Мы с Аристархом задумчиво сидели в очередном кафе на аккуратной речной набережной и с удовольствием, но печально созерцали небо и быстро текущую мимо нас тяжёлую, тёмную, томную и весьма мутную воду, которая пребывала в том странном и неподдающемся описанию состоянии, в коем пребывали в данный момент и мы сами.

Вода сначала медленно и неторопливо стекала с высившихся на горизонте могучих гор. С очень и очень далёких, почти нереальных, сияющих заснеженными вершинами. А потом сравнительно спокойное течение превращалось в бурный поток, затапливающий всё вокруг. Я с тоскою посмотрел на горы Эх, взобраться бы на них и взглянуть на мир свысока. Но, увы, сил не хватит…

— Да, всё-таки, вода с гор не бывает такой, которая струится по бескрайным русским равнинам и происходит из всяких там ничтожных ручейков, — сделал я ценное и крайне умное замечание и глубоко вдохнул прохладный и ароматный воздух.

— Вода с гор и с равнин — это, как женщины двух типов, — вздохнул в ответ Аристарх.

— К чему такие ассоциации? — удивился я.

— Ну, одни женщины — страстные, яростные, мечущиеся и бешенные в своих желаниях и в потаённых и непотаённых порывах, а другие скучные, фригидные, томные, неинтересные, сонные и ленивые. Никаких порывов у них нет, потому что не ощущают они ни в чём смысла и интереса. Так, текут, как фекалии в канализации, или как расползается неторопливо блевотина по грязному полу.

— Ну, ты и выдал!

— Да, выдал! Ну и что?

— Да, я в принципе с тобой согласен. Но…

— Что «но»?

— Как ты считаешь, кто лучше? — тяжело вздохнул я. — Неторопливые, вялые, заторможенные и спокойные сучки, подобные черепахам, или темпераментные, страстные, истеричные и горячие женщины, лихо метающие в нас всякие там утюги и кастрюли?

— Сложная дилемма. Неизвестно, кто лучше, а кто хуже. Я затрудняюсь ответить. Но дырки у всех одни.

— Согласен.

— То-то и оно!

— Выпьем?

— Выпьем.

— За любимых женщин!

— За них!

— Слушай, дружище, давай отвлечёмся. Хочешь, почитаю я тебе стихи? — спросил я.

— Да кому они нужны, твои или не твои стихи!? Ты же сам давеча об этом заявлял. Я отнюдь не сноб, и не эстет, и не поклонник поэзии. Мы же это недавно выяснили. Ты посмотри на мою мерзкую рожу! Она, что, отмечена печатью интеллекта, и я произвожу впечатление гурмана от искусства?

— О, как ты самокритичен! Мало ли о чём я заявляю или заявлял, — ухмыльнулся я. — Хочу тебя обрадовать! Очень обнадёживающая новость ждёт тебя.

— И какой повод у меня появился для радости? — подозрительно спросил Аристарх.

— Сообщаю, что кое-какие намёки на определённый интеллект у тебя всё-таки имеются, — вздохнул я. — Признаю данный факт после тщательного анализа твоей личности. Не всё ещё потеряно безвозвратно в твоей жизни. Какого хрена я с тобою бы общался в ином случае? Крепись и держись! Поднимай силу духа! Развевай интеллект и всё будет хорошо. Почитай что-либо, ну, например мои романы. Почитай классику.

— А что?

— Рекомендую Антона Павловича, нашего, Чехова. «Палата номер шесть или семь», точно не помню. Именно данное произведение для нас обоих сегодня особо актуально.

— Зачем мне это?

— Ну, надо же хоть что-то прочитать за тысячу лет. Быть дебилом — это конечно очень легко и удобно, но рискни стать интеллектуалом.

— Спасибо, друг, за оценку моей личности!

— Не за что.

— Ну, ты и сволочь!

— Ладно, не обижайся, послушай лучше одно стихотворение, прошу, — я выпил рюмку водки и закусил её весьма неплохим шашлыком. — Мне, в связи с некоторыми обстоятельствами, сейчас многое позволено и простительно, даже то, что я действую подчас тебе на нервы.

— Хорошо. Понимаю. Валяй…

«Холодный дождь смывает сон стекла. Скулит щенком бездомный ветер-странник. Я жду тебя, счастливейший избранник Чьё сердце ты так нежно рассекла. В углах притихших дремлет полумрак. Камин поленья ест неторопливо, Огонь свечей трепещет суетливо, Кряхтит устало вымокший чердак. И, растворяясь в сонной тишине, Я забываю все свои заботы, Друзей, врагов и тяготы работы. Я всё отдам за миг наедине. Когда ты в дом войдёшь неторопливо, И грусть мою развеешь молчаливо…».

— Неплохо, неплохо, — удивлённо буркнул Аристарх. — Очень неплохо. Чьи стихи?

— Неважно…

— Ну, неважно, значит неважно. Но стихи, несомненно, неплохие. Подозреваю, что принадлежат они твоему перу. Могу смело заверить тебя, что ты не графоман. Да, не ожидал от тебя такого. А ещё что-нибудь мне почитаешь?

— Ну, ты же, вроде бы, не любитель поэзии?

— Не любитель, но я её, заразу, всё-таки, люблю!

— Странное и довольно неожиданное заявление, — удивился я.

— Всё неожиданное странно, и наоборот.

— Согласен, друг мой, — тоскливо произнёс я. — Писательство — это так непредсказуемо и сложно. Боюсь тебя каким-либо своим очередным творением разочаровать. Нахожусь в сомнениях.

— Ну, этот постулат понятен даже мне. Сомнения и только они лежат в основе всего сущего!

— Это ясно, но всё-таки боюсь познать горечь разочарования. Суть во вкусах, а они такие разные и крайне индивидуальные. Ну, всем же давным-давно понятно, что спорить о вкусах — это самое глупое и никчёмное занятие на земле.

— Да…

— Ладно, прочитаю я тебе ещё одно моё творение, а потом подуем о жизни и о судьбе.

— Хорошо.

— Слушай.

— Внимательно слушаю.

«Я забыл, что есть на свете Слава, почести и званья. Утонул я в этом лете И забыл про расставанья. Я постиг величье неба. Окунулся в звуки леса. Целовал колосья хлеба, И во снах летал без веса. Понял я, что всё конечно, Что любовь пройдёт незримо. Звёзд костры горят не вечно И душа неразделима…».

— Чёрт возьми! Всегда завидовал творческим натурам! — всплакнул Аристарх. — Я, увы, бездарен!

— Э, э, э… Не огорчайся так. Все мы в чём-то можем показать себя и даже преуспеть.

— Может быть, может быть…

— Давай вернёмся к истокам, к основам разговора, к нашей главной теме, — осторожно произнёс я.

— Ты о чём?

— А как звали твою несчастную, безумную, перебравшую алкоголя и в связи с этим безвременно погибшую жену, которая так бездарно, скоротечно и скорбно покончила жизнь самоубийством?

— Постановка вопроса мне нравится! Но, честно говоря, как её звали, самоубийцу, изменницу и конченную шлюху, почему-то не помню, — после пяти минутной паузы потрясённо произнёс Аристарх и удивлённо посмотрел на меня.

— Так… — напрягся я. — А как звали твоего лучшего друга, соратника и бывшего компаньона, с которым твоя жена переспала?

— Не помню, хоть убей, — надолго задумался, а потом весьма угрюмо и недоумённо произнёс Аристарх и заглотнул рюмку водки.

— Ты же в прошлый раз мне называл его имя, — удивлённо молвил я. — Оно очень редкое.

— Не помню, хоть убей! — так же удивлённо ответил Аристарх.

— Так, так… Ты, главное, не волнуйся. Сейчас мы всё выясним, осознаем и познаем. Спокойствие! Только спокойствие! Вот в чём заключается сокровенная суть человеческого бытия!

— Я совершенно спокоен, — Аристарх выпил ещё одну рюмку.

— Это хорошо…

— Да, странно. Очень странно. Почему я не могу вспомнить фамилию или имя моего бывшего друга, — Аристарх страшно напрягся, сначала покраснел, а потом вдруг побледнел, а потом снова покраснел.

— Спокойно!

— Очень странно! Ничего не пойму! Ничего не помню! Как глупо! Что происходит!? — на лбу у моего приятеля появилась весьма обильная испарина.

— Успокойся. Бывает. Всякое бывает, — я торопливо разлил по рюмкам довольно неплохую водку, извлечённую из холодильника, в которой главным достоинством являлся холод, ликвидирующий все её иные многочисленные недостатки.

— Очень странно!

— Ничего, ничего… Едем спокойно дальше.

— В какие края и куда?

— В те, в которых мы ещё не бывали.

— Согласен…

— Аристарх, скажи-ка мне…

— Что? Кто?! Ты это о ком?! Что за бред!?

— В смысле?

— Я не Аристарх! Что за глупое и абсолютно чужеродное имя?! — внезапно воскликнул бывший Аристарх и снова страшно напрягся, а потом очень сильно побледнел и почти окаменел.

— О, как!

— Именно так!

— А как тебя зовут в действительности? — осторожно спросил и в свою очередь напрягся я.

— Чёрт его знает…

— Ну, чёрт знает всё и обо всех, пока ему это позволяет Господь Бог! Так что не следует чертыхаться по малейшему поводу, ибо, чертыхаясь, мы тревожим самого Творца!

— Да, ты прав.

— Так, так, так… — выпил я ещё одну рюмку. — Аристархом, говоришь, тебя не зовут?

— Говорю. Я не он! Это точно! Нонсенс какой-то!

— Ну, и кто же ты такой на самом деле?! Сосредоточься! Сконцентрируйся! Возьми себя в руки!

— Я — Иван! — потрясённо воскликнул бывший Аристарх после сильного напряжения ума.

— Вот это да!

— Да! Меня зовут Иваном! Простое русское имя.

— Извини, но давеча и минуту назад ты мне признался в том, что ты, вроде бы всё-таки еврей!?

— Прикололся, ошибся. А, вообще-то, Иван — это вроде бы древнееврейское имя.

— Понятно…

— Что тебе может быть понятно, если мне ничего не понятно!?

— Да, да, я согласен… — поспешно произнёс я. — С этой проклятой и треклятой ведьмой ничего не понятно и запутаешься, и заплутаешь, бредя всего лишь по одной единственной тропинке бытия!

— Что за ведьма? Откуда она взялась?

— Да, есть одна такая… Сука! — досадливо клацнул я зубами. — Морочит голову и мне и тебе! Создаёт иллюзии. Гипноз, очевидно, или что-то в этом роде, но более мощное. Обоих нас разводит расчетливо, целенаправленно и одновременно! И, очевидно, и возможно ещё кого-то.

— Ты о Наталье? О моей, якобы, тёще?

— Да. Но что происходит?! — забеспокоился я. — Снова это слово — «якобы»! Да что же это такое! Ну, вы оба меня достали этим «якобы»!

— Но её, тёщи моей, вообще-то не существует, и не существовало на самом деле. Её придумал я и внушил тебе определённые иллюзии, — как-то странно усмехнулся Аристарх-Иван. — Никакой у меня тёщи по имени Наталья нет, и не было никогда. И жены по имени Анна не было и нет.

— Что!? Как!? Почему!? — я чуть не упал со стула и был крайне потрясён, в связи с чем поспешно выпил ещё одну рюмку водки.

Якобы, бывший Аристарх последовал моему примеру. Я тревожно оглянулся вокруг.

— Зачем ты подверг меня внушению? Ничего не пойму! В чём смысл этого действа?

— Ты находился в момент нашего знакомства в таком угнетённом состоянии, что я решил тебя как-то отвлечь от твоей проблемы, развлечь. Чужие несчастья всегда нас утешают. Мои несуществующие несчастья утешили тебя. Вот и всё.

— Как-то всё очень сложно, туманно, зыбко, странно, непонятно и запутанно. Не знаю, кому и во что верить. Ах да! Но деньги же ты перевёл на самом деле на мой счёт? Надеюсь, это не иллюзия и обман? Я проверял наличие перевода. Деньги поступили. Всё очень и очень реально. Странно…

— Почему странно?

— Если Наталья и твоя жена не существовали и не существуют в действительности, и никакого преступления на самом деле не было, то как-то всё очень непонятно и сложно. Остаётся одна зацепка. Деньги… Почему, зачем и откуда они взялись?! Ты что, просто так разбрасываешься миллионами?

— Всё в этом мире не так просто, — усмехнулся Иван-Аристарх. — Ты уверен, что заходил в банк?

— И так, ещё один провидец, прорицатель, экстрасенс, мастер иллюзий и гипнотизёр объявился! Тот, кому на самом деле и, скорее всего, более сильный экстрасенс морочит голову. Подозреваю, что мне морочите голову вы с Натальей оба и одновременно. Бред какой-то! Ничего не пойму, зачем всё так странно переплетено и запутанно? — возмутился я. — Такие причудливые и изощрённые кружева, однако. В чём суть?! В чём подоплёка!?

— Жизнь — это сплошные кружева.

— Закружился я, однако, чрезмерно, — устало произнёс я. — Так, вернёмся к теме Натальи.

— Повторяю. Наталья — это фантом, иллюзия, всего лишь ловушка для слабых людей, — ухмыльнулся Аристарх-Иван.

— Так, я значит слабый человек!?

— Увы… Все люди, а тем более творческие натуры, в той или иной степени слабы и поддаются внушению. Повторяю. Наталья — это фантом, всего лишь иллюзия.

— Абсолютно ничего не понимаю! Бред! — бурно возмутился я. — Некоторое время назад я лежал между превосходными ногами этой ловушки и фантома, а потом она была на мне и подо мной, и испытывал я самый настоящий оргазм! И не раз!

— Вот ты и прокололся! Значит ты всё-таки спишь с Натальей!? — возмутился Аристарх-Иван.

— Подожди, подожди! Ты только что утверждал, что Натальи на самом деле не существует. Так почему ты так возмущён по поводу того, что я сплю с ней? — напрягся я. — Как я могу спать с призраком и фантомом?

— Меня возмутил сам факт, что ты трахаешь мою любимую женщину чисто виртуально, — вывернулся мой собеседник.

— Да, чёрт с ним, с прокалыванием и с траханьем! Повторяю. Я запутался и ничего не пойму! — заорал я. — Где, и в каком мире я живу?! Где я нахожусь?! Где иллюзии, магия и гипноз, а где действительная, реальная и настоящая жизнь?!

— Там находится она, где ей и полагается быть по предназначению своему, — хищно оскалился Аристарх-Иван.

— Всё-таки! Был ли тридцатый этаж и выброс из него тела бывшей любимой женщины!?

— Да сколько можно!? — возмутился бывший Аристарх. — Был выброс с двадцатого этажа! Всего лишь. Якобы…

— Почему снова «якобы?».

— Выбрасываем мы что-либо часто в уме, а не в действительности. А, вообще-то, выбросил я всего-навсего старый и допотопный телевизор с обычной электронно-лучевой трубкой. Сейчас вспомнил о данном событии! Да! Что было, то было!

— А зачем ты его выбросил?

— Надоел этот агрегат. Устарел. Плохо показывал. Раздражал. Ломался периодически.

— Понятно… Хорошо, давай немного отойдём от этой скользкой темы. Отвлечёмся. Развеемся. Расслабимся слегка.

— Давай…

— Расскажу тебе одну интересную историю. Жил когда-то, где-то и как-то Фалес из Милета.

— Фаллос после минета?

— Фалес из Милета являлся древнегреческим философом, который сказал следующее… — совершенно невозмутимо произнёс я.

— И что же такое он произнёс, — этот педераст?

— Он вовсе не был педерастом! — не выдержал я.

— В то время все греки были педерастами, даже Александр Великий. Козы и мулы там всякие…

— При чём тут козы и мулы?!

— Отверстия влажные были нужны… А маркитанок ещё не было.

— Они были всегда!

— Ну, хорошо… И что же произнёс данный мудрый индивидуум?

— Кого ты имеешь в виду? Александра Великого или философа?

— Я Фаллоса имею в виду!

— Прекрасно. И вот что произнёс Фалес из Милета.

— Ну?!

«Чем отличается жизнь от смерти? — спросили у Фалеса.

— Ничем… — ответил мудрец.

— Почему же ты тогда не умираешь? — снова спросили его.

— Потому что нет никакой разницы, — ответил Фалес».

Аристарх затих и глубоко задумался. Подул лёгкий ветерок, насыщенный волнующими запахами пока ещё молодого мая. Он нёс на своих невесомых и в тоже время обещающих стать могучими крыльях сладостное и чистое дыхание поздней весны, которая, увы, очень скоро обещала закончиться и превратиться в довольно жаркое и тягучее лето.

— Перед тем, как окончательно разобраться с тобой, новоявленный Иван, и с Натальей, которая на самом деле таковой не является и, якобы, не существует… — задумался я и попытался вспомнить, где находится моя двустволка, но у меня с первой попытки это почему-то не получилось.

— И что — «перед тем?».

— Есть у меня ещё кое-что от одного японца, истинного романтика. Великое стихотворение о жизни и о любви.

— Внимательно слушаю.

— Ки Томонори. Бессмертный поэт средневековья.

— Интересно, очень интересно!

— Так вот…

— Ну, ну?

«Что эта жизнь!? — Исчезнет, как роса! И если б мог отдать её за встречу С тобой наедине, любимая моя, Я не жалел бы, что её утрачу…».

Бывший Аристарх, а ныне новоявленный Иван вдруг глубоко, тяжело и судорожно разрыдался.

— О, как мне всё надоело и осточертело! Кто бы знал, кто бы ведал!!!

— Ну, обо всём знает только Бог, и кое о чём ещё совершенно иногда и случайно, дьявол, — усмехнулся я. — Вернёмся к теме якобы не существующей Наталии и странного типа по имени, якобы, Иван, который был ранее Аристархом.

— Вернёмся, — мужественно произнёс Аристарх-Иван. — Давайте всё спокойно обсудим.

— Вы знаете, а я уже стал сомневаться и в вашем существовании, — пристально посмотрел я на собеседника.

— Как это так?! Я вроде бы сижу перед вами и пью с вами водку! — возмутился мой собеседник.

— Ну, ну… Ладно, — задумчиво произнёс я. — Чёрт с ним, с устаревшим телевизором. Подумайте, вспомните. Может быть вы действительно кого-то, кроме него, выкинули или вернее сбросили с лоджии тридцатого этажа? А, вообще, как всё-таки звали вашу бывшую и обожаемую жену? — снова задал я крайне провокационный вопрос. — Наталье я не верю, так как она, скорее всего, внушила мне какие-то иллюзии в результате гипноза. Как и вам. Так была ваша жена выброшена с тридцатого этажа, или нет? Вспомните, напрягитесь.

Иван-Аристарх тяжело задумался.

— Этаж был всё-таки двадцатым. Это я помню… Какая-то непонятная путаница в голове. Раньше этого не случалось. Странно. Всё-таки жена вроде бы была. Кажется, её звали Анной. Повторяю, этаж был всего лишь двадцатым.

— Вы уверены?

— Ну, сколько можно надо мною издеваться, — устало произнёс Аристарх-Иван. — Запутался я.

— Анна… Люблю это имя! О, сколько бывших подруг присутствовало в моей жизни под данным именем! — воодушевился я. — И откуда она взялась, эта совершенно никчёмная и никому не нужная женщина? Изменница и сука! И куда делась в результате падения и причинённых в связи с этим страшных и крайне ужасных травм? Вы же очень живо и образно мне рассказывали, как её убогий мозг в пополам с кровью пышно и мощно разбрызгивался по асфальту, шокируя детей!

— У меня такое ощущение, что вы меня допрашиваете! — мрачно произнёс Аристарх-Иван.

— Ну, вообще-то, я, как никак, — бывший следователь.

— Иезуит ты, а не бывший следователь!

— Прошу не дерзить! — возмутился я и поглотил очередную рюмку водки. — Конечно, иезуиты были во многом не правы, но, однако, мораль в обществе поддерживали, как могли, хотя и сами грешили! А ты, мерзкий и жестокий убийца, как можешь объективно и с подобающим достоинством судить об иезуитах!?

— Виноват, каюсь и раскаиваюсь во всём, даже в том, чего не совершал. Но дерзких замыслов было столько! Планов злодейских имелось такое громадьё! Но, увы, они или не осуществились, или все потерпели крах. Я, вообще-то, полный и окончательный бездарь, придурок и неудачник. Уже мог бы сто тысяч раз стать миллиардером! Я ужасаюсь, когда думаю о своей прошлой и нынешней жизни! Чмо! Идиот, подлец! Идиот, и ещё тысячу раз идиот!!! — мой приятель стал судорожно рвать на себе остатки волос.

— Ну, успокойся.

— Какой же может быть покой в такой крайне чрезвычайной ситуации!? — рыдал Аристарх-Иван.

— Так, мы снова отклонились от темы, — печально усмехнулся я. — Вопросы остались.

— Какие?

— Кто такие Анна и Наталья? — мрачно произнёс я. — Каким образом они появились в твоей жизни? Где они теперь? Почему они не существуют? А если они всё-таки реально существуют, то где они жили или живут, и чем занимались или занимаются эти дамы? Где живёшь ты? Анна мертва или нет? Наталья на самом деле есть, или её нет? Ты точно кого-либо выбросил с балкона? Тьфу! Я, кажется, бесповоротно и окончательно запутался! Да что же это такое!? Бред какой-то! Ну, напрягись, подумай!

— Ну, Анну я всё-таки сбросил с двадцатого этажа. Именно с него. А Натальи не существует в этом и в тысяче иных миров.

— Ты уверен?

— Да! Почти…

— Слово «почти» не означает истинности и однозначности суждения, — мрачно заметил я.

— Согласен.

— Так ты почти уверен, или не уверен?

— Почти…

— Хорошо… А сын?

— Извините, простите. Какой сын?

— У тебя есть сын?! Ты же ранее мне рассказывал, что твоя тёща присматривала за твоим сыном.

— Я начинаю кое-что припоминать. У меня имеется дочь от первого брака. Вот и всё.

— И где она находится в данный момент?

— Живёт в Швеции, в приёмной семье.

— Почему именно в такой семье?

— Потому что первая жена моя, увы, умерла безвременно и трагически, а я некоторое время находился в колонии самого строгого и беспощадного режима. Девочка была удочерена иностранцами, — скорбно произнёс бывший Аристарх.

— Ничего себе! — изумился я. — И как долго вы находились в колонии, и в связи с чем, ангел наш?!

— Дело в том… — Аристарх-Иван замялся.

— И в чём дело?!

— Я убил свою бывшую жену…

— Так, я начинаю явно, безнадёжно и бесповоротно сходить с ума, вернее, заканчиваю это делать, — грустно и глухо констатировал я совершенно очевидный факт.

— А давайте выпьем!? — с огромным энтузиазмом воскликнул бывший Аристарх, а ныне, якобы, Иван, в реальном существовании которого я стал очень и очень сильно сомневаться.

— А давайте! — поддержал я эту явно гениальную задумку. — Бог с ними, с Аннами, с Натальями с сыновьями, и с дочерьми всякими! Пошли они куда подальше, если, конечно, существовали они или существуют в действительности!

— Полностью с вами согласен!

— А как это вы так быстро вышли из тюрьмы, будучи осуждённым за убийство? — поинтересовался я, разливая водку по рюмкам.

— Я был признан невменяемым.

— Понятно… А как освободились из того места, в котором содержат невменяемых?

— Я подкупил всех, кого можно, меня признали вменяемым, и я спокойно вышел.

— Да, трудная у вас судьба.

— Да уж…

— За взаимопонимание! — с энтузиазмом произнёс я.

— За дружбу! — с восторгом воскликнул Аристарх-Иван.

— Ура!

— Ура!

Вдруг откуда-то, из самого далёкого далека родился ураган или смерч. Он был тяжёл, массивен и весьма быстр. Он грузно навалился всей своей мутной, могучей и мощной массой на наше маленькое, лёгкое и временное пристанище, раскидал на десятки метров вокруг себя пластиковые столики, стулья, шашлыки и бутылки, облил нас красным вином, рассолом и ещё чем-то, а потом ретировался в неизвестном направлении.

— Что это было, чёрт возьми?! — в панике заорал Иван-Аристарх, весьма безуспешно пытаясь подняться со скользкого пола, обильно политого томатным соусом.

— Как говорил Джами Абдуррахман…

— Ты меня уже так достал этими мусульманскими отморозками! — Аристарх-Иван в очередной раз поскользнулся и рухнул лицом в лужу кетчупа.

— Джами вовсе не был отморозком, — мягко и сочувственно сказал я, налив полную рюмку из чудом уцелевшей бутылки водки. — Это великий поэт и мыслитель Восточного Средневековья!

— Хорошо, хорошо! И что же он такого особого написал! И что такое особенное он осмыслил и что сказал?!

— Послушай, убогий товарищ мой.

— Ах, так?! Убогий, значит?! Товарищ, значит!? Эх! А я-то думал, что мы друзья?! — возмутился Иван-Аристарх и попытался было приподняться, но снова тяжело поскользнулся и вляпался мордой всё в ту же лужу соуса, и дико взвыл.

— Джами Абдуррахман произнёс как-то следующие, — невозмутимо продолжил я. — Гениально, отточено, на века!

— Ну!?

«Мой день прошёл в тоске и в маете. Я горевал в вечерней темноте О том, что жизнь, мгновенье за мгновеньем, Я промотал в никчёмной суете…».

Мой товарищ затих и явно опечалился. Да, грязная и вонючая лужа кетчупа, — это, конечно не самое лучшее место для раздумий о смысле бытия. Но лучше она, чем, допустим, нахождение в гробу, или падение с двадцатого или тридцатого этажа. Разницы, собственно, нет никакой, но всегда остаётся надежда. Всё-таки лететь с тридцатого этажа как-то более комфортно и процесс протекает несколько дольше. А за время полёта всякое может произойти и случиться. Чёрт его знает… Ну, возможно, не зацепишься ты за спутниковую тарелку или за что-то ещё, но а вдруг инопланетяне неожиданно подоспеют и помогут, спасут, пригреют и приголубят, да ещё вдобавок ко всему полностью исцелят и сделают тебя бессмертным? Всякое может случиться.