Первое должностное преступление спит, засунув голову под подушку. Второе должностное преступление лежит рядом и читает с наладонника местные новости. Новости невинны: ожидаются гастроли звезды Паназиатского союза, известной балерины... состоялось открытие филиала банка... двое неизвестных похитили инкассаторский автомобиль... представители умеренно-радикальной антиправительственной группировки призвали сложить оружие. На памяти Джастины третий раз призвали. О сложенное ими оружие было бы трудно споткнуться даже в потемках. Кучка денег, которую заплатили за этот призыв, была повыше.

Время ползет к полудню. Джастине давно положено находиться на рабочем месте. То, что она делает, называется саботажем. Заниматься саботажем чертовски приятно. Тихо-тихо лежать, поворачиваться или на цыпочках скользить по комнате, пока должностное преступление номер раз дрыхнет, а дрыхнет оно чутко - еще приятнее. И на каждом повороте показывать язык Совету... и в особенности комитету безопасности во главе с дражайшим двоюродным дядюшкой и заместителем оного.

Заигрались они там. Вдребезги и всем комитетом. Сначала они завернули ее прошение об отставке. Мол, какая там отставка, когда стрельба, Радужный Клуб и чрезвычайное положение. Будете на связи, официально. Вы наш представитель. Потом они завернули его еще раз. Какая там отставка, когда у нас тут уборка мусора, ликвидация последствий, чрезвычайное положение, между прочим. Будете нам докладывать и проводить нашу линию. А если вам это не нравится, то вспомните, что внеслужебные отношения с объектами контроля - должностное преступление. А неповиновение прямым приказам Совета во время чрезвычайного положения - государственная измена.

Все это можно было бы пережить. Выкрутиться, переговорить с дядюшкой, пожаловаться отцу, подлизаться к Грозному, завалить начальство отчетами по Флоресте в таком количестве, что читать будут год. Но тут, во исполнение ожиданий и прогнозов Джастины, в комитете вспомнили, что они еще не отблагодарили спасителей - и принялись благодарить. Посредством планируемой национализации... и вплоть до показательного суда над превысившими полномочия главами корпораций. На расстрел превышений не набиралось - мелкие ошибки, нестыковки с протоколами ведения действий, не вовремя отправленные отчеты и доклады. Ерундовые шероховатости, на которые в обычное время никто не обратил бы внимания. Сейчас все эти занозы стали основанием для длинного и выматывающего все нервы судебного разбирательства. Требующего постоянного присутствия подследственных либо в Орлеане, либо в Лионе.

Объем финансовых потерь, которым это разбирательство было чревато само по себе, позволило бы построить во Флоресте еще один город со всей инфраструктурой. Только процесс был - началом. Это такой способ приготовления жесткого мяса. Особо несъедобные жилистые куски нужно упаковать в плотный герметичный пакет и положить в бочку с водой. Добавить в бочку заряд - и взорвать. Взрывная волна, идущая через воду, разнесет все мелкие волокна в кашу. После этого бифштекс можно жарить - он удовлетворит самого строгого знатока и ценителя. Будет таять во рту. Мировой Совет действует по той же схеме: бей по связям, рви волокна, взорви достаточно мощный заряд - и останется только сочная вкусная мякоть. Ешь не хочу.

Если же и далее развивать тему взрывчатых веществ, то политика Совета напоминала методу браконьеров - брось в пруд гранату, вылови все, что всплывет, скажи, что славно порыбачили. Это было странно. В Совете хватало дураков, но страдающих олигофренией туда вроде бы на работу не принимали. Не понимать, что делаешь таким образом, такой политикой - невозможно. Никакая личная выгода не имеет смысла, если ее нельзя реализовать. Государственные структуры не готовы, не способны заместить корпоративные. Сами по себе - не способны. Это два параллельных мира. Джастина, член семьи, двести лет подряд служившей государству - от Альбы до Союза, - прекрасно это знала, ощущала, понимала. Эти миры взаимопроницаемы, прекрасно сочетаются, но не сливаются. Уроженцев одного нельзя просто так поставить на руководящие посты в другом.

Что гораздо хуже, эти миры взаимозависимы. Экономика, политика, социальная сфера, производство, наукоемкие отрасли... что-то разделено, что-то - принадлежит обоим на долевой основе. Даже с юридической точки зрения - ведь крупные средства производства вообще не являются собственностью в том смысле, в каком ею может быть дом или машина... они только находятся в управлении, государственном или частном. А уж когда дело доходит до практики...

Взять ту же Флоресту. Взять, рассмотреть - все ясно.

Местные государственные структуры - большей частью беспомощны, если не вредоносны. Если бы дело обстояло иначе, Флоресту бы просто не отдали в концессию. Оказывали бы помощь специалистами, запускали совместные программы, давали целевые дотации. Но некому, некем и не на что. Поэтому концессионер во Флоресте и по названию, и по факту - оккупационная власть. Не отчитывающаяся ни перед какими местными органами, даже выборными. Вне зависимости от того, признаны они Советом или нет. По отношению к Совету корпорация выступает как контрактор. Она получает территорию с населением и ресурсами в обмен на обязательства установить мир, развернуть производство, создать инфраструктуру, восстановить понемногу гражданское общество и - в разумные сроки - создать систему национального управления, которой можно будет передать страну.

Теперь мы вычитаем - в одночасье - из нынешней обстановки оккупационную власть. И с правами, и с обязанностями. Национализируем все, что создано здесь корпорацией. Передаем... кстати, Совету или местному правительству? В любом случае финансирование социальных проектов переходит на тот минимум, на котором находятся все подобные проекты Совета. Специалисты отсюда побегут, потому что ни правительство, ни Совет безопасность обеспечить не смогут. Промышленные объекты, лишившиеся управления и квалифицированной рабочей силы, либо останавливаются, либо снижают объемы производства. Безработица выходит на прежний уровень. Власть спешно растаскивает то, что можно, и принимается делить остальное - при помощи группировок, бригад и партизанских отрядов. Все возвращается на прежний уровень и на круги своя.

В такт мысли Джастина описывает еще один круг по комнате. Старая привычка - ходить и проговаривать. Впечатывать мысли в слова и движения. Тогда все становится ясным и четким и запоминается надолго. Даже если вылетит что-то из головы, достаточно будет просто встать и сделать шаг.

Избежать экономического и управленческого краха можно. Если не просто национализировать имущество, но и сделать работающих с ним людей сервами. Привязать их к должностям кабальными контрактами. В этом случае... а в этом случае социальный взрыв произойдет не через три-четыре года, а сразу. И, скорее всего, примет характер классического "законного мятежа" из альбийской истории. А направлен будет этот мятеж... против Мирового Совета. И в Терранове его поддержат даже умеренные. И даже те страны, что уже умудрились встать на ноги.

Этого всего, думает Джастина, просто не случится. Потому что должностное преступление по имени Франческо еще может пожертвовать собственностью ради стабильности, хотя как достойный феодал пожертвовать своими вассалами - уже не может. Но большинство владельцев корпораций воспримет национализацию как попытку вооруженного ограбления со взломом. Отбирают честно заработанное, то, что осталось после уплаты налогов - до 45%, - от социальных программ, от всего прочего. Посягают на святое: на инструменты. Забирают построенное, накопленное веками. Грабят. Без малейшего повода. По дурацкой прихоти. Организация, которая ничего не производит, только тратит то, что изымает у корпораций и частных компаний, у государственного сектора. Да не пошла бы она... на полки исторических сочинений? Как это уже произошло с монархией как институтом. Мы дублируем функции Совета на 60 с лишним процентов, ну потратимся еще, создадим структуры, и будем сами делать все. Накладно и хлопотно, но не хватало еще дамоклов меч над собственной головой финансировать...

Только интересы корпораций и национальных государств совпадают далеко не всегда. А уж интересы корпораций и корпораций... А есть еще частные компании, те, кто не дорос до статуса великих китообразных, но очень к нему стремится и слишком часто видит над собой потолок. Естественные союзники и Совета, и, что важнее, любой национальной структуры.

В этом случае, в случае победы корпораций, взрыва не будет. Будет медленное сползание в многомерный всеобщий конфликт. Может быть, лет через двадцать, через полвека, центростремительные процессы начнутся снова. Если будет где.

А самое тут печальное, что вернуть все на свои места уже нельзя. Яйцо разбито. Никто не забудет ни вчерашней видеоконференции, ни требований Совета. Значит, остается только приготовить омлет.

Франческо просыпается ровно в 2 часа. Ни минутой раньше, ни минутой позже. То ли совпадение, то ли очередной фокус; когда-то он что-то говорил о биологических часах: настройся и проснешься. У Джастины таковые если и имелись, то отставали по утрам и торопились по вечерам.

Лохматое должностное преступление, объект расследований, сепаратист, анархист и завоеватель садится на постели и озирается, пытаясь понять, куда попал. Очаровательное зрелище - особенно, если накануне человек является совершенно трезвым.

- Это моя квартира. Ремонт я не делала.

- У нас скоро совещание, - говорит будущий муж. - Я назначил его на когда проснусь.

Логика очевидна. Он назначил. Теперь проснулся. Значит, скоро совещание. А узнать, когда Франческо восстанет от сна, сотрудники рестийского филиала должны, вероятно, телепатически. Хотя за Максима она бы не поручилась, этот может.

- У тебя скоро завтрак, - говорит Джастина. - В душ шагом марш!

- Я служил в Силах Самообороны, - Франческо затыкает уши. - У нашего сержанта был гораздо менее мерзкий голос.

- Твоему сержанту в жизни не дослужиться до наблюдателя Мирового Совета. Потому что нет у него голоса нужной противности.

Бедные Силы Самообороны, думает Джастина, вынужденные принимать из года в год такие вот цветы жизни. Нужно поинтересоваться, кем именно он служил. Кошмаром командира - это само собой, а вот специализация - это уже интереснее. Пока должностное преступление топится в душевой кабине - проверено, это надолго, - хозяйка накидывает на тарелку мяса и фруктов. С горкой. Надо стимулировать местный аграрный сектор. Сует гравиолу в соковыжималку.

Как приятно заниматься саботажем - обычно взлетаешь, на бегу кидаешь в себя то, что накануне приготовила прислуга, костюм, макияж, карету мне, карету, опаздываю! А ведь уже два месяца как могла бы вставать после восьми каждый день. Удавила бы всех...

По утрам будущий супруг в изрядной степени роботизирован, поэтому его можно подвергнуть насилию: отобрать ноутбук и подсунуть на его место тарелку и стакан. Лучше бы я завела младенца, думает Джастина. Дети постепенно приучаются ко всему - лет десять воспитания, и они уже готовят себе завтрак и едят его. А это?

Готовить оно не будет никогда. А есть начнет, вероятно, к шестидесяти. К тому времени я давно умру. От разрыва сердца. Или от омерзения.

Паула много рассказывала о синьоре Юлиане, ее мачехе и матери этого чудовища. В цветистых выражениях, где восхищение перемежалось изумлением. Финал был, как правило, один: так жить нельзя, а они как-то ухитряются.

- Слушай, а кем ты служил?

- Служба защиты гражданского населения от химической опасности. Военная специальность - лаборант-аналитик. Это папаша да Монтефельтро расстарался, сказал, обоим пригодится. Мы же с Антонио вместе служили... только этот пошлый клоун немедленно нашел способ перевестись в вычислительный центр.

- Почему клоун, да еще и пошлый? - Муж Паулы никак не ассоциируется у Джастины с таким эпитетом. Компьютер или взбесившаяся холодильная установка - это да, это пожалуйста.

Хотя если вспомнить, что он способен выдать, будучи предельно серьезным... когда в прошлом году Джастина рассказала, что флорестийские секретарши употребляют макияж, считая его на килограммы, он деловито предложил сварить газ избирательного действия: реагирует с тушью или пудрой и образует вещество, вызывающее слезотечение. Господин да Монтефельтро, кажется, не понял, почему его энтузиазм никто вокруг не разделяет. Такое простое и практичное решение...

- А видела бы ты, какие он розыгрыши устраивал. И самое смешное, что виноватым всегда оказывался я. Меня в результате через год выгнали с формулировкой "Материальное положение позволяет не претендовать на льготы, а гражданское учебное заведение будет более полезным для личного развития", а этот отслужил все три, вернулся и женился на моей сестре. - Франческо уныло жует папайю. Да уж, формулировочка. В переводе с языка ССО на обычный человеческий - "пусть это наказание реализуется где угодно, только не на нашем огороде!"

- Зачем ему три? - Да Монтефельтро никак не беднее Сфорца, и необходимости зарабатывать бесплатное обучение и оплату жилья у Антонио не было...

- Черт же его знает, да? Вроде бы с отцом поссорился. Но там правды узнать у обоих... А, кстати, что твое семейство? - поднимает взгляд жених. Это не выражение сочувствия, это анализ политической обстановки. И способ увильнуть от половины завтрака.

- Ничего хорошего. Бросай все и лети к нам, мы тебя прикроем.

- Они считают, что все так серьезно?

- Для меня? Я думаю, они поначалу эту серьезность сами... нагнетали, - фыркает Джастина. - Чтобы я почувствовала, что подо мной горит земля и ринулась домой под крыло. А теперь тот бука, которым они меня пугали, кажется, материализовался. Они сами боятся.

- Пойди, народ Мой, войди в покои твои, и запри за собой двери твои, укройся на мгновение, доколе не пройдет гнев... - С кем поведешься, вылетит - не поймаешь.

- Да, да. Вот накажут обитателей земли за их беззаконие, и тогда можно будет вылезать. Во всяком случае, им хочется так думать. Кстати, почему пророк Исайя, а не Иоанн Богослов?

- А Богослову - во... - Франческо складывает пальцы любимым на востоке Паневропейского союза кукишем. Известно, у кого научился.

Да, кивает сама себе Джастина. Богослову - фигу под нос, а мы перекуем мечи на орала и копья - на серпы. И этим серпом...