Айви не могла разговаривать ни с Айзеком, ни со своей матерью. Она и с Люком не разговаривала. Ей было мучительно стыдно за себя, за то, во что она превратилась. Во что она позволила себя превратить. И этот стыд был таким глубоким, что она не знала, как с ним справиться. Она разделась и встала под душ, пытаясь смыть с себя чувство вины, стыд и скорбь. У Марлы уже не будет шанса найти свою любовь.

Голова у Айви болела. Слезы текли по лицу, мешаясь со струйками воды. Ну и пусть. Никто ее не видит. Но может, Марла каким-то образом узнает о том, что ей, Айви, ее жаль. Что ей, Айви, стыдно перед ней. Если бы она, Айви, проводила с Марлой больше времени, если бы сделала шаг навстречу, приняла предложенную дружбу, возможно, она смогла бы ее остановить.

Кто ее убил? Пирс? Убил женщину, которая так его любила? Или Дирк? Или кто-то, о ком они даже не подозревают?

Дверь в ванную открылась.

– Убирайся, – сказала Айви. Это могла быть ее мать или Люк, но Айви готова была поспорить, что это ее мать.

Штора отодвинулась.

Нет, это была не Мэллори.

Люк стоял перед ней в одних джинсах, сидящих на бедрах. Он был такой большой, такой сильный, и он так смотрел на нее своими серыми глазами… Плечи его закрывали дверной проем, мышцы на груди и животе вздулись от напряжения. И впереди за молнией джинсов наблюдалась солидная выпуклость.

– Иди сюда, Айви.

Она закрыла глаза. Влечение к Люку было таким сильным, что ощущаемый ею стыд стал еще сильнее. Она только что сказала в машине, что больше не хочет быть товаром. Но для Люка она была именно товаром – разменной монетой, средством для того, чтобы получить статуэтки. И получить секс.

– Не надо. Пожалуйста, уйди. Я слишком сильно тебя хочу. Я до смерти хочу мужчину, который считает меня трусихой и… – Айви захлебнулась рыданиями. Зачем она ему рассказала? Он лишь использует ею сказанное против нее. Она понимала свою мать. Сейчас поняла. Быть той, которая всегда убегает. Так куда меньше боли. Айви попятилась к холодной стене.

Вода перестала течь.

Открыв глаза, Айви сказала:

– Уходи! Оставь меня в покое!

Люк шагнул к ней, прижал ее к стене всем телом.

– От твоих слез у меня все внутри кровоточит, и я не знаю, что, черт возьми, мне с этим делать. Я хочу убить эту суку Ли. Я сотру в порошок этого прыща Дирка, когда найду его. И даже не надейся, что я оставлю тебя одну.

Айви от изумления открыла рот.

Люк протянул руку, сорвал с крючка полотенце и завернул в него Айви. Она едва не вскрикнула, когда махровая ткань прошлась по ее соскам. Люк насухо вытер ее живот, вытер между ног. Она ежилась и смотрела на него сверху вниз. Он стоял перед ней на корточках – его широкие плечи были на уровне ее бедер – и смотрел на нее снизу вверх. Он вытер ей ноги, затем отряхнулся, словно большой пес, встал, бросил полотенце на пол, взял Айви на руки и вышел из ванной.

– Люк! – Она обняла его за шею. Чего он от нее хочет?

Он сел на край кровати и посадил Айви к себе на колени. Он обнимал ее, прижимая к себе. Кожа к коже. Ему было наплевать, что с мокрых волос Айви на него стекает вода. Айви хотелось прижаться к нему еще теснее, хотя теснее уже было некуда. Никогда еще соприкосновение с его кожей не было таким эротичным, не рождало в ней столько нежности. Наконец Люк заговорил:

– Когда я вышел из вертолета и увидел останки моих друзей, в голове у меня что-то сдвинулось. Я собрал их в одеяло и привез на базу. Я не помнил, что делал это. Мне потом сказали.

– О Господи, Люк. – Подняв голову, Айви смотрела в его глаза. Она видела в них муку. Невыносимое страдание. В серых дымных глубинах навсегда поселились печаль и непреходящее чувство вины.

Люк встретил ее взгляд.

– Я говорю тебе это, чтобы ты кое-что поняла. Ты женщина, которая заслуживает любви. Я не могу тебе этого дать.

Когда-то я пытался любить, но всегда терпел неудачу. Я никогда не дотягивал до нужного уровня – ни для моих тети и дяди, ни для кого из приемных родителей, ни для Келли, ни для тех двоих мужчин, которые были мне как братья и чьи куски я привез. Я не могу быть для тебя тем, кто тебе нужен. Просто не могу.

Сердце, ее ныло в груди. Она уже его любила. Но он все равно ей не поверит. Никто никогда не боролся за него. Никто никогда его не прощал. Никто его не любил. Никто не показал ему, что такое настоящая любовь и настоящая семья. Айви крепко обнимала его за шею. Она не хотела его отпускать.

Сердце Айви дало трещину, но теперь оно навсегда принадлежало Люку, и она не жалела об этом.

Телефон пробудил ее от глубокого сна. Айви подняла голову и посмотрела на часы. Три минуты двенадцатого.

– Он перестал звонить, – сказал ей на ухо Люк. Он привлек ее к себе, прижав спиной к своей груди, укутал плечи одеялом и добавил: – Спи.

И, едва он это сказал, кто-то постучал в дверь спальни.

– Айви, он хочет поговорить с тобой. Это Грег. Я положила трубку, но он снова позвонил и сказал, что будет звонить, пока не переговорит с тобой.

– Отпусти меня, – попросила Айви.

Люк приподнял руку и убрал свою тяжелую ногу с ее бедра. Айви скинула одеяло и встала. Схватила халат и надела его.

– Разговаривай здесь, – сказал Люк.

Айви посмотрела на него. Из ванной сюда проникал неяркий свет. Люк был такой громадный. Он занимал собой большую часть постели. Сердце ее причудливо встрепенулось.

– Спи, Люк. Я пойду на кухню. – Она действительно хотела, чтобы он выспался. Айви подошла к двери, неслышно отворила ее, выскользнула в коридор и наткнулась на Мэллори. Айви нахмурилась.

– Мама, у тебя утомленный вид. Почему ты не спишь? – Похоже, Мэллори была на кухне, когда звонил телефон.

Мэллори исподлобья посмотрела на дочь.

– Куда бы я ни пошла спать, этот тупой вол пытается залечь в кровать со мной. Если я иду спать наверх, он появляется там. Если я иду спать на первый этаж, он и там не оставляет меня. Говорит, что я не смогу от него убежать.

Айви вздохнула:

– Вы оба больные. Вам об этом никто не говорил?

Мэллори покачала головой.

– Нет, это он больной. Он… зацикленный, что ли.

Айви заглянула в карие глаза матери и увидела в них настоящий страх.

– Как бы там ни было, ты должна все ему рассказать. Ведь он понимает, что ты от него что-то скрываешь.

Мэллори вскинула голову и сложила руки под грудью.

– Я не обязана ему ничего говорить.

– Не обязана. Но ты могла бы ему рассказать, мама. – Айви пошла по коридору на кухню.

Грег ждал. Айви взяла трубку: – Чего ты хочешь, отец?

– Я хочу предложить тебе сделку.

На кухню зашла мать. Затем и Люк. На нем были только джинсы, он выглядел немного заспанным и очень сексуальным. Господи!

– Какую сделку?

– Я слышал, что сегодня убили девчонку. Это из-за статуэток? Похоже, все тут с ума посходили из-за них. Я знаю, где они.

Айви вытянулась в струнку. Шелковый халат прилипал к икрам.

– Что? – Какого черта? – Ты что, пьян?

– Я уже давно знаю, где они спрятаны. И я тебе скажу, где они… если ты перепишешь дом на меня. Он должен быть моим. И тогда каждый из нас получит то, что хочет.

– Я не собираюсь отдавать тебе свой дом! – От ярости у Айви зашумело в ушах.

– Что?! – прорычал Люк.

Айви посмотрела на мать, потом на Люка.

– Отец говорит, что знает, где статуэтки. Он скажет мне, если я отпишу ему дом.

Айзек тоже появился в дверях. На нем были небесно-голубые теплые кальсоны, три оставшиеся на голове волосины стояли дыбом. Но сонным он не выглядел. Его карие глаза смотрели настороженно.

– Ты отпишешь мне дом, Айви, – повторил отец. – Потому что иначе я позвоню в полицию и скажу им, где статуэтки. И тогда вы обе – ты и твоя мать – отправитесь в тюрьму.

Холодок страха пробежал у Айви по спине. Она с силой сжала трубку.

– Где статуэтки?

– В доме. Они все время были там. Но ты никогда их не найдешь. Только я знаю, где они.

– Но откуда ты это знаешь? – Айви была в таком состоянии, что, будь ее отец сейчас рядом, она бы набросилась на него с кулаками.

– Мы с Трипом приятели. Пивко вместе пили. И делились кое-какими секретами. Я всегда знал, что эти тайники в доме когда-нибудь да пригодятся. Я нашел их, когда был еще ребенком. И знаю, куда Трип спрятал статуэтки. Так что завтра в десять утра. Или ты отдаешь мне дом, или вы с мамашей получаете то, что заслуживаете.

Айви открыла было рот, но не смогла произнести ни слова.

– Стой на своем. Не соглашайся с ним. – Люк говорил будничным голосом, совершенно спокойно.

Айви же не могла справиться с эмоциями. Закрыв рукой трубку, задыхаясь, чуть не плача, она передала слова Грега.

– Но как мог Трип спрятать их у меня дома? Он никогда не был здесь. – Айви потерла лоб, силясь понять, как такое могло произойти.

Айзек заметил:

– В данный момент это значения не имеет. Важно найти статуэтки.

Люк положил руку Айви на плечо.

– Я поеду и разберусь с твоим папашей. Заставлю его все мне рассказать.

Айви обхватила себя руками за плечи.

– Нет, Люк. Я не хочу, чтобы ты бил моего отца.

– Айви…

– Нет. – Она покачала головой.

– Айви, не надо. Не поддавайся на его шантаж, – сказала мать. По ее измученному лицу катились слезы. – Мы отдадим ему мой дом, согласна? Пожалуйста, заставь его принять мой дом. Не твой. Мне все равно, только…

– Мама! – Айви сделала шаг к ней, протянула руку, чтобы погладить ее, успокоить.

Но Айзек взял Мэллори за плечи и повернул к себе. Глядя ей прямо в глаза, он спросил:

– Так вот что грызло тебя все это время?

Мэллори кивнула.

– Это я виновата, Айзек. Мне плевать, что ты обо мне думаешь, но ты должен помочь Айви. Не позволяй Грегу так с ней поступить. Обмани его и отдай ему мой дом.

Айви почувствовала, как липкие щупальца давнего страха тянутся к ней.

– Мама, о чем ты говоришь?

Мэллори обернулась и посмотрела на дочь, чтобы только не смотреть в глаза Айзеку. Затем она сказала:

– Я приводила его сюда. Трипа. Я хотела показать ему… Я не знаю! Но Трип видел твой дом. И он запросто мог взять у меня ключи, чтобы позже спрятать статуэтки тут, в доме.

Айви увидела, как болезненно поморщился Люк. Ну и пусть.

– Мама, а ты знаешь, где могут быть спрятаны статуэтки?

Мэллори покачала головой. Слезы текли по ее лицу.

– Нет. Но в этих старинных домах всегда есть тайники. Мы никогда их не найдем, но если Грег скажет полиции, где именно искать…

Айви кивнула.

– Хорошо. Мы дадим ему то, что он хочет получить. Айзек, ты мог бы составить фальшивый документ, который Грег принял бы за настоящий? – Она видела, что Айзек не отпускает ее мать.

– Да. К утру он будет готов. Скажи этому ублюдку, чтобы он подъехал ко мне в офис. Айви, не волнуйся, я обо всем позабочусь.

Айви кивнула, снова поднесла телефон к уху и сказала Грегу, чтобы он подъехал в офис ее адвоката в десять утра. И отключилась.

Все молчали. Наконец Мэллори повернула голову, посмотрела на Айзека и прошептала:

– Валяй, назови меня шлюхой. Мне плевать.

Айзек опустил руки.

– Не сейчас, Мэл. Вы, все трое, начинайте искать. А я составлю бумаги. Айви, мне понадобится твой кабинет.

Мэллори отправила Айви и Люка спать в половине второго ночи. Все были измотаны до предела. Но сама она продолжала поиски. Она не желала сдаваться. Впрочем, она была уверена, что Айзек в любом случае вытащит Айви.

Мэллори вытащила все содержимое кухонных шкафов в поисках фальшивой задней стенки. Проверила кладовки. Там обычно устраивают тайники за фальшивыми стенами или под фальшивыми полами. Потерпев неудачу на кухне, она отправилась в столовую и занялась встроенным комодом – тем самым, что они с Айви отскребли до чистого дерева.

Шея у Мэллори ныла, глаза горели. Ее тошнило. Раскрыв дверцы комода, она провела ладонью по задней стенке. Может, за ней есть еще одна стенка? Мэллори старалась сосредоточиться на текущей задаче, не думать об Айзеке. Отчего-то ей было не все равно, что он о ней думает. Как такое могло произойти?

Мэллори оставила попытки найти тайник в комоде и устало опустилась на жесткий стул в столовой. Пора было посмотреть правде в лицо. Это она, Мэллори, сделала так, что Айзек питал к ней отвращение.

Горло ее сжал спазм. Рыдания рвались наружу. Она подтянула колени к подбородку, закусила губу, положила лоб на колени и стала усиленно дышать. Просто дышать. Чтобы не создавать шума. Чтобы никто не знал. Айзек, должно быть, уже закончил составлять документ и пошел спать в спальню цокольного этажа. Мэллори спустила ноги на пол и встала. Она пойдет в свою комнату, закроет дверь и как-нибудь дождется утра.

А потом как-нибудь переживет еще один день.

И потом ей останется только как-то протянуть остаток своих дней.

Она чертовски устала. Устала убегать. Устала доказывать миру очевидное: она шлюха. Устала бояться.

Устала от одиночества.

Мэллори так переживала из-за Айзека, что это ее пугало.

Если бы она с самого начала сказала Айзеку все, если бы она была с ним честной, когда он спрашивал, что с ней происходит, простил бы он ее? Простил бы за то, что она подвергла опасности дочь, приведя своего очередного мальчика для игр к ней домой? Мэллори об этом никогда не узнать. Но она могла сделать одну правильную вещь. Она могла пойти и сказать Айзеку… что-нибудь. Чтобы он поверил, что она любит Айви, что она не хотела подвергать ее опасности.

Айви знала об этом. У Мэллори было хотя бы это – уверенность в том, что дочь ее любит.

Мэллори вышла из столовой, свернула направо по коридору и пошла вниз по лестнице. Она сжимала деревянные перила, ставшие такими гладкими за многие годы жизни дома. Люди отполировали их своими ладонями. Мэллори слышала собственные осторожные шаги. Стук босых ног о дерево. Она ощущала во рту кисловатый привкус страха, но в то же время была полна решимости.

В кабинете Айви горел свет.

Мэллори сделала глубокий вдох и вошла в кабинет.

Айзек сидел за столом Айви. На нем была рубашка с коротким рукавом. Он не стал ее застегивать. Склонив голову, Айзек просматривал документ, который, видимо, только что напечатал. Он медленно поднял голову и посмотрел на Мэллори.

– Прости. – Это было все, что пришло ей в голову. А потом слова сами полились. – Я хочу, чтобы ты знал, я очень тебе благодарна за все, что ты делаешь для Айви. Я знаю, ты это делаешь для нее, но я все равно тебе очень благодарна. – Мэллори схватилась за обтянутую тканью спинку кресла. – Я хотела тебе все сказать, но боялась. Я привела Трипа сюда, когда обдирала обои. Он собирался мне помочь, и я привела его сюда, чтобы показать дом Айви. Потому что если я и могу чем-то гордиться в своей жизни, то это своей дочерью, своей Айви.

Мэллори замолчала. Сглотнула слюну. Заставила себя посмотреть на Айзека. На нем были очки. И глаза его были абсолютно честными. До жестокости. Она не могла даже представить, что такой мужчина мог бы ее полюбить. Мог быть ее другом. Теперь она может утешаться по крайней мере этим. Да, она убила его любовь, его дружбу, но какое-то время он искренне ее любил.

– Ладно. Я ухожу. Я просто хотела, чтобы ты знал… – Она отвернулась.

– Ты хотела, чтобы я знал… О чем, Мэллори? Что ты благодарна мне за помощь Айви?

Она вновь повернулась к нему. Нахмурилась.

– Да, за помощь Айви и мне. За все, что ты сделал для меня. – Мэллори старалась, но она понимала, что у нее не очень хорошо получается.

Айзек положил документы на стол, снял очки и откинулся на спинку кресла.

– Это все, что ты поняла?

Она сделала еще одну попытку.

– И еще я сожалею.

– Детка, я знаю, что ты сожалеешь. Я не об этом спрашиваю.

Ее начало трясти. Настоящий страх проник в ее кровь, распространялся по всему организму.

– Чего ты хочешь от меня?

Айзек смотрел на нее спокойно и твердо.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне то, что действительно хочешь сказать.

Мэллори попыталась отвернуться, но взгляд Айзека был как магнит. В памяти ее всплыли события сегодняшнего утра. Как Айзек ее любил. Именно любил, а не просто занимался с ней сексом. Секс у нее был со многими мужчинами. Просто секс – немного удовольствия и ничего больше. С Айзеком это было по-другому. И Мэллори знала, почему он затрагивает такие струны ее души, какие никому недоступны.

Она любила его.

Но если она сейчас ему это скажет, не использует ли он это признание против нее? Как наказание? Вдруг он скажет, что не может любить шлюху? Но Мэллори устала убегать. Во рту у нее пересохло. Холод сковал ее всю изнутри.

– Я боюсь.

Черты лица Айзека смягчились, но взгляд стал еще пристальнее.

– Я знаю. Тебе просто придется решить, стою ли я такого риска.

Она смогла пройти уже немалую часть пути. Она извинилась. Она стояла сейчас перед ним. Что он мог сделать? Вышвырнуть ее из дома ее дочери? Нет. Сказать ей, что она опоздала с признаниями? Конечно, мог. Ну и что? Не лучше ли знать, чем не знать? Мэллори переступила с одной босой ноги на другую, обхватила себя руками, согреваясь и набираясь храбрости. И наконец заставила себя открыть рот. Она произнесла слова:

– Я люблю тебя. – И осталась стоять и ждать, что за этим последует.

Айзек отодвинул кресло от стола и раскрыл объятия.

– Иди сюда, Мэл.

Она бросилась к нему, испугавшись, что он передумает. Айзек обнял ее, усадил на колени и прижал к себе.

– Я люблю тебя, Мэл. Господи, перестань трястись. Я не собираюсь делать тебе больно.

– Но я сделала тебе больно.

– Только потому, что ты не доверяла мне настолько, чтобы поделиться со мной. – Он гладил ее по спине.

Мэллори откинула голову и посмотрела ему в глаза.

– Как ты можешь меня любить? Ведь я спала с другими мужчинами! – Она не понимала.

– Ты спала с ними потому, что боялась. Меня и того, что было у меня. Боялась любви. Я позволял тебе убегать, потому что понимал, однажды ты устанешь. Ты ведь устала убегать, верно?

Глаза Мэллори застилали слезы. В горле встал ком.

– Да, – еле слышно прошептала она.

Айзек коснулся ее лица.

– Когда ты даешь мне слово, я тебе верю. Когда ты говоришь мне, что я – это я, а не другой мужчина, я тебе верю. Ты никогда не лгала мне. Ты не обещала встречаться только со мной. Ты мне все говорила. Единственная, кому ты лгала, – это ты сама.

Мэллори поежилась и прислонилась к Айзеку, прижалась к нему. Он крепче обнял ее.

– Ты ведь знаешь, верно?

Голос его прозвучал хрипло от волнения и гордости:

– Что ты кончаешь только со мной? Да. Потому что ты всегда плачешь. Словно я дарю тебе драгоценный подарок.

– Я никого не хочу. Только тебя. – И теперь уже, чтобы сказать ему это, никакого особенного мужества от нее не потребовалось: – Я люблю тебя.

– Скажи мне это снова, когда я буду в тебе.