Мы с моим нежданно приобретённым товарищем, почти другом и клиентом в одном лице неторопливо шли по улице и светло улыбались яркому и ласковому, пока совершенно ненавязчивому и в меру тёплому весеннему солнцу.
— Скажите, друг мой негаданный, но желанный, — задал мне вопрос мужчина. — А чем вы, вообще-то, занимаетесь, если отошли от юридической практики?
— Пишу романы. Раньше, в разгар адвокатской практики, параллельно писал стихи, но это дело забросил в силу его крайней безнадёжности. Ну, кому сейчас нужны стихи? Трём-четырём сотням маргиналов, а точнее, людям со странностями, ну, или, якобы, эстетам, снобам и утончённым духовным гурманам. Увы, увы… Все они давным-давно обречены, переводятся, как динозавры, и никогда не воскреснут вновь и впредь! Ну, может быть, случайно воскреснут единицы.
— Вы слишком категоричны и совершенно не правы! — искренне возмутился мой новоявленный приятель. — В поэзии и только в ней проявляется высшая сущность человеческого разума! Поэзия — это его квинтэссенция! Поэзия — это концентрация эмоций и духа!
— А чем дух отличается от эмоций?
— Неужели не понятно!?
— Не совсем.
— Дух лежит в основе эмоций.
— Резонно, резонно…
— Ну, а то!
— Так значит вы истовый ценитель и любитель поэзии? — усмехнулся я.
— Да!
— Хорошо, похвально… А вы когда, вообще-то, в последний раз брали в руки томик какого-нибудь современного поэта? Хочу услышать из ваших уст какое-либо стихотворение. Только не надо цитировать Пушкина, Лермонтова, или Есенина.
— Э, э, э…
— Ладно. Бог с ними, с современными поэтами. Давайте что-нибудь из Тютчева, Бодлера, Волошина, Петрарки, Цветаевой или Китса.
— Э, э, э…
— Ну, ну! Напрягитесь, но не перенапрягайтесь, ценитель великий и эстет наш доморощенный!
— Э, э, э…
— Ну, вспомните хотя бы что-то из Ахматовой или из Вознесенского, или из Евтушенко!
— Э, э, э…
— Ладно, процитируйте Пушкина. Только не надо мне чудного мгновения или эпизода с котом, который бродит около дуба или под ним.
— Э, э, э…
— Ну, вспомните что-либо из «Евгения Онегина». Ну, хотя бы начало!
— Э, э, э…
— То-то и оно, великий любитель поэзии вы наш! Какое позорное и жалкое зрелище! Я сейчас разрыдаюсь!
— Давайте поговорим лучше о вас. Ничего себе!? Передо мною самый настоящий писатель! — как-то слишком неестественно и нервно восхитился мой недавно обретённый товарищ, почти друг и клиент. — Ну и как у вас с творчеством? Получается? Можно у вас попросить какую-нибудь книгу с автографом?
— Чёрт его знает. То ли получается, то ли не получается… — тяжело вздохнул я и тоскливо посмотрел в чистое голубое небо. — Книги пока только в Интернете. Вроде бы пишу не плохо. Вроде бы получается. Но судить не мне. Увы, увы… Возможно, я самый обычный графоман и являюсь очередным придурком из полка, дивизии или даже армии таких же полных и законченных придурков. По этому поводу нахожусь я в сомнениях, в полном отчаянии и в яростном смятении духа. Где же тот верховный судья, который всё расставит по своим местам? Вы же понимаете, что процесс творчества сложен, возможен очень большой разнос суждений о качестве и ценности получаемого в результате его продукта, и оценки его бывают так неоднозначны, противоречивы, обидны и спорны…
— Да, понимаю…
— А, вообще-то, всё и всегда решает время, — горестно воскликнул я. — Эх! Это гадкое и так ненавистное мною время, которого у меня уже почти не осталось! Эх!
— Почему всё решает время?
— Господи! Ответ лежит на поверхности. При жизни Булгакова его самый знаменитый и всем известный роман не увидел света. При жизни Ван Гога была продана за гроши, если я не ошибаюсь, всего одна его картина, а сейчас за эти картины отдают миллионы долларов и евро. Сколько ещё было таких жизней у тысячи гениев в истории человечества!? Но истина всегда в конце концов торжествует! В этом-то и заключается сокровенный смысл бытия и творчества! Истина, и только она одна определяет гениев! Нет, я не прав! Есть ещё два фактора!
— И каковы же они?
— Случай и удача.
— Да, совершенно с вами согласен, — задумчиво произнёс мой собеседник, а потом очень неожиданно добавил. — А вы знаете… Я думаю, что тёщу всё-таки убивать не стоит.
— Вот это переход мысли! Вот это неожиданные и непредсказуемые перепады сознания! — совершенно искренне восхитился я. — И почему убивать её не стоит, — эту старую толстую мымру, изношенную и поношенную кошёлку, суку, вонючую доносчицу и совершенно ненужного нам и абсолютно лишнего свидетеля?
— В принципе, неплохая она баба, — бурно возмутился мой собеседник. — Не толстая. Вовсе не старая. Всего-то сорок два или сорок один год. По нашим временам довольно неплохой возраст. И вовсе не вонючая. Душ в её квартире имеется. И достоинство, и жизненный опыт есть, и определённое терпение и понимание многого того, что ранее было непонятно. Находится в прекрасной форме. Следит тщательно за здоровьем. Медитирует. Бегает, плавает в бассейне, качается на каких-то тренажёрах в каком-то фитнес центре.
— Ничего себе!
— Да, вот так! Ну, бывает эта баба несколько резковата в суждениях и импульсивна. Но все мы не без пороков и грехов. Давайте её просто подкупим, а? Как вам такой вариант? Убийство — это всё-таки страшный грех. Лишать человека тела — это одно. А лишать его души — это совершенно другое!
— Ну, вы и сказали! Убивая человека, мы, прежде всего, наносим непоправимый и невосполнимый ущерб его телу, в том числе и голове, в которой имеется мозг, порождающий сознание, разум, душу. В этом случае они угасают. Вот и всё. Судят отнюдь не за лишение души. И вообще, если душа действительно существует и она бессмертна, то с успехом переселится она в кого-то. Не переживайте. Труп же не переживает за лишение его души.
— Ну, вы и циник!
— Да, я такой. Вернёмся к теме тёщи.
— Вернёмся.
— Так, так, так… И в связи с чем у вас произошла такая внезапная смена приоритетов и настроения в отношении неё? Только больше ни слова о душе. Ну и? — подозрительно спросил я. — Что-то вы темните. О чём-то явно не договариваете.
— С чем, с чем… Грех — это всё-таки грех. А главное, — за внуком кто будет ухаживать и следить?! — возмутился мой собеседник.
— Ага… Значит у вас есть сын?
— Да, от любовницы.
— Что?!
— Увы…
— Ничего не понимаю! — изумился я. — А тёща знает о том, что её внук не от её дочери?
— Нет…
— А как же такое стало возможным!?
— Дело в том, что дочь этой старой суки и дуры никак не могла забеременеть, — мрачно сказал мой клиент и задумался.
— О! Уже старая дура и сука?! — рассмеялся я. — И почему не могла? В чём суть проблемы?
— Сделала жена моя, эта молодая дура, неудачный аборт в шестнадцать лет. Сука!
— Так, я понимаю. Суками полнится ваш дом. И что далее? Искусственное оплодотворение? Появилась суррогатная мать? Ну, или что-нибудь в этом роде? Я слабо в данной теме разбираюсь.
— Да. Предложил я своей давней любовнице стать этой самой матерью, — досадливо поморщился мой только что обретённый товарищ, почти друг и негаданный клиент. — Она согласилась и родила двух близнецов. Одного оставила себе.
— Ни хрена себе! — изумился я. — Вы знаете, мои, якобы, грандиозные проблемы со здоровьем меркнут по сравнению со всеми вашими другими проблемами! Ну, вы, однако, и даёте! Ужас!
— Увы, вот такая ситуация.
— Чувствую я глубоким и потаённым нутром, что вы всё-таки чего-то недоговариваете, — подозрительно спросил я.
— Есть один существенный и сложный момент.
— Ну, и?
— Не знаю, как и сказать…
— Ну, скажите прямо и честно.
— Мне стыдно!
— Мне тоже за многое стыдно! — возмутился я. — Если я сейчас расскажу вам всю правду про мою жизнь, то вы не просто охренеете! Вы о…те! Ну, говорите честно и откровенно! За что вам стыдно?
— Может быть, мне просто вот здесь и сейчас застрелиться? Или повеситься?
— У вас есть пистолет или верёвка?
— В данный момент нет.
— Тогда поведайте мне суть вашей главной проблемы, я вас внимательно выслушаю и мы, проанализировав сложившуюся ситуацию, сделаем правильные выводы и придём к окончательному и самому рациональному решению вопроса.
— Дело в том, что…
— Ну же!
— Не знаю, как и сказать!
— Скажите, как есть! Не мямлите!
— Дело в том, что мать моей жены является моей любовницей. Ну, вернее, являлась ранее ею. До того, как перепрыгнула на соседний балкон.
— Что!?
— Да, именно так.
— Вот это да!
— Я не могу её убить, птичку мою ненаглядную и трепетную, потому что я её люблю до сих пор! — навзрыд заплакал мой собеседник под очередную рюмку водки, которая была употреблена в очередном кафе с видом на море.
— Не знаю, что и сказать, — растерянно произнёс я. — Ужас! Это же полный бред!
— То-то и оно!
— Как всё сложно и запутанно, однако…
— И я о том же!
— А, вообще, как вас зовут?
— Аристарх.
— Странное имя.
— Я согласен с вашей точкой зрения, — тягостно усмехнулся мой новоявленный клиент. — А как зовут вас?
— Александр.
— Приятно было встретить вас на пути в небытие, Александр, — печально произнёс Аристарх и с ненавистью посмотрел в небо, которое было по-прежнему высоким, безмятежным, слегка синим, спокойным и идеально чистым.
— Взаимно приятно, тем более, что я, вроде бы, как никогда и никто, очень близок к этому самому пути. Увы, более близок, чем вы. Всё-таки смертная казнь вам не грозит. А вот я…
— Кто знает, кто знает.
— И так. Тёщу мы, значит, не убиваем?
— Нет.
— Хорошо. Сосредоточимся. Успокоимся. Расслабимся. Сконцентрируемся и внимательно проанализируем ситуацию. Вернёмся к самому началу, — устало и мрачно произнёс я. — А каким образом вы убили жену?
— У меня квартира в центре города, на двадцатом этаже. Выкинул я эту стерву, изменницу, сучку лживую и порочную, мегеру, ну, свою жену, с балкона и с огромным удовольствием и восторгом проследил за её падением вниз, на брусчатку.
— Ужас!
— О, какие были дикие вопли во время полёта, о, как разбилась её голова, о, как мозги и кровавые ошмётки разлетелись в разные стороны, шокируя гуляющих неподалёку детей! О, как они завизжали и попадали в обморок! О, как она, вся покорёженная и без одежды лежала перед подъездом и на неё глазели все, кому не лень! Сука, так ей и надо, изменнице и гадости!
— Что, она была полностью голая?! Даже без лифчика и трусов? — удивился я.
— Да, без них. Какие трусы?! Дело в том, что незадолго до её падения мы с нею занимались любовью, и именно в самый ответственный момент она, находясь в полном экстазе, заорала: «О, Гавриил, о, мой Бог! Люблю тебя!!!».
— Слушайте! История какая-то невероятная! Это же сюжет для книги! — искренне изумился, восхитился и воодушевился я. — Ну, и что же было далее?! Ну, колитесь по полной программе!
— А что было… вздохнул Аристарх. — Слегка придушил я эту порочную суку перед её падением.
— Как!? — ужаснулся и удивился я. — Зачем же нужны были такие кардинальные меры? Можно же было спокойно выяснить отношения. Может быть, женщина, когда кончала, имела в виду святого и непорочного Архангела нашего, Гавриила? Когда она испытывала оргазм, то всевозможные вывихи в сознании могли произойти. Всякое бывает в нашей жизни, тем более во время наивысшего наслаждения и напряжения всех внутренних сил.
— Ну, во-первых, она абсолютно неверующая, а во-вторых, вы знакомы хоть с одним мужчиной по имени Гавриил?
— Нет.
— То-то и оно! А вот моего заместителя, преданного и верного товарища и приятеля, а также близкого друга моей семьи и моего лучшего друга ещё со школьных и университетских времён зовут именно так! — снова горько разрыдался Аристарх и решительно выпил ещё одну полную рюмку водки.
— Давайте успокоимся, прогуляемся, присядем вон в том очередном кафе и подумаем о жизни и судьбе, — мягко предложил я.
— Согласен.
Мы прогулялись, присели, снова заказали водку и томатный сок. Не чокаясь, выпили. Помолчали, отстранённо полюбовались слегка сапфировым и бездонным небом.
— Так. Кроме тёщи свидетелей не было?
— Не было.
— А когда ваша супруга, сука конченная, начала, так сказать, свой долгий полёт в глубокое небытие, Валькирия наша незабвенная, то она ещё была жива? — осторожно поинтересовался я.
— Вроде бы! После кратковременного удушения она очнулась, зашевелилась. А потом я её сбросил с балкона. И совершенно не жалею об этом!
— Боже мой! Я вхожу во вкус! Это же меняет всё! Кто и что теперь докажет?! Великолепно!
— Ну, я не знаю… Что вы имеете в виду?
— Эх! Сбросить с тридцатого этажа задушенную женщину или сбросить её не задушенной, — это же совершенно разные вещи!
— С двадцатого этажа.
— Да, да.
— А чем отличается сброшенная предварительно задушенная женщина от не задушенной?
— Это же так просто! — возмутился я.
— Для вас просто.
— Ах, да. Если до падения женщину предварительно задушили, то налицо факт убийства. Если же она упала, будучи перед этим живой и здоровой, то убийство ещё надо доказать. Очень вероятна версия самоубийства, которую следствию очень сложно опровергнуть.
— Понятно.
— Ну, А почему вы не выкинули тёщу, суку эту старую, с тридцатого этажа? — живо поинтересовался я.
— С двадцатого!
— Ну, Бог с ним, с этажом! Почему так гуманно поступили?
— Хорошая, добрая, чувствительная, душевная и отзывчивая баба. Любовь моя последняя. Любит меня, вроде бы. Рука не поднялась, — виновато ответил Аристарх. — Ну, и, кроме того, о чём я вам ранее уже рассказывал, она успела быстро ретироваться. Прыткая, сильная и скользкая сука! Альпинистка, однако. Спортсменка, комсомолка. Бывшая… Но, зараза, форму совершенно не потеряла.
— Кстати, а когда произошло это трагическое происшествие?
— Ранним утром.
— А, как и в связи с чем тёша оказалась в вашей квартире в столь неурочное время? Вы, вообще-то, как я понял, являетесь её собственником и жили в ней с женой и сыном?
— Да.
— Ну, и?
— Что, ну и?
— Каким образом в вашей квартире ранним утром вдруг внезапно оказалась тёща? — поинтересовался я. — Я думаю, что она не жила с вашей семьёй?
— Каким образом, каким образом… Конечно же, она не жила с нами. Но иногда приглядывала за внуком, гуляла с ним, ну, и всё остальное, — Аристарх торопливо отвёл в сторону глаза.
— Вообще-то, я с сегодняшнего дня ваш адвокат! — возмутился я. — Ну-ка, как на духу! Колитесь по полной программе!
— Э, э, э…
— А конкретнее?
— Видите ли…
— Пока ничего не вижу!
— Короче…
— О, как нравится мне это брутальное и даже маргинальное слово!
— Почему? Разве может быть слово брутальным, а тем более, маргинальным?
— Может, и ещё как! И то и то по сути своей одно и тоже. Послушайте! Как звучат эти слова: «Короче, жёстче, вздрючить, взорвать, облобызать, растребушить, сожрать, содрать, засосать и отсосать, швырнуть и бросить, вспороть, засадить, завизжать, дико расхохотаться, разрыдаться и заскулить, глухо застонать, распять и вставить!». О, сколько эмоций, истинных чувств и свежести восприятия таятся в этих довольно резких, но так необходимым нам словах! Они чрезвычайно брутальны и маргинальны.
— Ну, вы даёте!
— Вообще-то, давать мне кое-что должны вы!
— Ах, да, гонорар?
— Да, он.
— Не волнуйтесь, всё будет нормально.
— И так. Тёща…
— Что вы всё заладили, — тёща, да тёща!
— Ну, и?
— Переспал я с нею в ту ночь.
— Что!?
— …
— Не понял. А жена? Где она была?
— Она была в отъезде. Вернулась неожиданно под утро, сука и дура! — возмущённо произнёс Аристарх. — Вообще-то она должна была быть, якобы, в командировке ещё два дня. Трахалась со своим любовником в одном далёком северном городе. Но, что-то, видимо, у них не совсем сложилось и не получилось в этот раз.
— Да, отношения у вас, однако, весьма и весьма оригинальные, очень необычные и эксклюзивные, я бы сказал. Ну, что же, бывает. Всякое бывает… — ухмыльнулся я. — Так, хорошо. А как вы объяснили присутствие тёщи в вашей квартире ранним утром?
— Боже! Ну, всё очень и очень просто! Бедный ребёнок. Ангина. Стоны, страдания. Бабушка рядом…
— Ну, да, понятно, логично и вполне обоснованно, — рассмеялся я. — Тонко и умно…
— В отсутствие ума, знаете ли, мне не откажешь, — мрачно нахмурился Аристарх.
— Ну, не знаю, не знаю… Были бы вы умным человеком, то не сбрасывали бы жену с тридцатого этажа!
— С двадцатого.
— Ах, да.
— Почему вы зациклились именно на этом тридцатом этаже, а не на коем ином? — возмущённо спросил Аристарх.
— Эх, признаюсь… В своё время я тоже сбросил именно с него одну бабу, суку, изменницу. Именно с тридцатого этажа! Вот с тех пор и сидит этот чёртов этаж у меня в мозгах и упорно не покидает их, — печально произнёс я.
— Как такое могло случиться?! — ужаснулся Аристарх. — Вот это да! Невероятно! Как такое стало возможным!? Не ожидал от вас такого безумного поступка.
— Это мой поступок безумен?! — возмутился я.
— Да!
— А как же назвать ваш поступок!? Как с вами-то такое злодейство могло случиться и произойти? — нервно произнёс я и метнул в себя очередную порцию водки. — Этаж у вас был, конечно, пониже, но…
— Что означает это «но?».
— Господи, ну есть же вечный постулат на веки веков! Неужели не понятно!? — воскликнул я. — Суть отнюдь не в количестве этажей! Суть в самом злодействе, в его глубинной сущности!
— Да, был неправ я ранее и грешен до сих пор, — скорбно произнёс Аристарх. — И не прощён. Скорблю. Негодую по поводу крайне трагического происшествия. У вас случайно не завалялся где-либо пистолет?
— Нет, увы. Но есть двустволка двенадцатого калибра. Стволы обрезаны. Пули разрывные.
— Как-то не эстетично…
— Ну, вы посмотрите! Нашёлся эстет!
— Да, что есть, то есть, — хмуро произнёс Аристарх. — Образование, воспитание, приличная семья, однако…
— В приличной семье не мог родиться и воспитываться такой урод! — жёстко произнёс я.
— Да, согласен.
— Ладно… Мне не понятен один момент в вашей истории.
— Какой?
— Почему вы так спокойно относитесь, ну, относились к факту наличия у вашей жены какого-то любовника, и в то же время так беспощадно поступили с ней в случае с Гавриилом? Ничего не пойму! — тяжело буркнул я.
— Неужели не ясно!?
— Не совсем.
— Какой-то любовник на стороне — это одно. Каждой женщине, как и мужчине, иногда следует спускать пар, получать удовольствие от разнообразия. Я сам в этом плане грешен. Но, Гавриил — это же совершенно другое дело! Мой преданный и лучший друг со школьной скамьи! Компаньон! Ух, мерзавец!
— Понятно… Скажите, а не было ли у вашей внезапно улетевшей жены, птички нашей, бедной голубки, проблем с алкоголем и наркотиками? — вкрадчиво спросил я.
— Были…
— О, как! Ничего себе! Прекрасно! Это как-то зафиксировано где-либо или кем-либо?! — оживился я.
— Да. Лечилась она в одной частной клинике, — поморщился Аристарх. — Всего пол года назад.
— Великолепно! — воодушевился и засиял я. — Линия защиты будет такова! Баба внезапно сошла с катушек, не выдержав нервного перенапряжения и глубокого стресса в результате очень жестокой ссоры с тёщей, ну, то есть с мамой, и бросилась в отчаянии и от безысходности с тридцатого этажа! А перед этим она испытывала очень большие проблемы с алкоголем и наркотиками, что зафиксировано в соответствующих документах, которые истребует следствие. Алкоголь и наркотики оказали самое негативное влияние на её психику. Ей показалось, что выброситься с тридцатого этажа, — это как раз то, что надо! Единственный выход в её крайне безнадёжном положении и в абсолютно безысходном состоянии. Полное облегчение и решение всех многочисленных и накопившихся проблем.
— С двадцатого…
— А, ну да.
— А тёща? — мрачно спросил меня Аристарх. — Куда её девать, кошечку мою ненаглядную? Она, наверное, уже допрошена и дала обличающие меня показания по полной программе?
— Не так всё быстро происходит, и не так всё просто и безнадёжно в нашей ситуации!
— В смысле?
— Ну, во-первых, сброшенную вами суку надо ещё опознать. Осмотр места происшествия. Экспертизы всякие. Откуда она сброшена, кто она такая? Поквартирный обход, поиск свидетелей, сбор доказательств. Не всегда всё ясно сразу же и сейчас. Время, именно время решает подчас всё в нашей жизни, — вздохнул я.
— Да, вы правы.
— И непонятна ситуация с тёщей, — заметил я. — А вдруг она вас действительно любит? Зачем ей вас предавать и выдавать? Ну, сбросилась с тридцатого этажа наркоманка и алкоголичка вследствие страшного нервного срыва, ну, и туда ей дорога. У, сука! Потаскушка! Изменница, истеричка, обколотая и переколотая, перепившая, перекуренная и обкуренная дура, совершенно не контролирующая свою немощную и истощённую психику!
— Мне нравится ход ваших мыслей! Истину вы глаголете! — восхитился Аристарх.
— А перед полётом ваша жена употребляла алкоголь? — снова вкрадчиво поинтересовался я.
— Да. После ссоры с любовником она пришла вся на нервах и выпила пол стакана коньяка.
— Превосходно! — просиял я. — И так… У тёщи остался любимый внук и не менее любимый, почти молодой мужчина. Великолепно, прекрасно! Жизнь продолжается и неторопливо и благостно течёт в нужном нам русле!
— Господи, вы даруете мне надежду! — в свою очередь восторженно просиял Аристарх.
— Я подарю вам ещё и железное алиби.
— В смысле?
— Найдётся пара свидетелей, которые подтвердят, что в день убийства, вернее в ночь перед ним и поздним утром вы и они отдыхали в некоем месте на берегу моря в десяти километрах от нашего славного города. Цена вопроса — всего-то пять-семь тысяч рублей. Ну и конечно ящик водки.
— Да без проблем! А почему именно в десяти километрах? — изумился Аристарх.
— Ну, Андалузия, Парагвай, Индия, Мальдивы, Бразилия, Вьетнам, и даже Абхазия всё-таки несколько далеки от наших мест. Следует быть реалистами.
— Да, согласен…
— Но, с другой стороны…
— Что?! — всполошился Аристарх.
— А вдруг? Дочь, есть дочь. Кто до конца поймёт душу женщины — матери? Чёрт её знает. Нет, нам она живой не нужна. Мало ли что… Моя точка зрения такова. Рисковать не следует.
— Вы так считаете? — опечалился Аристарх. — Что же делать, как же быть?! Любимая женщина, однако. Возможен же какой-то компромисс, варианты всякие…
— Ну, и куда нам её, старую кошёлку, и совершенно лишнего свидетеля, девать, если возникают вполне обоснованные сомнения в её лояльности, так сказать? Догадайтесь… — задумчиво и сухо произнёс я. — В принципе, она уже своё отжила. Кому нужна старость в болезнях и в забвении?
— Это вы к чему клоните?! Снова всё тот же вариант? — вздрогнул мой клиент.
— Да ни к чему я не клоню, а всего лишь рекомендую и советую! — возмутился я. — Выбирайте! Или будете навеки сидеть в одиночной и вонючей камере, или смотреть на прекрасные закаты и рассветы с балкона тридцатого этажа в центре великолепного и сияющего огнями города около моря!
— С двадцатого.
— Ну, да, конечно… — поморщился я. — Кстати, рекомендую. Можете выращивать на этом балконе укроп, петрушку, а то и огурцы, а возможно и помидоры. А может быть даже и лимоны! Представляете, какая будет неземная красота, и какая полная и неожиданная гармония воцарится в вашей душе?!
— Да, представляю, — меланхолично, благостно и счастливо улыбнулся Аристарх.
Он, бедолага, видимо, уже предвкушал медленный и сладкий процесс крошения укропа и петрушки в салат из собственно выращенных огурцов и помидор. А свежее нерафинированное растительное масло с духом полей? А холодная водочка? А какое удовольствие с тем же с экстазом отведать хороший коньяк под своими же руками выращенный лимончик, да с сахарком!
— Ну, какие будут идеи!?
— Понятно какие…
— Превосходно! Тёщу ликвидирую я лично!
— Что!? Как!? — ужаснулся Аристарх и чуть не упал в обморок.
— То-то и оно! Мне терять абсолютно нечего. Поймают, ну и хрен с ним. Всё равно помру через несколько месяцев. А так, хоть поживу всласть где-нибудь в глухом, тихом, заповедном и уютном уголке прямо возле моря, — светло улыбнулся я. — Могу я, наконец, осуществит свою давнюю мечту? Представляете… Хрустальный воздух, невыносимо синее и бездонное небо, и непередаваемое никакому описанию вечернее и спокойное море цвета ультрамарин. Закат… Крик чаек. Шелест пальм, бамбука, кипарисов и магнолий. Мандарины. Хурма и инжир. Запах йода. Цикады, слегка нарушающие девственную и почти абсолютную тишину. Какая-нибудь молодая, грудастая и красивая баба рядом, а то и две, или даже три. А может быть и четыре.
— Да, цикады, бамбук, хурма, а тем более молодые грудастые бабы многого стоят, — задумчиво пробормотал Аристарх.
— Ну, и я о том же. И когда же меня поймают эти бездарные, ленивые и тупые опера!? Я что, им особенно нужен? Гоняться за фантомом, который, якобы, убил очередную старую кошёлку?! Кто я такой, собственно? Преступник международного масштаба? Террорист какой-то?! В случае чего уговорю, подкуплю, а, может быть, и кое-кого ликвидирую лично и беспощадно. Мне сейчас на всё глубоко наплевать и даже насрать! Двустволка с обрезанными стволами с картечью и пулями в гильзах почти всегда при мне. Пусть этот мир летит в небытие и в самую глубокую и вонючую пропасть!
— Вы меня очень сильно тревожите, однако! — весьма нервно произнёс Аристарх.
— Сыну помогу, — горестно вздохнул я. — Он, почти сиротинушка, практически бедный и неприкаянный юноша, но красавец и натуральный блондин, сейчас заканчивает последний курс колледжа в одной далёкой стране.
— В какой именно?
— Живёт сын с моей бывшей женой в Англии, в Ливерпуле, ну, или неподалёку от него… Вообще-то, я ненавижу и Англию и всех этих немощных англосаксов.
— Ничего себе! Вот это да! А как ваша жена и сын туда попали? — удивился Аристарх.
— Как, как… Вот так! — печально нахмурился я. — Жена моя бывшая отыскала по интернету какого-то англичанина-идиота и вышла за него замуж. Ну, при этом прихватила значительную сумму денег, принадлежащих мне, и была такова! Но я на неё не в обиде. Бывает… В конце концов, сын мой живёт и учится в Англии. В принципе неплохая страна. Получил гражданство. Ну и прекрасно, ну и превосходно! Дай Бог ему удачи и здоровья! Дай Бог хорошей, красивой и умной девушки и всего остального.
— А что, девушки бывают одновременно красивыми и умными? — поинтересовался Аристарх.
— Так, не прерывайте поток моих благостных, счастливых и крайне светлых мыслей! — бурно возмутился я.
— Хорошо, хорошо, хорошо… Вы не волнуйтесь! Ну, дай ему Бог, дай Бог… — задумчиво произнёс Аристарх. — А когда вы виделись или общались с сыном последний раз?
— Три года назад.
— Что?!
— То, что слышали! Когда будем убивать тёщу?
— Переходы у вас, однако!
— Как и у вас! И всё-таки?
— А нельзя нам нанять каких-нибудь профессионалов? — несмело спросил Аристарх. — А вдруг у вас ничего не получится? Думаю, что опыта у вас всё-таки несколько маловато для такого весьма ответственного и крайне рискованного дела.
— Что вы знаете о моём опыте! Профан! — возмутился я и хищно сузил глаза.
— Ладно, ладно…
— Профессионалы… Ну и чудак вы! Наивный вы наш! Вы знаете, истинные профессионалы ходят вокруг нас стаями и мечтают получить заказ на убийство, — ухмыльнулся я. — Ну-ка, профессионалы, встаньте в очередь! Где вы, отзовитесь! Эй, профессионалы! Бойцы-молодцы! Герои! Супер киллеры! Ау! Ау!
— Ну, хватит же!
— Слушайте, зачем нам привлекать к делу лишних, сомнительных и непонятных людей? — возмутился я. — А вдруг они окажутся подставными лицами, агентами полиции или ФСБ? А если они таковыми и не будут являться, то вдруг потерпят фиаско? Они же сдадут вас и меня через пять минут после того, как оперы наденут на их головы целлофановые пакеты или отобьют им яйца и рёбра! Неужели вам это не понятно?!
— Понятно, понятно…
— Повторяю! — воскликнул я решительно. — Мне терять нечего! Мне целлофановые пакеты и даже противогазы не страшны! И на иглы под ногти мне наплевать, и даже на огромные члены, которые засунут мне в жопу лихие отморозки в какой-нибудь вонючей камере! Кстати, люблю анальный секс. И место возле самой тошнотворной параши мне будет любо, дорого и мило!
— Ужас, что вы такое говорите?!
— Находиться около параши очень удобно. Приспичит какой-либо понос, а она вот, параша, красавица, рядом с тобой. Успеешь добежать, не обкакавшись, ну, или иными словами, не обоссравшись.
— Ужас какой-то!
— Главное, переведите на счёт моего сына миллион, ну и мне хотя бы пару, и всё будет в абсолютно полном порядке, — устало произнёс я.
— Что? Целых три миллиона? — ужаснулся мой собеседник.
— Да успокойтесь вы! — скептически усмехнулся я. — Три миллиона в рублях. Всего-то, лишь… Что, слабо? Вы же у нас обладатель двух компаний и даже заправки.
— Без проблем, — расслабился Аристарх.
— Ну и славно.
— Ну, и хорошо.
— Консенсус почти достигнут.
— Ну и прекрасно…
— Ну и замечательно!
— Как будем убивать тёщу? — несмело произнёс Аристарх. — Может быть, дать ей каких-нибудь таблеток, ну, или незаметно сделать смертельный укол?
— Никаких таблеток и уколов! Только повешение! — решительно и мрачно произнёс я.
— Боже мой! — ужаснулся Аристарх.
— А где же был Бог, когда вы сбрасывали свою молодую жену с тридцатого этажа?!
— С двадцатого…
— Суть не в этажах! Суть в том, что между ними! Сколько повторять!? — рявкнул я.
— Да, вы правы… А совесть?!
— Вы заговорили о совести?! Собственно, она является Божьим промыслом, и совершенно не понятно, где его границы.… — тяжело задумался я.
— Да, согласен. Как-то всё запутанно и крайне странно. Тревожно, зыбко… — задрожал Аристарх и торопливо поглотил очередную рюмку водки. — Чёрт с ней, с тёщей, с последней моей любовью. Всё, решено! Готов я сесть в тюрьму. Грех повторный на душу не возьму! Больше никаких убийств!
— Да кому она нужна, ваша никчёмная, неприкаянная и убогая душа!? — возмутился я. — И, вообще, кому нужны вы в этом и ином мире?! Посмотрите на себя со стороны! Ужас! Идите вы куда подальше! На нет и суда нет! Всё, прощайте раз и навсегда! Желаю успешно и в сравнительно добром здравии встретить старость в тюрьме.
— Постойте, постойте! Так… Ладно. От судьбы никуда не уйдёшь. Грех один. Грех второй. Согласен. Убивать, так убивать! Я готов! Скелетами переполнены мои шкафы.
— Деньги переведите.
— Вон отделение Сбербанка. Пойдёмте.
— Ну и хорошо. Ну и славно. Хочу прочитать вам одно замечательное стихотворение.
— Ах, ну да… Вы же у нас творческий человек. Писатель, бывший поэт и философ.
— Бывшим поэтом быть нельзя!
— О, извините! Согласен!
— Да, я сейчас творю исключительно в области прозы. И не стыжусь этого моего крайне неожиданного и странного предназначения, — мрачно произнёс я.
— А как вы достигли данного предназначения? В связи с чем? — живо поинтересовался Аристарх.
— Вы знаете, в один прекрасный момент бросила меня роскошная, красивая, сексуальная, замечательная и молодая женщина, которую я безумно любил, и по которой тоскую и скучаю до сего времени. О, этот невыносимый рыжий ветер густых волос! О, эта великолепная, большая и упругая грудь! О, эти светлые, немного раскосые, совсем немного, голубые, постоянно меняющие цвет и вечно смеющиеся глаза! О, эти губы! — я решительно вбросил в себя рюмку водки и чуть не расплакался в отчаянии навзрыд. — Вот именно после того, как она меня бросила, я ощутил своё истинное предназначение. Что-то щёлкнуло в мозгу, видимо от полной безысходности, потрясения и страшного ужаса. Сел я за стол и стал творить.
— Ну, история, повторяющаяся из века в век. Она, эта дама, имеет два имени одновременно.
— И какие же они?
— Вечность и Любовь.
— Да, согласен.
Мы снова выпили, задумчиво помолчали, полюбовались небом и великолепным ландшафтом, окружающим нас.
— А вообще-то, на первый взгляд, эта крайне печальная и невыносимо скорбная история для меня сугубо индивидуальна, является магической и оригинальной, и, якобы, непохожа она ни на что более другое. Увы, увы… Как часто мы заблуждаемся. Но если приглядеться и вдуматься, почти все истории любви так похожи одна на другую! — задумался я. — Да, какая была женщина! Вернее, какая была шикарная, неповторимая и роскошная девушка! Ух!
— Успокойся!
— Не надо меня успокаивать. Как может быть спокоен человек, у которого давно уже постоянная смута в душе? Единственное средство для его успокоения — это пуля в голову или в сердце!
— Ну что ты такое говоришь?! — возмутился Аристарх. — Ну, я пребываю в сомнениях, постоянно ною… Это понятно. Но ты же — совершенно другой!
— Да никакой я не другой! Я самый обычный и довольно слабый человек. О, Боже! Ну, почему любовь подчас неподвластна нашему разуму и сердцу, и исчезает непонятно почему и неизвестно куда!? — воскликнул я, пребывая в страшном отчаянии. — Зачем ты уходишь от нас, о, Ваше Величество, Любовь!?
— Хватит! — взъярился Аристарх в неудачной попытке меня успокоить. — Ну, бросила вас баба. Ну и надо её забыть раз и навсегда. Ну, обретёте вы ещё новую любовь!
— Меня бросила не баба! — гневно возмутился я. — Меня бросил ангел во плоти! И как я смогу обрести новую любовь, если помру через пару-тройку месяцев!? Что вы несёте!?
— О, извините, простите. Я забыл.
— О, мой милый ангел, ушедший навсегда! — продолжил я.
— Хорошо, хорошо! — засуетился Аристарх. — Ангел, так ангел. Дело в том, что бросать можно по-разному.
— Это как?
— Одно дело, когда вас бросает какая-то потёртая старая кошёлка или просто дура, в каком бы возрасте она не находилась, уставшая от вас и никогда не любившая вас, или любившая и разлюбившая вас. Но совершенно другое дело, когда вас бросает женщина, которая вас любит, но выбирает особый, вожделенный, заманчивый и сладостный для неё путь, и он ей в данный момент нужен и необходим, и подходит в силу ряда жизненных обстоятельств. Понимаете? Ну, так пожелайте ей счастливого пути и простите!
— Понимаю…
— Ну, и хорошо.
— А если рядом находится ещё и потасканная сука тёща, которая до беспредела порочна, и ко всему тому безнадёжно стара и физически и морально, и психически ненормальна!? — глухо спросил я.
— Классическая ситуация!
— И я о том же.
— Жаль…
— Вы знаете, именно данная ситуация была в моей жизни, ну, и конечно ещё в миллионах жизней иных людей. Ух, эта сука, тёща! Коварная, гнусная, порочная, развратная и потёртая кошёлка, хитрая и расчётливая бестия! Ничего, она своё ещё получит. Кое-что уже получила. Муж её помер, которому она долгие годы изменяла, и я являлся тому свидетелем. Скоро произойдут очередные определённые события в её и ещё в кое чьей жизни.
— Ну и славно…
— Вернёмся к моей любимой девочке, — вздохнул я. — О, моя утерянная безвозвратно, юная, пышногрудая, длинноногая и рыжая красавица, свет очей моих навеки!
— Жаль вас и всех нас… — пригорюнился Аристарх и метнул в себя ещё одну рюмку водки.
— Да, вот так! Ужас!
— Конечно, конечно… Согласен. Из века в век всё одно и тоже. А в вашей конкретной истории чувствую присутствие некоего богатого господина. Дверца золотой клетка для милой, молодой, любимой, обожаемой и стервозной пташки была распахнута настежь, и пташка влетела в неё, и вас с лёгкостью предала и покинула.
— Да.
— Понятно…
— Слушайте! Так вы определитесь, наконец, окончательно!? Убиваем мы, тёщу или нет? Или как? — сухо произнёс я.
— Никак не привыкну к неожиданным перепадам вашего сознания, — возмутился Аристарх.
— Сознание, оно на то и сознание, что бы периодически или постоянно испытывать определённые перепады! Вы, господин хороший, кстати, эти самые перепады тоже вполне успешно демонстрируете!
— Да, верно…
— То-то и оно…
— Тёщу, конечно же, убиваем. Вопрос решён, — досадливо поморщился Аристарх. — Но вот этот ваш способ. Повешение… Ужасно. Давайте всё-таки сбросим её, птенчика моего, цыплёнка ненаглядного, с какого-нибудь этажа.
— Птенчики, а тем более цыплята летать не умеют. Я понимаю, что вы рассчитываете на возможное спасение вашей крали. Вдруг она зацепится за балкон или за спутниковую антенну. Вариант со сбрасыванием категорически не пройдёт.
— Почему?
— Ну, дочку же настигла такая же смерть! — возмутился я. — Повторение, конечно же, мать учения, но не в нашем случае.
— Согласен, — нахмурился Аристарх. — Слушайте! А, может быть, пусть она якобы застрелится?
— А откуда вдруг у этой старой дуры возьмётся пистолет, автомат или ружьё? Она же явно не охотница и тем более не любительница стендовой стрельбы.
— Да, согласен. Как-то неправдоподобно.
— Ну, и я том же…
— А если она, эта чёртова мымра, вскроет себе вены в ванной комнате, якобы, от отчаянной и безумной скорби по безвременно ушедшей и глубоко любимой дочурки?
— Сложный вариант.
— В смысле?
— Ну, это крайне затяжной и довольно длительный процесс, — поморщился я. — Пока наберёшь ванну, пока справишься с истерически сопротивляющейся женщиной, пока перережешь ей вены. Пока подержишь её на одном месте, дабы кровь из неё спокойно вытекла. Стоит учитывать, что она спортсменка и бывшая комсомолка. Очень всё долго и сложно. И отпечатки моих или ваших пальцев наверняка останутся где-нибудь. Да ещё и в крови я весь вымажусь. Потом придётся её долго и мучительно отмывать. Данный вариант категорически не годится.
— Но ведь и процесс повешения отнюдь не прост и не краток?! — возмутился Аристарх.
— А что в нём такого сложного? — усмехнулся я. — Дал даме под дых. Она отключилась. Ты вставляешь её голову в петлю, натягиваешь верёвку и всё! И никаких проблем! И никаких следов.
— Боже мой!
— Бог тут не при чём! — строго сказал я. — Рядом с нами сейчас присутствует только дьявол!
— Но, всё-таки, почему вас так влечёт к себе именно процесс повешения? — панически заметался Аристарх по кафе. — Может быть, предпочтём нож в сердце или в голову?!
— Процесс повешения мне более мил и приемлем в силу ряда обстоятельств, которые складывались в моей жизни в прошлом, — мрачно усмехнулся я.
— Как?!
— Опыт определённый имеется, — скромно произнёс я.
— Что!? — ужаснулся Аристарх.
— То, что слышали!
— Ладно… Вешаться, так вешаться. Чему быть, тому не миновать, — тяжко вздохнул Аристарх. — Да, кстати. Вы же хотели прочитать мне какое-то стихотворение!?
— Омар Хайям.
— И?
— Да… Всё-таки тёщу следует убить. Деваться некуда, — безнадёжно и глубоко вздохнул Аристарх.
— И я о том же.
— Но, какая, однако, женщина! Какая кудесница, мастерица! Что она только не вытворяла в постели, чертовка, колдунья, шалунья моя ненаглядная! Жаль, очень жаль!
— О, боже! Полный абсурд! — взорвался я.