Таня не относилась к числу тех женщин, которые считают немногословность а-ля Шварценеггер признаком настоящего мачо. Да и вообще, классический образ мачо вызывал у Тани иронию. Интересный рассказчик был намного ближе к ее идеалу. Влад, увы, был немногословен. Впрочем, время от времени суровый властелин замка на Батыевой горе становился словоохотливым. Однако лучше бы он этого не делал: речи в такие моменты были сплошным мрачняком. Партнеры-падлы, депутаты-суки, подрядчики-уроды и прочие враги честного делового человека громоздились в его речах в периоды раздражительности, и тягостно становилось на сердце у Тани. Иногда в разгар этих приступов Владу звонили по работе какие-то, судя по всему, зависимые от него мелкие людишки: Влад в таких случаях деликатно удалялся в другую комнату, но оттуда было слышно совершенно неделикатное вытирание ног о своих собеседников, исполняемое властным тоном и категоричной лексикой.

Пару раз, когда Влада накрывало таким макаром, он даже начинал занудно придираться к Таниной стряпне и вполне невинным репликам, что уж было совсем неприятно.

К счастью, в постели с Таней он никогда не оказывался в подобном состоянии. Как-то так получалось, что, дойдя до температуры своего и Таниного кипения, Влад должен был срочно отправляться на очень важную встречу, а возвращался с нее поздно ночью. Возвращался примерно в том состоянии, о котором принято было писать в советских школьных сочинениях так: «дети вернулись с прогулки усталые, но довольные». Когда вся эта ситуация повторилась во второй раз Таня уже не на шутку заревновала, а после третьего задала прямой женский вопрос о «другой». Влад в ответ настолько искренне отмел всякую вероятность существования любовницы, что даже не очень-то доверчивая Таня поверила. Однако цикл повторился в четвертый раз, и Таня забеспокоилась.

Подозрения по поводу существования некоей женщины наложились еще и на скуку, появившуюся к концу этого, в общем-то, очень комфортного, лета. В июле они на две недели слетали на атлантический остров. Это было интересно Тане первые дня два, а потом осточертело. Море, песок и пальмы, пальмы, песок и море, море, песок и пальмы… И рестораны с бондианским шиком, осточертевшие еще по голливудским фильмам. «Ведь вся эта теплая океанская экзотика и есть предел мечтаний большинства моих подруг. Может быть, я неправильная женщина? — думала Таня. — Или просто нервничаю из-за той предполагаемой любовницы и поэтому не нахожу себе нигде места?»

А вот Влад был совершенно доволен пляжно-островным отдыхом. Он чувствовал себя на пляжном песке, как рыба в воде. И за все эти полмесяца у Влада не было ни одного приступа киевской раздражительности. Зато по приезде домой проклятый цикл вернулся на круги своя. Что было причиной его временных озлоблений — оставалось такой же загадкой, как и причина скорых умиротворений.

Через несколько недель Влад объявил: «Еду в Крым, там дела по работе на пару недель, едешь со мной?» Это было именно то, что нужно. Съездить в любимый Крым, да еще и в очередной раз отделаться (не в мыслях, так хотя бы в пространстве) от преследовавшей ее любовницы-соперницы, — именно то.

Таня много раз бывала в Крыму, изъездила почти все крымские курортные поселки, половину крепостей и монастырей, а в студенческие годы даже ходила с рюкзаком и ватагой однокурсников через леса и поляны между скалистых гребней. И с каждой поездкой влюблялась в Крым все крепче. Ей жгуче хотелось проведать ставшие родными места. Тем более, что Владов джип позволял сделать это с максимальным комфортом, а к тридцати годам Таня начала потихоньку ценить подобные удобства.