Гоша закончил хлюпать из миски, я помыла ему бороду, и мы вышли в звездную ночь. От дерева отделилась черная тень и шагнула к нам.

― Привет, ― сказала тень голосом Федора. ― После кофе Эмма Францевна ушла к себе, а остальные сели играть в преферанс... О чем думаешь?

― О партийных деньгах, ― честно ответила я и выложила ему свои основные выводы. ― Получается, что у Владимира есть какие-то совершенно неоспоримые доказательства того, что анонимный счет принадлежит Эмме Францевне. Иначе, он не стал бы открывать перед ней карты. Влад шантажирует ее в чистом виде, считая недалекой старушкой с причудами. Боюсь, его жизнь в опасности...

Гоша набегался среди яблонь и присоединился к нам. Федор присел на корточки и потрепал его по спине. Гоша сложил уши, как крылья у летучей мышки, и подставил морду под его руку.

― Ты его любишь? ― глухим голосом спросил Федор.

― Да, конечно. Как же его можно не любить?

― Но почему?!

― Неужели, ты сам не видишь? Он умный, деликатный, обаятельный, веселый, с чувством юмора и собственного достоинства. Мы понимаем друг друга почти без слов. А, кроме того, он красивый. Мне в нем нравится все, а особенно кожаный нос.

― Кожаный нос?

― Да, у него очень выразительный, влажный, черный, кожаный нос.

― Так ты про Гошу? ― привалился Федор спиной к березе.

― Да. А ты про кого?

Мы вернулись в дом. Все гости сидели в зимнем саду. Стол был накрыт зеленым сукном. Компания пребывала в запое преферанса. Отец Митрофаний расстегнул пуговицу у ворота рясы и разлохматил волосы. В модных очках и с бородкой на бледном лице, он выглядел, как ученый-физик, во власти гениального открытия. Ариадна сидела напротив него, белое перо цапли воинственно торчало в ее прическе. Влад сосредоточенно рассматривал свои карты и жевал спичку. Аркадий Борисович сидел на прикупе, поэтому он смог оторвать взгляд от стола и вяло улыбнуться.

Владимир объявил «мизер», и преферансисты отключились от внешних раздражителей полностью.

Я успокоилась. До утра игроки будут заняты. Влад в безопасности. У бабушки не будет возможности расправиться с шантажистом. А то, что Эмма Францевна не пустит дело на самотек, я, почему-то, не сомневалась.

Федор звал еще погулять под луной и послушать соловьев у реки. Но я отказалась, вспомнив, что денек сегодня выдался на редкость насыщенным: покушение отца Митрофания на мою голову, смерть Божьего человека и спиритический сеанс со всеми вытекающими последствиями... На что намекал дух, предсказывая визит «костлявой с косой»? Неужели, он имел в виду худую особу женского пола с длинными волосами, заплетенными в косу? То есть, манекенщицу? Или виртуальный Карп имел в виду нечто другое?

Часы показывали половину двенадцатого. Весь организм ныл, что сон ему просто необходим. Я распрощалась с Федором, клятвенно пообещав, что запру все окна и двери и не подпущу к себе отца Митрофания ближе, чем на пушечный выстрел.

Блаженно приложив голову к подушке, и расправив бренное тело под простыней, я закрыла глаза и приготовилась отправиться в царство Морфея...

Через пять минут выяснилось, что Морфей к моему визиту еще не готов. Глаза таращились в темноту, руки и ноги никак не могли найти удобного положения, из-за закрытого окна в комнате было душно и жарко.

Так. Что там Влад говорил насчет компьютера?.. Так вот зачем ему нужен пароль! Он хочет найти партийные деньги через бабушкин компьютер, справедливо полагая, что денежными средствами в швейцарском банке удобнее управлять через компьютерную сеть.

Получается, что Влад потерял всякую надежду узнать код входа в соответствующий файл с моей помощью, и хочет взломать компьютер самостоятельно. Наверняка, у него в запасе есть хакерская программа. То есть ему достаточно вставить дискету и ждать результатов вскрытия, либо выкрасть весь компьютер и потрошить его в домашних условиях. Надеюсь, Эмма Францевна предусмотрела такой вариант и поджидает Влада за ширмочкой с контраргументами.

Вряд ли Эмма Францевна решится на прямую физическую расправу с шантажистом. Все-таки она старая женщина, а Владимир не выглядит хилым писакой. В таком случае, бабушка может использовать свой любимый прием: при обнаружении Влада у себя в будуаре, обвинит его в попытке кражи драгоценностей и выдворит из дома. Ну, на худой конец, угостит его ядом и спрячет в тайник орехового шкафа до лучших времен. Следовательно, мне придется приложить максимум усилий и не дать ему возможности выпить или съесть что-то подозрительное. Придется взвалить на себя тяжелую обязанность по опрокидыванию рюмок, чашек и тарелок. Вот тогда-то все и решат, что я полная идиотка! Одна я с такой задачей не справлюсь. Надо привлечь к операции Федора! Пятнадцать минут первого ― детское время, не думаю, что он уже спит.

Набросив на себя халатик, я поспешила в светелку. Гоша предлагал себя в компанию, видимо, ему тоже не спалось. Но я была непреклонна и оставила его в комнате.

В светелке никого не было.

Немного поразмыслив, я спустилась вниз. Звуки человеческого присутствия доносились из зимнего сада.

― Семь первых... семь третьих... я ― пас... ― неслось через приоткрытую дверь.

Я заглянула в оранжерею. Вся компания в том же составе сидела за столом. Разочарованно вздохнув, я решила вернуться к себе. Однако не стала подниматься по парадной лестнице наверх, а вышла на улицу. Было новолуние. Тоненький серп висел среди звезд арбузной коркой. Старый дом тонул в темноте, лишь неровное пятно света перемещалось в окне будуара. Мне подумалось, что Эмма Францевна обычно в это время уже спит, а сегодняшние события заставили ее беспокойно мерить шагами комнату со свечой в руке.

Не долго думая, я ухватилась за ветви липы и вскарабкалась на ту же ветку, на которой мне уже приходилось кормить комаров прошлой ночью. Видимо, сегодня у насекомых был выходной.

Шторы на окнах были плотно задернуты. Как я ни старалась, через плотную ткань мне ничего не удалось рассмотреть. Пятно света еще немного покружило по будуару и переместилось в спальню. Окна спальни с моего дерева совершенно не просматривались, поэтому я повторила свой путь вниз, на этот раз более разумным способом, и благополучно достигла твердой земли.

― Ну, как там наверху? Погода хорошая? ― раздался над ухом насмешливый голос Федора.

― А ты опять хотел мне помочь упасть с дерева? ― рассердилась я.

― Да, у меня это хорошо получается.

Перебрасываясь колкостями, мы направились в сторону реки. Послушали лягушек, полюбовались ночными пейзажами Трофимовки и вернулись к дому, проделав обратный путь в молчании.

― Полина, ― остановил он меня среди яблонь. ― Я давно хотел тебе сказать... Нет, ничего... Как ты думаешь, почему Влад пошел напролом, а не стал посылать Эмме Францевне анонимные письма с просьбой поделиться доходами? Ведь так безопаснее, во всяком случае, он сохранил бы инкогнито.

― Мне кажется, он торопится. Авантюра с письмами требует достаточного количества времени на обмен любезностями и обсуждение доставки денег в нужное место. Видимо, он дал Эмме Францевне ночь на обдумывание ответа. Завтра все станет ясно... Либо она поделится с ним деньгами, либо посмеется над ним, либо закопает в ореховой роще... Ой, Федор, а где твоя трость?

― Где-то потерял... Теперь это не имеет никакого значения... Эмма Францевна и Влад прекрасно разберутся между собой. Они уже не дети, знают, в какие игры играют, два сапога ― пара... Девочка моя, тебе здесь делать больше нечего, ― он притянул меня к себе и заглянул в глаза. ― Я тебя завтра увезу.

― Э-э, кажется, мне уже пора, ― выскользнула я из его рук и улизнула через боковую дверь к себе, в царские апартаменты с мебелью карельской березы.

Часы показывали половину второго ночи.

Морфей, наконец, распростер свои объятия, и я уснула...

Меня разбудила беготня по коридору и возбужденные голоса домочадцев. Уже рассвело. На часах было почти шесть часов утра. Гоша проснулся и напряженно внюхивался в щелочку под дверью.

Я выскочила в коридор.

На площадке боковой лестницы столпились Глаша, дядя Осип, Федор и Влад. Они смотрели вниз.

― Что случилось? ― протиснулась я между ними.

Никто не ответил, но мне и так все было ясно.

На нижней площадке, разметав руки и неестественно вывернув шею, лежала Эмма Францевна. Около нее стоял на коленях Аркадий Борисович и профессиональными движениями проверял, теплится ли жизнь в теле моей двоюродной бабушки. Доктор поднял на нас глаза, и мы поняли, что - не теплится.

Эмма Францевна лежала на спине, головой в сторону входной двери. Из-под розового атласного халата со стегаными обшлагами рукавов и воротником выглядывал подол батистовой ночной рубашки и худые лодыжки ног. На одной ступне еще держалась изящная домашняя туфелька с помпоном, второй не было видно. Пальцы правой руки сжимали медный подсвечник со сломанной свечой. Лицо ее было скорее удивленным, чем испуганным, седые волосы заплетены в жидкую косичку.

Глаша тихонько всхлипывала, остальные молчали.

Аркадий Борисович обошел ноги Эммы Францевны и поднялся наверх.

― Судя по всему, она потеряла равновесие, и упала. Несчастный случай. Но милицию придется вызывать. Пока ничего не трогайте.

Мы столпились в коридоре и наблюдали, как доктор вызывает местных блюстителей правопорядка по сотовому телефону. Он один был полностью одет: в тройку мышиного цвета. Однако брюки выглядели так, как будто он в них спал. Влад щеголял элегантным длинным шлафроком, перевязанным витым шнуром с кистями. Федор был в одних джинсах, с голым торсом и босиком. Только тут я обратила внимание, что мускулатурой он обладает достойной. Дядя Осип довольно комично выглядел в полосатой коротковатой пижаме на громоздком теле. Глаша, как обычно, была одета в сарафан, головной платок и обрезанные валенки.

― Хорошо бы кофейку, ― потер ладони Аркадий Борисович.

Тут я обнаружила, что стою среди людей в голубой детской пижаме с зайчиками, и ринулась к себе переодеваться.

Через десять минут мы тем же составом, но уже цивильно одетые, спустились по парадной лестнице на улицу и направились в сторону летней кухни. По дороге мы обратили внимание, что возле «Вольво» Влада стоит белый «Мерседес» Ариадны.

― Позвольте, ― сказал доктор. ― Мы вчера закончили игру где-то около трех. Ариадна сказала, что ей надо домой, утром у нее открытие какой-то выставки. Отец Митрофаний пошел ее провожать. Неужели, с ними тоже приключилось несчастье?

Мы сгрудились и принялись истошно вопить:

― Ариадна! Отец Митрофаний!

Они выскочили из хозяйственных построек в растрепанном виде. Ариадна на ходу натягивала рукав черного трикотажного платья, перо в ее прическе отсутствовало. Отец Митрофаний пятерней приглаживал бороду и вытаскивал из нее соломинки.

― Что случилось? ― крикнули они хором.

― Эмма Францевна умерла, ― ответил Аркадий Борисович.

― Ах, ― приложила Ариадна ладони к щекам. ― Не может быть! Она такая бодрая женщина!

― На все воля Божья, ― закрестился батюшка, выпрастывая крест из-под рясы, скосил глаза на свою спутницу и осекся.

Мы дошли до летней кухни, и расселись вокруг стола. Дядя Осип варил ароматный кофе, Глаша доставала из буфета чашки, а мы молча сидели. Вид у всех был невеселый.

Бренча подвеской, подкатил милицейский «Жигуленок», за ним следом подъехал белый фургон. Два вялых милиционера вышли из машины. Тот, который был потолще, поздоровался с Аркадием Борисовичем за руку. Они важно проследовали к боковой двери большого дома и скрылись за ней. Мы стояли на улице, переминались с ноги на ногу и вздыхали.

А день обещал быть жарким. Томление достигло апогея, когда, наконец, распахнулась дверь, и представители власти вышли на белый свет.

― ... наверняка, перелом шейки бедра, пары ребер, сдвиг шейных позвонков, перелом основания черепа и кровоизлияние в черепную коробку, ― задумчиво перечислял доктор.

― Значит так, ― сказал начальник, обращаясь к нам. ― Документики свои предъявите и далеко не расходиться. Доктор вскрытие сделает, ежели отравление там какое, или следы борьбы, мы сразу кого надо арестуем.

Он обвел нас ленивым взглядом из-под взъерошенных бровей, отчего я моментально вспотела, и почувствовала угрызения совести.

После мучительной процедуры предъявления паспортов второму милиционеру, которому было еще далеко до объемов начальника, но которого я бы не осмелилась назвать «худышкой», машины отбыли. Милиционеры укатили на «Жигуле», а Аркадий Борисович на фургоне сопровождал тело.

Я боялась, что специалисты сразу распознают подделку моего паспорта, но опасения оказались напрасны. Никто ничего не заметил.

Мы опять собрались в летней кухне, и выпили еще по одной чашке кофе. Все выглядели какими-то оцепеневшими.

― Да! Это замечательно! ― воскликнул Влад, чем вызвал замешательство в наших рядах. ― Такой уникальный случай! Подозреваются все, взгляд на несчастный случай изнутри ― великолепный репортаж с места событий! Работать, работать и работать! Я ― у себя.

Он стремительно выпорхнул из летней кухни, оставив лишь легкий запах дорогого одеколона. Вот удивительное дело, за все утро Влад ни разу не взглянул в мою сторону. Очевидно, он потерял всякую надежду использовать меня в качестве источника информации, видя мою полную профнепригодность. Бедная Лиза, как, должно быть, она переживала, когда он отвернулся от нее. Для впечатлительной молодой женщины это настоящая трагедия.

― Ну, вот, и торжественное открытие выставки русского национального костюма в творчестве молодых дизайнеров пройдет без меня, ― всхлипнула Ариадна. ― Как же мы теперь без Эммы Францевны. Совсем осиротели...

Отец Митрофаний принялся баритонить что-то утешительное и повел ее на свежий воздух.

В летней кухне остались мы впятером: дядя Осип, Глаша, Федор, я и Гоша.

― Да-а... Вот горе горькое, ― закручинился повар. ― Пропадем теперь без барыни...

― Ладно тебе лясы точить, ― проворчала Глаша. ― За дело надо браться. Гости у нас, их кормить надо. Лизавета Петровна и Вы, Федор Федорович, сходите на речку, наловите рыбки на уху.

Мы послушно поплелись с удочками к реке. Гоша, повеселев после сытного завтрака, трусил ходячей сапожной щеткой впереди нас.

― Полина, ты ничего не слышала ночью? ― нарушил Федор молчание.

― Нет, я спала. А ты?

― И я ничего не слышал. Что странно... Эмма Францевна должна была пройти мимо светелки по скрипучему паркету и спуститься по деревянной лестнице. При падении тела тоже должен быть какой-то шум... Эмма Францевна ушла к себе около одиннадцати, преферансисты сели играть, мы прогуляли Гошу, и ты заперлась в своей комнате. Наверх мы поднимались по боковой лестнице, трупов не было. Я походил по дому, все было тихо. Дядя Осип и Глаша уже выключили свет в своих спальнях... Потом ты спустилась с дерева. Ты не хочешь мне рассказать, зачем ты туда забралась?

― Мне не спалось. Я вышла на улицу и обратила внимание, что на всем втором этаже темно, только в будуаре мелькает пятно света. Мне захотелось проверить, все ли у бабушки в порядке, но шторы были плотно задвинуты, ― получилось не очень убедительно, но ничего лучше я придумать не смогла.

Федор окинул меня недоверчивым взглядом, но комментировать не стал.

― Ладно, идем дальше... Мы прогулялись до реки и вернулись в дом опять-таки по боковой лестнице. Трупов не было. Ты опять вернулась к себе, я ушел в светелку. До двух пятидесяти ничего не происходило. Преферансисты закончили игру и разошлись. В три пятнадцать в доме уже стояла гробовая тишина. Первой тело обнаружила Глаша. Она встала раньше всех ― в пять тридцать. Почти следом за ней появился дядя Осип. Глаша побежала будить Аркадия Борисовича, который занял гостевую комнату в стиле ампир, но, судя по всему, спал по-походному, не разуваясь. На шум вышел Влад, уже выбритый. Потом появился я, следом ты в пижаме с зайчиками. Последними присоединились Ариадна и отец Митрофаний. Так, когда же Эмма Францевна успела упасть?

― Федор, ты что, всю ночь не спал? У тебя бессонница?

― Да, бессонница у меня. Старею, лучшие годы уже позади. Ты не возражаешь, если я немного вздремну?

Исторический мостик, на котором Федор обрел свою судьбу в виде ржавого гвоздя, так и лежал в руинах. Поэтому мы расположились ближе к мосту, под ветлами.

Я забросила удочки, Гоша уставился на поплавки немигающим взглядом, а Федор растянулся на травке под деревом, подложив руки под голову. Что-то в его позе показалось мне знакомым. Мысль мелькнула, но мгновенно улетучилась. Гоша отвлек меня громким сопением и топтанием на месте.

Часа через три мы наловили полное ведро рыбы, а Федор продолжал спать, демонстрируя крепкую нервную систему. Хотя, что ему волноваться, ведь не его бабушка скончалась. Что ж теперь вся мистификация выплывет наружу? Все узнают, что я Полина, а не Лиза. Начнут искать настоящую компаньонку. Подумают, что я виновна в ее исчезновении. Меня арестуют, посадят в тюрьму, и я там умру! Пришла беда, открывай ворота...

Да, так к вопросу о Вратах... Там многое неясно... Говорят, что, когда отлетает душа, то она видит свое тело как бы со стороны. Некоторое время наблюдает за бренными останками, а затем устремляется в цилиндрический коридор, в конце которого сияет яркий свет. Видимо, вот там-то и находятся Врата.

Те души, которые прошли собеседование, пропускаются в загробный мир. А те, у которых еще остались долги перед живыми, возвращаются на землю. Вот эти должники и составляют группу подсуществ, называемых «призраками».

Собаки ощущают их присутствие в материальном мире. Утешает то, что призраки привязаны к месту захоронения своего тела, а то житья бы от них не было. Их уже столько скопилось на земле!..