Зимой 1942-43 годов произошел общий поворот в течении войны, который повлиял также на ситуацию в нашем округе и нашу личную судьбу. В эту зиму германская армия потерпела крупные поражения на востоке и в западной Африке. Информация о победе британцев при Эль-Аламейне в ноябре 1942 вызвала большую радость в гетто после того, как мы со страхом следили несколько месяцев за приближением немецких бронетанковых дивизий Ромеля к Египту. Мы боялись за судьбу еврейского ишува в стране Израиля, если ее захватят германские войска. Высадка войск союзников в северной Африке, разгром немцев и итальянцев, вселила в нас большие надежды. Но, главным образом, повлияло на нас развитие судьбоносных событий на восточном фронте. Даже германские газеты вынуждены были признать, что положение Германии ухудшается со дня на день.
В январе 1943 была прорвана блокада Ленинграда, которая длилась с сентября 1941, показав героическую стойкость миллионного города. На центральном фронте Красная армия продвинулась и освободила город Великие Луки, место, наиболее близкое к нам. Жители гетто посчитали, что в течение нескольких дней быстрого продвижения, советские бронетанковые силы могут дойти до нашего округа и освободить нас. Когда в феврале 1943 стало известно о катастрофическом поражении немцев под Сталинградом и уничтожении шестой германской армии, насчитывавшей 22 дивизии, мораль в гетто достигло высшей точки.
Новости мы получали, главным образом, из германских газет, доходящих разными путями до гетто, или прочитываемых на местах работы, а также при контакте с местным населением, слушавшим радио, и знавшим ситуацию. Новости иногда доходили до нас в сильно преувеличенном виде, вселяющем неисполнимые надежды, а затем приводили к разочарованиям.
Из-за положения на фронтах и недостатка рабочей силы власти увеличили мобилизацию местного населения в промышленность и сельское хозяйство Германии. Это вызвало сопротивление, люди не откликались на повестки. 1 марта 1943 немцы объявили о создании литовского легиона СС и призыве в этот легион пяти возрастов. Литовцы не откликнулись на этот приказ и потребовали взамен независимости Литве, но немцы не пошли на это и закрыли университеты в Вильно и Ковно, и средние школы по всей Литве, в том числе, и в Свинцяне, чтобы оказать на литовцев давление. Литовцы ответили демонстрациями в городах, и немцы арестовали многих из них.
Все эти события не сильно изменили отношение литовцев к тем немногим евреям, оставшимся в гетто. Из-за участия в уничтожении евреев и грабежа их имущества, литовцы были заинтересованы в уничтожении и этих оставшихся в живых евреев, чтоб не осталось свидетелей обвинения, требующих возврата награбленного после победы над нацистской Германией.
В зимние месяцы 1942–1943 усилились действия партизан в западных районах Белоруссии, отдаленных на десятки километров от Свинцяна. В местной прессе время от времени появлялись сообщения о "бандах грабителей", действующих в окрестностях городков и местечек Свир, Подброды и около озера Нарочь. Крестьяне, приезжающие в Свинцян, рассказывали о партизанских отрядах, насчитывающих сотни бойцов, под командованием Маркова и других командиров, атакующих немецкие гарнизоны и устраивающих немцам засады на дорогах. Немцы усилили гарнизоны по всему округу и начали огораживать заборами колючей проволоки полицейские участки и дома, в которых они проживали в городах и селах.
События на фронте и ситуация в округе подняла мораль среди евреев гетто. Несмотря на каждодневные трудности, они чувствовали, что близится конец нацистской Германии, и главное — выстоять еще считанные месяцы, пока Германия не рухнет под давлением советской армии с востока и войск союзников с запада и в Африке. Близящаяся победа была главной темой в разговорах жителей гетто. Люди надеялись, что продвижение советских войск будет быстрым, и немцы не успеют уничтожить жителей гетто.
Характерный случай указывает на настроение в гетто в те дни: в средине февраля вернулся один из людей, работающих вне гетто и рассказал, что узнал от одного из поляков, который прошлой ночью слушал радио из Москвы. Из передачи было ясно, что советская армия уже находится в районе Витебска, расположенного в 250 километрах от Свинцяна. Новость эта мгновенно облетела все гетто. Другие тоже утверждали, что слышали это сообщение из других источников. В тот же день по гетто распространился слух из "весьма достоверного источника", что советская армия уже приближается к Минску и Полоцку, в 120 километрах от нашего городка. Настроение в гетто взлетелаодо небес. "Знатоки" вычислили скорость продвижения бронетанковых войск, и пришли к выводу, что советская армия появится в нашей округе через два-три дня. Были даже такие, которые видели семьи литовских представителей власти, пакующие вещи и собирающиеся бежать. Другие жители гетто пытались охладить пыл, но им тут же затыкали рты, объявляя их неверующими и "паникерами". Когда освобождение не пришло в течение двух-трех дней, и люди поняли тщетность своих ожиданий, мораль резко упала. Дни эти были действительно днями продвижения и побед советской армии на всех фронтах, но только в отдаленных районах, и наиболее близко советские войска подошли к нашей округе в районе Великих Лук, в 350 километрах от нашего городка. Слухи о скорейшем освобождении возникали время от времени. И уравновешенные и понимающие люди верили им. Жизнь в гетто и вечный страх уничтожения порождал питательную почву таким слухам, поддерживающим дух жителей гетто.
Еврейским полицейским, привезенным Гансом из Вильно в период эпидемии и помогающим "юденрату" поддерживать порядок в гетто, стало известно о существовании нашей подпольной вооруженной группы, включая имена некоторых наших товарищей. В один из февральских дней ко мне на улице обратился один из этих полицаев и попросил поговорить со мной. Я видел его в гетто, но не был с ним знаком. Звали его Хаим (фамилии не помню). Мнение людей о нем было, что человек он тихий, и по должности своей не сделал ничего плохого жителям гетто. Меня удивило его обращение ко мне, но я согласился поговорить, ибо он слышал о существовании подпольной группы в гетто и том, что я — член этой группы. Он рассказал мне, что в гетто Вильно тоже существует еврейская вооруженная подпольная группа, насчитывающая сотни товарищей, и у него есть связь с ними. По его мнению, следует наладить связь между нашими группами, и это может принести пользу обеим сторонам. Я обещал связаться с ним через день-два. Посоветовался с С.Михельсоном, Д.Йохаем и Р.Гертманом. Они поговорили с другими. На меня и Гертмана возложили миссию встретиться с полицаем и узнать дополнительные сведения о подполье в Вильно.
На следующий день мы встретились с полицаем Хаимом, и он рассказал нам, что подполье в гетто Вильно — О.П.О. (Объединенная партизанская организация) — объединяет все еврейские организации: "Бейтар", "Сионистскую молодежь", "Молодогвардейцев" (Ашомер ацаир), "Бунд", "Еврейских коммунистов". Цель организации — поднять восстание в тот момент, когда немцы решат уничтожить гетто. На наш вопрос — каково их мнение в отношении того, чтобы уйти в леса и начать партизанскую войну, он ответил, что они считают это вторым этапом после восстания в гетто. Цель их — восстать в гетто и прорваться оттуда в леса, вместе с другими жителями гетто. На вопрос о нашей группе, мы ответили, что нас несколько десятков членов, точное число не назвали. Цель наша, как можно раньше уйти в леса и присоединиться к советским партизанам. И еще мы сказали, что в принципе готовы присоединиться к О.П.О, и будем рады, если он передаст им наши пожелания. Он обещал это сделать, и мы расстались.
Мы рассказали всем членам нашей группы о существовании большого еврейского подполья в гетто Вильно, обо всем, что узнали об этом подполье. Сообщение взволновало всех ребят. Мы были рады существованию О.П.О. и надеялись, что это выведет нас из одиночества и изоляции. Некоторые выразили надежду, что в будущем к нам присоединятся в лесу молодые евреи Вильно, и вместе мы создадим большое партизанское соединение, насчитывающее сотни и сотни бойцов. Спустя неделю полицейский уехал в Вильно, и долгое время мы ничего не слышали о подполье в гетто Вильно. Мы уже потеряли надежду на связь с ними. С приближением весны мы должны были решить о наших дальнейших планах.
Когда уходить в лес? Когда назначить день исхода?
Именно это мы обсуждали на встрече группы в конце февраля. Большинство ребят, и я в том числе, считало, что чем раньше, тем лучше, но часть была против такого решения. Мы доказывали, что есть весьма слабый шанс связаться с советскими партизанами, пока мы находимся в гетто. Когда же мы будем в лесу, то раньше или позже наткнемся на них. Те, кто нам возражал, считали, что нет смысла уходить в лес, пока мы не связались с партизанами, тем более, что мы не сможем там существовать еврейским отрядом во враждебном местном окружении. А без поддержки сельского населения невозможно продержаться в лесах. Главным образом, без продовольствия и информации о движениях немцев. Более того, мы не сможем скрыть от населения наше месторасположение, а оно тотчас донесет властям. Некоторые из товарищей добавили, что они единственные кормильцы в семье, приносящие с работы вне гетто немного продуктов, чтобы члены семьи не умерли от голода. Уйдя в лес, они обрекают семьи на голодную смерть.
Дискуссия была длительной, сомнения и колебания были большими. Я говорил, что в дни мировой войны против нацистской Германии, которая является войной еврейского народа, мы не имеем права сидеть, сложа руки, когда в этих руках есть оружие, и нам следует принять посильное участие в этой войне.
Решили, что в начале весны, с таянием снегов, мы уходим в леса. Сначала подадимся в лес Царклишки, в 20 километрах восточнее нашего городка. Наши товарищи Рувен и Шимон Левины отлично ориентировались в этом лесу еще с довоенных времен, когда семья их занималась торговлей с местными крестьянами. Вначале выйдет группа из 5–6 товарищей, чтобы определить место базы и изучить окружение, а затем уйдут все остальные. Определили также личную экипировку каждого: кожаные сапоги и продовольствие на первые дни, чтобы не зависеть сразу от крестьян. Также решили постепенно прекратить работу вне гетто, чтобы "юденрат" послал вместо нас других на наши рабочие места, и не почувствовалось наше отсутствие в гетто.
Пока мы готовились к исходу и ждали таяния снегов, по гетто поползли слухи, что оно будет ликвидировано, и жители его переведут в гетто Вильно и Ковно. "Юденрат" не подтверждал и не отрицал эти слухи. В начале марта в Свинцян прибыл руководитель гетто Вильно Иаков Ганс в сопровождении группы еврейских полицаев. Длительное время он совещался с членами "юденрата" за закрытыми дверьми. Затем созвали жителей гетто в синагогу, в прошлом принадлежащую портным, услышать выступление Ганса.
Сотни людей стояли в ужасной тесноте. Я пришел увидеть и послушать человека, о котором говорили, что он властвует над гетто Вильно, гордый еврей, пользующийся влиянием у германских властей. Ганса сопровождали некоторые из членов нашего "юденрата" и его личная полицейская охрана, прибывшая с ним из Вильно. Ганс был сорокалетним, высоким, широкоплечим мужчиной с круглым и приятным лицом. Он стремительно прошел вместе с сопровождающими его людьми сквозь массу людей, освободивших им проход на сцену. В его походке и повадках чувствовалась военная выправка… Сказал, что служил капитаном в литовской армии и сражался за независимость Литвы. Все, прибывшие из Вильно, и Ганс в их числе, носили особые фуражки с козырьками еврейской полиции Вильно со знаком "магендавида", и на темно синих формах видны были знаки различия в чинах.
Безмолвие царило в синагоге, все напряженно ждали выступления Ганса. Он начал свою речь обращением: "Братья евреи!" Затем сообщил, что в связи с усилением активности советских партизан в западной Белоруссии и на западе Литвы, германские власти решили ликвидировать существующие в округе гетто Свинцяна, Ошмян, Михсолишук и Сола. Перевести оттуда шесть тысяч евреев в гетто больших городов — Вильно и Ковно, и в некоторые трудовые лагеря вблизи этих городов. Чтобы евреи не страшились за свою судьбу, немцы решили возложить эту миссию переселения евреев на еврейскую полицию гетто Вильно. Ганс подчеркнул, что он лично будет сопровождать жителей гетто в Вильно и Ковно, для того, чтобы их успокоить. Он просил людей не осложнять этот переход, и помочь ему в этой миссии. В гетто Вильно есть много рабочих мест и необходимы рабочие руки. Он описал разнообразную культурную жизнь в гетто Вильно, рассказал о театрах, хорах, оркестрах, школах и местах развлечений. Ганс призвал людей не сдаваться тяжестям судьбы, быть терпеливыми, переносить гонения с достоинством, не падать духом и надеяться на лучшее будущее: следует жить и верить, что мы переживем эти трудные времена и придем к лучшим дням жизни.
Люди напряженно вслушивались в его слова поддержки, столь самоуверенно произносимые им, что это на них повлияло. Я должен был признаться себе, что речь его произвела на меня впечатление, и, главным образом, его призыв сохранять достоинство, и не сдаваться судьбе, надеясь на лучшее будущее. Люди медленно покидали зал синагоги, а Ганс и его люди вернулись в "юденрат". Ганс не назвал точную дату переселения. В гетто полагали, что это произойдет в ближайшие недели.
Вечером мы все собрались в доме Йохая. Решили покинуть гетто до ликвидации и перевода, и каждый из нас уже готовился, собрал подходящую одежду и вещи в дорогу. Новая ситуация требовала ускорить исход из гетто. Мы отменили план выхода группы в разведку, поиск места для базы, решили выйти все вместе. Боялись неожиданного развития событий и внезапных шагов со стороны немцев. Решили, что завтра, в ночь на 5 марта мы покидаем гетто. Собираемся завтра, в 10 вечера, около больницы гетто, находящейся вблизи ограждения из колючей проволоки. Оттуда двинемся, а семьям сообщим о решении в момент выхода из дома.
Последний день в гетто был невероятно долгим. Я ходил по улочкам гетто, посещал знакомых и близких, беседовал с членами семьи, и особенно долго с моей сестрой Рахиль. Чувствовал, что расстаюсь с миром, который в течение более года представлял для меня теплицу во враждебном окружении, и многих я больше не увижу.
Днем двое из группы сообщили нам, что по личным причинам решили сопровождать свои семьи в Вильно или Ковно, и не уходить с нами. Они вернули нам оружие. Их сообщение разочаровало нас, но мы приняли его с пониманием. По правде говоря, эта проблема мучила всех наших товарищей, у которых были семьи и близкие, но их решение было иным.
Два моих двоюродных брата, Иоська и Моше-Юдка, решили, вместе со мной, сообщить членам семьи о нашем решении за полчаса до ухода. Сообщение было молчаливо принято, и они, несомненно, понимали, что такова наша реакция на ликвидацию гетто.
Расставание с Рахилью было особенно тяжелым. Я с трудом сдерживал слезы. Члены семьи с повышенным интересом смотрели на оружие в наших руках — два пистолета и карабин. Впервые мы открыли им, где это оружие прятали. Рукопожатия, поцелуи. Мы вышли к месту встречи. Ночь была темной, небо покрыто облаками. В 10 часов на месте были все товарищи, 21 человек.
Вышли из гетто звеньями по 5 человек, с разрывом в 5 минут. Место собрания назначили в полутора километрах от городка. Оттуда мы двинемся все вместе. Только мы собрались перейти ограждение, как из темноты возник Перец Гражол, парень 25 лет, который не входил в нашу группу, но мы его хорошо знали. Перец сказал, что выходит с нами в лес. Мы пытались его отговорить от этого, но он стоял на своем, и мы решили включить его в нашу группу.
Я вышел со вторым звеном. Осторожно пересекли заграждение из колючей проволоки в сторону открытого поля, западнее гетто. Оттуда нам следовало обогнуть городок с северной и восточной стороны. Странное чувство охватило меня, когда я пересек ограждение: что-то воистину судьбоносное свершается в моей жизни. С этого момента нет нас, меня и моих товарищей, евреев под властью нацистской власти, униженных и обреченных уничтожению, а мы превратились в свободных бойцов, которые присоединились к большому лагерю всех фронтов против нацистского зверя. Я коснулся пистолета, прикрепленного к моему поясу, и гранаты в моем кармане. Я почувствовал великую уверенность в своих силах. За нашей спиной было гетто. Перед нами — леса и неизвестное будущее.