Суровый, громкий и негодующий женский голос вдруг раздался словно из под небес, или, вернее, с них:
— «Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь со множеством людей, чуждых добру!».
— !?
— Как, однако, хорошо и точно сказано. Истина на века! — возмущённый голос Милли прозвучал, словно приговор.
— Кто, что!? — воскликнули мы с Ригом почти одновременно и ошеломлённо, внезапно проснувшись, подскочив и ударившись о нары второго яруса, расположенных над нашими головами.
— И ещё!
— Что!?
— А то, идиоты!
— Что?!
— «Кому не ведомо всегдашнее несоответствие между тем, что человек ищет, и что находит?!», — Великая Госпожа Милли легко и изящно поднялась с холодного цементного пола, на котором дотоле задумчиво, расслаблено и небрежно сидела.
Она была одета в какую-то странную длинную хламиду, сотканную из серых толстых нитей, на голове имела белый платок, а на ногах — кожаные сандалии светло-бежевого цвета.
— О, как Вы мудры, Великая Госпожа! — поспешно и несколько подобострастно восхитился Риг.
— Это не я мудра! Это мудр один достойный муж по имени Макиавелли Николо ди Бернардо!
— Полным идиотом был твой вонючий итальяшка, безнадёжно выхолощенный духовный импотент и психопат! Ненавижу, якобы, смелых, неистовых, вечно беснующихся, истерически орущих и жалких потомков Великих Римлян! О, эти ничтожные, мелкие и смешные существа! Где стальные легионы, под пятой которых распласталась почти половина мира? Где выдающиеся полководцы, философы, поэты, мыслители и ораторы?! Куда всё это ушло и делось!? Нынешние потомки Римлян даже нормальной и качественной оргии организовать не могут! Я уж не говорю о всяком другом.
— Ну, не следует так горячиться, — мягко произнёс Риг. — Всё-таки жили-были Леонардо Да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Петрарка, ну и другие очень выдающиеся и достойные мужи.
— И когда они жили? Сотни лет назад! А что сейчас?! Кто может служить примером для нации!? Муссолини, что ли, или этот выхолощенный и скучный Антониони, или многозначительный и комплексующий Мастрояни, якобы красавец и интеллектуал с мордой шарпея?!
— Всё-таки, не горячитесь Вы так!
— А я и не горячусь. Вы еще не видели меня в состоянии самой настоящей горячки! — нервно захохотал я. — А, вообще, знаете, что более всего в жизни интересует этих смешных человечков, которые сидят на своём микроскопическом и дранном сапоге?
— О чём это Вы, какой сапог? — сразу не понял Риг.
— Ну, я об Апеннинском полуострове.
— Понятно. Вообще-то, он не так уж и мал.
— Он очень мал по сравнению с Россией. Именно с ней я всё сравниваю в этом мире!
— Так, ладно. И что же интересует более всего итальянцев!?
— Их сегодня больше всего в жизни интересуют только три вещи, — злорадно ухмыльнулся я.
— Какие? — усмехнулась Милли.
— Макароны, пицца и модели купальников в новом сезоне! Всё! В мире больше нет ничего существенного и приемлемого, помимо сего! И, вообще, со времён великого Леонардо этими существами не было создано ничего принципиально нового и гениального! Кстати, и Микеланджело был ещё тем изощрённым мошенником и плутом.
— Как так?! — изумились Риг и Милли. — А причём здесь этот великий и прославленный муж!?
— А вот так! При том! — мрачно ухмыльнулся я. — Микеланджело как-то раз зарыл в землю свою собственную скульптуру под названием «Спящий купидон», подождал, пока она там «состарится», выкопал и ловко продал под видом античной статуи одному кардиналу за 200 дукатов! Огромные деньги были по тем временам! У, аферист! Проклятые и мерзкие итальяшки! Ненавижу их, как и англо-саксов, норвежцев, финнов, прибалтов, поляков, татар, румын и особенно арабов!
— А почему в этом скорбном списке нет шведов? — усмехнулась Великая Госпожа.
— Ах, ну да! Этот момент я упустил. Эх, сколько раз мы поддавали этим якобы суровым ребятам под зад!
— А немцы?
— Ну, они, конечно же, на протяжении истории наших взаимоотношений часто и во многом были не правы, — задумался я. — Но нравится мне их дух, педантичность, трудолюбие и крайняя чистоплотность. А, вообще-то, честно говоря, я им многое прощаю из-за Великой Императрицы Екатерины Второй. Да, и в основе всех реформ Петра Первого лежат их идеи, образ жизни, мысли, достижения, ну, и одна баба, которая сыграла в судьбе нашего Царя-Основателя очень значительную роль.
— Да, вот это поток сознания! — рассмеялась Милли.
— Я не успеваю следить за его течением, Великая Госпожа, — жалобно произнёс Риг.
— А и не надо. Если следить за всеми потоками, которые струятся вокруг нас по воле этого типа, то можно свихнуться или помереть.
— Браво! Как хорошо сказано! — возбуждённо захлопал я в ладоши.
— А вообще, возвращаясь к теме итальянцев… Я считаю, что любым нациям свойственны времена взлётов и падений, как и отдельным людям, — задумчиво произнесла Милли. — Ну, вот греки, допустим. Александр Македонский. Не было в истории человечества более гениального полководца и завоевателя. Но, с тех пор прошли столетия и дети Эллады ничем не прославились, и ничего особого не совершили. Но, кто знает, кто знает… Всё-таки, за временными падениями подчас следуют неожиданные взлёты.
— Сколько же можно падать?
— До бесконечности… А потом вдруг следует воскресать и обретать новые силы и возможности!
— А что касается этого недоноска, ну, я имею в виду Макиавелли, — усмехнулся горько я. — Ему, видите ли, были приемлемы любые методы в достижении поставленных целей! Риг, послушай! «Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость!». Каково, а?! Каков пассаж! И данным типом искренне восхищается эта глупая баба!?
— Что?! Как ты смеешь так говорить о Великой Госпоже!? — Риг панически вздрогнул, покачнулся и чуть не потерял сознание от благоговейного и непередаваемого ужаса.
— Смею! Потому что ты смеешь тоже восхищаться этим расчётливым, изворотливым и распутным итальяшкой! — оскалился я. — И впредь изволь называть меня только на «вы»! Кстати, я думаю, что ты его гениальных трудов не читал, потому что чело твоё не отмечено признаками интеллекта! Собственно, какой интеллект!? Нам бы всего один грамм ума! Или, хотя бы, — пол грамма! Да пистолет с глушителем в придачу!
— Вот как!?
— Именно так!
— Вызываю тебя на поединок!
— «Вы!».
— Вызываю Вас, Воин Первой Ступени, на поединок!
— Что!? Ха, ха, ха! Ты слышал что-нибудь о камикадзе?
— Так, ребята, давайте успокоимся, — печально вздохнула Милли. — На раз-два-три полно и глубоко вдыхаем грудью, задержим дыхание, а на раз-два-три-четыре-пять медленно выдыхаем посредством живота. Или наоборот. Повторим…
— Ты кто?! Как здесь оказалась!? — вдруг раздался громкий и очень неприятный басовитый голос с соседних нар.
Его обладателем оказался огромный, жирный и обрюзгший мужик во рваной и грязной майке и трико, который тяжело спустился на пол и в недоумении замер перед Милли. Она пристально и строго посмотрела на него и осуждающе покачала головой:
— Это же надо довести себя до такого скотского состояния?! Ожирение, отдышка! С вашей печенью очень большие проблемы! Бросайте пить! Собственно, причём тут пить? Если цирроз в последней стадии, то пей, не пей. Эх, конец один…
— Извините…
— А что вас извинять? Сочувствую. Прощайте…
Мужик страшно побледнел и упал в обморок.
— Да, сейчас бы опохмелиться, — неуверенно и робко произнёс я после довольно продолжительного и скорбного молчания по почти усопшему, но не совсем, индивидууму.
— Да, не помешало бы, — прохрипел Риг.
Мы снова помолчали.
— Мечтать никому, никогда и нигде не вредно, — вдруг прогудел наш оживший сосед по несчастью и, не спуская тревожного взгляда с Милли, поднялся с пола, осторожно вернулся на свои нары. — Женщина, а, всё-таки, как вы здесь оказались?
— Я не женщина, — жёстко и печально произнесла Милли.
— А кто вы есть?
— Я — та, которая неустанно бредёт в ночи, — поморщилась Милли. — Я — её осколок! Я — квинтэссенция разочарования! Я — босоногая странница! Я — та, которой очень грустно видеть этих двух типов в Изоляторе Временного Содержания!
— Слава Богу, что мы не в тюрьме или в колонии, или в морге! — радостно, просветлённо и облегчённо воскликнул я.
— Да уж, счастье-то какое удивительное и необыкновенное привалило нам, тем, кто неизвестно что делает в этом крайне убогом и вонючем месте! — мрачно произнёс Риг.
— Известно, вполне известно, — Милли снова опустилась на пол, скрестила свои прекрасные, длинные, самые совершенные и стройные ножки в мире, и с ненавистью посмотрела на меня, отчего я вздрогнул, забеспокоился и страшно засуетился.
— Милая, ты с пола-то встань. Он же бетонный и очень холодный. А вдруг застудишь яичники?! Я мечтаю заполучить от тебя детей! Штук трёх-четырёх! Не меньше!
— Что!? — одновременно и негодующе воскликнули Милли и Риг.
— Ну, хорошо, пятерых! — обречённо воскликнул я. — Беру на себя дополнительные обязательства!
— Паяц!
— Что есть, то есть…
— Я зачем вас послала к Альтеру?! Отвечайте, Риг! — гневно произнесла Милли, резво вскочила с пола и нервно заходила по камере. — Какова была ваша миссия, уважаемый Воин Второй Ступени?!
— Всего лишь? — удивился я.
— Никак не пройду третью отборочную квалификацию, — горестно поморщился Риг. — Этот чёртов Луп меня всё время сыпет! Сволочь! Ненавижу!
— Не смей так говорить о Великом Господине! — вспыхнула Милли. — Мой брат, — это святое!
— О, простите, Великая Госпожа!
— Так, друзья мои. Давайте все успокоимся и вдумчиво обсудим сложившуюся ситуацию, — воскликнул я. — Во-первых, всё-таки нам не мешало бы опохмелиться. Кто «за»?
Все присутствующие, кроме Госпожи Милли, с готовностью и быстро подняли руки.
— Ну, что же, — большинство.
— И что дальше? — усмехнулась Милли и села на нары рядом с пузатым типом, который крайне осторожно и с большой опаской отодвинулся от неё, насколько это можно было себе позволить в столь стеснённых и крайне ограниченных условиях, пространствах и обстоятельствах.
— А что дальше… — я подошёл к девушке, задумчиво посмотрел на неё, а потом страстно произнёс. — О, моя вечная любовь! Как мало подобающих слов и искренних чувств в этом и иных Мирах! Кто в состоянии выразить, как он пылает, тот охвачен слабым огнём!
Я пал перед Милли на колени, а потом склонился ещё ниже и с невыносимой страстью стал целовать пальчики на её изящных ножках. Риг и наш пузатый товарищ по несчастью застонали от зависти и полного восторга от созерцания этого воистину эпического, обострённо эротического и крайне волнующего зрелища.
— Что здесь происходит?! — раздался злой окрик со стороны коридора. — Как ты сюда попала, шлюха?!
Сей глас принадлежал охраннику, или как он там называется. Полицейский был развязан, нагл, очевидно, слегка пьян и, конечно же, как всегда в подобных случаях, — всемогущ.
— Как ты, жалкий недоносок и подонок, смеешь так обращаться к Великой Госпоже Первого Мира!? — взвился Риг.
— Что?! Я тебе сейчас покажу недоноска! Я сейчас тебя научу правилам хорошего тона, вонючий алкаш! — заорал полицейский. — Смена, быстро и немедленно ко мне!
Перед решёткой появились трое ребят в форме и с дубинками. Взгляды их не предвещали ничего хорошего. Милли тяжело вздохнула, слегка напряглась, и… мы втроём очутились на песчано-белоснежном берегу безбрежного, бездонного и невыносимо синего океана.
— Где мы? — ошеломлённо произнёс я.
— В Полинезии, — иронично хмыкнула Милли.
— Ничего себе!
— Ну, это же твоя потаённая мечта, придурок! — возмутилась девушка. — Ах, ох! Я был в Полинезии! Я поимел всех самых жарких и сисястых аборигенок в округе! Представляете себе!?
— Но какая же Полинезия без рома и страсти?! — оживился я, задумчиво оглядываясь вокруг.
— Что!?
— То самое…
— Ладно, получай свой ром! — Милли негодующе топнула самой совершенной, миниатюрной и стройной ножкой во всех Мирах.
— Спасибо, милая, — усмехнулся я и жадно, и с огромным наслаждением припал к пузатой прохладной бутылке.
— Угощайтесь, Господин Воин Второй Ступени! — зловещим тоном обратилась девушка к моему товарищу. — Возвращаюсь к главной теме дня. Вы хоть помните, зачем я вас послала к этому типу!? Какова была цель вашего визита к нему?!
— Мне, несколько сгущая краски и преувеличивая, следовало рассказать уважаемому Альтеру во всех подробностях, как вы томитесь в беспросветных тисках и муках одиночества, не находите себе места, безнадёжно страдаете от отчаяния и полной безысходности, почти лишённая всякой надежды на светлое будущее!
— О, любовь моя! — я пал ниц на колени перед Милли. — Прости, что я заставил тебя так остро переживать нашу разлуку! Отныне я буду всегда рядом с тобой, насколько мне позволят это мои скромные силы и возможности! Я навеки твой, — самый покорный и преданный раб, а ты — моя прекрасная, всё прощающая и мудрая Госпожа!
— Ну, ну… Не следует так истово биться в показном экстазе, — вдруг мягко и нежно улыбнулась девушка, опустилась на песок, и дотронулась тонкой рукой до моего лица. — Уж я-то знаю твою натуру. Вернее, ни черта не знаю! Но Бог с нею… То, что я знаю наверняка здесь и сейчас, — ты действительно меня безумно любишь, мой Воин. Это, увы, истинная правда! Жаль, очень жаль! И слегка мне всё непонятно, странно и очень загадочно!
— Почему же, увы, вам, Госпожа, всё так непонятно, жаль и загадочно? — пробурчал Риг. — Если непонятно Вам, то понятно кому!? Хотя, конечно же, всем всё прекрасно и давно понятно!
— Что!? — воскликнула Милли.
— Да! Не ешьте меня глазами и не тешьте себя иллюзиями, Госпожа, не создавайте фантомов и каких-то призраков. Простите за дерзость, но, может быть, Вам пора стать обычной женщиной? Ну, хотя бы на время? Будьте просто влюблённой женщиной!
— Ради этого типа!? Ради этого придурка, ради смешного неудачника?!
— Ну, это Вы несколько погорячились! — возмутился Риг.
— И в чём же заключается моя горячность?
— Во всём!
— А именно?!
— А что не так в этом человеке?!
— В нём всё не так!
— Хорошо… Но он, как бы, профессор, преподаватель, интеллектуал… Что-то исследует и о результатах оных исследований даже слагает статьи и посылает их в толстые научные журналы… Не дурак, вроде бы… Образован… Мыслит и даже иногда думает… Периодически… Потенция у него довольно неплохая. По слухам… Прекрасно владеет мечом… Ну, а то, что читать и писать умеет, — это же уже хорошо!
— Ну, ты и сволочь! Когда ты предал меня, Риг?!
— Я Вас никогда не предавал и не предам, уважаемая Великая Госпожа! — с достоинством произнёс Риг. — И жизнь свою за Вас отдам! Вы же прекрасно это знаете! Но истина превыше всего! Если её нет, то, что, в таком случае, остаётся на этом свете!? Пустота и полная безнадёжность!
— Приведи мне хоть ещё один положительный аргумент в пользу этого идиота и придурка!
— Их тысяча! — рассмеялся Риг. — Вон, как он, однако, подчас, красиво изъясняется! Боец, пламенный сердцеед, истинный и могучий рыцарь без страха и упрёка!
— Извините, уважаемые господа, но, я прерву ваш крайне содержательный диалог! — возмущённо воскликнул я.
— А, вообще-то, ты кто такой, чтобы его прерывать!? — зашипела Милли.
— Я — это тот, кто пришёл!
— Что?!
— Временно оставим данную тему. Вернёмся к ней чуть позже.
— Когда?
— Тогда! Ну, как я понимаю, вы надо мною сейчас изволите издеваться!? С особым цинизмом и непереносимой жестокостью!? Какой я вам неудачник!? Чем же я, по вашему мнению, занимался в своей лаборатории последние десять лет и получал заслуженные гранты и положительные и многочисленные отзывы коллег со всего мира!? — злобно произнёс я. — Я посвятил всего себя до последней частички своей сущности моему главному труду! Труду всей жизни! Это будет прорыв! Гениальное озарение посетило меня недавно! Ждите всеобщего потрясения, прорывов и подрыва всяческих догм!
— Увы, потрясения не будет. Сочувствую. Совершенно искренне… — скорбно произнесла Милли.
— Это почему же!? — взъярился я. — Что ты понимаешь в процессах функционирования головного мозга, особенно моего, а тем более своего, глупая баба!
— Прошу не грубить и не хамить! — взвился Риг. — Моё предложение о поединке остаётся в силе! Сейчас будут доставлены два меча и начнём схватку! Кто твой секундант!?
— Успокойтесь, Риг, — устало произнесла Милли. — Какой поединок? Этот тип сделает из тебя котлету или отбивную, или бифштекс, или рагу за минуту. Вспомни о Серпенте!
— Ладно. Понятно. Но жаль…
— Так! Всем, значит, всё понятно?! Я, лично, ясности не вижу! Брожу в потёмках и плутаю в недосказанности. И не понимаю, что вы тут делаете, господа! Вернее, непонятно, что я тут делаю!?
— Вот как!? Так, значит, тебе ничего не понятно!? Ну, тогда ничего и никогда ты не поймёшь в своей жалкой жизни и впредь! Идиот, неудачник! — взорвалась Милли.
— Да, что же такое!? Всё неудачник, да неудачник! — я взорвался в ответ. — Сколько можно терпеть эти издевательства!? Я — красавец, интеллектуал, почти поэт, Воин Первой Ступени и профессор! Заведующий кафедрой и лабораторией, наконец! Да, мне пока не везёт в любви, но я чувствую, что это невезение уже подходит к концу.
— Дурак ты конченный! — прошипела Милли. — Он, видите ли, «почти поэт»! Поэтом невозможно быть «почти»! А с этой дурой, со Стеллой, я скоро разберусь!
— Великая Госпожа! Не волнуйтесь Вы так! — воскликнул в панике Риг. — Да что же здесь такое происходит!?
— Позвольте узнать, магическая гурия моей истерзанной души, любите ли вы меня? — робко и крайне несмело поинтересовался я, нерешительно подходя к девушке.
— Если честно, то нет! — громко, негодующе и крайне резко ответила Милли и злобно рассмеялась. — Пошёл ты и твой собутыльник куда подальше, в самые отдалённые края!
— Как?! Куда!? — воскликнули мы с Ригом одновременно и потрясённо. — Вроде бы, более отдалённых мест на этом свете не существует!?
— А вот так, чёртовы алкоголики, сволочи и распутники! О, как я вас всех ненавижу!
Милли гневно топнула своей чудесной и миниатюрной ножкой, нарушив девственную поверхность мелкого белоснежного песка, и с ненавистью воззрилась на меня.
— Тебе кто вчера сосал твой немощный и вонючий член под университетской кафедрой, а!? И не раз!
— Э, э, э…
— А как поживает Стелла, дура толстожопая, ментовка твоя паршивая!? Что же это она, сука подколодная, не вызволила тебя с твоим собутыльником из недавнего заточения и заключения!? А!?
— Э, э, э… Она не ментовка. Она из полиции!
— Всё равно сука!!!
— Госпожа! — попытался подать голос Риг.
— А вы, Воин, уж помолчали бы! Тот ещё пьяница, зануда и извращенец! Вам что, припомнить ваши похождения в Уругвае и в Зимбабве?! Век вам не видать Первой Ступени! Я уж с Лупом побеседую на данную тему! Ненавижу вас обоих, — вечных неудачников, полных засранцев, дураков и конченных импотентов! — Милли снова гневно топнула самой красивой и изящной в мире ножкой, а затем стремительно и успешно растворилась в воздухе.
— Но, мы же ещё с тобой ни разу… — прохрипел я за секунду до этого.
— Женщины… — поморщился Риг.
— Бабы… — печально констатировал я.
Мы с моим товарищем сначала обессилено легли на песок, обречённо посмотрели в высокое синее небо, а потом, сев друг против друга, жадно допили ром из пузатой и ещё прохладной ёмкости. Затем мы глубоко задумались каждый о своём, загрустили. Солнце припекало. Океан мирно шумел и размеренно накатывался на пустынный берег.
— Друг мой по несчастью, а что случилось в Зимбабве и в Уругвае? Как вас туда занесло? — спросил я. — Неужели вы трахали там беззащитных и беспомощных неполовозрелых аборигенок во всех мыслимых и немыслимых позах, а потом беспощадно и с жадностью, хищно чавкая, съедали их живьём?
— Уважаемый Альтер, — печально произнёс мой товарищ. — Всё было намного хуже и серьёзнее. Для вас!
— Ну, ничего себе! А что же может быть хуже и серьёзнее того, что я имел в виду!? — изумился я. — И причём тут я? Вроде бы в этих странах я ни разу не бывал? Ничего не пойму!
— Дело в том, что…
— Ну, ну!
— Я был там с…
— Ну, с кем ты был?
— Позвольте процитировать Вам одно изречение Хафиза-Шемс-Эддин-Могаммеда.
— Кто это такой? Причём тут этот турок в нашей крайне печальной, скорбной и непонятной истории?
— Он не был турком! — возмутился Риг. — Он был великим персидским поэтом! Персы и турки, — это совершенно разные народы!
— Человек не может быть разным, если он человек! — в свою очередь возмутился я. — А, вообще, какая, собственно, разница… Турки, персы, славяне, французы и японцы… Все мы дети любви.
— Не всегда!
— Что?
— А изнасилованные и проданные в рабство женщины!?
— Да, ты прав… — печально вздохнул я.
— Так вот, — разница есть во всём!
— Ладно… Ну, и что же такое интересное он изрёк, этот турок? — ухмыльнулся я.
— Он не был турком! Сколько можно повторять!?
— Хорошо, хорошо… Так что же изрёк этот турок?
— Вы невыносимы!
— А, всё-таки?
— Так вот… Сотни лет назад он произнёс одну фразу, которая мудра и бессмертна. «Чтобы обрести покой в обоих мирах, соблюдай два правила: с друзьями будь великодушным, с врагами — сдержанным!».
— В обоих мирах?
— Да, именно, — задумчиво улыбнулся Риг. — Представляете, какое необыкновенное чувство предвидения было у этого великого человека?!
— Согласен… Поразительно!
— Кстати, он наизусть знал Коран и цитировал его по приглашениям вслух! Вы помните хоть одно классическое стихотворение, целиком отложившееся в Вашем мозгу и запомненное?! Отвечайте честно!
— Нет!
— То-то и оно!
— Ах, ты, однако, молодец! Герой! Нашёл способ унизить Бойца Первой Ступени! — усмехнулся я. — Ну, а какое отношение имеет поучение этого Фафиза по поводу великодушия ко мне?
— Его звали Хафиз!
— Чёрт с ним! Какое отношение он имеет ко мне!?
— Самое прямое. Я считаю тебя своим другом, Альтер.
— Я тоже самое могу сказать в отношении тебя.
— Я хочу быть с тобою великодушным, но до конца не осознал, стоит ли это делать, — грустно произнёс Воин. — Поэтому, давай пока помолчим, отдохнём, ни о чём не думая.
— Ну, давай, — я лёг на песок, ясно и легко посмотрел в невыносимо высокое и синее небо и слегка задремал.
Риг последовал моему примеру.
— Где же мы всё-таки находимся? — через некоторое время тревожно и обеспокоено произнёс я.
— Ну, если мы действительно пребываем в Полинезии, то, насколько мне не изменяет память, в настоящее время мы лежим на пляже одного из островов Океании, в центре Тихого Океана. Примерно так.
— Ничего себе!
— А ты как хотел?!
— Я никак не хотел!
— Я тоже!
— Слушай, а как же нам отсюда выбраться?
— А зачем?
— Ну, у меня лаборатория и кафедра. Монография всё-таки не дописана. Труд почти всей жизни. Кот и аквариумные рыбки, однако. Будут скучать и хотеть жрать. Не помню, выключил ли я утюг.
— Всё суета и тлен…
— Это понятно, — я сел и стал обозревать окрестности в поиске банановых или кокосовых пальм.
— Ты знаешь, наш разговор всё-таки должен быть доведён до логического конца, — задумчиво произнёс Риг. — Будет очень неприятно мне, когда ты узнаешь всю правду из уст других людей.
— Ты о чём?
— Я как-то прочитал одно поразительное выражение, которое запомнил на всю жизнь.
— И какое же?
— «Женская ненависть, собственно, та же любовь, только переменившая направление».
— Боже, как, однако, точно и хорошо сказано! Гениально! — поразился и рассмеялся я. — Снова твой Хафиз?
— Генрих Гейне. И ещё есть у него одна умная фраза.
— Ну, ну! Загружай меня сегодня по полной программе!
— «Где кончается женщина, там начинается дурной мужчина», — Риг печально посмотрел сначала на меня, а потом на бескрайний, невыносимо синий и тяжёлый океан.
— Неплохо, — задумался я. — А к чему ты это всё ведёшь?
— К чему, к чему… К тому!
— Ничего мне не понятно, плохо соображаю. Всё какие-то намёки и загадки, — поморщился я. — Слушай, а как мы будем отсюда выбираться? Всё-таки я не уверен насчёт утюга.
— Утюг, утюг… — усмехнулся Риг. — Я-то выберусь. Уровень Воина Внешнего Мира Второй Ступени мне это позволит сделать. А вот что далее будет с тобой, мне неизвестно. Прости…
— Постой, постой! — возмутился я. — Но я же Воин Первой Ступени!? Почему я не могу отсюда смыться?
— Ты — Воин Внутреннего мира. Всего лишь.
— Так возьми меня с собой!
— Увы, силёнок у меня не хватит. Боливар не выдержит двоих.
— Так мне что, предназначено торчать на этом благословенном острове до скончания дней моих?! — возмутился я.
— Может быть, это и к лучшему, — ухмыльнулся Риг. — Какая природа! Зим и снега, а также вьюг здесь не бывает. Аборигены доброжелательны и давно уже не едят белых людей. Женщины страстны и покорны.
— Как это к лучшему!? — запаниковал я. — Требую вернуть Тело Героя на родную землю! Как же там мой проклятый утюг?
— Не беспокойся, Воин! Пока рядом с тобой находится любимая, и самое главное, любящая женщина, всё будет в порядке! Расслабься, отдохни немного. Хорошо? А утюг у тебя умный, автоматический, в случае необходимости он вполне успешно выключится.
— Бог с ним, с утюгом! А где же находится эта самая магическая и любящая женщина?
— Если её сейчас нет рядом с тобой, то это отнюдь не означает, что её нет вообще, понял?
— Понял… Слушай, осталась между нами какая-то недосказанность, недоговорённость, некая червоточина, — я задумчиво поглядел на своего товарища. — Ну, давай, колись по полной программе! Ну, хватит изгаляться, извращаться, заниматься пустым словоблудием. Настал момент истины! Что там случилось такое необыкновенное и сверх естественное в Зимбабве и в Уругвае?
— Там я провёл лучшие дни своей жизни, — мечтательно улыбнулся мой недавно обретённый друг. — Там я летал в бездонных небесах и был безумен, влюблён, наивен, страстен и очень беспечен. Я думал, что такое состояние продлится вечно. Но, увы, всё имеет свои пределы, а женщины так непостоянны в своей странной загадочности и непонятной непредсказуемости!
— О, как!? — захохотал я. — Однако, какое гениальное, мощное, оригинальное и вселенское открытие?!
— Да…
— Ну?! Выскажись до конца.
— Мне очень жаль, господин Воин Первой Ступени, но дело в том, что я до некоторых пор был… любовником Великой Госпожи Милли и безумно люблю её и сейчас, и, я думаю, что вы не осудите меня за это?!
— Что?!
— Увы. Не судите строго.
— Меч мне!!!
— А что, без меча слабо? И, вообще, кто его вам доставит в эту засранную и Богом забытую Полинезию? Каким таким это способом и образом? — ухмыльнулся Риг. — Я не вижу гонца. Ау, ау! Он может прибыть только с неба. Но, увы…
— Не судить, значит? — я сдвинулся всего на один сантиметр, но Риг был на чеку и сдвинулся назад на то же самое расстояние.
— А что же ты отступаешь, сволочь?
— Не хочу быть убитым, уважаемый Воин Первой Ступени. Всё-таки у нас разные классы, уровни подготовки, способности и навыки. Прошу ещё раз, — чуть не всплакнул Риг. — Умоляю! Ну, не судите меня строго! Ну, кто может устоять перед Несравненной, Умопомрачительной, Великой и страстно желанной всеми, Госпожой Милли!?
— Да, ты прав… — задумался я. — Такая женщина! Солнце моё негасимое! Звезда экстаза! Луна, освещающая мне путь в вечно мрачной, непреодолимой и непроходимой ночи!
— Да, уважаемый Воин, более восхитительной дамы я не встречал! — с готовностью заверил меня Риг.
— Давай обнимемся, мой друг! — я осторожно сделал шаг в сторону Ригу, но он снова довольно шустро отступил.
— Слушай, а ты подвижен и весьма быстр! — удивился я. — Странно, что ты до сих пор не удостоился звания Воина Первой Ступени!?
— Увы… Козни, завистники, сплетни, враги, всякие там интриги… — тоскливо произнёс Риг. — Этот чёртов Луп меня окончательно замучил и почти доконал! Гад, сволочь!
— Ну, не горячись ты так! Вроде бы нормальный мужик. Я с ним давеча пиво пил и раков ел, — удивился я.
— Да какой он нормальный!? — страшно возмутился Риг. — Двуличная сволочь! Шестёрка Серпента! Сатрап! Способен он только на то, чтобы кроваво подавлять мятежи и восстания!
— А из чего и по каким таким причинам проистекают и возникают эти мятежи и восстания? — осторожно поинтересовался я.
— По всякому бывает… — крайне неопределённо ответил Риг.
— Дружище, да не переживай ты так. Ну, иди ко мне! Обнимемся, забудем всё плохое!
— Не совсем я уверен в Вашей искренности, уважаемый Господин Воин Первой Ступени!
— Почему?
— Ну, какой нормальный мужик простит другого за такую даму?!
— Да, ты прав… — тяжело задумался я. — Придётся всё-таки тебя убить. С особой жестокостью… Очень жалко прощаться с только что обретённым другом, но, увы…
— Я не намерен погибать! — очень сильно обеспокоился Риг. — Категорически не согласен! И жестокости не приемлю! И быть судимым не желаю, ибо совершенно чист перед вами! Судимый судим не будет!
— Ну, а по поводу судий и твоей возможной гибели, мой друг, я изложу свою точку зрения несколько позже… Погибать, значит, не намерен? Похвальное желание! Весьма похвальное! Убитым, значит, быть не желаешь!? Не судить, значит, тебя!?
— Да, желательно…
— О, как легко можно разрешить любую проблему в этом мире! «Не суди и судимым не будешь?».
— Гениальная фраза!
— Осужу, пригвозжу, распну, четвертую, размажу и кроваво изничтожу, конченый неудачник и вонючий недоносок! Мне бы только выбраться с этого проклятого острова! И обрести меч! И мои обожаемые пистолеты! — заорал я, кипя в гневе. — Так ты, значит, сволочь, засовывал свой вялый и смердящий член в лоно моей обожаемой и любимой Богини, в самое страстное и сладкое естество женщины моей мечты!?
— Ах, как Вы изящно выражаетесь! — восхитился мой недавний друг. — Да! Засовывал я вполне эрегированный член куда надо и был несказанно счастлив. И орган мой не был вялым.
Риг вдруг поднялся над поверхностью земли, посмотрел на себя сверху вниз и почему-то печально улыбнулся.
— Ну, ну… — сделал я очередной манёвр в направлении противника, который, увы, не увенчался в отношении него никаким видимым успехом.
— Я должен тебя покинуть, мой друг.
— Я теперь тебе не друг!
Риг улыбнулся ещё раз, а потом, сожалея, но, абсолютно не раскаиваясь, пожал плечами, и, избегая моей очередной попытки убить его, растаял в воздухе, оставив меня сидеть с раскрытым ртом и с выпученными глазами на пляже какого-то очень далёкого, пустынного, загадочного, знойного и совершенно неизвестного мне острова.
Собственно, если бы он был известен и понятен, то мне стало бы от этого намного легче?