя не сказал и не написал. Сказать, что советский строй был вершиной развития не только России, но и всего человечества, мог и Александр Зиновьев. Но рассмотреть вопрос всесторонне, собрать и обобщить тысячи фактов смог только Сергей Георгиевич. И тем досаднее, что в главном вопросе – о природе советского строя и Советского государства он допустил ошибку, объявив, что Советская власть – это порождение традиции, идущей от крестьянской общины, проистекает из крестьянского мироощущения, а крестьянская жизнь якобы отличается от городской тем, что она религиозна. СССР будто бы стал народом-семьей (в отличие от государства на Западе, где оно было обществом-рынком), народом-общиной и даже страной – большой общиной. Если бы дело обстояло действительно так, то эта большая община выстроила бы, скажем, большую деревню, но создать великую мировую державу ей было бы не по силам. Эту державу создавал авангард народа, часто преодолевая сопротивление ведомых и даже прибегая к суровым репрессиям. Да и сам Сергей Георгиевич признает: «У нас крестьянство было заключено в несколько сот тысяч общин, каждая из которых жила в своем космосе-деревне. Государственная власть была той силой, что объединяла все эти деревни в Россию…», и диктат – хоть Петра I, хоть земства, хоть райкома – был для крестьян и для страны совершенно необходим. А отношение Петра к крестьянству вряд ли можно было уподобить отношению доброго любящего отца к своим детям. Правящая элита, образно говоря, берет народ за шкирку и тащит его к достижению цели, ею поставленной. Весь вопрос в том, насколько правильно понимает элита эту цель, соответствует ли ее курс реальным потребностям страны или же «элитарии» преследуют лишь свой корыстный интерес. Впрочем, об элите нам предстоит особый разговор.

СЕКРЕТ «РУССКОСТИ» (ЛИБО «САЖА», ЛИБО «АЛМАЗ»)

Выходит, неправы ни «почвенники», ни «западники», и русский национальный характер остается непонятым обоими спорящими лагерями. А распространенное его понимание – это результат одной путаницы в умах нашей интеллектуальной элиты. Русских отличает от европейцев (равно как и от большинства других народов) не какой-то таинственный «коллективизм», а отношение к собственности. Русский крестьянин фактически обладал правом аренды земли у своей общины (как колхозы в СССР считались бессрочными пользователями земли), не более того. А большинство правящего класса до середины XVIII века (до «вольности дворянской») были владельцами поместий, то есть пожалованных в пользование на время службы земельных участков, и лишь немногие счастливцы были настоящими земельными собственниками, вотчинниками, аналогами европейских феодалов.

Тут надо напомнить еще и различное понимание предназначения человека в России и на Западе. А оно в главном сводится к тому, что если на Западе акцент делается на «талант», то в России – на «призвание».

«Талант» – это возможности человека; «призвание» – это его обязанность в этой жизни. Как и во многом другом, здесь проявляется западный крен все мерить правами («права человека») и русский – обязанностями. Отсюда вытекает и разное понимание свободы у тех и других. В западном понимании человек свободен, когда он физически и юридически свободен; в русском – когда он свободен реализовывать свое призвание. Если у русского человека абстрактная свобода выбора есть, а нет самой малости – возможности реализовать свое предназначение, то это в его понимании не свобода, а каторга. И наоборот, заставьте нашего человека ходить на любимую работу в цепях и под конвоем – он все равно будет счастлив. Полистайте книги замечательного (к сожалению, уже умершего) писателя Феликса Чуева о наших выдающихся конструкторах ракет и самолетов, людях, ставших впоследствии гордостью страны (таких, как Сергей Королев, Борис Стечкин и многие другие), но в 30-е годы невинно репрессированных и попавших в «шарашки», то есть в конструкторские бюро с тюремным режимом. Сколько изобретательности проявляли эти творцы, какие неординарные решения они находили в, казалось бы, невыносимых, не подходящих для творчества, условиях!

Можно сказать, что, по русскому пониманию, человек свободен, когда он счастлив. А счастье – это не только «когда тебя понимают», но и когда ты видишь, как сбываются твои мечты, – особенно, если тебе самому удалось приложить к этому руку. Вот почему в известной песне второй половины 30-х годов «Широка страна моя родная…» без всякого смущения поется: «где так вольно дышит человек!», хотя состояние в обществе мало имело общего с «разгулом политических свобод». Просто люди видели, как сбываются их мечты о стране, выбивающейся в люди, о жизни, которая каждый день меняется в лучшую сторону на их глазах. Они были счастливы – и потому свободны!

Более того, именно отсутствие частной собственности на землю породило все мировоззрение русского народа, космизм его мировидения. В то время как взор европейца упирался в границы его земельных владений, взор русского от пределов его общины («мира») переходил прямо к миру Божьему, мирозданию. Отсюда – всем известная высочайшая духовность русской литературы и русской культуры вообще.

Русских как фактически народ без собственности отличает не «коллективизм», а мобильность, готовность к действию во имя воодушевляющей его идеи (что при поверхностном взгляде можно принять за некое коллективистское начало). Русского легче поднять на какое-то общественно значимое дело, как бы лично его и не касающееся, тогда как у прочих народов грузом висит на ногах собственность, за которую они держатся руками и зубами.

Если провести аналогию с физикой, то получается, что определение «атомарный» больше подходит как раз к общественному состоянию в России, а для Запада подходило бы определение «молекулярный». У нас наблюдается легкая атомарность, а у них – тяжелая неповоротливость громоздких молекул. Можно даже сказать, что русское общество «газообразно»; «газообразность» – одно из его традиционных «агрегатных состояний».

Но ведь на одной такой «атомарности» вряд можно построить что-то большее, чем культуру подсечного земледелия. А поскольку русские – творцы великой и самостоятельной цивилизации, то значит, что-то еще должно было лежать в основе их достижений. Этим чем-то является государственный инстинкт. Кажущийся аморфный социальный газ легко пробивается общегосударственным импульсом и… структурируется в другое агрегатное состояние, близкое к кристаллу.

Вот эту-то открытость русских людей государственному импульсу (по научному – этатизм) и приняли исследователи за мифический «коллективизм». (Другой причиной ошибки интеллектуалов было все то же легкое у нас, можно даже сказать – легкомысленное, отношение к собственности и как следствие – отсутствие привычки охранять частную жизнь, свою и чужую.) Якобы этот «коллективизм» русских противостоял «западному индивидуализму». На деле же западного человека просто трудно вытянуть за пределы его личных интересов в пользу абстрактных общенациональных и тем более интернациональных, хотя он гораздо легче кооперируется с другими для защиты конкретного общего дела, задевающего этот частный интерес.

Если продолжить аналогию с миром физических явлений, можно отметить, что среди аморфных веществ числятся не только газы, но и, допустим, сажа. Обычная сажа – это продукт, образующийся в результате неполного сгорания или термического разложения углеводородов. Многие, наверное, знают, что сажа применяется не только в производстве резины или пластмасс, – ее можно, воздействуя высокими температурами и давлениями, превратить в… алмаз! Ежегодно в мире производятся миллионы карат искусственных алмазов. В свою очередь алмаз, этот самый твердый минерал, может попросту сгореть, оставив после себя… сажу.

Аморфная «сажа» и кристаллический «алмаз» – это как бы два основных состояния русского народа. Сгорел алмаз – получилась сажа, пачкающая все вокруг. «Русская мафия», коррупция, хаос в экономике – вот впечатления от «общества-сажи». Трудно увидеть что-то общее у этих русских с теми, кто создал великое государство и великую культуру (как невозможно представить, что мирно обрабатывающие землю тяпками мексиканские индейцы – прямые потомки высокой цивилизации майя). Но ведь Великую Россию построили не инопланетяне и не «варяги» (как утверждала популярная в свое время «норманнская теория» о происхождении российской государственности от скандинавов). Тем не менее, многочисленные доброхоты, не меняя обстановки в стране, пытаются научить «частицы сажи» объединяться, вести себя «по-цивилизованному», но… только сами пачкаются, а «сажа» остается аморфной.

Но вот наступает какой-то таинственный момент – звучит труба, словно трубят ангелы перед кончиной мира. Это государственный зов, мобилизующий нацию на борьбу и подвиг. И чудо – аморфные частицы начинают вроде сами по себе выстраиваться… среда нагревается… пробегает искра – и вместо невзрачной кучки «сажи» взору открывается сверкающий гранями «алмаз»!

Так что же, неправы не только сегодняшние «почвенники» и «западники», но и корифеи прошлого, Достоевский, называвший русский народ самым стадным народом на Земле, или Лев Толстой, столько страниц посвятивший освещению «роевого начала» народной жизни? Нет, для своего времени они были правы (впрочем, тоже лишь отчасти), к тому же Толстой хорошо понимал и ярко отобразил и государственнический инстинкт русских. Но уже А. Н. Энгельгардт и писатели-народники Н.В. и Г. И. Успенские в конце XIX века показали, что русская крестьянская община – это вовсе не пчелиная семья, где каждая пчелка трудится в полную силу ради общего дела. (Правда, современные исследователи доказали, что и там дело обстоит не так идиллически, среди пчел есть свои лодыри и прогульщики.) По свидетельству Энгельгардта, известная доля кулачества присуща каждому крестьянину, но настоящими кулаками становились лишь немногие – и то при определенных условиях. Община – это собрание ярких индивидуалистов, которых лишь верховная власть и обстоятельства (в особенности природно-климатические) заставляют жить вместе и совместно решать вопросы общей жизни. А с переходом от аграрного общества к индустриальному, от сельского образа жизни к городскому проявления общинного духа у наших соотечественников, наличие которых трудно отрицать полностью, носят характер реликта. Еще перед войной «ребята с нашего двора» представляли собой некую общность, противостоящую другим, между мальчишками дворов порой развертывались нешуточные побоища. А теперь не осталось не только команд, но и самих дворов. Правда, в некоторых городах идут куда более дикие и кровавые схватки молодежи разных кварталов. А так, кажется, самыми яркими проявлениями «общинности» остаются толпы фанатов – поклонников спортивных клубов и шоу-кумиров. Вот этого-то обстоятельства и не заметили наши «властители дум».

Из сказанного вовсе не следует, что русский человек-государственник любит это самое государство. Он нередко страдал от государства, от власти, порой восставал против него. Но при этом государство всегда оставалось для него глобальным понятием, неважно – положительным или отрицательным. И потому когда вопрос вставал о судьбе страны, о том, быть или не быть России, русские люди в массе своей поднимались на защиту государства, подчинялись его приказам и спасали его, не считаясь с ценой, которую им приходилось за это заплатить.

Все попытки «оживить» русскую жизнь без ее «огосударствления» тщетны. На индивидуализм уповать бесполезно – он может породить только то, что мы имеем: все эти телевизионные игры «О, счастливчик!», призывающие выиграть миллион, и другие подобные им ухищрения, способные еще больше развратить и разложить народ, но стать созидательной силой не могущие. Развивать же в русских коллективизм тоже не имеет смысла – даже на субботник в своем дворе жильцов приходится чуть ли не выгонять принудительно. И только признав, что слом всеобъемлющей государственной машины был ошибкой, и приняв программу ее срочного восстановления, можно вытащить наше общество на высокий энергетический уровень, возродить его «пассионарность». Не вертикаль власти, замыкающаяся в чиновничьем кругу, а государственная машина, опирающаяся на народ, нужна сегодня России.

В качестве иллюстрации можно напомнить, что произошло в 1972 году, когда под Москвой загорелись торфяники. Эти пожары стали рубежом в структуре Гражданской обороны СССР: до того у нее не было своих собственных контингентов, только техника и штабы – предполагалось, что людскими ресурсами ее при необходимости обеспечат трудовые коллективы; лишь после тех пожаров ГО стала комплектоваться и личным составом. И вот почему такое изменение случилось.

Когда начались пожары, решили попросить трудовые коллективы выделить работников для их тушения. Те откликнулись на просьбу, выделив для такого большого дела разных граждан – алкоголиков, тунеядцев, хулиганов… Целый день, говорят, командующий Гражданской обороной бегал по окрестностям, закрывая точки продажи спиртного. Потом стали думать, что делать с этой «непобедимой армадой».

От отчаяния решились на крайнюю меру – постановили людей мобилизовать. Их зачислили на довольствие, выдали им форму, напомнили о присяге. И свершилось чудо: казалось бы, никчемные, потерянные для общества люди пошли в огонь! И сделала это не угроза кары (как предположил рассказавший об этом случае офицер Гражданской обороны); просто люди зримо ощутили причастность к чему-то великому, национальному, государственному (а иные, возможно, даже, надев форму, вспомнили фронтовую юность). И произошло преображение.

Вот так же может преобразиться и наш народ, который уже не раз в истории доказывал свою способность подниматься на высоты героизма и подвижничества после, казалось бы, окончательных падений. Но для этого нужна власть, понимающая свой народ и способная поставить перед ним великую цель, которую он воспринял бы как свою. Трудно представить, чтобы наши люди пошли на подвиг ради увеличения барышей Дерипаски или Потанина (или тех из президентской команды, кто хотел бы обратить в свою собственность имущество этих олигархов). Не пойдут они на жертвы и борьбу и ради демократии, «прав человека» или каких-нибудь других ценностей, чуждых русскому миропониманию. Только восстановление чувства причастности каждого нашего соотечественника к делам и судьбам государства, чувства, утерянного задолго до «перестройки» (что и предопределило распад великой страны), способно вывести Россию из того исторического тупика, в который ее загоняли правители последние 60 лет и продолжает с маниакальным стремлением загонять нынешняя власть. Все другие способы, какие бы усилия там ни прилагались и какие бы громадные инвестиции ни изыскивались, лишь ускорят приближение печального конца для нашей страны.

Вот так: казалось бы, какое значение для практики государственного строительства имеют споры теоретиков и идеологов по поводу соотношения коллективизма и индивидуализма в русском человеке? А выходит, значение это решающее, иначе говоря, идеология (если она отвечает духу народа) первична, а государственное строительство вторично. Государство для русских – высшая, священная, сакральная ценность. И пока власть пытается поставить телегу впереди лошади, страна не только не сможет двинуться рысью к вершинам технологии, финансов и политики, но не сдвинется и с места. Понимание властью своего народа становится сегодня условием выживания и народа, и страны, да и самой власти.

ЧТО ОЖИДАЕТ РОССИЮ В «ГОДЫ ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА»?

Долгие годы наш народ был готов терпеть всякие тяготы и неудобства, «лишь бы не было войны». Люди старались не думать о возможных угрозах стране извне. Но сейчас и даже те, кто редко задумывается над вопросами мировой политики, начинают осознавать: в воздухе вновь запахло порохом.

Путин много раз говорил о том, что всем нам объявлена война (эти слова он произнес после трагедии Беслана), что в мире немало тех, кто зарится на наши богатства и мечтает отхватить кусочек побольше от нашей территории. Напоминал он и о том, что «товарищ волк» (надо бы добавить – со сворой шакалов и гиен) кушает и никого не слушает. Но все это воспринималось в обществе как некие абстрактные рассуждения (притом, что эта война шла полным ходом задолго до Путина). Однако, когда агрессивные намерения Запада стали уж совсем очевидны, Путин своей речью на международной конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2007 года предупредил любителей военных авантюр, что Россия готова дать им достойный отпор. При этом она не позволит втянуть себя в изнурительную гонку вооружений, ее ответ будет асимметричным, основанным, как он говорил раньше, на нашем интеллектуальном превосходстве.

Из того, что Путин говорил о «товарище волке», из факта, что наиболее острые разногласия по военным вопросам у нас существуют с Америкой, а главное – под воздействием страхов времен «холодной войны» у нас многие привычно считают первым врагом России США. Особенно усилились эти настроения с тех пор, как распался СССР и Америка осталась единственной в мире сверхдержавой. Однако в действительности, – скажем об этом пока лишь одной фразой – дело обстоит иначе. США – наш вероятный противник, но первый, вечный и непримиримый враг России – это Западная Европа. И в основе этой враждебности лежат даже не столько экономические интересы, сколько мировоззренческая, духовная и моральная несовместимость русского и европейского менталитетов. И те интеллектуалы, которые наиболее полно выражают дух народов Европы, и государственные деятели, определяющие политику ведущих европейских держав, живут (причем на протяжение нескольких веков) стремлением к «окончательному решению русского вопроса», которое заключается в уничтожении нашего народа или, по крайней мере, в оттеснении его за Урал.

Для француза, например, каждый русский, как писал маркиз де Кюстин, – это крещеный медведь (подобных суждений полно в его книге о России). Но это как бы просто неприязнь. Немцы – те всегда в отношении России имели колониальные намерения (принимая, видимо, нас за продолжение Прибалтики, где они в свое время так хорошо похозяйничали). А сегодня в Евросоюзе оказались и самый непримиримый враг России – Польша, и жаждущие мести «советским оккупантам» бывшие прибалтийские республики СССР, и недавние собратья по Варшавскому договору.

Чего добивались от нашей страны главы государств Евросоюза на «саммите Россия – ЕС» в президентской резиденции под Самарой в мае 2007 года? Свободного доступа к нашим месторождениям полезных ископаемых и к нашей трубопроводной сети. Это уже вплотную приближается к требованию, все чаще выдвигаемому на Западе, объявить природные ресурсы России «всеобщим достоянием человечества»: дескать, Бог создавал эти богатства не для одних русских. И одновременно провозглашается, что НАТО должен силой подкрепить эти «справедливые требования» Запада. Ведь вот, стоило только американцам начать переговоры о размещении радаров их ПРО в Польше и Чехии, как ЕС немедленно объявил о своем желании создать систему ПРО, совместно с США. Против кого она будет направлена? Ясно, что против России.

И сегодня повторяется знакомая картина. Пока Германия стремилась к воссоединению, она преследовала прежде всего свои национальные интересы. Однако, став экономическим лидером Европы, она вновь берет на себя роль выразительницы общеевропейских интересов, среди которых одно из первых мест занимает уже упомянутое выше «окончательное решение русского вопроса».

Немцы вообще склонны к силовому решению любых вопросов, в этом (наряду с педантичностью и пунктуальностью) – главная особенность их национального характера. (Хорошо видно хотя бы, как отличается нынешний прямолинейный и недипломатичный папа-немец от покойного скрытного и хитроумного папы-поляка.) Не исключено, что и сейчас они попытаются подтолкнуть весь блок НАТО решать вопросы международной политики, в особенности «русский вопрос», силой, военным путем.

Итог сказанному можно выразить одной фразой: как международная обстановка, так и ход событий внутри страны дают основание утверждать, что мы живем в переломную эпоху.

Слово «перелом» в русском языке имеет несколько значений. Бывает перелом руки, ноги, позвоночника, – избави Боже нас от таких несчастий. Но можно говорить о переломе наметившейся тенденции в общественной жизни, например, о переходе от спада в экономике к подъему, от беспредела преступности к порядку. В нашей истории уже был «год великого перелома» – так называлась и статья Сталина, написанная к 12-й годовщине Октябрьской революции. Как бы ни оценивать проведенную тогда коллективизацию сельского хозяйства, вряд ли кто станет отрицать, что этот момент в нашей истории оказался во многом переломным. А чтобы понять, в каком направлении будут меняться тенденции развития нашей страны сегодня, есть смысл поглубже разобраться в том, что представляет собой путинский курс, вспомним один символический эпизод из фильма «Чапаев».

…Чапаеву доносят: взбунтовался полк. Он седлает коня и мчится к мятежникам.

А там вовсю митинг. На бочке стоит оратор, подстрекающий: «Хватит, навоевались! Пора по домам!» (В переводе на нашу современную лексику: «Хватит противостояния! Долой образ врага! Пусть наши люди поживут в свое удовольствие!») Толпа одобрительно поддакивает: «Правильно! Верно говоришь!» Вдруг горлопан замечает, что все куда-то побежали. Оглядывается – он уже один, а все стоят в строю навытяжку; перед строем – Чапаев. Провокатора он быстро пускает в расход, а к прочим обращается с краткой речью: «кровью искупите свой позор!» и далее в том же духе.

А если оценивать наши «веселые» девяностые годы, то приходит на ум мини-история, пересказанная К. Чуковским в его книге «От двух до пяти».

– Мама, а ты умрешь?

– Умру, деточка.

– И тебя закопают?

– Закопают.

– Глубоко?

– Глубоко.

– Вот тогда я буду твою швейную машинку вертеть!..

Мамаша-КПСС наконец-то отдала Богу душу; да и то сказать – под конец изрядно из ума подвыжила. Ее закопали, а кто-то даже утверждал, что забил в ее гроб последний гвоздь. Хорошо, вольно. Теперь вертим машинку: бизнес, поездки за границу, модная аппаратура и шмотки. И так крутим уже десять лет – спокойно и без помех.

Вообще-то ничего плохого во всем этом самом по себе нет – приятно смотреть, как люди находят свое дело, как иные из них приобрели достойное благосостояние. Плохо то, что ради всего этого людей заставили растоптать все, чем жила страна. Да, мобильный телефон, счет в банке и иномарка – это хорошо. Но когда эти атрибуты уже не в диковинку, постепенно встают вопросы: а зачем, а дальше что? Великая цель великого народа исчезла, растворилась, а потому мелкие частные достижения все больше становятся похожими на бесплодное верчение машинки. И постепенно подспудно нарастает в душе тоска: «На что променяли былое величие?» Вожделенные когда-то атрибуты все больше становятся похожи на забавных, но надоевших чертиков за ветровым стеклом автомобиля, а то и на маячащие перед глазами Иуды 30 сребреников.

Вот здесь и разгадка того, в чем секрет такого феноменального успеха Путина в самых широких массах. Почему еще в предвыборную пору светила интеллигенции исключительно «по зову сердца» пришли на съезд пропутинского «Единства». И почему укрощаемые губернаторы не осмеливались и пикнуть, а наперегонки бежали к президенту и брали под козырек.

Объяснение тому очень простое. Немного поостывших и прозревших людей начинает мучить совесть. До них начинает (пока подспудно) доходить, что они наделали. Конечно, прямо покаяться в содеянном мало у кого хватит духу, больше в ходу самооправдание и попытки свалить вину на других: дескать, это все Гайдар с Чубайсом, проклятые, наделали (можно подумать, что у Гайдара такое красноречие и дар убеждения, что он сумел повести за собой миллионы людей). Но внутренний голос говорит очень нелицеприятные слова. Вот постепенно на наших глазах и бежит народ строиться, как чапаевские бунтовщики, перед командиром – а на самом деле, конечно, перед Историей. А идейные либерал-реформаторы (типа Боннэр с Новодворской) остаются в глубоком одиночестве, отход человеческих масс от них подобен стремительному отливу на море.

И дело, конечно, не в Путине: он популярен просто потому, что явился вовремя. Люди, как было сказано, стремятся стать навытяжку не перед президентом, а перед Историей, незримо стоящей за ним и пронзительными глазами Чапаева смотрящей на них. «Вы пошли за горсткой отщепенцев, продали величие страны, позволили разрушить и растащить все. Теперь вы кровью искупите ваш позор. Будете работать сутками, вас будут приковывать к станкам и кормить раз в день баландой, но вы не посмеете роптать!». И впрямь не посмеют – не потому, что будут бояться: люди уже понемногу понимают, что нашкодили, и внутренне начинают готовиться к будущему искуплению.

На рубеже 20—30-х годов Сталин сказал свои знаменитые слова, обосновывающие необходимость форсированной индустриализации страны: мы отстали от передовых стран на 50-100 лет, нам надо преодолеть это отставание за 10 лет, «иначе нас сомнут». Что уж говорить о нас, знающих о стоящих заводах, замершем производстве и все увеличивающемся отставании страны от мирового уровня… И все больше и больше людей начинают неосознанно ждать, когда же нынешний или новый президент скажет эти заветные слова, призвав к режиму жесткой экономии и настойчивого труда – к тому, что в условиях правления «реформаторов» называется «непопулярными мерами», но в новых условиях вдруг станет очень популярным. Уже сейчас едва только наметившиеся контуры путинского курса кое-кто называет мобилизационной программой развития России.

Внутренне люди понимают, что для пробивания страны на оставленные ею позиции необходим масштабный комплекс мер военного типа; невозможно мобилизовать население, не построив его предварительно в колонны, не приучив вновь его двигаться по свистку и команде, не установив в стране единомыслия, наконец. Но человек, как правило, не любит осознавать фатальность противоречий. Он хочет жить на авось – авось «новый курс» сможет соединить несоединимое: чтобы и страна была монолитно-сильной, и я мог приятно сачковать на диване перед телевизором с бутылочкой в руке. Авось необходимая диктатура сможет мирно ужиться со всеобщей анархией.

Поэтому лозунг момента облечен в весьма половинчатую форму: необходима «диктатура закона». Кто такой этот Закон, которого прочат в диктаторы, – никто не знает (как в советские годы никто не знал, кто такой Слава Капээсэс), но все же лозунг успокаивает: и магическое слово «диктатура» произнесено, и диктатором обещан, слава богу, не Пиночет, а кто-то другой, «в законе»…

В российских СМИ тогда преобладал такой взгляд: Путин принимал эти меры, чтобы сосредоточить всю полноту власти в своих руках, но зачем он это делает, в каких целях употребит эту неограниченную (в рамках закона) власть – неизвестно. Что ж, с этим можно согласиться, но только надо добавить: ясность появится уже очень скоро.

Вот, скажем, оппозиция остро критиковала внесенный правительством и принятый Государственной думой новый Трудовой кодекс и другие законодательные акты. Дескать, при новых законах станут возможными меры по усилению эксплуатации наемных работников работодателями. Это – увеличение продолжительности рабочего дня без оплаты сверхурочных, шестидневная рабочая неделя, перевод всех на контрактную основу, так чтобы в любое время работодатель мог отказаться от продления трудового договора, то есть уволить работника, и притом без согласования с профсоюзом (а только после «консультации» с ним), и многое другое такого же характера. Некоторые свои предложения правительство отозвало, столкнувшись с негативным отношением депутатов (которые оглядываются на своих избирателей), но это ненадолго. Внесут нужные редакционные поправки и снова представят в Думу, и та, поворчав для виду, все проекты одобрит: а куда ей деваться? Ведь большинство в Думе принадлежит к фракциям, заранее заявившим, что они будут поддерживать президента и правительство во всех их начинаниях.

Возможно, юным читателям, да и большинству наших соотечественников среднего возраста эти проекты ничего не напоминают из советской истории. Тогда стоит напомнить, как незадолго до начала Великой Отечественной войны (и в предвидении ее) были изданы Указы Президиума Верховного Совета СССР о переходе с пятидневки на семидневную неделю с шестью рабочими днями и восьмичасовой рабочий день, да еще и о фактическом закреплении работников за предприятием. Более того, не только за прогул без уважительных причин, но и за опоздание на работу более чем на 20 минут было введено уголовное наказание (как много людей попало под эти указы, легко представить, если вспомнить, сколь слабо развит наш городской транспорт, а тогда он был еще слабее). Правда, большинство судимых за опоздание на работу приговаривалось не к отбыванию наказания в тюрьме или лагере, а к принудительным работам по месту основной работы с удержанием части (порядка 20–25 процентов) заработка. И все же меры были очень суровыми. Вольготная жизнь у прогульщиков и «летунов» (как тогда называли тех, кто, устроившись на работу на одном предприятии и получив там комнату или еще кое-какие льготы, прощался с ним и «перелетал» на другое…) кончилась, вообще расхлябанность на производстве была в основном искоренена. А чем ее продолжение обернулось бы в войну, легко представить.

И вот сегодня – снова «закручивание гаек» в области трудовых отношений (и не только). Благо это или зло?

Если ужесточение «правил игры» коснется не только наемных работников, но и работодателей, то станет очевидным, что речь идет о мобилизации усилий для вывода страны из болота, в каком она оказалась. Образно говоря, если рабочих «прикуют к тачке», то и предпринимателей нужно «приковать цепями» к ножкам столов в их офисах. Служить делу возрождения страны обязаны все. Петр I никак не мог взять в толк, почему фельдмаршал Шереметев просит отпустить его со службы на покой в силу достижения преклонного возраста. В России все должны служить царю, будь то крепостной крестьянин или граф и фельдмаршал, и служить до конца дней. Это сурово, но справедливо. А если новый трудовой кодекс будет в сегодняшней России принят ради того, чтобы дать возможность «олигархам» и прочим «хозяевам жизни» безнаказанно усиливать эксплуатацию бесправных наемных работников, то это станет свидетельством того, что президент не «стоит над схваткой», а выполняет волю властвующей «элиты», служит ее корыстным интересам. И это только один пример, «лакмусовая бумажка» для определения подлинных целей российской власти.

А вот другие примеры. После многолетнего перерыва российские военные летчики стали совершать дальние полеты за пределы страны. Однажды они, взломав американскую систему противовоздушной обороны, совершили дерзкий облет авианосца США. А затем эскадрилья бомбардировщиков дальней авиации, способных без дозаправки совершать полет на расстояние 12 тысяч километров, была перебазирована в Анадырь, в непосредственной близости к границам США. На боевое дежурство поставлен еще один полк межконтинентальных ракет «Тополь-М» (пусть и в сокращенном составе). Теперь, после размещения элементов американской системы противоракетной обороны вблизи границ России, не исключена возможность оснащения наших межконтинентальных ракет боеголовками с разделяющимися частями, а также создания вновь ракет средней дальности. Все эти шаги можно расценить и как заявку на проведение самостоятельной внешней политики, и как очередной этап милитаризации страны. А саму милитаризацию можно рассматривать и как козырь в торговле в предвидении «войны с исламом» ради защиты «мировой цивилизации», на что Западу очень хотелось бы толкнуть Россию. Не случайно делегация ОБСЕ, побывавшая на таджикско-афганской границе, тогда положительно оценила присутствие там российских пограничников, подчеркнув, что речь идет о «защите рубежей Европы», для начала – от проникновения наркотиков. И какая из этих версий более справедлива, станет ясным очень скоро.

Наконец, возьмем уже намозоливший глаза пример с новой государственной символикой России. Путин «продавил» мелодию советского гимна композитора Александрова, но в порядке компенсации либералам утвердил в качестве герба – двуглавый орел, а флага – романовский триколор. В обоснование такого решения было сказано, что тем самым подчеркивается идея преемственности: дескать, мы чтим наследие эпох Московского государства, имперской России и Советского Союза. Но ведь ельцинская госсимволика как раз и строилась на том, что в ней принципиально не было ничего советского: дескать, смотрите, вот орел от Московского государства, вот флаг от Российской Республики, вот гимн как представитель от великой русской культуры – и все они единым фронтом против большевиков, символизируя, что в «подлинной» России ничего нет от богопротивного большевизма! И вот в этом едином фронте приказано одну составляющую заменить на советскую; маленькое вроде бы изменение, а какие революционные идейные последствия оно несет!

Россия сможет сохраниться как государство и снова стать великой державой, лишь став на путь строительства русской цивилизации, продолжая и развивая советский опыт. Вот на этих основах, думается, только и можно строить воспитание чувства национального достоинства.

Казалось бы, понимание необходимости большой цели, причем именно государственного масштаба и характера, сегодня пробивает себе дорогу в нашем обществе. Вот что говорил политолог Юрий Крупнов на уже упоминавшемся «круглом столе» в редакции «Литературная газета»: «Русские существуют только тогда, когда Россия сильная. А сильная Россия – это Россия как мировая держава, способная противостоять глобализации и гиперимперии США. Большинство русских людей, особенно молодежь, остро ощущают себя русскими по отношению к происходящему в мире. Базы США идут на территорию союзных республик – у людей болит. В Катаре судят соотечественников – наши переживают. Люди чувствуют. Что мы в промышленности недотягиваем из-за лени и пьянки, кому-то из-за этого стыдно. Вот где они русские!

Главное – направить все усилия страны на проведение новой восточной политики, преодоление дисбаланса между западной и восточной частями страны. В числе заостренных вопросов, связанных с развитием приоритетов Дальнего Востока, есть и такой, как перенос столицы России на Тихий океан. Практически мы перестали решать вопросы на нашем Дальнем Востоке. Если так будет продолжаться дальше, нас как державы, империи – назовите как угодно – не станет уже в течение ближайших десяти лет. В мире очень жесткая ситуация…

Без постановки таких принципиальных вопросов все наше нытье будет сводиться только к тому, что рожать будут все меньше и меньше, а пить будут все больше.

А главное – самая талантливая молодежь будет убегать из страны, ибо никто не предлагает ей ясного и интересного дела. Ей наплевать на наши идеологические споры, ее интересует, как прожить интересную жизнь».

Это правильно подмечено, что молодежь уезжает из России на Запад не только ради большего заработка, но и потому, что хочет прожить интересную жизнь. Только вряд ли она найдет ее на нынешнем Западе. А в России она может стать реальностью. Только надо договаривать до конца. При сохранении курса на рыночную экономику, на «построение капитализма» (который, кстати, как известно, в принципе не должен строиться, а вырастать сам) великой цели Россия своим гражданам предложить не сможет. И без обращения к советскому опыту Россия не только не станет мировой державой, но и вряд ли избежит превращения в колонию. Так что «год великого перелома» и мобилизации всех сил России для ее прорыва в ряд держав – лидеров мира недалек.

ТАК КТО ЖЕ ТАКИЕ РУССКИЕ?

Вопрос этот так часто и горячо обсуждался, что повторять многократно высказывавшиеся точки зрения нет смысла. Конечно, даже намека на расовый подход здесь допускать нельзя. Да и объективные доказательства налицо: чем больше генотипов смешано в народе, тем он богаче. Но у этой темы есть одна сторона, до сих пор не решенная: существует ли в России «русский вопрос», не оказались ли русские, эта государствообразующая нация, угнетенными на своей собственной Родине? Это и было главным предметом дискуссии на «круглом столе» в редакции «Литературной газеты».

Об ущемлении русских говорил депутат Государственной думы Александр Крутов. Ему возражал Юрий Крупнов:

«Я считаю, что «русского вопроса в России» просто не существует. Нет и русского национализма, Русского фашизма, о котором так любят говорить. Есть простой вопрос – судьба России, ее сегодняшнего состояния, будущего. Естественно, великое будущее России невозможно без того, чтобы русские люди начали действовать в полную силу. Русского же вопроса в России быть не может, потому что России не будет без русских.

Постановка русского вопроса происходит от слабости и безысходности. Нужно обсуждать не это, а положение в стране. У русских не может быть национального вопроса, ибо они – не нация. Русские – супернарод. Нация – это народ, который унифицирует в рамках национального государства свои культурные представления, «привязывает» их к определенной территории и существует в истории как национально самодостаточное государство. Русские никогда так не существовали. Неприемлемы две крайности: как растворение русских среди других народностей, как это делают называющие себя евразийцами, так и называние русских нацией, то есть использование чужого нам западного подхода по отношению к русскому народу. Неправильно в «национальных терминах описывать русских. Я считаю себя русским. И считаю также, что от состояния русского народа зависит состояние России».

И вот как прозвучал в его изложении главный вопрос дискуссии:

«Но кто такие русские? Это все, кому дорога Россия историческая, тысячелетняя, кто сегодня готов восстанавливать страну на этих тысячелетних основаниях – как мировую державу. Русский – это не национальная характеристика, это суперэтнос, который отвечает за тысячелетнее Российское государство».

И тут участники дискуссии скрестили шпаги по главному вопросу: Кто же такие русские?

Александр Крутов утверждал:

«Чтобы русский человек чувствовал себя русским, он прежде всего должен быть православным».

Его поддержал священник Александр Макаров: «Русский народ – это те, кто православные».

На это Ксения Мяло возразила: «Великая русская культура в огромной мере формировалась в русле православия… Наверное, французская культура сложилась на основе католичества. Но из этого же не следует, что француз – это католик, а католик – это француз».

И свой ответ дал Юрий Крупнов:

«Но кто такие русские? Это все, кому дорога Россия историческая, тысячелетняя, кто сегодня готов восстанавливать страну на этих тысячелетних основаниях – как мировую державу…

Те, кто не видит реального дела для России, начинают говорить, что все, в том числе малочисленные коренные народы, не дают им нормально жить и развиваться. Все это кажется чудовищным преувеличением из-за отсутствия реального дела для страны».

За этими полусхоластическими спорами осталась без рассмотрения одна очень важная деталь.

Правящая элита, пришедшая к власти в 1991 году, поставила задачу построения в России капитализма. Но она даже не задалась вопросом: а способен ли русский человек полноценно жить и трудиться в капиталистическом обществе. Ведь настоящий капитализм так и оставался достоянием нескольких стран Западной Европы и США, во всем остальном мире, даже за пределами бывшего социалистического лагеря, капитализма не было. И это не случайно.

Для капиталистического общества нужен особый тип человека – «экономический человек», homo oeconomicus. Именно с этого типа человека и в расчете на него создана наука политической экономии. Это человек – индивид, радующийся только прибыли и горюющий только об убытках, а к другим людям и к природе относящийся только как к объекту эксплуатации. Это, конечно, абстракция, а точнее – идеал.

Но русский человек никогда не был таким индивидом, он – личность, связанная с другими людьми и с космосом.

Впрочем, настает тот критический момент, когда каждый не на словах, а на деле покажет, русский он или нет. Ибо снова настает время подвига и жертвы во имя России.

ГРАЖДАНИНОМ БЫТЬ ОБЯЗАН, или КАКАЯ КОНСТИТУЦИЯ НАМ НУЖНА

Когда речь заходит о Конституции, то часто возникает какой-нибудь дежурный политолог, который начинает говорить в таком примерно духе: да, нынешняя (ельцинская) Конституция несовершенна, но все же это первая реально действующая Конституция в нашей истории…

Это гнусная ложь. Люди, которые так говорят, видимо, не знают (или не хотят знать), что у нас была такая, вполне реально действовавшая, Конституция – Конституция СССР 1924 года! Впрочем, скорее всего такой политолог это прекрасно знает, но просто для него любая Конституция, где провозглашается власть трудящихся – это не Основной закон, а изначально бред сивой кобылы. Но это уже из области личных установок…

Итак, Конституция 1924 года. Она декларировала завоевания трудящихся, полученные ими благодаря революции. На всей территории страны провозглашалась Власть Советов – и кто скажет, что ее не было или что она была фикцией?

Эта Конституция впервые сделала подавляющее большинство населения страны гражданами. Правда, о «правах человека» (то есть биологического вида homo sapiens) она умолчала. Наверное, поэтому ее и принято, что называется, в упор не видеть.

А вот в 1936 году произошла катастрофа: была принята новая Конституция СССР, как и все тогда, получившая гордое название Сталинской (хотя ее писал Бухарин). Политологам она очень нравится: замечательная была Конституция, все права человека практически были там предусмотрены, ну для того времени лучше и не надо! Одно плохо: не действовала она, по крайней мере, так, как была написана.

Но бог с ними, с политологами. Куда хуже другое. И в те времена не все были дураки, тоже видели: в Конституции одно, а в жизни другое. Именно с этого времени и на целых полстолетия Конституция начала восприниматься как пустая бумажка, основное предназначение которой – обманывать мировое общественное мнение. А раз лживым стал Основной Закон, то, разумеется, в такой стране не могло быть полноценных граждан. Граждане СССР постепенно психологически начали становиться подданными – как в той же Российской империи.

Символически этот процесс выразился в том, что демонтировали памятник Свободы (напротив Моссовета), на котором был торжественно, на века, для потомков, выбит текст Конституции 1924 года, и установили там державную фигуру на коне с протянутой рукой, коей как бы показывалось всем, какой вышины шесток полагался советскому сверчку.

Державный всадник не просто затоптал копытами Свободу – он втоптал ее в грязь Истории, вытравил ее из памяти людей. В результате появилась возможность манипулировать сознанием людей и внушать им, будто ельцинская Конституция – это такое достижение, какого в нашей стране никто никогда отродясь не видел.

Но народ мирился с грандиозной липой под названием Конституция, пока осознавал, что она – пусть такая-сякая и никуда не годная – все-таки символически охраняет свободу – не каждого лично, а всего общества. Свободу от подчинения его чуждому строю и образу жизни.

И вот тут можно дать еще один ответ на вопрос, почему народ в массе своей поддержал переворот 1991 года. Люди снова захотели быть гражданами; они захотели быть свободными. Поэтому они поддержали ту власть, которая написала на своем знамени: «Берите суверенитета столько, сколько проглотите» (нелишне вспомнить тем, кто тогда был озабочен «наведением конституционного порядка» в Чечне).

Переживаемый сейчас общепризнанный конституционный кризис – это кризис власти, опирающейся на положения этой Конституции. Граждане получили свободу, но… гражданами не стали.

А дело в том, что гражданство и права человека несовместимы! Это странное на первый взгляд положение на самом деле вполне естественно: «права человека» – это права подданного Британской империи. И вот этот британский аршин стараются распространить на все человечество.

Человек свободен, если он борется за свои права. А если за его права активно борются какие-то дяди-тети, то он раб.

Русский мыслитель Николай Федоров в свое время сделал замечательное наблюдение. «Для Западной Европы непонятно, почему иго Англии так тяжело, так невыносимо для Индии, как не было ни одно из предшествовавших; хотя Англия наделила Индию свободою прессы, почти конституционными учреждениями, в которых Европа видит верх возможного для человека совершенства и неприятие коих индусами никак уже не отнесет к ограниченности самих учреждений, а скорее к неспособности племени и к недостаточности его развития для принятия этих форм жизни, в которых нашли свое выражение идеалы европейцев, не имеющих ни малейшего сомнения в их всемирности, общечеловечности. Но уничтожив общину, а с ней и орошение, англичане сделались истинными виновниками голода и эпидемий в Индии».

Комментарии, наверное, излишни. Человек свободен тогда, когда он живет в своем доме, своем обществе. Вспомним слова Протасова из «Живого трупа» Л. Толстого: «Это не свобода… Это воля!» Не свободной, а вольной жизни идеал был дан в проекте Советской власти. Независимая страна с таким общественнным устройством, в котором гражданину вольно дышится, – вот идеал советской жизни.

Отсюда видно, что направление выхода из тупика одно: установление (в противовес «гражданскому обществу») общества граждан, где не будет места правам человека, но будут максимально обеспечены права гражданина. В новом обществе будет, конечно, и новая Конституция; уверен – чем ближе она будет к Конституции СССР 1924 года, чем скорее будет восстановлен прерванный в 30-е годы ход общественного развития, тем более прочным будет фундамент российского общества в XXI веке.

Но кто же будет устраивать новое российское государство и вырабатывать новую Конституцию? Кто эти наши «лучшие люди», как называли в старину народных представителей и правящую элиту? Это очень сложный вопрос, потому что здесь важен религиозный его аспект (отнюдь не сводящийся только к воцерковленности). Рассмотрим его в следующей главе.