Лауреаты империализма: Монополистический капитал переписывает историю Америки

Аптекер Герберт

Глава 2

«Новые консерваторы» [100]

 

В своей рецензии на недавно выпущенный Голливудом фильм «Скарамуш» известный театральный журнал «Верайети» («Варьете») заметил: «Очень сложный сюжет Сабатини был в значительной степени упрощен ради целей сегодняшнего дня. Французская революция почти полностью исключена из сюжета, потому что, если допустить, чтобы главный герой произносил зажигательные речи на характерную для 1789 года тему о «свободе, равенстве и братстве», аналогия с красными была бы неизбежна».

Именно это «затруднение» и было главной темой последнего публичного выступления Иосифа Сталина. Выступая на XIX съезде Коммунистической партии Советского Союза, он подчеркнул, что капитализм, достигнув своей последней стадии, стадии империализма, выбросил за борт «знамя буржуазно–демократических свобод». Некому больше поднять это знамя, сказал Сталин, кроме «коммунистических и демократических партий», а они, подняв это знамя, соберут «вокруг себя большинство народа». Идя этим путем, сохраняя и расширяя демократические свободы в борьбе против миллиардеров, стремящихся уничтожить эти свободы, коммунисты и другие демократические силы, поддерживаемые широчайшими массами, будут тем самым защищать национальную независимость и предотвращать всемирные бойни и опустошения.

Сам Сталин, как говорил у его гроба Маленков, «отдал свою жизнь делу... избавления человечества от истребительных войн, делу борьбы за свободную и счастливую жизнь на земле для трудового народа».

Через все труды классиков марксизма–ленинизма красной нитью проходит мысль о том, что заключительным итогом демократической борьбы является построение социализма. Уильям З. Фостер писал в 1945 году: «Основной смысл марксизма–ленинизма состоит в том, что рабочий класс, возглавляемый коммунистической партией, ведет демократические массы народа к улучшению условий их жизни и труда при капитализме и, в конечном счете, также к установлению социализма». Но Сталин особо подчеркнул именно то, что в период, когда усиливается общий кризис капитализма, империалисты попрали буржуазную демократию. Он обратил главное внимание на всеобъемлющий характер отрицания империалистами политических и философских принципов, которые были развиты их классовыми предшественниками, когда буржуазия возглавляла революционную борьбу против феодализма и борьбу за национальное освобождение.

В этом отношении выводы Сталина особенно применимы к Соединенным Штатам, так как именно империалисты нашей страны являются главным оплотом мировой реакции, главным источником угрозы войны. Давайте остановимся на одном вопросе – каково было господствующее направление политической и исторической мысли академических кругов США в недавнем прошлом.

 

Отказ от демократии

Это направление характеризовалось все более неприкрытым отрицанием демократических аксиом. Все откровеннее отбрасываются такие идеи, как идея о необходимости и правомерности стремления людей добиться счастья для себя и для своих детей, идеи равенства людей, социальной силы разума, достоверности науки, реальности причинной связи и возможности прогресса. Идеологической подоплекой всего этого является все более настойчивое стремление внушить, что нравственная испорченность, греховность, неспособность являются врожденными и неискоренимыми качествами человеческого рода, что поэтому думать, будто массы способны управлять собой, – наивно, а не видеть, что жизнь есть не что иное, как соблазнительный обман и иллюзия, – значит быть дураком.

Это – академическое удобрение, применяемое для выращивания садизма, похоти и цинизма – желанного конечного продукта использования массовых средств морального воздействия, превращенных в источник прибыли, а отсюда, быть «ловким» означает: хватай себе, пока можешь, и чорт с ним, с оставшимся позади; быть «ловким» означает: дай в зубы другому так, чтобы повылетали золотые пломбы, подбери их и положи себе в карман.

Профессиональными писаками написаны целые горы работ, воскрешающих и прославляющих так называемое консервативное мышление. Это, как с некоторым сожалением сказал профессор Френсис Грехэм Уилсон, «единственное, что мы можем противопоставить сегодня всеразъедающей доктрине классовой борьбы». Эта мысль г–на Уилсона приведена в книге, изданной Вашингтонским университетом и носящей характерное название «В защиту консерватизма».

Можно просто указать названия недавно вышедших книг, чтобы показать, как многочисленны подобные излияния. Питер Фирек, профессор истории при Смитовском колледже и поэт – лауреат премии Пулитцера, предлагает вниманию читателей свой труд, озаглавленный «Консерватизм пересмотрен»; Нью–йоркский университет издает книгу Леонарда У. Лэбори «Консерватизм в ранней американской истории»; Гарвардский университет публикует работу Роберта Г. Макклоски «Американский консерватизм в век предпринимательства», а Колумбийский университет выпускает в свет книгу Бернарда Е. Брауна «Американские консерваторы: политические взгляды Френсиса Либера и Джона В. Бургесса».

Роберт А. Нисбет из Калифорнийского университета помещает в «Американском социологическом журнале» (сентябрь 1952 года) свою статью на тему «Консерватизм и социология». Он считает, что, если в прошлом «американские социологи интересовались главным образом изучением изменений... сегодня мы открыто признаем совершенно иную ориентацию». Сегодня, пишет он, «главным направлением является изучение не изменения, а порядка». И действительно, другой профессор, Ф. Е. Дессауэр, публикует книгу, откровенно названную «Устойчивость», то есть желаемое состояние, поскольку «чаши весов клонятся в сторону, противоположную прогрессу, когда люди напуганы и усталы».

Зачастую защита «консерватизма» ведется с притворной бравадой, а это притворство необходимо, ибо зловоние консерватизма резко ощутимо в стране, являющейся родиной Декларации независимости. Так, профессор Раймонд Инглиш из Кеньонского колледжа помещает в журнале «Американский ученый» (осень 1952 года) статью «Консерватизм – запрещенная вера», в которой доказывает, что увлечение либеральной демагогией (конечно, сам профессор выражается более благозвучным и витиеватым языком) становится все более безрассудным, так как «оно выдает недостаточность политического опыта, что может быть опасным в то время, когда Америка должна принять на себя беспрецедентно огромную политическую ответственность».

 

«Новые» герои империализма

Отказ от буржуазной демократии можно проиллюстрировать также на новом типе «героев», привлекающих внимание американских академиков. Одним из таких любимых «героев» является Джон К. Калхун, названный Фредериком Дугласом (который определенно не принадлежит к числу их героев!) «великим поборником человеческого рабства». Этому поборнику рабства посвящена двухтомная биография, написанная Чарльзом М. Вилтце, прославляющая Калхуна книга Маргарет Л. Коит, а также специальные исследования: «Калхун: основные документы» (автор Джон М. Андерсон) и «По литическая теория Джона К. Калхуна», выпущенная Огастом О. Спейном. Г–н Спейн дает Калхуну, как он пишет, «более благожелательную оценку, чем та, которая была принята до настоящего времени». Профессора Спейна особенно восхищает в Калхуне «смелость и стоическая решимость», с какими он отвергал Декларацию независимости, «анархическую», согласно уничтожающей характеристике Калхуна.

Героем самого Калхуна был Эдмунд Берк – «мудрейший из современных государственных деятелей», как он его называл. Американские империалистические академики соглашаются с ним. Берка, который пришелся им по сердцу, К. Маркс охарактеризовал в «Капитале» как «разносчика гнусного политического лицемерия... сикофанта». Именно Берк писал: «Законы торговли суть законы природы, а следовательно, законы самого бога» (ввиду чего они, казалось бы, делали положение капитализма довольно прочным – на бумаге!).

Йельский университет издает книгу «Наш знаменитый друг Эдмунд Берк», написанную Т. У. Коплэндом, в то время как издательство «Нопф» публикует большие выдержки из трудов Берка под названием «Политические убеждения Берка» (редакция Росса Гоффмана и Поля Левака). Профессор Крейн Бринтон (Гарвардский университет), который находится в таком же затруднительном положении, как и писака из «Верайети» с «темой 1789 года», считает, что Берк особенно полезен в данном вопросе, ибо он, по мнению Бринтона, во французской революции «столкнулся с такой же угрозой, с какой сталкивались и сталкиваемся мы в тоталитарных революциях наших дней». Он полагает, что Берк успешно справился с этой угрозой и что его спор с Томасом Пейном о значении этой революции «был решен в пользу Берка». Именно поэтому «Берк является наилучшим учителем при усвоении некоторых из тех политических уроков, которые мы, американцы, должны извлечь», – говорит Крейн Брентон, тем самым показывая, что холодный террор реакции дает силы этим изнеженным солдатам.

Другим героем сегодня является князь Меттерних, главное действующее лицо книги Фирека «Консерватизм пересмотрен». Меттерних является путеводной звездой, примером, цивилизованным государственным деятелем. Герой Фирека полстолетия был канцлером и министром иностранных дел Австро–Венгерской империи, когда, по словам такого «коммунистического» органа, как «Британская энциклопедия», эта империя отличалась «невероятно реакционным и агрессивным режимом». И в этот период, говорит все тот же «подрывной» источник, герой Фирека «усиленно занимался подавлением свободы». Для Меттерниха французская революция была «гангреной, которая должна быть выжжена каленым железом, гидрой с открытой пастью, готовой проглотить социальный порядок», а Соединенные Штаты «в своих неприличных декларациях... порицали и клеймили позором те европейские институты, которые были достойны наибольшего уважения». Более того, «и порочные доктрины, и пагубные примеры» Соединенных Штатов того времени серьезно угрожали «нашим религиозным и политическим институтам... и той консервативной системе, которая спасла Европу». Когда в 1848 году народы порядком устали от меттерниховского спасения, они просто вышвырнули его. Фирек радостно приветствует своего духа, в то время как Вашингтон дает приют живым, точно так же вышвырнутым, современным меттернихам!

Царствующий хозяин Меттерниха, прозванный (без сомнения, придворным шутом) Францем Хорошим, также находит своего прославителя. В то время как министра превозносит профессор, императора восхваляет ректор Вагнеровского колледжа Уолтер К. Лангсэм. Ректор Лангсэм после утомительной исследовательской работы сообщает, что император имел «добрые, но проницательные глаза, аккуратно уложенные волосы и размеренную поступь». В дополнение к укладыванию волос и размеренной поступи император был человеком строгой дисциплины, хотя он «часто вмешивался для смягчения наказаний, по крайней мере, в неполитических делах». О, как велики добродетели новых богов!

 

Культ Адамсов

Можно упомянуть о еще двух более специфичных героях профессоров из «Голоса Америки» – о братьях Адамс, Бруксе и Генри. И снова перед нами такое обилие недавно изданных книг, не говоря уже о статьях, что ими можно заполнить целую библиотеку. В течение последних пяти лет о Генри Адамсе написаны следующие книги (в хронологическом порядке): «Генри Адамс и его друзья» Гарольда Кейтера, «Молодой Генри Адамс» Эрнста Сэмюэлса, «Французское воспитание Генри Адамса» Макса Бейма, «Промелькнувшая звезда: оценка деятельности Генри Адамса» Роберта Хьюма, «Генри Адамс – ученый–историк» Уильяма Джорди. В издание этих книг внесли свою лепту Гарвардский, Йельский, Корнельский и Колумбийский университеты. Что касается Брукса, то недавно были переизданы его два главных труда «Закон цивилизации и упадка» и «Экономическое превосходство Америки», пространные предисловия к которым были написаны Чарльзом А. Бирдом и Маркизом Чайлдсом, а Корнельский университет совсем недавно выпустил биографическую работу Торнтона Андерсона «Брукс Адамс – конструктивный консербатор».

В этих двух лицах особенно привлекательным является не что иное, как их благородные «консервативные» взгляды. Бирд видит в Бруксе «пессимизм в отношении просвещения, прогресса и цивилизации»; Джорди отмечает пристальное внимание Генри к проблемам смерти и безумия, его глубокий пессимизм, его утверждение, «что человек беспомощен перед лицом сил, которые слишком огромны, чтобы он мог с ними справиться».

Оба Адамса были до мозга костей приверженцами теории превосходства англо–саксонской расы и превосходства мужчин над женщинами. Оба были антисемитами и ярыми сторонниками и пособниками империализма. Брукс хвастался: «Я – экспансионист и империалист» и томился в ожидании, как он говорил, «кульминационного момента» истории – когда «мир будет у наших ног». Оба прославляли войну: «Я, – писал, например, Брукс, – всегда понимаю под состоянием мира проявление упадка. Война – верный признак прогресса». Они хотели, чтобы в школах учили «повиновению, долгу и самопожертвованию», так как «обращение к разуму» было фактически «обращением к хаосу». В действительности, «вселенная представляет собой хаос, [и] человек обречен навечно и безнадежно». «Навечно и безнадежно»? Но тогда, по–видимому, не полностью, ибо в другом месте, будучи в не столь мрачном настроении, Брукс замечает, что «все подлежит исцелению посредством концентрации власти в руках того, кто защитит все общество».

Эти философствующие предтечи фашизма вызывают сегодня бурю восторга. Бирд, например, не поленился написать пятьдесят страниц только для того, чтобы ознакомить читателя с одной из «удивительных» книг Брукса Адамса; Джорди находит, что Генри был «недальновидным в вопросе о евреях» (!), но во всем остальном был зажигательным, выдающимся и т. д. Андерсон – правда, довольно загадочно – говорит об антисемитизме Брукса, о том, что он «безусловно, имел предвзятое мнение в этом вопросе», но в конечном итоге приходит к выводу, что Брукс «оставил массу предвидений и предположений, которые со временем становятся все более приемлемыми».

 

«Истереть в порошок, как рыбу, которой удобряют почву»

Античеловеческая сущность «нового консерватизма» представляет собой вариацию на тему, выраженную поэтом Робинсоном Джефферсом:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Слуги должны отрицать человечество, поскольку их хозяева хотели бы уничтожить его.

В настоящее время одним из главных идеологических родников реакционной мысли является Рейнгольд Нибур. Вряд ли найдется какая–либо небеллетристическая книга, изданная в наши дни университетским или частным коммерческим издательством, в которой не выражалась бы особая признательность декану факультета и профессору прикладного христианства при Федеральной теологической семинарии за его идеи.

Центральным тезисом Нибура, снова повторенным совсем недавно в его книге «Ирония американской истории» (издательство Скрибнера), является секуляризация доктрины первородного греха. Именно неискоренимая порочность человеческой натуры делает неизбежными и бесконечными его страдания; именно настойчивое отрицание и игнорирование человеком своей порочной природы, о чем говорит его упорное стремление избавиться от страданий, представляют собой главное выражение этой греховности. Поэтому только раскаяние является путем к «спасению». Или, как это излагает Нибур: «Ничто, достойное того, чтобы им заниматься, не может быть достигнуто за время нашей жизни; поэтому нас должна спасти вера». В другой своей работе Нибур еще более откровенен: «...в большинстве случаев бедствия в жизни, – говорит Нибур, – порождаются неистовым стремлением человека добиться полной безопасности при помощи своей силы, ума и добродетели».

Такой тезис, безусловно, противоречит здравому смыслу и является антинаучным, он неизбежно ведет к убеждению, что невозможно проникать в тайны, как выражается Нибур, «быстро изменяющихся конфигураций истории», которые просто недоступны «любой системе рационального понимания».

Ясно также, что такой тезис является антидемократическим. Он отрицает суть Просвещения, все значение английской, американской и французской революций, не говоря уже о Великой Октябрьской социалистической революции. Атака направлена против «Коммунистического Манифеста», но она вместе с тем направлена и против Декларации независимости.

Точно таким же образом – надо отдать ему должное в этом – пересматривает «консерватизм» Фирек, пересматривает потому, что, как он находит, «каждый человек по своей природе является варваром». «Каждый человек – пещерный дикарь по своей природе», – повторяет он в другой своей книге, тем самым показывая, кстати сказать, что ему явно не хватает оригинальности.

Упомянем еще одного: Вилл Герберг, ренегат от коммунизма, являющийся в настоящее время подведомственным Дэвиду Дубинскому деятелем в области просвещения, в своей книге «Юдаизм и современный человек» находит, что «человек представляет собой проблему». Трудность, как он считает, заключается «в хаосе и зле, царящих в сердце человека», и «нет никакой надежды [на разрешение этой проблемы] до тех пор, пока человек продолжает верить, что он может сам себя спасти». Поэтому стремление найти облегчение в изменении материального положения является иллюзией; в действительности подобные искания составляют существо греха – «саморазрушительную, самоуничтожающую динамику человеческой жизни, понимаемой в ее собственном смысле».

Такой же требухой начинена и книга Уиттэкера Чемберса «Свидетель». Эта книга была широко разрекламирована империалистами и даже награждена социал–демократической партией Тамиментской премией. «Концентрированное зло нашего времени, – пишет его воплощение, – заключается в Попытке покончить при помощи интеллекта, разума и науки с проклятой бессмысленностью человеческой истории». Этот хулитель человечества считает богохульством стремление искать «изобилия, безопасности, мира, ...видений материализма».

Таков главный в данный момент метод нападок на разум, демократию и человечество. Конечно, имеются и другие методы. Так, широко распространены фрейдистские извращения, которые служат для того, чтобы положить конец социальным усилиям. Например, Арнольд Тойнби пишет: «Сущность наших затруднений заключается в различии по скорости, существующим между движением научного интеллекта, который передвигается с быстротой зайца и может революционизировать нашу технику за короткий промежуток времени жизни одного поколения, и черепашьи–медленным движением подсознательной человеческой психики, которая не претерпевает ни изменений, ни малейших сдвигов и сегодня остается такой же, какой она была вчера и какой она будет всегда» («Атлантик мансли», январь 1953 года).

Аналогичным является и эклектический подход, при котором, поскольку все является причиной всего остального и эффективность бесчисленных «причин» не может быть измерена, и так как многие причины даже неизвестны, фактически уничтожается сама причина. Так, Вернер Леви в своей работе «Основы мировой организации» пишет: «Мирное состояние определяется биологическими, психологическими, политическими, экономическими, социальными, культурными, идеологическими, метафизическими, военными, бытовыми, техническими и, вероятно, многими другими факторами, эффективность которых изменяется в зависимости от бесконечного числа сочетаний этих факторов и их положения во времени и пространстве». Человек, который в состоянии переварить эту фразу, будет чувствовать себя весьма неопределенно в отношении своего положения во времени и пространстве, но если он примет это откровение всерьез, он определенно уверится, что борьба за мир совершенно бесполезна.

Эти имена героев и эти доводы звучат как весьма знакомые для всех занимающихся изучением фашизма. Муссолини писал, что «фашизм отрицает в демократии абсурдную общепринятую ложь о политическом равенстве... и миф о «счастье» и беспредельном прогрессе»; Гитлер же рассматривал «демократию как канал, через который большевизм распространяет свой яд».

Нацисты, конечно, тоже имели своих «мыслящих людей». Один из них, фон Шрбик, являлся автором очень объемистой и восторженно хвалебной биографии Меттерниха, которая служила основой более краткого панегирика Фирека. Другие тоже пересматривали консерватизм. Так, Герман Раушнинг, нацистский президент Данцига, озаглавил свою книгу «Консервативная революция». Эта книга также превозносила Меттерниха и требовала «ликвидации доктрин рационализма, либерализма и социализма». Нет никаких оснований, писал он, для «оптимизма в отношении человеческой натуры», и понимание того, что испорченность человеческой натуры – ее неотъемлемое свойство, является началом мудрости.

«Мыслящие люди» «Голоса Америки», подобно своим нацистским и фашистским предшественникам, не ограничиваются лишь оплакиванием ужасно порочной природы человека. Они также стремятся к «ликвидации рационализма, либерализма и социализма», потому что они также стремятся поддержать при помощи своей философии дряхлый и поистине бесчеловечный социальный порядок.

Они также пишут, как, например, это делает Дуайт Макдональд, бывший редактор журналов «Форчун» и «Партизан ревью», что «современный либерализм, со всей очевидностью, имеет нечто общее с мессианским тоталитаризмом» («Нью рипаблик», 14 ноября 1949 года) ; что «социализм, – как утверждает Раймонд Инглиш, – является законным отпрыском либеральной ереси» («Америкэн сколер», осень 1952 года). Уильям Баррет сообщает, что «либеральные взгляды, как это мы узнали из политики недавнего времени, являются сталинскими или сталинизированными взглядами», а так как «основные позиции либерализма служат объектом нашей критики, то не следует ли заняться выяснением его исторического источника и поставить под вопрос само Просвещение?» («Партизан ревью», март 1949 года).

Аналогичная мысль пронизывает труды Нибура, Фирека, Герберга и всех остальных; она же, конечно, является главной темой все более активизирующейся пропаганды католической иерархии. В качестве типичного примера последней можно привести совсем недавно опубликованную книгу профессора Вальдемара Гуриана «Большевизм; введение в изучение советского коммунизма» (издание Юниверсити оф Нотр Дам пресс), в которой можно прочитать, что марксизм–ленинизм «открыто провозглашает гнилые принципы современной секуляризованной эпохи», такие, как «научность, вера в эволюцию, в неизбежное совершенствование». Епископ Фултон Шин излагает вопрос более обыденным и более ясным политическим языком, который и соответствует его роли: «Как, – спрашивает Шин, – он [этот дьявол] явится в этот новый век, чтобы приобрести последователей своей религии?» И тут же отвечает: «Он явится под маской Великого Гуманиста; он будет говорить о мире, процветании и изобилии...»

Эти столь мистические «мыслящие люди», эти поставщики идей о бессмысленности жизни могут стать исключительно земными, конкретными, многозначительными, когда они определяют свою программу. Г–н Фирек в своей возвышенной заботе о «Позоре и славе мыслящих людей» (так он назвал свою книгу, посвященную Уинстону Черчиллю) объявляет себя сторонником монархии, аристократии и империализма (в их британском, то есть наиболее чистом виде, добавляет он). Именно эти академики еще в 1950 году требовали не просто пропаганды против стран социализма, но также создания «организационной базы у них в тылу», с целью организовать восстания и облегчить вторжение в эти страны («Партизан ревью», сентябрь–октябрь 1950 года, стр. 660), проведения политики, в разработке которой главную роль играет ныне находящийся в Вашингтоне при госдепартаменте бывший троцкист Джеймс Бернхэм – претендент на пост американского Геббельса. Он желает «организации, тайных операций и других способов ведения политической войны» против социалистического мира. Он хочет «политики наступления» и ждет не дождется третьей мировой войны («Сдерживание или освобождение?», Нью–Йорк, 1950 год).

 

Демократические свободы и напалмовые бомбы

Буржуазно–демократические свободы выбрасываются за борт, как сбрасывались за борт напалмовые бомбы на Грецию и Корею. Нет ничего возвышенного в языке журнала «Берронс файненшиэл уикли» (27 октября 1952 года): «...те американцы, которые все время говорят о пороках колониальной империи, бессознательно, если не сознательно, говорят на «антиимпериалистическом» языке Ленина и Сталина». Нет ничего возвышенного и в требовании конгрессмена Джона Бимера из Индианы, чтобы университеты его штата «исключили профессоров – последователей Нового курса», потому что они «берут под защиту и пропагандируют дело социализма или коммунизма самыми различными путями» («Эвансвилл пресс», 9 декабря 1952 года). Нет этого и в выступлении адмирала Бена Морилла (являющегося в настоящее время главой сталелитейной корпорации Джонс–Лафлин) на собрании в Американском нефтяном институте, где он утверждал, что подоходные налоги, налоги с наследства и «передача школ в ведение государства с обязательным посещением и обязательным оказанием им материальной поддержки» – все это частные следствия принятия «доктрин, провозглашенных Карлом Марксом» (сообщение Ассошиэйтед Пресс, Чикаго, 10 ноября 1952 года). Нет и в утверждении Дональда Ричберга, который заявляет, что «окончательным безумством является требование ликвидации всякой дискриминации по отношению к «неграм» и что «равенство является целью коммунизма» («Сигма хи буллетин», март 1950 года).

Только ли коммунисты должны поддерживать и защищать систему народного образования и свободу академической деятельности? Только ли коммунисты должны бороться с джимкроуизмом и выступать против империализма? Ясно, что идеологи империализма, попрали, как сказал Сталин, буржуазно–демократические свободы,, но коммунистическим и демократическим партиям, говорил он, придется подняться на их защиту.

Результаты наступления реакции оказались ужасными. Джон Кросби из нью–йоркской газеты «Нью–Йорк геральд трибюн» находит, что телевидение охвачено «прогрессивной мышечной атрофией»; редактор журнала «Адвертайзинг эйдж» Мильтон Московитц говорит, что «радио признало себя побежденным», профессор физики Генри Смит сообщает, что «существующая секретность означает национальное самоубийство для науки», а Оливер К. Кэрмайкл, президент фонда Карнеги, созданного для улучшения преподавания, в своем отчете за 1952 год отмечал, что «неспособность привить чувство целеустремленности в жизни, намеренное увиливание от основных вопросов и непонимание реальной ценности вещей все больше и больше сводят на нет высшее образование».

 

Поворот начался

Но эта защита есть накопление сил, поворот начался, и теперь необходимо продвигаться дальше, упорно продвигаться вперед. «Дружественно настроенные» свидетели, выступающие перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, широко рекламируются, но их вдесятеро превосходят по численности «недружественно настроенные» свидетели, которые сохраняют свою честь, достоинство и патриотизм, хотя они и теряют все остальное. Артур Е. Бестор младший, профессор Иллинойсского университета, срывает маску с «антиинтеллектуализма в школах» и бросает вызов «охотникам за ведьмами» («Нэйшн, 9 января 1953 года). Редакторы журнала «Нью рипаблик» в статье «Прусский шаг в 1953 году» предостерегают об опасности и заявляют: «Подходящим предметом расследований являются не университеты, а сами комиссии конгресса, осуществляющие расследования» (19 января 1953 года). Профессор Коммэйджер в своей недвусмысленно написанной статье возвращается к защите свободы исследований и свободы слова; он считает, что «поиски подрывных элементов имеют своим результатом запугивание людей с независимым и самостоятельным мышлением, одаренных воображением, склонных подвергать мнения и выводы экспериментальной проверке. Это подавляет независимость мысли...» («Сатердей ревью», 21 февраля 1953 года).

Агнес А. Мейер, жена владельца газеты «Вашингтон пост», являющаяся одним из директоров Национальной гражданской комиссии по народным школам, была встречена продолжительными аплодисментами 17 тысяч учителей, прибывших на 79–ю ежегодную конференцию (1953 год) Американской ассоциации школьных администраторов. Учителя приветствовали в ее лице того, кто выражает их сокровенные мысли, ибо она решительно осудила «опасных и жестоких демагогов» Маккарти, Вельде, Дженнера, которые в своей деятельности применяют методы «вызывающие тошноту у каждого честного американца», и стремятся поколебать «благородные идеалы» настоящих патриотов прошлого.

Подобным же образом выступает известный профессор экономических наук при Рутгерском университете Бродус Митчелл, который настойчиво требует, чтобы «убеждениям и идеям, независимо от того, как бы их ни поносили, предоставлялось убежище». И он смело и очень правильно добавляет: «Недопущение коммунистов к академической деятельности означает постепенное уничтожение академических свобод. После первого надрыва разрывание ткани становится все более и более легким» («Нэйшн», 14 марта 1953 года).

 

«Настоящие герои новой жизни»

Как мы увидели, наступление ведется на самого человека. Принимается за аксиому, что человек отвратителен по своей природе, а за этим логически следует все остальное: безудержная эксплуатация, разнузданный расизм, тирания, бесчеловечность, массовые убийства. Находясь перед лицом такого наступления, которое угрожает всему, что дорого человечеству, лагерь обороняющихся должен быть столь же многообразен, как многообразно и само человечество. Коммунисты знают, как подчеркивал Сталин, что «вера в творческие силы масс» всегда была отличительной чертой деятельности Ленина. Коммунисты считают, как писал об этом Сталин, что «нет в мире непознаваемых вещей, а есть только вещи, еще не познанные, которые будут раскрыты и познаны силами науки и практики». Коммунисты, сказал Сталин в своей последней речи, всегда участвовали и будут участвовать «...в борьбе за светлое будущее народов».

Но это не является и не может быть монопольным делом одних только коммунистов. Светлое будущее манит всех, и оно будет завоевано организованной и объединенной борьбой всех, кто отвергает перспективу быть растертым в порошок, подобно рыбе, которой удобряют почву.

Когда в свое время другой отживающий класс угрожал основным свободам, Линкольн заявил: «Спасение принципов Джефферсона от полного уничтожения в настоящее время – это не детская игра». Наша борьба сегодня – это также не детская игра, а очень трудная работа, работа с массами и внутри масс, ибо именно массы, «создающие все блага жизни, – как писал Сталин, – кормящие и одевающие весь мир... настоящие герои и творцы новой жизни».