Время тянулось страшно медленно. Секунды казались минутами, минуты – часами.
Вдруг до моего слуха донеслись шаги человека, подходящего к двери.
Послышалось хриплое ворчание, точно ворчание дикого зверя, вперемешку со злобными выкриками, проклятиями.
Загремел замок.
– Проклятая!.. Дьявол!.. – совершенно явственно долетали слова.
Лязгнул засов, как-то жалобно скрипнула дверь, и в конуру ввалился человек. Кто он, я, конечно, не мог видеть, но сразу понял, что это страшный горбун.
Он был, очевидно, сильно пьян.
Изрыгая отвратительную ругань, горбун натолкнулся на край кровати, отлетел потом в противоположную стену и направился колеблющейся походкой в глубь логовища.
– Что? Сладко пришлось, ведьма? Кувырк, кувырк, кувырк… Ха-ха-ха! – вдруг разразился иступленно-безумным хохотом страшный горбун.
Признаюсь, я похолодел от ужаса.
Вдруг конура осветилась слабым синевато-трепетным светом. Горбун черкнул серную спичку и, должно быть, зажег сальную свечу, потому что комната озарилась тускло-красным пламенем.
– Только ошиблась, проклятая, не то взяла! – продолжал рычать горбун.
Он вдруг быстро наклонился под кровать и потащил к себе небольшой черный сундук.
Мысль, что он меня увидит, заставила заледенеть кровь в моих жилах. Я даже забыл, что у меня есть револьвер, которым я могу размозжить голову этому чудовищу.
Горбун, выдвинув сундук, поставил дрожащей лапой около него свечку в оловянном подсвечнике и, все также изрыгая проклятия и ругательства, отпер его и поднял крышку. Свет падал на его лицо. Великий Боже, что это было за ужасное лицо! Клянусь вам, это было лицо самого дьявола!.. Медленно, весь дрожа, он стал вынимать мешочки, в которых сверкало золото, а потом – целую кипу ценных бумаг и ассигнаций.
С тихим, захлебывающимся смехом он прижимал их к своим безобразным губам.
– Голубушки мои… Родненькие мои… Ах-ох-хо-хо! Сколько вас здесь… Все мое, мое!..
Человек-чудовище беззвучно хохотал. Его единственный глаз, казалось, готов был выскочить из орбиты. Страшные, цепкие руки-щупальцы судорожно сжимали мешочки и пачки. Но почти сейчас же из его груди вырвался озлобленный вопль-рычание:
– А этих нет! Целой пачки нет!.. Погубила, осиротила меня!
– Я верну их тебе! – вдруг раздался резкий голос. Прежде, чем я успел опомниться, то увидел, как горбун в ужасе запрокинулся назад.
Его лицо из сине-багрового стало белее полотна. Нижняя челюсть отвисла и стала дрожать непрерывной дрожью.
К нему медленно, тихо и плавно, словно привидение, подвигалась девушка-«труп».
Ее руки были простерты вперед.
– Ты убил меня, злое чудовище, но я… я не хочу брать с собою в могилу твоих постылых денег. Они будут жечь меня, не давать покоя моей душе.
Невероятно дикий крик, полный смертельного ужаса, огласил мрачное логовище.
– Скорее! Ползи к двери. Сейчас же вон отсюда, – услышал я подавленный шепот Путилина.
Я пополз из-под угла кровати к двери.
– Не подходи! Не подходи! Исчадие ада!.. – в смертельном ужасе лепетал горбун.
Девушка-«труп» подходила к горбуну все ближе и ближе.
– Слушай, убийца, – загробным голосом говорила она. – Там, на колокольне, под большим колоколом, прикрытые тряпкой лежат твои деньги. Я пришла к тебе с того света, чтобы сказать: торопись скорее туда, ты свободно пройдешь на колокольню и возьмешь эти проклятые деньги, из-за которых убил меня.
Обезумевший от ужаса страшный горбун, сидевший к нам спиной, замер.
Путилин быстро и тихо толкнул меня вперед и открыл ногой дверь.
– Беги немедленно, что есть силы! Спускайся по лестнице! К воротам!
Я несся, что было духу. Оглянувшись, я увидел, что за мной несется Путилин и X. Вдруг из логовища горбуна мелькнула белая фигура и, с ловкостью истинной акробатки, сбежала с лестницы.
– Поздравляю вас, барынька, с блестящим дебютом! – услышал я голос Путилина.