Лена проснулась ночью от духоты. Она открыла окно. Занавеска, сбив с подоконника жестяную банку, взлетела вверх и захлопала.

Куда-то в поля, за сараи, как груженые баржи, плыли низкие угрюмые тучи. Соседняя изба, плетень, одинокая осина смутно чернели в темноте. По двору дул порывистый ветер, и осина шумела так, словно листва ее кипела.

Надвигалась гроза.

Через несколько минут ветер утих, и Лена услышала, как в сенях сонно и робко по очереди квохчут проснувшиеся куры. Потом стало слышно, как к избе подкрадывается дождь. Вот он зашуршал по соломенной крыше дальнего сарая, вот перешел через дорогу, вот ударил по ступеням и наконец, захватив весь двор, стал набирать силу. Возле крыльца забулькало, зажурчало, застучало, с улицы пахнуло сырой землей, и сразу стало прохладно.

Вдруг воздух на дворе судорожно вспыхнул, осветилась осина с белыми как мел листьями и трава возле осины, тоже белая как мел и сверкнули косые и упругие прутья ливня. Потом снова наступила мутная темень, и где-то за сараями, по земле, неохотно прогрохотал гром.

Ливень свистел. Среди шума и хлюпанья воды Лена стала различать стук, не похожий на туканье капель. Стук был сухой и мертвый, словно кто-то ударял по ступенькам костяшкой пальца. Лена выглянула в окно. Шел град. Белые градины падали на крыльцо, подскакивали, как мячики, и, словно живые, сбегались в кучки.,

— Мама! — закричала Лена.

— Ты все не спишь? — поднимая голову, ответила Пелагея Марковна. — Что еще?

— Мама! Вставай! Град!

Пелагея Марковна вскочила с постели, подбежала к окну, кое-как поймала занавеску и стала молча глядеть на небо.

— Что теперь делать, мама?

— А ты не убивайся прежде времени. Это разве град — меньше горошины! Гляди, на небе светлая лужайка, скоро развидняется… Мимо идет градобойница, не тронет хлебушка…

Пелагея Марковна долго и неподвижно стояла у окна и смотрела на небо, и чем дольше она стояла и чем дольше молчала, тем страшнее делалось Лене.

— Мама, я схожу, — наконец сказала она.

— Да куда ты пойдешь в этакую ночь?..

— Нет, не могу я так. Пойду погляжу, хоть знать буду. — И Лена стала торопливо одеваться.

Между тем градины становились все больше и больше, и некоторые из них были с голубиное яйцо.

Когда Лена повязывалась платком, в сенях послышались шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошел Анисим в тулупе, накинутом на голову.

— Лена тут? — сказал он, бросая тулуп в угол. — Лена, как же это… Это как допустить этакое… Ты на поле не была?

— Иду сейчас.

— Так и меня возьми. Гришка побег, да где мне за ним угнаться. А одному боязно. Робею я грозы-то…

— Сидел бы ты, дед, — сказала Пелагея Марковна, — Обожди, поутихнет.

— Как же усидеть? А может, мы там что и сделаем. — Анисим беспомощно развел руками. — Вот раньше помело за окно кидали, чтобы град кончился. — И он как-то невесело рассмеялся. — Несознательный был народ…

За окном послышался стук копыт. Кто-то спрыгнул возле избы и быстро вошел в сени.

— Председатель, — сказал Анисим прислушиваясь к шагам.

И правда, Павел Кириллович вошел в комнату. Был он весь мокрый, и штанины его, когда он шагал, чиркали одна о другую, как брезентовые.

— Чего не спите? — спросил он сердито, — Чего не спишь, Ленка?

— Я на участок пойду.

— Запрещаю тебе ходить, — сказал Павел Кириллович, глядя в ноги. — Ты ее не пускай, Марковна.

— А разве ее удержишь?

— А я говорю, не пускай!

— А что там, — закричала Лена, — побило, Павел Кириллович?

Председатель поднял на нее глаза.

— Ложись-ка ты, Ленка, — сказал он наконец, — ложись, дочка. Я еще там не был. Съезжу сейчас и расскажу. Может, и мимо пронесло. А ты ложись, чего тебе мокнуть. И ты бы спал, старый. Что вы все ровно с ума посходили?

Павел Кириллович круто повернулся и вышел. Лена побежала за ним. Пелагея Марковна бросилась за дочерью. У крыльца стоял Валет и вздрагивал от падавших на него градин. Вдруг он метнулся вбок. Из окна высунулось помело и шлепнулось в лужу. Снова поднялся ветер, и водяные прутья косо хлестали по стене избы.

— Куда выбегла? — сказал Павел Кириллович, схватив Валета за гриву и, подтянувшись, сел верхом. — Иди домой…

— А вы скоро? — отступая в сени, крикнула Лена.

— Через десять минут. — И председатель, шлепнув ладонью по мокрому крупу лошади, поскакал.

Лена и Пелагея Марковна вернулись в избу, Анисим с виноватым видом сидел у печи. — Не взял? — спросил он Лену. — Сейчас воротится — все узнаем. Так они сидели молча, как перед отъездом, сидели пять минут, десять, пятнадцать, прислушиваясь к шуму дождя, и бледные молнии освещали их. Павел Кириллович не возвращался. Через полчаса Лена, потеряв терпение, стала снова одеваться и повязывать платок.

— Никак едет? — оказала Пелагея Марковна.

Лена бросилась к окну. Дождь все еще шел, мелкий, противный.

Посреди дороги шагом ехал Павел Кириллович на своем Валете. Он проехал мимо избы Лены, даже не взглянув на окна, и скоро расплылся вместе с лошадью в хмуром дождевом тумане.

— Мама, все побило, все побило! — крикнула Лена и упала лицом в подушку.