Символ нации

Каждый, кто хотя бы немного интересовался историей восточных единоборств, знает, что зарождение в Японии мощного военного сословия буси или самураев относится к VIII–X вв. В это время стало очевидно, что для укрепления границ государства, постоянно расширяющегося на восток и ведущего жестокие войны на выживание с коренным населением Японских островов — айну, а также для безопасности феодальных поместий необходимо создать крупные подразделения профессиональных воинов, способных решать поставленные перед ними боевые задачи быстро и эффективно. В определённом смысле и на определённом историческом этапе легендарных самураев вполне можно сравнить с былинными русскими богатырями, защищавшими пограничные рубежи Руси и, по возможности, отодвигавшими их всё дальше и дальше, а в более поздний период — и с казаками, первоначальная задача которых также заключалась в охране и освоении приграничья, и которые тоже постоянно привлекались для участия во внутренних вооруженных конфликтах России в качестве профессиональной военной силы.

Именно тогда — в эпоху зарождения и перспективного роста самураев, в 794 г. н. э., в только что выстроенной японской столице Хэйан-кё — будущем Киото властью императора Камму был основан первый Павильон Воинской добродетели—Бутокудэн — с тем, чтобы развивать военные искусства и оттачивать боевое мастерство дворцовой охраны и провинциальных самураев. Известно, что 5 мая 818 г. н. э. по указу императора Сага в Бутокудэн была проведена церемония ябусамэ  — стрельбы на скаку из лука. Это стало началом формирования официально поддерживаемых на самом высоком уровне демонстрации национальных воинских традиции. С тех пор на протяжении всей истории Японии Бутокудэн остаётся главным центром обучения всем видам боевых искусств.

С конца XI в. усиление класса воинов, в целом уже сформировавшегося экономически и политически, воинов, обладавших высокоразвитыми навыками ведения боя, явилось доминирующим фактором, определившим весь дальнейший ход японской истории. С профессиональной же точки зрения самураи обучались татиути  — искусству боя с мечом, содзюцу — бою с копьем, нагинатадзюцу — владению японской алебардой, кюба-но мити — искусству конного лучника), а также другим известным в то время способам ведения боя.

В феодальной Японии более позднего периода — конца XIV в. — начала XIX в. самураи развивали уже комплексные формы военных техник — сого будзю-цу — с использованием разного рода оружия, доспехов и различных боевых принадлежностей. Широкое распространение получили рюха будзюцу — специализированные, профильные школы боевых искусств, совершенствовавшие собственные уникальные методы боевой стратегии, теорию военных действий и прикладные методики боя. Буси, ставшие к тому времени правящим сословием, в силу своих профессиональных обязанностей и призвания почти полностью посвятили свою жизнь развитию боевых навыков высокого порядка и служению культу военной доблести. В Японии XV — начала XVII в., а особенно в период Сэнгоку-дзидай  — так называемую «Эпоху воюющих провинций» (1467–1568), получили развитие комплексные системы хэйхо или боевой стратегии — хёхо .

В 1603 г. в стране установилось военное правление сёгунов дома Токугава, продолжавшееся до 1868 г. При режиме военного правительства — бакуфу — сражения, до того времени непрерывно терзавшие Японию, практически прекратились, но класс самураев на протяжении всех последующих двухсот шестидесяти лет старался поддерживать традиционный дух в занятиях боевыми дисциплинами, надеясь таким образом сохранять в своих рядах высокую боевую готовность, реальная потребность в которой сошла на нет. В это время буси начали считаться не только высшим слоем, элитой общества, но и эталоном морального превосходства, «идеальными людьми», неукоснительно следующими законам своеобразного кодекса этики самураев — того, что был осмыслено, систематизировано и со временем явлено миру как бусидо , или Путь воина.

В никогда не формулировавшихся точно и сжато, но тем не менее понятных всем японцам заповедях бусидо особое внимание всегда уделялось полному подчинению строгим правилам поведения и образу жизни, глубокому пониманию и искреннему восприятию идеалов чести, верности, отваги, ответственности, сыновнего почтения, самопожертвования, единения, дисциплины, сочувствия в соединении с высочайшим боевым духом. При этом конкретные цели и объекты поклонения, ради которых самурай «взваливал» на себя груз бусидо, со временем менялись. Основной конфликт разгорался между разными проявлениями чувства долга: с одной стороны, перед своим непосредственным хозяином, что на философском уровне обосновывалось широко распространенными и популярными в среде воинов нормами конфуцианской добродетели. С другой — перед высшим сюзереном — императором, что, в свою очередь, теснейшим образом было связано с культом синто—первоосновой японского восприятия окружающего мира и определения своего обособленного места в нём.

С таким специфическим способом мышления и мировосприятия буси продолжали совершенствовать искусство боя с мечом и другие известные тогда военные дисциплины. В период правления Токугава возникли и получили распространение множество различных школ боевых искусств — рюги-будзюцу , каждая из которых заявляла о своем превосходстве и особой боевой доблести. В то же самое время из-за прекращения войн самураи неизбежно превратились в класс, функциональное существование которого и совершенствование будзю-цу не могло быть оправдано реальными потребностями ситуации. В результате многие мыслители той эпохи были обеспокоены привилегированным положением класса воинов в обществе, которое уже не очень-то в них нуждалось с практической точки зрения, и пытались найти обоснование такого положения.

Одним из этих мыслителей был Ямага Соко , влиятельный философ периода Гэнроку [16]1688–1704 гг.
, основатель школы военной стратегии Ямага-рю и сторонник классического обучения — когаку. Он являлся учеником Хаяси Радзан, японского философа неоконфуцианского толка, советника первых трёх сёгунов династии Токугава, и имел большое влияние на самурайскую элиту того времени. Не случайно кисти Ямага Соко принадлежит одна из первых попыток изложения идей, впоследствии получивших известность как бусидо. В определённом смысле он стал и идейным вдохновителем мести сорока семи ронинов — самураев, оставшихся без хозяина, во главе с Оиси Ёсио , который являлся его учеником. Эта самая известная история, ставшая легендой, иллюстрирует идеалы самураев токугавской Японии и до сих пор служит «учебным пособием» по воспитанию самурайского духа преданности. Размышляя о роли буси в обществе, Ямага Соко писал: «Самурай потребляет пищу, не выращивая ее, использует утварь, не изготавливая ее, получает доход, не покупая и не продавая. Чем оправдать все это? Самурай ничего не выращивает и не производит, он также не занимается торговлей, но не может быть, чтобы у него не было совершенно никаких функций». Отвечая на этот вопрос, Ямага Соко писал, что отныне самурай более не должен быть лишь воином. У него более высокое предназначение: служить образцом добродетели и символом всей нации. Именно такое понимание роли самурайского сословия повлекло за собой значительные изменения в сущности воинских искусств, со временем воплотившихся в оформлении их нового типа — будо.

Кроме того, исключительно сильное влияние на формирование духа современных воинских искусств оказало малоизвестное сегодня среди любителей японских единоборств философское течение ёмэйгаку — так называемая «школа интуиции» — восходящее к учению китайского философа Ван Янмина — Оёмэй. Сегодня популяризаторы японских будо не любят вспоминать о всепоглощающем увлечении ёмэйгаку, которое охватило едва ли не всех представителей самурайского сословия в период бакумацу [18]Завершающий период эпохи Эдо с 1853 по 1869 год, «смутное время», когда феодальный строй безуспешно пытался бороться с веяниями времени и иностранным вмешательством в дела Японии.
(яростным почитателем этого учения был генерал Сайго Такамори, которого тогда не называли иначе как «Великий Сайго»), и которое в очень значительной мере сохранилось в духе будо до наших дней.

Оригинальным лозунгом ёмэйгаку было «знание — начало действия, действие — завершение знания», что на практике выливалось в решительное следование первоначальному импульсу, интуиции. Интуиция, дух, внутренняя сущность человека, выражавшаяся в иррациональной решимости в противовес рациональному размышлению, являлись для последователей ёмэйгаку главным и естественным, врождённым мерилом или, выражаясь современным языком, «ценностным индикатором» всех вещей. Соответственно, и действия на основе «знания» должны были быть мгновенными, спонтанными и точными. В сочетании с философией дзэн эта концепция была и остаётся исключительно ценной для всех адептов будо, так как отражает принцип мгновенной и единственно правильной реакции на атаку противника. Духовный наставник многих мастеров меча патриарх дзэн Такуан Сохо в своих «Вечерних беседах в храме Токайдзи» называл этот феномен «первородным умом» — хансин и говорил о нём, отделяя от эмоций — какки: «Всё, что вы делаете, делайте от всей души. Это и есть хансин. Если же вы сомневаетесь, действовать или не действовать, это какки. Прилежно делайте то, что вы желаете делать, и не делайте того, в чём вы не уверены. Глубоко осознанные желания исходят от первородного ума, в то время как неуверенность — это проявление эмоций».

Нетрудно заметить, что ныне поверхностное знакомство со странным сплавом дзэн и Оёмэй вызывает искреннюю симпатию у представителей русской культуры, отождествляющих нередко его с концепцией «делай что должно, и будь что будет», восходящей то ли к Бхагавад-гите, то ли к латинским мудрецам. У наследников западной — протестантской традиции этому чувству нередко мешает непонимание и внутренне неприятие глубоких философских и религиозных основ «движущей силы» будо. Это естественно. По выражению выдающегося японоведа-компаративиста профессора А.А. Долина, «религиозный характер духовного поиска, преобладание иррационального над рациональным всегда составляли отличительную черту русской философии, которая, в отличие от философии западной, была не отвлеченным теоретизированием, а скорее руководством к действию, практическим пособием по социологии, учебником по самосовершенствованию, исправлению личной и общественной жизни — но без конкретных социальных ориентиров. В этом смысле многие работы русских философов конца XIX — нач. XX в. имеют немало общего с синтетическими восточными учениями..» Ориетированым на поиски практической пользы абсолютно во всем и лишь время от времени соглашающимся отведать восточной экзотики, как говорил О. Генри, «вкусить лотоса», европейцам и американцам такие пассионарные метания ёмэйгаку представляются излишними и непонятными. Для русских же это еще одна, дополнительная линия, роднящая души двух народов.

В реальной жизни идеи ёмэйгаку стали духовной основой движения молодых, амбициозных, но небогатых и незнатных самураев юго-западных княжеств против феодального режима сёгуна в середине XIX в. Это движение привело их к победе, так как наиболее полно отражало внутреннюю сущность революционных преобразований. Однако оно не могло эффективно работать в условиях эволюционного развития государства, после достижения триумфа, когда для закрепления успеха требовался анализ, а не интуитивная реакция на события. Как тут не вспомнить пушкинское определение русского бунта — «бессмысленного и беспощадного»? Вот и в Японии ёмэйгаку постепенно стало уделом «вечных революционеров» — основателей и сторонников тайных обществ, самураев-пассионариев и фанатичных военных националистов. После установления нового режима смены строя, после революции, когда великая цель их подпольной деятельности была достигнута, они естественным образом стали маргиналами в новом обществе. В области боевых искусств ёмэйгаку также оказалось изрядно потеснено. Прежде всего, это произошло на ниве дзюдзюцу, поскольку основатель его самой авторитетной школы — дзюдо — доктор Кано Дзигоро был скорее противником, чем сторонником учения Ван Янмина, и в своей деятельности полагался на анализ, использование достижений западной науки и восточного опыта, на трезвый расчёт и тщательно обдуманные идеи, планы и методики. Но пока до этого было ещё далеко.

Правление правительства Токугава подошло к концу 9 ноября 1867 г., когда 15-й сёгун династии Токугава — Ёсинобу «передал свои полномочия в распоряжение Императора» и 10 дней спустя ушел в отставку. Этот государственный переворот и последовавшие за ним преобразования по названию годов правления императора Муцухито получили название Мэйдзи Исин — Реставрация Мэйдзи. Вскоре после этого, в январе 1868 г., началась война Босин [21]Война Босин (1868–1869) — гражданская война между сёгунатам Токугава и проимператорскими силами в Японии. Закончилась поражением сторонников сёгуната, что привело к Реставрации Мэйдзи. Противостояние между сёгунатом и реформистским проимператорским движением за изгнание варваров — сонно дзёи продолжалось несколько лет. В ноябре 1866 г. император Мэйдзи дал свою санкцию двум мятежным провинциям — Сацума и Тёсю — на свержение власти сёгуната ; однако правящий сёгунТокугава Ёсинобу обошёл это препятствие, отказавшись от своего поста (но не от своей власти) на следующий день. 3 января 1868 г. император Мэйдзи провозгласил реставрацию всей полноты императорской власти. Через семь дней после того, как сёгун объявил о том, что императорская декларация «незаконна», началась война. Войска Ёсинобу атаковали резиденцию императора в Киото. Несмотря на соотношение сил 3:1 и помощь французских военных советников, первая значительная битва возле Тоба и Фусими привела к поражению 15-тысячной армии сёгуна, и Ёсинобу был вынужден бежать в Эдо. Сайго Такамори из клана Сацума повёл императорскую армию на северо-восток Японии, что привело к капитуляции Эдо в мае 1868 г. После того как Ёсинобу капитулировал, большая часть Японии признала императорское правление, но ядро сторонников сёгуната, возглавляемых кланом Айдзу, продолжало сопротивление. После затяжного сражения, продолжавшегося месяц, клан Айдзу наконец признал своё поражение, после чего масса юных самураев из отряда Белого Тигра ( Бяккотай ) совершила самоубийство. Через месяц Эдо был переименован в Токио, и началась эпоха Мэйдзи. В финальной стадии войны адмирал флота сёгуната, Эномото Такэаки, с остатками флота и несколькими французскими советниками бежал на остров Хоккайдо и организовал там республику, объявив себя президентом, но в мае 1869 г. был разгромлен войсками императора, после чего война была закончена.
, оказавшая значительное влияние на дальнейшее формирование духовной составляющей будущих боевых искусств и давшая самые замечательные примеры самурайского духа посттокугавской эпохи. Эта война, запечатлённая в сотнях японских фильмов и американском блокбастере «Последний самурай», закончилась в 1869 г. фактическим прекращением существования самураев как сословия.

Указом 1871 г. было объявлено о роспуске самурайских дружин и отмене их сословных привилегий. С 1872 г. буси де-юре становились рядовыми гражданами, не имеющими никаких исключительных прав. Новое правительство приступило к проведению широкомасштабных преобразований, в ходе которых были упразднены многие феодальные институты, особенно те, которые наследственное право ставили выше личных заслуг, — это было неприемлемо для общества, остро нуждавшегося в притоке свежих сил. Естественно, таким образом был нанесён серьезнейший удар по школам традиционных единоборств, полностью существовавших в мире сословных традиций. Как только самураи окончательно деклассировались, все виды военного искусства немедленно пришли в упадок. Наставники будзюцу отказывались брать учеников, не видя в этом никакого смысла. Заниматься воинскими ремеслами продолжали буквально единицы, вызывая этим едва ли не всеобщее неодобрение, как противники прогресса и официальной линии государства. Если ранее обучение в додзё — залах для занятий будзюцу—являлось обязательным элементом образования каждого самурая, то теперь, с упразднением самого воинского сословия, многие классические школы, лишившись своей социальной базы, прекратили своё существование или же вынуждены были сменить места дислокации. Это было время, когда прославленным в прошлом наставникам воинских искусств приходилось устраивать публичные демонстрационные состязания по боевым искусствам за плошку риса — просто, чтобы не умереть с голода.

Первое такое шоу — гэкикэн когё — в течение 10 дней, начиная с 11 апреля 1873 г., организовал и провел в токийском районе Асакуса один из крупнейших мастеров меча того времени, лицензированный наставник школы Дзикисинкагэ-рю Сакакибара Кэнкити.

Под его руководством лучшие фехтовальщики Токио взялись за деньги демонстрировать свое умение у ворот знаменитого храма Сэнсодзи на набережной Саэмон, и вскоре такая практика стала традицией. Поучаствовать в шоу приглашались и зрители, но прежде всего это всё-таки были выступления мастеров меча высокого класса — настоящих профессионалов, вынужденных заниматься необычной для себя практикой ради выживания. Существует много разных мнений по поводу того, насколько оправдан был поступок Сакикибара Кэнкити с точки зрения самурайской морали, а также о том, насколько сильно повлиял элемент шоу на становление внешнего стиля разных видов фехтования — иайдо и кэндо, но этим вопросам, видимо, навсегда суждено остаться дискуссионными. Тогда же — в 1873 г. — было ясно одно: публика хотела зрелищ, мастера будзюцу — хлеба, и соединение спроса и предложения дало поразительный эффект. Вскоре в одном только Токио действовало около сорока подобных шоу-площадок, на которых демонстрировались практически все известные направления единоборств: кэндзюь^у, нагинатадзюцу, баттодзюцу, дзюдзюцу и так далее.

Разумеется, закон влияния изменил количества на качество сработал и здесь: чем больше становилось таких шоу, тем ниже был их уровень. Постепенно сводясь к балаганным, подобные представления быстро насытили столичный рынок, и многие бывшие самураи занялись «чёсом» в провинциях, где интерес к недоступным простым людям воинским единоборствам был еще достаточно высок. Несмотря на то, что вскоре гэкикэн когё были запрещены в Токио — балаганная атмосфера в сочетании с напоминанием о феодальных устоях старой Японии противоречила духу нового времени, они успели распространиться по всей стране, и, по мнению многих экспертов, внесли свой, весьма значительный вклад в дело спасения национальных боевых искусств.

В 1895 г. триумфом для Токио закончилась Японокитайская война. Кроме позиционирования Японии в мировой политике как государства, с которым нужно считаться, она, вкупе с рядом других факторов, создала в стране благоприятную среду для роста националистических настроений. Как следствие, на этом фоне вновь пробудился чуть было не исчезнувший массовый интерес к будзюцу. Строго говоря, кэндзюцу было спасено от вымирания еще раньше — в 1880 г. было введено обязательное обучение бою на мечах в полиции (в армии и на флоте будзюцу были вытеснены в тот период европейскими фехтованием и гимнастикой). Этому также способствовала обстановка в стране, возникшая после подавления восстания «великого героя» Сайго Такамори, когда Японию буквально захлестнул бум популярности только что разбитых и расстрелянных правительственными войсками (а потому уже и неопасных) мятежных фехтовальщиков, равно как и небольшого Отряда обнаженных мечей — Баттотай, воевавшего на противоположной стороне.

В апреле в Симоносэки был заключен мирный договор между Китаем и Японией. Отношение к только вчера считавшимся маргинальными боевым искусствам менялось кардинально на фоне роста националистических и милитаристских настроений. Одновременно с празднованием победы над Китаем, в Киото, в рамках 4-й национальной выставки — своеобразной японской ВДНХ, прошли масштабные показательные выступления мастеров различных боевых искусств, съехавшихся туда со всей страны. Демонстрации явились удобным поводом для создания всеяпонской организации, которая могла бы объединить интересы государства, преподавателей боевых искусств и их адептов, поставив в основу своей деятельности реорганизацию, систематизацию и пропаганду существующих систем будзюцу с целью подъёма национального самосознания, патриотизма, воспитания особого японского духа, основанного на идеалах буси, и, конечно, оздоровления нации. Проще говоря, в условиях возрождения самурайского духа нужна была организация, демонстрирующая на практике его идеалы, необхо-

димо было создать элитный орден самураев — воинов, пусть не всегда по происхождению (эта тема скромно замалчивалась), но всегда по духу. Идея о ее создании витала в воздухе. Неудивительно, что вскоре она была сформулирована группой высокопоставленных чиновников и предпринимателей, в числе которых были глава токийского полицейского управления Сасакаи Кумата-ро, шеф киотской налоговой службы Торими Хиротакэ, хозяин одного из крупнейших японских универмагов «Такасимая» Иида Синсити и другие, как сегодня сказали бы, «представители власти и бизнеса». Такая организация вскоре появилась, но, прежде чем рассказать о начале её пути, стоит несколько слов посвятить одной из причин её будущего влияния и авторитета.

 

В знании — сила

В том же 1895 г. по всей Японии праздновалось 1100-летие переноса столицы в Хэйан (Киото). В память о правлении основателя древнего города императора Камму было решено вновь, по примеру одноименного древнего зала, располагавшегося на территории императорского дворца, построить в Киото Бутокудэн, но уже на новом месте. Выбор пал на святилище Хэйан-дзингу — огромный синтоистский храм, посвящённый памяти императора Камму и выполненный в виде уменьшенной на треть копии старого императорского дворца, в центре которого был возведён главный павильон — Дайкёкудэн. Вот как описывал это событие его очевидец — европейский журналист и истовый японофил Лафкадио Хэрн: «Город великих храмов обогатился двумя зданиями, которые, наверное, никогда еще не были превзойдены за всё тысячелетнее существование города… Произведение, призванное к жизни правительством, называется Дай-Кёку-Дэн и построено в память восшествия на престол Камму-Тэнно, пятьдесят первого императора Японии и основателя святого города. Духу этого императора и посвящено Дай-Кёку-Дэн: таким образом, это синтоистский храм и самый прекрасный из всех них. Но, несмотря на это, его архитектура совсем не синтоистская, это скорее точная копия первоначального дворца Камму-Тэнно… Возвышенный дух Камму-Тэнно мог бы порадоваться таким восхитительным воскрешениям прошлого при помощи архитектурной магии». На обширной территории «фантастического храма» и нашлось место для размещения весьма комфортабельного по тем временам «многофункционального центра» боевых искусств с залами для занятий дзюдзюцу, кэнддзюцу и галереей для кюдзюцу.

17 апреля 1895 г. в Киото по поручению императора Мэйдзи было официально объявлено о создании Общества Воинской добродетели Великой Японии — Дай Ниппон Бутокукай — со штаб-квартирой организации в Хэйан-дзингу. Решение было поддержано выдающимися наставниками боевых искусств Японии, ведущими социально-политическими деятелями страны, а также, что было особенно важно, Министерством образования. Несмотря на свое вполне «гуманитарное» название, это ведомство стало одним из ключевых в эпоху Мэйдзи и распространило свое влияние на все сферы японского общества. В его недрах в значительной мере определялась внутренняя, а в определённом смысле и внешняя, политика государства.

В том, что именно образование помогает эффективно строить будущее, японцы никогда не сомневались, а потому соответствующее ведомство стало важнейшим проводником в жизнь новой идеологии Японии. Первое десятилетие после Реставрации Мэйдзи власти вырабатывали свой взгляд на систему воспитания подрастающего поколения, тщательно увязывая его со строящейся государственной политикой, религией, создаваемой на базе синто новой национальной идеей, базирующейся на принципах кокутай, божественного происхождения Японии. Что это значит? Кокутай (буквально «государственный организм») называлось учение, разработанное в первой половине XIX в. так называемой «школой Мито» — группой националистически настроенных ученых, и очень скоро ставшее официальной идеологической и правовой доктриной мэйдзийской Японии. В соответствии с ней существует специфически японская национально-государственная общность — кокутай, объединяющая в единое живое целое на первом уровне — мир богов коми и императора, как первосвященника синто, на втором — японский народ (потомков богов), и на третьем — Японские острова (творение богов).

Теория кокутай утверждала существование исключительного японского феномена — уникального и неповторимого, тем самым одновременно как бы отказывая другим государствам в праве на «органичность» и видя в них лишь «механизмы». Уникальность кокутай и мнимая необходимость его распространения в Азии стали основой японской националистической идеологии в первой половине XX в. В качестве главных доказательств этой уникальности использовались такие популярные еще с XIV в. аргументы, как существование «непрерывной в веках» династии императоров божественного происхождения, и то, что территория Японии никогда никем не завоевывалась, — в этом она решительно противопоставлялась остальному миру. Например, в 1941 г. правовед и видный идеолог национализма Хиранума Киитиро (1867–1952), бывший в то время министром внутренних дел, заявлял: «Японское государственное устройство не имеет аналогов в мире… В других странах династии основывались людьми. <.. > И лишь в Японии престол унаследован от божественных предков. Династии, созданные людьми, могут погибнуть, но трон, основанный богами, неподвластен воле людей». Богоизбранность, непогрешимость и уникальный дух стали идеологией японской нации на долгие десятилетия. Идеи кокутай нашли воплощение и в новой трактовке бусидо. Видный современный политолог и японовед, профессор университета Такусёку (об этом вузе ещё пойдет речь в дальнейшем) В.Э. Молодяков, размышляя о идеологии кокутай, точно подметил, имея в виду именно мэйдзийские времена: «В этике бусидо воплотились те же принципы, что и в учении о кокутай: единство божественного императора и его богоизбранных подданных; священный характер связывающих их семейных и “более-чем-семейных” уз; безграничная доброта императора к подданным и их безграничная ответственность перед ним; “небесное предназначение” или “небесная миссия” (тэммэй) японской нации в следовании “путем богов” (синто) и “императорским путем” (кодо) (это понятие приобрело особое значение в 30-е годы XX в.). Кульминационным моментом жизни японца в соответствии и с кокутай и с бусидо провозглашалось принесение своей жизни в жертву императору и богам, в чем проявлялись и долг, и любовь, и ответственность, и верность».

В эпоху Мэйдзи, да и позже, «на острие атаки», в авангарде насаждения кокутай находилось Министерство образования Японии. По оценке Донна Дрэгера, к середине 1880-х гг. система просвещения в этой стране превратилась «из разрозненно существовавших отдельных программ обучения, направленных на воспитание всесторонне образованных граждан, в стандартную национальную систему, поставляющую умелых работников для нужд армии, флота, промышленности и сельского хозяйства. Особое внимание уделялось нравственному воспитанию, что, как ожидалось, должно оградить японских граждан от влияния западной культуры и заменить ее тлетворное влияние благотворно воздействующей на них собственной, японской культурой. Эти изменения свое высшее выражение нашли в императорском рескрипте по образованию, изданном в 1890 г., где особо говорится о социальной гармонии, а преданность императору преподносится как добродетель».

Зная всё это, совсем не удивительным, а, наоборот, абсолютно закономерным представляется тот факт, что министром образования в эту критическую для Японии эпоху стал бывший самурай из воинственной Сацумы— княжества, давшего стране главных героев той поры, Мори Аринори (1847–1889). Кто еще мог так уверенно и точно связать этику бусидо с философией ёмэйгаку, концепцией кокутай и воспитанием нации, как не бывший сацумский буси\ Это ему принадлежат и сегодня еще актуальные слова о том, что «японские школы созданы на благо нации, а не учащихся». Естественно, что для самурая в душе и по воспитанию, каковым, безусловно, оставался Мори Аринори и на своем гуманитарном посту, важнейшей частью взращивания идеального человека как элемента кокутай являлась физическая подготовка в уникальных японских традициях. Эта идея стала мощным толчком для развития популярности будзюцу у молодёжи: сумо, кэндзюцу, дзюд-зюцу и нагината-дзюцу вошли в программу обучения в средних школах по всей стране. И не только в школах: в 1877 г. в японской столице распахнул свои двери первый и до сих пор самый престижный в Японии университет — Токийский императорский. В течение следующих 25–30 лет университеты были открыты по всей стране, и вскоре именно они стали основной «кузницей кадров» для подготовки будущих и любителей, и профессионалов будо в Японии. Позже, когда особую популярность в Японии набрало каратэ, его оплотом стали именно университеты. Появился даже особый его вид — так называемое «студенческое каратэ» Вадо-рю. А один из университетов — Колониальная школа Тайваньского общества, ныне университет Такусёку (Такусёку дайгаку), выпустил из своих стен едва ли не всех сегодняшних гранд-мастеров будо [29]См. приложение 3.
. Ректором же Такусёку дайгаку на рубеже веков — как раз в эпоху формирования всех современных школ будо — был доктор Нитобэ Инадзо, автор классического трактата о самурайской душе «Бусидо. Дух Японии». Большинство питомцев доктора Нитобэ трудились на оккупированных территориях — на Тайване, в Корее и Маньчжурии, и, естественно, именно они являлись главными выразителями идей кокутай, по сути — проводниками японского национализма.

Элитарный же Токийский императорский университет окончил в свое время будущий основатель дзюдо Кано Дзигоро (1860–1938). Нет никаких сомнений в том, что во многом влияние молодого и талантливого преподавателя, выпускника Токийского императорского университета, на историю будо было так велико и потому, что в 1885 г. он занимал важное положение в университете Гакусюин — «школе пэров» Японии, в котором учились, да, кстати, и сегодня учатся, отпрыски высшей знати, включая всех представителей императорской фамилии. Развивая карьерный успех и грамотно выстраивая отношения с Министерством образования, используя свои педагогические и организационные таланты и умело сочетая стремление к западничеству и тягу «к корням» у японской элиты, либерал-западник Кано основал также привилегированный лицей для тяготеющих к прогрессу детей мэйдзийской аристократии, что не могло не сказаться на отношении к нему, например, полицейского начальства при выборе базовой школы дзюдзюцу для преподавания в полиции.

Мы сознательно уделили так много внимания роли Министерства образования и идеологии кокутай, как историческим реалиям эпохи зарождения будо. Без понимания влияния этой роли на жизнь японского общества трудно осмыслить масштабы того события, которое произошло в 1895 г. в Киото. Под держка Министерства образования гарантировала особый, государственный статус Дай Ниппон Бутокукай, способствовала проникновению идеологии организации, а по сути, фило-

Софии будо, в общую идеологию мэйдзийской Японии и наоборот. Кстати, именно в тот период японцы начали официально называть свою страну не просто Японией — Нихон, но Великой Японией — Дай Ниппон. Сегодня этот фразеологизм практически забыт в живом японском языке и сохранился только в истории, да среди живых ее коллективных носителей — организаций, сохранивших отчасти дух ушедшей эпохи. Таков «орден последних самураев» — Дай Ниппон Бутокукай.

 

Элитный орден самураев

Официальные торжества по празднованию 1100-летая переноса столицы проходили в Киото с 22 по 24 октября 1895 г., но различные праздничные мероприятия, посвященные этому событию, продолжались вплоть до конца ноября. Первый в современной истории фестиваль боевых искусств—Бутокусай был открыт 25 ноября, после чего демонстрации различных боевых искусств проходили на протяжении еще трёх дней. В первом празднике приняли участие около тысячи мастеров воинских искусств—бугэй  со всей страны. Прошли демонстрации кэндзюцу, дзюдзющ содзюцу, кюдзюцу и других видов единоборств, в том числе соревнования по кэндзюцу и дзюдзюцу, в которых приняли участие 320 человек.

Тогда же — во время первого Всеяпонского фестиваля — было положено начало традиции проводить Бутокусай каждый год (позже время проведения было перенесено на апрель — май, когда в Японии идет череда праздников, один из главных среди которых День мальчиков (5 мая), в Бутокудэн. Впрочем, и другие массовые показательные выступления и семинары по будзюцу считаются с тех пор и по сей день наиболее престижными и соответствующими духу будо, если проводятся в Бутокудэн — став главным додзё Дай Ниппон Бутокукай, он привлек наиболее известных мастеров боевых искусств со всей страны. Здание в классическом японском стиле размером 36,2 на 27,15 метра обошлось Обществу в крупную по тем временам сумму — 43 000 йен, но оно до сих пор остается визуальным символом японских будо. Полностью строительство нового здания Павильона Воинской добродетели было завершено в марте 1899 г., и эту дату можно считать временем окончательного оформления структуры Общества Воинской добродетели Великой Японии.

Указом императора Мэйдзи первым главой Дай Ниппон Бутокукай был назначен генерал императорской армии, покровитель спорта и физкультурного движения, принц Комацу-но мия Акихито (1846–1903) известный также как принц Хигасифусими Ёсиаки, великолепный памятник которому стоит сейчас в токийском районе Уэно. Президентом Ассоциации стал Ватанабэ Тиаки, губернатор столичной префектуры Киото, а вицепрезидентом — Мибу Мотои, настоятель храма Хэйан-дзингу, на территории которого был построен новый Бутокудэн и где расположилась штаб-квартира (хонбу) Дай Ниппон Бутокукай.

С самого начала Общество уделяло особое внимание пропагандистской и воспитательной работе. В целях увековечивания заслуг наиболее выдающихся мастеров боевых искусств, глубоко понимающих суть бутоку [32]Подробнее об этом в главе «Духовный центр».
, а также для их поощрения были введены два вида медалей за заслуги перед Дай Ниппон Бутокукай: Юкосё («Медаль за великие дела») и Сёдзё («Медаль за выдающиеся успехи»). В статуте этих медалей было особо оговорено, что о тех членах ДНБК, которые были награждены Юкосё или Сёдзё, будут написаны официальные биографии, излагающие их доблестные деяния, а затем эти биографии будут помещены в Бутокудэн и сохранены для грядущих поколений.

В июне 1902 г. в Дай Ниппон Бутокукай произошло ещё более важное событие. Состоялось решение о присвоении первых почетных званий мастерам будо, д ля чего была учреждена система из трех ступеней:

— Сэйрэнсё  — «свидетельство о закалке» (сэй-рэн — «выплавление, закалка»); позднее этот ранг был заменен на рэнси  — «тренирующийся, закаляющийся воин». Впервые эти титулы были присуждены еще на первом фестивале — Тайкай в октябре 1895 г. в Киото пятнадцати высококлассным фехтовальщикам, отобранным из 386 претендентов: Исияма (Hиmo-рю), Хагивара (Дзикисинкагэ-рю), Хара (Тэндзи-рю), Токуно Сэкисиро (Дзикисинкагэ-рю), Окамура Саконта (Дзикисинкагэ-рю, Син нитто-рю), Кагава (Mymo-рю), Ёсида (Сэйтоку тайси-рю), Нэгиси Сигоро (Синто мунэн-рю), Умэдза-ки (Синкагэ-рю), Мацудзаки Намисиро (Синкагэ-рю), Такаяма Минсабуро (Дзикисинкагэ-рю), Мамия (Оно-ха итто-рю), Коминами (Mymo-рю), Абэ (Дзикисинкагэ-рю), Мицухаси (Мусаси-рю). Впоследствии награду сэйрэнд-зё заслужить было еще сложнее. История сохранила для нас такие пропорции: 1895—386/15; 1896—472/15; 1897-482/6; 1899—766/8; 1900—493/7; 1901—825/8.

— Кёси — «наставник воинов» — звание присуждалось за особые достижения в преподавании будо. Весьма желательно было, чтобы его обладатель имел реальный боевой опыт. Первоначально кёси получали символическое жалованье — 20 йен за свой титул, но позже эта практика была отменена. Первыми кёси стали четыре человека, но, к сожалению, мы пока не знаем их имен.

— Ханси — «служащий идеалом», «образцовый муж», «опытный фехтовальщик». Для получения этого ранга претендент, помимо всего прочего, должен был достичь и определенного возраста (первоначально это была ступень в 60 лет, хотя данное правило было нарушено в 1913 г., когда ряд фехтовальщиков, включая Наито Такахара и Такано Сасабуро, получили их, будучи несколько моложе, а в наше время титула ханси Дай Ниппон Бутокукай можно удостоиться только по достижении 55 лет), и всего их за всю историю Дан Ниппон Бутокукай насчитывается лишь несколько десятков человек. Жалованье ханси составляло 25 йен, а первыми обладателями этого титула стали семь человек: Исикава (Итто-рю, 74 г.); Такао (Тёттю-рю, 73 г.); Сибу (Синто мунэн-рю, 68 г.); Сакабэ (Кёсин мёти-рю, 66 г.); Ватанабэ (Синто мунэн-рю, 66 г.); Мицухаси (Мусаси-рю, 62 г.); Токуно (Дзикисинкагэ-рю, 61 г.).

Нельзя не отметить, что несколькими годами ранее один из «отцов-основателей» и наиболее авторитетных руководителей ДНБК Кано Дзигоро ввел у себя в «академии» дзюдо Кодокан другую, более тонкую, а потому лучше отвечающую вкусам молодёжи и иностранцев (что выяснилось, впрочем, значительно позже), систему поясов, мастерских и ученических разрядов (данов и кю). Интересно, что, по всей вероятности, оценка мастерства с помощью уровней — данов впервые появилась не в единоборствах на татами, а в противостоянии на доске для игры в облавные японские шашки—го. Это произошло в предмэйдзийскую эпоху — в период сёгуната Токугава. Уже с доски для го система данов попала в некоторые школы будзюцу, и только после этого профессиональный педагог доктор Кано позаимствовал и творчески развил её, сделав получение все новых и новых разрядов основной мотивационной схемой для всех, кто занимается японскими единоборствами.

Кано Дзигоро впервые присвоил начальные — первые даны (сёдан) своим ученикам еще в 1883 г., вскоре после открытия Кодокан, так что в Дай Ниппон Бутокукай дзюдоисты пришли уже со своей, устоявшейся системой оценки знаний и мастерства. Неудивительно поэтому, что на первых порах ДНБК, куца дзюдо вошло отдельной, но всего лишь секцией, и Кодокан довольно ревностно восприняли «ценностные» измерения друг друга. Сам доктор Кано поначалу так прокомментировал ранговое несовпадение с ДНБК в журнале «Дзюдо», издававшемся Кодокан'. «Бутокукай было позволено проводить аттестацию наставников и учителей, которую изначально проводили только в Кодокан. Однако Бутокукай, не ограничившись дзюдо, стало проводить аттестацию по данам в кэндо. Кодокан, будучи недовольным этой практикой и являясь единственным центром по присвоению данов, отныне намерен положить этому конец, поскольку это разрушает с таким трудом созданную систему степеней дзюдо. Нужно освободиться от этих вредных явлений… Я сам приложил много усилий для создания Бутокукай, сам воспитывал первых энтузиастов этого дела. У Кодокан нет и не может быть никаких причин для того, чтобы испытывать враждебность по отношению к Бутокукай. Но организация Бутокукай не должна существовать только в Киото. Дзюдо Бутокукай должно представлять собой организацию мастеров дзюдо со всей Японии. Бутокукай не должно рассматривать Кодокан, которое создало японское дзюдо, как нечто чужое».

Сегодня, с высоты ста с липшим прошедших лет, кажется, что Кодокан всегда был самый важной и престижной организацией в мире боевых искусств Японии, а доктор Кано — единственной заметной величиной в руководстве ДНБК, но на деле это не так. Авторитет основателя дзюдо действительно был очень велик, однако Кано Дзигоро являлся лишь одним из целого ряда лучших наставников того времени, а Кодокан—одной из списка лучших школ. Проигрывая иной раз в сиюминутных, по сути своей политиканских, столкновениях с руководством ДНБК, мастер компромисса и прирождённый пиарщик Кано обошёл всех на «длинной дистанции». После того, как дзюдо стало видом спорта, сияние других будо заметно померкло, а с включением его в программу Олимпийских игр стало ясно, что никто из представителей мира японских единоборств уже не поднимется в ближайшее время до таких высот популярности. Одновременно отодвинулись в тень времен другие мастера, другие школы и организации. Следует понимать: это был нормальный исторический процесс и, рассуждая об эпохе становления современных будо, помнить, что столетие тому назад всё выглядело совсем иначе. Очень скоро участникам тех событий стало понятно, что ДНБК развивается более динамично, чем Кодокан, авторитет его внутри Японии становится заметно выше, чем у последнего. Да и сам Кано, «приложивший много усилий для создания Бутокукай», не мог отказаться от своего второго детища. Необходимо было найти устраивающее всех решение и, скрепя сердце, Кано не только признал право Дай Ниппон Бутокукай присваивать даны своим членам, но и сам участвовал в обсуждении возможности присуждения наиболее высоких степеней — 5-х данов — лучшим мастерам. В свою очередь, выдающиеся дзюдоисты с благодарностью и полным осознанием оказываемой им чести принимали титулы от более могущественного и влиятельного ДНБК. Фактически состоялся своеобразный «обмен» системой званий и рангов, который имеет место и сейчас — время показало, что это было и остается наилучшим выходом из ситуации.

К тому же некоторое противостояние в системе присуждения званий и рангов коснулось не только Кодокан и Бутокукай. Стоит отметить, что основанный в 1878 г. Кэй-ситё — Столичный полицейский департамент — в Токио создал свою собственную систему данов, отличную от той, что пользовалась более молодые, но одновременно и более влиятельные Кодокан (1883) и Бутокукай (1895). Поскольку немало полицейских входили в структуру киотской организации, это неизбежно привело к конфликту, и правительство даже издало специальный декрет, запрещающий Кэйситё вмешиваться в дела Дай Ниппон Бутокукай. Однако опыт Кэйситё, создавшей в 1886 г. новую систему ученических разрядов — кю, также был учтен.

В 1912 г. в процессе обсуждения формальных комплексов по фехтованию — кэндо-но ката Дай Ниппон Бутокукай — было принято решение о об объединении рангов дзюдо и кэндо. Тогда же выдающиеся мечники Наито Такахару, Такано Сасабуро и Мона Тадаси получили ранг ханси, а в 1913 г. к ним присоединились более молодые (даже не достигшие пороговых 60 лет) Ямасита Ёсицугу, Исогаи Хадзимэ, Нагаока Хидэкадзу и Исикава Торасиро. С 1917 г. в кэндзюцу (с 1919 г. — в кэндо) начали официально использовать систему данов, аналогичную дзюдо. При этом максимальной степенью был 5-й дан, после чего уже присуждались только титулы сэйренсё, кёси, ханси. Степени выше 5-го дана начали присваиваться мастерам лишь в 1937 г. После войны в Бутокукай вернулись было к «пятидановой» системе, но с 1957 г. вновь перешли к дзюдоистским десяти данам. Интересно, что сейчас ряд федераций, например кэндо, не присваивают даны выше 8-го (хотя старые мастера, успевшие получить их в прежние времена, с достоинством носят более высокие степени отличия), а награждают титулами, заимствованными из Дай Ниппон Бутокукай — ханси.

Возвращаясь же к общей истории боевых искусств в Японии, стоит отметить, что особенно явственно влияние Дай Ниппон Бутокукай стало ощутимо несколько позже, когда ДНБК пришлось заниматься сертификацией нового большого направления в будо — каратэ. Первые демонстрации каратэ, давшие ему право на официальное существование, прошли в Бутокудэн в период с 1917по 1923 г. Несмотря на то, что эти выступления, организованные первым и наиболее успешным пропагандистом нового искусства — выходцем с Окинавы Фунакоси Гитин, были не самыми удачными (странные телодвижения далеко не сразу впечатлили мэтров Дай Ниппон Бутокукай), каратэ всё же получило право на развитие. Перед самой Второй мировой войной ДНБК официально засвидетельствовало существование первых стилей: сёто-кан, вадо-рю, годзю-рю, сито-рю, разрешив их преподавание. Основатели и ведущие наставники каратэ — Фунакоси Гитин, Мияги Тёдзюн, Мабуни Кэнва, Нагаминэ Тёсин и некоторые другие, будучи специалистами в других будо, были сертифицированы и по системе данов, и по системе рангов — практически все они стали кёси и вошли в исполнительные комитеты ДНБК и его филиалов.

Вообще, рубеж XIX–XX вв. можно смело назвать эпохой расцвета Общества Воинской добродетели. В это время его возглавляли ведущие мастера японских единоборств, поистине, лучшие из лучших мира будо. Например, Найто Такахару, наставник боя на мечах школы Хокусин Итто-рю, знаменитой своим воинским духом, был избран главой секции кэндо. Исогаи Хадзимэ, выдающийся представитель недавно появившегося, но уже самого авторитетного в своей области дзюдо, возглавил центр преподавания дзюдо, как только тот был открыт при Дай Ниппон Бутокукай. Во многом благодаря энергии и инициативе этих и многих других людей по всей стране активизировалось движение по возрождению будзюцу, и Дай Ниппон Бутокукай достигло высот своего развития.

ДНБК располагало и мощным административным ресурсом. По примеру префектуры Киото, губернатор которой Ватанабэ Тиаки вошёл в высшее руководство только что созданного Общества, все остальные регионы Японии сочли необходимым, чтобы первые лица префектур возглавили местные отделения Бутокукай. Правило о том, что формальным лидером Дай Ниппон Бутокукай является один из представителей императорской фамилии, также соблюдалось неукоснительно, а после того, как вице-президентами Общества избрали министра иностранных дел Аоки Сюдзо и экс-министра связи Оура Канэтакэ, на эту должность стали претендовать чиновники высшего ранга. Впрочем, время внесло в эту традицию одну коррективу. Виконт Оура покинул свой пост в связи с подозрениями в коррупции и, чтобы избежать такого в дальнейшем, с 1916 г. данный пост всегда занимали генералы императорской армии — люди, подозревать которых в коррупции было и неудобно, и странно — большинство из них уже вышли в отставку, а в реальных условиях тех лет — и небезопасно.

 

Образовывая — воспитывать

Авторитет Бутокукай в области будо становился непререкаем, и теперь важнейшей задачей стала работа на будущее: подготовка квалифицированных инструкторов, которые могли бы преподавать воинские искусства на самом высоком уровне в региональных отделениях ДНБК по всей Японии и в её колониях. Главным центром подготовки тренеров в начальный период деятельности Бутокукай явилась Школа обучения преподавателей будзюцу — Будзюцу кёин ёсэйдзё основанная в октябре 1905 г. Хотя страна переживала в те дни патриотический бум, вызванный грандиозной победой над Россией (завершивший войну Портсмутский договор был заключен 5 сентября), желающих стать про-фессионльными инструкторами будо было не слишком много — около 20 человек.

Вероятно, это было вызвано не самыми простыми условиями обучения в Будзюцу кёин ёсэйдзё. Диплом об успешном окончании этой школы вручали тем выпускникам, которые, пройдя полный курс обучения, продолжавшийся от одного до трех лет, успешно сдали экзамены, получив от 4-го разряда и выше. Учащиеся школы получали стипендию от штаб-квартиры Дай Ниппон Бутокукай в размере 6 йен в месяц — очень небольшие деньги даже по тем временам. Помимо двух ежедневных двухчасовых занятий по будзюцу, учащиеся должны были пройти курсы японского языка, камбун — китайского старописьменного языка, использовавшегося в Средневековье, в том числе для записи японских текстов, свитков мокуроку с изложением технического и философского наследия школ, а также курсы географии, истории, математики и английского языка.

К 1906 г. были открыты 39 отделений Бутокукай в различных регионах Японии. Каждое из отделений по примеру киотской штаб-квартиры строило свой Дворец Воинской добродетели и организовывало в нем семинары и фестивали боевых искусств, по-прежнему приурочивавшиеся ко Дню мальчиков. В мае же 1908 г. Дай Ниппон Бутокукай было реорганизовано и получило статус юридического лица. При этом его устав подвергся серьезной переработке. В частности, были учреждены Исполнительный комитет (Ридзикай) и Комитет постоянных членов (Дзёгиинкай), упорядочена система региональных представительств.

«Расширению популярности кэндо и дзюдо среди японцев в большой мере способствовала и директива Министерства образования от 1911 г., когда кэндо и дзюдо стали обязательными предметами в средних школах на всей территории страны; все мальчики должны были заниматься той или иной дисциплиной. Это было первое официальное признание со стороны властей важности современных дисциплин [будо\ в деле воспитания японских граждан». Вслед за этим, в июле 1912 г. школа Будзюцу кёин ёсэйдзё была закрыта, но ее выпускники еще долго оказывали серьезное влияние на возрождение и развитие будо. Например, трое из 27 фехтовальщиков, прошедших полный курс обучения по кэндзюцу в Будзюцу кёин ёсэйдзё — Мотида Сэйдзи, Накано Мунэсукэ и Саимура Горо, — уже в послевоенный период были удостоены

Всеяпонской федерацией кэндо звания ханси и степени 10-й дан — высшей в будо.

После закрытия Будзюцу кёин ёсэйдзё ее заменило новое учебное заведение — Будо сэммон гакко  — Специальная (профессиональная) школа будо или, сокращенно, Бусэн, основанная 18 сентября 1912 г. По рекомендации ведущих японских деятелей просвещения, в том числе автора «Бусидо» Нитобэ Инадзо, эта школа была задумана не как «техникум» по подготовке инструкторов будзюцу, которые должны были бы в будущем преподавать в префекгуральных отделениях Дам Ниппон Бутокутй, а как элитное, хотя и очень специальное, учебное заведение. Женатый на американке англофил Нитобэ мечтал о закрытом пансионе по типу английского Итона, выпускники которого смогут стать преподавателями в обычных школах и университетах. Планировалось, что в Бусэн будет два отделения— высшего среднего образования и педагогическое. Для поступления в школу абитуриент должен был иметь аттестат об окончании средней школы. Срок обучения был установлен в 3 года, на протяжении которых все студенты были обязаны жить в школьном общежитии. Слушатели (первый набор Бусэн составил 22 человека) были освобождены от оплаты и за обучение, и за проживание в общежитии, находясь на казенном коште и внося лишь небольшую сумму за питание. С 1921 г. выпускникам школы начали присваивать звание «будо гаку си», что можно примерно перевести как «бакалавр будо». Если будущие бакалавры хорошо успевали по основной дисциплине, то есть будзюцу, они могли на факультативных началах осваивать литуратуру — как китайскую, так и японскую. Таким образом, хороший мастер был обязан был. разносторонне образованным человеком, а средненький — оставался невеждой. Сдав соответствующие экзамены, выпускники, одновременно со свидетельством Дай Ниппон Бутокукай, получали дипломы преподавателей литературы, претворяя в жизнь, таким образом, прицип бунбу рёдо — гармоничного развития будокс? [37]Любопытно, что в советское время похожая система действовала в ряде наших военных училищ. Например, наряду с обучением по основной специальности, скажем, командира взвода, курсанты имели шансы получить диплом переводчика с одного из иностранных языков — при успешном освоении соответствующей программы, разумеется.
. «Поощряя освоение классических дисциплин, лидеры ассоциации Бутокукай также подчёркивали растущее значение кэндо и дзюдо в общей системе воспитания граждан», — писал об этом Донн Дрэгер. Кстати, мечты доктора Нитобэ были реализованы и в Токио, где с 1913 г. инструкторов кэндо готовило столичное педагогическое училище, — будо через школы и университеты проникало в жизнь всей страны.

История, а самое главное, степень влияния обеих этих школ на развитие боевых искусств остается до сих пор темой малоизученной и, не исключено, таящей в себе много сюрпризов. Мы уже затрагивали вопрос взаимосвязи возрождения будо в Японии и политики Министерства образования. Нам довольно хорошо известно, как много сделал для этого Кано Дзигоро, заложивший педагогическую основу преподавания дзюдо, но только сейчас поднимается на информационную поверхность целый пласт сведений, относящийся ко вкладу в развитие современных боевых искусств Дай Ниппон Бутокукай и его профессиональных школ. Эта тема сохраняет актуальность и в современном обществе, главным образом за пределами Японии. В самом деле, кто из наших, например, специалистов, интересующихся историей единоборств, не задумывался над простым вопросом: почему у НИХ это есть, а у НАС — нет?

Невозможность запросто, не задумываясь, ответить на него рождает толпы фантазёров, придумывающих мифические, якобы где-то «чудом сохранившиеся русские бои», «кулачные игрища» и еще Перун-знает-что, инстинктивно пытаясь заполнить пустующую лакуну русского национального единоборства. Да, безусловно, русские воевали всегда и, весьма вероятно, у нас действительно существовали самые разные национальные системы боя, возможно, даже весьма эффективные и интересные, но правда заключается в том, что… до наших дней ничего из этого не сохранилось. Ни в коем случае не умаляя достоинств и заслуг мастеров, успешно генерирующих сегодня в России новые и уникальные стили единоборств, следует признать, что собственно русской истории у этих стилей пока нет. Она создается на наших глазах и, вполне возможно, новые школы обретут долгую и счастливую жизнь, но пока еще никто не смог убедительно доказать — с фактами в руках, а не используя приёмы public relations, что «казачок» это не танец, а единоборство.

Впрочем, Россия в этом не одинока. Примерно такая же ситуация исторчески сложилась в большинстве европейских стран. Несколько лучше дело обстоит в Китае, где вытесненное при коммунистах на Тайвань и Гонконг ушу снова возвращается в жизнь общества. Но Япония в любом случае является в этом смысле страной уникальной. Японцы сохранили почти всё, что имели, по крайней мере 100–150 лет назад. Большинство своих сталей они активно и непрерывно развивают и даже представляют будо как средство культурной дипломатии, официально оформив его в таком качестве в документах МИДа. Как им это удалось добиться такого результата? Нам думается, один из многих, имеющих право на существование, вариантов ответа как раз и заключается в том, что в критическую для боевых искусств эпоху японцы не стали полностью от них отказываться и не решили «творчески переработать» их в спорт (хотя испытывали сильное давление в этом направлении изнутри и снаружи), а с помощью педагогических, идеологических и философских приёмов создали стройную систему будо как часть национальной культуры, тесно связанной с религией (прошлое), образованием (настоящее) и воспитанием (будущее) нации. И не просто создали, а довели ее до совершенства, построив целый образовательный каскад будо: японские дета приучались к занятиям единоборствами в школе, совершенствовали свои навыки в университете, где им преподавали профессионалы — дипломированные наставники, окончившие специальную школу и имеющие возможность непрерывного профессионального роста под руководством лучших специалистов Японии. Специалисты занимались будо профессионально, и так же профессионально обучали ему, растя себе смену. Так продолжалось десятилетия уже в эпоху новейшей истории, которая донесла до нас не устные предания и не только плохо понимаемые, образно написанные свитки древности, а вполне конкретные, ясные нам информационные свидетельства: книги, журналы, программы и методики обучения.

Стоит ли после этого удивляться тому, что в современной Японии есть национальные единоборства, а в Европе и Америке (за малым исключением вроде английского бокса) — нет? Статистика начала XX в. сохранила для нас вполне зримые свидетельства успеха системы преподавания будо в Японии: к 1930 г. в Национальном правительственном протоколе по боевым искусствам было зафиксировано более двух с половиной миллионов обладателей черных поясов и более 215 тысяч экспертов высокого ранга по восьми основным направлениям боевых искусств. Большинство их активно тренировались, а лучшие поддерживали традицию проведения Бутокукай. Самым масштабным и, одновременно, последним в истории предвоенного Дам Ниппон Бутокукай стал фестиваль 1940 г., посвященный празднованию 2600-летия основания японской империи и правящей династии — важнейшей дате в постмэйдзийской и предвоенной истории Японии. В официальных соревнованиях и показательных выступлениях фестиваля приняло участие больше мастеров самых различных направлений, стилей и школ будо, чем за всю его предыдущую историю. На этом Бутокусай было впервые в истории Общества показано и столь популярное сегодня каратэ: демонстрацию выполняли сразу несколько групп, которые впервые выступили в качестве школ японских будо, представивших экспертам и зрителям свои официальные названия и программы.

За пятнадцать лет до описываемых событий, в 1925 г. японский парламент утвердил проект программы обязательного среднего образования, в которую вновь были включены кэндо и дзюдо. Со следующего года выпускникам Будо сэммон гакко, признавая высокий уровень их образования, Министерство образования решило без экзаменов вручать диплом преподавателей средней школы по национальной и китайской литературе, поэтому многие из них, направленные на работу в различные районы страны, преподавали не только боевые искусства, но и указанные предметы. Таким образом, реноме выпускников Будо сэммон гакко, как разносторонне образованных людей, настоящих интеллигентов, вооружённых знаниями и силой, дополнительно способствовало распространению будо, хотя уровень преподавания и того и другого одновременно понизился.

 

Создавая форму

Огромное значение для последующего развития японских боевых искусств имело создание стандартных (сэйтэй) комплексов приёмов — ката кэндо и дзюдо, и, конечно, Дай Ниппон Бутокукай сыграло в их появлении определяющую роль.

Ката должны были стать основой преподавания будо в школах, а потому между различными направлениями кэндзюцу и дзюдзюцу в период их разработки шла ожесточенная борьба за право продвинуть свои варианты приемов — это открывало широкие возможности распространения школы во всеяпонском масштабе. Нивелировать противоречия стоило огромного труда председателям комитетов по разработке этих ката—Ватанабэ Нобору (кэндо) и Кано Дзигоро (дзюдо).

Первое стандартное Кэндо-но ката было разработано специальной комиссией Дай Ниппон Бутокукай, в которую вошли мастера кэндзюцу Ватанабэ Нобору (Синто мунэн-рю), Сибаэ Умпатиро (Синто мунэн-рю), Михаси Канъитиро (Мусаси-рю), Токуно Кансиро (Дзикисинкагэ-рю), Сакабэ Дайсаку (Кёсин мёти-рю), Нэгиси Сингоро (Синто мунэн-рю), Абэ Мориэ (Дзикисинкагэ-рю) и ряд других специалистов. Однако этот комплекс не смог завоевать популярности у фехтовальщиков и не получил большого распространения.

Для разработки нового стандартного ката кэндо Великой Японии (Дай Ниппон кэндо ката) в мае 1910 г. была собрана новая комиссия. В нее вошли Нэгиси Сингоро (Синто мунэн-рю), Цудзи Симпэй (Сингёто-рю), Найто Такахару (Хокусин итто-рю), Монна Масаси (Хокусин итто-рю) и Такано Сасабуро (Оно-ха итто-рю), которые были назначены сопредседателями комиссии, а также Синкаи Тадаацу (Тамия-рю), Вада Дэн (Синкагэ-рю), Сибаэ Умпатиро (Синто мунэн-рю), Ватанабэ Кунихару, Кимура Сикихидэ, Ота Ярю, Яно Кацудзиро, Сибата Морю, Накаяма Хакудо, Такахаси Кютаро, Танака Ацуси, Одзава Итиро, Хосино Сэндзо, Косэки Норимаса, Уэмура Нобуо, Ниномия Хисаси, Кавасаки Дзэндзабуро, Сасаки Масанобу, Асано Кадзуёси и Тода Мару.

После долгой и трудной согласовательной работы членов комиссии, которые твёрдо отстаивали позиции школ — каждый, разумеется, своей, доказывая преимущества именно их технических приёмов, компромисс всё-таки был найден. 16 октября 1912 г. советом по разработке Дай Ниппон кэндо ката были представлены на суд компетентного собрания стандартные приемы кэндо. Они включали в себя 7 ката с длинным мечом (тати) и 3 — с коротким (кодати). Но и после этого у представителей различных школ кэндзюцу возникали вопросы об эффективности тех или иных технических приёмов. Поэтому Дай Ниппон Бутокукай было вынуждено создать новую комиссию для внесения исправлений в уже утвержденное Стандартное ката кэндо. В нее вошли 12 специалистов: Найто Такахару (Хокусин итто-рю), Такано Сасабуро (Оно-ха итто-рю), Монна Масаси (Хокусин итто-рю), Тода Мару, Ниномия Хисаси, Такахаси Кютаро, Яно Кацудзиро, Кавасаки Дзэндзабуро, Асано Кадзуёси, Накаяма Хакудо, Косэки Норимаса и Ватанабэ

Кунихару. В мае 1917 г. комиссия представила исправленный вариант Сэйтэй кэндо-но ката , а в сентябре опубликовала его, снабдив комментарием. Окончательный же вариант Ката кэндо Великой Японии был принят только в сентябре 1933 г.

Значительно более гладко и быстро прошла работа по созданию Стандартного ката дзюдзюцу Дай Ниппон Бутокукай Историки связывают это с именем председателя комиссии — Кано Дзигоро, который сумел построить работу так, что большая часть пожеланий представителей разных школ была учтена практически сразу.

Помимо доктора Кано в комиссию по разработке Ката дзюдзюцу Великой Японии в качестве его заместителей вошли Тоцука Хидэми (Есин ко-рю) и Хосино Кумон (Ситэн-рю тайдзюцу), а также Танабэ Матаэмон (Фусэн-рю), Хирацука Кацута (Ёсин-рю), Такэно Сика-таро (Такэноути-рю), Имаи Юкитаро (Такэноути-рю), Осима Хикосабуро (Такэноути-рю), Катаяма Такаёси (Ёсин-рю), Сэкигути Дзюсин (Сэкигути-рю), Цуки Сигэё-си (Сэкигути-рю), Аоянаги Кихэй (Сосуйсицу-рю), Яно Хироцугу (Такэноути санто-рю), Эгути Ядзо (Кюсин-рю), Кавано Итидзи (Синто Хокусо-рю), Ёда Итидзи (Хёси-рю), Инадзу Масамицу (Миура-рю), Ямасита Ёсиаки (Кодокан), Ёкояма Сакуцзиро (Тэндзин синъё-рю, Кодокан), Исогаи Хадзимэ (Кодокан), Нагаока Хидэкадзу (Кодокан) и Саго Хокэн (Кодокан). Итогом работы комиссии стало создание двух комплексов: Нагэ-но ката (ката бросков) и Катамэ-но ката (ката удержаний), которые мы и теперь можем видеть в современном дзюдо.

Созданные Дам Ниппон Бутокукай стандартные ката кэндо и дзюдо получили известность под названиями Бутокукай-рю — «Школа Общества Воинской добродетели» или Бутоку-рю—«Школа Воинской добродетели». Большинство школ кэндзюцу и дзюдзюцу признали их, но немало было и таких, которые совершенно не приняли эти ката, и остаются при своем мнении и теперь.

В январе 1931 г., во время начала японской экспансии в Китай, Министерство образования приняло свое решение об обязательном преподавании дзюдо и кэндо в средних школах (в 1933 г. к списку присоединилось кюдо) — как «полезных для воспитания патриотизма, а также тренировки духа и тела». Важнейшей задачей подготовки истинных японцев стало не только их образование в духе кокутай, но и сэйсин кунрэн — моральная подготовка на основе воинских искусств. С началом Тихоокеанской войны этот процесс усилился, а в марте 1942 г. Министерство образования рекомендовало исключить возможность занятий западными видами спорта для детей и молодёжи. Вместо этого делался ещё больший акцент на будо, а для Дай Ниппон Бутокукай было настоятельно «рекомендовано» включить в свою программу стрельбу и штыковой бой.

Правила некоторых видо будо, например, кэндо, были несколько изменены с целью приближения к условиям реального боя (уменьшена длина тренировочного меча— синай, введены правила «одного удара для победы» — иппон сёбу, и т. д.). Известно, что старые мастера кэндо, кюдо и дзюдо серьёзно сопротивлялись этому процессу, пытаясь повлиять на военные власти через своих учеников в генеральских погонах, но это движение имело лишь частичный успех — им удалось избежать репрессий, но не удалось спасти организацию от изменений, которые позже оказались для неё фатальными: под будо все чаще стали понимать рукопашный бой, а не канонические искусства Пути.

Ко времени вступления Японии во Вторую мировую войну численность членов Дай Ниппон Бутокукай заметно выросла, достигнув в марте 1941 г. 3 178 000 человек. Общество представляло собой мощную и слаженную организационную структуру, которая имела свои отделения не только внутри страны, но и за рубежом, в том числе в Соединённых Штатах. Однако после поражения Японии во Второй мировой войне популярность и влиятельность Дай Ниппон Бутокукай сыграли с ним злую шутку. Кстати сказать, подозрительное и негативное отношение к ДНБК было характерно не только для западных, но и для советских специалистов. Вот как охарактеризовали Общество советские разведчики-востоковеды, скрывавшиеся под псевдонимами «Е. Иоган» и «О. Танин», в своей книге «Военно-фашистское движение в Японии» (М.: Партиздат, 1933) «В 1895 г. в Киото было основано «Общество содействия военной доблести» («Дай Нихон Бутокукай») под председательством барона Оура, которое к 1910 г. имело уже 1650 тыс. членов и занималось патриотическим воспитанием и военно-спортивным обучением молодежи для армии; в его рядах работало значительное количество офицерства. Основными лозунгами его агитации было “возвеличение японского военного духа и объединение всей нации, спаянной вечными самурайскими традициями прошлого, вокруг священной особы императора”. Это общество сохранило свое значение и после мировой войны как важный центр монархической и великодержавной агитации. Центр Общества находится в Киото. В 1928 г. оно насчитывало 2167 тыс. членов, а по данным 1931 г. даже 2760 тыс. членов. Руководство обществом до последнего времени находилось в руках старого кланового генералитета. Последний председатель общества сацумовец адмирал Ясиро».

 

Маньчжурия под сенью меча

Сегодня всем интересующимся данной темой хорошо известно, что в сороковых годах прошлого века американские власти с подозрением относились к культу боевых искусств, вполне справедливо на тот момент увязывая его с сугубо милитаристской трактовкой бусидо — концепции Духа воина, использовавшейся японскими пропагандистами в целях активизации националистических настроений в обществе. Любой айкидока или каратэка скажет вам, что в 1945 г. это вылилось в «запрещение» будо. Это правда, которую мы не намерены оспаривать. Но мы не случайно использовали кавычки в этом предложении и хотим напомнить, что предыстория данного процесса была очень долгой.

Так, например, ещё до начала «Великой тихоокеанской войны», в феврале 1941 г., Министерство юстиции и Генеральная прокуратура Соединенных Штатов внесли Североамериканское отделение Общества Воинской добродетели (Хокубэй Бутокутй) в список подрывных организаций наряду с такой скандально известной разведывательно-диверсионной организацией, как «Общество реки Амур» — Кокурюкай. Мотивацию американских военных и контрразведчиков можно понять. К тому времени в Японии действительно существовало большое количество тайных обществ, некоторые из которых, как то же Кокурюкай, самым активным образом вели разведывательную и подрывную работу против действующих (Китай, Корея, Бирма, Филиппины, позднее США) и потенциальных (СССР) противников Токио. Впрочем, этим же объясняется и неспособность правоохранительных органов Соединённых Штатов разобраться в хитросплетениях тайной политики Японии и хотя бы заметить разницу между двумя совершенно разными организациями: Кокурюкай и Сококукай — «Обществом Отечества». Оба они были, по мнению американской прокуратуры, экстремистскими, а потому были… объединены в одно — «Общество Черного дракона — Сококукай» — к чему мудрить и заострять внимание на таких «тонкостях»? Военная обстановка не способствовала разборчивости, но нам справедливости ради необходимо признать, что среди членов всех этих обществ действительно было немало высокопрофессиональных специалистов по боевым искусствам — восприятие бусидо изрядно изменилось за первые десятилетия XX в.

В 1937 г. Министерство образования Японии обнародовало Кокутай-но-хонги (Основы государственного устройства»), в которых нашлось место и для Пути воина: «Гармония явственно сказывается и в воинском духе нашей нации, которая одна высоко ценит бусидо… Это тот дух, который можно рассматривать как священный воинский дух. Воинский дух нашей нации не ставит своей целью убийство людей, напротив, он дает им эту жизнь. Подобный дух пытается оживить всё вокруг, а не разрушить. В своей борьбе он руководствуется миром, суля подъём и процветание; и через борьбу он оживляет всё вокруг. В этом и заключается воинский дух нашей нации». Итоговая реляция Кокутай-но хонги гласила: «Возвести новую японскую культуру, усваивая и переплавляя западную культуру в соответствии с нашим государственным устройством и тем самым способствовать развитию мировой культуры». Несмотря на безобидную риторику, большинство японцев совершенно однозначно воспринимали такую вполне гуманитарную, в официальном изложении, миссию бусидо совсем иначе, естественным образом увязывая её не с «развитием мировой культуры», а с захватнической политикой хакко итиу — объединения «восьми углов мира под одной крышей», и следуя простой формуле, позаимствованной из Корана и внедренной в сознание одним из националистических гуру тех лет и большим любителем будо Окава Сюмэй: «Провидение всецело под сенью меча».

Вооружённой мечом десницей «божественного» японского народа посчитали себя многие фехтовальщики и не только. Наилучшим же регионом для японского «освоения» являлась Маньчжурия—Манею и в целом огромный, но раздробленный и малоспособный к организованному сопротивлению Китай. «Китай был традиционной сферой приложения сил японских националистов еще с середины 80-х годов XIX в. В осознании необходимости его колонизации были солидарны все националисты и консервативные революционеры, потому что Китай был нужен Японии как сырьевая база, рынок, территория, куда можно было переселять “избыточное” население… Маньчжурская эпопея в той или иной степени стала делом всей жизни целого поколения военных, политиков, идеологов и технократов, родившихся между 1884 и 1896 гг…именно это поколение отошло от традиционной колониальной политики и решило реализовать в Маньчжурии свои новаторские идеи и замыслы. В основе создания Маньчжоу-го лежало не просто стремление отторгнуть от Китая часть территории (территориально и административно единого Китая уже давно не существовало) и даже не просто желание создать подконтрольное буферное государство на границе СССР, что было вполне естественно и со стратегической, и с тактической точки зрения. Новое государство должно было стать полигоном для испытания модели националистического государственного социализма…» — писал об этих событиях В.Э. Молодяков.

Испытатели нашлись немедленно, и среди них оказалось немало известных сегодня людей — те имена, которые ныне вспоминают не иначе как с использованием определения «великий», в 20—30-х гг. прошлого столетия были объектами приложения других эпитетов, главным из которых было соси . Это слово можно перевести и как «храбрец», «лихая башка», и как «бандит, наёмник, громила». Современник первых соси, а их происхождение относится к первым годам эпохи Мэйдзи, Лафкадио Хэрн характеризовал их как «одно из бедствий современной Японии. Они по большей части состоят из бывших студентов, добывающих себе пропитание насильственными террористическими деяниями. Политики пользуются ими или против “соси” противника, или в качестве клакеров и крикунов на выборах. Частные лица иногда пользуются ими для личной охраны. В последние годы они играют роль во всех скандальных покушениях на выдающихся особ».

Неудивительно, что среди соси, в том числе «маньчжурских» — мансю соси, оказалось немало представителей мира боевых искусств. Более того, очень скоро в числе лидеров мансю соси выявилось сразу несколько молодых мастеров будзюцу относительно высокого ранга. Со временем они основывали свои школы, стили и даже виды воинских искусств. Будучи в разной степени авантюристами, обладая нереализованными желаниями, комплексами и амбициями, все эти люди пытались найти себя, искали возможности для самореализации на захлестнувших Японию националистической и милитаристской волнах. Они искренне верили в «священную миссию Ямато» по покорению «варварских стран» и народов, верили в хакко итиу, каких бы ужасных жертв ни стоила реализация этой идеи и к каким бы бесчеловечным приемам ни приходилось прибегать ради нее. Да и как им было не верить в это, если даже христианин доктор Нитобэ, автор «любимого чтения иностранцев, стремящихся узнать настоящую Японию» и ректор университета, который окончили большинство выдающихся будока, призывал их к колонизации, целью которой является «наилучшее освоение и использование природных богатств и развитие человеческой культуры путем взаимного сотрудничества народов, по-разному одарённых Небом», и напоминал, совсем уже в духе [современной] американской администрации, что, например, «Корея не может самостоятельно поддерживать порядок на своей территории, и это создаёт угрозу безопасности Азии в целом».

Подобные призывы явились настоящим откровением для очень многих молодых, сильных и ослеплённых национализмом людей, большинству из которых трудно было пробиться наверх, к вершинам славы внутри самой Японии, где в силе оставались еще многие мэтры политики, помнившие об идеалах Мэйдзи Исин, знающие, как много Япония взяла у западных стран, и трезво оценивающие место страны в мире. Лишенные социальных лифтов у себя дома, они надеялись сыскать их за пределами родных островов. «Маньчжурия должна была стать… царством социальной справедливости и равных возможностей: в идеале для всех, населявших ее, а на практике для японцев, для тех, кто “не нашел себя” дома. “Не даете нам возможности нормально жить в Японии, так дайте возможность нормально жить и работать в Маньчжурии!” — примерно так можно сформулировать их основное требование». В полной мере эти процессы относились и к сфере будо, где старые мастера, наставники уже давно сформировавшихся школ и стилей, руководители мощных и уважаемых организаций, прежде всего, Дам Ниппон Бутокукай, оказались весьма сдержанны в оценках событий, а тем более в своих действиях. К сожалению, этого нельзя сказать о многих из их учеников — талантливых, энергичных, но излишне импульсивных мастерах, которые хотели, но не могли реализовать свои амбиции в Японии. Соси разных рангов, а также тысячи и тысячи других решительно настроенных и преданных им адептов будзюцу, и направлялись на территорию материковой Азии — добровольно или по приказу — с задачами, полученными как от военного командования, так и от лидеров многочисленных тайных обществ, являвшихся, по меткому выражению В.Э. Молодякова, «хранителями и наследниками традиционалистской, национальной философии и идеологии». Для них Корея, Маньчжурия, центральный Китай, Тайвань, даже Филиппины стали настоящим полигоном для проверки собственных сил — и физических, и нравственных. Для Японии в целом эта проверка обернулась позором Нанкинского, Манильского и многих других «инцидентов», в которых меч и штык императорской армии стали символами не будо, не благородного воинского искусства, а жестокости и агрессии.

До сих пор неизвестно, сколько именно существовало в то время праворадикальных обществ и как много мансю соси они объединяли — по понятным причинам такое членство либо не определялось конкретно (достаточно было сказаться «сочувствующим», чтобы быть отнесенным к числу представителей какого-нибудь «Общества хризантемы»), либо просто не афишировалось. Всё это сильно затрудняет изучение вопроса, но кое-что мы всё-таки знаем.

 

Неизвестное об известных

Как мы уже упоминали, в качестве маньчжурских «испытателей» отметились многие знаменитые в будущем мастера единоборств. Широко известно, например, что создатель айкидо Уэсиба Морихэи был не только одним из ревностных адептов многочисленной синтоистской секты Омото-кё, подвергавшейся в предвоенный период давлению официальных властей Японии, но и очень интересовался проблемой освоения Маньчжоу-го. Одна из первых поездок туда будущего «Великого учителя» — О-сэнсэя состоялась в 1924–1925 гг. Вдохновлённый своим наставником и другом, основателем и главой Омото-кё священником Дэгути Онисабуро (1871–1948), Уэсиба решил помочь тому в осуществлении идеи создания «зоны великого сопроцветания, мира и добра». 13 февраля 1924 г. они отправились во Внутреннюю Монголию. По прибытии на место с помощью некоего Лу Чжан Гуэя Дэгути создал «Независимую Армию Северо-Запада», взял в свои руки распределение соли и риса, оповестил всех о создании Царства Бога и объявил себя Спасителем Мира. Правитель северного Китая, совершенно чуждый религиозной трескотне восточного соседа, Чжан Цзо Лин не потерпел такого самоуправства. Японцы, в том числе мастер будо и его наставник, путешествовавший по Маньчжурии на священном в синто белом коне, были арестованы. Чжан Цзо Лин казнил Лу Чжан Гуэя и приговорил к смерти приезжих японцев, включая телохранителя «Спасителя» Уэсиба. Только вмешательство японского консула позволило Дэгути и Уэсиба вернуться 25 июля 1925 г. на родину целыми и невредимыми, а опыт неудачной пропаганды Омото-кё, окончившийся позорным пленом, похоже, серьёзно повлиял на формирование миролюбивой философии основателя айкидо.

Тем не менее Уэсиба посещал Маньчжурию и позже. Поклонники айкидо любят упоминать о том, что он даже демонстрировал своё искусство перед императором, нередко путая при этом императора японского — Сева с императором маньчжурским — Пу И. Уэсиба встречался как раз с последним. Это произошло в 1942 г. — на празднованиях десятилетия образования маньчжурского государства и в самый разгар войны. Причём, по официальной версии, организация поездки Уэсибы в маньчжурскую столицу Чанчунь приписывается Дай Ниппон Бутокукай, с которым основатель айкидо активно сотрудничал в статусе «консультанта», а по неофициальной — некоему «тайному обществу», с которым он тоже вполне мог взаимодействовать, но вряд ли хотел об этом распространяться. Обе версии имеют равное право на существование, и вот почему.

Когда в 1941 г. айкидо было признано Дай Ниппон Бутокукай в качестве особого вида будо, Уэсиба стал советником Общества, а его официальным представителем в Бутокудэн был назначен ханси Хираи Минору — будущий основатель стиля Кориндо айкидо. Годом раньше Уэсиба получил должность преподавателя в Полицейской академии Японии и в военном училище Накано, где, в том числе, готовились кадры разведчиков и диверсантов для работы в странах Азии, прежде всего, в Маньчжурии, и в военной академии Тояма, о которой высоко отозвался идеолог японского национализма, мастер кэндо и, одновременно, военный министр барон Араки Садао. Президентом же первого клуба айкидо — Кобу-кап в соответствии с практикой, принятой в Дай Ниппон Бутокукай, был избран отставной генерал — большой любитель и покровитель самых разных будзюцу адмирал Такэсита Исаму.

Поэтому вполне возможно, что под «тайным обществом», пригласившим и пролоббировавшим выступление Уэсиба перед Пу-И, имелось в виду Синкэнкай — «Новое общество меча» — организация консервативнонационалистического толка, которую в 1941 г. возглавил Такэсита. А может быть, к акции имело отношение и другое общество — Дай Ниппон будо сэнъёкай — «Общество содействия развитию будо Великой Японии», основателем и главой которого был сам создатель айкидо. Впрочем, есть и ещё одна, не очень приятная для многих фанатов Уэсиба, гипотеза, но об этом позже…

Другой выдающийся мастер будо, наставник каратэ, настоящий гуру поклонников стиля Кёкусин и школы Годзю-рю, Ямагути Гогэн по кличке Кот, был близким другом ещё одного высокопоставленного покровителя будо — генерала и философа-националиста Исивара Кандзи, основателя Тоа рэммэй — «Восточноазиатской федерации», ставившей своей целью уже знакомые нам «укрепление содружества между азиатскими народами» и создание «единой сферы процветания». Будучи начальником оперативного отдела сначала Квантунской армии, а затем и Генерального штаба Японии, Исивара, тогда ещё полковник, внёс особый вклад в организацию «маньчжурского инцидента» в 1931 г., после которого Япония оккупировала эту провинцию Китая, а через пять лет стал одним из героев разгрома военного мятежа в Токио. Исивара, приверженец буддизма, а точнее — единственной в этой миролюбивой религии непримиримой к своим противникам секты Нитирэн, всячески поддерживал Ямагути и при случае обеспечивал ему протекцию, в том числе и в пребывании Кота в районах боевых действий. Вполне вероятно, что Ямагути отправился в Маньчжурию, чтобы принять участие в работе маньчжурского отделения Тоа рэммэй.

Однако, когда он в 1938 г. прибыл в Маньчжурию с некоей «тайной миссией», Исивара там уже не было — тот командовал дивизией в Киото, а позже преподавал в местном университете Рицумэйкан. В старой японской столице Исивара под держивал отношения с преемником Ямагути в руководстве его додзё при университете Рицумэйкан, выходцем из оккупированной Кореи Со Нэйтю, также членом ультранационалистической Тоа рэммэй и человеком, тесно связанным с Дай Ниппон Бутокукай. Тяжелоатлет, боксёр и обладатель 9-го дана каратэ, Со Нэйтю позже стал вице-президентом Всемирной федерации будо (Сэкай будо рэммэй), но прославился прежде всего как наставник основателя Кёкусин каратэ Ояма. Там же, в киотском Бутокудэн, не без участия корейских каратэка, владевших языком и хорошо знавших обстановку на театре военных действий, проходили подготовку и представители тайного общества Исивара, направляемые с «особыми миссиями» в Маньчжурию, и офицеры его дивизии — причем нередко это были одни и те же люди.

Помимо Уэсиба и Ямагути Маньчжурию в качестве полигона для обкатки националистических идей и новых стилей будзюцу выбрали многие известные мастера единоборств: основатель дзюкэндо «Золотой дракон» Кинрю, создатель школы Кэмпокан Мацуяма Синсукэ, основатель Ёсэйкан-рю Мотидзуки Минору, основатель Сёриндзи кэмпо и настолько эксцентричный человек, что некоторые особенности его биографии последователи Сёриндзи кэмпо и сегодня стараются не вспоминать, Со Досин (Накано Митиоми), великий организатор и теоретик каратэ Накаяма Масатоси, основатель Томики айкидо Томики Кэндзи, основатель Ёсинкан айкидо Сиода Годзо. Предания о том, что один из самых талантливых учеников Уэсиба — Сиода Годзо — оттачивал свои навыки на территории Китая, весьма популярны. Его поклонники рассказывают красочные легенды о том, как он отбивался от китайских грабителей. Вполне вероятно, что такой эпизод действительно имел место в его биографии, но было бы крайне наивным полагать, что решительный, предприимчивый, дерзкий основатель стиля Ёсинкан ходил по китайским хутунам в надежде, что кто-нибудь на него нападет, — Квантунская армия и японские оккупационные власти в изобилии предоставляли «человеческий материал» для упражнений соси [51]Не оправдывая подобную практику, заметим, что она не являлась «эксклюзивной» прерогативой Квантунской армии. Некоторые сотрудники НКВД, увлекавшиеся единоборствами, оттачивали, например, свое мастерство на заключенных и последственных, ломая им конечности, шлифуя технику удушающих приемов и даже откручивая головы. Воспоминания о таких практиках дошли до нас благодаря одному из учеников основателя дзюдо в Советском Союзе В.С. Ощепкова — А.А. Будзинскому.
без риска ночных прогулок по хутунам.

Даже любимый когда-то ученик доктора Кано и прототип главного героя фильма «Гений дзюдо» Сайго Сиро активно двинулся в политику после ухода из Кодокан. Существует неподтвержденная версия, что и название для своей школы — Дайто-рю — «Школа Великого Востока», присвоенное ей в 1897 г. — по случаю основания Дай Ниппон Бутокукай, было навеяно трудами некоторых консервативных философов того времени. Правда, полигоном для себя Сайго выбрал не Маньчжурию, а более близкие к Нагасаки, где он тогда жил, но тоже входящие в сферу основных «жизненных интересов Японии» Корею и Тайвань.

 

Тайные общества

Нетрудно заметить, что отнюдь не все перечисленные общества на самом деле являлись тайными, и, несмотря на их явный экстремизм и возможность участия в разведывательной и террористической деятельности, в их числе ни разу упоминалась организация, в связях с которой позже обвинялось Дай Ниппон Бутокукай, и которая стала настоящим символом тайных операций мансю соси — Кокурюкай. А между тем она тоже имела непосредственное отношение к развитию боевых искусств.

Вообще, возникновение тайных обществ в Японии тесно связано с «первой самурайской оппозицией» — са-цумским восстанием Сайго Такамори и именем современника этих событий (он был арестован за антиправительственную деятельность еще до начала восстания) Тояма Мицуру (1855–1944). «Консервативный революционер», сын буси из Фукуока, Тояма был пламенным самурайским пассионарием, одержимым духом ёмэйгаку. Едва выйдя из тюрьмы, он снова оказался в ней в 1878 г. — по делу об убийстве бывшего друга Сайго, министра внутренних дел Окубо Тосимити, а освободившись вторично, создал первое, но отнюдь не последнее в своей биографии, крупное тайное общество Японии — Гэнъёся («Общество Черного океана»). Есть версия, что Гэнъёся положило начало не только японской мафии якудза (западные журналисты называли Тояма «боссом боссов»), но, что самое главное, тесному сотрудничеству японской разведки и энтузиастов консервативного национализма по разведывательно-диверсионному «освоению» Китая и Кореи, во многом подготовив китайскую революцию 1911 г. и распад этой огромной страны (не менее характерно в связи с этим еще одно прозвище Тояма — «теневой сёгун»).

Если Гэнъёся Тояма создавал с фукуокским самураем, участником восстания Сайго, а позже депутатом первого японского парламента и олигархом Хираока Котаро, то основателем нового общества — Кокурюкай — стал в 1901 г. другой уроженец Фукуока — Утида Рёхэй (1874–1937). Утида был потомственным самураем, политиком, плодовитым публицистом (в частности, он, живший одно время в Петербурге и владевший русским языком, написал весьма тенденциозную книгу «О гибели России») и профессиональным авантюристом — настоящим соси. Утида имел опыт подпольной работы не только в Маньчжурии и Корее, но и на Филлипинах, где вместе с местным населением сражался сначала против испанцев, а потом и против американцев. Наконец, Утида Рёхэй был сыном выдающегося мастера будо, основателя интереснейшей и частично сохранившейся до наших дней школы бодзюцу — Утида-рю — Утида (Хираока) Рёгоро (1837–1921). Собственно, и сохранилась школа благодаря усилиям сына её основателя. 12 ката школы, систематизированные, описанные и дополненные Рёхэй, вошли в классификацию Синто мусорю, и этот вклад не случаен. Будущий теоретик японского консервативного национализма и профессиональный разведчик и диверсант Утида Рёхэй с детства занимался кюдо и кэндо, а в возрасте 18 лет, в 1892 г. стал учеником Кано Дзигоро. В Кодокан будущего авантюриста привёл отец — обладатель мастерских лицензий мэнкё сразу в нескольких видах будзюцу, и надо сказать, на ниве боевых искусств Утида Рёхэй, позже ставший членом Дам Ниппон Буто-кукай, мог бы добиться не меньших успехов, чем на политическом поприще. Интересно, что часто находившийся на нелегальном положении за границей и всё время опасавшийся ареста Рёхэй включил в ката Утида-рю работу с тростью — единственным оружием, которое по условиям своей работы он мог иметь при себе. Эти ката также сохранились, и с некоторыми из них знакомы члены российского представительства ДНБК. Ну и, разумеется, стоит вспомнить, что Утида женился на дочери Хираока Котаро, повторно войдя в состав древнего, богатого и воинственного клана Хираока. Воинственного настолько, что один из его представителей — всемирно известный писатель, любитель кэндо, бокса и культуризма, создатель ультраправого «Общества щита» — Татэнокай , автор блестящих комментариев к классическому труду по бусидо «Хагакурэ» и эссе «Солнце и сталь» Мисима Юкио (его настоящее имя — Хираока Камитакэ) — уже в 1970 г. после неудачной попытки военного мятежа в Токио дал пример самого громкого в современной истории ритуального самоубийства — сэппуку (харакири) [53]Историю кланов Хираока и Утида нам поведал Танака Такэюки — правнук Утида Рёхэй и праправнук Хираока Котаро, любитель бадзюцу — искусства самурайской верховой езды, специалист по азиатскому национализму, журналист, член сразу нескольких тайных организаций современной Японии, участник событий на площади Тяньаньмэнь в Пекине в 1989 г. и партизанской войны в Бирме в начале 1990-х и большой друг России.
В 2008 г. вместе с внуком Тояма Мицуру он объявил о воссоздании в Японии Кокурюкай — история продолжается, но это уже совсем иная история.
.

Утида и Тояма, ставшие к 1904 г. «авангардом народного национализма», сыграли важную роль в поражении России в войне. Кокурюкай, которое Донн Дрэгер называл «элитным подразделением крайнего японского национализма», внёс серьезный вклад в развитие революционного движения в нашей стране, снабжая эсеров оружием, боеприпасами и деньгами, а заодно занимаясь разведкой и диверсиями в тылу нашей армии на Дальнем Востоке. После выполнения своей задачи резко сменивший политическую ориентацию и внезапно ставший убежденным русофилом Утида по благословлению Тояма создал в 1908 г. новую тайную организацию — Ронинкай («Общество ронинов»), название которой говорит само за себя. Целью этого общества стало обеспечение японского проникновения в Монголию. Самиронины—а по статусу практически всех «путешествовавших» по Китаю мастеров будо можно считать именно таковыми — называли это «покровительством» и «объединением мира под крышей Японии». Тогда же возник и ещё один, уже знакомый нам термин, как бы сводящий вместе соси и ронинов — мансю [55]Манею — маньчжурский (яп.).
ронин, под которым, по выражению В.Э. Молодякова, понимали «интересный социально-психологический феномен маньчжурских искателей фортуны».

Учитывая, что эти два общества практически установили своеобразную монополию на действия самурайских пассионариев на территории материковой Азии, остается очень мало места для сомнений в том, что деятельность прославленных позже наставников, в том числе ставших своеобразными «иконами» миролюбия, не была абсолютно безупречна с точки зрения общечеловеческой морали и международных законов. Тесная же связь Тояма и Утида с этими людьми была очевидна — в буквальном смысле слова. Сохранилась даже замечательная фотография, запечатлевшая вместе троих идеологов неформального японского проникновения в Китай: Утида Рёхэй, Тояма Мицуру и… духовного наставника основателя айкидо Дэгути Онисабуро.

Наконец, мало кому известно, что своей популярностью в период становления айкидо во многом обязано Дай Ниппон Бутокукай и имиджу ученика Дэгути — Уэсиба Морихэи как… военного преступника. 4 января 1946 г. была подписана Директива Штаба оккупационных войск в Японии «О смещении и устранении нежелательных лиц из государственных учреждении». В приложении к ней определялись семь категорий лиц, подлежащих увольнению из государственных и общественных учреждений, как «активно проповедовавшие милитаризм и воинствующий национализм». Две трети из них были профессиональные военные и связанные с ними политики (категории А, В, D). Интересно, что влиятельные члены ультранационалистических, террористических и секретных организаций были выделены в отдельную категорию — С, и Дай Ниппон Бутокукай в нее не попал. ДНБК значился отдельной строкой в последней категории — G, где среди 46 276 человек числились 1219 представителей Бутокукай. Вот что об этом вспоминал в одном из своих интервью газете «Осака Асахи» ученик Уэсиба и основатель Ёсинкан айкидо Сиода Годзо: «Уэсиба-сэнсэй поехал преподавать в школу Накано по рекомендации директора Школы военной полиции Макото Миура… Уэсиба-сэнсэй также обучал в Военном университете в Ёцуя и в Военно-морской академии… регулярно преподавал будо в качестве обязательного предмета в Школах Накано и Тояма. Ученикам школы Накано было по 18–19 лет, и они тренировались, чтобы стать разведчиками. По окончании школы Накано они становились офицерами, носили гражданскую одежду и внедрялись в другие страны… То, что Уэсиба-сэнсэй был консультантом Бутокукай в Киото, который был конкурентом Кодокан дзюдо, было не хорошо. Когда пришёл Макартур (имеется в виду начало американской оккупации в 1945 г. — А.К), он распустил организацию. Уэсиба-сэнсэй обвинялся как военный преступник, и ему приписывались преступления класса G. Его организация (Кобукай) была расформирована, а его деятельность прекращена. Также Уэсиба-додзё на время закрылся и Уэсиба-сэнсэй поселился в Ивама. Поскольку он не мог больше практиковать будо, он создал “Айкиэн” (сад Айки)». Чтобы стать творцом самой любвеобильной борьбы, ее основателю предстояло сначала оказаться в рядах военных преступников, а потом всячески отмежевываться от своего прошлого и как можно меньше вспоминать о Маньчжурии, мече и «великой миссии синто».

 

Путь в никуда

Вопрос о том, могли ли американские разведка и контрразведка обратить внимание на факты сотрудничества тайных обществ Японии и Бутокукай, является риторическим, — начало войны на Тихом океане стало началом конца главного довоенного центра японских воинских искусств — Дай Ниппон Бутокукай. Американские спецслужбы сразу же выделили эту организацию в качестве одного из главных духовных центров бусидо, привлекающего к себе наиболее горячих и хорошо подготовленных в военном отношении сторонников экспансионистской политики Японии. Официальным поводом стало объявление в Японии 8 декабря — на следующий день после нападения японского флота на Пёрл-Харбор, о создании государственной организации — Син Дай Ниппон Бутокукай в состав которой вошло собственно Дай Ниппон Бутокукай, а также большинство других органиазций будо, ранее существовавших самостоятельно. К сожалению, приходится признать, что к тому времени имидж Общества Воинской добродетели как националистической организации с не вполне понятными целями, возможно, близкими целям ультранационалистических тайных обществ вроде Кокурюкай, в представлении американских военных оформился вполне определенно. Особой ясности с задачами ДНБК у контрразведчиков не было, но и времени разбираться не оставалось. В условиях начавшейся Тихоокеанской войны такая настороженность выросла в подозрительность и окрепла. Каждый японец на территории США казался американцам шпионом, а уж если он владел навыками загадочного, самими же японцами разрекламированного, будзюцу... Для преследований в отношении ДНБК достаточно было таких фактов, как избрание «крёстного отца» японскогонационализма Тояма Мицуру почетным президентом Хокубэй Бутокукай—отделения Дай Ниппон Бутокукай в США, чтобы в 1941 г. Дай Ниппон Бутокукай было включено американской разведкой в список подрывных организаций, возглавило который Кокурюкай (прил. 4). Заметим при этом еще раз, что в цитировавшейся выше Директиве «О смещении и устранении нежелательных лиц из государственных учреждений» ДНБК и террористические организации и «секретные ордена» были разведены по разным группам ответственности. Напряженное отношение к Дай Ниппон Бутокукай являлось в США частью общих антияпонских настроений, результатом которых было и переселение в 1942 г. 110 тысяч японцев, в том числе с американскими паспортами, в специальные лагеря, где они находились под охраной до конца войны, и антияпонской пропаганды, апофеозом которой становились призывы об уничтожении всех японцев вообще, — так, например, начальник мобилизационного управления Соединенных Штатов П. Макнат открыто призывал ни больше ни меньше, как… «убивать всех японцев до единого». Война есть война. Как тут не вспомнить знаменитго советского поэта Константина Симонова, участвовавшего в качестве военного корреспондента в сражениях на реке Халхин-Гол в 1939 г. и писавшего: «Мы всякую жалость забудем в бою, мы змей этих в норах отыщем. Заплатят враги за могилу твою бескрайним японским кладбищем».

Лишь наиболее глубокие исследователи японского характера, такие как Рут Бенедикт, способны были в военное время отделить деятельность военно-спортивных обществ от поступков авантюристически настроенных их членов, понять и увязать гораздо более сложную философию организаций будо с особенностями японской психологии и культуры, наиболее ярко проявляющимися в экстремальных ситуациях военного времени: «Общество физической культуры Дай Ниппон предлагало в радиопередаче физические упражнения для согревания тела, которые заменили бы не только обогревательные приборы и постель, но и стали бы своеобразной подменой столь недостающей для поддержания нормальных физических сил еды. Конечно, кто-то скажет, что при сегодняшней нехватке продовольствия мы не можем думать о физических упражнениях. Нет! Чем больше не хватает пищи, тем усерднее мы должны укреплять наши физические силы другими средствами».

Позже — уже после окончания войны, вскоре после капитуляции — официальные лица Дай Ниппон Бутокукай, вероятно, опасаясь того, что оккупационные власти прикажут им расформироваться, сами предприняли попытку реорганизации и возврата к тому статусу, который имелся у Общества до апреля 1942 г. Тогда контроль над деятельностью Син Дай Ниппон Буто-кукай и, соответственно, над ДНБК, перешел к трем силовым министерствам — армии, флота, внутренних дел и двум гражданским — просвещения и народного благосостоянии. В последнем был даже создан отдел обучения боевым искусствам. Целью таких реформ была подготовка военнообязанного населения страны к службе в армии (те, кто застал советскую эпоху, могут вспомнить «начальную военную подготовку» в советских школах) и обучение различным разделам будзюцу непосредственно в войсках, то есть допризывная подготовка, обучение призывников и военнослужащих имераторских армии и флота. Тогда в программу обучения ДНБК, наряду с традиционными дисциплинами, были введены штыковой бой — дзюкэндзюцу и стрельба — сягэки, что окончательно определило заметный военизированный крен в обучении. Это при том, что еще до этого степень милитаризации обучения в японских школах вызывала особое внимание и озабоченность наблюдателей. «Ни в одной стране в мире военная тренировка молодежи во всей сети народного образования не занимает такого большого места как в Японии. Нигде так старательно и всесторонне не культивируется “любовь и уважение” к армии», — писали Е. Иоган и О. Танин, а другой наш соотечественник, Б.А. Караев, учившийся в то время в японской школе, вспоминал: «Идеологическое и моральное воспитание учащихся основывалось на рескрипте “О просвещении” императора Мэйдзи 1890 г.

…Уроки морали требовали строгого повиновения конституции и законам империи, развивали патриотические чувства, воспитывали мужество и тем самым способствовали возвеличиванию и сохранению славы империи…

В японских школах уделялось большое внимание также физической подготовке и спорту. В средней школе еженедельно выделялось по два урока таким предметам, как физкультура, боевое искусство (по выбору — фехтование или борьба дзюдо), военная подготовка. Кроме того, один раз в неделю все ученики участвовали в кроссе на 2 тысячи метров… Ученики, добившиеся хороших результатов в спорте, пользовались уважением среди своих товарищей так же, как и отличники учебы.

В 1942 или 1943 г. был введен комплекс физической подготови наподобие нашего ГТО, и все ученики должны были сдать эти нормы: бег на 100 и 1500 метров, перенос бегом тяжести, метание гранаты, подтягивание на перекладине, плавание и т. п. Нормы были трех степеней, но выполнить даже низшую (бронзовый значок) было довольно трудно. Сдавший на ту или иную норму получал соответствующий норме значок, который носил на кителе школьной формы. Я с гордостью носил серебряный значок второй степени, заработанный с большим трудом.

Учитывая военное время, в школе уделяли большое внимание военной подготовке учащихся. Обучение включало строевую подготовку, упражнения по ведению боя, разведку, ориентирование на местности, чтение карт, составление донесений, несение караульной службы и многое другое. При школе имелся склад оружия, где хранились закрепленные за каждым учеником боевая винтовка, а также ручные пулеметы и гранатометы. Занятия вели два старших лейтенента. Курс подготовки был достаточно серьезным, поэтому выпускники школы при поступлении в армию зачислялись кадетами, а после стажировки на действительной службе представлялись к званию младшего лейтенанта.

Один раз в неделю после занятий все классы выстраивались для проведения строевой подготовки. Занятия обычно заканчивались церемониальным маршем. Кроме того, один раз в месяц совершались походы строем, марш-броски с полной выкладкой, военные игры — все это физически закаляло и воспитывало выносливость… Сама система школьного образования воспитывала патриотизм, порой граничащий с фанатизмом, любовь и уважение к вооруженным силам и чувство долга, который призывал учащихся добровольно становиться в ряды защитников родины».

Заметим, что далеко не все рядовые члены и лидеры Дам Нитон Бутокутй были согласны с реформами, наложившими суровый отпечаток даже на жизнь школьников, но не могли сопротивляться давлению силовиков и не учитывать до предела милитаризированную обстановку в стране. Даже один из идеологов японского национализма, уже знакомый нам генерал Исивара Кэндзи воспротивился политике родного военного министерства, вступил в открытый конфликт с генералом Тодзё, который, как говорят, лично настоял на создании СинДай Ниппон Бутокукай, был уволен из армии и пересел в 1941 г. из начальственного кресла на место университетского профессора, где продолжил поддержку развития будо уже в качестве частного лица.

Усилия по послевоенному срочному возвращению Общества к довоенным структуре и идеалам были обречены на провал. Ни для кого из поклонников боевых искусств не являлось секретом, что этот шаг был предпринят лишь для того, чтобы отвлечь внимание оккупационных властей и внутренних, демократически настроенных сил японского общества от того, как жило ДНБК во время войны, и продолжить свою деятельность уже в более спортивноориентированных формах. 23 сентября 1945 г. бьши опубликованы «Основные принципы политики США в отношении Японии в начальный период оккупации», где констатировалось, что после «быстрой, решительной и полной» демилитаризации в Японии «будут распущены и запрещены все крайне националистические и милитаристские общественные, политические и коммерческие общества и институты».

В это же время Симура Хисаку, видный деятель Дай Ниппон Бутокукай в префектуре Ибараки, выступил со следующим заявлением, по достоинству оцененным только десятилетие спустя: «Мы стремимся открыть широкой общественности настоящую суть воинских искусств, организуя для этого встречи в различных местах, пропагандировать причину того, почему мы должны впитать истинный дух воинских искусств для того, чтобы восстановить мирную Японию. Мы хотим, чтобы люди осознали, что воинские искусства есть инструмент не для ведения войны, а для под держания мира, и это на самом деле национальные искусства Японии». Противоречие, заключенное в таком рациональном объяснении, резало слух тем, кто воспринимал будо исключительно как рукопашный бой и средство поддержания внутренней агрессии, либо не зная, либо забыв о духе бутоку. Так или иначе, японское правительство так и не решилось самостоятельно добавить Бутокукай в список организаций, объявленных вне закона, поскольку в этом случае многие официальные лица высокого ранга, связь которых с Обществом была очевидна, также подпадали под политическую чистку.

Собственно, ни для кого не было секретом, что срочным порядком проводившаяся реорганизация носила поверхностный характер и заключалась как раз в том, чтобы заменить тех официальных лиц, которые могли быть задержаны по обвинению в военных преступлениях или попасть под чистки, на более лояльных и не запятнанных симпатией к милитаристам людей. Это было очень прямолинейной и не очень удачной попыткой избежать дискредитации Общества в тазах оккупационных властей: цель ДНБК оказалась «секретом Полишинеля». Начальник разведки американских оккупационных войск в Японии (G-2) генерал Чарльз Уиллоуби так прокомментировал это событие: «Официальная цель организации, а именно “развивать воинские искусства и содействовать обучению людей”, насколько это понятно из ее устава, не изменилась».

В служебной записке, адресованной командующему оккупационными силами в Японии генералу Дугласу Макартуру, Уиллоуби дал следующую рекомендацию: «В условиях постепенного усиления влияния военных и превращения их в доминирующий фактор японской политики, которое завершилось назначением Тодзё на пост премьер-министра в 1941 г., Бутокукай всё чаще стал использоваться как средство привития милитаристского духа массам Японии… Организация была преобразована в военных целях, а в ее программу были включены штыковой бой и стрельба… Роспуск Дай Ниппон Бутокукай приказом императорского правительства Японии рекомендован согласно условиям параграфа If меморандума SCAPIN 548 на том основании, что данная организация предоставляет военное или квазивоенное обучение и обеспечивает увековечивание милитаризма и воинственного духа в Японии». Параграф 1 f меморандума SCAPIN 548, в свою очередь, гласил: «Запретить создание любой политической партии, ассоциации, общества или любой другой организации, а также любой деятельности любого лица или группы лиц, чьей целью или результатом действий будет поддержание военного или квазивоенного обучения». В соответствии с этой запиской японскому правительству в устной форме была дана инструкция включить Дай Ниппон Бутокукай в список организаций, перечисленных в приложении «А» меморандума SCAPIN 548, и распустить его, включая все его отделения, а также любые организации, которые контролировались ДНБК или были его дочерними структурами. 31 октября 1945 г. Общество воинской добродетели Великой Японии прекратило свое существование.

Сегодня мы знаем, что запрет на преподавание боевых искусств в Японии действовал недолго. Помимо сугубо практических причин, о которых мы расскажем в следующей главе, при его отмене американскими аналитиками руководило чёткое понимание того, что в соответствии с особенностями японской этнопсихологии, этот народ, потерпев поражение в войне, способен быстро перестроить свое отношение ко многим, казавшимся прежде ультранационалистическими, элементам своего мировосприятия и готов воспринимать их лишь как стержень национальной культуры, как часть национального наследия, национального характера — без акцента на агрессивности и одиозном национализме. Американские командиры и начальники, в свою очередь, с большим вниманием отнеслись к рекомендациям своих экспертов.

Много позже Мисима Юкио писал в своём эссе «Солнце и сталь»: «Создание новой идеологии начинается с попыток сформулировать главную, пока ещё не вполне определившуюся идею. Перед тем как приступить к ловле, рыбак долго выбирает удочку по руке; точно так же поступает и фехтовальщик, тщательно подбирая бамбуковый меч нужного веса и длины. Когда же человек собирается изменить свое мировоззрение, он присматривается к смутно рисующейся ему концепции, пытаясь придать ей то одну форму, то другую, и в конце концов находит приемлемый образ, после чего идея делается его подлинной собственностью, проникает ему в душу». Выдающиеся мастера будо начала XX в. — члены Дай Ниппон Бутокукай„их друзья и единомышленники пытались найти в созданной японским обществом философии кокутай свою «главную, пока ещё не вполне определившуюся идею». Им показалось, что они нашли её — идеологию солнца и стали, когда японское знамя с изображением красного круга хино мару необходимо было нести «диким», по их представлениям, народам с помощью меча. Идея проникла им в душу; воспитанные на ценностях оёмэй—мгновенного следования чувству, повиновения интуиции, они бросились рьяно и бездумно воплощать ее в жизнь с помощью стали. Беда и вина этих людей заключалась в том, что они недостаточно внимательно «присмотрелись» к концепции этой идеи, «не взвесили меч в руке» и не заметили, как она опасна для мира и для них самих, сколько величайших бед она способна принести, и как грубо переворачивает она их же собственные представления о благородстве и добродетели. Впрочем, сам Мисима, так точно описавший то, как надо действовать, когда пришло время действовать ему самому, поступил в точности, как его предки, и… лишился головы с третьего удара неумелого фехтовальщика.

 

Возрождение золотого феникса

Сильнейший психологический стресс, пережитый японцами в результате внезапного для большинства из них поражения в войне, находил порой самые неожиданные проявления. В 1950 г. буддийский монах сжёг один из красивейших храмов страны — «Золотой павильон» Кинкакудзи. Пожар великолепного сооружения можно было считать своеобразным символом крушения прежней Японии, точно так же как и его восстановление в 1955 г. — знаком возрождения и началом строительства новой, совсем иной страны. Но еще прежде, чем над крышей Кинкакудзи поднялось золотое изваяние волшебной птицы Abo — Феникса, произошло воскрешение, казалось бы, вновь, как и в конце XIX в., безвозвратно утраченных боевых искусств.

«Постепенное возрождение занятий всеми дисциплинами началось с того момента, когда в 1947 г. союзные державы решили сохранить некоторые классические будзюцу и создать новую современную дисциплину, тайхо-дзюцу (искусство задержания), в качестве мер по самообороне, необходимых при подготовке японских полицейских для довольно децентрализованной системы охраны правопорядка в Японии. В следующем году кэндо и дзюдо были признаны необходимыми для обучения личного состава правоохранительных органов дисциплинами; и уже переориентированные в сторону спорта эти современные дисциплины стали доступны для широкой публики. Вначале к этим, ставшим спортивными, дисциплинам японская общественность относилась довольно настороженно, и занятия ими не нашли широкого распространения. Однако их популярность стала расти, когда служащие в различных родах вооруженных сил поголовно увлеклись кэндо, дзюдо, каратэ-до и айкидо; многие японские специалисты жили за счет обучения этим дисциплинам», — писал об этом свидетель тех событий Донн Дрэгер.

Процесс запрещения основных японских будо — дзюдо, кэндо, кюдо и каратэ — шёл непросто, и точно так же нелегко решался вопрос их восстановления. До сих пор эта история выглядит изрядно запутанной даже для самих японцев. Основным камнем преткновения в ней служат два момента: насколько серьёзным было это запрещение и какими именно видами будо нельзя стало заниматься. Даже поверхностный анализ имеющихся документов ясно показывает, что сформировавшееся сегодня среди поклонников боевых искусств, как на Западе, так и в самой Японии, представление о «жестоких карательных мерах» против боевых искусств, строжайшем запрещении практиковать что бы то ни было кому бы то ни было, не имеет под собой никаких реальных оснований. Имидж будо, как пострадавшей от послевоенных репрессий части национальной культуры обусловлен скорее виртуальной или психологической, чем реальной, составляющей. Японцы, таким образом, под давлением победившей силы признали свою неправоту, поражение и необходимость «покаяться в грехах». Они лишь исполнили своеобразный ритуал очищения, прежде всего, в своих собственных глазах. Своеобразным, растянутым во времени на многие десятилетия, покаянием стало и акцентирование внимания неофитов, в том числе и иностранных, на тяжёлом ударе, который якобы выдержали японские боевые искусства. Но что же, помимо ритуализированного покаяния, произошло на самом деле? А вот что.

Оккупационные власти в лице Верховного командования силами союзников в Японии (то есть, по существу, командование американским контингентом и лично генерал Дуглас Макартур) запретили лишь преподавание и обучение в школах и университетах кэндо, дзюдо, кюдо и каратэ: «Классические виды спорта, которые поощряют военный дух, такие как кэндо, должны быть полностью удалены из программ. Физическая культура не должна быть связана с сэйсин кёику (духовным образованием)». Эта установка американского командования принципиально важна! Согласитесь: удаление будо из программ обучения в школах и университетах и тотальный запрет единоборств — не совсем одно и то же. Нельзя не отметить, что для российского читателя — любителя единоборств эта ситуация должна быть по-особому понятна, близка и волнующа. Во времена Советского Союза, через полтора десятка лет после самого появления каратэ и вскоре после начала проведения соревнований по этому виду единоборств, история его развития была прервана Указами Президиума Верховного Совета РСФСР № 6/19 и № 6/24 «Об административной и уголовной ответственности за нарушение правил обучения каратэ» от 11 ноября 1981 г. Тогда же было принято и изменение к ст. № 219/1 Уголовного Кодекса РСФСР — об уголовной ответственности за «незаконное обучение каратэ». Через два с половиной года Спорткомитет СССР издал приказ № 404 «О запрещении обучения каратэ в спортивных обществах». И здесь налицо было запрещение преподавания, а не запрет на тренировки, но принципиально важным нам кажется отметить, что в Советском Союзе запрещение преподавания могло повлечь автоматическую, хотя и негласную, ликвидацию практики. Этого не произошло по причинам, которые никак не мог предусмотреть ни Спорткомитет, ни МВД, но это тема другого исследования. Безусловно, в любом случае сложно представить себе тренировку без преподавания и учеников без учителя, но в советском варианте ситуация оказалось особенно сложной. Кризис застиг у нас единоборства на подъеме, когда роль наставника, методики (и без всякого запрещения практически полностью отсутствовавшей) была особенно важна и востребована: нет учителя — нет занятий. Что и говорить: многие помнят, что в те годы любой человек с чёрным поясом казался непревзойдённым мастером, а тренировки порой вели те, кто сам начал заниматься лишь несколько месяцев назад!

В Японии 1945 г. всё выглядело вроде бы очень похоже, но на поверку оказалось совсем иначе. В стране имелось неколько миллионов профессиональных будока, сотни выпускников Будо сэммон гакко (школа прекратила свое функционирование с 1946 г.), которые могли продолжать тренировки, невзирая на запрет, так как эти занятия никак не были связаны с проблемой преподавания в школах или университетах. Обладая довольно высокой квалификацией и продолжая заниматься сами по себе и не будучи, в отличие от бывших самураев начала периода Мэйдзи, зависимыми материально от своих занятий, они сравнительно легко могли пережить запрет и, собственно, именно так и произошло.

Второй, для многих не вполне ясный и сегодня, вопрос относится к видовой сфере ограничения занятий. Запрещено было преподавание всех видов будо, но по одному из них — каратэ — потребовалось особое разъяснение специалистов американского штаба и японских сановников: «Да, каратэ тоже запрещено». Однако классическая современная трактовка той истории изложена в нашем интервью с известным каратэка Танака Тёго: «Традиционные виды японских будо — кэндо и дзюдо — были запрещены тогда оккупационными властями. Американцы, напуганные пилотами смертниками камикадзэ, опасались, что с помощью практики традиционных будо японцы будут поддерживать в себе самурайский дух бусидо, и “закрыли” кэндо и дзюдо… Но вот что интересно: всё это время каратэ оставалось открытым, оно было разрешено, оно существовало!»Сегодня мы знаем, что это не так, — вроде бы запрещено было практически всё, но… как-то нерешительно и, повторимся, сам запрет действовал лишь на преподавание и только в школах.

Ещё одно отличие японской действительности от советской заключалось в том, что японские наставники могли не опасаться, что, преследуя на самом деле за преподавание, например, каратэ, их привлекут к ответственности за, скажем, «изготовление и сбыт порнографии» или за фарцовку, кстати, самый процветающий бизнес в послевоенной Японии. Ну и наконец, совсем уж странным для нас выглядит то, что в период «запрещения» будо практически по всем их видам проводились соревнования. А «запрещённое» дзюдо даже объединилось во Всеяпонский союз, глава которого, сын и преемник Кано Дзигоро, Кано Рисэй обращался к командующему Силами союзников генералу Макартуру с просьбой о разрешении именно преподавания дзюдо и включения его в школьную программу — после запрета не прошло и трех лет! Одновременно очень активно шёл процесс образования ассоциаций, прежде всего, дзюдо и кюдо, проводились соревнования и в других видах будо, таких, например, как айкидо, которое именно после войны начало набирать силу. Начали формироваться и новые, в дополнение к уже зарегистрированным в ДНБК ещё до войны, федерации и клубы каратэ.

В таком случае против кого был направлен запрет? Против обычных японцев? Против школьников и студентов? Конечно’же, нет. Как видно из документов, дискриминационные меры были обращены, в первую очередь, против наиболее одиозных носителей идеологии бусидо, какими они казались американцам тогда, в условиях только что заключенного мира — после долгой и кровопролитной войны, начавшейся вероломным нападением на Пёрл-Харбор. Виновным в области боевых искусств был объявлен не какой-то отдельно взятый их вид — дзюдо или кэндо, или каратэ, или кюдо, и не все виды будо в целом, а конкретная организация — Дай Ниппон Бутокукай. Это было справедливо и объяснимо: как мы помним, американцы с начала войны пристально наблюдали за чётко организованной структурой, в руководство которой входили отставные генералы, принцы, руководители тайных обществ, и идейной базой которой на тот момент служило кокутай — учение не вполне понятное, но известное тем, что на нем основывалась идейная политика ближайшего союзника нацистской Германии, и тем, что оно стало оправданием жестокого завоевания почти всего Азиатско-Тихоокеанского региона. И было уже абсолютно не важно, что практическая опасность Дай Ниппон Бутокукай непосредственно для США никогда и никем в этой стране не была подтверждена — организацию занесли в списки «потенциально опасных», пусть даже допросы её членов и не выявили их принадлежности ни к японской шпионской сети, ни к какой-либо подготовке диверсантов или террористов. Информация же о том, что переел началом занятий кэндока совершают поклон в сторону южной стены додзё, если и выглядела подозрительной, то к факторам прямой угрозы отнести её было всё же затруднительно.

В результате получилось так, что вскоре после оккупации Японии американскими войсками возникла ситуация, когда насущно необходимо было запретить сам дух бусидо, о котором американцы были наслышаны в теории, а на практике столкнулись на полях и морях сражений. Зримым воплощением духа и было признано Дай Ниппон Бутокукай. Но как запретить дух? Американцы попытались (и небезуспешно) хотя бы блокировать его воспитание в следующих поколениях. Для этого и было решено запретить преподавание основных будо в учебных заведениях. Формальная отсылка этого решения к внутрияпонской инициативе была подобрана специально: в американских документах мы находим ссылки на исполнение «п. 4 императорского рескрипта 101».

Нам пока не удалось обнаружить такого рескрипта, тем более, что они не нумеровались и редко разбивались по пунктам. Возможно, речь идет о правительственном указе № 101 1946 г., в соответствии с которым организации, квалифицированные как ультранационалистические, террористические или тайные, должны были представить списки своих членов, а также указать свои источники доходов. В свою очередь, в императорском рескрипте от 1.01 — подготовленном в штабе Макартура обращении императора Сева (Хирохито) к народу 1 января 1946 г., известном как нингэн-сэнгэн и, строго говоря, состоящим из двух рескриптов — «Об устроении новой Японии» и «О восстановлении нации», был, как принято сейчас говорить, заложен определенный сигнал. Принято считать, что в этом обращении император отрёкся от божественного статуса японских правителей, но нас в данный момент интересует другое. Обращение начиналось с цитирования «Клятвы пяти пунктов» — образной «программы» своего правления, которую объявил дед Сёва — император Мэйдзи в самом начале модернизации Японии — в 1868 г. Четвертый пункт клятвы гласил: «Отжившие методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому Пути Неба и Земли». С некоторой натяжкой, но вполне допустимо будет предположить, что этот четвертый пункт и стал, как сейчас принято говорить, образным, но недвусмысленным сигналом к действию по уничтожению «отжившего обычая» — бусидо. Еще до этого, в октябре 1945 г., через 50 дней после подписания акта капитуляции Японии, штаб Макартура представил японскому правительству меморандум о необходимости запрещения милитаристской и ультранационалистической подготовки и прекращения военного образования. Теперь же, с американской подачи, японцы взяли борьбу со своим национальным духом в собственные руки. Администрация Макартура осуществляла общее руководство оккупационной политикой, отправляя для контроля в штаб 8-й американской армии копии всех директив японскому правительству. Специальный отдел дублировал их в своих указаниях и рассылал для контроля командующим корпусами по всей Японии, которые, в свою очередь, пересылали их в отделы американской военной администрации, контролирующие деятельность админстраций японских префектур.

Безусловно, репрессии в отношении представителей мира единоборств, которые применялись в Японии конца сороковых, нельзя сравнить с теми «мерами воздействия», которые обрушились на наших спортсменов в начале восьмидесятых, когда многие именитые отечественные каратисты попали за решётку по сфабрикованным обвинениям, а как минимум один — по обвинению в преподавании каратэ, но они тоже были. Только коснулись эти репрессии, осуществляемые не одними американцами, как ныне принято думать, а самими японцами, и основным видом которых было увольнение из различных ассоциаций будо, школ и университетов, почти исключительно членов Дай Ниппон Бутокукай [78]Приложение 11.
— да и то скоротечно. «Чистка» системы образования, отмена милитаристского «морального воспитания» началась сразу после начала оккупации (уже упоминавшаяся директива об этом была подписана 30.10.1945 г.), а 15 декабря того же года вышла директива о запрете официальной поддержки «государственного синто», «Кокутай-но хонги» и другой националистической литературы, а заодно и запрет на выставление камидана в общественных местах. Сразу после объявления нингэн-сэнгэн, 4 января 1946 г. было принято решение о «чистке» националистов, к которым, в частности, были отнесены те, кто занимался «военным и полувоенным обучением». Дам Ниппон Бутокукай попало под «чистку», как и очень многие другие организации военно-патриотического толка (всего к декабрю 1951 г., когда процесс повернулся вспять, таких организаций было распущено 233). Из 200 тысяч человек, подвергнутых репрессиям в послевоенной Японии к маю 1948 г., 221 человек были сотрудниками Бутокукай.

Однако обстановка и в Японии и в мире в тот период очень быстро менялась. «В конце сороковых Япония столкнулась с серьезными внутренними проблемами, одной из которых было возрождение националистической идеологии. Крайние националисты своими политическими убийствами и другими жестокостями стремились взорвать установившееся в стране социальное и политическое согласие. Японские полицейские силы, будучи сильно децентрализованы, оказались неспособными противостоять подобным проявлениям насилия, так что главнокомандующий союзных войск издал законодательный акт, направленный против действий всякого рода возмутителей порядка. Но лишь начало Корейской войны в 1950 г. привело к существенному повороту в политике оккупационных войск, которая до того времени была направлена на демилитаризацию и демократизацию Японии». Ключевой в этой обширной цитате из «Современных будзюцу и будо» Донна Дрэге-ра является последняя фраза. Одновременно с победой над Японией Соединённые Штаты начали перелицовку бывшего главного противника в главного союзника. Стало абсолютно ясно, что Японии как врага больше не существует. Изменилось и отношение к проявлениям национализма. Уже в августе 1951 г. в своих правах были восстановлены 2457 «милитаристов и ультранационалистов» различных категорий. Под надзором полиции были оставлены только «самые отъявленные», в том числе уже знакомый нам Окава Сюмэй и последний председатель Гэнъёся Синдо Кадзума, а к 28 августа 1952 г., когда был официально восстановлен суверенитет Японии, из 46 068 националистов под надзором оставались только 208 человек (вскоре и они вернулись к обычной жизни). Естественным образом отпадал и смысл репрессий в отношении главного и традиционного оружия нового союзника — бусидо во всех его проявлениях. Наоборот, стало критически важным научиться использовать это оружие в отношении нового врага — Советского Союза, первое столкновение с которым случилось уже в 1950 г. во время Корейской войны. Вчерашние смертельные противники — американцы и японцы — объединились в борьбе против общей угрозы в лице СССР. Но ещё до этого, как следует из документов, дзюдо и другие виды будо начали проникать в среду военнослужащих оккупационных сил.

«С началом Корейской войны были официально сняты все запреты на занятия как классическими, так и современными дисциплинами, и было вновь открыто общество Бутокукай. Главнокомандующий союзными войсками распорядился, чтобы японское правительство в отсутствие союзных войск взяло на себя обеспечение внутреннего порядка, поскольку войска нужны были на корейском фронте, и создало национальные полицейские резервы. С этой поры и стали беспрепятственно заниматься классическими, а также и современными будзюцу, созданными с целью обучения полицейских, а кэндо и дзюдо были выбраны основными средствами физического воспитания для всех японских полицейских», — вспоминал Донн Дрэгер.

Участие американских военнослужащих в корейской войне, а также их пребывание в том или ином качестве в Японии тех времен послужило мощным стимулом для развития общей культуры единоборств сначала в Америке, а потом и во всем мире. Самый яркий и известный пример такого воздействия — Чак Норрис, увлёкшийся корейскими единоборствами во время своей службы в этой стране, а потом «перешедший» на каратэ. Но легендарный актер попал в Корею уже позже — в 1959 г., а вот один из отцов современного европейского каратэ, обладатель 10-го дана и выдающийся дзюдоист (9-й дан) голландец Йон Блюминг впервые познакомился с дзюдо, оказавшись в токийском госпитале после ранения, полученного в Корее в начале 1951 г. Вот как он сам вспоминает об этом: «В эти дни нам устроили экскурсии по Токио. В числе достопримечательностей, которые мы посетили, был и институт дзюдо Кодокан. Пожилой мастер по фамилии Мифунэ провел для нас показательные выступления. Он был обладателем высшей мастерской степени в дзюдо, но в то время я даже и не подозревал о том, какую большую роль он позднее сыграет в моей жизни… Этот крошечный старичок — по крайней мере, мне он казался старичком — с красным поясом поверх пижамы может разбросать крепких молодых парней в разные стороны, словно горячие пирожки. Помню, я тогда подумал: “Круто! Вот бы мне научиться так же!”» Позже учителями Блюминга стали и Мифунэ Кюдзо, и Ямагути Гогэн, и преемник Утида Рёхэй в его школе Симидзу-сэнсэй, и не раз уже цитировавшийся нами теоретик и практик будо, офицер американской морской пехоты, участник войны и в Японии, и в Корее, обладатель высоких степеней мастерства в очень многих школах и стилях будо, Донн Дрэгер.

Таким образом, всего за 5–6 лет японским боевым искусствам пришлось пройти сложный путь от почти всеобщего осуждения и официального полузапрещения до полуофициального признания со стороны тех, кто только что советовал их запретить. Конечно, будо пережило тогда очень сильный шок, но ведь будо — это, прежде всего, люди, идущие по Пути воина. Хотя в целом для законопослушной нации объявление части ее национальной культуры «наследием преступного милитаристского прошлого» стало серьезным потрясением, от которого она не может окончательно оправиться до сих пор, понятно, что наибольший моральный урон понесли те из японцев, кто, будучи связан с боевыми искусствами, оказался репрессирован, то есть преподаватели школ и университетов и, конечно, члены Дам Нитон Бутокукай. Именно это мы имеем в виду, когда говорим о том, что запрет Общества Воинской добродетели стал, в определённом смысле, очистительной жертвой, принести которую было необходимо во искупление грехов, главным из которых оказалось отклонение от идей истинного бусидо и истинного бутоку.

Казалось бы, как символическим запрещением традиционных единоборств стало запрещение деятельности ДНБК, так началом возрождения логично было бы считать возобновление его работы. Однако не всё так просто. Чётко направленное в русло отрицания собственной истории мышление японцев пока было готово сконцентрироваться только на проблемах, имевших официально выраженную либерально-демократическую привязку. Дзюдо, даже кэндо и каратэ вписывались в новую систему восприятия мира будо, так как были признаны достойными существования американцами — главными авторитетами в области либерализации и демократии. Многие виды боевых искусств после войны дали заметный крен на спортивное начало, демонстрацию не индивидуального духа, не духа каждого конкретного воина, как это было принято в японской традиции до войны, а духа командного — понятного и приемлемого всё теми же американцами. Мы думаем, что в этом нет ничего плохого: до — Путь сам по себе, и будо — Путь воина, в том числе, понятие динамичное, развивающееся. Глубочайшим заблуждением было бы думать, что в такой ситуации Общество Воинской добродетели продемонстрировало косность и неуправляемость. Наоборот, пройдя чистку на пути к возрождению, критически взглянув на свое недавнее прошлое и осознав произошедшее,оно смогло вернуться к тем идеалам, которые вполне осознанно пропагандировало до печального 1942 г., когда «дало заметный крен в военном обучении». Пережившее «реинкарнацию» ДНБК вместе со всей Японией получило импульс для восстановления и развития будо и обрело новую… или старую, но «хорошо забытую» духовную основу.

 

Самурайская элита сегодня

1953 год стал точкой отсчета в процессе возрождения Дай Ниппон Бутокукай — «золотого фонда» японских боевых искусств. Новая организация в идеологическом плане имела подчёркнуто мало общего с Обществом довоенного и особенно военного периодов. Целями нового Бутокукай были провозглашены сохранение традиций классических воинских искусств и содействие установлению мира во всем міфе через практику будо. Примечательно, что духовным центром и официальной штаб-квартирой нового Дай Ниппон Бутокукай стал уже не связанный с императорским культом и ассоциировавшийся после войны с агрессивным государственным синто храм Хэйан-дзингу, а находящийся неподалеку от него и, соответственно, от Бутокудэн, вполне мирный буддийский монастырь Сёрэн-ин , настоятелем которого традиционно является один из членов императорской семьи и который неизменно пользуется особым вниманием японской августейшей фамилии (рассказ об этом впереди).

Собственно, президентом возрождённого Дай Ниппон Бутокукай стал именно этот представитель правящей фамилии (брат покойной ныне супруги императора Хи-рохито — императрицы Нагако, верховный настоятель Сёрэн-ин принц Хигасифусими Дзиго), а руководство Общества составили наставники традиционных воинских искусств высшего уровня. Нетрудно заметить, что это не только соотвествовало Уставу старого Бутокукай, но и подчеркивало преемственность традиций, столь важных для каждого японца.

Разумеется, подавляющее большинство новых руководителей имели «старую закалку» — относились к школе еще довоенного Бутокудэн — других в Японии просто не существовало. Они здраво восприняли произведённую поражением в войне коррекцию японских традиций и стали выразителями идей нового Дам Ниппон Бутокукай. В разработанной ими программе развития возрождаемой организации особое внимание уделялось сохранению многогранного наследия классических боевых искусств, пониманию будо как части национальной культуры, восстановлению традиций элитной японской военной культуры, а также воспитанию духа служения обществу путем усердных тренировок в боевых искусствах.

Очень скоро, по мере углубления мирового процесса интернационализации и развития кросскультурных коммуникаций, возникла необходимость адекватной современным условиям презентации истории ДНБК, сути и целей нового Дай Ниппон Бутокукай мировому сообществу. Выполнение этой задачи легло на плечи одного из самых молодых и одновременно самых ярких и талантливых мастеров Общества Хамада Тэссин Хироюки тогда доктора, а ныне профессора американского университета Доминион (штат Вирджиния), сына ханси довоенного Дай Ниппон Бутокукай.

Первой страной, где открылось отделение обновлённого Общества, вполне логично стали Соединенные Штаты Америки. В 1965 г. ханси Хамада совершил первую и сразу очень удачную попытку перенесения традиций Бутокукай на восточное побережье Америки, открыв там додзё. Семь лет спустя по поручению вице-президента ДНБК ханси Оно Кумао и совета директоров хонбу было создано первое официальное подразделение за пределами Японии — в штате Вирджиния, на восточном побережье США. В 1985 г., после успешного выступления представителей Соединённых Штатов на Всеяпонском ежегодном фестивале Бутокусай в Киото, было объявлено об учреждении официального филиала ДНБК в США — сибу под управлением Хамада Тэссин. Стоит ли говорить, что с довоенным Хокубэй Бутокукай эту организацию уже ничего не связывало, да и вряд ли кому в голову приходила мысль о таком сравнении…

Американские «пробы» оказались весьма успешными, и в 1992 г. совет директоров хонбу учредил Международный дивизион Дай Ниппон Бутокукай. Естественно, что возглавил его ханси Хамада Тэссин, видящий главную цель вновь созданного подразделения в том, чтобы «нести дух Дай Ниппон Бутокукай в международное сообщество». После короткого организационного периода в Норфолке, штат Вирджиния, был проведен 1-й Всеамериканский Бутокусай, участие в котором приняли двадцать ханси Дай Ниппон Бутокукай, а также ведущие эксперты в области боевых искусств, специально приехавшие из хонбу и продемонстрировавшие вершины своего мастерства. В 1994 г. в Лондоне был проведен первый европейский официальный семинартренинг по боевым искусствам, и совет директоров хонбу, вдохновленный темпами развития будо в мире и уровнем понимания парадигмы бутоку иностранными членами Общества, принял решение о необходимости проведения международного фестиваля.

1 — й Всемирный Бутокусай, участие в котором приняли более двухсот пятидесяти обладателей черных поясов из десяти государств, был проведен в 1998 г. не в Японии, а в США. На фестиваль прибыла официальная делегация хомбу в составе двадцати высших мастеров, возглавляемая президентом Общества — принцем Хигасифусими Дзиго. Участники Бутокусай продемонстрировали перед членами делегации свои умения в области кэндо, нагина-тадзюцу, дзюдзюцу, иайдо, содзюцу, айкидо, каратэдо и кобудо, определив, таким образом, основную программу будущих фестивалей. Церемония проводилась в традиционном формате Дай Ниппон Бутокукай, когда акцент в происходящем делается на демонстрацию воспитания коллективного духа единства, чести и достоинства, присущих ведущему обществу боевых искусств.

В 2002 г. 2-й Всемирный Бутокусай прошел уже на родине будо — в Киото, в историческом здании Бу-току дэн, а все сопровождающие праздник церемонии культурно-религиозного характера были исполнены в святилище Хэйан-дзингу. Церемония сопровождалась ритуальным пуском двух стрел по традиции кюдо. Две стрелы — особый символ Дай Ниппон Бутокукай, изображенный на эмблеме Общества и присутствующий в разных видах на всех предметах, имеющих отношение к Бутокукай (например, на галстуках членов Общества). Российская команда впервые тогда приняла участие в этом грандиозном празднике.

Успех 2-го Всемирного Бутокусай позволил хонбу надеяться на хорошее продолжение традиции, и эти надежды вполне оправдались. 3-й Всемирный Бутокусай прошел, как это было принято еще в XIX веке, в конце апреля в Киото, в Бутокудэн и собрал более 900 участников из 41 страны мира. Традиции были не только сохранены, но и получили развитие, позволяющее надеяться, что благородный Путь служения истинным идеалам воинских искусств будет продолжен. В том числе и в России, так как на 3-м Всемирном Бутокусай наша страна была официально представлена новым, современным, но уже завоевавшим признание и уважение в alma mater будо, стилем—Кёдзииу дзиссэн будо (зарегистрирован в дивизионах дзюдзюцу и иайдо, секция кобудо). Наполненные личными эмоциями воспоминания о двух Бутокусай и необычном будо-семинаре, в которых нам посчастливилось принимать участие, мы предлагаем читателям далее. Первый материал написан А.Д. Арабаджиевым, третий — А.Е. Кулановым, а автором второго выступил сам ханси Хамада Тэссин — мы специально приводим его текст, так как считаем, что он наилучшим образом передает те эмоции, которые переполняли тогда всех нас…

 

О 2-м Всемирном фестивале Воинской добродетели (2002 г.)

По современной классификации, принятой в Дай Ниппон Бутокукай, все боевые искусства разделены на следующие организационные подразделения:

1. Секция кэндо: кэндо.

2. Секция кобудо: дзюдзюцудо, айкидо, каратэдо, иайдо, дзюкэндо, дзюдо, нагинатадо, кюдо, дзёдо, сод-зюцудо, кобудо.

За время проведения будо-семинара (косюкай) с японскими мастерами та часть нашего Международного дивизиона, которая изучает японское традиционное дзюдцюцу, познакомилась с классическими стилевыми техниками школ Янаги-рю (сэнсэй Кавамура и Такэда), Синдэн-рю (сэнсэй Кувахара), Сибукава-рю (сэнсэй Курумадзи), Кусин-рю (сэнсэй Ёнэнага). Процесс ознакомления проходил в виде демонстраций традиционных форм—ката—представителями стилевых направлений, после чего мы получали время для адаптации увиденной техники.

В других дивизионах демонстрировалась стилевая техника Окинава Кокан-рю (сэнсэй Маэсиро), Матаёси Кодокан (сэнсэй Хаясака), Годзю-рю (сэнсэй Итида), Кусин-рю каратэ (сэнсэй Ямада).

Дивизион кэндо был представлен мастерами Цудзино, Такада, Сато, Ёсимото, Окиаи.

Дивизион иайдо представляли фамильные мастера Ис-син мусо-рю сэнсэй Маэда, Кавасаки, Кава, Накамура.

Дивизион айкидо и дзёдо: мастера Дайто-рю — Ма-цумото, Сосиндо айкидо — Ямагути, Синдо мусо-рю — Миура и Киносита.

Дивизион дзюдо представлял Ямада-сэнсэй.

Дивизион содзюцу представлял один из нынешних руководителей Дай Ниппон Бутокукай Наката-сэясэм.

По сути, весь процесс проведения косюкай был организован для создания единой понятийной технической базы, объединяющей различные школы и направления, что в конечном счёте служило ключом в Бутокудэн и создавало единый энергетический фон.

После окончания семинара, обменявшись с коллегами десятками поклонов и поздравлений, наша многочисленная группа двигалась по улицам древней самурайской столицы. Интересно, что японцы практически не обращали внимания на сотни людей, идущих в кэйкоги и хакама, несущих за спиной зачехлённое традиционное оружие, и только изредка мы ловили заинтересованные взгляды немногочисленных иностранцев.

Вечером состоялся официальный банкет, посвящённый открытию Бутокусай, на котором как две половины — Ин и Ё (инь и ян) — были представлены Международный дивизион и японские делегаты. Атмосфера благородства духа, гром барабанов тайно, подарки от членов императорской семьи, обмен впечатлениями с новыми друзьями — всё это создало единый праздничный фон. Кстати, одной из особенностей Дай Ниппон Бутокукай является то, что все присутствующие, независимо от титулов и званий, на официальных мероприятиях в хомбу носят чёрные пояса и никоим образом не выделяются — все одинаково взаимно вежливы и церемониальны. Это же можно сказать и об отношениях между представителями различных направлений будо. На всём протяжении общения мы не смогли заметить какого-либо негативного отношения представителей какого-нибудь из направлений боевых искусств к своим коллегам. В Бутокукай язык будо постепенно становится языком мира, где каждый может говорить и обязательно будет услышан.

Позже, когда члены национальных команд разошлись, чтобы отдохнуть и набраться сил перед завтрашним днем, с главами делегаций встретилось действующее руководство ДНБК: ханси Адати, ханси Миура и ханси Хамада. Мы и сегодня часто вспоминаем эту беседу, великого мастера меча Миура Такэюки, ныне уже завершившего свой земной путь, тоща рассказавшего нам о том, что каждый день, когда он приходит в додзё и встречается со своими учениками, он воспринимает как очередную весну своей жизни.

В начале Всемирного Бутокусай нам выпала великая честь демонстрировать своё мастерство и боевой дух перед принцем Хигасифусими Дзиго и целой плеядой прославленных мастеров будзюг^у. Рано утром перед этим все члены делегаций, одевшись в традиционную форму, направились в святилище Хэйан-дзингу, где должен пройти обряд открытия Бутокусай. После совершения синтоистских ритуалов старые мастера, облачённые в фамильные кимоно, посвятили свои ката божествам и вознесли молитву о покровительстве и защите. Церемонию официального открытия начал мастер кюдо. Выйдя вперед, он тщательно изготовился и, соблюдая строгий этикет, присущий этому древнейшему искусству, послал в центр мишени, установленной неподалеку, две стрелы. Символика этого ритуала заключается в том, что первая стрела отмечает и убивает всё то зло, что есть в настоящем, вторая — то, что ждёт в будущем: старое дает нам уверенность, новое ведет нас к победе. По другой версии, первая стрела отмечает всё то, что есть в настоящем, вторая ведёт в будущее. Именно поэтому, кстати, на эмблеме Дай Нитон Бутокукай изображены императорская 16-лепестковая хризантема, иероглифы бутоку  и те самые две стрелы, убивающие зло и возвращающие нас к счастливому состоянию.

Началась демонстрация, за которой наблюдали более тридцати мастеров фамильных воинских традиций во главе с Благородным Хигасифусими Дзиго. Выходили группы, демонстрирующие искусство меча, их сменяли окинавские стили кобудо, после которых мы увидели окинавские школы каратэ Тито-рю и Годзю-рю. Айкид-зины сменяли дзюдоистов, дзюдоисты уступали татами мастерам Дайто-рю айкидзюцу, и так до тех пор, пока все национальные группы не продемонстрировали своё мастерство. Наконец, церемониймейстер объявил о выступлении нашей команды.

Ещё во время первого посещения Бутокудэн мы испытали сильное волнение — настолько мощной была энергетика древнего воинского храма. Она чувствовалась повсюду, но внутри нас самих царила пустота. Это чувство повторялось при каждом посещении Бутокудэн: он принимал нас, стараясь раскрыть что-то неуловимое, возможно, то, к чему мы стремимся, стараясь изменить себя, идя по воинскому Пути. И вот — мы выступаем в Бутокудэн.

После выполнения формального этикета началась собственно демонстрация: входы, защиты, броски, контратаки руками и ногами — всё слилось в единую круговерть изощрённой техники. Сознание работало так стремительно, что исключало всякую возможность какой-либо ошибки. Всё закончилось также мгновенно, как и началось. Ощущение пустоты не покидало, но пришло неожиданное понимание того, что не надо ждать и желать от Бутокудэн признания, титулов и данов—всего того наносного, к чему обычно стремятся представители западной цивилизации, приезжая в Японию. Наоборот: самое важное — это не то, что мы берем, а то, что мы оставляем в Букутодэн — свой дух в его стенах, наши кровь и пот на татами. Мы становимся его частью, его историей, впитывая всё то, что оставлено нам его отцами-основателями. Это и есть для нас главная благодарность и главная награда.

Но оказалось, что нам будут вручены и вполне осязаемые призы. На церемонии награждения А.Д. Арабаджиев стал рэнсиДай Ниппон Бутокукай и получил полномочия по координации действий этой организации на всей территории Российской Федерации, а один из выдающихся фехтовальщиков XX в. Миура-хансм вручил ему диплом за мастерство, мужество и вклад в развитие традиционных боевых искусств.

Был и ещё один знаменательный эпизод в нашей поездке. Это церемония вручения подарков от стран и делегаций ко дню рождения благородного Хигасифусими Дзиго, духовного лидера ДНБК. Приём по этому случаю проводился внутри храмового комплекса Сёрэн-ин, в зале, где в своё время его настоятель встречался с сёгуном. Поражала внутренняя мощь наставника — 92-летнего старца, прочитавшего для всего Международного дивизиона лекцию о мире, гармонии и будо, как олицетворении души Японии. После церемонии каждому из присутствовавших был вручён веер с его собственноручной каллиграфией.

Улетая из этой страны, мы чувствовали, что оставляем там часть своей души — чтобы вернуться. И мы вернулись…

 

3-й Всемирный фестиваль Воинской добродетели в г. Киото

(Письмо главы Международного дивизиона Дай Ниппон Бутокукай Хамада Тэссин)

Свершилось историческое, эпохальное событие, отличавшееся от подобных не высоким числом участников, но духом, столь высоко взлетевшим, что, казалось, он преодолел потолок исторического здания — Павильона Воинской добродетели.

Гравюра, изображающее выступление перед императором Мэйдзи борцов сумо в главном «военном» храме страны — Ясукуни-дзиндзя по случаю победы в японо-китайской войне

Кэндо в конце XIX века

«Великий герой» Сайго Такамори

Сакакибара Кэнкити

Набережная у храма Сэнсодзи сегодня

Кано Дзигоро — основатель Кодокан дзюдо и один из «столпов» ДНБК

Исогаи Хадзимэ — 10-й дан дзюдо, один из выдающихся мастер дзюдо

Основатель Гэнъёсю Тояма Мицуру эпохи Мэйдзи, внёсший большой вклад в становление Дай Ниппон Бутокукай

Уэсиба Морихэй в зените славы

Медаль Бутокукай

«Фото с фронта»: член Бутокукай капрал Аидзава с боевыми наградами

Занятия дзюдзюцу. Гравюра

Отделение Бутокукай на Гавайских островах, 1937

Золотой Павильон до пожара (1893 г.)

…и после восстановления (2008 г.)