Влад замолчал и глотнул еще немного вина. Все застыли, заколдованные жгучей тайной его рассказа.

― Кха, ― прочистил горло Аркадий Борисович. ― Вы хотите сказать, что все эти громадные средства присвоила себе Вера Фигнер?

― Нет, нет, не думаю, что такой вздорной неуравновешенной дамочке удалось бы провернуть столь смелую аферу.

― Ах, ― встрепенулась Ариадна. ― У вас есть какие-нибудь предположения относительно личности афериста?

― Судьбы всех участников партийной школы известны, и в большинстве случаев трагичны. Всех, кроме одного ― поэта Александра. Историки так и не смогли запечатлеть для потомков его биографию. Мой прапрадедушка пришел к выводу, что именно он играл основную роль в экспроприации. Тень этого загадочного человека мелькала время от времени в донесениях провокаторов и в мемуарах революционеров до семнадцатого года. Затем он исчезает. А вместе с ним исчезают все намеки на существование капитала. Мой пращур был уверен, что поэт погиб и унес с собой в могилу тайну партийных денег.

― Подумать только, ― вздохнул Аркадий Борисович. ― Где-то в сейфах швейцарских банков находится невероятное богатство, а владельца нет. С учетом процентов, которые набежали за эти годы, сумма получается астрономическая.

― И представьте себе, ― довольным тоном сообщил Владимир. ― Эта история получила продолжение в наше время! Перечитать архивы прапрадедушки меня заставило вот что: буквально несколько месяцев назад мне в руки попала книга, выпущенная мизерным тиражом малоизвестным издательством «Русский лес». Она называлась «Все, что я помню», написана в виде дневника барышни, участницы революционного российского движения за границей, и охватывает период от 1911 года до 1918. Кстати, роман написан очень хорошим языком и изобилует такими подробностями, что основой для его создания, несомненно, послужили свидетельства очевидца. Некоторые строки из этой книги натолкнули меня на мысль, что капитал не исчез бесследно в подвалах банков, а принадлежит конкретному человеку ― прообразу героини романа Дашеньке, вернее, ее потомкам.

― Кто же является прообразом? ― спросил Федор.

― А вот этого я еще не знаю. Книга вышла под псевдонимом, в редакции настоящую фамилию автора не знают. Договор заключен явно на подставное лицо... Однако я не теряю надежды. Дело в том, что у меня появился добровольный помощник, который намерен открыть тайну анонимного счета.

Глаша внесла чай и кофе и предложила мужчинам коньяк, а женщинам ликер. Все оживленно задвигались, переваривая только что услышанную историю. Лишь Эмма Францевна сидела застывшей статуей с непроницаемым лицом.

― Боже мой! ― судорожно вздохнула Ариадна. ― Сколько тайн сокрыто от нас. Сколько преступлений совершено во имя призрака всеобщего благоденствия. Не может быть счастья на крови!

― Все в руце Божей! ― вклинился отец Митрофаний. ― Не следует ворошить прошлое. Те, кто совершил злодеяние, уже давно в Геенне огненной. Сии деяния были посланы нам во испытание. Только Господь Вседержитель ведает о том. Нам же молиться надо во искупление грешных душ и не вмешиваться в Божий промысел. Ежели Господь не захочет, то и не дано нам будет проникнуть в сию тайну.

― Ах, святой отец, ― насмешливо протянула Ариадна. ― Неужто вы искренне верите в то, что говорите? Уверяю вас, мы можем проникнуть в эту тайну и без десницы Божей, а лишь с помощью своего подсознания. Вы слышали о таком феномене, как парапсихология? Наука не стоит на месте, то, что раньше считалось ересью и колдовством, сейчас является самостоятельным научным направлением. Мы можем вызвать призраков и расспросить их о судьбе капитала. Хотите побеседовать с Верой Фигнер, Владимиром Ильичом или монахом Авелем?

Отец Митрофаний потерял дар речи, побелел и хватал ртом воздух.

― Не выйдет такого святотатства! ― взревел он, вернув дыхание. ― Не посмеете! Настигнет вас десница Божия!

― Хм, ― неожиданно подал голос Аркадий Борисович. ― С медицинской точки зрения, общение с духами ― вещь маловероятная, но жизнь ― штука презабавная... Вы, отец Митрофаний, можете не участвовать.

― Да, да, ― подался вперед сказочный принц. ― Ариадна, можете ли вы устроить нам сейчас сеанс столоверчения?

― Это несложно. Необходимы лишь круглый стол и наше добровольное участие. Вы позволите? ― обратилась она к Эмме Францевне.

Та вздрогнула и бледно улыбнулась.

― Да, конечно, круглый стол есть в малой гостиной.

Все встали. Ариадна подхватила под руку Аркадия Борисовича и бросила кокетливый взгляд через плечо:

― Если бы всемогущий Господь Бог был против парапсихологии, он бы не допустил такого явления на Земле. Не бойтесь, святой отец, духи не кусаются... ― и засмеялась грудным смехом.

Отец Митрофаний закусил губу и двинулся следом. Влад уверенно обхватил меня за талию, отчего в моей голове замкнуло какую-то цепь, окружающее пространство подернулось дымкой, и в изображении начали проскакивать помехи. Федор подставил локоть Эмме Францевне. Все двинулись вверх по лестнице.

Мы с Владом несколько отстали и оказались в простенке между гобеленом и огромной вазой, расписанной драконами.

― Лиза, твой отсутствующий взгляд сводит меня с ума, ― страстно шептал он, все крепче сжимая меня в объятиях. ― Скажи, где стоит компьютер? В какой файл надо войти?

Я силилась вспомнить, как выглядит компьютер, и с какой стороны у него парадный вход.

― Простите, вас уже все ждут, ― вежливо сказал над ухом Федор.

Сказочный принц заскрежетал зубами. Я все еще пребывала в невесомости, поэтому ухватилась за локти обоих мужчин и, с трудом волоча ноги, преодолела лестницу.

Все толпились в комнате, наблюдая за действиями Ариадны. Она выводила алой губной помадой на инкрустированной столешнице круглого стола буквы в алфавитном порядке, цифры, вспомогательные слова «да», «нет», «правда», «ложь» и рисовала глаз.

Участники спиритического сеанса чувствовали себя немного неловко, поэтому старались разрядить обстановку оживленными разговорами.

― Кого будем вызывать? ― интересовался доктор.

― Только не Наполеона, ― кокетливо отвечала Эмма Францевна, вернувшись в свое обычное расположение духа. ― Помню, каждый раз, как мы его вызывали, он ругался по-французски, употребляя солдатские выражения, сердился, что его без конца тревожат и заставляют отвечать на глупые вопросы.

― Иногда, при насыщенной эмоциональной окраске на вызов духа могут отозваться лярвообразные существа, «астральные персонификации» и другие нематериальные существа, склонные к розыгрышам, мистификациям и откровенному хамству, ― лекторским тоном сообщила Ариадна.

Отец Митрофаний при этом воздел очи и зашептал молитву.

Федор взял на себя роль тамады и принялся рассаживать присутствующих. Он долго манипулировал стульями, в результате чего мы расселись в следующем порядке: Ариадна-медиум ― у нарисованного глаза, затем расположились по часовой стрелке ― Владимир, Эмма Францевна, Аркадий Борисович, я, Федор и отец Митрофаний. Диаметр стола был небольшой, поэтому мы сидели почти вплотную друг к другу.

Ариадна положила на стол блюдо мейсенского фарфора днищем вверх. Люстру погасили, оставив гореть лишь одну свечу на низеньком столике.

― Прошу всех положить пальцы на блюдо, соблюдать тишину и не пугаться, ― обвела нас строгим взглядом Ариадна.

Она закрыла глаза и сосредоточилась. Мы сидели в полумраке, послушно положив руки на блюдо и ожидая чуда.

― Здесь ли ты, дух комнаты? ― загробным голосом пропела Ариадна.

Ответом была тишина. Мы затаили дыхание и напряженно всматривались в дно блюда.

― Откликнись, дух комнаты, я зову тебя! ― возвысила она голос.

Со стороны двери послышался легкий скрип, и пламя свечи качнулось от движения воздуха. Как по команде, мы повернули головы к дверному проему. Одна из двойных створок была приоткрыта, однако никого не было видно.

Блюдо под нашими пальцами скакнуло к слову «да». Ариадна немного расслабилась. Со стороны отца Митрофания доносилось невнятное бормотание. Медиум шикнула на него, и он затих.

― Как тебя зовут?

Мейсенский фарфор бойко запрыгал от буквы к букве: «К», «А», «Р», «П». Карп?

― Сколько тебе лет?

― 100, ― ответил цифрами дух с рыбьим именем.

― Какое сейчас время года?

― Лето.

Ариадна задала еще несколько конкретных вопросов, проверяя дееспособность духа, и приступила к самому главному.

― Знаешь ли ты о судьбе партийных денег?

― Да.

― Где они?

― Далеко.

― Кто их хозяин?

― Человек.

― Как его имя?

― Эвона, чего хватанули, ― разразился дух длинной фразой.

― На какую букву начинается его имя?

― Я неграмотный, ― явно глумился над нами Карп.

― Кто победит на ближайших выборах? ― зашла Ариадна с другой стороны.

― Какая разница.

― Что ждет нас завтра?

― Костлявая с косой.

― Как найти деньги? ― использовала Ариадна известный на допросах прием неожиданности.

― Слово заветное.

― Назови слово.

Блюдо нерешительно остановилось, мы перестали дышать.

В напряженной тишине прозвучал дробный топот, как будто маленькие копытца пробежали по паркету. Отец Митрофаний не выдержал и совершил крестное знамение. Его лицо покрылось капельками пота. Остальные выглядели не лучше, с расширенными немигающими глазами и приоткрытыми ртами.

― Назови слово! ― с подвыванием произнесла Ариадна.

В этот момент я почувствовала, как какая-то мокрая тряпка шлепнулась мне на босоножку, прошлась по голым пальцам, а потом обвилась вокруг щиколотки.

― А-а-а!!! ― заорала я и оказалась на коленях у Федора.

― А-а-а!!! ― присоединились к моему воплю остальные.

Федор схватил меня на руки и вскочил на стул.

― Без паники! Всем оставаться на местах! ― гаркнул он командирским голосом, отчего у меня заложило уши.

Но его никто не слышал. Участники сеанса повскакали с мест и заметались по комнате с перекошенными лицами. Они натыкались друг на друга, сбивали стулья и другие легкие предметы мебели. Кто-то повалил стол, на котором стояла свеча. Источник света упал и погас. Наступившая темнота прибавила страху. Вокруг нас с Федором слышались вопли, удары, ругань, упало и разбилось что-то из посуды (скорее всего, блюдо мейсенского фарфора), и во всю эту какофонию вплетался то ли плач ребенка, то ли вой волка.

Неожиданно вспыхнула люстра, озарив место побоища. У выключателя стояла Глаша. Она таращила глаза и мелко крестилась. Ариадна и отец Митрофаний яростно целовались под прикрытием орехового шкафа. Эмма Францевна, скрючившись, сидела под столиком с граммофоном. Аркадий Борисович прижимался спиной к стене, выставив перед собой декоративную подушку. А около стула, на котором стоял Федор со мной на руках, сидел Гоша и жалобно скулил.

Ну, конечно, я совсем забыла покормить его сегодня вечером. Видимо, он выбрался через неплотно закрытую дверь комнаты и нашел меня здесь.

Аркадий Борисович помог Эмме Францевне выбраться из-под граммофона, при этом выяснилось, что изящный лорнет превратился в кучку обломков. Отца Митрофания слегка покачивало от пережитого шторма чувств. Ариадна заботливо стирала кружевным платочком алую губную помаду с его бороды. Федор покинул пост впередсмотрящего, но все еще крепко держал меня в руках, видимо, опасаясь повторной атаки духов.

― Позвольте, ― растерянно сказал доктор. ― А где же Владимир Львович?

Со стороны коридора донеслась знакомая мелодия:

«Его превосходительство любил домашних птиц и брал под покровительство хорошеньких девиц».

В комнату вошел Влад, насвистывая бодрый мотивчик. В одной руке он держал пузатую бутылку, а в другой ― ведерко из-под шампанского, наполненное коньячными рюмками.

― Я подумал, что небольшая доза хорошего бренди нам не помешает в трудную минуту.

После третьей дозы коньяка настроение улучшилось, и духоборцы даже посмеялись над своими нелепыми страхами.

― Эмма Францевна, а ведь вы должны знать этого поэта и его сестру, ― сказал Аркадий Борисович, похохатывая. ― А может быть, это вы были сестрой и участницей экспроприаций?

Бабушка натянуто улыбнулась.

― Доктор, вы выдумщик. Я физически не могла присутствовать в 1911 году во Франции, так как родилась в 1937 году и впервые побывала за границей в постсоветские времена.

― Как же так, ― обескуражено пробормотал он. ― А ваши рассказы про те времена?

― Ах! Какой вы наивный человек, ― всплеснула Эмма Францевна руками. ― Я просто люблю маленькие мистификации. А знания мои того периода объясняются очень просто: я долгое время проработала в архивах музея Революции, и по роду своей деятельности ознакомилась практически со всей мемуарной литературой того периода.

Первым засмеялся Влад:

― Эмма Францевна, вы великая актриса! Я преклоняюсь перед вами!

Обстановка разрядилась.

― Нет уж, позвольте, ― опять заговорил доктор. ― В таком случае, вам, наверняка, приходилось читать в воспоминаниях революционеров о поэте и его сестре. Возможно, вы даже знаете их имена!

― К сожалению, должна вас огорчить. Либо я не обратила внимания на этот персонаж, либо все сведения об этом человеке и его революционной деятельности проходили под грифом «секретно». Не исключено, что к тем же выводам, что и Бурцев-старший, пришли люди из органов и прибрали партийный фонд к рукам... Пожалуй, нам необходимо выпить по чашечке кофе... Глаша, накрой, пожалуйста, в зимнем саду.

Все шумной гурьбой побрели вниз. Я же спустилась по боковой лестнице на улицу. Мы с Гошей направились в летнюю кухню, где его ждал ужин. Мне же хотелось побыть одной и привести в порядок хаос мыслей.

Так-так-так. Значит, Влад прибыл сюда, чтобы выяснить, где находится партийный капитал. Видимо, какие-то рассказы Эммы Францевны в Бадене, натолкнули его на мысль, что она в курсе событий. А может быть даже, что она владеет анонимным счетом. Интересно, как в швейцарских банках работают анонимные счета? Ты приходишь, называешь пароль, и тебе отсыпают мешок золотых слитков. Так, что ли?

Влад написал Лизе письмо с просьбой все узнать про заветное слово. Лиза поняла, что коварный искуситель лишь использует ее в своих корыстных целях, и наложила на себя руки... А что, если Лиза узнала пароль, но Эмма Францевна застала ее на месте преступления и в гневе отправила к праотцам? Бурный разговор между ними мог происходить в библиотеке. Книга ― оружие интеллигенции... Эмма Францевна ужаснулась содеянному, вызвала Галицкого, который закопал Лизу в ореховой роще, а затем нашел ей замену, то есть меня.

Золотые самородки не могут быть партийным капиталом. Значит, отец Митрофаний не знает пароля. Но от этого мне не легче, так как он все равно считает меня шантажисткой и претенденткой на клад...

Идем дальше... Где гарантия, что Влад не ошибся, и бабушка является владелицей несметного богатства? Она всячески отрицает свою связь с партийными деньгами, но верить ей нельзя при ее любви к «маленьким мистификациям». А что там за история с книгой воспоминаний революционной барышни? Может ли так быть, что Эмму Францевну одолело желание оставить потомкам свои знания в виде романа? Отчего же ― нет? Таким образом, Эмма Францевна издала свой роман, который попал в руки Бурцева-младшего. Кое-что из ее рассказов в Бадене, архивов Бурцева-старшего и книги воспоминаний совпало. И у меня такое чувство, что Влад выяснил имя автора романа «Все, что я помню», и приехал за своей долей. Похоже, что такого поворота событий Эмма Францевна не предусмотрела... Ну, что ж, и на старуху бывает проруха!

Старость крадется за нами по пятам. Мягкими кошачьими лапками она подбирается все ближе и ближе.

― Мяу!

И вот уже видны первые признаки старения: мешки под глазами, желтый налет на клыках и седые волоски на загривке. Чем дальше, тем хуже: отсутствие интереса к игрушкам, философский подход к жизни и несварение желудка. Еще немного, и мы уже становимся домоседами и не радуемся дождливой погоде, зубоскалим про соседа и провожаем котов равнодушным взглядом.

Ах, как все течет, как все изменяется! Выпадают зубы, в суставах что-то трещит, лапы плохо слушаются. Достаточно легкого толчка ― и лестница превращается в дорогу, которая ведет к Вратам. Несчастный случай ― спутник старости.