Вот тебе на! Ничего себе! Как это не умеет любить?! Моя куколка ненаглядная не умеет любить!? Такое, в принципе, невозможно и невероятно! Природа человеческая в основе своей построена именно на стремлении и умении любить. Без этого главного чувства исчезает смысл бытия, смысл всего на этом свете! Конечно, есть ещё ряд нерушимых и вечных законов нашего существования: стремление к продлению рода и забота о потомстве, инстинкт самосохранения, удовлетворение различных физиологических потребностей и так далее.
Но, во всяких случаях во главе угла, в основе всего стоит любовь, ну и ещё просто тяга к другому человеку, сопереживание ему, стремление к визуальному контакту, постоянному общению. Это называется дружбой. Она, собственно, балансирует на тонкой грани между любовью и нелюбовью, напряжением всех мыслимых и немыслимых чувств и полным равнодушием. Примерно так…
А что это я всё время говорю о человеческих чувствах? Ведь Милли вроде бы и не человек вовсе. Или человек, но из другого Мира? Если она не умеет любить, то, значит, — все его жители также не умеют этого делать? Или я неправ, и на это не способна только одна Милли? Но откуда такое умозаключение возникло у этих двух странных типов? Они что, копались в мозгах Великой Госпожи? Навряд ли… Как говорится, не тот уровень. Совсем не тот. А может быть тот?!
Вообще-то, критерием истины является практика. Аксиома из аксиом… Получается, что, скорее всего, вывод о том, что Госпожа Милли не умеет любить, сделан на основе её предыдущих взаимоотношений с различными мужчинами. Ну, не любила она ещё никого в своей жизни! Не любила, чёрт возьми! Не случалось встретить достойных индивидуумов. Бывает… Не любила, и всё! Но маловероятно. Быть такого не может! Однако, вроде бы, может быть. Так? Или не так? Короче, запутался я. Ничего не пойму. Мне следует расслабиться. Сегодня вроде бы суббота. Даже если я переборщу с выпивкой, то завтра спокойно отдохну, приду в норму.
Я полной грудью вдохнул слегка морозный и чуть-чуть влажный воздух декабря, посмотрел на тяжёлое и серое небо, огляделся вокруг. Улицы были пусты, безлюдны, печальны и унылы. Народ или ещё спал, или только просыпался, или завтракал, или с удовольствием, лениво и, не спеша, трахался, или, уже, или до сих пор с упоением сидел за компьютерами или просто перед только что включёнными телевизорами.
— Молодой человек! А не подскажите, где здесь можно перекусить? — раздался вдруг позади меня звонкий женский голос.
— Ну, какой же я молодой?! — раздражённо произнёс я, медленно оглянулся и восхитился.
Передо мною стояла женщина довольно приятной наружности. На вид лет тридцати пяти. Одета в кожаную куртку и синие, слегка потёртые, джинсы. Брюнетка. Довольно симпатичная. Несколько полноватая, вернее, плотноватая, но ноги стройные и достаточно длинные, хорошо выражена талия. Плечи в меру широкие. Люблю такие. Глаза серые, прищуренные, ироничные, смеющиеся. Лёгкие, почти невидные морщинки вокруг них. Грудь большая и на первый взгляд довольно упругая. В фигуре ничего лишнего. Всё сбалансировано. Классика есть классика. Женщина чем-то напоминала мне Стеллу, которая будет такой лет через пять-семь.
— Вы знаете, сам нахожусь в тяжёлых раздумьях по этому поводу, — весело ответил я. — Есть здесь неподалёку моё любимое и довольно приличное заведение, но, увы, оно пока закрыто. Ночной клуб, однако… Имеется ещё одно неплохое кафе, также сравнительно неподалёку, но вход мне туда по некоторым причинам заказан. Ах, какие там креветки, а какое там пиво! Жаль, жаль. Очень и очень жаль…
— А почему вход туда вам заказан?
— Ну, повеселился я там недавно с одним своим негаданным и неожиданным приятелем по полной программе… — поморщился я.
— Ясно…
— Но ничего! У меня есть идея!
— Какая?
— А не желаете ли посетить мою скромную обитель, которая находится вон в том доме на третьем этаже?
— Что?!
— Не беспокойтесь, — иронично усмехнулся я. — Я не маньяк, не насильник, не душитель одиноких женщин, не извращенец какой-то, тем более, не убийца. Вообще-то, я доктор наук, профессор и преподаватель. Вот моя визитка. Держите. Ознакомьтесь.
— Очень приятно познакомиться, — женщина задумчиво и оценивающе посмотрела на меня.
— А вы кто, а вы как здесь очутились?
— А я вот случайно и совершенно непреднамеренно и проездом оказалась в вашем городе, — досадливо улыбнулась женщина. — Хотите верьте, хотите нет, но обокрали меня на вокзале. Похитили сумку, а там было всё: и паспорт, и кредитка, и деньги, и билет, и мобильный телефон. Хорошо хоть пара тысяч рублей завалялась случайно в кармане куртки. Ну, и кольцо не дешёвое имею на пальце, да и серёжки с бриллиантами в ушах. Вот, собственно, и всё моё состояние на сегодняшний день.
— Да, крайне печальная история… Вообще-то, не следует хранить всё в одном месте одновременно!
— Как хорошо, однако, вовремя и тонко подмечено… — грустно усмехнулась Рита. — Увы, я только теперь осознала эту великую истину вот здесь и сейчас! А, вообще, вы — зануда!
— Не понял!?
— Многие простые истины не понятны нам! Эх, профессор!
— Вернёмся к теме сумки…
— О, Боже!
— Сумка всё-время балансирует на грани бытия и небытия. На тонкой линии принадлежности и лишения этой ипостаси… — улыбнулся я. — То она ваша, то она ничья, или принадлежит кому-то иному.
— О, как заумно и многозначительно! Но, возможно, вы и правы…
— Но, кольцо и серёжки всё-таки дают шанс на ваше спасение, — улыбнулся я. — Лучше иметь хоть что-то, чем ничего. Ну-ка, снимайте их с себя!
— Что!?
— Немедленно!
— Что!?
— А как вы хотели?! За всё приходится платить!
— Согласна…
— Да шучу я! Расслабьтесь! А вы заявили в полицию о краже?
— Конечно, но чувствую, что в ближайшее время толку не будет никакого. А самое главное, что я не могу без паспорта сесть ни в автобус, ни в поезд, ни, тем более, в самолёт!
— Получите справку из полиции. Они подтвердят вашу личность. Слава Богу, на дворе век передовых технологий и компьютеров. И, вообще, можно же созвониться с родственниками, друзьями и знакомыми. Хотя бы с полицейского телефона или с моего.
— Да, вы правы. Так и сделаю.
— Ну и прекрасно, — улыбнулся я. — А как вас зовут?
— Рита.
— Что!? — воскликнул я.
— Что «что»?! — воскликнула в ответ Рита.
— «Риту» в переводе с латинского, — «Обряд?!», — напрягся я и слегка запаниковал.
— Возможно, не знаю, — улыбнулась Рита. — А почему вы так обеспокоились? Вам не нравится моё имя?
— Да нет, нравится, но как-то всё странно, неожиданно и резко переходит из одного в другое.
— Что странно?
— Да так, ничего, — тряхнул я головой.
— А вас как зовут?
— Имя у меня очень необычное, — усмехнулся я.
— И какое же?
— Альтер.
— Да, действительно… — напряглась Рита. — Это немецкое имя? Или скандинавское?
— А почему у вас возникли такие ассоциации по его поводу?
— Альтер, Альтер… — задумалась Рита. — Звучит как-то жёстко, рублено, чеканно, несколько грубо. Извините…
— Рим. Латынь. Альтер — «Другой».
— Ах, вот как! Теперь мне всё понятно.
— Что вам понятно?
— Вы действительно несколько иной, вернее, другой.
— И на основе чего возникли у вас такие предположения в отношении меня? — снова обеспокоился я.
— Не знаю. Интуиция. Тайные движения души. Волны какие-то…
— Ох, уж эти волны! — усмехнулся я. — Ладно. Так как насчёт моего предложения посетить мой дом и постоловаться у меня? Обещаю, что домогаться, рвать одежду, выворачивать руки, целовать взасос, и насильно тащить в постель не буду ни в коем случае!
— Ну, а почему бы и нет? Я не против! — вдруг игриво и весело заявила Рита, а потом звонко рассмеялась. — Шучу, шучу!
— А я уж приготовился к немедленным домогательствам, — засмеялся я. — Нельзя так шутить над старым и больным человеком!
— Это вы-то старый и больной!?
— Я тоже шучу, — смутился я и сменил тему разговора. — У меня есть всё, что пожелает ваша душа!
— Так уж и всё?
— Всё! — уверенно заявил я.
— И даже шампанское «Мадам Клико»?
— Даже оно, — усмехнулся я. — Но предлагаю попробовать хорошего коньяка десятилетней выдержки, да закусить его икорочкой. Погода, знаете ли, увы, не располагает к принятию шампанского, каким-либо изысканным оно не было. Но любое шампанское всегда к вашим услугам!
— Ничего себе! Вот это да!
— Так шампанское или коньяк?
— Конечно же, коньяк! С удовольствием последую вашему совету! — чисто и звонко рассмеялась Рита.
Вдруг у меня в голове раздался лёгкий щелчок и я услышал голос Фума.
— «Величайший Господин! Порядок наведён. Стол накрыт. Мы можем быть свободны?».
— Да!
— Что? — спросила Рита.
— Да! Всё-таки как хорошо жить на этом свете! — я поднял голову к тусклому и мрачному небу. — Непредсказуемость событий и резкие повороты в судьбе даруют нам подчас самые яркие впечатления в веренице грядущих и неожиданных событий бытия.
— Как образно! Я согласна…
Через несколько минут мы уже входили в мою квартиру.
— О, как тепло и уютно! — весело, ясно и облегчённо засмеялась Рита, небрежно сбрасывая куртку, которую я молниеносно подхватил. — О, какой шикарный стол!
Да, стол был накрыт по высшему разряду. На нём присутствовал коньяк в хрустальном графине. Мелко нарезанный лимон лежал на маленькой тарелке. Оливки с анчоусами. Всевозможные овощи и фрукты. Соления и маринады. Балык. Буженина. Сало с тремя или четырьмя мясными прослойками. Слегка дымящаяся белоснежная картошка. Шашлык с духом барана. Бутерброды с чёрной и красной икрой. И главное! На большой тарелке лежали четыре куска отрубного хлеба, густо намазанные кабачковой и баклажанной икрой! О, чудо из чудес! Обожаю! Немею! Изнемогаю! Спасибо, Белл и Фум! Этого я вам никогда не забуду, и в случае чего выручу и отблагодарю по полной программе! Спасибо!
— «Не за что, Величайший Господин, всегда к Вашим услугам!», — раздался в моей голове весёлый голос Фума. — «Умоляю, только не переборщите с Ритой! Великая Госпожа Милли Вам не простит и отомстит!».
— «Надоело!», — мысленно возопил я, — «Любить, так любить! Жить, так жить! Сколько можно испытывать моё терпение!? Пошла куда подальше эта чёртова сука!!!».
— «Величайший Господин!!!».
— «Пошёл туда же, куда я послал эту суку!».
— «Господин?!».
— «Извини. Нервы. Эти чёртовы нервы!».
— «Ничего, ничего, бывает…».
— Боже мой! — между тем изумилась и поразилась Рита. — Это всё богатство и разнообразие откуда!? А где же женщина, ответственная за такое изумительное изобилие!?
— Никакой женщины у меня нет. Увы… — усмехнулся я. — Но домохозяйка ушла пять минут назад.
— Понятно, но не совсем…
— А чего тут понимать? — весело произнёс я. — Прошу за стол! Картошка и шашлык стынут, однако. Для начала предлагаю выпить вот этого очень неплохого коньяка. С мороза он пойдёт на ура!
— Согласна.
— За встречу.
— За неожиданную встречу.
— За любовь!
— За любовь!
— Ну, что, попробуем картошку и шашлык?
— Да чёрт с ними! — Рита поспешно освободилась от одежды и вдруг неожиданно прильнула ко мне. — Чёрт с ним, с этим глупым и суетным миром! Мне всё надоело!
— Успокойся! Мир вовсе не глуп и не суетен.
— А зачем он существует?!
— Ну, затем, чтобы просто существовать.
— И всё-таки, зачем?
— Смысл есть, но он пока непонятен нам.
— Эх! Мне надоела моя жизнь и я сама себе! — воскликнула женщина. — Мне надоело просыпаться одной в холодной постели, а тем более, засыпать в ней, безнадёжно запутанной не в простыне, а в мыслях, чувствах и в совершенно глупых эмоциях! Понимаешь?!
— Понимаю…
— Мне нужен мужчина, суть которого заключается не в череде пьяных вечеринок с пьяными поцелуями! — воскликнула Рита. — Мне не нужно случайных, безумных, не приносящих удовлетворения, половых актов! Смысл и суть заключаются совершенно в другом! Совершенно в ином! Я хочу настоящей любви, тяги и всё поглощающего желания! Я хочу жажды обладания, страсти, обожания, непонятных сомнений, безумных и вполне осуществимых стремлений, взаимопонимания, экстаза, шарма, взлётов и падений! Понимаешь!? Я жажду любви! Понимаешь?!
— Да, милая…
— Я хочу метать утюги, ножи, кофеварки и кастрюли в самого любимого мужчину на этом свете! Понимаешь!?
— Да…
— Он, если любит меня, то всё простит и всё поймёт! Я жажду близости, сердоболия, сочувствия, прощающего понимания, и всего остального! Я всего лишь этого хочу, и ничего более! Не надо мне всякого этакого, и чего-либо исключительного и необычного! — Рита вдруг сделала глубокий глоток из графина с коньяком, потом ещё один. — Я хочу любви! Всего лишь только любви! И ничего более! Клянусь!
— Понимаю, милая, понимаю, — грустно и обречённо произнёс я, укладывая Риту на диван и накрывая её пледом. — Ничего, ничего, всё образуется. Ты устала с дороги, поспи немного, успокойся. Всё наладится. Всё будет хорошо. Поспи, моё солнышко.
— «Моё солнышко, значит!?», — вдруг раздался в моей голове истерический голос Милли.
— «Да, именно так», — усмехнулся я.
— «Сволочь, подлец, мерзавец! Уничтожу, в пыль сотру и размажу по поверхности Миров!!!».
— «Звезда моя…».
— «Я не твоя звезда!!!».
— «Хорошо, моя любимая королевна…».
— «Я не твоя! И не королевна!».
— «Успокойся. Ну, не моя, так не моя», — усмехнулся я. — «Хотя, я подозреваю, что всё-таки, — моя!».
— «Заткнись, гад!».
— «Девочка моя…».
— «Я не твоя девочка!!!».
— «Да что же это такое происходит?!», — возмутился я. — «Если ты не моя девочка, то чья же?!».
— «Ничья!!!».
— «Да, кое-какие последние слухи находят своё закономерное подтверждение. Увы… Очень жаль», — пригорюнился я.
— «Что за слухи!? Что за сплетни!?».
— «Ну…».
— «Говори, мерзавец!».
— «А почему это ты не читаешь мои мысли?!», — удивился я.
— «Если ты, сволочь, стал Величайшим Господином, то как я могу читать твои убогие мысли!?».
— «О, как!? Интересно! Очень интересно!», — оживился я.
— «Да, вот так!».
— «Девочка моя…».
— «Я не твоя девочка!!!».
— «Хорошо, хорошо! Девочка ты чужая и неприкаянная…».
— «Я не чужая и вполне прикаянная!».
— «Хорошо, хорошо… Как там розы и газоны?».
— «Какие розы и газоны?! При чём тут розы и газоны!?».
— «Ну, а как там поживает моя самая любимая лютня на свете? Кстати, почему не гитара или не скрипка?», — ехидно усмехнулся я.
— «Ах, ты сволочь! Ах, ты, иезуит! Гад, подлец, урод!», — взорвалась Милли. — «Ну, я тебе покажу кузькину мать! И всем твоим доносчикам и убогим приспешникам воздастся по полной программе!».
— «Холодная война, вообще-то, закончилась. Совершенно необязательно стучать башмаком по трибуне ООН».
— «Холодная война не заканчивается никогда! Она вечна, как этот и другие Миры!», — завопила Милли. — «Она для тебя индивидуально только начинается, сволочь!».
— «Пупсик мой…».
— «Я не твой пупсик!».
— «А чей?».
— «Да ничей, идиот!».
— «Ходят слухи, что ты не умеешь…».
— «Гад! Разорву и разотру твои останки безжалостно, беспощадно и с огромным удовольствием!».
— «Солнышко моё незакатное…».
— «Я не солнышко! И не твоё!».
— «А чьё?».
— «Я ничья!» — взорвалась Милли. — «Я сама по себе! Сколько можно повторять эту очевидную и святую истину!?».
— «Но женщина не может быть ничьей!».
— «Почему?».
— «Любое существо всегда должно быть чьим-то», — усмехнулся я. — «То мы принадлежим нашим любимым, то детям, то родителям, то Родине, а то, и скорее всего, Богу».
— «Очень заумно и крайне глубокомысленно!».
— «Да, у тебя, моя бедная и любимая девочка, очень большие проблемы в сфере психо-эмоционального состояния. Напряжение разума, однако… Сознание совершенно стихийно плывёт и неимоверно отдаляется от тела. А что намного опаснее, и, именно в этом заключается самое главное, перенапряжение происходит в сфере чувств, которые остались безо всякого контроля», — печально констатировал я.
— «Что ты несёшь?!».
— «Тебе, моя зазноба ненаглядная, нужен очень способный и квалифицированный психолог», — скорбно произнёс я. — «Я, кстати, доктор наук и профессор. Рекомендую… Оплата услуг будет минимальная, а помощь оказана максимальная. Гарантирую».
— «Бездарь, неудачник, тупой подлец!!! Пошёл ты куда подальше!!! Какая я тебе зазноба!?».
— «Ну, каждая женщина должна быть чьей-либо зазнобой!», — усмехнулся я. — «А иначе теряется суть и пропадает весь смысл!».
— «Сволочь!!!».
— «Ты повторяешься, как и миллионы женщин до тебя, и будут они бессмысленно повторяться бесконечно после тебя», — тяжело и печально вздохнул я.
— «Что!?».
— «Да, увы… И будут повторяться и эклектично дёргаться они бесконечно и в страшном исступлении. После тебя это будет продолжаться сотни лет, как и до тебя. И суждено всему возвращаться на круги своя, увы, тысячи раз повторяться и повторяться…», — усмехнулся я.
— «Гад!».
— «Вы все такие смешные и жалкие… Суетитесь бездарно и обречённо на ладони Бога. И не понимаете вы, что отнюдь не паркет в Версале, в Петродворце, в Прадо или в Монте-Карло находится под вами, а именно искомая ладонь создателя греет ваши тощие жопы! Дуры! Как же вы все мне надоели, — убогие и тупые суки!», — вздохнул я.
— «Что ты несёшь!? Гад! Я ненавижу тебя! И, вообще, жопа у меня отнюдь не тощая! А у кого же они толстые?! Ну-ка, поведай эту страшную и сокровенную тайну, негодяй!».
— «Ну, это понятно, что толстое и тощее всегда, увы, соседствует рядом и подчас переходит одно в другое», — усмехнулся я, уходя от темы. — «Толстые, тощие… Бывает всякое. Извини. Вывих сознания, непонятная концентрация чувств и переживаний на пустом месте. Погорячился… Прошу прощения. Твоя жопа великолепна и совершенна, моя ненаглядная и самая любимая девочка!».
— «Я не твоя девочка! И не ненаглядная!».
— «Хорошо, хорошо, моя самая наглядная Принцесса!».
— «Боже, какой урод!».
— «Да, что есть, то есть», — криво усмехнулся я.
— «Гад!».
— «Но, ты же меня всё-таки, вроде бы, любишь!?».
— «Что за переход сознания из одного в другое измерение!? Вроде бы совсем недавно речь шла о жопах!? Причём тут любовь?!».
— «Сознание, на то и сознание, чтобы иногда блуждать стихийно чёрте где и чёрти как, и незаметно, совершенно внезапно и спонтанно трансформироваться в любовь!».
— «Ты так считаешь?!».
— «Конечно. Полностью в этом уверен».
— «Гад!».
— «Ты повторяешься. Так ты меня любишь, детка моя!?».
— «Не называй меня так, сволочь!».
— «Ты бесконечно и глупо повторяешься. Мне это уже надоело».
— «Хорошо, достал! Гад!».
— «Боже, ну сколько можно!? Ну, и?».
— «Безумно люблю тебя, идиота!!!».
— «Странно. По моим сведениям…».
— «Засунь в жопу свои сведения!!!».
— «Снова жопа!», — вздохнул я. — «Ну, зачем же вся эта комедия? Почему всё так сложно, непонятно и запутанно? И, вообще, почему ты так груба, резка и вульгарна?», — поморщился я.
— «Потому что я в отчаянии!».
— «Что!?».
— «То самое!».
— «Успокойся, детка».
— «Я тебе не детка!!!».
— «Милая. Ну, подойди ко мне, положи руку на плечо, поцелуй нежно и страстно, и скажи всего несколько слов: «Я безумно люблю тебя, дорогой мой, единственный и самый желанный мужчина в этом долбанном, сером и скучном мире!».
— «Не так всё просто! О, паяц!».
— «Ну, причём тут паяц? Я ничего не понимаю, дорогая, милая моя девочка», — поморщился я. — «Почему всё-таки всё так сложно?».
— «Потому что! И не милая я тебе! И сто тысяч лет уже не девочка! Ха, ха, ха!», — гортанно и злобно рассмеялась Милли.
— «Господи! Ну, что за испытание посылаешь мне ты!? Бред какой-то! Маразм! Зачем всё так бездарно усложнять!?», — снова поморщился я и посмотрел в потолок.
— «Без комедий не бывает трагедий!!! Это закон бытия!», — истерично воскликнула Милли.
— «Да что же это такое происходит?!», — искренне возмутился я. — «Всё, надоела! Хватит!».
— «Гад!».
— «Ну, сколько можно!?».
— «Гад!».
— «Пошла ты куда подальше со своей глупой и бездарной многозначительностью!», — взорвался я. — «Рыжая, тощая и тупая кобыла! Достала, надоела! Это я теперь разорву тебя и разотру в порошок! Сгинь, дура! Ведьма, сука, полоумная истеричка! Ненавижу!».
— «Это я, Великая Госпожа, — кобыла!?».
— «Да! Сгинь, сука!».
В моём мозгу вдруг воцарилась благостная тишина. Ну, и слава Богу. Ну, и хорошо. Тишина, — самая желанная и преданная любовница Господина под именем Покой… Ну, и быть сему отныне. Но надолго ли выпал мне этот сладкий жребий, спустившийся внезапно с небес или непонятно откуда?