Миндаугас решил поговорить с Пальчиковой сразу после завтрака.

— Доброе утро, Татьяна Георгиевна! — поприветствовал он женщину, войдя на кухню.

— Доброе, — обронила она. — Что-нибудь не так с завтраком?

— Ну что вы, завтрак, как всегда, изумителен.

— Вы мне льстите.

— Ничуть. Но у меня к вам серьезный разговор.

— Что-нибудь открылось? — Татьяна встревожилась.

— Не то чтобы… Скажите, вы когда-нибудь писали письма Константину Торнавскому?

— Не помню. — Она пожала плечами. — Может, и писала, когда он маленький куда-то уезжал с дядей, а мне слал открытки.

— Нет, меня интересует, не писали ли вы ему в этом году?

— В этом? — искренне удивилась она. — В этом — нет, с какой стати?

Морис был практически уверен, что женщина не лжет. Вряд ли она была такой хорошей актрисой. И все же он спросил:

— Может быть, вы считали, что Константин должен находиться в поместье в связи с болезнью дяди, а потом и в связи с его намерением жениться?

— Это не мое дело, — сухо ответила Пальчикова.

— Вами могло двигать желание помочь ему…

— Да я для Костика все сделаю! — горячо воскликнула женщина. — Но лезть в их с дядей отношения никогда не стану.

— Вы не волнуйтесь так, Татьяна Георгиевна. — Морис осторожно дотронулся до руки женщины. — Просто кто-то написал Константину анонимные письма…

— И они как-то навредили ему? — осторожно спросила Пальчикова.

— Нельзя сказать однозначно, навредили или нет, но они заставили его и Сашу присутствовать в доме во время совершения преступления.

— Чтобы, значит, все на кого-то из них свалить? — Татьяна испуганно прижала руку к горлу.

Морис кивнул.

— Вот оно что! — выдохнула женщина.

— У вас нет предположений, кто бы их мог написать?

— Просто ума не приложу…

— А вы подумайте. Может, какие-то мысли придут в голову.

— Я подумаю, — пообещала Пальчикова.

— Татьяна Георгиевна, — спросил он неожиданно для нее. — Как вы думаете, было ли у племянника желание избавиться от дяди?

— Нет!

— А наследство?

— Это все глупости!

— Ну почему же… Сначала погибает девушка, на которой дядя собирался жениться…

— Таких девушек могло появиться еще сто! — запальчиво произнесла она.

— Вот именно. Он тоже приходит к такому мнению и понимает, что наследство получит, лишь избавившись от дяди.

— Скажите, — неожиданно спросила она. — У вас есть отец?

— Да, — несколько удивленно ответил он.

— Вы могли бы убить его из-за наследства?

— Мой отец может оставить мне в наследство только доброе имя…

— А если бы он был богатым, вы бы убили его?

— Конечно, нет.

— Вот для Кости его дядя и был отцом, который его воспитал. Они друг в друге души не чаяли.

Морис молчал и задумчиво глядел куда-то мимо разволновавшейся женщины.

Она не выдержала.

— Вы, конечно, простите меня, но не пойму я, то вы хотите Костю защитить, то навешиваете на него всех собак. Что же это такое? Объясните мне!

— Работа у нас такая. Мы должны проверить все версии, чтобы найти преступника.

Морис посмотрел на насупленное лицо Пальчиковой.

— Татьяна Георгиевна, я прошу вас не принимать все так близко к сердцу.

— Да как же не принимать! — воскликнула она горячо. — Костик мне как родной! Вы вот сами верите, что он дядю убить хотел?!

— Нет, — ответил Миндаугас честно.

— И на том спасибо, — вздохнула она и отвернулась.

— Но проверить, повторюсь, мы должны все версии.

— Проверяйте, — ответила Татьяна, не оборачиваясь.

Миндаугас был не в восторге оттого, что нечаянно обидел женщину, которая была ему глубоко симпатична, но не задать ей все эти вопросы он просто не мог. Медленно шагая по коридору, Морис пытался извлечь из услышанного хоть какую-то информацию, но, похоже, ее там не было…

Неожиданно за спиной детектива раздались шаги, кто-то робко дотронулся до его рукава. Морис обернулся и увидел Настю.

— Ах, это вы…

Она приложила указательный палец к губам.

— Тсс. Мне нужно сказать вам кое-что очень важное.

— Я слушаю.

— Не здесь.

— А где?

— Приходите сегодня в полночь в беседку возле виноградника.

Морис посмотрел на девушку изумленно.

— Приходите, и вы узнаете то, что хотите узнать.

— Вот как? — проговорил он, но она уже убежала. — Странная девушка…

Едва переступив порог комнаты Мирославы, Миндаугас объявил, что ему назначили свидание.

— Вижу, ты времени зря не теряешь, — усмехнулась она. — Что ж, поздравляю. Если не секрет, кто? Она хотя бы хорошенькая?

— Вполне. Это горничная Василькова.

— Ну и?..

— В полночь в беседке возле виноградника.

— Романтично. Тем более сейчас лунные ночи.

— Зря иронизируете, она обещала рассказать о чем-то важном.

— Ну что для хорошенькой девушки может быть важнее прекрасного принца?..

— Так мне не ходить?! — рассердившись, рявкнул он.

— Конечно, идти. Может быть, тебе действительно удастся что-то узнать. А если нет — хотя бы проведешь ночь с милой девушкой.

Миндаугас вскочил и метнул на нее яростный взгляд.

— О, сжалься, метатель молний! — произнесла Мирослава притворно испуганно и молитвенно сложила руки.

Фыркнула:

— Да ладно, я пошутила. Детективу нельзя быть таким впечатлительным.

— Что мне у нее спросить?

— Для начала выслушай то, что она хочет тебе сказать, а потом сориентируешься по обстановке.

— Хорошо. — Он посмотрел на нее так, словно что-то собирался сказать, но передумал.

В самом деле, если он признается ей, что волнуется и не понимает, как вести себя с этой девушкой, Мирослава опять начнет язвить. Играть роль прекрасного принца ему не хотелось, чтобы не обнадеживать Настю. Морису не нравилось, как она на него смотрит, влюбчивые девицы уже попортили ему немало крови. И все потому, что его внешность никак не соответствовала его характеру и внутренним потребностям. Роль соблазнителя и плейбоя никогда не привлекала Миндаугаса, даже вызывала отвращение. В конце концов, он не виноват, что его умные и красивые родители передали ему по наследству все самое лучшее…

Ровно в двенадцать часов ночи Морис пришел на место встречи. В лунном свете беседка и окружающие ее деревья и кусты были неплохо видны. Морис решил осмотреться, но тут из беседки высунулась чья-то рука. Поманила его, ухватила, потянула внутрь. Морис подчинился и, когда его глаза привыкли к полумраку, увидел принаряженную Настю.

— Вы что-то хотели мне сказать? — Он сразу перешел к делу.

— Да, я бы этого никому не сказала, но вам… Я видела, как Олег Павлович разговаривал с невестой Константина, ну с Сашей.

— Да? И?..

— Я видела, как они смотрели друг на друга, он держал ее руку в своей и несколько раз поднес к губам.

— Ну и что?

— Я бы дорого отдала, чтобы на меня так смотрел мужчина!

— Вы хотите сказать, что Торнавский был неравнодушен к невесте своего племянника?

— Я уверена в этом! — горячо произнесла Настя. — Но это еще не все!

Она сделала драматическую паузу, которую Морис спокойно переждал.

— Я услышала, как кто-то скрипнул зубами!

Миндаугас не смог сдержать улыбки.

— Да, я услышала! — запальчиво произнесла Настя. — Обернулась — это был Константин, он стоял возле дерева, почти сливаясь с ним. И на нем не было лица. Дальше я смотреть не стала, побоявшись, что меня заметят. Убежала, а потом это вылетело у меня из головы.

— Это все?

— Да, то есть нет…

— Что же еще?

— Сегодня такая красивая ночь…

— Да, действительно, ночь красивая, — согласился он равнодушно.

— Хотите, пойдем на озеро?

— Нет, спасибо, мне пора.

— Это вам! — Она протянула ему цветок.

— Спасибо, спокойной ночи.

Он повернулся и ушел, не слыша тихих всхлипов в беседке.

— Какая я дура, — причитала плачущая Настя. — Конечно, у меня не было никаких шансов, правильно говорит Татьяна Георгиевна, нужно меньше читать любовных романов, только в них принцы влюбляются в Золушек! А в жизни им подавай королев.

Морису не понравилось то, что рассказала ему Настя. Он машинально вертел в руках подаренный ею цветок, потом уронил его и не заметил этого.

Несмотря на то что было уже около часа ночи, он постучал к Мирославе.

— Вы спите?

— Нет, жду тебя, заходи.

Он зашел и увидел, что она лежит в постели и что-то читает.

— Что это? — Он кивнул на книгу.

— Фет — «Шепот, робкое дыханье. Трели соловья…»

— На лирику потянуло? — улыбнулся Миндаугас.

— Не одному же тебе расслабляться в такую ночь.

— Да уж.

— Рассказывай.

— Новости не очень хорошие.

— Какие уж есть.

Он пересказал то, что услышал от Насти.

— Думаешь, девица говорит правду?

— Думаю, да… Хотя, наверное, что-то дорисовало ее пылкое воображение.

— А не могло ли это быть предлогом, чтобы назначить тебе свиданье?

— Могло, — смутился он. — Но тем не менее это похоже на правду.

— Осталось только спросить об этом у невесты.

— Спросите?

— Конечно.

— И думаете, что она признается?

— Даже если она солжет, я смогу отличить ложь от правды.

— Это было бы замечательно.

Мирослава пожала плечами.

— Прочитайте мне что-нибудь, — попросил он, кивнув на книгу. Она открыла страницу наугад и прочитала:

Он осторожно дотронулся до ее руки.

— Что?

— Я… я не согласен с поэтом.

— Почему?

— Потому что мне кажется, что близкому человеку можно передать то, что происходит в душе.

— Не знаю, Морис, но, возможно, ты прав…

— И даже больше, по-настоящему близкие люди понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда, а часто и вообще без слов…

— Личные наблюдения? — спросила она заинтересованно.

— Да, — ответил он и, помолчав немного, тихо добавил: — Я говорю о моих родителях.

— Счастливые они у тебя, — сказала Мирослава серьезно.

— Да. Я надеюсь, что у меня с моей любимой тоже так будет.

— Почему бы и нет…

— Мирослава…

— Да?

— А ваши дедушка с бабушкой были счастливы друг с другом?

— Мне кажется, да, — ответила она, не раздумывая. — Но дед слишком много работал. А у бабушки было полно забот с детьми, потом с внуками.

— У счастливых родителей дети тоже счастливые.

— В теории — да, а на практике бывает по-разному.

— А вы счастливы?

— Не знаю. — Она закусила губу.

— Так не бывает! Неужели вы не чувствуете…

— Ну, в общем-то, я довольна своей жизнью, но порой чего-то не хватает…

— Чего?

— Зачем тебе? — Она подняла на него глаза.

— Мы же друзья.

— Друзья…

— Я хочу знать о вас как можно больше.

— Морис, давай спать.

— Что ж, спокойной ночи.

— И тебе тоже сладких снов.

Ее пожелание сбылось. Он до утра видел сны, в которых держал ее за руку, прижимал к своей груди и чувствовал, как бьется ее сердце. Но наступило утро, и сны умчались прочь.

После завтрака Мирослава подошла к Саше и предложила ей прогуляться. Лесневская бросила на нее удивленный взгляд, но согласилась. Они медленно шли по аллее в сторону пруда. Саша отчего-то сильно нервничала и ждала, когда же Волгина заговорит, а та все молчала и с преувеличенным интересом разглядывала старые ивы. Лесневская, пытаясь унять внутреннюю дрожь, замедлила шаг.

— Скажите, — неожиданно спросила Мирослава, — вам нравился дядя Константина?

— Да, конечно.

— Я имею в виду — как мужчина?

— Нет! — ответила Саша с негодованием.

— Но вам нравились его деньги.

— Очень, — ответила она спокойно. — Я же вам уже говорила!

— Я помню…

Мирослава в общих чертах нарисовала сценку, описанную Настей, и спросила, было ли это. Саша вздохнула и подтвердила: было.

— Но вот Костю я не видела, — вздохнула она.

И чуть погодя спросила:

— Это повредит ему?

— Не знаю…

Они помолчали, и Мирослава поинтересовалась:

— Как вы думаете, Олег Павлович был влюблен в Марианну?

— Он находил ее очень милой…

— Но это не совсем то, что обычно испытывает мужчина к девушке, собираясь жениться?

— Вы говорите о большой любви?

— Ну…

— Ее, конечно, не было. По крайней мере, мне так кажется. — Саша грустно вздохнула. — Но я могу ошибаться.

— А с ее стороны?

— Мне трудно судить об этом.

— Но все одобряли этот брак?

— Скорее всего…

— Когда вам разрешили встретиться с Константином?

— Завтра в два часа дня.

— Не забудьте спросить у него, где сейчас находятся анонимные письма.

— Не забуду. — Саша тяжело вздохнула, доплелась до скамейки и тяжело, как старушка, опустилась на нее.

— Не отчаивайтесь. — Мирослава осторожно дотронулась до плеча девушки.

— Мне кажется, что это никогда не закончится, — вздохнула Лесневская.

— Все рано или поздно заканчивается.

Тихо запел сотовый. Настя нехотя достала телефон из кармана фартука:

— Да?

Она послушала несколько секунд и ответила:

— Нет, сегодня не могу. — Пауза. — Завтра тоже. Не знаю. Не звони пока.

Татьяна пристально посмотрела на горничную и спросила:

— Серега звонил?

Настя хмуро кивнула.

— Зря ты так с ним. Парень хороший.

— Навязчивый.

— Любит он тебя.

— Ну и пусть!

— Глупенькая ты еще, Настька, — вздохнула Татьяна.

— Это еще почему?!

— Потому что не по себе сук рубишь.

— Какой еще сук?!

— Тот самый. Думаешь, не вижу, что ты на сыщика запала.

— Хоть бы и запала!

— Выкинь его из головы, пока не поздно.

— Это еще почему?

— Потому что вы с ним такая же пара, как гусь и гагара.

— Вы думаете, если он сыщик, а я горничная, то уже и не пара.

— Чего тут думать-то. У него вон сыщица есть.

— Ну и что?! Они просто работают вместе. Я спросила, есть ли у него невеста. А он ответил, что нет.

Татьяна рассмеялась.

— Чего вы смеетесь-то?

— Он парень видный, образованный, к тому же иностранец…

— Какой такой иностранец? Что вы такое говорите?

— Прибалт он. Я в молодости часто бывала в этих республиках и акцент улавливаю.

— Нет у него никакого акцента.

— Это для тебя нет, а чуткое ухо расслышит. К тому же и фамилия у него прибалтийская…

— Тогда что он тут делает?!

— Работает…

— Татьяна Георгиевна! А может, он в меня влюбится и увезет к себе?

— Смех с тобой и грех! Лучше позвони Сереге и скажи, что освободилась.

— Не хочу я Серегу! — Настя заплакала и убежала.

— Что за молодежь пошла, — проворчала Татьяна, — девке двадцать один год, а она как дитя малое.

После обеда все отправились на реку. Мирослава тоже решила поплавать. Она вышла из дома последней. Мориса уже увел Стив.

В холле Волгина столкнулась с Ниной. Спросила:

— А вы почему не на реке?

— Не хочу, — покачала головой Нина. — Я в прошлый раз так обгорела, что все болит. Посижу пока в саду, а чуть позже мы с Таней за ежевикой пойдем.

— Отличный план, — одобрила Мирослава и отправилась к реке.

Едва она появилась на берегу, как Морис из воды замахал ей рукой.

— Плывите к нам.

Она улыбнулась, сбросила легкие брюки и блузку и подошла к кромке воды. Серо-голубые волны с легким шипеньем накатывали на берег. Ивы, столпившиеся поблизости, с удовольствием позволяли легкому ветру трепать свои длинные зеленые косы.

«Как хорошо», — подумала Мирослава, вошла в воду по пояс и поплыла.

Вечером Мирослава и Морис вновь сидели на балконе. Их настроение сложно было назвать радужным…

— Что будем делать дальше? — спросил Морис, когда в молчании прошло более получаса.

— Хочу попробовать поговорить еще раз с Константином. Может быть, если мы узнаем причину их с дядей ссоры, найдется и ниточка в клубке двух преступлений. Хотя, возможно, ссора не имеет отношения к убийству и покушению.

— Вы думаете, Константин передумал и на этот раз будет с вами откровенен?

— Сомневаюсь, — честно призналась Мирослава.

— Вы не верите в его вину?

— Нет.

— Почему? Все улики против него.

— Интуиция подсказывает мне, что все это подстроено.

— Кем?

— Возможно, тем, кто писал анонимные письма.

— Ну что же, Шерлок, — грустно улыбнулся он. — Продолжим расследование?

— Продолжим, Ватсон.

На следующий день в комнату Мирославы буквально ворвалась Саша. Девушка была чрезвычайно возбуждена, ее глаза лихорадочно блестели.

— Костя вспомнил, куда дел письма? — предположила Мирослава.

Саша покачала головой:

— Нет, он уверен, что выбросил их!

— Как жаль…

— Но это не так! Оказывается, одно из писем лежало в моей сумочке, и я, когда искала ключи, его нашла! Вытряхнула все на стол — и вот оно! — Саша торжествующе протянула письмо Мирославе.

Волгина аккуратно расправила скомканный листок бумаги и прочитала машинописный текст: «Поздравляю, вы остались с носом! Ваш дядя сделал предложение дочери управляющего, и они готовятся к свадьбе. Доброжелатель».

По тексту невозможно было догадаться, кто его написал, но машинка явно было очень старой. Такие когда-то имелись на многих предприятиях, но теперь… Такой раритет вполне может пылиться у кого-то дома. Но у кого?

— Вы можете оставить мне это письмо? — спросила Мирослава.

— Конечно, — ответила Саша.

Ужгородцев не стал препятствовать свиданию Мирославы с Торнавским-младшим, хотя и бормотал себе под нос что-то нелицеприятное о частных детективах, сующих свой нос куда попало, причем без всякой пользы для дела. Мирослава решила не реагировать и, тепло поблагодарив следователя, отправилась в комнату, куда привели и Константина.

Она встала ему навстречу и поздоровалась. Торнавский только угрюмо кивнул в ответ.

— Костя, вы ведь сами наняли меня.

Он кивнул:

— Из-за Саши.

— Очень печально, что вы не хотите рассказать мне о том, что произошло между вами и дядей.

— Это вас не касается.

— Разве вы не понимаете, чем грозит вам ваше молчание, если Олег Павлович не выживет?

Константин упорно молчал.

— Костя, подумайте о Саше, о своем дяде.

— А есть надежда на то, что он выживет?

— Как ни банально, но надежда есть всегда.

— Если бы дядя выжил! — выдохнул он устало.

— Что тогда?

— Я был бы спасен.

— Вы могли бы спастись и самостоятельно.

Он покачал головой.

— Вы не хотите помочь себе даже ради вашей невесты?

Он горько усмехнулся.

— Она любит вас.

— Вы верите в это?

— Верю. И будет лучше, если вы тоже перестанете мучить себя сомнениями.

— Я бы так хотел, чтобы это поскорее закончилось.

— Расскажите мне об анонимных письмах.

— Откуда вы знаете? — удивился он.

Мирослава не ответила.

— Понятно, Саша рассказала.

— Разве это секрет?

— Нет, конечно.

— Так расскажите мне о них.

— Рассказывать особо нечего.

— А вы попробуйте.

Константин пересказал ей то, что уже сообщила Саша, и Мирослава решила пока не говорить Торнавскому, что одно из тех писем находится у нее.

Она уже собралась уходить, когда Костя ее окликнул. Мирослава оглянулась.

— Вы действительно верите, что вытащите меня отсюда?

Она кивнула.

— Да, я в этом убеждена. Но для этого мне нужно найти настоящего преступника.

В его глазах промелькнула искра надежды.

— Спасибо, — прошептал он и отвернулся.

Мирослава подумала, что он хочет скрыть от нее свои увлажнившиеся глаза. Чтобы не смущать мужчину, она быстро попрощалась и вышла.

В коридоре ее перехватил следователь. Остановил, почти втащил в свой кабинет:

— Ну что узнали?

Мирослава посмотрела на его небритый подбородок, набрякшие веки и тихо спросила.

— Вам нездоровится?

— Как, к черту, мне будет здоровиться?! Я вторую ночь не сплю! Пропали два подростка, и никаких зацепок.

— Сочувствую.

Он открыл рот, вероятно желая сказать ей, куда она может засунуть свое сочувствие, но передумал и только махнул рукой. А потом спросил:

— Это правда, что Виктор Романенко ваш брат?

Мирослава удивленно вскинула на него глаза.

— Да, двоюродный, но роднее родного, мы росли вместе. Только откуда вы знаете?

— Да, ладно, — отмахнулся он. — Вы ведь тоже в органах работали, так чего спрашивать.

— А с Витей вы знакомы?

— Лично нет. Но он моего брательника, тоже, кстати, двоюродного, раненого на себе пять километров волок. Если бы не он, брата у меня бы не было.

— Как тесен мир…

— И не говорите. Но я так понимаю, что делиться со мной информацией вы не собираетесь?

— Так нет информации, нечем делиться…

— Ну что ж…

— А пойдемте в кафе! — предложила Мирослава.

— Куда?! — вытаращил на нее глаза следователь.

— Андрей Семенович, разрешите пригласить вас в кафе.

— И в честь какого праздника?

— Просто.

Неожиданно он согласился:

— А что, давайте сходим. Только вы посидите тут, а я в туалете побреюсь, а то зарос, как дикобраз.

— Хорошо.

Ужгородцев появился минут через двадцать. Выглядел он намного лучше, но на подбородке красовались два пореза.

— Это я торопился, — заметил он ее взгляд.

Они сели в автомобиль Мирославы и через несколько минут остановились возле уличного кафе. Расположившись за столиком под голубым зонтиком, заказали овощной салат, Мирослава речную рыбу, а Ужгородцев отбивную. Когда они перешли к мороженому, Мирослава спросила о пропавших подростках.

Оказалось, что родители обоих мальчиков — пьющие люди, подростки были предоставлены сами себе, пропали они еще пять дней назад, но сообщили об их исчезновении родители только вчера под нажимом соседей.

Мирослава как бы невзначай спросила:

— Обыскали ли дома родителей?

Ужгородцев угрюмо кивнул.

— А погреба?

Он пристально посмотрел на нее и опять кивнул. Она догадалась, что следователь подозревал и родителей.

— У них появились деньги? — спросила она.

— Да, и довольно много, — неохотно ответил он.

— А вы не пробовали за родителями проследить?

— Пробовали, дальше магазина они не ходили.

— А до того, как подростки пропали, родители никуда не ездили?

— Интересная мысль. Отец одного из них отлучался, говорит, что навещал брата.

— А брат что говорит?

— Мы до него не добрались. Он живет на полустанке, десять километров отсюда.

— А там останавливаются поезда?

— Минутку. — Он встал и отошел.

Мирослава видела, как он достал сотовый и куда-то позвонил. Вернувшись, Ужгородцев молча доел мороженое. Зазвонил его телефон. Следователь принял вызов, несколько минут слушал молча, потом повернулся к Мирославе:

— Подбросите меня до отделения?

— Конечно.

В машине они не разговаривали. Волгина понимала, что следователь не расположен вести светскую беседу. Распрощавшись, каждый из них отправился своей дорогой.

Лишь спустя три недели Ужгородцев позвонил Мирославе и пригласил в то же кафе, где рассказал, что брат одного из родителей сознался: пропавшие мальчики неделю сидели у него в подполе, потом за ними приехали двое хмурых мужчин и увезли детей неизвестно куда. Не на поезде, а на фуре, и, к счастью, он запомнил номер. Вдаваться в подробности проведенной операции Ужгородцев не стал, сказал лишь, что водитель фуры передал подростков в одном из городов хозяину гостиницы. В результате цепочка привела работников полиции к тому, кто заказывал похищение. У этого человека был тяжело болен сын, и ему требовалась донорская почка.

На вопрос, зачем похитили двух ребят, полицейским ответили, что для страховки, и не похитили, а купили у родителей.

— Хуже зверей, — процедил Ужгородцев и с силой сжал кулаки.