#73

Россия

25 июня 2009 года

В тот день на первых полосах всех без исключения российских и даже многих зарубежных газет появилась фотокарточка Носорога. Журналисты упражнялись в красноречии, придумывая заголовки, но суть всех сводилась к одному – покойник воскрес, чтобы умереть – уже по-настоящему.

Тело российского гражданина Филина было доставлено в судебно-медицинский морг одной из больниц Алании. Для констатации факта смерти, оформления необходимых документов и решения о переправке останков на родину вызвали консула.

Для дипломата это была обычная, даже привычная процедура – российские туристы время от времени умирали в Турции: кто попадал в дорожную аварию, у кого сердце не выдерживало, но большинство, конечно, гибло от пьянства – тонули в бассейнах или выпадали из окон отелей. Гражданина Филина убил снайпер-профессионал – единственная пуля, выпущенная с большого расстояния, попала ему прямо в лоб. Убийцу не нашли, гильзу не нашли, даже место лежки снайпера определили достаточно условно. Вокруг было немало высотных домов, с крыш которых он мог стрелять, но следов сыщики из криминальной полиции не обнаружили. Турецкие полицейские работали четко, по процедуре. У покойного сняли отпечатки пальцев и прогнали через компьютер. Результаты вышли сенсационными – убитым оказался российский криминальный авторитет по кличке Носорог, которого давно уже с почестями похоронили на родине.

Обозреватели криминальной хроники гадали – каким образом Носорог сумел так всех запутать, и кто, наконец, разыскал его на турецком берегу, чтобы подвести окончательный итог. Вариантов было великое множество, благо врагов, врагов влиятельных и могущественных, у Кости хватало. В одной из газет появилась даже сенсационная история – дескать, Носорог с незапамятных времен работал сначала на КГБ СССР, а потом, после многочисленных реформ, стал агентом сразу двух российских спецслужб – Федеральной службы безопасности и Федеральной службы охраны. Для этих организаций он якобы выполнял особые – деликатные и не всегда законные поручения. Официальные представители ведомств эту информацию, конечно, немедленно опровергли, заявив, что вообще не комментируют слухи и домыслы, но осадок остался. Особенно в свете того, как мертвый Носорог сумел пересечь государственную границу, за которой как раз приглядывает ФСБ, точнее – входящая в нее Федеральная пограничная служба.

В Рязани провели эксгумацию, из могилы извлекли останки бродяги Филина. Журналисты задавали вполне логичный вопрос – кто распорядился хоронить убитого криминального авторитета без проведения всех необходимых процедур, почему не сняли хотя бы те же отпечатки пальцев? Ответов не было, на региональном уровне летели головы – мелкое и среднее милицейское начальство, на всякий случай, писало рапорты и уходило в отставку.

Уже через неделю стало понятно, что сенсация с посмертным воскрешением оказалась мыльным пузырем – дальше опознания двойника покойника следствие продвинуться не смогло. Конечно, времени прошло еще мало, но не было даже и намеков на какие-то успехи в расследовании.

Итоговые телепрограммы еще раз вернулись к теме, попинали спецслужбы, осыпали зрителя чередой ничего не значащих намеков, и – все. Тема была закрыта.

Министр внутренних дел прекрасно понимал, что случилось с Носорогом, но на этот раз предпочел не делать никаких публичных разоблачений. Нужно было подождать. Худойбердыев лишь сопоставил несколько фактов, и картина стала предельно ясной: Носорог «при жизни» да, видимо, и «после смерти» контролировал практически всю Рязанскую область. Плюс – его младший брат, не утративший влияния и теперь. Золотой завод – в Рязанской области. Трупы фэсэошников, которые, скорее всего, сопровождали «золотой конвой», – в том же регионе. Дальше можно было играть в «пятнашки» до бесконечности, результат не менялся: Носорог определенно был одним из организаторов этого растянутого во времени «ограбления века». Скорее всего, именно его люди планомерно, грузовиками, воровали государственное золото. Для кого? Уж точно не для себя. Огромные деньги уходили на счета тех, кто сейчас и ликвидировал авторитета. На кого они работают? Чем больше министр пытался ответить на этот вопрос, тем очевиднее ему становилось: на себя, только на себя, на свой безразмерный карман.

Министр включил телевизор без звука, лениво пощелкал каналами. Остановился на дневном выпуске новостей НТВ – рассказ о событиях в стране уже заканчивался, впереди – экономический блок. Молодой ведущий сообщил: главная новость сегодняшнего дня – объявление о продаже миллиардером Сергеем Рыбиным, единоличным владельцем компании «Ювелирная империя», своего бизнеса. Дальше шло перечисление активов компании, их примерная оценка (министр так и не смог сосчитать все нули после первой цифры) и комментарий эксперта. Аналитик говорил, что никаких объективных причин для продажи «Империи» нет в принципе, компания работает стабильно и приносит очень большую прибыль. Вероятно, у Рыбина есть мотивы, о которых он не хочет распространяться. Эксперт заверил, что если сделка по продаже пройдет в рамках закона и прозрачно, то на рынке это никак не отразится.

После этого новостной ведущий напомнил: Сергей Рыбин не так давно пережил покушение на свою жизнь, убийство было спланировано по сценарию голливудского боевика, а предпринимателя спасло лишь чудо. Покушение, добавил ведущий, так и не было раскрыто.

Министр поднял телефонную трубку:

– Материалы по делу Рыбина и «Ювелирной империи» ко мне, пожалуйста. Очень быстро, то есть – прямо сейчас. Немедленно. – Министр посмотрел на трубку, словно думая, что бы такого еще добавить, чтобы просьба прозвучала убедительнее.

Несколько увесистых папок принесли уже через десять минут. Он лениво полистал дело, его внимание особенно привлекли фотокарточки с места происшествия, описание стреляющего устройства и отчет экспертов. Сняв очки, министр протер стекла кончиком дорогого галстука.

– Значит, и он из их компании. Решил свернуть лавочку, чтобы остаться в живых. Не поможет, думаю я, не поможет. – Последнее «не поможет» Худойбердыев произнес нараспев. Ему иногда казалось, что он собирает удивительно странный пазл, кусочки которого словно возникают из воздуха – стоит только правильно их описать и представить.

 

#74

Московская область, 27-й километр Рублево-Успенского шоссе – Москва, Неглинная улица – ЦКБ

27 июня 2009 года

Вырулив из-за поворота, водитель Зимина сразу же заметил давешнего гаишника. Казалось, он так и не сменил позы – сидит на капоте, скрестив руки с полосатым жезлом, пинает бедром планшетку с документами.

Увидев «ауди», инспектор пружинисто оторвал себя от машины, сделал два шага на середину дороги и небрежно махнул палочкой. «Авоська» остановилась. Лейтенант подошел к водительской двери.

– Опять? – спросил шофер.

– Опять, – немного виновато и с улыбкой ответил инспектор. – Торопитесь очень?

– Сейчас спрошу. – Водитель перегнулся через сиденье в тонированный полумрак салона, о чем-то поговорил со своим сановным пассажиром. Немец стоял, облокотившись на крышу представительской иномарки. Ему хватило какой-то доли секунды: он молнией согнулся, достав руками до земли, а в следующий миг уже снова стоял – одной рукой опираясь о крышу, другой побрасывая в воздух поднятую с земли сосновую шишку.

– Долго еще? – спросил водитель.

– Минуты три-четыре, в объезд нет смысла, больше времени потеряете.

– Спасибо, командир, подождем.

Гаишник козырнул и отошел в сторону, сел в салон патрульного «форда». «Интересно, почему он все время один, ведь в экипаже – три человека, – подумал водитель Зимина. – Совсем никакого порядка нет». Его мысли прервал гудок – инспектор давил на клаксон и моргал фарами, показывая, что путь свободен. Шофер кивнул и вывел машину на шоссе. Немец подождал несколько минут и двинулся вслед за ним. Через несколько километров он свернул с основной трассы, долго петлял по лесной дороге, пока не выехал на безлюдную опушку. Он снял с себя форму и бросил ее в салон, переоделся в джинсы и майку, «Макаров» сунул за пояс. Достал из багажника канистру, облил «форд» бензином, бросил спичку и быстро побежал. Через несколько минут он сел в старенькие «Жигули» и двинулся в сторону города. Стоя в пробке у въезда на МКАД, он посмотрел на часы. Пора. Достав из бардачка сотовый телефон, он набрал какой-то номер. Отсчитал три гудка, после чего – нажал отбой.

Черная «ауди», поворачивавшая в этот момент на Неглинку, неожиданно поднялась в воздух на несколько сантиметров. Тонированные стекла, рассыпавшись на тысячи ярких осколков, брызнули наружу А потом окрестности сотряс мощнейший взрыв. Под днищем автомобиля, как установят потом эксперты, была закреплена пластиковая взрывчатка. Что-то около семисот граммов пластида.

В этот момент Тимоха стоял в пробке в районе Сокольников. Он слушал информационное радио. Болтовню ведущих прервали позывные новостей:

…срочное сообщение. Несколько минут назад в центре Москвы, в ста метрах от здания Центробанка взорван автомобиль первого зампреда ЦБ Бориса Зимина. Водитель банкира погиб на месте, сам он доставлен в ЦКБ в тяжелейшем состоянии, никаких комментариев…

Тимоха со всей силы ударил кулаком по рулю. Черт! Дьявол! Гребаный напарник хотел меня опередить, а сам – сам все только испортил. Черт! Сзади уже начали сигналить, и Тимоха резко надавил на газ. Ничего, думал он, ничего. Я все исправлю.

Теперь киллеру придется все начинать сначала, начинать самому. А завтра – последний день. Последний день.

Ввинчиваясь в пробки, он ехал от Сокольников в сторону ЦКБ. Понятно, что сейчас там охраны – больше, чем людей. Но именно сегодня, именно в этой суматохе и панике – у него есть шанс. По пути он заехал в три магазина – купил стетоскоп, белый халат, медицинскую шапочку и дешевые китайские кеды. Обновки Тимоха сложил в металлический саквояж – там, под вторым дном у него лежали в специально изготовленных гнездах два пистолета ПСМ со штатными глушителями. Тускло блестящие стволы совсем не казались оружием – они были так красивы и совершенны, что наемный убийца даже залюбовался. Отогнав наваждение, он положил поверх халата упаковку из десяти ампул и два запечатанных одноразовых шприца. Припарковав машину у главного входа, пошел к воротам. Махнув перед лицом охранника красной корочкой, он неспешно вошел на территорию. Охранник машинально кинул руку к козырьку – мимо него за сегодняшний день прошли уже десятки сотрудников Федеральной службы охраны, отдавать честь каждому порядком надоело.

Тимоха шел уверенно и нагло. Распознать в его «корочках» подделку мог только эксперт и только в лабораторных условиях. Такие документы прикрытия – высочайшего качества – не продавались на рынках у усатых абреков. Их делали в самой ФСО – чтобы выдавать специальным людям. А Тимоха и был специальным человеком. Он даже гордился тем, что работает не «на дядю» – блатного коммерса или криминального авторитета, а состоит «на государевой службе».

Киллер вошел в главный корпус и осмотрелся. Необходимо было понять, где находится реанимация.

…так, план, посмотрим. Так. Всепонятненько, сюда, потом сюда. Интересно, сколько вас там? Стрелять начнете, вопросов нет… ментов я обойду, ментов пугану ксивой, а вот кто там еще? Ладно. Разведка боем. Лифт. Вверх. Что нам теперь нужно? Нам нужен доктор. Доктор, доктор, ау? Ага. Туалет. Пойдем, доктор, пописаем… Тесс… Уф какой ты тяжелый. Поглядим: анестезиолог… Сергей Олегович… оччччень приятно, полежите тут, мой ученый собрат…

Тимоха действовал четко и просто – как дорогие швейцарские часы. Ни одного лишнего движения, ни одного случайного звука. Оглушенный анестезиолог даже пикнуть не успел и теперь лежал в дальней туалетной кабинке, связанный по рукам и ногам, с заклеенным скотчем ртом. Тимоха укрепил на халате беджик, пригладил волосы. Сходства, конечно, никакого. Но фотокарточка настолько маленькая – это лупа нужна, чтобы понять. Засунув за пояс оба пээсэма, киллер наполнил шприцы жидкостью из ампул, повесил на шею стетоскоп. Внимательно осмотрел извлеченную из кармана доктора магнитную карточку. Все лишнее сложил в железный чемоданчик и задвинул под раковину, прикрыв старым эмалированным тазом. Еще раз посмотрел в зеркало и решительно вышел в коридор. Только бы не ошибиться.

Найти палату оказалось несложно – в коридоре переминались с ноги на ногу два автоматчика в черной форме с шевронами МВД. Тимоха шел легко и уверенно, улыбнулся одному из бойцов, второму – ткнул пальцем в беджик.

– У него следователь, – сказал один из «тяжелых», вытирая рукавом пот со лба.

– А! Прекрасно, уже говорит?

– Да какой там – говорит, – вступил второй громила. – Его собрали ж по частям, но только так, для порядка, – это хирург при мне говорил. Тело, оно и есть тело.

– Так. – Тимоха сделал озадаченное лицо. – И кто тогда пустил туда следователя, я вас спрашиваю? – Спецназовцы стушевались. – Вы хоть понимаете, что его нельзя сейчас тревожить? Безобразие. – Тимоха толкнул дверь и еще раз сказал: – Безобразие! – настолько громко, насколько вообще можно было говорить в палате умирающего. Захлопнув дверь, он огляделся: в просторном боксе, около передвижной койки, сидел какой-то молодой человек в дешевом сером костюме. На кровати лежало тело, с ног до головы покрытое бинтами. Изо рта и носа к аппаратам шли трубки. Туда, где должны были быть руки, вели сразу две капельницы. Следователь пристыженно смотрел на врача:

– Мне сказали ждать – вдруг он очнется, – шепотом сказал молодой человек.

– Гражданин следователь! Это возмутительно, – зашипел Тимоха. Одним уверенным движением он выхватил из-под халата пистолет. Раздался короткий резкий звук – как будто кто-то сломал сухую ветку– Нехорошо так, гражданин следователь. – Тимоха усадил осевшее тело обратно на стул, развернув спиной к двери. Достал шприц. Осмотрелся еще раз. Он ввел содержимое сначала одного, а затем второго в покрытое бинтами бедро. Прислушался. Прерывистый писк медицинского аппарата превратился в один сплошной – без пауз – протяжный вой. Киллер подошел к прибору и выдернул его из розетки. Наступила тишина. Он открыт окно. Нет, высоко. Обратно придется тем же путем. Достав второй пистолет, он поудобнее перехватил рукоятки, легонько стукнул глушителем в дверь и сдавленно крикнул: «Охрана!»

Тимоха успел отскочить на два шага назад, когда в палату влетели охранники в черном. Два ствола синхронно издали щелкающий звук. Времени на то, чтобы добивать или собирать гильзы, уже не было. Распахнув дверь ударом ноги, Тимоха помчался по коридору огромными прыжками, сжимая пистолеты в руках. По лестнице поднимались три офицера в форме. «Черт, черт!» – выругался Тимоха. Он не любил шум и грязь, но – время, пээсэмы в его руках снова защелкали. Пусть свободен. Туалет первого этажа. Окно открыто. Путаясь в рукавах, он скинул халат, зашвырнул в унитаз бесполезный стетоскоп и, сунув пистолеты за пояс, сиганул через подоконник. Отдышался. Прислушался. Похоже, все получилось. Выверенным движением сменил обоймы, бросив почти пустые тут же, на траве. Короткими перебежками, от дерева к дереву, он стремился к главному входу. Оставалось всего метров сто, когда его окликнули. Тимоха успел повернуться и даже прыгнуть в сторону, когда посыпались срезаемые автоматной очередью ветки и листья. В полете он выхватил пистолеты – пули сухо защелкали куда-то туда, в направлении стрелявшего. Раздался сдавленный крик, но, похоже, их там несколько, а патронов-то, патронов – почти нет!

Одновременно с этим Тимоха чувствовал, как другие пули, гораздо больше, горячее, страшнее и злее, разрывают его грудь, живот и ноги. Он успел расстрелять обе обоймы и теперь лежал, тяжело дыша. Киллер пытался встать, но уже не мог. Он поднял голову, прижав подбородок к груди, и увидел, что все его тело – одно сплошное кровавое месиво. Было тепло и совсем не страшно. Стремительно темнело, заходило солнце. Тимоха сложил руки с пистолетами крестом на груди и умер. Так, как и мечтал всегда.

 

#75

Москва, Лубянка, главное здание ФСБ России

29 июня 2009 года

Директору ФСБ России

Секретно

Экземпляр единственный

Рапорт

Довожу до Вашего сведения, что сегодня, в соответствии с ранее поступившими от Вас указаниями, при мониторинге был осуществлен перехват телефонного разговора между двумя неизвестными, который может представлять большой интерес в деле защиты государственного строя и законности. Расшифровку разговора прилагаю.

Один из абонентов носит псевдоним «Куратор», второй, предположительно, «Немец». Личности обоих в настоящий момент устанавливаются.

Куратор (К): Мне нужен (неразборчиво, предположительно – «Немец»)

Немец (Н): Кто говорит?

К: Вы меня не знаете. Я – Куратор. Все задания, которые вы выполняли, исходили от меня.

Н: Я не понимаю вас, вы ошиблись номером.

К: Не вешайте трубку. У вас остались деньги от последнего гонорара? Я могу сообщить вам серию и номера купюр.

Н: Кто вы?

К: Я уже сказал. Так у вас остались деньги?

Н: Так точно. Держу в руках. Говорите.

К: Купюры достоинством по сто долларов США, в упаковке «Зак-Банка». Серия АВ, номер 46 (далее неразборчиво – перечисляет номера десяти купюр). Достаточно?

Н: Три совпадают.

К: Отлично, так это вы? Вы готовы говорить?

Н: Да.

К: Вы совершили ошибку.

Н: Я знаю. Я исправлю, это случайность.

К: Случайностей быть не должно, все уже исправлено без вас.

Н: Я сожалею…

К: Я тоже, у вас есть шанс все исправить. Вы работаете только со взрывчаткой?

Н: Так точно! То есть никак нет. Могу с оптикой неплохо, с ножами, могу…

К: Устройство автомобилей знаете?

Н: Так точно.

К: Сегодня получите новые задания по старой схеме, но уже от меня. Больше никаких посредников. Я покажу вам купюру, следующую по номеру за самой нижней в вашей пачке. Ясно?

Н: Так точно.

К: Хорошо. До встречи. Не опаздывайте.

(конец записи)

Директор ФСБ дважды прочитал расшифровку. Куратор и Немец. Заказчик, возможно основной организатор, и исполнитель.

…Немец. Это проще. Не самая редкая кличка, но в разговоре есть зацепка – он взрывник. Значит, можно искать, можно и найти. Теоретически. Так. С Куратором все гораздо сложнее. Кураторов у нас, м-да, хоть пруд пруди. Кем он может быть? У киллера, убитого при отходе из ЦКБ, был документ прикрытия ФСО. Значит, Куратор – оттуда? Кто он? Уволенный, действующий? Зачем ему все это надо? Как он связан с золотом? Предположим, напрямую. Он – первое лицо? Вряд ли. За ним кто-то должен стоять, кто-то, кто-то, кто-то… Даже если возьмем Немца – не поможет. Исполнитель ничего о нем не знает. Какое задание может быть у Немца? Любое. Если у него тоже документы ФСО – это опасно. Звонить директору охраны? Нет. Нет, тысячу раз – нет. Он, конечно, не при делах, но Куратор может входить в его ближний круг. Что же делать? Так…

Директор поднял телефонную трубку:

– Срочно зайди.

Через несколько минут раздался стук в массивную дверь, потом створка осторожно приоткрылась.

– Вызывали, товарищ генерал армии?

– Без чинов. Садись.

– Так точно, без чинов. – Напротив директора сидел мужчина неопределенной внешности и неопределенного возраста. Не меньше тридцати, не больше пятидесяти. Темно-синий костюм, белая рубашка, безупречно повязанный галстук в тон. Аккуратная стрижка, ровный пробор.

– Задание срочное, отчеты – только мне. Нужно установить личность мужчины, которого могут звать Немец. Или как-то созвучно. Скорее всего, именно «немец». Судя по разговору – он военный или милиционер, может, даже из наших. Основная специализация – сапер, минер, диверсант, одним словом, работает со взрывчаткой, хорошо стреляет из снайперки. Может быть, спецназовец. Установить личность и начать поиск. Он сейчас в Москве. Второго зовут Куратор, это сложнее. Он может иметь притяжение к нам или к ФСО, скорее всего – имеет. Но – это не точно. Иностранцы тут исключены, стиль работы – сугубо советский. Школа, – директор криво улыбнулся. – Нас с тобой по похожим учебникам готовили. Уяснил?

– Так точно.

– В случае установления личностей и местонахождения – в визуальный контакт не вступать, фиксировать все действия. Они – профи. Оба, думаю, вооружены, и терять им вообще нечего. Попутно – фиксируйте все их дополнительные контакты. – Директор помолчал. – Если у тебя все получится, клянусь, станешь генералом. И звезду тебе лично президент повесит вот сюда, – он ткнул тонким пальцем в правый лацкан синего пиджака.

– Я не за звезды, товарищ генерал армии…

– Отставить. Сколько тебе нужно людей?

– Обойдусь своими, пять человек и три машины.

– Начинай немедленно. – Директор помолчал. – Удачи тебе. Ты даже представить не можешь, как это важно.

– Для вас, товарищ генерал армии?

– И для меня тоже. Все, свободен.

– Так точно, приступаю к выполнению. – Оперативник щелкнул каблуками и быстро вышел из кабинета. Директор откинулся на спинку кресла и покосился на линейку телефонных аппаратов. По идее, стоило бы сейчас снять трубку того, на котором нет ничего, кроме герба, и, после четвертого гудка, доложить обо всем, что стало известно. Но генерал не спешил. Президент любит доклады о законченных делах. Промежуточные итоги его раздражают. Ну ладно. С Богом.

 

#76

Москва, Северо-Восточный округ

30 июня 2009 года

Терри Уотсон работал над статьей целую ночь и только сейчас понял, что не ел со вчерашнего утра. Живот буквально прилипал к спине, жутко хотелось есть, но в холодильнике было совсем печально – одно яйцо, заветренный кусочек сыра и яблоко. «Каши не сваришь», – вспомнил журналист русскую пословицу. Конечно, можно позвонить в заказ пиццы, но Терри слишком следил за собой, чтобы питаться невероятно калорийными и жирными пирогами, которые в Москве с завидным упорством называли «пиццей» и даже «настоящей итальянской пиццей». Надо ехать в магазин.

Терри критически оглядел себя в зеркале – стоило бы умыться, что-то сделать со щетиной и мешками под глазами, но – это подождет. Взяв со столика ключи и сунув в карман портмоне с деньгами и документами, Уотсон вышел во двор. Нажал кнопку, припаркованный под деревом «рейнджровер» в ответ пискнул. Двигатель завелся легко. Передача, педаль, поворотник. Ехать – всего пару кварталов до проспекта Мира, там – несколько километров по прямой до «Азбуки вкуса». На улице еще не было машин, и Терри уверенно разгонял мощный внедорожник. «Проскочу или нет? – думал он, глядя на замигавший желтым светофор на пересечении с проспектом. – Проскочу!» Педаль газа ушла в пол. «Рейндж» взревел, срываясь с места. Из-за поворота, наперерез ему, точно так же на мигающий желтый, неспешно выползал огромный грязный автобус. Терри со всей силы, двумя ногами сразу, надавил на тормоз, приготовившись уже удариться грудью о руль, но все произошло иначе – педаль провалилась, а внедорожник продолжал лететь вперед. Стрелка спидометра дрожала на отметке сто сорок миль. Эта цифра и эта стрелка – вот и все, что увидел Уотсон в последний миг своей жизни. «Рейнджровер» пробил пассажирский автобус насквозь, взлетел над землей и, нелепо клюнув «кенгурятником» асфальт, рухнул на крышу, прямо на середине проспекта Мира. Юная девушка на новенькой блестящей черной «мазде» не успела даже понять, что происходит: просто что-то упало с неба, и все. Она погибла на месте, и спасателям пришлось потратить сорок минут, чтобы вырезать изувеченное хрупкое тело из груды металлолома.

Гражданин США Терри Уотсон, по заключению врачей, тоже умер мгновенно, без мучений. С собой на тот свет он забрал троих пассажиров автобуса, в том числе – шестидесятивосьмилетнюю женщину с маленьким мальчиком. Троих мужчин увезли в реанимацию без особых надежд.

В вечерних новостях это ДТП в центре Москвы назвали одной из самых страшных дорожных катастроф за всю историю города.

Активисты одного из молодежных движений устроили митинг протеста у здания американского посольства. Они несли погребальные венки и свечи. Десятки юных глоток скандировали: «Убийцы русских детей – отправляйтесь в Ирак!»

Следователи ГАИ установили, что у «рейнджровера» отказали тормоза. Вероятно, заводской дефект.

 

#77

Москва

5 июля 2009 года, 9.30

Он долго думал, как правильно начать письмо, перебрал десятки вариантов, но все казались плохими, неуместными. По имени-отчеству? Нет. Уважаемый? Нет. Черт. В итоге он остановился на самом глупом, как ему казалось, варианте. Но других, похоже, не было.

Письмо начиналось так:

Господин Президент!

Вероятно, Вы никогда не знали о моем существовании, и это вполне понятно. Таких, как я, – у Вас сотни миллионов. Но мой случай – и Вы должны будете со мной вскоре согласиться – уникален. Я склонен полагать, и у меня есть прямые и косвенные доказательства, что именно по Вашему распоряжению были убиты моя жена и дочь, а также еще десятки, если не сотни виновных и невиновных. Все мы – живые и мертвые – виноваты только в одном: мы узнали о том, что государство обворовывают, обворовывают цинично и нагло, раньше, чем Вы и подчиненные Вам спецслужбы. Каждый из нас по-своему хотел распорядиться этой информацией, но Вырешили иначе. С тех пор Вы сеете смерть, и ничто не оправдает Вас – даже тот факт, что, пытаясь скрыть следы чужих преступлений, Вы печетесь о стране. Это было бы полбеды, но беда в том, что вы сами встали на преступный путь.

Яне прокурор и не судья, чтобы обвинять, но я уже написал обвинительное заключение и даже вынес приговор. Я отличаюсь от Вас, Господин Президент, тем, что играю по-честному, а потому – предупреждаю: приговор в исполнение приведу тоже я. Если у меня получится.

Сейчас, когда Вы предупреждены, у меня, конечно, гораздо меньше шансов на успех, но я все равно попытаюсь. Я понимаю, что в любом случае погибну, но если при этом выживете вы, я хотел бы, чтобы у Вас не было ни минуты покоя, ни повода для торжества.

Все, что известно мне, известно и еще нескольким людям. Полные результаты моего расследования находятся в надежном месте и будут преданы огласке в день моей гибели. Сделать что-нибудь с этим – уже точно не в Ваших силах.

Я надеюсь, Господин Президент, что дни, оставшиеся до нашей с Вами встречи, Вы проведете в раскаяньи. Мне оно совершенно безразлично, а вот Вам – потом – может и пригодиться.

Засим остаюсь.

Он запечатал письмо в конверт, с трудом справляясь с этой процедурой в резиновых перчатках, потом взял в левую руку маркер и неровно вывел: «Москва, Кремль, Президенту Российской Федерации». Сев на электричку на Ярославском вокзале, он отъехал от столицы на добрую сотню километров, сошел на каком-то полустанке во Владимирской области, опустил конверт в ящик, поймал попутку и вернулся в Москву. Жребий был брошен.

 

#78

Москва, Житная площадь, здание МВД России – офис Ракова

5 июля 2009 года, 12.17

Это была самая дорогая снайперская двойка на всем бывшем советском пространстве. Они работали только по специальному заказу, максимум – два раза в год. Они никогда не ошибались – просто не могли. На этот раз с улицы их страховал пассажир дорогой иномарки с номерами, свидетельствующими о принадлежности к правящей партии. Человек из «блатной» машины коротко сказал в телефон: «Узбек на месте, готовность номер один». Снайперы приготовились. Потом открылось окно. Потом, опережая друг друга, над Житной площадью, сливаясь в один, грянули два выстрела. Министр внутренних дел был мертв. Он лежал на полу в комнате отдыха. Рядом с ним неистово молотил пространство дорогой «шредер», измельчая в труху какую-то бумажку формата А4.

В этот же миг, подчиняясь команде кого-то невидимого, спецназ ФСБ окружил офис олигарха Ракова на Кропоткинской. Всех сотрудников заблокировали в здании, самому Ракову в его рабочем кабинете следователь предъявил постановление на обыск и арест. Миллиардера обвиняли в уклонении от уплаты налогов, отмывании денег, причастности к наркоторговле, а также в подготовке и организации государственного переворота. Раков, выслушав постановление, улыбнулся и спросил, есть ли у него право на телефонный звонок. Следователь молча кивнул.

Олигарх достал из кармана мобильный телефон и набрал прямой номер министра внутренних дел. На том конце провода не отвечали. В этот момент взгляд миллиардера упал на стойку с телевизионными мониторами в углу кабинета. Он любил быть в курсе событий и мог одновременно смотреть сразу несколько новостных каналов на разных языках. Почти на всех мониторах сейчас была примерно одинаковая картинка – корреспонденты всех мировых каналов в этот момент вели прямую трансляцию от здания Министерства внутренних дел России. Звук был выключен, но он и не требовался – олигарх как-то сразу догадался, о чем идет речь. Пожалуй, отныне и навсегда – абонент находится вне зоны действия сети. Печальная, крайне печальная, хотя – и закономерная история.

Раков в очередной раз грустно улыбнулся и протянул следователю руки, сведенные в запястьях. Просить дважды не пришлось.

 

#79

Москва, Кремль, кабинет Президента России

12 июля 2009 года, 10.20

Президент выиграл первый тайм этого поединка, но почему-то не испытывал удовлетворения. Сегодня на закрытом заседании Совета безопасности, после доклада о ходе расследования убийства главы МВД и первых результатов работы по «делу Ракова», директор ФСБ сообщил, что в адрес президента была направлена анонимка с угрозой убийства. Подобные письма приходили ежедневно и в большом количестве, а потому контрразведчики и сотрудники ФСО научились безошибочно вычленять из общей массы те, над которыми стоило поработать. Эксперты изучили текст и пришли к единодушному выводу: он написан совершенно вменяемым человеком, более того, человеком достаточно большого ума и немалых возможностей. Психиатры считали, что человек находится на грани сильнейшего нервного срыва, в состоянии стресса, что делает его еще опаснее.

Директор ФСБ, закончив доклад, предложил усилить охрану президента, а также серьезно пересмотреть его рабочий график, особенно – в части зарубежных визитов и поездок по стране. По крайней мере до тех пор, пока угроза не будет снята или устранена.

Президент был категорически против, и настроение его стремительно портилось. Он не хотел чувствовать себя мишенью, но и прятаться от какого-то идиота не собирался. Он согласился только на усиление охраны. Переубедить его не удалось.

Спустя час в стране был объявлен повышенный уровень террористической угрозы. Об этом не писали в газетах и не сообщали по телевидению, но практически все граждане могли ощутить все на себе: количество милиции на улицах резко возросло, из-за досмотров на всех въездах и выездах в крупные города образовались многочасовые пробки, в аэропортах творился форменный хаос. Как обычно, больше всех страдали люди с откровенно нерусской внешностью, но на этот раз была и еще одна «целевая аудитория»: эксперты определили, что аноним, угрожающий президенту, русский мужчина в возрасте от тридцати до сорока лет, не связанный с тяжелым физическим трудом. Таковых на улицах было много.

На общем совещании Национального антитеррористического комитета силовики пришли к единодушному выводу, что охотятся за тенью, но ничего лучше никто предложить не смог.

Из отпусков вернули всех офицеров МВД, ФСБ и ФСО, спецподразделения перешли на круглосуточный режим, в состояние повышенной боевой готовности. Всем, кому полагалось, раздали оружие.

Вечером того же дня директор ФСБ сидел в своем рабочем кабинете, пытаясь привести мысли в порядок. Локальная победа – устранение Ракова и Худойбердыева – теперь не радовала и его. Об убийстве Зимина все искренне сожалели. Со всеми этими людьми, по крайней мере, было несложно бороться – они были предсказуемы и всегда на виду Террорист-одиночка – гораздо опаснее.

Директор достал из сейфа досье покойного майора Баринова, составленное в ходе разработки журналиста, с которого, собственно, все и началось. Вглядываясь в незнакомое чуть кругловатое лицо, он думал: «Может, это ты, парень?»

 

#80

Москва – центр, Московская область, Мытищинский район – Москва

12 июля 2009 года

Он крутил в руках измятую визитную карточку – только теперь прочитал, что на ней написано. Оказывается, за эти годы Лена сделала неплохую карьеру – она стала шеф-редактором российской версии популярного международного глянца «для умных мужчин». В углу кусочка картона, под названием холдинга и ее именем – два телефона, сотовый и рабочий. Он долго думал, прежде чем набрать номер. Гудки. Один, два, семь, одиннадцать, он уже собирался повесить трубку, когда услышал ее голос:

– Да?

– Привет, Лен.

– О, какие люди! Я думала, твое обещание позвонить – обычная вежливость.

– Если честно, так все и было, а теперь вот – раскаялся.

– Трогательно. И?

– Давай, может быть, поужинаем?

– Совсем неожиданно, но я согласна, конечно, согласна. Я заканчиваю в половине десятого, а после этого—в твоем распоряжении.

– Отлично. Я закажу столик. Предпочтения есть?

– О, я всегда полагаюсь на выбор мужчины. Прости, сейчас совсем не могу говорить, но на вечер – я твоя, обещаю. Пока-пока.

Отбой.

Он повертел трубку в руках, пытаясь понять, зачем ему это нужно. Голый эгоизм. Он все равно не скажет этой женщине, что любит ее. Это, конечно, была бы правда. Но что потом? Заверить ее, что хочет начать жизнь заново и провести с ней остаток дней? Это ведь уже будет ложью. Что никак не может надышаться перед смертью, а заодно собирается использовать ее, обречь на гибель? Опять правда, но так говорить нельзя. Но ведь больше – на всем белом свете – у него нет ни одного человека, которому он мог бы довериться. Да и не факт, что доверяться Лене – хорошая идея. Впрочем, что уж тут. Он достал из шкафа свой лучший костюм и внимательно оглядел его. Подходит. Погладил рубашку, подобрал галстук, почистил ботинки. Замер в нерешительности. Столик, надо же заказать столик. Поломав голову, он нашел в Интернете телефон небольшого загородного ресторанчика на берегу Пироговки. Он сильно отстал от жизни за последние годы и был приятно удивлен, когда узнал, что заведение до сих пор работает. Оставались сущие пустяки. Он переоделся, положил в карман пиджака DVD-диск и вышел на улицу. Сел в видавший виды джип (еще один подарок от мертвого Баринова), завел мотор и доехал до «Атриума» на Курской. Припарковался в подземном гараже, пересел в пижонский «ягуар» (это недавняя покупка, пришлось). Рыкнул мотором. Бесцельно сделав два круга по Садовому, остановился и купил цветов. Было уже девять, и он набрал номер.

Лена согласилась оставить свою машину на стоянке, выразила восхищение его автомобилем. Да, он никогда не бедствовал, но и никогда не стремился к показной роскоши. «Ягуар», собранный по спецзаказу, бросался в глаза. Он, в самом деле, очень хотел объяснить ей, зачем нужен весь этот шик, зачем пыль в глаза, что у него, на самом деле, около десятка самых разных машин, включая и разбитые «Жигули», и даже армейский «УАЗ», – просто так нужно. Хотел, но, конечно, не стал. Он понимал, что сегодня вечером или завтра утром толкнет Лену в бездонную пропасть, но у нее еще оставался шанс. Пусть один, пусть призрачный, но оставался.

Вечер удался. Они оба были в прекрасном настроении, которое, правда, иногда отдавало истерикой; Лена много пила и все время смеялась, он цедил гранатовый сок и бесконечно балагурил – впервые, может быть, за много лет. Баранина на косточках была выше всяких похвал, горячий, только что испеченный лаваш таял во рту, ночное водохранилище отражало огромный и невероятно яркий месяц. Ко всему, что было этой ночью – и там, в ресторане, и потом – в Лениной квартире на Петровке, – были применимы только превосходные эпитеты. Так, наверное, должен заканчиваться качественный любовный роман – когда после долгой и нелепой разлуки герои наконец обретают и друг друга, и счастье.

Потом они заснули, крепко обнявшись, и для Лены этот сон был легким и даже волшебным. Может, во всем виноваты коньяк, пьянящий запах чего-то цветущего за окном и крики бешеных цикад на берегу Пироговки, а может, она просто очень давно мечтала о таком дне.

Его сон был совсем иным.

Ему снился бред

Пожары

Люди бегают

Собаки лают

Моторы работают

Цветные пятна расплываются

А потом ему ничего не снилось.

Он просто летел в огромную яму, не мог разглядеть дно и беззвучно кричал, звал на помощь.

Оказалось, что беззвучным его крик был только во сне. Он вскочил на постели, тряся мокрой головой, испуганная женщина в наспех накинутом халате стояла поодаль с пустым стаканом в руках. Чтобы разбудить, привести в чувство, Лена вылила ему на голову ледяную воду.

Он непонимающе смотрел вокруг, сознание возвращалось медленно, слишком медленно. Лена обняла его голову, и ему захотелось разрыдаться. С большим трудом сдерживаясь, он отстранился.

– Что с тобой?

– Я не могу, не умею сказать…

– А ты попробуй, м-м? Попробуй. Эх, дурак ты, дурак. Если б ты знал, как долго я ждала этого дня. Если б только знал…

– Я могу очень сильно навредить тебе, Лена.

– Уже навредил, раз так говоришь. Но я прощаю, – она засмеялась. – Говори уже. Сегодня такая специальная ночь, когда можно все, совсем все.

– Я, я… я не могу. Может, потом?

– Как скажешь, милый. Можно и потом. Тебе ведь что-то нужно от меня, верно?

– Как ты догадалась?

– У тебя лицо такое.

– У меня тут где-то был диск… – Он начал копаться в смятой, валявшейся на полу одежде. – Вот он. Этот диск очень важен для меня. Невероятно важен. Я хочу оставить его тебе. Умоляю, ничего с ним не делай и обещай, что не будешь смотреть, что на нем.

– Хорошо, милый. Обещаю. Ты ведь уйдешь сейчас? Когда я увижу тебя снова?

– Я не знаю. Слушай, это не все. У тебя ведь достаточно связей на телевидении?

– О, более чем.

– Если ты что-то узнаешь обо мне, что-то такое… если это случится раньше, чем я дам о себе знать, пожалуйста, пообещай, что отдашь его туда, где его посмотрят, ладно? А потом, если хочешь… Ты завтра получишь от меня письмо, там будет все. Хорошо?

– Ты порядком напугал меня, но разве у меня есть выбор?

– Спасибо. – Он стиснул ее так крепко, что хрустнули кости. Лена засмеялась.

Она смеялась и чувствовала, как по щекам почему-то ручьем льются слезы, он сжимал ее изо всех сил, и она обнимала его, этого странного, такого сильного и такого несчастного мужчину, все крепче и крепче. Они хотели, наверное, чтобы все это было бесконечным, чтобы долго и счастливо, чтобы в один день.

Но потом он резко отстранился, оделся и, поцеловав ее еще раз, выбежал на лестницу. Долго шарил по карманам мятых брюк в поисках ключей, потом нашел в бардачке сигареты и зажигалку. Открыт все окна и курил, выдыхая вверх, в московскую ночь, которая вдруг стала совсем по-южному пряной и наполненной загадочным звоном. Приближался рассвет, и он впервые понял, что в книгах не врут – последний, по-настоящему последний рассвет, когда знаешь это наверняка, вдруг становится совершенно особенным. Он пьянит, но не может напоить. Хочется остановить часы, шагнуть в сторону, а потом – перемотать пленку. Но – нет, х…шки. Даже замедлить время нельзя.

 

#81

Москва, Фрунзенская набережная

13 июля 2009 года, 04.35

Рано утром Немец нарвался на засаду. Он забрал оставленный Куратором в условленном месте конверт с последними инструкциями – при их единственной встрече тот обещал, что это дело станет финальным, – и шел в сторону припаркованной на набережной машины. Он был немного напуган и подавлен последними событиями, но бодрился. Мысль о том, что на его счету в банке уже около полумиллиона долларов, а вскоре сумма округлится, как-то примиряла с действительностью, смягчала горечь последнего провала, да и вообще, если вдуматься, его жизнь сложилась не так уж и плохо: в самом деле, ведь мог погибнуть там, в Чечне, но остался жив. Мог сотни раз подорваться при разминировании, но Бог миловал, да и способностей хватило.

У него в кармане лежал заграничный паспорт с несколькими визами: Британия, Канада, немецкий шенген. Он закончит все и уедет, чтобы провести остаток дней так, как захочет. Может, откроет маленький бар на берегу моря или автомастерскую где-нибудь в Восточной Европе. Найдет, наконец, хорошую добрую девушку, и вместе они нарожают красивых и крепких детей. Можно будет тогда выписать из России больную маму и спокойно завершить жизнь – в окружении приятных людей, глядя из окна на маленький садик с красивыми тропическими цветами, название которых он всегда забывал.

Его суровое, почти деревянное лицо постепенно разглаживалось и расплывалось в мечтательной улыбке. Мечты его и погубили. Он подпустил их слишком близко. Утреннюю тишину разорвал резкий крик: «Стоять, руки в гору, оружие на землю! ФСБ! Я стреляю без предупреждения!»

Он успел поморщиться с досады, оценить собственные шансы, сгруппироваться и прыгнуть в сторону. Он успел даже дотянуться до рукояти «ТТ» в подмышечной кобуре, и на этом – все кончилось.

У оперативной группы было вполне конкретное задание: попытаться взять живым, но, в случае попытки сопротивления или бегства, стрелять не раздумывая. Они так и сделали – по первым движениям подозреваемого поняв, что давать ему хоть один шанс глупо. Он – профи, и сейчас обязательно прольется кровь. Стреляли наверняка: одновременно три человека.

Старший группы прямо с места доложил по спецсвязи из оперативной машины. Директор ФСБ, выслушав доклад, остался доволен. Он поблагодарил за службу и попросил не упустить второго. После чего – выпил таблетку донормила и провалился в тревожный сон.

На следующее утро он провел пресс-конференцию, сообщив совершенно одуревшим от обилия сенсаций журналистам, что чекистам удалось в кратчайшие сроки раскрыть убийство заместителя председателя Центробанка, министра внутренних дел, как минимум – два теракта (речь шла о взрывах жилых домов в Москве и Подмосковье). А также – еще целый ряд преступлений. На пресс-конференции показали оперативную съемку с места – труп Тимохи и труп Немца. Показ сопровождался комментарием загробным голосом.

Тем же утром Куратор пересек государственную границу Российской Федерации, воспользовавшись одним из семи своих заграничных паспортов. Сидя в просторном кресле в первом классе «Аэрофлота», он допивал поллитровку коньяка, купленную в беспошлинном магазине. Ему предстоял долгий перелет Москва – Гавана, а Куратор с детства страдал аэрофобией, боялся самолетов. Он спешил напиться, чтобы уснуть еще до взлета, как делал всегда. Но сегодня он впервые не корил себя за эту слабость. Больше ему не придется жить круглые сутки в состоянии натянутой пружины. Он впервые сделал все и окончательно вышел из игры. Единственный – вышел живым.

Вечером того же дня стало известно, что в сожженном коттедже в Рязанской области обнаружены тела директора «золотого» завода, его дочерей, младшего брата Кости-Носорога, а также криминального авторитета местного значения по кличке Пика. Последние следы Куратор заметал лично, а потому – ошибок не было, ни одной, в принципе.

Одновременно с этим газеты сообщили об очередной сенсации из разряда ЧП – из окна дорогого лондонского отеля выпал российский мультимиллиардер Сергей Рыбин, бывший владелец группы компаний «Ювелирная империя». Нувориш лишь накануне заключил сделку по продаже своего бизнеса и, по версии Скотленд-Ярда, слишком бурно отмечал удачу. На балконе его президентского «люкса» были слишком низкие перила.

 

#82

Москва, СК «Олимпийский»

14 июля 2009 года, 12.30

На огромной спортивной арене в центре Москвы президент выступал перед избирателями. В зале было больше двадцати тысяч человек, все происходящее напоминало, скорее, рок-концерт, чем предвыборный митинг. Толпа рыдала в экстазе, и президент впервые за долгие месяцы вздохнул с облегчением. Эти люди действительно его любят. Любят по-настоящему, не за деньги, не за подачки и чины, а за то, что он делает для своей страны. Делает каждый день.

Президент откашлялся. Мощная аппаратура тысячекратно усилила звук, и зал в восторге замер, приготовившись ловить каждое слово. Президент еще раз прочистил горло и начал:

– Друзья. Соотечественники. Граждане России! Сегодня все мы стоим на перепутье. Очень скоро – очередные президентские выборы, и вы знаете, я говорил это уже много раз, что я не стану нарушать Конституцию, чтобы остаться во власти. Кто придет на мое место – решать только вам, и я верю, что вы сделаете правильный выбор.

Он выбрал место для стрельбы уже очень давно – заносчивый молодой клерк рассказал все: в каком зале будет проходить встреча с избирателями, какие фирмы выиграли тендер на обслуживание, кто будет ставить звук и свет, кто – отвечать за массовку. Зная все это, он без особого труда смог устроиться осветителем – работы много, а денег – не очень. У него не было никаких дипломов, не было специального образования, но профессиональный свет он знал прекрасно, неоднократно сам помогал монтировать студии, настраивать приборы и даже пару раз работал за пультом. Короткого разговора оказалось достаточно, чтобы владелец концертного агентства понял, что вытянул счастливый билет: положительный мужик, знает матчасть и, похоже, совсем не пьет.

Между фермами под крышей Дворца спорта он нашел точку, с которой великолепно просматривалась вся сцена. Снайперская винтовка, примотанная скотчем снизу к несущей балке, провисела тут уже две недели, и сотрудники ФСО и ФСБ, сто раз обыскавшие зал от чердака до подвала, физически не могли ее найти. Чтобы найти, надо было точно знать, где и что искать.

Он осторожно отрезал монтажным ножом липкую ленту и перехватил СВД поудобнее. Проверил оптику. Дослал патрон. Прижался щекой к прикладу. Лежа здесь, он видел и слышал все, что происходило в зале. Он искренне сожалел о том, что должно произойти сейчас.

– Друзья! – продолжал президент. – В этот день я обращаюсь к вам, призывая выбрать счастливое и спокойное будущее, здоровье ваших детей и обеспеченную старость ваших родителей. Помните: ответственность за это лежит не только на мне, лидерах политических партий или министрах. В первую очередь – это ваша ответственность. И я верю – вы лучше многих понимаете это!

Зал в очередной раз взорвался овациями. Лучшего момента и не придумаешь. Он закрыл и открыт глаза, прищурился, задержал дыхание – все, как учили, – и, зафиксировав паузу между вдохами-выдохами, очень плавно нажал на спусковой крючок. Инструктор учил – в такой момент нужно думать о чем-то прекрасном и приятном, о самом прекрасном и приятном. Он поймал себя на мысли, что думает о Лене. Представил себе, будто не убивает человека, а просто проводит пальцем по ее щеке. Ему стало страшно, и он зажмурился, но пуля уже летела вперед. Его инструктор бьш хорошим учителем, а он – примерным учеником. Пуля пробила президенту горло, и вся страна видела, как брызжет фонтаном кровь, заливая его белоснежную рубашку, уничтожая единственную белую полосу на растянутом за спиной трехцветном флаге, ломая и коверкая надежды и планы, разрушая уклад жизни миллионов людей. У него затряслись руки, и тяжелая винтовка рухнула вниз, в толпу, которая продолжала визжать, но уже не от восторга, как девочки-фанатки на концерте «Битлз», а от дикого, животного ужаса, охватившего каждого, кто был в этот момент в зале или смотрел трансляцию по телевизору.

 

#83

Срываясь, сдирая кожу с рук и вырывая ногти, перепрыгивая с одной стальной фермы на другую, он бросился бежать. До твердого настила под куполом спортивного комплекса оставалось совсем немного – метров тридцать. Он прекрасно понимал, что не выйдет отсюда живым, но инстинкт продолжал гнать вперед. Рядом чирикнула первая пуля, за ней – вторая. Его засекли почти сразу после того, как рухнула вниз винтовка. Надо было торопиться. Он больше всего не хотел, чтобы его пристрелили как бешеную собаку. В последние годы он сам стал вершителем своей судьбы и не собирался никому отдавать это право. По крайней мере сегодня.

Площадка. Он рухнул на спину, вжавшись в железный ребристый пол. Грудь тяжело вздымалась, лицо заливал пот, ладони – в крови. Все же – возраст. Никакие тренажерные залы, никакая подготовка тут не поможет. Он не был рожден для подобных опытов, его профессия – одна из самых мирных на земле. Точнее, была. Все это когда-то было.

У него было все. Он понимал, что осталось всего минуты две, чтобы окончательно подвести итог своей жизни и поставить самому себе оценку. По здравому размышлению, конечно, уверенный «неуд». Потерял семью и работу, позволил ненависти и мести занять все внутреннее и внешнее пространство. Последние годы он лишь разрушал: разрушал уверенно и методично, с каждым разом все меньше сожалея о сделанном. Стал убийцей. Что может быть, в сущности, ужаснее и глупее? Стал убийцей. Даже больше – террористом. Он уподобился тем, кому хотел отомстить, – не зря, ох, не зря говорили мудрые, что вставший на путь мести не добивается справедливости, а лишь умножает зло.

Под рукой не было весов, чтобы понять – кто хуже, кто тут самый плохой, но это, по большому счету, и не требовалось.

За последние годы он привык выносить приговоры и сейчас собирался привести в исполнение последний. Он выдернул из поясной кобуры «ТТ» и дослал патрон. Посмотрел в потертый зрачок ствола. Что он хотел там увидеть? Бесконечность? Покой? Ответы на все вопросы? Там не было, да и не могло быть ничего. Он засунул ствол в рот и, ломая зубы, зажал его. Хотелось выть от боли. Двумя руками – так надежнее – он обхватил рукоять, протолкнул ствол себе в рот, вызвав приступ рвоты, и нажал на спусковой крючок.

Он летел куда-то, падал в безвоздушном пространстве, медленно, как огромная нелепая снежинка, раскинув лучами звезды руки и ноги. Было тихо, невероятно тихо. И даже звери замолчали.

Звери?

Звери!

Ну где же вы?

Ну скажите – хоть что-нибудь!

Звери молчали.

Звери не умеют говорить, это даже маленькому ребенку известно.

И вот он лежит.

Размякшее тело, которое когда-то могло пружинить, медленно остывает, клетка за клеткой. Под его бесформенной одеждой оседают, как пенка на вскипевшем молоке, совершенно неожиданные и даже неуместные мускулы. Над ремнем опадает сдувшимся шариком живот – любил человек мясо и алкоголь. Он умирает. Или умер уже.

 

#84

Москва

14 июля 2009 года, 14.00

Лена лежала на ковре перед телевизором. Ее сотрясали беззвучные рыдания. Она не знала точно, сколько времени прошло с тех пор, как она рухнула здесь и лежала без движения. Но за окном было темно. Пойми теперь – еще темно или – уже темно?

Она с трудом поднялась на ноги и, шатаясь, дошла до ванной. Рухнув на колени перед унитазом, она обняла его и снова затряслась в рыданиях. Потом ее стошнило. Потом – еще раз. «Наверное, я беременна, – подумала Лена. – Господи, какой ужас».

Ее стошнило еще раз.

Почти ползком она вернулась в комнату, достала из верхнего ящика стола диск и вставила его в компьютер. Он просил не смотреть, но уже поздно, и нет никакого смысла в запретах. На экране появился он. На фоне какой-то стены, на табуретке, с пачкой исписанных листов бумаги в руках. Строгий, невероятно серьезный. Он начал говорить.

…даже если я беременна… что теперь? Это ничего не решает, правда? У меня есть – или, может быть – будет твой ребенок. Тебя нет, а ребенок будет. Это ведь неплохо? Я потом подумаю, кто это будет – мальчик или девочка. Я выберу для него имя и обязательно посоветуюсь с тобой. Если тебе не понравится – придумаю какое-нибудь другое. Я буду все время рассказывать ему о тебе, много рассказывать о тебе, а когда он станет большой – я покажу ему твое письмо. Страшное и пронзительное письмо. До тех пор – я больше не буду его читать. Нет сил, прости, совсем нет сил. Все что осталось – только говорить с тобой. Я знаю, ты меня слышишь сейчас. Бог знает какие страшные вещи сейчас делают с твоим телом, мне его не отдадут, я даже пытаться не стану. Кто знает – они ведь могут даже отнять у меня ребенка – твоего ребенка. Я никому, слышишь, никому ничего не скажу. Никогда. И не вздумай за это ругаться на меня. Ты сделал выбор, ты выбрал меня. А я – выбираю тебя, нашего ребенка и свое будущее…

Компьютер лениво пошуршал, недовольно крякнул и выплюнул диск. Лена взяла его и задумчиво повертела в руках. Она пошла на кухню, достала с нижней полки антикварную медную ступку с тяжелым пестиком, опустила пластиковый кругляшок внутрь и начала неистово бить. В каждый удар она вкладывала бессилие, злобу и отчаяние. Через осколки пластика, через медь ей передавалась сейчас вся боль человека, с которым она могла бы быть вместе. Весь страх человека, которому она дала обещание, а сейчас – нарушала его, ради всеобщего блага. Она понимала, что остается, наверное, последним на земле человеком, знающим всю правду.

Превратив диск в мелкий порошок, она высыпала его в мусорное ведро.

Собрав в кулак всю волю, она позвонила на работу, постаралась максимально спокойным голосом сообщить, что заболела и останется дома дня на три – не меньше.

Приняв три таблетки снотворного, Лена завернулась в одеяло и провалилась в сон. Сон без голосов, картинок и идиотских видений. Это был просто добрый сон, который спасал ее сейчас от сумасшествия.

 

#85

Бейрут

16 июля 2009 года

Куратор сидел в холле дорогого отеля в центре Бейрута и потягивал через трубочку ледяной сок. Он пришел сюда на встречу, он ждал человека, который принесет ему ключи от новой жизни.

У него было великолепное настроение: с удовольствием поболтал с немецким туристом, поделился с ним путеводителем. Пококетничал с престарелой француженкой у стойки бара, оставил щедрые чаевые бармену. Он напевал про себя дурацкую веселую песенку, услышанную в такси по радио, и все вокруг соответствовало его настроению – было ярким, солнечным и даже праздничным.

Автоматические стеклянные двери отеля раздвинулись, и навстречу ему, широко улыбаясь, пошел человек в длинном белом арабском платье, красном платке на голове, в черных очках и с небольшим чемоданчиком в правой руке. Араб и Куратор поцеловались. Заказали кофе.

Разминая заскорузлыми пальцами дорогую сигарету, человек в красном платке сказал на плохом английском:

– Мы очень хорошо поработали вместе, мой друг. И я, и мои товарищи, которые очень нуждаются в деньгах, все мы – очень благодарны тебе. Это честные деньги, мы не хотим больше работать за американские доллары, они оскорбляют память наших павших в борьбе товарищей.

– Я рад, шейх, что все получилось так, как мы задумали. Думаю, вы можете продолжать свою борьбу еще долго.

– О, да, мой друг. И все это – благодаря тебе. – Мужчины символически чокнулись в воздухе чашечками с кофе. – Теперь – к главному. В этом чемоданчике, мой друг, наличные. Как ты просил – фунты стерлингов. Там же – номера твоих счетов: в офшоре и в двух швейцарских банках. Думаю, ты останешься доволен размером вознаграждения. Мне кажется, этих денег тебе хватит на несколько жизней.

– Не сомневаюсь, шейх, что вы посчитали все правильно. – Куратор улыбнулся и протянул руки к чемоданчику.

В этот момент на улице что-то случилось: раздался резкий звук, как будто кто-то разбил огромное стекло, истошно закричала женщина, а потом – застучали пулеметы. По реакции людей, находившихся в этот момент в холле, можно было понять, кто из них умеет спасать свою жизнь, а кто – уже никогда не научится. Персонал уже лежал на полу, когда какой-то усатый европеец вдруг вскочил в полный рост и заметался на одном месте. Очередь, выпущенная из крупнокалиберного пулемета, прошила его массивное тело по диагонали, почти развалив туловище на две части. Через секунду такая же участь постигла группу монахинь. Шейх и Куратор лежали под столиком – лицом к лицу, и в глазах каждого читался один и тот же вопрос: «Это ты подставил меня?» Оба ошибались.

В какой-то миг показалось, что стрельба кончилась, и террористы скрылись, кто-то из выживших даже поднял голову, но, как оказалось, рано: реактивный снаряд, влетевший прямо в дверь, не оставил гостям, постояльцам и персоналу отеля ни единого шанса.

Позже, когда полиция осматривала место происшествия, в кармане Куратора нашли паспорт на имя гражданина Украины, бумаги, из которых следовало, что на днях он стал собственником небольшого особнячка в центре Гаваны, а также авиабилет Тель-Авив – Лондон. Черный чемоданчик, в котором, помимо прочего, находилось два миллиона фунтов стерлингов наличными, кто-то предусмотрительно унес еще до появления полиции.

Его собеседника – человека в белом арабском платье – опознали лишь после ДНК-экспертизы. Это был Абу Факр – человек из первой десятки most wanted американских спецслужб, бесследно пропавший много лет назад, причастный, по версии ЦРУ, к целой серии терактов, в том числе – и к подготовке атаки на США одиннадцатого сентября.

Ответственность за теракт в гостинице в центре Бейрута взяла на себя малоизвестная группировка религиозных фанатиков.

 

#86

Через месяц после похорон президента, убитого во время предвыборного митинга в центре столицы, директор ФСБ выступил с официальным заявлением: чудовищное преступление раскрыто. Его совершил террорист-одиночка, покончивший с собой прямо на месте. Директор назвал имя убийцы первого лица – некто Егор Плугин, житель Москвы, в прошлом – профессиональный журналист. Когда у генерала спросили о мотивах, он ответил уклончиво: дескать, следователи полагают, что Плугин сошел с ума на почве личной драмы. Несколько лет назад в результате террористического акта (который, кстати, давно раскрыт) погибла его семья – жена и дочь. Директор отметил, что Плугин неоднократно присылал анонимные письма с угрозами убить президента, и даже показал издалека какую-то бумажку.

На следующий день газеты рассказали читателям все, что было известно о Плугине: оказалось, что в свое время он был весьма известным телеведущим, автором многих сенсационных расследований, обладателем профессиональных и государственных премий. О личной жизни террориста ничего толком узнать не удалось, кроме того, о чем и так уже рассказал директор ФСБ. Люди, знавшие Егора в прошлом, либо отказывались от комментариев, либо ограничивались короткими фразами – дескать, трудно поверить, но факты говорят об обратном.

Еще через неделю в стране состоялись президентские выборы, на которых с триумфом победил назначенный еще прошлым гарантом преемник. Казалось, что нация сплотилась вокруг него, отдавая тем самым дань памяти и уважения человеку, который сумел за какие-то десять лет вывести страну из глубочайшего внутреннего и внешнего кризиса, казавшегося всем совершенно необратимым.

Церемония инаугурации прошла подчеркнуто скромно, что было вполне понятно: не время для радости и пафосных торжеств.

Олигарх Раков умер в следственном изоляторе, так и не дождавшись суда, который уже заранее успели назвать процессом века. Помощник Генерального прокурора, комментируя новость, позволил себе несколько неуместную, по мнению некоторых наблюдателей, откровенность: он сообщил, что миллиардер отличался крайним распутством, вел беспорядочную жизнь и уже давно был болен СПИДом. Именно это и стало причиной смерти.

Директор ФСБ, переназначенный на свой пост практически сразу, вскоре подал в отставку, мотивируя это тем, что больше не может справляться с возложенной на него работой по состоянию здоровья. Президент наградил его, а также еще троих сотрудников госбезопасности, пожелавших оставить службу вслед за шефом, звездами Героев России.

 

#87

Рязань

6 сентября 2010 года

Циля Матвеевна Фридман, вдова погибшего при загадочных обстоятельствах следователя рязанской областной прокуратуры, готовилась к переезду. После смерти мужа она получила от губернатора неплохую денежную компенсацию, сын, начинающий биржевой брокер, хорошо зарабатывал, и женщина решила провести остаток дней в Москве, обеспечивая любимого ребенка качественной едой и глажеными рубашками, а если повезет, то и нянча внуков. Дочка тоже готовилась к переезду. Циля Матвеевна уже две недели паковала вещи, выкидывала ненужное, откладывая в отдельную кучку то, что можно предложить соседям или отнести в приют.

В кабинете мужа, разбирая бумаги, она наткнулась на стандартную серую папку с веревочными тесемками. Под шапкой «дело» рукой ее покойного супруга было аккуратно выведено: «золото». И три восклицательных знака. Подумав немного, Циля Матвеевна отложила папку в сторону. «Надо будет отдать сыну, – подумала она. – Ребенок так тяжело переживал смерть отца. Вот, будет память».