Жан Ануй

Ужин в Санлисе

Le Rendez-vous de Senlis: Jean Anouilh ( 1936)

Перевод Валентина Дмитриева

Действующие лица:

Жорж, молодой человек.

Робер, его друг.

Барбара, жена Робера, любовница Жоржа.

Мсье Делашом, отец Жоржа.

Мадам Делашом, мать Жоржа.

Анриэтта, жена Жоржа (на сцене не появляется).

Эдме, горничная Анриэтты.

Изабелла, молодая девушка.

Филемон, актер.

Мадам Монталамбрёз, актриса.

Метрдотель из ресторана Шовин.

Хозяйка дома.

Врач.

 

Действие первое

Гостиная в стиле рококо. Через широко открытую дверь в столовую видны хозяйка дома и Жорж.

Хозяйка (читает по списку в толстой тетради). «…и четыре цветочных горшка на медных подставках, со стильными чеканными украшениями».

Жорж (повторяет устало). И четыре цветочных горшка на медных подставках, со стильными чеканными украшениями… Здесь. Действительно, без них совершенно невозможно обойтись.

Хозяйка. Что?

Жорж. Я говорю, что они восхитительны.

Хозяйка. Еще бы! Ведь это свадебный подарок.

Жорж (подавленный этим доводом). Итак…

Оба входят в гостиную.

Хозяйка. В столовой — всё. Теперь приступаем к большой гостиной. Продолжаю в том же порядке, начиная со стен. (Читает.) «Стены обтянуты шелком с вытканными цветами и птицами».

Жорж. Постойте, мадам! Я не вижу птиц.

Хозяйка. Что такое? Вы не видите птиц?

Жорж. Мне очень жаль, уверяю вас, но я их не вижу. В вашем списке обозначено: «Стены обтянуты шелком с вытканными цветами и птицами». А вы не ошиблись? Мы действительно в гостиной?

Хозяйка. Позвольте, мсье! Мне ли не знать собственного дома?

Жорж. Здесь и вправду есть узоры. На худой конец их можно принять за цветы, но я не вижу никаких птиц, несмотря на все мои старания. А вы их видите? Ну, сознайтесь!

Хозяйка (пристально вглядывается в стену, изо всех сил стремясь найти на ней птиц). Я не взяла очков.

Жорж. Ах, меня это мало касается, я вовсе не намерен платить при отъезде за птиц, которых не существует.

Хозяйка (растерянно). Но я всегда пользовалась этим списком, он составлен вполне компетентным лицом.

Жорж. Да посмотрите сами! По-моему, и без слов все ясно.

Хозяйка (снова заглядывая в тетрадь). «…с вытканными цветами и птицами…»

Жорж. Может быть, их стащил ваш последняя жилец?

Хозяйка (пытаясь улыбнуться). Они же вытканы, мсье!

Жорж. В наши дни, мадам, изобретательность мошенников поистине безгранична. Во всяком случае, совершенно ясно, что никаких птиц тут и в помине нет.

Хозяйка (еще не теряя надежды). Вот этот узор… Вам не кажется, что он напоминает птичью голову? А вот и хвост…

Жорж. Птица вниз головой? Вы когда-нибудь видели, чтобы птицы летали вверх ногами?

Хозяйка. Как же быть?

Жорж. По-моему, выход только один: исправьте ваш список.

Хозяйка. Вы смеетесь? Сразу видно, что вы молоды. Будь вы в моем возрасте, у вас от забот голова пошла бы кругом, вам было бы не до смеха.

Жорж (с грустной усмешкой). О, поверьте, мадам, заботы есть и у молодых.

Хозяйка. Ну, ладно, птиц я вычеркну. Хотя, разумеется, я не стал бы обвинять вас в их исчезновении.

Жорж (опять оживленно). Я человек деловой, мадам. Мой принцип — все делать как следует. К тому же ваш список отличается такой точностью…

Хозяйка. Он составлен вполне компетентным лицом.

Жорж. Даже чересчур компетентным, уверяю вас! Много комнат нам надо еще осмотреть?

Хозяйка. Как вы нетерпеливы, мсье! Мы осмотрели только переднюю и столовую. Еще осталось две гостиных и семь комнат наверху.

Жорж (посмотрев на часы). На две комнаты мы потратили тридцать пять минут. Значит, на девять остальных у нас уйдет почти три часа, даже если мы не будем особенно задерживаться.

Хозяйка (гордо). В моем списке девяносто две страницы!

Жорж. Прекрасно. Но, мадам, поездом, который прибывает в шесть минут восьмого, ко мне должны приехать, а сейчас уже без пяти семь. Таким образом я могу уделить вам самое большое одиннадцать минут. Что же делать?

Хозяйка (в волнении семенит по комнате). Одиннадцать минут! Одиннадцать минут! Но, мсье, это немыслимо.

Жорж. Признаюсь, я тоже так думаю. Одно могу сказать, мадам: такие истории затевают не для собственного удовольствия.

Хозяйка. В конце концов, мсье, разве я виновата, что дом вам нужен через пять минут? Вы сняли его с первого числа? Хорошо. Но ведь вы еще не переехали! И не могла же я проверять этот список без вас! Вдруг вы являетесь как снег на голову, когда люди обедают, и хотите, чтобы все было сделано в пять минут! С моей стороны — большая любезность, что я разрешаю вам переехать глядя на ночь. Вы прекрасно знаете, что это не принято.

Жорж. Мои планы неожиданно изменились. Дом мне нужен сегодня вечером.

Хозяйка. Возможно, мсье, но список остается списком. (Преисполняется решимостью.) Ну, давайте дальше, мы быстро закончим. В комнаты для слуг заглядывать сейчас не будем. Как видите, я делю все возможное, чтобы угодить вам. (Вновь берется за список.) Итак: «…с вытканными цветами… На окнах — четыре большие занавеси из красной шелковой материи, с подхватами из того же металла».

Жорж. Из того же металла? Из какого?

Хозяйка. В самом деле, из какого?

Жорж. Будьте любезны прочесть еще раз. Там так и написано?

Хозяйка (читает). «Четыре занавеси из красной шелковой материи, с подхватами из того же металла…» (Повторяет.) Из того же металла… (Задумывается.) Да, очевидно, здесь ошибка или пропущена строчка. Список составляла весьма компетентная, но уже пожилая особа.

Жорж. Чересчур пожилая, мадам, чересчур! В этом списке масса ошибок. «Занавеси из красной шелковой материи, с подхватами и того же металла…» И вы хотите, чтобы я это подписал? Я, конечно, верю в вашу добросовестность, но все-таки, мадам… Подхваты из того же металла, а из какого — не указано… Что если в день моего отъезда вы у меня потребуете золотые?

Хозяйка. Золотые? Вы шутите, мсье?

Жорж. Извините, мадам, но вы вправе будете это сделать. Я человек деловой и знаю, к чему обязывает подпись. Нет, я отказываюсь слушать дальше этот странный документ. Скажите от моего имени пожилой компетентной особе, которая составляла список, чтобы она потрудилась его проверить.

Хозяйка. Увы, ее уже нет в живых, мсье.

Жорж. Тогда не говорите ей ничего. Ну, ладно, давайте сюда ваш список! Видите, я его подписываю, чтобы избавить вас от хлопот. От хлопот, которые в вашем возрасте всегда преувеличивают… И напрасно, мадам, совершенно напрасно, поверьте мне. Ибо все в жизни можно уладить, по крайней мере на один вечер. Вы скажете, что это чересчур короткий срок? Но люди слишком требовательны, мадам! Имея капельку воображения, можно прожить всю жизнь за один вечер. (Подписывает.) Вот: «Читал. Согласен». Теперь жизнь покажется вам более легкой в течение (смотрит на часы) семи ближайших минут. Ибо через семь минут, мадам, дом должен полностью перейти в мое распоряжение, начиная с птиц, которых так и не удалось обнаружить среди цветов, вытканных на этом шелке, и кончая подхватами из того же металла.

Хозяйка (несколько испуганная этой тирадой). В ваше распоряжение, мсье? Правильно ли мы понимаем друг друга? Должна заметить, что вы только сняли на один месяц мой дом со всей обстановкой, но это никоим образом не дает вам прав…

Жорж. Никаких прав, мадам, я это знаю. Но послушайте! (Усаживает ее и сам садится напротив.) Вы очень милая пожилая дама…

Хозяйка (не зная, что за этим кроется). Да нет же, мсье, нет, не такая уж я милая!

Жорж. Нет, вы очень милы. И к тому же у вас есть старый загородный дом, который вам никак не удавалось сдать, хотя он прелестен. Теперь вы сдали его мне на один месяц за вполне приличную сумму…

Хозяйка (ворчливо). Я хотела сдать на год.

Жорж (с досадой). Я тоже, мадам, предпочел бы снять его на год! Мы все хотели бы снимать на год, а можем, увы, лишь на месяц, неделю или даже на один день… Такова жизнь!

Хозяйка. На месяц! Извините, но это, по-моему, просто унизительно. Здесь не какие-нибудь меблированные комнаты!

Жорж (серьезно). Однако вы не очень-то сговорчивы! Клянусь вам, что я был бы счастливейшим из смертных, мадам, если б мог весь месяц жить в вашем доме.

Хозяйка. Кто ж вам мешает, раз вы сняли его до первого июля?

Жорж. Да, я его снял до первого июля, но смогу провести в нем, вероятно, лишь один вечер.

Хозяйка. В таком случае я не понимаю…

Жорж. Прошу вас, и не пытайтесь понять.

Хозяйка. Во-первых, объясните мне, зачем одинокому молодому человеку нужен такой большой дом в нескольких километрах от Парижа, почти в провинции?

Жорж. Ко мне должны приехать родные. Кстати, мне неудобно будет признаться этим людям, моим родственникам, что я лишь сегодня вечером поселился тут. Уверен, что вы меня поймете. Поэтому будьте любезны, не выходите весь вечер из своей комнаты и спрячьте, пожалуйста, этот список подальше.

Хозяйка. Я все-таки оставлю вам копию. Завтра, когда у вас будет свободное время, вы проверите все сами.

Жорж. Обязательно.

Хозяйка. И знайте, мсье, что ваши опасения излишни. Я никогда ни в чем не стесняю тех, кто снимает у меня дом, таков мой принцип. Да, должна предупредить вас, что телефон не работает, нет провода. Воспоминание о лучших днях! Кроме того, учтите, что у этого кресла ножка сломана. Поэтому, если ваши родственники люди тучные, им лучше садиться на кушетку. Обратите также внимание на этот стеклянный шкафчик: его легко опрокинуть. В нем двадцать две фарфоровые чашки, из них одна склеенная.

Жорж (покорно). Одна склеенная… Я буду беречь ее как зеницу ока!

Хозяйка (собралась уходить, но останавливается, тихо вскрикнув, и неуверенно показывает на стену). О, посмотрите! Тут, в правом углу… Не кажется ли вам, что это немного похоже на птицу?

Жорж (неумолимо). Нет.

Хозяйка (вздыхает и удаляется, перечитывая список). «…с вытканными цветами и птицами…»

Звонок.

Жорж. Звонят… Это ко мне. Не будете ли вы так любезны уйти к себе? Я открою сам.

Хозяйка (уходя). Сами? А вашим родственникам не покажется странным, что вы живете в таком большом доме без прислуги?

Жорж. Благодарю вас, я уже думал об этом.

Они вышли. Сцена остается пустой. Затем Жорж возвращается с метрдотелем.

Жорж. Фирма Шовин не заставляет ждать! Не прошло и часа, как я звонил.

Метрдотель. У нас, мсье, всегда готовы типовые обеды. Остается лишь поставить люда в специально приспособленную тележку. Мои помощники уже на кухне, шампанское заморожено, бордо в меру нагрето. Наш девиз (декламирует):

Жорж. Вы в это верите?

Метрдотель. Во что, мсье?

Жорж. В чудеса.

Метрдотель. Нет, но в нашем ресторане организация дела на высоте, и…

Жорж (дает ему стофранковую кредитку). Ваши всегда горячие пирожки уже не первой свежести, а?

Метрдотель (скромно). О мсье, в самый раз! К тому же у вас, вероятно, есть домашние животные, а они очень любят лакомиться корочками. Что касается соусов… (Делает неопределенный жест.)

Жорж. Я вижу, мы понимаем друг друга. Подавайте все, что повкуснее. Но только, пожалуйста, чтобы не пахло рестораном! Я сам выберу кушанья полегче. Подавайте лишь блюда, приготовленные по-домашнему.

Метрдотель. Признаюсь, я не совсем понимаю мсье.

Жорж. Сейчас я вам объясню. Видите ли, мысль дать этот обед пришла мне в голову внезапно. Я был вынужден обратиться к вашей фирме, так как у меня не оставалось времени, но приглашенные должны быть уверены, что обед приготовлен здесь. Теперь вам понятно?

Метрдотель. Вполне, мсье.

Жорж. Как выглядят ваши помощники? Вероятно, бог знает на кого похожи?

Метрдотель (презрительно). Обыкновенные помощники официанта, мсье!

Жорж. Пусть они не мозолят глаза моим гостям.

Метрдотель. Должен вам сказать, мсье, что я и сам собирался по возможности избежать этого. Один из них — кривой, а от другого дурно пахнет.

Жорж. Пусть остаются все время на кухне. Обслуживание должно быть простое, как дома. Никакого ресторана Шовин. Поняли?

Метрдотель. Да, мсье, но…

Жорж (дает ему еще сто франков). Но?

Метрдотель (ловко пряча кредитку). Никаких «но» больше нет.

Жорж. Вы всегда работали выездным официантом?

Метрдотель (самолюбиво). Выездным официантом не родятся, мсье! Им становятся поневоле. Я семнадцать лет прослужил у герцога Самюэля.

Жорж. Целых семнадцать лет? И все-таки расстались с ним?

Метрдотель (польщен). Мсье очень любезен полагая, что дело обстояло так. Нет, герцог был вынужден расстаться со мной.

Жорж. Он разорился?

Метрдотель. Он умер. Его доконали излишества: сердце и желудок отказывались служить, а горло было прокурено насквозь…

Жорж. Ну, довольно, избавьте меня от подробностей. Главное то, что вы служили в приличном доме. Как вас зовут?

Метрдотель. Грандюзак.

Жорж. А по имени?

Метрдотель. Эмиль. Но обыкновенно…

Жорж. То, о чем я вас попрошу, Эмиль, не совсем обыкновенно. У вас, мой милый, есть воображение… Попытайтесь представить себе, что вы когда-то подбрасывали меня на коленях…

Метрдотель (отшатнувшись). Я, мсье?

Жорж. Вы, Эмиль.

Метрдотель (в замешательстве). Не знаю, отдает ли мсье себе отчет в том, что я уже пожилой человек и никогда в жизни не давал повода к таким предположениям…

Жорж. Вы неправильно меня поняли. Моя просьба вас не затруднит, и, поверьте, ничего предосудительного в ней нет. Надо думать, вас иногда просят говорить, что вы не выездной официант, а дворецкий?

Метрдотель. В девяти случаях из десяти, мсье. Миром правит тщеславие.

Жорж. Так вот, я попрошу вас о том же; но к этой обычной просьбе добавлю другую. Эмиль, мой старый дворецкий, я попрошу вас вспомнить, каким я был в детстве. Это не очень вас затруднит?

Метрдотель. Это для меня большая честь, мсье. Честь и удовольствие. Я очень люблю мальчуганов…

Жорж. К сожалению, я уже вышел из детского возраста, так что удовольствия вы не получите. Ограничимся честью.

Метрдотель. Слушаюсь. Начиная с этой минуты я прекрасно помню, как мсье рос.

Жорж. Итак, вы были свидетелем моего рождения и катали меня на коленях, когда я был еще вот таким…

Метрдотель (вздыхая). Еще вот таким… Как незаметно летит время, когда ребенок подрастает! Извините, мсье, мою смелость… но ведь ко мне будут приставать всякие…

Жорж (прерывая его). Сколько я вам дал?

Метрдотель. Я уже забыл, сударь. Это мой принцип.

Жорж. Ладно, я дам вам двое больше, только играйте за обедом роль старого дворецкого. Идет?

Метрдотель. Не могли бы вы прибавить еще сто франков, мсье?

Жорж. Хорошо.

Метрдотель (внезапно приосанившись). В таком случае я служу у мсье уже много лет. Если мсье будет угодно еще мой отец был дворецким в его семье. Я смолоду помогал на кухне, затем бродил по белу свету, обучаясь ремеслу, а когда папаше пришла пора уйти на покой, я вернулся и занял его место.

Жорж. Браво! Но все-таки не очень распространяйтесь на эту тему. Скоро я представлю вас моим родителям.

Метрдотель. Но разве батюшка мсье и матушка мсье не будут удивлены?

Жорж (улыбаясь). Ничуть, успокойтесь!

Звонок.

Подите откройте, Эмиль.

Метрдотель (собираясь выйти). Слушаюсь, господин барон.

Жорж (подскочив). Что такое?

Метрдотель (с наивным видом). А разве мсье не желает, чтобы я его титуловал, пока мы здесь?

Жорж. Послушайте, старина, великосветских манер вовсе не нужно! Старый слуга, честный и простой, почти что член семьи — вот все, что от вас требуется. Не скрою, что, будь у меня больше времени, я предпочел бы обзавестись старой служанкой-бретонкой.

Метрдотель (неодобрительно). О мсье, их хвалят гораздо больше, чем они того заслуживают! Человек с таким вкусом, как у мсье…

Жорж. Словом, побольше простоты, никаких титулов. Понятно, старина?

Метрдотель. Как будет угодно мсье. Позвольте, однако, спросить: мы в доме мсье или в доме родителей мсье?

Жорж. В доме моих родителей.

Метрдотель. В таком случае не будет ли мсье так любезен сказать, как его зовут? Ведь принято, чтобы я звал отца мсье просто «мсье», а вас — «мсье Жан», или «мсье Люсьен», или «мсье…»

Жорж (прерывая его). Жорж.

Метрдотель. Мсье Жорж… Мсье Жорж. Очень хорошо, я запомню. (Важно повторяет еще раз.) Мсье Жор. Так! Иду открывать. Куда прикажете проводить гостей, мсье Жорж?

Жорж. Сюда, Эмиль.

Метрдотель (выходит, но тут же возвращается и докладывает.) Мадам де Монталамбрёз и мсье Филемон! (Уходит.)

Жорж (идет навстречу актерам). Благодарю вас, вы очень аккуратны! Вы приехали вместе?

Филемон. Мы встретились на вокзале. Можете себе представить, как мы удивились! Два старых друга, которые не виделись десять лет! Я иду и вдруг… (Разыгрывает сцену встречи). «Ба, дорогая Эмильенна!»

Мадам Монталамбрёз. Фердинанд, дружище. Сколько лет, сколько зим!

Филемон. А помнишь, дорогая, наш успех в Египте? И пошло, и поехало… «Ты куда?» — «А ты?»

Мадам Монталамбрёз. «На улицу Дюгеклен, 32…» — «И я» — «Значит, тебя тоже пригласил этот молодой человек?»

Жорж. Браво!

Филемон. Погодите-ка! Вот мы на площади Клемансо; вдруг Эмильенна останавливается как вкопанная. «Что с тобой, дорогая? Ты что-нибудь забыла?» Она щиплет мне руку: «Фердинанд, а ведь мы играли в этом городе!»

Мадам Монталамбрёз. Место показалось мне знакомым.

Филемон. А я усомнился: «Да ведь площадь Клемансо есть в любом городишке, дорогая!» — «Нет, говорю тебе, это место мне знакомо»! И вдруг восклицает: «Гляди-ка, памятник!»

Мадам Монталамбрёз (показывая рукой). Да, памятник…

Филемон. Смотрю на памятник и тоже останавливаюсь как вкопанный.

Жорж (перебивает его). Что ж, вы действительно когда-то играли здесь?

Филемон (непринужденно). Нет, мы ошиблись.

Жорж. Извините, вы доскажете эту историю в другой раз; сегодня вечером нам придется сымпровизировать не одну сцену, а времени осталось очень мало.

Филемон. Да-да, Гийотар говорил, что вы назначили на вторник или среду.

Жорж. В последнюю минуту мои планы изменились. И ваша помощь мне понадобится сегодня же вечером. Будьте любезны присесть, я вам объясню, что мне нужно.

Все садятся.

Мадам Монталамбрёз. Так чтó вы от нас хотите? Не скрою, я весьма заинтригована. В чем, собственно, дело?

Филемон. Да, в чем дело? Мы охотно приняли ваше приглашение, так как оно было передано нашим общим другом, милейшим Гийотаром. Но, хотя мы и умеем, скажу не хвастаясь, играть комедийные роли и выступаем в этом амплуа уже давно, однако мы не на все руки мастера. Между тем Гийотар дал нам понять, что вам требуется что-то особенное.

Жорж. Совершенно верно.

Филемон (снисходительным тоном человека, привыкшего к капризам дилетантов). Ну что ж, мы вас слушаем, дорогой мсье.

Мадам Монталамбрёз. Мы целиком превратились в слух. (Смеется.) Помнишь, как говаривал при чтении пьес старик Гадо, бывший режиссер театр «Амбигю»?

Филемон (тоже смеется). Ах, господи, какой он был смешной! Интересно, где-то он теперь, старина Гадо?

Мадам Монталамбрёз. Как! Неужели ты не знаешь, что он умер?

Филемон. Да ну? Гадо?

Мадам Монталамбрёз. Увы, да… Наш «Я целиком превратился в слух» приказал долго жить.

Филемон (смеясь до слез). «Я целиком, целиком превратился в слух!» Господи, какой он был смешной! (Внезапно погрустнев.) Бедняга Гадо!

Мадам Монталамбрёз (тоже громко смеявшаяся, спохватывается внезапно, как и он). Бедняга Гадо!

Оба оборачиваются к Жоржу. Их лица совершенно спокойны.

Жорж (продолжает несколько удивленно). Видите ли, играть комедию вам придется, собственно говоря, не на сцене…

Филемон (перебивает). Минуточку, я вас прерву! Надеюсь, играть надо не для кино?

Жорж. О, нет! Отнюдь!

Филемон (к мадам Монталамбрёз). Я только что снимался вместе с Бурбенским. Больше меня туда калачом не заманишь, дорогая! Как хотите, может быть, за океаном и есть парни, играющие в кино довольно талантливо — на то они и родились в Америке, — но я старая театральная крыса. Контакт со зрительным залом, контакт с людьми! Ничего не поделаешь, это сильнее меня, я не могу играть без этого контакта.

Мадам Монталамбрёз. Признаюсь, я тоже. Я должна ощущать переживания зрителей, вызывать их слезы, их смех по малейшему поводу. Зритель мне напоминает лошадь дикую брыкающуюся лошадь, которую надо укротить… Кстати, дружище, отдыхал ли ты после Биаррица?

Филемон. Отдыхал ли я? Да разве можно найти хоть минутку покоя, когда снимаешься в кино? (Вдруг вспоминает о Жорже.) Еще раз простите, мсье! Перейдем к делу. Мы целиком превратились в слух, как говаривал наш товарищ, о котором мы только что вспоминали.

Они снова начинают смеяться, потом вдруг престают.

Бедный Гадо!

Мадам Монталамбрёз (вздыхая). Бедный Гадо!

Жорж (с досадой). Извините, но я должен попросить вас быть теперь повнимательнее. Через полчаса приедут мои гости, и каждому из вас надо заранее знать, в чем будет заключаться его роль.

Филемон. Виноват, виноват, мсье! Уж не собираетесь ли вы заставить нас играть через полчаса роли, которых мы даже не прочли?

Жорж. Да.

Филемон. Но текст, мсье, текст! Позвольте вам заметить, что вы несколько легкомысленно относитесь к незнакомой вам профессии.

Жорж. Успокойтесь, вам не придется заучивать текст.

Мадам Монталамбрёз. Неужели вы заставите нас импровизировать?

Жорж. Пожалуйста, не пугайтесь заранее, ведь вы еще не знаете, чего я от вас хочу. Не стану скрывать, я обратился к актерам, дабы быть гарантированным от всяких случайностей, а также потому, что не знал, кто еще может оказать мне подобную услугу. Вам предстоит сыграть роли настолько простые, что с ними справился бы всякий.

Филемон. Вы так думаете? Поздравляю вас, дорогой!

Жорж. Вам нужно будет просто-напросто пообедать сегодня вечером со мною и моими гостями и за столом поддерживать разговор как можно непринужденнее.

Фелемон (оживляясь, очень довольный). Ага, понимаю! Ручаясь, у этой идеи большое будущее! Впрочем, она когда-то и мне приходила в голову. Это очень оригинально, дорогая моя, очень! Словом, если я вас правильно понял, мсье, вы устраиваете обед, но боитесь, что будет скучно, и поэтому решили пригласить, кроме ваших светских знакомых, еще кое-кого чья профессия и незаурядные данные придадут обществу еще больше блеска, еще больше…

Жорж (перебивает). Не совсем так… Поверьте, я не сомневаюсь ни в вашем умении оживить беседу, ни в вашем остроумии. Но на этот раз мне нужны ваши актерские способности, с помощью которых вы изображает те или иные чувства, не испытывая их на самом деле, ту или иную черту характера, не обладая ею.

Филемон. А как же иначе, мсье! Если бы у на сне было этого дара, то мы, как многие другие, годились бы лишь в сапожники.

Мадам Монталамбрёз. Да, здесь ничего не поделаешь, это дар свыше. Или он есть, или его нет…

Жорж. Я уверен, что у вас он есть. Поэтому я и прошу вас помочь мне. Дело вот в чем. Только что я сказал «с моими гостями», а следовало сказать «с гостьей». Я ожидаю одна молодую девушку, она должна приехать с минуты на минуту. Эта девушка — как видите, я с вами совершенно откровенен, — эта девушка моя возлюбленная. По причинам, которые требуют слишком длительных объяснений, мне приходилось лгать ей. О, моя ложь не была серьезной, вы увидите это сами! Она заключалась примерно в следующем: мои родители умерли, но я ей сказал, что они живы и живут недалеко от Парижа. Почему я так сделал? (Все последующие слова являются явной импровизацией.) Очень просто: чтобы объяснить свои частые отлучки, к которым меня вынуждала давняя привязанность, а рассказать о ней своей возлюбленной я не мог. Это еще не все. У меня нет друзей… Вы знаете, каким слабым может быть влюбленный…

Филемон. Еще бы!

Мадам Монталамбрёз. Особенно женщины.

Жорж. И так как эта девушка, чистая, верящая в дружбу, удивилась однажды тому, что у меня, несмотря на мою молодость, нет друзей, то, не желая ее разочаровывать, я выдумал себе друга. И, разумеется, я постарался, выдумал самого лучшего друга на свете: искреннего, преданного, бескорыстного. Мне хотелось доставить ей удовольствие, и я не жалел красок, описывая его.

Филемон. Ах, любовь, любовь! И меня, смею вас заверить, она не раз заставляла изобретать небылицы. Представьте себе, однажды в Перпиньяне я убедил молоденькую швейку, будто я чемпион футбола.

Жорж (продолжает, не слушая его). Но, окружая себя этими вымышленными лицами, я не понимал, как неосторожно поступаю. Эта девушка, моя подруга, мало-помалу привыкла спрашивать меня, как они поживают. Потом, заинтересовавшись всем, что я рассказал про них, она стала удивляться, почему я не знакомлю ее со столь близкими мне людьми. Я долго придумывал всякие болезни и объезды, но завтра она сама уезжает в провинцию, где живет большую часть года. Я не мог больше оттягивать. Она приедет сегодня, чтобы пообедать с моими родителями и с этим таинственным другом, о которых я столько ей рассказывал.

Филемон. Я начинаю понимать. Вы хотите предложить нам сыграть роли ваших родителей и этого друга?

Жорж. И говорить за ужином то, что говорили бы они, если бы существовали.

Филемон. Браво!

Мадам Монталамбрёз. Браво! По-моему, это ужасно забавно!

Филемон. Ужасно! Но, скажите, кто будет играть друга?

Жорж. Я не хотел приглашать актера на эту роль. Родителей, ей-богу, сыграть нетрудно. С возлюбленными сына они всегда беседуют о том, какие смешные словечки он говорил в раннем детстве, и о том, как трудно было с ним, когда он стал расти. Девушки обычно от них больше ничего не узнают. Но друг… Мало ли о чем может его спросить женщина?.. И вот что я решил: для друга будет поставлен прибор, мы подождем его столько времени, сколько обычно ждут опоздавших, но его место так и останется незанятым. Он не приедет. (Добавляет тихо, как бы про себя.) И тогда он, безусловно, останется для меня идеальным другом…

Пауза.

Филемон. Очень жаль, что вы пришли к такому решению! У меня есть одни знакомый, очень талантливый парень, он отлично справился бы с этой ролью.

Жорж (улыбаясь). Не думаю.

Мадам Монталамбрёз. Позвольте сказать вам, дорогой мсье, что я ужасно довольна ролью матери. Это очень выигрышная роль. Особенно, когда женщина еще не очень стара, правда? Можно позволить себе и пококетничать…

Жорж. Нет, нет, прошу вас, не импровизируйте, пока мы вместе не уточним окончательно ваши роли. Надеюсь, вы догадываетесь, что я подробно рассказывал этой девушке про каждого и вас, и вашему незаурядному таланту будет где развернуться: с его помощью выдуманные мною люди, существующие лишь в воображении моей возлюбленной, обрекутся в плоть и кровь.

Филемон. Погодите-ка, дорогой мой! У меня как раз зародилась идея образа превосходного отца. Одну минуту! Все, что нужно, со мной. (Прежде чем Жорж успевает его остановить, уходит со своим чемоданчиком за ширму.)

Мадам Монталамбрёз (жеманно). Итак, я со своими большим мальчиком… Я, разумеется, его обожаю. Надеюсь, вы не уготовили мне роль плохой матери. Такую роль я неспособна сыграть.

Жорж. Нет, вы добрейшая мать и горячо любите своего сына.

Мадам Монталамбрёз. Гийотар советовал мне надеть черное платье. Ничего, что я в цветном? Ведь эта дама не в трауре?

Жорж. Нет.

Мадам Монталамбрёз. Тогда поверьте мне: играя еще не старую мать, важнее всего дать почувствовать, что, несмотря на возраст, она осталась очень женственной.

Жорж. Как раз наоборот, этого вовсе не нужно.

Мадам Монталамбрёз (недовольно). Как угодно! Но, полагаю, вы понимаете, что с моей наружностью я не могу играть старую клячу!

Жорж. Постойте, прошу вас, я сейчас подробно объясню, как вы должны себя вести.

Входит седобородый согбенный старик с морщинистым лицом.

(Отступает.) Кто это?

Филемон (это он). Это я, черт побери! Ха-ха-ха! Ужасно забавно! Я даже вас сумел провести!

Жорж (пораженный). Но эти морщины… Эта фальшивая борода… Надеюсь, вы не собираетесь ужинать в таком виде?

Филемон. Нет, нет, успокойтесь! Я все прилажу как следует. Сейчас я хотел дать вам только общее представление.

Жорж. Но это невозможно, послушайте! Мы не поняли друг друга!

Филемон (внезапно рассердившись). Но, черт побери, мсье, вы сказали, что нужно сыграть отца! И я создал для вас отличный образ! Уж не собираетесь ли вы учить меня моему делу?

Жорж. Но это бог знает что! Таким, каким вы были сначала…

Филемон. Надо наконец столковаться. Вам нужен актер на амплуа отца или на амплуа первого любовника? Если я не ослышался, вы говорили об отце. Так вот вам отец!

Жорж. Но сколько вам лет, мсье?

Филемон. Пятьдесят два года и из них тридцать четыре на сцене! Я не мальчишка, мсье!

Мадам Монталамбрёз (пытаясь его успокоить). Мой дорогой друг… Мой дорогой друг…

Жорж. Послушайте! Вам пятьдесят два, мне двадцать восемь, думаю, что вы и без бороды прекрасно можете сойти за моего отца, и, откровенно говоря, это не будет насилием надо природой.

Филемон (сердито срывая бороду). Ах, зачем только я старался! Если вам угодно, чтобы отца играл актер с наружностью первого любовника, — извольте! В конце концов нас мало интересует, удастся ли то, что вы задумали. Но знайте, я уступаю лишь потому, что все это не больше чем ваша прихоть. Я уважаю свою профессию, так-то, мсье! Если бы речь шла о настоящем искусстве, я бы вам так легко не уступил, тут уж был бы совсем другой разговор, можете не сомневаться! (Идет за ширму разгримироваться, возвращается. Во время следующей сцены настроен весьма мрачно.)

Жорж (с внезапной резкостью). Вы должны, наконец, понять: я пригласил вас не для того, чтобы вы изображали, как вам вздумается, каких-то вымышленных родителей. Эти персонажи существуют. Они уже наполовину живые люди. Ведь кто-то в них верит, что-то ожидает от них определенных слов, определенных поступков, определенного отношения ко мне. Если вы обладаете тем профессиональным чутьем, которое делает честь большинству актеров, то вы подчинитесь мне, как самому требовательному режиссеру, изо всех сил будете стараться создать именно таких родителей, каких эта девушка предполагает здесь увидеть.

Актеры, удивленные его тоном, подходят ближе. Они озадачены.

Я знал, что мое поведение покажется вам сумасбродным. Вы привыкли к театру, где жанры строго разграничены, и с недоумением смотрите на молодого человека, желающего, чтобы вы играли водевиль с серьезными лицами и с трепетом душевным. То ли дело трагедия: чуть кто уехал или случился какой-нибудь пустяк, можно достать платок и выплакаться всласть на глазах у взволнованной публики. Со мной же случилось так, что из спектакля своей жизни я должен сделать водевиль. Ну, вот и все. (Встает расстроенный.) Итак, будьте на высоте! Помогите мне на один вечер вдохнуть жизнь в воображаемые персонажи, которые будто бы обитают в этом нанятом доме! Поверьте, я жду их так, как никто никогда не ждал возвращения настоящего отца, настоящей матери и настоящего друга из самого дальнего путешествия!

Актеры откашливаются, они растроганы.

Мадам Монталамбрёз. Не сомневайтесь, дорогой мсье, женщина всегда готова помочь любящим…

Филемон. Мы в вашем распоряжении, дорогой мсье. Простите мою недавнюю горячность.

Жорж (останавливает их жестом). Благодарю. Но, прошу вас, не зовите больше друг друга по фамилии и перестаньте называть меня «мсье». Нужно сейчас же начать: у нас так мало времени, чтобы научиться разговаривать между собой с той сдержанностью, с какой говорят люди, связанные давнишней нежностью; чтобы создать ту атмосферу интимности, когда каждый понимает другого без слов.

Филемон. О, знаете, дорогой мсье, сцену без слов сыграть легче всего. Лучше скажите, что нам нужно будет говорить?

Жорж. Сейчас скажу. Что это ты вообразил, папа, будто у тебя должна быть борода, как у старого классного наставника? Правда, ты пожилой человек, но ты очень мил и еще довольно моложав, той моложавостью, с которой годы ничего не могут поделать. Ты идеальный отец, ты отказался не только от бороды, но и от устарелых традиций, сумел вовремя стать для меня старшим братом. И даже не столько старшим братом, сколько товарищем. Да, папа, ты мой товарищ! К тому же ты и одеваешься, как я, и даже — что вполне естественно в твоем возрасте — как еще более молодые люди.

Филемон. Но тем не менее я отец, не правда ли? (Делает движение.)

Жорж (улыбаясь). Конечно, папа! И как раз тогда, когда любой старший брат подумал бы в первую очередь о себе, когда нужно приносить жертвы, прощать и даже давать деньги, тогда ты становишься настоящим отцом, опорой и утешителем, с тобой можно позволить себе еще минутку побыть маленьким мальчиком…

Филемон. Да, сынишка.

Жорж (радостно). Очень хорошо! Ты зовешь меня «сынишкой». Что ж, немного смешно, но как видишь, доставляет мне удовольствие, хотя я никогда тебе не говорил об этом.

Филемон (беря его за руку). В самом деле?

Жорж. Да, папа.

Филемон (другим тоном). Не слишком ли это нежно для бывшего судьи?

Жорж. Но ведь вы совсем не бывший судья! Откуда вы это взяли?

Филемон. Так, пришло в голову, я бы с удовольствием сыграл бывшего судью.

Жорж. Нет, нет! Ты совсем не бывший судья, папа. Ведь ты неделями не мог решиться рассчитать прислугу-воровку, а потом еще давал ей отличную рекомендацию… Нет, я не могу даже вообразить, что ты приговаривал ежедневно к тюремному заключению два десятка несчастных парней.

Филемон. Но кто же я в таком случае, сынишка: богатый негоциант, видный промышленник?

Жорж. Ни тот, ни другой, папа! Когда человек изо дня в день старается заграбастать побольше деньжонок, у него появляются не совсем приятные привычки. Если ты согласен, будешь просто служащим. Вот каким я представляю тебя.

Филемон (с беспокойством). Но все-таки не канцелярской крысой, надеюсь? Быть может, помощником заведущего отделом?

Жорж (великодушно). Заведующим, папа!

Филемон (удовлетворенно). Спасибо, сынишка!

Мадам Монталамбрёз (настойчиво, с раздражением). А я? А я? Обо мне совсем забыли.

Жорж (внезапно став серьезным). О, роль матери самая трудная! Какое огромное расстояние между матерью-врагом с накладными волосами, которая любой ценой вырвет свою долю наследства, и заботливой матерью, вздрагивающей, словно влюбленная, и теряющей нить разговора, лишь только сын войдет в гостиную или покинет ее…

Мадам Монталамбрёз. Хорошая актриса должна уметь играть самых различных матерей, это совсем просто.

Жорж. Увы, боюсь, что не так уж просто! В самом деле: вот мать из детских книжек, вот другая мать — о ней, сидя с нянькой на кухне, мечтает мальчуган в ожидании, когда она вернется из гостей, а маменька, раздушенная вовсю, совершает вечерние визиты. И, наконец, мать, не бегающая по магазинам и друзьям… Словом, замечательная мать.

Мадам Монталамбрёз. Каждая мать по-своему замечательна, дорогой мсье! В ней говорит инстинкт.

Жорж. Но достаточно малейшей небрежности: на глазах у сына улыбнуться постороннему человеку; забыть поцеловать ребенка на ночь; слишком резко побранить, когда его обуял дух противоречия, — и перед матерью маленький враг, обезоруженный, но не сдающийся… Ребенок начинает повсюду шпионить за нею, одолевает ее мелкими придирками и расспросами, словно полицейский в участке… О, я уверен, что роль матери — не из легких! Это роль, для которой трудно подыскать дублера, ее нельзя играть кое-как, вот что я вам скажу.

Мадам Монталамбрёз. Конечно, но ведь это как раз мое амплуа, я привыкла к таких ролям. Если бы вы видели меня в пьесе «Бретань в старину!»

Филемон. О дорогая, как ты была в ней хороша!

Жорж. Я отношусь с недоверием к матерям из пьес. Они слишком легко идут на всякие жертвы, чуть что случится.

Мадам Монталамбрёз. О, я игрывала и плохих матерей. Например, в «Преступнице», дорогой мсье, я бросила грудного ребенка на паперти.

Жорж. Но я отношусь с таким же недоверием и к плохим матерям из театральных постановок. Они вечно пересаливают. Если б матери были действительно такими, дети у них даже не успевали бы стать несчастными: они сразу умирали бы или превращались в идиотов… Ну, к чему, например, бросать ребенка на паперти, когда существует столько простых способов забросить его, даже если он остается под родительским кровом до самого совершеннолетия и растет, не зная нужды?

Мадам Монталамбрёз. Послушайте, вы начинаете меня пугать! Если вы думаете, что я не смогу сыграть эту роль…

Филемон. Должен сказать вам, молодой человек, что в данном случае я вполне солидарен со своей товаркой по сцене.

Жорж. Что вы! Напротив, я убежден, что вы отлично сыграете эту роль… Давайте, чтобы мы оба успокоились, — для зарядки, так сказать, — сделаем маленький опыт, если вы ничего не будете иметь против. Попробуем сыграть какую-нибудь классическую сценку. Например: мне двадцать лет, я слабохарактерен, уступчив, довольно робок… Предположим далее следующую ситуацию: вы нашли мне богатую невесту. (Повторяет, становясь вдруг задумчивым.) Очень богатую невесту, хотя именно вы, мама, не должны были бы делать этого… Я вхожу в вашу комнату… Мы разговариваем о том, о сем, вдруг я подхожу к тебе и застенчиво говорю: «Мама!..» Давайте попробуем эту сцену…

Филемон (негодующе). Минутку! Позвольте! Как! Ты, Эмили де Монталамбрёз, один из старейших членов общества актеров, позволяешь, чтобы тебе устраивали пробу, словно какому-нибудь новичку?

Мадам Монталамбрёз. Но ведь это совсем не то! Неужели ты не понимаешь! Я просто хочу успокоить мсье…

Филемон. Твое дело, дорогая, но позволь мне сказать, что я тебя не узнаю!

Жорж. Итак: «Мама!..»

Мадам Монталамбрёз. Я должна ответить?

Жорж. Да.

Мадам Монталамбрёз (играет). Что, мой мальчик?

Жорж (закрыв глаза, дрогнувшим голосом; трудно сказать, к кому он обращается). Мама, я не могу жениться на той, которую ты для меня выбрала, как бы она ни была богата. Мне богатство не нужно, мама. Я люблю одну девушку; она работает, она бедна, и я не могу на ней жениться. Я просто хочу уехать и быть всегда с нею. Помоги мне!

Мадам Монталамбрёз (некоторое время находится в нерешительности, удивленная тоном Жоржа, потом говорит очень сдержанно). Я хотела твоего счастья, мой мальчик. Но если для тебя счастье не в богатстве, то не нужно колебаться. Уезжай и будь счастлив! В твоем возрасте надо дорожить только любовью.

Жорж молча слушает, по-прежнему закрыв глаза.

(Другим тоном, несколько обеспокоенная.) Не так?

Жорж (открывает наконец глаза, словно проснувшись). Простите! Очень хорошо! Именно так мне ответила мать, которую я выдумал. Поздравляю вас! Это фраза из какой-нибудь вашей роли?

Мадам Монталамбрёз. Нет, она пришла мне в голову сейчас.

Жорж. Очень кстати! Может быть, у вас есть сын, и вы уже разговаривали с ним на эту тему?

Мадам Монталамбрёз (жеманно). Да, не буду скрывать, так оно и есть. А, правда, трудно поверить? Ведь я так молодо выгляжу. У меня есть взрослый сын, и в прошлом году он обращался ко мне почти с такой же просьбой. Так что я волей-неволей была подготовлена к этой сцене.

Жорж (с восхищением глядя на нее). И вы ответили ему именно так?

Мадам Монталамбрёз (выходит из себя при этом напоминании). Что вы! Он хотел связаться с одной оркестранткой, маленькой распутной дрянью. Я отхлестала его по щекам, во и все!

Жорж (улыбаясь). Пожалуйста, прошу вас, забудьте о своем сыне и снова станьте такой, какой вы только что были! Вот так, спасибо! Забыв о собственном ребенке, вы опять стали идеальной матерью… Эта девушка может приехать с минуты на минуту; будьте же в этой гостиной как дома, ведь вы живете здесь уже тридцать лет! Придумайте себе какое-нибудь занятие по хозяйству. Мама, может, у тебя есть вязанье?

Мадам Монталамбрёз (роясь в сумочке). Оно всегда со мной. Ведь ждать в ангажементных бюро приходится подолгу.

Жорж. Папа, вынь из кармана газеты! Надеюсь, они с вами?

Филемон. Да, «Парижская жизнь» и «Судебные ведомости». Я нашел их на скамейке в купе, они так и лежали вместе, честное слово!

Жорж. Отлично. Пусть они и останутся! И та, и другая — превоходные атрибуты буржуазной, вполне упорядоченной жизни. Только положите «Парижскую жизнь» во внутренний карман пиджака, а на виду у всех читаете «Ведомости».

Актеры усаживаются.

(Отступает, щурится, словно художник.) Так! Вы прекрасно ладите друг с другом; вы пожилая чета, живущая в полном согласии… Сдвиньте ваши кресла!

Они выполняют его указания.

Прекрасно!

Филемон (вдруг начинает рыться в карманах). Черт, совсем позабыл!

Жорж. Что такое?

Филемон. Да так, мелочь, пустяк, но он необходим для полноты картины. Я надену орден Почетного легион. (Вставляет в петлицу розетку ордена.)

Жорж (смотрит на них, потом шепчет). Как приятно, когда грезы сбывают наяву!

Пауза. Стенные часы мелодично отбивают восемь ударов.

Уже восемь. Сейчас она придет. Да, забыл… Вы, конечно, играете, мадам? Я сказал Гийотару, что мне нужна дама, умеющая играть на рояле.

Мадам Монталамбрёз. Я заняла второе место при окончании Аркашонской консерватории!

Жорж. Отлично! Значит, вам нетрудно будет разобраться в этих нотах. Это песенка, которую я слышал как-то вечером, очень давно… Мне было лет десять… Я бродил по улицам один… Эта мелодия лилась из освещенного окна… Вскарабкавшись на тумбу, я заглянул в комнату. В старомодной гостиной, похожей на эту, играла на пианино девочка с косичками, а вся семья слушала, собравшись вокруг.

Мадам Монталамбрёз (постепенно разбирая ноты и негромко наигрывая). Это вальс Оливье Метрá

Жорж. После того, как я увидел эту девочку, я целых два месяца напевал этот мотив во всех музыкальных лавках, пока один продавец не узнал песню и не нашел мне ноты… Я пел в течение двух месяцев, а пою я фальшиво; и понадобилось немало терпения… как мне, так и продавцам, конечно. Ах, я забыл еще одну вещь! (Выбегает.)

Филемон. Вот чудак! Мы сглупили, надо было запросить на сто франков больше.

Жорж возвращается с увеличенной фотографией, завернутой в газету.

Жорж (разворачивая портрет). Это моя мать, снятая на народном гулянье приблизительно тогда, когда… (запинается) словом, когда я ее потерял. (Озирается, ища место для портрета.) Я повешу его вот здесь. (Снимает портрет старика.) Пусть этот старый хрыч с бородой, судя по всему, хорошо воспитанный, будет так любезен и уступит свое место! (Ставит портрет старика за кресло, оглядывается и говорит насмешливо.) Теперь в этом доме будет хоть что-то настоящее!

Входит метрдотель.

Метрдотель. Прошу извинения у мсье! Мне известно, что обед заказан на четыре персоны, но, поскольку… у нас в доме живут на широкую ногу… Словом, на сколько персон накрыть?

Жорж. На пятерых.

Метрдотель. Слушаюсь, мсье. Я так и думал. (Направляется к выходу ворча.) Вечно одно и то же!

Жорж (вдогонку). Да вы не беспокойтесь, все равно услугами ресторана Шовин воспользуются только четверо. Пятый гость не придет.

Метрдотель (сначала озадачен, потом, решив, что понял, очень доволен своей догадливостью). Ага, в таком случае прошу мсье извинить меня! Это, без сомнения, прибор для бедняка?

Жорж вопросительно смотрит на него.

Да, у герцога, где строго соблюдались все обычаи, по праздникам всегда ставили на конце стола лишний прибор бедняка.

Жорж. И бедняк когда-нибудь являлся?

Метрдотель. Нет, мсье, никогда. Прибор для него ставился, но, поскольку никто не давал себе труда известить его об этом… (Махнув рукой, выходит с торжественным видом.)

Сейчас же раздается звонок, затем другой.

Жорж. Два звонка, это она! Я сказал ей, чтобы она позвонила два раза. Скорее по местам! Вы, мадам, за пианино, начинайте играть. Ты, папа, стоишь сзади и слушаешь. Я читаю. Импровизируйте, но осторожно и не спускайте с меня глаз. Я остановлю вас, если наступит опасный момент. Впрочем, вы уже достаточно знаете для того, чтобы превосходно сыграть свои роли.

Мадам Монталамбрёз. Но вы! Что нам известно о вас?

Жорж. То есть как?

Мадам Монталамбрёз. Она, конечно, будет говорить о вас. А вы ничегошеньки не рассказали ни о своем характере, ни о своей прежней жизни!

Жорж. Господи, в самом деле! (Идет к двери, зовет.) Эмиль! Эмиль!

Появляется метрдотель.

Метрдотель. Что, мсье? Я иду открывать.

Жорж. Это девушка, которую я жду. Но не торопитесь открывать, не торопитесь докладывать. Задержите ее, насколько сможете!

Метрдотель уходит.

(Возвращается к актерам.) Ну, так слушайте! Впрочем, я все равно ничего не успею рассказать.

Вбегает метрдотель с растерянным видом.

Метрдотель. Мсье! Мсье!

Жорж. Ну что?

Метрдотель. Я забыл имя, мсье!

Жорж (кричит). Жорж!

Метрдотель. Мсье Жорж! Так, больше не забуду! (Скрывается.)

Жорж (обращаясь к актерам). Меня зовут Жоржем, моего друга — Робером.

Мадам Монталамбрёз и Филемон. Да.

Жорж. Мне двадцать восемь лет.

Мадам Монталамбрёз и Филемон. Да.

Жорж. По характеру я робок… Начните играть!

Мадам Монталамбрёз (негромко наигрывая вальс Оливье Метрá). Хорошо.

Жорж. У меня нет никакого воображения…

Филемон. Я бы этого не сказал.

Жорж. Я молодой человек несколько провинциального склада, славный, добрый, не трус, но звезд с неба не хватаю.

Филемон. Так.

Жорж. В детстве я был шаловливым, непослушным ребенком, но когда со мной говорили мягко, я краснел и ударялся в слезы.

Филемон. Отлично.

Жорж. Я верю в любовь, в дружбу. Я готов отдать жизнь за своего друга Робера, точно так же, как и он готов пойти на смерть ради меня…

Филемон. Браво!

Жорж. Он уже открыл дверь! (Продолжает лихорадочно.) Военную службу я проходил во втором пехотном, в Тарбе. Вы еженедельно отправляли мне посылки: пряники, шоколад…

Мадам Монталамбрёз. Пряники и шоколад, запомним.

Жорж. Я учился на инженера. В детстве болел ветрянкой…

Мадам Монталамбрёз. Все ею болеют.

Жорж (прислушиваясь). Они поднимаются по лестнице… Я больше ничего не успею вам сказать… (Быстро.) Я всегда держу слово!

Пауза. Все сидят в напряженных позах.

(Тихо.) И обожаю лазать по деревьям!

Входит метрдотель.

Метрдотель (нерешительно). Мсье!

Жорж (видя его замешательство, останавливает мадам Монталамбрёз жестом). В чем дело?

Метрдотель. Мсье, это горбун.

Жорж. Горбун?

Метрдотель. Да, мсье. Говорит, что он от мадемуазель Барбары…

Жорж (вздрагивает). Гоните его вон! Немедленно!

Метрдотель. О мсье, калеку? К тому же, он уже ушел. Это ваш сосед, у которого есть телефон. Он только исполнил данное ему поручение. (Докладывает бесстрастным тоном.) Мадемуазель Барбара позвонила в дом номер тридцать четыре, не найдя в справочнике нашего телефона. Мадемуазель Барбара велела передать мсье, что он должен как можно скорее позвонить на улицу Ваграм, 16–19. Похоже на то, что произошел крупный скандал — мсье известно, по какому поводу; и если мсье сию минуту не подаст вестей о себе, то — повторяю слова мадемуазель Барбары — дело для мсье может кончиться очень плохо.

Жорж замер, сжав кулаки.

(Повторяет равнодушно.) Может кончиться очень плохо.

Жорж Выбегает, потом возвращается с плащом.

Жорж. Эта девушка придет в мое отсутствие. Примите ее сами. Если я не вернусь через полчаса — значит, я был вынужден уехать в Париж. Тогда начинайте ужинать, а обо мне не беспокойтесь.

Прежде чем Филемон и мадам Монталамбрёз успевают что-нибудь сказать, он выбегает. Они оборачиваются к метрдотелю.

Метрдотель (тоном прорицателя). Может кончиться очень плохо! (Покачав головой, выходит с невозмутимым видом.)

Актеры обмениваются растерянными улыбками.

Филемон. Может кончиться очень плохо… Я начинаю жалеть, дорогая, что мы не попросили заплатить нам вперед. (Прогуливается по комнате, насвистывая, пытаясь придать своему лицу безразличное выражение.) Забавное все-таки положеньице, не правда ли?

Мадам Монталамбрёз. Ах, чего только не приходится видеть людям нашей профессии!

Филемон. Но зачем он разыгрывает комедию перед этой девчонкой? Чтобы соблазнить ее? Увезти? Кто знает, быть может, для того, чтобы… (Делает неопределенный жест.)

Мадам Монталамбрёз (повысив голос). Не говори глупостей, пожалуйста!

Филемон. О, в наше время, дорогая можно ожидать всего! Докладывая о разговоре по телефону, дворецкий мне подмигнул.

Мадам Монталамбрёз. Подмигнул?

Филемон. Да, подмигнул. Когда ты говорила с Гийотаром, не показалось ли тебе, что он хорошо знает этого молодого человека?

Мадам Монталамбрёз. Нет, я думаю, он никогда раньше его не видел.

Филемон. Вот как! (Смотрит в окно.) Уже совсем стемнело. Если придется искать спасения, мы заблудимся в этом лабиринте переулков.

Мадам Монталамбрёз (ее осенило). Давай позвоним!

Филемон. Кому?

Мадам Монталамбрёз. Не знаю. Кому-нибудь! (Берет трубку и вскрикивает.)

Филемон (боится, поэтому раздраженно.) Ну что такое, господи боже?

Мадам Монталамбрёз. Телефон испорчен.

Филемон (подскочив к аппарату, берет трубку). Алло! Алло! (Вешает трубку дрожащей рукой.) Ничего особенного. Может быть, линия в ремонте?

Мадам Монталамбрёз молча показывает ему на дверь, которая в этот момент открывается сама собою, как в детективных пьесах. Они инстинктивно прижимаются друг к другу. Это метрдотель, отворивший дверь ногой. Он входит с бутылкой и стаканами.

Метрдотель. Могу я предложить мадам и мсье по стакану портвейна, чтобы скоротать время?

Мадам Монталамбрёз (слабым голосом). М-можете…

Метрдотель налил вино, но, по-видимому, не собирается уходить. Он прохаживается по комнате, ставит сдвинутую мебель на место, опускает занавеси. Они не сводят с него глаз.

(Быстро шепчет.) Он опустил занавеси!

Филемон. На всякий случай, не пей портвейна. Мне не нравится лицо этого субъекта!

Мадам Монталамбрёз (не расслышав, осушает свой стакан, и когда метрдотель отходит в сторону, спрашивает). Что ты сказал?

Филемон (видя, что она уже выпила, расстроился). Теперь уже не стоит повторять, бедняжка!

Метрдотель (подойдя с конфиденциальным видом). Мсье…

Филемон (испуганно отскочив, вскрикивает). Что вам надо?

Метрдотель (таинственно). Ш-ш-ш! Тише!

Филемон (отступает и кричит). Почему тише? Зачем тише?

Метрдотель. Прошу прощения, мсье, но… Хорошо ли мсье знает этот дом?

Филемон. Н-нет… А… вы… разве…

Метрдотель. Я выездной официант ресторана Шовин. Меня послали сюда по телефонному вызову этого молодого человека, он звонил в шесть часов. Я видел только эту комнту, столовую, где я накрывал стол, и кухню. Вот почему я спрашиваю мсье. В дом как будто никто не живет, во всяком случае. Так утверждал молодой человек. Между тем я слышал шаги наверху.

Филемон (испуганно). Шаги?

Метрдотель. Да, шаги. Или, может быть, это возились крысы?

Филемон (повторяет). Крысы?

Появляется хозяйка дома в ночной рубашке, в папильотках и в белой косынке.

Хозяйка. Ой, извините! Я больше не слышала голосов, и это меня обеспокоило. Виновата! Сейчас уйду. (Быстро скрывается.)

Метрдотель и актеры обмениваются вопросительными взглядами.

Метрдотель. Вы видели эту старуху, когда приехали?

Филемон. Нет. А вы?

Метрдотель. Тоже нет.

Звонок.

Мадам Монталамбрёз (вскрикивает). Ай, звонят!

Пауза. Они слушают. Звонок раздается вторично.

Метрдотель (мрачно). Опять позвонили.

Мадам Монталамбрёз. Не будем открывать!

Филемон. Однако мы не можем просидеть тут всю ночь взаперти! Попробуйте посмотреть из окна, кто там, но так, чтобы вас не заметили.

Метрдотель (проходит на балкон и тотчас же возвращается). Это молодая девушка в цветном платье и в белой соломенной шляпке.

Филемон (после минутного сомнения, с твердой решимостью махнув рукой). Впустите ее!

Метрдотель колеблется, потом неохотно выходит. Филемон готовится встретить врага во всеоружии.

Занавес

 

Действие второе

Бельевая. Две двери. Большие шкапы, горы белья на столе. На стене — телефон. Барбара, молодая женщина в вечернем платье, разговаривает по телефону.

Барбара. Да, да, Жорж, ужасная сцена. На этот раз она наверняка потребует развода. Поэтому, если ты не занят сегодня вечером ничем серьезным, то, может быть, тебе лучше вернуться. Конечно, это не мое дело… Нет, нет, я звоню из бельевой. Никто сюда не заходит… Нет, нет, я ничего тебе не скажу. Ты просто идиот, мой милый. Поступай как знаешь. Всего хорошего, Жорж. Веселись на здоровье! (Вешает трубку, задумывается, прижимает платок к губам и покусывает его.)

Быстро входит Робер, он в смокинге.

Робер. Что ты тут делаешь битый час? Я думал, ты уж ушла.

Барбара. Ничего.

Робер (смотрит на нее, потом на телефон). Ага, понимаю. Звонишь отсюда. Я пользовался этим способом еще раньше тебя, моя милая.

Барбара. В самом деле, Робер?

Робер. Кому ты звонила?

Барбара (смотря ему прямо в лицо). А кому мне надо звонить, чтобы угодить тебе?

Робер (нерешительно, смущенный ее взглядом). Кто-нибудь знает, где он?

Барбара (отчеканивает). Никто!

Робер. Даже ты?

Барбара. Даже я.

Робер. Если он не вернется до полуночи, катастрофа неизбежна.

Барбара. Да. Всю уважаемую семейку, не говоря уже о близких друзьях, вышвырнут на улицу.

Робер. Абсолютно не представляю, на что ты намекаешь, моя милая. Мы — гости в этом очаровательном доме; его хозяева — наши друзья. Ссора между ними меня, их друга и гостя, разумеется, огорчает. Вот и все.

Барбара. Гостя? Нет, ты действительно считаешь себя гостем? Хорош гость, который гостит два года!

Робер. Когда мы съехали с квартиры на улице Вожирар, я попросил Жоржа оказать нам гостеприимство. Всего на две недели, заметь!

Барбара. Эти две недели тянутся уже двадцать два месяца.

Робер (с неотразимой убедительностью). Но ведь мы никак не могли найти другой квартиры. К тому же Жорж — мой лучший друг, согласна? Если нельзя жить у лучшего друга, то у кого же тогда? У чужих людей?

Барбара. Обычно так и делают.

Робер. Но это возмутительно, моя милая! Я всегда верил в дружбу.

Барбара. Знаю, Робер.

Робер. То, что он сделал для нас, сделал бы и я, если бы был поумнее и женился не на тебе, а на богачке, как он. Я тоже сказал бы ему: «Ты в стесненных обстоятельствах, живи у меня, будь моим секретарем; назначаю тебе три тысячи франков в месяц».

Барбара. Он тебе платит две.

Робер. Верно, но я платил бы ему три и, обрати внимание, никогда бы я слова не сказал об этом. Не каждый так великодушен. (Садится.) Однако в этой бельевой очень удобно, ты отлично придумала — здесь уютно, тихо… Там внизу все время хлопают дверями, стонут, забившись в угол, пристают с расспросами, потрясают револьвером… Спектакль, да и только!

Дверь открывается. Входит мсье Делашом, жизнерадостный, цветущий, хорошо одетый, с цилиндром и пальто, перекинутым через руку.

Мсье Делашом. Эге, да вы оба здесь! А везде вас искал. Какая трепка нервов! Пришлось удрать через кухню, чтобы выкурить сигару. Она следит за парадной дверью. Все еще никаких известий от этого скота?

Робер. Никаких.

Мсье Делашом. Дело плохо.

Робер. Очень плохо.

Мсье Делашом. А моя жена, едва одевшись, чтобы ехать в оперу, вдруг ринулась куда-то, как сумасшедная, заявив, что ей в голову пришла одна идея. Как, по-вашему, ей может прийти на ум что-нибудь путное?

Робер. Вдряд ли.

Мсье Делашом. И я так думаю. (Уходит.)

Робер (когда тот вышел, вновь обращается к Барбаре, тихо). Однако твой друг Жорж поступает по отношению к нам не особенно красиво.

Барбара. Он твой друг, Робер.

Робер. Ну, наш общий друг, если хочешь. Ты хорошо помнишь, что он ничего тебе не говорил?

Барбара. Почему ты думаешь, что он со мной более откровенен, чем с тобой, мой милый?

Робер. Потому что женщинам всегда рассказывают больше, это общеизвестно. И потом ты знаешь не хуже меня, что Жорж тебя очень любит. Вы вместе куда-то часто ездите.

Барбара. Это упрек?

Робер. Да нет, вовсе не упрек, я просто констатирую факты. Послушай, дорогая Барбара, мы муж и жена — это так, но прежде всего мы товарищи. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что тебе кое-что известно.

Барбара. Ты ошибаешься.

Робер. А если он опять вздумает выкинуть такую штуку, как два года назад, когда удрал в Бордо, чтобы завербоваться в Иностранный легион? Неужели ты станешь меня уверять, будто он и тогда ничего тебе не сказал?

Барбара. Он мне ничего не говорил.

Робер. Ты же знаешь, что там, за этой дверью, решается наша судьба, ее решит нервный припадок Анриэтты. Если она потребует развода и всех нас отсюда выгонят, то тебе снова придется стать машинисткой, моя миля Барабара.

Барбара. Ну что ж, я снова стану машинисткой, мой милый Робер!

Робер (смотрит на нее и говорит сквозь зубы, вполне искренне). Меня прямо тошнит, когда я гляжу на тебя. Прямо тошнит!

В эту минуту звонит телефон. Они устремляются к нему. Короткая борьба.

А, так ты ждала звонка, моя старушка!

Барбара. Робер, пусти меня! Пусти меня, слышишь! Я тебе запрещаю отвечать! Скотина! Грязная скотина!

Робер (отстраняя ее). Алло! Кого? Жоржетту? Нет, это не Жоржетта. Да нет, мсье, и не Эдме! Кто у телефона? Что вы говорите? Как? Блондин, который служит у Потэна, не сможте прийти в кино сегодня вечером? Хорошо, будет передано. (Отпустив Барбару, вешает трубку, явно смущен. Барбара разражается смехом и садится поодаль. Он злобно смотрит на жену, потом приближается к ней.) Твое поведение не делает тебе чести, Барбара, даже если ты поступаешь так ради него. Ты же знаешь, какой он неуравновешанный, Анриэтту терпеть не может… А ты вместо того, чтобы тактично помочь им помириться, как помогаем мы все, — кстати, на мой взгляд, и тебе следовало бы вмешаться, — которые доведут до отчаяния эту несчастную. Но не будем говорить о себе. Ты думаешь, твой Жорж будет счастлив, если она с ним разведется? А ты можешь себе представить, что после пяти лет жизни в такой роскоши он снова станет сдавать напрокат машины по полторы тысячи франков в месяц, включая стоимость бензина? Конечно, он мой друг, но все-таки… Надеюсь, ты не считаешь своего дружка талантом и непризнанным гением. Видите ли, Анриэтта недостаточно хороша для него, хотя она очаровательная женщина и любит его… А если бы пять лет назад он не заполучил ее вместе с ее миллионами, кем бы он был сейчас, этот неисправимый оболтус, с его трусостью перед жизнью, с его неизлечимой ленью? Ну, скажи, кем был бы он сейчас?

Барбара. А ты, кем будешь ты завтра, если не сможешь больше жить на его счет?

Робер. Таким же неудачником, как он, я это отлично понимаю и без тебя! Вот потому-то я и стараюсь быть тише воды, ниже травы и молчу, даже когда молчать нелегко, даже когда ты уезжаешь с ним куда-то по вечерам, а это бывает частенько. Пора бы вами обоим понять — тем более, что вы сами говорили мне об этом, — что нельзя так зло шутить с людьми, на деньги которых ты живешь… Когда презренного металла нет, вы проклинаете жизнь, а заодно и хозяев и свою зависимость от них… Уж если ты получаешь деньги из ручек мадам Анриэтты, то нечего умничать: обнимайся с мадам Анриэттой, а не с другими женщинами… И помалкивай! (Добавляет тише.) Как я.

Барбара (негромко). Ты мне противен, Робер.

Робер. Да, все это не очень-то красиво, согласен с тобой. Особенно неприглядна моя роль. Ты можешь найти хоть какое-то оправдание в том, что любишь. Между тем как я… (Встает, подходит к зеркалу, поправляет прическу.) Но, в конце концов у меня же есть старая мать, живущая в провинции на ренту. Я воспитывался у отцов-иезуитов, учил латынь… Я не проходимец какой-нибудь. Понимаешь, надо время от времени напоминать себе об этом. Посмотри на папашу Жоржа: уверяю тебя, он ужасно удивится, если ты ему скажешь, что он живет на хлебах у собственного сына.

Возвращается мсье Делашом. Он курит сигару.

Мсье Делашом. Мне скучно гулять одному. Согласитесь, что такая жизнь не для человека моих лет. Но что вы тут делает, черт побери?

Робер. Захотелось подышать другим воздухом.

Мсье Делашом. Вы правы, атмосфера у нас тяжелая. (С раздражением.) Но ведь я не виноват, черт возьми, что мой сын не хочет ночевать дома! (Думая о другом.) Как по-вашему, идти мне в театр?

Робер. Это было бы довольно бестактно.

Мсье Делашом. А я так рассчитывал повеселиться сегодня вечером! Я обожаю балет! Особенно «Коппелию»… (Напевает.) Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла, ла-ла… (Со вздохом.) Все еще никаких вестей, конечно?

Робер. Никаких.

Мсье Делашом. Я просто не понимаю, что этому скоту нужно? Его жена очаровательна. Немного вспыльчива, может быть, немного ревнива… Но все-таки очаровательна. Как по-вашему?

Робер. Очаровательна. Удалось отнять у нее револьвер с перламутровой рукояткой?

Мсье Делашом. Это поручено Эдме. Не знаю, в мое время, конечно, тоже изменяли женам, но делали это как-то более ловко… И, право же, от этого никому не было хуже! Как по-вашему?

Барбара. Не знаю.

Мсье Делашом. Я не говорю, что мой сын непременно должен изменять Анриэтте. Я далек от такой мысли. Но не понимаю, откуда у вас, у молодого поколения столько грубости, жестокости? Вы говорите, что не любите неопределенности в отношениях, и мы думаем: «Хорошо. Они предпочитают во все вносить ясность… Значит, они будут вести себя совсем иначе, чем мы… Ничего подбного» Вы такие же люди, как мы, и попадаете в такие же банальные, избитые положения. Разница в том, что вы без стыда поворачиваетесь ко всему миру задом и воображаете, будто этим вносите ясность в отношения! (Встает, возмущенно.) Но я предпочитаю былых лицемеров. В конце концов, они причиняли меньше вреда. Как по-вашему?

Робер (Барбаре). Как по-вашему?

Барбара. Не знаю.

Робер. Она не знает. Я тоже.

Мсье Делашом. В вашем возрасте у меня обо всем было определенное мнение. О, в наше время умели жить! Мы не искали днем с огнем, но, уверяю вас, находили все, что нам было нужно. Я просто не понимаю этого бездельника! У него прелестная жена, она богата, любит его. Чего ему еще надо, ответьте?

Робер (Барбаре). Да, чего еще Жоржу надо? Ответь ему.

Барбара. Я ничего не знаю.

Робер. Она ничего не знает.

Мсье Делашом (продолжает). Любовницу? Я уже сказал вам. Что думаю на этот счет. Пусть заводит любовниц, но делает это тактично! Ну, что еще?

Робер (Барбаре). Что еще?

Мсье Делашом (продолжает). Ничего, больше ничего. Деньги, любовь — все у него есть. Что ему еще надо? Ведь жизнь простая штука, черт побери! Я совершенно не понимаю вас. Он говорит, что несчастен… А отчего ему быть несчастным? Я старый артист, неудачник, жизнь моя была нелегкой. Ни что ж? Разве я несчастен? А вы? Разве вы несчастны?

Робер. Я вполне счастлив.

Мсье Делашом (Барбаре). А вы?

Робер. А ты?

Барбара. Я тоже.

Мсье Делашом. Вот видите! Он говорит, что не любит жену. Я тоже свою не любил. Но разве я устраивал из этого драму? Он говорит, что мы заставили его жениться… Конечно, мы посоветовали ему вступить в этот брак. Ведь наши деньги были помещены из трех процентов, и мне пришлось все распродать, чтобы хоть как-нибудь поправить дела после аферы Юмбера. Разве я виноват, что нами так плохо управляют? На прокате машин Жорж зарабатывал полторы тысячи франков в месяц, а долгов у него было тысяч на триста. Честь семьи требовала их уплаты. Нужно было найти выход. И вот он встречает девушку из лучшего общества, красавицу, обладательницу миллионов; она влюбляется в него. Отлично! Они флиртуют… Все в порядке! Вдруг — стоп! Его мучит совесть: следует ли ему жениться? Слава богу, мы с женой вовремя все уладили. Ну, разве не замечательно получилось? (Барбаре.) Как по-вашему?

Робер. Да разве у нее есть свое мнение?

Вбегает очень взволнованная Эдме.

Эдме. Так вы здесь? Ну и жизнь, детки!

Робер. Что нового, милая Эдме?

Эдме. Посмотрели бы вы на мою руку, мсье Робер! С самого утра мадам не может разговаривать со мной иначе, чем впившись в меня ногтями. Если бы вы знали, в каком она состоянии! Все еще нет известий о мсье?

Робер. Нет.

Мсье Делашом. Уверю вас, душечка Эдме, что теперь уж он скоро приедет.

Эдме (потирая синяк на руке). Все-таки мсье мог бы немного больше думать о нас, не в обиду ему будь сказано!

Резкий звонок.

Сейчас, мадам! (К остальным.) Ни на минутку нельзя отлучиться! Мсье Эдгар, не сходите ли вы на кухню за липовым отваром?

Мсье Делашом (вставляя в глаз монокль). С апельсиновым сиропом?

Эдме (с порога, в то время как раздаются непрерывные звонки). Да, пожалуйста! Пришлите кого-нибудь, только не Жоржетту! Мадам ее видеть не может, она выцарапает ей глаза.

Мсье Делашом. Я сама принесу.

Эдме (прежде чем убежать). Только, пожалуйста, на подносе, покрытом салфеточкой! Вы ведь знаете, мсье Эдгар? Иначе мне влетит.

Мсье Делашом. На подносе с салфеточкой… Хорошо. (Собирается выйти, но останавливается, увидев быстро входящую мадам Делашом)

Мадам Делашом (элегантно одета, молодо выглядит, в вечернем платье и манто). Вы здесь? А я везде вас искала. Детки, у меня для вас прекрасная новость!

Робер. Вы были в полиции?

Мадам Делашом (тяжело опускаясь на стул). Нет, у гадалки. Мадам Лерида, которой я принесла одну из шляп Жоржа, утверждает, что он не уезжал из Парижа.

Робер (берет шляпу и осматривает ее). К несчастью, это моя шляпа. Жорж подарил мне ее с месяц назад.

Мадам Делашом. Ах, боже мой! Это все меняет. Значит, не уезжали из Парижа вы? Но какое мне до этого дело! (Встает.) Придется съездить к ней еще раз. Эта женщина знает все на свете, от ее проницательности просто страшно делается! Она сразу угадала, сколько мне лет. (Опять садится.) Но сначала скажите, что с Анриэттой?

Робер. Она хочет умереть.

Мадам Делашом. Вот и прекрасно! Это доказывает, что она все еще любит Жоржа. Мы, очевидно, в оперу не поедем?

Робер. А зачем? У нас опера на дому, и конца спектаклю не предвидится.

Мадам Делашом. Веселенькое дело! Дети, у меня есть еще одна новость, но очень плохая. Кухарка сказала мне, что после обеда Анриэтта приняла мсье Дюпон-Дюфора…

Мсье Делашом. Своего адвоката!

Мадам Делашом. Увы, да!

Мсье Делашом (в отчаянии падает на стул). Этот бездельник погубит нас! (Вскакивает.) А, черт! Липовый отвар! (Быстро выходит.)

Мадам Делашом. Нужно что-то предпринять, совершенно необходимо что-то сделать! Правда, смотреть, как рушится все наше благополучие из-за какого-то пустяка, просто бог знает из-за чего — это же глупо, очень глупо! О, как мне хочется отхлестать Жоржа по щекам! Я его очень люблю, но все-таки отхлестала бы, как мальчишку, будь он здесь.

Робер. Да, но для этого как раз и надо, чтобы он был здесь.

Мадам Делашом. Я положительно не в силах расстаться с этим домом! Во-первых, я чувсвитльена, привязываюсь к вещам. Во-вторых, чем дальше, тем больше я нуждаюсь в коморте. Я не могу жить без него — лучше умереть, дети мои! Да, мне легче покончить с собой, уверяю вас! Есть люди, для которых жизнь возможна только в роскоши. Если лишить их комфорта, они умирают. (Заметив свое отражение в зеркале.) Как вам нравится моя шляпка?

Робер (вежливо). Она очаровательна.

Мадам Делашом. Ее подарила мне Анриэтта. Она надевала эту шляпку только один раз, а стоит она тысячу франков… (Пауза. Вздыхает.) Ведь Жоржу ничто не мешало быть счастливым! Анриэтта так его любит! Она ничего не жалела ни для него, ни для нас… Мы все могли бы любить друг друга, жить тесной семьей… Но он никогда не думает о нас.

Входит Эдме и останавливается на пороге с победоносным видом. Все взоры устремляются на него.

Эдме. На этот раз решено!

Мадам Делашом. Что решено? Вы пугаете меня, Эдме, душечка!

Эдме (отчеканивает). Мадам расходится с мсье!

Мадам Делашом (вскрикивает). Не может быть, Эдме!

Эдме. Я вам говорю!

Мсье Делашом входит в другую дверь, торжественно неся поднос.

Мсье Делашом. Вот липовый отвар… На подносе…

Эдме. Он ей больше не нужен. Она хочет встать. Она считает, что глупо калечить свою жизнь из-за такого ничтожества. Между нами говоря, ведь мсье ее обирает. Разве не правда?

Мадам Делашом. Эдме, как вы можете говорить такое?

Эдме. Но, мадам, я тоже женщина как-никак! Я представила себе, каково мне было бы на ее месте… И, наконец, мы все здесь хотим покоя.

Мадам Делашом. Эдме, милочка Эдме, ведь у вас золотое сердце! Вы не допустите этого!

Эдме. Пока было возможно, я советовала мадам терпеть. Но, как вы понимаете, я вовсе не хочу терять место, поэтому и не стала ей перечить.

Мадам Делашом. О, нет, нет, только не это! Это слишком глупо! Хоть я и мать Жоржа, но прежде всего я друг Анриэтты. Я поговорю с ней!

Эдме (вдогонку). Бесполезно! Она заперлась у себя и даже не ответит вам.

Мадам Делашом (уходя). Это мы еще посмотрим! Она меня так любила всегда!

Эдме (остальным). Пока любила мсье, может быть. Но теперь… Поймите: все вы очень милые люди, но не нужно строить воздушных замков. Я говорю с вами, как женщина, которая кое-что видела на своем веку. Если мадам порвала с мсье, то его родным надеяться не на что. Неужели непонятно? Чего вы хотите, в самом деле? Все равно терпение мадам рано или поздно лопнуло бы, уж я-то видела, ведь она все вымещала на мне! Как ни любишь человека, но если он тебя не любит, то в конце концов…

Мсье Делашом (в бешенстве ударяя кулаком по столу). Но, черт побери, почему он ее не любит?

Возвращается мадам Делашом, она расстроена.

Мадам Делашом. Она не захотела меня впустить. Дверь заперта на ключ.

Эдме. А я вас предупреждала! Поверьте, на этот раз решение мадам Анриэтты бесповоротно. Я только что объясняла господам, что и для мсье и для родных мсье все кончено. Как сказано, так и будет. Если мсье сегодня не вернется, то завтра утром мадам отправится путешествовать и всем вам придется отсюда убираться.

Мадам Делашом. Как, сейчас же?

Эдме. Мадам сказала, что если она уедет, то посторонние не должны оставаться в ее доме.

Мсье Делашом. Что за безобразие! Даже слуг, и тех предупреждают о расчете за неделю!

Эдме. Так ведь мсье не слуга! Слуга — это трудящийся, член профсоюза! Разве можно сравнивать?

Мсье Делашом (встает вне себя и дрожащей рукой вставляет монокль в глаз). Вы нахальная девчонка! Да знаете ли вы, с кем говорите? Со светскими людьми! Со светскими людьми, позволившими вам фамильярничать с ними! Но отныне вас поставят на место! Марш отсюда, девчонка! Живо!

Эдме. Светские люди? Ой, лопну со смеху! Нахлебники, прощелыги, голь перекатная — вот кто вы такие!

Мсье Делашом (спокойно садится). Не понимаю, что она хочет сказать. Я никогда не понимал жаргона.

Мадам Делашом (суетясь вокруг Эдме). Эдме, душечка! Нужно быть снисходительной и извинить мсье Эдгара. Ну, Эдме, милочка! Вы же знаете его причуды, он бывший артист! Я уверена, Эдме, что он не хотел вас обидеть. Он сейчас сам скажет вам это. Эдме, душечка Эдме, послушайте! Эдме, мы вас отблагодарим, если вы похлопочете за нас!

Эдме. Бесполезно! Очень жаль, но мсье больше не на что рассчитывать. Да и что вы можете мне предложить? (Уходит.)

Мадам Делашом. Итак, нужда! У меня не хватит мужества переносить ее. Я слишком стара… нет, наоборот, слишком молода, чтобы смириться с нею.

Робер (из своего угла). Ах, он не мог надевать один и тот же галстук больше трех раз, ваш красавчик Жорж! У мсье такой утонченный вкус, мсье любит разнообразие… Что ж, теперь мсье придется носить галстук до тех пор, пока он не превратится в тряпку!

Барбара. Это еще ничего! Страшнее, что тебе придется покупать галстуки!

Робер. Плевать мне на это! Я согласен ходить без воротничка и в дырявых штанах, лишь бы доставить себе удовольствие и посмотреть, как мсье останется без гроша! Туговато ему придется! Не щеголять ему больше в туфлях на тройной подошве, с металлическими подковками, за шестьсот франков! Пусть покупает теперь простые ришелье из телячьей кожи, «вес пера», по восемьдесят девять франков, со скидкой по случаю распродажи на Севастопольском бульваре! Пусть привыкает носить полосатые брюки и кургузый черный пиджачок! И ездить в метро, и завтракать в дешевых ресторанчиках, где от блюд несет застывшим салом! И ходить на задних лапках перед хозяином! Туговато ему придется!

Барбара (злобно). И тебе тоже, если это может тебя утешить.

Робер. Да, и мне тоже, но сперва все-таки ему! Ведь благодаря твоему великодушному другу Жоржу я за эти два года привык к тому, что у меня есть хозяин. Он очень заботился о том, чтобы я честно зарабатывал свои две тысячи франков, уверяю тебя! Заметь, что это в порядке вещей, и я поступил бы так же. Когда кому-нибудь платишь, будь это нянька или секретарь, то стараешься, чтобы он не получал денежки даром. Так уж человек создан. Ну что ж, теперь ему тоже придется поработать. Помню, как он, бывало, хныкал по ночам в казарме после целого дня нахлобучек: «Эй, вы, как бишь вас? Делашом? По-вашему, это называется чистить сапоги? Кру-гом! Четыре наряда! Что-о? Возражать? Восемь нарядов!!!» Ну, теперь мсье опять каждое утро будет чистить себе ботинки до потери сознания и измазываться в ваксе по самую шею! Мсье потеет, как еще никогда не потел!

Барбара. Замолчи! Противно слушать!

Робер. Нет не замолчу! Ты не понимаешь, что значит иметь друга, который и красивее тебя, и в школе учится лучше, и, наконец, становится богатым невпроворот! Вот почему, должно быть, так приятно участвовать в революциях. Видишь ли, даже если наплевать на этих счастливчиков, как мне, например, зато можно полюбоваться, когда им приходится плохо. Ему тоже придется несладко, этому неженке, уж я-то его знаю! Можете не сомневаться, он тоже хлебнет горя.

Мсье Делашом (уныло). Хоть бы знать по крайней мере, где он! Хоть бы сообщить ему, что сейчас дело еще можно уладить, а завтра будет поздно…

Робер (негромко, но злорадно). Нам всем придется плохо, но ему — в первую очередь!

Барбара (ее прорвало). Я этого не хочу! Не хочу! Я выследила его на днях. Он нанял дом в Санлисе, под Парижем, на улице Люгеклен, тридцать два. Он сейчас, наверное, там.

Робер (вскакивая). О господи! И ты не могла сказать это раньше? Идиотка! Машина внизу. Идемте все, живо! (Тянет мадам Делашом за руку, подталкивает мсье Делашома.)

Все торопливо выходят, последней — Барбара.

Занавес

 

Действие третье

Декорация первого действия. В гостиной Изабелла — молодая девушка в цветном платье. Вокруг нее встревоженные актеры, метрдотель и хозяйка дома.

Изабелла. И вы уверены, что никогда раньше его не видели?

Филемон. Уверены ли мы?! Да ведь мы приехали поездом в шесть минут восьмого.

Изабелла. И он действительно нанял этот дом на месяц?

Хозяйка. Обычно на месяц я не сдаю, но этот молодой человек показался мне очень привлекательным… Таким и грехи прощают без проповеди.

Изабелла. Правда, мадам? (Вздохнув, оборачивается к метрдотелю.) А вам, значит, поручили играть старого, преданного дворецкого?

Метрдотель. Да, мадемуазель.

Изабелла (оглядывает его, потом с улыбкой). Ужасно!

Метрдотель. О, я семнадцать лет прослужил в богатом доме, мадемуазель! Конечно, если бы меня предупредили, что придется изображать дворецкого… Но ведь меня просто послали с заказанным по телефону типовым обедом на четыре персоны… по меню номер два.

Изабелла. На четыре персоны? Почему же на четыре? Ведь вместе с Робером нас было бы пятеро?

Метрдотель. Пусть мадемуазель меня извинит, но раз ей уже многое известно, то пусть она узнает все! Пятый прибор приготовлен лишь для виду, мадемуазель.

Мадам Монталамбрёз (хихикая). Для друга!

Филемон. Для самого лучшего, самого близкого друга!

Изабелла. Для Робера?

Филемон. Во-во, для Робера, для пресловутого Робера.

Изабелла. Как, разве он не должен был прийти?

Филемон. Во-во, для Робера, для пресловутого Робера.

Изабелла. Он не мог прийти, потому что…

Мадам Монталамбрёз (прыская). Потому что его не существует!

Изабелла. Как! Робера не существует?

Филемон. Он ему такой же друг, как мы родители.

Изабелла. Но это невозможно! Робер существует, я в этом уверена. Мы чуть не два месяца ежедневно говорим о нем.

Филемон. А я уверяю вас, что все это выдумки.

Изабелла. Но он показывал мне его фотографию!

Фелимон. Подстроено… От этого молодчика всего можно ждать!

Изабелла (тихо). Если Робер — и тот выдуман, то что же тогда правда?

Филемон. Что касается Робера, то это, конечно, Робер Уден! (Смеется.)

Мадам Монталамбрёз. Этот милый молодой человек якобы пошел звонить… Откуда мы знает, вернется ли он? Может быть, это просто уловка, чтобы оставить всех нас в дураках?

Филемон (давясь от смеха). Кто его знает? Кто его знает? Нет, это презабавно! (Перестает смеяться, повторяет задумчиво.) Презабавно! (Внезапно рассердившись.) Но скажите на милость: если он не вернется, кто нам заплатит?

Мадам Монталамбрёз (тоже перестав смеяться). Н-да, веселенькое дело! Знаешь, я с самого начала подозревала что-то неладное.

Филемон. Но это ему даром не пройдет! Я — член Общества актеров! Я этого так не оставлю!

Мадам Монталамбрёз. Да что ты можешь сделать, умник ты этакий? Ведь ты не знаешь даже адреса этого пройдохи.

Филемон. Гийотару, наверное, известно, где он живет.

Мадам Монталамбрёз. Напрасно ты так думаешь. Гийотар мне сказал, что и ему он дал этот адрес.

Хозяйка (с беспокойством). Как, по-вашему. Я могу быть спокойна за свою мебель?

Филемон. Не знаю, не знаю, мадам. Вольно же вам сдавать дом первому встречному, не наведя о нем никаких справок!

Хозяйка. Но откуда я знала, мсье? Мне показалось, что этот молодой человек из приличной семьи? Ой, не смешите меня. Его семья — это мы. Позвольте вам заметить, что вы совсем не умеете разбираться в людях.

Мадам Монталамбрёз. О, мы не такие простаки!

Филемон. Он просто мошенник, ваш молодой человек и приличной семьи. Видно с первого взгляда! Что касается вас, мадемуазель, то вы одурачены этим молодчиком, как и мы; я бы очень хотел ему верить, но позвольте сказать, что, будь вы моей дочерью, я посоветовал бы вам, прежде чем дружить с человеком, выяснить, кто он такой.

Изабелла. Я запрещаю вам так говорить о нем! Сколько вы должны были получить за сегодняшний вечер, если бы все обошлось благополучно?

Мадам Монталамбрёз (быстро). По сто пятьдесят франков. Это обычный тариф для загородных местностей.

Филемон (поддерживает ее игру). Не считая расходов на транспорт, конечно. Эти расходы всегда оплачиваются отдельно.

Изабелла. Вот четыреста франков.

Филемон. Однако забавно, что именно вы хотите оплатить расходы по постановке этой комедии, да еще с лихвой! Впрочем, как вам угодно. Сейчас я дам вам сдачу. (Роется в карманах.) Гм… у тебя есть деньги, дорогая?

Мадам Монталамбрёз. Гм… А сколько тебе нужно?

Изабелла. Прошу вас, мсье, не беспокойтесь! Это небольшая надбавка за то, что вы так хорошо сыграли свои роли.

Филемон (пряча деньги в карман, сухо). Да будет вам известно, мадемуазель, я не поддаюсь на подобную лесть.

Изабелла. Можно задать вопрос? Ваше амплуа драматические или комические роли?

Филемон. И те, и другие, мадемуазель. Я играю и в классических, и в современных пьесах, и в трагедиях, и в комедиях.

Изабелла. А случается ли, что в вашей роли сочетаются разные жанры?

Филемон. В мое время это не бывало, мадемуазель. Но в нынешних пьесах все возможно.

Изабелла. И когда вам приходилось играть благородного отца, вы всегда встречали героиню так, как встретили меня сегодня?

Филемон. Ну, это уж слишком! Не собираетесь же вы упрекать меня за то, что я сказал вам правду? Ведь вас хотели обмануть, малютка!

Изабелла. Возможно. Но вам должны были заплатить за то, чтобы вы меня разыграли. И раз это ваша профессия…

Филемон. Позвольте, позвольте! Не будем говорить об искусстве, которое мы оба уважаем. Как вы не понимаете? Я лишь потому вышел из рамок роли, что почувствовал в этой игре что-то гадкое. Неужели я похож на человека, способного принимать участи е в кознях соблазнителя? А может быть — кто его знает? — просто карманного воришки, собиравшегося похитить вашу сумочку?

Изабелла. В таком случае, боюсь, бедному мальчику досталось бы немного. (Метрдотелю.) Сколько я вам должна?

Метрдотель (вынимает счет и подает ей). Шестьсот восемьдесят франков! (Спохватывается и берет счет обратно.) Гм… Одну минутку, мадемуазель! (Вынимает карандаш, мусолит его кончик и наклоняется над столом.)

Мадам Монталамбрёз. Скажете откровенно, — мы обе женщины! — разве красиво он с вами поступил?

Филемон. Безобразие! Если б я его поймал, знаете, что я сделал бы с этим повесой? Надрал бы ему уши!

Изабелла (мягко). Бедный Жорж выдумал такую остроумную штуку! А каково ему будет, когда он вернется и увидит, что его почтенные родители взбунтовались, а старый преданный дворецкий приписывает к счету…

Метрдотель (делает резкое движение). То есть как? Извините…Я… проверял счет.

Изабелла (улыбаясь). И сколько же получилось после проверки?

Метрдотель (откашлявшись, чтобы придать себе уверенности). Гм… Восемьсот шестнадцать франков. Тут было кое-что пропущено. Восемьсот шестнадцать… Дважды восемь…

Изабелла (по-прежнему улыбаясь). Очень хорошо, получите. А теперь все уезжайте. Вам тут больше нечего делать.

Филемон. Пусть будет по-вашему. (Декламирует.)

Изабелла. Вы, конечно. Но поторопитесь, мсье! Если Жорж застанет вас здесь, вряд ли он обрадуется.

Филемон (обеспокоенно). А ведь верно! В котором часу ближайший поезд на Париж, бабушка?

Хозяйка. Боюсь, что теперь уже до утра поездов не будет. Пойдемте в кухню, проверим по списку, все ли в целости.

Они направляются к выходу.

Изабелла (останавливает метрдотеля и тихо спрашивает). Итак, все эти бабушки — ненастоящие… Этот старый дядюшка — обманщик… И даже диван в стиле Наполеона Третьего — кто бы мог подумать! — надувает меня, ведь Жорж в детстве никогда не прятался за его спинкой… Ах, как жаль!

Входит Робер, нерешительно, как всякий человек, попавший без доклада в чужой дом. Дойдя до середины комнаты он замечает Изабеллу и останавливается.

Робер. Извините, мадемуазель! Все двери открыты настежь, прямо как на постоялом дворе… Я бы хотел видеть мсье Жоржа Делашома.

Изабелла (вглядывается в него и радостно восклицает). Здравствуйте, Робер!

Робер (удивленно). Вот те на! Откуда вы знаете, как меня зовут?

Изабелла. Я угадала.

Робер (садится нимало не смущенный). Ого, вы, оказывается, гадалка! И на картах тоже гадаете?

Изабелла. Сначала скажите мне откровенно: вы актер? Можете говорить не стесняясь. Я в курсе дела.

Робер (на этот раз слегка оторопел. Некоторое время сосредоточенно думает). Виноват, мадемуазель, это дом номер тридцать два?

Изабелла. Да.

Робер. По улице Дюгеклен?

Изабелла. Да, да.

Робер (объясняет). Мадемуазель, я друг Жоржа Делашома…

Изабелла (прерывает его). Ну да, вы его друг детства. Вас зовут Робер Лемуан. Вам двадцать шесть лет. Вы приехали, чтобы пообедать с нами.

Робер. Ошибаетесь, я уже обедал. Но это пустяки, не смущайтесь: все гадалки ошибаются. Продолжайте! То, что вы рассказываете, необычайно интересно.

Изабелла (продолжая его разглядывать). Сначала встаньте.

Робер (встает, удивленно). Вы хотите, чтобы я встал?

Изабелла. Посмотрите мне в лицо!

Робер. В лицо?

Изабелла (серьезно). Вы сейчас не горбитесь?

Робер. Я? Горблюсь? Зачем?

Изабелла. Почему же вы меньше ростом?

Робер (этот допрос начинает его беспокоить). Н-не знаю. Каков есть…

Изабелла. Жорж сказал мне, что вы одного роста с ним.

Робер. Жорж говорил вам обо мне?

Изабелла. Конечно! Жорж только о вас и говорит. Вас это удивляет?

Робер. Немного. А можно узнать, что говорил обо мне мой друг Жорж?

Изабелла (улыбаясь). Много плохого, не сомневайтесь!

Робер. О, в этом я не сомневаюсь. А все-таки, что именно?

Изабелла (смотрит на него, помолчав). Нет, вы не актер. Иначе вы давно поправили бы галстук, чтобы выглядеть непринужденно.

При этих словах Робер машинально поправляет галстук. Входит метрдотель. Они стоят к нему спиной.

Метрдотель. Виноват, мадемуазель! Но поскольку мадемуазель распоряжается, Разрешите узнать, Нужно ли все-таки подавать обед? Уже одиннадцатый час. Известные вам лица хотели бы… (Подозрительно оглядывает Робера.) Известные вам лица… (снова смотрит на Робера) в самом дел вынуждены остаться здесь до утра, так как ночью поездов на Париж нет.

Изабелла. До которого часа ваш ресторан обслуживает посетителей?

Метрдотель. До полуночи, мадемуазель.

Изабелла. Ну, так подождем до полуночи.

Метрдотель (махнув рукой). Как угодно мадемуазель. Но в кухне нет холодильника, и поэтому я должен предупредить мадемуазель, что за кое-какие соусы не отвечаю. (Выходит.)

Робер. Что все это, в конце концов, означает, мадемуазель?

Изабелла. Представьте, мсье, я как раз думала, что вы мне все объясните.

Робер. Я? Почему? Прежде всего скажите, где мы находимся?

Изабелла. В доме, который со всей обстановкой на один вечер нанял Жорж, чтобы принять меня.

Робер. Недурная холостяцкая квартирка в пятнадцать комнат! Да еще в Санлисе!

Изабелла. Это вовсе не холостяцкая квартира. Он хотел выдать этот дом за свой родной.

Робер. Его родной дом? Это мне нравится! А что за тип только что приходил с таким торжественным видом, словно кого-то хоронит?

Изабелла. Это метрдотель из ресторана Шовин, он должен был выступать в роли старого, преданного дворецкого.

Робер. Вот как!

Изабелла. А на кухне сидят актеры, играющие отца и мать.

Робер. Отца и мать? Браво! А какую роль в этом спектакле должны были играть вы? И вообще кто вы такая?

Изабелла. Я его подруга.

Робер. У Жоржа много подруг… Вы откуда?

Изабелла. Ниоткуда. Может быть, по этому признаку вы отличите меня от других. Мы с ним познакомились в Луврском музее.

Робер. Ах, в Луврском музее? Замечательно! Так мсье ходит по музеям? Мсье доставляет нам кучу неприятностей, а сам на досуге посещает музеи?! Проклятый Жожо!

Изабелла. Боже мой, какой ужас! Вы зовете его Жожо?

Робер. Иногда. Когда я в хорошем настроении.

Изабелла. Он мне этого не говорил.

Робер. Мне кажется, что мой друг Жорж забыл сказать вам не только это, но и многое другое.

Пауза.

Изабелла. Значит, он не говорил, что сегодня вечером вам предстоит ужинать с одной его знакомой?

Робер. И не думал, мадемуазель.

Изабелла. Интересно, почему он не хотел, чтобы мы встретились?

Робер. Меня это тоже интересует, мадемуазель. (Пауза.) Вы не знаете, в котором часу он должен прийти?

Изабелла. Когда я приехала, он уже ушел, не сказав этим людям, когда вернется.

Робер. Ну и вечерок! (Садится.)

Изабелла (разглядывая его). Как это странно! По его словам, он все вам рассказывает, а между тем об мне ничего не говорил.

Робер. По-видимому, забыл, мадемуазель.

Изабелла. Но вы все-таки его друг, не правда ли?

Робер. Самый близкий друг, не сомневайтесь, мадемуазель. Единственный настоящий близкий друг. Самый что ни на есть близкий, заверяю вас. Мы с ним — словно Кастор и Поллукс.

Пауза.

Изабелла. А правда, что вы спасли его, когда катались на лодке?

Робер. На лодке? Мне очень жаль, мадемуазель, но я не умею плавать.

Пауза.

Изабелла. А эта девушка, в которую вы оба были влюблены, когда вам было по восемнадцать лет? Девушка, от которой вы отказались ради него?

Робер. Девушка, от которой я отказался? Что-то не помню. Как ни прискорбно, мадемуазель, но я в жизни не слыхал об этой девушке.

Изабелла. Я должна узнать все до конца! И вы не продали однажды свои вещи, чтобы он мог купить костюм?

Робер (громко прыская). Свои вещи? Он сказал, что я продавал для него свои вещи? Какое богатое воображение у мсье! Каким рыцарем он меня изображает! Свои вещи? Я прямо восхищен! Как это мило, как трогательно! Свои собственные вещи? Право, мсье слишком добр ко мне, слишком добр. В каких идиллических тонах он обрисовал меня! Пастораль, да и только! Проводя вечер с дамой, мсье хочет, чтобы все было, как на буколической картинке! (Встает, вне себя от злости.) Я тебе покажу девушек, от которых я отказался! Я тебе покажу настоящих друзей! Чтобы понравиться вам, мсье выдумывает преданного друга и имеет наглость называть его моим именем, да? Хорошо же, я сейчас скажу вам, мадемуазель, какие на самом деле у меня с ним отношения.

Изабелла. Нет, не надо говорить! Я не хочу ничего знать.

Робер. Не хотите знать? Это, конечно, для вас самое удобное!

Изабелла. Лучше пусть он скажет мне, но только не вы!

Робер. Мсье вам расскажет, что мы любим друг друга, как братья. Знайте же, мадемуазель, что мсье ненавидит меня и я ненавижу его. Правда, мы вместе выросли, вместе сосали кормилиц; но лишь только достигли сознательного возраста, возненавидели друг друга и, поверьте, успели наверстать потерянное время.

Изабелла. Зачем же вы ищете его сейчас? Почему вы все время с ним?

Робер. Я держусь за него, милая моя барышня, как раковина за скалу, держусь по той причине, по какой частенько друзья бывают неразлучны: я живу на его счет.

Изабелла. А он, почему он с вами не расстается?

Робер. Потому, мой ангел, что я все время ему нужен: чтобы унижать меня, посылать со всякими поручениями, а в особенности потому, что ему нужна моя жена.

Изабелла. Ваша жена?

Робер (изящно кланяется). Да-с, моя жена, как я имел честь вам доложить, не скрывая своего позора. Но, по-видимому, вы не совсем меня поняли. Между тем я изъясняюсь на французском зыке, языке дипломатов и повелителей, языке ясном и точном. Может быть, употребить более выразительное слово?

Изабелла. Вы мне противны, замолчите!

Робер. Такова уж моя специальность — быть противным. Совсем недавно мне сказали то же самое. Да это и верно: я отлично знаю, что, кроме крайнего отвращения, ничего внушать не могу, милая мадемуазель. А мсье отличается такой приятностью, таким благородством в обхождении, он так привлекателен! Ведь привлекательность — это все, не правда ли? Мсье мечтает о красивой жизни… Ведь у него такая нежная душа, хотя цена ей грош. Ему искренне хочется, чтобы все было настоящим: и благородные родители, которых играют актеры и этот мнимый семейный уют. Он мечтает также о преданном образцовом друге… а чтобы иметь возле себя хоть подобие такого друга, он и содержит меня, ваш Жорж!

Входит растерянный метрдотель.

Метрдотель. Мадемуазель, мадемуазель! Там еще приехали… Я прямо не знаю, что делать. Голова идет кругом! (Уходит.)

Появляется мсье Делашом, мадам Делашом и Барбара.

Мсье Делашом. Черт побери! Как дела, Робер?

Мадам Делашом. Мы страшно волнуемся! Уже около одиннадцати!

Робер. А-а, вот и вы! Приехали как раз вовремя, в самый подходящий момент! Наступает очередь театральных эффектов! Все неожиданно и таинственно! Сюда, скорее сюда! Вы узнаете последние новости, самые свежие, потрясающие, сногсшибательные! Известно ли вам, чтó я узнал от этой очаровательной молодой особы, ожидающей здесь мсье со слезами на глазах и прижатой к сердцу рукой? Оказывается, мсье пылко любит меня и я так же пылко люблю мсье!

Мсье Делашом (ничего не понимая). Что за странная манера встречать, черт побери! Во-первых, кто эта девушка?

Робер. Эта девушка? Из «Тайн Нью-Йорка». Дрожащее, хрупкое и бледное создание, которое мсье вовлекает в головокружительные авантюры!

Мсье Делашом. Где мы?

Робер. В доме китайца, где двери открываются сами собой, где лотосы — телефоны, а телефоны — лотосы. Посмотрите на эти обои, фикусы в кадках, подставки для цветочных горшков, семейные портреты на стенах. Все это липа все это декорации! Берегитесь, мсье Делашом, берегитесь! Видите, у вас под ногами пол не застлан коврами, это потайной люк! Наверно, они должны появиться как раз оттуда.

Мсье Делашом (в испуге отскакивая). Кто — они? Я ничего не понимаю, черт побери!

Робер. Как кто? Остальные гости китайца.

В это время в дверях показываются актеры, привлеченные разговором.

(Топает ногами.) Вот, вот! Я же вам говорил! Вот они!

Ошеломленные актеры скрываются.

(Взбирается на стул.) Этот дом, господа, полон всяких неожиданностей! В нем масса фальшивых папаш, подставных мамаш. Отодвиньте кресло, за ним, наверное, прячется бабушка! Из каждого ящика может выскочить близкий друг! И все это мсье устроил, чтобы понравиться сей молодой особе… Нет, по-моему, это чересчур! Чересчур! Я лопну, я помру сегодня от смеха! (Падает на стул, не то смеясь, не то плача, и кричит Барбаре.) Ты слышишь? Это просто невиданно! Мсье выдумал себе семью… Впрочем, это еще пустяки, такое выдумывают сплошь и рядом, дело обычное. Но мсье показалось мало: мсье сказала этой девушке, что я его обожаю и что он обожает меня… Слышишь? И тебе не смешно? Он меня обожает! Он меня обожает! Что ж ты не смеешься?

Барбара (внимательно глядя на Изабеллу, тихо). Замолчи, Робер.

Робер. Что ты сказала?

Барбара. Я говорю, что тебе надо замолчать.

Робер. Замолчать? Но разве ты не понимаешь, что действие нашей пьесы дошло до того моменты, когда молчать уже невозможно? Теперь все мы должны сыграть свои роли до конца. Ну, говорите же, мадам Делашом, говорите, заклинаю вас! Ваш выход! Приложите руку к сердцу и валяйте! Мсье Делашом, подкрутите усы! Как можно больше достоинства! Вам выступать! Скажите этой девушке, что вам необходимо вернуть сына в лоно семьи, что дело идет о будущем всего семейства! Ну, ну! Чего вы ждете? Ваш черед!

Мадам Делашом (проникновенно). Мадемуазель! Я понимаю, что сложившаяся ситуация крайне тягостна как для вас, так и для нас. Но с вами говорит мать… Судя по внешности, вы вполне порядочная девушка. Вы поймете меня, я в этом уверена. Наш сын вам солгал, и вы должны вернуть его нам.

Мсье Делашом (все принимая за чистую монету). Наш мальчик собирается разорить свое гнездо, мадемуазель.

Мадам Делашом. Счастье всей нашей семьи в ваших руках! Сейчас я вам все объясню, мадемуазель…

Изабелла (вставая). Не надо, мадам.

Мадам Делашом. Как не надо?

Изабелла. Я ничего не хочу знать.

Мсье Делашом. Ну и глупо!

Изабелла. Я заткну уши; если понадобится, буду ждать Жоржа на улице, но слушать вас не стану.

Мадам Делашом. Вы рассуждаете, как ребенок! В конце концов вам придется все узнать.

Изабелла. В таком случае я узнаю от Жоржа, но не от вас!

Мсье Делашом (торжественно). Ничто нам не помешает заявить, что наш сын разрушает свою семейную жизнь из-за вас, мадемуазель!

Барбара (срываясь с места). Ах, как вы мне противны, как противны!

Робер. Что ты говоришь! Будь тактичней, ради бога! Будь немного тактичней!

Барбара. Как вы все мне противны с вашим страхом потерять его! Вы же знаете, что скоро он опять будет вашим, вы заставите его вернуться… Мало вам этого? Мало?

Робер. Вот те на! Только этого не хватало! Мадам выступает в защиту любви мсье к прекрасной незнакомке! Я же вам говорил, что это «Тайны Нью-Йорка»!

Барбара. Ну зачем вам рассказывать этой девушке о нем? Что вы еще хотите разрулить? Разве недостаточно того, что сегодня она увидела всех нас, увидела это сборище грязных лицемеров?

Мадам Делашом. Барбара!

Мсье Делашом (как всегда, ничего не понимая). Что она сказала?

Мадам Делашом. Барбара, душечка, вы сами не понимаете, что говорите. Ревность ослепила вас!

Барбара. Я хочу, чтобы его оставили в покое! Не мешайте его счастью, оставьте его в покое!

Мадам Делашом. Да вы с ума сошли, душечка! Как эе он может быть счастливым без нас?

Барбара (тихо). Именно, без вас.

Мадам Делашом (кричит). И после этого вы будете говорить, что любите Жоржа?

Пауза.

Робер (негромко). Отвечай, когда спрашивают! После этого ты будешь говорить, что любишь Жоржа?

Изабелла (все время разглядывает Барбару). Но… кто эта девушка?

Робер (шутовски кланяясь). Моя жена, мадемуазель! У меня из головы вылетело, что я забыл вас познакомить. Извините! Честь имею представить вам мадам Жаннету Лемун, она же Барбара, так как это имя красивее. Ну, живо, скажи даме «здравствуйте», протяни ручку!

Изабелла. Ваша жена? Но…

Робер. Да, тут есть одно «но»… В жизни всегда находится «но», если соскрести с нее лак. Разрешите дать вам совет? Вы, кажется, не лишены здравого смысла. Так вот, никогда не занимайтесь этой работой, она опасна. Не соскребайте лака, мадемуазель, не соскребайте! Для спокойной жизни вполне достаточно видимости счастья.

В дверях показывается Жорж. Он очень бледен.

(Увидев его, кричит без тени смущения.) Верно, старина?

Изабелла (подбегает к Жоржу). Жорж!

Мадам Делашом (почти в то же время). Дорогой Жорж, мы всюду тебя ищем!

Мсье Делашом. Ты должен обязательно вернуться домой до полуночи. Слышишь? Обязательно!

Жорж (устало махнув рукой). Незачем кричать, папа. Я оттуда. Все улажено. (Изабелле.) Я вижу, вы уже успели познакомиться.

Изабелла. Да, Жорж.

Жорж. Вот Робер, знаменитый Робер… Его жена, о которой я вам ничего не говорил по совершенно непонятной забывчивости… Мой настоящий отец, моя настоящая мать… А где же подставные?

Изабелла. На кухне. Они не могли уехать, так как до утра поездов не будет.

Жорж. Великолепно! Вы уже выбрали? С какими же из моих родителей вы предпочитаете провести вечер? Подставные были бы очень милы, если бы выучили свои роли. Но и настоящие не так уж плохи, сами увидите!

Изабелла. Зачем вы мне лгали, Жорж?

Жорж. Вы еще спрашиваете? А разве они вам не сказали этого? Удивительно! По крайней мере они сообщили вам, что я женат?

Изабелла. Нет.

Мсье Делашом. Знай, что у твоих родителей есть такт и деликатность, которых не хватает тебе, мой мальчик. Мы ничего ей не говорили.

Жорж (тихо). Я женат, Изабелла.

Изабелла (спокойно). Вот как, Жорж!

Жорж. Да, я года четыре назад женился на богатой девушке. Я ее не люблю. Она очень богата. (Пытается улыбнуться. Не отводя взгляда от Изабеллы, обращается к отцу.) Объясни ей, папа! Ты так хорошо умеешь все объяснять!

Мсье Делашом (не знает, смеется над ним Жорж или говорит серьезно). Что ж, объяснить я могу! Это я умею! Конечно, мы гордимся твоим браком! Да и кто не стал бы гордиться? Слыхали вы когда-нибудь о фирме «Металлические балки Десмон», мадемуазель?

Изабелла (бормочет, не отрывая глаз от Жоржа). Да-да… Кажется… Не помню.

Жорж (тихо). Так вот, я женился на фирме «Металлические балки Десмон».

Мсье Делашом. Самая крупная фирма металлических балок во всей Европе!

Изабелла. Это все, Жорж?

Жорж. Нет, Изабелла. Все мы живем на средства моей супруги, в том числе и Робер, и его жена. А гонялись они за мной потому, что Анриэтта пригрозила выгнать всех, если сегодня я не вернусь домой вовремя…

Мадам Делашом. Не слушайте его, мадемуазель! Он сам не знает, что говорит!

Жорж (продолжает). К сожалению, обстоятельства сильнее нас. Они всегда сильнее…

Изабелла (прерывая его жестом). Нет, я не хочу больше слушать. Даже вас.

Жорж (смотрит на нее с горькой усмешкой и говорит после паузы другим тоном). Как, вы боитесь? Вы, ничего не боящаяся?

Изабелла. Нет, я не боюсь. Но зачем вы усмехаетесь этой вымученной улыбкой, которой я раньше у вас не видела? Вам больно?

Он молчит.

Жорж, хватит ли у вас мужества побыть со мной наедине пять минут?

Жорж. Сегодня у меня хватит мужества на все.

Мадам Делашом (делая шаг к нему). Жорж, мой мальчик, я понимаю, что ты попал в очень неприятное и тяжелое положение, но уже около одиннадцати, Париж далеко, мы можем задержаться в дороге…

Изабелла. Я прошу у вас только пять минут, Жорж, и мне кажется, что вы можете исполнить мою просьбу.

Жорж (остальным). Оставьте нас вдвоем, пожалуйста!

Они колеблются.

(Добавляет устало.) Можете не беспокоиться, через пять минут мы все поедем домой. Теперь нам ничто не помешает.

Мсье Делашом, мадам Делашом и Робер обмениваются взглядами и идут к двери.

Мсье Делашом (выходя). Хорошо, мы поверим тебе в последний раз. Слышишь? В последний раз. Ну, пока!

Жорж. Пока, папа.

Они выходят, Барбара — за ними.

(Оборачивается к молчащей Изабелле.) Какое разочарование, не правда ли? Молодой человек из такой приличной семьи! Молодой человек, обладающий столькими достоинствами! Не слишком ли много их было, дорогая? Меня удивляет, что это не насторожило вас!

Изабелла. Зачем вы обманывали меня, Жорж?

Жорж. Вы спрашивает? Но ведь вы сказали, что ничего не хотите знать.

Изабелла. Я хочу знать только одно: зачем вы меня обманывали? Скажите откровенно. Вы видите, что я спрашиваю об этом без всякой патетики, без малейшей дрожи в голосе. Я не устрою вам сцены.

Жорж. Но это же ясно как день, дорогая! Я знакомлюсь в Луврском музее с молодой девушкой… В течение двух месяцев совершаю с ней идиллические прогулки по старому Парижу и пью чай в ресторанчиках — ибо вы действительно заставляли меня ходить с вами по Парижу и пить чай, — а я его терпеть не могу. Я его ненавижу. И в один прекрасный день я почувствовал, что сыт по горло этими чаепитиями в зеленых и розовых ресторанчиках. Меня перестали удовлетворять быстрые пожатия рук в ожидании, пока принесут новую порцию пирожных, поцелуи украдкой в такси. Но что делать? Что предложить девушке из По, приехавшей в Париж заканчивать образование? Посвятить ее в тайны парижской жизни? Невозможно. Любовь во второразрядной гостинице? Это было бы низко. Что же я мог сделать? Я женат, как вам уже сказали, и ничего подходящего предложить вам не мог. И вот в минуту мрачного настроения я выдумал идеального юношу, его родной дом, почтенных родителей, старого, преданного дворецкого и твердо решил пленить вас всем этим, дорогая!

Изабелла (мягко). Неужели вы в самом деле полагали, что я поверю такому вздору?

Жорж (опустив голову). Нет, Изабелла. Но я пытался. Всегда надо пытаться.

Изабелла. Зачем вы мне лгали, Жорж?

Жорж (молча смотрит на нее, потом другим тоном). Впервые я вам солгал, к несчастью, по той причине, о которой только что говорил. Вы мне нравились, но вы честная девушка, и просто так, ни с того ни с сего я не мог сказать вам правду, этим я бы все испортил.

Изабелла. Ну, а потом?

Жорж. А потом я стал лгать, чтобы придать правдоподобие первой лжи, чтобы этот идеальный юноша, показавшийся вам таким симпатичным, как можно больше походил на живого человека.

Изабелла. Но зачем эта комедия накануне моего отъезда?

Жорж (улыбаясь). Здесь другое дело. Пустяк, но пустяк обычно и губит убийцу: у него неоспоримое алиби, он тщательно уничтожил все следы, но, уходя, дает нищему монетку или срывает в саду убитого цветок, чтобы продеть его в петлицу… (Понурил голову, словно нашаливший школьник.) Я затеял сегодняшнюю комедию, чтобы доставить себе удовольствие.

Изабелла. Удовольствие? Какое?

Жорж. Провести с вами хоть один вечер в тесном семейном кругу.

Изабелла (удивлена, но в то же время ей смешно). По-вашему, очень весело провести вечер в семейном кругу?

Жорж. Не знаю.

Изабелла. Как не знаете?

Жорж (тихо). Я могу только вообразить себе это. (Съежился в углу дивана, в пальто с поднятым воротником, засуну руки в карманы, закрыв глаза.)

Изабелла (обезоруженная, смотрит на него некоторое время, прежде чем спросить). Разве вы воспитывались не дома?

Жорж. Дома.

Изабелла. Может быть, ваша родители жили не очень дружно?

Жорж. Да, не особенно дружно, это верно. Мама всегда очень поздно возвращалась из гостей… У нее было столько приятельниц! Мы долго ждали ее с обедом. А когда было уже совсем поздно и я буквально засыпал за столом, гувернантка заставляла меня есть. Она ужасно злилась, что ей приходилось это делать. Папа тоже злился. Тогда он уходил к себе в кабинет и запирался со своими оловянными солдатиками…

Изабелла. С оловянными солдатиками?

Жорж. Да. Папа их коллекционировал. О, наша семья была действительно странной! А ваши отец и мать люди серьезные?

Изабелла. Да, Жорж.

Жорж. И все садились за стол вместе?

Изабелла. Ну, конечно!

Жорж (без всякой иронии). Как это, должно быть чудесно! (Пауза. Смотрит на Изабеллу, улыбается ей.) Впрочем, взглянув на вас, сразу можно угадать, что вы провели детство в доме, где царил порядок, в доме, где по вечерам светло и тепло, где слуги вежливы, а обеды проходят без драм… Счастливица Изабелла! Сколько у вас было бабушек, таких же счастливых, как вы! Одна за другой они встают в моем воображении. И та из них, что еще жива, наверное, до сих пор заботится и печется о вас… (Помолчав, добавляет, улыбаясь.) Вам покажется это смешным, но, по-моему, я влюбился и во всех ваших бабушек тоже.

Изабелла (мягко, после паузы). Значит, хоть вы и лгали так много, но действительно чуточку любили меня, Жорж?

Жорж. Да, Изабелла, это так.

Изабелла. Тогда я счастлива, несмотря ни на что.

Жорж. Вы правы. Будем же счастливы! (Задумывается.) Как люди, Однако, требовательны! Сначала хотят быть счастливыми никак не меньше, чем всю жизнь… Потом убеждаются, что несколько лет, украденных у судьбы, — уже большая удача. Затем согласны довольствоваться одним вечером… И, наконец, когда у вас всего-навсего пять минут — оказывается, что и это бесконечно много. Целых пять минут счастья! (Разглядывает уютную обстановку гостиной, погруженной в полумрак.) Как чудесно в моем старом доме, не правда ли? Папа и мама в конце концов отложили свои газеты и ушли к себе. Старина Робер и тот догадался оставить нас вдвоем. Нам так хорошо… Нам даже не надо держаться за руки, словно влюбленным в первые дни, чтобы убедиться, что мы действительно вместе в этом полумраке, в этой тишине. Мы и так знаем это. Как спокойно кончился счастливый день! Что мы будем делать завтра, дорогая?

Изабелла. Многое, Жорж.

Жорж. Мы найдем себе какое-нибудь занятие, немного глупое и неправдоподобное, как все влюбленные когда их отношения еще целомудренны и они не знают, куда им деваться в Париже. Пойдем в музей Гревен, дорогая, или в Булонский лес кататься на лодке.

Изабелла (улыбаясь). Когда мы были женихом и невестой, мы ужасно много катались на лодке.

Жорж (тоже улыбаясь). Ужасно много, но с определенной целью! (Наставительно грозит пальцем.) Влюбленные должны научиться управлять лодкой на пруду Булонского леса, чтобы потом твердой рукой вести свой корабль в житейском море! Вы не думаете, что после двадцати лет супружеской жизни я превращусь в болтливого старикашку и надоем вам до ужаса?

Изабелла. Нет.

Жорж. А вы будете очаровательно старушкой, худенькой, седенькой, словом, настоящей подругой жизни… Такие бок о бок со своими любимыми перестреливались с золотоискателями Колорадо… Они не красят волос и не пытаются скрыть морщинок… Согласны ли вы, Изабелла, из любви ко мне сохранить свои морщинки и остаться седой?

Изабелла. Конечно, Жорж.

Жорж (облегченно вздыхает). Ну, и хорошо! Если бы у меня не было уверенности в этом, пять минут нашего счастья были бы испорчены. Я потратил бы их на то, чтобы устроить вам сцену… Хотя, может быть, все-таки надо это сделать просто так, без всякого повода, чтобы наши пять минут действительно походили на счастливую семейную жизнь? Как вы думаете?

Изабелла (улыбаясь). Мне кажется, можно ограничиться намерением, мой любимый.

Жорж (останавливается, смотрит на нее). Мой любимый?! У вас хватило мужества? Вы никогда не называли меня так, Изабелла.

Изабелла (с улыбкой кивнув). Да, раньше я не решалась. Но ведь мы уже четыре минуты вместе.

Жорж. Уже четыре минуты? Как бежит время! А я думаю, откуда это взаимное доверие, этот душевный покой? Мы так нежны, так спокойны, как будто уже отпраздновали золотую свадьбу… Мы были очень счастливы, Изабелла… и очень любили друг друга, хотя и не особенно часто говорили об этом.

Изабелла (вздрагивая). Почему вы употребляете прошедшее время?

Жорж (отступая и грустно улыбаясь). Потому что наша долгая супружеская жизнь, увы, близится к концу.

Изабелла. Бросьте эту игру, умоляю вас! Мне становится страшно, Жорж!

В дверях появляются Робер и Барбара.

Робер. Простите, я совсем как тюремщик в старых пьесах. Но пять минут прошли. Папа с мамой уже в машине.

Изабелла (взволнованно). Жорж, пожалуйста!

Жорж (обнимает ее, улыбается и гладит, словно испуганного ребенка). Не бойтесь, Изабелла! Оставьте меня с ними. Я все улажу, обещаю вам. (Провожает ее к двери, обняв за плечи. Когда она выходит, быстро приближается к Барбаре.) Ты останешься здесь. Скажешь ей, что я солгал, так как боялся ее огорчить. Что я не люблю ее и никогда не любил, что ей лучше всего вернуться домой и как можно скорее забыть об этой злосчастной истории.

Робер (подойдя к Жоржу, хлопает его по плечу). Ого! Ты, кажется, излечиваешься от своей сентиментальности!

Жорж (бледнея, тихо). Убери руку, Робер, мне больно.

Барбара (подойдя ближе). Что с тобой? Почему ты так побледнел?

Жорж. Плечо. Расстегни мне плащ, пожалуйста.

Барбара (поспешно расстегивает Жоржу плащ, затем пиджака и вскрикивает). Да ты весь в крови Жорж!

Жорж (ровным голосом, закрыв глаза). Не трогай рубашку, она прилипла. Расстегни только плащ.

Барбара. Да ты ранен, Жорж!

Жорж. Пустяки. Это Анриэтта. Помнишь ее револьвер, отделанный перламутром? На этот раз он ей пригодился. Она устроила мне ужасную сцену. Я хотел ее обезоружить, она упала и ударилась о каминную доску. Все подняли страшный гвалт. Я удрал, чтобы вернуться несмотря ни на что. Надо думать, я ее убил.

Робер (подскочив). Господи боже! Нужно немедленно ехать туда. Ты в состоянии идти?

Жорж. Кажется. Только мне нужно выпить чего-нибудь покрепче.

Барбара. Покрепче? Но откуда я возьму спиртное в этом сарае?

Жорж. Позови метрдотеля.

Робер звонит. Немного погодя входит метрдотель.

Метрдотель. Мсье звонил?

Робер. Найдется у вас что-нибудь спиртное?

Метрдотель (улыбается). Что за вопрос, мсье! (Декламирует.)

У нас имеются ликеры разных марок, мсье. Рекомендую старый кальвадос.

Жорж. Нет, я хочу рома.

Метрдотель (недовольно). Как раз рома у нас нет. Он не пользуется особым спросом. Впрочем, есть ром «Фантазия» для приготовления пылающего омлета, который хотели подать к ужину. Но я не рискну предложить его мсье.

Жорж (поднимаясь). Мы пойдем. Принесите в машину бутылку вашей «Фантазии».

Метрдотель. Со стаканом, мсье?

Они уходят, не ответив.

(Оставшись один, возмущается.) Ром «Фантазия»! Неужели он станет пить прямо из горлышка. (Передергивается от отвращения.) Ну и вечер! (Выходит, всплеснув руками.)

Занавес

 

Действие четвертое

Те же декорации. Барбара и Изабелла неподвижно стоят перед открытой дверью в столовую. Появляется хозяйка дома с тазом и бинтами.

Хозяйка. Сейчас кончат. Врач говорит, что рана не опасна. (Выходит.)

Барбара. Как, по-вашему, ему очень больно?

Изабелла. Думаю, не очень.

Барбара. Мне не хотелось бы, чтобы ему было больно.

Изабелла. Боль, наверно, не такая уж сильная.

Барбара. Вы так спокойно говорите… У вас хватает мужества? Впрочем, даже он проявил мужество; хотя вообще-то страшно изнежен. (Пауза. Смотрит на Изабеллу и вдруг спрашивает.) Вы его любите по крайней мере?

Изабелла. Почему вас это интересует?

Барбара. Вы так невозмутимы… Он-то вас любит, вы это знаете, а тогда он вам солгал. Он всегда искал вас.

Изабелла (пожимая плечами). Откуда вы это знаете?

Барбара (тихо, с грустной улыбкой). Уж я-то знаю.

Изабелла (помолчав). Вы были его любовницей? Да?

Барбара. На вашем месте я бы не стала спрашивать об этом. Вы знаете, что он вас любит, так не все ли вам равно, что было между нами?

Изабелла. Вы правы, меня это не касается.

Барбара. Вам не пришлась бы по сердцу та жизнь, какую он вел. Но он никогда больше не будет так жить, если завтра сможет уехать с вами.

Изабелла. Значит, вы не уверены, что он уедет со мной?

Барбара. Пока нет. У меня еще есть один шанс. Вернее, ничтожный, крошечный шансик, о котором я не могу вам сказать.

Изабелла. Вы думаете, я боюсь этого шансика?

Барбара. О, я вовсе не собираюсь вас пугать.

Изабелла. Я знаю, вы хотите попытаться удержать его и попробуете поговорить с ним сейчас.

Барбара. Нет, я не стану пытаться.

Изабелла. Было бы довольно странно, если бы вы отпустили его.

Барбара. Остальные, может быть, и попытаются, но я не стану. Мне нечего ему сказать.

Изабелла. Кажется, вам доставляет удовольствие делать вид, будто вы мне его уступаете?

Барбара. О нет! Я вовсе не святая. И к тому же я не могла бы уступить вам моего Жоржа. Да вы и не захотели бы такого.

Изабелла. Вы думаете?

Барбара. Убеждена в этом. Мой Жорж отнюдь не тот милый молодой человек, которого вы знаете. Он бы вам совсем не понравился. Он грустен, он никогда ни в чем не уверен, несправедлив, груб.

Изабелла. Вы лжете!

Барбара. Да. Он тоже. Он лжец. Назначает свидания, а потом забывает прийти. Он никогда не исполняет обещаний. Он легкомыслен, зол, постоянно устраивает сцены… Как видите, он не очень-то привлекателен, мой Жорж.

Изабелла. Для чего вы говорите о нем так плохо?

Барбара (улыбаясь). Вовсе не плохо. Я его и таким люблю.

Пауза. Они меряют друг друга взглядами.

Изабелла (внезапно). Вы, вероятно, меня ненавидите?

Барбара. Нет. Как ни странно, я ненавидела вас всей душой только сначала, когда еще до знакомства с вами он искал вас повсюду. На это, по-видимому, я истратила всю ненависть, и теперь, когда он вас нашел, чтобы вместе идти навстречу счастью, я уже не могу вас ненавидеть.

Изабелла. Но я, я вас ненавижу!

Входит врач.

Барбара (подходит к нему). Ну как, доктор, все в порядке?

Врач. Да, мадемуазель. Просто царапина. Смотрите только, чтобы он не волновался, а то его начнет лихорадить. (Прощается.) Не будете ли вы столь любезны показать мне, где выход?

Они колеблются.

Изабелла (вдруг решается). Я вас провожу, доктор.

Изабелла и врач выходят. Входит Жорж. Жорж и Барбара смотрят друг на друга.

Жорж (приблизясь к Барабаре, спрашивает с беспокойством). Где она?

Барбара (слегка улыбаясь). Она не уехала, сейчас придет. Полежи немного, Жорж! Доктор сказал, что тебе нужен покой.

Жорж (подойдя к дивану). Как все это глупо, а? Если бы я упал в обморок немного позже, Когда мы сели в машину, вы не оставили бы меня здесь.

Барбара. Тебе лучше? Уже не так больно?

Жорж. Не так. Зачем она вышла?

Барбара. Проводить доктора. (Пауза. Вдруг спрашивает.) Что ты собираешься делать, Жорж!

Жорж. Не знаю. (Тихо.) Быть может, уже не я буду решать, что мне делать. (Пауза.) Давно уехал Робер?

Барбара. Почти час назад.

Жорж. Он мог бы уже позвонить.

Барбара. Здешний телефон не работает. Мне пришлось звонить в соседний дом, тридцать четыре. Робер, вероятно, не догадается это сделать.

Барбара молча смотрит не него, что-то вспоминает, на глазах у нее навертываются слезы. Жорж замечает это, она отворачивается, он тоже, потом ложится на диван.

Жорж. Я не хотел бы, чтобы ты плакала, Барбара.

Барбара. Я плачу? Не воображай, пожалуйста. Вовсе я не плачу, просто у меня глаз зачесался.

Жорж. Не лги. О чем ты сейчас думаешь?

Барбара (не смеет взглянуть не него). Я вспомнила, как мы играли в бандитов, когда первые дни ходили гулять вместе… Помнишь? Мы делали вид, будто вынуждены скрываться от преследователей… Брали такси, с величайшими предосторожностями заходили в кафе… Ну, а теперь ты играешь в эту игру без меня. (Жорж не отвечает. Она опускает голову и продолжает еще тише, униженно.) Надеюсь, Жорж, ты не попадешь в тюрьму… Я заслужила право на эту надежду. А если ты угодишь в тюрьму, то я буду ждать, когда ты выйдешь оттуда… (Поднимает голову.) Наверное, я тебе противна?..

Жорж не отвечает. Пауза.

Ты даже не хочешь мне ответить?

Входит Изабелла. Подойдя к дивану, на котором с закрытыми глазами лежит Жорж, она склоняется над ним.

Изабелла (Барбаре). Он заснул. Вероятно, сказались волнение и усталость. К тому же он потерял довольно много крови, пока был без сознания.

Барбара (загадочно улыбаясь). Нет, он всегда старается заснуть, когда чувствует себя несчастным.

Изабелла. Зачем?

Барбара. Чтобы больше не быть несчастным. Это его трюк.

Изабелла. Трюк?

Барбара. Да. Скажите, он в вашем присутствии некогда не написался до потери чувств?

Изабелла. Никогда.

Барбара. И никогда не начинал хохотать ни с того ни с сего или распевать во все горло солдатские песенки, делать вид, будто ему страшно весело?

Изабелла. Никогда.

Барбара. Вот видите, мы с вами говорим о разных людях.

На пороге появляется Робер.

(Устремляется к нему.) Ну, что?

Робер. Где он?

Барбара. Здесь. Он спит.

Робер (оборачивается и видит заснувшего Жоржа). Прямо замечательно! Мы мчимся сломя голову по темным дорогам, тревожимся, строим всякие планы, придумываем для него на всякий случай алиби, а мсье в это время дрыхнет! Он, видите ли, устал!

Барбара. Да говори же! Что там случилось?

Робер (не слушая ее). Видишь ли, я предпочел бы, чтобы он сам задал мне этот вопрос и ждал ответа с широко открытыми глазами. Я бы помедлили, перевел дыхание и торжественно, как вестник в классической трагедии, произнес: «Мой бедный друг…»

Барбара (трясет его). Да скажешь ли ты наконец? Идиот?

Робер (другим тоном, садясь подальше). Представь себе, она отделалась шишкой. И влюблена в него еще больше, чем раньше. Теперь эта несчастная воображает, что он тоже будет любить ее, ведь из-за нее он чуть не пошел на преступление! Это ей внушил папаша Эдгар. Надо признать, что старый артист не лишен фантазии.

Барбара. Где ты их оставил?

Робер. У изголовья постели Анриэтты. Они собираются несколько преждевременно заклать жирного тельца.

Изабелла. Действительно, несколько преждевременно, так как Жорж только что решил уехать со мной в Пиренеи.

Робер. Чтобы заниматься там пчеловодством?

Изабелла. Да.

Робер. В качестве кого? Начинающего пчеловода?

Изабелла. Нет, в качестве моего возлюбленного и, надеюсь, мужа, как только развод будет оформлен.

Робер. Узнаю неженку! Мсье почувствовал потребность укрепить здоровье на лоне природы; грациозно послав нас ко всем чертям, он завтра утром сядет в поезд… (Поворачивается к Барбаре и продолжает, паясничая.) Разве мы будем возражать против того, чтобы мсье отправился лечиться, дорогая?

Барбара (полушутя, полусерьезно). Нет. Не будем.

Робер. Что же нам отсеется делать, дорогая?

Барбара. Уйти.

Робер. По-благородному?

Барбара. По-благородному.

Робер. Откланяться с чисто французского вежливостью, с чисто французской улыбкой, приложив руку к сердцу, отставив ногу… (Берет Барбару под руку, становится в картинную позу, вынимает платок.) И помахать на прощанье платочком: «Прощайте и будьте счастливы, вы вполне это заслужили! Никогда больше вы не услышите о нас». (Вдруг перестает паясничать, подходит к Изабелле.) Нет, серьезно! Вы в самом деле вообразили, что так будет, дорогая мадемуазель? Вообразили, что все решено? Что завтра вы отправитесь на встречу счастью с этим очаровательным молодым человеком? Ха-ха-ха! Мне смешно, слышите? Мне смешно. Я остаюсь.

Изабелла. Что это значит?

Робер (удобно усаживаясь, с подчеркнуто независимым видом). Подожду, пока он проснется. Вы мне симпатичны, поэтому я дам вам совет. Знаете, что я сделал бы на вашем месте? Уехал бы до того, как он откроет глаза.

Изабелла. В самом деле? А почему?

Робер. Мсье, разумеется, влюблен. Он пылок, нежен, сгорает от страсти. Но все-таки он себе на уме. Мсье в конце концов всегда возвращается, когда надо вернуться. Во всяком случае, до сих пор он всегда возвращался к семейному очагу после подобных приключений. Почему бы ему не вернуться и на этот раз? По-моему, ничто ему не помешает.

Изабелла. Думаю, что на этот раз вы ошибаетесь. Жорж с вами не поедет.

Робер. Мадемуазель, если бы вы были умней, вы бы мне поверили. Как говорят, я достаточно пожил и разбираюсь в людях. Я хорошо знаю мсье. Он уже не раз выкидывал такие фортели.

Изабелла. Замолчите! Я не хочу больше вас слушать!

Робер. И напрасно. Я не могу допустить, чтобы вы сделали большую глупость. Мадемуазель, вы глубоко заблуждаетесь. Эта спящая красавица в брюках на самом деле — урод. Этот невинный отрок — чудовище. Он совершенно вам не подходит. Перед вами прямой и светлый путь. Садитесь завтра в поезд на вокзале Орсэ и возвращайтесь одна к своим пчелам, своим собакам, своим добрым бабушкам. (Умоляет, паясничая.) Во имя ваших добрых бабушек, мадемуазель!

Изабелла (отходит от него, пожав плечами). Вы мне надоели.

Робер (следуя за ней). А мне самому не надоело, по-вашему? Я истощил все силы, убеждая вас, но не отступлюсь, ибо чувствую, что это мой долг. Конечно, я понимаю, что вы считаете меня ничтожеством. Но неужели вас не трогает, что этот жалкий, ничтожный человек, движимый каким-то неясным побуждением, из кожи лезет, стараясь воспрепятствовать тому, чтобы совершенно незнакомая ему девушка испортила себе жизнь?

Изабелла. Нисколько не трогает.

Робер. Вы жестоки. На вашем месте я был бы потрясен. Нет, в самом деле, мадемуазель, неужели, по-вашему, мсье любит вас так горячо, что может сбросить свою старую шкуру и превратиться в ягненка?

Изабелла. Да, я верю в это всей душой. Верю, что принесу ему счастье.

Робер. Как будто счастье и в самом деле можно принести… По силам ли вам такая ноша, мадемуазель? Ах, как это трогательно! (Барбаре.) А тебе это не трогает? Я растроган до глубины души.

Изабелла. Замолчите! Вы говорите так лишь потому, что ненавидите его.

Робер (устало). Представьте себе, что нет. Я больше не уверен в том, что ненавижу его. Я часто говорил о своей ненависти, но это были только слова, и она выдохлась. А сейчас, мадемуазель, я скажу вам что-то смешное. Едва начав этот разговор, я понял, что мне не удастся переубедить вас, что Жорж уедет с вами, но я продолжал, чтобы он проснулся и выгнал меня. Ибо, когда я начну говорить и меня понесет, то остановиться уже не могу, пока мне не закроют рот и не выгонят за дверь. Нужно оказать мне эту услуга, иначе я буду говорить без конца, до полного изнеможения, и тогда будет плохо не только мне самому…

Пауза.

Барбара (подойдя к нему). Ну, пойдем, старина! Не стоит ждать, пока он проснется.

Робер. Ты думаешь? (Встает. Деловым тоном.) В таком случае, мадемуазель, я буду краток. В этом месяце нам придется весьма туго. Не можете ли вы одолжить мне пять тысяч франков?

Изабелла. По-вашему, я тоже богачка? Нет, я скорее бедна.

Робер (скромно). Ну, тысячи две?

Изабелла (не может удержаться от улыбки). Две тысячи, может быть, в моей сумочке найдется. (Берет сумочку.)

Барбара (вырывает сумочку из рук Изабеллы). Извини, дорогой Робер, но я не позволю.

Робер. Как? Что с тобой? Ты спятила?

Барбара (кладя деньги Изабеллы обратно в сумочку). Вовсе нет.

Робер. Ага, ты хочешь сделать благородный жест, моя милая? Поверь, я не премину рассказать о нем хозяину той дешевой столовки, где придется обедать начиная с завтрашнего дня. Не сомневаюсь, что в ответ нам предложат по порции антрекота. Ну что ж, тебе приспичило сделать благородный жест, ты его сделала, а теперь оставь нас в покое! (Отстраняет ее.) Не слушайте ее детский лепет, мадемуазель. Она поступает необдуманно.

Барбара (снова вмешиваясь). Нет, Робер.

Робер. Да пойми, наконец, что мадемуазель просто желает помочь нам в трудную минуту.

Барбара. А я не хочу, чтобы она нам помогла.

Робер (крайне расстроенный, снова садится). Если все мы будем стремиться перещеголять друг друга в благородстве, то никогда не выпутаемся из этого положения. Конечно, нужно быть благородным, но в меру.

Барбара (помолчав, внезапно). Ты прав, старина, я идиотка. Если мы все будем стремиться перещеголять друг друга в благородстве, то никогда не выпутаемся из этого положения. Особенно Жорж. Давайте деньги, мадемуазель. Это, в конце концов, и для него самый простой выход.

Робер. Браво! Ловите ее на слове, мадемуазель, и кончим на этом. (Замечает, что Жорж пошевелился.) Внимание, он проснулся! (Быстро прячет деньги.)

Жорж (приподнимается и смотрит на них). Где папа и мама?

Робер. У Анриэтты. Она отлично себя чувствует. Отделалась шишкой, старина, и хоть завтра можно начинать все сначала.

Жорж (облегченно вздыхает. Чувствуется, что охвачен радостным порывом). Я не хочу туда возвращаться! Не хочу иметь с ними ничего общего! Я даже сменю рубашку и костюм, прежде чем сесть в поезд!

Робер. Знаю.

Жорж (грубо). Зачем же ты в таком случае вернулся?

Робер. Проститься с тобой. Нужно быть вежливым независимо от того, любим мы друг друга или нет.

Жорж (пожимая плечами). Скажи папе и маме, что через некоторое время я приеду в Париж оформить развод, что я буду работать и по возможности помогать им. (Пауза.) Папе тоже не мешает взяться за дело.

Робер. Не беспокойся, он будет искать место. Вот уже лет тридцать он занимается этим. Но в наши дни так трудно найти работу!

Жорж. Я буду посылать им все, что у меня останется. Они, вероятно, переедут на первое время в гостиницу. Мама, безусловно, как всегда, захочет поселиться в самой дорогой, чтобы не уронить себя в глазах приятельниц. А папа последует за ней, приняв суточную стоимость комнаты за недельную, да еще с подачей кофе и вина…

Робер. Да, старый артист отстал от нас на целое поколение.

Жорж. Постарайся объяснить им, что они в таком возрасте, когда пора уже взяться за ум; что на деньги, которыми они располагают, придется жить по крайней мере два месяца… (Изабелле, улыбаясь.) Извините за эти подробности.

Изабелла. Это я должна извиниться. Я выйду, Жорж.

Жорж (провожая ее до двери). Спасибо, Изабелла. Я быстро закончу этот разговор.

Она выходит. Неловкое молчание.

Ну, вот…

Робер (откликаясь, как эхо). Ну вот…

Жорж. Что вы собираетесь делать?

Робер. Отвечу тебе словами старого артиста: поживем — увидим, мой милый.

Жорж. Неужели Барбаре придется работать?

Барбара. Это тебя не касается!

Жорж. Я выясню потом, сколько у меня осталось, и постараюсь тебе помочь.

Робер. Спасибо. Кстати, хоть и неудобно говорить об этом в такой волнующий момент, но я хотел сказать тебе, если бы ты вернулся домой, что получен счет от портного. Знаешь, за…

Жорж. Хорошо, я вышлю тебе эти деньги.

Робер (тихо). Тысячу пятьсот франков.

Жорж. Вот как? Ты, помнится, говорил о трех тысячах.

Робер (опустив голову). Да, но на самом деле счет на полторы.

Жорж (усмехаясь). Ты честен на свой манер.

Робер. Всякий честен на свой манер. Беда только в том, что закон признает четность определенного вида.

Пауза. Неловкое молчание.

Ну вот…

Жорж. Ну вот…

Робер (внезапно). Мне все-таки хотелось бы знать: зачем ты сказал ей, что я тебя спас, когда мы катались на лодке?

Жорж. Разве ты забыл, как однажды в Бретани на море была крупная зыбь, и я боялся, что мы не доберемся обратно… Ты позеленел от страха, но лодку на воду все-таки спустил… (Помолчав.) Нам было двенадцать лет…

Робер. Как время бежит… (Пауза. Другим тоном.) Ну, была не была… Послушай, если тебе неудобно проститься с Барбарой в моем присутствии, я могу выйти.

Барбара (вскрикивает, ухватив его руку). Нет, не уходи! (Продолжая держать Робера за рукав, оборачивается к Жоржу.) Эта девушка, Жорж, должно быть, изнывает от нетерпения. По-моему, тебе пора ее позвать.

Жорж (смотрит на нее). Да… но сначала попрощаемся.

Барбара. Мы прощаемся уже целых пять минут.

Жорж. Мы не можем так расстаться!

Барбара. Можем. Именно так мы должны расстаться, уверяю тебя! (Почти кричит.) На что мы тебе нужны? Что тебе за дело теперь до наших забот? Мы тебе надоели, я давно знаю это, знаю лучше тебя! Не тяни же, выгони нас!.. Не могу… мне больно…

Жорж (тихо). Мне тоже.

Барбара (так же тихо, после паузы). Надеюсь, это правда, Жорж.

Жорж. Мне больно, но все-таки надо расстаться с вами. Расстаться с тобой, Барбара. Навсегда.

Барбара (со вздохом). Да, навсегда.

Жорж. Расставаясь с любовницей, обычно, что чтобы смягчить разлуку, обещают поддерживать дружеские отношения. Но я не могу обещать тебе свою дружбу… (Тише; ему трудно это сказать, но все же он говорит почти нежно.) Я обещаю тебе свою ненависть, Барбара, свое отвращение.

Барбара. Отвращение…

Жорж. В доме Анриэтты все вели себя недостойно. Но мы с тобой особенно. Остальные думали только о деньгах, мы же не просто совершали сделку с совестью, а еще и притворялись, будто любим друг друга…

Барбара (шепотом). Притворялись…

Жорж (вдруг). Прости меня, Барбара.

Барбара (помолчав, поднимает глаза). За что?

Жорж (глухо). За то, что я заставлял тебя вести такую гнусную жизнь.

Барбара (внезапно вздрогнув, ласково улыбается). О, не надо. Я скорее должна благодарить тебя за эту гнусную жизнь!

Долгая, томительная пауза.

(Направляется к двери.) Я пойду за ней.

Жорж (догоняет ее, хватает за руку). Барбара!

Барбара (оборачивается к нему). Ну, чего тебе? Ты бы хотел услышать другое? Хотел услышать, что только потому, что я тебя любила, эта грязь была для меня чем-то самим собою разумеющимся, как светлое счастье для этой молодой девушки? Думаешь, от этого станет легче? (Высвободившись, бежит к двери. Он не удерживает ее. Она зовет.) Мадемуазель! Мадемуазель!

Жорж не двигается. Барбара возвращается с Изабеллой.

Барбара (Изабелле). Мы с мужем помирились и теперь уезжаем. Спасибо за деньги!

Жорж (отшатнувшись). Какие деньги?

Робер (пытаясь вмешаться). Так, пустяки! Глупости! Она шутит… что-то путает.

Барбара (смотрит в глаза Жоржу). Эти деньги мы выпросили у нее как компенсацию за сумму, которую дала бы нам Анриэтта. Не воображаешь бы ты, что от нас можно отделаться так просто? За кого ты нас принимаешь?

Жорж. Я запрещаю вам брать у нее деньги! Я отдам вам все, что у меня есть.

Робер (пожимая плечами). О, на это не уйдет много времени, ведь ты без гроша…

Барбара (деланно смеется, потом вдруг перестает и спрашивает с лихорадочной торопливостью). Скажи, Робер…

Робер. Что, дорогая!

Барбара. Нельзя ли поскорее уехать? Нам больше нечего тут делать.

Робер. Это верно. Но прежде всего надо быть тактичными, моя милая. (Картинно раскланивается.) Мадемуазель!

В это время актеры и метрдотель приоткрывают дверь и выглядывают.

(Замечает их.) Входите, господа! Не стесняйтесь, входите же! Не бойтесь, ведь вы у себя дома! (Заставляет их войти. Они поражены.) Входите, входите же! В этом благородном доме царит счастье, здесь не бывает недозволенных радостей. (Барбаре, взяв ее под руку.) Взгляни, дорогая, как это прекрасно! Вот настоящая семья! Сколько в ней благородства! Взгляни, как они любят друг друга или по крайне мере притворяются, будто любят… а в семейном кругу это самое важное.

Филемон. Позвольте, мсье, чего вы от нас хотите? Не представляю, что вам понадобилось? Смешно…

Робер (серьезно). Вы ошибаетесь, мсье, это совсем не смешно! Вы, кажется, актер, мсье?

Филемон. Да, мсье.

Робер. Тогда вы сможете дать мне совет. Мы сказали все, что нам полагалось по роли; как теперь удалиться со сцены?

Филемон. Удалиться? Это не так-то просто, мсье. Это зависит от ситуации, от персонажа. Кого вы играете?

Робер. Негодяя.

Филемон. А-а! Негодяй удаляется со сцены весьма эффектно. Альбер Ламбер уходил, уходил, задрапировавшись в плащ…

Робер (медленно отходит к двери, держа Барбару за руку). Но я в пиджаке, в него не задрапируешься.

Филемон. Покойный Сильвен в «Арнульфе» покидал сцену почти бегом, ни на кого не глядя…

Робер (продолжая отступать). Это не подходит. Мы хотим видеть все лица до конца пьесы.

Мадам Монталамбрёз. Сара Бернар совсем не уходила со сцены. Она смело оставалась на ней вплоть до момента, когда стихнут аплодисменты.

Робер (отходя еще дальше). Нас публика вызывать не будет. К тому же нам нельзя больше оставаться на сцене.

Филемон. Мунэ-Сюлли, великий Мунэ, перед уходом со сцены сначала приближался к рампе…

Робер (теперь он в самой глубине сцены, у двери). Это очень опасно. Впрочем, не стоит перечислять дальше. Мы прошли три метра, отделявшие нас от двери… На эти последние три метра порою уходит несколько лет, причем иногда раз десять все начинаешь сначала. Никто не шевельнулся? Никто не промолвил не слова, не издал восклицания? Раз, два, три…

Барбара (тихо, не сводя глаз с Жоржа). Никто.

Робер. В таком случае — готово! Мы ушли!

Они скрываются, словно провалившись в люк.

Филемон. Очень плохо! Кто же так ходит со сцены!

Изабелла (радостно). Они ушли, Жорж!

Жорж. Да, Изабелла.

Изабелла. Теперь вы сможете жить иначе.

Жорж. Да, Изабелла, я смогу жить иначе.

С улицы доносится глухой звук.

(Вздрагивает.) Что это?

Изабелла (с жестоким спокойствием счастливых людей). Ничего особенного. Это захлопнулась дверца машины.

Они не двигаются, слушают.

Мотор не заводится… Вот заработал… Они тронулись… Доехали до конца улицы… Проехали мимо последнего светофора… Скрылись во мраке… Их больше нет.

Жорж (смотрит на нее, бормочет, испуганно улыбаясь). Вы меня пугаете, Изабелла!

Изабелла. Я — это счастье. А счастье всегда немного пугает.

Метрдотель (подойдя к ним). Прошу извинения у мсье и мадемуазель, но можно ли наконец подавать ужин?

Изабелла. Да, теперь можно.

Метрдотель. Слава богу! (Докладывает как ни в чем не бывало.) Кушать подано.

Филемон предлагает руку мадам Монталамбрёз.

Мадам Монталамбрёз. За стол, дети мои! Уже без пяти двенадцать… Воображаю, что за ужин нам подадут!

Метрдотель. Ошибаетесь, мадам, ошибаетесь! (Декламирует.)

(Сконфуженно замолкает.) Виноват, я не то хотел сказать…

Филемон (дружески хлопает его по плечу, направляется в столовую под руку с мадам Монталамбрёз). Пустяки, это ничего! Ужин в кругу семьи…

Жорж и Изабелла проходят вслед за ними в столовую. Метрдотель тоже выходит и закрывает за собой дверь.

Занавес