Каких только деревьев, каких трав нет в густых гималайских лесах! Это не выдумка, когда говорят, что Гималаи — родина чудесных растений. Сами по себе растут здесь веками диковинные травы, гибкие, ползучие лианы, большие и малые деревья, самые высокие из которых целуют небесный свод.

В глубоких дебрях Гималаев укрылась небольшая обитель под названием Чанакья-ашрама, по имени ее главного наставника — брахмана Чанакьи. Расположилась обитель Чанакьи на берегу небольшой, но очень живописной речки, которая впадала в Брахмапутру. Поток мчался стремительно, как ветер, и, может быть, именно поэтому река носила имя Марудвати. Только в том месте, где находилась обитель Чанакьи, ее течение было не столь буйно. Наставник ашрамы славился своей ученостью, равно как и вспыльчивым, горячим нравом. Чанакья знал все четыре веды со всеми их толкованиями и добавлениями. И поистине, если кто в те времена и заслуживал имени и положения кулапати, так это был именно он. В обитель к нему приходили за опытом многие брахманы и стремящиеся к познанию священных наук сыновья брахманов — так широко распространилась о нем слава. Даже вождь гималайских бхилов очень его почитал. Около двухсот учеников было у Чанакьи, не считая тех, кто учился уже не у него самого, а у его питомцев. Не все здесь обучались жреческой премудрости, некоторые постигали и науки кшатриев. И брахманы, и кшатрии изучали у него «Аюрведу», «Кашьяпасанхиту» и другие священные книги. Одним словом, в обители Чанакьи все было точь-в-точь так, как, судя по преданиям, бывало в обителях святых мудрецов древности — Васиштхи, Вальмики, Вишвамитры и других. Да, пожалуй, и сам Чанакья считал себя достойным преемником прославленных мудрецов. Он жил одной целью, одним устремлением: так же, как Вишвамитра, поддержать своими знаниями, своим умением славного кшатрия, с тем чтобы с его помощью создать великую империю, в небывалых свершениях героя кшатрия проявить собственное сверхчеловеческое могущество. «Да, да, — дерзко мечтал он, — я уподоблюсь Вишвамитре и добьюсь не меньшей власти для своего избранника. С моей помощью он, как описано в «Рамаяне», станет правителем великой державы. Настанет день, когда для своего героя я совершу обряд ашва-медха, когда я украшу его стопы лучами алмазных диадем на простертых перед ним раджах и принцах. Рама был воплощением бога на земле, и престол Айодхьи принадлежал ему по рождению. Так стоит ли удивляться тем подвигам, которые совершил Вишвамитра, сделав Раму своим орудием и передав ему всю свою мудрость? Я же стану опорой кшатрия, у которого нет ни наследственной власти, ни помощи, ни друзей. И его-то я сделаю могучим императором, чьи владения будут простираться на всю Арьяварту. А раджу Магадхи, который незаслуженно унизил меня, не поверил в мои достоинства и послушался подлых советов своих низких, исполненных зависти брахманов, я лишу трона, изведу с корнем весь его род и посажу на его престол своего юного избранника».

В обители Чанакьи и в самом деле воспитывался юный, но уже славный своими делами кшатрий. Вместе с ним жили в обители юные принцы из различных гималайских княжеств, царевичи-бхилы, и Чанакья обучал их законам и тайнам войны. Все юноши с большой радостью и рвением брали уроки этих наук у своего наставника, и брахман каждодневно радовался их успехам. Безгранично было его удовлетворение, ибо видел, как каждый день приближает его к осуществлению задуманного. Пора уже было думать о дальнейших шагах на пути к поставленной цели. Но все-таки брахман считал, что его питомцам еще рано встречаться с врагом лицом к лицу на поле боя. И не потому, что им недоставало мужества, отваги или мастерства, — этим они обладали в избытке. А потому, что он пока не придумал, где взять для них войско. Мысли Чанакьи постоянно обращались к могучему радже Магадхи, который управлял всей северо-восточной частью Арьяварты и в подчинении у которого находились многие княжества на западе. «Эх, моему бы юному герою такое войско, какое имеет этот раджа! Но каким образом этого достичь?»

Размышляя об этом, Чанакья отправился однажды в полдень совершить омовение на обычное место у реки Марудвати. В обители его всегда было множество народу, поэтому учитель выбрал для себя укромный уголок на берегу, где никто не смел нарушить его уединение и где он мог спокойно предаваться размышлениям. Один только любимый его ученик Чандрагупта мог приходить сюда, когда ему вздумается. У нашего мудреца были сотни воспитанников, которых он обучал всевозможным наукам, но Чандрагупта всегда был среди них самым первым и самым близким сердцу учителя. Бывает ведь так: десять детей у родителей, а больше всех любят они одного, даже проступок не ставят ему в вину и легко прощают. Именно так и было у Чанакьи с Чандрагуптой.

Читатели, наверное, уже догадались, что нищий брахман, о котором рассказывалось выше, и младенец-кшатрий, найденный гималайским пастухом, и есть Чанакья и Чандрагупта из обители на реке Марудвати.

Нищий брахман Вишнушарма решил, что раз пастух таким чудесным образом нашел беспомощного младенца одного в диком лесу лунной ночью, то, верно, сама луна берегла героя из своего рода для того, чтобы его руками свершились великие дела. Поэтому он дал мальчику имя Чандрагупта. А сам он отказался от своего прежнего имени, под которым он во дворце раджи Магадхи принял тяжкие оскорбления, и поклялся, что снова возьмет его лишь тогда, когда полностью смоет свой позор, свергнув Дханананда с его престола. А до тех пор он будет называться Чанакьей.

Повстречавшись с мальчиком, брахман стал действовать решительно и быстро. Получив разрешение старого пастуха, он забрал мальчика с собой и, не возвращаясь больше в Такшашилу, прошел с ним огромное расстояние, держа путь в малонаселенные места Гималаев. Они поднялись высоко, в самые глубины гор. Здесь брахман приглядел место на берегу реки Марудвати, соорудил небольшой шалаш и поселился в нем с мальчиком, сразу же начав обучать юного кшатрия искусству воина. В этих занятиях дни шли за днями, и все чаще в голову учителя приходила мысль, что, сколько ни дай знаний этому единственному чаду, он один никогда не сможет выполнить задуманного. Но разве безнадежность овладеет тем, в ком живут непоколебимая решимость и безграничная вера в собственные силы?

«Подобно тому, как божественный Рамачандра принял помощь обезьян Юга и в союзе с ними одолел такого могущественного врага, как Раван, — решил брахман, — так и мой герой получит помощь и союз гималайских бхилов, матангов, чандалов и других презираемых племен и с ними разгромит и сотрет с лица земли подлый род нынешнего правителя Магадхи». И он не гнушался бхилами, матангами, чандалами, а возвысит их до себя, очистив их своим благословением. Он стал обучать их военным наукам. Скоро молва о его учености разнеслась очень далеко, и к нему в обучение стали отовсюду приходить сыновья брахманов. Не прошло и года с тех пор, как на берегу Марудвати возник шалаш, а слава обители и ее наставника разошлась по всем горным пределам.

Мы оставили Чанакью, когда он, размышляя о дальнейших шагах на пути к своей сокровенной цели, отправился в полдень к своему обычному месту для омовения. Сегодня он с особой силой почувствовал, что раздумывать больше некогда, пора уже исполнять клятву и приступать к осуществлению задуманного. Но с чего начать? Эта мысль не давала покоя брахману. Он был совсем один. Чандрагупта с друзьями, едва рассвело, ушел на охоту. Был полдень, тихий, знойный. Солнце стояло в самом центре небесного свода. Все звери и птицы в такое время прячутся в свои норы и гнезда, чтобы спастись от жары. Брахмана окружали тишина и покой. Но в душе его не было ничего похожего на спокойствие или умиротворение. Да и откуда им взяться, когда еще так далека его цель?

Видимо, какая-то счастливая мысль осенила нашего брахмана, потому что лицо его вдруг просияло. Он хлопнул в ладоши и пробормотал:

— Верно, верно! Другого пути нет. Придется мне уйти. Иначе ничего не выйдет. Что сидеть сложа руки? Чандрагупта немалому научился за этот год. И если в Паталипутре все осталось так, как было, мне не трудно будет все устроить. Но что со мной? И через год мне все еще страшно подумать, как я снова вступлю в этот город? Прочь сомнения! Если я начну колебаться в самом начале, что же выйдет из моих хитроумных планов? Пропадут даром все мои знания в политике — мудреной науке хитростей и интриг, если я не претворю в действие все, что держу в мыслях.

Так раздумывая, решая и снова колеблясь, Чанакья вошел в реку для омовения. Губы его привычно произносили молитвы, соответствующие моменту, но было очевидно, что душа не участвовала в этом, — все мысли его были обращены к предстоящим событиям. Закончив омовение, брахман вышел из реки. Для полдневного упражнения в йоге он расстелил на берегу шкуру антилопы, сел на нее, прополоскал водой рот и только собрался заняться дыханием, как увидел, что к нему бежит вместе с друзьями его любимец Чандрагупта. Приблизившись к учителю, юноша прежде всего почтительно его приветствовал, а потом стал рассказывать, какие победы одержал он сегодня в лесу. Он рассказал, как ему удалось убить диковинного кабана и прекрасную лань. Но не успел он окончить, как вмешался другой царский сын:

— И знаете, учитель, — сказал он, — когда Чандрагупта в одиночку погнался за этим чудовищным вепрем, нам невольно пришел на ум Арджуна. Верно, так же, как сегодня Чандрагупта, блистал он великолепием силы и доблести, когда сам бог Шива принял облик дикого горца и, желая испытать Арджуну, привел его в ярость.

Тут еще один бхил с воодушевлением сказал учителю:

— Отец, если бы вы видели этого зверя, вы не поскупились бы на похвалы Чандрагупте. Я думаю, еще никто никогда не встречал такого вепря в этих лесах. А Чандрагупта, ни на миг не смутившись, погнался за ним, точно за кошкой или собакой. В конце концов он его все-таки сразил. Пойдите, поглядите, что это за огромный зверь — чудище.

Чанакья, услыхав все это, возликовал не меньше, чем радуются родители, когда их единственный и горячо любимый сын совершает небывалый подвиг. Значит, не прошли даром его уроки ученику, которого он одарил своим особым благоволением. Но главное-то еще впереди! Мысль об этом омрачила радость брахмана, но только на один миг. Когда этот миг прошел, он повернулся к Чандрагупте и сказал:

— Чандрагупта, меня очень радуют твои успехи. И пусть каждый день приносит тебе новые победы. Но сейчас нам нужно поговорить о другом.

Брахман попросил остальных юношей оставить его на время наедине с юным кшатрием, сказав, что после позовет их. Ученики безоговорочно слушались своего наставника и ушли по первому его слову. Тогда Чанакья обратился к Чандрагупте:

— Сын мой, дитя мое Чандрагупта! Я должен покинуть тебя на некоторое время. Ты еще очень юн, но дело, которое я задумал совершить с твоей помощью, нельзя больше откладывать ни на один день. Кроме того, мне следует испытать тебя, поручив тебе ответственность за порядок в нашей обители хотя бы на короткий срок. Тот, кому предстоит править великой страной, должен начать обучаться этому с малого. Поэтому, хоть ты еще не достиг зрелого возраста, я оставляю тебя старшим в обители, а сам ухожу и вернусь к началу дождей. Ты знаешь, что если я что-то сказал однажды, то от слова своего не отступлюсь, и если поставил перед собой цель, то все будет так, как я задумал. Отчего ты побледнел? Не надо страшиться. Ведь я ухожу, чтобы продвинуть вперед наше дело. Другой цели у меня нет. Сейчас еще рано рассказывать тебе о том, что я задумал. Знай только одно: лишь тогда, когда я увижу тебя на престоле Магадхи, лишь тогда, и не раньше, я сочту свой замысел исполненным. Больше мне нечего сказать тебе. Сейчас я объявлю о своем уходе всем остальным. А ты останешься хозяином. Запомни, с этой минуты ты властитель нашей обители, ты раджа. По тому, как ты будешь управлять здесь, я стану судить о том, как впоследствии ты станешь править государством.

Бедный Чандрагупта и в самом деле побледнел как полотно, выслушав речь Чанакьи. У него упало сердце, когда он узнал, что учитель собирается уйти, оставив его одного. За недолгий срок он привязался к Чанакье не меньше, чем к тому пастуху, который растил и берег его в детстве. Сраженный неожиданной горькой вестью, Чандрагупта произнес дрогнувшим голосом:

— Махараджа, вы хотите оставить меня теперь, когда я еще многому не научился? Отчего вы не хотите взять меня с собой? Пусть там, где вы, буду и я. Не думайте, я не испугаюсь никаких трудностей и тягот. Рядом с вами я не боюсь и смерти. Почему бы мне не последовать за вами? — Юноша с мольбой глядел на учителя. Но в ответ Чанакья лишь покачал головой.

— Нет, нет! Я знаю, ты не испугаешься никаких трудностей и опасностей. И вовсе не поэтому я не беру тебя с собой. Просто так нужно, чтобы сейчас я ушел один. И больше не будем говорить об этом. Поступай так, как я сказал. Мне незачем объяснять тебе, что в моем сердце нет иной заботы, кроме заботы о твоем благе. Помни об этом всегда.

Что мог на это возразить Чандрагупта? Он молчал. Но Чанакья ясно видел, как велико горе юноши. Однако брахман был столь же тверд, сколь страстен в своих чувствах. И он не дал чувству поколебать свою решимость. Он твердо знал, что пришла пора осуществлять задуманное и медлить больше нельзя.

Сильные духом никогда не медлят. Чанакья в тот же день покончил со всеми делами, оставил необходимые распоряжения и на рассвете следующего дня, попрощавшись с любимыми учениками, покинул обитель.