Мирослава оказалась права. Ужгородцев действительно оказался человеком неглупым и не злопамятным. Он оценил готовность детективов сотрудничать с полицией и просто по-человечески интуитивно поверил в искренность Мирославы и в ее желание помочь не только своему клиенту, но и следствию. Недаром она сама когда-то работала следователем.

Два дня спустя следователь позвонил Волгиной и в своей обычной сухой манере объявил, что она может посетить Торнавского в больнице. Там Мирославу без разговоров пропустили в палату и оставили наедине с больным. Поздоровавшись и вручив Торнавскому цветы и фрукты, Мирослава присела на стул:

— Вы, конечно, догадываетесь, что я пришла не просто так.

Он кивнул.

— Косте предъявили обвинения?

— Нет, пока задержали по подозрению.

— О господи!

— Что произошло между вами и Константином в тот вечер?

— Мы немного поссорились.

Мирослава чувствовала, что говорить на эту тему Торнавский не хочет.

— Послушайте, Олег Павлович, сейчас не время разводить секреты. Я знаю, что вы любили жену своего брата.

— Откуда?!

— Неважно. Что произошло между вами и Костей?

— Мы поссорились… Из-за моей неосторожности. Я попросил Костю разобрать старые документы, а он нашел письма, которые писала мне его мать. У меня из головы вылетело, что они были среди документов! Константин заглянул в них и вспылил.

Мирослава живо представила разыгравшуюся в тот вечер сцену…

— Почему ты не говорил мне, что у вас с мамой был роман? — кричал Торнавский-младший.

— Как ты посмел читать чужие письма?! — ярился в ответ старший.

— Значит, ты соблазнил мою мать? И наставлял рога собственному брату?!

— Мы с твоей матерью любили друг друга, но мы не были близки.

— Я не верю тебе!

— Это твое дело.

— Как, как ты мог?!

— Пойми, это случилось помимо нашей воли!

— Это подло по отношению к моему отцу! И ведь тогда уже был я!

— Да, ты был совсем крохой.

— А, может быть, я твой сын?!

— К сожалению, нет!

— И я должен верить тебе?! Ты ведь и на мою невесту заглядывался!

— Чушь!

— Я ненавижу тебя! Ненавижу! — Константин метнулся к двери.

— Подожди. — Дядя поймал его за рукав.

— Пусти меня!

— Не отпущу, пока не выслушаешь!

Костя с силой толкнул дядю, и тот упал.

Племянник испугался и бросился к нему.

— Дядя, дядя, что с тобой?!

— Ничего, просто не удержался на ногах.

На шум прибежали люди и увидели Торнавского-старшего на полу.

— Закройте дверь, все нормально, — велел Олег Павлович.

Они ушли.

— Выслушай меня спокойно, — обратился Торнавский к племяннику. — Мы с твоей мамой полюбили друг друга. Но мы не спали вместе. Мы и сами были напуганы тем, что с нами происходило, мы растерялись и не знали, что делать, а потому решили оставить наши чувства платоническими.

— Но письма мамы!

— В них нет ничего такого, что могло бы бросить тень на нее или на меня. Ты можешь взять их и прочесть.

— Но почему ты хранил их столько лет?

— Я продолжал любить ее.

— Но ты же собирался жениться!

— Да, это так.

— Дядя! Я не понимаю!

— Но ведь ты не ребенок…

— Да, конечно, ты не мог быть всегда один.

— Мне захотелось иметь семью, детей.

— А разве я не твоя семья?!

— Ты живешь своей жизнью, скоро ты женишься…

— Если мою невесту выпустят. Ее подозревают в убийстве!

— Я уверен, что она его не совершала.

— Я тоже, и надеюсь, что детективы помогут найти виновного.

— Да.

— Дядя, прости меня.

— Уже простил.

Они обнялись, и Костя ушел…

— Вы видели того, кто напал на вас ночью?

— Нет. — Торнавский сокрушенно покачал головой и быстро добавил: — Но это был не Костя. Я уверен!

— Следователя ваша вера в качестве доказательства не устроит.

— Что же делать?

— Разрешите задать вам не совсем тактичный вопрос.

— Задавайте.

— Вы спали с Ниной?

— С кем?! — воскликнул потрясенный Торнавский.

— С Ниной Снегурченко.

Не скрывая изумления, Торнавский произнес:

— Вы, должно быть, шутите?!

— Ничуть.

— Ну, если только во сне, — усмехнулся он.

— Расскажите.

— Что, сон? — Он не скрывал иронии. — Вы трактуете сновидения?

— Детективы делают все, или почти все. Рассказывайте.

— Ну…

— Я слушаю.

— Видите ли, этот сон не вполне скромный.

— Естественно, он же эротический.

— Вы уверены, что сон может относиться к делу?

— Уверена. Олег Павлович! Мы ведь с вами не дети, не тяните.

— Хорошо, но я опущу подробности.

Она согласно кивнула.

— Это было примерно одиннадцать лет назад, — заговорил Торнавский. — Мы ездили по делам в Сибирь, заключили удачную сделку. А потом друзья предложили мне пожить в их домике в тайге, поохотиться. Я загорелся этим предложением. Такая романтика, почти робинзонада! Я хотел пожить там один, но Нина сказала, что одного меня ни за что не оставит. Нас двоих туда отправили на вертолете и через неделю должны были забрать.

Торнавский замолчал. Мирослава его не торопила.

— Я был так счастлив! Два дня бродил вокруг охотничьего домика, рыбачил, собирал ягоды, и ничто не предвещало беды. Но как-то ночью мне стало плохо, неожиданно поднялась температура, я весь горел и бредил. Нина пыталась дозвониться до наших друзей, но в тех местах со связью плохо… Она отпаивала меня травами и облегчала мое состояние как могла, нужно было продержаться до прилета вертолета. Не помню точно, но, кажется, шла уже шестая ночь или день… — Он задумался. — Наверное, все-таки ночь, было темно, я видел только бледное лицо Нины, ее испуганные глаза. Она меня успокаивала, слов утешения я не разбирал, но сам ее голос меня убаюкивал, и я заснул… Мне приснилось, будто Нина абсолютно голая, занимается со мной сексом, это было безумное, дикое, нестерпимо острое наслаждение, и я во сне потерял сознание… Честное слово, ни до, ни после этого я никогда не думал о Нине как о сексуальном партнере!

— И что было дальше? — спросила тихо Мирослава.

— Я очнулся от холода, Нина протирала мое лицо родниковой водой.

— Как скоро вас забрали оттуда?

— Кажется, через день после этого дурного сна.

— А вы никогда с Ниной об этом не говорили?

— О чем?! — возмутился он. — О том, как бредил в горячке?! Конечно, нет! Нина — порядочная женщина, она мой надежный друг и помощник, я никогда не оскорбил бы ее подобными разговорами! — возмущенно выпалил Торнавский.

— Ну-ну, — усмехнулась Мирослава.

— Да что вы, в самом деле, себе позволяете?!

— Успокойтесь, Олег Павлович, я вовсе не хотела оскорбить ваши чувства и бросить тень на возвышенные отношения с Ниной.

— Они не возвышенные, а деловые, — сухо поправил он.

— А вам что-нибудь известно о сердечных делах Снегурченко?

— Нет, я никогда не расспрашивал ее о личной жизни.

— Даже тогда, когда у нее родился сын?

— Даже тогда. Если бы она захотела, сама бы рассказала мне об этом.

— А вам никогда не приходило в голову, что ваш сон не был сном, что Нина воспользовалась вашим беспомощным состоянием и ее сын — это и ваш сын?

— Что за бред вы несете?!

— Не такой уж и бред, если подумать об этом спокойно.

— Вы хотите сказать, что Нина меня изнасиловала? — произнес он с сарказмом.

— Ну смотря как на это посмотреть…

— И зачем ей это?

— Возможно, она хотела иметь ребенка от любимого человека…

— Это я-то — любимый человек Нины? — Торнавский искренне рассмеялся.

— Почти уверена, что так оно и есть.

— И Нина ничего не сказала мне после рождения сына?!

— Предположим, она сказала бы. Вы бы на ней женились?

— Конечно, нет, — ответил он, не задумываясь.

— Полагаю, она об этом догадывалась.

— Но я бы давал денег на сына. Я бы сделал для него все!

— И предложили бы ей уволиться?

— Да.

— Нина не хотела отказываться от работы в престижной компании и, главное, от возможности видеть вас каждый день.

— Я не понимаю, к чему вы клоните…

— Вероятно, она надеялась, что со временем вы полюбите ее.

— Но это абсурд!

— Для влюбленной женщины — нет.

— Хорошо, — произнес Торнавский раздраженно. — Допустим, то, что вы говорите, правда. Хотя более чудовищного вымысла я отродясь не слышал. Но что дальше-то?!

— Дальше? Шли годы. Вы не воспринимали Нину как женщину…

Он усмехнулся:

— Я, можно сказать, вообще никого не воспринимал.

— Пока не встретили Марианну…

— И что?

— Народная мудрость говорит, что от любви до ненависти один шаг. В случае Нины шагов было гораздо больше, но ваше желание жениться на Марианне переполнило чашу ее терпения.

— Ага, и она ее убила?

— Да, она столкнула девушку с лестницы.

— Зачем?! Что это ей дает?! Я могу жениться на любой другой девушке! — сердито рявкнул Торнавский.

— Совершенно верно. Нина пришла к такому же выводу и поэтому решила избавиться от вас, заодно подставив вашего племянника.

— Но зачем?!

— Затем, что убийца не может претендовать на наследство своей жертвы, таким образом, Константин автоматически выбывал из игры.

— И все отошло бы кому-то из дальних родственников, — проговорил Олег Павлович.

— Ничего подобного! Через шесть месяцев Нина провела бы экспертизу и доказала, что Стив ваш сын.

— Но…

— Не зря же она носит в кулоне ваши волосы, которые, вероятно, срезала той же ночью…

— Нет, этого не может быть!

— Я уверена на девяносто девять процентов.

— Но не на сто! — Он ухватился за соломинку.

— Эту версию легко проверить, стоит только провести тест на отцовство.

— Но ведь без согласия Нины это невозможно?

— Да, потому что Стив несовершеннолетний.

— Нина не согласится.

— Если будет решение суда, то и без ее согласия обойдутся.

— Я не знаю… — пробормотал Торнавский.

Оставив его в полной растерянности, Мирослава ушла.

Торнавский, скомкав покрывало, попытался встать. Но голова все еще сильно кружилась, и он снова опустился на подушку. Он никак не мог переварить услышанное. Мирослава заронила в его душу сомнения, но он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что это может быть правдой. Торнавский вновь и вновь вспоминал, как Нина впервые пришла на работу, как быстро она стала незаменимой… Но ни разу не дала понять, что неравнодушна к нему! Олег Павлович хорошо помнил, как Снегурченко радовалась появлению сына, но ему никогда не приходило в голову, что это может быть и его сын… Стив Снегурченко… Стив Торнавский?

Он снова и снова вспоминал свой странный сон, который мог быть не сном… Краска прилила к его лицу — как могла Нина пойти на такое?!

Волна ярости поднялась в душе мужчины — как она посмела?! Если детектив права, Снегурченко подло воспользовалась его беспомощным состоянием. С каким же чудовищем он работал все эти годы! А ведь он ценил ее, помогал при всяком удобном случае. А она его, выходит, любила, разлюбила и едва не убила!

Торнавский попытался встать и снова упал. Он обхватил голову руками, вспомнив Марианну, ее ласковые глаза, податливые губы и свои собственные мечты о семье, о детях. Олег Павлович горестно застонал, и слезы потекли по его щекам.

— Гадина, — жарко вырвалось у него. — Гадюка! И я пригрел ее на своей груди!

Он уже поверил тому, что сказала Волгина. Оставалось только доказать это.

На следующий день Торнавский сам позвонил Мирославе и попросил ее прийти.

Когда она вошла, Олег Павлович попытался приподняться.

— Лежите, лежите! — остановила его Мирослава.

Волгина села на то же место, что и накануне.

— Простите, я вчера, кажется, вел себя глупо, — извинился Торнавский.

— Ничуть, — ответила Мирослава и тихо добавила: — На вашем месте кто угодно почувствовал бы себя неважно.

— Да. Вы правы, — вздохнул Олег Павлович.

Они помолчали, и после паузы он сказал:

— Я сам не знаю, зачем позвал вас. Наверное, потому, что вы все знаете, а мне нужно с кем-то об этом поговорить.

— Я слушаю, — мягко сказала Волгина.

— Когда брат с женой погибли, я был потрясен и никак не мог прийти в себя. Потом я бесконечно корил себя и жил постоянно с чувством вины. Мне казалось, что брат все узнал и именно из-за ревности потерял голову и вел машину с такой скоростью, что не справился с управлением. Или даже сделал это специально…

— Мы никогда не узнаем, как это было на самом деле. Но все-таки вашей вины в этом нет.

— Вы так думаете? Скажите, что бы вы сделали на моем месте? Тогда, с Машенькой?

— Убедила бы ее развестись. Все рассказала бы брату и женилась на любимой. Но, как говорится, чужую беду руками разведу…

— Я тоже много думал об этом. И, если бы мог все начать сначала, то поступил бы именно так, как вы сказали.

— Но прошлое вернуть невозможно, поэтому нужно жить настоящим.

— Да, вы правы. — Он дотянулся до ее руки. — Спасибо, что пришли.

— Не за что…

— Я хотел еще спросить… — Он запнулся, но, овладев своими чувствами, продолжил: — Стив ведь ни в чем не виноват?

— Конечно, нет.

— А что с ним будет?

— ?!

— Я имею в виду, когда Нину арестуют?

Мирослава пожала плечами.

— Но если он мой сын, я ведь могу забрать его к себе?

— Думаю, да, если мальчик не будет возражать.

— С чего бы ему возражать?! Мы с ним в хороших отношениях. Он знает, что я всегда помогал им.

— Но он не знал, что вы его отец.

— Так я тоже не знал, что он мой сын! Стерва!

— Олег Павлович! Я могу дать вам один совет?

— Попробуйте…

— Если вы хотите завоевать расположение сына, то не упоминайте вслух о том зле, что причинила вам Нина. Во всяком случае, не оскорбляйте ее.

— Но…

— Для Стива Нина навсегда останется матерью, что бы она ни натворила, и он не сможет любить того, кто будет чернить ее.

— Пожалуй, вы правы, — нехотя признал он.

— Вы можете ненавидеть ее, но не выплескивайте свою ненависть при Стиве.

— Хорошо, ради своего сына я переступлю через собственную боль.

— Олег Павлович, мне нужно идти. Через полчаса я должна быть в кабинете следователя.

— Хорошо, идите.

— А вы постарайтесь поскорее поправиться.

Мирослава явилась за одну минуту до назначенного времени, но Ужгородцев уже ходил взад-вперед по кабинету, как голодный волк.

— Наконец-то явились, — проворчал он, увидев Мирославу на пороге.

— Я точно вовремя.

Он махнул рукой:

— Самолет прилетает завтра вечером, вы поедете с нами и окликнете мальчика.

— Вы решили арестовать Снегурченко?

— Да, решили! — Он сверкнул на нее глазами. — Не хлебом же с солью ее встречать прикажете.

— Не злитесь, вам не идет, — улыбнулась она. — К тому же разве я возражаю?

— Еще бы вы возражали!

— Только у меня есть уточнение или дополнение…

— Какое еще, черт возьми, дополнение?!

— Стива отвлечет Морис.

— Это еще почему?!

— Потому что мальчик очень хорошо к нему относится, они много общались.

— Хорошо!

— Постарайтесь первым делом изъять медальон.

— Вы меня еще учить будете?! — рявкнул он.

— Не буду, — примирительно улыбнулась Мирослава. — Ужгородцев, вы что, все еще злитесь на меня из-за болтливой медсестры?

— Нет, — неожиданно улыбнулся он, — я вообще из-за нее на вас не злюсь.

— Вот как?

— Ага. Сначала, когда вы котел смолы мне на голову вылили, я просто очумел, а потом, когда сообразил, что к чему, смысла не было злиться.

— Значит, дружба? — улыбнулась она лукаво.

— Дружба, — вздохнул он притворно тяжело. И они пожали друг другу руки.

Нину задержали, едва она сошла с трапа. Морису удалось отвлечь Стива и увезти его к Торнавскому, где мальчику, ни слова не говоря о преступлениях его матери, поведали о тайне его рождения.

Взрослые опасались истерики, но Стив безумно обрадовался. Переполненный неожиданным счастьем, он даже до вечера не вспоминал о матери… Потом все же спросил:

— Почему мама так задерживается?

И Мирослава решила, что врать не следует. Да, больно, да, горько, но лучше сказать… Хотя бы в самой сжатой и щадящей форме. И она сама рассказала мальчику, что его маму арестовали по подозрению в совершении двух преступлений. На Стива было больно смотреть. Но когда Торнавский обнял его, рыдающий мальчик бросился на шею отцу.

Ночью зазвенел телефон Мирославы, она нащупала его в темноте на столике, спросила сердито:

— Кому ночью не спится?

— Правоохранительным органам! — рявкнула трубка.

— Ужгородцев, вы чего?

— В медальоне волосы сына Снегурченко!

— Неприятная новость, но не убийственная.

— Значит, не напугал? — пророкотала трубка.

Мирослава молчала.

— Волгина, вы там не уснули?!

— Нет, но собираюсь.

— Другая новость приятнее…

— Какая?

— Волосы туда положили недавно. Эксперты не поленились и исследовали все. Два волоса не Стива Снегурченко.

— А его отца Олега Торнавского.

— Ну, наверное, так.

— Значит, Нину кто-то предупредил, и я даже догадываюсь, кто.

— Кто же? Поделитесь информацией.

— Скорее всего, это ее закадычная подружка Маргарита Сергеевна Витишко.

— Но откуда она могла знать?! — изумился следователь.

— Она и не знала. Вероятно, просто рассказала Снегурченко о моем визите в салон, и Нина решила перестраховаться…

— Давайте адрес. Придется переговорить с подружкой.

— Пишите…

— Спокойной ночи.

— И вам того же.

Следователь хмыкнул и отключился.

В соседней комнате заворочался Морис. Было слышно, как он встал с постели, подошел к двери:

— Вы не спите?

— Нет, Ужгородцев разбудил.

— Что-то случилось?

— Ага, но я не стану с тобой через дверь разговаривать.

— Я войду?

— Да уж, не стесняйся.

Он вошел, и Мирослава, увидев, что он успел натянуть брюки, усмехнулась.

— Рассказывайте. — Миндаугас опустился на кресло, не зажигая света.

Мирослава передала ему разговор со следователем и тотчас заснула. Морис вздохнул и ушел к себе досыпать.

Маргарита Сергеевна искренне удивилась приходу полиции и, выслушав сухую информацию оперативников, долго не могла поверить, что ее близкая подруга способна кого-либо убить. Витишко так горько плакала, что у одного из оперативников дрогнуло сердце, и он протянул женщине свой платок. А другой, отыскав на столе пузырек с валерьянкой, щедро накапал жидкость в стакан с водой и сунул его в руки всхлипывающей Маргариты.

Когда Маргарита Сергеевна немного успокоилась и, видимо, смирилась с реальностью, она поведала, что Нина действительно ей звонила, и Витишко рассказала о новой клиентке, пришедшей в салон по рекомендации Снегурченко. Нина удивилась и стала выспрашивать, о чем эта новая клиентка говорила с Витишко. И простодушная Маргарита подробно пересказала подруге свою беседу с Волгиной.