На Лобова и Авдюшку никто не обращал внимания, и войско, гулко выбивая из степной дороги пыль, стремилось мимо, как одичавший табун.
Прогрохотал мимо на телегах и взвод старшего урядника Хари. Сам Харя бревном трясся в своей бричке, упившись вдрызг. Младший урядник Курицын лихо осадил коня, почесал концом нагайки потный лоб.
- Что, парад принимаете?-молодецки басил он и, вдруг вспетушившись гаркнул:-Марш в строй!
Авдюшка потянул было поводья, но Лобов, вытянувшись и козырнув, ответил:
- Нам приказано, господин младший урядник, в ари-гарде быть!
- Кто приказал?- уже по-серьезному спросил Курицын.
- Господин подъесаул Краснов.
Младший урядник помолчал, перебирая космы конской гривы.
- А полковник Дубасов, стерва, со своими анафемами вбег!
- Куда?- от удивления Лобов привстал на стременах.
Ожидая ответа, весь вытянулся и Авдюшка.
- Звестно куда - к загранице. Тут, если прямо, всего верст двести,- ткнул плетью в сторону Курицын.- И ки-таи чесанули за ним. Дезертиры!
- А атаман что ж?-спросил Авдюшка.
- А что?!- остервенился Курицын.- У него своих делов хватает! Али с этими предателями воевать, али за нас думать. А ен за нас кумекает, потому - отец наш… Ну, бывайте!- Курицын огрел лошадь плетью и погнал ее галопом, догоняя брички своего взвода.
- Вот дуралей!- не то восхищенно, не то удивленно произнес Лобов, глядя вслед незадачливому младшему уряднику.- Атаман,- говорит, отец наш. А?
- А зачем нам в этот аригард?-спросил Авдюшка.- Лучше уж со всеми…
- Мо-олчать!- незло процедил сквозь зубы Лобов.- Слухай меня! Я теперь твой урядник и сам господин атаман. Что прикажу, то и делай. Иначе спроважу на тот свет ангелам пятки чесать.
Прогромыхала мимо батарея из двух пушек. На пароконной бричке гуляла прислуга, пушкари горланили похабную песню под хриплый стон гармошки. Прокатили «духа-чи», тоже под хмельком. Медные трубы их, кучей лежащие в задке брички, блестели на солнце, как начищенные самовары. Только дюжий дядя «бас», сидя на козлах, дул изо всей мочи в свою страшную трубу, оглашая степь неземным ревом.
Кислый запах какого-то варева или немытых котлов оставили после себя полевые кухни. Потом заскрипели обозы. На многих подводах веревками было стянуто добро, закутанное брезентами и пологами.
- Вот к этим мы и пристанем,- облегченно, будто дождавшись чего-то долгожданного, проговорил Лобов и встряхнул поводьями.
Авдюшка направил своего коня за ним.
Далеко отстав от хвоста обоза, отдельно тарахтели две брички с несколькими казаками. Из бричек сонно таращились в стороны толстыми стволами «максимы». А за этим прикрытием хвоста атаманского воинства маячили вдалеке на дороге несколько верховых - конное охранение. Пристроившись к задней бричке, Лобов отрапортовал жирному ряболицему вахмистру:
- Господин вахмистр, господин подъесаул приказал нам быть при вас! Так что, разрешите…
Вахмистр по случаю жары был в нательной рубахе. Гимнастерка его болталась на пулеметном щите, а сам он сидел на подушке, свесив толстые ноги сквозь переплеты дробин. Скребя короткими красными пальцами пухлую волосатую грудь и глядя куда-то в сторону, вахмистр спросил:
- Скоро будет привал?
- Не могу сказать, господин вахмистр!- снова бросил руку к козырьку Лобов.- Говорят, в Сергеевке какой-то остановимся…
Вахмистр поскреб в ершистых усах, словно смилостивившись, наконец сказал:
- Будьте при нас, пес с вами. Широко разинул в зевке губастый рот и добавил:-Нет ли чего для освежения головы? Мы, что было, все вылакали.
- Как же, есть!- Лобов сунул руку за пазуху и вынул оттуда две фляжки, ловко привязанные друг к другу.- Вот он, как слеза господня. У знакомого фершала за часы выменял. Водица-то развести есть?
Услышав о выпивке, перебрались на сторону вахмистра два казака, сидевшие по другую сторону брички. Они были босы, нежили на солнце сопревшие в сапогах ноги. Намотал вожжи на перекладину передка и третий, правивший лошадьми. И тоже перебросил босые ноги в компанию.
- Вода найдется,- вахмистр сдернул с «максима» свою гимнастерку и потянулся к кожуху.
Поняв его намерение, Лобов посоветовал:
- Вы бы не из своего, господин вахмистр…
С минуту вахмистр тупо смотрел на Лобова осоловелыми от духоты глазами, потом растянул рот в догадливой усмешке.
- А ведь ты правильно брешешь! Наш пулемет - наш живот!- выволок из-под кучи какого-то тряпья и патронных цинков пустой котелок, протянул его Авдюшке.- Дуй к тому пулемету. Скажи: господин вахмистр для особливых нужд приказал слить воду из кожуха. Жив-ва!
Разведенный теплой, вонючей водой спирт и банная духота скоро привели в блаженное состояние вахмистра и казаков. Вахмистр завел было песню о горькой судьбе казака, заброшенного на чужую сторонушку, потом приказал остановить бричку. Натянул сапоги и выпрыгнул из телеги в, дорожную пыль.
- Киреев! Шпарь камаринскую! Спляшу, может, в последний раз на родимой земле… Эх, житуха наша собачья!..
Взревела гармошка, и вахмистр остервенело стал садить в дорогу каблуками. Незаметно угрюмое веселье сменилось разудалой гульбой. На дороге плясали все, и притопывал голой пяткой в такт голосящей гармошке сам гармонист. Закрыв глаза, он мотал головой, будто лошадь, которую донимали оводы.
Смотрел Авдюшка на невеселых плясунов - и весь наливался знобящим холодком ожидания того, что должно было случиться. И дождался. Лобов сунул ему повод своего коня, прямо с седла прыгнул в бричку, моментом отвязал вожжи от передка и стегнул ими задремавших лошадей.
Вахмистр и казаки еще плясали, когда Лобов, развернув бричку, нацелил на дорогу пулемет и встал во весь свой каланчовый рост. Зажав в правой руке гранату «лимонку», а левой вцепившись в кольцо взрывателя, он трубным криком разом пресек пляску:
- Эй, плясуны! А ну сыпь рысью по дороге! Слышите?- и потряс гранатой.
Взвизгнув, гармошка шумно вздохнула и умолкла. Вахмистр опустил руки и поднял голову. Выругавшись, он шагнул было вперед, но Лобов новым криком остановил его и посоветовал казакам, пялящим на него глаза:
- Марш, говорю, рысью по дороге, иначе бомбу ки-даю!- Лобов потянул кольцо, и трое босых казаков под водительством обутого вахмистра потрусили по дороге, в страхе косясь назад.
Лобов сунул гранату в карман штанов, упал на колени в передок брички и, крикнув Авдюшке: «Не отставай!»- рванул вожжи, дико гаркнул на лошадей.
Кони понесли.
Авдюшка снял из-за спины винтовку, удобно пристроил ее на луке седла и, накинув на согнутую руку повод коня Лобова, погнал за бричкой. Муторный холодок страха исчез, и парнем овладела буйно ликующая радость свободы. Неизвестен был исход ее, этой случаем добытой свободы, но она стала вдруг такой желанной, что ради нее он теперь готов был драться насмерть. И знал, что назад он уже не вернется.
Конное охранение приближалось скоро. Пятеро казаков, почуяв неладное, остановились, стенкой перегородили дорогу. Ждали. До них оставалось шагов двести, когда Лобов снова развернул бричку и припал к пулемету. Длинная очередь простучала в прокаленном зноем воздухе глухо, но отчетливо. Из полынной поросли брызнули в горячую синеву вспугнутые жаворонки, и четверо из пятерых конных повалились с седел. Пятый, припав к гриве коня, понесся в степь. Авдюшка спокойным рывком бросил винтовку к плечу, прицелился и выстрелил. Мимо. Снова выстрелил. Всадник, будто вспомнив что-то, высоко взмахнул руками и боком стал сползать с седла.
Разбежавшиеся было кони снова вернулись к своим хозяевам, и когда подъехали Лобов с Авдюшкой, стояли над ними, низко опустив головы, будто прислушивались, дышат ли они. Трое, видно, сразу отдали богу души, а четвертый, закатив глаза, выгибался дугой и рвал на груди гимнастерку. Изо рта его толчками выплескивалась кровь.
- Пристрели,- сказал Лобов, снял фуражку и перекрестился.
Руки Авдюшки дрожали и горло перехватил приступ тошноты. Он прижал дуло винтовки к виску раненого, отвернулся и выстрелил.
- Вот так-то, братец, спокон веков на войне… Если не мы их, то они бы нас… Теперь по всей России так,- тихо заключил Лобов.
И от этих немудреных, просто сказанных слов Авдюшке стало легче. Перестали дрожать руки, и тошнота не тревожила больше.
Они сняли с убитых подсумки с патронами, сбросили в бричку оружие, привязали к задку осиротевших коней и поспешили дальше, тревожно думая о своей судьбе.
Степь накрывали густо-синие пыльные сумерки, когда они подъезжали к городку. Двое с ружьями наизготовку прыгнули на дорогу так неожиданно, что кони в испуге рванули бричку в сторону.
- Стой!.. Кто такие?
Натягивая вожжи, Лобов покаянно пробормотал:
- Братцы, помилуйте, сдаемся…- он разглядел на солдатской папахе одного красную полоску.
Авдюшка выронил винтовку и, словно спеша схватить ее, упал на колени.
Успокаиваясь, кони бренчали удилами и шумно всхрапывали.