В тысяча девятьсот тридцать четвертом году на строительстве Московского метрополитена работало около семидесяти пяти тысяч человек. Среди этих семидесяти пяти тысяч были люди и с высшим образованием, и вовсе без образования, коренные москвичи и приезжие, мобилизованные, завербованные, переброшенные, посланные по комсомольским путевкам, пришедшие по вольному найму и сезонники.

Всей этой пестрой армией командовал инженер Павел Павлович Ротерт. Он изучал строительство подземок в Нью-Йорке, в Филадельфии, в Берлине, в Париже и заслужил доверие партии и правительства в годы работы на Днепровском промышленном комплексе. Начальнику Метростроя в помощь были приданы заместители — Абакумов и Айнгорн.

Потомственный горняк, Егор Трофимович Абакумов прошел на угольных шахтах Донбасса длинный путь — от забойщика до управляющего трестом. В метро он был брошен искупать антимеханизаторские грехи. И в авральные шестидневки его громоздкую фигуру видели на всех радиусах, на всех одиннадцати километрах, и, казалось, будто под домами и площадями столицы бушевал не один Абакумов, а сорок тысяч Абакумовых.

Исай Григорьевич Айнгорн не бушевал. Не повышая голоса, он добился того, что все кирпичные заводы в радиусе тридцати километров работали только для Метростроя, и брусок кирпича стал в Москве такой же редкостью, как вологодское масло.

Таковы были руководители Московского Метростроя в тысяча девятьсот тридцать четвертом году.

Но не этих руководителей ждали на шахте 41-бис. На шахте 41-бис ждали особого начальника, начальника нового типа, начальника, если можно так выразиться, нештатного, вернее сказать, начальника неначальствующего. Словом, ждали начальника, портрет которого по праздникам вывешивался рядом с портретом товарища Сталина.

Вся стройка, от землекопа до инженера Ротерта, величала этого начальника Первым Прорабом. А журналисты еще задушевней — Магнитом Метростроя.

Первый Прораб по заграницам не ездил и никаких метрополитенов сроду не видал. Но, стоило ему только появиться в забое, проходка вдвое ускорялась, и вагонетки бегали на предельной скорости.

От одного его присутствия ярче блестели электрические лампочки и быстрее твердел бетон.