Стол ломился от блюд. Морис взирал на неожиданное пиршество с некоторой растерянностью.
— Все объясняется просто, — прокомментировала Мирослава. — Татьяна пытается отвлечься от свалившихся на дом Торнавских бед. Вот и сублимировала свои переживания в кулинарный подвиг.
— Но мы же все это не съедим, — посетовал Морис.
Мирослава в ответ только пожала плечами и положила себе на тарелку говяжью отбивную и овощной салат. Морис последовал ее примеру и лишь через минуту спросил:
— Мы не будем дожидаться остальных?
— Лично я — нет, что не помешает мне держать открытыми глаза и уши.
Он кивнул, старательно орудуя ножом и вилкой.
Вошла Саша, тихо обронила:
— Добрый день, хотя какой он добрый…
Детективы ответили кивками. Лесневская уткнулась в салат, который положила на свою тарелку, и стала рассеянно тыкать вилкой мимо овощей.
— Саша! Тебя отпустили! — воскликнула вошедшая Нина и, бросившись к девушке, крепко обняла ее.
Лесневская была явно не рада такому бурному восторгу и вяло попыталась выбраться из объятий Снегурченко.
— Ну как там? — спросила Нина.
— Где? — Саша подняла на Снегурченко недоуменный взгляд.
— В заключении!
— Плохо. — Девушка снова опустила голову.
— Значит, они больше не подозревают тебя? — не отставала Нина.
— Не знаю. — Всем своим видом Саша давала понять, что не расположена к разговору, и Нине пришлось его прекратить.
Она села за стол и принялась пробовать понемногу разные блюда, стоящие на столе. Ее сын Стив, вошедший вслед за матерью, поздоровался со всеми присутствующими и, скромно присев за стол, положил себе мяса и немного картошки с грибами.
Мишустины вошли почти одновременно. Заметив Сашу, муж и жена переглянулись, а их сын подошел и тихо сказал девушке несколько слов ободрения. Что именно было произнесено, детективы не слышали, но о смысле речи догадались по мимике и жестам Саши и Ильи.
Людмила Мишустина села напротив Мирославы, потянулась за тушеными овощами, и Волгина увидела на ее правой руке глубокие царапины. Было заметно, что их пытались замазать, но это не удалось.
— Вас кто-то оцарапал, — невинно обронила Мирослава.
Мишустина вздрогнула, но тут же снова изобразила спокойствие:
— Это розы. В смысле, я хотела нарвать роз и оцарапалась шипами.
— Да, с розами нужно обращаться осторожно, — согласилась Мирослава.
— Надеюсь, что скоро заживет, — смущенно пробормотала Людмила Евгеньевна.
— Наверное, у Татьяны Георгиевны найдется в аптечке мазь…
— Да, да, я обязательно спрошу.
Мирослава заметила, что Нина прислушивается к их разговору, но, когда взгляды детектива и Снегурченко встретились, последняя быстро отвернулась.
После чая Мирослава с Морисом вышли в сад, и на одной из аллей их догнала Нина.
— Я случайно слышала, что вы интересовались царапинами Людмилы. — Снегурченко пристально посмотрела в лицо Мирославы.
— Да, я спрашивала.
— Ну так вот, она вас обманула! Никакие это не розы! Сразу видно, что это следы кошачьих когтей!
— Мне тоже так кажется, — согласилась Волгина.
— Странно, что она солгала. Я, например, уверена, что ее Мишка оцарапал.
— Мне показалось, что он не агрессивный.
— Это смотря при каких обстоятельствах. — Нина с намеком подмигнула Мирославе и удалилась.
— Что ты об этом думаешь? — Мирослава повернулась к Морису.
— О царапинах Людмилы? — переспросил Морис. — Я уверен, что они оставлены кошачьими когтями, а не розовыми шипами. И мне тоже хотелось бы знать, почему Мишустина солгала…
— Думаешь, она причастна к нападению на Торнавского?
— Не берусь это утверждать. Какой смысл ей на него нападать?
— Да, смысл не прослеживается… Но если бы мы могли узнать группу крови Мишустиной…
— То что?
— Сравнили бы ее с группой крови, которая была у Торнавского.
— Верно, — согласилась Мирослава. — И все же…
Морис догадался, что она что-то задумала, но не стал ее расспрашивать. Придет время, сама расскажет.
Похороны Марианны должны были состояться на родине Валевского — в Пскове, и управляющий улетел туда один, отказавшись от какого-либо сопровождения.
На следующее утро Мирославе позвонили, и она ворвалась в комнату Мориса с трубкой в руке:
— Миндаугас, проснись!
— Ради бога, что случилось? — Он спешно закутался в простыню. — И вы не могли бы стучать, прежде чем врываться?
— Извини, все никак не могу привыкнуть, что ты такой нежный. Мне дают свидание с Константином! Я выезжаю немедленно.
— Мне поехать с вами?
— Нет.
— А чем мне заняться в ваше отсутствие?
— Еще поспи.
— Благодарю.
— Не иронизируй. А потом погуляй в саду, может, с кем-то интересная беседа завяжется. В общем, сам ориентируйся по ситуации.
— Хорошо. Теперь я могу поспать?
— Можешь, — усмехнулась Мирослава и быстро покинула комнату.
Морис перевернулся на другой бок и попытался заснуть, но ему это не удалось. Промучившись минут двадцать, он поднялся с постели и, поминая всех литовских чертей, отправился в душ. В столовую он спустился очень рано и нос к носу столкнулся с Настей.
— Вы уже встали?! — обрадовалась девушка. — Завтракать будете? Принести вам оладий? И там еще отбивная вчерашняя осталась. Я могу подогреть.
— Нельзя ли мне овсянки с фруктами?
— Ой, конечно, я сейчас принесу. — Настя умчалась на кухню.
Морис взял со столика первый попавшийся журнал и углубился в чтение статьи об экономике страны. Через десять минут он отшвырнул журнал и подумал, что надо было захватить книгу. Еще минут десять спустя появилась улыбающаяся Настя и поставила перед Морисом его завтрак.
— Спасибо, — поблагодарил он девушку и признательно ей улыбнулся.
Она тотчас расцвела ответной улыбкой. Миндаугас принялся за еду, но горничная не уходила, она стояла рядом с Морисом и не сводила с него глаз.
— Вы что-нибудь хотите спросить? — не выдержал он.
— Нет, — быстро произнесла Настя. — То есть — да!
— Что же?
— А детективом быть трудно?
— Не очень, — усмехнулся Морис.
— А я могу стать детективом?
Миндаугас не смог скрыть улыбки:
— Вы?
Она вздохнула.
— А что, у вас есть соответствующие способности?
— Ну я могла бы делать у вас уборку…
— А… У нас уже есть такой сотрудник. — Он снова уткнулся в тарелку.
— Она красивая?
— Кто?
— Ваша горничная.
— У нас нет горничной. Просто приходит женщина несколько раз в неделю и занимается уборкой.
— Понятно…
— Настя, извините, но я хотел бы позавтракать.
— Да, да, я пойду.
Морис кивнул, рассеянно посмотрел вслед уходящей горничной и подумал о том, что, возможно, Мирославе удастся что-то узнать от Константина Торнавского…
Сам он, как и советовала ему Мирослава, после завтрака отправился на прогулку. В саду никого не было, лишь у пруда он встретил печального мальчика, наблюдающего за стрекозами.
— Доброе утро, Стив! — произнес Морис, подойдя ближе.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался ребенок.
— Скучаешь?
— Нет, просто думаю…
— О чем, если не секрет?
— О стрекозах. И о жизни вообще…
Морис вспомнил себя в десятилетнем возрасте и, мысленно сканировав свое отрочество, не нашел там подобного эпизода…
Мальчик сам пришел ему на помощь.
— А правда, — спросил он, — что стрекоза несколько лет живет в воде?
— В принципе, да, — оторопел на мгновенье Морис. — Но не сама стрекоза, а личинка стрекозы.
— А как это происходит?
Морис добросовестно постарался вспомнить все, что когда-либо читал о стрекозах. Он посмотрел на зависшую над водой стрекозу и сказал:
— Например, личинка коромысла живет в воде два года. При этом она с десяток раз линяет и лишь на третий год превращается во взрослую стрекозу.
— И вылетает из воды?
— Нет, когда личинка вырастает, она выползает из воды на какую-нибудь травинку или стебелек. Крепко за них цепляется, линяет в последний раз, и из шкурки личинки наконец-то появляется взрослая стрекоза.
— Как в сказке, — вздохнул мальчик.
— В сказке? — переспросил Морис.
— Ну про лягушку. — Стив нетерпеливо посмотрел на Миндаугаса. — Помните, Иван-Царевич еще сжигает ее шкурку, и начинаются все их неприятности.
— Помню, — улыбнулся Миндаугас. — Но шкурку стрекозы никто не сжигает, просто она меняет водную среду обитания на воздушную.
— А у вас есть дети? — неожиданно спросил мальчик.
— Я не женат…
— Для того, чтобы появились дети, жениться не обязательно, — со знанием дела заявил ребенок.
— Ну… В принципе, да, однако…
— А отец у вас есть? — прозвучал новый вопрос.
— Есть, — перевел дыхание детектив.
— Он старый?
— Нет, моему отцу сорок восемь лет.
— Это уже много, — вздохнул Стив.
— Когда ты вырастешь, твоя точка зрения относительно возраста изменится.
— Может быть, — не стал спорить ребенок.
Они помолчали несколько минут. Потом Стив вздохнул:
— Я бы согласился даже на столетнего папу…
— А ты никогда не видел своего отца? — осторожно спросил Морис.
Стив покачал головой. Миндаугасу захотелось обнять ребенка, прижать к себе и сказать все слова утешения, какие он только знал на русском. Но он интуитивно понимал, что давать волю эмоциям не следует, поэтому промолчал.
Мальчик провел ладонью по лбу:
— Я бы очень хотел взглянуть на папу хотя бы одним глазочком.
Морис попытался отвлечь ребенка от грустной темы вопросом:
— А где все?
— На речку ушли. А мама в своей комнате читает.
— Почему же она не пошла со всеми на речку?
— Сказала, что у нее голова болит.
— А ты?
— Мне захотелось побыть одному…
— Извини, я не знал…
— Но вы мне не мешаете! — поспешно проговорил Стив. — Мне нравится, что вы разговариваете со мной.
— Спасибо.
— За что? — удивился мальчик.
— За то, что тебе приятно мое общество.
— За это тоже говорят спасибо?
— Далеко не все…
Стив кивнул совсем по-взрослому.
— А вы любите рыбачить? — спросил мальчик.
— Если честно, то не очень… — признался Морис.
— А что вы любите?
— Читать, беседовать с интересными людьми, играть в шахматы, плавать, кататься на лодке и яхте, играть в теннис, гулять на природе, — перечислял Морис. — Я, вообще-то, много чего люблю. Например, мне очень нравится готовить.
— Правда? — удивился Стив.
— Правда.
— А вы знаете, какое у меня полное имя? — неожиданно озорно прищурился мальчик.
— Станислав? — предположил Морис.
— А вот и не угадали. Мое полное имя Мстислав.
— Ну что ж, красивое старославянское имя.
— Мама говорит, что оно переводится как «славный мститель»… Мне это почему-то не нравится… Поэтому все зовут меня Стив.
— Насколько мне известно, — сказал Морис, — у русского князя Мономаха был сын Мстислав, так он прославился великодушием и миролюбием.
— Правда? — искренне обрадовался Стив.
— Правда, если хочешь, я тебе что-нибудь про него найду почитать.
— Очень хочу!
— Договорились. А откуда у тебя царапины на руках?
— Меня Мишка оцарапал, — беззаботно ответил ребенок. — Я привязал бантик на нитку и стал с ним играть. Но нитка была короткая, и Мишка нечаянно меня задел.
— Бывает.
— Ага.
— Может быть, нам с тобой все-таки сходить на реку? — предложил Морис.
— И мы вместе доплывем до середины?
— А ты хорошо плаваешь?
Стив кивнул.
— Меня мама еще грудного плавать учила.
— В самом деле?
— Вы не верите?!
— Ну почему же…
— Просто сначала я плавал в ванне, а мама меня поддерживала, а когда подрос, то уже научила плавать по-настоящему.
— Я поднимусь к себе и возьму плавки, ты подождешь меня?
— Я тоже возьму свои, — серьезно сказал Стив.
— Хорошо, встретимся на крыльце.
По узкой тропинке, с двух сторон заросшей дикой черемухой, они добрались до реки и застали на берегу Мишустиных. Отец с сыном играли в мяч, а Людмила что-то вязала.
Морис и Стив поприветствовали Мишустиных и отправились к реке. Сначала они прошлись по кромке воды, потом зашли в реку и поплыли. Миндаугас внимательно следил за мальчиком. Тот действительно чувствовал себя в воде совершенно уверенно. Доплыв до середины реки, они, как и договаривались, поплыли назад.
Потом Миндаугас бродил по берегу, а Стив крутился рядом, выуживая из песка красивые камушки и мелкие ракушки. Он то и дело подбегал к Морису и показывал ему свои находки, а тот брал их в руки, рассматривал и высказывал свое мнение. Стив светился от счастья. Но когда Морис сказал, что, пожалуй, пора возвращаться домой, мальчик погрустнел.
Миндаугас присел рядом с ним на корточки и спросил:
— Ты чего повесил нос?
— Вы так похожи на моего папу… Я, конечно, не знаю, как он выглядит, но я хотел бы, чтобы он был таким, как вы.
— Знаешь, — тихо проговорил Миндаугас, — по возрасту я больше гожусь тебе в старшие братья.
— Но у меня и брата нет, — вздохнул Стив.
Морис поднялся и тихонько приобнял мальчика, который тотчас доверчиво прижался к нему.
— Ну ладно, дружище, пошли.
— Пошли, — согласился Стив.
Возле дома они расстались, и на прощание Стив спросил:
— А после ужина вы поиграете со мной в шахматы?
— Да, но сыграем одну партию. Договорились?
Стив кивнул и убежал в дом.
Морис заглянул в гараж и удостоверился, что машина на месте, из чего следовало, что Мирослава должна быть где-то в доме. Он застал Волгину в ее комнате. Она была не в духе.
— Как съездили?
— Можно сказать, впустую.
— А поподробнее?
— Да какие уж тут подробности! Константин Торнавский молчит, как партизан на допросе! Я к нему и так и сяк! И все без толку.
— Но он же должен понимать, что своим молчанием сильно вредит себе, — осторожно произнес Морис.
— Я думаю, Константин не дурак и все прекрасно понимает, но тем не менее молчит.
— Хотелось бы знать, почему…
— Очень. Должно быть, причина серьезная.
— Сложно даже предположить, какая именно…
— Скорее всего, что-то очень личное, семейное.
— Но что?
— Если бы я знала.
— А вы справлялись о состоянии Олега Павловича?
— Узнавала. Ничего утешительного. По-прежнему висит на волоске между жизнью и смертью.
— Если Торнавский скончается, то Константину не позавидуешь, — задумчиво проговорил Миндаугас.
— Это точно, — согласилась с ним Мирослава.
— И все-таки покушаться на него могли только из-за наследства. Или нет?
— А что, если это месть? Кто мог ему мстить?
— Кстати, — сказал Морис. — Оказывается, полное имя Стива — Мстислав.
— О чем-то подобным я догадывалась.
— У мальчика царапины на руках, и он сам сказал, что его оцарапал Мишка.
— Ты что, подозреваешь в нападении десятилетнего ребенка?
— Нет, конечно, — улыбнулся Морис. — Это так, информация для расширения кругозора.
— Ну спасибо, благодетель, — усмехнулась Мирослава. — И как ты провел лето? Тьфу, день!
— Я его и провел со Стивом. Можно рассказать?
— Рассказывай, — вздохнула Волгина.
И Морис подробно поведал ей обо всем.
— Я обещал ему вечером партию в шахматы, — добавил он.
— Обещал — сыграешь.
— Опять у нас никакого улова, — вздохнул Морис.
— А Нина не ходила на речку?
— Нет, у нее болит голова, и она осталась дома читать книгу, по крайней мере, так она сказала сыну.
За ужином Мишустин неожиданно упомянул о том, что вчера ездил в город и встретил там некоего Ферапонтова.
— Ферапонтова? — удивилась Нина. — А что он здесь делает?
— Сказал, что хочет купить небольшой домик в этом райском уголке.
Детективы не вмешивались в разговор о неизвестном им Ферапонтове, пока Людмила не сказала:
— Должно быть, Сергей Степанович сильно рассердился на Олега Павловича.
Мирослава насторожилась.
— Думаю, уже все забыто, — отмахнулась Нина.
— Не скажите, — не согласилась Мишустина. — Варвара была такой завидной невестой, Ферапонтовы уже губы на ее приданое раскатали.
— А тут такой облом! — хмыкнул Мишустин-старший.
— И как к этому причастен Олег Павлович? — как бы невзначай поинтересовалась Мирослава.
— Как причастен? — всплеснула руками Людмила. — Да ведь Варвара — дочь его знакомых. Вадька Ферапонтов вскружил девчонке голову, и она собралась с ним под венец. А Олег Павлович возьми и расскажи все про художества жениха Варваре. Она сначала не поверила. А ее отец нанял частного детектива и все добытые им сведения выложил перед влюбленной дочуркой. Та два дня ревела, а потом дала жениху отставку. Ферапонтов-старший, когда узнал о вмешательстве Торнавского, чуть от злости не лопнул и, по-моему, до сих пор не может простить ему, что тот расстроил свадьбу его сыночка.
— И давно это было?
— Года два прошло.
— Я говорю, быльем поросло, — проговорил Дмитрий Егорович.
— Не скажи, — не согласилась Людмила Евгеньевна. — Ферапонтов — человек злопамятный, тем более что его сыночку больше так и не подфартило.
После ужина Морис остался играть в шахматы со Стивом.
— Я вижу, твоей маме стало значительно лучше, — обронил Морис.
— Ага, она спала, когда я пришел. Потом проснулась и сказала, что таблеток напилась и теперь все прошло.
— От жары это бывает, — обронил Морис.
— Она сильно из-за Олега Павловича переживает. Он хорошо к ней относился. Да и работу мама боится потерять, — вздохнул Стив.
— Ну работу-то твоя мама и другую найдет, а Олега Павловича действительно жаль.
— И Костю, — добавил мальчик. — Он не убивал, я знаю.
— Откуда? — небрежно спросил Морис.
— Просто я Костю давно знаю. Он очень добрый.
Мирослава тем временем вернулась в свою комнату и сразу позвонила Ужгородцеву.
— Андрей Семенович! Это Мирослава Волгина.
— Слушаю.
— Проверьте алиби некоего Ферапонтова Андрея Семеновича и его сына Вадима.
— Это еще кто такие? — недовольно спросил Ужгородцев.
— У них два года назад был серьезный конфликт с Торнавским.
— Суть конфликта?
— Это долгая история…
— Я не тороплюсь.
— Просто удивительно при вашей занятости, — не смогла удержаться от шпильки Мирослава. — Ладно, слушайте. — Она рассказала ему все, что узнала сама.
— И вы что же, подозреваете этих Ферапонтовых? — хмыкнул следователь.
— Не то чтобы подозреваю, но проверить не мешает.
— Ладно, проверим. Работайте дальше. — Из трубки раздался писк.
Мирослава озадаченно посмотрела на сотовый и пробормотала:
— Хорошие дела, кажется, господин следователь зачислил нас в свою группу. Ну что же, поработаем на родное государство.
За окном начало медленно темнеть, когда в комнату Мирославы кто-то тихо постучался.
Она подумала, что это Морис.
— Заходи.
Дверь осторожно отворилась, но вошел не Морис, а Александра Лесневская.
— Мне нужно с вами поговорить, — робко произнесла она.
— Ну что ж, заходите, — дружелюбно сказала Мирослава.
Саша подошла и села рядом. Она то сжимала пальцы, то теребила свою блузку.
— Вы не волнуйтесь, — ободряюще проговорила Мирослава. — Я здесь именно для того, чтобы помочь вам.
— И Косте, — неожиданно всхлипнула Саша.
— И Косте.
— Я полная дура, — сказала Саша.
— По-моему, вы преувеличиваете, — попыталась пошутить Мирослава.
— Нет, вы просто не знаете…
— Так расскажите.
— Я все о деньгах думала, мне хотелось, чтобы у нас все было.
— Это еще не преступление. Вы ведь о чем-то другом мне хотели рассказать?
— Да, об анонимных письмах.
— О каких письмах?!
— Анонимных…
— Почему я о них до сих пор ничего не знаю?
Саша пожала виновато плечами.
— Из головы они у меня вылетели.
— А у Кости?
— Тем более… Но я тут подумала и поняла, что это важно. Возможно, они связаны с тем, что случилось в этом доме? Не будь этих писем, мы бы не приехали…
— Когда пришло каждое из писем? Кому они были адресованы?
— Адресованы они были Косте. Когда точно пришли — не помню. Первое письмо Костя показал мне в июне, в начале месяца, а второе — накануне нашего приезда сюда.
— Где эти письма теперь?
— Я не знаю.
— Они оставались у Константина?
Саша кивнула.
— Попытайтесь узнать о письмах на свидании с ним.
— Хорошо.
— Эти письма обеспокоили вашего жениха?
— Да.
— Чем?
— Ну как же. Там же было написано, что дядя… — Саша замялась.
— Значит, главной причиной было опасение лишиться наследства?
— Ну что вы такое говорите! Конечно, Костя просто беспокоился о дяде. А наследство больше занимало меня. — Она заплакала.
— Успокойтесь…
— Он же говорил, что рассчитывать на него глупо.
— Почему?
— Дядя молод, рано или поздно он женится, и у него будут дети.
— Значит, избавиться нужно именно от дяди, пока он не женился или не написал завещание…
Саша покраснела от гнева.
— Почему вы все извращаете?! Вы что, вместо помощи погубить нас хотите?
— Я хочу выяснить правду.
— Вот и выясняйте!
— Пока логическая цепочка приводит к тому, что смерть дяди выгодна лишь вам с женихом. К тому же эта ссора…
— Она случилась из-за какого-нибудь пустяка, я уверена в этом.
— Почему же ваш жених не хочет о ней рассказать?
— Я не знаю…
— Свидетели утверждают, что Константин толкнул дядю так сильно, что тот упал.
— Вероятно, это было стечением обстоятельств, ведь дядя не позвал на помощь, наоборот, отправил вон свидетелей!
— Это так.
— Вот видите!
— Нет, пока я ничего не вижу. Если бы знать причину ссоры…
— Может, смерть дяди еще кому-то нужна?
— Может быть… Тому, кто писал анонимные письма. Вы никого не подозревали?
— Я думала, что это Пальчикова, но Костя со мной не соглашался. Татьяна хорошо относилась к нему. Он вырос на ее глазах.
— Можно попробовать поговорить с ней на эту тему…
— Вы думаете, она признается?
— Если она писала эти письма с благими намерениями, то при сложившихся обстоятельствах признаться стоило бы.
— Да, поговорите с ней, пожалуйста. — Лесневская заплакала и убежала.
«Ведь она не намного младше меня, — подумала Волгина. — А ведет себя, как капризный ребенок».
В дверь снова постучали, и на этот раз вошел Морис. Вид у него был невеселый.
— Ты чего такой хмурый? — спросила Мирослава.
— Думаю о Стиве.
— А…
— Мне так жаль его…
— По-моему, нормальный ребенок, и все у него есть.
— У него нет отца.
— Миллионы детей растут без отцов.
— Но это же неправильно!
— Усынови его.
— У него есть мать.
— Тогда поухаживай за Ниной, вполне вероятно, что она согласится стать твоей женой.
— Вы так шутите?! — рассердился Морис.
Мирослава пожала плечами.
— Это потому, что вы не можете представить, каково это — расти без отца!
— Ну отчего же не могу. Я же выросла не только без отца, но и без матери.
— Простите. — Морис совсем забыл, что Мирослава в двухлетнем возрасте лишилась родителей и ее растили бабушка и дедушка.
— Ничего. Может, ты и прав, я этого не знаю… Ведь деда я воспринимала как отца, — проговорила она задумчиво.
— Но мы не будем ссориться? — Миндаугас подошел к ней сзади и примирительно уткнулся носом в ее плечо.
— Не будем, — согласилась она, тронутая его таким домашним жестом. — Тем более что мне нужно кое-что тебе рассказать.
— Что?
— Пойдем на балкон, ладно?
Они вышли на балкон, и она забралась с ногами на облюбованный ею диванчик. Морис расположился рядом в кресле, и Мирослава рассказала ему о разговоре с Сашей, о неведомых доселе анонимных письмах.
— Странно, что Константин не упомянул о них ни разу.
— Странно, — согласилась Мирослава.
— А Саша не могла все придумать?
— Не похоже, — ответила Волгина. — Я хочу, чтобы завтра ты поговорил с Пальчиковой…
— Вы думаете, Татьяна Георгиевна могла написать эти письма?
— Всякое может быть… Допустим, она хотела, чтобы Константин был рядом с дядей на момент принятия тем серьезных решений.
— Если честно, мне как-то в это не верится, — с сомнением произнес Морис.
— Мне тоже, но прояснить ситуацию все равно нужно.