Балом правит сталь: Por arriba*.

Непостоянное солнце то пряталось за серыми облаками, то осторожно выглядывало, чтобы через несколько секунд опять укрыться среди пепельных туч. От реки ощутимо тянуло холодом, однако воевода этого не замечал, будучи полностью сконцентрированным на поле боя.

Конница за холмом, и все! Никогда ещё Борис Корибут-Гуровский так не радовался при виде вражеских всадников. Епископ действовал грамотно и умело, но не более умело, чем сделал бы он сам. Луг оказался чистым, без волчьих ям и проклятых «ёжиков», калечащих лошадям ноги. А ставка на Жисько и его бандитов полностью оправдалась - ни монахи, ни тулаки, увидев предателей, не смогли проехать мимо и атаковали злосчастный полк. Они рвали перебежчиков, словно дикие волки домашнюю свинью, и позволили гвардейцам с лёгкой кавалерией спокойно, практически без потерь, переправиться через брод.

Ну что же его полки готовы к схватке, выиграть её будет не просто, утрат не избежать, но на то и война. Он должен разгромить Серый Мисаль, не оставить камня на камне от орденского монастыря, уничтожить проклятых демов... и он сделает это.

Воевода отдал приказ, и три с лишним тысячи пехотинцев спешно выстроились перед взбаламученным бродом. Уже побывавшие в битве кавалеристы, верхом на уставших лошадях, без лишних разговоров, заняли место в тылу строя. На правый фланг выдвинулся полк лучников - подразделение не принимавшее участия в бою у замка барона Милич и должное стать неопрятным сюрпризом, для мисальдера.

По центру встали «Стальные бороды» - полк тяжёлой пехоты, отличительной чертой которого стали мисюрки, чьи бармицы закрывали не только затылок и плечи, но и часть лица. Злопыхатели прозвали этих грозных воинов «Лешими», не столько за диковатый вид, сколько за их умение держать строй на пересеченной местности. Левее выстроились, всегда готовые к драке ради драки, «Боевые петухи», а правее - «Осы-медоносы», щеголявшие в жёлто-чёрных котах. Это были лучшие пехотные полки барона Ксаверия Шиманьского и, соответственно, одни из лучших в Инураке, да и на всем Прайме. Закалённые во множестве битв ветераны ни на миг не усомнились в победе - они более опытны, лучше вооружены так стоит ли опасаться каких-то монахов с кучкой изгоев? Кроме того, у них практически двукратное преимущество! Беспроигрышный расклад. Ошметки баронских дружин охраняли обоз.

Борис Корибут-Гуровский пышных речей не любил. Быстро проехав мимо готовых к бою полков, воевода громко и внятно произнёс.

- За рекой остатки армии княжны Риницы. Они неплохие воины, но мы уже били их и всё, чем они смогли ответить, это устраивать подлые налёты среди ночи. Сейчас вы перейдёте Руцу и наконец-то сможете в открытом бою встретится с вражеской конницей. Тот, кто принесёт мне голову командира тулаков, получит золота ровно по её весу! - По рядам воинов прокатился одобрительный гул. Воевода прекрасно знал, что перед началом битвы не стоит взывать к каким-то возвышенным чувствам или напоминать солдатам о патриотизме. Нет. Им нужна конкретная цель и награда, а о тактике и стратегии пусть думают офицеры. - Тот же, кто захватит или убьёт мисальдера Сергея Инока, сможет рассчитывать на благодарность нового князя Риницы Святослава Милича и, лично, барона Ксаверия Шиманьского. Кавалеристы уже проверили поле боя - враг не приготовил неожиданные сюрпризы, но не забывайте, что берега у речушки топкие или отправитесь передавать привет тем дурням, которые в ней завязли. Все, отличившиеся в бою, получат двойное жалованье, а «Червони Соколы» и гвардейцы - тройное.

Его Светлость на вас надеется, - за «двойное жалованье» Ксаверий не поблагодарит воеводу, но заплатить придётся - своих воинов надо кормить. Впрочем, скорее всего, барон стребует компенсацию с нового князя Риницы. - Принесите мне победу! Пехота, - Гуровский сделал паузу, воздел вверх руку и резко опустил: - Вперёд!

Полковники отдали честь и достали клинки. Грянули трубы, грохнули барабаны, знамёнщики гордо вышли вперёд. Первыми к броду спустились «Стальные Бороды», лёгкая кавалерия и гвардейцы, в этот раз, форсировали реку последними. Борис Гуровский с законной гордостью наблюдал, как его пехотинцы стройными рядами вышли на мелководье Козьего Брода. Тысячи тяжёлых солдатских сапог взбаламутили и без того замутнённую реку. Руца обиженно выплёскивалась из берегов, поднятая со дна илистая тина тёмно-серым облаком медленно плыла вниз по течению.

Сжав зубы, я смотрел на прущих вперёд бунтовщиков. Первый полк уже выходил на наш берег, а знамёна последних ещё развевал ветер на том берегу, вдалеке виднелась конница повстанцев. Грохот десятков барабанов и рёв труб, отразившись от воды, разнёсся по всей окрестности, заставляя сжиматься сердце, в предчувствии скорой беды.

Скорее всего, друзья заметили маневры неприятеля (услышали так уж точно), но я не утерпел и написал в чате рейда:

«Олег, Хадо, к вам гости. Оставьте в покое предателей и возвращайтесь на исходные позиции».

«Да тут ерунда осталось, ща добьём» - отписал Олег.

«Успеем отойти» - поддержал друга Хадо.

«Я сказал: назад, значит, НАЗАД! Фаланга выдвигается вперёд. Быстро, не дайте пехоте развернуться на нашем берегу!».

К каждому подразделению, состоящему из местных жителей, мы прикрепили по три соорденца, чтобы обеспечить надёжную связь с НПС. После моего крика, кавалеристы совладали с азартом, взяли себя в руки и отступили. На поле быстрым маршем выдвинулась Фаланга Серого Мисаля - наш лучший полк тяжёлой пехоты.

Местность у Козьего Брода обладала рядам уникальных особенностей: тут тебе и холм, и топкие берега ниже по течению. Нет, воевода все это заметил, даже провёл разведку боем, заставив Жисько форсировать реку в неудобном месте и совершив кавалерийский налёт через брод. Впрочем, Борис Гуровский не учёл, что мы специально позволили его всадникам спокойно выехать на широкое поле и убедиться в отсутствии ловушек или засад. На лугу действительно не было каких-либо сюрпризов, однако кто же, в здравом уме, даст врагу место для маневра?

Кто-то может сказать, что мне не стоило, в самом начале, бросать в бой элитный полк, а надо было приберечь его на крайний случай. Только именно Фаланга способна осилить поставленную задачу - от их действий зависит исход всего сражения.

«Стальные бороды» перебрались на наш берег, в полной мере воспользовавшись короткой паузой в бое, и заняли все пространство между болотистым берегом и холмом. В спину им дышали пехотинцы следующих полков, стоя по колено в воде, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, воины хотели поскорее выбраться на сушу, чтобы вступить в бой. Кавалерия повстанцев вплотную подошла к броду, благородные скакуны грациозно опускали головы вниз, но презрительно фыркали, разглядев в насколько грязное болото превратилась река.

Осенний ветер гнул верхушки голых деревьев; тяжёлое свинцовое небо грозно нависало над заросшей ржавой травой долиной. Не было слышно ни птиц, ни зверей, только грохот барабанов разносился окрест, но вскоре его заглушил другой звук...

«Фаланга Серого Мисаля» столкнулась со «Стальными Бородами». Равнина заполнилась дыханием звенящего железом буйства, тысячи людей с оружием в руках истребляли друг друга; два войска сошлись вплотную, издали напоминая клокочущую живую массу, которая не стоит на месте, пребывая в постоянном движении, поддаваясь с гулом и лязгом то в одну, то в другую сторону. Отдельные выкрики бойцов, вырываясь из общего хаоса, эхом разносились по полю, одни - коротким, а другие - протяжным воплем.

Послушники максимально использовали своё небольшое преимущество - незначительный уклон позволял наносить удары сверху вниз, вкладывая в них всю силу, но врагов было очень много. Из-за спин переднего ряда щитоносцев непрестанно били длинные копья, окованные до середины железом, в то время как вражеские (с перерубленными или обломанными древками) уже давно валялись в грязи. Неистовая рубка латных пехотинцев походила на тяжёлую, изнуряющую работу деревенских дровосеков, разве что атакованные деревья не имели обыкновения отвечать ударом на удар.

Бой шёл на равных. Да, послушники, вступившие в жестокую схватку с тяжёлой пехотой бунтовщиков, были вооружены и обучены немного лучше, к тому же их вела ярость и желание отплатить за смерть товарищей, погибших в предыдущем сражении, но их было меньше. Возможно, напади они немногим ранее, пока «Стальные Бороды» не укрепились на берегу, они бы и отбросили повстанцев назад, за реку, но приказ «Выступать» запоздал, и теперь Фаланге оставалось только держаться. «Бороды» ломились вперёд и не только потому, что хотели победить: в спину их подпирали свежие пехотные тысячи, столпившиеся в воде, а за бродом нетерпеливо гарцевали рыцари.

Я отчётливо понимал: рано или поздно, Фалангу продавят и надо что-то менять. Рядом со мной, напряжённо следя за битвой, замерли пять соорденцев, исполнявших роль телохранителей и, в случае необходимости, вестовых.

- Тезка, скачи к Бадвину, - я обратился к Громыхойло. Рядом с командиром Фаланги находился связной, из числа соорденцев, однако задуманный мною маневр нельзя было передать словами. Поэтому я достал из сумки чистый лист бумаги и принялся чертить, попутно давая пояснения: - Смотри, надо сделать так... а потом так... и встать намертво!

- Рискованно, Серёга, рискованно, - гном подёргал бороду. - Мне кажется, стоит подключить лучников Матэуша или пехотинцев Садко.

- Нет, - я решительно отмёл возражения. - У городских полков своя задача, но... ты прав! Надо поторопить Гуровского, заставить его действовать, а на появление резервного полка он обязательно отреагирует.

«Ребята, передайте Садко, чтобы вывел своих бойцов в центр поля. Но в сражение не вступать. Пусть ждёт».

Нападающие давили всей мощью, однако «Фаланга Серого Мисаля» стояла насмерть. Трещали и ломались щиты, шлемы и наплечники, принимавшие удары вражеских мечей, сапоги топтали упавших, то путаясь в разорванных чужих плащах, то скользя по закованным в железо телам. Людские крики, лязг оружия и плеск воды заглушали грохот барабанов, разносясь по всей окрестности и далеко за реку.

Сигихард Бадвин не отступил ни на шаг, он не просто рубился с лезшими вперёд «Стальными Бородами», многие из которых потеряли не только свои знаменитые бармицы, но и головы, но и умудрялся приглядывать за теми, кто был слева и справа. Меч столкнулся с мечом, полетели искры, полковник рубанул своего противника по шлему, тот отклонился, голова осталась целой, но кольчужная сетка оказалась разрезанной. Вперёд выскочил здоровенный вражеский латник, громко взревев, он высоко поднял обоюдоострую секиру и с размаху обрушил её на соседа Бадвина. Все произошло настолько неожиданно, что воин не успел подставить щит и упал в грязь с раскроенной головой - его место тут же занял другой боец Фаланги.

В следующую секунду, щит Сигихарда треснул, швырнув обломки в голову одному из нападавших, полковник обмотал руку сорванным с другого плащом, та ещё защита, но на безрыбье... Кто-то счёл его лакомой добычей, но Бадвин изо всей силы ткнул наглеца мечом в живот, пробив доспех. Рядом сверкнул меч, разрубая блестящий предплечник, - сосед пришёл на помощь, и вовремя, демоны бы его побрали. Бадвин вынужден был оставить первую шеренгу, чтобы отойти в тыл, где, первым делом, взял новый щит и осмотрелся.

Послушники и латники стояли насмерть, но на смену упавшим бунтовщикам подходили новые и новые, с нетерпением ожидавшие очереди выбраться из осточертевшей реки. Сапоги вязли в ставшем ненадёжным песке, холодная вода выморозила ноги, но застрявшим посреди переправы пехотинцам оставалось лишь неистово ругаться да любоваться на плащи да спины, мающихся впереди товарищей.

Казалось, время остановилось, но усталость и численный перевес были надёжными союзниками воеводы Бориса Гуровского. Сзади раздался стук копыт. Обернувшись, Бадвин заметил мчащегося к нему во весь опор верхом на низкорослой лошадке гнома.

Какое-то время Бадвин продержал бунтовщиков на одном месте, потом начал медленно отступать. Застоявшиеся вражеские вояки радостно навалились на тех, кто был спереди, напирая по всему фронту. Затаив дыхание, я наблюдал как Фаланга медленно, намного медленнее, чем хотелось напиравшим друг на друга бунтовщикам, стала пятиться назад. Вот уже «Боевые Петухи», будто сказочные богатыри, вышли из воды на берег.

Когда полк Садко Вершины показался на поле боя, кавалерия бунтовщиков пришла в движение. Тяжело бронированные рыцари и лёгкая конница осторожно, стараясь не растоптать своих же пехотинцев, начали смещаться вправо, пытаясь пройти по краю брода, чтобы выйти на наш берег. Лошади недовольно фыркали, погружаясь всё глубже и глубже в воду, однако несли наездников к заветной цели. Цель же была очевидна - обойти Фалангу, вывести наконец-то кавалерию на оперативный простор. Для её достижения, Гуровский мог выбрать один из маршрутов: вниз по течению реки с её топкими берегами или вправо, выйдя прямо к холму. Разведка боем показала, что слева расположился полк лучников, а загонять всадников в болото прямо под вражеские болты и стрелы воевода не горел желанием. Оставался холм, за которым дежурили наши кавалеристы и тут-то у бунтовщиков был неплохой шанс прорваться.

«Ребята, - написал я в чате, - садимся на маунтов и выезжаем на холм. Аккуратно, не спеша - нечего заранее напрягать животных».

Пришло время покончить с Рокошем. Для этого надо, всего ничего, уничтожить вражескую конницу, надо загнать её в мешок. Топкие берега Руцы, ниже по течению от брода, для кавалерии непригодны, но я подстраховался и показал воеводе лучиков, дабы наверняка он туда не сунулся. Ему оставался только один путь - к холму и попытаться в честном бою одолеть наших всадников. Однако была у меня одна задумка, граничащая с безумием... Я присоединился к соорденцам, если ты задумал нечто немыслимое, покажи другим, как это делается.

Все, прочитанные мною книги по тактике и стратегии ведения войн, категорически не рекомендовали отправлять кавалерию в атаку на укреплённые позиции, холмы либо начинать конную атаку с возвышенности. Дело в том, что лошадь, спускаясь с холма, набирает приличную скорость и становится практически неуправляемой. Моя же мысль была предельно проста: если ты не можешь управлять скакуном - преврати этот недостаток в достоинство. Огромная масса кавалериста, помноженная на скорость, превращали его не во что иное как в живое ядро. Только необходимо озаботиться надёжной защитой для такого снаряда или он превратится в одноразовый.

«Строимся клином» - отдал я команду на середине подъёма.

Величественный марал по кличке Вихрь, несущий сосредоточенного Харальда, воспринял как должное, когда оказался на острие построения. Слева и справа за ним поднимались другие двуногие, друзья его хозяина, но их скакуны были не ровня могучему северному оленю. Вихрь довольно мотнул головой, когда взобрался на вершину холма, не утерпел и издал трубный рёв - марал ожидал и предвкушал битву.

Сражение шло своим чередом. Я рассчитал все до мелочей. Фаланга Серого Мисаля прекратила пятиться и замерла на одном месте, незыблемой скалой, под которой рокотал и бился прибой вражеских пехотинцев. Рыцари бунтовщиков уже выехали на берег, а за ними лезли с куда большей скоростью, чем продвигались латные всадники, лёгкие кавалеристы. Небольшой участок суши, между холмом и рекой, не позволял нормально развернуть боевые порядки, среди наездников царила неразбериха, раздавались недовольные крики. Они ещё не догадывались о том, что уже находятся в ловушке.

Рёв марала заставил обратить внимание суетящихся внизу кавалеристов на нас и послужил сигналом к атаке.

- Вперед!!! - Заорал я, превращая посох в глефу, и уже спокойнее добавил в чате:

«Щиты! Все кастуйте щиты на переднюю шеренгу».

Да, атака всадников с возвышенности неуправляема. Да, они превращаются в камикадзе, если решаются на подобный маневр. Только все это относится к обычным милишникам, а мы - монахи, которые могут не только махать копьём, но и колдовать.

Столкновение было ужасным. Сила удара была такова, что несмотря на все наложенные защитные заклинание, бойцы первой шеренги вылетели из седел, только Харальд остался верхом. Однако главная задача была выполнена - все вражеские рыцари попадали на землю и контуженные вяло шевелились в грязи, напоминая крабов в своей броне. Встать им не позволили копыта наших коней, которые в следующую секунду превратили в фарш то что должны были защищать надёжные латы.

Мы обрушились на ошалевших лёгких кавалеристов, будто соколы, пикирующие на мирно крякающих уток. Первого своего противника я заколол, второго - сбил с лошади ударом древка глефы по голове, а оказавшись в тесноте, разделил глефу на две равные части, превратил каждую в меч и принялся яростно рубиться.

Сбоку кто-то упал... Если ранен, под конскими копытами не выжить, и я послал скакуна вперёд и влево, чтоб не топтать своего. Вплотную возле меня оказался противник с трилистником на щите, даже для замаха мечом места было мало, но я не растерялся - перехватил за руку нападавшего и вздыбил лошадь, выдёргивая всадника из седла. Следующий попытался ударить меня копьём (ну не дурачок ли? в эдакой-то тесноте), я спокойно уклонился и вонзил меч ему в глотку.

Сдавленные между рекой, холмом, конницей и пехотой, вражеские кавалеристы повели себя не умнее баранов в загоне: бестолково толкались, мешая друг другу. Задние, не понимая, что творится впереди, продолжали лезть в ловушку, те, кто были в середине, не только не могли пустить коней в атаку на противника, но даже поворачивались к нему с большим трудом, а передних свои же намертво прижали к нам. Это ещё не было победой, но она уже отчётливо маячила впереди.

Наконец-то до всех лёгких кавалеристов дошло: впереди ждёт только смерть. Им не хотелось умирать, это была не их война и, развернув лошадей, всадники ломанулись назад, прямо через строй своих пехотинцев...

Находясь в гуще схватки, Сигихард Бадвин не мог видеть, что произошло, но по раздавшимся сбоку крикам понял, что мисальдер повёл в бой кавалерию. В успехе их предприятия полковник не сомневался: он не раз видел, как численный перевес из залога победы превращается в причину поражения. Атакованные бунтовщики перепугались и растерялись, но перепуганный и растерянный противник может натворить немало бед, если позволить ему прорваться. Да, часть вражеских солдат повернёт назад через многострадальную мель, кто-то влетит в болото, но те, кому отступать некуда, будут пробивать стену лбом, благо стена не столь уж и толстая.

Сейчас главное не отступать и держать линию. Хвала богам Прайма и всем Пластам Мирозданья, его люди это понимают... Ага, «Стальные Бороды» поперли со всей силы! Ничего, надолго вас не хватит, надо думать, монахи положили немало народа и остатки кавалерии отступают, выдавливая пехоту. Будь у «Бород» немногим лучше экипировка... окованные металлом копья и выкованные гномами доспехи... Фаланге бы не устоять. Это мисальдер, после каждой битвы, всю лучшую экипировку, доставшуюся ордену в качестве трофеев, передавал в Фалангу. По качеству снаряжения его бойцы могли соперничать с рыцарями, а Шиманьский снабжал пехотинцев второсортными вещами. За время боя Бадвин изрядно устал и теперь берег силы, позволяя себе бить лишь наверняка.

«Стальные Бороды» (вперемешку с «Боевыми Петухами») попытались прорваться, но длинные вражеские копья не позволяли навалиться в полную силу, а мечи и секиры противников из первой шеренги безжалостно делали своё дело. Перед латными пехотинцами лежали груды убитых, тем, кто рвался вперёд, приходилось пробираться между трупов, что обороняющимся было лишь на руку. Дело послушников - остановить, а добивать будет кавалерия. Крики сзади становились громче, мисальдер все рассчитал правильно.

Отчаявшийся латник высоко поднял меч, намереваясь достать Бадвина в длинном выпаде, но забыл о копейщиках, по-прежнему сражавшихся во второй шеренге. Окованное сталью жало вылетело из-за плеча полковника и вонзилось в грудь воина - его труп ещё больше затруднил проход. Какой-то ловкач из «Петухов» умудрился схватить древко руками, тут же его тело пробили навылет два других копья, но своей цели воин достиг, позволив сразу десяти товарищам подойти вплотную к послушникам. Усталость давала о себе знать, бойцы допускали ошибки - молодой послушник не успел поднять щит и вражеский меч опустился на его голову. Это было последнее, что заметил Сигихард Бадвин, прежде чем потерял голову от прорвавшейся наконец ярости.

Полковник бросился на противника так, словно перед ним был враг всего человечества. Образы предателя Жисько и неизвестного убийцы Катаржины слились для него в одного, которого должно уничтожить любой ценой. Бадвин мощным ударом развалил вражеский шлем вместе с черепом и набросился на новую жертву. Уцелевшие послушники восприняли рывок командира как сигнал и ринулись вперёд. Это стало последней каплей - не прошло и десяти минут, как отчаявшиеся бунтовщики один за другим стали опускать оружие. Конные монахи, атаковавшие пехотинцев с тыла, проявляли милосердие, но озверевшие послушники пленных брать избегали.

Я с сожалением выбрался из схватки, отдал мысленную команду, убирая лезвие и возвращая посоху его изначальный вид. Вражеской коннице и пехоте конец, по крайней мере, переправившимся через Козий Брод на наш берег. Но у воеводы есть ещё резервы, кроме того, часть бунтовщиков сумела уцелеть, вырвавшись из ловушки. Я вскочил на коня и, спустившись по противоположному склону, скрылся в зарослях ивняка, где расположился Хадо Пейг. Кореец в лёгких доспехах и без шлема смотрел в сторону брода, где на превращённой сотнями копыт и тысячами сапог в кисель переправе барахтались остатки элитных пехотных полков. Увидев меня, он слегка улыбнулся.

- Потому-то тулаки и предпочитают лёгкие доспехи, - смуглая рука с кольцом указала на латников, - я всегда мечтал посмотреть на знаменитые зыбучие пески Сахары. Прелестное зрелище. Однако, это - совсем не похоже на танец... скорее, какая-то маята, глиномесы в разгар работы.

- Не факт, не факт. - Я покачал головой, не соглашаясь с другом. - Есть ритуальные пляски шаманов. Они, как я слышал, совершают такие же неконтролируемые движения и называют это танцем.

- Если мы заговорили о ритуальных плясках, Сергей, то ты, как европеец, должен был вспомнить «Паому». Её танцуют на празднике сбора винограда и, согласен, чем-то движения Паомы напоминают то что изображают латники, но... весьма отдалённо. Нет, это - не танец, а борьба в грязи. Никакого изящества.

- В таком случае, Хадо, надеюсь ты преподашь бунтовщикам урок изящества и продемонстрируешь, как правильно танцевать? По-тулакски.

- Легко, - широко улыбнулся кореец. - Что от меня требуется?

- Отправляйся со своими казаками вниз по течению, форсируй реку и атакуй бунтовщиков с тыла. Хадо, я очень на вас рассчитываю. Понимаю, что вода грязная...

- Зато наши намерения чистые, - кореец громко засмеялся, демонстрируя презрение к опасности. - Куда нам отходить, когда исполним несколько тулакских пируэтов?

- Никуда. Мы тоже присоединимся к танцу.

- Прелестно... Вечеринка перестаёт быть скучной. А какой многообещающий финал - танго втроём.

- Приспешников Ксаверия Шиманьского и предателей нужно затанцевать до могилы, - свирепо бросил я. - Заслужили.

Понурив голову, Харальд не заметил, как вышел к армейскому обозу. По пятам за варваром плёлся не менее грустный Вихрь, который не понимал от чего так опечален его хозяин. Всего несколько минут назад они ломились сквозь толпу врагов, их кровь все ещё алела на могучих рогах и копытах оленя, а потом, когда все закончилось, хозяин как-то резко захандрил. Вихрь чувствовал его печаль и старался помочь, просто, быть рядом.

«Опять выжил, - билось в голове Харальда. - Опять!» После его возвращения в монастырь, был сформирован новый Дракон Чатра. Тридцать монахов, вошедшие в состав отряда, так и не успели в достаточной мере освоить новые навыки. В первом же бою все члены Дракона погибли, а он - выжил. Единственный. Опять. Да, монахи воскреснут, но вновь зацветут Лотосы Откровения, вновь будет сформирован Дракон и опять ему, Харальду, вести их в бой и смотреть как гибнут друзья... Кто следующий?

Сзади в шею ткнулось что-то мягкое и тёплое. Обернувшись варвар увидел марала и нежно потрепал верного скакуна по шее. Оказалось, что они подошли вплотную к кругу магов, которые обеспечивали защиту войска от вражеских заклинаний. Волшебники сидели на земле, в медитативных позах и столько было спокойствия на их лицах, что Харальд неожиданно захотел к ним присоединиться. Он очень долго не молился, а для чатра это непозволительно! Возможно обращение к высшим сущностям успокоит метущуюся душу и даст ответы?

На Харальда снизошло божественное умиротворение, и он поделился этой силой с магами ордена. А почему бы и нет? Ведь её было очень много.

***

Больше половины армии он погубил, но кто же знал, что проклятые монахи атакуют кавалерией не в обход, а с вершины холма! Демы всегда были сумасшедшими, но после возрождения богов стали более осторожно... только не эти.

Воевода с ненавистью взглянул на реку, ставшую могилой для тысяч отличных воинов. Ксаверий изрядно сэкономит на жалованье, хотя это вряд ли обрадует барона. Сергей Инок теперь встанет на том берегу, и будь он, Борис Корибут-Гуровский, проклят во веки веков, если удастся снова погнать армию через козью переправу на вражеские копья... да и гнать-то особо некого. Даже когда осядет песок (через час, два или полдня?), теперь численное преимущество у Серого Мисаля. Одно хорошо - через Руцу никому не перебраться, так что можно отдохнуть и зализать свои раны.

Демам, пусть они одержали верх, тоже изрядно досталось. Мисальдер бросил в бой все свои лучшие полки. Они справились, но рано или поздно даже элитные воины устают... Как бы то ни было, брод непроходим. У Сергея выбор небогатый - стоять здесь или отойти к Ринице. А дальше что? Подкреплений епископ не получит, а вот к ним вполне могут подойти свежие полки. Наверняка барон Ксаверий что-то придумает, найдёт какую-то лазейку и окажет помощь своим вассалам. Мисальдер обязан догадаться о подобном развитии событий и значит... Значит он останется здесь, а как только осядет песок, попробует развить успех и перейдёт брод.

От размышлений воеводу отвлекла странная суета и вопли в тылу. Кричали по-разному. Одни громко и слаженно, хотя что именно, было не понять, другие - зло и растерянно. Что там у них произошло, проклятье на их головы? Неужели какой-то дурак погнал к переправе стадо коз? Нашёл время! Хотя свежее мясо сегодня - это то, что нужно, чтобы поднять настроение. Мясо и пиво. По кварте на человека, как раз. Не слишком много, чтобы забыть о том, что враг рядом, но достаточно, чтобы вернуть уверенность. Шум в тылу нарастал и приближался. Нет, это не стадо, но что тогда?! От необходимости посылать нарочного Бориса Гуровского избавил всадник на обозной лошади, заоравший: «Снова! Ночные!».

Сергей Инок решил закрепить успех и бросил в бой цветочных головорезов. Поняв, кто перед ним, воевода смог рассмотреть нападающих: лохматые низкорослые лошадки, лёгкие кожаные доспехи, дикарские причёски из десятка косичек. Значит, всё-таки тулаки! Вот уж некстати! Кончено, эту свору не так уж и трудно отбросить, но то, что они успели сотворить с обозами, представить тошно. Полководец вполголоса выругался, сообщив своему коню все, что он думает о тулаках, мисальдере и его подданных, а также об их родственных связях с козами, быками и прочими копытными, и приказал развернуться лицом к новому врагу. Усталая и раздосадованная поражением пехота выстраивалась для отражения конной атаки, но степняки заявились не воевать, а танцевать.

Выжав все, что можно, из неожиданности, смяв и порубив растерявшихся и зазевавшихся лёгких стрелков, и обозников, тулаки отошли, но недалеко. Пользуясь каждым пригорком или рощицей, они носились вдоль позиций бунтовщиков, умудряясь гадить именно там, где их в данный момент ожидали меньше всего. Лёгкие, свежие лошади с удовольствием перепрыгивали опрокинутые возы и трупы своих же товарок, всадники, крича что-то оскорбительное, бросали дротики, швырялись зажжёнными факелами, стреляли из тугих луков и арбалетов, не преступая какую-то им одним ведомую черту.

- У нас проблемы, - к воеводе подошла архимаг, член Королевской Ассамблеи Магов Инурака Маричка из Травины.

- Я вижу, - не отрывая взгляд от тулаков, ответил воевода. - Госпожа Маричка, а разве вы не должны быть сейчас со своими коллегами?

Женщина тяжело вздохнула и неохотно произнесла:

- К сожалению, от меня сейчас мало зависит.

- Что произошло? - Воевода оторвал взгляд от лёгкой вражеской кавалерии и с тревогой посмотрел на волшебницу.

- У демов хорошие маги. Мы долго с ними боролись, но недавно их заклинания стали в разы мощнее. По ощущениям, они приволокли Краеугольный Камень замка и черпают энергию прямо из него либо им помогает кто-то из богов.

- От этих проклятых монахов всего можно ожидать, только я скорее поверю в то что они оставили свою обитель беззащитной, чем в помощь богов демам. Лучше скажите, сколько у нас времени?

- Час, максимум, два - больше мы не продержимся. Борис, я могла бы поставить портал и увести несколько человек, - вкрадчиво закончила волшебница.

Воевода с ненавистью посмотрел на резвящихся степняков - он понял план мисальдера. Сергей хочет заставить его отступить, чтобы спокойно перейти через брод. Однако с тулаками на хвосте, в скором времени, организованное отступление превратится в бегство! А если все это блеф? Если никакого Краеугольного Камня у демов нет, и магическая активность спадёт через полчаса? Глядя на вражескую кавалерию, Борис Гуровский думал...

Большинство повстанцев первый раз видели своих ночных недругов при свете дня, зрелище было весьма красочным, но ужасно неприятным. Тулаки с наслаждением изводили противников, и это не говоря о том, что они оставили армию без запаса стрел, ужина и сносного ночлега.

Неизвестно, сколько шуточек оставалось в запасе у разодетых в чёрное и синее всадников, ибо конец их выходкам положил Сергей Инок, начавший переправу. Гуровскому показалось, что он сходит с ума, но из прибрежного ивняка ниже злосчастного брода отошли плоты, и это были отнюдь не жалкие бревна и связанные кое-как пучки хвороста, на которых пытались перебраться пехотинцы Жисько. Крепко сколоченные и устойчивые платформы, предназначенные для перевозки скота во время высокой воды, были надёжно защищены разборными щитами, в которых проделали амбразуры для стрелков и отверстия для шестов и весел.

Ошарашенные повстанцы не могли даже сосчитать новых врагов, по мере приближения, начавших методично осыпать вражеский берег стрелами. Когда первый плот ткнулся в песок, на нем запалили какую-то гадость. К небу бодро повалил черно-желтый дым, послуживший сигналом для тулаков, которые перестали дурачиться и тремя клиньями ударили в стык между полками бунтовщиков. Защищённые лёгкими доспехами, черно-синие в ближнем бою оказались куда более сильными противниками, чем казалось. Тулакская уязвимость была таким же обманом, как надёжность мели и безопасность холма. Их изогнутые клинки с лёгкостью прорубали стальные латы, а специально обученные лошади помогали всадникам шипастыми боевыми подковами.

Повстанцы не знали, куда смотреть - вперёд или назад. Оттолкнуть плоты от пологого песчаного берега было невозможно. Нападавшие осыпали стоявших на берегу стрелами, затем с грохотом падали защитные щиты, давая дорогу тяжёлой пехоте, за спиной которой продолжали орудовать стрелки. Не прошло и часа, как пятящиеся от берега налетели на тех, кого теснили тулаки, бунтовщиков начала охватывать паника.

В небе раздался жуткий грохот; вниз устремились десятки молний и огненных шаров. Магический щит был прорван. Ужас отразился на лицах повстанцев. Ор сотен заживо сжигаемых людей ввинтился в мозг воеводы, причиняя физическую боль, и только тут он понял, что цел?!

- Бежим! - Маричка из Травины установила защитный купол, спасший их. Одной рукой волшебница тянула воеводу, а второй - указывала на окно портала.

Они ушли вдвоём: волшебница, бросившая своих коллег и учеников; воевода, предавший своих солдат и претендента на трон княжества. Так закончился Рокош в Ринице.

*Por arriba (через верх) - обвод партнерши вокруг партнера (сзади), при этом ведущая рука партнера проносится над его головой, с возвращением партнерши на место.