3.1. Теоретические предпосылки изучения личности осужденных

Если исправление осужденных является основной целью уголовного наказания, то деятельность ИУ направлена в первую очередь на решение психолого-педагогической по своей сути задачи. Ей должно предшествовать изучение личности различных категорий осужденных. Необходимость такого изучения особенно актуальна на современном этапе развития законодательства и практики его применения в связи с углублением демократизации и гуманизации уголовного и уголовно-исполнительного законодательства. В частности, такого рода исследования должны способствовать расширению уголовного наказания, не связанного с лишением свободы, дифференциации и индивидуализации исполнения любых уголовных наказаний.

Еще Ю. Ю. Бехтерев подчеркивал, что изучение личности должно предшествовать пенитенциарному воздействию на нее и проникать во все звенья ИУ, обеспечивая решение следующих задач:

1) правильной классификации заключенных в пределах одного ИУ;

2) установления соответствующего режима для каждой категории заключенных;

3) разумной организации трудовых процессов;

4) целесообразной постановки школьной и внешкольной работы ;

5) правильного учета результатов пенитенциарного воздействия;

6) повышения педагогической квалификации работников пенитенциарных учреждений.

Все эти положения являются, на наш взгляд, актуальными и сегодня, они требуют дальнейшей разработки и внедрения с учетом современных достижений уголовно-исполнительной (пенитенциарной) психологии. Поэтому изучение личности осужденного необходимо рассматривать как важнейшую предпосылку индивидуализации карательных и воспитательных воздействий, повышения их эффективности.

Изучение особенностей личности преступников началось еще в конце XIX в. Отметим работы, например, таких ученых, как Ч. Ломброзо, П. Н. Тарновская, М. Н. Гернет. Новый импульс криминологические исследования в нашей стране получили в 1960-е гг. В рамках изучения преступника вообще предметом исследования становится также личность преступника-рецидивиста. Но в то время углубленного изучения личности именно осужденных не проводилось, что явилось следствием недопустимо медленного проникновения в науки пенитенциарного профиля и в пенитенциарную практику современных психологических методов.

Это приводило к созданию примитивных классификаций осужденных, основанных на достаточно поверхностном изучении их личности, которые, естественно, не способствовали разработке эффективных мер воспитательных воздействий. Примером может служить распространенная в свое время классификация осужденных, по которой указанный контингент целесообразно считалось разделить на следующие критерии:

1) осужденных, вставших на путь перевоспитания. Своим примерным поведением, честным отношением к труду и обучению, активным участием в общественной жизни коллектива они стремятся искупить вину и доказать исправление, правильно осознают и оценивают совершенные преступления и свое уголовное прошлое, осознают свои нравственные пороки и т.д.;

2) осужденных в основном с положительным, но неустойчивым поведением, отношением к труду и учебе. Они не всегда правильно осознают и оценивают совершенное преступление и криминальное прошлое, свои отрицательные качества и необходимость перевоспитания, не проявляют должной активности в общественной жизни коллектива и т.д.;

3) осужденных, не вставших на путь перевоспитания. Они систематически и злостно нарушают режим и правила поведения, недобросовестно трудятся, уклоняются от участия в воспитательных мероприятиях и общественной жизни коллектива, от обучения в школе и ПТУ.

Совершенно очевидно, что для создания подобной классификации не требуется серьезных научных изысканий. Все эти описания были и ранее известны практическим работникам. Общие житейские рассуждения о личности преступника могут в практике И У вылиться только в такие же общие лозунги и призывы. Ни к каким реальным конкретным воспитательным методикам это привести не могло.

Помощь в изучении личности осужденного могут оказать только специальные психологические методики, особенно те, которые позволяют дать наиболее полную характеристику личности, ориентированную на решение задач исправления и перевоспитания. О таких методиках мы будем говорить ниже. Но дело не только в них — нужно отказаться от многих привычных взглядов и представлений. Так, чтобы выяснить действительные движущие силы преступного поведения, необходимо отказаться от понимания мотива лишь как осознанного побуждения, являющегося свойством личности, вследствие которого совершается тот или иной проступок.

Таким образом, происходит ограничение понимания мотива путем включения в это понятие лишь того, что человек считает причиной своего действия. Причем такая трактовка мотива не предполагает рассмотрение его как детерминирующий поведение фактор, а лишь как осознаваемое индивидом побуждение, соображение, цель, вследствие которых он совершает именно этот, а не иной поступок. Понимание мотива как осознанного побуждения, которое человек считает причиной своего действия, сводит психологический анализ причин поведения до уровня интерпретации поведения по двухзвенной схеме «стимул-реакция». При объяснении в рамках этой схемы поведения человека остается непонятным, почему он выбрал именно тот, а не иной способ действия. Указание на какую-либо одну потребность, например сексуальную или пищевую, не объясняет, почему человек совершил именно это действие. При выявлении причин (мотивов) поведения необходимо принимать во внимание не только потребности, соответствующие совершенному поступку, но и те внутренние обстоятельства, которые направляют поведение человека по конкретному пути, т. е. действительные побуждения, внутренние детерминанты поведения.

Если в понимании мотива ограничиться только выявлением того, что человек думает о причине своего поступка, и считать это мотивом поведения, его основной причиной, то получается поневоле переход на уровень устаревшей двухзвенной схемы анализа поведения, которая справедливо подвергается критике в современной психологии.

Это происходит потому, что человек в качестве сознательной причины своих действий называет как раз внешние или, образно говоря, лежащие на поверхности стимулы (например, насильник говорит об определенном поведении женщины, ее внешней привлекательности, собственной сексуальной потребности). Но эти факторы сами по себе никак не могут ответить на вопрос, почему данный человек поступил именно так, а другой в аналогичной ситуации этого не сделал.

Попытки привлечь такие категории, как дефекты морально-нравственной сферы, ненадлежащие социальные установки, антисоциальную направленность и т.д., также не дают убедительных объяснений причин — детерминант конкретного поступка на индивидуальном уровне. Это слишком общие категории, которые трудно поддаются индивидуализации. Таким образом, то, что преступник осознает в качестве причин своих действий, в большинстве случаев не является отражением реальных мотивов. Поэтому было бы неправильно, исходя только из ответов осужденного, делать вывод об истинных причинах, которые привели его к преступлению. Сознательное представление осужденного о том, почему он совершил преступление, можно рассматривать лишь как материал для гипотезы, но не более.

Введение такой категории, как мотив, при анализе личности осужденных позволяет преодолеть приведенную двухчленную систему, поскольку мотивы становятся внутренним промежуточным личностным звеном, через которое преломляется реальность в восприятии человека. Именно система мотивов человека и является тем внутренним условием, через которое действуют внешние причины.

При изучении личности необходимо также учитывать, что осужденные находятся в местах лишения свободы, где социальная среда отличается качественными характеристиками и способна активно влиять на личность и поведение. В связи с этим особенности поведения, меры воспитательного воздействия необходимо рассматривать в контексте отношений, складывающихся в социальной среде осужденных. Человек, находящийся в местах лишения свободы, естественно, застает там сложившуюся социальную среду, отличающуюся от той, в которой он жил ранее. Особенности этой социальной среды определяются прежде всего действием следующих факторов: изоляцией от общества, регламентацией поведения во всех сферах жизнедеятельности, принудительным включением в однополые социальные группы, сложившейся стратификацией среды и действием неформальных норм поведения, бытующих в этой среде, и т.д. Естественно, что приходится приспосабливаться к данным условиям, и поэтому у индивида, находящегося в местах лишения свободы, изменяются личностные свойства и появляются новые. Цель исполнения наказания предполагает положительные изменения личности, однако на практике под влиянием социальной среды результат часто бывает обратным. Отсюда и вытекает проблема рецидива, которая приобрела в настоящее время такой острый характер.

Повышение эффективности воспитательных воздействий требует также их индивидуализации и конкретизации применительно к различным категориям и типам осужденных. В связи с этим типологический подход в изучении и «объяснении» личности преступника крайне необходим. Прежде всего он позволяет выявить характерные особенности отдельных групп преступников, показать их специфические черты и предложить меры по дифференциации и индивидуализации карательно-воспитательного воздействия на них.

Решение проблемы идет в двух направлениях. Первое направление охватывает те классификации, в основе которых лежат правовые признаки. С расширением оснований классификации появляется возможность получить более подробную дифференциацию осужденных, объединив их в группы по ряду схожих признаков. Недостатки этого направления прежде всего в том, что личностные свойства здесь вторичны и часто искусственно привязываются к правовым признакам.

Второе направление имеет целью поиск оснований для классификаций, которые отражали бы личностные свойства осужденных. Такими признаками считаются эгоистическая устремленность, ослабленная волевая конституция или социальная и моральная запущенность. Типичные недостатки таких классификаций в том, что они, учитывая в первую очередь личностные свойства, не предлагают способов измерения или выявления таких категорий, как нравственная запущенность, асоциальные установки, эгоистическая устремленность и т.д. Невозможность замерить или хотя бы четко определить подобные свойства снижает практическую ценность предлагаемых классификаций. Даже понятия «осужденные-приспособленцы», «осужденные с неустойчивым поведением», «осужденные, встающие на путь исправления» и т. п. трудно использовать в качестве индикаторов, если отсутствует четкое и однозначное их описание и нет возможности измерения.

Наконец, общим недостатком многих классификаций (группировок) является то, что они направлены на выделение отдельных групп лиц по внешним, формальным признакам, например социально-демографическим, а не по внутренним, сущностным характеристикам, что является необходимым для построения эффективных, дифференцированных программ исправления.

В криминолого-пенитенциарных исследованиях и практике исправительного воздействия на преступников типологические методы находят дифференцированное применение. Для целенаправленного превентивного воздействия строятся узкие социальные и социально-психологические модели. В этом случае типология отдельных категорий преступников имеет ярко выраженную практическую направленность и выполняет функцию дифференциации.

Построение типологии именно осужденных, как уже указывалось выше, должно служить цели их исправления и перевоспитания, т. е. иметь сугубо практическую направленность. Оно должно отвечать решению задач специального (частного) и общего предупреждения. Для того чтобы дифференцированно и более эффективно исправлять и перевоспитывать осужденных, нужно строить социально-психологическую типологию исходя из специфики мест лишения свободы. При ее построении в первую очередь следует учитывать криминологически значимые черты личности, в особенности те ее индивидуально-психологические и социально-психологические свойства и качества, которые способствуют совершению преступлений. Сущность исправления и перевоспитания, как известно, состоит в том, чтобы в процессе целенаправленного воспитательного воздействия устранить, изменить или нейтрализовать личностные свойства, способствующие совершению преступлений. Именно поэтому разработку той или иной типологии осужденных следует рассматривать как средство для решения задач их исправления и перевоспитания.

В настоящее время изучение именно мотивации преступного поведения приобретает все большее значение в пенитенциарных и криминологических исследованиях. Ей посвящен ряд научных трудов. Причем перспективность изучения мотивов преступного поведения определяется прежде всего тем, что ответ на вопрос о субъективных детерминантах такого поведения позволит успешно разрабатывать как профилактические мероприятия, так и осуществлять воспитательное воздействие на осужденных. В последнем случае большое практическое значение имеют типологии осужденных, разрабатываемые на основе изучения криминогенных мотивов. Знание мотивов позволяет определить пути и направления предупредительных и исправительных воздействий. Это особенно важно в связи с тем, что, если в процессе индивидуальной работы не затронуть и не нейтрализовать субъективные причины, которые привели или могут привести конкретного человека к совершению преступления, вероятность таких действий, в том числе рецидива, остается высокой. Поэтому для исправительных учреждений изучение мотивации преступных действий имеет основополагающее значение в плане их индивидуальной профилактики. Для повышения эффективности воспитательной работы с осужденными собственно и были разработаны на основе изучения мотивов типологии различных категорий преступников. С другой стороны, большое значение для разработки воспитательных методик и повышения эффективности исправления и перевоспитания имеют также типологии осужденных, разрабатываемые на основе других психологических параметров. В первую очередь это касается характера и темперамента. Подчеркнем, что мотивационная типология не заменяет собой полностью характерологической применительно к проблемам предупреждения преступлений, исправления и перевоспитания осужденных. Эффективность воспитательных воздействий определяется знанием как мотивов, так и характерологических особенностей. Если выявление мотивов совершенного преступления может помочь воспитателю определить общую направленность индивидуального воздействия, его цели, то знание черт характера и темперамента позволит разработать оптимальные тактические приемы педагогических воздействий, являющиеся наиболее эффективными для конкретных осужденных.

Понятие «характер» часто смешивают с понятием «личность», что является следствием близости значений этих терминов. Под характером в отечественной психологии понимается «индивидуальное сочетание устойчивых психологических особенностей человека, обусловливающих типичный для данного субъекта способ поведения в определенных жизненных условиях и обстоятельствах». Понятие «личность» в широком смысле включает в себя такие понятия, как «характер», «темперамент», «способности», «мировоззрение» и т. п. Характер — это свойство более поверхностное и наблюдаемое извне, это форма проявлений человека в жизни, виды его адаптации и поведения. Характер считается базисом личности и формируется в основном в подростковом возрасте. Личность же — это характер вместе с глубинными психологическими механизмами, система, обеспечивающая всестороннюю адаптацию человека к изменяющимся условиям жизни.

Перспективными для разработки мер воспитательного воздействия являются типологии осужденных, где типы выделены на основе акцентуированных (существенно выделяющихся) свойств характера, темперамента и поведенческих признаков. Это позволяет, как показывает практика, конкретизировать меры воспитательного воздействия применительно к отдельным осужденным, сделать их максимально индивидуализированными. Методические рекомендации по воспитательной работе с осужденными, составленные с нашим участием на основе типов характера и темперамента, прошли успешное испытание практикой и показали свою эффективность.

Значимость решения психологических проблем в деятельности ИУ делает необходимым существенное повышение психологической компетентности их сотрудников и создание там психологической службы. Эта служба должна заниматься разработкой и реализацией индивидуальных и групповых программ ресоциализации осужденных, нормализацией социально-психологической обстановки в указанных учреждениях, повышением компетентности личного состава, использовать методы психодиагностики и психокоррекции личности. В психологическую службу ИУ должны быть включены специалисты-психологи.

Предполагается, что основными функциями этой службы будут следующие: психодиагностическая, направленная на полное изучение индивидуальных и групповых характеристик осужденных; прогностическая, дающая оценку вероятного индивидуального и группового противоправного поведения осужденных; профилактическая, направленная на реализацию способов целенаправленного воздействия на поведение осужденного; профориентационная, связанная с оценкой психической пригодности осужденного к определенным видам деятельности в условиях НУ; консультационная, ориентированная на оказание индивидуальной психологической помощи осужденным; просветительская, рассчитанная на распространение психологических знаний.

Следует подчеркнуть, что, хотя преступность в местах лишения свободы занимает незначительное место в структуре всей преступности в стране, углубленный и целенаправленный научный интерес к этому специфическому и опасному виду криминальной деятельности и личности преступников ни в коем случае не должен ослабевать.

Не следует также забывать о необходимости постоянного научного внимания к углубленному исследованию личности преступников — должностных лиц уголовно-исполнительной системы, тем более что преступность подобной категории лиц имеет тенденцию к росту и, мимикрируя, приобретает весьма изощренные и опасные свойства и особенности.

Безусловно, криминально-психологический анализ подобных личностей во многом совпадает с вышеописанными характеристиками соответствующих криминальных типов, однако особенности их пенитенциарной профессиональной деятельности должны быть в постоянном поле зрения исследователя в целях учета правильного ориентирования и предусмотрения в разработках указанной особой специфики.

Отрадно, что ученые и практические работники уголовно-исполнительной системы и права в последнее время активизируют научные разработки в области пенитенциарной криминологии, справедливо рассматривают ее как органическую составляющую криминологической науки в целом.

 

3.2. Изучение личности осужденных

Если личность преступника является главным объектом воспитательно-предупредительного и карательного воздействия, то, естественно, встает вопрос о глубоком и всестороннем ее изучении. Более того, мы полагаем, что изучение осужденных в ИУ представляет собой одно из основных направлений деятельности этих учреждений и выступает в качестве важного условия обеспечения их эффективности. Поэтому для исправительных учреждений вопрос о методах исследования личности достаточно актуален.

Как уже отмечалось выше, для успешного достижения целей наказания исключительно важное значение имеет выявление тех внутренних, субъективных причин, которые привели данного человека к совершению конкретного преступления. Эти причины должны быть прежде всего объектом индивидуального воздействия. Работа по исправлению и перевоспитанию осужденных должна строиться не на переделывании или разрушении сформировавшихся личностных свойств, а на детальном изучении этих свойств и, главное, на выявлении мотивов преступной деятельности и типологической принадлежности индивида. Необходимо определить у каждой конкретной личности негативные стороны, которые нужно скорректировать, и то положительное, на чем можно строить процесс перевоспитания. Только в этом случае можно достичь успеха в воспитательной работе.

Большое значение знание личности имеет и для выбора наиболее эффективных мер воспитательного воздействия. Прежде всего имеется в виду знание особенностей характера, темперамента, интеллекта и направленности личности.

Опыт показывает, что путем применения только социологических методов невозможно вскрыть личностные причины преступного поведения, а именно эти причины должны быть объектом как профилактической работы, так и исправления и перевоспитания преступников. Именно поэтому значительно возрос интерес к психологическим методам изучения личности, которые позволяют получить информацию, имеющую прикладное значение.

Важнейшими средствами изучения личности осужденного являются: индивидуальные беседы, наблюдение, а также сведения, полученные из различных источников, например от родственников, из материалов дела.

Изучение осужденного должно начинаться с детального анализа всего имеющегося на него материала, особое внимание обращается на его роль в совершении преступления, способы и мотивы, указанные в приговоре. После этого можно приступать к беседе с осужденным и проведению других мероприятий, связанных с изучением личности. Перечня вопросов, которые были бы обязательными для проведения любой беседы в целях определения характерных личностных черт, нет, хотя некоторой схемы для выяснения этих черт следует придерживаться. Например, в ходе беседы выясняются взаимоотношения с родителями и членами семьи, жизненные цели и ценности, имеющиеся увлечения, особенности взаимоотношений с друзьями, нарушения поведения в прошлом и настоящем (прогулы, пьянство, аморальные проступки и т. д.), наиболее тяжелые события в прошлом, особенности взаимоотношений с другими осужденными и желание участвовать в общественной жизни, отношение к совершенному преступлению и факту осуждения, планы на будущее. Задавая при беседе вопросы, необходимо фиксировать возникающие реакции.

Важнейшим критерием для определения личности являются особенности поведения в конкретных ситуациях. За осужденным необходимо наблюдать непосредственно, изучая его поведение на производстве и в быту, взаимоотношения в коллективе, в ближайшем окружении, а также образ действий в конфликтных ситуациях, реакцию на взыскания и поощрения и т. п. Даже при поверхностном наблюдении отчетливо могут выступить такие черты, как общительность или замкнутость, тревожность или осторожность, обстоятельность или суетливость, болтливость или осмотрительность и т. д. В итоге все данные, полученные об осужденном из различных источников и различными способами, необходимо соединить в его психологическом портрете, выделив основные, ведущие черты характера и мотивы поведения. Это дает возможность определить тип личности осужденного и выбрать оптимальные пути воздействия на него.

Изучение личности предполагает также квалифицированное применение психологических методик, выбор которых осуществляется в соответствии с конкретными задачами при оказании исправительного воздействия на то или иное лицо. Именно применение специальных психологических методик позволяет дать наиболее полную психологическую характеристику личности, вскрыть мотивы того или иного поведения, решать задачи профессиональной пригодности и выбирать оптимальные методы коррекции поведения. Наиболее широкое применение для этих целей нашли прежде всего анкетные методы: ММИЛ и 16-факторный опросник Кеттелла.

Методика многостороннего исследования личности представляет собой модифицированный и стандартизированный Ф. Б. Березиным, М. П. Мирошниковым, Р. В. Рожанцом вариант Миннесотского многофакторного личностного опросника (MMPI), созданного Хатавеем и Мак-Кинли. Методика позволяет достаточно полно исследовать различные аспекты личности и ее актуальное психологическое состояние. Она проста, удобна для широкого практического использования, эмпирически стандартизирована и позволяет статистически контролировать получаемый результат. В одном из опросников содержится 377 утверждений, на каждое из которых необходимо дать ответ, верно или неверно данное утверждение для лица, заполняющего тест. Ответы регистрируются на специальном бланке, затем подсчитывается первичный результат, который переносится на специальные карты для построения профиля.

С помощью ММИЛ были проведены фундаментальные исследования различных категорий преступников, выявлены их отличительные особенности. На основе проведенного исследования был сделан вывод, что среди преступников имеется значительное число лиц, обладающих однородными личностными особенностями, среди которых ведущими являются импульсивность, агрессивность, асоциальность, гиперчувствительность к особенностям межличностных отношений, отчужденность и плохая социальная приспособляемость. В ходе исследования была обнаружена связь между психологическими особенностями и преступным поведением. Выявлены также отличительные психологические особенности преступников от законопослушных граждан.

16-факторный опросник Р. Кеттелла является одним из самых мощных анкетных методов изучения личности. Он позволяет получить психологическую информацию, использование которой может сделать педагогический процесс в ИУ более предметным и целенаправленным. Выявленные с помощью этой методики психологические свойства личности могут существенно помочь и при прогнозировании поведения осужденного в той или иной жизненной ситуации, а также в решении вопросов профпригодности и профориентации. В качестве единственного метода изучения личности опросник Кеттелла применять нецелесообразно. Данные, полученные с его помощью, необходимо оценивать в контексте беседы, а также в контексте результатов наблюдения за поведением осужденного в тех или иных ситуациях и изучения всех имеющихся на него материалов.

Опросник Кеттелла по сравнению с другими анкетными методами является наиболее простым в использовании, и поэтому самостоятельное обучение методике вполне возможно, особенно в процессе ее постоянного практического использования.

Методика Кеттелла предназначена для характеристики личности по 16 психологическим параметрам, или шкалам, выявляющим наличие определенных психологических свойств. Под свойствами (или чертами) личности автор теста понимает факторы, оказывающие влияние на поведение человека. Опрос по тесту приводит к оценке свойств личности (по стандартной 10-балльной системе — от 1 до 10 баллов) по каждому из 16 факторов. Из полученных значений факторов строится профиль личности, который используется для определения конкретных психологических черт и особенностей поведения человека.

Приведем для иллюстрации примерную интерпретацию факторов опросника. Первый фактор (А): аффектотимия—шизотимия.

Высокое значение этого фактора (аффектотимия) говорит об общительности, умении легко устанавливать контакты, хорошо приспосабливаться к среде. Такие люди отличаются эмоциональной выразительностью, добродушием, внимательностью и оптимизмом. Низкое значение этого фактора (шизотимия) свидетельствует о наличии таких личностных черт, как сдержанность, отгороженность, холодность, склонность к критике, недоверчивость, скептицизм. Те, у кого низкое значение этого фактора, эмоционально вялы, ригидны, обладают устойчивыми взглядами и установками, склонны к самоанализу.

Второй фактор (В): высокая—низкая интеллектуальность.

Высокие показатели свидетельствуют о наличии способности быстро обучаться новому, хорошем интеллектуальном контроле поведения, рассудительности. Низкие показатели говорят о плохой способности к обучаемости, конкретном мышлении и буквальной интерпретации происходящего.

Третий фактор (С): эмоциональная устойчивость—неустойчивость.

Высокое значение отмечается у эмоционально устойчивых лиц, умеющих объективно анализировать обстановку, хорошо адаптированных. При низких значениях фактора личность эмоционально незрела. Такие люди эмоционально неустойчивы, раздражительны, обладают низким порогом фрустрации.

Четвертый фактор (О): независимость—подчиняемость.

Высокие показатели свидетельствуют о настойчивости в достижении цели, стремлении к лидерству, нетерпимости к авторитетам, агрессии. Низкое значение — о мягкости в общении, уступчивости, зависимости, подчиняемости, легко возникающем чувстве вины.

Пятый фактор (Е): импульсивность—сдержанность.

Высокое значение отмечается у активных, но беспечных людей, стремящихся к постоянным переменам. Низкое — у сдержанных, молчаливых, осмотрительных и осторожных.

Шестой фактор (Е): внутреннее приятие—неприятие моральных стандартов (зрелость или несформированность морально-этических норм).

Высокое значение фактора встречается у людей обязательных, с развитым чувством долга, добросовестных, уравновешенных, поведение которых жестко регулируется внутренними моральными стандартами. Низкое значение — у людей, чувствующих себя свободными от обязательств, которым не свойственны угрызения совести, плохо прогнозирующих дальнейшее развитие ситуации, эгоистичных, не приемлющих конвенциальных норм.

Седьмой фактор (О): смелость—робость в социальных контактах.

Высокие показатели свидетельствуют о хорошей способности к установлению социальных контактов, активности в сфере взаимодействия с другими людьми. Такие люди легко переносят реальную опасность. Низкое значение фактора — у робких и застенчивых людей, плохо включающихся в групповое взаимодействие.

Восьмой фактор (Н): мягкость (женственность)—жесткость (мужественность).

Высокие показатели характерны для чувствительных, мягкосердечных людей, зависимых и несамостоятельных, непрактичных, мечтательных, требующих к себе внимания от окружающих. Низкие показатели отмечаются у независимых и самостоятельных людей, практичных и обязательных.

Девятый фактор (I): подозрительность—доверчивость.

Высокие показатели — свидетельство подозрительности, раздражительности, недоверчивости. Такие люди упрямы, отстаивают свое мнение, даже если оно заведомо неправильно. Низкие показатели по данному фактору говорят о доверчивости, заниженной самооценке, непоследовательности и отсутствии стремления к доминированию.

Десятый фактор (К): творческое воображение—практичность.

Высокое значение этот фактор имеет у людей с богатым творческим воображением, с развитым внутренним миром, непрактичных. Они имеют широкий круг интересов, но необщительны, так как поглощены своими идеями. Люди с низким значением этого фактора, практичны и педантичны.

Одиннадцатый фактор (Ь): дипломатичность—прямолинейность.

Высокое значение фактора коррелирует с социальной опытностью, хитростью, расчетливостью. Низкое — с сентиментальностью, хорошей рефлексией, отсутствием социальной опытности и хитрости, откровенностью. Двенадцатый фактор (М): тревожность—спокойствие.

Высокие показатели свидетельствуют о наличии тревоги, депрессии, чувстве вины. Низкие — об уверенности в себе, умении справиться с трудностями. Тринадцатый фактор (СМ): радикализм—консерватизм.

Высокое значение фактор имеет у людей, склонных к экспериментированию в жизни, интересующихся нетрадиционными подходами к решению проблем, свободомыслящих. Низкое — у людей консервативных, придерживающихся традиционных решений, осторожных ко всему новому.

Четырнадцатый фактор (02): нонконформизм—конформизм.

Высокие показатели свидетельствуют о самостоятельности, стремлении к одиночеству. Такие люди не нуждаются во взаимодействии с социальной группой, руководствуются собственным мнением и идеями. Низкое значение фактора отмечается у людей, предпочитающих принимать решения совместно с группой, нуждающихся в постоянной групповой поддержке. Пятнадцатый фактор (03): высокий—низкий самоконтроль.

Высокое значение фактора положительно коррелирует с такими свойствами личности, как самоконтроль, предусмотрительность, внимательность к другим, уравновешенность. Низкое значение фактора свидетельствует о наличии внутриличностных конфликтов, недисциплинированности, небрежности. Такие люди обычно не считаются с общепринятыми требованиями, невнимательны по отношению к другим, плохо работают в группе.

Шестнадцатый фактор (04): высокий—низкий порог фрустрации.

Люди с высоким значением фактора напряжены, беспокойны, легко теряют душевное равновесие, раздражительны. Низкое значение фактора свидетельствует об устойчивости к стрессовым воздействиям, внутреннем спокойствии и уравновешенности.

В 16-факторном опроснике имеется также четыре дополнительных (или, по Р. Кеттеллу, вторичных) фактора: уровень тревоги, интроверсия—экстраверсия, сензитивность—уравновешенность, подчиненность—независимость.

Опросник Кеттелла применялся в исследованиях, связанных с разработкой типологий различных категорий преступников, а также для выявления типичных личностных черт. Изучались, например, особенности осужденных за кражи личного имущества, рецидивистов и их отличие от впервые осужденных. Применение 16-факторного опросника Кеттелла в изучении личности преступника показало, что это достаточно информативная методика, которая может существенно помочь в решении ряда конкретных, прикладных задач. Ее целесообразно использовать для получения общей психологической характеристики осужденного, позволяющей подбирать для него наиболее оптимальные методы педагогического воздействия, а также при решении вопросов профпригодности и профориентации. Данные, полученные с помощью этой методики (как, впрочем, и ММ ИЛ), могут помочь при прогнозировании поведения осужденного в той или иной жизненной ситуации.

Метод незаконченных предложений является достаточно распространенным в экспериментально-психологической практике. На основе анализа и интерпретации полученных данных можно сделать заключение об особенностях отношения обследуемого к окружающим, представителям того же или противоположного пола, друзьям, людям вообще, к самому себе, своему будущему, законам и т.д.

При этом могут быть выявлены мысли о самоубийстве, скрываемые или даже неосознаваемые переживания. Метод применим как для индивидуальных, так и для групповых обследований, достаточно прост и не требует специального психологического образования. Наиболее известен вариант метода незаконченных предложений, разработанный Д. Саксом и Л. Леви. Он включает 60 предложений, которые могут быть разделены на 15 групп, характеризующих систему личностных отношений обследуемого и выявляющих страхи, чувство вины, тревоги.

Обычно дается следующая инструкция: «Ниже приводится ряд незаконченных предложений. Прочитайте их и закончите как можно быстрее первой пришедшей Вам в голову мыслью». Каждое предложение представляется обследуемому отдельно от других. При этом необходимо исключить предварительное прочитывание и обдумывание. Саму процедуру исследования целесообразно проводить как можно быстрее. Если обследуемый затрудняется с ответом, нужно постоянно торопить его, что позволяет повысить достоверность результатов. При обработке полученных данных предложения и ответы с помощью ключа разбиваются на 15 групп, позволяющих выявить систему личностных отношений.

Эта методика применялась в основном для изучения мотивационной сферы конкретных преступников, поскольку групповые исследования с ее помощью достаточно трудоемки. Например, с ее помощью изучалась мотивационная сфера осужденных за кражи личного имущества.

Цветовой тест, использованный нами в исследованиях, представляет собой короткий (восьмицветовой) вариант теста, разработанного швейцарским психологом М. Люшером в 1947 г. и являющегося в настоящее время одним из наиболее распространенных методов психодиагностической оценки личности. Данная методика позволяет за сравнительно короткий промежуток времени (три—пять минут) оценить наиболее характерные для того или иного человека эмоционально-мотивационные стороны поведения, такие, например, как стремление к активной деятельности или к пассивному созерцанию, стремление постоянно отстаивать собственные позиции или неумение настоять на своем и пойти наперекор чьему-либо мнению.

Восьмицветовой вариант теста Люшера представляет собой набор карточек серого, темно-синего, зеленого, красного, желтого, фиолетового, коричневого и черного цветов определенной тональности. Обследуемого просят последовательно разложить весь набор карточек по степени предпочтения каждого из цветов относительно остальных, т. е. результатом работы с тестом является восьмицветовой ряд карточек, на одном конце которого (обычно слева) лежит наиболее предпочитаемый цвет, а на противоположном — наименее предпочитаемый.

Интерпретация цветовых раскладок базируется на следующих методологических принципах. Каждый цвет имеет свою психологическую значимость, т. е. является своего рода признаком определенных поведенческих характеристик человека. Например, красный цвет связан с потребностью в активности, в интенсивном познании жизни, стремлении к победе; коричневый — с потребностью в физическом покое и чувственном довольстве; зеленый — с потребностью в самоутверждении, силой воли; темно-синий — с потребностью в покое, в тихой, свободной от конфликтов обстановке; черный — с отрицанием всяких компромиссов, критическим взглядом на окружающее (нигилизмом); серый — с желанием быть никем и ничем не связанным, отгородиться от внешних влияний, стимулов и участия в каком-либо деле; фиолетовый — со стремлением к взаимопониманию, некоторой инфантильностью (сентиментальностью); желтый — с экспансивностью, некоторой развязностью, расслабленностью при отсутствии целенаправленности.

Другой основой для интерпретации цветовых раскладок служит место (позиция) цвета в раскладе. Этот параметр называется функцией цвета и позволяет определить следующие личностные характеристики: манеру поведения, эмоциональную и мотивационную цель поведения, эмоциональную оценку человеком окружающей обстановки, неприемлемый для поведения человека в данный момент эмоционально-мотивационный настрой.

Этот тест также применяется для исследования отдельных преступников, которые в силу особенностей совершенных ими действий представляют исключительный интерес. Например, были изучены отдельные расхитители государственного и общественного имущества.

Применение рисуночных тестов для исследования личности особенно широко распространено за рубежом. У нас в стране только в последнее время стали обращать внимание на рисунок как способ изучения психологических особенностей человека. Рисуночные тесты относятся к числу проективных методик, т.е. тестовый материал выступает в качестве своего рода экрана, на котором обследуемый проецирует характерные для него потребности и мотивы. Мы не будем останавливаться на всех существующих рисуночных тестах, их очень много. Рассмотрим только два, которые нашли широкое применение в криминологических исследованиях.

Тест К. Маховер «Рисунок человека» является наиболее известным и перспективным в современной психологии. В этом тесте обследуемому дают карандаш и бумагу с заданием нарисовать человека, а затем нарисовать еще одного человека, противоположного пола по отношению к первому. Интерпретация теста в основном имеет психоаналитический характер и направлена прежде всего на выяснение представления о самом себе, особенности мотивации взаимоотношений с лицами противоположного пола, психосексуальных проблем и трудностей. Именно поэтому данная методика была применена нами для изучения мотивов изнасилований. Опыт ее применения показал, что она дает возможность получать информацию, которую сам обследуемый не может сообщить о себе, поскольку люди обычно редко осознают особенности своих сексуально-ролевых установок и отношений.

Другим рисуночным тестом, применяющимся в исследованиях личности преступников, является Ассоциативный рисуночный тест. С его помощью можно выявить такие качества, как агрессия, особенности поведения в группе, а также в конфликтных ситуациях, актуальные проблемы взаимоотношений с лицами противоположного пола, качественные характеристики, представление человека о самом себе. В этом тесте обследуемому предлагают лист бумаги, разделенный на восемь квадратов для рисунков. В шести из них находится исходный стимульный материал, в двух других рекомендуется сделать рисунок согласно инструкции.

Опыт применения этой методики показал, что ее наиболее целесообразно использовать для исследования конкретного индивида, а не групп.

Ценность ее в аспекте изучения личности преступника прежде всего в том, что она дает информацию, позволяющую прогнозировать поведение человека в критической для него ситуации.

Методика позволяет оценить также общее психологическое состояние обследуемого, составить представление о его характере и актуальных проблемах. Для изучения отдельных преступников применяются и наиболее сложные проективные методики: Тематический апперцептивный тест (ТАТ) и тест Роршаха.

ТАТ включает в себя 20 сюжетных картинок, по которым обследуемый должен составить связный рассказ. Его использование в исследовании отдельных преступников, особенно убийц, показало, что у него широкие возможности в раскрытии глубинных особенностей личности и в познании неосознаваемых скрытых мотивов преступного поведения.

Тест Роршаха состоит из таблиц, на которых дан максимально неопределенный материал (черно-белые и цветные симметричные чернильные пятна). Они предъявляются обследуемому в строго определенном порядке, а инструкция дается в следующей формулировке: «Что вы здесь видите? На что это похоже?» Методика применялась для изучения психопатов, совершивших преступления.

Необходимо учитывать, что ТАТ и тест Роршаха являются самыми сложными по интерпретации психологическими методиками. Их применение требует высокого профессионализма. В условиях мест лишения свободы целесообразно, чтобы их применяли специально подготовленные психологи.

Для криминологических исследований также разработан ряд специальных методик, предназначенных для исследования в первую очередь личности преступника. Один из них предложен Е. Г. Самовичевым и носит название криминогенетического анализа. Он представляет собой метод изучения происхождения конкретного преступного деяния, совершенного конкретным лицом. По сути, этот метод сводится к выяснению строго индивидуальных особенностей преступления. Он направлен на то, чтобы выяснить взаимосвязь прожитой жизни, прошлых влияний, личностных особенностей и особенностей преступных действий. Иными словами, такой подход позволяет понять преступное поведение в контексте индивидуальной жизни, вывести это поведение из нее, представив тем самым преступление как внутренне детерминированное и субъективно закономерное явление. Несомненно, что криминогенетический анализ обладает большими прогностическими возможностями.

 

3.3. Отношение преступника к содеянному и проблемы личной вины

Поскольку карательно-воспитательный процесс в ИУ должен быть направлен на коррекцию нравственных дефектов, осужденный должен рассматриваться не только как лицо с особым правовым статусом, но и как носитель этих дефектов. Это тем более важно подчеркнуть, что в связи с пребыванием в местах лишения свободы могут произойти дальнейшие деформации нравственного сознания.

Особое значение для психолого-нравственной характеристики личности осужденного имеет оценка ею обстоятельств, приведших к преступлению, самого преступления и назначенного за него наказания. Эти признаки относятся к числу важнейших в характеристике осужденного. По нашему мнению, психологическое отношение осужденных к наказанию настолько важно для организации исправительного воздействия, что его следует принять в качестве одного из основных критериев исправления. К сожалению, как работники ИУ, так и суды при решении вопроса об условно-досрочном освобождении очень редко учитывают данный критерий. Это может привести к ошибкам в оценке степени исправления осужденных и как следствие к рецидиву преступлений, на что справедливо обращалось внимание в литературе. Формирование у осужденных правильного отношения к наказанию (отношение как к справедливому) является одним из путей повышения его эффективности. Осужденный, не раскаивающийся в совершенном преступлении и считающий наказание несправедливым, практически не поддается исправлению — он просто не видит в этом необходимости, а наказание воспринимает только как кару.

Таким образом, основными признаками, характеризующими нравственную деформацию личности осужденного, являются неправильное отношение к преступлению, неадекватная оценка роли своих личностных качеств в его совершении и отношение к назначенному наказанию как к несправедливому. По данным наших исследований, менее чем у половины несовершеннолетних осужденных сформировано правильное отношение к наказанию, а значит, установка на исправление отсутствует у меньшей части осужденных. Это свидетельствует о достаточно глубокой деформации их личности, поскольку даже факт совершенного преступления и последовавшего наказания у многих из них не затронул внутреннего морально-психологического регулятора, воплощенного в совести, не привел к переоценке собственной личности и своего поведения. Такая позиция личности препятствует эффективному влиянию на нее средств исправительного воздействия, поэтому необходима планомерная воспитательная работа по преодолению данной позиции.

Но подобная работа существенно затрудняется тем, что в условиях мест лишения свободы действуют значительные факторы психологического и социально-психологического порядка, которые способствуют поддержанию и усилению указанных деформаций.

К факторам психологического порядка, укрепляющим негативную нравственно-психологическую позицию личности при отбывании наказания, следует отнести феномен психологической защиты, весьма распространенный среди осужденных. Механизмы защиты достаточно многообразны, в нашем исследовании был рассмотрен только один — рационализация, т. е. подыскивание разумных доводов для оправдания собственного поведения, его вынужденности, полезности и т.д. Действие этого механизма может выражаться в отрицании своей личной ответственности (более половины несовершеннолетних осужденных видят причины своего поступка во внешних обстоятельствах), отрицании нанесения своими действиями кому-либо какого-нибудь ущерба (более трети из них полагают, что причинили вред только себе), осуждении людей, которые их осудили (более половины подростков считают работников следствия и суда несправедливыми людьми), обращении к более важным обязательствам, когда нарушение закона оправдывается наличием обязательств перед другими, чаще всего перед членами неформальной группы, к которой принадлежал подросток (более трети осужденных апеллируют именно к этому обстоятельству).

С помощью данных психологических механизмов может быть нейтрализован социально-правовой контроль. Правонарушителю не обязательно усваивать антисоциальные нормы, он может в принципе одобрять общепринятые правила, но нейтрализовать распространение их обязательности на собственное поведение путем психологической защиты. Использование преступниками различных форм морального самооправдания является отрицательным в педагогическом плане. Но это все же свидетельствует о наличии у осужденных морально-эмоционального дискомфорта, порожденного преступлением, о том, что хотя социально-правовой контроль нейтрализуется, но его правомерность все-таки неявно признается.

В условиях мест лишения свободы действуют и мощные негативные социально-психологические факторы, под влиянием которых осужденные приходят к отрицанию правомерности социального контроля вообще — путем противопоставления сообщества осужденных другим людям, осознания своих особых ценностей и выработки особых норм. Мы имеем в виду явление, получившее в литературе название «другая жизнь осужденных» (асоциальная субкультура). Асоциальная субкультура, культивируя и усиливая противопоставление индивида и общества, препятствует осознанию вины за совершенное преступление, вообще снимает для осужденного проблему морального самооправдания, нейтрализует влияние на личность средств исправительного воздействия. Она, паразитируя на идеях коллективизма и товарищеской взаимопомощи, извращает смысл важнейших нравственных принципов, превращая их в групповщину и круговую поруку, прививает осужденным чувство крайнего эгоизма. «Другая жизнь» опирается на систему ценностей, норм, традиций, регулирующих поведение осужденных и их отношение к окружающим. Ее сущность заключается в особой стратификации сообщества осужденных, их делении на слои (страты), имеющие различное положение, права и обязанности в сфере неформального общения.

Для правильного понимания нравственной сущности «другой жизни» следует иметь в виду, что для мест лишения свободы ее возникновение закономерно и объективно. Представление о том, что она есть продукт «злой воли» преступников (или «злой воли» администрации ИУ), является поверхностным. Специфичность «другой жизни» обусловливается уникальностью взаимосвязанных социальных факторов, присущих в полной мере только наказанию в виде лишения свободы: принудительной изоляцией индивидов от общества, включением их в однополые группы на уравнительных началах, жесткой регламентацией поведения. Действие этих факторов постоянно и принципиально неустранимо, поскольку они являются необходимыми элементами лишения свободы. Указанные факторы являются объективными, внешними по отношению к социальной среде мест лишения свободы.

Но существуют и внутренние факторы. Общество осудило преступников и изолировало их в ИУ, тем самым противопоставив их основной массе законопослушных граждан. Это способствует тому, что осужденные осознают себя членами особого сообщества «мы», имеющего свои интересы, противопоставленного «им», т. е. людям, живущим в условиях свободы. Это является материальной основой для консолидации данного сообщества, имеющего свои особые интересы и ценности и вырабатывающего особые меры по защите этих интересов и сплочению самого сообщества. Принудительное включение в особую социально-психологическую среду, невозможность добровольного выхода из нее, общезначимость некоторых основных ценностей заставляют всех осужденных придерживаться норм, выработанных сообществом, хотя ориентация на само сообщество и степень идентификации себя с ним могут быть различны.

Знание общих закономерностей возникновения и существования «другой жизни» позволяет определить и общие направления борьбы с этим негативным социально-психологическим явлением. Имеющиеся здесь возможности ограничены действием внешних факторов, устранить их нельзя, следовательно, нужны меры (естественно, в рамках закона), смягчающие действие таких факторов. Детальная регламентация поведения во всех сферах деятельности объективно вырабатывает у осужденных стереотипы поведения, отвечающие весьма специфическим условиям ИУ, а не социальной практике вне мест лишения свободы. Это в условиях замкнутой среды, где ограничены возможности удовлетворения многих потребностей, снижает активность личности, формирует пассивность и несамостоятельность. В воспитательных колониях следует развивать и поощрять те формы деятельности, в которых могут реализоваться потребности личности в уважении, самоутверждении, творчестве и т. д. Надо принимать меры к тому, чтобы физическая изоляция осужденных не превращалась в социальную. Чем более прочными и разносторонними являются связи осужденного с внешней социальной средой, тем меньше степень противопоставления «мы» и «они», тем меньше влияние на его поведение оказывают нормы асоциального сообщества. Поэтому в пределах, установленных нормами права, должны максимально расширяться связи осужденных с практической деятельностью и духовной жизнью общества.

Кроме того, необходимо разумное уменьшение детальной регламентации повседневной жизни и быта осужденных. В ИУ следует развивать те формы деятельности, которые реализуются в самоутверждении и самоуправлении. Разумеется, возможности самоуправления в местах лишения свободы ограничены рамками закона, но они есть, и задача заключается в том, чтобы пересмотреть структуру самодеятельных организаций осужденных и существенно расширить правовое положение коллективов осужденных. Детальная регламентация поведения осужденных значительно снижает активность личности в условиях изоляции и воспроизводит иждивенческие настроения. Реальной альтернативой этому может быть только максимально возможная в условиях исполнения наказания самостоятельность осужденных, которая может проявляться прежде всего в формировании воспитывающего коллектива осужденных.

Беседы с осужденными, особенно доверительные и обстоятельные, убеждают в том, что, к несчастью, очень мало кто из них исполнен искреннего и глубокого раскаяния по поводу содеянного. Причем, как ни удивительно, покаянных чувств не испытывают, как правило, не только воры, расхитители и взяточники, но и убийцы, насильники, разбойники. В числе последних и те, которые совершали такие преступления неоднократно, или с особой жестокостью и цинизмом, причиняя жертве неимоверные страдания и мучения, или против своих близких. Вот только три примера.

Н., 17 лет, подговорил знакомого убить свою мать, вооружил его ножом. После убийства похитил 2500 руб. убитой.

К., 28 лет, во время пьяной ссоры с родным братом зарубил его топором.

О., 27 лет, поссорившись с женой, избил ее, а затем схватил их двухмесячного сына и на глазах у матери убил его ударом головы об пол.

Никто из этих троих в длительных беседах не выразил ни малейшего сожаления по поводу совершенных им тягчайших преступлений в отношении самых близких родственников — матери, брата, сына, хотя все они признали себя виновными. Создается впечатление, что никто из них, как и большинство других преступников, вообще не задумывается над тем, какие злодеяния им учинены, не ставит проблему в нравственной плоскости, в плане личной вины и личной ответственности. Основное, что беспокоит их до вынесения приговора, это понести по возможности более мягкое наказание, а еще лучше — вообще избежать его. Отбывая же наказание, осужденные за тяжкие преступления против личности стараются сделать все, чтобы наказание было снижено.

При этом аргументы приводятся самые разные. Н., убивший родную мать, силится доказать, что его пребывание за решеткой вообще бессмысленно, поскольку, видите ли, этим мать нельзя воскресить. Братоубийца К. все сваливает на убитого им брата, а О. винит во всем жену и ее родственников. Эти недостойные попытки хоть как-то, но обязательно обелиться достаточно типичны для всех насильственных преступников, которые готовы винить в содеянном ими же кого угодно — родных, близких, свидетелей, жертву, следователя, судью, прокурора, но только не самого себя. Достаточно прочитать их жалобы и просьбы о помиловании, чтобы легко убедиться в этом. Психологически это понятно. Многие осужденные, рассказывая о совершенных ими преступлениях, уходят от нравственной оценки содеянного в силу психической травматичности для себя подобных оценок и взамен этого сосредотачиваются на связях между различными факторами и наступившими общественно опасными последствиями. При этом они стараются растворить себя среди этих факторов, преуменьшая свою роль и по возможности не ощущая себя источником указанных последствий. Происходит отторжение своего «Я» от собственного же поведения. Чрезвычайно любопытно, что насильственные преступники между тем отлично знают, за что именно их наказали, и абстрактно, безотносительно к себе искренне убеждены в том, что за такие действия обязательно надо наказывать. В принципе они не возражают против того, чтобы и их наказали, это тоже было бы справедливо, главный же вопрос для них — как. Поэтому убийцы в один голос утверждают, что наказание слишком сурово, что вполне можно было бы обойтись половиной назначенного срока, что их уже давно можно было бы освободить и т.д.

Все это дает основание думать, что кающиеся убийцы, которых все время преследуют образы их жертв и которые сурово и беспощадно осуждают себя, во многом плод фантазии писателей, которые никогда не изучали таких преступников. И это необходимо признать, особенно всем тем, кто безоглядно и бездумно ратует за мягкие наказания опасным преступникам.

Вспоминается уникальное интервью, которое удалось получить соавтору (В. Е. Эминову) настоящей работы в 1965 г. в Кировской области, где он участвовал в проверке состояния борьбы с преступностью в регионе. Интервью состоялось в исправительно-трудовой колонии, находящейся на границе с Республикой Коми. В соответствии с просьбой была организована встреча со «знаменитым» рецидивистом, криминальным «авторитетом».

Особый интерес состоял в том, что незадолго до этой встречи названный субъект совершил дерзкий побег с двумя другими заключенными.

Дело было ранней весной, побег был заранее тщательно подготовлен. Одного из трех осужденных упомянутый «авторитет» со своим подельником специально отобрали и взяли с собой «на мясо», для съедения, при необходимости, в тайге.

Интервьюируемый «авторитет» спокойно поведал о том, как они бродили по тайге, а потом «схавали» третьего. На 10 день таежных скитаний «авторитет» вынужден был «пришить» и съесть также и своего верного «кореша», а вскоре был обнаружен и задержан оперативной группой.

На вопрос: «А не жалко было кореша?» — последовал спокойный ответ: «Для меня, если надо, пришить и сожрать любого — дело плевое».

За совершенное злодеяние жестокий людоед был приговорен к высшей мере наказания. О том, что его ждет «вышка», он хорошо знал и на прощанье неожиданно разразился сентиментальным и весьма талантливым стихотворным откровением на блатной фене (жаргоне):

Для указанной категории преступников свойственны патологическая жестокость, крайний цинизм, полное безразличие и наплевательское отношение к чужой (а подчас и к своей) жизни и т.п. По типологии это, безусловно, личность абсолютно опасная.

Наглядным подтверждением этого может служить и другой пример, когда в 1960-х гг. рецидивист, заключенный одной из Мордовских колоний, неожиданно на глазах сокамерников отрезал себе уши и тут же их съел. Когда прибежавшие на шум надзиратели спросили его, зачем он это сделал, последовал спокойный ответ: «Чтобы гражданин начальник лучше мышей ловил!» Интересно, что судебно-психиатрическая экспертиза каких-либо серьезных патологических отклонений у него не выявила.

Что же касается корыстных преступников, то здесь картина другая, поскольку очень многие из них, формально даже согласные с приговором, в глубине души все-таки не понимают, за что же они попали в неволю. В последние годы всеобщего воровства и лихоимства подобное отношение к содеянному резко возросло, и такие преступники глубоко убеждены в том, что наказаны они только потому, что попались. Естественно, нравственный самоупрек здесь (как, впрочем, и среди убийц) начисто отсутствует. Поэтому сожаление выражается обычно по поводу своего поведения, неосторожности, неумения делать деньги, отсутствия ловкости, предательства друзей, жестокости милиции или суда и т.д. Наивные (но только на наш взгляд) рассуждения воров, взяточников и расхитителей невольно напоминают поведение первобытных охотников и собирателей, которые брали от природы все, что могли. Так ведут себя и названные преступники, ощущая, бессознательно воспринимая окружающую среду как социализированную природу, которая сама по себе предоставляет человеку средства к существованию. Поэтому нет греха, во всяком случае особого греха, взять у нее что-нибудь. То, что это почти всегда принадлежит другим или государству, мало кого смущает, поскольку изначально оценивается как некая данность, извечный порядок вещей, к которому надо просто приспособиться. Завладение чужим добром ведь тоже форма приспособления, адаптации, хотя и достойная порицания в глазах общества. Мы не будем здесь вдаваться в детальный анализ общесоциальных причин такого отношения преступников к наказанию. Отметим лишь, что в настоящее время оно тесно связано с общим падением нравов, утратой многих привычных моральных ориентиров и ценностей, разочарованием в жизни и неверием, ростом анархических настроений, нигилистическим отношением к закону на фоне ухудшающегося материального положения людей, отдельных групп населения. Но было бы неверным указывать лишь на эти явления и процессы, сколь значительными бы они ни были. Ведь убийство, например, родной матери или собственного ребенка в принципе должно безоговорочно осуждаться самим преступником независимо от того, какие социально-экономические и иные трудности в данный момент переживает общество. Более того, отношение виновного к им же содеянному, если брать даже не единичные случаи, а их множество, по-видимому, вообще напрямую не связано с уровнем материального благосостояния людей. И в современных развитых странах, и в дореволюционной России, которая была несравненно богаче, чем теперешняя, имелось и имеется множество опасных преступников, которые в тюрьме и на каторге и не думали каяться. Блестящая работа В. Дорошевича «Сахалин» — убедительное тому доказательство. В книге дана мастерски написанная галерея портретов убийц и разбойников, рассказывающих о своих злодеяниях без угрызений совести, вполне спокойно, даже с усмешкой и некоторым юмором. «Весельчаки» — убийцы неоднократно встречались и нам.

Так в чем же дело?

Прежде всего отметим, что сразу же после обнаружения и задержания преступника он попадает как бы в оппозицию ко всем и от всех ожидает нападения, т.е. значительного ухудшения своего положения, сурового наказания вплоть до лишения жизни. Очень многие ему угрожают, он ни от кого не ожидает действительного сочувствия и понимания, никто не выражает желания разделить его страдания и страхи. Поэтому все его жизненные силы, от природы иногда не очень значительные, уходят на круговую оборону, которая тем яростнее, чем более враждебной ощущается им государственная машина, хладнокровно переламывающая его жизнь и судьбу и отнюдь не склонная к снисходительности. На данное обстоятельство мы обращаем особое внимание, поскольку преступник чаще всего — это отчужденная личность, бессознательно ощущающая немалую дистанцию между собой и людьми, социальными институтами, общественными ценностями. Иными словами, будущие преступники в силу своей отчужденности уже заранее предрасположены воспринимать следствие и суд как нечто чуждое и даже враждебное. Дальнейшие события обычно убеждают их в своей правоте. Однако подвергнутые аресту подозреваемые и обвиняемые вынуждены обороняться не только от следователя или прокурора. Не менее травматичными становятся для очень многих из них, особенно впервые взятых под стражу, сама обстановка в местах лишения свободы, ее жесткие ограничения, подавление воли и желаний, действия сокамерников и т.д. Так что «фронт обороны» у них весьма широк. В этих условиях нравственные вопросы собственного преступного поведения неизбежно начинают отступать на второй план, а потом как бы растворяются, самоупреки, если они и были, исчезают вообще, так как своих сил и возможностей может не хватить для отражения внешних опасностей, которые так реальны и которые могут исковеркать всю жизнь. Таким путем вырабатывается определенная позиция, постоянная линия поведения, ориентированная лишь на обеспечение собственной безопасности и жестко закрепляемая в психике как более или менее надежная гарантия своего относительного благополучия в крайне неблагополучных условиях мест лишения свободы.

Надо добавить, что темы совершенного преступления, личной вины, ответственности весьма непопулярны в тюрьмах и колониях. Их редко касаются даже представители администрации, и не в последнюю очередь в связи с тем, что обычно не могут сказать ничего существенного по поводу причин преступного поведения, соотношения виновности и наказания, перспектив дальнейшей жизни. Они совершенно не подготовлены, а поэтому не способны проникнуть в душу осужденных, в ее сокровенные глубины и интимные переживания, вызвать исповедь и покаяние, а тем самым и очищение. Но даже если бы тюремные работники могли бы и захотели это сделать, у них попросту не хватило бы времени на такие занятия в силу множества других, на первый (только на первый!) взгляд гораздо более важных обязанностей.

Итак, покаяние чуждо преступникам, отбывающим наказание в местах лишения свободы, более того, такая проблема там даже и не ставится. Между тем оно крайне необходимо для решения не только абстрактных нравственных проблем, но и многих практических задач и в первую очередь для предупреждения рецидива преступного поведения, изменения поведения вообще на основе обретения духовности и обращения к иным ценностям. Покаяние не только признание собственных ошибок и заблуждений, но и достижение человеком нового качества. Исповедь и покаяние могут стать существенным способом снижения высокого уровня тревожности осужденных и напряженности в их среде, а следовательно, сокращения числа нарушений в ИУ и укрепления там режима.

Нельзя забывать, что покаяние, раскаяние (лат. репйепйа; отсюда — пенитенциарные учреждения) представляет собой переживание чувства стыда и угрызений совести. Это морально-психологическое переживание имеет исключительное значение для нравственного совершенствования осужденного, поскольку покаяние обусловлено тем, что переживание чувства стыда сопровождается самопорицанием, самоупреками и самоосуждением им своего поведения. Регулирующая роль этой важнейшей этической категории заключается в том, что стыд представляет собой зачаточный, не резко выраженный гнев человека на самого себя, гнев, обращенный вовнутрь человека. Внутренняя, этическая сущность стыда и совести одна и та же: «Стыд и совесть говорят разным языком и по разным поводам, но смысл того, что они говорят, один и тот же: это недобро, это недолжно, это недостойно. Такой смысл уже заключается в стыде; совесть прибавляет аналитическое пояснение: сделавши это недозволенное или недолжное, ты виновен во зле, грехе, в преступлении». Переживание осужденными чувства стыда и осознание нравственной ответственности за свое поведение (совесть) значимы с педагогической точки зрения еще и потому, что они являются индивидуальными психическими механизмами, через которые общество воздействует на личность посредством внутренней саморегуляции ею своего поведения и, следовательно, самовоспитания. Совесть составляет способность личности контролировать свое поведение, отражать в своем самосознании, самооценках и мотивах те наиболее высокие требования, какие только могут быть предъявлены человеку. Органическая связь совести и добра делает совесть не только формой своеобразной нравственной самокритики, но вместе с тем и проявлением моральной ответственности личности, определяющим выбор поведения. Угрызение совести, сопровождающее покаяние, — это устойчивое эмоциональное отношение осужденного к содеянному, выражающееся в отрицательных эмоциях, переживаниях глубокого неудовольствия, морального страдания. Оно вызывается самоосуждением человека, сожалением о содеянном в прошлом преступлении. Что же надо сделать, чтобы в условиях отбывания наказания сработал этот мощнейший механизм нравственного воздействия на личность осужденного? Как разбудить дремлющую совесть? Сразу же оговоримся, что мы отрицательно относимся к такой постановке вопроса, что у некоторых совести (как и стыда) вообще нет, что этот вечный «внутренний тиран» (по выражению З. Фрейда) иными сверхчеловеками уже преодолен, а иными недочеловеками неизвестно когда утерян. Безусловно, совесть есть у каждого вменяемого человека. Вопрос только в том, что она по многим причинам заблокирована еще до совершения преступления, а во время отбывания наказания из-за определенных условий эта блокада не только не снимается, но порой даже еще более усиливается. Одна из самых существенных преград на пути к покаянию осужденного — феномен психологической защиты, проявляющийся, как уже отмечалось выше, в различных формах сопротивления воспитательному воздействию. Однако речь должна идти не о разрушении психологической защиты, которая выражает бессознательное стремление личности сохранить целостность, определенность своего «Я», уровень самосознания, самоуважения и самооценки. Необходимо так построить процесс исправления, чтобы с помощью индивидуального психотерапевтического воспитательного воздействия постепенно преодолевать этот барьер. Следует подчеркнуть, что для успеха в этой работе имеет значение умение воспитателя выявить у осужденного и использовать в своих целях склонность к концентрации на проблемах собственной жизни, помочь пробудить у него интерес к самому себе («надо отважиться войти в самого себя»). Это позволяет создать определенные предпосылки для формирования более правильной самооценки у преступника, а также способствует пробуждению у него первых импульсов потребности самопознания и самовоспитания, что напрямую связано с проблемой покаяния.

Переживание раскаяния, чувство стыда и угрызения совести не должны быть сведены к беспредельному самокопанию личности во внутреннем мире и болезненному самоистязанию, доводящему до психического истощения. С другой стороны, раскаяние должно быть деятельным искуплением вины, выразившимся в осознании необходимости отбыть наказание и исправиться: «Поскольку преступника наказывают, это предполагает требование, чтобы и он понимал, что его наказывают справедливо, и если он понимает это, то, хотя он и может желать, чтобы его освободили от наказания как внешнего страдания, тем не менее его всеобщая воля, поскольку он признает, что его наказывают справедливо, согласна с наказанием».

Таким образом, покаяние должно осуществляться в рамках того общего подхода к наказанию, согласно которому оно есть приговор, произносимый осужденным над самим собой. Однако если все силы осужденного уходят на круговую оборону или самооборону, то дело не доходит не только до деятельного раскаяния или покаяния, но даже до более или менее искреннего самоупрека. Поэтому следующим направлением пробуждения у осужденного чувства стыда и совести должно стать максимальное снятие неоправданных правоограничений, гуманизация условий содержания. Прежде всего здесь идет речь о смягчении фактора асоциальной субкультуры и ее профилактике. Преодолеть «другую жизнь» в условиях изоляции от общества, как уже отмечалось, практически невозможно, но оградить осужденного от наиболее уродливых ее проявлений необходимо не только с точки зрения законности, но прежде всего с той целью, чтобы освободить душевные силы человека от изнурительной борьбы с преступным сообществом за свое элементарное самосохранение, чтобы направить эти силы в русло духовного самовозрождения, покаяния и самоопределения.

 

3.4. Основные мотивы поведения осужденных

Адекватное и объективное исследование непосредственно основных мотивов поведения осужденных, лишенных свободы, предполагает максимальный учет всех тех внутренних и внешних факторов, которые влияют на мотивы и мотивацию таких лиц. В частности, важно отметить, что осужденные, лишенные свободы, испытывают фрустрационные состояния. Но это не относится к тем, которые сознательно или бессознательно стремились к такому наказанию. Для них следственный изолятор и НУ являются как раз тем местом, где они испытывают психологический комфорт, находясь среди людей, которые их понимают и ценят, или где они избавлены от каждодневных изматывающих забот о крыше над головой, питании, времяпрепровождении и т. д. Это по большей части характерно для дезадаптированных рецидивистов старшего возраста.

Остальные обычно испытывают фрустрацию. Это тщетное ожидание, особое эмоциональное состояние, возникающее в случае внутреннего противоречия между потребностью, часто становящейся мотивом, и невозможностью ее удовлетворения; это столкновение с непреодолимым препятствием, проблемой, которую необходимо, но неизвестно как или невозможно решить, это расстройство от нереализованных планов и жизненных ожиданий. Фрустрация всегда связана с внутренними конфликтами, мотивацией и внешними условиями. Фрустрация — это всегда неудача, провал, поражение, вызванные субъективно и объективно непреодолимыми препятствиями, когда какая-то потребность не может быть удовлетворена.

Для осужденных, особенно тех, кто лишен свободы впервые, фрустрация особенно характерна, что не может не оказывать влияния как на сами мотивы, так и на мотивационный процесс. Фрустрация вызывает у них агрессию (в самых разных формах), двигательное бесцельное возбуждение, выработку психологических защит, фиксированность на препятствиях, инфантилизацию и примитивизацию поведения, что неизбежно связано со снижением качества исполнения. Фрустрация порождает также апатию, безразличие к своему положению и состоянию. Естественно, что фрустрация у каждого конкретного осужденного проявляется по-своему, в соответствии с особенностями его личности. Она может быть вызвана и другими причинами; например, агрессия часто является реакцией на угрозы со стороны других осужденных.

Более обстоятельно рассмотрим другие субъективные факторы, влияющие на мотивацию поведения осужденных. Для этого воспользуемся наблюдениями и выводами, сделанными А. И. Ушатиковым и Б. Б. Казаком.

Особенности волевого действия. Основные трудности у осужденных вызываются самим наказанием или опосредуются им. У осужденных процесс преодоления трудностей и достижения целей имеет преимущественно импульсивный характер. В волевом действии у них подчас отсутствует этап планирования, а для завершения действия им не хватает выдержки и настойчивости. В итоге трудности не преодолеваются, а положительные цели либо не достигаются, либо достигаются частично, либо замещаются легкодоступными, в том числе отрицательными. У осужденных появляется неуверенность в своих силах, они не пытаются преодолеть встречающиеся трудности, их поведение и деятельность начинает зависеть от случайных обстоятельств. Эмоциональная регуляция деятельности осужденных. Мощным эмоциональным фактором является процесс следствия, пребывание в местах лишения свободы. У осужденных могут возникать переходные состояния, которые находятся на границе нормы и патологии, а также болезненные проявления эмоций. Среди осужденных нередко встречаются люди, для которых характерна так называемая эмоциональная тупость. У них слабые эмоциональные реакции на окружающее. Они вялы, пассивны, у них трудно вызвать какие-либо эмоции, их часто называют бессердечными. Но также встречаются осужденные с повышенной эмоциональной возбудимостью и неуравновешенностью. На любое воздействие они отвечают излишне сильной и глубокой, крайне неадекватной эмоциональной реакцией. Это раздражительные, неуживчивые люди, не находящие себе места в среде осужденных.

Некоторые осужденные, особенно из числа молодых, демонстрируют искусственную возбудимость и неуравновешенность, пытаясь показать свою удаль.

Однообразие и бедность условий мест лишения свободы, грубость царящих там нравов, длительное пребывание в них снижает у осужденных эмоциональную отзывчивость, а нередко приводят к искажению чувств.

Проявление темперамента у осужденных. У осужденных акцентируются отрицательные качества темперамента: у сангвиника — поверхностность, беззаботность, легкомысленность; у флегматика — эмоциональная тупость, безразличие, подозрительность, пассивность; у холерика — аффективность, взрываемость, агрессивность; у меланхолика — пессимистичность, замкнутость, угрюмость, тревожность, мнительность. У осужденного-холерика состояние подавленности и неуверенности возникает вследствие сильного переутомления, в то время как у осужденного-меланхолика — при сильном и резком однократном возбуждении или в случае коренного изменения обстоятельств.

Некоторые особенности осужденных связаны с видом совершенных преступлений. Так, осужденные за насильственные преступления обладают высокой реактивностью, ригидностью, низкой способностью к адаптивным формам поведения, агрессивностью. Среди них преобладают холерики, среди корыстных преступников — флегматики. Последние отличаются импульсивностью, эмоциональной нестабильностью. Ситуативно-ролевые установки корыстных преступников в большей степени могут быть подвержены изменению, чем установки осужденных за насильственные преступления.

Влияние мест лишения свободы на характер осужденных. Специфика отбывания наказания и организация процесса исправления мало способствуют формированию мотивационной готовности и развитию нравственных, интеллектуальных, эмоциональных и волевых качеств осужденных. Среда осужденных стимулирует психологическую защиту, связанную с установкой на несправедливость наказания, обусловливает взаимное психическое заражение, формирует эмоциональные и смысловые барьеры к требованиям администрации.

Перейдем к рассмотрению основных мотивов поведения лишенных свободы. В первую очередь считаем необходимым подчеркнуть, что типология таких мотивов имеет условный характер, что один и тот же поступок может быть полимотивирован, при этом одни мотивы будут выражены ярче других. Мы рассмотрим здесь те мотивы, которые актуализированы в местах лишения свободы.

1. Мотивы защиты. В первую очередь это защита своего здоровья, чести и достоинства, а иногда и жизни от других осужденных, от нравов тюремной среды, норм тюремной субкультуры.

Основную массу правонарушений в местах лишения свободы составляют насильственные проступки, хотя там немало и корыстных правонарушений. Но без преувеличения можно сказать, что именно первые имеют исключительное значение, поскольку как раз они определяют внутреннюю атмосферу, отношения между людьми в однополом замкнутом сообществе, неформальный статус каждого человека. Между тем от этого статуса подчас зависит само его существование там, защищенность его здоровья, чести и достоинства.

Насилию среди осужденных отечественные исследователи уделили много внимания. Об этом писали еще С. В. Познышев и М. Н. Гернет, многие современные криминологи и пенитенпиаристы. Насилию среди осужденных посвящены произведения художественной и публицистической литературы. Из ранних работ об этом особо выделим «Сахалин» В. М. Дорошевича. Коммунистическая действительность, в первую очередь гулаговского периода, дала обильную пищу для описания жестокости в местах лишения свободы. Об этом много писали А. И. Солженицын и В. Т. Шаламов. В частности, они отмечали, что администрация советских концлагерей активно использовала уголовников («блатных») для глумления и расправ над всеми безвинными жертвами политических репрессий. Тоталитарная гулаговская система предоставляла «блатным» и другим воровским «авторитетам» необозримые возможности не только безнаказанно издеваться над другими заключенными, но и самым наглым образом грабить их. Насилие уголовников было дополнительным наказанием, и лагерное начальство прямо толкало их на это. Не надо забывать о том, что это же начальство само и в самых широких масштабах практиковало насилие, вплоть до убийств заключенных.

Одной из самых важных причин распространения насилия в местах лишения свободы является то, что там происходит значительное ослабление формальных и неформальных норм, регулирующих распределение и потребление материальных и духовных благ. Принципы справедливости и, по возможности, распределения этих благ в соответствии с количеством и качеством затраченного труда в этих учреждениях частично вытесняются тем, что они могут доставаться лицам, которые в неформальной иерархии среды осужденных занимают ключевые позиции.

Агрессивные поступки в местах лишения свободы (начиная со следственных изоляторов) можно разделить на две большие группы: агрессивные преступления и агрессивные проступки, не являющиеся преступными или не зарегистрированные в таком качестве. Разумеется, вторая группа не только многочисленнее, но и питает первую. Чем грубее нравы и отношения между арестованными, осужденными, между ними и администрацией мест лишения свободы, тем выше вероятность совершения там насильственных преступлений и выше уровень насильственной преступности. Специфическим тюремным преступлением, причем отличающимся высокой латентностью, является насильственное мужеложство. Жертвы такого насилия входят в группу так называемых опущенных (отвергнутых), в которых наряду с ними находятся лица, уличенные в доносительстве, в связи с чем они также подвергаются насилию. «Опускающему» насилию подлежат и те, которые осуждены за преступления против детей, а иногда даже имеющие родственников, которые работают в правоохранительных органах. В целом члены группы «опущенных» живут в гораздо худших условиях, чем остальные осужденные. Их здоровье, честь и достоинство находятся под постоянной угрозой, поэтому не случайно они сами прибегают к насилию, чтобы защитить себя.

Часть актов насилия в местах лишения свободы имеет ярко выраженный протестный, демонстративный характер, представляет собой реакцию, нередко весьма болезненную, на лишения и ограничения, связанные с изоляцией от общества, для многих тюремных бунтарей это способ высказаться, точнее выкричаться, показать себя, обратить на себя внимание. Это дает основание для вывода о том, что среди осужденных немало истероидных, демонстративных личностей, но и сами условия жизни вне свободы детерминируют потребность «выплеснуть» себя. В целом в местах лишения свободы 20—25% среди осужденных занимают лица с психическими аномалиями.

Наблюдение за отдельными лицами, которые вечно находятся в оппозиции режиму отбывания наказания, показывает, что многим из них их образ жизни нравится и, более того, они вовсе не хотели бы с ним расставаться. У них есть некоторое сходство с политическими крикунами-фанатиками, для которых тоже не важен конечный результат, о котором, кстати, они могут иметь самое смутное представление или совсем не задумываться, важнее выкричаться, показать себя даже в ущерб другим, обратить на себя внимание. Подконвойным оппозиционерам это не только дарует ореол мученика за справедливость, но и предоставляет возможность эмоционально разряжаться, никак не сдерживая свои желания и инстинкты.

Насилие для конкретного осужденного может быть субъективно целесообразным, если с его помощью он пытается компенсировать все то, что потерял в связи со взятием под стражу. Как бы преступник ни был согласен с тем, что такие поступки, какие он совершил, должны наказываться по уголовному закону, его живая природа тем не менее неизбежно будет требовать выхода за рамки неволи и обретения того, что лежит за ними, хотя бы психологически и за счет других. Человек, полностью и безоговорочно смирившийся с тюрьмой и принявший ее — со всеми ее ограничениями, символикой, нравами, обычаями, отношениями, едой, запахами и т.д. — уже не совсем человек — не обычный, не нормальный человек. Поэтому протест лишенного свободы, даже если он бесплоден, для него может быть психологически целесообразен и иногда свидетельствует о том, что протестующий ещё не полностью потерял человеческий облик и не забыл того, что означают слова «личное достоинство». Разумеется, это не означает одобрения неоправданных протестов, да еще в ущерб другим.

Это не праздные рассуждения. Всем, кто знаком с жизнью на тюремных нарах, известны опустившиеся, лишенные всякой инициативы, жалкие и безвольные существа. В силу старости, соматических и психических заболеваний, несоблюдения гигиенических правил они всеми презираемы и находятся на социальном дне. Основным мотивом их поведения, его смыслом является стремление выжить в условиях, которые они, не раздумывая, полностью приняли. Поэтому их защита состоит в абсолютном непротивлении.

Если бы во всех странах все осужденные (заключенные) соглашались со всеми порядками в местах лишения свободы, т.е. не только с теми, которые установлены законами, то они стали бы бессловесными рабами, а те, которые надзирают над ними, превратились бы в рабовладельцев. При всем том, что многие требования осужденных бывают нелепы и необоснованны, более того, невыполнимы, они тем не менее каждый раз заставляют нас вспомнить, что они люди.

Таким образом, названные здесь и казалось бы внешне бессмысленные всплески агрессивности на самом деле являются выражением глубинных переживаний, часто весьма болезненных.

Насильственные преступления разного рода в структуре преступности в местах лишения свободы составляют обычно свыше половины из числа всех совершенных. Данное обстоятельство отличает пенитенциарную преступность от любого другого вида преступности и от общероссийской в целом. Такую же ситуацию можно наблюдать и в других странах. Поэтому защита своей жизни, своего здоровья, своей чести и достоинства актуальна для всех мест лишения свободы.

Если насилие понимать в максимально широком смысле, не только как физическое действие, но и как нецензурную брань, угрозы, оскорбления, унижения, то все это для мест лишения свободы есть повседневная реальность. Нравы там грубые, резкие, характерные именно для однополых закрытых сообществ, причем в такие сообщества не только в нашей стране, но и во всем мире чаще попадают люди из низших слоев общества. Это те страты, которые отличаются невысокой культурой повседневного общения, таким же образованием и запросами. Естественно, что следственные изоляторы и исправительные колонии их отнюдь не облагораживают. Все это относится как к мужчинам, так и женщинам, особенно к несовершеннолетним, которых от грубости, хамства и насилия не удерживают ни жизненный опыт, ни соображения целесообразности.

Насилия можно ожидать от любого осужденного, в том числе от члена группы так называемых опущенных. Такой «опущенный» способен применить агрессию в отношении как своих постоянных обидчиков, так и «собратьев» по отверженной группе. Последних он может унижать и третировать, чтобы повысить свой социальный и психологический статус, хотя бы только в своих собственных глазах. Но больше всего к насилию склонны члены элитных групп, которые находятся в активной оппозиции к обществу, имеют ярко выраженные антисоциальные установки, устойчивую жизненную позицию, сложившееся мировоззрение, свою «философию жизни». Все это у них является результатом прожитой жизни, тюремного опыта, умения постоять за себя, проявления лидерских способностей. Обычно они являются профессиональными преступниками и строго придерживаются правил криминальной субкультуры.

Насилие, применяемое лидерами элитных групп, не обязательно принимает форму физического действия. Нередко такому лидеру подчиняются только потому, что он лидер, а санкции за непослушание могут быть очень суровыми. Лидер не только принимает решение в той или иной ситуации и отвечает перед своей группой за ее «правильность», т.е. соответствие правилам тюремной субкультуры, но ещё должен проследить за его строгим выполнением.

Так, признанный в среде осужденных «авторитет» В., стремясь избежать конфликтов с администрацией, принял решение о том, чтобы любые споры между осужденными разрешались без применения физической силы. Виновники должны были нести суровое наказание вплоть до изгнания из группы и значительного снижения своего неформального статуса. Затем В. инсценировал конфликт, который привел к ссоре и драке между двумя осужденными. Оба «провинившихся» были наказаны, они утратили свое прежнее неформальное положение. Тем самым В. продемонстрировал своему окружению, что принятое им решение непоколебимо и что никто не может ожидать снисхождения за невыполнение его предписаний.

В обязанности некоторых участников элитной группы входит «выколачивание» долгов, сбор, часто насильственный, средств в общую кассу, расправа над неугодными осужденными, охрана членов группы и т.д. Эти осужденные обычно обладают большой физической силой, вращаются в среде отрицательно ориентированных осужденных, имеют устойчивые асоциальные привычки. Они не задумываются в ситуациях, когда необходимо применить силу. Для выполнения названных обязанностей могут привлекаться осужденные молодежного возраста, увлеченные уголовной «романтиком» и воровскими «идеями». Многие из них находятся в положении учеников.

Как мы видим, для элитной, т.е. самой опасной, в местах лишения свободы группы насилие является обычной, повседневной практикой. Насилие не только заставляет совершать требуемые действия, сама угроза его применения принуждает к этому. К тому же основная масса осужденных ещё подчиняется неписаным «законам зоны», среди которых применение насилия и предполагается, и приветствуется. Осужденные как бы продолжают линию насилия: их ведь насильно (принудительно) лишили свободы и всех благ, которые с ней связаны.

Насилие можно ожидать от любого осужденного, но также и любой осужденный может стать его жертвой, даже член элитной группы, например со стороны человека, который хотел бы занять его место. К нему может быть применена агрессия и со стороны администрации, впрочем, она может быть агрессивной по отношению к любому осужденному, часто на вполне законных основаниях.

Однако учет только преступного насилия, даже латентного, для адекватной оценки нравов в ИУ недостаточен.

К числу наиболее распространенных преступлений в местах лишения свободы принадлежат хулиганство и побег. Некоторые исследователи усматривают прямую связь между этими преступлениями в динамике. А. В. Абаджан считает, что между ними существует обратно пропорциональная связь, хотя совершение хулиганства не составляет труда, не требует длительной подготовки и отличается импульсивностью. Побег же из-под охраны, наоборот, требует серьезных усилий в приготовлениях, длительного времени, поиска соучастников. Поэтому одно как бы замещается другим во время его отсутствия. О. В. Старков полагает, что оба эти преступления проистекают из подсознательной мотивации несогласия с изоляцией, с узкими рамками общения, что отражается или в стремлении к расширению этого круга (побег), или в хулиганстве, насилии и т. д. Побеги — следствие самой природы наказания, предполагающей уклонение от него. Хулиганство же по своей природе органично связано с сужением пространства и времени сообщества, что характерно для мест лишения свободы, а в их условиях нарушить общественный порядок труда не составляет.

А. В. Абаджан опросил осужденных относительно причин совершения ими преступлений в ИУ. Наиболее значимыми оказались следующие субъективные факторы (в порядке убывания): завоевание престижа, авторитета среди осужденных; защита чести и достоинства; разрешение конфликтной ситуации; протест против системы исполнения наказания; приобретение спиртных напитков, наркотических или сильнодействующих веществ. Каждую из этих причин можно рассматривать в качестве мотива преступного поведения, причем как корыстного, так и насильственного. Например, для приобретения спиртных напитков, наркотических или сильнодействующих веществ могут совершаться кражи. Но не случайно на первые места преступники поставили защиту чести и достоинства, достижение престижа и завоевание авторитета среди осужденных. Для осужденных, справедливо указывает А. В. Абаджан, это наивысшие ценности, поскольку от их положения в стратификации зависит практически все — от выживания до самых элементарных условий существования. Надо отметить, что во многих случаях завоевание престижа, авторитета среди осужденных и защита чести и достоинства практически одно и то же, поэтому и соответствующие мотивы сливаются.

Насилие в местах лишения свободы в значительной мере определяется тем, что осужденным присуща повышенная тревожность, страхи, беспокойство, ожидание угроз со стороны окружающего мира, который, по их ощущениям, часто бывает к ним жесток и унижает их. Поэтому они постоянно напряжены и готовы к обороне путем насилия. Не случайно его причинами и осужденные, и представители администрации называют конфликты осужденных друг с другом и с администрацией.

Ситуации, предшествующие пенитенциарному преступлению, обычно длятся не очень долго, поскольку в условиях изоляции и скученности людей, необходимости постоянно сталкиваться с одними и теми же лицами раздражение перерастает в агрессию очень быстро, ситуация после двух-трех конфликтов часто завершается преступлением.

Конфликты чаще всего имеют место не между группами осужденных, а между отдельными лицами, но при этом групповая принадлежность каждого имеет весьма существенное значение. Каждый человек опирается не только на свои силы, но и на силу и авторитет своей группы, если, конечно, она имеет силу и авторитет. Некоторые осужденные прибегают к насилию, потому что не видят иного выхода из сложившейся ситуации, другие смиряются и потому могут попасть в унизительное положение, третьи пытаются бежать или просят перевести их в другое исправительное учреждение, четвертые ищут защиты у администрации или у своих родственников и друзей на свободе и т.д.

В целом же условия лишения свободы не дают большого разнообразия путей выхода из сложных жизненных обстоятельств, возможности осужденных здесь очень ограничены их изоляцией. Физическое насилие весьма доступно, является «дешевым» способом разрядки стрессов и напряженности в качестве двигательной реакции и быстро может принести удовлетворение, особенно если оно направлено на обидчика, в котором так просто видеть концентрацию своих бед. По механизмам проекции своему «противнику» в конфликте часто приписываются те качества, которые есть у данного осужденного, но которые на бессознательном уровне неприемлемы для него и переносятся на «противника». Последний воспринимается уже с этими перенесенными на него особенностями и становится поэтому объектом насилия. Разумеется, такой перенос не является чем-то специфическим для мест лишения свободы. Он характерен для человечества вообще и даже для отношений между народами. Например, ксенофобия может вызываться (в числе других причин) еще и названным механизмом. Кстати, ксенофобические установки вполне могут проявить себя и в местах изоляции от общества, если там имеет место разделение на группы в связи с национальной, религиозной или территориальной принадлежностью. Даже небольшие по численности группы там могут принуждать других, если эти группы хорошо организованы, сплочены и агрессивны.

А. В. Абаджан с помощью опросника Кеттелла провел в НУ психологическое обследование осужденных, совершивших там насильственные преступления. Он пришел к выводу, что это люди в большей степени невыразительные, неприметные, как бы «серые мышки». Среди них очень мало ярко выраженных лидеров преступного мира — «воров в законе» или просто сильных «авторитетов», поскольку они обычно не попадают в поле зрения органов уголовной юстиции в ИУ. А если и попадают, то очень редко, поскольку являются опытными преступниками, тонкими психологами. Они почти всегда действуют под хорошим прикрытием, «крышей», поэтому редко привлекаются к ответственности, всегда имеют запасной вариант отхода. Чаще всего стараются сами не действовать, находясь «в тени», управляя и организуя совершение преступлений. Иногда, если действуют сами, специально подбирают лиц, которых можно подставить вместо себя и которые уже находятся в поле зрения сотрудников ИУ.

Преступники, прибегающие к насилию в ИУ, по данным А. В. Абаджана, — это прежде всего лица эмоционально неустойчивые, нестабильные. Имеют низкий порог в отношении фрустрации, т. е. слабую терпимость к переживанию растерянности, беспокойства, вызванных препятствиями-фрусграторами. При расстройстве теряют равновесие, переменчивы в отношениях и неустойчивы в интересах, легко расстраиваются. Уклоняются от ответственности, имеют тенденции уступать. Они обладают невротическими симптомами (фобии, нарушения сна, психосоматические расстройства), характерными для всех форм невротических и некоторых психопатических расстройств. Эмоциональная неустойчивость содействует проявлению насильственной криминальной направленности личности, что отражается в характере совершенных ими преступлений. Это свидетельствует и о том, что данные лица на себе испытывали воздействие фрустрационных ситуаций разного содержания. Обычно подобные ситуации не разрешались, а потому отягощались, вызывая, в свою очередь, усиление невротических и психопатических проявлений.

У названных лиц выявлено слабое Супер-Эго, а это, согласно З. Фрейду, означает, что человек с таким Супер-Эго всегда нуждается в защите, в значительной степени повышающей его агрессивность как специфическую форму активности, что способствует совершению насильственных преступлений. Кроме того, данное свойство означает негативную нормативную ориентацию, избегание данным человеком правил, обязанностей, негативную ориентацию по отношению к социальной группе вообще. Характерна тенденция к непостоянству цели. Это усиливает их конформизм, а значит, опять же предрасположенность к невротическим проявлениям и психическим заболеваниям. Человек может быть свободен от влияния группы, но не свободен от влияния конкретных людей, а именно «авторитетов» преступного мира, под чьим воздействием чаще всего и совершает преступление, обычно насильственное.

Мы приводим эти психологические данные о личности осужденных, прибегающих к насилию в исправительных учреждениях, для иллюстрации того, кто способен к таким поступкам. Следовательно, подобная информация может использоваться в профилактических целях.

Особо подчеркнем, что осужденные в местах лишения свободы вовсе не стадо обезумевших зверей, и каждый осужденный отнюдь не вынужден все время думать только о том, что на него могут напасть. Поэтому, описывая их жизнь, ни в коем случае нельзя пользоваться только черной краской. В личности и поведении многих из них немало самоотверженности, смелости, верности принципам, пусть и не всегда самым лучшим, сильно развито чувство взаимовыручки и т. д. Один из опросов, проведенных с нашим участием, показал, что большинство из них (71,7%) считают, что даже в неволе человек обязан заботиться о других, что не все люди враги (56,3%).

В целом, как мы видим, в тюремных учреждениях сами отношения между людьми постоянно требуют осторожности, осмотрительности, необходимости быть готовыми к отпору, защите своего здоровья, своей чести и достоинства, а иногда и своей жизни. Мотивы защиты поэтому можно отнести к числу основных в период пребывания в местах лишения свободы. Эти мотивы можно назвать и мотивами обеспечения — обеспечения себя, своего статуса, своего отношения к самому себе.

Мотивы защиты (обеспечения) теснейшим образом, иногда неразрывно, переплетаются с мотивами, которые мы сейчас рассмотрим. Мы так обстоятельно остановились на этих мотивах и питающих их источниках, поскольку именно они являются ведущими для всех людей, лишенных свободы.

2. Мотивы самоутверждения и утверждения в глазах микроокружения. В самом общем виде под самоутверждением личности можно понимать желание достичь высокой самооценки, повысить самоуважение и уровень собственного достоинства. Однако это часто реализуется не в соответствии с моралью и законом, а путем совершения антиобщественных поступков, направленных на преодоление своих внутренних психологических проблем: неуверенности, субъективно ощущаемой слабости, низкой самооценки. Это и порождает субъективные проблемы и конфликты; между тем человек может принять самого себя лишь при определенных условиях, лишь в случае достижения каких-то важных успехов в своей личной, особенно интимной, а также общественной и профессиональной жизни. Причем оценка самого себя, постановка целей для повышения самооценки чаще происходят на бессознательном уровне. Человек может просто ощущать непонятные ему недостаточность чего-то, неуверенность, ущербность самого себя.

Совершение какого-то субъективно значимого поступка, могущего способствовать самоутверждению, может психологически теснейшим образом связать человека со своим поведением: он попадает в поведенческую зависимость от самого себя. При реализации этой зависимости личность каждый раз испытывает удовлетворение от совершенного, достигает спокойствия и умиротворения, а главное — обретает значимость «Я». Отсюда приверженность к строго определенным поступкам и «застреваемость» на них. Поэтому можно сказать, что понятие застреваемости (ригидности) следует относить не только к эмоциям, переживаниям, но и к поведению вследствие неспособности корректировать его программу в соответствии с требованиями ситуации. Поведенческая зависимость («застреваемость») обычно наблюдается у серийных преступников, например сексуальных, а также карманных воров. У них можно обнаружить аффективную ригидность, проявляющуюся в неспособности изменить структуру аффективных проявлений, фиксации на однообразных объектах, которые навсегда или почти навсегда становятся эмоционально значимыми, негибкости мотивационных структур. Преступное поведение у таких личностей представляет собой попытку изменить имеющееся, иногда психотравмирующее представление о самом себе, своей значимости и тем самым повысить собственное самоприятие. Неприятие прежде всего проявляется в негативном эмоциональном отношении к самому себе и собственным действиям. Поэтому человек ощущает, что нужны некоторые специфические условия, чтобы было осуществлено самоприятие. Такими условиями являются преодоление, прежде всего в психологическом плане, неких субъективных структур или (и) внешних объективных барьеров, прежде всего отношений других людей. При этом оценка тех и других обычно бывает достаточно эгоистической.

Особенности межличностных взаимоотношений обычно в том случае могут угрожать самоприятию, если они в силу определенных личностных дефектов становятся субъективно наиболее значимыми, переживаемыми, что и определяет фиксацию на какой-либо сфере и повышенную восприимчивость к некоторым элементам отношений со значимыми другими. Утверждение себя в требуемой социальной или социально-психологической роли для личности, переживающей свою недостаточность, равносильно тому, чтобы существовать (на бытийном уровне). Например, если осужденный в силу собственной ущербности не способен утвердить себя в желаемой роли, это будет для него источником болезненных переживаний. Если же он достигает такой цели, это станет для него основанием для соответствующей оценки самого себя. В местах лишения свободы ролевой статус имеет особое значение, часто это означает надежную защиту своих интересов. В связи с этим происходит и самоутверждение, и утверждение себя на микросоциальном уровне.

Мотивы защиты тесно переплетены с мотивами самоутверждения и утверждения себя в глазах ближайшего окружения. Защищая себя, осужденный пытается избежать психотравмирующего представления о самом себе и тем самым повысить само-приятие. Если защита оказывается безуспешной, это может проявиться в негативном эмоциональном отношении к себе, своим способностям, даже к своему биологическому статусу, особенно если он становится объектом гомосексуальных насильственных посягательств, что, как мы знаем, достаточно распространено в тюремных учреждениях всех стран. Если в совокупности оценивать условия жизни в местах лишения свободы, в том числе бытовые, то необходимо прийти к выводу, что эти условия сами по себе являются причиной высокой эмоциональной субъективной, межличностной и межгрупповой напряженности, тревожности, раздражительности осужденных. Это, в свою очередь, негативно влияет и на представителей администрации, и на их отношения с преступниками. Если в обычной жизни общение людей разделено на бытовую, досуговую и производственную (профессиональную) сферы, то в местах изоляции от общества все эти сферы сливаются. Люди общаются друг с другом не фрагментарно, как в условиях свободы, а всей личностью. В условиях тюремной скученности, когда разрушаются все суггестивные барьеры, это бывает особенно пагубно. Вот почему там так важно и самоутверждение, и утверждение себя в глазах ближайшего окружения.

Социально-психологическое утверждение напрямую связано с самоутверждением. Только тот, кто озабочен быть тем, кем ему хочется быть в собственных представлениях, станет добиваться какого-то важного статуса в неформальной среде или просто независимого существования. Однако именно материальные факторы в жизни тюремных учреждений определяют возможности самоутверждения и социально-психологического утверждения, доступность материальных и духовных благ, заведомо ограниченных тюремным режимом. Эти блага будут тем шире, лучше и разнообразнее, чем выше социально-психологический статус конкретного человека, причем не только неформальный, но и формальный, если он, например, возглавляет самодеятельную организацию осужденных. В последнем случае этот статус позволяет рассчитывать еще и на досрочное освобождение от наказания.

В связи с социально-психологическим утверждением в местах лишения свободы рассмотрим проблему лидерства среди осужденных. Лидеры именуются там по-разному, чаще всего «смотрящими», реже — «ворами в законе», но только потому, что «воров в законе» мало и их может не быть в данном учреждении.

Лидерство в среде осужденных представляет собой сложное и неоднозначное социально-психологическое явление. Оно связано, точнее, порождено иерархией в системе неформальных отношений преступников, жестко обусловлено бытующими в их среде нормами (правилами) поведения осужденных и отношений между ними. Неформальное лидерство (здесь мы не выделяем и подробно не рассматриваем такое специфически российское явление, как «воры в законе») достаточно мобильно, механизм его формирования зависит от возникновения и распада различных групп осужденных, объединяющихся по основаниям, которые слабо регулируются законом. Лидер обычно занимает соответствующую позицию с открытого или скрытого согласия группы, а может прибыть в данную колонию или следственный изолятор уже в лидерском качестве, если он вообще авторитетен в среде преступников.

Лидер не просто осужденный, который в соответствии со своим неформальным статусом занимает ведущее место среди других преступников, но он обязан еще исполнять ряд обусловленных его статусом функций. Для нас же сейчас является важным подчеркнуть, что исполняемые им роли предполагают получение ряда преимуществ в получении и потреблении материальных и нематериальных благ. Например, он может получить лучшее спальное место, лучше питаться, с меньшим трудом, чем другие, иметь доступ к спиртным напиткам и наркотикам и т.д. Он достаточно надежно защищен от насилия со стороны других преступников. Таким образом, место лидера дает преимущества, особо ценимые в условиях изоляции от общества, особенно если добавить к сказанному, что он является уважаемым лицом. Понятно, что и приближенным к нему людям часто перепадает из того, что ему причитается. Из сказанного следует, что соблазн занять место лидера, или быть среди приближенных к нему, или, на худой конец, заручиться его покровительством и защитой, или войти в элитную группу становится одним из самых важных мотивов для осужденных. Для некоторых, например из группы «опущенных», это совершенно недостижимо, но многие другие вполне могут на такое рассчитывать. Разумеется, среди осужденных немало таких, которые об этом не думают, они вполне уверены в себе и не нуждаются в чьей-либо поддержке.

Что касается самих лидеров, прежде всего «воров в законе», то мотивация их поведения обусловливается конфликтными отношениями с обществом в целом, неприятием его ценностей, отчуждением от социальных институтов и позитивных микрогрупп, в том числе в местах лишения свободы. Такая мотивация определяет их активное противодействие существующим нормам отбывания наказания и соответствующим усилиям администрации ИУ, в том числе выражаясь в систематических действиях по укреплению своей группировки и собственного авторитета. Такое поведение в колонии является частным проявлением общего социального и социально-психологического отчуждения лидеров — в первую очередь особо опасных — от общества. Последние могут стать эталоном для других преступников, особенно молодых, для которых он кумир, представление о его качествах способно мотивировать нежелательное поведение в период отбывания наказания. Склонность лидеров к риску, отсутствие страха в отношениях с администрацией и в острых конфликтных ситуациях, активное утверждение антисоциальных норм и правил способствуют закреплению высокого межличностного статуса в субкультуре тюрьмы.

Большинство осужденных не пытаются, конечно, утвердиться в роли лидеров или членов элитных групп. Большинство осужденных мысленно очерчивают себе полезный круг общения в соответствии со своими представлениями о себе, своими индивидуальными особенностями и способностями. Большинство осужденных соотносят свои жизненные планы в период отбывания наказания с его сроком, возможностями родных и близких оказать помощь и поддержку. Значимость этого большинства в пенитенциарных учреждениях достаточно велика, хотя его представители обязаны соблюдать правила тюремной субкультуры.

3. Мотивы обеспечения своего здоровья, получения материальных и духовных благ. Конечно, мотивы защиты себя от насилия, самоутверждения и утверждения себя в глазах микроокружения ориентированы на защиту своего здоровья, получение материальных и нематериальных благ. Но здесь имеются в виду другие мотивы, которые находят свою реализацию в более или менее сносном питании, лечении, соблюдении определенного режима дня и в целом образа жизни. Человеку, даже в условиях неволи, отнюдь не каждый день приходится отстаивать свои интересы от внешних посягательств, но у него вырабатывается общая мотивационная установка по обеспечению своего здоровья путем реализации материальных благ и духовных запросов. Такие запросы — это не только возможность общения со своим богом в молитвах и т.д., но и получение образования, его повышение, приобретение профессии, удовлетворение потребностей в познании, пусть и примитивных. К духовным потребностям можно отнести и дружбу, дружеские отношения с другими осужденными, с людьми, которые остались по ту сторону тюремной решетки. Дружба с ними очень важная часть жизни тех осужденных, которые чужды криминальным обычаям и традициям, не желают принимать тюремную субкультуру и не имеют близких дружеских связей с другими преступниками. Дружба — особое благо, тем более что в исправительном учреждении люди не очень доверяют друг другу, о чем говорят и личные наблюдения, и специально проведенные опросы.

Мотивы обеспечения своего здоровья присущи всем осужденным, за исключением, возможно, тех, кто стар, хронически болен и не очень ясно представляет себе свое соматическое состояние и пути его укрепления, вообще не задумывается об этом.

Духовные блага часто видятся осужденному как нечто, связанное с волей, а иногда и исключительно с ней. Поэтому он так ценит любую информацию, которая приходит оттуда в форме книг, газет и особенно телевидения, — все, что приносят приходящие к нему на свидания жена (муж) и родственники. Потребность в поддержании связи с «большой» жизнью на свободе создает для лишенных свободы преступников устойчивый мотив поведения.

4. Мотивы заботы о своей семье. Среди осужденных немалую часть составляют те, которые наказаны за присвоение или растрату чужого имущества, преступления в сфере экономической деятельности, действия против интересов службы в коммерческих и иных организациях, против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления. Чаще всего это люди, далекие от преступной среды, многие из них имеют свою семью или проживали в родительской семье. После осуждения они, как правило, сохраняют связь со своей семьей и с родителями. Вместе с тем и среди так называемых общеуголовных преступников (воров, грабителей, разбойников, убийц, хулиганов и т.д.) немало людей, которые имеют семью или (и) сохранили тесные связи со своими родителями, в первую очередь с матерями.

Вот почему среди осужденных распространены мотивы заботы о своей семье или (и) своих родственниках. Это же дает возможность сохранения связей с широкой социальной средой за пределами мест лишения свободы, что очень важно для тех, кто лишен свободы на длительный срок. Этот мотив особенно характерен для женщин, он укоренен в самой их природе. Вот почему они так страдают, когда их разлучают с детьми, да и сами преступления женщины часто совершают ради детей, что их положительно характеризует по сравнению с мужчинами.

Сохранение связей с семьей и близкими имеет весьма существенное значение для адаптации освобожденного от наказания. Но сама забота о них, имеющая такое важное мотивационное значение, высоконравственна.

5. Мотивы как можно более скорого освобождения от наказания. Не все осужденные стремятся обрести свободу, поскольку среди них немало пожилых и даже старых людей, которые давно утратили всякие связи с родственниками и друзьями. У них нет возможности обрести крышу над головой, работать они неспособны. Есть и сравнительно молодые люди, которые не желают жить на свободе. И тех и других перспектива освобождения только страшит. Но значительное большинство преступников мечтают об освобождении, они готовы сделать все, чтобы день, когда они покинут ИУ, побыстрее настал. Все их поведение подчинено такому стремлению. Поэтому они не нарушают дисциплину, выполняют все распоряжения администрации, даже если они с ними в душе не согласны, активно участвуют в работе самодеятельных организаций, поддерживают связи с родными и близкими и т. д. Одним словом, мотивы как можно более скорого освобождения от наказания у них являются доминирующими или одними из главных. При этом многие не очень ясно представляют себе, что они могут делать после освобождения, другие такие планы имеют, причем не всегда солидарные с моралью и правом.

6. Мотивы исправления и возмещения причиненного вреда. Особые условия, которые складываются в ходе следствия, суда и пребывания в местах лишения свободы, отнюдь не располагают к покаянию, поскольку обвиняемый и лишенный свободы вынужден защищаться от обвинения, доказывая если не свою правоту, то хотя бы наличие смягчающих обстоятельств; он защищается еще и от других осужденных, а нередко и от действий администрации; он часто пребывает в состоянии стресса и фрустрации. В силу всех этих причин у него просто нет или почти нет возможности сосредоточиться на своей вине, обдумать и оценить свои действия, признанные законом в качестве преступных, причем оценить их с позиций общечеловеческой морали, определить свою вину и постараться материально возместить причиненный вред. Последнее осужденным вообще трудно сделать, поскольку тюремное население — это преимущественно бедняки, а заработки в исправительных учреждениях весьма невелики или их вообще нет.

Тем не менее наличие мотивов исправления и возмещения причиненного вреда среди осужденных не следует отрицать. Немалое число преступников пытается разобраться в себе, понять свою истинную вину и покаяться, хотя бы самому себе.

Жаль только, что мало им помогают в этом чрезвычайно трудном и столь сложном деле, которое имеет глобальное значение для любого общества, нашего в том числе.

 

3.5. Тюремная субкультура

Одним из серьезных препятствий, стоящих на пути эффективной организации исправления в условиях пенитенциарного учреждения, является асоциальная субкультура с ее специфическим набором ценностных ориентаций, норм и правил поведения, сетью устойчивых неформальных взаимосвязей правонарушителей.

Исходя из результатов исследований, можно утверждать, что она навязывает определенный нормопорядок как в психологическом, так и в физическом отношениях. Именно это вынуждает одних скептически относиться к средствам перевоспитания, других — открыто противодействовать усилиям персонала, третьих — оставаться в стороне от проводимых воспитательных мероприятий. Возможности реализации потребностей личности оказываются ограниченными, поскольку членство в группах и принятие субкультурных ценностей выступают в роли категорического императива, обязывающего вести себя должным образом.

Хотя указанные обстоятельства не являются непреодолимым барьером, с ними необходимо считаться и успешно преодолевать, если мы хотим улучшить качество ресоциализации преступников.

С психологической точки зрения асоциальная субкультура или так называемая другая жизнь представляет собой довольно стабильную сеть непосредственного взаимодействия осужденных.

Она объективирована в неформальных стандартах поведения, внутри- и межгрупповых отношениях, неписаной ценностно нормативной системе.

В общем виде это не имеющая правового статуса самоорганизация осужденных, возникающая в результате удовлетворения актуальных потребностей личности в сфере психологических отношений или иных значимых целей в период отбывания наказания.

Несмотря на внешний примитивизм, самоорганизация осужденных выполняет важные, нередко даже терапевтические функции. В частности, она обеспечивает адаптацию личности через смягчение страданий, обусловленных изоляцией от общества. Интеграция в неформальные группы дает возможность ей реализовать свои потребности, в том числе сексуальные, без утраты образа своего «Я».

В силу социальной идентификации осужденный ослабляет влияние мощного психического дистресса, каким является тотальный институт лишения свободы со всеми вытекающими последствиями. Вместе с тем участие в субкультуре оказывает негативное влияние на личности и группы осужденных. Принятые в ней ценности и стандарты поведения вступают в противоречие с нормами и моделями взаимодействия формальной организации.

В рамках субкультуры меняется субъективная привлекательность мер воспитательного влияния. Они могут менять свой потенциал на противоположный в зависимости от членства в той или иной группе. Например, совершение противоправных поступков в стенах пенитенциарного учреждения, сопровождаемое помещением в штрафной изолятор, поднимает престиж человека в глазах асоциальной группы. Напротив, содействие администрации или участие в самодеятельных организациях увеличивает риск стать объектом насмешек и преследований. Нередко это приводит к падению статуса со всеми вытекающими из этого последствиями.

В результате подобной трансформации группового сознания сохраняются ценности и стандарты поведения среди преступников, направленные на нейтрализацию воспитательных мероприятий. С функциональной точки зрения охранительное по существу и криминогенное по ориентации влияние субкультуры оказывается настолько сильным, что может привести к совершению новых преступлений. Можно привести немало примеров, когда в социальных ситуациях неформальные группы выступали в качестве силы, направляющей субъектов на путь девиантного поведения, а если они уже встали на этот путь, то — мощного мотиватора, удерживающего личность в рамках асоциального сообщества.

Таким образом, есть основания полагать, что процесс ресоциализации преступников опосредуется влиянием нескольких факторов: общества в целом (с помощью СМИ), деятельности персонала пенитенциарного учреждения, родственников, близких, семьи, общественности, с одной стороны, а с другой — местной локальной субкультуры осужденных, в которой асоциальная среда занимает весьма заметное место.

Исходя из материалов наших исследований, следует подчеркнуть, что влияние последней на индивидуальное и групповое поведение оказывается сильнее и интенсивнее, чем воздействие формальных организаций и социальных институтов. Хотим мы этого или нет, но в условиях пенитенциарного учреждения любого вида наряду с правовыми, моральными, нравственными ценностями активно развиваются ориентации и представления, прямо противоположные тем, которые признает общество и символами которых служит просоциальное поведение. Одни и те же формально организованные и стихийно возникающие группы составляют единую микросоциальную психологическую среду, но выполняют различные функции и являются носителями разных ценностей. В соответствии с этой спецификой развиваются и формы взаимодействия осужденных, преобладающей чертой которых служит неформальность отношений между ними.

Эти отношения складываются и развиваются в рамках неформальных групп, специфической чертой которых является дифференциация общения и межличностных статусов. Наблюдения показывают, что в пенитенциарных учреждениях любого типа подавляющее число осужденных входит в неформальные группы различной направленности. Численность этих групп варьируется, как правило, от двух до семи человек, иногда в группе 10—15 членов и более. Образование их строится, главным образом, на принципах психологической совместимости, общности взглядов и интересов. Нередко включение в неформальные группы является следствием психологического давления или же диктуется стремлением к доминированию над остальными. Последняя тенденция характерна для осужденных молодежного возраста, особенно с устойчивыми антисоциальными взглядами, а также лиц, чья преступная «карьера» началась очень рано.

Неформальные группы можно классифицировать по различным основаниям: характеру, направленности, численности, длительности существования, особенностям внутренней структуры и др.

Оценивая их в зависимости от доминирующих ценностных ориентаций и целей, можно условно выделить группу профессиональной, нейтральной и асоциальной направленности.

Последние представляют собой интерес с воспитательной точки зрения, поскольку выступают не просто в роли носителей субкультурных ценностей, но, что самое главное, осуществляют негативную социализацию личности. Это происходит за счет блокирования воспитательных программ или усвоения посредством включения в совместное решение групповых целей субкультурных ценностей, стандартов поведения и негативных представлений. В рамках таких неформальных структур шлифуются преступные навыки или приобретаются новые приемы совершения действий; развивается сплоченность вокруг значимых идей и криминальных интересов, иногда — авторитетных личностей; вырабатывается готовность к агрессии.

Можно выделить следующие цели асоциальных групп: сведение до минимума влияния персонала пенитенциарного учреждения; осуществление скрытых способов контроля за его действиями; достижение максимальных благ для своих членов. В конечном счете это цель формирования такой модели поведения, которая позволяла бы осужденному чувствовать себя «хозяином своих поступков», быть справедливым и честным в глазах окружающих, причем справедливость и честность понимаются лишь с точки зрения той же субкультуры.

Можно, таким образом, утверждать, что в случае ослабления нравственных, правовых, экономических, психологических и иных факторов воздействия в среде осужденных активно развивается своего рода солидарная оппозиция. Она складывается в результате интенсивных групповых и межличностных контактов независимо от принадлежности к определенной системе ценностей и направлена на принятие таких норм и стандартов поведения, которые символизируют общую лояльность к преступной субкультуре и подчеркивают негативное отношение к администрации, органам самоуправления и различным социальным инстанциям.

Эмпирические исследования показывают, что групповое взаимодействие влияет на систему представлений и взглядов осужденных. Например, по индексу отношений осужденных к возможности участия в самоуправлении, представлению о самом себе и предпочитаемым способам поведения была установлена положительная корреляция между членством в группах и выраженностью этих мнений. Причем по мере усиления режима коэффициент связи увеличивается.

Это свидетельствует о том, что факторы изоляции способствуют интеграции в неформальные группы и увеличивают психологическую зависимость осужденного. Другими словами, чем важнее для него группа и выше занимаемый в ней статус, тем менее самостоятельным он становится в выборе индивидуальной линии поведения. Функционирование в стенах пенитенциарного учреждения относительно автономной неформальной системы с жесткой дифференциацией статусов и сплоченными взаимосвязями является, кроме того, существенным криминогенным фактором. Подтверждением этому служит анализ острых ситуаций, возникающих в среде осужденных, подавляющее число которых обусловливается групповыми характеристиками. В частности, установлено, что конфликты, их динамика и способы разрешения во многом определяются статусом неформальной группы, а также степенью идентификации осужденного с соответствующей группой, ее ценностями и нормами.

По мере ограничения сферы общения, углубления противоречий между формальной и неформальной ценностно-нормативной системами конфликты становятся острее. Увеличивается их латентный период и реже восстанавливаются позитивные отношения между участниками конфликтного взаимодействия. В таких условиях затрудняется контроль за протеканием конфликтов со стороны персонала. Например, если в колониях общего режима при помощи администрации разрешается каждая вторая конфликтная ситуация, то в учреждениях строгого режима — каждая четвертая—пятая.

Существует определенная зависимость между количеством, характером, направленностью неформальных малых групп и численностью конфликтов. Общая тенденция может быть сформулирована так: чем меньше в колонии групп, имеющих асоциальную направленность, и чем менее противоречивы ми являются в субкультуре системы нормативно-ценностных ориентаций, тем меньшее число осужденных и малых групп втягивается в орбиту конфликтного взаимодействия. Падает и численность межгрупповых конфликтов.

Реальное существование в стенах пенитенциарного учреждения асоциальной субкультуры и функционирование неформальных групп с противоречивыми стандартами поведения стимулируют межличностную и межгрупповую напряженность, а также свидетельствуют о том, что наиболее нуждающимися в адекватных способах коррекции являются такие категории и группы осужденных, которые в наименьшей степени ориентированы на просоциальные ценности и формальную структуру общения.

Приведенные положения имеют существенное значение как для объяснения механизма преступного поведения, так и для определения психологических особенностей личности. Дело в том, что предметные отношения осужденного, в которых проявляется и оценивается другими его сущность, складываются не во внутреннем пространстве психики, а в системе социального взаимодействия, субъектом которого он является как личность. В связи с этим даже пристальный психологический анализ, обращенный исключительно к интрасубъективным характеристикам, например к мотивационно-потребностной сфере, не может открыть воспитателю, почему в одних группах осужденный оказывается просоциалъной, а в других антисоциальной личностью.

Из этого вытекает необходимость социально-психологического изучения сферы общения и взаимодействия осужденных. С другой стороны, обращение к анализу этих процессов порождается практическими потребностями решения двух взаимосвязанных проблем — оптимизации управления средой осужденных и повышения эффективности организации программ исправления различных категорий преступников, особенно в плане их психологического обеспечения.

Задача изучения структуры и динамики неформальных взаимосвязей в условиях изоляции весьма сложна и нетрадиционна. В первую очередь она обусловливается сложностью малой группы как одной из психологических подсистем социальной общности осужденных. Малые неформальные группы, пусть даже в относительно замкнутых условиях пенитенциарного учреждения, включают в себя большое число различных по характеру личностных отношений, сетей коммуникативных связей. На их формирование и развитие оказывает влияние ряд факторов внешнего и внутреннего содержания — специфика образа жизни и деятельности, особенно социального окружения, индивидуальные и личностные характеристики.

Работа в коллективе осужденных должна быть направлена на изучение социально-психологических характеристик функционирования неформальных малых групп осужденных в рамках криминогенной субкультуры. К ним можно отнести социальную направленность группы, особенность ее статусно-ролевой структуры, внутри- и межгрупповую активность, устойчивость взаимоотношений, конфликтность и т.п. Вполне понятно, что в практическом плане знание указанных характеристик существенно как для построения реальной модели развития и прогнозирования социальных процессов в среде осужденных, так и для выбора оптимальных способов коррекции и, возможно, профилактики нежелательного поведения отдельных лиц или групп. Несмотря на достаточно обширный методический арсенал, используемый в психологии для изучения системы взаимоотношения людей, имеются значительные ограничения в применении традиционных методик в условиях ИУ:

1) в силу действия механизмов психологической защиты, чрезмерной тревожности и подозрительности, маскировки истинных мотивов поведения, свернутости и завуалированности процесса общения осужденные не только неохотно идут на контакт с исследователем, но и стремятся дезинформировать его;

2) с помощью традиционных методов изучения системы взаимоотношений (социометрия, референтометрия, шкалы приемлемости и т. д.), как показывает практика, можно выявить лишь временный срез социально-психологических характеристик неформальных групп. Вследствие этого динамика взаимодействия остается вне поля зрения исследователя;

3) применение существующих методов, как правило, предполагает определенную психологическую компетентность работников исправительных учреждений, наличие у них специальных навыков. В противном случае, естественно, сужается сфера их использования или формируется недоверие к потенциальным возможностям методик в плане повышения результативности программ перевоспитания осужденных.

Исходя из перечисленных положений, общий подход в работе может опираться на следующие принципы.

1. Определение системы внутри- и межгруппового взаимовоздействия не должно нарушать привычного образа жизнедеятельности осужденных и стиля работы сотрудников учреждения.

2. Полученные сведения должны отражать достаточную степень подвижности состава осужденных и в то же время фиксировать устойчивые связи их неформального взаимодействия.

3. Способы определения групповых и личностных характеристик должны учитывать формально организованное распределение осужденных по отрядам, производственным звеньям и бригадам.

Таким образом, основное внимание должно быть сосредоточено на возможностях получения психологической информации, адекватно отражающей реальную структуру взаимодействия осужденных. Техническая сторона ее применения не требовала бы от сотрудников специальных знаний и значительного ресурсного обеспечения. Одновременно с этим ставилась задача — создать такую диагностическую схему анализа взаимодействия, которая позволяла бы получать значимую информацию о динамике неформальных связей осужденных с точки зрения оптимальной организации, исправления и перевоспитания.

Прежде чем приступить к изложению конкретных методических процедур, остановимся на основных рабочих понятиях. Их констатация поможет практическим работникам раскрыть специфику изучаемых явлений.

Организация любого социального института, в том числе исправительного учреждения как системы по ресоциализации преступников, имеет две взаимосвязанные стороны, или структуры, — формальную и неформальную. Формальная, «видимая» структура (отряды, производственные бригады, учебные группы, органы самоуправления и т.п.) — это имеющие специальный правовой статус организационные формирования осужденных, создаваемые для реализации социально значимых целей и задач, стоящих перед исправительными учреждениями и обществом в целом. Для нее характерны:

1) устойчивые и фиксированные отношения между субъектами процесса ресоциализации, регламентированные соответствующими нормативными правовыми актами и должностными обязанностями;

2) юридически закрепленные требования режима, определяющие виды деятельности и своеобразие образа жизни осужденных в период отбывания наказания;

3) юридически фиксированные программы исправления осужденных в соответствии с их индивидуальными особенностями, социальными и уголовно — правовыми характеристиками;

4) гарантированная нормативными актами социальная, экономическая и правовая защищенность осужденных.

Неформальная, «скрытая» структура, или так называемая другая жизнь (неформальные малые группы, «землячества» и т. п.), — это не имеющая правового статуса довольно устойчивая система, или самоорганизация, непосредственного взаимодействия осужденных, создаваемая для удовлетворения жизненно важных потребностей в сфере межличностных и межгрупповых отношений и реализации значимых проблем в период отбывания наказания. Для нее свойственны:

1) гибкая система связей, основанная наличных, психологических отношениях осужденных вне зависимости от положения, занимаемого в формально организованных группах;

2) наличие неписаного кодекса поведения, регулирующего взаимодействия осужденных как между собой, так и с персоналом исправительного учреждения;

3) жесткая дифференциация статусов и ролей осужденных вне зависимости от юридической регламентации, определяющей своеобразие жизнедеятельности личности и группы в условиях лишения свободы.

Рассмотрим и некоторые другие исходные понятия. Личностное (психологическое) и групповое взаимодействие — взаимозависимость осужденного А (группа А) от осужденного Б (группа Б) и наоборот, проявляющаяся в систематических контактах (связях), необходимых для успешного решения задач, входящих в сферу взаимных интересов.

Личностное (групповое) взаимодействие является неформальным, если осужденные (в группе) непосредственно устанавливают и поддерживают контакты, базируясь на принципах совместимости, согласия, общности взглядов, землячестве и т.п. Как правило, оно осуществляется в скрытых (интимных) формах и регламентируется неписаным кодексом поведения. Взаимодействие является формальным, если отношения между осужденными или малыми группами устанавливаются в ходе выполнения совместной деятельности, опосредуются действующими нормативно-правовыми требованиями и реализуются в рамках формально-организованных структур.

Межличностная (межгрупповая) система взаимодействия — достаточно стабильная и плотная сеть непосредственных личностных (групповых) взаимосвязей осужденных, которая объективируется в поведенческих актах, способах взаимовлияния, особенностях внутри- и межгруппового общения.

Малая группа — относительно немногочисленная общность (7 ± 2) непосредственно взаимодействующих осужденных, которые объединены на основании одного или нескольких признаков для совместного достижения цели. В психологическом плане группа может рассматриваться как субъект действия. Группа является формальной, если она имеет фиксированный нормативно-правовой статус, а взаимодействие осужденных регламентировано непосредственно социально задаваемыми целями деятельности. К типичным формальным группам относятся производственные бригады, органы самоуправления и т.д.

Неформальная группа — это не имеющая юридического статуса общность осужденных, характеризующихся чувством идентичности (сопринадлежности) и разделяющих единую систему взглядов, интересов, ценностных ориентаций. Для таких групп свойственны жесткая дифференциация межличностных статусов и следование неписаному кодексу поведения.

Исходной идеей может служить общепризнанное, подкрепленное данными криминологических и психологических исследований утверждение о роли неформальных групп в организации программ по исправлению осужденных. В этом контексте анализ системы межличностных и межгрупповых связей осужденных выступал в качестве существенного фактора оптимизации деятельности персонала исправительных учреждений. Например, психологическое знание возмущающих, конфликтогенных процессов, происходящих в рамках неформальных групп, дает возможность практическим работникам выбрать правильные способы их коррекции или осуществить эффективные меры контроля за их развитием. Предполагалось, что своевременная фиксация реальной сети активных межличностных и групповых контактов, определение их частоты и плотности позволят построить своего рода психологический портрет неформального сообщества осужденных. При таком подходе допускалось, что личностная (непосредственная, «лицом к лицу») связь между осужденными реализуется в форме контактов — встреч, необходимых для решения значимых проблем, входящих в круг их интересов или целей совместной деятельности. В свою очередь, развитие личностных (диадических) взаимосвязей как условия взаимодействия одного осужденного с другим приводит к образованию относительно замкнутых, различных по конфигурации, численности и характеру сплоченности неформальных групп. Таким образом, сплоченные общности будет отличать максимальное число связей, замкнутых на отдельных осужденных или группах, а диффузные — рассеянные, неустойчивые диадические взаимосвязи с редкими межличностными и групповыми контактами.

В данном случае за минимальную степень зависимости условно может быть принята личностная связь двух осужденных одной группы с двумя осужденными из другой. Если наблюдается единичная связь члена одной группы с осужденным из другой, то такое взаимодействие относится к случайным, или фоновым. При классификации неформальных групп в каждом конкретном случае можно исходить из плотности внутри- и межгрупповых связей осужденных, выраженности доминирующих интересов, длительности устойчивых взаимных контактов или иных факторов совместной деятельности и общения.

Усилия практических работников должны быть направлены на выявление сферы межличностных связей осужденных. Здесь же осуществляется первичный анализ личностных и групповых характеристик, особенно определение динамики их структурных изменений. Изучение лучше начать с неформальных групп, состав которых хорошо известен. После завершения этого, опираясь на результаты наблюдения, можно регистрировать постоянные взаимосвязи осужденных.

В схему изучения неформальных групп входят определение ролевых характеристик, анализ функций, которые выполняют те или иные члены групп, привычных образцов поведения, правил «приписывания» ролей, например лидеру группы. Важным видится и выявление системы нормативных представлений осужденных. В каждой неформальной группе формируются взгляды на то, какие отношения должны быть между ее членами и какая ответственность (санкции) предусматривается за различные внутри- и межгрупповые события. Специальному изучению подлежат и формы поведенческого контроля. В этих случаях фиксируются способы, какими неформальная группа оказывает влияние на поведение своих членов, регулирует его в рамках сообщества (жесткий контроль, демократичный, гибкий, лояльный и т.д.). При работе с неформальными группами, кроме того, необходимо учитывать: возраст ее членов, социальный слой, к которому они относятся, уголовно-правовые характеристики и т.д. Существенная роль должна отводиться поиску причин установления устойчивых взаимосвязей и выяснению мотивационных факторов, определяющих стиль взаимоотношений в неформальных группах.

В целях диагностики можно выделить: крайне устойчивую зависимость индивида от группы (супервовлеченность), когда осужденный полностью идентифицирует себя с ней; устойчивую, при которой он ощущает себя носителем групповых ценностей и строит свое поведение в соответствии с ожиданиями группы; умеренно устойчивую, если осужденный в эмоциональном плане связан с ней, но предпочитает выбирать свой собственный стиль поведения; неустойчивую, или ситуативную, когда индивид проявляет интерес к группе лишь постольку, поскольку членство в ней повышает шансы удовлетворения его актуальных потребностей.

Предложенная схема анализа позволяет отбирать наиболее ценную психологическую информацию для классификации малых групп на основе соотношения тех или иных характеристик. Она дает возможность более точного построения сферы внутри- и межгруппового неформального взаимодействия осужденных.

Отметим, что общую логику изучения целесообразно соблюдать вне зависимости от того, имеем ли мы дело с относительно коротким периодом пребывания осужденных, например в условиях общего режима, или с длительными сроками отбывания наказания. Некачественное завершение любого из этапов, игнорирование возможностей углубленного анализа неформальных взаимосвязей осужденных — источник многих ошибок не только в оценке их индивидуальной линии поведения, но и в прогнозе групповых явлений, складывающихся в преступной субкультуре.

Особенности этой субкультуры позволяют обратить внимание на психологические факторы оптимизации групповых взаимоотношений в условиях исправительного учреждения. Дело в том, что в зависимости от объективных условий их функционирования и характера предъявляемых требований могут либо усиливаться, либо ослабляться нежелательные групповые процессы в среде осужденных.

На практике действие указанных факторов обычно связано с различными способами контроля за развитием неформального взаимодействия. К сожалению, следует признать, что сегодня администрация колоний предпочитает в основном авторитарные, директивные методы влияния на группы. В их основе — жесткие санкции, использование властных полномочий, строгий надзор за поведением членов неформальных групп. Однако наблюдения показывают, что это приводит к тому, что осужденные начинают сплачиваться для отпора, признают общность своей судьбы, воспринимают свое положение как необоснованное. Из-за этого углубляются противоречия между администрацией и осужденными.

Более того, в условиях, где исключается взаимное согласие, а интересы личности не принимаются в расчет, осужденный легко отождествляет себя с другими близкими по взглядам лицами в своем противодействии администрации. На этом фоне стимулируются процессы образования неформальных групп, внутри которых растет чувство протеста против социальной несправедливости. Хотим мы этого или нет, но такая несправедливость представляет собой взрывное устройство с часовым механизмом и рано или поздно выливается в прямой протест или явный конфликт.

Деструктивные процессы становятся особенно выраженными, если сотрудники администрации проявляют неограниченную власть, например в сфере надзора за общением осужденных, и в то же время стараются держаться с осужденными на значительной психологической дистанции. Подобный стиль не только препятствует сотрудничеству между ними, но в значительной мере способствует пониманию последними необходимости образовывать сплоченные неформальные группы, чтобы в них или с их помощью попытаться решать свои проблемы.

Вместе с тем осуществление строгого надзора и детальная регламентация поведения являются серьезным препятствием на пути эффективного достижения групповых целей. В таких ситуациях развитие внутри- и межгруппового общения начинает происходить в более скрытых, изощренных формах, с соблюдением мер предосторожности и сопровождается агрессивными тенденциями.

Поскольку социальная среда исправительного учреждения разделена жесткими границами группового членства, возможность проявления интегративного начала в ней резко сужается. Групповая принадлежность осужденного и занимаемый статус в субкультуре, дающие, например, «законные» права на неформальное обладание дополнительными материальными ресурсами или же, напротив, приносящие известные моральные и физические ограничения, начинают играть роль определяющих факторов социального поведения. За счет этого развиваются дифференциальные тенденции, яркой иллюстрацией которых служат факты межгрупповой враждебности и конфликтного взаимодействия.

В асоциальных неформальных группах занятие высокого положения достигается главным образом путем демонстративного отказа от общепринятых стандартов поведения, включения в движение протеста против несправедливости, усвоения и активного поддержания системы субкультурных ценностей, эксплуатации членов низкостатусных групп. Следует отметить, что проявление межгрупповой враждебности наиболее вероятно в тех случаях, когда члены низкостатусных групп будут воспринимать свое положение как нетерпимое, а высокостатусные начнут утрачивать свои «законные привилегии». Можно ли в таких условиях исключить развитие негативных межгрупповых установок и сформировать отношения сотрудничества?

Это дело нелегкое. В настоящее время мы не обладаем эффективными программами по управлению системой неформального взаимодействия осужденных. Однако можно предположить, что по мере перестройки организационных и воспитательных целей пенитенциарных учреждений, перехода от жесткого, авторитарного стиля воздействия и режима к более гуманному и доверительному отношению к осужденным неформальная структура также подвергнется трансформации в благоприятной перспективе. Осужденные будут становиться более социализированными и менее оппозиционными по отношению к администрации. Напротив, солидарность и межгрупповая оппозиция будут укрепляться по мере централизации власти и усиления авторитарных форм обращения с осужденными.

В психологическом плане уже сейчас представляются вполне реалистичными изменение стиля руководства групповым поведением и профилактика социальной несправедливости в структуре неформальных отношений. Это особенно важно в современной ситуации, на фоне обострения политических, национальных, социально-культурных и региональных противоречий. В этих условиях возрастает вероятность развития межгрупповой напряженности и дискриминации за счет неправильной оценки деятельности групп или несправедливого обращения с осужденными, занимающими определенное положение в групповой структуре.

В ходе наших исследований были эмпирически выделены следующие типичные факторы стиля руководства, приводящие к эскалации напряженности и развитию деструктивных процессов: произвольность, отсутствие четких критериев оценки индивидуального и группового поведения; непоследовательность и предвзятость действий или требований со стороны администрации; акцент на применение угроз и системы наказаний; перенос оценок с особенностей поведения на личность осужденного; попытки достижения социально-психологического компромисса или сохранения существующего положения в целом делегированием ряда полномочий, а иногда и преимуществ членам одних групп в противовес осужденным из других; игнорирование мнений и интересов осужденных при решении вопросов, предполагающих достижение общегрупповых целей.

Очевидно, что профилактика нежелательного межгруппового взаимодействия станет тем успешнее, чем в большей степени администрация в своей деятельности будет опираться на знание индивидуального и группового поведения. Существенной чертой является культивирование мобильного стиля управления, который бы учитывал внешние обстоятельства и способствовал позитивному изменению системы взаимоотношений осужденных.

Можно привести некоторые психологические рекомендации, направленные на минимизацию межгрупповой напряженности и углубление сотрудничества:

1) в организации воспитательных мероприятий желательно избегать ситуаций социального сравнения и публичного обсуждения членов неформальных групп, особенно занимающих полярные статусы в преступной субкультуре;

2) целесообразно разработать с учетом местных условий систему показателей оценки трудовой и общественной активности осужденных, которые позволят объективно и правильно определять их поведение и величину личного вклада в совместную деятельность. Критерии оценки любых действий должны быть ясными, понятными для всех групп независимо от статусных различий. В этом случае применение системы поощрения или наказания является оправданным в глазах низкостатусных и высокостатусных осужденных, поскольку открыто аргументируется;

3) достижение позитивных результатов членов групп и их оценка должны быть напрямую связаны с собственными усилиями, а не зависеть от субъективных пристрастий или среднегрупповых показателей. Предложенный стиль руководства исключает социальную несправедливость и повышает престиж администрации. Напротив, произвол и предвзятость в оценках поведения способствуют стагнации несправедливости, что стимулирует апатию осужденных и разрушает нормопорядок в стенах ИУ;

4) при комплектовании производственных бригад и развитии в них положительных взаимоотношений целесообразно учитывать социально-демографические, национальные и психологические характеристики осужденных. Не следует, например, включать в них лиц одинакового возраста и лиц, имеющих сходное криминальное прошлое, поскольку это может приводить к замкнутости, корпоративности отношений и формированию устойчивых ценностных ориентаций. При распределении осужденных следует находить оптимальное соотношение лиц молодежного и более старшего возраста, учитывая психологическую совместимость и профессиональные навыки;

5) при расстановке осужденных по рабочим местам необходимо принимать во внимание принадлежность их к различным группам, избегать по мере возможности сосредоточения на одном участке работы лиц, входящих в неформальные сообщества асоциальной направленности. Для ограничения сети неформальных связей в рамках бригады численность ее не должна превышать 10—15 человек;

6) при назначении или выборе кандидатов на должность бригадиров, руководителей органов самоуправления желательно ориентироваться не только на их целевые качества, но и на психологические: умение конструктивно общаться, наличие организаторских качеств, занимаемый статус в субкультуре, инициативность и т.д. Для исключения фактов социальной несправедливости и развития отношений типа «круговой поруки» предлагается систематически проводить аттестацию таких лиц, учитывая при этом мнение воспитателей и осужденных;

7) необходимо более активно привлекать разностатусных членов групп к совместному обсуждению значимых вопросов (определение коэффициента трудового участия, применение мер поощрения и взыскания, перевод на улучшенные условия содержания и т.п.). Такая практика будет способствовать развитию взаимодействия, базирующегося на принципах ответственной зависимости, что особенно важно в условиях производства, где осужденные разобщены между собой;

8) необходимо создавать по мере возможности одинаковые условия для разностатусных осужденных во всех сферах жизнедеятельности и своевременно реагировать на те или иные нарушения, предусмотренные требованиями законодательства. Соблюдение указанного принципа имеет особое значение, поскольку нередко наблюдается ситуация, когда администрация пенитенциарного учреждения не только не пытается подорвать существующую иерархию в субкультуре, но и скрытно (иногда неосознанно) ее поддерживает. Например, в обмен на соблюдение должного нормопорядка в сообществе предоставляет лидерам лучшую работу или закрывает глаза на незначительные нарушения, на обладание неформальными привилегиями. К ним относятся: занятие престижных спальных мест, перераспределение материальных ресурсов, результатов труда и проч. Такими способами управления администрация, образно говоря, покупает асоциальную субкультуру, избегая активного и открытого противодействия ей.

Для профилактики деструктивных межгрупповых конфликтов, в основе которых лежит, как правило, обострение противоречий между формальной и неформальной ценностно-нормативной системами, регулирующими поведение осужденных, целесообразно:

1) выявлять высокостатусные группы и «элитный слой» субкультуры, вокруг которых строятся процессы общения и которые являются потенциальными источниками неформального влияния;

2) своевременно устанавливать участников конфликта, анализировать их психологические особенности, способы разрешения конфликтных ситуаций в целях выбора (иногда и прогноза) оптимальных мер воздействия. Г ласно информировать осужденных о последствиях и применяемых санкциях в отношении нарушителей;

3) пресекать различного рода дезинформацию, слухи, которыми умело манипулирует асоциальная часть осужденных для «восстановления» социальной справедливости или оправдания своих действий;

4) использовать специальные мероприятия для выявления конкретных носителей ценностей асоциальной субкультуры. Раскрывать на частных примерах ущербность групповой морали;

5) применять для нейтрализации напряженных и конфликтных отношений организационные, психологические или иные средства, не нарушая при этом права, достоинства личности и не выходя за рамки закона;

6) оказывать психологическую поддержку лицам, прибывающим в пенитенциарное учреждение, особенно в период их нахождения в карантине, для безболезненного выполнения ими своих ролей в различных сферах совместной деятельности;

7) ориентировать их на сознательный выбор положительного круга общения и своевременно блокировать неформальные связи с асоциальной частью осужденных. Для этого важно обучить их наиболее рациональным способам установления конструктивных взаимоотношений в среде ближайшего окружения и показать перспективу в случае принятия асоциальных ценностей, носителями которых являются малые группы;

8) в доверительных беседах снимать негативные эмоциональные состояния, безосновательную тревогу. Первостепенное значение уделять вовлечению в группу организованного общения лиц молодежного возраста, поскольку именно они для разрядки агрессивности или поднятия своего статуса в субкультуре нередко используют так называемые компенсирующие формы взаимодействия, в основе которых лежат употребление наркотиков, алкоголя, совершение гомосексуальных актов и других дискриминационных действий;

9) привлекать к процессу исправления лиц указанных категорий медицинских работников, а если необходимо — психологов, потому что среди осужденных наблюдается значительное количество страдающих психическими расстройствами.

Важными обстоятельствами регуляции взаимоотношений, развития позитивных стандартов межгруппового поведения являются применение нетрадиционных форм воспитательной работы и изменение стиля руководства. В условиях перехода исправительной системы от репрессивных, ограничительных и неперсонифицированных мер воздействия к гуманистическим принципам обращения с правонарушителями должен меняться в содержательном плане подход к разработке программ исправления.

Помимо организационных, правовых, социально-экономических новаций они обязаны строиться на психологических закономерностях работы с людьми. Это, в свою очередь, предполагает трансформацию стиля руководства в направлении отказа от авторитарных методов влияния на осужденных, распространении недирективных, терапевтических моделей коррекции группового и индивидуального поведения. В соответствии с этим основной субъект процесса ресоциализации — начальник отряда будет вынужден сменить свои привычные функции осуществления надзора и организации производства на функции социального работника, своего рода эксперта по коррекции поведения осужденных.

Успешная реализация такой роли предполагает включение в воспитательную практику так называемых групповых терапевтических программ (групповая терапия). Они направлены на создание таких взаимоотношений между осужденными, которые позволяют: формировать первичные просоциальные группы или же превращать асоциальные неформальные группы в непреступные путем принятия новых ценностей и стандартов поведения.

В общем виде терапевтические программы можно рассматривать как регулируемые способы организации общения, которые могут проводиться параллельно с другими формами исправительно-трудового воздействия. Они представляют собой практическое применение некоторых психологических принципов, касающихся изменения установок личности по отношению к обществу, окружающим людям, представителям администрации и т. д. В основе подобных программ лежит тезис: поведение личности в значительной мере обусловливается факторами группового общения.

Действительно, осужденные при выборе той или иной линии поведения соизмеряют свои позиции и ценностные ориентации с социальными ожиданиями групп, членами которых они являются. Следовательно, для корректировки поведения необходимо менять структуру их группового общения. Другими словами, человека нужно либо побудить вступать в новые неформальные группы и разорвать прежние отношения со значимым кругом общения, либо направить усилия на изменение ценностно-нормативной системы группы, членом которой он является.

 

3.6. Личность в неформальном взаимодействии осужденных

Одним из главных препятствий, стоящих на пути успешной реализации программ исправления осужденных, является негативная социально-психологическая среда, которая ориентирована на нейтрализацию, а в некоторых случаях и на открытое противодействие усилиям администрации. Формальную структуру среды составляют специально созданные администрацией формирования осужденных, ориентированные на нормативно-правовые требования, необходимые для реализации общественно значимых целей и задач. Неформальная структура стихийно образуется как противодействие формальным требованиям норм права. Она представляет собой довольно устойчивую сеть коммуникативных взаимодействий, которые объективированы в поведенческих актах, неписаной ценностно-нормативной системе, определяющей дифференциацию статусов и ролей осужденных.

В основе их поведения лежит так называемый конфликт норм, проявляющийся в столкновении формальной и неформальной ценностно-нормативной системы, о чем мы уже говорили выше. Личность в этих условиях теряет главное — разнообразие межличностных статусов, возможность самовыражения в тех сферах и формах, где оно наиболее приемлемо. Формируются безличные формы поведения, когда каждый должен быть похож на другого и вести себя так же, как другой, при условии, что они находятся на одной и той же ступени социальной организации. Это способствует развитию у личности синдрома лишения свободы. Если свободный человек имеет возможность компенсировать утерянный статус в одной группе сменой ее на другую, оставаясь при этом на том же уровне самоуважения, то осужденный чаще всего такой возможности не имеет. Теряя статус, он как бы переходит на более низкую ступень социальной организации. Оценка со стороны других становится символом его личности. Последний предъявляет к нему определенные требования в поведении, возможности оказывать на других моральное, психологическое или даже физическое воздействие.

Изменение статуса идет, как правило, в одном направлении, от более престижного до презираемого и отвергаемого, т. е. «сверху вниз», и развивается в системе координат «свой— чужой». Жесткое закрепление места в системе отношений «свой—чужой» соответствует в большинстве своем враждебно агрессивной или пассивно-зависимой межличностной позиции каждого члена социальной общности, с неизбежностью предполагая неравное распределение «власти» между ее членами. Неформальные нормы поведения, зафиксированные в системе отношений «свой—чужой», имманентны сообществу осужденных, включая и тех, кто вынужден принимать участие в самодеятельных формированиях.

Наблюдения показывают, что подавляющее число осужденных являются членами неформальных групп различной направленности, объем которых варьировался от двух до семи человек и более. Образование таких групп обусловливалось прежде всего избирательной потребностью в общении, поддержании чувства безопасности, оказании взаимопомощи по совместной работе в объединении с другими на основе одинакового отношения к наказанию, сходства ценностных ориентаций, совместного проживания в том или ином регионе. Нередко включение в неформальные группы является следствием психологического давления со стороны других осужденных и диктуется их стремлением к доминированию, которое выражается в подчинении других своей воле. Последняя тенденция особенно характерна для лиц молодежного возраста, имеющих устойчивые антиобщественные ценностные ориентации, а также для осужденных, чья преступная «карьера» началась очень рано.

В качестве доминирующего признака неформальной структуры среди преступной среды выступает дифференциация между определенными категориями индивидов. Она выражается и проявляется прежде всего в обладании определенным набором материальных ресурсов и видах взаимных моральных и психологических требований. Как правило, в условиях лишения свободы существуют достаточно ограниченные «ассортименты» материальных и моральных ресурсов или ценностей, которые определяют развитие межличностных отношений и оказывают определяющее влияние на поведение осужденных. На наш взгляд, к числу наиболее значимых из них относятся: продукты питания и одежда; деньги; алкоголь и наркотические средства; социальное одобрение, уважение и самоуважение; уступки, снижение требовательности со стороны администрации; доступ к средствам информации; контроль за каналами проникновения в И У запрещенных предметов. Очевидно, что чем больше возможностей имеют члены неформальных групп использовать перечисленные ценности, а также предложить их другим, тем в большей степени они будут получать поддержку и уважение со стороны окружающих и тем быстрее они завоюют авторитет, престиж и влияние в неформальной системе отношений.

Другим важным элементом этой системы являются групповые нормы и санкции, регулирующие взаимоотношения осужденных между собой и администрацией. В условиях изоляции неофициальные нормы выполняют следующие основные функции:

1) являются своеобразной формой фиксации отношений неформальной межличностной дифференциации статусов, закрепляя ожидаемые и отвергая нежелательные образцы поведения;

2) служат неформальным критерием оценки жизнедеятельности членов неформальных малых групп, важным для стимулирования их поведения;

3) являются источником информации и средством социальной поддержки для осужденных при решении тех или иных личных проблем;

4) сохраняют и закрепляют значимые ценности, в которых выражаются отношения осужденных к различным сферам социальной действительности;

5) выступают в роли своеобразного регулятора, направленного на консолидацию и развитие неформальной структуры отношений, укрепление групповой сплоченности и противодействие усилиям администрации, а также активу самодеятельных организаций.

По мере увеличения количества судимостей и общего времени отбывания наказания в условиях лишения свободы определенная категория осужденных становится законодателем неформальных норм поведения, интенсифицирует процессы самоорганизации, ужесточает иерархию отношений во всех сферах жизнедеятельности. Вследствие этого преступники, имеющие более высокие позиции во внутригрупповой структуре отношений, получают возможность оказывать психологический прессинг на лиц, занимающих подчиненное положение. Использование предоставляемых услуг с их стороны осуществляется в обмен на гарантии, связанные с оказанием необходимой помощи и поддержки в случае экстремальных ситуаций, возникающих в период отбывания наказания. Нетрудно заметить, что в отличие от принципа насилия и его роли в неформальной организации «другой жизни» функциональное назначение межличностного взаимодействия, основанного на принципе эксплуатации, состоит в поддержании среди заключенных утраченного чувства безопасности и удовлетворении их актуальных интересов. Последнее достигается за счет жесткой регламентации их взаимоотношений, базирующейся на модели «зависимость—подчинение» и скрытом перераспределении материальных и духовных благ.

Остановимся на некоторых особенностях этого явления, происходящего в сфере производства. Определенная категория лиц не только занята более легкой и высокооплачиваемой работой, но еще и перекладывает часть ее на плечи других, не теряя в размере вознаграждения. Правда, эта прибавка достигается за счет своеобразного перераспределения, когда одни осужденные расширяют свои права, еще более умаляя их у других. Согласно исследованиям такой порядок держится не только и даже не столько на насилии. Видимо, он является подобием налога в порядке возмещения затрат на выполнение общезначимых функций, вытекающих из системы сложившихся отношений. Совершенно очевидно, что ориентация на преступную субкультуру способствует отчуждению от общества, полностью разрывает отношения с семьей и родственниками у каждого четвертого из числа многократно судимых. Наблюдения показывают, что в условиях лишения свободы многие формы поведения, приводящие к конфликтам на производстве, на самом деле вряд ли можно считать сугубо индивидуализированными. Во многих случаях они вызывались столкновением таких мотивов, интересов, целей, которые отражали противоречия между индивидом и неформальной группой. В этих условиях конфликты имеют затяжной, напряженный характер, ведут к серьезным последствиям.

Например, наиболее деструктивные конфликты на производстве вызываются стилем руководства бригадой, распределением рабочих мест и заработной платы. Их удельный вес достигает 65% в общей структуре причин конфликтного взаимодействия. В тех случаях, когда неформальные лидеры и их ближайшее окружение занимают ключевые позиции и оказывают влияние на распределение рабочих мест среди осужденных, закладывается основа скрытого перераспределения условии труда и заработной платы.

История развития нашего государства со всей очевидностью показала, что внеэкономическое принуждение — наименее эффективный способ организации труда. Принудительные методы не позволяют раскрыть потенциальные возможности работника. Исторически сложившийся и действующий в настоящее время механизм внеэкономического принуждения с учетом особенностей функционирования системы исправительно-трудовых учреждений создал и продолжает создавать адекватный себе социально-психологический тип работника с достаточно устойчивой специфической системой жизненных ценностей и приоритетов.

Это особенно ярко проявляется среди многократно судимых преступников, ориентированных на неформальную систему ценностей. Для них характерны высказывания, что устроиться на работу по специальности практически невозможно. При этом наиболее типичными являются жалобы на судьбу, неблагополучные обстоятельства жизни, отсутствие помощи и со стороны общества, невозможность самостоятельно разорвать порочный круг и жить за счет труда. Наши данные показывают, что почти половина многократно осужденных за кражи личного имущества граждан и другие общеуголовные преступления (48,3%) имеют максимальную вероятность рецидива. В том числе 30% этой категории преступников через полгода после освобождения возвращаются в колонию. Не случайно, что среди них был выявлен максимальный процент неработающих после освобождения (29,7%), у которых отсутствовали необходимые трудовые навыки.

Особое внимание привлекают лица, занимающие лидирующее положение в преступном сообществе. Их поведение отличается соблюдением так называемой воровской этики. Они сознательно готовят плацдарм для последующего пребывания в колонии и тем самым определяют свое отношение к прошлым и будущим преступлениям. Это проявляется в детальном обсуждении уголовных дел, особенно тех, которые не были раскрыты, обмене опытом в «технологии» совершения преступлений. На первый план у них выдвигаются не деловые качества работника, например его трудовые навыки и квалификация, а то, что дает им большую свободу за счет урезания ее у других. Максимальная вероятность совершения повторного преступления определяется глубиной и степенью принятия ими противоправных норм, а также, что очень важно, уровнем идентификации с неформальными группами. В данном случае отношение к труду, сформированное у них в прошлом, является своеобразным рентгеновским снимком наиболее глубоких структур их личности, свидетельствует о несостоятельности принудительных средств трудового воздействия. Возможность «гальванизировать» труд как средство зависит не столько от технического уровня производства, вида, условий, характера труда и квалификации работников, сколько от способа принуждения той системы распределительных отношений, которая в конечном счете и определяет уровень организации этого процесса.

Причем сам по себе способ принуждения является питательной средой незаконных перераспределений, так как администрация вынуждена включать осужденных в управление производством, а значит, и делегировать им часть полномочий, связанных с распределительными отношениями. В условиях действия механизма внеэкономического принуждения такое делегирование приводит к отрицательным результатам. Механизм принуждения неизбежно синтезируется с неформальной системой отношений (наиболее ярко это проявляется в среде многократно отбывающих наказание) и органически воспроизводит незаконное перераспределение, которое распространяется на все сферы жизнедеятельности осужденных. Не случайно нами был выявлен высокий уровень заработной платы у скрытых лидеров отрицательной направленности поведения при их минимальной степени трудового участия и высокой вероятности совершения повторного преступления после освобождения. С учетом приведенных положений целесообразно подчеркнуть, что неформальная система отношений охватывает все сообщество осужденных как просоциальной, так и асоциальной направленности поведения, разница состоит лишь в степени принятия тех или иных норм неформальной среды. В конечном счете характер реальных отношений между различными группами зависит от того, в чьих руках находится источник влияния, кому делегируются полномочия, обеспечивающие функции управления. Система координат «свой—чужой» предполагает разделение не только внутри сообщества с учетом различных межличностных позиций, но и их объединение при отношениях «осужденные—администрация», когда включается система отношений «мы—они». Формы взаимодействия, возникающие в рамках этих систем, далеко не однозначны и не исключают возникновения противоречивых отношений. Однако основная тенденция направлена на консолидацию «своих» по отношению к «чужим». В этом заложены материальная основа любой неформальной системы отношений, ее конструктивные или деструктивные начала.

В условиях внеэкономического принуждения в среде осужденных образуется своеобразная элита, цели которой начинают совпадать с целями администрации по соблюдению требований формальной системы норм. В этих условиях действие факторов перераспределения не только постоянно, но и неустранимо, так как оно имеет объективный характер, вытекающий из природы соотношения формальных и неформальных норм. Напряженность этого противоречия зависит от характера взаимоотношений внешней среды в лице администрации и сил, противодействующих ей, которые зафиксированы в неформальной системе отношений между осужденными.

Силовым путем сломать эту систему невозможно, так как она приобретает другие скрытые формы и становится более изощренной и менее видимой внешнему контролю. Система неформальных норм с неизбежностью будет предписывать платить, как мы уже говорили выше, своеобразную дань в порядке возмещения затрат на выполнение общезначимых функций. В этих условиях труд как средство исправления снижает свою эффективность, а в отношении рецидивистов утрачивает ее совсем, и становится из средства достижения свободы и социальной защиты средством, формирующим ненависть, деструктивное поведение во всех сферах деятельности.

В ходе изучения социально-психологических особенностей среды осужденных было выявлено четыре основных типа взаимодействия. Прежде чем приступить к описанию каждого из них, рассмотрим факторы, определяющие социально-психологический климат отряда, структуру его межгрупповых отношений. Под социально-психологическим климатом в данном случае понимается преобладающий в общности относительно устойчивый эмоциональный настрой, в котором выражаются отношения осужденных друг с другом, к исправительно-трудовому воздействию, нормам и требованиям, а также к администрации ИУ.

В основе климата лежат те общественные отношения, которые представлены в разделяемых общностью ценностях, нормах и правилах поведения. Наличие различных неформальных групп свидетельствует о том, что появились осужденные, сплотившиеся ради реализации других целей или использующие иные способы даже для достижения одобряемых законом целей. Их появление свидетельствует о противоречиях, выраженность которых является своеобразным барометром, характеризующим стиль взаимодействия, преобладание конструктивных или деструктивных отношений в сообществе. Наиболее значимыми, на наш взгляд, факторами, определяющими поляризацию отношений между различными группами, являются: вид, условия, характер и оценка трудовой деятельности; возрастной и уголовно-правовой состав осужденных отряда; степень влияния лидеров просоциальной и асоциальной направленности; удельный вес лиц, не адаптированных к условиям лишения свободы, а также имеющих психические аномалии; уровень квалификации и профессиональных качеств администрации ИУ. Указанные факторы в значительной степени определяют характер складывающихся отношений в сообществе, условия, от которых зависит, в чьих руках концентрируются источники влияния, определяющие способы достижения социально значимых или асоциальных целей. Можно предположить, что результирующий вектор этого влияния приобретает просоциальную направленность в том случае, если администрация находит адекватные способы воздействия на неформальную структуру отношений.

В связи с этим рассмотрим полярные по своей структуре типы отношений осужденных в отрядах, различающихся условиями, содержанием и оценкой трудовой деятельности. Эти характеристики независимо от вида режима являются системообразующими. Они как бы фильтруют, независимо от администрации, всех поступающих в колонию преступников по уровню квалификации, возрастному и уголовно-правовому составу, предопределяют уровень сплоченности неформальных групп и способы достижения ими своих целей. Таким образом, изначально полярные различия неформальной структуры отношений заданы объективными производственными условиями колонии. В свою очередь, форма проявления просоциальной или асоциальной направленности поведения осужденных, способы достижения ими своих целей во многом зависят от стиля руководства персонала ИУ. На наш взгляд, наиболее оптимальный подход будет заключаться в нахождении такого стиля руководства, который создает условия для реализации идеи построения межгрупповых структур, обеспечивающих сбалансированность отношений в отряде.

К первому типу взаимодействия, назовем его конструктивным, могут быть отнесены межгрупповые отношения, которые складываются на производстве, требующем наличия специальных профессиональных навыков в области инструментального производства, ремонтного обслуживания, эксплуатации различных энергетических систем и т.п. Сравнительно высокий уровень квалификации осужденных обеспечивает им относительную независимость и автономность в отношениях, прежде всего в трудовой сфере деятельности, создает благоприятные предпосылки равенства статусов, сведения к минимуму различного рода привилегий.

Так, по результатам наших исследований, среди осужденных в колониях общего вида режима в отрядах, отнесенных к этому типу взаимодействия, 23% составляли лица, входящие в самодеятельные формирования, 72% — лица, входящие в группы нейтральной направленности поведения, 5% — лица, входящие в группы неярко выраженных нарушителей. Здесь практически не встречаются так называемые отверженные, а также злостные нарушители режима. В этих условиях относительное равенство статусов и независимость определяют своеобразие отношений, предполагающих в известной степени конструктивное взаимодействие сторон. Отсутствие жесткой кастовой системы не накладывает ограничений на общение среди членов сообщества, тем самым стимулирует развитие горизонтальных, т. е. равноправных, связей в рамках сложившейся иерархии.

На производстве такое взаимодействие минимизирует сферу деструктивных конфликтов, которые обусловлены в основном неадекватным стилем руководства бригадой, распределением рабочих мест, нарушениями в оплате труда. Наибольший удельный вес причин, влияющих на возникновение конфликтов, относится к сфере предметно-деловых разногласий, связанных с обеспечением инструментом, спецодеждой, неритмичной поставкой материала. Указанная тенденция проявляется и в сфере внетрудовой деятельности. При гаком типе взаимодействия администрация, делегируя функции управления осужденным, не порождает напряженных отношений в силу определенного равенства их межличностных статусов. Однако равенство статусов является необходимым, но далеко не достаточным условием развития конструктивного взаимодействия. В условиях лишения свободы наблюдается стремление к нарушению равенства, подавлению одних за счет других, расширению таким образом «свободы для себя». Для этого возникает субъективная необходимость разрушить реальную тесную близость с теми, за счет кого предполагается расширить границы своей свободы. Установление различий в статусах, принижение одних за счет других не что иное, как устранение равноправного партнерства, взаимного контроля в отношениях. Поэтому стиль руководства начальника отряда, который обеспечивает условия, исключающие привилегии, препятствует созданию неблагоприятного социально-психологического климата. Механизм, обеспечивающий эти условия наряду с осуществлением контроля за соблюдением требований норм права, предполагает выполнение начальником отряда функций посредника, осуществляющего контроль неформальной системы отношений.

Эффективность такого подхода предполагает прежде всего отсутствие выгоды для себя у лица, выполняющего посреднические функции. Идеальный посредник не может быть потенциально опасным. У него должны быть необходимые для этого психологические качества. Не случайно осужденные ценят среди представителей производственной администрации компетентность и профессиональные навыки, а у начальника отряда — способность понять человека, разобраться в противоречивой природе конфликтных отношений. Результаты исследований показывают, что администрация нередко принимает решения, опираясь на формальные требования, не вникая в суть взаимоотношений среди осужденных. Допущенные при этом ошибки не всегда исправляются, так как принятие правильного решения зависит от знания внутренней жизни, умения оценить интересы различных категорий преступников. Зная сложившуюся структуру конфликтного взаимодействия в основных сферах деятельности, можно глубже разобраться в природе возникновения конфликта с администрацией. В этих условиях стиль руководства приобретает более целенаправленный и предметный характер.

Сбалансированный тип взаимодействия предполагает демократические способы разрешения напряженных ситуаций. В таких случаях к начальнику отряда предпочитают обращаться как лидеры самодеятельных формирований, так и представители неформальных групп. Со стороны сообщества это не считается нарушением неформальных норм, поскольку изначально между ними не существует враждебной конфронтации. При таких отношениях неформальные правила, регулирующие развитие конфликта, ориентированы на то, чтобы помочь другим справиться с обострившимися противоречиями. Они исключают применение неформальных санкций, чтобы усиливать за счет этого сферу влияния на членов сообщества. Это оказывается чрезвычайно важным. Дело в том, что отстаивание интересов одной группы от притеснения другой неизбежно дает моральное право на дополнительные привилегии, расширяет сферу влияния и авторитет в сообществе. Поэтому роль посредника со стороны администрации состоит в том, чтобы ограничить сферу такого влияния, уравновесить, а затем и конструктивно разрешить возникающие противоречия между различными группами в отряде.

Второй тип взаимодействия, условно обозначенный как деструктивный, характерен для осужденных, работающих на производстве с тяжелыми или вредными условиями труда, напряженными нормами выработки. Как правило, состав производственных бригад формируется из лиц молодежного возраста с низким уровнем квалификации. Межличностные отношения строятся на основе неформальной системы ценностей, норм и правил поведения. Другими словами, изменение организационно правовых, технологических и иных условий труда создает предпосылки к трансформации содержания межличностных и межгрупповых отношений.

Отличительной особенностью этого типа взаимодействия является прежде всего консолидация руководителей самодеятельных формирований с лидерами группировок отрицательной направленности поведения. В неформальном сообществе осужденных такая консолидация определяется термином «крылатые блатные». Она порождает тотальную систему влияния, создает необходимые предпосылки для собственной неуязвимости, так как «беспредел» отношений, установленных неформальными лидерами, прикрывается активом самодеятельных формирований. Посреднические функции начальника отряда берут на себя «авторитеты». Они становятся способными разрешить возникающие конфликты, присваивая таким образом себе функции управления, становятся реальной властью в сообществе. Создаются уникальные условия, позволяющие как бы исключить объективные противоречия, вытекающие из целей и задач формальных и неформальных норм поведения. Это проявляется в соблюдении внешних правил поведения, чистоты и порядка в отряде, образцовом оформлении стендов политико-воспитательной работы или трудового соревнования.

Казалось бы, такой тип взаимодействия несет порядок и дисциплину в отряде. Однако, как показывает практика, подобная система неформального контроля оказывает наиболее деструктивное воздействие на поведение осужденных. Строгая иерархия членов сообщества, практическая бесконтрольность «авторитетов» не позволяют осужденному искать защиты непосредственно у начальника отряда, минуя старшего дневального. Поэтому в отрядах данного типа максимальное число лиц совершают членовредительство как крайнюю меру защиты от безысходного положения, возможность хотя бы на время освободиться от страха физической расправы и таким путем выйти из данного сообщества. Культивирование страха среди тех, на кого распространяется физическое и моральное воздействие, осуществляется в целях усиления сферы влияния, закрепления отношений, которые обеспечивают безраздельную власть. Такое положение приводит к тому, что поступающие в отряд осужденные независимо от прежнего статуса не могут безнаказанно пользоваться установленными ранее привилегиями. Они вынуждены подчиняться неформальным требованиям этого типа взаимодействия.

Вполне понятно, что, оказавшись в позиции «между двух огней» и занимая маргинальное положение, осужденные провоцируют процесс образования ситуаций, приводящих к появлению скрытой оппозиции как в отношении осужденных, так и администрации.

Третий тип взаимодействия характеризуется как неустойчивый. Его основной отличительной особенностью является открытая конфронтация между активом самодеятельных формирований и лидерами групп отрицательной направленности поведения. Подобная социально-психологическая ситуация отражает неустойчивый характер отношений в среде осужденных, стремление любой ценой подавить оппозицию и захватить влияние в отряде. Основной причиной, порождающей такое противодействие, является неправильный подбор актива самодеятельных формирований, который осуществляется без учета психологических особенностей их личности, авторитета и способности строить конструктивное взаимодействие.

Непродуманная (механическая) замена этих лиц по линии формального устранения возникающих конфликтов приводит к возникновению структуры отношений, во многом тождественной второму типу взаимодействия. Степень этой тождественности будет зависеть от позиции, занимаемой начальником отряда, согласованности лидеров групп отрицательной направленности, а также от условий содержания и оценки их труда. Отметим, что сам по себе формальный подход может дискредитировать идею самодеятельных формирований как самоуправляющего и регулирующего начала, выступающего против произвола неформальных норм и правил поведения. Отсутствие активной поддержки со стороны начальника отряда повлечет физическую расправу над осужденными, результатом которой может стать переход бывших лидеров просоциальной направленности в категорию отверженных. В этих условиях члены самодеятельных формирований, для того чтобы не оказаться в роли заложников, вынуждены подчинить свое поведение принципам и образцам, доминирующим в неформальной системе отношений.

В отличие от третьего типа взаимодействия, при котором отношения полярных групп имеют характер открытой конфронтации и преобладает тенденция к усилению роли лидеров отрицательной направленности, четвертый тип характеризуется достаточно устойчивой защитной позицией актива самодеятельных формирований. Его отличительной особенностью является высокая частота конфликтов осужденных с членами секции профилактики правопорядка. Возникают напряженные отношения при распределении спальных мест, соблюдении санитарно-гигиенических правил и норм повседневного общения. Ослабление жестких санкций неформальной системы отношений, невыполнение определенной категорией лиц норм выработки могут приводить к конфликтам на почве воровства продуктов питания и предметов первой необходимости.

На наш взгляд, основным отрицательным моментом этого типа взаимодействия является незаконное перераспределение результатов трудовой и внетрудовой деятельности в пользу руководителей самодеятельных формирований. Такой характер взаимоотношений неизбежно приводит к появлению скрытой оппозиции, которая начинает использовать возникающие противоречия против действий администрации. Лидеры групп асоциальной направленности становятся «рупорами справедливости» в глазах большинства осужденных. В данной ситуации инициаторами конфликтов могут быть уже не только лидеры неформальных группировок, а в большинстве своем так называемые нейтралы, поведение которых в силу их многочисленности приобретает неуправляемый характер. Эти осужденные занимают зависимо подчиненную позицию и оказываются в тех группировках, которые способны подчинить их своему влиянию. Поэтому тип взаимодействия во многом определяется не только соотношением полярных категорий преступников, но и позицией, которую занимают «нейтралы», пополняя ряды просоциальной или асоциальной части осужденных. Они являются как бы питательной средой группировок различной социальной направленности.

Критическое соотношение просоциальной, нейтральной и асоциальной категорий преступников в сочетании с неблагоприятными условиями производства и оценкой труда осужденных может поставить начальника отряда в практически безвыходное положение, когда методы воздействия со стороны формальных норм права и привлечения для этого лидеров самодеятельных формирований становятся неэффективными в достижении положительных результатов производственной деятельности и соблюдении режима.

Казалось бы, применение неформальных санкций ликвидирует это отрицательное явление. Однако, как мы уже говорили, в условиях изоляции подобная система неформального контроля имеет ряд существенных недостатков, неблагоприятно влияющих как на состояние режима, так и на результативность процесса исполнения наказания. Дело в том, что причины, порождающие такие отношения, не будут устранены за счет применения неформальных санкций, под их давлением они переходят из одной формы в другую — скрытую, как бы загоняются внутрь, и способом их разрешения становятся уже серьезные преступления.

В связи с этим было бы неверным утверждение, что просоциальная или асоциальная ориентация отряда всецело зависит только от администрации колонии. Тип взаимодействия осужденных и соответствующий ему стиль руководства в значительной степени предопределены объективными факторами лишения свободы и, прежде всего, видом, характером, условиями и оценкой труда, уровнем квалификации осужденных и другими причинами социального и психологического порядка. Каждый из рассматриваемых нами типов взаимодействия отражает лишь основные тенденции отношений. Задача авторов состояла в выяснении основных структурных изменений в зависимости от различного рода факторов и условий, оказывающих влияние на общую картину социально-психологического климата осужденных.

Сложившаяся практика имеет существенные недостатки в этом отношении. Более чем в 75% случаев администрация колонии узнает о конфликтах после их разрешения, более чем в половине случаев не устанавливаются мотивы конфликтов, администрация слабо информирована о численности и структуре малых групп, их ценностно-нормативной системе. В большинстве случаев основные усилия направлены на достижение плана производства и необходимый для этого тип взаимодействия становится решающим фактором выполнения норм выработки и соблюдения требований режима.

Создание условий, при которых нейтрализуется влияние негативного лидерства, всякий раз неизбежно возвращает нас к необходимости разработки положений, допускающих расширение сферы реализации социальных свойств труда осужденных. Заставляет нас с учетом реально изменяющихся производственных отношений устранять недостатки в организации и оценке их труда, осознать необходимость использования принципов арендной и кооперативной деятельности. Негативное лидерство является отражением объективных противоречий, порождаемых условиями лишения свободы.

Жесткая и определенным образом зафиксированная неформальная ценностно-нормативная система, регулирующая, по существу, все сферы взаимодействия преступников, в том числе с администрацией, является одним из основных факторов, детерминирующих отношения деструктивного характера. Интенсивность ее влияния на поведение осужденных зависит от степени урегулированности межличностных взаимоотношении официальными правовыми нормами, а также от выраженности противоречий между требованиями администрации и социальными ожиданиями неформальных групп. Чем полнее будут урегулированы эти взаимоотношения, и прежде всего в сфере труда, тем оптимальнее будет стиль деятельности администрации, так как сокращаются область неформального регулирования и степень его негативного влияния на личность и систему взаимодействия с окружающими. С другой стороны, чем в большей степени неформальная система согласовывается с формальными требованиями и социально одобряемыми ценностями, тем меньше оказывает она отрицательное действие на взаимоотношения осужденных. Это обстоятельство необходимо учитывать при планировании и проведении профилактических мероприятий по формированию системы положительных взаимоотношений среди осужденных.