И снова по обеим сторонам шоссе ходили длинными морскими волнами посевы и дикие травы на киммерийских холмах, летели по ним тени туч, сквозил солнечный луч из-за края облачного фронта, ярко зажигая то один, то другой склон. Таня с Михалычем и Андреем неслись в Судак.

В Коктебеле перекусили возле шоссе. Таня порывалась было отправиться по старой памяти в «Бубны», посмеяться тамошним фрескам-комиксам, но Андрей огорошил новостью:

— Нет больше этого кафе, Танюша. В июне девятнадцатого года белогвардейский крейсер «Кагул» с другими кораблями подошел сюда в бухту высаживать десант. В Коктебеле было несколько красноармейцев, они обстреляли военные корабли из винтовок. Прятались за строениями кафе «Бубны». В ответ крейсер открыл огонь из тяжелых орудий. Кафе разлетелось в щепки. Вместе со всеми веселыми картинками.

Въехав в Судак, остановились на последнее совещание перед тем, как разойтись в разные стороны. Предстояло сложное дело.

В течение недели перед этим, в Феодосии, Михалыч с Андреем держали Таню почти взаперти, настоятельно не рекомендовали выходить на улицы, а сами крутились в городе и за его пределами, даже сгоняли в Судак, чтобы подготовить затеянную суперперацию: арест скрыващегося в Судаке Павла Грюнберга. В этой операции была своя роль и у Тани, и теперь она должна была ее сыграть. В одном из последних разговоров Глеб Сергеевич неожиданно сообщил, что Грюнберг остался вовсе не отвергнутым ею, Таней. Действуя в соответствии с заранее разработанным Глебом Сергеевичем планом, Михалыч в день расставания Тани с Грюнбергом отправил поручику записку, написанную девичьей рукой почерком той эпохи. Записка была от имени Тани, и в записке Таня якобы сообщала, что подумала над предложением Грюнберга и хочет ответить ему взаимностью, готова встретиться ровно через день, в таком-то месте в такой-то час, а пока вынужена по семейным делам неотложно выехать в Симферополь. Грюнберг получил записку, но получил также и приказ от своего командования срочно выехать из Феодосии в расположение части. Так что с Таней они разминулись, но в его памяти она осталась влюбленной в него девушкой.

Тане не понравилась такая игра за ее спиной, но отступать было некуда, да и нынешнюю ее задачу это отношение Грюнберга к ней облегчало.

Михалыч с Андреем затеяли инсценировать арест Грюнберга одной из многочисленных врангелевских спецслужб. Таня должна была идти по окраинной улочке Судака ровно в 17.30. Люди, нанятые Михалычем, в соответствии с планом, попадутся ей навстречу, как бы случайно. Они будут конвоировать Грюнберга.

Когда медальнонные часики на цепочке показали 17.28, Таня выглянула из-за поворота улочки: на другом ее конце, поднимая пыль, сапогами, шли двое солдатиков с винтовками за плечами и двое в штатском. Один штатский держал руки за спиной, брел понуро, глядя на вниз на дорогу, и в нем Таня узнала фигуру Грюнберга. Другой, незнакомый, держался самоуверенно, шел чуть в стороне-впереди. Главное, не обращаться к Грюнбергу по имени и по фамилии, он здесь живет по чужим документам. Таня поправила шляпку и двинулась им навстречу, спускаясь с горки, сквозь марево летнего крымского дня, по пыльной дороге. Вот уже совсем близко солдаты, в мятых засаленных фуражках, похожих на вчерашние заскорузлые оладьи. У штатского совершенно бандитская морда, где такого только взяли.

У Грюнберга со времени их последней встречи появились небольшие залысины, но в целом он был вполне узнаваем.

— Это вы?! Вы?! — вскрикнула Таня, стараясь воспроизвести огрмное удивление.

Грюнберг встрепенулся, поднял взгляд на остановившуюся Таню и тоже остановился, глядя непонимающе, мучительно вспоминая. Солдат толкнул его рукой в плечо:

— Не останавливаться!

Грюнберг пошел вперед, мимо Тани, с повернутой к ней головой, как солдаты на параде ходят с лицом, обращенным к трибуне. Таня пошла параллельно с ним.

— Таня! Неужели это вы?!

— Да, да, это я!

Его лицо засияло было радостью, которая тут же сменилась испугом.

Он затравленными умоляющим глазами посмотрел на нее, как бы пытаясь передать ей какую-то мысль, которую нельзя было знать конвоирам:

— Таня, мне нельзя разговаривать, я задержан до выяснения.

— Это правильно, — подал хриплый голос штатский, — разговаривать с задержанному запрещено. И говорить посторонним с задержанными тоже запрещено. Это вас, барышня, касается.

Таня пошла за ними на большом расстоянии, как научил Михалыч, и проследила, как Грюнберга завели во двор обыкновенного домика. Там, как Таню заранее предупредили, Грюнберга должны были запереть в сарае, и охраняющий калитку солдат вечером пропустит Таню к сараю, а охранник у сарая позволит поговорить с запертым Грюнбергом.

Все получилось. В сумерках Таня уже шепталась через окошко сарая:

— Пауль, наконец-то я вас нашла. Вы себе представить не можете, как я рада вас видеть.

— Прошу вас, Таня, не называйте меня по имени, у меня совсем другие документы, я скрываю свое настоящее имя. Слава Богу, что вы не назвали меня по имени там, на дороге. Как вас пропустили?

— Очень просто. Я дала солдатам денег. Целый ворох.

— Таня, я тоже рад, очень рад увидеть вас. Вы такая же красивая. Я часто вспоминал вас.

— Пауль… Паульхен! Милый! Я такая дура! Я проклинаю себя за то, что промедлила с ответом тогда, у генуэзской башни в Феодосии. Я проклинала судьбу за то, что она заставила вас уехать на войну, и что наши пути неожиданно разошлись. Я искала вас, Пауль, но все так завертелось, все пришло в движение, я не смогла вас найти, но я очень, очень хотела этого. Вы для меня навсегда остались надежным островком в этом ужасном океане, в России, милый Пауль…

— Таня, Таня… Надежность если и была, то она осталась позади. Я задержан, мне могут выдвинуть какие угодно обвинения. И дезертирство, и расхищение армейского имущества… Могут и большевистским шпионом посчитать. У контрразведки это — просто. Если кто попал им в лапы, то легко не отделаться. Так что, Таня, со мной связываться ненадежно. Даже наоборот, опасно.

Таня опустила голову, вспоминая еще раз то, что несколько раз обсуждали с Михалычем и Андреем. Наконец, сосредоточилась, собралась с духом, залянула в глаза Грюнбергу и прошептала тихо, но достаточно для того, чтобы он ее услышал:

— Пауль, я не повторю свою ошибку. Больше я вас не потеряю. Никакой контрразведке я вас не отдам.

— Боюсь, что у контрразведки другое мнение. Или вы супруга барона Врангеля?

— Для того, чтобы освободить вас, не нужно ни Врангеля, ни Троцкого. Хватит и небольшого отряда верных людей.

— Таня, что за романов вы начитались? Просто Дюма какой-то.

— А вы считате, что нынешние события в России менее авантюрны и необыкновенны, чем романы Дюма? По-моему, приключения мушкетеров давно померкли перед похождениями всех этих атаманов Григорьевых, Махно, убийством императора, воцарением Ленина… Пауль, на рассвете мы попробуем вас освободить.

На рассвете Грюнберг убедился в том, что Таня не бредила. После короткой негромкой суматохи неизвестные люди вывели его из сарая, мимо обезоруженных скрученных солдат-охранников, передали привет от Татьяны Ивановны и провели в какую-то хату на соседней улочке, а через час вывезли на телеге за пределы городка.