Почти одновременно к церкви подъехали две кареты, запряженные дивными рысаками.

Из первой кареты вышла невеста, окруженная «подругами», вторая карета отъехала в сторону.

Те, кто ожидал прибытия невесты, чтобы посмотреть, какова она, были жестоко разочарованы: из-за плотного шелкового тюля-газа фаты лица совсем не было видно. К тому же невеста не отнимала от лица кружевного платка.

– Что это она так закрылась?

– Стыдится, может…

– Да чего ей стыдиться-то? Говорят, красавица писаная. Сопутствуемая посаженой матерью, рыхлой купчихой в богатейшем наряде, невеста вошла в храм.

Навстречу ей спешил жених, кудрявый молодой человек во фраке с глупой бараньей физиономией.

– Дорогая… – тихо шепнул он ей.

– Гря-а-ди, гряди, голубица! – грянул хор приветственный концерт.

На одну секунду невеста остановилась, вздрогнула, словно страшась идти дальше, но потом, очевидно, взяв себя в руки, она – под руку с женихом – направилась к аналою.

– Что это она платок держит у лица? Плачет, что ли?

– А как же не плакать: последний девичий денек, чай.

Сотни глаз, жадных, любопытных, устремлены на пару, которую сейчас будут венчать.

Священник, мягко, ласково улыбаясь, встречает жениха и невесту, устанавливает их у аналоя. Шафера занимают свои места за женихом и невестой. Заливаются тенора, гудит октава.

– Как она волнуется!

– Зато как ликующе весел и победоносен жених!

Венчание началось.

Но не успел еще священник произнести несколько слов, как вдруг церковь огласилась безумно-страшным криком жениха:

– Ай! Господи, что это?

Храм вздрогнул. Все, как один человек, направили свои взоры на венчающихся, и то, что они увидели, заставило и их испустить возгласы, полные не меньшего страха:

– Глядите! Глядите! Что это такое?

Невеста стояла, откинув с лица венчальную фату.

– Усы! Мужчина!

Батюшка отшатнулся. Жених окаменел.

На лице невесты красовались весьма изрядные усы!

– Что это… кто это? – бормотал жених, бледный как полотно, с выпученными глазами.

– Что такое? Что случилось?

– Мужчина… усы… невесту подменили…

Пользуясь общей паникой, вернее, общим оцепенением, невеста с усами быстро направилась к выходу.

В «сенях» храма к ней бросилась высокая мужская фигура, закутанная в широкий плащ, и схватила невесту на руки.

– Скорее! Моя! Моя! – прозвучал громкий, ликующий голос. Все, как бараны, шарахнулись в сторону.

Держа невесту на руках, похититель выскочил на паперть, сбежал по ступенькам и крикнул:

– Семен, давай!

Карета лихо подкатила и, когда в ней скрылся похититель со своей добычей, быстро понеслась и скрылась за углом следующей улицы.

– Держи! Держи! – раздался чей-то испуганный крик.

То, что произошло затем в церкви и перед ней, не поддается описанию.

Когда миг столбняка, овладевшего всеми, прошел, начались сцены, сделавшие бы честь любой трескучей мелодраме.

– Что же это такое? – дрожащим голосом спросил донельзя пораженный священник, обращаясь к жениху, которого уже окружала толпа родственников и знакомых, как его, так и его невесты.

Тот бессмысленно хватался руками за голову.

– Ничего… ничего не понимаю… не знаю.

И бросился вдруг к посаженой матери невесты.

– Как же это так? Кого вы привезли?!

За ним наступал и его посаженый отец:

– Стыд! Позор! Бесчестие! Кого вы привезли, матушка?

– Как кого? Глашеньку Сметанину… – лепетала обезумевшая от всего происшедшего посаженая мать.

– Это с усами-то?.. Это у Глашеньки в одну ночь усы выросли?! Да это бунт, заговор.

Купчиха, посаженая мать, сомлела и опрокинулась навзничь.

Ее подхватили. Это еще более усилило общую панику.

– К родителям невесты!

– Дать знать полиции!

– Вот так история! Невесту с усами выкрали!

Жених ломал в отчаянии руки и громко плакал. Его утешали шафера, родственники, знакомые.

– Да в чем дело? Как же так могло это произойти? Таких чудес еще не бывало!

– А я почем знаю, я откуда знаю? – захлебывался злосчастный жених с бараньим лицом. – Осрамили, ославили!..

– Да откуда же у нее усы выросли?

– Наваждение… Диавольское наваждение и искушение. Может, это и не невеста, а оборотень?

– Так зачем же этого оборотня стали похищать?

– Скандал! Скандал! На какую свадьбу нас пригласили?

– Н-да… можно сказать: красивенькая история!.. Батюшка уныло смотрел на диакона.

– Тридцать пять лет священствую, а такого чуда не видывал… – сокрушенно бормотал он.

– Что говорить: «душеспасительная» свадьба, отец Александр, как вы соизволили ее назвать… – насмешливо отвечал диакон.

На клиросе шло не меньшее волнение.

– Вот так «голубица»! – ужасной октавой гремел бас. – У этой голубицы усы чуть-чуть поменьше моих. А еще регент говорил: и зачем это вы, Колюченко, насосались винищем? А ежели я предчувствовал, может, сие церковное поношение? А? Иван Елпамидонтович, как же вы полагаете: прав был я или нет, взявши подкрепление загодя?

Регент только руками разводил.

– Ну-ну… Пропала мзда за концертное пение… Живо обсуждали происшедшее и перед церковью.

– Невесту украли! Вот так фунт изюму с кисточкой!

– Слышь, паря: у невесты под венцом усы выросли!

– Ври больше…

– А ей-Богу! Усы – во какие!

– А как это он ее ловко, братцы, слямзил! Молодчина!

– Это по-нашенски: орел!

– Матушки! Святители! – шамкала какая-то ветхая старушка с костылем. – Неужто правда? А где ж у ней, у поганой, усы-то выросли?

– На губе, бабушка, на губе!.. – с хохотом отвечали ей голоса зубоскалов.

Паника росла, увеличивалась.

К вечеру весь Петербург кричал о необыкновенном приключении с венчанием двух отпрысков известнейших миллионеров-купцов. Стоустая молва, конечно, разукрасила все это, и многие невесты-девицы со страхом бросались к зеркалу:

– Господи помилуй, уж не выросли ли и у меня усы?