Условленный ресторан удалось разыскать быстро.
Поручик сидел за столиком наедине с бутылкой вина. Увидев Таню, он с радостно взмахнул руками:
— Дядюшка был прав! Местное вино — великолепное.
Таня проголодалась и, вчитавшись в меню со всеми его замысловатыми названиями, назаказывала себе целую гору всяких вкусностей. Раз уж в Судаке живет столько немцев, то разве ж можно отказать себе в блюде «Борщ баварский с кулебякой»? Наверняка в этих краях знают в нем толк, а не просто вешают заграничный ярлык на обычный борщик. Заинтриговало-позабавило также наименование «Кот ле беф с гарниром», но под ним не скрывалось ничего такого, вроде знаменитой анекдотической акции «Купи десять беляшей — собери кошку». Из разъяснений официанта это оказалось довольно банальным мясным блюдом. Так что вместо «Кота ле беф» Таня выбрала перепелов с рисом. И несколько интересных дорогих десертов.
Поручик, услышав Танин заказ, ничего не сказал и сохранил внешнее спокойствие, но Тане к ее тридцати годам доводилось ужинать с мужчинами не один и не сто раз, поэтому от нее не укрылось характерное и, увы, знакомое по прошлому ресторанному опыту, напряжение спутника. Его явно беспокоила грядущая расплата с официантом. И вскоре, после разговора о всяких пустяках, он таки проговорился, хотя и не напрямую.
— Удивительное все же место — Крым! И не только природою, но, к несчастью, и ценами. В Судаке в этом сезоне цены получаются, какие, насколько мне известно, были в самой Ялте всего пять лет назад. А в Ялте в последние годы цены стали вровень со средиземноморскими лучшими европейскими курортами. Это в нашей-то небогатой стране! Россия только и делает, что берет займы у Франции, а наши курортники в Крыму, да и в той же Франции, обеспечивают местному жителю столько денег в сезон, сколько русский крестьянин в какой-нибудь Смоленской губернии не заработает и за полжизни! И при этом качество услуг в Крыму бывает по большей части прескверное. В Крыму дерут деньги с отдыхающих за каждый шаг, а сами подчас палец о палец не ударят. Почти всюду в Крыму грязь, хамство, неустроенность, и при всем при этом дороговизна необычайная! И все-таки сюда едут, и с каждым годом чуть ли не вдвое больше прежнего. Я даже составил несколько чудесных планов, как может рассудительный предприимчивый человек разбогатеть на этом. И это по-оригинальнее, чем простая скупка земли, уж поверьте, Татьяна Ивановна.
— И что же это за оригинальный план?
— Лед!
— Лед?
— Вот именно. Курортники любят поесть, и многие из них, всякие там чиновники, нечистые на руку, подрядчики, банкиры, растратчики, фабриканты, швыряются деньгами в ресторанах. Лишь бы принесли их любимое блюдо, любой гастрономический каприз за их деньги. Но ведь в Крыму с мая по октябрь стоит жара, верно?
— Согласна. И что?
— Продукты быстро портятся. Их надобно хранить в холоде. Нужен ледник. А льда здесь тяжело достать. Вот в Ялте с этим проще. В глубоких расселинах и пещерах в горах снегу за зиму наметает много, и он не тает до июня, а то и до июля. Тамошние татары еще и нарочно забивают снег в такие каменные ямы, сдавливают его там в плотную массу и затем имеют возможность продавать такой продукт даже в августе. Мне рассказывали, что лет пятнадцать назад, когда публики в Ялте стало очень много, и льда стало не хватать, один предприниматель открыл льдоделательный завод. И заметьте, это был не лежалый снег с травинками и дохлыми мушками в нем. На заводе делали лед чистый, как слеза ребенка. Качество было лучше татарского. Но такое производство не из дешевых. Одним словом, выставили цену 60 копеек за фунт. Татары в то время продавали свой снежный лед по 40 копеек. И хоть заводской был дороже, но за качество его стали ценить, и татары поняли, что их дело плохо. Так что ж вы думаете? Татары снизили цену до 20 копеек. Благо, Господь щедро одаривает верхушки ялтинских гор снегом зимою. Покупатели не выдержали такого соблазна и сдались на милость магометан. Льдоделательное производство пришлось закрыть. И ведь какие шельмы: как только закрылся завод, тут же они подняли цены на свой прессованный снег до 60 копеек фунт! И до сих пор в Ялте никто не смог возобновить льдоделательное предприятие.
— Интересно.
— Еще как, Татьяна Ивановна! Вы же видите, сколько народу приезжает сюда. Покупателей в избытке, было бы только угощение по вкусу. А вот если открыть здесь льдоделательный заводик, а? Это же золотое дно!
— Павел Оттович, но ведь тут татар тоже много. Не боитесь конкуренции? Как вы говорите — магометан?
— Татары-то здесь есть, да зато пещер со льдом у них здесь нет! Горы вокруг Судака маленькие, в них снег, говорят, даже в апреле не держится. Это вам не Ай-Петри!
— Теоретически получается интересная мысль.
— Татьяна Ивановна, я человек практического склада. Тут дело будет доходное, не сомневайтесь. Вы знаете, что написано в прошлогоднем путеводителе о Судаке? Там написано вот что: «О Судаке нельзя сказать, благоустроен он или не благоустроен, — он просто не устроен, без всякого устройства». И вот, извольте, вопреки такой рекламе, здесь в нынешнем сезоне вдвое больше отдыхающей публики, чем в таком же месяце года прошлого. Я узнавал у нескольких человек, все подтвердили. Представьте, насколько усилится этот приток людей с появлением более комфортного питания? Ведь здешнее знаменитое вино нужно чем-то и закусывать, да по-изысканнее?
Таня помолчала, подумала. Бизнес-план выглядел вроде бы неглупо.
— Слушайте, Павел Оттович, а почему вы офицер? Вы бы могли делать карьеру… в деловых проектах, в торговле. Ну, купцом стать, что ли. Каким-нибудь маклером, управляющим. У вас бы, наверное, это хорошо получилось. Вы ведь не сможете открывать завод, оставаясь поручиком или даже майором?
Грюнберг погрустнел. Он вытащил из кармана платок и вытер вспотевшее веснушчатое лицо.
— Вы правы, Татьяна Ивановна. Мое жалованье составляет лишь немногим более полста рублей в месяц. И на эти деньги я должен не только платить за квартиру и самое необходимое, но и заказывать портному обмундирование. Если бы не помощь моих родственников, то не знаю, как бы сводил концы с концами.
— Тогда зачем же вам эта служба?
— Вы еще очень молоды, Татьяна Ивановна, и, наверное, не знаете всей правды жизни. Видите ли, делать карьеру предпочтительно там, где есть покровитель. В коммерческих сферах у меня никого нет. Зато мой родственник еще десять лет назад был военным инженером в немалых чинах, а теперь уж он генерал. Так что мне не придется спиваться в какой-нибудь сибирской глуши в забытом гарнизоне безо всяких шансов ускорить карьеру. К тому же, я надеюсь отличиться в войне, там чины пойдут быстрее, и смогу занять хорошее место в интендантстве, завести полезные знакомства. Майором можно и в отставку выйти. Если, конечно, к тому времени уже найдутся компаньоны по коммерческим делам.
— Павел Оттович, а если будет война с Германией?
— Ну да, именно с Германией и предстоит воевать, вероятно, в ближайшем будущем.
— Вы же немец. И будете убивать немцев? За Россию?
— Майн готт, Татьяна Ивановна! Я бы не хотел никого убивать, но я люблю матушку-Россию, я верноподданный его императорского величества. Мои предки поселились в России сто лет назад. Я верно служу династии Романовых, моему отечеству. Да разве вы не знаете, Татьяна Ивановна, что в российской армии более четверти офицеров — немцы?
— И они будут воевать с Германией?
— Немцы России верны своему государю Николаю Александровичу. И это не пустые слова, поверьте. Немцы России достаточно доказали свою преданность в делах военных и гражданских.
Поручик Грюнберг взволнованно напыжился, и Тане стало чуть-чуть неловко, что она усомнилась в его российском патриотизме. К счастью, подошли Михалыч с Семеном Терентьевичем.