Чтобы избежать всяких неожиданностей, группа почти в полном составе прибыла на вокзал пораньше. Добираться до Рима самостоятельно никому не хотелось по двум причинам. Первая, главная – никому не хотелось тратить свои деньги на билеты. Вторая, ещё главнее – с израильской визой на руках в качестве основного документа было очень непросто пересекать границы европейских государств. Можно было легко и надолго застрять в какой-нибудь тюрьме для перемещённых лиц. Было прохладно и по-осеннему пасмурно. Пройти на платформу номер два было не просто. Вход на платформу был перегорожен и охранялся вооружёнными полицейскими. Несколько дней назад палестинское руководство – террорист на террористе и, одновременно, большие «друзья» советского народа, – объявили на весь мир, что расценивают еврейских эмигрантов, направляющихся в Израиль, как опасность для Палестины и что теперь они будут бороться с этой опасностью теми методами, к которым они привыкли. Евреям эти методы были известны, поэтому некоторые из отъезжающих повесили на себя таблички с надписями «Я не еду в Израиль!». На всякий случай. Всего на платформе собралось со всей Австрии более трёхсот человек. Как потом выяснилось – это был один из последних составов с эмигрантами по маршруту Вена – Рим. Миша с Джесс прогуливались в ожидании подачи состава с вагонами. Пошёл дождь, но он не смог испортить настроение отъезжающих. Мыслями каждый из них уже был в Италии, в Вечном городе. Миша очень хотел увидеть Ватикан и Сикстинскую Капеллу, Джесс хотела того же, но ещё больше хотела в Венецию.

Началась подача состава, сопровождающаяся лязганьем вагонных сцепок, скрипом тормозов и специфическим запахом железнодорожного состава. На вокзале, в какой бы стране вы не оказались, запах пассажирского поезда всегда будет неизменно одним и тем же. Только русский поезд немного больше будет пахнуть водкой, а еврейский – чесноком. Поскольку этот состав уже не в первый раз перевозил «русских» евреев, то и запах он издавал соответствующий. Он пах одновременно и водкой, и чесноком! В этом в очередной раз проявлялось единство двух великих народов. Эта мысль пришла в голову Михаилу, когда он от нечего делать начал внимательно рассматривать попутчиков, собравшихся на платформе. Глядя на некоторые семьи, было иногда невозможно определить национальную принадлежность каждого отдельного члена семьи. Муж-еврей был частенько больше похож на русского, поскольку окончательно обрусел в своём дурацком НИИ или КБ, чем его русская жена, привыкшая к еврейскому быту, установленному ещё мамой свекрови – матёрой еврейкой из местечка. Он трансформировал эту мысль на свою семью и тут же пришёл к выводу, что они – то с Галькой… тьфу! – Джессикой уж точно в сто раз больше русские, чем евреи! «Тогда какого чёрта я здесь делаю? – была следующая мысль. – Моё место на командном мостике подводной лодки, а уж никак не на платформе вокзала в какой-то Австрии… Вот ведь занесло. Надо было, конечно, пить бросать раньше, а не тогда, когда уже натворил столько…». На соседней платформе возникла фигура, очертаниями кого-то ему напомнившая. Фигура сняла солнцезащитные очки и сразу стала узнаваемой. «Бл-дь! Валера! А ты-то что здесь делаешь? Меня проводить пришёл? Или…» – от неожиданности Михаил чуть было не нарушил все законы конспирации. Он уже даже поднял руку, чтобы приветственно ею помахать Валерию Павловичу. Тот уловил намерение агента Гризли и опередил его предупреждающим жестом, прижав указательный палец правой руки к губам.

– Ты чего из себя ветряную мельницу изображаешь – руками размахался? – спросила откуда ни возьмись Джесс. – Что ты там увидел?

Миша немного смутился и опустил руку. Впрыск адреналина, вызванный появлением куратора, вызвал небольшое волнение и как следствие – сильное сердцебиение.

– Ничего я не махаю, просто плечо немного свело. Вот я руку и поднял, чтобы размяться.

– Я тебя спросила, что ты там увидел? Тот мужик на дальней платформе – он что – твой знакомый?

– Да не знаю я никакого мужика, – окончательно смутился Михаил, но собрался и с ноткой возмущения в голосе прикрикнул на жену, – отвяжись! Что тебе всё время от меня надо?

Тактика неожиданного перехода из обороны в атаку вновь подтвердила свою актуальность. Теперь смутилась Джесс и, недовольно пожав плечами, отошла к противоположной стороне платформы номер два. Правда, ненадолго. Неожиданно откуда-то появившиеся работники Сахнуда начали рассаживать людей по вагонам в соответствии с заранее составленными списками.

В вагонах было чисто, а в купе удобно. Помимо Филоновых в нём устроились ещё две семьи. Пара почти того же возраста и ещё одна с двумя маленькими детьми. Не грудными, слава богу, но пока не очень разговорчивыми из-за того, что разговаривать ещё не научились. Первая пара была из Ленинграда, что заранее делало путешествие интереснее. Можно было попробовать отыскать общих знакомых и обсудить их с ног до головы. Можно было поговорить о любимой футбольной команде Зенит, которая занимала большое место в жизни любого ленинградца, даже если он уже навсегда уехал… Про дачу поговорить или про рыбалку с грибами… Его звали Семён, а её Рита. Причём на имя Маргарита она не откликалась. Именно и только Рита! Когда представлялась Галя-Джесс, произошла весёлая заминка.

– Галя! – Бойко назвала она своё прежнее имя, и тут же спохватилась, – но вы можете называть меня Джессика или Джесс, если вам это больше нравится.

– Всё понятно. Вы изменили имя… – Рита громко рассмеялась. – Сеня тоже теперь не Сеня. Он у меня теперь Сэмуэль или просто Сэм. Я и не знала, что оказывается Семён по-английски означает… – Рита прыснула в ладошку, наклонилась к Гале и что-то нашептала ей на ухо, после чего обе женщины покатились со смеха, а Сеня обиженно нахмурился.

Предполагалось, что все тридцать часов до самого Рима пассажиры будут ехать сидя. Спальные места и постельное бельё предусмотрены не были. Раздался свисток. На платформе началась беготня с заталкиванием в вагоны последних пассажиров. Резкая, немного лающая немецкая речь, которой отдавались непонятные команды служащими вокзала, у многих евреев вызывала нехорошие ассоциации. Люди притихли, а поезд тем временем тронулся по направлению на юг. Он двигался медленно, часто останавливался, пропуская встречные поезда либо давая возможность обогнать себя поездам попутного направления. Это было вызвано тем, что состав с эмигрантами шёл вне расписания и всем только мешал. Неожиданно ожила линия внутреннего вещания. На плохом русском языке она оповестила пассажиров, что в пятом вагоне открылся вагон – столовая, где евреев будут кормить. Первыми будут обедать пассажиры первого вагона, потом второго и так далее. Народ сразу оживился. Рита вышла в коридор за новостями, а Семён предложил выпить. Джесс опоздала с протестом, в результате чего первая стопка неразбавленного джина была выпита даже без закуски. Потом вернулась Рита и быстро чего-то сообразила, типа колбасы и твёрдого сыра. Выпили по второй, но теперь без спешки и с закуской. Разговорились. Рита оказалась преподавательницей иностранных языков. Основным у неё был немецкий, но почти так же хорошо она знала английский и французский языки.

– С моей профессией мне всё равно, где жить – в Америке, Израиле или даже Французской Канаде. Монреаль, кстати, очень миленький город. Даже если не преподавателем, то уж работу переводчика я себе везде найду. Даже в Африке. – Рита с видом победительницы оглядела публику в купе и продолжила свой монолог. – А Сеня у меня биолог. С ним сложнее. Он до Московской олимпиады допинги разрабатывал для спортсменов…

– Да никакие не допинги, – встрял в разговор Сэм – Семён, – а самые обыкновенные биологические добавки для повышения калорийности питания спортсменов.

– Допинги – допинги, – не унималась Рита. Она хотела, чтобы все знали, что своими успехами советские спортсмены на Московской олимпиаде во многом были обязаны её мужу. – А после олимпиады тему прикрыли, и Сеня начал работать на другой почтовый ящик, который тоже делал биологические добавки, только для армии…

– Не для армии, а для флота, – опять встрял в разговор Сеня…

Миша оживился и предложил выпить ешё по стопочке. Тема разговора его увлекла.

– Нельзя ли с этого момента немножко поподробнее? – спросил он изобретателя допингов.

– Да можно, только это совсем не интересно. Давайте лучше выпьем за наших очаровательных женщин. – Сеня сдвинул свою стопку с Мишиной, а потом оба чокнулись со своими жёнами.

– Тебе хватит, – приказным тоном произнесла Джесс. – Эта – последняя!

Семён подмигнул Мише, давая ему понять, чтобы он соглашался. В его глазах читалось: «Не спорь с женой. Не доводи до ссоры. У меня есть … Мы попозже на двоих раскатаем». Михаил так и поступил, чем очень удивил любимую. «Гад! – наверное соорудил заначку где-то. Надо всё проверить. Мне только не хватало, чтобы в Италию приехать с пьяной кучей дров, а не с мужем».

– Сэм, давай рассказывай! – В этот раз более решительно попросил Миша. Джин подействовал и придал его мыслям и интонации больше требовательности и настойчивости. – Всё, что касается флота, для меня представляет первостепенную важность, – он сделал паузу и оглядел присутствующих. Почему-то в восприятии увиденного пропала чёткость изображения… Потом со значением отчеканил, – потому что я и есть Северный Флот!

Михаил закончил фразу и сам удивился тому, что сказал. «Вроде бы начал говорить ещё трезвым, а закончил в жопу пьяным… интересный эффект у этого джина!»

– Вообще, до недавнего времени это была секретная разработка, – начал Семён, – хотя ничего особенного там не было. Просто в институт поступил заказ от морских на изготовление пищевой добавки, которая сняла бы с моряков груз неизрасходованной сексуальной энергии на время дальних походов. В качестве замены препаратам на основе брома и его производных. Они себя изжили. Прошлый век! Эта добавочка – она не действует прямо на половую систему, то есть не угнетает половую функцию, как это делал бром, кстати, при длительном употреблении иногда безвозвратно. Она действует на мозг, заставляя его на время задвинуть главный человеческий инстинкт в глубину сознания. – Миша, несмотря на то, что джин всё ещё на него действовал, попытался сосредоточиться. Всё, что рассказывал новый знакомый, было ему интересно. – Эксперименты, которые мы проводили прямо здесь, я имею в виду… не здесь, конечно, а в Кронштадте. Так вот они показали, что одна таблеточка задвигала эти инстинкты настолько глубоко, что каждому второму матросу вдруг начиналось хотеть воевать, а не девочек е. ать. Хм… интересная рифма получилась. За счёт одного, на время утраченного инстинкта, усиливалось одно из главных для военного человека качеств – агрессивность…

– Понял! Я всё понял, – взволнованно прервал рассказчика бывший подводник, для которого всё это было до боли знакомо, – значит это я из-за тебя восемь раз на гауптвахте сидел за драку? Как на базу вернёмся, так вместо женщин обязательно в кабак и в драку. Даже женатые. Ничего себе вы там напридумывали. Только через неделю на берегу вспоминаешь, что есть двуногие существа другого пола. Вы бы на самом деле придумали, чтобы эта добавка переставала действовать хотя бы через три дня. А то целая неделя! Надо же – в одном купе изобретатель и его несчастная жертва. Ты хоть догадываешься, скольких женщин я из-за тебя не долюбил, а? А скольких так и не осчастливил? Нет! – Миша выдержал паузу, – теперь ты мой должник! – он улыбнулся и тут же сообразил, что под шумок и под ситуацию можно попробовать перехитрить жену и «тяпнуть» ещё по стопочке. «Оказывается Джин – просто классный напиток! А я и не знал до сегодняшнего дня». – Наливай… – Сеня быстро разлил и, пока Джесс соображала, что можно этому противопоставить, они с Михаилом успели – таки «тяпнуть».

Вновь ожившая линия вещания пригласила к обеду пассажиров третьего вагона. Новые друзья и их соседи по купе с энтузиазмом направились в пятый. Именно там кормили. Пока стол сервировался, поезд в очередной раз остановился в каком-то маленьком красивом приальпийском городке. В наступившей тишине было слышно чириканье птиц. Из окна вагона – столовой было видно, как по платформе в ожидании следующего поезда прогуливаются местные жители – в основном фермеры и местные аристократы. Они оживлённо что-то обсуждали, жестикулируя и время от времени поглядывая в сторону замершего на железнодорожных путях состава.

– Интересно, о чём они говорят? – Джесс вопросительно посмотрела на Риту. – Ты со своим знанием немецкого, наверное, всё понимаешь.

– Сейчас узнаем, – ответила подруга и сосредоточенно прислушалась. Потом начала говорить, демонстрируя своим новым друзьям мастерство синхронного перевода:

Пожилая женщина спрашивает высокого мужчину про наш поезд:

– Кого везут в этом поезде? В расписании его нет. Два месяца тому назад здесь останавливался похожий поезд. И летом тоже.

Мужчина отвечает:

– Поезд полон евреев, а куда их везут, я не знаю.

Женщина:

– Как евреев?… Что – опять началось? Какой ужас! Они везут их в Бухенвальд?

Мужчина:

– Ну что вы, фрау Кранкль, причём тут Бухенвальд. Вы, наверное, забыли, что война давно закончилась, и евреев в Бухенвальд уже не возят. Это эмигранты из Советов. Наше правительство их выкупило у коммунистов и теперь будет продавать в Израиль, чтобы покрыть расходы на эту дурацкую олимпиаду в Зальцбурге, которую мы проиграли.

Женщина:

– И сколько за них дают, герр Шиммер? Вы бы сами за сколько купили?

Мужчина:

– Сам покупать я бы не стал, а для Вас, фрау Кранкль, могу узнать.

Больше переводить Рита не смогла, потому что её разобрал неудержимый смех.

– Эта бабка собралась нас покупать, вы слышали? Сеня, пойдём со мной. Я тебя ей сейчас сторгую. Ты у меня мужчина в самом соку. За тебя дадут хорошие деньги. Заодно и насчёт себя спрошу. Интересно – за кого больше дадут – за тебя или за меня? – Закончив эту фразу, Рита опять заразительно засмеялась, увлекая своей смешливостью за собой Джесс-Галю и Мишу. Сеня – Сэм не смеялся. Он принял шутку жены всерьёз. Вообще, он с юмором был не совсем в дружеских отношениях и иногда по-простому «тупил».

Не сказать, чтобы очень красивая, но яркая, весёлая Рита непроизвольно привлекала к себе взгляды мужчин, при этом ничем их не провоцируя. Это такой тип женщины. Достаточно ей поправить чулок или бретельку лифчика на ваших глазах, случайно, и вы уже себе почти не принадлежите. Вам хочется эту женщину, вы думаете только о ней, а она это видит, сучка, и понимает. Иногда этим пользуется, но чаще всего сочувствует. Это если она в принципе к вам хорошо относится. Если нет, то берегитесь! К вам может подкрасться пиз…ец, а вы даже и не заметите. Мужчине с притуплённым чувством юмора и полным отсутствием чувства жизнерадостного цинизма иметь такую жену нельзя! Это вредно, в первую очередь, для его здоровья и ведёт к общему снижению качества собственной жизни. Он не видит игры, он не воспринимает иронии, он не чувствует грани между дружеским флиртом и любовными забавами, он мучается, ему везде мерещится измена. Он погружается в несчастье и с ним становится скучно жить. Сеня начал входить в образ Отелло не так давно. Года три тому назад, когда они с Ритой ещё только думали об эмиграции, кто-то из знакомых рассказал ему о нескольких случаях, когда жена уходила от мужа, с которым прожила в Союзе много лет, почти сразу же по прибытии на постоянное место жительство в Америку или в Канаду. И даже в Израиль! Он не просто рассказал об этом. Он, падла, на пальцах доказал Сене, что его Ритка от него точно «соскочит», как только окажется в одной из вышеперечисленных стран. Его рассуждения сводились к следующему:

– Сколько бы ты не гулял по Бродвею и прилегающим улицам, красивую женщину ты не встретишь! Она на улицу не выходит, потому что ей не надо, чтобы к ней там приставали всякие мужчины. Даже богатые. У неё уже есть пара – другая и молодых, и богатых. Она сидит дома и ждёт, когда кто-нибудь из них ей позвонит, а она томным голосом будет его спрашивать: «А куда мы пойдём? – Или так: – а что мы будем делать? – Или: – а что мне за это подарит мой зайчик?» После пятого звонка она выберет, с кем она хочет провести вечер, а неудачники останутся дома и будут смотреть дурацкий бейсбол. Потому что, если они выйдут на улицу, то образуется замкнутый круг. Они не встретят красивую женщину… А тут приехали наши красавицы Фирочки и Ирочки, Аллочки и Розочки и сразу побежали на Бродвей. Бродвей – это образно! Правильнее сказать – вышли прошвырнуться по бульвару без названия. Название не причём. Это хорошо, если бульвар пешеходный. Ничего такого происходить не будет… Подумаешь – кто-то спросит у красивой женщины «который час?» и тут же пригласит её в ресторан. А вот если не пешеходный, то вы попадёте на концерт клаксонов. Клаксонить будут не только автомобили попутного движения, но и встречные тоже. Дело Фирочки – выбрать понравившийся ей автомобиль, и вот уже старый муж не нужен. Ну зачем ждать, пока он научится что-то делать в Америке? На это у некоторых ушло лет десять – пятнадцать. И только потом хорошая машина и «собственный дом» в рассрочку на тридцать лет. А ты к этому времени уже совсем не та Фирочка… Тут висит, там скукожилось… А здесь и машина марки Мерседес, и дом в Лонг Айленде! И ты сама ещё долго будешь украшать собою этот дом. Выплаченный!.. На размышления обычно уходило дня два. От силы три. Потом переезд в новый дом и новая сытая жизнь! Вот такую перспективу нарисовал Сене его приятель. А что Сеня?

С этого дня Сеня перестал быть счастливым. Его мучил один и тот же сон: Его жена сидит в ресторане в компании с кандидатом в президенты красавчиком Биллом, ест ложками салат Оливье с курицей, запивает розовым – шипучим марки Абрау-Дюрсо и даёт этому ублюдку гладить себя по коленке и даже выше… Сеня мужественно подходит к Биллу, но его тут же начинают лупить охранники… И тут его любимая Рита…. Мать его единственного ребёнка… Самая-самая… говорит: «Вот видишь, Сенечка, одной любовью сыт не будешь. Билли только на салат Оливье для меня тратит пять тысяч долларов в месяц… – Рита начинает раздеваться. – Билли любит стриптиз во время обеда. Он такой проказник! – На пол падает юбка и розового цвета блузка. – … и ещё он тратит столько же на шипучку… – Колготки и лифчик падают в ту же кучу, – … а ты в такси только две тысячи зарабатываешь, а значит в мужья мне больше не годишься…». – Кульминация! Покачивая точёными крутыми бёдрами, как танцующая турчанка из гарема великого султана, Рита стягивает с себя трусики… Билли скачет вокруг и тоже без трусов, Сеня пытается что-то сказать, но получается только какое-то мычание. Совсем голая Рита смеётся своим зажигательным смехом, который переходит в роковой ведьминский хохот. На этом он обычно просыпался в состоянии возбуждения и долго пытался понять, почему ему с такой настойчивостью всё время снится этот бред. Причём тут Билл Клинтон? А розовое-шипучее причём? В жизни Ритка его не пила и никогда не любила. Надо же – мать моего единственного ребёнка, которого ещё нет! Салат Оливье на пять тысяч долларов? Присниться же… Да она от такого количества этой мешанины из майонеза, курицы и картошки растолстеет так, что со мной на одной кровати не поместится… А во сне она стройная. Правда бёдра! Бёдра – что надо! Хорошо она мне снится. Против такого стриптиза я не возражаю. Только без Билла.

Сказанная Ритой фраза о том, что она его сейчас продаст, задела Сеню за «живое». «Даже не доехав до Америки хочет от меня избавиться! Вот ведь гадина! И за что только я так её люблю?». – Сеня не то чтобы с ненавистью – нет! – но с какой-то явной недоброжелательностью посмотрел на свою жену. Она расшифровала этот взгляд: «Началось… Что ему в этот раз не понравилось? Он меня своей дурацкой ревностью уже основательно достал. Ага… поняла. Он обиделся, что я его сейчас продам или выменяю на что-то получше. Вообще шуток не понимает… или делает вид… Вот и продам, когда до места доберёмся. Доревнуется…».

Подали закуску. Джесс опомнилась и побежала в туалетную комнату, чтобы помыть руки. Сеня подмигнул Михаилу и быстро-быстро налил в пустую маленькую вазочку для цветов немного джина, достав плоскую металлическую фляжку из заднего кармана джинсов Вранглер. Миша мгновенно опустошил вазочку, после чего свою порцию «принял на грудь» его новый приятель Сэм. Рита смотрела на эти манипуляции спокойно, не выражая ни отрицательных, ни положительных эмоций. «Пусть лучше выпьет и угомонится, чем будет ходить из купе в купе в поисках сочувствия какой-нибудь родственной души». Попутчик из их купе на предложение выпить ответил вежливым отказом, после чего интерес к нему был потерян. Из-за соседних столов кое-кто смотрел в их сторону с явным неодобрением, в основном женщины среднего и пожилого возраста, в отличие от мужчин, которым затея приятелей с выпивкой была по душе. В целом обед прошёл хорошо.

Не успели они вернуться в своё купе, как состав опять тронулся. Время потянулось к вечеру. Стук колёс убаюкивал и предлагал поспать: «Завтра трудный день – усни!.. Завтра трудный день – поспи… Завтра…», – стучали колёса, унося поезд по направлению к Тирренскому морю и Вечному городу. Где-то уже в Альпах он опять остановился, чтобы передохнуть и пропустить встречный состав, но альпийских красот никто не увидел, потому что вокруг было темно.

Пронизывая горы сквозь многочисленные тоннели и иногда зависая над очередной пропастью, поезд продолжал двигаться на юг. Слева по ходу движения вдалеке забрезжил рассвет, и тут же состав начал притормаживать. Впереди была граница. В вагон заглянули итальянские пограничники, но проходить во внутрь не стали, стараясь никого не разбудить и не побеспокоить. Для соблюдения формальности им достаточно было просто бегло осмотреть помещение. Документы они не проверяли, потому что у пассажиров этого поезда документов не было. Вообще не было. Не было и гражданства. Великая страна лишила их своего подданства, потому что не любила их. А как сама хотела быть любимой! Какие хвалебные гимны сама себе воспевала! У них было совсем немного денег и была мечта о другой жизни, где не будет ханжества и хамства, где за работу будут платить, а в магазинах будет колбаса и сыр. Ради исполнения этой мечты они оставили свои уютные квартиры, работу, родных и близких друзей, любовниц. Ради этого они ушли в эмиграцию, переезжая из страны в страну и меняя города, чтобы в большинстве своём в конце пути оказаться в аэропорту Джона Ф. Кеннеди в столице мира Нью-Йорке.

Но это ещё не скоро. А пока поезд немного погудел, говоря до свидания чопорной Австрии. Потом дёрнулся всеми вагонами и через мгновение оказался уже в прекрасной Италии. Тем, кто проснулся, показалось, что стало теплее, потому что само название страны И-та-ли-я по звучанию составляющих его букв было каким-то тёплым, в то время, как Авс-три-я звучала совсем наоборот. Она отдавала холодом, снежными лавинами и вся была покрыта ледяной корочкой. Покончив с Альпами, состав вырвался на открытое пространство равнинной Италии и, набирая скорость, вышел на финишную прямую. На Рим!