Земля была чужая, но море и здесь казалось своим. Свинцово-серое, бросало оно на берег высокие, поседевшие от неустанного труда волны и вздыхало всей своей неуемной глубиной. Недалеко от берега скрежетала металлом полузатопленная баржа. Перекатываясь, волны выхватывали из ее утробы человеческие трупы и гнали их на берег.
- А много их наколотили!- восхищенно проговорил младший лейтенант.- Уплыть хотели, а куда?
- Когда человек бежит с толпой, он не думает, куда,- ответил адъютанту майор Синицын, продолжая думать о своем, о том, что напомнил ему русский в форме вражеского офицера.
…Партизаны помогали сергеевцам тушить пожары, хоронить трупы, которые возили на кладбище телегами. Кажется, все село тогда голосило, оплакивая свою судьбу; в общие могилы ложились иногда просто окровавленные куски человеческих тел, еще не познавших как следует тепло и холод жизни.
Убежав от атамана, среди новых товарищей Авдюшка Синицын не чувствовал себя своим: ему казалось, что вот-вот явится кто-то, повернет его лицом ко всем и скажет: «А ведь он застрелил комиссара!»
Он не думал раньше, что невольное преступление, которое он совершил когда-то, будет преследовать его, как вечная тень, поэтому скрыл его. Но когда прошла радость самопрощения, наступило ее похмелье: он желал смерти всем, кто видел его в ту буранную ночь на Иртыше; и не боялся уже своей. Жадно ждал боя, надеясь добытыми подвигами уберечь себя от неминуемого наказания.
…Дважды под Авдюшкой, спотыкаясь, падал на колени конь, оба раза он вылетал из седла. И снова вскакивал. одержимый одной мыслью: «Скорее! Смерть или подвиг!»
Он настиг только одного казака. Младший урядник Курицын, насмерть удивленный и напуганный, хотел крикнуть что-то, но Авдюшка со всего плеча рубанул его по голове. И почувствовал облегчение от того, что враг и свидетель не успел и рта раскрыть. На этом погоня окончилась. Усмиренный свирепым видом другого казака - обернувшись, казак оскалился и внушительно погрозил шашкой,- Авдюшка осадил коня у самого кордона и подумал, что все свидетели его греха ушли туда и бояться нечего…
Но потом боялся пленных, а их было много. Когда подвели еще толпу, голос из нее словно приподнял Авдюшку над землей и бросил навзничь:
- А он убил красного комиссара!.. Самолично видел!..
Кричал старший урядник Харя, тянулся дрожащей рукой к Авдюшке, как к собственному спасению, и визжал:
- Он, он!.. И под лед спустил!..
- Брешешь, стерва!-до онемения стиснув кулаки, Авдюшка двинулся на своего бывшего командира.- Не сам я, заставили меня.
Партизаны молчали. А Авдей Синицын тихо заплакал. И никто его не утешал…
- Товарищ майор, машины за трофеями пришли!-доложил адъютант, немного озадаченный необычно долгой задумчивостью командира.
Майор обернулся, пристально поглядел на младшего лейтенанта, сказал:
- Далеко их везти, но довезем!
Майор, положив свою задубевшую руку на гладкий и чистый погон адъютанта, продолжал:
- Для тебя все дороги будут ясны, нам же приходилось много плутать, спотыкаться, думать и ошибаться.
Море плескалось, шумело и ни о чем не напоминало младшему лейтенанту: он был счастливее своего командира.