Сейчас ночь. И в наушниках (поскольку я не хочу разбудить свою маленькую дочь) звучит концерт Моцарта. Всегда, когда мне хочется, чтобы душа засветилась, я слушаю Моцарта или Баха.

Сейчас ночь. Одна из бесконечных и бесчисленных душных ночей душного лета. Ночь, когда сама мысль о сне пугает перспективой очередного бреда.

Не люблю жару. Днём, когда жизнь наполнена делами и заботами, жара нивелируется повседневной обыденностью. Ночью же ты остаёшься с ней один на один. И лучшее, что можно придумать в этой ситуации, – это выпить кофе и не спать, поскольку хуже ночной духоты – ночная духота и ты, спящий.

Тогда фантомы подсознательного, разгорячённые жарким дыханием пустынь, призраками наполняют тебя, и вместо крепкого и глубокого сна начинаешь грезить утомительными повторяющимися образами, которые особенно отвратительны тем, что полуосознанно фиксируются, и ты понимаешь, что не спишь.

Не люблю июль и август, так долгожданные ранее. Теперь это унылое время горячей пустынной зимы, время пытающейся заснуть, но не засыпающей, утомительно грезящей природы.

Как же я жду осени…

Осень приходит в августе по утрам, когда начинаешь чувствовать в воздухе едва уловимые нотки обновления. Я понимаю, что это не та осень, она неправильная. Но в ноябре, когда я вижу, а чаще слышу стаи пролетающих птиц, я понимаю, что где-то она есть. Где-то далеко на Севере есть застывающие по утрам лужи… жёлтые от опавшей листвы парки… тихая благостная скорбь первого белого снега, несущая утешение глазу и сердцу.

Когда-нибудь настанет такая осень, которая не оставит мне права на следующее лето. В одной песне это точно и тонко подмечено. И возможно, в этой обречённости будет больше правдивого утешения, чем суррогата ещё несбывшихся надежд, нематериализовавшихся мечт, заслоняемых поиском осмысления происходящего вокруг абсурда.