Суматика уже все рассказала Чанакье. По тому, как вела себя Мурадеви в последнее время, брахман догадывался, что назревает перелом, и был готов к неожиданностям. Он был наблюдательным человеком, хорошо изучил Мурадеви и знал, что на нее нельзя полагаться полностью. Чанакья давно обдумал, что предпринять, если Мурадеви начнет колебаться. Он был из тех, кто не успокаивается до тех пор, пока не доводит начатое дело до конца.

— Почему ты так поспешно вызвала меня? — спросил брахман, увидя Мурадеви. — Ты, должно быть, боишься, что замысел наш сорвется? Скажи, я прав?

— Нет, мудрый Чанакья, — ответила Мурадеви, — все может сойти благополучно. Но мне теперь кажется, что не следует совершать убийства. Вот потому я и позвала вас. Отмените все приготовления, уберите западню — иначе я постараюсь сделать так, что махараджа сегодня не выйдет из моего дома. Если он не послушает меня, я все расскажу о заговоре. Вы же с Чандрагуптой бегите немедля: мне придется действовать против вас.

— Ты выбрала очень удачный момент, чтобы изменить план, госпожа, — рассмеялся Чанакья. — Я всего лишь брахман, который молится и приносит жертвы богам, и ты сама втянула меня в эту затею. Я привел Чандрагупту в Магадху для того, чтобы ты могла сдержать свою клятву. И твой племянник получит царство. На его пути уже нет препятствий. Что же я скажу ему теперь?

— Говорите тише, — остановила его Мурадеви, — нас могут подслушать. Подумайте, что будет, если кто-нибудь донесет радже. Лучше спасайте себя и Чандрагупту, бегите из Паталипутры. Еще не поздно. А я уже все решила: попробую задержать махараджу здесь. Если не получится — расскажу ему все начистоту. Но убить его не позволю!

— Не позволишь? — проговорил Чанакья, наклоняясь к Мурадеви. — Но зато убьешь своего родного сына?

— Родного сына?! Я?! — воскликнула та в изумлении. — Какой сын? Да что вы такое говорите?

— Ты ведь поклялась, — продолжал Чанакья, — отомстить убийце и оскорбителю и посадить на престол родственника. А теперь ты нарушаешь клятву и сама хочешь убить своего сына!

— Вы сошли с ума! Все время твердите, что я хочу убить своего сына. Что это значит? Может, думаете, что я беременна? И раджа приговорит меня к смерти, когда узнает о заговоре? Так знайте — я не жду ребенка!

— Я-то, госпожа, знаю все. А вот ты до сих пор ни о чем не догадываешься. Раджа тогда приказал убить твоего сына, но из этого ничего не вышло. Теперь же ты сама делаешь все, чтобы погубить его.

Мурадеви молча смотрела на брахмана. От изумления она не могла вымолвить ни слова. Это и нужно было Чанакье.

— Я не хочу больше скрывать от тебя, госпожа, — сказал он. — Не буду мучить тебя понапрасну. Я давно хотел открыть тебе тайну. Но случай представился только сегодня. Твой сын жив!

— Жив мой сын! — закричала Мурадеви. Все поплыло у нее перед глазами.

— Да, — сказал Чанакья с улыбкой, — он жив.

— Уж не смеетесь ли вы надо мной? — спросила Мурадеви.

— Сейчас не время смеяться, — ответил Чанакья. — К тому же шутить над ближним противно моей природе.

— Так, значит, тогда моего мальчика не убили?

— Нет, он остался жив. И я готов доказать тебе это.

Мурадеви словно окаменела. Слова Чанакьи, казалось, не доходили до ее сознания.

— Где он теперь? — тихо проговорила она наконец.

— Сейчас он в городе, совсем неподалеку отсюда, — ответил брахман.

— Так вы говорите, он не умер? Он в Паталипутре? Не мучайте меня, Чанакья. Расскажите все.

— Что рассказывать? Разве ты еще ни о чем не догадалась?

— Кажется, догадываюсь. Но не знаю, так ли это.

— Понять тебе поможет сердце.

— До сих пор оно не помогло.

— Сердце не поможет, если не обращаться к нему за помощью.

— Значит, Чандрагупта — мой сын? Вы не обманываете меня, Чанакья? Может, вы это выдумали, чтобы сделать меня орудием в своих руках? Чандрагупта действительно мой сын?

— Да, — ответил Чанакья, — Чандрагупта — твой сын, который мог быть сейчас царем в Паталипутре. Разве ты не замечала, как вы похожи? Неужели при виде его в тебе не заговорило материнское чувство? Раньше ты ведь часто расспрашивала меня о нем. Тогда я сказал, что это твой племянник. Я сделал так для того, чтобы никто не удивлялся, видя ваше сходство. Но я никогда не думал, что ты можешь поверить в мою выдумку. Мне хотелось открыть тебе все, как только у тебя возникнут подозрения. Но ты как будто бы не сомневалась.

Мурадеви почти не слушала Чанакью.

«Правда ли все это? — думала она. — Неужели Чандрагупта — мой сын? А вдруг брахман просто хочет, чтобы я отказалась от своих намерений и помогла ему?»

— Вы говорите, что это мой сын, — сказала она. — Но где доказательства?

— Тебе мало вашего сходства?

— О, это еще не доказательство. Может быть, есть что-нибудь более убедительное?

— Разве сейчас время препираться впустую? — строго спросил Чанакья.

— Неужели вы не понимаете, что мне необходимо знать точно?

— Ну, раз так, изволь. Это доказательство было у младенца на запястье.

Тут Чанакья вынул браслет и показал его Мурадеви.

— Ребенка бросили в лесу в Гималаях, и в одну из лунных ночей его нашли пастухи, — сказал он. — Они-то и назвали мальчика Чандрагуптой.

Как только Мурадеви увидела браслет, все ее сомнения рассеялись. От удивления и радости она не могла произнести ни слова. Чанакья решил не беспокоить ее некоторое время, оставить наедине со своими мыслями.

— После того как ты сказал, что Чандрагупта — мой сын… — произнесла Мурадеви.

— Что значит «сказал»? Разве я не убедил тебя?

— Ну хорошо, убедил. Но что мне теперь делать? Позволить радже уйти? И пусть его убьют?

— Как — что делать? Если хочешь, чтобы твой сын стал царем, молчи. В тот раз его не убили. А если ты расскажешь все радже, его убьют теперь. Ты говоришь, чтобы я бежал вместе с Чандрагуптой. Но этого не будет. Я поклялся посадить его на престол Нандов или погибнуть и должен сдержать свою клятву. Если же ты меня выдашь, раджа убьет и меня, и Чандрагупту. Подумай о своем сыне! В твоей власти погубить его или сделать царем. Пойми, если ты будешь молчать, он получит трон. Если нет — он погибнет. Я ухожу, а ты сама решай, что делать.

И Чанакья быстро удалился. Он был уверен, что его слова произвели должное впечатление и Мурадеви ради спасения своего сына будет молчать.

Между тем Мурадеви пребывала в мучительном раздумье.

«Чандрагупта — мой сын, он может немедленно получить царство, — говорила она себе. — Но необходимо спасти раджу. Ему надо все рассказать и положиться на его доброту. Другого выхода нет». И снова возвращалась к началу: «Я должна помешать ему уйти. Ах, что делать, если это не удастся?»

Мурадеви казалось, что она сходит с ума. Из этого круговорота мыслей ее вывел голос Дханананда.

Раджа проснулся, когда уже наступил день. Он удивился, что Мурадеви, судя по всему, давно встала, хотя ночью спала очень мало.

— Все волнуешься, не спишь, — сказал Дханананд. — Все думаешь, что я не вернусь.

— Махараджа, не выходите сегодня из дому, — проговорила Мурадеви. — Подождите до завтрашнего дня.

— Почему? Не вижу причины. Помоги мне собраться. Я ухожу. Ракшас, наверное, все уже приготовил.

— Повелитель, мне страшно. Смотрите — у меня дергается правый глаз. Это дурная примета.

— Вечером твой страх пройдет, — улыбнулся раджа. — Я вернусь, и твои опасения исчезнут.