Когда до итальянской столицы оставалось всего сорок километров, в очередной раз ожили динамики в вагонах. На этот раз это было не радостное объявление насчёт ужина или обеда, а совсем даже наоборот. Администрация поезда сообщала, что через пятнадцать минут поезд остановится и что у каждого есть ровно пять минут, чтобы покинуть свой вагон. Евреев не хотели впускать в саму столицу во избежание вероятных эксцессов. Палестинские террористы активизировались и мало ли что… Началась лёгкая паника. За пять минут выбраться из вагона в среднем с десятью чемоданами на семью было непросто. Но это было необходимо, потому что иначе чемоданы уедут дальше, не попрощавшись. Голос в динамиках предупредил об этом вполне серьёзно. Мише с его заплечной сумкой и небольшим чемоданом, проблемы не грозили, но на всякий случай он проконсультировался с «магической булавкой» – Джеком – спасителем и получил «добро». Соскочив с поезда налегке, он потом помог справиться со своим багажом своим соседям по купе.

Место, на которое выгрузились евреи, представляло из себя вовсе не станционный пустырь или платформу, а открытое поле. Встречать людей подъехало несколько автобусов марки Фиат, и туда немедленно стали загружаться недавние пассажиры поезда. По сорок человек в автобус. Лагерь для вновь прибывших оказался неподалёку, на самой окраине Рима, но на Джесс он произвёл ужасное впечатление. Вместо домиков новичкам предлагалось поселиться в маленьких, холодных и неуютных трейлерах. А впереди ждала зима.

– Зато бесплатно! – С энтузиазмом воскликнул Михаил, всем своим видом выражая готовность заселиться в одном из трейлеров немедленно. Он всё ещё чувствовал ответственность за сегодняшнее бедственное состояние семейного бюджета и готов был за это страдать и дальше.

– Нет! – Это не для нас, – решительно сказала его жена тоном, не терпящим возражений. Она по-прежнему, несмотря на смену имени, возглавляла воинскую часть семьи Филоновых, только теперь она была Джесс – адмиральша! – Мы поедем на побережье. – Из сумочки появилась карта Италии, испещрённая её собственными пометками. – У нас есть выбор: Чивитавеккья, Санта Маринелла, Ладисполи, Тарквинья или Неттуно. Куда поедем, Миша?

Готового решения у него не было. В этом вопросе он полагался на жену и ни разу за три недели пребывания в Австрии не удосужился присесть с ней рядом и «поползать» вместе по карте Италии, где возможно им придётся зимовать. Названия ему ничего не говорили, хотя, конечно, Санта Маринелла звучала очень звонко и привлекательно. Неожиданно на память пришли занятия в Училище Подводного Плавания по ведению боевых действий во время десантирования при поддержке огневой мощи надводных кораблей и подводных лодок. «Неттуно, – всплыло издалека в голове бывшего отличника – одного из лучших выпускников училища. – Точно Неттуно! Именно там американцы попробовали высадиться в первый раз в сорок четвёртом. Им тогда здорово досталось от немцев. Почти все полегли на берегу».

– Я бы поехал в Неттуно, – сказал Миша. Там наших много погибло в войну в сорок четвёртом. Надо на кладбище сходить. – Он вопросительно поглядел на жену. Та ответила взглядом ещё более вопросительным.

– Откуда в Италии оказались наши в сорок четвёртом? – Спросила она, не веря тому, что только что услышала от своего мужа.

– Не в том смысле наши, что русские, а в том смысле, что моряки… морпехи американские… Морское братство, понимаешь… Наши! – Глаза бывшего североморца вспыхнули факелом интернациональной дружбы моряков всего мира. Включая сомалийских пиратов.

– А-а-а, – пропела с понимающим выражением лица жена, – тогда понятно. Морпехов я уважаю. Морпех – это круто! Я не против. Неттуно, так Неттуно!

Вдвоём они направились к представителю принимающей организации, скорее всего того же Сахнуда, и написали заявление, в котором указали, что едут в Неттуно, куда и надо будет направлять уведомления, касающиеся семьи Филоновых. Система оповещения была устроена следующим образом: каждая вновь прибывшая семья имела право поселиться в любом месте Италии, но… В этом месте должно было быть пространство, типа городской площади или пустыря, на котором по пятницам до обеда собирались перемещённые евреи. Туда приезжали курьеры Сахнуда и Джоинта, привозя с собой денежные пособия и всякого рода повестки и прочие уведомления.

– Кацман! – выкрикивал курьер, обводя собравшихся серьёзным взглядом.

– Здесь я, здесь, – отвечал не очень хорошо слышащий старый Иося Кацман, являющийся главой семьи и ответственным за посещение всяких сборищ и собраний. Молодёжь – то эти сборища не уважала – «только время терять!». Вот и посылали глухого деда.

– Вам повестка на интервью. В понедельник.

– Куда – куда повестка? Какое ещё интер… что?

– Товарищи… тьфу… господа. Объясните этому гражданину… ну, в общем, нашему соотечественнику, что такое интервью. Пожалуйста! Вот – возьмите повестку. Так… следующий.

– Лейбович!.. – ответа нет. – Лейбович… – тишина. – Кто знает Лейбовича, передайте, что ему опять отказали… Пусть не ждёт – в ближайшие три месяца он никуда не уедет. А его предупреждали, что Австралия – не Америка. Туда по три года ждут. Следующий…

Не явиться на этот сбор означало недоуспеть, недоузнать и, следовательно, чего-то недополучить. Таких мест было на самом деле не много. Семь-восемь на всю Италию, и вместить в себя всех желающих они не могли. Поэтому евреи селились по всей округе, но по пятницам ехали в ближайшее место сбора. В Неттуно такое место как раз было. Выяснив, насколько далеко находится этот населённый пункт, Филоновым стало понятно, что на сегодняшнюю ночь надо оставаться в лагере. Рита с Сеней – их попутчики, – к концу переезда из Австрии ставшие хорошими друзьями, тоже притормозили. Квартиру в Риме, которую для них присмотрел их дальний родственник, предыдущие жильцы пока не освободили. Какие-то недоразумения с гарантом из Миннеаполиса. А на поиски другой квартиры могло уйти время.

– А, кстати, у вас-то как с жильём в вашем Неттуно? – спросил Сеня. – Вы какую квартиру там сняли?

– А что, – надо было? – то ли с испугом, то ли с удивлением не ответила на вопрос Джессика Филоне, то есть Галя. – Мы думали, что приедем, зайдём в какое-нибудь агентство и снимем, что лучше. Разве не так? – она перевела взгляд с Сени на Риту. Потом обратно. – Я не права, Сеня?

– Джесс, во-первых, давай договоримся, что я больше не Сеня. Я теперь обыкновенный, но самый настоящий Сэм. – Он перевёл взгляд с Миши на Джесс и обратно, задержавшись глазами подольше на бывшей Галине. – Ты и Миша называете меня только так и не иначе. А я за это обещаю не называть тебя Галей. Идёт? За «прокол» – тысяча лир! – Он опять взглянул на Галю и убедился, что она его «услышала». – Во-вторых, снять квартиру, даже никудышную, да ещё и в хорошим месте, а Неттуно очень хорошее место, благодаря вашим предшественникам будет очень непростой задачей. Наши ребята после себя оставляют квартиры в таком состоянии, что итальяшки просто больше не хотят с нами иметь никаких дел. Но я вас не отговариваю – может вам и повезёт, и вы снимите хорошую квартирку. Только ты, Мишка, не суйся. Пусть тебя никто не видит, Пусть Галина дого….

– С тебя тысяча! – перебила диалог Сэма Джесс и захлопала в ладоши. Она очень любила выигрывать. Не важно что – спор, пари или в лотерею. Но пари больше всего.

– Блин! Вот и делай людям добро – давай советы… А они тебя штрафуют ни за что. – Проворчал проигравший.

– Ты сам установил размер штрафа, Сэмушка, так что не жалуйся, – встряла в разговор Рита. – Отдай и не торгуйся!.. И следи за базаром, то есть за речью, чтобы не разориться.

– Какое разориться! Подумаешь – кружку пива не выпью. – Сэм выглядел немного расстроенным, но не из-за тысячи лир, которые в долларовом эквиваленте представляли всего лишь один американский доллар, а потому что попал в ту самую яму, которую вырыл для жены своего бородатого приятеля. – Вот что я придумал, – он посмотрел на Риту, рассчитывая на её поддержку, – мы сегодня переночуем здесь, чтобы вам одним не было скучно, а завтра все вместе поедем в ваш городок и попытаемся найти квартиру. Можем снять на двоих. Тогда получится дешевле. Пока суть да дело, поживём вместе, а там видно будет. Как вам наше предложение? – Сэм закончил. Рита одобрительно кивнула и улыбнулась своей обворожительной улыбкой. Джесс и Миша переглянулись между собой и тоже синхронно кивнули в знак согласия и одобрения. Им предложение Сэма понравилось.

После разговора приятели пошли в вагончик администратора и договорились о ночёвке. Администратор, пожилой итальянец, немного говорящий по-английски, объяснил, где находится ближайший продуктовый магазин и где можно купить бутылочку-другую граппы. Граппа была абсолютно необходима, чтобы, во-первых, выпить с новыми друзьями за дружбу, чтобы в ней окончательно увериться. Та «смешная» выпивка в поезде, естественно, не в счёт. Подумаешь – триста грамм джина! А, во-вторых, надо было срочно обмыть приезд в Италию и именно граппой, которую грузины, например, называют чачей, а болгары ракией. Потому что граппа – это итальянская водка, и приезд в Италию надо обмывать именно ею. Утвердившись в этом решении и выслушав на этот раз два, а не один, коротких, но насыщенных цветистыми оборотами комментария Риты и Джесс по поводу предстоящей выпивки, двое из четверых поспешили на автобусную остановку.

С тяжёлой головой, но выспавшись и в хорошем настроении все четверо попрощались с лагерем, не исключив возможности своего возвращения в случае неудачи с квартирой в Неттуно. Сейчас они отправлялись именно туда. Но, чтобы попасть в этот городок, надо было сначала найти центральный Римский вокзал, с которого поезда ходили в том самом направлении. Это им удалось, хоть и не сразу. Второй удачей было то, что поезда ходили! Хотя и не часто и не по расписанию. Италия – это не Германия и не Австрия! И время у них своё – итальянское. Какое уж тут расписание, если у нормального итальянца не двадцать четыре часа в сутки, а всего лишь двадцать. В интервале между полднем и четырьмя часами пополудни времени не было. Вместо него была сиеста! Чёрная дыра! Если бы Эйнштейн догадался исследовать этот феномен, он наверняка внёс бы коррективы в свою теорию относительности и выделил эту временную субстанцию в отдельную теорию со всеми вытекающими… В общем, сразу после полудня и до четырёх часов поезда не ходили ни туда, ни обратно! Когда друзья добрались до платформы, было как раз уже две минуты первого. Смысла продолжать путешествие не было, потому что первый поезд после сиесты пойдёт в четыре и прибудет в Неттуно в четыре пятьдесят пять. А обратно последний пойдёт в пять сорок пять. На все дела оставалось меньше часа. За это время надо было успеть найти агентство, посмотреть одну – две квартиры и попробовать успеть на обратный поезд. Не получалось! Надо было возвращаться в лагерь, чего делать, конечно, очень не хотелось. По дороге решили заехать в магазин и опять купить граппы. Предыдущая прошла «на ура!». Джесс на этот раз очень выразительно промолчала, но предупредила, что завтра встаём в семь утра. Рита произнесла загадочное «ну-ну», но тему развивать не стала.

Утром на этот раз встали вовремя. Быстро перекусили вчерашними бутербродами с местным, выдохшимся за ночь, лимонадом типа нашего «Буратино». То и другое осталось после вчерашнего скромного застолья. Потом без задержки направились на вокзал. Первое, что бросилось в глаза – отсутствие пассажиров! Второе – отсутствие железнодорожных составов! Дежурный с повязкой на левом рукаве форменного кителя и с ужасным английским долго что-то объяснял и, наконец, лингвистически подкованная Рита поняла, в чём дело. Забастовка! Бастовали машинисты и кондукторы, требуя повышения заработной платы. И тут наступил момент истины! Всё стало ясным и понятным. Вечный город отказывался отпускать своих новых жителей. Он полюбил их, как мать любит своих детей. Он долго ждал встречи с ними и теперь не хотел терять их в каком-то Неттуно. На этом история с центральным римским вокзалом закончилось. Они вышли из вокзального помещения, поймали такси и через сорок минут оказались там, куда и хотели попасть. Правда, за дорого.

Квартиру снять удалось без проблем. В хорошем районе недалеко от моря. Хозяйка долго и внимательно смотрела в глаза каждому, пытаясь определить по их цвету и выражению, на какую гадость способен их обладатель. Предыдущие съёмщики расписали непристойностями обои в кухне, перебили гору посуды и оставили после себя плохо пахнущий мусор. Трое суток пришлось проветривать. За долгие годы пребывания перемещённых евреев в Италии местные сдатчики жилья уяснили, что приличнее всего ведут себя бывшие жители столичных городов: Москвы, Ленинграда и Киева. Сказывалось особое столичное воспитание! А вот евреям с периферии, особенно с южных окраин Советского Союза, квартиры лучше не сдавать. В них сильно развито чувство презрения к чистоте и порядку! Создавая свой собственный быт не важно в какой стране, они как бы специально делают так, чтобы отличаться от центровых во всём. В том числе и в вопросах гигиены жилья. «Эти говорят, что из Ленинграда, – соображала хозяйка по имени Розалия, – а вдруг врут и потом окажется, что из … ну как его… Жетоймера. И что тогда делать? Хотя вот этот с бородой вроде бы даже на итальянца похож. – Это она так про Михаила подумала. Он ей понравился. – На артиста, который в «Плохие, грязные, злые» играет. Только размерами больше. Вовсе не обязательно, что он будет вести себя в моей квартире, как в том кино!». Личная симпатия сыграла свою роль и уже через какие-то сорок – сорок пять минут позволила друзьям затащить чемоданы в её двухспальную квартиру в трёхэтажном доме по улице Гаррибальди. Впервые за последние три с половиной недели они смогли расслабиться, разложить по новой свои вещи и почувствовать комфорт. Поскольку «у них с собой было», то в магазин решили не ходить, а вместо этого лечь пораньше. Какое там…

Утро следующего дня началось с того, что оно оказалось пятницей. Это означало, что где-то в городке сегодня должно будет состояться сборище с раздачей денежных пособий.

– Если повезёт, то и нам сегодня выдадут на бедность, – без всякого энтузиазма констатировала Джесс, обращаясь ни к кому и потягиваясь в постели. – Может кого – то из ленинградцев встретим, новости послушаем.

– Для этого как минимум надо узнать, где будет сбор и во сколько, – пробурчал Миша. – Что у нас на завтрак?

Он быстро натянул трусы и поспешил в коридор, чтобы опередить Сэма с Ритой и первому оккупировать ванную комнату. Сегодня ему повезло больше, чем обычно. К моменту, когда он покончил с утренним туалетом, все обитатели квартиры уже были на ногах. Женщины на кухне соображали завтрак и молчали. Не громко. Просто утренняя Рита значительно отличалась от дневной и особенно вечерней Риты. Отличие заключалось в том, что утренняя угрюмо молчала, а остальные Риты веселились, пели, рассказывали анекдоты или безостановочно «щебетали». Джесс это вполне устраивало, поскольку она и сама была «не утренним» человеком. «Кто придумал это утро? Я бы ему голову оторвала». Сейчас она стояла у плиты и сосредоточенно варила макароны, повторяя про себя и сама удивляясь тому, что говорит, что это не макароны, а паста. «Какая к чёрту паста, если это макароны. Однако, здесь принято говорить паста!? Фигня какая-то».

– Иди есть! – крикнула она в сторону их спальни.

– Наконец-то! – немедленно последовал ответ, и Михаил влетел на кухню, уже по дороге начав выделять желудочный сок. Вслед за ним вбежал Сэм и в растерянности уставился на свою жену.

– Я тебя не звала, – не оборачиваясь буркнула утренняя Рита. – Будет готово – позову, алкаш.

– А я думал…

– Не надо думать! Здесь будет думать тот, кто это умеет делать. И поверь, что этот тот – не ты! – Рита начала заводиться.

– «Видимо ночью у них что-то не получилось или плохо получилось, – подумала Джесс, – но видеть её утреннее настроение мне каждый день вряд ли захочется. Надо будет с ней позже поговорить.

Яичница в сковородке зашкворчала. Рита с ненавистью отрезала большой кусок и швырнула в тарелку, стоящую на столе. Это не улучшило ситуацию, но на одного голодного в квартире стало меньше. Заглотив яичницу и даже не запив её чем-нибудь, Сэм растворился.

– Наверное, первым делом надо будет найти место сборищ, – не поворачивая головы от плиты, бросила Джесс. – Там узнаем, где у них барахолка… А у них вообще барахолка – то есть? Я хочу посмотреть, чем там торгуют. У меня с собой есть один платок павлово-посадский и маленькая шкатулка мстёровская. Попробую продать…

– Не продашь, – сквозь набитый макаронами рот промычал Миша, – надо было в Вене продавать бухарским, а итальяшкам твои платки не нужны. И шкатулочки тоже. Дай ещё макарончиков, а то я не наелся.

– У меня в институте, – парировала жена, не оборачиваясь и не меняя позиции по отношению к плите, – на лекциях по философии рассказывали, что «кто не работает, тот не ест». По-моему, это Гегель так сказал. – В её голосе чувствовалась уверенность в правильности сказанного. Миша рассмеялся.

– Есть два предмета, которым учить женщин бесполезно и, следовательно, не надо. Первый предмет – это география, а второй – философия. Если это сказал Гегель, то кто тогда по-твоему сказал, что «тише едешь – дальше будешь»?… Тоже Гегель? Или может быть Фейербах? – Миша слегка глумился над философскими познаниями своей жены. Ему доставляло удовольствие в очередной раз ощутить своё интеллектуальное превосходство. – Я бы с радостью познакомился с твоим преподавателем по философии. Может быть он и меня бы просветил в отношении кому, когда кушать и кому с какой скоростью ехать.

– Замолчи. Меня от тебя тошнит. Иди одевайся и не забудь положить в карман куртки русско-итальянский разговорник. – В этот момент «очнулась» Рита. Она обернулась к столу, где заканчивал трапезу Михаил, и с удивлением спросила:

– А мой-то где?

– Твой сбежал от греха подальше. Если бы ты себя со стороны услышала, то тоже сбежала. Чем он так провинился перед тобой? Вроде бы они с моим коз… – Джесс сделала вид, что поперхнулась, вслед за чем продолжила, – не так и много выпили вчера. Мой сразу уснул… – Миша вытер рот бумажной салфеткой, пробормотал что-то похожее на «спасибо» и немедленно удалился. Ему был неприятен разговор двух женщин, ничего не понимающих в нормальной выпивке. Сам он после вчерашнего чувствовал себя героем. «В Североморск не ездил, к Ритке не приставал, с Сэмом не дрался и новые трусы не описал, хотя мог бы запросто».

– Джеска! – крикнул он в коридор из спальни в надежде, что его услышат на кухне. – А ты поняла, что это за фиговина типа душа в туалете к стенке приделана, только душ какой – то очень маленький или вообще не душ?

– А ты не понял, философ? Правда, очень сложно? Ты угадай с трёх раз…

– Эта штука, чтобы унитаз мыть… – дал первый неправильный ответ Миша и тут же исправился ещё на один неправильный ответ: – Понял, понял, понял… носки стирать?

– Не угадал! Это не для таких умных, как ты. Думай проще. Даю подсказку: – Если головой думать не получается, то надо попробовать думать чем?

Ритке понравилась загадка соседки, но она, так же, как и Мишка – подводник, никак не могла сообразить, какая связь между этой фиговиной в туалете и головой, которая не может думать. Чем ещё можно думать, она никак не могла сообразить… и тут её осенило.

– Так жопой же многие думают, а не головой. А это значит, что эта фиговина для того, чтобы мыть ею именно жопу, а не носки стирать. Я угадала, – захлопала в ладоши Рита и, наконец, рассмеялась своим заразительным смехом. Утреннее напряжение спало.

На самом деле это напряжение было вызвано очень тривиальной причиной – отсутствием у неё сексуальной удовлетворённости. Приступы ревности и постоянные мысли о возможной измене жены в ближайшем будущем сделали из Сэма полуимпотента. Стараясь казаться в постели с любимой женщиной лучше, чем он мог, он откровенно перестарался и теперь пожинал плоды… После нескольких подряд неудач у него появились комплексы, с которыми он не мог справиться в одиночку. А поговорить с женой и объяснить ей, что он нуждается в помощи, он никак не мог решиться. Он боялся ухудшить ситуацию и самому подтолкнуть Риту к решительным действиям. Алкоголь только усугублял всё это, но Сэм с этим соглашаться не хотел. Ему казалось наоборот. Ему казалось, что стаканчик – другой только снимает напряжение. Чего же в этом плохого?… А плохое заключалось в том, что после стаканчика хотелось либо выпить ещё, либо спать, но совсем не хотелось дарить жене любовные ласки. Вот так постепенно образовался замкнутый круг.

После трёх неудачных попыток выяснить у местных, где собираются евреи, Миша предложил у них больше не спрашивать.

– Местным неттуновцам это не интересно, они не знают. Надо спрашивать у тех, кто на местного не похож Скорее всего это будет наш брат – еврей. Вот у него и узнаем.

Это сработало. Через двадцать минут поиска в жидком потоке пешеходов на центральной набережной Джесс выцепила взглядом экземпляр, ни выражением лица, ни походкой, ни осанкой не соответствующий облику итальянца. Он был запуган, неуверен в себе, постоянно оглядывался и немного горбился. При более близком рассмотрении легко можно было определить, что на нём была одежда и ботинки ведущих советских брэндов типа «Октябрь», «Скороход», «Большевичка». «Наш! Точно наш, – поняла Джесс, – сейчас всё узнаем». Пешеход действительно оказался нашим эмигрантом и с готовностью поделился своими знаниями. Собрания, как выяснилось, проходили недалеко от кладбища, куда можно было добраться пешком. Обычно они начинались в 11 часов утра для того, чтобы к полуденной сиесте закончиться. Поблагодарив Илью Абрамовича, так звали пешехода, друзья направились прямо к месту собрания. Точнее, в его сторону. До начала сбора оставалось около получаса, и Миша предложил осмотреть кладбище.

Сколько цветов! Такое не часто увидишь. По-военному, чётко, как в строю, в ряд выстроились могильные плиты захороненных под ними американских морских пехотинцев. Они закончили свой жизненный путь тут совсем недалеко – на берегу, омываемом Тирренским морем. Это была первая, но очень неудачная попытка союзников высадиться в Италии. Последующие были удачнее. Миша стоял около этих могил и очень жалел о том, что на голове у него не было головного убора – какой-нибудь шапки или кепки в конце концов. Тогда бы он смог отдать честь погибшим морякам. А так, только немного склонённая голова в знак уважения и скорби. Немного побродив по кладбищу, все четверо вернулись к месту сбора. Ничего экстраординарного в эту пятницу не произошло. Никто не получил отказ и никого не пригласили в консулат Канады или Америки. На всю информативную часть ушло всего минут пять – шесть. Затем начали выдавать денежные пособия. Сэму с Ритой выдали шестьсот долларов в местной валюте, а Мишке опять ничего не дали. Джесс получила свои триста.

– Ненавижу, – почти серьёзно прошипела она, спрятав деньги в сумочку. – Люди будут ужинать в ресторане, а я, как последняя дура, сейчас пойду в гастроном за картошкой, чтобы тебя чем-нибудь накормить.

Миша, понурив голову, ничего не ответил.

– Лучше промолчу, – пробубнил он себе под нос, – сейчас с ней лучше не связываться.

– Давай я куплю у тебя твою шкатулочку, – пришла на помощь Мише Рита. – Мне такие вещи всегда нравились, только я не знала, где можно достать такую шкатулку. Сколько ты за неё хочешь, Джесс?

Та растерялась. Она прекрасно понимала, что не нужна Ритке эта шкатулка. Просто помочь хочет. «Хорошая она баба, буду с ней дружить». Эта мысль мгновенно изменила её настроение. Сердиться на Мишу больше не хотелось.

– Потом поговорим, – с улыбкой ответила Джесс. Давайте сейчас пойдём в мороженицу. Вы вообще-то знаете, что итальянское мороженое лучшее в мире. Потому что это они его придумали. «Желато»! Мы уже три дня в Италии, а ещё не попробовали. Пойдёмте – я видела по дороге какое-то заведение, очень похожее на то, что нам надо.

Всю дорогу на кладбище и после него Михаила не оставляло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он несколько раз резко оборачивался, наклонялся, чтобы подтянуть шнурки на полуботинках, смотрел в стёкла витрин. В общем, делал всё то, чему научился, просматривая шпионские кинофильмы чехословацкой киностудии «Баррандов». Ничего подозрительного он не увидел, но ощущение всё равно осталось. На самом деле он и не мог ничего, а правильнее, никого увидеть, потому что опять наступила временная чёрная дыра – сиеста, и улицы опустели. Жизнь в городе замерла. Они стояли у закрытой двери мороженицы с названием «Пиноккио» и почему – то шёпотом обсуждали ситуацию.

– К этому надо просто привыкнуть, – прошептал Сэм. – Сейчас мы не только мороженого не купим, мы вообще ничего не купим. Даже в станционном буфете на вокзале.

– А чего мы шепчемся? – Ещё более тихим шёпотом встряла Ритка.

– Чего тут непонятного? – Прошептала Джесс почти неслышно, – чтобы жителей этого сонного царства не разбудить. Наверное, если будешь громко разговаривать, тебя оштрафуют.

– А у нас денег на штрафы нет! – беззвучно, одними губами резюмировал Миша и только потом сообразил, что наступил на больную Галькину, то есть Джесскину, мозоль. Её злой взгляд и неслышное «придурок» было тому подтверждением.

– Что у нас дома есть из съедобного? – по второму разу вступил в разговор Сэм, конкретно ни к кому не обращаясь. – Лучше всего сейчас пойти домой, чего-нибудь съесть и лечь спать в знак солидарности с остальной Италией. А после сиесты пойдём по магазинам и мороженицам. Лично я так и сделаю.

Сэм оглядел компанию. Никто ему не возразил. Неслышно ступая по тротуару, они отправились назад к дому на улице Гаррибальди, где и угомонились на долгие четыре часа.