Подъесаул Краснов недомогал. Расходившаяся чахотка сухим кашлем раздирала грудь, обливала липким холодным потом, от которого так знобило, что подъесаул не мог без усилия слова вымолвить. Он выпил столько самогона, что булькало в животе, но не был даже слегка пьян - болезнь верховодила и хмелем.
Знал подъесаул: покой ему нужен и теплая постель. Но приходилось трястись по бесконечной дороге, глотать пыль и пить, чтобы не слишком ясно видеть свою недалекую кончину…
Прошлой зимой в одном кержацком селе его с сотней врасплох застали красные. Сотню партизаны перебили, а командир ее, в одном белье, в сапогах на босу ногу, чесал восемь верст до другого села. Продрог тогда сильно и стал чахнуть. Всегда ему холодно, даже в жару поверх мундира он стал носить полушубок, на ногах - валенки.
Подъесаулу хотелось в седло, сеять вокруг смерть и любоваться ею. Скорее бы эта Сергеевка - последнее село на последнем пути.
- Подъесаул, вы спите?
- Нет, Борис Михайлович,- подъесаул высунулся из тулупа, приподнялся на локте.- Лихорадит, черт возьми. В тепло бы сейчас да поспать как следует. Хотите сивухи?
- Нет,благодарю, не до этого,- Семияр-Горев с коня перебрался в бричку с перинами и подушками. Конь его, мотая головой, бежал рядом.- Как вы думаете, подъесаул, за кордон удобно нам идти с этой ордой? Я говорю о наших бывших отрядах?
Атаман говорил шепотом, наклоняясь к самому уху подъесаула и стараясь не вдыхать - боялся заразиться чахоткой.
Подъесаул откашлялся, сплюнул на другую сторону, с тяжким сипом ответил:
- Наполеон бросил армию на Березине и со свитой подался в Париж… Но не так-то просто нам оставить свою «гвардию»… Казаки нас в клочья разорвут. Вы знаете русского человека: только обозли его!..
- На границе нас могут задержать и разоружить. А я не желал бы оставаться среди своих «братьев казаков» безоружным. Я сейчас для них еще атаман, потому что имею силу. Завтра же на меня, бессильного, они плевать будут. Я стану для них причиной всех бед…
- А вы с этим не согласны?- будто между прочим спросил подъесаул.
Семияр-Горев вздохнул и промолчал…
- Казачишки не ропщут, атаман? Советую за малейшее ослушание без суда расстреливать!- подъесаул схватил за руку Семияр-Горева, крепко сжал ее.- Оставим моих варваров, а остальных - в расход, или пусть идут куда хотят!
- Дело в том, что идти им некуда. К большевикам с повинной? Поздно!.. Дорога одна: за нами…
- На кой черт нам такой хвост?
- Об этом я и хотел с вами поговорить. Вы уверены, что ваши «варвары» верны вам?
- Безусловно!.. Вы ведь знаете: любой из них самого Каина за пояс заткнет… Жаль, что отступать приходится - так хочется погулять еще!.. Ведь слава остается и за подлецами, а мы, атаман, откровенно говоря, относимся к ним.
- Вы, знаете, подъесаул, наш начальник штаба, эта старая баба, стал грубить мне и угрожать…
- Расстрелять мерзавца!- давясь кашлем, выкрикнул подъесаул.- Я давно замечаю, что он нос воротит от нас. Запасся, подлец, золотом и возомнил о себе черт знает что!.. Прикажите - и я его живо отправлю к праотцам…
Откровенность и зло подъесаула обнадеживали атамана, но не успокаивали. Неверие в завтрашний день, предчувствие гнева людей, которых он не довел до цели, не давали ему покоя. Угнетало недоброе предчувствие: не зря заяц перебежал дорогу. Было уже такое в одном бою с красными. Тогда их артиллерия разметала атакующих казаков, а один снаряд угодил прямо в штабную кухню атамана.
- Поручаю вам, подъесаул, убрать полковника. Тихон при подходящих обстоятельствах. Надеюсь, вы поняли меня?
- Как не понять: прирезать Брута незаметно, дабы не обеспокоить Цезаря.
Подъесаулу стало жарко. Он распахнул тулуп и сразу же стал давиться сиплым кашлем. Снова забрался в вонючие овчины. «Сволочь!- подумал он, с завистью оглядывая тугую фигуру атамана.- Пьешь баранью кровь, пудовыми гирями крестишься. Но и для тебя найдутся «подходящие обстоятельства»!..
Семияр-Горев протянул руку, схватился за луку седла. Умный конь приостановился, и хозяин легко вскочил на него.
- До Сергеевки, подъесаул!-атаман пришпорил коня и, придерживая его, туго натянул поводья.
Подъехавший хорунжий с почтительного расстояния стал докладывать о появлении красных. Слушал атаман и все крепче вжимался в седло, словно конь вот-вот должен был рвануться и сбросить его.