ГЛАВА ПЕРВАЯ

Свет сменил тьму, мрачная пучина чёрного небытия взорвалась звуками, мои глаза раскрылись, и я увидел бездонное голубое небо, — чистое, без единого облачка. Лёгкий тёплый ветер, пахнущий влагой и солью, струился по моему телу, появляясь из ниоткуда, и, уходя в никуда. Он уносил с собою часть меня: пот, чешуйки кожи, запахи, воспоминания.

Воспоминания, воспоминания… Они, вроде бы, существовали в моём мозгу, но были совершенно неуловимыми и эфемерными. При малейшем робком прикосновении к ним они улетали и становились продолжением ветра, ускользая от моего судорожно и безнадёжно цепляющегося за них сознания.

Ветер, ветер, вечный путник, покажи конец пути. Путь, путь… Что такое путь!? Путник, путник… Как грустно и печально! Путник, бредущий во тьме в поисках пристанища, жаждущий увидеть свет… О, Путник! Что-то с этим словом связано, что-то очень важное, жизненно важное для меня. Что? А, вообще, кто я такой? Как здесь оказался? Где я в данное время нахожусь? Почему и зачем?

Я, затаив дыхание, смотрел на небо, которое постепенно менялось. Сначала оно было таким прозрачно-голубым, невесомым, ясным и девственно-чистым, что, казалось, — дунь на него, и оно развеется в одно мгновение. Но потом небосвод вдруг стал трансформироваться, тяжелеть, окрашиваться сначала в розовые, а затем в красные и багровые тона, и уже ничто на этом свете не могло противостоять великому явлению природы — закату солнца.

А я ему и не противился, просто лежал и смотрел вверх. Мне было так легко и покойно, что слёзы вдруг навернулись на глаза, всю мою сущность пронзила неведомая ранее чистая печаль, и я навзрыд заплакал, совершенно не осознавая, зачем и почему. Я лежал и плакал, как ребёнок, только что вышедший из утробы матери, еще ничем не огорченный в этом мире, но предчувствующий очень скоро грядущие огорчения.

Ветер стих, воздух потяжелел, багровое небо стало явственно давить на меня всей своей мрачной массой. Пора вставать, пора что-то делать! Зачем!? Кто же я такой!? Почему так слаб, почему ничего не помню? Где же я, что со мною происходит? В голове царила абсолютная пустота. Я воспринимал весь мир и самого себя в едином целом с этим прекрасным сумеречным закатом, наслаждался им, но, не более того. Никаких мыслей. Пустота, пустота. Бессмысленная, мёртвая, тупая, всепоглощающая…

Словно защищаясь от неё и превратностей грядущей жизни, я попытался вновь погрузиться в спасительное небытие, погасить сознание, однако ничего не вышло. Хотя мозг и работал в прежнем заторможенном ритме, но тело постепенно наливалось силой. Пора, пора, ПУТНИК! Как говорил кто-то, когда-то: «Дорогу осилит только тот, кто по ней идёт!». Кто, где, когда? Я рывком приподнялся, опёрся рукой о песок, на котором до этого лежал, встал на ноги. Мышцы работали идеально, сердце не сбилось с ритма ни на йоту. И так, где же я нахожусь? Кто я такой?

Передо мною тихо и мерно плескалось море. Почти чёрная вода уходила в бесконечность. Волны мягко, с лёгким шелестом, накатывались на песчаный берег и возвращались обратно в породившее их чрево. Заметно стемнело, море лениво и ласково заглотнуло багровый шар солнца, в небе остались лишь затухающие оттенки его, казалось бы, всепоглощающего, вечного, величественного и непобедимого света. Стало слегка зябко и неуютно. Вокруг не было ни души. Волны застыли в судороге томной дрёмы. Ветер, словно уставший от веселья любовник, слился с песчаной полосой пляжа и уснул в её пока ещё тёплых и ласковых объятиях.

Только теперь я заметил, что на моём теле отсутствует какая-либо одежда, я был совершенно гол. Так, так, так… Почему же я здесь нахожусь, как сюда попал, кто я такой? Мучительные попытки дать ответ на все эти вопросы ни к чему не привели. Голова была абсолютно пуста. Я совершенно ясно воспринимал окружающую меня действительность, холодно анализировал ситуацию, четко формулировал вопросы, не получая на них никаких ответов, напрягал мозг, как мог, но всё безрезультатно. Звонкая, призрачная, тупая, прозрачная и мерзкая пустота заполняла мою сущность, и я ничего с этим не мог поделать!

Ладно, надо расслабиться, успокоиться. Напряжение ничего позитивного не даст. Сила, как известно, рождается в покое. Почему мне это известно? Кто и когда это сказал? Кто же я такой!? Что за идиотская ситуация, однако!? Почему я называю её именно «идиотской», а никак иначе!?

Я осмотрелся вокруг. За моею спиной и по бокам громоздились мрачные горы, поросшие густой растительностью. Они окружали подковой небольшую бухту и песчаный пляж, на котором я и находился. Воздух был пронизан и пропитан звоном цикад. Они, казалось, полностью поглотили все остальные, существующие в мире, звуки. Кстати, а почему я знаю, что эти звуки издают именно «цикады», а не кто-либо другой или что-либо иное? Почему горы, — это именно «горы», а море, это — «море», а небо, это — «небо», а пляж, — это «пляж»? Почему я ничего не помню о себе, о своём давнем и недавнем прошлом, но совершенно свободно ориентируюсь в этом мире, который, судя по всему, мне знаком и абсолютно понятен и приятен?

Ладно, нужно что-то делать, куда-то идти, попытаться осознать, где я нахожусь, и кто я, собственно, такой. Но, не стоит торопиться. Неторопливость порой гораздо лучше поспешности. «Поспешишь, народ рассмешишь!». Тьфу, откуда эта фраза, или вернее, — «пословица» или «поговорка»?! Как правильно? Почему именно она родилась в моём бедном мозгу!? Чёрт его знает…

Ночь уже полностью вступила в свои права, тьма сравняла море, землю и небо и превратила их в единое целое, ветер стих. Даже цикады перестали пронзать мир своими волнующими звуками. Воздух и песок были тёплыми, вокруг стояла абсолютная тишина, слегка тревожная и немного опасная, но, тем не менее, сладостно-манящая в свои объятия.

Я некоторое время нервно потоптался на месте, пытаясь сориентироваться в пространстве по отношению к горам и морю, увяз окончательно в чёрном, маслянистом киселе мрака, посмотрел вверх. Вопреки ожиданиям, я не увидел там звёзд, видимо, небо затянули тучи. Везде царила тьма: сплошная, нереальная, мрачная, тягучая, опасная и непроницаемая. Я тяжело и обречённо вздохнул, лёг на песок, принял позу, из которой произошёл на этот свет, и медленно заснул, как ни странно, глубоким и чистым сном, словно невинный ребёнок, пока ещё не затронутый прелестями и гадостями суетного мира. Спокойной ночи, Путник!

Проснулся я оттого, что рядом явно кто-то был. Это ощущение, довольно странное и неподвластное анализу холодного ума, возникло внезапно, ещё до того, как мой бедный мозг освободился ото сна и я стал чётко воспринимать мир вокруг себя.

Вот, только что я парил в сновидениях, — в мутной, тяжёлой и запутанной иллюзорности. Мешанина образов, неясные лица, движение во тьме и на свету, и на лету. Взлёт, падение вниз и бесконечное парение, а затем вновь резкий подъём вверх, вспарывание живота голубого неба, и неожиданный и жуткий ужас перед развернувшейся чёрной бездной, усыпанной звездами. И снова падение вниз, погружение в ультрамарин океана, мелькание неясных и размытых теней. На миг я вдруг увидел печальное, полное укоризны, лицо женщины с раскосыми, грустными, чёрными глазами, и вдруг сон прервали странные звуки:

— КХА, КХА, КХА, КХА…

Я насторожился, понимая, что эти звуки не являются порождением сна. Они доносились из реальности, которая все еще переплеталась с остатками сновидений. Я решительно распутал этот странный клубок, вернул сознание в действительность, напряг мышцы, широко раскрыл глаза, был изумлён, поражён, потрясён и очарован.

Надо мною и внутри меня, заполняя всё физическое и метафизическое пространство, царствовало самое синее небо из тех небес, которые когда-либо удостаивали меня чести взглянуть на них. Что может быть прекраснее ясного утреннего голубого неба и любимой женщины, спокойно проснувшейся поутру рядом с тобой, в неё безумно влюбленным и навсегда ею очарованным!? Тьфу, тьфу, к чему это? Ну, причём здесь женщина? Я знавал многих женщин, в этом я был абсолютно уверен, но в голове не возникало ни одного конкретного, чёткого и яркого образа. Впрочем, один всё же был. Тот, что явился на мгновение ко мне во сне. Но я при всём желании никак не мог достаточно чётко восстановить его в памяти, находясь в реальности. Он как бы прятался от меня в неведомых и туманных глубинах подсознания, вызывал противоречивые чувства, среди которых преобладала глубокая печаль, переходящая во всё поглощающую и всё заглушающую душевную боль.

От неё у меня вдруг сбилось с ритма сердце, замерло дыхание, пересохло во рту, зазвенело в ушах. Я должен вспомнить что-то важное, очень важное, касающееся этой женщины. Она для меня очень и очень важна, очень! Увы, увы… Голова моя была абсолютно пуста. Пустота всегда рождает чувства одиночества и отчаяния. Ах, как грустно, как грустно и тоскливо, а почему, неведомо мне…

«Игры разума, всего лишь игры разума. Не более того», — вкрадчиво, тихо и услужливо подсказал мне некто, живущий где-то в глубине внутри меня. Ну что ж, Некто, ты всего лишь порождение и продолжение меня и не более того, а значит, я и есть этот самый некто, и мне некого опасаться, кроме самого себя, а с самим собой я уж как-нибудь справлюсь и разберусь. Тьфу, ну что за бред я несу!

— КХА, КХА, КХА…

Я резко вернулся в действительность. Странные звуки не прекращались ни на минуту. Они были монотонны и, очевидно, неопасны. Я, — тот, в голове которого существовали только вечные и томные небо, горы и море, и царили покой и благостная тишина, в надежде осознания и обретения чего-то нового, пусть суетного, но нового, дающего шанс на познание чего-либо неожиданного и необычного, приподнял голову, посмотрел влево, вправо и оцепенел!

Передо мною на песке, выпучив блюдца янтарных глаз, и, высунув из пасти огромный, длинный, красный и влажный язык, сидел Зверь. Это был именно Зверь, но не волк или какой-либо иной хищник. Скорее, собака, но какая собака!!!

Она была огромна. Если бы я стоял, то её тяжёлая голова возвышалась бы на уровне моего лица. Блестящая, абсолютно чёрная, как тьма космоса, шерсть, отражала на себе рельеф скрытых под нею мощных и упругих мышц. Из чудовищной чёрно-красной пасти торчали белоснежные огромные клыки. Сильные лапы, крепкая широкая грудь, толстые складки кожи на шее. Попробуй меня возьми! Классический волкодав! Но каким же в таком случае должен быть волк!? О, Боже!?

Чудовище, спокойно сидя на задних лапах, внимательно и задумчиво рассматривало меня.

— КХА, КХА, КХА …

Я лежал, не шелохнувшись, затаив дыхание. Что же делать? Я гол, безоружен, нахожусь в самой неудобной для такого случая позе, на спине. Никаких шансов нет ни на что. Правда есть один реальный шанс, — быть растерзанным и съеденным. Как грустно, как печально быть съеденным, даже не зная своего имени и не помня прошлого. А, собственно, мне было бы намного легче, если бы я его знал и что-то помнил?

Я вдруг неожиданно для самого себя нервно и громко рассмеялся. Звуки, издаваемые зверем, моментально прекратились. Я напрягся, ожидая какого-либо агрессивного движения с его стороны, но ничего особенного не произошло. Пёс всё так же неподвижно сидел рядом. Только голова его наклонилась под каким-то странным углом, язык и клыки исчезли под тяжёлыми складками кожи, грузно свисающей с верхних челюстей. Глаза собаки неестественно выпучились. В них я увидел не агрессию, а только искреннее и неподдельное удивление, смешанное с любопытством и, если можно так сказать применительно к животному, — печальное недоумение и скорбное сомнение. Боже, я явно схожу с ума!

Вдруг пёс как-то нервно поёрзал задом по песку, судорожно и протяжно зевнул и, совершенно неожиданно для меня, почесал лапой за ухом. Я ещё раз, но уже без надрыва и облегчённо расхохотался, больше ничего не боясь. Собака вздрогнула, неторопливо приподнялась и встала на все четыре лапы. Да, — это было совершеннейшее создание природы!!!

Огромная тяжёлая голова, мощная, как древо баобаба, шея. Откуда это сравнение, не пойму!? «Баобаб»? Да, я знаю, что это такое, но откуда? Где я видел это величественное и удивительное дерево? «Баобаб»? Когда? В какой жизни?

У пса было сильное мускулистое тело, не уступающее по размерам телу телёнка. Откуда я знаю о «телёнке»?! Телёнок, телёнок… Знаю, — и всё! Вернёмся к псу. Умные, совершенно нехарактерные и несвойственные животному ироничные глаза пристально смотрели на меня. Почему именно «ироничные»!? Как говорят, способность к иронии — один из главных признаков ума. Кто говорит, где говорят!? Боже, как тяжело и глупо ничего не помнить о себе, о своём прошлом, но намного глупее при этом иметь общие, абстрактные знания обо всём! Но ещё тяжелее, очевидно, будет вспомнить то самое, искомое, заветное, важное, желанное, конкретное, что образует и составляет мою сущность и пока по непонятным и загадочным причинам скрыто от меня!

Я предавался философическим размышлениям до тех пор, пока Пёс не решил пообщаться со мною поближе. Он неторопливо подошёл, задумчиво и тщательно обнюхал меня, — незнакомое и непонятное существо, в ступоре застывшее на песке, с ног до головы. Потом, совершенно неожиданно для меня собака смачно, доброжелательно и довольно бесцеремонно облизала моё лицо. Ощущение конечно странное, но вполне передаваемое. Представьте себе наждак, который трётся о вашу нежную, практически, девственную кожу. Да и ещё специфический, но не лишённый определенной прелести, запах из пасти!

Ну что же, — чаще всего не мы выбираем женщину, а она нас. Боже, что за аналогия! Что за сравнение! К чему это я? Да к тому, что то же самое касается и братьев наших меньших! Пути привязанности и любви странны, непонятны и прописаны на небесах. Боже, однако, какие гениальные, оригинальные и свежие мысли! Главное, что пришли они ко мне в голову в самое неподходящее для этого время!

Я осторожно приподнялся, а потом неожиданно для самого себя смело поднял руку, положил её классическим жестом на шею Собаки, потрепал её. Пёс заурчал как-то утробно, печально, гулко и совершенно беззлобно. Я вздохнул с облегчением, встал на ноги в полный рост.

Песок подо мной вдруг затвердел, от него пошла тёплая вибрация, легко проникающая в меня и пронизывающая насквозь всё вокруг. Откуда-то с небес вдруг спустилась на меня и на Собаку непонятная и неведомая пока мне мощная энергия, трансформирующаяся в чувства привязанности и доверия, и понял я, и понял Пёс, что теперь мы неразлучны и судьбы наши переплетены воедино. И произнёс я, повинуясь внезапному порыву, неожиданно торжественно и громко, обращаясь одновременно и к небесам и к Собаке:

— Нарекаю тебя именем ЗВЕРЬ! Да будем мы вместе навсегда, да убоятся нас враги наши, да будут рады нам друзья наши!

ЗВЕРЬ посмотрел мне янтарно и преданно прямо в глаза, потом высоко поднял голову к бездонному небу и издал такой ужасный звук, от которого скукожился и заструился по альвеолам Вселенной излишек энергии, накопившийся в этом пустынном и сонном месте. Песок под нами, словно подпитываемый какой-то тайной и дикой энергией, превратился в тягучую субстанцию, готовую нас поглотить, принять в свои мягкие, сыпучие и ласковые объятия. Неведомая мощная сила, неизвестно откуда взявшаяся, вошла в меня и в ЗВЕРЯ, растворилась и перемешалась в нас, и смешала наши естества в одно целое.

Она сначала как бы поочерёдно переполнила наши сущности, а потом слила их воедино. Мы вместе кричали, рычали и выли, и смотрели в высокое, прозрачно-голубое небо, и просили у него нечто неведомое, но желанное, и оно, наконец, вняло нам и открылось перед нами. Непорочное и дотоле ясное лоно его вдруг трансформировалось и распахнулось над нами миллиардами звёзд, сияющими в далёкой и глубокой тьме, и мы поняли, что по-настоящему ещё не жили, не познавали, не боролись, не сомневались, не служили, не дружили, не любили, не ненавидели, и не прощали, и самое, самое главное у нас ещё только впереди!

Мир вокруг изменился. Время застыло. Пространство потеряло своё очертание. Все звуки: шум волн, шелест листвы на холмах, пение утренних птиц вдруг загустели, как состарившийся мёд. Я и ЗВЕРЬ впитывали в себя эту странную субстанцию, становились частью её непонятной и магической сущности.

А потом всё вновь изменилось: мир снова обрёл сам себя, возвратившись из странного, загадочного и иллюзорного путешествия в никуда обратно, на круги своя. Море снова шумело, окатывая волнами и окутывая брызгами вечно неподвластный ему и вечно желанный берег, птицы на холмах запели, как в последний раз, дотоле тяжёлый песок легко и печально струился на ладонях ветра, который недоумевал, куда и зачем его девать. Из века в век, всё одно и то же. Из века в век…

Я снял свою руку с холки Пса, ещё раз взглянул на море и на небо и сказал:

— Ну что же, пора в путь, мой друг, пора.

Я зашагал бодро по сыпучему песку к видневшемуся неподалеку лесу. Однако, за своей спиной я не почувствовал никакого движения. Я недоумённо оглянулся. ЗВЕРЬ сидел на прежнем месте, сосредоточенно роя лапами песок и искоса поглядывая на меня.

«Возвращаться, — плохая примета», — неожиданно вспомнил я древнюю, как мир, истину, но всё-таки вернулся обратно. Пёс смотрел на меня тяжело, испытующе, пронзительно и задумчиво, как уставший от познания жизни мудрец, который так и не понял её смысла до конца. Боже, и это — мои размышления о собаке!? О простой собаке! Или не о простой!?

— Ну что, в чём дело? — спросил я у ЗВЕРЯ. — Пойдём, посмотрим, где мы находимся и куда двигаться дальше. Дорога, знаешь ли, настраивает нас на позитивно-философский лад. Куда идёшь, Путник, зачем? Где конец пути, а где его начало? Как говорил когда-то один умный человек: «Тема вечных странствий — одна из основных тем бытия».

Пёс продолжал задумчиво созерцать песок. Я подошёл ближе, дотронулся до него, ощутил какую-то лёгкую вибрацию, насторожился.

— Так вот, сейчас нам надо всё-таки идти, — громко и бодро продолжил я, обращаясь к ЗВЕРЮ. — Не будем же мы вечно здесь торчать. Место, конечно же очаровательное, но не более того. Да и к тому же, честно говоря, пора перекусить.

Мне вдруг действительно остро захотел есть. Я огляделся вокруг. Нигде поблизости, как я и ожидал, не оказалось, к сожалению, ни одного куска печённого мяса, ароматно пахнущего и томящегося над костром, ни даже ломтика, пусть и несколько заплесневевшего, сыра, или хотя бы краюхи зачерствелого хлеба. Увы, увы, как жаль, как жаль…

ЗВЕРЬ в это время закончил рыть песок, вдруг поднял башку к небу, как-то отрывисто и коротко то ли рыкнул, то ли тяжело вздохнул, странно взглянул на меня. Ну что там, Пёс? Я наклонился над свежевырытой неглубокой ямой, посмотрел в неё. Моё сердце вдруг бешено забилось. Жар охватил тело, голова закружилась, руки неожиданно задрожали. В кончиках пальцев возникло покалывание, потом онемение. Страшный холод пронзил меня, гася пламя, охватившее до этого мою сущность. Сердце замедлило свой ритм. Невесть откуда взявшийся вибрирующий и всепоглощающий звук пронзил ткань мироздания и ушёл неведомо куда.

Я слился с ним, окунулся в него. Меня вдруг поглотили самые разнообразные чувства и ощущения, которые перемешались внутри, забурлили, как в невидимом гигантском котле. Я наполнился и переполнился тревогой и радостью, холодом и жаром, эйфорией и болью, счастьем и горем, светом и тьмой. На меня накатывались то горячие, то холодные волны, хаотично перемешиваясь между собой, и в апогее новых, неизведанных и всё переворачивающих внутри меня, ощущений, я провалился или превратился во мрак, приняв его, как избавление.

— КХА, КХА, КХА…

Где-то я это уже слышал, однако… В очередной раз, сбрасывая с себя остатки чёрного беспамятства, я поднялся с песка, огляделся вокруг. Всё тот же пляж, море, горы… ЗВЕРЬ сидел неподвижным каменным изваянием передо мною, смотрел на меня тяжело, тревожно и пронзительно. Я чувствовал себя трижды измочаленным, выжатым и опустошённым. Жаркий воздух густо обволакивал моё бедное, обессиленное тело.

Я тяжело встал, поднял голову вверх. Ощущение было таким, как будто кто-то откуда-то с небес внимательно и безжалостно рассматривает меня, разбирает на составные части, ломает, перекручивает, собирает вновь, испытывает на прочность. Зачем, почему, с какой целью? Ну что ты от меня хочешь, ты, там, — в очень и очень далёкой вышине!? Я снова опустился на песок, опёрся на руку, посмотрел в небо. Оно было ясным, безмятежным и прозрачно-голубым. Наваждение пропало. Но что было до этого, почему я потерял сознание?

Неожиданно моя рука прикоснулась к чему-то твёрдому, гладкому, холодному. Я резко вскочил на ноги, тревожно и обречённо посмотрел вниз. Между мною и Собакой во впадине в песке лежал предмет, который, как я понял, с этого момента должен был определять, направлять и решать мою судьбу, то есть — дальнейшую жизнь. Он переполнялся таинственной, невидимой и неведомой силой, которая готова была вот-вот выплеснуться наружу. Неизвестный предмет слегка вибрировал. Я был поглощён и заворожен этой вибрацией, моё тело задрожало и стало накаляться, как железо на огне, а потом словно окунулось в бодрую истому холодной колодезной воды.

Ко мне вдруг пришло осознание чего-то пока непонятного, но важного и огромного, всеобъемлющего, того, что я уже когда-то знал, но почему-то забыл и никак не мог вспомнить. И я неожиданно обрёл уверенность в том, что этот предмет с данного момента принадлежит мне и предназначен он для чего-то очень значительного и необычного.

ПУТНИКУ нужен ПОСОХ! Какой ПУТНИК без ПОСОХА?! Это как рыцарь без меча, как пахарь без плуга, как женщина без косметики и духов, как поэт без пера, как кузнец без горна и огня, как ангел без крыльев!!! Ангел, Ангел, Ангел… Кто такой Ангел!? Причём тут Ангел!? Непонятно, абсолютно непонятно… Ах, да! Вспомнил!

Я осторожно прикоснулся к ПОСОХУ, слегка сжал его древо, ощутил его потаённую сущность. Моя рука сначала онемела, затем кровь бешено забурлила в жилах, заструилась по ним с невиданной мощью, и я почувствовал себя всемогущим и вечным, и на пике этой сумасшедшей мысли я снова потерял сознание.

— КХА, КХА, КХА …

Очередной раз я очнулся или проснулся ночью. Небо было безоблачным, надо мною висела огромная белая и полная луна. Она освещала своим невероятно ярким, таинственным и магическим светом пляж, горы, море и Пса, сидящего, как изваяние, передо мною. В лунном свете он казался вычеканенной из её тела мраморной и мёртвой статуей, но это были лишь первые впечатления. Глаза ЗВЕРЯ смотрели на меня вполне осмысленно, пронзительно и внимательно, ловя каждое движение. Странное зрелище — камень, в котором живут глаза…

Я вспомнил о ПОСОХЕ. Моя рука непроизвольно дёрнулась в сторону и, конечно же, наткнулась на Него. ПОСОХ был холоден, как лёд, но, когда я дотронулся до него, он вдруг осветился каким-то тёплым неярким светом, завибрировал в моих руках, стал нагреваться. Его температура сравнялась с температурой моего тела, и я почувствовал, как мы поглотили друг друга и перетекли друг в друга, и стали единым целым.

Я вдруг неожиданно и остро понял, что мы с ним, с ПОСОХОМ, как и со ЗВЕРЕМ, связаны и слиты навеки, не до смерти, а именно навеки, навсегда. Но почему именно навеки? Кто я такой, кем был раньше, какова моя судьба? Может быть, я всего лишь ничтожный раб, а может быть и знатный господин!? Возможно, я — жалкий осколок от разбитой в пылу ссоры между Богами драгоценной, а может быть, и дешёвой вазы!? А возможно, — я вовсе и не осколок, а один из тех, кто разбил вазу!? Возможно, — я человек, а может быть, и нет!? А вдруг я являюсь некой бестелесной, но мыслящей сущностью, и мир вокруг меня — всего-навсего навязанная мне извне, а может быть и сотворённая мною самим иллюзия!?

Как я оказался в этом месте, кто я таков, каково моё предназначение? А может быть всё значительно проще? Я — всего лишь нищий сумасшедший, юродивый, дурачок, забредший случайно на этот пустынный пляж. Наступило у меня вдруг какое-то временное, неожиданное просветление. Сижу, рассуждаю, размышляю?! Или нет!? Или да!?

Эти совершенно безумные и лихорадочные мысли беспорядочно метались и переплетались некоторое время в моей воспалённой бедной голове. Я обречённо прижал ПОСОХ к своему телу, как прижимают к себе перед смертью последнюю и самую любимую возлюбленную, и мгновенно заснул тихим спокойным сном…

— КХА, КХА, КХА…

Господи, опять и снова, всё одно и тоже… Я тяжело и обречённо открыл глаза. Надо мною укоризненно возвышался ЗВЕРЬ. Солнце медленно преодолевало горы, воздух был кристально чистым, ароматным и горьким на вкус. Я процеживал его сквозь губы и зубы, как хорошую сигару или изысканный коньяк. При чём здесь «сигара», какая «сигара», что это, вообще, такое?! «Коньяк, коньяк…». Ах, да. Сигара, сигара! Коньяк, коньяк! Вспомнил!

Всё, хватит! Больше никаких размышлений по поводу понятий, которые для меня вроде бы естественны, но одновременно абсолютно, или не совсем, или частично, и не сразу ясны! Никакого анализа, никаких сомнений, никаких раздумий! Хватит!!! Надо двигаться, что-то делать, идти вперёд! Вперёд и только вперёд!

Я сел, осмотрел ПОСОХ, который крепко сжимал в правой руке. Он был с меня ростом, сверху идеально обхватывался пальцами, к низу древко постепенно сужалось. Холодный на ощупь материал, сотворённый, скорее всего, не из дерева. Очень твёрдый, прочный и абсолютно гладкий. Я прикоснулся к нему лбом, не знаю, почему, и вдруг снова почувствовал какую-то глубинную внутреннюю вибрацию и исходящую от него мощь и силу. Сущности вокруг стали терять свои очертания, земля задрожала, небо вдруг соединилось с нею, всё стало единым, втягивающимся в страшную черную пустоту. Я молниеносно отдернул голову от ПОСОХА, сразу же пришел в себя. Мир был таким же, как и прежде — прекрасным, спокойным, понятным и, очевидно, — вечным.

Я окончательно и бесповоротно осознал, что все странные явления, произошедшие со мной за последнее время после первого пробуждения на этом пустынном и тихом пляже, имеют явную и таинственную связь с ПОСОХОМ, ну и, конечно же, со ЗВЕРЕМ. Мы вместе тесно взаимосвязаны, но на основе чего, почему, зачем? Боже, как всё странно и крайне непонятно!

Кто они такие, — этот задумчивый Пёс и загадочный предмет к нему в приложение? А, может быть, и наоборот? Какое отношение имеют они ко мне, а я к ним? Почему я вообще оказался здесь? Почему ничего не помню о себе, о своём прошлом? Кто же я такой, в конце концов!? Бесконечные вопросы, вопросы, вопросы… И ни одного разумного и, хотя бы, мало-мальски понятного ответа! Собственно, от кого я могу их получить? Всё, хватит, надоело!!!

Мне внезапно остро захотелось какого-либо движения. Это было неосознанное, мощное, необъяснимое и непреодолимое чувство. Пора в путь, пора, ПУТНИК! Я кинул лёгкий и задумчивый взгляд на бирюзовое, томное и прозрачное море.

— А почему бы нам не искупаться? — я посмотрел на Собаку.

Пёс ответил мне скучным взглядом, лениво, брезгливо и потешно хрюкнул, почесался. Я, переполняемый какими-то непонятными, могучими и пока не совсем подвластными мне эмоциями, основанными на подсознании, находясь на их пике, с экстазом произнес:

— Всё ясно, видимо, ты не любитель глубоких вод! Но я-то — другой! Я тот, кто пронизывает своей могучей и вечной сущностью глубины мироздания, я тот, кому подвластны небо, вода и земля! Я тот, кто повелевает огнём и льдом, кто созидает и рушит! Я непонятно кто, чёрт меня подери!!!

Я, как кипящий от переизбытка пара котёл, немедленно требующий клапана для его сброса, передвигаясь огромными скачками, за считанные секунды достиг моря, бешено взбурлил его голубые воды снаружи, как лезвие меча рассёк изнутри, и погрузился в его прохладное тугое чрево. Как хорошо, ах как хорошо! Бывает же иногда так хорошо!

Я вспарывал солёную и тяжёлую воду мощными взмахами рук, то глубоко погружаясь в неё, то стремительно выныривая наружу. Я любовался скалами и горами, окаймляющими бухту, плыл всё дальше и дальше, и дальше. Тело моё впитывало энергию моря и солнца, наливалось невидимой и невиданной силой. Как хорошо, ах, как хорошо! Что может быть лучше моря и гор!? Только горы и море, на которых и в котором я ещё не бывал!

Я вдруг с удивлением обнаружил, что ЗВЕРЬ плывет рядом со мною, — мощно и бесшумно. При этом его глаза были переполнены укоризной в мой адрес и брезгливостью по отношению к воде, переходящей в полное отвращение, когда она попадала Псу в пасть. Ни я, ни Собака не испытывали никакой усталости, мы стремительно рассекали тяжёлые волны, оба дышали легко и ровно.

Через некоторое время мы вернулись на пляж. ЗВЕРЬ, как и полагается в таких случаях, встряхнулся, обильно и мощно окатив меня водой. Я чертыхнулся, легко и чисто рассмеялся, подставил лицо солнцу, ощутил его жгучее прикосновение, некоторое время наслаждался им, а потом резко вскочил и, внезапно даже для самого себя, закричал:

— Впёред, мой Пёс, вперёд! Нас ждут великие дела, и дальние дороги! Вперёд, мой Пёс, да не сломаем в странствиях мы ноги. Вперёд!!!!

Я поднял ПОСОХ с песка, сжал его изо всех сил, ощутил сначала исходящий от него пронизывающий холод, а потом лёгкое тепло, понёсся бешеными скачками по пляжу в сторону прохладных зелёных гор.

ЗВЕРЬ был явно удивлён такой неожиданной прытью, но уже через несколько мгновений он присоединился ко мне. Пёс преодолевал пространство огромными прыжками, стремительно двигаясь рядом со мною и в унисон мне, легко пронзая тяжёлый и жаркий от полуденного солнца воздух. Его чёрная блестящая шерсть отбрасывала в стороны какие-то странные жгучие, желтые искры, которые, падая на песок, поднимали с него струйки пара, сухо рассеивающегося в пространстве.

— КХА, КХА, КХА…

Этот звук клокотал в моём мозгу, и я, как это было тысячи лет до меня, и будет через тысячу лет после меня, хрипел, сливаясь с бегущей рядом со мною первобытной сущностью:

— КХА, КХА, КХА…

ПОСОХ слился с моей рукой, стал с нею и со мною единым целым. Лёгкие работали мощно и свободно, без малейшего усилия. Песок удивлённо клубился под нашими ногами, касался их на мгновение и безнадёжно отставал, понимая, что уже никогда более не увидит тех, кто взбодрил его дремлющую, тягучую и, якобы, бессмертную и бесконечную сущность. Что нам эта сущность! Всё в мире конечно, иллюзорно и подвластно только тем, кто превращает иллюзию в реальность. А может быть — наоборот!? Кто знает…

— Вперёд, мой Пёс, вперёд!

— КХА, КХА, КХА!!!

Вперёд и только вперёд!!!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

До поросших лесом холмов, видневшихся вдалеке, мы добрались довольно быстро. Сначала на пути попадались редкие бледно-зелёные, чахлые кустики и пожухлая под солнцем трава, затем растительный покров стал ярче, сочнее, мощнее и гуще. Скоро мы углубились в настоящие джунгли. Они были переполнены запахами, таинственными и загадочными звуками, бурной внутренней жизнью. Пёс бежал впереди меня, легко и бесстрашно рассекая грудью хаотично переплетающуюся растительность.

Видимо, всякие там шипы и колючки ему были абсолютно безразличны. Я же их явственно и довольно болезненно ощущал всей кожей своего обнажённого тела, к тому же слегка подгоревшего на пляже. Заросли казались бесконечными, но вдруг мы одновременно вырвались на открытое пространство и очутились на огромной поляне, поросшей высокой сочной травой.

Первое, что бросилось мне в глаза, был дом. Он стоял в нескольких десятков шагов от нас. Самый обыкновенный, человеческий, классический жилой дом. Стены из толстых брёвен, черепичная крыша, кирпичная труба, окна в обрамлении пустых деревянных рам, обглоданных ветром и обожжённых солнцем.

Я присел, огляделся вокруг. Лес остался позади. Впереди и по бокам поляны громоздились пологие холмы, переходящие в невысокие горы и скалы. Между ними я заметил длинную и глубокую ложбину. Я тихо свистнул. ЗВЕРЬ, задумчиво и абсолютно неподвижно сидящий неподалёку, вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул ему в сторону дома, в ответ он, поняв меня, мотнул тяжёлой башкой, а затем неторопливо затрусил к нему. Я так же неторопливо пошёл вслед за Псом. Где же я нахожусь? Что это за место? Вопросы, вопросы, вопросы…

Когда я приблизился к дому, ЗВЕРЬ уже обошёл его со всех сторон, старательно и внимательно обнюхал и даже справил естественную нужду прямо перед ступеньками небольшого крыльца, видимо показывая, кто здесь теперь хозяин. Затем он стал осуществлять самую главную для всех собак процедуру, а именно, — пристально и тщательно выискивать и уничтожать блох. Он урчал, кряхтел, с азартом рылся в своей густой чёрной шерсти, смачно щёлкал зубами. Это занятие, видимо, поглотило его целиком. Я не стал отвлекать ЗВЕРЯ от такого жизненно важного и интересного для него времяпровождения. Судя по его спокойному поведению, пока никакая опасность мне не угрожала.

Дом, очевидно, был нежилым. Об этом свидетельствовала и давно некошеная трава вокруг, и дверь, висящая на одной петле, и пустые окна. Лишь одно из них было закрыто двумя полусгнившими и покосившимися ставнями. Я ещё раз внимательно посмотрел на стоящее передо мною сооружение. Дом, как дом. Обычный дом. Брёвна, кирпич, раствор, гвозди, черепица…

Я поймал себя на мысли о том, что абсолютно свободно оперирую этими понятиями, моментально адаптируюсь к любым явлениям и предметам, встречающимся на моём пути, но до сих пор не имею ни малейшего представления о том, кто я такой, где же я нахожусь, зачем я здесь, как сюда попал? Странно все как-то, непонятно, запутанно и немного жутко.

Я, очевидно, достаточно долгое время пребывал в глубокой задумчивости. Из неё меня вывело глухое урчание ЗВЕРЯ. Он закончил безуспешные попытки справиться с неистребимыми полчищами блох, и в данный момент сидел на задних лапах, внимательно и пронзительно глядя на меня.

Я вдруг каким-то боковым зрением уловил лёгкое движение в районе холма, расположенного в шагах пятидесяти от нас. Двигалось явно что-то живое и крупное. Пёс то же, очевидно, что-то заметил, так как насторожился, хищно оскалился и стал подозрительно, внимательно и пристально вглядываться в то место. Мы некоторое время рассматривали его. Движение не повторилось.

Мне вдруг остро захотелось хоть как-то прояснить ситуацию, в которой я оказался, увидеть хоть какое-то живое существо, разумное или неразумное, опасное или безобидное, всё равно. Бог с ним, с домом, осмотрим потом. Я вдруг неожиданно для самого себя на едином дыхании продекламировал:

Я поперхнулся, закашлялся, застыл в полном недоумении. Что это было? К чему? Зачем? Откуда? Каждый раз что-то новенькое!

— Вперёд мой ЗВЕРЬ, вперёд! — гаркнул я бодро и возбуждённо и, не торопясь, направился в сторону холма.

По пути я непонятно зачем, инстинктивно, совершенно непроизвольно, весело, но крайне нервно, лихо и с достаточной силой ударил ПОСОХОМ о землю. Эффект оказался неожиданным и потрясающим. ПОСОХ как-то странно загудел и завибрировал. До сих пор голубое небо вдруг стало серым и мутным, солнце исчезло, воздух явственно сгустился, превратился в тягучий плотный туман, мир трансформировался в нечто непонятное, тяжёлое, зыбкое и неподвластное разуму.

— У, У, У, У… — дико завыл Пёс, прижавшись ко мне, как комнатная собачка, заметившая смертельную опасность.

Я сосредоточился, закрыл глаза, еще крепче сжал ПОСОХ, буквально влился в него руками и лбом и попытался снять овладевшее мною так неожиданно явившееся нервное напряжение, привести себя в состояние покоя. Как ни странно, мне это сразу удалось. Я перестал ощущать мир таковым, каким он был минуту назад. Какая-то всеобъемлющая пустота заполнила меня, в ушах сначала зашумело, затем зазвенело, а потом всё кончилось. Я медленно открыл глаза.

Вокруг почти ничего не изменилось, почти… Всё так же голубело небо, но какой-то необычный, странный и необъяснимый оттенок присутствовал в нём. Всё так же шумела высокая трава, но была она уже не такой зеленой, как прежде. Всё так же, якобы, надёжно стоял на земле дом, но казался он мрачнее, серее, грузнее, старее и суровее, чем раньше.

Я с опаской посмотрел на ПОСОХ, не торопясь, вернулся к дому, медленно и осторожно прислонился к стене, потом сел на ступеньки, взглянул на Пса, неподвижно и спокойно стоящего рядом со мною. Потом я перевёл взгляд на бездонное небо.

— Что это было? — задал я ему вслух совершенно риторический вопрос и нервно вытер пот со лба.

Небо бездонно и грустно молчало. Я поморщился, нахмурился. Ладно, со всем этими неразберихами разберёмся потом, а сейчас не стоит торопиться, следует всё-таки сделать привал, передохнуть, осмотреть дом, спокойно оценить ситуацию, подумать, поразмышлять. Мне вдруг снова остро захотелось есть. Я задумчиво посмотрел на открытую дверь, потом без малейшей опаски вошёл в её распахнутое чрево, и погрузился в сумеречное и прохладное нутро дома, как в бездну.

Прохлада, прохлада… Тишина. Полумрак, едва уловимый запах плесени, пыли, мирный покой. Деревянные полы, стены, потолок. Кирпичная печь, грубо сколоченный стол, на нём посуда из глины и из какого-то тусклого металла, большой кухонный нож, керамический кувшин и, о, чудо! Я увидел кусок хлеба, несколько луковиц, нечто, похожее на вяленое мясо! Всё это лежало на большом глиняном блюде. Я, повинуясь вечному и естественному порыву, быстро приблизился к столу, схватил с него хлеб, мясо, стал жадно их поглощать, заедая горьким сочным луком.

Да, конечно, не самое изысканное из блюд, но сейчас оно казалось мне намного изысканнее всех тех, которые существуют на этом свете! Я припал губами к кувшину, внутри оказалась прохладная вода. Неплохо, неплохо! Очень неплохо!

Стоп! А откуда все это здесь взялось? Почему вода такая прохладная, как будто она только что из колодца или из ручья? Я напрягся, внимательно огляделся вокруг, сконцентрировался, прислушался. Где — то рядом, очевидно в соседней комнате, раздался почти неуловимый уху скрип, затем лёгкий шорох.

— ЗВЕРЬ, ко мне! — крикнул я.

Эффект оказался неожиданным. За стеной что-то громко треснуло, раздался глухой удар, затем послышался шум переворачиваемой мебели, потом я услышал женский визг, именно и несомненно женский. Вслед за этим наступила абсолютная тишина.

Я, не торопясь и уверенно, почему-то будучи абсолютно спокойным, зашёл в соседнюю комнату, ногой распахнув едва держащуюся на петлях деревянную дверь. На скамье у стены я увидел лежащую на ней седовласую тощую старуху. Лицо её было устремлено вверх, глаза закрыты, костлявые руки, переплетенные синими венами, вытянуты вдоль туловища. Тело прикрыто какой-то грубой серой тканью.

В двух шагах от старухи находился тяжёлый и грубо сколоченный перевёрнутый стол. Его ножки, как рога у буйвола, были направлены в сторону ЗВЕРЯ. Тот спокойно сидел между ними и с большим интересом смотрел сверху вниз через стол на пол. Там, видимо, кто-то был, и этот некто не вызывал у Пса никакой тревоги. Тишину нарушают лишь два звука: вечное и привычное: «КХА, КХА, КХА», и равномерный скрип одиноко висящей на одной петле оконной ставни. Другая её половинка, очевидно выбитая ЗВЕРЕМ, лежала в комнате на полу.

Я подошёл к столу, заглянул за него. Ну, точно, — женщина, вернее, девушка. Она сидела, скорчившаяся в комок, испуганная и дрожащая. Одета в длинное, довольно приличное и, видимо, недешёвое платье. Густые, роскошные каштановые волосы закрывают пол лица, тонкие руки зажимают рот. Из-под волос то ли на меня, то ли на ЗВЕРЯ, то ли на нас обоих с ужасом смотрит огромный, зелёный, широко открытый глаз. Я рассмеялся, присел перед девушкой на корточки и спросил:

— А где же твой второй глаз, милая, или достаточно одного?

Девушка не издала ни звука, отняла руки ото рта, приняла более удобную позу, отдёрнула с колен скомканный подол своего длинного голубого платья, откинула назад волосы, показав миру ещё один глаз, потом вдруг торопливо приподнялась, привстала, склонилась в глубоком поклоне, сложила перед собой руки, потупила взор.

Существо, однако, обворожительное! Сложена пропорционально, черты лица правильные, чуть-чуть скуласта, но чуть-чуть! Ровный и изящный носик, губы узковатые и для женщины слишком решительные и волевые. Глаза большие, немного раскосые. Ясный и глубокий изумрудный взгляд. Хороша, чертовка, ах, как хороша! Немного, правда, не в моём вкусе, но хороша, очень хороша!

Боже, о чём это я?! Встретил на своём пути первое живое существо после ЗВЕРЯ! Это же событие! Сие существо оказалось к моему облегчению и счастью не драконом с тремя головами, не зверем диким и мерзким, не вонючей и волосатой обезьяной, а обычным человеком, вернее, не обычным, а прекрасной молодой девушкой! А я здесь ещё харчами перебираю: «В моём, не в моём вкусе!». Какой, однако, идиот! Ну, собственно, — это моя истинная натура в сложившейся жизненной ситуации!

— Ты кто такая? — строго спросил я. — Ты меня понимаешь?

Полная тишина воцарилась в комнате. Оконная петля закончила скрипеть, безжизненно и обречённо повиснув в пространстве, ЗВЕРЬ перестал пыхтеть, закрыл свою пасть и замер. Он, склонив голову, казалось, с интересом ждал ответа на заданный мною вопрос.

— Ну, отвечай, же, наконец, ты меня понимаешь!? — теряя терпение, рявкнул я, резко вставая.

Девушка ещё ниже склонила голову, съёжилась и вдруг торопливо, каким-то странно-мелодичным и низким голосом с лёгкой, едва уловимой хрипотцой произнесла:

— Да, Ваше Величество, я, конечно же, Вас хорошо понимаю, извините за промедление с ответом, но я очень напугана и смущена некоторыми э, э, э… обстоятельствами.

Я озадаченно воззрился на сие существо. Вот это пассаж, вот это поворот судьбы! Какая, однако, неожиданная и крайне приятная для меня новость! Так я, оказывается, всё-таки не червь, не раб, не какой-то сумасшедший бродяга или дурачок, и даже не просто господин! Я Господин господ, являюсь или Царём, или Королём, или, чем чёрт не шутит, возможно, даже Императором!? Вот это да! «Ваше Величество!». О, как, ишь, ты, однако! Ну, наконец-то, слава Богу, что-то стало проясняться! Прекрасно, превосходно! Для начала неплохо, совсем неплохо! Да что там неплохо! Просто великолепно и замечательно! Такой поворот событий мне очень понравился. Он меня вполне устраивал. В моём мозгу, опьянённом данной неожиданной вестью, пронеслись одна за другой следующие картины.

Вот я, великий и всемогущий, внезапно становлюсь объектом какого-то грязного, страшного и зловещего заговора. Вот я, поднятый из постели верным и почти умирающим от ран слугой, несусь во тьму на ещё более верном скакуне. Мой дворец пылает, и в отблесках пламени я даю клятву отомстить, но внезапно конь срывается в пропасть, я падаю в ревущий речной поток, который выносит меня к штормящему морю. Я плыву по нему, начинаю терять силы, почти тону, гибель неминуема, но, о, чудо! Земля, земля! Море выбрасывает меня, полуживого, на пустынный берег. Я теряю сознание и память, но память обо мне живёт в моих подданных…

Вот где разгадка моей тайны, вот где мой секрет! Как, однако, всё просто! Или вот ещё одна версия. Я, покорённый некоей прекрасной Герцогиней, еду под покровом ночи на свидание с нею, но тут вдруг…

Эти сладкие и упоительные грёзы были внезапно прерваны ЗВЕРЕМ. Он весьма бесцеремонно и грубо ткнулся своей мордой в мой бок и очень выразительно посмотрел на меня. Ах, да, очевидно пауза несколько затянулась…

— Ну что же, прекрасно, что мы друг друга понимаем, — обратился я к девушке. — Вам абсолютно нечего опасаться и незачем робеть и стесняться, расслабьтесь, давайте поговорим.

Я рывком приподнял с пола огромный стол и поставил его на место. Он был довольно тяжёл, сколочен из какого-то прочного дерева, но особого напряжения я не почувствовал. Интересно, интересно… С каждым разом всё интереснее!

Девушка исподлобья и с огромным изумлением посмотрела на стол, потом на меня, затем снова опустила глаза. Я вдруг занервничал, стал специально затягивать паузу в разговоре, честно говоря, не зная, как и в каком ключе его продолжить. Какое, однако, идиотское и глупое положение! Внутри меня вдруг беспощадно и грозно начало копиться какое-то непонятное напряжение, которое вот-вот должно было вырваться наружу и превратиться во что-то, очевидно, крайне негативное, неприятное и ненужное в данной ситуации.

Я с задумчивым и меланхолическим видом прошёлся туда сюда, посмотрел в окно, потом зачем-то погладил Пса по башке. Он удивлённо заморгал своими жёлтыми глазами, как-то странно хрюкнул, словно чем-то неожиданно подавился. Девушка прыснула в кулачёк, я громко и облегчённо рассмеялся. ЗВЕРЬ обиженно зевнул, встал с пола и медленно, соблюдая достоинство, вышел в другую комнату.

Я попытался привести мысли в порядок, однако ничего путного из этого не вышло. До сих пор мне не понятно, кто я такой, где нахожусь, как себя вести в данной ситуации, о чём говорить, вернее, как правильно начать беседу. Кстати, я разговариваю с девушкой на родном и понятном ей языке, следовательно, являюсь уроженцем данных мест. Или нет? Может быть, я просто владею разными языками? Если я Король, или кто-то в этом роде, то по какой всё-таки причине пребываю в жалкой хижине в столь непонятном состоянии? Один, без свиты, с каким-то странным Псом-Монстром? В конце концов, где моё Королевство или Царство!? Где мои подданные, мой блестящий Двор?! Ау, ау! Господа и дамы, — откликнитесь!

Может быть, я просто-напросто давеча перепил спиртного на какой-нибудь вечеринке или на балу, и вдруг решил побыть один, расслабиться, поразмышлять о жизни и о судьбе, похандрить, искупаться в море? Всего-то на всего! Вопросы, вопросы, чёрт возьми, одни вопросы! Эта проклятая пустота в моей голове! Как она меня угнетает! Что же делать дальше, как быть?

Ладно, выход всего один. Придётся плыть по течению, возможно, в случае необходимости грести против него и подстраиваться под конкретную жизненную ситуацию и обстановку. Как говорил когда-то один человек: «Главное ввязаться в бой, а потом посмотрим, что делать дальше». Что-то в этом роде… Чингиз-хан, Александр Великий, Наполеон? Чёрт возьми, кто они такие!? Из каких глубин моей бедной памяти всплыли данные имена или фамилии? Кто это сказал, когда сказал, кому сказал!? Мой спящий разум отказался дать ответы на данные вопросы.

Я заскрипел зубами от досады, напрягся, занервничал, сжал кулаки, задрожал, но потом неимоверным усилием воли заставил себя успокоиться. Я поднял голову, рассеянно посмотрел на заросший паутиной потолок, не нашёл там ничего необычного и интересного, перевёл свой царственный взор на девушку.

— Ну что же, дитя моё, поведай мне, кто ты есть, откуда следуешь, куда держишь путь? — как-то несколько неестественно, фальшиво и напыщенно произнёс я.

Причём тут «дитя моё»? Так, кажется, изъясняются священнослужители, но не короли. Или они то же? И, вообще, что за слог? Но деваться некуда. Если я — Его Величество, то могу изъясняться, как мне угодно. Значит, так оно и должно быть! Каков есть у меня слог, таков и есть. Хозяин — барин! Вот так! И никак иначе!

— Почему ты на меня не смотришь, дорогая? — я медленно и с достоинством подошёл к девушке, наклонился над ней, положил руку ей на плечо.

Она вздрогнула, съёжилась ещё больше, напряглась, опустила голову ещё ниже и почти шёпотом ответила:

— Я не смею смотреть на Вас, Сир!

— Почему!?

— Потому что… Вы, Вы, Вы… голый, Сир…

Я поперхнулся, закашлялся, поспешно отошёл от девушки. Боже мой, какой же я кретин! Я ведь действительно голый! Ну и вид у меня! Но почему этот факт не вызывал у меня до сих пор никакого чувства дискомфорта, стеснения? Что-то с головой? Ну да, если я частично потерял память, то могли выключиться ещё какие-то участки мозга, отвечающие за ощущение стыда, например. Боже, как нелепо, как глупо, как смешно! Какой я Король!? Полный идиот! Но, с другой стороны, сколько Королей за всю историю человечества были идиотами?! Одним идиотом меньше или больше. Какая разница…

— Эх, дитя моё! — бодро произнёс я, поспешно заходя за стол и садясь на лавку. — Все мы голые, даже если находимся в одежде. Она — это всего лишь способ скрыть нашу истинную сущность, нашу обнажённость, не более того. Мы прекрасно представляем, что находится под одеждой, но делаем вид, что из-за неё этого не знаем. Вот и весь смысл одежды, не считая, конечно, что она нас согревает, предохраняет от зноя, колючек, насекомых и так далее. А вообще, бывают ситуации, когда человек некоторое время должен быть раздет, разут, полностью обнажён, хотя бы для полного осознания своей сути, той самой истинной, первозданной и первобытной.

Какое, однако, глубокомыслие! Что за банальный бред я несу! Может быть, я всего лишь какой-то убогий, спившийся бродяга-философ, забывший на время или навсегда о своей пространственно-временной сущности!? Но сколько в таком случае я выпил!? Ладно, остановимся на Короле-Философе, мне это нравится больше.

После неожиданного замечания девушки я по всем канонам должен был бы устыдиться, засуетиться, рассыпаться в извинениях, заметаться в поисках одежды, но, как ни странно, этого не случилось. Король я, всё-таки, или не Король!? Условности к чёрту! Непринуждённость и непосредственность — одни из важнейших атрибутов нашего, Королей, статуса!

— Дитя моё, — продолжил я лениво философствовать. — В этой жизни есть разные ипостаси человеческого существования. Как когда-то говорил один умный человек: «Все мы то сидим в седле, то ходим под седлом». Вот так! Всему своё время. Обнажённость в некоторых жизненных ситуациях отнюдь не означает ущербность или невоспитанность. Это всего лишь последствие определенных обстоятельств, которые не всегда подчиняются нашей воле. Но мы в силах их изменить, исправить и направить в ту, или иную сторону. Вот и всё… То, что я обнажён и не выражаю по этому поводу озабоченности является результатом тех самых объективных обстоятельств, о которых я поведаю вам несколько позже поподробнее.

Несмотря на всю бесспорность моих рассуждений, я всё-таки почувствовал вполне ощутимый дискомфорт. Как будто что-то щёлкнуло в моём мозгу. Вот, только что был голым и не обращал на это никакого внимания, свободно и без всякого стеснения перемещался по миру, но тут вдруг осознал глупость, неестественность и аморальность такого поведения.

Я уже который раз испытал странное ощущение перехода своего разума из одного состояния в другое, словно ранее он был заблокирован по нескольким направлениям, а потом стал постепенно, с трудом, но довольно уверенно освобождаться от этих блоков. Я чувствовал, что данный процесс необратим, но займёт ещё много времени. Как бы его ускорить, чёрт возьми!? Вот в чём заключается главный и очень сильно волнующий меня вопрос! Кто же я такой, как оказался в этом месте?!

Ладно, пора одеться. Я осмотрелся вокруг и не заметил ничего, что пригодилось бы мне в данной ситуации. Пришлось встать из-за стола и, прикрывая причинное место руками, отправиться в соседнюю комнату. После недолгих поисков я увидел на скамье, стоящей около печи, кусок плотной серой ткани. Сгодится! Я решительно обернул её вокруг своей талии, закрепил прочным и тугим узлом. Ну, теперь можно сказать, что я не гол, будем считать, что приличия соблюдены. Я опять зашёл в ту же комнату, снова сел за стол, чувствуя себя намного увереннее.

— Ну, что же, вернемся, так сказать, к нашим баранам! — весело произнёс я, а потом с недоумением подумал: «К каким баранам, причём здесь бараны, что за бред!?».

— Простите, Сир? — также недоумённо обратилась ко мне девушка.

— Бараны, они и в Африке бараны, — глубокомысленно и неопределённо пробурчал я.

— Сир!?

— Начнём с самого начала… Расскажите мне о себе, моя дорогая. И так, кто вы такая, откуда и куда держите путь, как здесь оказались? — я вопросительно посмотрел на девушку.

Теперь она приняла более-менее удобную позу, взглянула на меня прямо, открыто и ясно, откинув за спину гриву волос цвета бронзы. Я вздрогнул, оторопел, задохнулся, онемел и застыл на мгновение, которое грозило перерасти в вечность. Боже мой! Какая, однако, необыкновенная красавица! Вот это взгляд, вот это глаза, — огромные изумруды в обрамлении тонких ниточек чёрных бровей. Да, не зря говорят, что глаза — это зеркало души! Как хороша, ах как хороша, чертовка!

Я взял себя в руки, привёл в норму дыхание, замедлил биение сердца, встал, неторопливо прошёлся по комнате. Девушка снова смотрела в пол, тишину нарушал скрип половиц под моими ногами и робкие движения воздуха за окном. Небо внезапно потемнело, откуда-то из его нутра родился и, набирая силу, ворвался в комнату ветер. Он легко и небрежно прошёлся по углам, заструился по стенам и потолку, вздыбил мимолетными крохотными смерчами пыль на полу. Потом решительно захватил её в щепоть, но затем вдруг потерял силу или, возможно, изменил намерения, потому что выронил её обратно, неожиданно пропал, исчез из структуры мироздания, а, скорее всего, трансформировался в нечто другое, неизвестное и неведомое нам сейчас, но вполне понятное и объяснимое в будущем.

Я вдруг вспомнил о том, что мы не одни в комнате, подошёл к старухе. Она была ещё жива. Из горла доносился лёгкий хрип, грудь почти неуловимо двигалась в такт медленному и тяжёлому предсмертному дыханию. Да, печальное зрелище. Все мы там будем… Рано или поздно. Хотелось бы, конечно, попозже.

— Кто она? — спросил я небрежно у девушки.

— Сир, это Серый Оракул Первого Острова. Увы, жаль, что Вы видите её в таком состоянии, она заслуживает более достойного конца. Она, к сожалению, умирает. Ах, как жаль, так жаль! Я уединилась с Оракулом в этом доме для того, чтобы, возможно, услышать от неё Последнее Откровение.

— Конечно, конечно, жаль. Любая смерть достойна сожаленья, — задумчиво ответил я, несколько напрягаясь и нервничая.

Оракул Первого Острова… Так, так, так… Что за Остров, где он расположен? Если есть Первый Остров, значит имеется и Второй, а может быть и Третий, и Четвёртый и Пятый? И вообще, острова островами, но, очевидно, должен же быть неподалёку и какой-то материк, или материки? Где же всё-таки в данный момент я нахожусь, в какой части света, в какой стране, в каком царстве-государстве? Какой год и месяц на календаре? Кто же, чёрт возьми, я такой!? В голове по прежнему царила полная пустота, не дающая мне никаких ответов. Бред какой-то! Как себя вести дальше, что говорить, о чём говорить!? Совершенно непонятное и дурацкое состояние! Так, так, так… О, как, ишь, ты, ибо, однако!!!

— Милая моя, я чувствую в вашей душе некое благородство, в словах ощущаю гармонию и такт. Внешность ваша вызывает у меня искреннее восхищение. Я в первый раз вижу перед собою даму такой удивительной красоты. Я поражён и очарован. Поведайте, кто вы такая, какие же конкретные обстоятельства заставили такую прелестную юную особу оказаться в этом Богом и людьми забытом месте? — я подошёл к девушке, приподнял её с колен, осторожно подвёл к лавке, стоявшей около стола. — Присядьте, дитя мое.

Боже мой, ну что за слог, что за манеры! Как фальшиво и глупо я себя веду! Надо перейти на другой уровень общения! Я мягко и с некоторым трудом отнял свою руку от тонкой и нежной руки девушки и произнёс:

— И так, сударыня, представьтесь же мне, наконец!

— О, Сир, прошу извинить меня за промедление! Я виновата перед Вами. Но я думала, что Вы узнали меня, ведь я присутствовала на двух Весенних Приёмах с Вашим участием, и меня Вам представляли. Но, с другой стороны, Вы, конечно, могли и не обратить на меня особого внимания. Пути Королей неисповедимы для нас, простых смертных…

Девушка вдруг осёклась, как-то странно и пристально посмотрела на меня, потом на ЗВЕРЯ, неподвижно застывшего около двери, занервничала, затрепетала, неожиданно страшно побледнела и дрожащим голосом произнесла:

— Боже мой! Боже мой! Вы — не Король Второго Острова! Вы не являетесь Королём и Первого Острова! У Вас же ЧЁРНЫЙ АНТР! Как же я сразу не обратила на это внимание!? Боже мой!

— Успокойтесь! Да, да! Я — Король Третьего Острова! — смело окунувшись в необъятную, сладостную и опасную пучину импровизации, заявил я. — О, этот благословенный и пока такой далёкий Третий Остров, как я по нему скучаю! Представьтесь же, наконец. Кто вы такая?

— Сир, я — Графиня Первой Провинции Первого Острова, сюзерен Четырёх Горных Баронов, владелица земель от Первого до Четвёртого Пиков. В силу некоторых непредвиденных и трагических обстоятельств, я вынуждена была оказаться здесь, на Втором Острове.

— Вот как? Мы, значит, находимся на Втором Острове. Интересно, понимаю, понимаю… — задумчиво, глубокомысленно и, совершенно ничего не понимая, произнёс я, подошёл к ГРАФИНЕ поближе, присел на корточки, пристально посмотрел ей в глаза.

Девушка вдруг порывисто придвинулась ко мне. Я ощутил тонкий аромат её духов, вдохнул его с наслаждением полной грудью. Какая, однако, красавица!

— Извините, Ваше Величество, со мною всё более-менее понятно, а с Вами, простите, не совсем. Вы — третий из Трёх Королей, и неожиданно я встречаю Вас на этом Острове, в диком, безлюдном и пустынном месте, извините, в таком странном виде, одного, без приближённых, без свиты! Уму не постижимо! Что с Вами произошло? Я поражена нашей встрече, но горда и счастлива, что оказалась рядом с Вами в это, возможно, очень трудное и судьбоносное для Вас, время, Сир! Я готова Вас поддержать, насколько позволяют мне это мои скромные силы и возможности.

Да, всю услышанную информацию надо было переварить! Я поднялся, рассеянно посмотрел в окно, тупо застыл на одном месте, уставившись в пыльный пол. Видимо, я находился в таком положении довольно долгое время, потому что ЗВЕРЬ неожиданно оказался рядом со мною и снова бесцеремонно ткнул меня носом в бок.

Я очнулся, присел прямо на пол рядом с девушкой, которая при появлении Пса впала в тяжёлый ступор, как можно нежнее обнял её, оцепеневшую, окаменевшую и поражённую, за тонкую талию и проникновенно произнёс:

— Милая ГРАФИНЯ, волею непредвиденных обстоятельств и трагического случая, я оказался здесь, что ж поделать. Я думаю, что этот самый случай свёл нас вместе не просто так. Всё прописано, предопределено и расписано на небесах, я в этом уверен! Я с удовольствием приму от вас любую помощь. А в обмен на это я принимаю вас на некоторое время под своё покровительство. Правда, положение моё по определённым причинам в данный момент оставляет желать лучшего, но я приложу все свои возможные силы и неординарные способности для того, чтобы верно служить вам, самой прекрасной и очаровательной из всех виденных мною в моей жизни дам!

— О, Сир! Спасибо за оказанную честь и за Ваши чрезвычайно приятные и лестные для меня слова, высказанные в мой адрес. Ваше покровительство для меня сейчас очень важно, жизненно важно и необходимо, не скрою! Извините, Сир, но как мне к Вам обращаться? — таинственным шёпотом произнесла девушка, преданно и с обожанием глядя на меня. — Ведь, как я понимаю, Вы в настоящее время, очевидно, придерживаетесь статуса «ИНКОГНИТО?».

Миндалевидные зелёные глаза ГРАФИНИ округлились, в них зажёгся огонь такого ненасытного и страстного любопытства, что я искренне и громко рассмеялся. Везде, во все времена, — всё одно и то же. Ох, уж эти женщины!

— ГРАФИНЯ, как же вы проницательны! Это свидетельствует о вашем не дюжем уме. Вы совершенно верно подметили, что я нахожусь в состоянии «ИНКОГНИТО». Пока зовите меня ПУТНИКОМ, ну, на людях, конечно. А так, в общении между нами, наедине, я — ваш Король. Кстати, необходимо соблюдать строжайшую конспирацию и крайнюю осторожность, вы же знаете, что враги не дремлют, они повсюду. В результате их козней я и оказался в таком необычном и печальном состоянии. Может быть, они и сейчас где-то рядом, коварно подбираются ко мне. Возможно, они, алчущие моей крови, уже здесь!

Я быстро привлёк девушку к себе, словно стремясь защитить её от неожиданно надвигающейся опасности. Я ощутил аромат её волос и волнующую выпуклость полной груди, задрожал от внезапно нахлынувшего желания, но при этом не забыл тревожно и бдительно оглядеться вокруг. Эффект моих слов был поразительным.

— О, Сир, я отдам за Вас жизнь! — воскликнула ГРАФИНЯ.

Она внезапно вскочила, выхватив из потаённых глубин своего пышного и длинного платья зловещего вида узкий сверкающий кинжал. Девушка резко взмахнула смертельным оружием. Лезвие вспороло воздух, легко и довольно ощутимо разделив его массу на две части. Вот это быстрота, вот это реакция, вот это мастерство! Ну и чертовка! Ах, какая женщина!

Резвые движения девушки вызвали неожиданные последствия. ЗВЕРЬ, вроде бы тихо и мирно до этого дремавший в углу, тяжело рыкнул, мгновенно оказался рядом с ГРАФИНЕЙ. Каким-то непостижимым образом, не нарушая целостности её прекрасной ручки, он лишил девушку оружия, а затем захватил её голову в стальные объятия огромной пасти и, испустив водопад тягучих слюней, замер в позе страшного изваяния из чёрного мрамора, вопросительно глядя на меня.

Указанная сцена, конечно же, должна была потрясти и заставить ужаснуться и покрыться холодным потом стороннего наблюдателя. Но мне она показалась довольно нелепой и комичной. Я зашёлся диким хохотом, повалился на пол и стал биться на нём в истерике. Мой смех, очевидно, сбил и разрядил то странное, огромное внутреннее напряжение, которое неумолимо и грозно копилось во мне до этого. Отсмеявшись, я обмяк, почувствовал глубокое облегчение и умиротворение, некоторое время полежал, задумчиво глядя в затянутый паутиной потолок и наслаждаясь тишиной.

Потом я легко вскочил на ноги, подошёл к ЗВЕРЮ и девушке, застывших в описанной выше позе, аккуратно освободил голову Её Сиятельства из пасти Пса, отвёл потрясённую, бледную и дрожащую ГРАФИНЮ в соседнюю комнату. Затем я вернулся, одобрительно потрепал Пса по холке, присел на скамью и глубоко задумался.

И так! Что же делать, как быть дальше, как себя вести, куда держать путь? В каком же, однако, странном и идиотском положении я нахожусь! Вопросы, проклятые и бесконечные вопросы затопили мой разум. Как я от них устал! Может быть, стоит вернуться на милый сердцу пляж, упасть на песок, окунуться в море, забыться здоровым и чистым сном? Послать всё и всех к чёртовой матери? Построить хижину, ловить рыбу, добывать лесную живность. Собственно, и эта избушка вполне сгодится. Подлатать её немного, и отличный дом готов. Буду смотреть по ночам на звёзды, думать о вечном, то есть, в принципе, ни о чём. Потихоньку восстанавливать память, философствовать, размышлять, анализировать и, наконец, осознав себя, строить последующие планы, а потом уже двигаться дальше?

ЗВЕРЬ всегда рядом. С ним я, очевидно, в полной безопасности, вместе как-нибудь продержимся, прокормимся. Да и ПОСОХ, как мне стало ясно, скорее всего вовсе и не посох, не обычная палка. Что-то он в себе таит, что-то в нём сокрыто, — очень мощное, глубокое и грозное, пока неподвластное и непонятное моему ущербному разуму. С ним мне ещё предстоит разбираться и разбираться.

Хочу жить, не зная проблем! Какие-то чёртовые острова, провинции, сюзерены, вассалы, графы, бароны, королевства, оракулы. Что за бред! Зачем мне всё это нужно?! Но всё-таки, кто я такой, откуда и зачем явился в этот мир, где моё Королевство, если таковое, конечно, существует? Что такое ПОСОХ, кто такой ЗВЕРЬ? Слаб человек, слаб… Все мы являемся покорными рабами интереса. Всё стремимся к познанию, не понимая, что этим только отягощаем свой разум. Да, познание действительно рождает печаль. Кто-то, где-то, когда-то это сказал, я точно помню. Кто, где, когда? Я напрягся, сосредоточился, но ничего не вспомнил. Я привычно заскрипел зубами от досады. Что может быть страшнее бессилия разума!?

Но, к счастью, познание, кроме печали, влечёт за собой чувство глубокого удовлетворения от понимания доселе неведомых истин, а также наслаждение и радость от самого процесса их осознания. А главное, — познание всё время рождает стремление к новым и новым знаниям, а не в этом ли одна из главных ипостасей цели и смысла бытия?! Ну что же, ПУТНИК! Отнюдь не ты выбираешь свой путь, а Путь — тебя.

Так впёред, вперёд и ещё раз вперёд, о, ПУТНИК! У тебя есть Посох и Собака, простые и вечные твои атрибуты. Что ещё нужно!? Дорогу осилит идущий! В движении — жизнь! Повторять эту простую истину можно до бесконечности, ибо она универсальна для всех, живших, живущих и для тех, кому предстоит жить. Она непререкаема на все времена. Вперёд, ПУТНИК, только вперёд!

Но всё это завтра… А пока стоит отдохнуть. Собираясь в путь, отдохни, а иначе ничего не получится в пути… Я посмотрел в окно. За ним быстро смеркалось. Я вдруг неожиданно почувствовал страшную усталость, тягуче и безжалостно сковывающую тело и окутывающую разум. Какая-то тяжёлая опустошённость и отрешённость навалились на меня.

Всё, я явно переутомился. Столько свежих впечатлений, эмоций, мыслей, и новых неожиданных знаний всего за один день! Мне следует немедленно отдохнуть. Только сон спасёт меня. Глубокий и долгий сон. Спать, спать, пора спать… Я, слегка покачиваясь, медленно поднялся со скамьи, от души зевнул и потянулся. Усталость, как тягучая и липкая паутина, рождённая мистическим, невидимым, гигантским и неведомым насекомым, обволокла меня, не позволяя далее двигаться и размышлять.

ЗВЕРЬ молча, снисходительно и понимающе смотрел на меня. Ветер за окном стих. Сумерки, как и всегда, окрашивали мир в удивительную и волшебную пастель. День и ночь балансировали на вечно загадочной, хрупкой и непостижимой грани своего естества. В доме стояла гробовая тишина, за окном — абсолютная.

— Всем спать, — обессилено и глухо произнёс я. — Всем спать. Утро вечера мудренее. До завтра…

Я, находясь почти в полу бессознательном состоянии, зашёл в соседнюю комнату, вежливо и устало пожелав ГРАФИНЕ спокойной ночи, даже не задумываясь, где и как она эту ночь проведёт. Меня вдруг сковало какое-то безразличное и постепенно засасывающее в себя оцепенение, которому я совершенно не мог противиться. Потом я обессилено упал на пол и стал погружаться в глубокий сон. Он был подобен огромному, тёплому и вязкому океану, мощно и жадно поглощающему меня. «Очищения сознания жажду я, неприкаянный ПУТНИК. Только этого! Истины жажду от пока ещё неизведанного мною, таинственного и загадочного мира!» — воззвал я неизвестно к кому.

Но перед падением в пучину сна меня неожиданно посетила одна странная мысль, которая некоторое время жила в моём сознании. Она, как не погашенная сигара, медленно и едко тлела в моём мозгу, отягощая и отравляя его.

«А чем, собственно, отличается гробовая тишина от абсолютной? Может быть, это одно и то же? А может быть гробовая тишина, — это абсолютная тишина в замкнутом и в изолированном от мира пространстве, ну, например, в том самом гробу?», — подумал я. — Да нет… В гробу не совсем тихо. Червячки всякие, кроты и землеройки.

Господи, у меня начинается бред. Надо что-то делать. Какое странное и глупое состояние! Кто же я такой, чёрт возьми!? Как мне жить дальше на этом свете, куда двигаться и стремиться!? Остаётся пока только один выход. Спать, спать, спать…

Сны иллюзорны и подчас странны, крайне нелепы, непонятны и тревожны. Но в них есть свой смысл, дарованный природой. Они очищают разум от всякой ненужной шелухи и спасают его от перенапряжения. Сны, сны, сны… «Быть иль не быть? Вот в чём вопрос… Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль в целой схватке с тысячью лишений забыться, умереть!? Какие сны в том странном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?». Кажется так… Или почти так… Или не так? Откуда, вообще, это!? Ладно. Пора спать, Ваше Величество. Если я, конечно, таковым являюсь… Сон разума без снов — вечное спасение от всего… Спокойной ночи, ПУТНИК. Утром всё будет по другому. Конечно, при том условии, что пробуждение состоится…

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— КХА, КХА, КХА…

О, эти вечные, как мир, звуки! Находясь на грани сна и бодрствования, балансируя между несколько замутнённой, ещё не осознанной реальностью и иллюзорной дрёмой, которая сладко затягивала меня обратно в свои коварные тёплые объятия, я с превеликим трудом освободился от них обеих и, открыв глаза, выпал в прозрачную и чистую действительность.

Ослепительно яркий свет заполнял всё вокруг. Косые лучи солнца, бившие из пустых окон, безжалостно пронзали комнату. Лёгкие протуберанцы пыли рождались и умирали по воле ветра, случайно, а может быть, и намеренно забредшего под сей кров. Моя голова была абсолютно чиста, ясна и пуста.

Прекрасно! Великолепно! Превосходно! Ну что же, восславим чистый лист, ибо с него всё всегда и начинается. Примемся немедленно и смело обмакивать перо-провидение в чернильницу, где тяжело и тягуче колышется жидкость под названием вечность. Перенесём её частичку на лист, имя которого — судьба, а возможно и карма. Заполним его, не зная сомнений! Вперёд, вперёд!

— КХА, КХА, КХА…

Посреди комнаты неподвижно и тяжело сидел ЗВЕРЬ. Выпучив огромные янтарные глаза, он внимательно смотрел на меня.

— Что смотришь так пытливо на меня, мой верный Чёрный Пёс? Не хочешь ли задать ты мне вопрос? — неожиданно для себя громко и весело продекламировал я.

Да что же это такое!? Видимо в прошлой загадочной жизни я был скорее поэтом, чем Королём. А с другой стороны, почему Король не может быть поэтом, а поэт — Королём? Так часто взаимосвязаны между собой способности разума и стремления душ и тел, которые, подчас, увы, категорически отрицают друг друга!

ЗВЕРЬ никак не прореагировал на мои поэтические изыски. Он чёрной и неподвижной глыбой возвышался рядом со мною, по-прежнему внимательно изучая меня. Он словно ждал какого-то движения, действия с моей стороны, и они не замедлили последовать. Я весело и беспечно рассмеялся, потянулся, вскочил, подпрыгнул высоко вверх, взбив пыль, которая легко заклубилась под моими босыми ногами в лучах солнца.

— Ну что, зверюга, а не помешает ли нам небольшая разминка!? — рявкнул я и сделал резкое, но неопределенное поступательное движение вперёд.

Реакция Пса была незамедлительной. Он глухо и вязко рыкнул, легко и грациозно выпрыгнул в окно, раскрошив в щепки половинку ставни, оставшейся в относительной целостности накануне, на лету умудрился оглянуться на меня и понёсся сквозь густую сочную траву в сторону гор, покрытых томным, утренним, слегка дымчатым туманом. Я немедленно и решительно последовал за ним.

Утро было великолепным. Солнце не обжигало, а ласкало. Высокое небо, чуть подёрнутое лёгкими мазками белоснежных облаков, поражало фантастической, нереальной синевой. Ночью, видимо, прошёл небольшой дождь. Земля и трава испаряли его остатки, отдавая с ними часть себя, насыщая воздух невероятными божественными ароматами. Мы с восторгом вдыхали их и поглощали, и впитывали, и оставляли в себе навеки. Мы стремительно, легко и тонко пронзали пространство, которое обрело слегка тугую и тягучую сущность.

— Вперёд мой Пёс, вперёд! — кричал я, растворяясь в бешеном беге.

ЗВЕРЬ огромными прыжками рассекал всё более сгущающийся воздух, как тончайшая из бритв, не давая ему затвердеть и прервать наш бешеный полёт. Ветер недоумённо смотрел нам вслед, удивляясь странному безумию и не стремясь нас постичь и догнать. Капли росы на травах превращались по мере движения в ручьи и реки, окатывающие и освежающие нас. Мы вспарывали воздух, разогревая его и доводя влагу до кипения. Мы превратились в два стремительных и мощных чудовища, зачарованных бешенным ритмом движения, познавших тайну сверх скорости и ни в чём не уступающим друг другу.

Вокруг нас происходило что-то странное. В определённый момент мир почти застыл, звуки загустели, птицы неподвижно висели или слегка парили в воздухе, трава не шевелилась, а, попадая нам под ноги, приобретала необычную жёсткость и кусками, медленно разбрызгивая росу, разлеталась в разные стороны. Пространство превратилось в слегка вязкую и жаркую субстанцию. Это было что-то новое, непонятное, необычное, странное, тревожное, но очень и очень интересное! Необыкновенно интересное! Я некоторое время лихорадочно соображал, что бы это значило. Почему мир почти застыл, потерял свою привычную динамику, затормозился, так удивительно изменился?!

А потом меня осенило! Мир застыл только по отношению к нам, для других существ он оставался таким же, как и прежде. Просто мы с Псом каким-то чудесным и непостижимым образом сильно ускорились! Очень сильно, невероятно сильно! Мы оба одновременно обрели уникальную способность сверхбыстрого передвижения! Какое ощущение, какой восторг, какая мощь и сила! Спасибо небесам за то, что нам даровано сегодня в это мистическое утро, а может быть и навек?!

Безумный бег длился долго. Мы со ЗВЕРЕМ, периодически чувствуя усталость, то снижали темп, то, передохнув, снова ускорялись и двигались до тех пор, пока я, наконец, не выдохся. Всё имеет свои пределы и границы, все мы наделены определёнными возможностями. На сегодня, пожалуй, хватит, вполне достаточно.

— Всё, Пёс, довольно! — мы остановились у того места, с которого начинали бег, — у окна дома.

Я, весь мокрый, тяжело дыша, присел на землю. Моя грудная клетка прерывисто ходила ходуном, судорожно сжималась и разжималась. Я хрипло и с жадностью втягивал в лёгкие ароматный воздух, наслаждаясь им, как самым изысканным и тонким вином. Да, видимо, я несколько переборщил с моими неожиданно открывшимися способностями. Так нельзя, следует поостеречься, быть поосторожнее. Но каковы они, однако! Интересно, интересно, очень интересно!

Ну а Пёс выглядел безукоризненно: спокойное и размеренное дыхание, огромный красный язык равномерно то появляется из пасти, то исчезает в ней, шерсть уже абсолютно сухая, но над нею вьются лёгкие остаточные протуберанцы пара. Она лоснится и играет под лучами солнца, как-то странно искрится, слышится лёгкое потрескивание и пощёлкивание.

— КХА, КХА, КХА…

Я погладил ЗВЕРЯ по спине. Она была слега тёплой, довольно сильно наэлектризованной. Я почувствовал характерные чувствительные уколы тока, густая шерсть Собаки под пальцами слегка заискрилась. Интересно, интересно …

— Ваше Величество, позвольте предложить Вам завтрак?! — на пороге дома стояла ГРАФИНЯ.

Стройная, тонкая, невесомая и прекрасная, всё в том же платье… Густые каштановые волосы заплетены в косу, огромные, чуть раскосые зеленые глаза, поцелованные солнцем, почти потеряли свой первозданный и первородный насыщенный цвет, но не утратили его полностью, стали просто более ясными и прозрачными. Боже мой, как же хороша, как красива и желанна! Какая женщина! Иногда я верую в Бога только потому, что он способен создавать таких удивительных, чудесных и, поистине, волшебных существ!

Девушка грациозно подошла ко мне, склонилась в глубоком поклоне, опасливо посматривая на Пса. Тот лениво прошествовал мимо нас, улёгся около крыльца, стал демонстративно чесаться и отлавливать блох. Тьфу, однако, как несвоевременно, банально и глупо с его стороны! Я очень внимательно, словно в первый раз, посмотрел на ЗВЕРЯ, и у меня вдруг возникло предельно ясное ощущение нереальности и странности его поведения.

Это чувство я испытывал уже неоднократно и ранее, но сейчас оно окрепло и окончательно превратилось в уверенность. Я понял, что никаких блох у этого крайне непонятного мне существа на самом деле и нет, и быть не может, что меня он просто дурачит, создаёт некую иллюзию. Зачем, с какой целью? Откуда он вообще взялся, в связи с чем и зачем появился в моей жизни, кто он такой, почему наши пути пересеклись? Непонятно всё, очень непонятно и крайне запутанно!

Я почувствовал внутри себя какой-то странный холод, руки вдруг задрожали. Ладно, разберёмся потом… О, Боже, сколько же я всего важного оставляю на «потом»! Будет ли это самое «потом»? Вопросы, вопросы… Бесконечные вопросы. Ответов жажду я на них, — ответов!

— Сударыня, не растрачивайте на моего Пса своё драгоценное внимание, не опасайтесь его. Собака есть собака. Ну что вы от него хотите? — лениво и вальяжно произнёс я.

После этих довольно безобидных слов глаза девушки вдруг в ужасе округлились, она задрожала, опустила голову, жалобно прошептала:

— Мой господин, не говорите ничего более, не вызывайте гнев Божий, я не должна слышать от Вас эти кощунственные слова!

Я был несколько озадачен такой неожиданной реакцией, но, тем не менее, весело и бережно обнял ГРАФИНЮ за талию и решительно повёл её ко входу в дом.

— Успокойтесь, моя дорогая, рядом со мною вам ничего и никто не угрожает, давайте позавтракаем, побеседуем, у меня к вам масса вопросов, — ласково произнёс я. — Хорошо?

— Да, Сир, хорошо…

Мы, не торопясь, вошли в дом. Зачем-то и я, и девушка стали исполнять какой-то непонятный, видимо выработанный десятилетиями, а может быть и столетиями, но абсолютно ненужный сейчас ритуал. По-моему, ненужный. А может быть он нужен везде и всегда? Кто его знает… Может быть, именно на ритуалах держится этот мир?

Левая рука ГРАФИНИ покоилась в моей правой руке, другая её рука изящно придерживала подол платья. Моя левая рука так и просилась опуститься на рукоять гипотетического меча, но, не найдя его, инстинктивно ушла за спину, застыла на уровне поясницы.

Двигались мы оба плавно, размеренно, словно исполняли какой-то танец, положенный и необходимый в данный момент. Я чувствовал себя несколько глупо, но, тем не менее, невольно и чисто инстинктивно продолжал принимать участие в этой древней, вроде бы сейчас необычной для меня, но, в общем-то, почему-то вполне знакомой и обыденной церемонии. Почему эта церемония для меня обыденна и вполне знакома? Да, потому что я Король Третьего Острова! Всё, баста!!!

За нами на некотором удалении, важно и не торопясь, шествовал ЗВЕРЬ. Шерсть его сверкала и искрилась, голова и хвост были гордо подняты вверх. Пёс искоса, задумчиво, почему-то подозрительно и пронзительно периодически посматривал на небо. Я последовал его примеру, поднял голову, ничего интересного вверху не увидел и переключил своё внимание на девушку. Ах, как однако, хороша! Ах, как свежа, юна и желанна! Эх! Где же моя мантия и корона, где свита, где рыцари в сияющих доспехах, где фанфары, флаги и стяги, где восторженный, ликующий, верный и преданный народ!? Да, мне явно не хватает моего Королевства, если оно, конечно, на самом деле существует, и я действительно являюсь его Королём.

Перед тем, как зайти в дом, я подошёл к ПОСОХУ, сиротливо стоявшему у стены, коснулся его рукой. Он был тяжёл, холоден и отстранён от меня, если можно так сказать о неодушевлённом предмете. Хоть он в данный момент и находился в каком-то нейтральном и безразличном состоянии, но я явственно почувствовал скрытые в нём мощь и силу, таившиеся где-то глубоко внутри него. До поры, до времени… До поры, до времени… Что же, всё в этом мире познаётся и раскрывается постепенно.

Мы с ГРАФИНЕЙ зашли в большую комнату, и я онемел от удивления. Тот самый стол, опрокинутый ранее Псом, и эффектно поднятый мною, был накрыт белоснежной скатертью и богато, со вкусом сервирован. На нём стояли три тарелки голубого цвета, просвечивающиеся на солнце, рядом с которыми лежали серебряные вилки, ножи и плотные синие салфетки. Кроме этого на столе находились три бокала из тонкого стекла, переливающегося всеми цветами радуги, и бутылка красного вина под сургучом. Я увидел блюдо с запечённой жирной тушкой неведомой мне птицы, несколько тарелок с салатами, нарезку овощей на одном блюде, а также разнообразные фрукты на другом.

— Извините меня, Сир, за скудность стола, но такие нынче времена, Вы же понимаете. Позвольте разделить с Вами сию скромную трапезу, — девушка склонилась передо мною в глубоком поклоне, приоткрыв всего на одно мгновение и без того глубокий вырез на платье.

Я с огромным трудом отвёл взгляд от её прекрасной, полной и упругой груди и небрежно произнёс:

— Конечно, конечно, дорогая, я всё понимаю, не беспокойтесь. Но вы знаете, нам бы такую, так сказать, скудность на долгие и долгие времена! Само собой, всё познается в сравнении. Меняются обстоятельства, меняется наша оценка их. То, что сегодня является скудностью, завтра может оказаться неслыханными богатством и роскошью, и наоборот. В любом случае следует, конечно, стремиться к тому, чтобы было лучше, а не хуже. Ничего, мы ещё порадуемся жизни! Всё вернется на круги своя, как это было тысячу лет до нас, и будет после нас! — с важным видом и на одном дыхании выдал я набор очередных банальностей.

Реакция ГРАФИНИ была для меня неожиданной. Она дрожащим голосом произнесла:

— Увы, Сир, наступили тяжёлые времена. Скорее всего, всё хорошее будет нескоро и, возможно, уже после меня, но, конечно же, отнюдь не после Вас. Вы же понимаете… Вечность — удел Посланников Небес…

Я, ничего не понимая, озадаченный и растерянный кивнул в ответ, посмотрел на ЗВЕРЯ. Он взглянул на меня. Его янтарные глаза сузились, превратились в холод, разбавленный весенним мёдом, и этот ответный взгляд вдруг оказался неожиданно мудрым, ироничным, внимательным, мягким и одновременно дерзким. Всё это длилось несколько мгновений, но потом глаза Пса снова изменились, округлились, стали жёлтыми и совершенно невыразительными и обычными, а я почему-то почувствовал себя обманутым и не понимающим чего-то важного, чрезвычайно жизненно важного, и на мгновенье растерялся, расстроился, помрачнел и, очевидно, выглядел довольно глупо.

Видимо, эти чувства так ясно и зримо проступили на моём челе, что ГРАФИНЯ осторожно, легко и чувственно коснулась тонкой прохладной рукой моей щеки и произнесла:

— Ваше Величество, пора к столу. Цесарка остывает…

Я растворился в этом мимолётном прикосновении, стал его продолжением, вдохнул тонкий, неповторимый и иллюзорный аромат кожи девушки, который, как лёгкой дымкой, был завуалирован нежным запахом духов. Что есть женщина в нашей жизни? Всё…

— Да, да, присядем, Миледи…

Я, губами, словно лёгким ветром, дотронулся до ускользающей, как навсегда, ладошки ГРАФИНИ, вздохнул, отодвинул один из стульев, чуть наклонил голову, сделал церемониальный жест рукой. Девушка, подобрав платье, ни на йоту не теряя грации и изящества в движениях, села, улыбнулась. Ровно и уверенно держа спину, она положила кисти рук перед собою на стол, изумрудно взглянула на меня и улыбнулась. О, как мне хотелось бы стать этим столом и этим стулом! Да что же такое со мною происходит!?

Собственно — что, что!? То самое, то самое… Из века в век — одно и тоже… Ах, что бывает лучше, прекраснее и удивительнее, чем предчувствие любви и ожидание реализации скапливающейся внутри нас страсти!?

Мои мысли прервало урчание ЗВЕРЯ. Он неподвижно сидел посреди комнаты, пристально и с любопытством рассматривал потолок. Я поднял к нему свой взгляд, ничего интересного там не обнаружил, присел подле ГРАФИНИ, улыбнулся краешками губ, внимательно посмотрел в глаза девушки.

— Скажите, милая, а для кого предназначен третий прибор?

— О, Сир, воистину, проницательность, — удел Королей!

— Да, что есть, то есть э, э, э… у нас, — усмехнувшись, пробормотал я.

— Я не решалась ранее, по понятным причинам, — ГРАФИНЯ бросила выразительный взгляд на ЗВЕРЯ, — представить Вам своего спутника, Первого Горного Барона. Уж о нём-то Вы должны быть наслышаны. К сожалению, очевидно, только он уцелел в этой проклятой битве у Чёрной Скалы. Большинство моих вассалов, как я думаю, либо в плену, либо, увы, мёртвы. Не знаю, какова их участь, кто спасся, а кто нет. Как всё глупо, ужасно, страшно и неожиданно получилось!

Я напрягся, вздохнул, зажмурился. Так, Первый Горный Барон… Гибель вассалов, битва у Чёрной Скалы. В голове царила полная пустота. Никаких мыслей по этому поводу, никаких ассоциаций. Увы…

Между тем глаза девушки после этих слов налились слезами, губы задрожали, тонкие пальчики судорожно скомкали салфетку. Я, как и любой мужчина, конечно же, не терплю женских слез, особенно если они появляются на таких прекрасных глазках. Я осторожно обнял ГРАФИНЮ, поцеловал её ручку и со стальным оттенком в голосе произнёс:

— Жаль, конечно, вассалов, вечная им память… Что же поделать, милая, всем нам предначертан небесами свой путь. А погибшие воспрянут и повторятся в детях, внуках и правнуках, и грусть обернётся радостью. И поднимутся из руин замки, и весёлые потные кузнецы сотворят новые доспехи и мечи, которые порубят всех врагов, и будет сварено доброе густое пиво и заиграет в бокалах и кубках молодое вино! И грянут пиры, и засверкают в небе фейерверки, и всё это будет длиться с вечера и до утра! А потом затрубят рога, и залают собаки на славной охоте! И восторжествует любовь, и снова и вновь родятся дети, которые продолжат дело отцов. Всё вернётся на круги своя, милая, всё вернётся, уж вы мне поверьте. А я вам в этом посодействую, помогу, обещаю. Слово Короля!

ГРАФИНЯ благоговейно посмотрела на меня, не в силах скрыть своего восторга:

— О, Мой Король, как Вы правы, как Вы правы! Вам ли быть не правым! Спасибо Вам за мудрые и благородные слова! Позвольте отдать Вам свою жизнь! Позвольте быть всегда рядом с Вами! О, мой Король!

— Милая моя, полноте! — ответил я сурово, полнясь печалью, мудростью и грустью. — Как же вы будете всегда рядом со мною, если отдадите за меня жизнь? Вы мне нужны живой, здоровой и, соответственно, вполне невредимой. И желательно такой же прекрасной. У нас с вами впереди столько самых разных и великих дел и свершений, что вы даже и не представляете, а если представите, то дух захватит и возможно даже, что вы упадёте в обморок! Что касается ваших врагов, то я с ними обязательно разберусь, обещаю, попозже! Чуть, чуть попозже… Потом…

ГРАФИНЯ задумалась, потупила взор и замолчала. Наступила тишина, которую я бесцеремонно прервал:

— А где, собственно, наш БАРОН?

— Я здесь, Ваше Величество! — неожиданно донёсся гулкий бас откуда-то из-под небес.

Для меня это явилось определённой неожиданностью, но я стал привыкать ко всему. Ни один мускул не напрягся во мне, ни одного лишнего движения я не сделал, абсолютно ничем не выдал своих эмоций. Я только спокойно поднял голову вверх и произнёс:

— Вы, очевидно, на чердаке, сударь? Что вы там делаете? Как вы туда попали? Вам должно быть жарко и душно. Солнце, однако, припекает…

— А где же мне быть, Сир? Как я могу оставить без присмотра мою госпожу. Здесь самое удачное место для наблюдения за обстановкой и за контролем складывающейся ситуации.

— Спорить с вами не буду, возможно, это и так, но почему вы не спуститесь к нам и не разделите с нами трапезу? И как вы можете полностью контролировать ситуацию, находясь на верху? Здесь, внизу, это делать значительно легче и проще, — вежливо и иронично произнёс я. — Почему вы не объявились вчера?

— Ваше Величество, ну Вы же прекрасно понимаете причину моего необычного месторасположения. Я, как и любой здравомыслящий человек, опасаюсь АНТРА, не боюсь в этом признаться. Вы же знаете, как он реагирует на вооружённых людей. Вчера, после того, как Вы изволили заснуть, и в последующее время я, по понятным причинам, не мог появиться в доме. ГРАФИНЯ в свою очередь опасалась выйти из него без Вашего ведома. АНТР просто не позволил бы ей это сделать. Я и прислуга зашли в дом только утром, когда Вы изволили совершить пробежку со своим спутником, так сказать… Прежде, чем я спущусь, пожалуйста, отзовите АНТРА.

Я почему-то долго не размышлял над его словами и сразу всё понял. Это имя, а вернее, прозвище, произнесено уже в третий раз. Так, значит, моего Пса зовут АНТРОМ!? Ну что же, мне нравится. АНТР, АНТР… Коротко, рублёно, с привкусом силы и мощи! То, что надо!

ЗВЕРЬ, а вернее, АНТР в это время всё также спокойно сидел посреди комнаты и задумчиво созерцал потолок, словно раздумывая, в каком именно месте, если понадобится, пробить его в решительном броске.

— ЗВЕРЬ, пожалуйста, погуляй, — моя рука указала Псу на дверь.

Он, не теряя достоинства, несколько секунд посидел на прежнем месте, а потом с гордо поднятой головой, неторопливо и тяжело вышел в другую комнату. Сверху донёсся облегчённый вздох, неожиданно открылся ранее не замеченный мною люк на потолке комнаты и из него шумно вывалился огромный мужчина. Он в падении сотряс весь дом, впрочем, приземлился на удивление удачно и, видимо, безболезненно.

Доблестный БАРОН был облачён в довольно тяжёлые доспехи, очевидно, предназначенные для возможной защиты от АНТРА. На его широком поясе висел длинный меч. Могучие плечи, мощные руки и ноги, внушительный живот, седые длинные волосы и борода, рублённое красное лицо. Самый настоящий, классический Барон!

Откуда я это знаю? Каковы источники сего знания? Почему классические Бароны должны выглядеть именно так, а не иначе, откуда этот стереотип? Он, очевидно, сформировался у меня на основе чего-то, каких-то прошлых знаний, которые таились в моей несчастной и пока пустой голове. О, как я устал от незнания и ещё больше от полу-знания! Чёрт возьми, как же мне побороть это проклятое и треклятое беспамятство!?

Между тем мужчина глубоко склонился передо мною в поклоне и произнёс низким хриплым голосом:

— Первый Горный Барон Первой Провинции Первого Острова приветствует Вас, Сир.

— Рад вас видеть, сударь. Я вижу, что жизнь ГРАФИНИ находится в надёжных руках. Ну что же, присоединяйтесь к трапезе.

— Благодарю Вас, Ваше Величество, постараюсь служить Её Сиятельству, как и прежде, до последней капли крови.

— Да что же вы всё об одном и том же! «Отдать жизнь, служить до последней капли крови!». Право, БАРОН, я думаю, что до всего этого дело не дойдёт, но стремление ваше, конечно же, похвально. А вообще, чувствую, что кровь нам пролить придётся, и не малую. Дай Бог, чтобы достаточная толика её всё-таки всегда продолжала течь в наших жилах. Но давайте пока не будем о грустном, господа, не пора ли всё-таки перекусить?

БАРОН снял с себя тяжёлый панцирь и вздохнул с глубоким облегчением, а потом охотно присоединился к нам. Зазвенели тарелки под натиском ножей и вилок, поднялись бокалы. Аппетит у всех был отменным, завязалась лёгкая и непринуждённая беседа, в основном между ГРАФИНЕЙ и БАРОНОМ. Я же сидел с задумчивым и суровым видом, как и полагается в таких случаях настоящему Королю, радеющему о судьбе своего далёкого и неожиданно покинутого Отечества.

Я иногда и чаще всего невпопад рассеянно поддакивал собеседникам, напряжённо пытался вникнуть в смысл беседы, на редкие и по большей части непонятные вопросы отвечал абстрактно, неопределённо, многозначительно и расплывчато.

— Кстати, господа, надо же подумать и о Псе, вернее, э, э, э …об АНТРЕ. Не мешало бы его покормить. Где находятся ваши припасы? — произнёс я, как бы, между прочим.

Видимо я сказал что-то не то. Мои спутники недоумённо воззрились на меня. Тягостная тишина неожиданно повисла над столом. Так, всё, хватит! Мне, наконец, надоело быть дураком. Пусть дураками станут другие, разумеется, временно, до той поры, пока я более-менее не осознаю своё место в этом пока непонятном для меня мире! Пора всё расставить по своим местам! Пришла пора! Я резко встал. Мои спутники резво вскочили вслед за мною, склонившись в полупоклонах.

— Сядьте! — произнёс я властно и раздражённо.

Они поспешно вернулись на свои места. Я прошёлся по комнате, выглянул в окно. День был чудесный. Трава и цветы пахли так, что голова кружилась от них, как от хорошо заправленного кальяна. Птицы пели весело и беззаботно на все голоса. Мне вдруг безумно захотелось вознестись вместе с ними в небо и никогда оттуда на землю не возвращаться. Но, увы, увы… Куда же нам деться от привычной и надёжной тверди, на которой покоятся повседневные реалии!?

— Господа, я вынужден вам кое о чём рассказать. Имейте в виду, что всё произнесённое здесь и сейчас должно остаться сугубо между нами! — я сделал глубокую и значительную паузу.

— Конечно, Сир, конечно! Не сомневайтесь! — через некоторое время почти одновременно ответили мои сотрапезники.

— Так вот… Вы, очевидно, заметили определенные странности в моём поведении, да и сам факт моего присутствия здесь в таком виде сам по себе довольно необычен. У меня есть тайна и состоит она в том, что я недавно случайно попал в непредвиденную ситуацию. Расскажу о ней в самых общих чертах. Большинство событий, увы, стёрто из памяти, в ней остались только фрагменты, куски когда-то полной, цельной, ясной и гармоничной картины происшедших событий. А сейчас в голове царит полный хаос.

Мои свежее обретённые соратники ахнули. Я помолчал, опёрся о подоконник, глубоко вдохнул аромат осенних трав и продолжил:

— И так… Недавно на меня в самое неожиданное время и в самом неподходящем месте было совершено злодейское нападение. За ним стоят очень могущественные и вероломные силы. Не буду вдаваться в подробности и в частности. Следует говорить о главном. В результате нападения погибла вся моя свита и охрана, но меня спас мой верный добрый э, э, э… АНТР, который уничтожил почти всех врагов, остатки коих позорно бежали. Но, к сожалению, потом появились новые силы неприятеля. Пёс, вернее э, э, э… АНТР конечно же мог ещё долго и эффективно противостоять им, но я, к сожалению, получил очень тяжёлые ранения, в том числе и почти смертельную травму головы. Какой-то мерзавец ударил меня сзади изо всех сил по шлему чем-то тяжёлым, очевидно, палицей. Я на некоторое время потерял сознание, потом очнулся. АНТР сдерживал врагов, не давая им подойти ко мне. Но, я должен был передохнуть, восстановиться, прийти в себя, осмыслить случившееся. Мне пришлось прыгнуть со скалы в море, АНТР, конечно же, последовал за мной. Я с трудом освободился от доспехов, вцепился в АНТРА и мы поплыли прочь от берега. Плыли долго. Я то терял сознание, то приходил в себя. В моменты забытья АНТР, видимо, поддерживал меня на поверхности воды, поэтому я не утонул. Плавание казалось бесконечным, мы попали в шторм, который вынес нас на благословенный берег этого Острова. Вот, вкратце, и всё… Такая, как видите, необычная, неожиданная и крайне трагическая история произошла со мною, Господа.

Я молча походил по комнате, искоса посматривая на собеседников. На их лицах было написано искреннее изумление и растерянность. Я продолжил:

— К сожалению, в результате того удара по голове я потерял память. Увы, увы… Внутри моего сознания сейчас царит полный хаос и пустота, всё так непонятно переплетено, запутанно. Придётся вам, мои друзья, с пониманием отнестись к определённым странностям в моём поведении. В случае необходимости поддержите меня, исправляйте мои ошибки, а я постараюсь как можно быстрее прийти в норму. Ну, вот, собственно, и всё…

Нёс я, конечно, какой-то бред, но, как известно, — чем неправдоподобнее и увлекательнее история, тем с большим удовольствием и верой она воспринимается благодарными слушателями.

Я снова рассеянно посмотрел на присутствующих. ГРАФИНЯ сидела, не шелохнувшись. Глаза её округлились от удивления, чудесный ротик чуть приоткрылся, обнажив белоснежные ровные зубки. БАРОН во время моего повествования постоянно ёрзал на стуле, теребил бороду, крякал в самых драматических местах моего повествования, периодически недоверчиво косился на меня. Ну и правильно делал! Хитёр, бродяга, ох как хитёр. Чую я это, чую!

После окончания моего рассказа БАРОН и ГРАФИНЯ встали:

— Сир, конечно же, мы вам поможем, конечно, поддержим!

— Благодарю друзья, благодарю, — с королевским достоинством произнёс я, царственно и вальяжно присел за стол, насколько позволяла мне это сделать набедренная повязка, небрежно указав присутствующим на их стулья.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, которую спустя несколько минут я решительно прервал, обратившись к БАРОНУ:

— А скажите-ка, милейший, что вас так удивило, когда я предложил покормить АНТРА?

— Сир, но АНТР не является живым существом в обычном и привычном смысле этого слова. Он — посланник Творца, Создателя, призванный защищать и оберегать Короля. АНТР питается высшей Божественной Энергией, космическим эфиром, в земной пище, как таковой, он совершенно не нуждается.

— Так, так, так… С каждым разом всё интереснее и интереснее. После ваших слов у меня возникает прямая аналогия с ангелами, — угрюмо и удивлённо произнёс я.

— Сир, а кто такие ангелы? — спросила ГРАФИНЯ.

Я задумчиво посмотрел на девушку. Ах, как хороша! Просто прелесть! Чистая, свежая, как утренняя роса, розочка моя! Но почему она ничего не знает об ангелах? Странно, однако…

— Бог с ними, с ангелами… Пусть пока спокойно летают в своём эфире, или где-то там ещё. Лучше расскажите-ка мне дорогая ГРАФИНЯ об Островах, о последних событиях, произошедших на них, а я по ходу буду всё потихоньку воспринимать и вспоминать, дай бог в моей бедной голове восстановится былая память.

— Конечно, конечно, мой Король. Что в первую очередь Вас интересует?

— Начнём с начала, с самого простого. Мне необходимо вспомнить всё, исчезнувшее из моего сознания, а этому будет способствовать в первую очередь самая элементарная информация. Для вас элементарная. Расскажите мне обо всём, о нас, Королях, об АНТРАХ. Понимаете, нужна последовательная цепочка, начиная с первого её звена. Соединив разорванные звенья, мы придём к восстановлению целостности всей цепи. По ходу повествования я буду напрягать память, всё расставлять на свои места. Калейдоскоп, как известно, состоит из множества непонятных фрагментов. Так приведём их в порядок. Начинайте же, милая. Начинайте с элементарного. Ну, же, ну!

Девушка недоумённо переглянулась с БАРОНОМ, тот задумчиво, подозрительно и удивлённо посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но, промолчал. ГРАФИНЯ повела свой рассказ неторопливо и довольно подробно, БАРОН несколько раз её прерывал, делал добавления и замечания. Я также вклинивался в её монолог, задавая особо интересующие меня вопросы. Вот что я понял в общих чертах из всего услышанного.

В этом мире существуют три известных и населенных людьми Острова. Каждый из них довольно большой по площади, два из них — Первый и Второй, удалены друг от друга на незначительное расстояние, между ними происходит оживлённый товарообмен, миграция населения. Третий же Остров, то есть, как бы, — мой, находится на значительном удалении от первых двух. Если начертить на листе бумаги карту, то Острова образуют равнобедренный снизу и вытянутый вверх остроугольный треугольник. Внизу — его основа, два Острова. На западе — Второй, на востоке — Первый. На севере, на весьма значительном расстоянии от них, на вершине гипотетического треугольника находится Третий Остров, то есть моё Королевство.

О нём отдельный разговор. Этот Остров загадочен, непонятен, овеян разными слухами и легендами. С ним поддерживаются крайне нерегулярные дипломатические отношения на уровне Королевских дворов. Корабли с него приплывают всего один или два раза в год, но плавать к нему почему-то запрещено. Когда и кем наложен этот запрет, ни ГРАФИНЕ, ни БАРОНУ не ведомо. Просто так издавна сложилось. Таким образом, Третий Остров существует в обособленном положении и имеет несколько таинственный и загадочный статус.

Вокруг Островов простирается океан. Та его часть, которая находится внутри Островов, называется Тёплым морем. Считается, что океан бесконечен. На определённом удалении от Островов он очень опасен, так как там периодически случаются сильные ураганы, штормы, из которых выбраться живым невозможно. Заплывать в глубь океана почти никто не рискует. Если и были такие люди, то никто из них никогда назад не возвращался. Обычно рыбацкие или торговые суда заходят в океан на недалекое расстояние от Островов. В большинстве своём моряки этим и ограничиваются.

Островами правят Короли. Их хорошо укрепленные резиденции, а вернее, дворцы-крепости, расположены в центре каждого из Островов, в Столицах. Самое интересное, что никто из простых смертных, да и очевидно из большинства дворян, ни одного из Королей в лицо никогда не видел. Короли — существа высшего, божественного происхождения. Они являются наместниками Господа на земле, могущественны, вечны и бессмертны. И вот, — самое интересное! Статус Короля определяет находящийся при нём АНТР, то есть огромная, как и у меня, собака! Король Первого Острова имеет белого АНТРА, Второго — серого, Третьего, по слухам и предположениям, — чёрного. Ну что же, эти слухи, наконец, подтвердились.

Три раза в год Короли двух Островов в закрытых каретах в сопровождении АНТРОВ и блестящей свиты объезжают улицы своих столиц, горожанам раздаются деньги, народ восторженно приветствует повелителей, которые, скрытые под плащами с капюшонами, машут из карет руками, облачёнными, соответственно, в белые и серые перчатки. Всё заканчивается трехдневным карнавалом, бесшабашным гулянием, пьянством, весельем. Для простых дворян и высшей знати в это время устраиваются многочисленные Королевские Приёмы, Балы и Охота.

Кстати, АНТРЫ, само собой, тоже бессмертны, абсолютно непобедимы в бою, их невозможно ни убить, ни ранить. Можно ли убить или ранить Короля? Об этом мои собеседники могут высказать только предположения, ни на чём конкретном не основанные. Судя по моей истории, ранить Короля всё-таки можно. А, вообще, всё, что касается Королей, глубокое табу. Распространяться об этом не принято.

Действительно ли АНТРЫ бессмертны и непобедимы? Имеются ли доказательства этого? Да, имеются. Было несколько каких-то сложных ситуаций, локальных вооружённых конфликтов, даже битв с участием АНТРОВ. Мои собеседники упомянули самое известное сражение.

Тридцать лет назад Герцог Южной Провинции Первого Острова неожиданно восстал против своего Короля. Владения Герцога были обширны и богаты, они занимали треть территории Острова. Его армия также почти не уступала королевской.

Ко всему тому Герцог пополнил её ряды за счет наёмников с архипелага мелких островов, простирающегося вдоль всего южного побережья, проще сказать, он призвал к себе на службу пиратов. Эти самые острова десятилетиями вели борьбу с Первым Королевством за свою независимость и всякий раз такие выступления жестоко подавлялись. В упомянутой выше битве королевские войска имели на первоначальном этапе значительно меньшее количество воинов, чем Герцог. Они ждали подкрепления из Северных Провинций, наиболее удалённых от места сражения. Да к тому же, по имеющимся у мятежников сведениям, сам Король и, соответственно, его АНТР, отсутствовали в правительственном лагере.

Базируясь на этих сведениях, Герцог нанёс мощный упреждающий удар. Королевские войска держались стойко, неся огромные потери, но были вынуждены начать отступление. И именно в самый критический момент на поле боя появился Король с белым АНТРОМ, которые всё расставили на свои места.

Герцог потерпел сокрушительное поражение, его самого на глазах уцелевших сподвижников растерзал АНТР. Потом все пленные были жестоко казнены. Южную Провинцию Король разделил на три Графства, которые с тех пор, само собой, стали полностью лояльны короне. Кстати, одно из них — Первая Провинция, была пожалована отцу ГРАФИНИ за героизм, проявленный им в том самом славном сражении. С тех пор на центральную власть никто больше не посягал.

К сожалению, локальные конфликты между вассалами Короля происходят периодически. Чаще всего они разрешаются сами собой, но в серьёзных ситуациях вызывается Королевский Комиссар, который восстанавливает справедливость. Правда, иногда Король не успевает вовремя пресекать конфликты из-за удалённости Центра. Иногда он и не стремится к их немедленному разрешению, исходя из определенных политических или экономических соображений.

Что может случиться, если вдруг в каком-то конфликте сойдутся два или три Короля и два или три АНТРА? Никому это неведомо. Скорее всего, произойдёт невиданная катастрофа, непредсказуемая по своим последствиям. Все это прекрасно понимают. В связи с издавна установившимся военным паритетом между Островами не происходит войн, что вполне всех устраивает.

— Да, интересно, интересно… Почти как политика ядерного сдерживания. АНТРЫ вместо атомных бомб и ракет, — иронично усмехнулся я, а потом похолодел и оцепенел. — Ядерное сдерживание, ядерное сдерживание… Атомные бомбы и ракеты… Что это такое!? Боже мой!!!

— Сир!?

— Продолжайте, сударыня… — я перевёл дух.

— Так вот, Ваше Величество… Агрессий извне, то есть со стороны океана, ещё ни разу не случалось, но все островные армии находятся в постоянной боевой готовности. Мало ли что может произойти!? Уж больно подозрительна вся эта ситуация с бушующим океаном, с ураганами, с пропадающими судами!

Я некоторое время переваривал полученную информацию, меланхолично попивая вино, а потом задал ГРАФИНЕ чрезвычайно интересующий меня вопрос:

— Сударыня, недавно вы поведали мне о том, что присутствовали на каких-то двух весенних Королевских Приёмах и были представлены двум Королям. Значит, вы должны были хорошо разглядеть их лица?

— Увы, Сир… На таких приёмах Короли никогда не показывают своих лиц. Они находятся в затемнённых ложах, одеты в длинные плащи с накинутыми на головы капюшонами.

— Интересно, интересно, — задумчиво пробормотал я, а потом задал девушке ещё один вопрос. — Извините, дорогая, совсем недавно вы рассказали мне о каком-то военном конфликте между вашим отцом и ещё кем-то. Что произошло?

ГРАФИНЯ сразу стала печальна, задумалась, замкнулась в себе.

— Сир, разрешите, я поведаю Вам эту трагическую историю? — вежливо вмешался в разговор БАРОН.

— Конечно, конечно… — махнул я рукой.

БАРОН рассказал следующее. Пол года назад между отцом ГРАФИНИ и двумя Графами соседних провинций произошёл серьёзный конфликт, который перерос в постоянную вражду. Начались дуэли между дворянами, вооруженные стычки, грабежи, поджоги деревень и так далее. Соседи были несколько сильнее, наглее и бесцеремонней. Дело запахло настоящеё войной. Отец ГРАФИНИ послал гонца в Центральную Провинцию с целью вызова Комиссара Короля для законного разрешения конфликта, но дождаться его не успел.

Некоторое время назад враг ночью вероломно напал на замок старого Графа, незаметно проник в него, воспользовавшись услугами какого-то предателя, в неравной схватке погибла почти вся семья ГРАФИНИ, в живых осталась только она одна, и то благодаря БАРОНУ и его отряду, которые совершенно случайно в это время оказались в замке. ГРАФИНЕ с частью приближённых и с помощью БАРОНА удалось бежать. Она, преследуемая врагом, укрылась в горах в его замке, спешно собрала небольшое войско, но в битве у Чёрной Скалы была разбита, после чего с отрядом воинов и с оставшимися в живых приближёнными, вместе с БАРОНОМ отправилась к побережью и, на двух кораблях, принадлежащих снова же БАРОНУ, доплыла до Второго Острова и высадилась на него. Вот, вкратце, и всё. Сейчас они направляются в замок дяди ГРАФИНИ, — ГРАФА Третьей Провинции Второго Острова.

— Выражаю вам своё сочувствие, милая, — тихо произнёс я и погладил девушку по плечу. — Ну, ничего, мы всё расставим на свои места. Дайте время, дайте время…

— Дай Бог, Сир!

— Кстати, а где же ваша свита, ГРАФИНЯ? Теперь понимаю, откуда на столе появилась такая еда.

— Ваше Величество! — обратился ко мне БАРОН. — Извините меня за любопытство, но мне всё-таки не совсем и не до конца понятны обстоятельства, которые привели Вас сюда. Кем же были Ваши враги, как они посмели покуситься на Вас, — посланника Бога на этой земле, как могло произойти Ваше э, э, э… смещение. Ведь это практически невозможно! Почему АНТР не показал всю свою силу и мощь!?

— БАРОН! — негодующе воскликнула девушка.

— Спокойно, милая… На этом свете, или к несчастью, или к счастью, возможно всё. Терпение и ещё раз терпение. Всему своё время, БАРОН, всему своё время, — ответил я. — Позже я всё вспомню и вам объясню. Пока же подумаем о том, что делать дальше.

Я встал, прошёлся по комнате. Мои спутники вскочили со своих мест и почтительно застыли, как изваяния. В доме в очередной раз воцарилась тишина.

Так действительно, что же всё-таки делать дальше!? Легко задать этот вопрос, значительно труднее получить на него ответ. Надо двигаться вперёд, топтание на месте исключено, — это понятно. Но куда двигаться, зачем? Если начинаешь с нуля, то следует прежде всего определить задачи и цели, стоящие перед тобой, а потом уж — способы и пути их решения. Так с чего начать? А собственно, Король я или не Король!? Короля, как известно, делает свита. Она у меня уже практически есть. Не грех посоветоваться с моими новоявленными подданными, вернее, с временными подданными, а ещё вернее, со спутниками. Свой Король у них, вроде бы, имеется. Но как будут складываться их взаимоотношения далее?

— И так, господа, каковы ваши предложения по поводу наших дальнейших действий? — небрежно спросил я.

БАРОН вопросительно посмотрел на ГРАФИНЮ, та сделала кивок головой.

— Сир, как мы уже Вам рассказали, совсем недалеко отсюда располагается замок, принадлежащий брату покойного отца ГРАФИНИ. Дядя владеет обширными угодьями, тремя городами, несколькими десятками поселков. У него неплохая армия. Я думаю, что он нам поможет.

— Но, позвольте, как я понял, военные конфликты между Островами исключены?

— Ваше Величество, мы не о том ведём речь. Мы говорим о взаимопомощи между родами, а не о войне между Островами, всего лишь об этом, не более. ГРАФИНЯ может попросить у дяди часть его армии, встанет во главе её. Это будет обычная процедура привлечения к участию в междоусобной войне наёмного войска. Такая практика имеет место быть везде.

— Несколько странно всё это, — пробормотал я. — Данный момент кажется мне довольно спорным. С другой стороны, существовали же и существуют на Земле во все времена наёмники.

— Что, что? — переспросила девушка.

— Земля, Земля… Планета Земля… — потрясённо пробормотал я и на некоторое время тяжело задумался, а потом решительно тряхнул головой. — Ладно, пока оставим эту тему… Ну что же, вы меня убедили по поводу наших дальнейших совместных действий. Но какова моя роль во всей этой истории? Я же не могу, будучи Королём Третьего Острова, вмешиваться во внутренние дела Первого или Второго Островов? Здесь попахивает интервенцией, агрессией и, возможно, последующей войной.

— О, Сир, — ответила ГРАФИНЯ. — К сожалению, вмешаться в конфликт Вы не можете, это так. Но есть один интересный момент. Вы в настоящее время не являетесь Королём — агрессором. Вы, так сказать, в связи с некоторыми обстоятельствами, прибыли на этот Остров с неофициальным визитом, что позволено любому Королю. Во время такого визита, а точнее, во время пути к Центральному Округу, Вы вправе взять под своё покровительство любого, кто так же, как и Вы, находится в дороге, и, если необходимо, защитить его. Это древняя традиция, не подлежащая обсуждению. Она распространяется на всех путников. В данном случае под Вашим покровительством находимся мы.

— И каковы рамки этой защиты? — поинтересовался я.

— Сир, Вы вправе охранять и защищать нас от любых неправомерных насильственных действий со стороны третьих лиц, но обязаны строго соблюдать местные законы и обычаи и избегать неоправданных жертв в случае противодействия противоправным действиям со стороны тех самых третьих лиц. Это касается и защиты законных интересов местных жителей. Есть понятия необходимой обороны и превышения пределов таковой. Кодекс Путешественника, ч.3, п.п.5,6. А вообще, имеется Основной Закон, который регулирует наиболее важные вопросы войны и мира на всех Островах. Кодекс является его составным целым.

— О, ГРАФИНЯ, с каждым разом вы всё больше и больше меня удивляете. Вы изучали право? — с неподдельным удивлением и уважением спросил я.

— Немного, совсем немного, самостоятельно и чисто символически, Сир. Знаете ли, у нас женщинам учиться в университетах запрещено, — слегка зардевшись, промолвила ГРАФИНЯ.

— А что, на Первом Острове имеется университет? — удивлённо молвил я.

Почему-то этот факт меня поразил. Университет в феодальном обществе?! Чёрт возьми, а почему я решил, что это общество именно «феодальное»? Откуда такое умозаключение? С какой стати я рассматриваю и анализирую данное общество, словно какой-то сторонний наблюдатель? Я же вроде бы принадлежу к этому обществу, и не просто принадлежу, а являюсь одним из трёх Королей, которые играют в нём решающую роль! Так, всё-таки, отношусь ли я к нему, или нет, являюсь ли я жителем Островов? Действительно ли я Король? Если всё-таки нет, то кто же я в таком случае на самом деле, чёрт возьми, откуда я взялся!?

— Сир, Университеты имеются и на Первом, и на Втором Островах, — вмешался в разговор БАРОН. — Они находятся в Столицах. А разве на Третьем Острове нет Университета?

— БАРОН, что за вопрос!? — возмущённо фыркнула ГРАФИНЯ. — Вы же знаете, что случилось с Его Величеством, и в каком он сейчас состоянии! Ему самое время помнить об Университете!

— Простите, Сир, это я случайно.

— Ничего, ничего… Пустяки. Мне кажется, что пора продолжить путь. Где мой Пёс, вернее, АНТР, а ещё вернее — ЗВЕРЬ? Что-то его давно не видно и не слышно.

Я резко встал, подошёл к окну, беззаботно и весело гаркнул:

— ЗВЕРЬ! Ко мне!

Реакция Собаки, как всегда, была незамедлительной и молниеносной. Огромная чёрная туша, сотканная из узлов мышц, мощно и легко перемахнула через подоконник, не задев его. ЗВЕРЬ тяжело, но как всегда по-особенному грациозно приземлился на пол, рыкнул, сел и застыл, как статуя. Только его янтарные глаза находились в движении, внимательно наблюдали за мною.

Я некоторое время также задумчиво рассматривал Пса, потом небрежно потрепал его по холке и задал стоящим позади меня людям важный вопрос, который очень сильно интересовал меня в данный момент:

— А скажите, как же до поры до времени я смогу соблюдать «ИНКОГНИТО», имея рядом такое всем известное чудовище? Ведь неофициальный визит без соблюдения определённой конспирации теряет весь смысл. Что вы по этому поводу думаете?

Ответа я не получил. Абсолютная тишина, воцарившаяся в доме, прерывалась вечными звуками:

— КХА, КХА, КХА…

Я недоумённо оглянулся. В комнате никого не было…

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Да что же это такое! Сколько можно?! Поведение моих спутников при появлении Пса стало действовать мне на нервы. В принципе, понятно, почему ЗВЕРЬ вызывает такую реакцию, но надо бы к нему уже более-менее привыкнуть! Конечно, АНТР для простых смертных является этаким мистическим, сверхъестественным, кровожадным и злобным существом, безжалостным убийцей. Но я то рядом, они находятся под моей надёжной защитой! Но, видимо, от впитавшегося с детства страха перед АНТРАМИ очень сложно избавиться, — это я понимал. Одно дело видеть их пару-тройку раз в году издалека, совсем другое оказаться рядом с таким зверюгой лицом к лицу.

Я, не торопясь, вышел из дома. Как я и ожидал, мои спутники находились подле него. Бледная ГРАФИНЯ стояла у стены, вжавшись в неё всем телом, БАРОН с обнажённым мечом прикрывал свою госпожу. Оружие заметно дрожало в руках бравого вояки.

Я усмехнулся:

— Друзья мои, ну расслабьтесь, всё в порядке. Зачем же так реагировать на ЗВЕРЯ? Это смешно и глупо. Я рядом с вами, полностью контролирую ситуацию! Кстати, БАРОН, меч вас в данной ситуации не спасёт, как и доспехи, вы же знаете, однако…

— Знаю-то, знаю, — пробурчал воин. — Сир, не издевайтесь над нами, ведь Вы прекрасно понимаете, почему мы боимся э, э, э… ЗВЕРЯ. Да, именно боимся, ничего в этом постыдного не вижу! На этом свете лично я боюсь только трёх существ: Бога, мою матушку и АНТРА. Всех остальных, поверьте, совершенно не боюсь, ну кое-кого просто опасаюсь, например, Вас или своего Короля. АНТР есть АНТР, он может быть непредсказуемым в любое время. Он, как землетрясение, как падение небесного камня или извержение вулкана. Вы-то, конечно, рядом, а глядишь, — не осознает сразу АНТР сложившуюся ситуацию, не поймёт, что к чему и кто с кем, махнёт невзначай лапой, и прощай жизнь. ГРАФИНЯ мне рассказала о недавно произошедшем с нею случае. Ну, я имею в виду, так сказать, э, э, э… частичное поглощение её ЗВЕРЕМ.

— А что, на Островах бывают извержения вулканов и землетрясения, да ещё и падения метеоритов? — живо поинтересовался я.

— Бывают, — глухо и напряжённо произнёс БАРОН, досадливо поморщившись, а потом расслабился, плавно опустил меч в ножны, отошёл от ГРАФИНИ, искоса посматривая на Пса.

Некоторое время спустя он задумчиво и с некоторым воинственным пылом произнёс:

— А что касается того, спасёт ли меня от ЗВЕРЯ меч, то этот вопрос очень спорный! С АНТРОМ я никогда, слава Богу, ещё не сражался и в деле его не видел, но меч у меня, о го-го какой! Всем мечам меч, выкован знаменитыми мастерами Первой Горы, это кое о чём говорит! И сам я мужик вроде бы не хилый, и владею мечём отменно. При применении соответствующей силы и мастерства я способен одним ударом разрубить облачённого в доспехи рыцаря пополам, до пояса, могу поспорить на что угодно, хоть на мой фамильный замок!

— Сир, наш БАРОН — знаменитый и известный везде и всем Первый Мастер Меча. Ему нет равных на двух Островах, насчёт Третьего не знаю, — с гордостью заявила ГРАФИНЯ, топнув при этом изящной и идеальной ножкой, обутой в плетёные сандалии.

— БАРОН, — устало произнёс я. — Я бы конечно поспорил на ваш замок, но он расположен слишком далеко от нас, чтобы ставить его на кон. Пусть вы и являетесь признанным Мастером Меча, но поверьте, в схватке со ЗВЕРЕМ у вас нет никаких шансов, как собственно и у любого живого существа в этом мире, кроме меня, конечно.

Произнеся эти слова, я задумался. А что произойдёт, если я всё-таки схлестнусь с АНТРОМ? Равновелики ли и равнозначны ли наши силы? И вообще, как и чем я могу противостоять этому существу? Разве что только с помощью ПОСОХА я сумею одержать победу. Но я пока имею самое слабое представление о его назначении, свойствах и функциях.

— Ладно, — сказал я. — Повторяю не услышанный вами вопрос: «Что же мне с Псом делать в условиях «ИНКОГНИТО?». Он, конечно, великолепно маскируется, но как быть, если мы окажемся не в лесу, а допустим на открытом пространстве или в городе среди людей? Это же ужас, что может случиться! Как с ним поступить? Как и где его прятать?

— Ваше Величество, Вы действительно получили серьёзную травму. Позвольте Вам напомнить, что ЗВЕРЬ обладает сильной способностью не только к маскировке в её обычном понимании, но и к абсолютному слиянию с окружающей средой. Его, конечно, можно спрятать в обозе, в повозке, но зачем это делать? Он сам по себе или по Вашему желанию и так может быть надёжно спрятан, — сказала ГРАФИНЯ и с опаской взглянула на Пса.

Я подошёл к Собаке и внимательно посмотрел ей в глаза. Да, неожиданный поворот событий. Который раз меня уже посетила всё одна и та же навязчивая мысль: «То ли это существо, за которое себя выдаёт? Откуда у него такие способности? Откуда у него такие феноменальные быстрота и сила? А если он ко всему этому ещё и действительно бессмертен и непобедим?!».

Собственно, а кто такой на самом деле я с моими необычными качествами и способностями? Силы мне тоже не занимать. Я вдруг вспомнил наш с Псом безумный утренний бег и неожиданное ускорение. Человек ли я в обычном смысле этого слова, а если нет, то кто? Я почему-то нервно и вопрошающе посмотрел в небо, словно мог в сей момент получить оттуда исчерпывающие ответы на встающие передо мною очень важные и сложные вопросы. Увы, само собой, никаких ответов я не услышал, никаких таинственных знаков не узрел. Какое-то нехорошее, тёмное, непонятное и тревожное чувство заполнило меня, по коже поползли мурашки. Спокойно, без паники! Надо во всём разобраться, надо подумать. Успокойся же, Король! Спокойно, Бессмертный!

— ЗВЕРЬ! Исчезни! — нервно гаркнул я, особо не надеясь на выполнение этого приказа.

Но он был исполнен мгновенно. Пёс утробно рявкнул, шерсть на нём вдруг вздыбилась, слегка заискрилась, воздух вокруг нас наэлектризовался, загустел, а затем ЗВЕРЬ… исчез. Видимо, у меня был до такой степени удивлённый вид, что ГРАФИНЯ прыснула в кулачёк, а БАРОН тактично отвернулся в сторону и крякнул.

Я подтянул свою отвисшую нижнюю челюсть к верхней, осторожно подошёл к тому месту, где только что находился Пёс, внимательно его осмотрел. ЗВЕРЬ был там же, где и раньше, но только выглядел он совершенно по-другому. Его туловище как-то странно то ли размылось, то ли расслоилось, то ли расплылось в воздухе. Шерсть приобрела цвет красной кирпичной кладки, рядом с которой Пёс находился. Я различал только слабый расплывчатый контур Собаки, мои глаза не могли чётко на ней сфокусироваться. Увидеть ЗВЕРЯ можно было, только тщательно вглядевшись в него, находясь на небольшом расстоянии. Вот это да, вот это создание природы! Однако… Ибо… О, как!

Совершенно очевидно, что мой таинственный спутник понимает мои мысли, следует моим невысказанным вслух желаниям, имеет со мною какую-то особую, видимо, телепатическую, связь, что я неоднократно замечал и раньше. Вербальный уровень общения ему не нужен, это ясно. Но как такое возможно? Впрочем, пора мне привыкнуть ничему не удивляться! Для того, чтобы лишний раз проверить свою догадку, я послал ЗВЕРЮ мысленный приказ вернуться в первоначальное своё состояние и при этом специально для моих спутников, для видимого эффекта щёлкнул языком.

ЗВЕРЬ моментально выполнил команду, предстал перед нами во всей своей красе: густая чёрная шерсть блестит и искрится, мышцы под нею грозно играют, лёгкий пар над Собакой рассеивается под лучами солнца, неожиданно преломляя их. Какой, однако, красавец, какая мощь, грация, пластика, быстрота и сила! Поразительно! Между тем, ЗВЕРЬ вопросительно посмотрел на меня своими янтарными выпуклыми глазами, рыкнул коротко, незлобно и глухо.

— Ну, ты умница, ну, ты молодец! — я с уважением потрепал Собаку по шее и боку.

Шерсть её неожиданно оказалась прохладной и сухой.

— Скажите, ГРАФИНЯ, а откуда вообще появились АНТРЫ, какова их природа? — спросил я. — Просветите меня, пожалуйста, вы же у нас девушка начитанная, образованная и, как я понял, довольно любознательная.

— Сир, Вы же слышали, что мы Вам рассказали. АНТРЫ — посланцы небес, хранители Королей на этой земле. АНТРЫ бессмертны и вечны, как и Вы, Короли. Вы были всегда и будете всегда, что бы не происходило в этом мире. Так говорят предания, легенды и все книги, которые я прочитала, а прочитано их мною немало, в отличие от некоторых… Девушка почему-то укоризненно посмотрела на БАРОНА. Тот сначала иронично усмехнулся, а потом досадливо крякнул и отвернулся.

Неожиданно я вспомнил о ПОСОХЕ. Он сиротливо стоял у стены. Я взял его в руки, вдруг снова явственно ощутил таящуюся в нём до поры до времени тяжёлую и пока неведомую мне силу, внимательно его осмотрел, подумал, взвесил на руке и поставил обратно.

— А скажите-ка, ГРАФИНЯ, не имеют ли другие Короли подобного ПОСОХА? — я указал рукой на свой.

— Не знаю, Сир, не ведаю. Я ведь никогда не видела ни одного Короля вот так, вблизи, кроме Вас, — ответила девушка. — Созерцала их издалека, но посохов, подобному Вашему, не наблюдала.

— А АНТРЫ? Их, как я понимаю, многие видели. При каких обстоятельствах это происходило? Только ли во время праздников?

— Да, только во время них. АНТРЫ всегда сопровождают Королей в дни праздников, ни от кого не скрываются. Их самих и процесс их превращения, то есть исчезновения, действительно видели многие, но снова же, издалека. Подходить близко к ним, естественно, никто не рискует. Почти никто… Было несколько прецедентов, когда кто-то по разным причинам, то ли по неосторожности, то ли из-за любопытства, то ли в состоянии сильного алкогольного опьянения оказывался слишком близко, ну, сравнительно близко от Королей и их АНТРОВ.

— И чем это заканчивалось? — задал я вопрос, заранее зная на него ответ.

— Всё заканчивалось очень плачевно, очень… Так что мы опасаемся АНТРА не зря. Кто его знает, что у него на уме. Зверь есть Зверь… С ним следует быть осторожным.

— ГРАФИНЯ, а откуда всё-таки известно, что АНТРЫ бессмертны и абсолютно непобедимы?

— О, Сир, Вы же слышали историю о Герцоге Первого Острова. Разве этого мало? Всем известно, что АНТРЫ бессмертны и непобедимы. Они же не принадлежат этому миру! Я ещё раз напоминаю Вам, что АНТРЫ, как и Короли, являются посланниками Бога на земле, их цель — оберегать и защищать Королей при осуществлении ими великой и только им известной Миссии. Защищая Королей, АНТРЫ не останавливаются не перед чем, для них не существует никаких препятствий, они могучи, кровожадны и абсолютно безжалостны. Убить, а значит победить их невозможно. Как можно, допустим, победить Бога?!

— Ну, сравнение не совсем корректное, — хмыкнул я.

— Почему же, Сир!? Бог никогда не допустит, чтобы его Посланник был побеждён.

— Резонно, резонно…Так, так, так… Значит АНТРЫ абсолютно безжалостны и страшно кровожадны? Возможно, возможно, — пробормотал я, посмотрел на ЗВЕРЯ, а потом усмехнулся. — А вообще, всё-таки существует один единственный способ победить Бога! Знаете, какой?

— Нет, Сир, — потупила свой взор девушка, а потом искоса и с любопытством взглянула на меня.

— Сир, о чём это Вы?! — возмутился БАРОН.

— Бога можно победить только с помощью другого Бога, более сильного! — улыбнулся я.

ГРАФИНЯ и БАРОН сначала недоумённо переглянулись между собой, а потом громко и весело рассмеялись. Я между тем постоял некоторое время молча, задумчиво рассматривая грозное и кровожадное порождение небес, спокойно сидящее передо мною на задних лапах.

ЗВЕРЬ вдруг громко засопел, стал демонстративно чесаться и, якобы, выискивать блох, которых, как я теперь был уже абсолютно уверен, у него и в помине не существовало.

— Хватит, пройдоха! — громко и раздражённо произнёс я.

Пёс моментально принял позу застывшей на века статуи, даже, кажется, дышать перестал. А зачем ему это нужно, собственно? Он очевидно и без воздуха вполне может обойтись.

— То-то, то-то! — потряс я гневно кулаком перед мордой ЗВЕРЯ. — Смотри у меня!

Некоторое время мы постояли неподвижно друг против друга. БАРОН и ГРАФИНЯ замерли. Даже птицы вокруг вроде бы умолкли и с интересом наблюдали за немой сценой.

Я, дабы разрядить обстановку, потрепал ЗВЕРЯ по шее, в ответ на что, он, как всегда, смешно выпучил свои янтарные глаза и хрюкнул, а потом громко засопел. ГРАФИНЯ и БАРОН сдержанно и облегчённо рассмеялись. Пронесло, слава Богу!

— Ладно. Так, где же наша свита? — бодро спросил я.

— Недалеко. Вот за тем холмом, Государь, — ГРАФИНЯ показала рукой на пригорок, покрытый густой растительностью, находящийся в полусотне шагов от нас.

Так, так. Именно там я вчера и разглядел какое-то движение.

— Прекрасно, прекрасно, господа! Что же, — вперёд! — громко сказал я. — Нас по-прежнему ждут, и никак не дождутся великие и славные дела!

— Извините, Сир, но у нас осталась ещё одна проблема, — вежливо обратился ко мне БАРОН.

— Какая ещё проблема? — раздражённо спросил я.

— Оракул Первого Острова…

— Ах, да… Я о ней совершенно забыл. Как она там?

— Отходит в мир иной, — скорбно произнесла ГРАФИНЯ.

— Вы знаете, а скорбь вам к лицу.

— Вы циник, Сир!

— Да, я таков, каков есть, — жёстко усмехнулся я. — Кстати, когда я погибну или просто помру, пожалуйста, сожгите моё тело в огромном костре и развейте пепел над океаном. Ненавижу эти могилы, катафалки, скорбные речи, всяческие обряды, хождения на кладбище, памятники, поминки и всю остальную дребедень и галиматью!

— Вы бессмертны, Сир… Вам не угрожают ни костёр, ни могила, — тактично и осторожно заметила ГРАФИНЯ.

— Солнце моё, свет моих очей, ничто в этом мире не вечно. И никто не вечен. Увы… В том числе и я! Увы, увы…

Мы вернулись в дом. Старуха лежала всё на том же топчане молча, глаза её были закрыты, и только по слабым, но размеренным движениям груди, было ясно, что она ещё жива.

Я приблизился к женщине, слегка наклонился над нею. Лицо белое, как мел, веки слегка дрожат, дышит с хрипом, в уголках сухого рта тонкие струйки слюны. Печальное и страшное зрелище. Оно уготовано многим, возможно, когда-нибудь и мне…

— Отходит, — глухо произнёс я. — Сожалею…

— Кто, зачем, как!? — вдруг прохрипела старуха. — Час испытаний близок и неизбежен! Тьма приближается. Тьма грядёт! О, Путник! Твоя дорога начнётся здесь и окончится в немыслимых далях. Огонь, мрак, пламень, холод и жар, — всё это ждёт тебя впереди… Не пойму, что будет дальше! Конец всему или начало!? Мессия, ты осознаешь суть всего сущего и станешь его Творцом! Смело иди вперёд. Не растрачивай себя на разные глупости и по мелочам. Только любовь спасёт тебя, иначе — смерть! Любовь правит миром, только она! Всё остальное — суета и бред… Что же будет дальше? Не знаю, всё путается в голове… Дайте мне свои руки, дети мои!

Я взял ГРАФИНЮ за руку, почувствовал трепет её пальцев. Наши ладони соприкоснулись с холодеющими руками Оракула.

— Вам уготована длинная дорога, но на ней будет много препятствий, слишком много! Всё, более я ничего не могу понять, ибо вечность рядом и замутнён мой разум. Не понимаю! Прощайте, — пробормотала старуха и умерла.

Я склонился над ней, пощупал пульс, тяжело вздохнул, потом обернулся к своим спутникам. Они стояли бледные, потрясённые, скованные благоговейным ужасом.

— Да, наступление смерти подчас сопровождается явным бредом, — криво усмехнулся я.

— Не говорите так! Оракул всегда права! Но, Сир, первый раз за сотни лет перед Оракулом полностью не открылась истина. Это невозможно! — дрожащим голосом произнесла ГРАФИНЯ. — Это невозможно!

— Со мною всё возможно, привыкайте, дорогая. Да, один вопрос! А что же это ваш Оракул не открыл вам истину перед нападением врагов на вашу семью? Где эта провидица была? Почему не предотвратила несчастья, а? — раздражённо спросил я.

— О, Сир, Оракул не делает кратковременных предсказаний, да и узнать от неё о будущем можно, только непосредственно обратившись к ней в определенные дни в году. О, Боже! Один из таких дней наступил именно сегодня! Я совершенно забыла об этом! Как всё странно и неожиданно! — побледнела ГРАФИНЯ. — Хотя мы к Оракулу и не обратились, а она всё равно пыталась сказать что-то важное, чрезвычайно важное! Огонь, тьма, конец всему… Тьма приближается… Вы станете Творцом… Каким образом? Творцом чего? Что она имела в виду? Что это значит? Не понимаю…

— А что здесь понимать!? Огонь, холод, свет, тьма… Знаете ли, — вечные и нерушимые ипостаси бытия! Ну, а насчёт творца… Все мы в этой жизни творцы. Кто-то более талантлив, кто-то менее Ладно, может быть некоторая неопределённость предсказания и к лучшему. Жить значительно интереснее, если нам неведомо будущее. Намного хуже, если не помнишь своего прошлого! — раздражённо произнес я. — Собираемся. В путь! Надоело всё, чёрт возьми! Только движение меня спасёт.

Обоза и так называемой свиты ГРАФИНИ, мы достигли через несколько минут после того, как похоронили старуху. БАРОН, не торопясь, засыпал её тело камнями, сложил перед собою руки, что-то пробормотал на непонятном мне языке. ГРАФИНЯ всплакнула. Мы молча и тягостно постояли над могилой, вот и всё. А собственно, что может быть ещё в такой ситуации, монотонно и однотонно повторяющейся из века в век?

Вообще, говорят, что смерть — это несчастье не для умершего, а для оставшихся в живых. Очень верное умозаключение! Но эти самые живые ощущают указанное событие совершенно по-разному. Кто-то громоздит над могилой умершего величественные и большей частью аляповатые и безвкусные памятники, горюет и скорбит всю свою дальнейшую жизнь, страдает, мечется в тоске, нудится, предаётся бесконечным воспоминаниям, отравляя и портя настроение себе и всем окружающим вокруг. Кто-то относится к смерти философски и довольно спокойно. Чему быть, того не миновать. Все там будем… Проходит всё, пройдёт и это… Я принадлежу именно к данному типу людей.

Да, стоит погрустить и даже погоревать несколько дней, предаться печальным воспоминаниям, возможно даже уйти в кратковременный или в долговременный запой, но не более того. Проехали, забыли… Живём дальше спокойно и решаем свои насущные проблемы, не думая ежеминутно об умерших людях. Ну, не совсем, конечно, не думая. Храним светлую память об ушедших, которые нас, возможно, ожидают где-то там, — на небесах. Просто храним. Но не таскаемся по кладбищам. Не пьём там водку и не бьёмся экзальтированно башкой о могильные плиты. Не устраиваем диких истерик. Спокойствие и рассудительность уместны везде и всегда, в том числе и в отношении к мёртвым. Такова моя личная точка зрения. Может быть, я и не прав. Кто знает, кто знает…Сколько людей, столько и мнений на сей счёт.

Интересно, знала ли старуха о том, какой конец её ожидает? Навряд ли, навряд ли… Это давняя и загадочная проблема почти всех истинных предсказателей, — не знать своей судьбы. Бывает, что они знают, когда примерно умрут, но не более того.

Эти мысли меланхолично, сумбурно и тягостно плавали в моей голове по пути к лагерю ГРАФИНИ. Подойдя к так называемой свите, я внимательно оглядел всех присутствующих. При нашем появлении они немедленно склонились в поклонах, я заметил удивлённые взгляды, искоса брошенные на меня.

И так, что мы имеем? Два десятка дворян. Я угадал их статус по гербам на щитах. Облачены все они в лёгкие и тяжёлые добротные доспехи, имеют при себе длинные мечи. Далее, — несколько неплохо одетых молодых женщин, очевидно, придворные дамы. Четыре десятка воинов с копьями, мечами, луками и арбалетами. Десяток слуг и служанок. За ними — две большие крытые грузовые повозки, а также две приличного вида кареты с гербами на дверях. Невдалеке пасётся небольшой табун лошадей.

— Неплохо, для начала неплохо, — бодро произнёс я. — Лучше негусто, чем пусто… Все великое начинается с малого. Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир! Вот так!

БАРОН, очевидно поражённый исключительной глубиной моих мыслей, посмотрел на меня с нескрываемым почтением. ГРАФИНЯ иронично улыбнулась и громко обратилась к собравшимся:

— Господа! Внимание! Перед вами дворянин высокого звания, мой покровитель! — девушка склонила голову в мою сторону. — В настоящее время в силу ряда обстоятельств он находится в состоянии «ИНКОГНИТО». Прошу уважать его, как меня, вернее больше, чем меня. Вопросов не задавать, охранять, как зеницу ока. Пока зовите его… ПУТНИКОМ. Всем всё понятно?

— Понятно, Ваше Сиятельство, понятно, — раздался в ответ хор голосов, недружный и наполненный определённым скепсисом.

— Господа! — возбудился и возмутился я, и небрежно поправил свою набедренную повязку. — Скепсис и пессимизм — орудия самосохранения. Но они разрушают, а не создают. Главное — оптимизм и вера в будущее! Ясная цель, дисциплина и порядок — вот главные и заветные ипостаси нашего бытия! Дерзающий, да обретёт! Надо думать, надеяться и верить! Всем по местам! Враги не дремлют! Но им нас не одолеть! Головы выше! Я с вами, соратники мои! С этого момента всё изменится! Свет близок! Нам по плечу любые трудности! Победа нетерпеливо ожидает нас в сияющих далях! Ура! Ибо…

После моей краткой, но эмоциональной речи народ вроде бы слегка повеселел, раздались довольно бодрые крики «ура!», а потом все быстро разошлись. Началось приготовление к отъезду. Новоявленный покровитель ГРАФИНИ, то есть я, критически осмотрел своё рубище и хмыкнул. Словно угадав мои мысли, БАРОН тихо произнёс:

— Кстати, Сир, Вам неплохо было бы подобрать приличную одежду. Правда, это будет непросто сделать при вашей-то комплекции, но попытаемся.

— И что же со мной не так? — спросил я также тихо.

— Вы разве не заметили, что несколько отличаетесь от других людей, даже от меня, Сир, — ответил вопросом на вопрос БАРОН.

Я задумался и огляделся вокруг. Действительно, отличие наблюдалось. Ростом я был значительно выше почти всех моих негаданных спутников, находившихся рядом со мной. Даже БАРОН и один из дворян, выделяющиеся могучим телосложением среди всех остальных моих соратников, были ниже меня, доставали затылками примерно до уровня моих глаз. Да и сложён я был довольно неплохо, я это уже понял. Я вдруг вспомнил изумление ГРАФИНИ, когда недавно в доме относительно легко поднял, перевернул и поставил на пол очень тяжёлый стол. Ну, что же, силушкой молодецкой я не обделён, и, слава Богу! Так держать!

— Сир, Ваш внешний вид служит ещё одним неоспоримым доказательством того, что Вы — Король, — тихо сказал БАРОН и торопливо добавил. — Это я ни к тому, что сомневаюсь в Вашей сущности, Сир.

Я внимательно на него посмотрел. Ох, не прост, далеко не прост старый вояка! Мне с ним следует держать ухо востро!

Подходящую одежду для меня мы все-таки нашли. Я погрузил ноги в высокие кожаные сапоги, оказавшиеся, как ни странно, мне впору, заправил в них несколько коротковатые серые штаны, облачился в длинный чёрный камзол, набросил на плечи такой же черный плащ с капюшоном.

Ну что же, и то неплохо. От меча я решительно отказался, так как почему-то был уверен, что мне он особо и не понадобится. Вполне достаточно ПОСОХА и ЗВЕРЯ, да и я сам с голыми руками могу за себя постоять, ведь я вроде бы как бессмертный и могучий Король! Однако, от предложенной мне лёгкой, но, по-видимому, довольно прочной кольчуги, я не отказался. Возможно, я и бессмертен, но факт моей физической неуязвимости ещё достоверно и до конца не доказан. Да и зачем мне лишние царапины или шрамы на теле!? Может быть, кто-то и считает, что они украшают мужчину, но я данной точки зрения не придерживаюсь.

Самое главное, что давно занимало меня: а в чём, собственно, заключается наше с Псом бессмертие и доказано ли оно? Пока всё зиждется только на каких-то слухах, мифах, легендах и предположениях. В божественность нашего происхождения я не верил категорически, а вот о наличии некоей Миссии следует подумать. Есть бессмертные Короли и АНТРЫ. Каков смысл их бытия, каковы задачи, поставленные кем-то перед нами? Кто явил нас на этот свет, зачем, почему? В чём заключается цель нашего существования? Эй, кукловод, — ты где!? Ответь мне, беспомощному и беспамятному сыну твоему!

Я посмотрел на безмятежное голубое небо и тяжело вздохнул:

— Эх, если бы нам не было что познавать, то в чём тогда смысл?

— Что, Сир? — спросил БАРОН.

— Да ничего, так, потоки сознания, — усмехнулся я. — Груз тысячи вопросов давит мне на плечи всё сильнее и сильнее. Придёт ли час, когда стряхну я это бремя? Познаю ли я этот мир, или нет? Кто знает, кто знает…

— Непременно придёт час и всё Вы познаете, Ваше Величество, — ухмыльнулся воин. — Всему когда-нибудь приходит своё время. Может быть на этом свете, а возможно и на другом…

Я подозрительно посмотрел на БАРОНА и, отойдя от него на десяток шагов, тяжело присел на траву, задумался. И так. ПОСОХ, ПОСОХ… Вопросов по его поводу у меня было предостаточно, но кому их задавать? Я понимал, что ПОСОХ представляет собой что-то очень мощное, необычное, опасное, потустороннее, пока не подвластное моему разуму. Его тайную сущность мне придётся познавать и познавать, если это вообще возможно. Ладно, потом. Как всегда — потом, потом…

ЗВЕРЬ, ЗВЕРЬ… Кстати, а где же он? Пёс как-то выпал из нашей общей компании с момента похорон старухи. Как я не всматривался в окружающее пространство, но найти его среди людей и животных мне так и не удалось. Молодец! Странно, а почему на него не реагируют лошади, собаки? Они, судя по всему, его просто не ощущают. Может быть, это результат его трансформации? А если бы он вдруг, вот прямо сейчас, возник посреди нашего лагеря? Думаю, что реакция окружающих была бы соответствующей. Ладно. Лучше пока не ставить таких экспериментов. Пока…

Несмотря на невидимость, Пёс постоянно находился где-то рядом со мною, в этом я был твёрдо уверен. Я действительно научился ощущать его и воспринимать его незримое присутствие на телепатическом уровне. Эти мои способности становились с каждым часом всё сильнее и сильнее. Да, видимо, нам суждено быть вместе очень долгое время. Никуда мы друг от друга не денемся. Что же, меня это вполне устраивает. Постоянное нахождение рядом такого сверхъестественного и могучего существа порождало у меня ощущение полной безопасности, согревало сердце, успокаивало и радовало душу. Я напрягся, сосредоточился. ЗВЕРЬ вдруг возник в метре от меня на пару секунд из ниоткуда и пропал в никуда. Превосходно, брависсимо!

Вскоре мы двинулись в путь. Впереди ехал арьергард в виде десятка всадников. Один из них держал в руках штандарт с гербом ГРАФИНИ, другой, чуть позади, — с гербом БАРОНА. За ними следовали две кареты, потом повозки. По бокам и сзади нас сопровождали воины на лошадях. Я ехал в первой карете вместе с ГРАФИНЕЙ.

Вокруг нас расстилалась необъятная степь, разрежённая полосами жёлтых полей. Вдоль тракта густо росли деревья, уже роняющие печально первую свою листву на ещё тёплую землю. Что может быть красивее и великолепнее ранней осени? Разве что только поздняя весна?

Дорога была довольно сносной, карета двигалась плавно и легко. Мы непринужденно болтали о всякой ерунде. ГРАФИНЯ слегка кокетничала, я периодически шутил, но был не весел. Какая-то странная отстраненность от действительности заполняла и переполняла меня изнутри, какие-то смутные образы, как гигантские, но невесомые и почти прозрачные медузы вязко, плавно и скользко плавали в моём мозгу, упорно не покидая его, но, и не давая собою овладеть. Странное ощущение. Печаль вдруг накрыла меня, как кошка, своей лёгкой, бархатистой, но когтистой лапой. Кто же я такой, откуда явился, зачем здесь нахожусь? Проклятые, сводящие с ума вопросы! Я решительно отвлёкся от них, посмотрел в окно.

За ним царствовало величественное небо, — чистое, синее и высокое. Воздух, как всегда, был напоён ароматом трав, птицы пели на все голоса. Как хорошо, как покойно… Что нужно сделать, чтобы это состояние длилось вечно!?

ГРАФИНЯ то молча смотрела в окно, то что-то рассказывала. Я задумчиво созерцал её тонкий, точённый и полу дымчатый профиль, беспечно ласкаемый солнцем. Девушка периодически, как бы невзначай, встречалась со мною взглядом, сразу же отводила его в сторону, на её щеках играл легкий румянец, руки находились в постоянном движении, тонкие длинные пальчики порхали в пространстве в такт её словам.

Разговор шёл в основном о Первом и Втором Островах. Тему Третьего Острова мы старательно обходили стороной. Я внимательно слушал ГРАФИНЮ, пытаясь выстроить перед собой более-менее цельную и понятную картину окружающей меня действительности, задавал девушке вопросы, думал, размышлял над ответами, анализировал и сопоставлял полученные от неё сведения.

Впереди показались холмы, вдали за ними всё также простирались степь и поля, но затем они плавно переходили в возвышенность, за которой виднелись величественные горы.

Наш маленький отряд внезапно остановился. Послышались возбужденные голоса, дверь кареты открылась, передо мною возник БАРОН. Он был облачён в легкую кольчугу, густые седые волосы, освобождённые от шлема, свободно падали на плечи, светло-голубые глаза улыбались и искрились в лучах солнца.

— Сир! — начал он, поперхнулся, затем продолжил тихим голосом. — Извините, ПУТНИК, впереди нечто интересное, не пожелаете ли взглянуть?

Я вышел из кареты, подошёл к арьергарду. Воины столпились около огромного раскидистого дерева, росшего на обочине дороги. К одной из его ветвей был привязан за ноги человек. Мужчина среднего возраста… Руки связаны за спиной, лицо налилось кровью, слегка распухло, вокруг кружатся и злобно жужжат жирные и чем-то недовольные мухи. Глаза у незнакомца, как ни странно, открыты, вполне осмысленны, ясны и даже слегка ироничны и насмешливы. Одет страдалец вполне сносно, не без определенного изящества и стиля.

При моём приближении воины почтительно поклонились, быстро отошли в сторону. Я подошёл к незнакомцу, скрестил руки на груди и произнёс довольно банальную, но самую подходящую в этой ситуации фразу:

— Давно висим, сударь?

— О, Милорд, не очень давно, вернее, сравнительно недавно. Сложно дать точный ответ в такой ситуации. Всё в этом мире относительно, знаете ли… Как видите, пока ещё я нахожусь в довольно приличной и сносной форме, значит, подвешен был всё-таки не так и давно. Конечно, было бы неплохо поменять, так сказать, диспозицию, ибо настоящее мое положение не дает оказать Вам достойные Вашей персоны почести, да и, знаете ли, горло пересохло, и перекусить бы не помешало. И мухи надоели. У, суки проклятые, вонючие! Ненавижу! Всех их следует истребить!

Позади меня произошло какое-то движение, раздался легкий смех, повеяло запахом тонких духов. Он был слегка терпким и полностью гармонировал с несколько грубоватым запахом осенних трав.

— О, боже, что за прекрасное существо я вижу за Вашей спиной, Милорд! В ангелов я не верю, но обычная женщина так выглядеть не может! Кто же она, какими неведомыми путями попала на нашу грешную, суетную, пыльную и грязную землю? Может быть она всего лишь нематериальное порождение и воплощение вселенской фантазии о вечном и бесконечном совершенстве!? О, благословенное помутнение разума, о, счастье созерцания истинной красоты перед лицом грядущего небытия! Мои последние часы или, возможно, минуты, а то и секунды скрашены в полной мере этим ангельским созданием! О Боже, спасибо тебе за счастье увидеть твою посланницу! — подвешенный забился в конвульсиях, изображая, очевидно, высшую форму экстаза и его страшную силу.

ГРАФИНЯ за моей спиной засмеялась легко, весело и громко:

— ПУТНИК, не изволите ли пожалеть беднягу? Он, однако, довольно забавный малый!

— Снимите этого клоуна, — небрежно обратился я в сторону своей новоявленной свиты.

БАРОН, не торопясь, подъехал к дереву, внимательно и пристально вгляделся в лицо мужчины, набычился, нахмурился, некоторое время помедлил, потом как-то странно усмехнулся, приподнялся на стременах и рассёк кинжалом верёвку, не забыв слегка поддержать освобождённого мученика.

Тот тяжело плюхнулся вниз, громко застонал, некоторое время бессильно, но с каким-то, видимо, прирожденным артистизмом, возлежал на земле, не отвлекаясь на мух, возмущённо кружащихся над его лицом и, видимо, ещё не потерявших надежду на лёгкую поживу. Потом мужчина с определённым трудом поднялся, склонился передо мною довольно изящно в глубоком поклоне и произнёс:

— К Вашим услугам, Милорд. Перед Вами — поэт, философ, писатель, актёр, мастер иллюзий, живописец, скульптор, музыкант и прочее, прочее, прочее… Но, смею заверить, преобладает во мне прежде всего поэтический дар. Если говорить честно, то, как и писатель, и актёр, и живописец, и скульптор я вполне зауряден. Судить обо мне, как о философе сложно потому, что для этого нужен ещё более глубокий философ. Музыкант я неплохой, очень неплохой, но моя поэтическая сущность высится, словно огромная гора, над другими сравнительно скромными талантами. Да, всё-таки поэзия воистину вершина всех искусств, достичь которой суждено лишь избранным любимцам Бога!

— О, как, однако, завернул! — хмыкнул я.

— Ах, поэзия, поэзия… Вечно иллюзорная сладость для изголодавшейся души, — усмехнулась ГРАФИНЯ. — Ну, а если вы действительно неплохой поэт, то зачем же в таком случае заниматься писательством, актёрством, живописью и иными видами интеллектуальной деятельности, если вы в них не особо преуспеваете? О философии я не говорю вообще, так как не считаю её наукой, как и психологию. Любого, самого бесталанного, можно научить писать, считать, соединять вещества, выращивать растения, лечить людей и животных, добывать руду, плавить металлы и так далее. Пусть потом это будет делаться даже кое-как, но научить вполне возможно. А вот научить человека умению познавать и анализировать все глубинные процессы, протекающие в этом мире, и быть способным к формулированию на этой основе законов развития природы и общества, интуитивно и потому успешно разгадывать самые запутанные загадки, задаваемые нам мирозданием, то есть научить философствовать, — это абсолютно безуспешное занятие в том случае, когда человек просто по природе своей не философ! — ГРАФИНЯ внимательно и насмешливо посмотрела на меня и продолжила. — То же касается и психологии. Нельзя вот так просто научить любого индивидуума разбираться в хитросплетении психики человека, если он не имеет на то особых врожденных способностей, а иными словами, глубоко заложенных в нас задатков! Увольте меня! Человек от рождения своего или философ и психолог, или нет, третьего не дано!

Спасённый нами незнакомец хотел, видимо, что-то возразить, но ГРАФИНЯ прервала его и голос её прозвучал неожиданно жёстко, раздражённо и громко:

— Глупо учить человека философствовать. Глупы попытки сделать из него тонкого психолога, если отсутствуют врождённые и особые, данные свыше, задатки. Главный учитель для будущих философов и психологов — это жизнь, практика. Я совершенно не исключаю возможности воспользоваться книгой, или поучаствовать в каком-нибудь диспуте, или просто с кем-либо поспорить, в результате чего развить свои природные способности.

Я кашлянул и внимательно посмотрел на девушку. Да, однако, — каждый раз что-то новое… Ах, какая всё-таки красавица! Глазки блестят, бровки нахмурились, на щеках румянец, упругая и полная грудь вот-вот разорвёт платье. Хочу эту женщину, нет мочи более!

— Возможно вы и правы, Миледи… Ну, а что касается вашего вопроса по поводу целесообразности занятия мною разными видами интеллектуальной деятельности… — печально произнёс незнакомец. — Увы, увы, в этом суровом и жёстком мире приходится заниматься всем, даже тем, что нам не свойственно и в чём мы не сильны. Хлеб не падает с неба. Его мы вынуждены зарабатывать. Суровая действительность заставляет искать приложения всем нашим маломальским талантам. Ну, а что касается философии и психологии, то здесь возникает обширное место для дискуссии! Как сказал Великий Чёрный Монах Второго Острова…

— Милейший, на некоторое время, пожалуйста, прервитесь, — устало произнёс я. — Нам пора двигаться дальше. ГРАФИНЯ, а с чего это вы так внезапно возбудились, а? Я, конечно же, имею в виду возбуждение духа… Где-то с кем-то не закончили дискуссию, неожиданно прерванную!? Здесь, заметьте, не самое подходящее место для диспутов. Ну, а относительно ваших мыслей, ГРАФИНЯ… Не могу удержаться, чтобы не высказать свою точку зрения. Я с вами, в общем-то, согласен. С одной стороны, так же, как полноценным, не обязательно великим, просто хорошим философом и психологом, нельзя быть без прирожденных способностей, так нельзя быть без них и хорошим агрономом, и химиком, и металлургом, и сантехником и врачевателем. А дурак останется дураком в любой области человеческих знаний. Но, с другой стороны, — любой дурак может с лёгкостью стать более-менее неплохим профессионалом, крепким ремесленником в озвученных выше и многих других областях человеческой деятельности, но, конечно же, никогда не будет сносным психологом или философом. Абсолютно глупо и смешно выглядит дурак, заявляющий о том, что он философ или психолог. Отнюдь не глупо и не смешно выглядит дурак, который старательно, добротно, от всей души занимается деревообработкой, кузнечным делом или пошивом одежды и обуви.

Я подошёл к ГРАФИНЕ вплотную, с удовольствием ощутил аромат её духов, полюбовался изумрудным миндалём её глаз. Ах, какая женщина, мне б, — такую!

— В любом случае, — назидательно продолжил я. — Вне зависимости от выбранной профессии, природную основу необходимо шлифовать, и этой шлифовкой является обучение, основанное на труде. Но, впрочем, как не шлифуй мрамор, всё равно не получишь из него бриллиант! Это будет просто хорошо отшлифованный мрамор, что тоже очень красиво, но не более того. В то же время, без шлифовки и алмаз остается всего лишь алмазом, не бриллиантом, но и не мрамором. В принципе ничего нового я не сказал. Но в чём я с вами абсолютно согласен, ГРАФИНЯ, то это в вопросе о месте философии и психологии в обществе. Они явно не относятся к наукам, как, впрочем, и к искусству. Может быть, их место где-то посередине? Знаете, это как облицовочный камень и кирпич для внутренних работ, сцепленные между собою крепким и качественным раствором. Он вбирает в себя что-то и с той, и с другой стороны и, в свою очередь, отдаёт часть себя. Как вы считаете, ГРАФИНЯ?

Ответа я не получил. Девушка разглядывала меня молча и задумчиво, как будто увидела в первый раз. БАРОН и все окружающие нас лица так же недоумённо молчали.

— Ладно, что-то мы увлеклись разговорами, пора в путь. Кстати, а как вас величать, всесторонний вы наш? — последнюю фразу я адресовал спасённому мужчине.

— Я весь к Вашим услугам, Милорд! Меня все знают под именем Поэт Неба, но Вы, если Вам это будет угодно, можете звать меня просто ПОЭТОМ. Легко и со вкусом.

— Ах, ах! Надо же!? Бог ты мой! — внезапно восторженно и громко закричала ГРАФИНЯ. — Неужели это вы!? У меня же есть несколько сборников ваших стихов, поэм и баллад! Я неоднократно лицезрела вас на гравюрах! Боже мой, — ПОЭТ НЕБА! Как же я вас сразу не узнала?!

ПОЭТ на глазах расцвёл, выпрямил спину и гордо поднял голову, потом томно потупил взор, вследствие чего его длинные, светлые, вьющиеся волосы закрыли выпуклый лоб:

— О, Ваше Сиятельство! Я не знал, что в такой степени известен на Первом Острове. И вообще я, болван, только сейчас понял, с кем имею честь беседовать. Извините меня за недостаточную почтительность и излишнюю болтливость!

— А почему вы считаете, что мы с Первого Острова? — с суровой настороженностью и подозрительностью спросил я.

— Но, Милорд, — гербы! А ГРАФИНЯ?! В этом мире существует только одна женщина, имеющая такую уникальную, божественную красоту! — ПОЭТ со страстным обожанием посмотрел на девушку, потом с интересом взглянул на меня. — Но Вы сами не с Первого Острова, и не со Второго. Правильно я угадал?

— Почему вы так решили? — спросил я удивлённо. — Чем же я отличаюсь от моих спутников?

— Всем, Милорд, всем, — ответил ПОЭТ. — Извините за дерзость, но есть такое понятие, как порода. Данное определение касается не только животных, но и людей. Ещё раз простите, но Вы не просто породисты, а породисты по-особому. И к тому же, этот Ваш лёгкий и необычный акцент. В нём присутствует тонкий и своеобразный шарм, знаете ли…

— Сударыня, вы слышали? — засмеялся я. — Когда у вас ещё будет возможность посмотреть на породистого мужчину с шармом!? Пользуйтесь случаем, пока не поздно. Ладно, пора нам снова в путь, господа! Путь — это вечный ПУТНИКА удел. Вперёд и только вперёд!

Процессия продолжила движение. Я ехал впереди на коне, так как захотел побыть в одиночестве и подумать. Вокруг по-прежнему простирались необъятные степные просторы необыкновенной красоты. Они были расчленены и разрежены жёлтыми полосами и клиньями убранных зерновых полей. Травы росли буйно, доходили до пояса человека, а в некоторых случаях и до плеч.

Цвет их был неуловим, так как осень всё смешала и перемешала в одном грандиозном коктейле, который поражал воображение. Переход от белого в серый, от серого в бурый и зелёный, от зелёного в жёлтый и оранжевый, а потом в пламенеющий красный, и от него в оливковый и пастельный. А затем следовала мешанина всего этого и вакханальное буйство цветов и оттенков. Дышалось легко и свободно. Птицы пели громко и весело. Ах, как хорошо, однако! Есть рай на земле!

Несколько раз в траве я различал прозрачные, едва уловимые, очевидно, только для меня, контуры ЗВЕРЯ, который, как всегда стремительно рассекал пространство, сгущая его перед собою, а затем с лёгкостью преодолевал невидимый барьер. Следы от потревоженной Собакой степной сущности кружевами оплетали наш путь. На них внимания никто особенно не обращал, так как ветер царствовал повсюду, создавая на поверхности задумчивых осенних трав всеобщий хаос и неразбериху.

Вперёд мой Пёс, вперед! Как хорошо, как хорошо! В моей руке покоился ПОСОХ. Он был чуть прохладен, гладок, нейтрален, но по-прежнему излучал пока не познанную мною силу. ПОСОХ жил своей таинственной, отделённой и отстранённой от меня жизнью. Но в то же время я постоянно осознавал, остро чувствовал и ощущал, что мы каким-то мистическим образом с ним связаны, как, впрочем, и со ЗВЕРЕМ, да и со всем этим пока не до конца понятным для меня, но, волнующим и будоражащим воображение, миром. Ах, ПУТНИК, где конец твоего ПУТИ!?

Я направил коня к первой карете. В её тёплом чреве сидели ГРАФИНЯ и ПОЭТ. Они вели довольно оживлённую дискуссию о философии, поэзии, прозе, живописи, театре и прочее, и прочее, и прочее. Я некоторое время осторожно следовал рядом с каретой, незамеченный собеседниками, вслушивался в их разговор.

— О, Миледи, я поражён, я, более того, — сражён вашими глубокими и независимыми суждениями и познаниями о раннем периоде творчества Художника Ветра, — ворковал мужчина. — Помните, эти пастельные, сотканные из дымки поздней осени, пейзажи. А розовый период? Замки на рассвете, рыцари, отягощённые турнирами, войнами и пирами. А юные дамы, пажи и матроны, неотягощённые ничем, кроме безделья и любовного томления. А борзые, зевающие и потягивающиеся после ночной охоты с факелами!? А каковы его поздние работы! Портреты жены Герцога Четвёртой Провинции, дочери Графа Шестой Провинции, сестры Озёрного Барона!?

После упоминания о сестре Барона наступила глубокая и скорбная тишина. Её прерывали лишь цоканье копыт, лязг мечей о доспехи, свист ветра в изгибах мироздания снаружи кареты и томное движение взглядов и мыслей внутри неё.

— Господа, — вмешался я в затухший разговор, который был подобен свече, не получившей достаточного количества воздуха. — Почему прервалась такая оживлённая и милая беседа? Почему печаль скорбно склонилась над вашими челами?

Я на ходу лихо и быстро пересел с коня в карету, резким жестом руки остановил ГРАФИНЮ и ПОЭТА, поспешно пытавшихся подняться со своих мест.

— Видите ли, э, э, э… ПУТНИК, — произнесла ГРАФИНЯ. — Я рассказала ПОЭТУ в общих чертах о сложившейся в Вашей жизни ситуации, но, конечно же, не поведала о Вашей потаённой сущности. Рассказала не о всём, не до конца, не раскрывая Ваше «ИНКОГНИТО». Он поймет, почему Вы не знаете, кто такой Художник Ветра! Этот человек был гением, каковые не рождались на Первом Острове тысячу лет. Он писал стихи и романы, высекал из камня скульптуры, приводящие людей в трепет, его живопись была великолепна, его философские трактаты являлись темой многолетних дискуссий. А его всевозможные изобретения!? Ну, например, аппарат для парения в воздухе или приспособление, позволяющее человеку длительное время находиться под водой. Но, увы, увы… Всё закончилось довольно плачевно и очень печально.

— И до какой степени печально? — поинтересовался я, томно созерцая прекрасную грудь девушки.

— До самой и самой глубокой степени печали, э, э, э… ПУТНИК, — с дрожью в голосе произнёс ПОЭТ. — Озёрный Барон, знаете ли, очень своеобразный человек. Во время написания портрета его сестры, редкая была красавица, Художник Ветра, очевидно, несколько переборщил с оказанием знаков внимания баронессе, в результате чего, э,э. э…

— Да говорите же прямо и ясно! — ГРАФИНЯ возбуждённо и на удивление резко прервала ПОЭТА. — Всё очень просто! Барон застал нашего гения в спальне своей обожаемой сестры, был этим очень сильно удивлён, вернее, оскорблён и взбешён. Барон сначала выволок живописца голым во двор замка, затем кинжалом отсёк ему половые органы, предоставил время помучиться, ну а потом своим знаменитым мечом, не торопясь, подчеркиваю, не торопясь, расчленил беднягу на две части! Какая дикость, какая жестокость, какая несправедливость! Ужас!

— Вот так бездарно и глупо погибают великие мыслители и художники, — с томным пафосом задумчиво произнёс ПОЭТ.

— Да, бывает… Но я бы в данной ситуации сделал то же самое, — поддакнул я явно невпопад. — А, с другой стороны, к чему это вы так, — бездарно, глупо. Любая смерть, знаете ли, глупа и бездарна, что на поле брани, что в постели. Главное, поменьше мучиться. Самая прекрасная смерть, по-моему, тихо скончаться во сне в своей тёплой уютной кровати. Ну, и неплохо было бы, что бы рядом с вами в этот сакральный момент находилась бы хорошенькая дама, которая незадолго до вашего ухода в небытие сделала вам что-нибудь этакое приятное. Ну, вы меня понимаете… Ха, ха, ха!!!

Мой грубый и довольно банальный юмор явно не получил надлежащей оценки, вернее, получил её сполна. В карете воцарилась недоумённая и скорбная тишина. ГРАФИНЯ грустно смотрела в исчезающее пространство за окном, ПОЭТ задумчиво и благоговейно созерцал её тонкий точёный профиль. Это мне решительно не понравилось.

— А почему всё произошло так, как бы сказать, радикально, каковы были последствия всей этой истории с вашим художником? — неуклюже изображая возмущение, спросил я.

— ПУТНИК, о чём Вы, какие последствия? Художник Ветра не был дворянином… — тихо произнесла ГРАФИНЯ.

— Понятно, понятно… А вы, — дворянин? — вкрадчиво поинтересовался я, обращаясь к ПОЭТУ.

— Увы, нет, Милорд, о, извините, ПУТНИК, — печально ответил он.

— Ну, это дело вполне поправимое! Батенька, были бы заслуги, найдётся и дворянство! — многозначительно произнёс я.

ПОЭТ сначала недоумённо и иронично посмотрел на меня, а потом вдруг напрягся и порозовел. ГРАФИНЯ слегка покачала головой и фыркнула. Я продолжил:

— Ну, это я так, к слову… А вообще, думаю, что рассказанная вами история должна иметь некоторое профилактическое значение для людей, подобных этому бедному художнику.

— Что? — недоумённо приподняла бровки ГРАФИНЯ.

— То, что слышали. Повторять не намерен, — по-прежнему вкрадчиво и весьма жёстко произнёс я.

ПОЭТ и ГРАФИНЯ напряглись. Мужчина довольно сильно побледнел.

— Расслабьтесь, мои дорогие, расслабьтесь. Как известно, — сила в покое, — усмехнулся я. — Кстати, уважаемый ПОЭТ, не соизволите ли осчастливить нас каким-либо из своих произведений?

— Да вы знаете, ПУТНИК, как-то не то настроение, — печально ответил мужчина.

— Ваше настроение определяю я, а не вы, — жёстко молвил я. — Или вы до сих пор это не поняли? Извольте выполнить мою просьбу.

— Хорошо, хорошо, — поспешно произнес ПОЭТ. — Вам прочитать что-либо из раннего, или позднего, о любви или о настроении?

— А что, это разные вещи? — удивился я.

— Да, Вы правы Милорд, — это почти одно и тоже. Какая любовь без настроения, какое настроение без любви…

— В принципе, любовь — это всего лишь один из видов очень хорошего и по-разному длящегося настроения, — засмеялся я. — А если серьёзно, то с точки зрения науки, любовь — это всего-навсего обычная психическая болезнь. Она чаще всего излечима, но бывают очень тяжёлые случаи, чрезвычайно тяжёлые. Вы не представляете, насколько тяжёлые!

ГРАФИНЯ мягко прервала нашу дискуссию.

— Господа, а вам не кажется, что пришло время сделать привал?

— Да нет, не кажется, — по прежнему жёстко ответил я, а потом снова обратился к ПОЭТУ. — Извольте, сударь, прочтите что-нибудь!

— Конечно, конечно. Как Вам будет угодно. Ну вот, из раннего… Юношеские стихи. Искренние, романтические. Может быть несколько наивные, но в них что-то есть…

Поэт уселся поудобнее и, чуть растягивая слова, как полагается в таких случаях, продекламировал:

После произнесения последней строки в карете повисла лёгкая, почти невесомая, благостная и прозрачная тишина.

— Ну что же, неплохо, очень даже неплохо. Более того, не побоюсь этого слова, — замечательно! — одобрительно произнёс я и слегка хлопнул ПОЭТА по плечу, отчего он впечатался в боковую стенку кареты. — Честно говоря, мне понравилось. Конечно, стихи явно юношеские, наивные, романтические, что-то заимствованно, но не плохо, однако. Очаровательно, искренне. Главное, — есть ритм. Это немаловажно. Ритм необходим везде: и в битве, и при сборе урожая, и при ковке металла и, конечно же, в любви. Хороший старт для истинной поэзии. Мне понравилось. Говорю это искренне и от всей души.

— Великолепно, великолепно! — сначала восторженно захлопала в ладошки ГРАФИНЯ, а потом поспешно помогла ПОЭТУ восстановить его прежнее положение.

— Поменьше экстаза, милая, поменьше экстаза, он мешает размышлять, а значит, и трезво оценивать! — я снова ловко пересел на лошадь, отвязал её от ручки кареты, приподнялся в седле и громко крикнул:

— Привал, всем привал!

ПОЭТ и ГРАФИНЯ внутри кареты вскочили, причём оба одновременно ударились головами о её невысокий потолок. Я засмеялся, пришпорил своего лихого жеребца и направился к БАРОНУ, чья монументальная фигура на огромном, мощном коне возвышалась над всеми остальными воинами, как тяжёлая глыба камня над россыпью щебня.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Привал был сделан в месте, похожем на рай. Я, ГРАФИНЯ, БАРОН, ПОЭТ, несколько дворян и придворных дам расположились на небольшой поляне, поросшей густой, шелковистой, но невысокой травой. Остальные наши спутники находились неподалёку. Десяток воинов несли караул в некотором отдалении от карет и повозок.

Прямо перед нами возвышались величественные горы, которые, закутанные и опутанные лёгкой дымкой, несмотря на кажущуюся бесконечность степи, сурово и строго ограничивали её сущность. Уже явственно ощущалось их невесомое и прохладное дыхание. В мире царили покой, красота и безмятежность. Осеннее солнце томно, устало и тяжело согревало землю. Тёплый воздух был ненавязчиво разбавлен лёгкой и приятной свежестью, струившейся с пока далёких, но магически манящих к себе и желанных снежных вершин.

Я вдруг подумал о том, что всё слишком хорошо, покойно, как-то пасторально. Мне почему-то стало тревожно. Я крепче сжал ПОСОХ, он в ответ нагрелся, слегка завибрировал, задрожал. Неожиданно прямо за спинами моих спутников, видимо, почувствовав моё настроение, возник ЗВЕРЬ. Он на мгновенье выскочил из какой-то непонятной, слитой с травой дымки, а затем сразу же в ней и исчез. Ну что же, всё хорошо, порадуемся жизни, пока эту радость, как и полагается в любом порядочном сценарии, написанном бытием, никто не омрачил.

А радоваться было чему. Стол являл собой апофеоз походного чревоугодия: жареное, хорошо пропечённое и в меру поперчённое, мясо; белоснежная варённая картошка; крупно нарезанные овощи; несколько красных и белых соусов; кувшины с прохладными красными и белыми винами; разнообразные фрукты на десерт.

Все ели с аппетитом, произнося тосты за здоровье, за благополучие, за дружбу и любовь. Вечные, как этот мир, темы. Как, однако, прекрасно постоянство! Я, разомлев от съеденного и выпитого, полулежал на траве, опёршись на руку, смотрел то в бездонное небо, то на горы, то на ГРАФИНЮ. Между нею и ПОЭТОМ происходила лёгкая непринуждённая беседа, девушка явно кокетничала, мужчина явно стремился понравиться, обаятельно улыбался, сыпал комплиментами.

— Милая ГРАФИНЯ, я слышал о несчастии, постигшем вас, это очень прискорбно. Самая красивая женщина на трёх Островах, покровительница искусств, автор «Трактата о Душе», Мастер Кинжала, Наездница Горных Жеребцов! Ваша жизнь во славе всегда будоражила меня, я даже начал писать балладу, посвящённую вам, но, увы, не закончил её, оказавшись в таком бедственном и плачевном положении, — голос ПОЭТА скорбно задрожал.

— О, что вы, у вас всё впереди, сударь, крепитесь. А не изволите — ли вы прочитать нам что-нибудь из вашей, я уверена, несравненной баллады? Ну, хотя бы маленький отрывок! — проворковала ГРАФИНЯ.

У меня вдруг в очередной раз испортилось настроение. Я довольно грубо прервал беседу, порхающую лёгкой и беззаботной птичкой.

— Милейший! — громко и резко спросил я, обращаясь к ПОЭТУ. — Мы забыли поинтересоваться у вас, каким образом некоторое время назад вы оказались в такой необычной, пикантной ситуации?! Ну, я имею в виду — ваше нахождение на дереве в подвешенном состоянии?!

ПОЭТ побледнел, затем покраснел, слегка отодвинулся от ГРАФИНИ.

— О, Милорд, Вы же понимаете, что поэты страдают в основном либо от любви, либо от зависти, либо от ненависти.

— Ну, вообще-то, от этого страдают все, но редко кто оказывается подвешенным к дереву вверх ногами. И какое же из чувств, перечисленных вами, преобладало в данном случае?

— И то, и другое, и третье… Позвольте мне не углубляться в подробности, Милорд, воспоминания о них гнетут и тревожат мою душу больше, чем тысячи самых изощрённых пыток.

— Да вас, видимо, никогда по-настоящему и не пытали, милейший, тем более изощрённо! Так значит, всё-таки дело в женщине? — легко догадался я. — И кто же она такая!? Красива ли, любима ли вами, какого сословия и состояния? Ну-ка, расскажите нам вашу историю. Ну, выдумайте же что-нибудь, наконец, для присутствующих здесь дам. Я думаю, что фантазии вам не занимать, вития вы наш!

— Сир! — нахмурилась ГРАФИНЯ.

— Ваше Сиятельство!? — криво усмехнулся я, прозрачно и строго глядя девушке в глаза. — Вам никто не давал слова!

— Если реальная и печальная история происходит на самом деле, то её невозможно заменить банальной или оригинальной выдумкой. Увы, Милорд, увы… — ПОЭТ грустно посмотрел сначала на меня, а потом томно на ГРАФИНЮ.

Девушка ответила ему таким же взглядом, рассеянно обозрела тихое голубое небо и загрустила.

— Ладно, ладно… А, вообще, печаль, как мне кажется, подобна даме, которая никак не может разрешиться от бремени. Это состояние может длиться разное время, но в любом случае не несёт в себе ничего позитивного, кроме явного негатива. Лёгкого негатива, — поправился я и вздохнул. — Бог с ней, с вашей грустной историей! Забыли…

— Извините, но Вы не правы, ПУТНИК. Печаль, на первый взгляд, не лучшее из чувств, да, это так. Но она всегда несёт внутри себя позитив! Достигнув определенного предела, печаль переходит в радость, потому что не может длиться вечно. Ведь эта наша дама всё равно родит, если, конечно, не рассматривать самый худший сценарий. В случае успешных родов возникает радость. Одно состояние души всегда переходит в другое. Именно в этих переходах, в непредсказуемой смене обстоятельств, в бесконечной борьбе противоположностей и заключается суть бытия! — вмешалась в разговор ГРАФИНЯ.

— О, как хорошо сказано! — захлопал в ладоши ПОЭТ.

— Может быть и хорошо, но довольно банально, — буркнул я. — Всё это уже давным-давно сказано, а потом, повторенное сравнительно недавно, кем-то дополнено, немного обновлено и с умным видом пересказано. Борьба противоположностей, переход количества в качество и так далее… Называйте это диалектикой или как-то по-другому. Философствуйте, изгаляйтесь, сколько хотите! Словоблудие правит миром, подчас оно намного сильнее здравого ума, искренних чувств и многого чего другого, настоящего.

Я отпил вино из бокала, задумчиво посмотрел на величественные горы.

— Новые свежие мысли и оригинальные идеи рождаются крайне редко, — усмехнулся я. — Всё остальное мусолится, из века в век повторяется на разный манер, не более того. Представьте, кстати, эту поляну сотню лет назад. Привал, обед, отдых. Как вы думаете, о чём тогда разговаривали люди? Всё о том же, о чём и мы сейчас, ну, только, конечно, с разными вариациями. И каждый раз человек думает, что вносит какой-то новый вклад в познание и осознание мира, а на самом деле всего-навсего буксует на одном и том же месте, не более того. Топчется, бедолага, топчется, а с места сдвинуться никак не может.

— Извините, ПУТНИК, не соглашусь с Вами. Вы настроены сегодня уж слишком пессимистично, — сказал ПОЭТ. — Чем всё-таки чаще всего заканчивается пробуксовка и топтание на одном месте? Конечно же, — дальнейшим движением! А что такое движение? Это познание, которое не остановить! Только в движении в голову приходит что-то путное и новое. Не так ли, Милорд!? Как говорится, — под лежачий камень и вода не течёт!

— Может быть, вы и правы, — устало произнёс я. — Что-то я действительно чрезмерно разбрюзжался. Ладно, чёрт с ними, с диалектикой и познанием. А вот как вы полагаете, какие темы в разговоре во все времена интересуют людей больше всего, ну, скажем, три-четыре, ну, максимум пять-шесть основных тем?

Мои спутники задумались.

— Господа, о чём здесь думать! Всё очень просто! Любовь, Смерть, Власть, Преступления, Здоровье и Деньги! Назовите ещё что-либо хоть более-менее существенное. Всё остальное производно от данных тем и вертится вокруг этих ипостасей. Как вы считаете, ГРАФИНЯ?

ПОЭТ исподлобья и задумчиво посмотрел на меня, ГРАФИНЯ отрешённо созерцала небо, все остальные присутствующие лица никак не выражали своих чувств, эмоций и мнений, почтительно молчали.

— А как же другие темы!? История, путешествия, дети, мужья, любовники, интриги, таинственные явления, сплетни, мода, война, погода, природа, искусство, литература, наука, пища, в конце концов! И очень многое, многое другое? — наконец раздражённо спросила ГРАФИНЯ.

— Повторяю, всё это не главное и производно от шести основных тем, названных мною, и вращается, так или иначе, вокруг них, не более того! Вот, например, упомянутая вами тема войны. Каков её основной лейтмотив? Ну-ка, ну-ка!

— Конечно же, Милорд, главенствуют линии жизни и смерти. Прежде всего, — смерти. Именно она волнует всех нас в первую очередь, — вмешался в наш разговор ПОЭТ. — Вот мы сидим здесь, радуемся жизни, а в подсознании всегда думаем о смерти. И, конечно, такие мысли приходят в голову прежде всего на войне.

— Вот то-то и оно! — засмеялся я.

— Бедные мои родители! — неожиданно горестно произнесла ГРАФИНЯ.

Девушка вдруг безутешно и навзрыд заплакала. Все помрачнели, настроение резко упало. Я слегка обнял ГРАФИНЮ, нежно провёл ладонью по её мокрым щекам.

— Ничего, ничего, милая… Скоро всё будет расставлено по своим местам, все получат по заслугам. Не плачьте, слезами горю не поможешь.

Некоторое время мы сидели молча. Я по-прежнему обнимал девушку, впитывал всем своим существом волнующие запахи её кожи и волос, с радостью и тревогой ощущал рождение внутри меня новых, невероятных, необъяснимых и сладостных чувств. Боже, как хорошо!

ГРАФИНЯ осторожно отстранилась от меня, смахнула с глаз последние слёзинки, мягко и странно улыбнулась.

— А не соизволите ли произнести тост, ПУТНИК? — сказала она ещё немного дрожащим, но искусственно весёлым голосом. — Я не сомневаюсь, что у Вас есть какой-то особенный тост.

— Конечно, милая, конечно. У меня есть очень краткий, но гениальный тост, против которого никто из присутствующих здесь не сможете выставить ничего более достойного. Пари на этот счёт я заключал неоднократно, все мне проигрывали. Кто хочет рискнуть и заключить со мною пари, господа? А!? Ну-ка, ну-ка! Смелее, смелее!

— Я готов заключить с Вами пари! — решительно заявил ПОЭТ. — Поверьте, — у меня имеется в запасе парочка великолепных тостов.

— Ах, милейший! Козырный туз может быть только один, пары он не терпит и находится в моём рукаве.

Я резко встал, поднял бокал. Вино рубиново и ярко заискрилось под солнцем, которое достигло зенита. Все вскочили, почтительно притихли. Где-то в глубинах моего подсознания возникла и засияла, заполняя всё вокруг, удивительная по красоте и глубине фраза:

— ЗА НЕВЫНОСИМУЮ ЛЁГКОСТЬ БЫТИЯ! — громко произнёс я, обратив пылающий взор к небу, и решительно осушил бокал.

Затем я лихо разбил его о стоящую рядом повозку. Все с удовольствием последовали моему примеру.

— Что же, ПУТНИК, очень неплохо, очень неплохо, даже можно сказать, что великолепно! Вы задали мне интересную задачу, в смысле произнесения более красивого и содержательного тоста, я над нею подумаю. В данный момент, признаюсь, ответить достойно мне Вам, к сожалению, не чем. Досадно, досадно, я проиграл, — нахмурился ПОЭТ. — Но позвольте, а на что же мы спорили!?

— Как на что? На интерес, на удовольствие от проигрыша соперника, не более того. Этого вполне достаточно. Ничего более достойного, чем мой тост, вы не произнесёте никогда, сударь, как не старайтесь, это я вам гарантирую. Неоднократно проверено на практике. Но, попытка, как известно, не пытка. Так что дерзайте, талантливый вы наш!

Некоторое время все молчали. Тишину не нарушало ничего, кроме пения птиц и лёгкого, пьянящего, как вино, запаха трав, но потом я вдруг почувствовал какую-то непонятную вибрацию земли и воздуха. БАРОН чуть попозже, но тоже, видимо, это почувствовал, сразу же насторожился, непроизвольно схватился за рукоять меча. Все остальные вслед за нами также напряглись, стали оглядываться и прислушиваться.

— Кажется, наша трапеза подошла к концу, — мрачно произнёс БАРОН, а затем рявкнул. — Внимание, все к оружию, занять свои места!

Дворяне и солдаты, а так же слуги на удивление быстро вооружились, рассредоточились по периметру нашего лагеря, скрылись за повозками и каретами, приготовили луки и арбалеты.

БАРОН, не торопясь, вышел на обочину дороги, сложил руки на могучей груди. Я подошёл к нему, сжал двумя руками ПОСОХ, который мелко завибрировал, стал тёплым и, как всегда, слегка сгустил пространство вокруг себя. БАРОН с интересом посмотрел на ПОСОХ, потом тихо произнёс:

— Ваше Величество, Вы бы ушли в укрытие от греха подальше.

— Зачем? — удивился я. — Ведь я могуч и бессмертен!

— Могучи-то Вы могучи, бессмертны-то Вы бессмертны, но, бережённого, как известно, Бог бережёт. Видите ли, слухи о вашем бессмертии, — это всего лишь слухи, никто их вообще-то не проверял.

— Вот тебе на! Такие чрезвычайно интересные сведения поступают в самый последний и явно неподходящий момент! — деланно возмутился я, крепче сжимая ПОСОХ. — Ничего, сударь, прорвёмся, всех одолеем, всех победим. Вы забыли, что с нами — могучий и ужасный АНТР?!

— Боже мой! Совсем забыл, Сир! Именно эта карта в нашей странной колоде — главная! Меня она очень сильно обнадёживает и утешает. Джокер есть джокер, как не крути, — БАРОН заметно повеселел и расслабился.

Вибрация земли нарастала, уже явственно слышались характерные для движущегося войска звуки: громкое и возбуждённое ржание лошадей, скрип повозок, лязг доспехов, зычные отрывистые команды. Наконец с запада показался арьергард армии.

Он представлял собою десяток всадников в лёгких блестящих доспехах, далее следовал знаменосец со стягом: на голубом фоне — красный дракон. По бокам от него ехали два тяжело вооружённых рыцаря, за ними ещё несколько рыцарей со штандартами, а потом — всадник на огромном вороном коне, в длинном алом плаще с чёрным капюшоном. Далее следовали не менее пяти-семи сотен конных рыцарей в тяжёлых доспехах, колона пеших воинов с копьями и луками, человек восемьсот — девятьсот, а может быть и тысяча, за ними — обоз. Шум, гам, пыль, звон металла о метал, крики, ржание лошадей…

Нас заметили, войско остановилось, пыль рассеялась под усилившимся ветром. К нам неторопливо приблизилось несколько конников в сияющих доспехах, за ними подъехал всадник под капюшоном. Я зачем-то накинул на голову свой капюшон, вышел вперед, прокашлялся.

— Приветствую вас, сударь. С кем имею честь? — скрипуче произнёс предводитель, приблизившись ко мне на расстояние нескольких шагов.

Надо было что-то ответить. Я слегка растерялся, напрягся и несколько занервничал, но меня быстро выручил БАРОН.

— Перед вами свита Графини Первой Провинции Первого Острова. Я её вассал, — Первый Горный Барон. А рядом со мною — Епископ Провинции. Кто вы, господа?

Всадник некоторое время молчал. Лицо его было скрыто капюшоном, огромный мощный конь стоял неподвижно, окружавшие его рыцари смотрели на нас угрюмо и настороженно.

— Я слышал о вашей крайне печальной истории, БАРОН. И вообще, много наслышан и о вас, и о ГРАФИНЕ. И мне даже было бы жалко вас и ГРАФИНЮ, но, к сожалению, должного участия к вам обоим я проявить не могу по одной простой причине: я нахожусь в состоянии войны с её дядей — Графом Третьей Провинции Второго Острова. Увы, увы… Война есть война. Она диктует свои законы, которые довольно суровы. Я вынужден вас всех пленить и взять в заложники. Очень удачная встреча, какой подарок судьбы! Мне кажется, что теперь дела наши пойдут намного успешнее. Надеюсь, что ваша, так называемая свита, не собирается оказывать нам сопротивления? — весело рассмеялся всадник.

БАРОН напрягся, слегка расставил ноги и взялся за рукоять меча. Видимо, настал мой черёд. Я выдвинулся вперёд, из-под капюшона глухо и требовательно спросил:

— Вы так и не представились, сударь. Это невежливо и нехорошо.

Во-первых, называйте меня Вашим Высочеством. Во-вторых, я не обязан вам представляться, так как нахожусь не на светском приёме, а на войне, и вы мои пленники. В данной ситуации определяющим фактором является сила, а она на моей стороне. Но, так уж и быть, — всадник покровительственно и вальяжно рассмеялся. — Я — Герцог Второй Провинции этого райского Острова. Он станет ещё более райским после того, как я расправлюсь с дядей уважаемой ГРАФИНИ. Кстати, слышал, что она необыкновенная красавица. Где же она, — гурия, нимфа, ангел во плоти? Я хочу удостовериться, что слухи о ней соответствуют действительности. Я, знаете ли, очень тонкий ценитель женской красоты. Знаток, гурман… ГРАФИНЯ украсит уже имеющийся у меня великолепный цветник.

Рыцари за спиной ГЕРЦОГА дружно загоготали. БАРОН аккуратно и бесшумно вынул меч из ножен. Всего на несколько пальцев. При определённом умении можно было без труда зарубить ГЕРЦОГА, но за ним — целая армия! Что делать с нею, как быть!?

Ну, что же, однако, недолго длилось моё странное «ИНКОГНИТО!». Жаль, очень жаль. Сколько нового и ценного мне ещё предстояло познать, находясь в этом весьма выгодном и скромном положении, но, видимо, — не судьба. Пришло время для лёгкой и ненавязчивой разминки. Для начала я решил попытаться мирным путём сгладить и выправить ситуацию в нашу пользу.

— Ваше Высочество! — я сделал шаг вперёд, слегка опираясь на ПОСОХ.

Свита ГЕРЦОГА насторожилась, сам он, повернув голову ко мне, благосклонно и неторопливо произнес:

— Слушаю вас, Ваше Преосвященство.

— Ваше Высочество! Полагаю, что вы несколько неправильно трактуете сложившуюся ситуацию. Мы не являемся вашими врагами, не находимся с вами в состоянии войны. Мы — подданные другого Короля, живем в другом государстве. Мы — мирные странники, не желающие никому вреда. Здесь оказались случайно, по воле судьбы. Как вам известно, существует Кодекс Путешественника, а над ним стоит ещё и более важный документ. Как вы знаете, имеются Законы и Подзаконные Акты. Согласно параграфу четвёртому статьи третьей части седьмой Основного Закона, вы не имеете права захватывать нас в плен. Давайте спокойно разъедемся.

О неведомой мне части третьей Основного Закона я упомянул наобум, вспомнив ГРАФИНЮ. Я не очень боялся ошибиться, так как ГЕРЦОГ явно не производил впечатления человека, изучающего по ночам юриспруденцию со свечкой на столе. Очевидно, он изучал в это время нечто совсем иное, понятно, что, у кого и где.

ГЕРЦОГ некоторое время пребывал в мрачном и задумчивом молчании, потом раздражённо произнёс:

— В чём-то вы, конечно, правы, Закон есть Закон, но он в данном случае всего лишь некое абстрактное понятие, которое, по моему мнению, я могу интерпретировать в соответствии со сложившейся ситуацией в данном месте и в данный момент. Война есть война! Увы, господа, право диктует сильнейший!

— Ваша точка зрения не оригинальна и мне понятна, но всё-таки Закон не является некоей абстракцией, он всегда достаточно конкретен. Его, конечно, можно толковать, но, только не выходя из его основных рамок, иначе он лишается смысла. Или Закон, или беззаконие! Другого, слава Богу, нам не дано, Ваше Высочество.

— Послушайте, Епископ! — уже не с раздражением, а со злобой в голосе произнёс ГЕРЦОГ. — Оставьте тягу к дискуссиям при себе. Поупражняйтесь в логике и в красноречии в каком-то другом месте, например, во время диспута в храме, а мне уж позвольте диктовать здесь и сейчас свои правила и законы!

— Ох, уж эти чёртовы феодалы, — пробормотал я себе под нос.

— Что вы сказали? О чём это вы там бормочите? — насторожился ГЕРЦОГ.

— Да так, ничего особенного. Я всего лишь молюсь, — усмехнулся я, а потом возвысил голос, окончательно входя в роль. — Вы не правы! Послушайте меня, неразумный сын мой! Именем Господа Бога нашего призываю вас внять голосу разума, проявить понимание и милосердие! Законы человеческие и Божьи едины! Кара за их нарушение грядёт и на земле и на небесах!

— Ха, ха, ха! — рассмеялся ГЕРЦОГ. — Бог высоко и далеко, а я рядом с вами! Связываться с такими святошами, как вы, не в моих правилах, но в отношении вас, если много будете говорить, могу сделать исключение. Ладно, я сегодня добрый, так и быть, отпущу вас с … Богом!

— Не богохульствуй, сын мой! Отец наш небесный везде и всегда рядом с нами! Он всё слышит и видит и воздаст каждому по делам и словам его! — уже без труда исполняя свою неожиданную роль, возмущённо и вполне искренне завопил я.

— Так, этот юродивый мне надоел! — ГЕРЦОГ нервно повернулся к своей свите. — Уберите его с глаз моих долой! Пусть катится куда подальше ко всем чертям! Всех остальных взять, пленить, под замок посадить. ГРАФИНЮ ко мне в карету!

Ну что же, на войне, как на войне… Пора сбросить скопившееся внутри меня странное и опасное напряжение. Пора, однако, ох, как пора…

— Знаешь что, засранец! — громко произнёс я, откидывая капюшон. — Иди-ка ты куда подальше со своим долбанным войском. Мне наплевать на тебя лично, на твой титул и на твоё воинство. Уж поверь, я имею право с тобою так разговаривать и свои возможности я тебе сейчас продемонстрирую. А что касается ГРАФИНИ, то смею уверить тебя, что она действительно прекрасна, обворожительна и, как ни странно, умна, но красота её отнюдь не предназначена для таких идиотов, подонков и уродов, как ты. Истинную красоту по настоящему могут оценить только люди благородные и чистые в своих помыслах и желаниях. Сейчас я медленно досчитаю до двадцати одного и вся твоя братия должна исчезнуть из моего поля зрения. Понял, вояка паршивый!

Моя речь произвела удивительное впечатление на всех присутствующих. За своей спиной я услышал потрясённые вздохи, охи, возгласы, затем смех. БАРОН побагровел и с большим удивлением воззрился на меня. У членов свиты ГЕРЦОГА сначала отвисли челюсти, а затем они все дружно зашумели, задвигались и схватились за мечи. Сам ГЕРЦОГ неожиданно для всех громко, весело и скрипуче рассмеялся.

— Ваше Преосвященство, ну вы и даёте! Вот это слог, вот это напор, вот это истинная смелость и неожиданное бесстрашие! Учитесь господа, — эти качества нынче так редки, особенно в такой мирной ситуации, а не на поле брани. Именно они определяет судьбу! Браво, браво! Пожалуй, даже после вашего заявления я не откажусь от мысли сохранить вам не только жизнь, но и свободу. Ещё раз — браво, браво! Езжайте, куда хотите, Епископ, но один. У меня есть правило, — священников не трогать. Я его нарушать не намерен, хотя, признаюсь, в отношении именно вас руки у меня чешутся очень и очень сильно. Вернее не езжайте, а идите. Человек вы, видимо, крепкий и выносливый, когда-нибудь и куда-нибудь дойдёте. Всех ваших так называемых воинов, я беру в плен. Мне лишние люди не помешают. За дворян возьму выкуп. БАРОНА придётся убить, служить он мне не будет. Это личность известная всем и очень опасная. Оставлять такого монстра в живых крайне непредусмотрительно. Будет мстить до конца своих или моих дней. ГРАФИНЮ я у вас, конечно же, заберу. Повторяю, она будет самым нежным и прекрасным цветком в моём всем известном цветнике!

Рыцари ГЕРЦОГА расслабились и снова заржали. Видимо, их господин был ещё тем шалуном!

— Господи, Боже мой! Милейший, ну что за поведение?! Где вы, однако, воспитывались!? — возмущённо произнёс я. — Я, возможно, и простил бы вам этот грубый тон, и вашу невежливость, и попробовал бы с вами всё-таки договориться, но вы сделали одну очень большую и непростительную ошибку.

— Какую же? — угрюмо поинтересовался ГЕРЦОГ.

— Вы слишком непочтительно и фривольно отозвались о ГРАФИНЕ. А это чревато самыми непредсказуемыми и печальными последствиями. Вы мне надоели. Придётся вас примерно наказать. Заранее приношу извинения за возможные жертвы.

— Что!? — захохотал ГЕРЦОГ. — Ну, вы даёте, святой отец! Уморили меня, однако!

Я, не торопясь, выдвинулся ещё на два шага вперёд. Рыцари немедленно сомкнулись дугой передо мною, прикрывая ГЕРЦОГА, и выхватили мечи из ножен. БАРОН, в свою очередь, молниеносно обнажил свой огромный меч, разрезал им воздух на две части и с лёгкостью трости закрутил клинок над собою по окружности, рассекая пространство на множество мельчайших частей и рождая весьма ощутимый ветер. Все присутствующие при этом действе притихли, весьма почтительно и уважительно посмотрели на славного воина.

— Да, мне бы сотню таких лихих парней и я бы завоевал весь мир, — печально произнёс ГЕРЦОГ.

— Я тебе не парень, а Первый Горный Барон Первой Провинции Первого Острова, старый хрен! Я — великий и непобедимый Мастер Меча, истребитель пиратов, гроза Южного Архипелага! Вызываю тебя на бой! Надеюсь, хотя бы капля мужества и частица чести в тебе остались!? — пророкотал БАРОН, вонзив меч в землю, которая при этом весьма заметно и ощутимо вздрогнула и заколебалась.

При виде такой картины у меня аж холодные мурашки пробежали по коже, у всех остальных, очевидно, — тоже.

— Ну что вы, БАРОН, я же не самоубийца. Да и мне ли связываться с каким-то провинциальным идиотом! Взять их! — вконец потеряв учтивость, завизжал ГЕРЦОГ.

— Это ты зря! В этом, кретин, твоя трагическая и глупая ошибка! — я печально улыбнулся и рявкнул. — ЗВЕРЬ!

Пёс материализовался мгновенно и совершенно неожиданно для всех. Перед войском ГЕРЦОГА возникло огромное чёрное чудовище. Пасть его была широко раскрыта. Между ужасными, длинными и белоснежными клыками свисал ярко красный язык, по которому густым потоком текла мутная и тягучая слюна. Жгуты мышц перекатывались под искрящейся и дымящейся шерстью. Глаза, налитые кровью, потеряли свою обычную, такую привычную для меня безмятежную жёлтую сущность, и злобно, со страшной гипнотизирующей силой воззрились на ГЕРЦОГА.

Он сначала побледнел, потом побагровел, затем окаменел, а после всех этих метаморфоз с трудом пришёл в себя и безнадёжно и изумлённо воскликнул:

— АНТР?! Не может быть!!!

— АНТР!!! — раздался общий панический вопль.

Пёс вытянулся в струну, поднял голову к небу, протяжно и страшно завыл, сгущая и концентрируя вокруг себя воздух, который после этого мелко, зловеще и часто завибрировал:

— УА, УА, УА!!!

ЗВЕРЬ сделал гигантский прыжок вперёд и вверх. Он вознёсся над грешной и суетной землёй, как мрачный посланник ада, и в полёте снова ужасно завыл:

— ЭУА, ЭУА, ЭУА!!!

Эффект был потрясающим. Сзади меня раздались панические крики и вопли, послышалось шумное и торопливое движение, дикое ржание лошадей. Видимо, мои соратники в спешке и панике покидали поле предстоящей битвы. Собственно, битвы, как таковой, и не предвиделось.

Впереди меня все лошади свиты ГЕРЦОГА встали на дыбы. Их ржание, наполненное и переполненное первобытным страхом и ужасом, напоминало последнюю поминальную песню. Войско моментально потеряло свою монолитность и стройность. Конница сразу же рассеялась и перестала существовать, как таковая. Одни лошади обречённо падали на землю и бились в судорогах, придавливая всадников, другие безумно понеслись прямо на пехоту, безжалостно разрушая до этого её монолитные и стройные ряды, которые за считанные минуты превратились в паническую толпу.

Страшное столпотворение охватило всё воинство. Пехотинцы бросились бежать через поле, роняя оружие и опережая лошадей, которые панически и обречённо ржали, брыкались и, словно сумасшедшие, метались в разные стороны.

Воцарился полный хаос. Практически все повозки были опрокинуты или перевёрнуты. Кони уже не ржали, а дико и ужасно визжали, бились в упряжках, давили воинов и калечили самих себя, поле боя было усеяно телами людей. Крики, вопли, стоны, шум, гам, истерика и паника на грани возможного и невозможного!

Пара десятков лёгких всадников, к их чести, спешившись, или, поднявшись с земли, торопливо сбились в кучу и заняли оборонительную позицию, выставив перед собою мечи и копья. Ближние к нам тяжеловооружённые рыцари после появления Пса первыми попадали из сёдел на землю и вяло ворочались перед нами в пыли. Сам ГЕРЦОГ каким-то чудом в седле удержался, но обезумевшая лошадь понесла его вдаль с бешеной скоростью.

БАРОН всё это время мужественно сохранял относительное присутствие духа. Он стоял, словно каменная глыба, чуть пригнувшись к земле, опёршись на меч, с бледным, как мел, лицом. Да, ЗВЕРЬ не терпит малодушия! Слава бесстрашным!

Увидев ускользающего ГЕРЦОГА, предводитель моей свиты неторопливо, плавно и спокойно достал из-за спины невесть откуда взявшийся там небольшой, но по виду мощный арбалет, тщательно прицелился, спустил курок. Стрела, вопреки моим ожиданиям, вошла не в тело ГЕРЦОГА, а в его гигантского коня. Тот резко споткнулся, сделал в воздухе кульбит, упал на спину, придавив всадника. Послышался сдавленный отчаянный крик. Ну что же, умно, умно… В принципе, заложник и нам не помешает.

Через некоторое время дорога и поле опустели. Земля, усеянная мёртвыми и полуживыми телами воинов, придавленных и затоптанных лошадьми и панической толпой, впитав в себя весь ужас разгрома, скорбно и глухо стонала где-то в своих потаённых глубинах. Везде вокруг было разбросано самое разнообразное оружие, над дорогой висела густая пыль от убегающих коней и бойцов ГЕРЦОГА. Немногие оставшиеся на поле брани рыцари, сбившиеся в кучу и ощетинившиеся копьями и мечами, пребывали в безнадёжной и обречённой неподвижности. Над миром, наконец, воцарилась полная тишина. Нет, тишина, пожалуй, не была полной.

— КХА, КХА, КХА…

О, эти вполне привычные, но, в данный момент такие особо сладостные, ласкающие сердце, звуки! Я стоял, ошарашенный и потрясённый до глубины души. Проба пера мне явно удалась. Ожидал всего, но не такого! О, как, ишь, ты, ибо, однако!!!

Я погладил Пса по шее, почесал его за ушами. Он с готовностью сощурился и заурчал, выкатив свои янтарные глаза. Сзади послышался чей-то нервный и лёгкий смех. Я резко оглянулся. ПОЭТ… Он стоял позади меня перед брошенными повозками один одинёшенек, — неприкаянный, помятый и жалкий. Свита во главе с ГРАФИНЕЙ находилась на значительном отдалении от нас, слуги ловили лошадей, разбежавшихся по степи. Наши воины пребывали в полной боевой готовности, выставив на всякий случай вперёд копья и мечи.

— Всем вольно! Сражение нами выиграно! Пришла пора считать трофеи! — весело и громко крикнул я им и подошёл к ПОЭТУ.

Он кивнул в сторону наших солдат и возбуждённо произнёс:

— Они поступают совершенно правильно. В битве АНТР не выбирает, кто перед ним. Он убивает всех, кроме хозяина. В этом его большой недостаток. Необходимо улучшить удобный момент для его применения, заблаговременно выдвинуться вперед, оставив в тылу свои войска, спустить его незадолго до приближения противника, дав чёткую команду. Тогда, при относительно малом количестве вражеского войска и его слабой психологической подготовке, АНТР творит чудеса. Особо опасен он для конницы. Лошади боятся его панически, смертельно. Редкий всадник при его появлении удержится в седле. Если войско большое и хорошо подготовленное, то АНТР, конечно, с ним сразу не справится. Его можно на время задавить массой, опутать сетями, заманить в какую-нибудь ловушку, но всё равно потери будут огромными. К тому же смысла в этих потерях нет никакого, потому что АНТР неуязвим, он всё равно вырвется на свободу в любой ситуации и сможет несколько позже продолжить бой. И так до бесконечности, а может быть, и нет. Никто не знает предела возможностей АНТРА. Счастье для смертных, что на свете существуют всего три таких создания.

— Однако, какие глубокие познания, сударь, — удивлённо произнёс я и присел на землю рядом с ПОЭТОМ.

— О, Сир, извините, что я сразу не высказал Вам подобающего Вашей персоне почтения и уважения. Я с самого начала подозревал о том, кто Вы такой, но не был в этом уверен до конца. АНТР всё расставил на свои места. А что касается познаний, то, для того, чтобы их приумножить, есть самый простой и вечный способ — читать, читать и читать, а кроме того, слушать и слышать, вот и всё.

ПОЭТ тяжело опустился на одно колено, склонил голову, на мгновение застыл, как изваяние.

— Вставайте, сударь, вставайте, — я вскочил и подошёл к нему поближе. — А почему же вы не убежали, как все?

— Честно говоря, я просто подвернул ногу, поэтому и не убежал, — сконфуженно ответил ПОЭТ.

Он медленно поднялся, подковылял ко мне, сел рядом. Я рассмеялся.

— А где же наш доблестный ГЕРЦОГ? — я огляделся вокруг.

ГЕРЦОГ был жив, он шёл, волоча ногу, в нашем направлении, сопровождаемый мрачным БАРОНОМ. Оставшиеся на поле рыцари с такими же мрачными лицами наблюдали за происходящим и продолжали держать круговую оборону. ГЕРЦОГ без плаща и капюшона оказался хотя и довольно высоким, но очень худым, седобородым, лысым, пожилым мужчиной аристократичной внешности. Орлиный нос, высокий лоб, чуть мутные и умные голубые глаза. Одет в куртку и штаны из дорогого материала, на ногах — мягкие, высокие, кожаные сапоги. Поверх одежды надета лёгкая серебристая кольчуга, на широком поясе болтаются пустые ножны из-под меча. Сам меч, — блестящий, оправленный драгоценными камнями, покоился в руках БАРОНА, видимо, в качестве военного трофея.

ГЕРЦОГ подошёл поближе, тяжело склонился передо мною в глубоком поклоне.

— Позвольте поприветствовать Вас, Ваше Величество, и отдать дань уважения. Простите, что не сразу понял, кто Вы такой.

— Ничего, ничего, не вы первый, не вы последний. В свою очередь, извините меня за некоторую резкость с моей стороны в отношении вас. Знаете, нервы иногда сдают, да и вообще, по своей природе я несколько импульсивный и весьма неуравновешенный человек.

— Что Вы, что Вы, Сир, это я во всём виноват. Был нетактичен, резок, заносчив и груб, понёс какую-то ахинею, но согласитесь, война есть война. Что уж тут поделаешь!

— Да, люди делают войну, война преображает людей. Она не только убивает их физически, но и калечит их души. Печально, очень печально… Война — это явно главная, бесспорная и вечная причина резкого падения нравов во все времена.

— Ваше Величество, извините, что вмешиваюсь в вашу светскую и очень содержательную беседу, но у меня такое впечатление, что мы скоро забудем, что перед нами находится враг, — внезапно раздражённо пророкотал БАРОН, стоявший у меня за спиной.

— А что это вы нам рассказывали про какую-то клумбу? — задала вопрос ГРАФИНЯ, неслышно и неожиданно появившаяся из-за моей спины.

ГЕРЦОГ поперхнулся, закашлялся, потом впился в девушку жадным взглядом, мгновенно преобразился, обрёл некоторую молодцеватость, склонился в глубоком поклоне, развёл руки в стороны, выражая крайнюю степень восторга и восхищения, на его лице появился лёгкий румянец, глаза стали маслянистыми. «Да, каков, однако, шалун! В его-то возрасте, да в таком крайне плачевном состоянии?!», — слегка позавидовал я пленнику.

— О, прекрасная роза, о, дивный божественный сосуд с нектаром, из которого отпить может только Бог! О, воспетая в балладах и поэмах нимфа! О, вожделённая царица моей души, угрюмо истомившейся в скорбном одиночестве! Я так много слышал о вас, так долго мечтал встретиться с вами, что потерял врождённое чувство такта! Мне очень жаль. Простите меня! В такое жестокое время это и не мудрено. Война, проклятая война! Как это всё стыдно, глупо, печально… Я мечтал встретить вас в совсем другой обстановке, где-нибудь на балу, например.

— Хватит, старый хрыч! Так что это за клумба, о которой ты недавно упоминал?

— ГРАФИНЯ, пожалуйста, будьте немного сдержанней. Всё-таки перед вами человек вашего круга и достаточно высокого положения, — мягко поправил я девушку.

— Извините, Сир. Но от Вас совсем недавно в адрес этого господина я слышала кое-какие интересные и весьма оригинальные высказывания, — фыркнула девушка.

— Дорогая моя, высказывания перед битвой отличаются от тех, которые произнесены после неё. И вообще, что позволено орлу, не позволено голубке. Понятно? — мягко, но строго произнёс я.

— Извините меня, Сир. Мне всё понятно, — ответила ГРАФИНЯ. — Но всё-таки, вернемся к Вашему всем известному цветнику, Ваше Высочество, — мило улыбнулась она, обращаясь к ГЕРЦОГУ.

Тот замялся, покраснел:

— Да ничего такого особенного, — цветник, как, цветник. Это сейчас не редкость при любом дворе, вы же знаете. Ну, а вообще, вы не совсем правильно меня поняли, Миледи.

— Правильно я тебя поняла, старый козёл! — девушка, не выдержав светского тона, топнула своей прекрасной маленькой ножкой, смерила ГЕРЦОГА презрительным и уничижительным взглядом и отошла к карете.

ПОЭТ, постанывая и покряхтывая, поковылял вслед за ней. Снова наступила благостная тишина.

— Что вы хотите!? Женщины… — весело произнёс я и засмеялся.

— Да, Сир. Женщины… — ГЕРЦОГ нервно вторил мне, но без особого энтузиазма, и скорбная вселенская печаль проступала на его слегка помятом и бледном челе.

В это время моё небольшое войско восстановило свои ряды. Дворяне, солдаты и прислуга выстроились под руководством БАРОНА в несколько шеренг и, видимо, ждали дальнейших указаний. Они, эти ценные указания с моей стороны не замедлили появиться.

— Всем пока вольно, разойтись, заняться трофеями! Господа, вас ждёт самое приятное и благодарное действо во Вселенной. Поле боя после битвы достаётся победителям! — я рассмеялся, а потом сурово произнёс, строго и тяжело глядя на ГЕРЦОГА. — Ваше Высочество, прикажите вашим бойцам сложить оружие, их никто не тронет. Я, пожалуй, вас отпущу, но при одном условии. Вы и ваши рыцари должны дать мне клятву не воевать впредь против меня и моих людей, а также против дяди ГРАФИНИ. Приемлете ли вы мои требования?

— Конечно же, конечно. Вы поступаете очень благородно, Сир. На вашем месте я, как и любой другой в такой ситуации, поставил бы несколько иные условия, получил бы за пленных хороший выкуп, но я понимаю, — Король есть Король! — с явным облегчением ответил ГЕРЦОГ.

— Сир, зря Вы так, — вмешался БАРОН. — Перед нами отличный заложник, хороший выкуп обеспечен. Слышал я об этом каналье, тот ещё пройдоха. Что ему клятва! Пыль на ветру! — вмешался БАРОН.

— Прошу вас думать над своими словами, сударь! Вы меня оскорбили, извольте извиниться, или хотите поединка? Вы совсем недавно мне его предлагали, я согласен! — взвился ГЕРЦОГ.

БАРОН после этих слов громко загоготал, я сдержанно улыбнулся.

— Зря вы смеётесь. Да, я наслышан о ваших способностях, БАРОН, но слухи бывают сильно преувеличенными. А что касается меня, то по законам нашего Острова я могу выставить против вас неплохого воина. Поверьте, он вам не уступает, а возможно и превосходит в ратном мастерстве.

— Эх, ГЕРЦОГ. Вы так смешны… В этом жестоком и суетном мире не существует ни одного смертного, кто меня бы одолел, во всяком случае, ничего подобного до сего времени не случалось. Я готов, выставляйте против меня хоть всех своих рыцарей!

— Господа, господа, а вы про меня не забыли? — с металлическим оттенком в голосе спросил я. — Остудите свой пыл, успокойтесь! Кстати, БАРОН, как я уже сказал, ещё никто не отменял сладостную процедуру взятия трофеев после победы. Поле брани — ваше! Займитесь этим важным вопросом немедленно!

— О, извините, извините за непочтительность, Ваше Величество! — начали дружно отвешивать поклоны несостоявшиеся соперники по дуэли.

— Ладно, — буркнул заметно повеселевший после моих слов БАРОН. — Ещё свидимся, ГЕРЦОГ. Ваше счастье, что у моего Короля в душе столько милосердия и истинного благородства. На то он, как вы совершенно правильно заметили, и Король!

— Да, я с вами согласен, сударь, — поморщился пленник.

— Ещё бы вам не согласиться! Кстати, а что у вас находится вон в той добротной, обшитой металлом, повозке? — меняя тему, вкрадчиво произнёс БАРОН.

Я внимательно оглядел место сражения. Действительно, искомая повозка имелась в наличии и существенно отличалась от других, разбросанных по полю.

— Да нет там ничего особенного, — как-то слишком поспешно и суетливо ответил ГЕРЦОГ. — Так, всего лишь провиант, снаряжение.

Его взгляд на некоторое время сосредоточился на указанном объекте, затем плавно ушёл в сторону. Однако, старого вояку провести было сложно. БАРОН, взяв с собою несколько солдат, решительно направился к заинтересовавшей его повозке. ГЕРЦОГ досадливо закусил губу. Через некоторое время раздался радостный вопль БАРОНА:

— Сир, здесь казна! Золота и серебра столько, что хоть ковшом черпай!

— Какая казна, что за бред, — нервно пробормотал ГЕРЦОГ. — Это так, — всего лишь кое-какие скромные средства на содержание моего небольшого, так сказать, передового отряда.

ГЕРЦОГ искоса, исподлобья и со значением посмотрел на меня. Мне это не понравилось.

— Послушайте, любезнейший! — мой голос стал подобен тугой струне под пальцами Бога, а скорее всего, Дьявола. — Вы, наверное, не совсем или не до конца понимаете своё истинное положение!? Я сегодня сохранил вам жизнь только потому, что это было угодно по понятным только мне причинам. Если вы ещё хоть раз попадётесь мне на глаза в качестве врага, я вас скормлю своему Псу, заметьте, не АНТРУ, а именно Псу. Вам понятна моя мысль!? Он будет есть вас медленно и не торопясь, обгладывая кости и делая перерывы, а я понаблюдаю за процедурой. Вам всё ясно?!

После моей зловещей тирады ГЕРЦОГ страшно побледнел, неожиданно стал значительно меньше ростом, склонил голову и дрожащим голосом произнёс:

— Я всё понял, Сир.

— То-то, Ваше Высочество, то-то! Прошу, не нарушайте ту тонкую и можно сказать трепетную грань и гармонию во взаимоотношениях, сложившихся между нами. Хорошо, мой друг?

— О, конечно, конечно, Сир! — воскликнул ГЕРЦОГ.

— Ну и славно, ну и славно! — покровительственно и как бы слегка хлопнул я его по плечу, отчего ГЕРЦОГ с огромным трудом удержался на ногах, чуть не свалившись на землю. — Знание о том, с кем реально имеешь дело, очень многим помогало в этом мире, недальновидный вы наш!

Остатки некогда славного вражеского воинства мы провожали сдержанно, без особых эмоций. Клятва о ненападении мне была дана. Все живые бойцы, конечно же без оружия, лишившиеся большей части коней и обоза, во главе с ГЕРЦОГОМ были отпущены с миром. На несколько повозок ими были погружены тела раненных воинов и мёртвых дворян. Остальных погибших похоронили в одной братской могиле. Казна, состоящая из нескольких мешков с золотыми и серебряными монетами, перешла под строгий и неусыпный контроль БАРОНА.

ЗВЕРЬ был невидим, никого не беспокоил. Однако, он оставил после себя тревожную и нехорошую память. Вследствие этого все окружающие меня люди периодически нервно и с опаской оглядывались вокруг, как бы проявляя бдительность и осторожность, понимая, что толку от этого нет никакого. Но, инстинкты есть инстинкты, куда от них денешься! Из инстинктов соткан мир…

И так, что же далее!? Наши и чужие кони были пойманы в полях и возвращены в лагерь. Обоз пополнился десятком добротных повозок с провиантом, оружием и снаряжением, среди которых была и повозка с казной. БАРОН сообщил мне, что денег в ней столько, что на них некоторое время можно содержать небольшую армию. Жизнь наша явно налаживалась и, возможно, на данный момент вполне удалась. Но что такое жизнь? Туманная и странная иллюзия, которая имеет крайне неприятные свойства изменяться или прерываться на самом интересном месте. Увы, увы…

Единственное, что меня несколько смущало, даже не то, чтобы смущало, а создавало некий внутренний дискомфорт, — это новое отношение ко мне со стороны моих спутников. Все стали почтительны, предупредительны и немногословны. Никто из них, соблюдая невидимую дистанцию, не смел лишний раз появляться перед моим царственным взором.

Исключением являлся только ПОЭТ. Он частенько составлял мне и ГРАФИНЕ компанию, был жизнерадостен, естественен, весел, шутил, без конца балагурил, читал стихи, цитировал философские трактаты, рассказывал приличные и не совсем приличные анекдоты. ПОЭТ почему-то упорно избегал общества БАРОНА, тот отвечал ему взаимностью. Меня это несколько настораживало и удивляло.

Перед тем, как мы отправились в дальнейший путь, между мною и БАРОНОМ состоялся следующий разговор.

— Сир! — решительно начал его старый воин. — Я думаю, что Вам обязательно нужен какой-нибудь герб, ну и конечно флаг, без этого никак нельзя. Вы случайно не помните свой герб? — голос его стал слегка вкрадчивым и маслянистым.

— К сожалению, мой друг, в этой части памяти у меня царит полный мрак. Даже не затмение, а именно мрак. Тяжёлый, стылый и абсолютно безысходный. Увы, увы, — печально вздохнул я. — Но, собственно, что мне мешает придумать временный, так сказать, походный герб? Король я или не Король, в конце концов!?

— Право, не знаю, что Вам ответить. Я абсолютно не знаком с законами и обычаями Третьего Острова, никогда там не бывал. Ведь это, как Вам рассказывала ГРАФИНЯ, очень отдалённая и закрытая территория. Я думаю, что подавляющее большинство жителей первых двух Островов, как и я, находится относительно Вашего Острова в полном неведении.

— А может быть этого загадочного Третьего Острова просто не существует? — с иронией произнёс я и тонко взглянул на собеседника.

БАРОН вздрогнул, его маленькие голубые глаза удивлённо расширились, он некоторое время издавал какие-то неопределенные, хлюпающие звуки, потом замолчал, задумался.

— Хотите меня испытать, Ваше Величество? — через некоторое время с облегчением улыбнулся он. — Э, нет… Достоверно известно, что Третий Остров всё-таки существует. Оттуда периодически приходят корабли с послами. Мы поддерживаем с Третьим Островом дипломатические отношения.

— А сами-то вы с ними общались, ну, с этими дипломатами? — снова иронично усмехнулся я.

— Я лично не общался, — задумчиво ответил БАРОН.

— И это все доказательства существования Третьего Острова!? Какие-то слухи из сомнительных уст, сплетни, догадки, предположения, всего-то лишь! А откуда вы взяли, что этим Третьим Островом правит Король, у которого имеется АНТР? — спросил я.

— А как же без Короля и АНТРА? — искренне удивился мой собеседник.

На некоторое время он снова впал по этому поводу в глубокую задумчивость, потом победно просиял:

— Ах, Сир! Вы, видимо, специально хотите меня запутать! А как же сам факт Вашего существования!? Ваш ЗВЕРЬ бесспорно является что ни на есть самым настоящим АНТРОМ, как бы Вы его не называли. Способности свои он только что нам всем продемонстрировал. Да и Вы человек явно необычный. Собственно, извините, — какой Вы человек! Вы — Король! Бессмертный Король! Ну, что скажете в ответ?

— Да, в этой части вы правы. Собаку никуда не денешь, — поморщился я и осмотрелся по сторонам в надежде увидеть ЗВЕРЯ.

Он на миг появился передо мною в трёх шагах из какой-то призрачной дымки, а потом нырнул в неё обратно и сгинул без следа. Я улыбнулся:

— Да, АНТР, — это АНТР…

— Ну и я о чём говорю, Сир! — просиял БАРОН.

— А что, если я не Король какого-то полу мифического острова, а Император целой Империи, распростерший свою длань над огромными пространствами там, где-то в океане, куда нет доступа жителям Первого и Второго Островов!? А что, если я, … э, э, э… Собственно, других вариантов вроде бы и не существует. И вообще, какая разница, кто я такой: Император, Царь, Цезарь, Хан или Король? Империя, Царство или Королевство… Суть ситуации от этого не меняется. Эх, всё так нелепо, непонятно, странно… — нервно поразмышлял я вслух сам с собою.

Мы некоторое время помолчали. Потом я буркнул:

— Ладно. Вернёмся, сударь, к нашей основной теме разговора на сей момент. Ну, я о гербе. Как я понял, моего истинного герба здесь, скорее всего, никто не видел, так что можно начать с чистого листа. Герб — дело нехитрое, а вот как соорудить знамя, ну, полотнище, древко для него, из чего, каким образом, а?

— Как Вы можете так говорить, Сир! — всерьёз возмутился и оскорбился БАРОН. — Герб — это лицо рыцаря, внешнее проявление его глубинной внутренней сущности. А вот девиз…

— А что, должен быть ещё и девиз? — обречённо прервал я собеседника.

Барон побагровел и закашлялся.

— Да, Ваше Высочество, кто-то или что-то хорошо поработали над Вашей памятью!

— Стоп! — закричал я. — Стоп! «КТО-ТО, ИЛИ ЧТО-ТО ХОРОШО ПОРАБОТАЛИ НАД МОЕЙ ПАМЯТЬЮ!». Вот он, — момент истины! Ну, ну, ну…

Я напрягся, впал в глубокую задумчивость, испепеляющую мозг. В голове замельтешили обрывки каких-то воспоминаний, закружились хороводом лица, послышались голоса, замелькали неясные картинки. Казалось, что вот-вот я пойму, уловлю что-то важное, самое важное и значительное! Я напрягся так, что голову стала распирать какая-то неподвластная мне тёмная сила, страшно заболел затылок, сердце забилось гулко и неровно, кровь стала беспощадно пульсировать в висках. Интересно, бывают ли инсульты и инфаркты у Бессмертных!? Чёрт возьми, о том ли я сейчас думаю!?

Ну, ну, ну!? Вот он — момент истины, он почти наступил!!! Я стал что-то вспоминать. Тьму пронзил слабый свет. Ну, ну! Ещё шажок, ещё немного, ещё чуть-чуть! Но ничего, к сожалению, у меня не получилось. Моя бедная голова вдруг окунулась в абсолютную пустоту и в вечный холод, растворилась в нём, и я сел на землю, — полностью опустошённый, разбитый, разочарованный. Страшная и непонятная слабость овладела мною, каждая клетка тела болела, руки дрожали. Казалось, ещё секунда, и я испарюсь как случайная капля дождя под этим тёплым полуденным небом, навсегда исчезну с поверхности земли.

Но вдруг в моей правой, крепко сжатой руке, завибрировал ПОСОХ. Он стал сначала тёплым, потом горячим и жар его влился в меня неиссякаемым и непобедимым потоком энергии, которая забурлила внутри меня и немедленно привела в чувство, вернув обратно в окружающую действительность.

— Что с Вами, Сир? — я увидел встревоженное лицо БАРОНА.

— Ничего, ничего, так, всего лишь лёгкая слабость, не более того. — ответил я. — Вернёмся к нашей основной теме. С гербом мне всё ясно. Я уже его придумал. Остаётся девиз. Да, а как же всё-таки знамя, флаг, стяг, или как там его ещё!? Как мы его соорудим?

— Сир, нашли о чём волноваться! Вот именно в этом я не вижу особой сложности. Хорошее полотно у нас есть, швейный набор найдётся, крепких и длинных копий полно, служанок достаточно, а одна из них, — ну, просто самая настоящая фея-рукодельница, — чуть порозовев, ответил БАРОН. — Советую, кстати…

— А вы, оказывается, тоже ещё тот озорник, воин наш суровый и могучий! — устало и облегчённо засмеялся я. — Ну, да Бог с вами. Какой же герб мне придумать?

— Рекомендовать не смею, Ваше Величество! — выпучив глаза, рявкнул БАРОН и почему-то встал по стойке «смирно».

— Вольно… Давайте выпьем, сударь, — проворчал я. — Творческому процессу это не помешает, наоборот, прибавит вдохновения и подобающего такому случаю экстаза.

— Экстаз решает всё в нашей жизни, Ваше Величество. В этом Вы полностью правы. Сочту за честь присовокупиться к истинному творчеству, — с готовностью отозвался мой собеседник, отстегивая с пояса флягу довольно внушительных размеров.

— Что там? — осторожно спросил я. — Что за жидкость?

— Сир, это довольно неплохой напиток. Достаточно сделать несколько добрых глотков, и наступает состояние того самого истинного экстаза, а бывает — покоя и тишины. Когда как. Всё зависит от организма и настроения, Ваше Величество!

— Покой и тишина, говорите… А надолго? — усмехнулся я.

— По всякому, Сир… Когда как. Один мой знакомый как-то принял этот напиток с перебором и затих безнадёжно навсегда. Увы…

— Понятно… — задумчиво пробормотал я. — Ладно, рискнём. В конце концов, я — Бессмертный или нет!?

— Чёрт его знает, Сир.

— Вы в очередной раз меня очень сильно приободрили и утешили, — нервно усмехнулся я и потряс флягой. — Сколько можно меня нервировать по данному поводу?!

— Более не смею, Сир!

Содержимым фляги были наполнены два металлических походных бокала, которые мы лихо осушили. Неведомая жидкость обожгла мне рот и пищевод, но затем довольно удачно и приятно растеклась по внутренностям. Я сначала закашлялся, выпучил глаза, затем прослезился, но потом почувствовал внутри себя удивительное тепло и понял, что быстро приближаюсь к познанию того самого таинственного и чаще всего недостижимого в обычном состоянии истинного экстаза.

— Что это такое? — удивился я. — Я думал, что в сосуде содержится что-нибудь менее крепкое.

— Как можно, Сир! Обижаете! Это знаменитая Можжевеловая Настойка винокурен Первой Горы. Основой является самогон двойной выгонки, пропущенный через древесный уголь, а потом настоянный на ягодах красного можжевельника. Незаменимая вещь перед сражением, во время оного и после него. Прекрасно очищает раны, снимает нервное напряжение, придаёт смелость и рождает отвагу в бою. А кроме этого раскрепощает во время любовных утех!

— Неплохо, неплохо… — благоговейно произнёс я. — И до какой степени он раскрепощает во время этой самой любви?

— До самой последней степени, Сир! — рявкнул БАРОН. — Засыпаете на прекрасной груди возлюбленной, как младенец, полностью познавший её и до конца пресытившись оной!

— Великолепно! Как образно! Давайте-ка, сударь, ещё по бокалу, а потом приступим к творческому процессу!

После второго бокала в голове у меня наступило какое-то удивительное, уникальное просветление, я почувствовал истинное, ни с чем не сравнимое, вдохновение. Находясь под его влиянием, стараясь ни на секунду не упустить это умопомрачительное состояние, я раздумывал совсем недолго:

— Герб будет таким, — алое полотно разделено белой молнией, между нею слева — чёрный ЗВЕРЬ, справа — чёрный ПОСОХ. Алый цвет в общем свидетельствует о мощи бушующих внутри меня страстей и желаний, алый цвет справа и слева от молнии говорит о всесокрушающей силе, исходящей от изображённых на его фоне ЗВЕРЯ и ПОСОХА. Молния символизирует неотразимую энергию, порождённую этими двумя ипостасями и сконцентрированную внутри меня. Вот так! И только так!

— Великолепно! — чуть не прослезился БАРОН. — Сир, а девиз?

Я ещё раз приложился к бокалу.

— Девиз будет таким: «Имею всегда всё и всех! Никто никогда не имеет меня!». Так всё и отразите, где следует и как полагается. Ух, однако, хороша Можжевеловка! Мне бы сейчас в небо, поближе к облакам, или к звёздам, а то может быть и далее!

Выговорил я это на одном дыхании. Искоса глянул на БАРОНА. Он, очевидно, находился в состоянии благоговейного ступора. Ну что же, — значит, затея удалась.

— Ну, как вам девиз, мой друг? — небрежно и с лёгкой иронией спросил я у него.

— Великолепно, мощно и в то же время очень просто, Сир! Я восхищён! — гаркнул БАРОН так, что ближайшие к нам люди и лошади заволновались и забеспокоились.

— Ну, знаете, как говорил один человек: «Всё гениальное — просто». И так, за дело, мой друг! — я весело и слегка хлопнул БАРОНА по плечу.

Тот зашатался, как дуб под натиском бури, с трудом устоял и ответил:

— Приступаю к изготовлению знамени сию же минуту, Сир!

— Прекрасно, сударь! — улыбнулся я, а потом неожиданно для самого себя спросил своего собутыльника. — Как вы думаете, чего вечно не хватает ПУТНИКУ в перипетиях бытия!?

— Женщин, Сир… Именно в них вся загвоздка и смысл, — мрачно буркнул мой собеседник.

— Согласен, — тоскливо и устало произнёс я и продекламировал. — «Дыхание твоё подобно сну, который опускается на плечи. О, почему меня он искалечил!? Твою любовь, увы, я не верну!».

— Сир!?

— Да, ибо, вот так…

— Сир!?

— Спокойной ночи, БАРОН.

— Сир, но ещё не ночь…

— Она, увы, будет. Непременно будет. А за ней настанет утро… Я на это очень сильно надеюсь.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Утром следующего дня к моему глубочайшему удивлению флаг был готов. Он гордо развевался над моею палаткой. Алое поле, молния, ЗВЕРЬ, ПОСОХ, — всё, как положено. На обратной стороне — девиз. Я сразу же пожалел о том, что не удосужился накануне избежать некоторой поспешности, а значит и определённой пошлости при его сотворении, но было уже поздно. Да, конечно, алкоголь расслабляет и открывает дверь в загадочную страну творчества, рождает вдохновение и экстаз, но какие иногда появляются странные дети у этой парочки!

Когда я вышел из палатки, то увидел, что перед нашим с БАРОНОМ творением стоит ГРАФИНЯ и, чуть приоткрыв прелестный ротик, изучает это чудо геральдики.

Ах, как всё-таки хороша! Густые каштановые волосы развеваются на ветру, шейка длинная и изящная, стан гибок и тонок, бёдра не широкие, но и не узкие, плечи достаточно развиты, талия тонкая, грудь чуть-чуть не в меру тяжёлая, но в меру упругая и высокая. Идеальное создание природы! Обожаю такие женские фигуры! Классика есть классика!

Увидев меня, девушка присела в реверансе и с лёгкой усмешкой произнесла своим очаровательным, мелодичным и чуть хрипловатым голосом:

— Оригинально, Сир, очень смело и неподражаемо. Я имею в виду девиз. Извините, Вы, как я понимаю, вчера славно посидели с БАРОНОМ? Как Вам Можжевеловка Первой Горы?

— Да, этот факт имел место быть. Мы действительно засиделись допоздна, разрабатывали стратегию и тактику нашего дальнейшего продвижения к великим целям и свершениям, и к славным победам. Для прояснения сознания мы действительно употребили некоторое количество Можжевеловки, но в весьма умеренном количестве. Ну, и заодно, под настроение, так сказать, я придумал герб и девиз, в их походном варианте. Я старался, однако. И как вам моё творение?

— Ну, насчёт девиза я промолчу, а вот герб действительно неплох, Сир, — усмехнулась ГРАФИНЯ..

— Ах! Ну, ну! Я рад. Спасибо, огромное спасибо вам за добрые слова, Миледи! — в свою очередь усмехнулся я.

После лёгкого завтрака мы тронулись в путь. Теперь я, ГРАФИНЯ и ПОЭТ постоянно находились в одной карете. Иногда к нам подсаживался БАРОН, который большую часть пути проводил на коне. Дорога, честно говоря, была довольно скучна и однообразна. Она периодически чередовалась короткими привалами. Трофейного продовольствия: сушённых, копчённых и солёных мяса, рыбы и овощей, а также фруктов нам хватило бы на пару месяцев. Свежую еду и питьё, в том числе: хлеб, сыр, молоко, масло, мясо, птицу, а также крепкое пиво и лёгкое вино, мы покупали в попутных деревнях.

Очевидно, весть о явлении Короля Третьего Острова с чёрным АНТРОМ нас опережала, поэтому меня не смущало, что перед нашим прибытием поселки пустели. К нам обычно выходили два — три человека, видимо, наделённые какими-то властными полномочиями, глубоко кланялись, предлагали пищу, ночлег, причём бесплатно. Я приказал БАРОНУ за все обязательно расплачиваться, чем вызвал у него некоторое недовольство, но приказ мой он выполнял беспрекословно.

Впереди моей каретой всё время ехал знаменосец с гордо развевающимся стягом, за ним два рыцаря в блестящих лёгких доспехах. Я вёл себя, как и полагается королю: из зашторенной кареты не выходил, на свет показывал только часть капюшона и руку, на которой красовался массивный золотой браслет в виде змеи, усыпанный драгоценными камнями. Этот браслет в отдельной металлической шкатулке БАРОН обнаружил в конфискованной казне. Он не отказал себе в удовольствии продемонстрировать мне находку в присутствии ГЕРЦОГА.

Видимо браслет для того представлял особую ценность, так как наш недолгий пленник перед расставанием смотрел на него с таким откровенным сожалением и досадой, что БАРОН сразу же на всякий случай спрятал находку подальше, а через некоторое время передал её мне. Брать я ёе не хотел, но БАРОН и ГРАФИНЯ на этом настояли. Король просто обязан иметь при себе определённые символы его богатства, величия и власти!

Иногда в нужные моменты перед местными жителями из пустого до того пространства эффектно появлялся ЗВЕРЬ. Шерсть искрится, пар пышет во все стороны, воздух вокруг Пса дрожит, чудовищная пасть приоткрыта, обнажая огромные белоснежные клыки. Моя свита к таким появлениям вроде бы немного привыкла, но для непосвящённых и неподготовленных людей это каждый раз являлось неожиданностью, вызывающей шок, от которого они, очевидно, оправлялись потом долгое время.

Слухи о Короле Третьего Острова и его могучем АНТРЕ распространялись с удивительной быстротой и мы, подчас, не поспевали за ними. Навстречу нам периодически попадались торговые обозы, кареты, всадники, пешие путники, когда в одиночку, когда группами. Одни люди при нашем приближении глубоко кланялись, другие становились на одно или два колена. Этим самым, видимо, подчеркивался социальный статус каждого из них. Крестьяне же, работающие на полях, завидев нас, вообще старались как можно быстрее в случае такой возможности исчезнуть из поля нашего зрения.

Всего один раз мы встретились с более-менее значительным воинским подразделением. Конный отряд численностью примерно в пару сотен всадников, одетых в лёгкие доспехи, пронёсся мимо нас аллюром. Их командир, следующий впереди за знаменосцем, салютовал нам мечом под звук горна. Это зрелище вызвало у меня какие-то смутные ассоциации, но не более того. Что это был за отряд, куда он направлялся, осталось для нас загадкой.

По дороге мы завербовали в мою свиту несколько десятков человек. Кто-то пополнил ряды прислуги, кто-то стал конюхом, а самых крепких мужчин БАРОН сделал солдатами, раздав им трофейные доспехи, мечи, копья, арбалеты и луки. На привалах новоявленные вояки усердно тренировались в постижении боевого искусства. В случае нашей встречи с разбойниками или небольшим воинским отрядом, имеющими агрессивные намерения, не имело никакого смысла каждый раз призывать ЗВЕРЯ. Он таил в себе серьёзную опасность не только для врага, но и для своих. Да и вообще, — зачем лишний раз портить людям нервы. А кроме этого мне по моему статусу было просто необходимо иметь более-менее солидную свиту и небольшое войско, так что пополнение их было весьма кстати. Король я, или не Король!? Впрочем, кто его знает…

Всё это время меня беспокоила одна мысль. Ведь на Втором Острове есть свой Король. На каком бы удалении от нас не находилась его Столица, до него наверняка уже дошла весть о моём появлении. Почему с его стороны нет никакой ответной реакции? Возможно, если Остров велик, о нас центральная власть ещё не знает. Возможно, возможно… Но если знает, то, очевидно, готовится к нашей встрече. Как, каким образом, какова она будет? К чему мне, в свою очередь, готовиться, как себя в таком случае вести, как объяснять причины появления на Втором Острове? А если допустить, что здешний Король знаком с истинным Королём Третьего Острова и соответственно знает своего собрата в лицо, а я на самом деле Королём не являюсь? Меня аж передёрнуло от такой мысли. Ненавижу неопределённость! Боже мой, как же мне поступать дальше!? Где же ты бродишь, безумная дева, — моя пропавшая память!? Вернись, прошу тебя!

Мы ехали уже третий день, горы неумолимо приближались, становилось заметно прохладнее. Дорога стала хуже. Наша карета периодически подпрыгивала на её неровностях, вызывая у пассажиров некоторую нервозность и досаду. В карете сидели я, ГРАФИНЯ и БАРОН. Балагур-ПОЭТ куда-то делся, очевидно, ехал во второй карете с придворными дамами. Из неё периодически доносился громкий весёлый смех. Слушая его, ГРАФИНЯ хмурилась, морщилась и неодобрительно качала своей прелестной головкой.

Я и БАРОН думали каждый о своём, молчали. ПОСОХ я всё время держал при себе, осознавая его пока не совсем понятную для меня значимость и важность. ЗВЕРЬ всегда находился неподалёку. Я уже научился выделять его размытый силуэт в окружающем пространстве.

Замок брата ГРАФИНИ должен был вот-вот появиться. Как я понял, мы всё это время ехали по его землям. «Что день грядущий мне готовит!?». Откуда это!? Чайковский… Пушкин… Кто они такие!? Сердце у меня вдруг быстро и тревожно забилось, я взмок и растерялся, попытался порыться в потаённых и тёмных уголках памяти. Но, увы, увы…

Мои мысли были прерваны возгласами, доносившимися спереди. Я досадливо поморщился, не торопясь, вышел из кареты, вскочил на привязанного к ней жеребца и быстро оказался во главе колонны. Моему взору открылась следующая картина.

Прямо посреди дороги, в шагах тридцати от нас, происходила жаркая схватка между вооружёнными людьми. Её участниками являлись пеший, довольно рослый и крепкий молодой человек в лёгких рыцарских доспехах и двое латников на конях. Они, помахивая тяжёлыми мечами, устало кружили вокруг юноши, тот также устало, но довольно умело и ловко отбивался от них узким длинным мечом. Шлем на его голове и лицо были запачканы грязью и кровью, непонятно чьей. Вокруг обороняющегося на земле лежало три трупа, облачённые в доспехи, подобные тем, которые были на нападающих. Крайне скорбное состояние тел я определил по их полной неподвижности, количеству ран и обилию крови. Здесь же лежала пара убитых лошадей, несколько других понуро стояли неподалёку.

Между нами и сражающимися воинами в некотором отдалении на пригорке находился ещё один участник, а вернее, созерцатель схватки. Это был крупный мужчина мощного телосложения в сером плотном плаще, на котором красовался белый круг с красным треугольником внутри. На голове воина покоился массивный металлический матовый шлем с опущенным забралом, из-под плаща виднелся кончик ножен длинного меча. Серый конь под рыцарем был таким же мощным, как и его хозяин. Всадник пребывал в совершенно неподвижном состоянии. Было непонятно, куда он смотрит, — то ли в сторону схватки, то ли на нас.

Обороняющегося юношу спасала от неминуемой гибели массивная повозка, опрокинутая на бок, к которой он стоял спиной. Повозка не давала подойти к воину сзади, колёса прикрывали его по бокам. В такой ситуации, имея достаточные силы и умение, можно было с успехом защищаться от нападающих довольно долгое время. Умения у молодого человека, судя по всему, имелось достаточно, но вот сил оставалось явно мало, тем более, что на его теле я разглядел несколько ран, о чём свидетельствовали кое-где повреждённые доспехи и кровь на них.

Мы с БАРОНОМ некоторое время с интересом наблюдали за схваткой. При этом мой спутник, как истинный профессионал, при каждом движении обороняющегося юноши одобрительно цокал языком и качал головой. Наконец, я тронул коня, подъехал поближе и громко, но вежливо спросил:

— Уважаемые господа! Из-за чего драка? Давно ли бьёмся? Когда запланирован перерыв?

Моё внезапное появление и вроде бы простые вопросы, видимо, показались бойцам неожиданными и странными, потому что они все одновременно опустили мечи и недоумённо воззрились на меня. Загадочный всадник, находившийся в отдалении, чуть тронул коня в нашу сторону и тяжело стал рассматривать меня сквозь прорези забрала. Взгляд его излучал какую-то непонятную мне мрачную и сумеречную энергию. Я почувствовал исходящие от него гнев, раздражение, удивление, негодование. Что-то чрезвычайно опасное и неприятное таилось в этом взгляде, что-то неуловимо знакомое!

Тревога внезапно овладела мною, я занервничал, но потом вдруг почувствовал лёгкую вибрацию ПОСОХА, с трудом отвёл от всадника глаза, напрягся, сосредоточился, мгновенно обрёл чувство равновесия и покоя. Рядом со мною воздух задрожал и хаотично пополз туманными струями, вырисовывая фигуру ЗВЕРЯ, но потом Пёс снова стал невидим, оставив после этой неоконченной метаморфозы лёгкое облачко горячего пара, исчезнувшее через секунду в небе.

— Так что, господа, кто мне разъяснит сложившуюся ситуацию!? Кто вы такие!?

— Сударь, не знаю как вас величать, но ситуация состоит в следующем, — тяжело дыша, но небрежно и лениво откликнулся один из всадников. — Перед вами, — он указал мечом на юношу, — человек, преступивший закон и похитивший то, что принадлежит нашему господину, — Второму Магистру Ордена Посвящённых. Мы всего лишь пытаемся вернуть украденное, не более того.

— Наглая и бессовестная лож! Я ничего ни у кого не похищал, клянусь честью моего рода! — звонко крикнул юноша. — Эти люди неожиданно напали на меня и моих спутников, — он грустно махнул рукой за повозку, — убили их, но я, как вы видите, оказал этим мерзавцам достойное сопротивление и буду стоять до конца! Да здравствует Первая Гора!!!

— А к какому роду вы относитесь, молодой человек? — весело пророкотал БАРОН, незаметно приблизившийся ко мне сзади. — Уж не вассал ли вы Первого Горного Барона Первой Провинции Первого Острова? Не ваш ли отец — Первый Шевалье, участвовал вместе с Бароном в битве с пиратами у Сонного Ущелья и спас Барону жизнь!? Уж не вы ли являетесь известным на двух Островах Мастером Меча?! Снимите-ка шлем, дружище!

— О, Ваша Честь, откуда вы здесь?! Какая неожиданная встреча, как я рад вас видеть! — срываясь на фальцет, радостно закричал ШЕВАЛЬЕ, а потом мгновенно помрачнел. — Ах, да… Я в курсе того, что случилось в Первой Провинции. Как жалко, что меня не было там в известное нам время. Мой меч был бы весьма кстати!

— Да, он бы не помешал, — нахмурился БАРОН. — Но не будем о грустном… Молодо-зелено, но каков, однако, боец этот юноша, Сир! Какая растёт смена на благословенных просторах Первого Острова! Полюбуйтесь, Ваше Величество! Этот молодой человек является одним из лучших бойцов на мечах на двух Островах. Кто самый лучший, известно всем, — БАРОН скромно опустил вниз смеющиеся глаза.

После упоминания о моём титуле участники схватки впали, как это и было положено, в ступор. Они так удивленно воззрились на меня, словно я только что спустился к ним на какой-нибудь огненной колеснице с небес. Застывших в неподвижности воинов вернул к действительности голос БАРОНА:

— Господа, не желаете ли выразить почтение Его Величеству, Королю Третьего Острова?

ШЕВАЛЬЕ поспешно и с готовностью склонился в глубоком поклоне, не забыв при этом искоса наблюдать за своими противниками. Те беспокойно задвигались, стали переговариваться, а потом одновременно обратили свои вопрошающие взоры на всадника в сером. Он тронул коня, тяжело приблизился к нам на расстояние нескольких шагов. Моя свита напряглась. БАРОН внимательно наблюдал за МАГИСТРОМ, сжимая рукоять своего меча.

МАГИСТР вперил в меня пронзительный и тяжёлый взгляд, который я явственно ощущал даже из-под опущенного забрала. Затем я услышал его холодный и гулкий голос:

— Я, к сожалению, не рассчитал силы перед боем с этим молокососом, вернее, я искренне полагал, что он таковым является. Ан, нет, — парень оказался крепким орешком. Жаль, что так неожиданно появились вы. Мы бы его всё-таки дожали. Люди мои, что же поделать, оказались слабы и недостаточно подготовлены. Да и я сглупил. Надо было сразу расстрелять этого юнца стрелами на расстоянии, вот и всё. Но очень хотелось взять его живым и задать кое-какие вопросы. Да, не заладился у меня сегодня день, явно не заладился…

МАГИСТР помолчал, а потом раздражённо и требовательно спросил у меня:

— Кто вы, собственно, такой? Какого чёрта вмешивайтесь? Езжайте своей дорогой!

— Поумерьте свой пыл и сбавьте тон! — рявкнул БАРОН. — Перед вами, — Его Величество, Король Третьего Острова! А вот кто вы такой на самом деле? Я знаком с некоторыми членами вашего Ордена, бывал неоднократно на церемониях и приёмах, знаю и Первого и Второго Магистров в лицо. Снимите шлем, будьте добры. Какое право вы имеете оскорблять Его Величество!?

Незнакомец тяжело молчал, мрачно разглядывая меня. БАРОН тронул своего коня и угрожающе произнёс:

— Пожалуй, я сейчас пощекочу своим клинком ваши ребра, милейший. Поверьте, мой меч намного тяжелее меча ШЕВАЛЬЕ и немного искуснее его!

— Ах, БАРОН, БАРОН… Вы бы уж молчали, да не лезли бы на рожон! Занимайтесь рыбалкой, охотой, пейте свою Можжевеловку до потери сознания. Такая, кстати, гадость! Ничего, скоро с вами разберутся! — глухо и возмущённо произнёс МАГИСТР. — И, вообще, не ломайте комедию!

— Мы знакомы, сударь?

— Ну, хватит, прочь с моей дороги! Не вмешивайтесь!

После этих слов БАРОН зарычал от ярости, со свистом освободил ножны от меча и решительно продолжил движение в сторону МАГИСТРА. Тот, видимо, не пожелал подвергать свои ребра щекотке, так как неожиданно резво развернул коня и пустил его в тяжёлый галоп. Вслед за ним поскакали и его воины. БАРОН довольно быстро бросился в погоню, лихо рассекая над собою воздух мощными кругообразными движениями меча.

Лошади и БАРОНА, и МАГИСТРА к моему большому удивлению, несмотря на свою тяжёлую комплекцию, оказались довольно шустрыми, но та, что у БАРОНА, была явно резвее. Мастер Меча неотвратимо шёл на сближение с МАГИСТРОМ, почти догнал его, но вдруг случилось нечто непредвиденное, совершенно неожиданное, странное и непонятное.

МАГИСТР на всём скаку приподнялся на стременах, поднял голову, резко и мощно выкрикнул в направлении небес какую-то гортанную фразу. Вокруг него вдруг образовался нереально яркий и ослепляющий круг света, в котором он совершенно неожиданно… исчез, растворился, пропал! Осталось только непроницаемое клубящееся облако пыли, пронизанное множеством мелких шипящих голубых молний, которое вскоре тяжело и лениво стало рассеиваться под лёгким напором свежего степного ветра.

Вот это да! МАГИСТР куда-то делся. Куда, каким образом?! То ли провалился сквозь землю, то ли растаял в воздухе, а, скорее всего, вознёсся на небеса. Все мы, созерцающие эту удивительную картину, на некоторое время оцепенели и пришли в себя только после того, как на месте исчезновения МАГИСТРА не осталось никаких видимых следов этого поразительного и неожиданного явления.

ШЕВАЛЬЕ вдруг громко застонал, выронил меч, бессильно опустился на землю. По моему знаку к юноше подбежали слуги, быстро отнесли его в одну из повозок.

Я, обуреваемый острым любопытством, быстро подъехал к тому месту, где ещё недавно находился исчезнувший МАГИСТР, осмотрел его, а потом спешился, присел на корточки над небольшим чёрным пятном на земле, которое имело идеально круглую форму, несколько секунд задумчиво его рассматривал, осторожно дотронулся до него пальцем, понюхал его. Никакой гари, никакого запаха. Просто поверхностный слой почвы слегка оплавился, образовав тонкую стеклообразную корку.

Что это было, кто это сделал, как это могло произойти!? В чудеса я не верю. Откуда такое умозаключение? Да просто я знаю, что чудес на свете не бывает, знаю, и всё! Как там, у одного поэта: «Пора чудес прошла и нам подыскивать приходится причины всему тому, что совершается на свете…». Прекрасно сказано, однако… Почему мне в голову пришла именно эта фраза, кто её автор, что за поэт?

Ладно, пока не буду попусту ломать над этим голову. Вернёмся к МАГИСТРУ. Как же рационально объяснить только что произошедшее на моих глазах явление? Пока я сделать этого не мог. Какая-то потаённая и сокровенная мысль, прячущаяся в моей голове, явно могла прояснить данное событие, а сейчас была она крайне расплывчатой и неконкретной, копошилась где-то в моём мозгу и ускользала от меня, словно быстрая змея, как только я неуклюже и неумело пытался её поймать.

БАРОН топтался рядом со мною, бормоча что-то про дьявола и описывая руками над чёрным пятном какие-то непонятные мне знаки.

— Скажите-ка мне, БАРОН, а что это за организация такая — Орден Посвящённых? — спросил я, не спеша садясь на коня и направляя его в сторону кареты.

— О, Сир, этот Орден очень древний, загадочный и могущественный. Им, по слухам, управляют и руководят колдуны. Если перед нами был действительно Второй Магистр, то Вы понимаете, какой силой они обладают. Резиденция Ордена находится на одном из больших скалистых островов на юго-востоке от Первого Острова. Там сооружена мощная и неприступная крепость. Сам Орден зародился давным-давно, во времена великих войн с пиратами. Сейчас Орден живет сам по себе своей жизнью, никому не подчиняется, ни в какие конфликты не ввязывается, с Королями не ссорится, везде и всегда соблюдает нейтралитет. У него неплохой флот, который, по слухам, успешно плавает по всему океану. Как это всё ему удаётся, какие тайны он хранит, какими возможностями располагает, — одному Богу известно.

— А что собой представляют члены Ордена, видели ли вы кого-либо из них в обычной жизни? — спросил я. — Кстати, вы недавно упоминали о каких-то приёмах.

— Да, видел и даже, как говорил ранее, знаком с некоторыми его членами. Ребята они суровые, не разговорчивые, не болтливые, но в общении приятные, вежливые, тактичные, благочинные, не задиристые.

— Странно, странно… — задумчиво произнёс я. — С таким-то могуществом, да не поддаться соблазну господства над Островами? С другой стороны, имеется серьёзная сдерживающая сила — КОРОЛИ и АНТРЫ. С нами, КОРОЛЯМИ, я подозреваю справиться можно, но вот как быть с Псами? Одного из них мы уже посмотрели в деле. Если эти бестии действительно неуязвимы и непобедимы, то бороться с ними не имеет смысла. Я не думаю, что в Ордене есть колдуны. Имеется, видимо, какая-то верхушка, узкий круг умных и просвещённых людей, так сказать, избранных, обладающих определёнными знаниями. То, что мы сегодня видели, не колдовство, я в этом почему-то совершенно и полностью уверен. Как объяснить происшедшее? Пока не знаю. Со временем всё выясним и поймём. Дайте время, БАРОН, дайте время, и все тайны мира будут нашими! Готовьте для них мешки и сундуки! Скоро они будут полны до краёв, лишь бы только их хватило!

Я пришпорил коня и быстро понёсся по направлению к повозкам и каретам, искоса поглядывая на потускневшее мрачное небо. Следом тяжело поскакал БАРОН. У кареты меня ждала ГРАФИНЯ. Она выглядела крайне растерянно.

— Что это было, Сир? Такое я вижу в первый раз. Какая-то магия, настоящее колдовство. Но я во всё это принципиально не верю, вернее, не верила до сих пор! Теперь не знаю, что и думать. Странно всё это, непонятно.

— Ах, вы моя милая материалистка! Я тоже не верю, но что же делать, иногда приходиться менять своё мнение, или, вернее, корректировать его. И вообще, как кто-то, когда-то и где-то сказал: «Не меняют своего мнения только дураки и покойники!» Ладно, поехали дальше, дорогая моя, пора уже встретиться с вашим дядей. Что-то неспокойно у меня на душе. Ох, как неспокойно!

Мы продолжили свой путь. Я, задумавшись, некоторое время ехал вместе с притихшим БАРОНОМ в арьергарде, затем вернулся к карете. Забравшись в неё, я увидел, что ГРАФИНЯ была не одна. Рядом сидел ПОЭТ и, томно воздев очи к небу, декламировал какое-то своё очередное творение. При моем появлении он прервал чтение стихов, лёгким и почти незаметным движением несколько увеличил расстояние, отделявшее его на сиденье от девушки.

— Сударь, извините, что я вас прервал, — устало произнёс я. — Не изволите ли прочитать стихотворение сначала, оно кажется мне любопытным.

— Конечно, конечно, Сир, — поспешно ответил ПОЭТ. — Это произведение было написано мною, не поверите, на бумажной салфетке, всего за несколько минут, на давнем-давнем безумном пиру, в далёком-далёком осеннем городе. Оно посвящено одной прекрасной женщине, которую я очень сильно любил. Мы расстались, но отголоски той любви до сих пор живут в моём сердце. Я всё время вспоминаю ту даму, страдаю от разлуки с нею и поныне…

Я раздражённо и нервно поморщился, но в уголках прекрасных глаз ГРАФИНИ появились маленькие слезинки.

— А почему вы расстались с такой великолепной дамой? Ну, жили бы с нею в счастье и любви, и не тужили?! Рожали бы детей, наслаждались бы каждой минутой бытия. Человек вы талантливый и разносторонний, на пропитание всегда заработаете. Что же случилось? — устало спросил я.

— Увы, моя женщина меня бросила, Сир.

— О, как! Не ожидал, не ожидал… Такой красавец, такой умница, такой талант, такой дамский угодник, и, каков, однако, финал! Печально, весьма печально… Что же послужило причиной столь странного и жестокого поступка с её стороны?

— Причины, Сир? Привыкание — этот безжалостный наждак, стирающий былые ощущения на нет… Скука — эта сука, сидящая на цепи в одном и том же месте годами… Непонимание того, что было раньше совершенно очевидным, понимание того, что раньше было волнующей загадкой… Ну, а если говорить честно, то вёл я себя, как полный идиот! Был эгоистичен, самовлюблён, временами скуп, неуравновешен, неверен. Пил много. Потерять такую женщину! Так мне и надо, Сир! — ПОЭТ в отчаянии схватился за голову. — Кретин, идиот конченный!

— Ну вот, — это же совершенно другое дело! — весело воскликнул я. — Чувствую голос не юноши, а мужа! Честно, откровенно, как на духу! Молодец. В утешение могу сказать, что по земле ходят целые табуны таких же идиотов, как и вы, а один из них сейчас сидит перед вами.

ГРАФИНЯ и ПОЭТ после этих слов поражённо и потрясённо уставились на меня. Так, очевидно, смотрят на бриллиант, который при тщательном изучении оказался всего лишь искусно обработанным стеклом. В карете воцарилась глубокая тишина, если её можно было назвать таковой. Она, помимо нашей воли, как густое, сладкое, крепкое и терпкое вино разбавлялась лёгким пением птиц за окном, невесомым свистом ветра, размеренным цоканьем копыт, невнятными голосами людей, мягким храпом лошадей и тревожным биением наших неспокойных сердец.

— Ну, взбодритесь же, друзья мои! Мне бы ваши годы! — бодро и жизнерадостно начал, было, я, но вовремя остановился.

О чём это я? Мне, Бессмертному, рассуждать об их годах? Нехорошо как-то, неэтично. Кстати, а сколько мне лет?

Мои спутники, кажется, не обратили никакого внимания на сей неудачный пассаж. Сидели они неподвижно с печальными лицами, смотрели в окна кареты такими отрешёнными и пустыми глазами, что мне стало как-то не по себе. Да, народ необходимо взбодрить.

— Уважаемый ПОЭТ! — весело гаркнул я. — Не изволите ли прочитать нам своё только что упомянутое творение? Если оно мне понравится, а это бывает крайне редко, я вас вознагражу. Если нет — казню.

ПОЭТ встрепенулся, заметно побледнел, занервничал. ГРАФИНЯ возмущенно фыркнула:

— Сир, ну к чему Вы это!? Зачем так нервировать человека? Вы видите, в каком он состоянии!? Ему и без Вас плохо!

— Ха, ха, ха… Ну вот, моя главная цель достигнута. Я вас взбодрил, и славно. Все обрели нужный тонус! — весело произнёс я. — Ну, дружище, смелее, читайте ваше стихотворение, мы ждем!

— Как Вам будет угодно, Сир, — ПОЭТ слабо и печально улыбнулся и на одном дыхании продекламировал:

Некоторое время все мы молчали: ПОЭТ — нервно и отрешённо, я — задумчиво и тревожно, ГРАФИНЯ — печально.

— Хорошо, мне понравилось, — негромко произнёс я. — Вернее, не хорошо, а очень хорошо, талантливо! Да, я не стесняюсь в полной мере выразить свои чувства и эмоции. Зачем их сдерживать в этом неопределённом и непредсказуемом мире! Что будет завтра, чёрт его знает. Так живи, человек, полной жизнью и наслаждайся великолепием природы, улыбкой любимой женщины, изысканным вином, сочным мясом, великой музыкой и прекрасными стихотворениями!

ГРАФИНЯ посмотрела на меня каким-то грустным и отрешённым взглядом, в котором я вдруг почувствовал опустошённость и усталость.

— Так нет же, простая и счастливая жизнь, это же так просто! — нервно продолжил я. — Фи! Всё мы чем-то недовольны, чего-то нам постоянно не хватает, что-то не устраивает, копаемся в каком-то дерьме, выясняем отношения, которые в принципе смешны, банальны, скучны. Они, эти долбанные выяснения, абсолютно не стоят тех душевных сил, которые мы на них тратим. И всё это мы прекрасно понимаем, правда немного попозже, но, не смотря ни на что, — упорно выясняем, выясняем, выясняем… Зачем, к чему!?

Я обречённо вздохнул, изо всех сил тряхнул головой, вдруг что-то вспомнил, словно приподнял небольшой краешек глухого беспамятства, погрузился в бездны какой-то прежней, когда-то прожитой мною жизни. Воспоминания были неясны, тягучи, полны безысходности и отчаяния. Пустота, равнодушие и сожаления поглотили меня, и я внезапно понял, что вот-вот передо мною откроется долгожданная дверь в ту мою прошлую, загадочную и почему-то забытую жизнь. Вот-вот, ну же! Ещё одно усилие, ещё одно мгновение!

— Ваше Величество! Что с Вами!? — тревожный и громкий голос ПОЭТА вернул меня в действительность, лишив сладкой и долгожданной надежды на возвращение в прошлое.

Я, видимо, некоторое время пребывал в каком-то болезненном трансе, потому что лица моих спутников были бледны, испуганы и напряжённы.

— Ничего, всё нормально, не беспокойтесь. Воспоминания, всего лишь воспоминания, вернее, ещё одна неудачная попытка что-то вспомнить, — с горечью произнёс я.

— Сир, не волнуйтесь, всё будет хорошо, — ГРАФИНЯ нежно коснулась моей руки, задержала на ней свою прохладную ладошку на несколько мгновений, изумрудно взглянула мне в глаза.

Меня словно током ударило, но не сильно и не больно, а как-то легко, сладко, волнующе и многообещающе. Я беззаботно и весело обратился к ПОЭТУ:

— Ну что же, беру вас, сударь, в Придворные Поэты. Жильё, пропитание и суточные гарантирую, а дальше, как сложится. Сегодня же получите единовременное вознаграждение или пособие, не знаю, как правильно сказать. Короче, получите аванс. Обратитесь по этому поводу к БАРОНУ. И, пожалуйста, немедленно приступайте к Поэме, воспевающей наше славное путешествие. Я вас уверяю, впереди будет ещё столько интересного и волнующего! Вы себе даже не представляете! Ну, а без аванса, само собой, — никуда! Так что торопитесь!

— Ваше Величество! Ну, нельзя себя так вести! — вспыхнула ГРАФИНЯ. — Пропитание, суточные, авансы! Как это всё приземлено, банально, пошло и грубо! Как это дисгармонирует с темой нашего разговора! Вы несносны! О, извините!

— Я могу вести себя так, как пожелаю! Мне всё можно, милая моя, почти всё… Не беспокойтесь, я достаточно умён, чтобы соблюдать чувство меры и остановиться перед гранью, а не за ней, — пробурчал я раздражённо, а потом снова обратился к своему спутнику. — А скажите, сударь, задолго ли до расставания с вашей дамой вы написали эту чудную вещь? Ведь в ней столько лёгкой печали, которая больше адресована будущему, чем настоящему. Она пронизана завуалированным предчувствием грядущего расставания, не правда ли?

— Да, Сир, Вы очень умны и проницательны. Это я говорю без всякой иронии или подобострастия. Я написал это стихотворение за пол года до расставания.

— Так значит вы уже тогда, находясь на вершине любви и блаженства, задолго до грядущей разлуки, предчувствовали её? Каким образом вы это поняли, как предугадали? Как это возможно? Каков механизм такого предчувствия, где его скрытые пружины и шестерёнки?

— Сир, поэты думают сердцем, душой, а не разумом! Они связаны напрямую с небом, понимаете? — ГРАФИНЯ нервно и раздражённо взмахнула своей тонкой рукой. — К чёрту пружины и шестерёнки! Как можно искать их в порыве ветра, в луче солнца, во внезапном озарении!? О, извините…

— Ничего, ничего… Я полагаю, что в каждом материальном и в социальном явлении, и в духовной сфере, в том числе и в любви, и в ненависти, и в других чувствах и в эмоциях, а они, собственно, тоже материальны, имеются свои тайные пружины и шестерёнки. До поры до времени они просто не подвластны нашему разуму, вот и всё. Их можно расчленить, исследовать, понять, объяснить, перейдя на другой уровень знания. Нужно лишь время и любопытство. Но, если сравнительно легко можно объяснить, что такое ветер, снег, дождь или гроза, то при анализе духовной сферы человеческой жизни сделать это конечно не так просто. Слишком много в чувствах и эмоциях, как бы это сказать, — мимолётной зыбкости, эфемерности, капризной непредсказуемости, неожиданности и неопределённости. Но, тем не менее, расчленить и объяснить их можно. А вот, что касается творчества, то здесь для меня абсолютно всё непонятно.

— Сир, и что же Вам непонятно? — с иронией спросила ГРАФИНЯ.

— Повторяю. Всё! Возьмём искусство, литературу, поэзию. Вот где кроются тайны всех тайн! Выразить глубокое, внутреннее, вроде бы необъяснимое и непостижимое чувство и ощущение в нескольких строках, мазках краски, звуках, движениях… Вот, например, — лебедь. Белоснежный грациозный лебедь на чёрной глубокой воде. Создавая его, Творец или случай абсолютно ничего не имели в виду: ни какую-то особую красоту или значимость, ни избранность, ни исключительность этого существа, — я полюбовался точёной шейкой ГРАФИНИ и её маленькими ушками, и продолжил. — Что такое или кто такой этот лебедь? Птица, как птица, состоит из плоти, то бишь, из мышц, жира, крови, перьев и так далее и тому подобное. Еда поглощается, преобразуется в энергию, отходы жизнедеятельности удаляются. Шею свою длинную в воду на дно опускает, корм там ищет, ил процеживает, жучков-червячков пожирает. Или выгибает её, шею эту самую, за врагами с высоты следит, шипит, крыльями машет. Всё вроде бы абсолютно объяснимо и понятно. Красивое существо, бесспорно, но не более того. Мало ли в мире всяких таких же красивых тварей. А вот когда на этих скользящих по глади воды птиц и на любимую женщину, стоящую на берегу пруда, смотрит поэт, то всё меняется! «Руки милой — пара лебедей!». Как такое может прийти в голову?! Откуда возникает эта чудесная эфемерность, неожиданность и волшебность ассоциаций!? «А белый лебедь на пруду качает павшую листву, на том пруду, куда тебя я приведу…». Какие отточенные строки, какие причудливые переплетения осознанного и неосознанного, тайного и явного! Какая магия!

Я осёкся, прервал свой неудержимый поток сознания. Откуда в моей памяти всплыли эти строки? Они с надрывом тянули за собой из мозга какие-то забытые воспоминания, хаотично пронизанные непонятными чувствами и эмоциями. Ну, ну!!! Ещё мгновение, и я всё вспомню! Как пробить этот проклятый барьер в мозгу!? Ещё немного назад, ещё чуть— чуть…

— Браво, Ваше Величество, браво! — громкий и восторженный голос ГРАФИНИ вернул меня в реальность. — У меня с каждым днём общения с Вами крепнет странное ощущение, что Вы скрываете от нас Вашу действительную сущность и Ваши тайные знания. Если бы Вы не были КОРОЛЕМ, то наверняка были бы выдающимся поэтом, философом, а возможно и учёным.

— А может быть я таковыми уже давно и являюсь? — пробормотал я раздражённо. — И вообще, что вы все зациклились на моём статусе!? Почему Король не может быть поэтом, учёным, архитектором, живописцем или, например, судостроителем, плотником? Такое в истории бывало, и не раз. Правда, в какой истории и когда, мне пока не ведомо. Но бывало… Это я точно знаю.

— Интересные мысли, Сир, очень интересные, — задумчиво произнёс ПОЭТ. — Извините, но Вы и для меня загадка.

— Эх! Вы и не представляете, как загадочен я сам себе! — недовольно и раздражённо буркнул я.

— Сир, а может быть, в загадке есть больше смысла, чем в её разгадке? — с головой окунулся в дискуссию ПОЭТ. — Как говорил Великий Пещерный Оракул Седьмой Провинции…

Мне, к сожалению, не посчастливилось быть обогащённым знаниями упомянутого таинственного существа, так как в окно кареты громко и нервно постучал БАРОН:

— Сир, позвольте Вас побеспокоить! Посмотрите вперед!

Мы втроём немедленно вышли из кареты. Примерно в трёх — четырёх сотнях шагов от нас из чрева предгорий, обрамляющих величественные заснеженные горы, поднимались густые клубы дыма. Этот дым был явно искусственного происхождения. Горело какое-то сооружение или поселение. У меня появились нехорошие предчувствия, у ГРАФИНИ и БАРОНА, видимо, тоже. Они тревожно переглянулись, девушка стала нервно мять в руках изящный кружевной носовой платок. БАРОН, испросив моего разрешения, тяжело, но быстро поскакал вдоль нашего отряда. Все заволновалась, задвигались. Большая часть воинов подтянулась поближе к головной карете.

— Я чувствую беду, с моим дядей что-то случилось, — тревожно воскликнула ГРАФИНЯ. — Пожар явно в районе замка!

— Спокойно, милая, спокойно, скоро всё выяснится, не надо паниковать. Вперёд, вперёд! — я вскочил на коня и поскакал вслед за БАРОНОМ в сторону большого пологого холма.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Через некоторое время мы достигли предгорья. Вся местность была хаотично усеяна каменными глыбами. Пологие жёлто-зелёные холмы переходили в плоскогорье, стремящееся вырасти в нечто более значительное. Снег и лёд сияли на уже недалёких вершинах, невыносимо-синее небо царствовало над ними, отчеканивая мир в чистом и прозрачном воздухе, словно громадную мистическую монету.

Всё это расслабляло, вызывало у меня томные и, казалось бы, искренние и разумные мысли о том, что вот именно здесь можно найти покой. Построить бы хижину с массивным и надёжным очагом в центре, промышлять охотой и рыбалкой, бить туров, ловить хариусов, засыпать их обильно солью или коптить, складывать в глубокий погреб, обеспечивая себя пищей на целый год. Сидеть долгими вечерами у огня, думать, мечтать и слушать завывание ветра за окном. А ещё, не торопясь, любоваться бездонным небом, впитывать в себя чистую энергию непорочных и томных снегов. Возможно, что-то творить, писать, например, или до упоения читать, читать и читать… А возможно, просто молчать и размышлять, ничего не делать, плевать в потолок, может быть во всём этом со временем разочароваться, или, наоборот, очароваться и раствориться в нём без остатка. А вообще, чем прекрасно любое начинание? Во время его осуществления мы никогда по настоящему серьёзно не думаем и не беспокоится о грядущем конце. Он где-то там, за высокими горами! Главное начать, а там посмотрим, как всё сложится. Увы, такова природа человека, и с этим ничего не поделаешь.

Скоро мы достигли того места, где находился источник дыма. Горел, к счастью, не сам замок, стоящий на холме при входе в глубокое ущелье, а довольно обширное поселение внизу рядом с ним: дома, сараи, конюшни, амбары, скирды соломы.

Замок представлял собою довольно монументальное, мрачное и могучее сооружение: высокие и мощные каменные стены, ещё более высокие и мощные башни, глубокий и широкий ров, наполненный мутной водой, красные черепичные крыши многочисленных внутренних построек. В центре замка возвышалось массивное каменное строение, похожее больше не на обычное здание, а просто на башню внушительных размеров.

Шла осада, вернее, она, видимо, только начиналась. К стенам цитадели, прикрываясь щитами и выставив вперёд копья, приближались три внушительные по численности колонны войск. Между ними под защитой больших щитов двигались длинные тележки, нагруженные приставными лестницами, вязанками дров, соломы и ещё какими-то предметами неизвестного мне назначения. Позади наступавших войск были расположены четыре большие катапульты, которые метали в сторону замка камни и какие-то горящие, чадящие чёрным едким дымом, шары.

Перед катапультами, в две длинные шеренги, частично прикрытые укрепленными на земле щитами, выстроились лучники, осыпающие замок стрелами. На нападающих, в свою очередь, сыпался ответный град стрел. Периодически в колоннах и шеренгах кто-то падал, пронзённый стрелой, его место занимал другой воин. Нападающие и обороняющиеся выглядели пока довольно жизнерадостно и бодро. Суета, лязг оружия, громкие команды, глухие удары камней о стены, крики и вопли. Какая, однако, славная картина, понятная и приятная глазу любого настоящего воина!

Над центральной башней гордо развевался синий с позолотой флаг, под ним стояла группа людей в блестящих доспехах. Видимо, среди них находился и сам ГРАФ. Члены его свиты горячо жестикулировали, отдавали команды суетившимся вокруг простым воинам.

В отдалении от замка на небольшом холме располагался белый шатёр, рядом с ним на высоком флагштоке тяжело колыхалось огромное знамя. На его чёрном полотнище был изображён какой-то красный зверь, какой, непонятно. Около шатра находилась группа людей в серебристых доспехах, очевидно, — это были предводители нападающей стороны. Они также жестикулировали, отдавали команды подъезжающим и спешно уезжающим всадникам.

Осада, конечно, впечатляющее зрелище, но лучше наблюдать её со стороны, на определённом отдалении, чем мы некоторое время и занимались, испытывая к происходящему естественный и неподдельный интерес. Его, впрочем, не разделяла ГРАФИНЯ.

— Сир, надо что-то делать! — тревожно и нервно воскликнула девушка.

— Понятно, что надо! — спокойно и важно ответил я. — Но, прежде всего, необходимо определить диспозицию, выработать тактику и стратегию. Главный вопрос, — как нам избежать больших потерь!? Я имею в виду не наши потери, а потери со стороны противника. Зачем мне лишние жертвы, я ведь всё-таки незваный гость на этой земле. В отношении Второго Острова у меня имеются далеко идущие планы. Ни к чему мне сразу вот так портить свою репутацию, абсолютно ни к чему… К тому же на нас никто не нападает, и ГРАФ мне не союзник и не находится под моим покровительством. Я пока только собираюсь быть его гостем. Логично, ГРАФИНЯ!?

— Конечно, логично, Сир. Но бывают такие ситуации, когда логика не к месту, совсем не к месту! К чёрту логику! — нервно ответила девушка.

— Кстати, замок-то укреплён довольно неплохо, — задумчиво и меланхолично произнёс я. — Для его взятия у нападающих явно недостаточно сил, подкрепления им ждать пока не откуда. Подождём, ГРАФИНЯ, подумаем, проанализируем ситуации, примем окончательное решение.

— Его Величество прав, ГРАФИНЯ. Незачем пороть горячку, подождём немного, подумаем…, — басовито и благодушно вторил мне БАРОН.

Наступило кратковременное молчание. Его, со слезами на глазах, снова прервала ГРАФИНЯ:

— Да что же это такое! О чём тут думать, Сир!? Сейчас начнётся штурм, произойдёт настоящая резня, погибнут люди, в опасности мой дядя, другие мои родственники. Кстати, погибнут не только они. Вы же заботитесь обо всех людях, которые находятся перед Вами, и с той и с другой стороны, не правда ли? Ну, сделайте же что-нибудь!

— Дорогая моя! Война есть война. Жертвы на ней неизбежны. Да, кстати, ведь нам ещё неизвестно, кто развязал эту войну, кто здесь прав, а кто виноват. Ситуация мне совершенно пока не понятна. Следует в ней разобраться, вдумчиво осмыслить её, — лениво произнёс я.

— Что же, Сир, мне придётся вступить в схватку одной! — девушка заплакала навзрыд и крепко сжала поводья коня.

— Ну, ладно, ладно! — нахмурился я. — Ох, уж эти женские слёзы! Ненавижу их!

Я досадливо поморщился, задумчиво посмотрел на высокое небо. Его чело было по-прежнему ясным и синим, не озабоченным ни одним облачком-морщинкой. Белоснежные вершины гор невесомо, чисто и хрустально высились над землёй. Там, — на высоте и в вышине, всё было тихо, мирно, спокойно. Я с трудом и обречённо опустил свой взор вниз, на грешную землю, устало произнёс:

— ГРАФИНЯ, оставайтесь на месте, организуйте на всякий случай оборону, а мы с БАРОНОМ отправимся на переговоры. БАРОН, приготовьте для этой цели всё, что положено, сделайте всё, как надо! Как должно было быть приготовлено и организовано то, о чём я говорил, мне было неизвестно, но я всецело положился на старого вояку. БАРОН не обманул моих ожиданий, быстро сколотил делегацию. Кроме нас двоих, в неё вошли десять самых статных воинов, облачённых в тяжёлые боевые матовые доспехи. Они сидели на десяти могучих вороных конях. Кроме этого, передо мною предстали: герольд в алом кафтане на грациозном белом коне, два трубача в красном с длинными трубами на перевязях, восседающие на каурых маленьких лошадках, а так же три знаменосца в лёгких сияющих доспехах на гнедых статных жеребцах.

Неплохо, совсем неплохо! Знаменосцы держали в руках стяги с гербами новоявленного КОРОЛЯ, то есть меня, а также ГРАФИНИ и БАРОНА. Ах, как это всё торжественно и красиво! Восторг охватил и переполнил мою душу. Ну что же, пора в путь. Процессия двинулась в сторону лагеря нападающей стороны. Погода стояла великолепная, небо навалилось всей своей необъятной, невесомой и вечно девственной синевой на вечно грешную, серую и тяжёлую землю. Прямо нам в лица дул лёгкий прохладный ветер, доносящий угасающую, но ещё ощутимую свежесть далёких ледников.

Впереди клином ехали три знаменосца. Их доспехи сверкали на солнце, слепя глаза. Флаги тяжело колыхались на ветру, который, вдруг, словно по чьей-то неведомой команде, усилился. Далее на слегка пританцовывающих лошадях двигались герольд и трубачи, за ними — мы с БАРОНОМ. Процессию замыкали десять мрачных рыцарей с поднятыми копьями, следующие в колонне по двое.

Конь подо мною был какой-то редкой в этих краях породы: рослый, длинноногий, с изящной шеей, с маленькой головой, с роскошными хвостом и гривой, светло-песочной масти. Очень резвый скакун. Его мне сразу после нашего знакомства, видимо, в порыве чувств, подарила ГРАФИНЯ. Потом она, как я заметил, об этом несколько жалела, но подарок есть подарок. Жеребец был с норовом, никого, кроме ГРАФИНИ, к себе не подпускал, но к удивлению всех ко мне быстро привык, с удовольствием принимал лакомства из моих рук и даже стал откликаться на придуманное ему мною имя — БУЦЕФАЛ.

Почему имя оказалось именно таким? Не знаю… Всплыло оно как-то неожиданно из-под сознания, вот и всё. БУЦЕФАЛ, БУЦЕФАЛ… Верный конь Александра Македонского, Александра Великого… Кто он такой, этот Александр, когда и где жил, чем был велик? Ах, эта пустота в голове! Пустота, — мерзкая, злобная и стервозная подруга моего убогого разума-инвалида!

И так, — подо мною БУЦЕФАЛ. Одет я в длинный чёрный плащ с капюшоном, под ним простая белая рубаха, перепоясанная широким поясом. На нём висит длинный кинжал в инкрустированных драгоценными камнями ножнах, так, на всякий случай. Штаны из мягкой серой кожи, высокие чёрные сапоги. Мой обычный в последнее время наряд. Просто, скромно и со вкусом… Правда, под рубахой скрывается тонкая, но чрезвычайно прочная кольчуга от мастеров Первой горы, снова же, так, на всякий случай. К седлу приторочен ПОСОХ. Я иногда слегка касаюсь его коленкой. ПОСОХ начинает теплеть и вибрировать, словно заводит со мною какой-то пока непонятный мне разговор.

ЗВЕРЬ, почти неуловимый для взгляда, скользит справа от меня, я с трудом, но различаю в пространстве его размытый дымчатый силуэт, созерцание которого вселяет в меня уверенность в собственных силах и рождает надежды на светлое будущее.

БАРОН едет рядом с важным и скучающим видом. Тяжёлые доспехи его сияют и скрипят, на шлеме развевается красный плюмаж, в левой руке — щит, на щите — фамильный герб БАРОНА. Конь под ним — вороной и огромный, сам БАРОН — косая сажень в плечах. Какой красавец, какой вояка! Рядом с ним я, очевидно, выгляжу несколько блекло, но что Королю до дешевых эффектов, у меня другие атрибуты значимости в этом суетном мире!

Делегация наша со стороны, видимо, выглядит весьма неплохо. Развевающиеся знамёна, блеск доспехов, да к тому же по мере приближения к лагерю противника наши герольды стали с таким ожесточением дуть в свои длинные трубы, что не услышать их мог только самый мёртвый из всех мертвецов, существующих на том и на этом свете.

Очень скоро нас заметили, лагерь всполошился, люди у шатра обратили на нас свои взоры. Видимо, заинтересовались нами и в замке. На его стенах и башнях так же возникло какое-то оживлённое движение. Со стороны лагеря донёсся мощный и протяжный звук рога, который, очевидно, призывал к остановке войск, так как неумолимо накатывающиеся на замок колонны медленно, словно нехотя, сначала приостановили своё движение, а потом замерли на месте. На стенах замка из-за бойниц появилось множество голов в шлемах. Все воины, как и находившиеся на башне их предводители, с видимым интересом рассматривали нашу делегацию.

Мы остановились за пару сотен шагов до шатра, расположились на небольшом холме, с которого прекрасно были видны и лагерь, и крепость, решили немного подождать.

Между тем в природе что-то происходило. Ветер почти стих, небо — этот тонкий прозрачный сосуд с чистой и чуть голубоватой водой, неожиданно стал наполняться тяжёлыми тёмно-серыми кляксами-тучами, как будто кто-то кинул в него горсть грязи из лужи. Стало как-то тревожно и неуютно. Погода менялась стремительно, прямо на глазах, что, впрочем, часто бывает в предгорьях и в горах. Мы терпеливо и неподвижно стояли на одном месте, удивлённо и с определённым беспокойством созерцая неожиданные небесные метаморфозы.

Противник долго ждать себя не заставил. К нам быстро приближалась пара десятков всадников. Впереди, как и положено, ехал знаменосец в лёгких доспехах на белом коне. В руке он держал уменьшенную копию того флага, который развевался перед шатром. Я внимательно пригляделся к нему. Зверь оказался обыкновенной красной кошкой с длинным хвостом. За знаменосцем следовал рыцарь в сверкающих доспехах с гербом на щите, над его шлемом развевался роскошный белый плюмаж, на плечи был накинут белоснежный плащ. Вслед за ним, отставая на несколько шагов, скакали тяжеловооружённые рыцари в матовых боевых доспехах.

— Представьтесь, господа! — прокричал рыцарь в белом, останавливаясь в паре десятков шагов от нас.

Наши славные трубачи подняли свои длинные трубы к небу и родили на свет такие звуки, от которых все кони с обеих сторон нервно затанцевали под всадниками. Что же делать, у БАРОНА не было достаточного времени для отбора достойных и обучения их умению пользоваться этими нехитрыми инструментами. Хорошо хоть сами трубы нашлись случайно в обозе. БАРОН убедил меня, что без труб мы обойтись никак не сможем. Не будет той торжественности и величественности, которые положены КОРОЛЮ! Я поколебался, но возражать не стал. Может быть, так оно и надо…

После наступления тишины рыцарь в белом облегчённо поморщился, я сделал то же самое. БАРОН был явно доволен произведённым эффектом, хотя и казался неподвижно застывшей, равнодушной ко всему железной глыбой на своём могучем коне, который, кстати, единственный никак не прореагировал на эти адские звуки. Впрочем, БУЦЕФАЛА они так же не особенно взволновали. Он и до этого не мог спокойно стоять на месте: пританцовывал, выгибал свою чудесную шею, фыркал, размахивал роскошными гривой и хвостом.

Вперёд выступил наш славный герольд. Он развернул перед собой свиток с наспех составленным мною текстом и неожиданно зычным и выразительным голосом, без запинки произнёс:

— Уважаемые господа! Перед вами — Его Величество, Король Третьего Острова, который следует с неофициальным визитом к Его Величеству, Королю Второго Острова!

Я слегка тронул БУЦЕФАЛА, который, по-прежнему, пританцовывая, грациозно и легко вынес меня вперёд. Воцарилась гробовая тишина, покоящаяся на глубоком удивлении и недоумении.

Ветер слегка усилился. Тучи неторопливо заполнили чрево неба почти до предела. Застывший до этого тёплый воздух, несмотря на ветер, стал невыносимо душным. Вот-вот небо разрешится грозой, громом, мощным проливным дождём.

Вдруг герольд громко продолжил:

— Сопровождают Его Величество и находятся под его покровительством Графиня Первой Провинции Первого Острова и её вассал — Первый Горный Барон Первого Острова! Графиня, по понятным причинам, здесь не присутствует! БАРОН перед вами.

БАРОН, лязгая доспехами, тяжело выдвинулся вперёд и подъехал ко мне.

— Теперь представьтесь вы, господа! — зычно и уверенно прокричал глашатай.

«Какой, однако, молодец, надо будет запомнить этого парня и наградить», — подумал я. — «И вообще, он мне явно пригодится на пути моих будущих великих свершений. Боже мой, что за очередной бред я несу! Какие свершения? Мне бы разобраться с самим собой, понять, кто я такой! Великие свершения… Или они всё-таки действительно будут? Собственно, а почему бы и нет? Мой бред с каждым разом всё больше и больше грозится осуществиться наяву, превратиться в реальность, вот что интересно!».

— Я — Маркиз Первой Провинции Второго Острова, союзник Герцога Второй Провинции этого Острова. Как видите, совместно с ним веду осаду замка Графа Третьей Провинции, — с некоторым запозданием наконец представился всадник в белом. — ГЕРЦОГ должен вот-вот прибыть с дополнительными силами для закрепления нашей будущей блистательной победы. Кстати, господа, не встретился ли он вам по пути?

— Встретился, ещё как встретился… Я думаю, что он появится не скоро, — с глубокой скорбью в голосе произнёс я, откинув капюшон и снова слегка тронув коня. — Но не беспокойтесь, с ним ничего страшного не случилось. Он, знаете ли, не высказал мне должного почтения, за что и поплатился. Но он жив, жив, не волнуйтесь. Я его помиловал и отпустил с миром. Вы с ним еще встретитесь, но попозже.

Снова наступила тревожная и напряжённая тишина. Некоторое время МАРКИЗ и его воины тяжело, недоверчиво и подозрительно разглядывали меня. Наконец МАРКИЗ нарушил общее молчание. Он вдруг произнёс с искренним восхищением и с нескрываемой завистью:

— Ах, какой, однако, у вас конь, сударь! Очень хорош! Нет, я неправильно выразился. Он великолепен! Никогда не видел такого скакуна!

— Благодарю, сударь. Мне он тоже нравится. Не конь, а огонь! Самый настоящий зверь! То, что подобает КОРОЛЮ, не подобает простому смертному. Кстати, обращайтесь ко мне сообразно моему титулу.

В ответ МАРКИЗ раздражённо усмехнулся:

— Вы знаете, сударь, а я вам не верю. Вы неожиданно возникаете передо мною в этой глухомани с кучкой воинов, пусть даже хороших воинов, — он уважительно посмотрел на БАРОНА. — Устраиваете весь этот дешёвый спектакль, — он с ненавистью посмотрел на моих славных трубачей, — да ещё и утверждаете, что якобы покровительствуете двум моим врагам. Как-то всё это подозрительно. Очень подозрительно! Не знаю, что с вами делать…

МАРКИЗ задумался, поднял голову к мутному небу, словно ища там совета, потом ещё раз внимательно посмотрел на БУЦЕФАЛА.

— А что это за порода? Великолепный жеребец. Откуда он?

— Спасибо ещё раз, сударь, мой БУЦЕФАЛ действительно весьма не плох, — усмехнулся я. — Я предлагаю пока оставить эту тему в покое. Поговорим о лошадях попозже, в более спокойной обстановке. А по поводу моего королевского статуса не сомневайтесь и не беспокойтесь, он действительно мне принадлежит. Я просто стараюсь по некоторым причинам, насколько это возможно, сохранять состояние «ИНКОГНИТО». Давайте спокойно побеседуем, обсудим ситуацию.

— Не верю я вам, ни в какие переговоры вступать не буду. В силу того, что идёт война, а ГРАФИНЯ и БАРОН могут представлять для нашей с ГЕРЦОГОМ коалиции серьёзную опасность, они подлежат немедленному пленению. Ну, а с вами мы разберемся самым серьёзным образом, ваше, так называемое, величество! Разберёмся немного попозже, после взятия замка. Кстати, вы несколько отклонились от намеченного вами маршрута в Столицу, значительно отклонились, мой бедный Король! Что вы делаете в этом захолустье? Да, сир, кстати, а где ваш могучий АНТР? Эх, вы, горе-государь!

Последние слова были сказаны с такой издевкой, что у БАРОНА желваки, как жернова, заходили по скулам. Он сжал рукоять меча своей мощной лапой, закованной в чешуйчатые металлические перчатки, приподнялся было в седле, но в этот момент я спокойно сказал ему:

— БАРОН, право, стоит ли растрачивать вашу драгоценную энергию по малейшему пустяку на всяких никчёмных типов?

— О чём это вы, сударь!? Это я, что ли, — пустяк? Это я, что ли — никчёмный тип!? — обиделся МАРКИЗ.

Его воины схватились за мечи, натянули поводья лошадей.

— Я говорю действительно о вас, МАРКИЗ, о вас, — скорбным голосом устало произнёс я. — Как мне всё это надоело! У вас с ГЕРЦОГОМ что, имеется особый пунктик по поводу пленения иностранных подданных? Нехорошо, однако, милейший! А как же Основной Закон? Что касается АНТРА…

МАРКИЗ грубо и нервно прервал меня:

— Так, сударь! За свои непочтительные слова в мой адрес вы ответите! Я даже не буду вызывать вас на поединок, великая для вас честь. Ну, а что касается Закона, то вам ли, какому-то проходимцу, рассуждать о нём? Закон на этой земле — я, судья — я, приговор выношу я, а за моей спиною находится исполнитель этого приговора, — моя непобедимая армия. Война диктует свои особые, военные законы, они значительно отличаются от тех, которые действуют в мирное время.

МАРКИЗ снова поднял голову и так же, как недавно и я, удивлённо посмотрел на небо. Оно всё уже было заполнено чёрными тучами, ветер крепчал.

— БАРОН, а почему вы в одиночестве, без вашей госпожи? Этот проходимец не в счёт. Говорят, ГРАФИНЯ, — редкая красавица, я бы хотел в этом убедиться лично.

БАРОН набычился, напрягся и хотел что-то сказать, но я опередил его.

— Да что же это вы все о ГРАФИНЕ, да о ГРАФИНЕ!? Бог с ними, с бабами, да с лошадьми! Решаются, знаете ли, судьбы мира, надо говорить об этом! Так вот, рассуждения о Законе, подобные вашим, я уже недавно кое от кого слышал. От ГЕРЦОГА… Но он, знаете ли, после непродолжительного спора со мною переменил своё мнение и даже извинился. Вы представляете ГЕРЦОГА извиняющимся?

— С трудом, — усмехнулся МАРКИЗ.

— Ну, вот видите, с какой это стати он стал бы извиняться перед каким-то проходимцем!? Что касается маршрута моего движения, то я нахожусь на вашем Острове, так сказать, с неофициальным визитом и у меня имеются свои планы, обсуждать которые не вашего ума дело. Пожалуй, хватит дискуссий. Предлагаю вам прекратить осаду замка, так как я беру ГРАФА под своё покровительство. Давайте разъедемся и чуть попозже продолжим переговоры. А что касается АНТРА, то было бы глупо и опасно для всех выставлять его перед вашим взором. Вы же представляете, какие возможны последствия. Но, если вы так жаждете его увидеть, то…

МАРКИЗ снова резко и грубо прервал меня:

— Хватит, молчать!

Лицо его налилось кровью, рука метнулась к мечу и он, видимо, уже был готов отдать команду нас схватить, но, посмотрев на БАРОНА и моих мрачных рыцарей, воздержался от неё. Силы были почти равны, а с учётом БАРОНА с нашей стороны противник явно нам проигрывал.

— Какой вы, однако, нервный, — спокойно произнёс я, чувствуя, что дальнейшие мирные переговоры у нас вряд ли получатся, и от этого входя в какой-то лёгкий кураж. — Да, собственно, и ГЕРЦОГ такой же. Я понимаю, — плохая наследственность, возможно, даже кровосмешение, трудные детство и юность, интриги, сплетни, борьба за наследство, явное чрезмерное употребление алкоголя, плохой сон, вон какие мешки и тёмные круги под глазами в вашем-то возрасте. А ещё нездоровое питание, да, очевидно, и половые излишества, а то и извращения. Оргии, возможное проявление скрытых до поры до времени гомосексуальных наклонностей, комплексация по этому, да и ещё по каким-то поводам, неразделённые чувства, периодические депрессии, и вот, — такой печальный результат!

Я успокоил гарцующего подо мною БУЦЕФАЛА, с какой-то непонятной пока мне самому внутренней тревогой посмотрел на клубящиеся над головой тучи и с насмешкой продолжил, входя в ещё более злой раж:

— Поменьше нервничайте, крайне полезна медитация. Больше надо есть свежих овощей, пейте в умеренных количествах красное сухое вино, оно повышает жизненный тонус. Мёд, орехи, растительные масла, томатный сок и, конечно же, — чеснок! Без него никак нельзя, без него, — ранняя и беззубая смерть! Да, и как можно больше физических упражнений! Война вам противопоказана. Что такое война? Перемещение больших масс народа туда — сюда с целью убийства как можно большего количества индивидуумов. Убийство — это всегда определённый стресс, да еще на фоне недостатка движения. Конечно, солдаты совершают достаточное количество движения для поддержания хорошей физической формы, а значит и здоровья. Но вы-то, вожди! О вас этого не скажешь. Почти никакого индивидуального движения. Кресло или барабан, потом седло или карета, кровать, снова кресло и так далее. Ну, встряхнётесь раз в полгода на балу, а потом снова — кресло или барабан, седло или карета, кровать, а потом снова кресло и тому подобное. На этом фоне, конечно же, неминуемо обжорство, наращивание не мышечной, а жировой ткани. А вот я вам скажу, физкультура…

Какую реальную пользу приносит физкультура изношенным организмам вождей, мне договорить не дали.

— Что за ахинею несёт этот идиот! Да он над нами просто издевается! Схватить, повесить, распять, четвертовать, на кол его! — брызгая слюной заверещал МАРКИЗ.

Его воины сделали было определенноё движение в нашу сторону, но как — то нерешительно и неуверенно. Все они с явной опаской смотрели на БАРОНА, который с лязгом опустил забрало шлема и совершенно бесшумно вытащил меч из ножен. О, как! Оказывается, БАРОН пользуется повсюду огромной популярностью!

Мои рыцари быстро выдвинулись вперёд, образовали передо мною редкую, но, тем не менее, прочную стальную цепь. Все застыли в напряжённом ожидании дальнейших событий.

— Да хватит визжать! — гаркнул я в сторону МАРКИЗА. — Во-первых, определитесь, как меня казнить. Подозреваю, что все упомянутые вами способы моего возможного умерщвления применить одновременно не получится. Во-вторых, возьмите себя в руки. Из вас переговорщик, как из меня пианист. В-третьих, давайте всё обсудим спокойно. Я смертельно устал после долгой и тяжёлой дороги, хочу принять горячую ванну, выпить пару бокалов хорошего красного вина, желательно, игристого. Да, и не забудьте о прекрасных и страстных девах, алчных до любви. Вот, собственно, пока и всё. А какого чёрта, уважаемые, вы ещё до сих пор находитесь на лошадях, в сёдлах?

МАРКИЗ и его воины после моих слов застыли, превратившись в стальные изваяния. Даже их лошади перестали трясти хвостами и фыркать. Пауза явно затягивалась…

— А где же мы ещё должны быть, как не на лошадях? — неожиданно спокойно произнёс МАРКИЗ, — ваше, так называемое, величество! А вы довольно забавный малый. Знаете, о пользе физкультуры мы поговорим попозже, в самых мрачных и глубоких казематах моего замка. Думаю, разговор будет интересным и содержательным. Компанию нам составит ещё один собеседник, — великий физиолог, большой знаток анатомии и различных особенностей человеческого тела. Да, по поводу лошадей! Почему это мы должны покинуть наших бессловесных, но преданных нам боевых товарищей?

— Ну вот, — это же совершенно другое дело! Один покой гораздо лучше тысячи беспокойств. Вы, сударь, вместе со своими людьми должны быть не на лошадях, а рядом с ними, на земле. Покидать их полностью вовсе не обязательно, держите их за уздечки. Вам просто необходимо выразить подобающее мне уважение, и только. Так следует вести себя воспитанным и благородным дворянам в присутствии КОРОЛЯ. Кто же вас воспитывал? Очевидно те же самые лица, которые занимались и воспитанием ГЕРЦОГА? Им должно быть стыдно за вас. Только в положении стоя, отвесив глубокие поклоны, вы можете в полной мере выразить своё почтение, полагающееся моей персоне. Я действительно КОРОЛЬ, не сомневайтесь, я вам могу доказать это в любую секунду. Но есть одна закавыка. Кони… Их следует куда-нибудь отвести от греха подальше. Сами понимаете, АНТР им категорически противопоказан. Он…

— Взять их! Сигнал, сигнал! — снова сорвался на визг МАРКИЗ.

Один из воинов поднёс к губам рог, дважды в него протрубил. В лагере поднялась суматоха, к нам галопом направился большой отряд тяжёлой конницы. Вскоре я уже чётко видел стремительно приближающихся всадников: матовые доспехи, опущенные забрала, копья и мечи в руках. Их было не меньше сотни.

Ну, вот и пришёл черёд ЗВЕРЯ! Этим и должно было всё закончиться. Собственно, при большом желании я мог, конечно, совладать с ситуацией, смягчить её, не доводить до крайности, но мне почему-то этого делать не хотелось. Что-то мне подсказывало, что необходимо второй раз эффектно продемонстрировать свои силы и возможности. Это должно пригодиться мне в будущем.

— Спешиться, отпустить лошадей, всем назад! — крикнул я своим людям и спешившись сам, хлопнул БУЦЕФАЛА по боку.

Он, не теряя грациозности, легко поскакал к нашему лагерю. Ах, какой конь, какой умница, какой красавец!

Далее события происходили, как принято это говорить, — словно при замедленной съёмке. Я увидел в трёх-четырёх десятках шагов от себя стальную конную лаву, дорогу которой преградила жидкая цепочка моих воинов во главе с БАРОНОМ. Он крутил перед собою гигантский меч, который, словно струя холодного пламени, прорезал клубящийся и сгущающийся вокруг мрак. Я вдруг почувствовал какую-то пока неведомую, но страшную опасность, угрожающую мне сверху, с неба.

Я крепко, двумя руками сжал ПОСОХ, собрал все силы в кулак, сконцентрировался и громко закричал:

— ЗВЕРЬ!!!

Небо надо мною вдруг не выдержало копившейся в нём энергии. Оно разродилось ею со страшной силой, выплеснув из своего чрева огромную массу воды. Ураганный ветер расщепил её на миллиарды мелких струй, переплёл хаотично друг с другом, безжалостно вбил в почву, трансформируя её в сплошное месиво. Гигантская ослепляющая молния неожиданно пронзила небо и ударила вниз, в землю, недалеко от меня. Гром мощно встряхнул мироздание. Всё вокруг задрожало, заходило ходуном, земля превратилась вдруг в тёплую смолу, стала сначала уползать из-под ног, а потом вспучиваться и холодно кипеть.

Все события того вечера хаотично переплелись в моей голове. Я потом долго, с помощью соратников, вспоминал и анализировал их.

Помню, как ЗВЕРЬ то ли ещё до удара первой молнии, то ли одновременно с нею, мгновенно материализовался в двух шагах от меня. Шерсть его была вздыблена, она искрилась и пылала, из пасти по огромным клыкам текла слюна и тяжело взбрызгивалась пена, всё пространство вокруг заполнил ужасный страшный вой, воздух сгустился и завибрировал. Кровь застыла в моих жилах, кольчуга вдруг стала нагреваться, бедро обжёг кинжал. Потоки воды с неба с неимоверной бешеной силой продолжали истязать землю, которая неумолимо и покорно расплывалась под ногами.

ПОСОХ в моей руке вдруг раскалился, засветился ярким белым светом. Я перетёк в него, а он в меня, и мы стали единым целым, превратившись в плотный сгусток энергии. В свою очередь с небес полыхнуло нестерпимо ярко и мощно. Время застыло, мир вокруг трансформировался до неузнаваемости. Поток чудовищной энергии обрушился на меня, ослепил, оглушил. Он стал нереально медленно и крайне болезненно разрывать моё тело на мелкие куски. Я даже не успел услышать последующий за молнией мощный, сотрясший землю и небо, звуковой удар. Я просто знал, что он должен быть и, находясь на пике этого сумасшедшего ожидания, корчась от невыносимой боли, наконец-то рассыпался на миллион осколков, которые разлетелись по всей Вселенной в разные стороны.

Последнее, что каким-то непонятным образом запечатлело в памяти моё взорванное сознание, — прекрасное, печальное, неумолимо удаляющееся от меня лицо ГРАФИНИ. Потом я был поглощён чёрной, холодной, ужасной и спасительной тьмой.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мне снился странный сон. Я стою на краю высокого обрыва. Передо мною до горизонта раскинулось море, его штормит. Рядом стоит женщина. Я вижу её чётко, ясно, ощущаю её волнующий запах. Чёрные густые волосы, раскосые тёмные глаза, маленькая, но очень красивая грудь, словно выточенная из мягкого камня. Изящная тонкая талия и стройные ноги.

Совершеннейшая из совершенных, неотделимая от меня, вечная моя любовь. Радость, восторг, грусть, сожаление переполняют меня. Я пытаюсь обнять женщину, но она почему-то смотрит на меня с укоризной, ускользает в сторону, а потом вдруг делает шаг вперёд, к краю обрыва, бросает на меня печальный прощальный взгляд, и я понимаю, что он — последний. Я кричу: «Не надо!». Но ничего уже нельзя изменить. Женщина делает еще один шаг и молча прыгает вниз.

Боже! Я стою в страшном оцепенении, ужас захлёстывает мой разум, я пытаюсь что-то сделать, но ничего не получается. Моя голова, распираемая изнутри какой-то непонятной и злой силой, вот-вот взорвётся! Как тяжело! О, как невыносимо печально и горько!

— Ваше Величество, Ваше Величество!!! — неожиданно вторгся в мой сон или скорее всего в бред женский крик откуда-то извне, безжалостно развеивая волнующие и грустные видения в прах, неся облегчение, сожаление и освобождение.

Я с трудом открыл глаза. Ослепительный солнечный свет резанул по ним, словно остро заточенным лезвием. Я застонал, заморгал, попытался пошевелиться. С третьей попытки это у меня получилось. Я увидел над собою одно из самых совершеннейших и прекраснейших женских лиц из всех, которые мне довелось созерцать доныне. В первое мгновение мне показалось, что та самая женщина из сна чудесным образом последовала за мною в реальность, но потом я то ли с горечью, то ли с радостью, понял, что это совсем не она.

Надо мною склонилась моя милая ГРАФИНЯ. Её распущенные волосы, невесомо парящие в ореоле нестерпимо яркого солнечного света, защекотали мне нос и лоб. Я счастливо и легко засмеялся, чихнул. Как хорошо, всё-таки, жить на этом свете!

— Слава богу, он жив, жив! Будьте здоровы, Сир!

— А как же иначе, Миледи, ведь он бессмертен.

— КХА, КХА, КХА….

Первый голос принадлежал ГРАФИНЕ, второй — ПОЭТУ. Пса ни с кем не спутаешь. Я полежал, приходя в себя. Слабость, сковывающая меня невидимыми и прочными путами, с каждым мгновением стала отступать, и скоро я почувствовал себя намного лучше. Неведомое мною ранее ощущение неожиданного и сладостного прилива сил затопило меня, стало всё больше и больше нарастать. Я приподнялся, сел, опёрся на правую руку, тряхнул головой.

ЗВЕРЬ мгновенно оказался рядом, внимательно и пристально посмотрел на меня, приблизил свою тяжёлую башку к моей голове, глухо и довольно заурчал. Я ласково потрепал его по шее. Он, как всегда в таких случаях, удивленно выпучил янтарные глаза, потоптался на месте, поворчал о чём то о своём, не торопясь, отошёл в сторону и растворился, исчез во влажной траве, окатив её перед этим фонтаном мелких огненных брызг, слетевших с его густой шерсти.

ГРАФИНЯ стояла на коленях рядом со мною. Волосы растрёпаны, глаза мокрые, опухшие от слез, одежда в грязи. Тонкие руки нервно и хаотично мечутся перед моим лицом. Ах, ты моё солнце, радость моя, девочка моя! Я улыбнулся, пристально посмотрел ГРАФИНЕ в глаза. Она замерла. Свободной левой рукой я решительно притянул её к себе и скрепил наши уста страстным и долгим поцелуем. Аллилуйя любви, аллилуйя!!!

Сначала девушка вроде бы сделала какие-то нерешительные, робкие и протестующие движения, но потом расслабилась, замерла, затихла. Её губы были волнующе податливы, сладки, как тысяча бочек самого отборного и целебного весеннего мёда. Мы потерялись во времени и пространстве, вернее, полностью растворились в них. Какая-то полузабытая, скрытая до сего момента, неведомая, бурлящая, кипящая и могучая энергия вдруг стала переполнять меня, рваться наружу. Кровь мощно потекла по жилам, заиграла во мне, как добрая застоявшаяся брага, мышцы наливались силой и постепенно превращались в стальные канаты.

Я с некоторым трудом, но решительно оторвался от только что раскрытых передо мною врат рая, чуть отстранил девушку от себя, встал во весь рост, вдохнул полной грудью густой и чистый, как горный родник, воздух, галантно подал руку ГРАФИНЕ, в растерянности оставшейся сидеть на мокрой земле:

— Душа моя, и долгое ли время вы по мне горевали?

— Почти всю ночь и последующее за ним утро, Сир. Все говорили мне, что Вы мертвы, но я не верила. Я не верила, что всё может так глупо и бездарно закончиться, толком и не начавшись. Я не позволяла никому к Вам прикоснуться. Мне казалось, что Вы должны ещё чуть-чуть полежать, отдохнуть, восстановить силы. Вы понимаете? Я оказалась права! Ну и что, что молния, подумаешь, молния! — навзрыд заплакала девушка.

Я крепко и нежно обнял её, слился с её телом во всепоглощающем объятии. Ах, как хороша, ах, как желанна! Бедная моя, милая моя, любимая моя!!!

Вдруг я услышал невдалеке зычный голос БАРОНА:

— Ваше Величество, Ваше Величество! Слава богу! Вы живы, невероятно, Мой Король!

БАРОН, весёлый и жизнерадостный спешил ко мне. Он, к моему удивлению, в этот раз не нёс на себе тяжёлые и привычные доспехи. Одет он был в просторный серый балахон, простоволос, слегка пьян. Старый воин скользил по грязи, перешагивая через трупы людей и лошадей. Я только сейчас обратил на них внимание. Ими было густо усеяно подножие холма, на котором я стоял, а дальше вокруг лагеря и вблизи замка они встречались значительно реже.

Молодец, ЗВЕРЬ, уничтожил угрожающий мне конный отряд, но не стал продолжать своё кровавое дело, идти дальше, видимо, не решился оставить меня одного. А те другие трупы и слегка шевелящиеся тела вдалеке, — это, видимо, скорбные последствия осады.

БАРОН, тяжело дыша, приближался к нам. Глаза его сияли. Наконец воин оказался рядом. Он, порывисто раскинув руки, бросился ко мне, но потом заколебался, приостановился в нерешительности.

— Ах, дружище, как я рад тебя видеть! — сжал я от всей души его в своих объятиях.

БАРОН вдруг захрипел:

— Ради бога, Сир! Видимо молния сделала Вас ещё более сильным!

— Да что это за молния!? Все о ней толкуют, а я никакого понятия не имею, — нахмурился я.

— Извините, Сир, — вежливо вмешался в разговор скромно и тихо стоявший невдалеке ПОЭТ. — В Вас действительно ударила молния. Это было ужасное и, в то же время, грандиозное зрелище! Я, как естествоиспытатель, получил от него не только и не столько огромное удовольствие, как кое-что другое.

— И что же? — криво улыбнулся я.

— Сир, у меня возникла масса вопросов! Очень интересно, чрезвычайно интересно! О, извините, удовольствие я, конечно, получил не от того, что молния в Вас ударила, а от самого этого удивительного природного явления! Какое было великое и страшное зрелище, какая мощь и сила! Поразительно! А Вы, а ПОСОХ! Невероятно!!!

Поток красноречия ПОЭТА пришлось прервать, так как я увидел недалеко от нас небольшой походный столик, на котором находились кувшин и кружки. Около него стояли складные стулья.

— Давайте помолчим пару минут! — сказал я. — Как говорится, — в ногах правды нет. Присядем. Мне надо срочно промочить горло.

Мы расселись вокруг стола, я жадно сделал несколько больших глотков прямо из кувшина. Там, к моему глубокому разочарованию, оказалась всего-навсего прохладная вода. Ну и то неплохо.

— Так вот, Сир, — с энтузиазмом продолжил свой рассказ Поэт. — После отбытия Вашей делегации забрались мы с ГРАФИНЕЙ на самую высокую повозку и стали наблюдать, как Вы выполняете свою миссию. Зрелище было впечатляющим: небо пронзительно голубое, но постепенно меняющее свой цвет перед неожиданным приближением грозы, Ваши знамёна тяжело развеваются на усиливающемся ветру, доспехи свиты сверкают на солнце, трубачи трубят во всю мощь своих лёгких, смятение и суета в лагере и в замке! И это всё на фоне далёких белоснежных гор! Меня охватил такой подъём! Я ещё подумал, что стоит сразу же и немедленно приступить к созданию Поэмы, так как вдохновение, знаете ли, — это крайне капризная девица со сложным характером, она приходит к нам не так уж и часто. И порой очень быстро уходит…

— Извините, милейший, — мягко, но решительно прервал я ПОЭТА. — Тема для Поэмы и тема для краткого реалистичного рассказа, — это совершенно разные вещи. Нельзя ли несколько конкретизировать ваше увлекательное повествование? Поменьше эмоций, побольше фактов. Да, я действительно заказал вам Поэму, посвящённую нашему путешествию. Произошедшая недавно э…э…э… битва, надеюсь, будет в ней достойно отражена. Но это потом, как-нибудь попозже, в более спокойной обстановке. А сейчас, пожалуйста, к сути вопроса, покороче!

— Да, конечно, конечно, Сир… Так вот, мы некоторое время наблюдали за Вашими переговорами с рыцарем в белом, потом увидели, как к холму приближается конный отряд, очень забеспокоились. Затем разразилась эта ужасная гроза, начался ливень. Ваша свита в десятке шагов от Вас во главе с БАРОНОМ заняла оборону, рядом с Вами внезапно возник АНТР. В это время ударила первая молния, она пронзила землю недалеко от Вас. Разряд и последующий за ним гром были очень мощным, всё вокруг задрожало, загудело, затряслось. Вы стояли с ПОСОХОМ один на холме. Мне даже показалось, что Вас окружает какое-то сияние. ЗВЕРЬ ужасно завыл, воздух как-то странно, зубодробительно завибрировал. Вы мне не поверите, но зубы у меня действительно залязгали, волосы встали дыбом, клянусь, первый раз в моей жизни, это факт, а не аллегория.

— Ну, ну, и что же было дальше? — с жадным интересом спросил я.

— Так вот, Сир, — продолжил ПОЭТ. — Конники в это время уже смяли отряд БАРОНА, но дьявольский вой ЗВЕРЯ внёс в их ряды страшное смятение. Кто-то оказался на земле, кого-то куда-то понесли лошади. Пара-тройка десятков спешившихся воинов попыталась всё-таки добраться до Вас, надо отдать должное их храбрости, но не безрассудству. ЗВЕРЬ молниеносно с ними, идиотами, расправился. Жуткое было зрелище! Латы рвались, как бумага! Головы, руки, ноги отделялись от туловищ, кишки вылетали из разодранных животов, кровь била фонтанами! Вопли, проклятия, стоны! Ужасно, невероятно, грандиозно!

Во время этого довольно реалистичного повествования моего Летописца, точнее, на самом его пике, раздался какой-то булькающий звук. Это бледная, как предрассветная дымка, ГРАФИНЯ пыталась сдержать рвоту.

— О, Ваше Сиятельство, извините! — смутился ПОЭТ.

— А что же было со мною? — нетерпеливо спросил я.

— Как видите, Сир, наша милая дама созерцала события, описанные мною, и может всё подтвердить Ну, а потом она потеряла сознание и упала с повозки, слава Богу, вполне удачно, ничего себе не повредила. Что касается Вас, Сир… В какой-то момент ударила вторая молния. Она была мощнее первой, и у меня вдруг возникло ощущение, что обе они хотели попасть в Вас, или, вернее, кто-то ими хотел попасть именно в Вас, и в никого другого. Последнее предположение конечно нелепо, совершенно фантастично и не выдерживает никакой критики. Кто может управлять молниями? Только Бог! Но ведь его нет!

— Что!? Ах, ты червяк! — пробасил БАРОН и, схватив рассказчика за грудки, вдруг с лёгкостью поднял его над собою и так встряхнул ПОЭТА, что у того громко щёлкнули челюсти.

Неизвестно что бы случилось с новоявленным атеистом, если бы я решительно не пресёк действия БАРОНА. Я быстро перехватил его ручищи, вырвал из них ПОЭТА и поставил его на землю.

— Господа, давайте оставим на потом тему Бога и возможные в связи с этим выяснения отношений. Сейчас меня чрезвычайно интересует рассказ ПОЭТА. Я хочу дослушать его до конца. И так, продолжайте, безбожник вы наш.

Бледный ПОЭТ дрожащими руками поправил свои растрёпанные волнистые кудри и слегка охрипшим голосом продолжил:

— Так вот… Первая молния, если можно так сказать, промахнулась, а вторая попала прямо в Вас, Сир, вернее не в Вас, а в Ваш ПОСОХ. А точнее, она ударила в Вас, но мгновенно как бы перетекла в ПОСОХ. Это трудно сейчас точно и полно описать, объяснить словами, но было примерно так. Всё вокруг поглотила страшная световая вспышка, раздались ужасные грохот и треск, земля как бы стала куда-то уползать из под ног, потом вздыбилась, моя повозка перевернулась, сам я отлетел в сторону, сильно ударился обо что-то головой, потерял сознание. Но перед этим я успел услышать дикий вой АНТРА. Это было ужасно!

ПОЭТ дрожащими руками взял со стола кружку с водой, выпил её одним махом, а потом, успокоившись, продолжил повествование.

— Через некоторое время я очнулся, заполз под какую-то другую тяжёлую повозку, кажется, в ней была казна, и находился там до раннего утра. Передвигаться за её пределами было невозможно, дождь стоял стеной, ветер сбивал с ног, мгла окутала всё вокруг зловещим, мистическим, чёрным покрывалом, рождающим ужас и отчаяние!

— И долго длилось это состояние природы? — задумчиво спросил я.

— Довольно долго, Сир, как я сказал, почти до раннего утра, до начала восхода солнца, — сказал ПОЭТ. — Дождь и ветер, наконец, прекратились, наступил тихий и чистый рассвет. Я отыскал ГРАФИНЮ, мы вместе пошли искать Вас, долго бродили по полю, наконец, нашли. Вы находились в ужасном состоянии: лежали весь в копоти и в грязи в большой чёрной воронке. В руках Вы сжимали ПОСОХ, который был, как ни странно, абсолютно невредимым, чистым и сухим. Под Вами же растеклась лужа крови. В Вас я не обнаружил ни малейших признаков жизни, — ни пульса, ни дыхания. Я несколько раз их проверил, ведь я же ещё в некотором роде и врачеватель. Вы, Сир, уж простите меня, были совершенно мертвы! Абсолютно мертвы! Но всё же каким-то образом воскресли! По этому поводу могу высказать ряд предположений. Во-первых…

— Давайте подождём с предположениями, закончим с фактами, — прервал я рассказчика. — А вообще, всё это чрезвычайно интересно, очень необычно и неожиданно. Теория о моём бессмертии воплощается на практике. Ладно, и что же было дальше?

— Дальше? — вздохнул ПОЭТ. — ГРАФИНЯ всё время была рядом с Вами, твердила, что Вам надо отдохнуть, поспать. Вела себя, извините, как сумасшедшая. Что Вы хотите, женщины… Рядом с Вами также находился АНТР, вернее, ЗВЕРЬ. Сидел спокойно, никого вроде бы и не трогал. Почему-то он на ГРАФИНЮ не обращал никакого внимания. Странно… Ну, Вы понимаете, что несмотря на внешнее спокойствие ЗВЕРЯ к Вам никто приблизиться не посмел. Ближе к полудню ЗВЕРЬ вдруг схватил Вас за рубаху и вытащил из воронки, позволил затем ГРАФИНЕ и мне Вас хоть немного обмыть, или, извините, вернее, помыть. Мы это сделали, привели, простите, Ваше совершенно бездыханное тело в более-менее приличное состояние. А края той воронки вдруг через некоторое время обвалились, стала она по консистенции, извините за выражение, как отхожее место. Странно, непонятно всё это. Получается, что ЗВЕРЬ предвидел данное событие. Как? Каким образом? А молнии? Что это такое, всё-таки, было? Не понятно, абсолютно ничего не понятно!

— Ах, сколько происходит непонятных и странных вещей в этом мире, мой друг! — печально вздохнул я. — Продолжайте же.

— Так вот, Сир, оставались бы Вы в этой воронке, так там бы и погибли, утонули. Но, с другой стороны, Вы и так были долгое время мертвы. Как может утонуть, умереть, извините, мертвец!? Вот что я думаю по этому поводу. Честно говоря, ни в какое бессмертие я никогда не верил. Всё это выдумки, сказки, мифы… Но случай с Вами меня глубоко поразил и заставил задуматься. Неужели бессмертие действительно существует!? Но это противоречит всем известным законам природы! Постойте, постойте, но есть же законы и неизвестные! Только подумайте, а если…

— Хватит думать, пришло время действовать. За вас всех подумаю я! И, вообще, как говорил когда-то один умный и не лишённый чувства юмора человек: «Слухи о моей смерти были сильно преувеличены!», — бесцеремонно и весело прервал я ПОЭТА.

— Как Вы себя чувствуете, Сир? — заботливо спросила ГРАФИНЯ.

— Великолепно, моя дорогая! Превосходно! Эх, сейчас бы дерябнуть рюмочку Можжевеловки! — рассмеялся я.

— Сир, имейте разум! Ну какая сейчас может быть Можжевеловка!? — возмутилась девушка.

— А перенесённый мною стресс!? А посттравматический синдром, а!? — деланно возмутился я и, заминая эту щекотливую тему, обратился к БАРОНУ. — Сударь, а что приключилось с вами?

— Да что приключилось, ничего такого особенного, Сир, — проворчал рыцарь, поморщившись. — Встали мы стеной на Вашу защиту, приняли удар конницы. Но что мы могли сделать? Одиннадцать человек против сотни тяжеловооружённых всадников… Нас, конечно, смяли, вбили в землю, но и мы вели себя достойно. Я лично успел пятерых-семерых конников на месте уложить, клянусь. Спасся только благодаря своим доспехам. Они у меня особые. Этим соплякам повредить их, что пробить мухобойкой стену замка. Эх, славные мастера Первой Горы! Если вас ещё когда-нибудь увижу, расцелую, каналий, достойно награжу. Только бы добраться до моего доброго, старого Высокого Замка, окунуться в Тёмное Озеро и нырнуть в его прозрачные глубины, забраться в горы, съесть пару горстей нашей знаменитой ежевики. Эх! Как всё надоело!

БАРОН взмахнул руками, резко отвернулся, застыл неподвижно.

— Дружище, ну полноте, полноте! Успокойтесь. Однако, какой вы оказывается чувствительный. Да отведаем мы вашей ежевики, да покупаемся не только в Тёмном, но и в сотнях других озёр! Кстати, а как у вас там рыбалка, как охота? — успокаивающе похлопал я по плечу БАРОНА. — Знаете ли, обожаю встретить рассвет с удочкой среди тишины и тумана, когда птицы только начинают несмело петь свои песни. Вода в это время, как жирное парное молоко, воздух, как испарина благородного бальзама. А если ты не один, а с друзьями!? Полянка рядом уже накрыта: легкие закуски, овощные и мясные салаты, но только не рыбные, ни-ни! Прохладные, но ни в коем случае не холодные, красные и белые вина. А возможно, вдруг, совершенно случайно обнаружится запотевшая бутылочка доброго и старого, как этот мир, самогона, конечно, хорошо очищенного, настоянного, ну, хотя бы на ежевике, а может быть и на можжевельнике. Вы же давеча меня этим бальзамом угощали, дружище! Не слушайте тех, кто не рекомендует пить по утрам. Всё это ерунда. Пара-тройка рюмок под достойную закуску с утра на лоне природы придаёт организму хороший тонус и способствует прекрасному настроению. Главное, не продолжать до обеда, сделать перерыв, а уж во время обеда и после, — пожалуйста, но в меру. Как говорится, умеренность — есть лучший пир!

После моего импровизированного и потому полного эмоций монолога, произнесённого вроде бы не в совсем подходящем для этого месте, все притихли, задумались, очевидно, каждый о своём, но, я полагаю, исключительно о приятном, а значит и о вечном.

— Ладно, господа, вернёмся к самой актуальной теме дня. И так, БАРОН, ну а что было дальше, после вашего падения на землю?

— А что было дальше, Сир… Сначала первый удар молнии, потом второй, и всё это на фоне рёва ЗВЕРЯ и его последующей кровавой охоты. У меня доспехи страшно завибрировали и заскрежетали, потом заискрились, не поверите, даже часть заклёпок из них вылетела! Когда последовали страшные удары молний и грянул гром, я почувствовал, что тело моё словно разрывается на части, от боли потерял сознание и ничуть в тот момент не пожалел об этом. Очнулся под утро, весь в грязи, в своей и чужой крови. Пришёл немного в себя, огляделся, увидел неподалёку Вас, ГРАФИНЮ и ПОЭТА, ну и ЗВЕРЯ, конечно. Попытался к Вам подойти, но АНТР так на меня посмотрел, что я решил не рисковать, пошёл выяснять обстановку, собрал остатки свиты. К сожалению, от нашей, так сказать, делегации в живых остался я, да мальчишка этот, герольд. Все остальные полегли, славная им память.

БАРОН помолчал, а потом оживился, улыбнулся:

— А кони наши, представляете, целы и невредимы! И народ в обозе почти весь на месте, ждёт дальнейших распоряжений.

— БАРОН, обязательно позаботьтесь о родственниках погибших воинов. Пенсии по случаю потере кормильцев всем будут обеспечены. Вечная им память. Глашатая, или как его там, — герольда, чуть позже ко мне, я с ним хочу поговорить и достойно наградить. ПОЭТ, сей героический эпизод нашей истории следует особо отразить в Поэме, можно даже несколько сгустить краски и прибегнуть к гиперболам и аллегориям, всё это в данной ситуации нам не помешает. Особое место при описании произошедших событий отведите молниям и моему чудесному воскрешению. ГРАФИНЯ, благодарю за преданность и заботу. Все будут достойно вознаграждены! Попозже! — как можно величественнее произнёс я, а потом добавил строгим голосом. — А трупы почему до сих пор не убрали, ну, хотя бы те, что лежат на холме? Они портят пейзаж. Не эстетично как-то… Да и не нужна нам антисанитария.

— Сир, ну кто же, будучи в здравом уме, рискнет их убирать, когда рядом ЗВЕРЬ!? — искренне удивился и возмутился БАРОН.

— Ах, да… Вы правы. А что там с лагерем и замком? — спросил я, оглядывая окрестности.

— Как видите, лагеря больше не существует. После рёва АНТРА и ударов молний, грома, урагана и землетрясения оттуда все ретировались в страшной панике. Я думаю, что славное воинство в настоящее время находиться от нас на очень значительном расстоянии. МАРКИЗ, видимо, спасся, трупа его мы не обнаружили. Ну, а замок, как видите, немного пострадал. Стоит в тишине и покое, никого на его стенах до сих пор не видно. Очевидно, защитники ждут дальнейших действий от нас.

Замок действительно пострадал. Все внешние части внутренних построек и башен были начисто обглоданы всеразрушающим ураганом и мистической грозой. На крышах почти полностью отсутствовала кровля, осталась невредимой небольшая часть обрешётки, уцелели только балки. Вода во рву приобрела какой-то буровато-желтый цвет. Стены посерели, но стояли по-прежнему мощно, надёжно и непоколебимо.

А от бывшего лагеря противника действительно практически ничего не осталось. Так, лежали хаотично на земле какие-то жалкие обломки, обрывки, фрагменты осадных орудий, мечи, копья и луки, а также сравнительно немногочисленные трупы и тела людей и лошадей. Над всем этим царствовало прекрасное, лёгкое голубое небо, устало поддерживаемое снизу бурой степью, промокшей до нитки, и недалёкими, величественными, тяжёлыми заснеженными горами. Птицы пели самозабвенно, высокая трава с облегчением отдавала излишки влаги свежему ветру. Не верилось, что ещё недавно здесь был настоящий ад, умирали люди, происходило что-то явно грандиозное, ужасное, загадочное, мистическое, пока не понятое мне, но ждущее своей разгадки в будущем.

— Ну что же, ГРАФИНЯ, считаю, что настало время посетить вашего уважаемого дядюшку, — устало произнёс я, а потом возвысил голос. — Объявляю следующую диспозицию. Перед визитом в замок всем следует привести себя в порядок. После этого выступаем. Знаменосцев, если от знамён что-либо осталось, вперёд! За ними — герольда и пару трубачей, думаю, что трубы целы. Затем тройку молодцов в хороших латах, потом мы втроём, — я, БАРОН и ГРАФИНЯ, а за нами — все остальные воины, потом кареты, обоз. Всё и всех помыть, отмыть и почистить! Трофейного барахла полно, выглядеть следует достойно! Вперёд, вперёд!!! Сразу же после моих слов поднялась суета, все забегали и загомонили, заржали кони, заскрипели колёса. Вперёд, вперёд!

Через некоторое время мы подъехали к замку. По пути нам неоднократно попадались трупы, несмотря на то, что передовые конники старались их объезжать. Это делалось по моему приказу исключительно ради ГРАФИНИ. Мы с БАРОНОМ с полным равнодушием смотрели на лужи крови, пробитые стрелами доспехи, неестественно вывернутые руки и ноги мёртвых тел, серые лица, стыло и равнодушно глядящие в небо глаза. На войне, как на войне, что же тут поделаешь…

— Да, ужасы войны… — пробормотал я, стараясь сгладить напряжённое молчание, посмотрел на ГРАФИНЮ.

Она ехала с каменным лицом, на мою реплику никак не прореагировала. Между тем становилось всё теплее. Теперь ветер дул не с севера, с гор, а с юга, с моря. Я в лёгкой кольчуге и плаще чувствовал себя намного комфортнее БАРОНА, который был облачён в свои боевые, тяжёлые латы, отмытые от грязи и крови и до блеска начищенные. На них, правда, имелись многочисленные вмятины, но выглядели они довольно прилично, победно сияли на солнце, отражая его жаркий лик. Пот обильно тёк по лицу БАРОНА, воин тяжело дышал и периодически еле слышно ругался.

ГРАФИНЯ перед отъездом самым тщательным образом привела себя в порядок, а уж потом присоединилась к нам. Она была одета в ладно скроенный по ней костюм амазонки изумрудного цвета, двигалась грациозно и изящно, рассеянно смотрела в пространство, моего взгляда почему-то старательно избегала. Я всю дорогу любовался её точёным профилем, грустной полуулыбкой, удивлялся неизвестно откуда появившимся во мне новым и пока до конца непонятным и не оформившимся чувствам к этому прекрасному существу. Как зарождается любовь? Тайна всех тайн… Ах, ГЕРЦОГ, пожалуй, сейчас я бы не поступил с тобой так гуманно, как совсем недавно, старый похотливый мерзавец!

Мы уже достаточно близко подъехали к замку, когда вдруг какой-то мгновенный и инстинктивный внутренний импульс пронзил мой мозг. Пространство словно загустело, обрело тягучесть патоки, все движения вокруг замедлились. Мир почти застыл. Звуки потеряли ясность. Я увидел нереально медленно приближающуюся прямо к моему лицу толстую и короткую стрелу от арбалета.

Я чётко и ясно различил её раздвоенный зазубренный наконечник, тройной закрученный стабилизатор на конце. Стрела летела со стороны замка, и я даже успел, мгновенно сфокусировав зрение, увидеть одинокого стрелка на одной из башен. Я также медленно, но чуть быстрее стрелы, отклонил свою голову в сторону. Воздух вдруг оказался очень горяч и плотен. Стрела неторопливо проплыла мимо моего правого уха, окатив его волной лёгкого тепла.

А затем всё мгновенно вернулось в привычное русло. Ни рядом со мною, ни сзади не возникло никакого волнения, видимо, стрелу, летящую с большой скоростью, никто не заметил, и она, соответственно, чудом никого не задела. Ну и славно… Да, что-то во мне сработало совершенно неожиданно и рефлекторно! Такое впечатление, что мои возможности и способности до поры до времени спят, законсервированные где-то внутри меня, а потом вдруг неожиданно проявляются при определённом опасном воздействии извне, совершенствуются и становятся всё более и более эффективными прямо на глазах! Что это был за стрелок, чёрт возьми, зачем он в меня стрелял, почему? Ладно, подумаю о происшедшем потом, чуть попозже.

Мы продолжали неторопливо ехать уже вдоль замка, на некотором отдалении от него. Попыток покушения на меня больше не последовало. Было такое ощущение, что стрелок проверил меня на прочность, убедился в чём-то своём и на время успокоился. Интересно, очень интересно…

Наконец наша кавалькада приблизилась почти вплотную к замку, к одной из его башен, в которой имелись большие и прочные ворота, обшитые металлом. Мы остановились на расстоянии десятка шагов ото рва. Трубачи вразброд, фальшиво, но оглушительно затрубили. Кони заволновались и беспокойно задвигались под седоками. БАРОН довольно ухмыльнулся, я поморщился. Мой красавец-герольд выехал вперёд и зычно, чётко, с расстановкой произнёс:

— Доблестные защитники замка! Перед вами Его Величество, Король Третьего Острова! Его сопровождают Её Сиятельство Графиня Первой Провинции Первого Острова и Первый Горный Барон Первой Провинции Первого Острова!

Наступила непродолжительная и напряжённая тишина. Потом на стенах показались защитники цитадели. На центральной башне возникла виденная нами ранее группа людей, сопровождающая ГРАФА. Сам он, стоящий особняком от свиты, подошёл к краю стены, приложив ладонь ко лбу, несколько мгновений нас внимательно и напряжённо разглядывал, а затем радостно закричал:

— Ах, неужели это ты, моя милая принцесса!? Как я рад тебя видеть! Моя девочка, ну иди же скорее ко мне!

— Дядя, извини, но это ты должен немедленно спуститься к нам! Рядом со мною Король Третьего Острова, мой покровитель и спаситель! Мы ждём тебя здесь, внизу! — возмущённо прокричала ГРАФИНЯ.

— ГРАФ, действительно как-то не совсем гостеприимно вы нас встречаете! Для начала хотя бы опустите мост и откройте ворота! Не лезть же нам на ваши стены, они довольно высокие! — весело крикнул я, лихо гарцуя на БУЦЕФАЛЕ у самого края рва. — Знаете ли, я не прочь познакомиться с вами поближе! Кстати, захватите с собой, если это возможно, пару десятков бутылок прохладного игристого вина, желательно красного, бочку холодного и крепкого пива, ну и конечно, какую-нибудь лёгкую закуску. Мы все очень сильно устали, чертовски голодны и почти умираем от жажды! Устроим лёгкий пикник. Чего сидеть взаперти. Какая, однако, чудесная нынче погода, не находите?! Вам кто-нибудь и когда-нибудь говорил, что вы живёте в раю!?

Мне почему-то захотелось ещё некоторое время побыть на природе, подышать воздухом, насыщенным запахом степных трав, насладиться солнцем и видом прекрасных гор.

На стенах и на центральной башне замка вновь наступила тревожная, тягостная и недоверчивая тишина. Ну что же, видимо без моего главного козыря в этой бесконечной странной игре в солдатики снова никак не обойтись.

— ЗВЕРЬ! — громко, но спокойно, уже уверенно владея палитрой интонаций, позвал я Пса.

Он материализовался в трёх шагах от меня. Огромен, могуч и страшен. Шерсть, как всегда полагается в таких случаях, вздыблена, искры пронзают поднимающийся от неё лёгкий пар. Пасть открыта, клыки торчат, слюна течёт, глаза горят дьявольским огнём. Одним словом, — жуть! Пёс не стал издавать свой коронный, наводящий ужас, сотрясающий и преобразующий пространство, вой. Зачем разгонять своих лошадей и создавать лишнюю панику? Он, подняв башку к небу, мощно, громко, утробно и слегка протяжно рыкнул. Всего лишь, не более того. Тем не менее, пласты воздуха вокруг заметно сместились и перемешались, его наполнила довольно тяжёлая вибрация.

Свита моя, а, вернее, кони под ней всё равно шарахнулись в разные стороны. Кто-то удержался в седле, кто-то из него выпал, кого-то лошади понесли в степь. Стены замка мгновенно опустели. БУЦЕФАЛ, как ни странно, остался к появлению ЗВЕРЯ почти равнодушным, продолжал танцевать на месте, выгибал свою чудную шею, тряс гривой и хвостом. Неужели чувствовал, что на нём сидит хозяин АНТРА, и в связи с этим лично ему никакая опасность не угрожает!?

— ЗВЕРЬ! — мысленно произнёс я.

Тот мгновенно исчез, оставив после себя, как лёгкое воспоминание, облачко пара.

ГРАФ был бледен, как мел, но, к своей чести, остался стоять на башне. Придворные куда-то делись. После явления ЗВЕРЯ и его рыка, ГРАФ, видимо, чисто инстинктивно, сделал пару шагов назад, слегка присел, но уже через несколько мгновений пришёл в себя, бросился к краю стены башни и восторженно, но несколько искусственно и театрально, закричал:

— Ваше Величество, какая честь, какая радость! В нашей-то глухомани, да Король Третьего Острова! Я сейчас, сейчас! Подождите немного, надо же подготовиться, встретить Вас достойно! Сейчас, сейчас!

Страшное оживление охватило замерший до этого замок: послышались радостные крики, началось беспорядочное движение, захлопали двери, заскрипели колёса, заржали лошади, залаяли собаки. Вакханалия еще каких-то самых разнообразных звуков заполнила пространство.

— Скажите, ГРАФИНЯ, а почему все люди, встреченные нами вчера и сегодня, упорно твердят о какой-то особой провинциальности и захолустности владений ГРАФА? Места вокруг, слава Богу, богатые, селений множество, природа обворожительна и чудна, горы вон какие, да и море располагается сравнительно недалеко отсюда. Замок у вашего дядюшки, так сказать, не хилый. Войско, вижу, довольно многочисленное, бойцы отлично вооружены. В чём дело, не пойму!?

— Видите ли, Сир, объяснять долго. Если вкратце, то суть заключается в том, что главная островная дорога, то есть торговый путь от морских портов до Столицы проходит от владений дяди на сравнительно большом расстоянии. Здесь очень давно не было никаких значительных событий, не проводилось каких-либо больших ярмарок, не организовывалось ярких праздников и турниров, да и войн сто лет не было. Всё дело в характере дяди. Сидит он в замке почти невылазно, читает книги в своей большой библиотеке, занимается какой-то ерундой, типа астрологии и алхимии. Наблюдает за звёздами, улучшает севооборот в сельском хозяйстве. То выращивает какую-то новую породу кроликов, то увлекается пчеловодством. Иногда, очень редко, охотится. Периодически, но не часто, так, ради приличия, даёт балы. Ну, короче, здесь, конечно, довольно скучновато. А, вообще, чего скрывать, суть не в этом. Самое главное заключается в том, что ГРАФ в последнее время не в милости у Короля Второго Острова. Вот и стала доныне богатая и процветающая провинция, якобы, дырой. Хотела бы я жить в такой дыре! Природа действительно чудесная: климат тёплый, так как горы защищают Графство от северных ветров, роскошное море, леса, степи. Всё побережье усыпано виллами и санаториями. Земля плодородная, сельское хозяйство кормит, я думаю, по крайней мере, треть населения Острова. Захолустье, дыра… Где только нахватались таких слов Герцог, Маркиз и иже с ними?! Кстати, с чего это они вдруг ополчились на дядю? Не понимаю.

— В каждом действии есть своя причина, — задумчиво сказал я. — Ну, а что касается дыры… Это всё вполне поправимо. Сделаем дыру бубликом. Превратится захолустье в великолепную южную столицу. А враги вашего дяди поумерят свой пыл, вы уж мне поверьте, — бодро и весело заверил я ГРАФИНЮ. — Так, где же наш славный ГРАФ? Хочу есть, хочу пить, хочу веселиться!

Хозяин замка не заставил более себя ждать. Загудели трубы, заверещали волынки, мост с грохотом опустился, заскрипели ворота. К нам выехала пышная процессия. Впереди — ГРАФ собственной персоной, одетый в роскошный костюм, явно не предназначенный для пикников. За ним — трубачи и музыканты, потом несколько десятков рыцарей в блестящих парадных доспехах, затем десяток позолоченных карет, огромная повозка с чем-то явно съестным и аппетитным, потом толпа слуг.

ГРАФ, — мужчина неопределенного возраста, был довольно высок по здешним меркам, имел светлые волосы, правильные и благородные черты лица. Он резво спешился, склонились передо мною в глубоком поклоне. За ним то же сделала и свита.

— Ваше Величество, Вы оказали мне великую честь, посетив мои скромные, Богом забытые владения. Спасибо Вам за покровительство, предоставленное моей племяннице, и за содействие в выигранной нами битве.

— Рад встрече с вами, ГРАФ, — негромко и с достоинством произнёс я, слегка поморщившись. — Ваши владения отнюдь не забыты Богом, если их лично посетил его Наместник на земле!

После этих слов наступила восторженно-почтительная тишина, которую осторожно прервала ГРАФИНЯ.

— Дядя?

— О, конечно, конечно, Ваше Величество! Как тонко подмечено! Я тоже несказанно рад! Как вовремя Вы прибыли, как кстати! Одержанная нами победа войдет в историю и, возможно, в легенды! — ГРАФ сиял, как нагрудник на латах БАРОНА.

Тот не преминул поспешно заметить:

— Сир! Я думаю, что в контексте этой самой победы чуть позже нам не помешало бы обсудить вопрос о контрибуции и о спорных территориях.

Я громко засмеялся. Все меня с готовностью поддержали.

— Ах, БАРОН, БАРОН! — весело произнёс я. — Что это вы всё о материальном и суетном! Меня, знаете ли, как истинного философа, — я осторожно посмотрел на ПОЭТА, потом на ГРАФИНЮ, — больше волнуют вопросы, касающиеся человеческой души и её судьбы в этом мире. Наше предназначение и сущность бытия, — вот где обширное поле для раздумий и дискуссий.

— Боже мой, Ваше Величество, как Вы правы! — на глазах расцвёл ГРАФ. — Я покажу Вам свою библиотеку, мы, надеюсь, найдём время для обсуждения очень интересных тем и проблем! Боже, какое счастье встретить посреди будничной суетности бытия истинного философа! Я жажду побеседовать с Вами, Сир!

— Само собой, ГРАФ, само собой, — вежливо улыбнулся я, а потом строго взглянул на БАРОНА. — Философия философией, но, сударь, контрибуция и конфискация нам не помешают. Они всегда к месту.

— И по поводу спорных территорий обязательно следует подумать, Сир, — мягко сказал ГРАФ.

— Это тоже само собой, — усмехнулся я. — Ладно, что же нам делать дальше? Очевидно, без небольшой армии мне не обойтись. Ну, как, ГРАФ, поделитесь войском и контрибуцией?

— Конечно, конечно, Ваше Величество, как же иначе, — энергично закивал он головой. — Победа-то у нас общая…

На щекотливую тему об общей победе можно, было бы, и поспорить, но я этого делать не стал.

— Ну и славно, — небрежно улыбнулся я. — Теперь пора перейти к главному. А что у нас на данный момент главное?

Все недоумённо переглянулись.

— Ах, господа, что следует после блестящей победы!? — гаркнул я. — Ну же, ГРАФИНЯ!

— Пиры, балы и охота! — захлопала девушка в ладошки.

— Ну что за женщина! Умница моя, — я с обожанием поцеловал ёе изящную ручку, полной грудью вдохнул тонкий аромат духов, очередной раз внезапно ощутил лёгкое волнение и томный трепет внутри себя. Какая женщина! Ах, какая женщина!

— А вот и ужин подоспел. Как вы и предлагали, Сир, мы все готовы с превеликим удовольствием провести его на свежем воздухе! — воскликнул ГРАФ.

К нам подъехала та самая большая повозка. Вокруг неё засуетились люди, рядом были мгновенно расставлены большие раскладные столы и стулья, постелены белоснежные скатерти, зазвенели вилки, ложки, ножи и хрусталь. Вскоре над всей этой суетой поплыли дразнящие и манящие запахи жареного мяса, ароматных приправ и чего-то доселе неведомого мне. Да, жизнь в очередной раз явно удалась, ну хотя бы на этом незначительном и скромном её этапе…

Трапеза проходила весело и шумно. Бодро играли музыканты, выступали жонглёры, гимнасты и клоуны, лаяли невесть откуда появившиеся борзые, ржали лошади, раздавался громкий смех, звучали тосты. Пир был таковым, каковым ему и полагалось быть: беззаботным, весёлым, громким и обильным. Слава победителям!

Я несколько раз внимательно вглядывался в окружающее пространство, пытаясь обнаружить ЗВЕРЯ, но у меня ничего не получилось. Но, как всегда, я был уверен в том, что он где-то рядом, я это отчётливо чувствовал и осознавал. ПОСОХ стоял, прислонённый к столу около моей правой руки. Я время от времени касался его, с удовольствием ощущал лёгкую прохладу под пальцами. ГРАФ, сидевший рядом, периодически заинтересованно созерцал его, но никаких вопросов мне не задавал.

— Скажите, ГРАФ, — спросил я его небрежно. — А какова в настоящее время политическая ситуация на Острове? Видите ли, я на нём пребываю всего несколько дней с целью нанесения неофициального визита вашему Королю. Я был бы вам премного благодарен, если бы вы ввели меня в курс текущих государственных дел.

— С удовольствием, Ваше Величество, — оживился ГРАФ. — Ситуация крайне нестабильная, и, как бы это сказать, — непонятная и тревожная. Несколько месяцев назад на Острове возникли сразу несколько очагов напряжённости. Началось всё с Севера. Разногласия между вельможами, дуэли, потом вооружённые стычки. Затем эта волна докатилась до Юга страны. Никаких серьёзных боевых действий до поры до времени не велось, все помнили о КОРОЛЕ, который жёстко держал ситуацию под контролем, но снова же, — до поры до времени. Последний раз я был в столице неделю назад. Пытался попасть на приём к Его Величеству, который, почему-то в последнее время ко мне охладел, но, увы, этого у меня не получилось, как собственно не получилось и у нескольких других глав Провинций.

— И какова тому причина? — спросил я.

— Сир, ходят самые разные слухи: якобы Король то ли болен, то ли в отъезде, то ли просто не в духе. Его долго никто, кроме приближённых, не видел. Когда я вернулся домой, то буквально на следующий день ко мне в замок без приглашения неожиданно явились ГЕРЦОГ и МАРКИЗ. Оба какие-то возбуждённые, агрессивные, стали нести явный бред, вспомнили о когда-то существующих, но давным-давно забытых и успешно разрешённых территориальных спорах между ними и мною. Вся проблема-то была, — пара деревень и три-четыре необитаемых острова около южного побережья. Короче, сцепились мы основательно, выгнал я их из замка, — тяжело вздохнул ГРАФ. — Перед этим бросили они передо мною перчатки, вызвали на поединки, а когда я, как здравомыслящий человек, послал их куда подальше, объявили войну. Всё остальное Вы видели совсем недавно своими собственными глазами.

— Да, интересно, интересно…, — пробормотал я, а потом спросил. — Сколько же времени требуется для того, чтобы отсюда достичь Столицы?

— Ну, если это будет гонец, постоянно меняющий лошадей, не тратящий время на лишний сон, то доскачет он за пару дней. Если ехать быстро, но с короткими остановками, то можно добраться на день позже, а если следовать в среднем темпе, с нормальными остановками, то выйдет неделя.

Я задумался. Скорее всего, ГЕРЦОГ уже послал в столицу гонца и там вот-вот станет известно о моём появлении. А возможно, такой гонец кем-то был послан ранее. А возможно, никто, никого, никуда и не посылал. Всё возможно в этом мире, пока абсолютно непонятном мне. Ладно, пока продолжу плыть по течению, сделаю временную остановку в этом гостеприимном месте. Подумаю, передохну…

Между тем все уже насытились едой, вином, танцами и весельем. Мне и моей свите, да и всем остальным, явно требовался отдых. Зевая, я обратился к ГРАФУ:

— Ну что, сударь, не соизволите ли пригласить нас в замок? Все мы несколько подустали на этой тяжёлой войне, хотя и была она весьма кратковременной. Пора и на покой.

— Конечно, конечно! — засуетился ГРАФ. — Карету Его Величеству!

Замок произвёл на меня сильное впечатление. Высокие и толстые стены из грубо отёсанного камня, ещё более высокие башни. Глубокий и широкий ров, наполненный мутной водой, длинный перекидной мост, затем двойные ворота с решеткой между ними, просторный двор, вернее, площадь. В её центре — уже виденная мною ранее, но издалека, большая, высокая, мощная четырёхугольная башня. Вокруг неё, как и полагается в таких случаях, располагались многочисленные постройки самого разного назначения, расположенные на двух-трёх уровнях: жилые помещения, склады, амбары, кузницы, казармы, гостиницы, трактиры и так далее, и тому подобное.

Всё это выглядело бы довольно аккуратно, добротно и чисто, если бы не оголенные во многих местах крыши, да битая черепица на мостовой, да многочисленные следы от камней и зажигательных снарядов на частично закопчённых стенах цитадели, да дыры в постройках.

Ах, МАРКИЗ, ах, ГЕРЦОГ! Как же вы намеревались совладать с такой твердыней, имея за спиной, в принципе, небольшое войско!? Или я видел только часть его?

Внутри замка кипела жизнь, множество людей перемещалось туда сюда по непонятным и понятным человеческим законам, царил весёлый шум, в воздухе витал дух победы и облегчения. Очевидно, значительную часть людей на площади составляли жители сожжённого поселения. Это было видно по их одежде. Ах, люди-люди! Как вы добры, открыты и беспечны в миг победы и радости, о, как вы злы, закрыты и настороженны во время поражений и бед!

Как только мы въехали на площадь и направились к центральной башне, вокруг сразу же воцарились спокойствие и тишина. Толпа мгновенно расступилась перед каретой, образуя просторный коридор. Мы подъехали ко входу в башню. Сначала из кареты тяжело и неторопливо вышел ГРАФ, затем грациозно и легко выпорхнула ГРАФИНЯ. Тишина взорвалась восторженными воплями людей. ГРАФ поднял руку. Снова стало тихо.

— Его Величество, Король Третьего Острова! — объявил ГРАФ.

По толпе лёгким ветром пронеслось удивлённое оживление. Я, в плаще и в наброшенном на голову капюшоне, не торопясь, опираясь на ПОСОХ, вышел из кареты и помахал левой рукой по-отечески и небрежно. Раздались громкие приветственные крики, но были они не совсем уверенными. Что же, сценарий везде и всегда всё один и тот же. По моему лёгкому телепатическому зову ЗВЕРЬ мгновенно материализовался рядом со мною. Не чувствуя никакой угрозы или агрессии, он спокойно сел на задние лапы, вытянул вперед голову, застыл, как черное каменное изваяние. Только лёгкие искры, как всегда в такие моменты, пробегали по его шерсти, да облако пара невесомо поднялось и растаяло в воздухе.

Общий изумлённый вздох прокатился по площади. Народ заволновался, поднялась лёгкая паника, раздались громкие крики. Первые ряды подались назад. Людское море, как желе, сдерживаемое прочными стенками огромного сосуда, качнулось в одну, потом в другую сторону, но абсолютное спокойствие и завораживающе-магическая неподвижность Пса возымели своё действие. Люди также успокоились, затихли, потом поспешно, один за другим, опустились на колени или склонились передо мною в глубоких поклонах.

— Приветствую вас, славные жители сего благословенного и счастливого Графства! Встаньте, возрадуемся вместе нашей блестящей и великой победе! Да здравствует ГРАФ, да здравствуют его славные подданные! Настало время отдыха и веселья! Гуляют до утра! — зычно, уверенно и весело произнёс я.

Мне ответили дружные, громкие и полные энтузиазма крики толпы:

— Слава Королю!!!

— Слава, слава, слава!!!

Центральная башня оказалась довольно просторной и благоустроенной, её помещения располагались на четырёх уровнях. В них наличествовали: большой зал для приёмов с мраморными полами и длинными столами из тяжёлого чёрного дерева, библиотечный зал с множеством книг, просторные и уютные спальни, довольно благоустроенные ванные комнаты, обшитые красным деревом кабинеты. Везде камины, паркет, гобелены, картины, статуи, вазы, парадные серебряные и позолоченные рыцарские доспехи. Неплохо, неплохо! Представляю, что скрывают в себе подвалы замка! Да, ГРАФ явно не беден. Кстати, надо отдать необходимые распоряжения БАРОНУ по поводу нашей казны.

Уже смеркалось. Из окон в башню начал литься сначала слегка розовый, потом чуть красноватый свет, сгущающийся до багрового и через считанные минуты после этого пропадающий бесследно в сером небытие прохладной ночи, торопливо поглощающей всё вокруг.

Я принял предложенную мне горячую ванну, абсолютно не стесняясь двух розовощеких статных служанок, которые старательно меня помыли и даже сделали легкий массаж. Не отреагировав на их смешки, смелые руки и призывные взгляды, я выпроводил девушек из спальни, а затем глубоко и облегченно заснул на огромной кровати, наслаждаясь тонкими, свежими, как дыхание заснеженных гор, простынями. Никаких снов в этот раз я не видел, и слава Богу!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

— КХА, КХА, КХА…

Боже, как сладостны и приятны стали мне эти звуки, каждый раз возвращающие моё сознание из глухого мрака или ирреальных фантазий сна в будничный, возможно иногда с утра пресный, серый и нежеланный, но, тем не менее, — всегда прекрасный мир! А это утро было особым. Оно словно пронзало меня насквозь непонятной, сладкой и томительной стрелой ожидания чего-то необычного, судьбоносного и значительного. Мне вдруг остро захотелось немедленного действия, движения.

Пёс высился над кроватью огромной, чёрной, слегка колышущейся в такт размеренному дыханию, глыбой. Из окна лился тихий, прохладный, лёгкий и девственный свет, который был подобен хрустальному горному ручью, ничем не отягощённому и не замутнённому в этом чистом и абсолютно непорочном мире.

Запели птицы. Некоторое время в их ещё неслаженном хоре солировал всего кто-то один, самый талантливый и смелый, но очень скоро его голос потонул в мощном многоголосии, и тогда наступило настоящее утро.

Я некоторое время спокойно лежал, с нетерпением и трепетом ожидая этого мгновения, и, наконец-то, его дождался! Да здравствует невыносимая легкость бытия! Как хорошо, как невесомо, как беззаботно я сейчас себя чувствую! Наконец-то я до конца осознал глубинное значение моего гениального и вечно непобедимого тоста! Необыкновенная лёгкость и безграничная свобода на грани сладкого безумия, за которой уже ничего подобного никогда не будет! Уверенное и бесстрашное балансирование на лезвии бритвы! Нирвана, сравнимая с сумасшествием! Взлёт над границей света и тьмы, парение между белоснежным сияющим пиком и чёрной всепоглощающей бездной! Вот оно, то состояние, которое я так давно хотел понять и ощутить!

Внутренние, потаённые и могучие сумасшедшие силы и желания, копящиеся внутри меня, захлестнувшие мозг и тело и неудержимо рвущиеся наружу, грозили вот-вот взорваться! Я вскочил с кровати, быстро оделся, схватил ПОСОХ, ударом ноги распахнул дверь спальни. ЗВЕРЬ оказался на ногах мгновенно, словно и не он это только что мирно и тихо дремал около кровати. Я погладил его по шее. Пёс, как всегда, потешно выпучил глаза, а затем недоуменно заморгал ими. Я засмеялся громко и весело:

— Вперёд мой ЗВЕРЬ, вперёд! Нас ждут великие дела! Но, соблюдай, пожалуйста, спокойствие, приличия и осторожность. Пока не исчезай, будь рядом, но людей не пугай.

Я мог не высказывать свои мысли вслух, так как уже свободно и легко общался с Собакой на телепатическом уровне, но в данный момент я почему-то остро нуждался в хоть каком-то собеседнике. Как хорошо иметь возможность просто произносить слова, задавать вопросы, даже не надеясь получить на них никакого ответа! Я быстро пошёл по коридорам лёгкой и энергичной поступью хорошо отдохнувшего и обуреваемого жаждой деятельности человека.

— Подъём, господа, подъём! — гулко отдавался под высокими потолками здания мой весёлый голос.

В покоях замка началась суета: раздались сонные и недовольные голоса, захлопали двери, залаяли собаки, затопотал встревоженный народ. Люди, встречающиеся в коридорах, увидев меня и ЗВЕРЯ, быстро куда-то исчезали, прятались, или жались к стенам, склоняясь в глубоких почтительных поклонах. Я вместе с Псом спустился в зал, уверенно сел во главе стола. Скоро помещение стало постепенно наполняться людьми. Большинство из них имело слегка или значительно помятый вид, лица у всех были одутловатые и полусонные, одежда сидела как-то небрежно и мешковато, выглядел народ неважно.

Все собравшиеся опасливо посматривали на ЗВЕРЯ, который неподвижно восседал на полу рядом со мною. ГРАФ, как ни в чём не бывало, не задавая никаких вопросов, бодро подошёл ко мне, поздоровался, покосился на Пса и сел в кресло справа от меня. ГРАФИНЯ и БАРОН, пришедшие вслед за ним, опустились на кресла слева. В глубине зала я заметил ПОЭТА. Он стоял в углу, задумчиво и пристально смотрел на меня. Мы с ним встретились взглядами, почему-то одновременно отвели их в стороны. Я пытался разглядеть ШЕВАЛЬЕ, но так его и не увидел. Очевидно, юноша ещё не отошёл от ран.

— Господа, внимание! — громко и решительно сказал я, вставая, и бросил лёгкий взгляд на хозяина замка. — Посоветовавшись с ГРАФОМ, мы приняли общее решение, — объявить на территории Графства Чрезвычайное Военное Положение! Мы, собственно, на сегодняшний момент и так находимся в состоянии войны, но после нашей первой победы ситуация отнюдь не улучшилась, а наоборот, ухудшилась! Увы… Да, да, как это не печально звучит! Враг не простит нам своего позорного поражения и приложит все силы к реваншу. В этих условиях всем необходимо сохранять спокойствие, поддерживать строгую дисциплину и порядок. Предлагаю подсчитать продовольственные запасы, предельно их увеличить, объявить мобилизацию, укрепить этот замок, а также все другие, имеющиеся в Графстве, выставить дозоры на границах! Дальнейшие конкретные указания последуют чуть позже. Прошу командный состав остаться в зале на Военный Совет, всем остальным покинуть нас и готовиться к будущим серьезным испытаниям! Не паниковать, но и бдительности не терять. Король с вами! АНТР всегда рядом! Враг будет разбит, победа будет за нами!

Всё это я проговорил с такой привычной, врождённой, уверенной, решительностью и всепобеждающей властностью, что, у многих присутствующих, очевидно, холодные мурашки пробежали по телу. Вон как все встрепенулись, забеспокоились, задвигались, зашептались, а кое-кто и довольно заметно побледнел, занервничал. Ничего, чем больше напряжение, тем больше радости мы получаем, освобождаясь от него. Вечный, единый и неоспоримый закон бытия!

Мне вдруг стало самому как-то тревожно. Не нравилось мне то, что я вот так с лёгкостью частенько произносил вслух явно не свои, а заимствованные у кого-то извне, из прошлой жизни, мысли. Что было со мною раньше? Чёрт возьми, кто же я такой!? Как надоело это глухое, мрачное и тяжёлое беспамятство! Как сложно выбирать свой путь, находясь в кромешной тьме! Кто я? Куда дальше идти, о, ПУТНИК!? Где тот факел, который поможет идти мне по единственно верной дороге?!

После моей импровизированной и крайне эмоциональной речи воцарилась суета, люди задвигались в разные стороны, бросились к дверям с озабоченными лицами, на улице раздались удары гонга. Народ, видимо, почувствовал, что настоящая война только впереди. Недавняя осада замка, согласно высказанному мною предположению, была лишь лёгкой репетицией перед большим спектаклем. Пусть это мнение и является пока главным и единственно истинным. Как известно, избыточное сгущение красок подчас намного полезнее их недостатка.

Бледная мазня нам не нужна! Ни в коем случае! Именно самые яркие краски дают насыщенность, сочность и жизненность любой картине, и в этом, по-моему, — суть искусства. В живописи ненавижу графику и пастель! Холод присущ мертвецам. Обожаю импрессионистов! В их картинах такое мощное и смелое, подчас вроде бы излишне-хаотичное сплетение, смешение и буйство цветов и красок! Хаос, как ни странно, способен рождать жизнеутверждающую гармонию…

Через некоторое время зал почти полностью опустел. В нём остались я, ГРАФИНЯ, БАРОН, ГРАФ и десяток наиболее приближённых к нему лиц, а также, по моему настоянию, ПОЭТ. Мы все некоторое время молчали, вслушиваясь в суету за стенами. Потом я тяжело вздохнул и встал:

— Господа! Мы с ГРАФОМ недаром объявили Чрезвычайное Военное Положение, несмотря на то, что, как я полагаю, у нас имеется вполне достаточно времени для, так сказать, плавной подготовки к настоящей войне. Но, следует сразу брать быка за рога. Я чувствую, что, скорее всего, будет эта война тяжёлой и кровопролитной, и дело вовсе не в вашем смешном местечковом конфликте. Нас ожидает нечто иное, совершенно на другом уровне. Грядут серьёзные перемены, смутные времена. Грядёт война между Островами! Да, да! Не удивляйтесь, я это предчувствую. Будут большие жертвы, но от этого нам никак не уйти. Время для подготовки к, так сказать, глобальной войне у нас ещё есть. Ну, а сейчас имеется вполне реальный шанс прекратить хотя бы данный локальный конфликт между Южными Провинциями. Две наши блестящие победы, одержанные над врагом, конечно же, послужат основой для переговоров и заключения благоприятного для нас мира.

— Как сказать, Сир, как сказать, — усмехнулся ГРАФ. — Даже зная, кто Вы, ГЕРЦОГ и МАРКИЗ, а последний, по-видимому, жив, так как труп его не нашли, всё равно попробуют взять реванш, я то их хорошо знаю! И самый вероятный сценарий развития событий, конечно же, их обращение за помощью к нашему Королю! Одни выступить против Вас они не рискнут. Эти господа обрисуют положение дел в самом выгодном для себя свете, Вы мне поверьте! Вы предстанете в роли кровожадного агрессора, этакого монстра, вероломно напавшего на них в частности и на Второй Остров в целом. Против Вас непременно будет выставлено Королевское войско, я думаю, довольно немалое. Представляю, что произойдёт, когда столкнутся два Короля, поддерживаемые двумя АНТРАМИ! Да и к тому же во всей этой истории у меня положение двойственное и явно незавидное. Я всё-таки являюсь подданным Короля Второго Острова, а значит, в сложившейся ситуации, заключив союз с Вами, фактически становлюсь изменником и предателем.

— Но ведь мы пока не заключали никакого союза, — прервал я ГРАФА. — Я просто попытался путём мирных переговоров с ГЕРЦОГОМ и МАРКИЗОМ остановить войну между вами, не более того. Это их вина, что переговорный процесс был сорван. Они совершенно безосновательно и вероломно напали на меня и ГРАФИНЮ, которая в тот момент находилась под моим покровительством, вот и всё. Ситуация вполне ясна и объяснима!

— Вы конечно правы, Сир. Но Вашу точку зрения следует заблаговременно донести до нашего Короля. А вообще, перед осадой замка я послал гонца в Столицу за Королевским Комиссаром. Возможно, он уже в пути. Дай Бог, он прибудет вовремя и справедливо, и разумно оценит сложившуюся здесь у нас ситуацию.

— Вы совершенно правильно сделали. Но, кроме этого, для быстрого, и благополучного для всех разрешения данного неприятного и спорного конфликта, я принял решение незамедлительно отбыть на встречу с вашим Королём, — решительно и спокойно произнёс я, неторопливо прохаживаясь по залу. — Я считаю, что в данный момент это самое разумное решение. Отягощать себя свитой и спутниками я не намерен, передвигаться буду быстро, очень быстро. Мой славный БУЦЕФАЛ мне в этом поможет. Думаю, что через пару-тройку дней окажусь в Столице Второго Острова. Ну, ещё столько же времени понадобится для переговоров. Полагаю, что во время кратковременного моего отсутствия военные действия со стороны ваших соседей маловероятны, а если это вдруг и произойдёт, то достойный отпор противнику вы дать сможете. Во всяком случае, в этом замке, — точно. Уезжаю сейчас же, незамедлительно.

Снова наступило молчание. Я зачем-то подошёл к ЗВЕРЮ, задумчиво посмотрел на него. Он сидел неподвижно и тяжело, как каменное изваяние. Его глаза стеклянно и отстранённо смотрели куда-то вдаль. Я сел обратно в кресло.

— Ну что же, Ваше Величество, — пророкотал БАРОН. — Очевидно, это единственно правильное решение. Счастливого пути. Мы ждём Вас.

— Да, ГРАФ, — задумчиво произнёс я, повинуясь какому-то пока неясному, но настойчивому внутреннему голосу. — Считаю необходимым собрать в замке через неделю-полторы всех ваших вассалов. Что-то мне подсказывает целесообразность такого мероприятия, сам не пойму, что… Какие-то смутные предчувствия, знаете ли. Интуиция… Что-то неладное должно произойти, или, скорее всего, уже произошло в Королевстве. Как-то муторно и неспокойно у меня на душе. Эта ваша возня с соседями, так, ерунда, детские игры, извините за данное сравнение. Грядут суровые времена, нас ожидают испытания совсем иного уровня. Чую, ох, чую это всей своей шкурой и разумом Божественного происхождения!

Я побарабанил пальцами по столу, посмотрел в окно. За ним беззаботно пели птицы, синело небо. Почему же так неспокойно и тревожно на душе? Странное ощущение. Очень странное…

— ГРАФ, — сказал я. — Ещё раз повторяю. Максимально укрепите оборону всех замков, усильте гарнизоны. А вам, БАРОН, поручаю организацию работы по обеспечению внутренней безопасности. Бдительность, бдительность и ещё раз бдительность!

Я резко поднялся со своего кресла. Все быстро встали, глубоко поклонились мне. Я, в свою очередь, слегка наклонил голову, сделал в воздухе неопределённый и резкий жест рукой, вышел из зала. Вперёд, Король, вперёд!

Собрался я быстро. Оделся очень просто: плотная светлая льняная рубаха, поверх неё лёгкая, но уже привычная для меня прочная кольчуга, — уникальное творение знаменитых мастеров Первой Горы, как поведал об этом мне БАРОН. Потом следовали шёлковая серая рубашка, чёрный плащ с капюшоном, плотные чёрные лосины, высокие кожаные сапоги.

На широкий и прочный пояс по настоянию БАРОНА я нацепил короткий меч, изготовленный, снова же по его уверению, легендарными оружейниками Первой Горы, и причём не просто оружейниками, а самим ПЕРВЫМ МАСТЕРОМ! Это имя БАРОН произнёс с таким почтением и благоговением, что я вдруг почувствовал острое желание увидеть данного выдающегося субъекта как можно быстрее.

С собой я взял минимальный набор самых необходимых вещей, полагающихся путешественнику, которые погрузил на запасную лошадь. Вот, собственно, — и всё… Прощание с обитателями замка было недолгим. С ГРАФОМ и его свитой мы обменялись поклонами, БАРОНА я несколько мгновений потискал в своих объятиях, он ответил тем же, в результате чего мы оба налились кровью и тяжело задышали, причём, к моему удовлетворению и досаде БАРОНА, покраснение лица и отдышка у последнего были значительно более ярко выраженными.

ГРАФИНЮ я пригласил на короткую прогулку по верхнему этажу башни, открытому небу и солнцу. Мы некоторое время молча созерцали высящиеся перед нами величественные горы, с наслаждением вдыхали чистый и прозрачный воздух, пронизанный ароматом степи и прохладой льда.

Потом я взял девушку за руки и с искренним волнением, испытывая неожиданные для себя, полузабытые, а сейчас вдруг ожившие и всецело поглощающие меня чувства любви, преданности, страсти, бешеного желания, сильно нервничая, и потому невольно несколько фальшивя, сумбурно произнёс:

— Милая моя! Не знаю, что ждёт нас в будущем, не понимаю пока, что происходит между нами. Более того, в силу известных вам обстоятельств я ещё не до конца осознал свою природу и сущность, а тем более роль и значение моей личности во всей этой истории, случившейся со мной и с нами. Думаю, что предстоящее путешествие всё расставит на свои места. Но мне так не хочется расставаться с вами! Если я вам интересен, и у вас есть какие-либо добрые чувства ко мне, если ваше сердце никем не занято и если…

— Бедный мой, глупый КОРОЛЬ! — прервала меня ГРАФИНЯ. — Я Вас люблю с того момента, как увидела в той тихой и благословенной Богом хижине! Я Вас люблю! Зачем лишние слова?!

Девушка порывисто прильнула ко мне, привстала на цыпочки, обвила руками мою шею, решительно, с силой и страстью поцеловала меня в губы, а затем быстро сбежала вниз по лестнице.

Я, как и полагается в такой крайне неожиданной и волнующей ситуации, впрочем, повторяющейся из века в век по одному и тому же сценарию, некоторое время тупо и потрясённо смотрел в пространство, потом пришёл в себя, тряхнул головой, легко и счастливо засмеялся. Вот она, одна из вечных ипостасей невыносимой легкости бытия! Вот он, очередной момент истины! Боже мой, как хорошо! Аллилуйя любви, аллилуйя!!!

Я покинул замок через час. Ради конспирации меня поместили в обычную крытую повозку, которая незаметно и спокойно миновала двойные ворота и перекидной мост. Через некоторое время вслед за нею на моём жеребце, ведя за собою на поводу запасную, резвую и породистую белую кобылу, проследовал облачённый в длинный плащ БАРОН. Его в замке ещё никто толком не знал и не запомнил, вследствие чего он не привлёк к себе особого внимания.

Отъехав от цитадели пару сотен шагов, я дождался БАРОНА, пересел на БУЦЕФАЛА, на кобылу погрузил нехитрый дорожный скарб.

— С Богом, Ваше Величество! — грустно благословил меня в дорогу БАРОН.

— С Богом, дружище. Охраняйте ГРАФИНЮ, как зеницу ока! Не бросайте её, что бы не случилось! Сил у вас, слава Господу, хватает! Обещайте мне это. Пусть Вселенная рухнет в тартарары, разорвётся на миллиарды частей, превратится в прах, но на кучке этого праха я хочу непременно увидеть вас и ГРАФИНЮ, — живых, невредимых и здоровых!

— Обещаю, Сир, конечно, обещаю, не беспокойтесь, — засмеялся БАРОН.

— Да, и ещё. Не обижайте ПОЭТА. Присматривайте за ним. На таких людях зиждется душа нашего мира, их очень мало. Пусть спокойно творит. Пусть несёт ахинею и порет всякую чушь. Пусть богохульствует. Хрен с ним! Что с него взять, — вития! Собрать хороший урожай с полей, или подоить коров при соответствующем старании может, в принципе, каждый. Мы эту тему уже обсуждали. Таких людей множество. А вот сотворить что-либо путное в духовном плане, — это для обычного человека задача заведомо невыполнимая. Как не изгаляйся, ничего не получится. Талант надо ценить, лелеять и оберегать. Запомните это, БАРОН! Пока! Надеюсь, скоро увидимся! — я пустил коней вскачь, отдав себя в тёплые объятия ветра.

Проскакав в довольно быстром темпе два-три часа, я пересел на кобылу. БУЦЕФАЛ вёл себя безукоризненно, не выглядел усталым, но я решил поберечь его силы. Теперь мы двигались рысью. ЗВЕРЬ невидимо, но ощутимо, во всяком случае для меня, всё время присутствовал где-то совсем рядом. Вокруг простирались степи и поля, периодически я наблюдал невдалеке различные поселения, фермы. По степи, сопровождаемые пастухами, бродили тучные стада коров и овец. Вдоль дороги, по которой я ехал, часто встречались мелкие стихийные рынки, крупные торговые лавки, трактиры, постоялые дворы. Пару-тройку раз в отдалении на холмах я различал стройные очертания небольших замков.

На дороге происходило довольно оживлённое движение: шли группами и в одиночку люди, скакали всадники, двигались крестьянские и торговые телеги, повозки, иногда мимо проносились лёгкие экипажи. Реже попадались кареты. Воинских отрядов я пока не встречал. Везде вокруг царили покой и умиротворение, каких-либо даже малейших признаков ожидания грядущей войны или хотя бы небольшой тревоги я не заметил. Известия об объявленном мною Чрезвычайном Военном Положении ещё не достигли этих краёв и, соответственно, не были доведены до сведения широких народных масс. Тьфу, тьфу… Возможно оно и не понадобится, дай Бог, дай Бог…

Скоро дорога, пролегающая в некотором отдалении от предгорий и расположенная параллельно им, плавно повернула на север, решительно рассекла сначала низкие, а затем высокие холмы и привела меня прямо к суровому и величественному горному массиву. Я въехал в огромное, длинное, сравнительно широкое ущелье необыкновенной красоты. Вокруг высились скалы, покрытые довольно густой растительностью, которая самым непонятным образом цеплялась за камни и намертво врастала в них. Над ущельем парила лёгкая туманная дымка, сквозь которую сверху пробивались горячие лучи солнца, контрастирующие с холодным и чуть сырым воздухом внизу.

Сбоку от меня, в небольшой низине, бурно и шумно струила свои хрустальные воды узкая, но быстрая река. Она сладострастно целовала суровые, неподвижные камни, слегка покрытые тёмно-зелёным налётом водорослей, и игриво закручивала в водоворотах крупный серый песок и мелкие гладкие голыши. Дышалось легко и свободно. Воздух был пронзительно-чистым, ненавязчиво сдобренным лёгким и почти неуловимым, сладостно-пьянящим ароматом хвои, исходящим от жмущихся к скалам и вросших в них сосен, елей и можжевельника.

Вскоре я оказался на другой стороне горного массива, который отделял Южные Провинции от центральной части Острова. Некоторое время, не снижая заданного темпа движения, я быстро скакал по пустынной дороге, прорезающей разноцветные поля и степи, а потом перешёл на рысь, стал подыскивать место для привала. Неожиданно сзади раздался громкий топот копыт, я услышал крик:

— Сир, подождите, прошу Вас!

Я, встревоженный, оглянулся. Ко мне приближался … ШЕВАЛЬЕ! Лошадь под ним была взмылена. Молодой человек, облачённый в свои лёгкие доспехи, отмытые от крови и до блеска начищенные, к моему удивлению, довольно бодро держался в седле. Я остановил лошадей, дождался всадника, который, приблизившись ко мне, спрыгнул на землю и облегчённо отвесил глубокий поклон.

— Ваше Величество, какое счастье, что я Вас догнал! Надо отдать должное вашим лошадям, темп они, о, извините, вернее, Вы, держали отменный. Мой конь, ещё немного, и пал бы, клянусь!

— Так кто всё-таки держал темп, я, или мои лошади? — с усмешкой произнёс я, а потом нахмурился. — Прошу вас, ШЕВАЛЬЕ, забудьте на время, что я КОРОЛЬ! Я, как вам очевидно известно, осуществляю тайную миссию, нахожусь в состоянии «ИНКОГНИТО», понятно? Называйте впредь меня ПУТНИКОМ, просто и со вкусом! Договорились?

— Конечно, Сир, о, э, э, э … ПУТНИК! Я всё понял!

— И так… Как вы здесь оказались? Что случилось? Неужели произошло падение замка под неожиданным натиском злобных врагов? Или нагрянули мор, землетрясение, ураган? Неужели случилось явление Господа Бога или Сатаны? По моим расчётам всё это, возможно, наступит когда-нибудь, но несколько позже, не сегодня и даже не завтра, — насмешливо, но встревожено спросил я.

— Вы правы э, э, э… ПУТНИК. Ничего страшного непосредственно в Графстве пока не произошло. Слава Богу! Но есть одна непонятная и неприятная новость в масштабах всего Острова. Собственно, ради неё я и был послан вслед за Вами ГРАФОМ, вернее, ГРАФИНЕЙ. Её дядя приказывать мне не смеет!

— О, Боже, оставьте при себе ваш гонор! Что всё-таки произошло? — раздражённо спросил я, слегка поморщившись.

— После Вашего отъезда в замок прибыл ранее направленный в Столицу гонец, который должен был передать Королю Второго Острова просьбу ГРАФА о направлении к нам Королевского Комиссара для разрешения известного Вам конфликта.

— Ну-ка, ну-ка, не томите! Что-то произошло в Столице? — горя от нетерпения, поспешно произнёс я, уже зная, что испытанные мною недавно тревожные предчувствия, видимо, не обманули меня.

— Да, что-то в ней произошло. Гонец не то чтобы до дворца, но и до самого города не добрался. Столица оказалась окружённой плотной двойной цепью вооружённых отрядов. Нашего человека остановили перед городскими окраинами, развернули, ничего толком не объяснив. Но он собрал кое-какие сведения среди местного населения.

ШЕВАЛЬЕ внезапно закашлялся, побледнел, покачнулся, уцепился за седло.

— Я вижу, вы ещё не совсем отошли от ран, — с досадой сказал я. — Неужели нельзя было послать ко мне кого-либо другого?

— Извините, Сир, но я вообще-то сам вызвался ехать к Вам, и ГРАФИНЯ настояла перед дядей именно на моей кандидатуре, — с гордостью произнёс юноша. — Раны заживут, а человека, лучше меня владеющего мечом на этих двух Островах, Вы не найдёте!

— Ладно, с вами и вашим здоровьем разберёмся попозже! Так что же произошло в Столице?

— Её, якобы, … нет.

Я поражённо уставился на ШЕВАЛЬЕ:

— Как это нет!? Куда же она подевалась?

— Имеются разные версии. Она разрушена то ли в результате землетрясения, то ли урагана, то ли по какой-то другой причине. Поговаривают чаще всего о гигантской молнии, которая вдруг обрушилась на Столицу с небес и испепелила её. В свете последних, произошедших с Вами, событий, я вполне доверяю этой версии, Сир!

— Так, значит молния!? Ну, — это мы действительно уже проходили… А что случилось с Королём, какова его участь? Он жив? — дрожа от нетерпения и предчувствуя ответ, спросил я. — Собственно, я задал вам глупый вопрос. Короли, как известно, — бессмертны.

— Сир, в том-то и дело, что не совсем бессмертны.

— Как это, не совсем? Ты или бессмертен, или нет. Это как девственность, — она или есть, или её нет. В этой ситуации слово «не совсем» совершенно не уместно. Нельзя быть не совсем мёртвым или не совсем живым. Или то, или другое. Правда ещё недавно я сам был не совсем жив и не совсем мёртв. Что было, то было…

Я задумался, помрачнел. Тяжёлые мысли, как тучи в ясный день, стали безжалостно наползать на мой светлый и ничем до того незамутнённый разум. Я вдруг почувствовал страшную усталость, мои затёкшие мышцы явно нуждались в разминке. Я решительно спрыгнуть с коня, задумчиво прошёлся туда сюда, покрутил головой, несколько раз присел, сделал пару наклонов, помахал руками, глубоко и медленно подышал, после чего, вроде бы, снова пришёл в норму.

— И так, ШЕВАЛЬЕ, что же всё-таки произошло с Королём?

— Государь, по слухам, он и его АНТР мертвы, от удара молнии никто не спасся.

Я, потрясённый, постоял некоторое время с открытым ртом, переваривая неожиданную и всё меняющую новость, сглотнул застрявший в горле ком, снова вскочил на жеребца. Вот это да! Почему-то меня больше всего поразил не тот факт, что умер Король, а известие о том, что погиб его АНТР. По поводу бессмертия нас, Королей, или может быть, их, — Королей, я уже давно сомневался, но АНТР! Так значит и его тоже можно убить!? Крайне неприятная для меня информация!

— ШЕВАЛЬЕ, — спросил я, несколько меняя тему разговора. — Так по собственной инициативе вы прибыли, или по приказу ГРАФИНИ? Я не совсем понял. Конкретнее, пожалуйста, конкретнее!

— Я прибыл по приказу ГРАФИНИ, но он явился результатом моей соответствующей инициативы, Сир! — чеканно произнёс юноша.

— Прекрасно, прекрасно, молодой человек. Далеко пойдёте, если вас кто-либо или что-либо не остановит. А скажите, ГРАФ и ГРАФИНЯ вам ничего более не поручили мне передать, кроме этих вестей из Столицы? Ну, я имею в виду, может быть какое-нибудь письмо?

— Поручили, Сир, но только на словах, из соображений крайней секретности, — громким и таинственным шёпотом произнёс юноша.

— И что же они передали? Ну, не томите! — нетерпеливо спросил я у ШЕВАЛЬЕ. — Начнём с нашей прекрасной дамы.

— Сир, во-первых, ГРАФИНЯ попросила передать Вам, что очень хотела бы встретиться с Вами в том месте, где Вы с нею познакомились. Именно там! И самое важное! Вы должны предстать перед нею в том виде, который с самого начала особо подчёркивал Ваше королевское достоинство и величие.

Юноша проговорил это полушёпотом, явно нервничая, очевидно полагая, что в этой информации таится какая-то страшная государственная тайна. При этом он подъехал ко мне стремя в стремя и несколько раз тревожно оглянулся по сторонам.

Я быстро развернул коня, немного отъехал от ШЕВАЛЬЕ, как бы обдумывая и анализируя полученную информацию. Меня так распирало от внутреннего смеха так, что казалось, — я вот-вот от него лопну! Ах, ты чертовка, ах ты моя бесстыдница, ах ты моя лапушка! О, женщины — ЗАГАДКА ваше имя! Я с превеликим трудом удержался от хохота, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух, снова развернул коня, с самым серьёзным видом вернулся к ШЕВАЛЬЕ.

— Ценнейшая информация, крайне своевременная. Спасибо, мой друг, — тихо и многозначительно произнёс я. — Что, во-вторых?

— Во-вторых, ГРАФИНЯ велела мне охранять Вас и оберегать, как зеницу ока. Мы с ней давно знакомы, она прекрасно осведомлена о моём умении владеть мечём, даже брала несколько раз у меня уроки фехтования. Не хочу показаться нескромным, но я действительно лучший боец на Первом и Втором Островах по результатам двух последних Межостровных Королевских Турниров.

— Ну, ну… — иронично и сдержанно отозвался я.

— О, извините, я не совсем правильно выразился. Я все-таки, увы, не лучший, а второй Мастер Меча. Лучший, — конечно же, БАРОН. Это признано всеми, — поморщился ШЕВАЛЬЕ.

— То-то, то-то… Но, а всё-таки. Если вы дважды победили на Королевских турнирах, то почему БАРОН считается лучшим?

— Ваше Ве… О, простите… ПУТНИК! Но БАРОН не участвовал в последних двух турнирах. Он объяснил свой поступок тем, что ему на них скучно и неинтересно, а кроме этого пора открыть дорогу молодым талантам. Он, видите ли, считает, что своим присутствием на турнирах лишает их интриги, непредсказуемости, некоего шарма.

— Ну что же, я думаю, что он совершенно прав. Спасибо, ШЕВАЛЬЕ, за вполне похвальное желание помочь мне, но вы же осведомлены о некоторых моих возможностях и способностях. Впрочем, сразу же, как и вы, поправлюсь. Речь идёт, конечно же, прежде всего о способностях ЗВЕРЯ и возможностях ПОСОХА. Пока они со мною, я в какой-либо иной защите совершенно не нуждаюсь.

— А вот здесь, Сир, извините, Вы не правы. Способности и возможности у Вас, у ПОСОХА и ЗВЕРЯ действительно выдающиеся, и нам, простым смертным, до Вас, конечно, далеко, но всегда ли Вам в Вашем состоянии «ИНКОГНИТО» их следует и стоит открыто проявлять и употреблять? Зачем лишний раз привлекать к себе ненужное внимание? Разве Вам помешает спутник, хорошо владеющий мечём? А я им владею очень неплохо! Поверьте.

Я задумался, потом весело произнёс:

— Я вам верю, тем более, что я в этом недавно убедился лично. Я же видел один ваш бой, там, на дороге. В принципе, правильно мыслите, молодой человек. В ваших словах есть логика. Владеете мечём вы действительно неплохо. Мне, находящемуся в положении «ИНКОГНИТО», пригодитесь. Да и честно говоря, скучновато путешествовать одному. Будет с кем пообщаться в дороге, тем более, что вы человек не глупый. Единственное, что меня всё-таки волнует, — это состояние вашего здоровья.

— Ничего, ничего, не беспокойтесь, ПУТНИК! Я быстро прихожу в норму, поверьте. На мне всё заживает, как на собаке. Лёгкий отдых после сытной трапезы и в путь!

Я вдруг почувствовал острый голод, вспомнил, что не завтракал. Неподалёку от нас на обочине дороги виднелся добротный, крепкий, чистый, а значит, очевидно, приличный трактир. Как раз к месту и ко времени! Ну что же, пора перекусить.

— Ах, да, ШЕВАЛЬЕ, совсем забыл вас спросить. А что же мне передал наш добрый ГРАФ? — рассеянно произнёс я.

— Он сказал мне нечто странное, Сир, — недоумённо проговорил юноша. — Но передаю сказанное слово в слово. Звучит это так: «Яичницу надо есть быстро, пока она горяча и пока её не съел кто-либо другой».

Я задумался всего на пару-тройку секунд, потом улыбнулся и весело произнёс:

— ГРАФ абсолютно прав. Вот, что значит мудрый человек. Очень ценная информация. Спасибо ещё раз. Когда я вам скажу спасибо в третий раз, придёт самое время как-то отметить ваши заслуги передо мною, так что дерзайте.

— Рад служить Вам, Ваше Величество! — просиял ШЕВАЛЬЕ.

— Ладно, разговоры о яичнице дополнительно возбудили мой аппетит. Пора, однако, подкрепиться.

Мы подъехали к трактиру поближе. На вывеске было начертано — «ТИХАЯ ПРОХЛАДА». Название мне понравилось. В глубине моего сознания вдруг забрезжили какие-то видения, смутные образы, ассоциации, но этим, как всегда всё и ограничилось.

Трактир оказалась действительно довольно приличным заведением. На вид он казался, как и положено настоящему трактиру, слегка покосившимся, старым, даже, можно сказать, выглядел немного обветшалым и дряхлым, но в этом был некий заданный стиль, своеобразный небрежный шик, шарм. При ближайшем рассмотрении здание представляло собою довольно аккуратное, крепкое и надёжное сооружение с прочными бревенчатыми стенами, крыша его была покрыта красной добротной черепицей.

Внутри — довольно просторное помещение, чистота, порядок, опрятность, уют. Десяток крепких дубовых столов с лавками, пара кабинетов. На стенах с претензией на некий интерьер вперемешку развешены пучки степных трав, какие-то гравюры, рога, шкуры неведомых животных, чучела птиц. В центре зала — небольшой подиум, на котором стоят несколько стульев. К ним прислонены музыкальные инструменты: струнные, барабан, бубны, флейта и ещё что-то, неизвестное мне.

Народ в зале спокойный, благообразный, солидный. В отдельном, полузакрытом от посторонних глаз, кабинете несколько дворян в подобающих их статусу одеждах негромко и сдержанно произносят тосты и также негромко о чём-то разговаривают. За одним из столов в центре, видимо, — купеческая семья, за другим, по соседству, — крестьянская. Одеты все аккуратно, чисто, опрятно, ведут себя спокойно, с достоинством. В воздухе ненавязчиво витает едва уловимый и тонкий аромат полыни, один из моих самых любимых запахов.

Кстати, а какие ещё запахи мне нравятся? Я напрягся. Ландыш, сирень… Черёмуха… Ну, и конечно же, — белая акация… Как они выглядят, где растут, когда цветут? Моя бедная память вроде бы на мгновение услужливо распахнула свои кладовые для ответа на эти нехитрые вопросы, но полки в кладовых в очередной раз, увы, оказались пусты. Опять сплошной обман и разочарование. Ну что за напасть, когда же всё это кончится?! Как мне это надоело!

Мы с ШЕВАЛЬЕ расположились в глубине зала, под высоким и узким витражным окном, напротив входа. Я сразу инстинктивно выбрал это место, не знаю, почему. Собственно, как это почему?! Всё предельно ясно! Сидя около дальней стены, лицом к входной двери, я мог постоянно контролировать ситуацию, складывающуюся в заведении. Именно такое месторасположение даровало мне спокойствие и рождало чувства безопасности и комфорта. Что ещё нужно ПУТНИКУ во время его остановки на привал? Я, не торопясь и внимательно, огляделся вокруг, а потом задумался. Какое-то странное ощущение не покидало меня с того мгновения, как я зашёл в трактир. Всё это когда-то и где-то со мною уже происходило! Всё это я видел в моей непонятной прошлой жизни! Как же мне надоело проклятое беспамятство, как же положить ему конец, чёрт возьми?! Ну сколько же можно надо мною издеваться!?

Из тяжёлых объятий горестных раздумий меня освободил ШЕВАЛЬЕ, который весело и громко обратился к подскочившему к нам чистенькому и весёлому официанту:

— Любезный, что предложите двум благородным господам?

— О, Ваша Честь, выбор блюд у нас невелик, но все они чрезвычайно вкусны, питательны и полезны. Предлагаю салат из свежих овощей под пряным растительным маслом, грибной суп на курином бульоне со сливками, баранину в тушёных помидорах и чесноке, и, наконец, наше фирменное блюдо под названием «Пьяная Свинина», а также, конечно же, жареную в луке и на сливочном масле картошечку в придачу. Кроме этого имеется хрустящая квашеная капуста, мочёные арбузы, солёные помидоры и огурчики, а на десерт — фрукты, сладкая простокваша. Вот, собственно, и всё…

— Ничего себе, — «вот, собственно, и всё». Да вы распахнули перед нами врата рая, милейший! Неплохо, совсем неплохо. Даже великолепно! А что имеется у вас из напитков? — непроизвольно сглатывая слюну, весело и нетерпеливо спросил я, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.

— О, Милорд! — официант стал ещё более любезным, и голос его неожиданно приобрёл некоторую торжественность, потеряв оттенок вальяжности и лёгкой снисходительности. — Из напитков могу предложить: светлое и тёмное пиво, сваренные у нас, лёгкие красные и белые вина из винограда «Люкс» Южной Долины, великолепный портвейн марки «То-То».

— Ну что же, остановимся на салате, а также на вашем фирменном блюде, — «Пьяной Свинине», а кроме этого приготовьте картошечку и, прошу вас, не жалейте сливочного масла и лука! Ни в коем случае! А сверху посыпьте её чесночком и, конечно же, — укропчиком. Эти четыре ингредиента чрезвычайно важны! Чрезвычайно! Они во многом определяют её вкус. Кстати, к картошке очень неплохо бы подошла селёдка, знаете, такая жирная, тяжёлая, пряная, но обязательно малосольная. Обязательно! А почему вы не упомянули о наличии у вас селёдки, с ней какие-то проблемы? — с искренним удивлением и недоумением поинтересовался я.

— Милорд, ну вы же знаете политическую ситуацию, — нервно оглядываясь по сторонам, почти прошептал официант. — Пираты, будь они не ладны, перекрыли все поставки. Селёдка в меню равнозначна измене!

— Эх, мне бы ваши проблемы! «Селёдка равнозначна измене»… Фантасмагория какая-то! Милейший, я отношусь к той категории людей, которые находятся выше любой политической и какой-либо иной ситуации и конъюнктуры. Вы до сих пор этого не поняли? Поскребите по сусекам, проведите ревизию погребов, ну что, мне вас учить!?

Официант напрягся, как перед стартом на короткую дистанцию, побагровел.

— Да, и подайте для начала нам вина, пару бутылок. Красного, молодого, под мясо. А вот под картошечку и под селёдочку полагается несколько иной напиток, — усмехнулся я. — Нет ли у вас чего-нибудь такого этакого забористого, крепкого, чистого, прозрачного, холодного, в запотевшем графинчике, ну, вы меня понимаете? Предупреждаю, коньяк я не люблю, от него у меня изжога.

— Понимаю, понимаю… — официант снова перешёл на громкий шёпот. — Но, Милорд, при всём глубоком уважении к вам смею напомнить о запрете домашнего производства крепких спиртных напитков.

— Да что же это такое!? — возмутился я. — А как обстоят дела с крепкими спиртными напитками не домашнего производства?

— Имеется у нас, конечно, акцизная монопольная виноградная настойка, но гадость страшная. Руки бы отбить её производителю! Не советую, — официант скорчил такую гримасу, что у меня полностью пропало желание отведать этой самой акцизной дряни.

— Ну и что же вы можете всё-таки нам сказать по поводу настоящего мужского напитка, чистого, как слеза ангела и холодного, как пять горных ледников? — я пристально и сурово посмотрел на официанта.

— Не знаю, чем Вам и помочь, Милорд, — засуетился и покраснел он.

— Помогать мне не надо, это я вам в случае чего помогу. Милейший, разговоры закончены, пора действовать. Думаю, что вы всё поняли и осознали. Особенно насчёт упомянутого мною крепкого напитка… А для начала в качестве аперитива, пожалуйста, этого, как его, — «То-То», двести грамм. Нет, четыреста. Ну, живее, живее! Время пошло!

— Слушаюсь, Милорд, сей момент! Но, разрешите задать один вопрос?

— Валяйте…

— Вы упомянули о каком-то коньяке. Что это такое?

— Как, вы не знаете, что такое коньяк? — искренне удивился я.

— Нет, Милорд, впервые слышу…

Я поражённо воззрился на официанта. Тот смутился и побагровел.

— Бывает, бывает, — произнёс я задумчиво. — Странно, странно… Ну ладно, идите же. А коньяк, — он и в Африке коньяк…

— Понятно, Милорд! — официант исчез.

Мы с ШЕВАЛЬЕ некоторое время посидели молча, созерцая окружающую нас обстановку. Потом юноша задумчиво и как-то нервно произнёс:

— Сир, разрешите поговорить с Вами откровенно, насколько это возможно?

— Давайте, дерзайте… Перед близким принятием пищи я становлюсь особенно добрым, даже добрее, чем после трапезы.

— Так вот, меня чрезвычайно удивляет Ваше воздействие на людей. Понятно, что Вы Король, но об этом сейчас в данный момент знаю только я один. Человек Вы неординарный, это ясно… Таких, как Вы, вокруг конечно не так много, но, извините, имеются и другие достаточно яркие, умные и оригинальные личности, в том числе и отягощённые титулами и званиями. Но почему, увидев Вас первый раз, ещё до того, как я понял, что Вы Король, мне стало как-то тревожно на душе, и внезапно я ощутил в отношении Вас какие-то непонятные и неосознанные чувства почтения, уважения, страха и даже необъяснимого раболепия? В чём Ваш секрет? Не пойму…

— Не стоит мучаться над разгадыванием этого секрета. Всё очень просто, — усмехнулся я.

— Постойте, постойте! Ну, вот пример! Сидим мы с Вами за одним столом. Я — молодой, красивый, в блестящих доспехах, при гербе, которого здесь ранее я думаю, не видели, но должны чисто интуитивно ценить и почитать его владельца. Рядом со мной Вы, Сир… Одеты весьма скромно, почти как монах. Этот посох! Внешность имеете благородную, но, извините, в общем-то, нередко встречающуюся в нашем сословии. Но почему-то ко мне обратились — «Ваша Честь», заметьте, — не «Ваше Сиятельство», не «Ваша Светлость». А в отношении Вас сразу прозвучало — «Милорд»! Вы же знаете, что такое обращение может быть адресовано только к очень знатным господам! В чём секрет!? Не понимаю! Извините за откровенные и, возможно, несвоевременные мысли.

— Эх, — молодо, зелено. «Мой друг Горацио, есть многое на свете, что неизвестно нашим мудрецам!» — весело и благодушно произнёс я.

— Извините, Сир, а кто такой Горацио? — спросил юноша.

— Кто такой Горацио? — сначала беспечно усмехнулся, а потом тревожно и сосредоточённо задумался я.

Действительно, кто такой Горацио, при чём здесь этот самый Горацио? В памяти вдруг всплыло ещё одно имя. Шекспир… Уильям Шекспир… Кто он такой? Я напрягся, пытаясь как-то зафиксировать, привязать это загадочное имя покрепче к расшатанному стойлу в моём мутном сознании, но у меня ничего не получилось. Вроде бы проясняющийся в голове образ вдруг исчез, растворился, канул в небытие. Я заскрипел зубами, стиснул кулаки, застонал от досады. Впрочем, это состояние длилось недолго.

Я оживился и повеселел, когда увидел, как к нашему столу быстро приближаются две фигуры. Впереди шустро двигался официант. Он держал в руке поднос с графином тёмно-янтарного вина, двумя высокими бокалами, большой тарелкой с фруктами, двумя маленькими тонкостенными голубыми тарелками с вилками и ножами.

За официантом также быстро и на удивление легко для своей комплекции следовал тучный пожилой мужчина с красным пухлым лицом, очевидно, повар, или какой-то распорядитель по кухне, а возможно, и сам хозяин трактира. Они подошли к нам одновременно, остановились, склонились в глубоких почтительных поклонах. Затем официант шустро и изящно расставил приборы, замер в ожидании. Его спутник, пыхтя и отдуваясь, неподвижно воззрился на меня.

— Вы кто такой, сударь? — спросил я небрежно.

— Хозяин этого заведения. Весь к Вашим услугам, Милорд.

— Ну что же, любезный, присядьте-ка за наш стол, прошу вас. В ногах правды нет, — покровительственно и мягко произнёс я, обращаясь к ТРАКТИРЩИКУ.

Тот побагровел и нервно засопел, видимо от неожиданно оказанной ему чести, несколько мгновений поколебался, осторожно присел на скамью напротив нас с ШЕВАЛЬЕ. Последний слегка напрягся, поморщился. Я усмехнулся. Ох, уж, эти дворяне…

— Так значит, вы хозяин этого чудесного заведения? Оно мне очень понравилось, милейший, — продолжил я. — Кстати, не помешал бы нам ещё один бокал!

Перед столом мгновенно возник другой официант. На подносе он держал графин с вином, бокал, тарелку с ножом и вилкой.

— Ай, да пройдоха! — весело засмеялся я, слегка хлопнув ТРАКТИРЩИКА по плечу, от чего тот завалился набок, но весьма быстро восстановил равновесие. — Ценю предусмотрительных людей. Предусмотрительность — верный признак ума!

— Милорд, позвольте выразить Вам глубочайшую признательность за то, что Вы посетили сие скромное пристанище для отягощенных дорогой путников! Какая честь, какая честь! — загудел хозяин. — Не будет ли Вам угодно до начала трапезы оставить свой автограф на нашей памятной доске?

Памятная доска представляла собою тонкий, плоский, идеально отшлифованный кусок белого мрамора в углу трактира рядом с огромным, пока холодным, сумрачным и тихим камином. Мрамор был украшен несколькими чёрными росписями и надписями с указанием дат. Над доской висели парадные портреты, очевидно изображающие лиц, оставивших свои автографы.

— Извините, сударь, но почему вы решили, что именно мой спутник достоин расписаться на доске? У такого человека должны быть определенные заслуги перед обществом, высокий социальный статус. Но вы же его совершенно не знаете!? — нервно и возбуждённо спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Ваша Честь, зачем мне его знать? Его знает Небо, и оно ему покровительствует. Этого вполне достаточно…

Юноша некоторое время переваривал данное откровение, потом как-то обречённо и невесело засмеялся.

— Как хорошо и точно сказано! Как тонко подмечено! Да вы, милейший, — настоящий поэт! — довольно улыбнулся я, а потом раздражённо взглянул на ШЕВАЛЬЕ и стальным голосом произнёс. — Мой юный друг! Не кажется ли вам, что ваши странные комплексы препятствуют мне в данный момент и в данном месте в полной мере насладиться Тихой Прохладой, обещанной нашим милым и гостеприимным хозяином? Соблюдайте, пожалуйста, достоинство и приличия! Спокойствие и ещё раз спокойствие!

— О, Ваше Величество, извините меня, прошу прощения! — мой спутник покраснел, вскочил, суетливо и крайне неловко мне поклонился.

Очевидно, указанные слова были произнесены слишком громко. ТРАКТИРЩИК и официанты застыли, как вкопанные. В зале мгновенно воцарилась тишина. Крестьяне, купцы и дворяне сидели за своими столами неподвижно и, находясь в полном недоумении, искоса и с интересом разглядывали меня.

Ах, юный идиот! Почему я сразу не прогнал его?! Ах, моё бедное глупое «ИНКОГНИТО!». О, как недолго в очередной раз я пребывал в данном благостном состоянии!

Я слегка приподнялся:

— Дамы и Господа! Извините, — всё хорошо, не обращайте на нас внимание. Знаете ли, мой юный друг горяч и поспешен. Молодо, зелено, ну и всё такое… Не совсем точно выразил свою мысль, оговорился, бывает, что тут поделаешь!

Я снова сел за стол, с досадой взглянул на потупившегося юношу, нервно указал официанту на графин и бокалы. Они моментально наполнились вином.

ТРАКТИРЩИК почтительно и тихо сидел напротив, официанты куда-то исчезли. Вино было великолепным, таким, каким ему и полагается быть: сложный и насыщенный букет, лёгкая терпкость, тончайший, едва уловимый, но явно доминирующий вкус полыни среди ещё каких-то трав, бодрящий десертный градус.

— Неплохо, неплохо, — небрежно констатировал я, с наслаждением потягивая божественный напиток.

— Милорд, это лучшее вино такого рода из всех вин, существующих на свете. Клянусь Вам! Оно хранится в моей самой потаённой и заветной бочке. Выдержка — десять лет! За последний год я потревожил покой этого вина только дважды, второй раз, — исключительно ради Вас.

— Спасибо за оказанную честь. А ради кого вы потревожили его покой в первый раз?

— О, Милорд, — ради самой прекрасной из женщин, которую я когда-либо видел в своей жизни! Вы, очевидно, слышали о Графине Первой Провинции Первого Острова? Она гостила неподалёку на юге у Графа Третьей Провинции, следовала в Столицу на Королевский Приём, случайно посетила мой трактир. Боже мой, — какая дама, какая красота, какой ум, какая непосредственность, какое обаяние, какие манеры! Эта улыбка, смех, глаза, руки…

Лицо ТРАКТИРЩИКА озарилось такой первозданно-чистой печалью и умилением, что я внезапно растрогался и нервно смахнул со своих глаз невольно набежавшие на них слезы. То же самое, к моему удивлению, сделал и ШЕВАЛЬЕ. Мы все некоторое время грустно помолчали.

— Да, я вас понимаю… Ох, как понимаю! ГРАФИНЯ действительно — само совершенство. Я имею счастье быть знакомым с нею лично. Позвольте произнести тост в её честь.

Мы, несколько нарушая правила употребления аперитива, быстро осушили бокалы сначала за здоровье ГРАФИНИ, потом за её неземную красоту, затем за её ближних и дальних родственников, ну и конечно же — за любовь. После этого мы с недоумением обнаружили, что вино и в бокалах и в графинах иссякло.

ТРАКТИРЩИК попытался, было, восстановить нарушенный баланс между ожидаемым и имеющимся в наличии:

— Человек, вина! Быстро!

Но я мягко прервал его:

— Пока больше никакого вина… Отведаем ваши блюда, оценим их свойства и качество, немного пообщаемся под тот самый запрещённый напиток, если он у вас всё-таки имеется, после чего, в зависимости от степени полученного мною удовольствия, я, возможно, приму решение о выдвижении вашего заведения на Конкурс Лучшего Трактира Трёх Островов.

Лицо хозяина сначала побледнело, потом порозовело, а затем побагровело. Он, как мне показалось, даже абсолютно протрезвел. Хотя, может ли этакий монстр быть пьяным? Я, конечно же, понимал, что несколько переборщил с блефом и раздачей авансов, но, чем чёрт не шутит, а не организовать ли мне действительно где-нибудь и несколько попозже такой конкурс!? Вполне возможно, вполне возможно…

— Милейший, прошу проконтролировать процесс нашей трапезы, — по-прежнему мягко, но строго произнёс я.

— Сию минуту будет исполнено! — ТРАКТИРЩИК вскочил со своего места и быстро исчез.

Я и ШЕВАЛЬЕ некоторое время посидели молча. Наконец юноша тихо проговорил:

— Ваше Величество, прошу еще раз прощения за свою несдержанность… Я подвёл Вас, раскрыв Ваше «ИНКОГНИТО», очень сожалею. Накажите меня, как Вам будет угодно. Что это на меня такое нашло, не пойму!?

— Ничего ШЕВАЛЬЕ, ничего, на первый раз прощаю. Успокойтесь… Сейчас перекусим — и в путь. Но, с другой стороны, стоит ли теперь нам спешить? Куда, зачем? Потерян смысл дальнейшего пути… Столицы нет, Второго Короля нет. Моя миссия закончилась, так почти и не начавшись. Надо подумать, немного подождать, поразмышлять, послушать людей, проанализировать ситуацию.

— Сир, почему-то мне вдруг именно сейчас вспомнился МАГИСТР. До сих пор он, исчезающий в облаке пыли, стоит перед моими глазами. Как это объяснить? Кто он такой?

— Вы знаете, ШЕВАЛЬЕ, на свете действительно есть масса явлений и вещей, которые не подвластны нашему разуму. Но это отнюдь не означает, что они закрыты для познания и понимания. Нет, они являются таковыми лишь на определённом этапе долгого и сложного пути, а потом предстают перед нами в совершенно другом свете. Через некоторое время смотрим мы на них, и думаем, — ах, как же всё понятно и просто, ох, и почему же раньше мы не могли осознать эти, казалось бы, элементарные истины!? Вот так же найдём и объяснение исчезновению нашего МАГИСТРА, дайте время. А вообще-то зря вы о нём упомянули. Как бы не сглазили, тьфу, тьфу, тьфу… — я нервно постучал по столу.

— Извините, Сир. Тьфу, тьфу, тьфу… — вторил мне ШЕВАЛЬЕ.

Я улыбнулся, встал из-за стола, подошёл к камину, задумчиво посмотрел в его холодное чрево. ШЕВАЛЬЕ тут же вскочил вслед за мною и сопровождал мои движения почтительным взглядом. В трактире снова воцарилась абсолютная тишина. Все присутствующие замерли, внимательно и с интересом наблюдали за мной.

— Так вот, мой друг, по поводу истины, — громко продолжил я свои размышления. — За каждым её разгаданным пластом следует другой пласт, и так — до бесконечности. В этом заключается великий и вечный процесс познания. Кстати, не знаю, уместна ли будет здесь такая аналогия, но мне кажется, что истина подобна женщине.

— Женщине? — удивился ШЕВАЛЬЕ.

— Да, да! Вот, мы знакомимся с нею, ухаживаем за нею, сначала трепетно и неуверенно касаемся её нежной и волшебной кожи пальцами, потом более решительно руками и губами, а затем возбуждённо и нетерпеливо сбрасываем с женщины одежды в стремлении увидеть и ощутить её тело и насладиться ею в первозданно-обнажённом виде. Затем, познав даму в этой ипостаси, мы стремимся в полной мере понять её натуру, узнать её характер и желания, докапываемся до её первозданной сути. Вот, наконец, мы всё вроде бы поняли, да нет же, что-то всегда остается за пределами нашего восприятия и разума. А если мы всё-таки познали, наконец, женщину во всех её проявлениях окончательно, или почти окончательно, и нам становится всё ясно, то нами сразу овладевает скука. Мы лихорадочно и нетерпеливо ищем другую даму, еще не познанную и потому загадочную, и так до бесконечности, вернее, до смерти. Познание рождает сначала радость, наслаждение и удовлетворение, потом возникает чувство пресыщения и частенько наступает печаль, затем охватывает нас какое-то беспокойство, появляется стремление к новому познанию, следом идёт само это новое познание, и так далее, и так далее…

— Кто-то познаёт что-то до смерти, Сир, а кто-то до бесконечности, — грустно заметил юноша, прозрачно намекая на моё бессмертие.

— Да, вы правы, мой друг… Но знаете, в вашем возрасте думать о смерти глупо. Молодость всегда кажется бесконечной и в этом её особый смысл и сила! Что там будет через двадцать-тридцать или сорок-пятьдесят лет? А хрен его знает! К тому же, как мы недавно выяснили, слухи о бессмертии нас, Королей, довольно сильно преувеличены. Вот так, мой друг, вот так!

Нашу философскую беседу прервал официант. Он торопливо приблизился к столу с огромным подносом, поставил на него заказанные блюда: салат, пропитанный ароматами овощей и трав, великолепную, в меру пропеченную и сочную свинину, очевидно, ту самую, — «ПЬЯНУЮ», белоснежную, рассыпчатую, посыпанную укропом и чесноком, картошку, жирную селёдку, аккуратно порезанную, освобождённую от костей и покрытую тонким слоем лука под уксусом, и еще что-то не столь существенное, но, очевидно, вкусное.

Ко всему этому были присовокуплены бутылка красного вина и запотевший графинчик с прозрачной, как слеза, жидкостью. Именно она в первую очередь привлекла моё самое пристальное внимание.

Я со стоном вдохнул все ароматы, парящие и царящие над столом, одной рукой поднял хрустальную рюмку с неизвестным напитком, заботливо наполненную непонятно откуда взявшимся хозяином, другой рукой занёс вилку над селёдкой.

— За здоровье, господа!

Мы с ТРАКТИРЩИКОМ выпили, дружно крякнули, закусили салатом. Жидкость была великолепна! Хороший градус, мягкий вкус, непонятные, но чертовски приятные травяные оттенки, неподражаемый аромат. А главное, — идеальная очистка! Слеза горного родника, капля влаги с глубоких небес, растаявший кусочек льда, отколовшийся от самого чистого из всех чистейших ледников! Красота! Великолепно!

ШЕВАЛЬЕ в это время с удовольствием и, не торопясь, осушил бокал красного вина. Я иронично посмотрел на него, хмыкнул, подцепил самый большой и жирный кусок селёдки, изнемогая от предчувствия грядущего наслаждения, поднёс его ко рту, и именно в это сладостное мгновение я услышал треск распахнувшейся двери и громкий неприятный голос, который принадлежал огромному детине, закованному в тяжёлые доспехи, сверху небрежно покрытые серым плащом. Эмблема на плаще была до боли знакома, — красный треугольник в белом круге. Орден Посвящённых, чёрт его подери!!!

— Всем оставаться на своих местах! — громко произнёс вошедший почему-то до боли знакомую мне фразу и скалой застыл на пороге, обводя угрюмым взглядом зал.

— Ну, ШЕВАЛЬЕ, накаркали вы, однако, беду! — с досадой произнёс я, после чего поспешно и уже без ожидаемого экстаза стал жевать селёдку.

Впрочем, она, зараза, даже при отсутствии этого самого экстаза, и при складывающихся обстоятельствах была великолепна, чрезвычайно вкусна, нежно и маслянисто таяла во рту.

Потом я быстро разлил всем ещё по бокалу белой прозрачной жидкости, словно надеясь, что после её чрезмерного употребления, возможно, этот незнакомец куда-нибудь исчезнет. А ведь как славно начинался ужин!? Ведь он мог так плавно и ненавязчиво перейти в завтрак, а потом, возможно, и в долгий, до самого вечера, обед! А потом снова в томный и меланхоличный поздний ужин, сдобренный на всё готовыми юными девами. Эх, какое горькое несчастье — неожиданно потерять ожидаемое впереди сладкое счастье! Как часто самые смелые и вожделённые наши ожидания рождают всего лишь одни разочарования…

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

И так… Воин в сером внимательно и мрачно осмотрел зал. Хотя ШЕВАЛЬЕ и сидел к нему спиной, его взгляд почти сразу же остановился на юноше.

— Добрый день, господа! — прогремел бас пришельца, обращённый, по-видимому, к нам.

Наступила гробовая тишина. Я усмехнулся. Да, всё происходит именно так, как было прописано в тысяче сценариев до нас, и будет, видимо, отражено в миллионе сценариев после нас…

Так вот. Представьте себе следующую картину. Тихий трактир, корчма, кабак, кафе, бар, ресторан или другие аналогичные заведения. Совершенно спокойная, благостная и умиротворённая обстановка. Неторопливая трапеза, разбавляемая каким-нибудь лёгким или не совсем лёгким напитком, сопровождаемая ленивой дружеской беседой. И тут вдруг появляется наглый и злобный незнакомец или незнакомцы, имеющие крайне агрессивные наклонности и очень дурные намерения. Нарушают они, конечно, сложившуюся гармонию и идиллию, и уже никогда не будет так хорошо, как раньше. Что дальше? Ну конечно же испорченные настроение и аппетит, удивление, недоумение, разочарование, а затем праведный гнев и возмущение, перерастающие в последующее бурное выяснение отношений с совершенно непредсказуемым финалом. И кстати… Чаще всего в таких ситуациях отнюдь не добро побеждает зло. Увы, увы…

Банально, узнаваемо, повторяемо, глупо, но всё равно, чёрт возьми, — как интересно! Сторонних наблюдателей в таких случаях страшно интересует главный и вечный вопрос, — а чем же всё-таки эта очередная классическая заварушка и потасовка закончится!? Ну-ка, ну-ка!? В принципе, существуют только два сценария развития событий, — побеждают или хорошие, или плохие парни. В кино чаще всего, конечно, побеждают хорошие. В жизни, как я уже заметил ранее, — плохие. И так, о сценариях… Вроде бы всё всем понятно и известно! Ан, нет! А вдруг появится какой-то третий сценарий, и мы сейчас увидим что-то новенькое, оригинальное, нетрафаретное, необычное, извращённое и изощрённое!? Ну-ка, посмотрим, что будет дальше? Из века в век, везде, всегда и всё одно и то же…

— За здоровье всех присутствующих, а особенно, дам! — я, не торопясь, поднёс бокал ко рту, с наслаждением его осушил, крякнул, подцепил вилкой самый большой и жирный кусок селёдки с прозрачным колечком лука, грустно и ароматно прилипшим к нему, медленно и, постанывая от удовольствия, его разжевал.

Потом я проделал то же самое с картошкой, отрезал кусок сочной свинины, насладился её перечным ароматом, имеющим ярко выраженный чесночный оттенок и, целиком запихнув в рот, жадно стал жевать. Собственно, в этом и не было особой необходимости, так как мясо волшебным образом просто таяло и растворялось во рту. Вкусовые ощущения при этом были такие, что передавать их словами не имело никакого смысла. Я застонал от удовольствия и томно закрыл глаза.

— Боже мой, как вкусно! Что не говорите, а хорошая еда — основа всех остальных мирских радостей. Голод — это бесспорно основополагающая и главная движущая сила, определяющая развитие природы и общества. Вот, поведайте нам, любезный, — обратился я к неподвижно стоящему на пороге трактира незнакомцу. — Будучи голодным, ну, по настоящему голодным, на что или на кого, прежде всего, вы обратите свой алчущий взор? А? На любимую женщину, или на не менее любимых собаку, кошку, канарейку, хомячка, кролика или коня? На величественные закат или рассвет над водами могучего океана, на белоснежные вершины суровых гор, на партитуру гениальной симфонии, на томик увлекательного рыцарского романа или на рукопись великой, ещё не опубликованной поэмы? Конечно же, — нет, нет, нет, и ещё раз нет!

Я от возмущения аж подскочил на лавке, нервно осушил ещё один бокал и продолжил.

— Само собой, всё свое внимание вы сконцентрируете на лежащем перед вами горячем, ароматном, аппетитном куске мяса и на запотевшем бокале свежего холодного пива, а может быть и на напитке покрепче, а всё остальное: женщины, лошади, музыка, поэзия и так далее, и тому подобное — потом, потом, потом, после того, как произойдёт насыщение! Как вы считаете, милейший и мрачнейший вы наш, а!?

Ответа не последовало. Я его и не ждал. Я лениво дожевал очередной кусок мяса, бросил в рот пару вилок салата, одобрительно крякнул, небрежно провёл салфеткой по губам.

— Кстати, дорогой вы мой хозяин, — я одобрительно потрепал по плечу бледного и испуганного ТРАКТИРЩИКА. — Для вас у меня имеется очень и очень приятная новость. Вы приняты в число участников упомянутого мною выше Конкурса лучшего Трактира Трёх Островов! Если бы не этот мрачный господин, то после четвёртой-пятой рюмки я, пожалуй, посчитал бы Конкурс досрочно завершённым и заочно назвал бы вас его неоспоримым победителем. Но, увы, увы… Знаете что, сударь? Наливайте-ка по третьей или четвёртой, а потом немного развлечёмся, отвлечёмся и разомнёмся. Это должно ускорить пищеварение и обмен веществ.

— Э, э, э… — ТРАКТИРЩИК, как мне показалось, вот-вот должен был потерять сознание и упасть в обморок.

— Кто вы такой? — угрожающе пробасил пришелец, лязгнув доспехами.

— Я всего лишь ПУТНИК, к сожалению, ещё не определившийся на долгой дороге бытия. Бреду, знаете ли, по ней, бреду со своим верным Псом и надёжным Посохом, пытаюсь понять смысл и цель своего Пути, и никак не могу их постичь… Мне иногда приходит в голову одна невероятная по содержанию, ужасная и кощунственная по своей сути, мысль. Можно, знаете ли, от неё свихнуться! Так вот, задаю я себе в последнее время всё чаще и чаще два очень простых вопроса: «А что, если смысла в жизни никакого нет и вовсе!? А что, если сама наша жизнь всего лишь иллюзия, созданная кем-то и непонятно зачем!?», — безнадёжно и с надрывом произнёс я, наполняя самогоном фужер для вина до краёв.

Видимо, мои горестные размышления оказали очень негативное воздействие на всю аудиторию. Мне показалось, что загрустил и опечалился даже пришелец. Тяжёлая тишина повисла в зале.

— Ладно, не будем печалиться, господа! Вся жизнь у нас впереди! — чувствуя мощную алкогольную эйфорию, бодро произнёс я, а потом с трудом отвёл глаза от гипнотизирующего мерцания фужера и снова обратил свой взор на рыцаря в сером. — Позвольте узнать, любезный, какова цель вашего визита, и кто вы, собственно, такой, сударь?

— С вами я разговаривать не собираюсь! — небрежно ответил воин. — Именем Короля я требую всем освободить помещение. ШЕВАЛЬЕ, вы арестованы, я хочу поговорить с вами наедине, выйдем наружу.

— Милейший, при чём здесь Король, ведь вы вроде бы принадлежите к Ордену Посвящённых? У вас появился Король? А что стало с Верховным Магистром? Неужели сидит, бедняжка, жертва заговора, где-нибудь в глубоком-глубоком сыром и вонючем подземелье и страдает!? И, вообще, какого конкретного Короля вы имеете в виду? Я сам, знаете ли, — Король Третьего Острова, ну и что? — слегка заплетающимся языком и меланхолично произнёс я.

После моих слов в трактире снова воцарилась напряжённая тишина. Только одинокая жирная муха, хищно и долго кружившаяся над нашим столом, нарушала её своим басовитым жужжанием. Я сосредоточился и, ускорившись, нанёс по ней удар кулаком. Насекомое тяжело шлёпнулось вниз. Раздался общий удивлённый вздох.

— Да, о чём это я вещал накануне? — тягостно задумался я. — Ах, да… Так вот, вы нам мешаете. Как видите, мы только что приступили к трапезе. И вообще, не советую вам связываться с этим молодым благородным господином. Он, знаете ли, — великий Мастер Меча! Разделает вас под орех в пух и прах в два счёта. Пожалуйста, оставьте нас в покое, будьте любезны, милейший. Напитки и блюда так хороши, приятны и оригинальны! Ну, зачем вы нивелируете их вкус своим присутствием!?

— Что?!

— А то!

— Что!?

— То самое!

Я, качаясь, встал. Потом, слегка ускорившись, тяжело и мощно вспрыгнул на стол, поднял нетвёрдой рукой очередной бокал.

— За Мастеров! За них, отмеченных печатью Бога! За тех, на ком зиждется этот вечный и прекрасный мир! За нас, повелевающих и управляющих им, как глупым, здоровым и резвым быком, послушным нашим командам! За Мастеров, не знающих сомнений! ШЕВАЛЬЕ, отведайте сей благородный напиток и покажите мне, на что вы способны, пришло ваше время, мой юный друг! — чувствуя себя весело и беспечно, произнёс я.

Юноша, зачем-то зажмурив глаза, храбро осушил бокал с самогоном. После этого на его гладком лице отразилась целая гамма чувств, сменявших друг друга по очереди: сначала ожидание чего-то крайне неприятного, потом удивление, некое крепнущее понимание, а затем — блаженное недоумение, переходящее в полное удовлетворение и удовольствие.

Лицо молодого человека сначала слегка порозовело, потом покраснело, щёки запылали, глаза воинственно засверкали, и он звонко обратился к незнакомцу:

— Сударь, я не являюсь подданным вашего уважаемого Короля, если таковой существует, и не собираюсь отдаваться в ваши руки просто так, без объяснения на то причин. И вообще, мне не нравится повышенное внимание, которое оказывается моей скромной персоне последнее время со стороны вашего Ордена. Надеюсь, что вы не собираетесь изъять у меня некую вещь, которая, якобы, принадлежит мне на незаконных основаниях? Давайте сядем, поговорим… Мой благородный спутник нам не помешает, он только даст умный совет, ибо, совет Короля не может быть глупым!

После этих слов незнакомец ещё некоторое время удивлённо, недоверчиво и настороженно разглядывал меня.

— Браво, браво!!! Слова мужа, а не мальчика! — с восторгом и чуть заплетающимся языком произнёс я.

— Да, я действительно намерен предложить вам вернуть ту самую вещь и незамедлительно, — зычно и злобно прорычал рыцарь.

Он явно стал терять терпение, решительно сделал несколько шагов в нашу сторону, крепко сжал рукоять меча.

— Вынужден вас разочаровать. Эта вещь мне уже не принадлежит. Она — собственность моего спутника, — юноша указал на меня. — Я её ему подарил!

— Да, да, именно так, — я улыбнулся несколько удивлённо.

— Тогда вы арестованы оба. Пройдёмте со мною, господа.

— Позвольте, любезный, а где наручники? Почему вы не зачитали нам наши права? Требую адвоката и немедленно! — искренне возмутился я.

— Что!?

— Да что вы всё «что», да «что»!? Надоело! — ухмыльнулся я.

— Вы знаете, Сир, сегодня я очень зол. Пора спустить пар, — ШЕВАЛЬЕ быстро налил себе очередной фужер самогона до краёв, залпом, не поморщившись, его выпил. Затем он лихо подцепил на вилку толстый и жирный ломтик селёдки с парой кружков лука, закусил, застонал от удовольствия и восторга, потом закрыл глаза. — Действительно недурственно. Просто великолепно! Однако, Сир, как много в этом мире чудесных ощущений, которые нами ещё не познаны.

— То-то, то-то, мой юный друг! Наконец-то вы стали кое-что понимать. То ли ещё будет! — довольно отозвался я. — А, вообще, — вся наша жизнь соткана из ощущений. Но только приятные ощущения привносят в неё смысл! Только они!

— Бог ты мой! Сир, однако, как умно сказано! — восхитился ШЕВАЛЬЕ. — Нет, не умно, а гениально!

— Да, Бог меня умом не обидел, мой юный друг! Что есть, — то есть…

Ну что же, моё «ИНКОГНИТО», как временный, наспех сколоченный дом, окончательно развеялось под неожиданными ударами ветра судьбы. Ах, как недолго в очередной раз оно продлилось! Так тому и быть, так тому и быть… Мне не привыкать.

Серый Рыцарь некоторое время молчал, продолжая удивлённо и злобно разглядывать меня. Посетители трактира, почувствовав запах жаренного, стали поспешно покидать заведение.

— ШЕВАЛЬЕ, я думаю, что нам предстоит поучаствовать в лихой заварушке. Будьте готовы!

— Всегда готов, Сир!

— Ваш ответ рождает в моем мозгу определённые ассоциации, пока не подвластные моему ущербному разуму, но сам по себе ответ великолепен, достоин истинного рыцаря. Я предлагаю выпить по бокалу вина, так как самогон, увы, закончился. Неизвестно, что ожидает нас через несколько минут, поэтому прошу к столу. Тост!

— Сир, я вёл себя по отношению к Вам, как полный идиот. Не понимаю, что со мною произошло. Какое-то помутнение разума… Ещё раз прошу прощения за причинённые вам неудобства, за отсутствие с моей стороны подобающего Вам уважения и почтения.

— Да что это вас так переклинило? Сегодня вроде бы не Прощённое Воскресенье. Ещё раз принимаю извинения. Всё, — хватит! Но где тост? — возмутился я.

— За удачу, Ваше Величество!

— За удачу, за эту умнейшую и прекраснейшую из шлюх!

Всё время, пока продолжалась наша непринужденная застольная беседа, пришелец находился в каком-то ступоре, смотрел на нас, удивлённо выпучив глаза. Наконец он очнулся и дико заорал:

— Ко мне, все ко мне!

Его вопли никоим образом не помешали нам осушить бокалы. Мы даже успели быстро закусить, а потом началось…

Дверь с треском слетела с петель, в зал ворвались воины. Их было человек десять-двенадцать, все в крепких доспехах, с мечами, алебардами и арбалетами, из которых в нашу сторону была незамедлительно отправлена целая стая хищных стрел. Я среагировал мгновенно. За пару секунд до залпа, издав воинственный рёв, я одним мощным рывком опрокинул на бок массивный дубовый стол с остатками нашей трапезы. Стрелы не смогли пробить его, а, следовательно, не достали нас с ШЕВАЛЬЕ, укрывшимися за ним.

Чем плох арбалет? Он требует, в отличие от лука, сравнительно длительной перезарядки. Этим мы и воспользовались. ШЕВАЛЬЕ выхватил меч и с пронзительным криком бросился на нападающих. Далее события, как и полагается в таких случаях, приобрели стихийный и неуправляемый характер. Юноша действительно мастерски владел мечём. У него была великолепная реакция, отличная физическая подготовка. Несмотря на имеющиеся у него, ещё не вполне зажившие раны, ШЕВАЛЬЕ демонстрировал прекрасную сноровку. Оборона его была почти безукоризненна и в связи с этим почти непробиваема. Он молниеносно атаковал, делал обманные выпады, разнообразные финты, кувырки, подкаты. Он был великолепен!

Воины противника, одетые в более тяжёлые доспехи, двигались значительно медленнее. Зал был недостаточно просторен для того, чтобы грамотно окружить ШЕВАЛЬЕ и задавить его массой, тем более применить арбалеты. Вместо этого вражеские бойцы натыкались друг на друга, мешали сами себе, погрязали в бессмысленной свалке.

Трактир менялся на глазах. Столы и лавки трещали под ударами мечей, отдавая себя хаосу в виде щепок. Со стен летели заботливо украшающие их предметы. Крики, вопли и стоны сотрясали низкий потолок. Прошло всего несколько минут схватки, а на счету ШЕВАЛЬЕ было уже трое поверженных противников. Они лежали или сидели, обливаясь кровью. Меч юноши продолжал творить чудеса: крутился, скользил с молниеносной быстротой по плоскости, финт следовал за финтом, выпад почти всегда достигал своей цели. Да, однако, мой юный друг явно был в ударе! Истинный экстаз рождается или в состоянии озарения, или любви, или опьянения, что, собственно, почти одно и то же…

Впрочем, юноше то же досталось. Доспехи во многих местах были погнуты или рассечены, несколько ударов противника видимо достигли цели, так как я заметил сочившую кровь в районе левой руки и правого бедра. Ах, какой молодец! Ещё не отошёл от предыдущей схватки, а как бьётся сейчас! Прав был БАРОН! Какое, однако, сильное и бесстрашное поколение подрастает на благословенных просторах Первого Острова! Когда же, кстати, я там, наконец, побываю!?

Некоторое время я находился в состоянии какого-то мутного покоя, вызванного, очевидно, чрезмерным употреблением алкоголя, и невозмутимо созерцал происходящее. Меня почему-то пока никто не трогал. ПОСОХ стоял, прислонённый к стене, был наполнен спокойной и равнодушной неодушевлённостью. ЗВЕРЬ тоже никак не проявлял себя, видимо, без моей команды он научился не предпринимать никаких действий. Серый Рыцарь высился неподвижной глыбой около двери, забрало скрывало его лицо.

Скоро ШЕВАЛЬЕ, как и давеча на дороге, стал уставать. Видимо, предел его возможностей имел свою планку. Юноша уже пропустил несколько ощутимых ударов, перешёл в оборону, противнику всё-таки удалось загнать его в угол. Теперь осталось задавить массой. Впрочем, враги тоже подустали, двигались в замедленном темпе. Все сражающие бойцы тяжело дышали, доспехи были помяты и в крови.

Ну, что же, ШЕВАЛЬЕ, очередной экзамен успешно сдан. Свои возможности и способности юноша показал в полной мере. Настал и мой черёд. Пора, наконец, в реальном бою испытать свои собственные силы.

— Господа! — твёрдо и зычно произнёс я. — Не пора ли вам сделать перерыв, выйти на свежий воздух, отдохнуть, дать себе шанс на сохранение жизни?! Ведь она так прекрасна и, увы, к сожалению, так коротка! Но почему-то я думаю, что вы не последуете моему мудрому совету. Жаль, ах как жаль! Ну, что ж, пеняйте на себя.

Я, слегка ускорившись, мощно и легко перепрыгнул через стол, молниеносно выхватил свой меч из ножен, лихо крутанул его над головой. Во мне вдруг ожили вроде бы неведомые ранее и мирно спящие до этого, но мгновенно перешедшие в режим бодрствования навыки владения холодным оружием. Я почувствовал, что эти самые навыки очень даже не плохи, чему совершенно не удивился.

В стане врага при моём эффектном появлении на поле боя возникло замешательство, но оно длилось не долго, так как Серый Рыцарь тяжело и зловеще вытащил свой огромный меч из ножен и пророкотал:

— Вперёд, идиоты, добейте этого юнца, а я разберусь с его другом!

— ШЕВАЛЬЕ! За Родину, за Первый Остров, за ГРАФИНЮ! — заорал я, лихо вращая мечом перед собой и отбрасывая мощным пинком ноги лавку со своего пути.

Я мгновенно и абсолютно инстинктивно, как это уже случалось со мною ранее, ускорил своё движение, но теперь я полностью его контролировал. Я для начала задал совсем лёгкий и щадящий темп. Он всего лишь компенсировал мне наличие превосходящих сил противника, не более того. Мне хотелось испытать себя именно в реальном бою, находясь, практически, на равных с врагом. Где же там наш мрачный рыцарь? Что-то я его пока перед собой не вижу!

Движения нападавших бойцов замедлились, но не намного. Это мне и нужно было — проверить свои силы на начальной стадии ускорения. Его вполне хватило для того, чтобы я, как острый нож, погружённый в масло, безжалостно рассёк толпу воинов, по ходу мощно и беспощадно сокрушая их.

Мой меч, как колибри, легко и молниеносно порхал налево и направо, вверх и вниз, мгновенно меняя направление и углы атаки. Воздух был слегка тягуч, совсем слегка, как хорошо разбавленный кисель. Противники заторможено копошились в нём, а я легко скользил между ними, поражая одного за другим. На мгновение я увидел перед собою безумные и расширенные от удивления глаза ШЕВАЛЬЕ, обессилено сидящего на полу в углу зала.

Я специально периодически изменял скорость движения для того, чтобы понять свои истинные возможности, как фехтовальщика. Они оказались на самом и самом высоком уровне. Я, очевидно, не уступал в способностях и возможностях ШЕВАЛЬЕ, а может быть и самому БАРОНУ, а, скорее всего, и превосходил их!

Наконец, напоследок, не будучи уже в состоянии ускорения, я успешно справился с последним противником. Я легко и изящно ушёл от серии его быстрых ударов мечём, и завершил схватку молниеносным и смертельным выпадом своего клинка в горло воина, не полностью защищённого доспехами. Вот, собственно, и всё!

После этого я, как всегда в таких случаях, почувствовал мгновенную усталость, присел на пол, тяжело дыша и обливаясь потом. Вокруг громоздились трупы, валялись отрубленные руки, ноги и головы, растекались лужи крови. Видимо, скорость движения моего клинка была такова, что позволяла ему с лёгкостью разрубать и доспехи, и щиты и мечи. Да, всё в конечном итоге решают реакция и скорость, ну и, конечно же, сила. А что такое, собственно, быстрота реакции? Это скорость, с которой мы реагируем на внешние раздражители. Стоп! Скорость, сила, энергия… Масса, энергия, скорость… У меня в памяти вдруг всплыла какая-то математическая формула. «Энергия равняется массе, умноженной на скорость света в квадрате!». Боже мой, откуда это!? Сердце забухало в груди в предчувствии какого-то откровения, я напрягся, но, как всегда, ничего не произошло. Чёрт возьми, как мне это надоело!

Я расслабился, в темпе провентилировал лёгкие, отдышался, быстро восстановился, огляделся вокруг в поисках ШЕВАЛЬЕ. Он сидел всё в том же углу, опустив голову на грудь, слегка постанывал. Слава богу, мой юный друг жив. Среди тел, разбросанных по залу, я не заметил ни единого движения. Какое, собственно, может быть движение у трупов!? А где же Серый Рыцарь? Его в зале не было. Ай, яй, яй!!! Испугался, позорно бежал, грозный ты наш! Нехорошо, ох как нехорошо! Недостойно, однако, ты поступил. Ах, как это мерзко!

Я подошёл к ШЕВАЛЬЕ, присел рядом с ним на окровавленный пол. Юноша, тяжело дыша, поднял голову и прохрипел:

— Сир, Вы были великолепны. Это какое-то волшебство. Так владеть мечём не может ни один из смертных! Я поражён, посрамлён, опозорен и раздавлен. Всё, бросаю фехтование, турниры, ухожу к чёрту в монастырь!

— Молодой человек, вообще-то вы имеете дело с Бессмертным, вы что, — забыли? А как же я ещё могу владеть мечом? Что касается волшебства, то на эту крайне интересную тему мы ещё с вами поразмышляем. Смею заметить, что любое волшебство зиждется на мастерстве. Я учился искусству владения мечом не меньше времени, чем вы, а может быть, и побольше. Ну, а по поводу монастыря… Если это будет женский монастырь, то я конечно же ухожу в него вместе с вами! О чём речь?!

Юноша зашёлся громким истерическим смехом. Я приподнял Мастера Меча с пола. Он, опираясь на меня, проковылял к единственной уцелевшей скамейке, стоявшей около дальней стены, грузно опустился на неё. Я, не церемонясь с застёжками, снял с ШЕВАЛЬЕ погнутые и окровавленные доспехи. Ранения на его теле имелись, но были они неглубокими и явно не смертельными. Очевидно, мой юный друг просто очень сильно устал, впрочем, как и я сам. Что же, передохнём немного… Когда бой окончен, приходит время покоя и умиротворения.

Я поднял с пола тонкую льняную скатерть, разорвал её и, как умел, сделал ШЕВАЛЬЕ перевязку. В её процессе я использовал для дезинфекции остатки самогона, обнаруженные мною на дне опрокинутого графина. Юноша перенёс болезненную процедуру стойко, плотно сжав зубы, а после неё облегчённо откинулся на стену и, очевидно, то ли потерял сознание, то ли просто задремал.

Я, не торопясь, прошёлся по залу, остановился около входа. Двустворчатая массивная дверь каким-то чудом удержалась на одной-единственной верхней петле. Она косо и угрюмо преграждала мне путь наружу, словно предупреждая о том, что выходить туда не следует. Внутренний голос и без её совета подсказывал, что за порогом меня ждут одни неприятности, и появляться там не стоит.

С другой стороны, что мне эти долбанные неприятности!? Я к ним уже привык! Как я убедился сегодня окончательно, никакой враг мне индивидуально, а уж в совокупности с ПОСОХОМ и ЗВЕРЕМ, и подавно не страшен. Надо выйти, посмотреть, что там происходит за порогом. Только в движении постигается истина и познаётся цель! Кстати, а где мой верный и могучий Пёс?

— ЗВЕРЬ! — негромко произнёс я.

Пёс материализовался мгновенно. Он, оказывается, находился в углу зала, рядом с камином. Место сравнительно тихое и безопасное. Ну, что же… Молодец! Без моих команд не делает никаких лишних движений, подчиняется мне немедленно и беспрекословно, действует только тогда, когда я этого захочу. Прекрасный инструмент моей воли. Впрочем, моей ли, или чьей-либо иной? Кто знает, кто знает…

ЗВЕРЬ, не торопясь, брезгливо обходя павшие тела, приблизился ко мне, лениво и нервно зевнул. Я потрепал его по шее, он как всегда удивлённо выпучил свои янтарные глаза. Я как всегда рассмеялся, — весело, облегчённо и легко.

ПОСОХ стоял, прислонённый к стене, в том самом положении, в каком я его и оставил. Он был слегка тёплым на ощупь, привычно влился в мою руку. Я сразу же почувствовал исходящие от него магические волны, полные покоя, гармонии, надёжности и умиротворения.

За стенами трактира я услышал какой-то лёгкий шум, приглушённые голоса, движение. Окна в помещении были расположены высоко, почти под потолком, и я не мог визуально оценить обстановку на улице. Надо выходить… Как бы нас не подожгли, а в таком случае ситуация значительно осложнится. Да суть даже не в её осложнении, мне на это наплевать. Со всеми и всем справлюсь и разберусь. Если не я, так это сделает за меня ЗВЕРЬ. ТРАКТИРЩИКА жалко. Хороший мужик. Неплохое заведение… Прекрасная кухня. А какие напитки!

— ЗВЕРЬ! — произнёс я с уже выработанным на практике, определённым тембром голоса.

Пёс мгновенно исчез. Обойдёмся без него ещё некоторое время. Натравить ЗВЕРЯ на злодеев никогда не поздно. Надо до конца познать и понять себя, проверить все свои возможности и способности. Что ждёт меня за порогом? Чёрт его знает… Я неторопливо вложил меч в ножны, взял в правую руку ПОСОХ, в левую, — подобранный на полу крепкий тяжёлый щит, преодолел небольшой коридор, а потом, резко распахнув входную дверь, решительно вышел наружу.

Нестерпимо яркий свет предзакатного, низко-висящего над горизонтом солнца, на мгновение ослепил меня. Я услышал резкие щелчки спускаемых арбалетных курков, свист стрел, мгновенно, непроизвольно и независимо от собственного сознания ускорился, резко присел, выставив перед собой щит. Стрелы жёстко и мощно ударили по нему, отдавая свою энергию металлу, дереву и моей руке, но не смогли его пробить.

Я на пару секунд расслабился, но краем глаза уловил какое-то движение с боку. Ретировавшийся недавно из трактира Серный Рыцарь, подняв над головою огромный меч, обрушивался на меня в гигантском молниеносном прыжке. Я снова инстинктивно и мгновенно ускорился. Противник, двигавшийся за секунду до этого сверх быстро, вдруг потерял скорость. Я понял, что суть заключается не в потере им скорости, а в обретении её мною. Мы просто стали двигаться на равных. Но я вдруг осознал, что могу перемещаться ещё намного быстрее. Эта мысль, мгновенно промелькнувшая в голове, сильно согрела и обнадёжила меня, вселила твёрдую уверенность в грядущей победе.

Серый Рыцарь нанёс мощный удар сверху вниз, целясь мне в шею. Я молниеносно перекатился влево через щит, используя его выпуклость, вскочил и в свою очередь нанёс противнику сильный боковой удар ПОСОХОМ. Вопреки моему ожиданию, он не достиг намеченной цели и пришёлся по вовремя подставленному мечу врага. Отдача от их соприкосновения была ужасной. Мою руку пронзила резкая боль, потом она онемела. Противник испытал, видимо, те же самые ощущения, потому что из-под забрала раздался утробный рёв, правая рука рыцаря беспомощно повисла.

ПОСОХ, целый и невредимый, выпал из моей руки, меч противника разлетелся на две половинки в разные стороны. Я отбросил щит, левой рукой неловко, но достаточно быстро, выхватил свой меч. Время, как по щелчку свыше, снова приобрело своё прежнее течение. Серый Рыцарь стоял передо мною, слегка согнувшись и пошатываясь. Его правая рука висела, как плеть, я слышал тяжёлое дыхание из-под забрала. Он видимо ещё не пришёл в себя. Я же восстановился в отличие от него очень быстро, хотя правая рука и оставалась слегка онемевшей.

Рыцарь, по-видимому, то же стал приходить в себя. Он откинул забрало и, словно борец, мощно стоял передо мною, наклонившись, широко расставив руки и ноги. Его светлые, прищуренные глаза внимательно наблюдали за мною. Я снова легко и естественно ускорился, прыгнул и нанёс противнику молниеносный и мощный удар мечём сверху, причём не острием клинка, а плашмя.

Серый Рыцарь, очевидно, то же ускорился, но в этом умении он явно отставал от меня, так как его закованные в металл и поднятые вверх руки не успели сомкнуться над головой, защищая её от моего беспощадного и молниеносного удара. Они, как две половинки разводного моста, слишком медленно сходились друг с другом, и мой меч успел пройти между ними, стремительно и мощно обрушился на шлем противника. Тот упал на землю огромной беспомощной кучей металлолома, а я, мгновенно потеряв скорость движения, обессилено опустился рядом с ним. Во мне снова возникли уже хорошо знакомые ощущения опустошённости, неимоверной слабости и страшной усталости.

Несмотря на своё крайне утомлённое состояние, я не потерял бдительности. Через несколько секунд я сконцентрировался, быстро огляделся вокруг, сделал это очень вовремя. Послышались характерные щелчки курков спускаемых арбалетов и зловещий свист стрел. Снова последовало мгновенное ускорение, независящее от моего сознания, которое явно не поспевало за стремительными ходом событий. На этот раз ускорение было намного более сильным, чем раньше.

Я молниеносно перекатился вперёд и увидел, как десяток коротких тяжёлых стрел дружной, хищной и тесной стаей пролетели над тем местом, где я только что находился. Я, преодолевая жаркий кисель воздуха, вскочил, а потом резко и максимально расслабился. Мир вновь обрёл свою прекрасную, чистую и лёгкую реальность, которую явно портила шеренга воинов, стоявшая от меня в шагах в двенадцати — пятнадцати. Стрелки быстро, умело и сноровисто уже заканчивали перезарядку больших мощных арбалетов. Но что мне их сноровка! После моего очередного и мгновенного ускорения их движения стали замедленными, тягучими. Я молниеносно прыгнул вперёд, затем в бок и вспорол своим славным мечём всю шеренгу врага вдоль и поперёк, как хрупкий лист бумаги. Закончив ускорение, я снова обессилено опустился на землю. Да, — это уже слишком!

Краем глаза я уловил движение сбоку, вновь ускорился, резво вскочил и увидел в десятке шагов от себя… МАГИСТРА. Он, как и прежде, восседал на огромном коне, забрало шлема на этот раз было поднято, являя миру мрачное, тяжёлое, рельефное, серое лицо, покрытое морщинами. Бесцветные, глубоко посаженные глаза выражали целый спектр самых разных чувств: удивление, досаду, недоумение, гнев и усталость. МАГИСТР был один. Он, видимо, исчерпал все свои ресурсы от первого и до последнего воина. Некоторое время мы устало молчали, разглядывая друг друга, потом МАГИСТР с нескрываемым раздражением произнёс:

— Да, впечатляющее представление! Как ты мне надоел, незнакомец! Каким образом ты оказался здесь?! По моим сведениям, ты должен отдыхать и развлекаться в замке со своей прекрасной и любимой ГРАФИНЕЙ. Неплохое времяпровождение, очень неплохое. Ты что, навеки прилип к своему юному другу?

— О, мы уже перешли на ты! Прекрасно, прекрасно… Мне это нравится. Ну, а что касается данной ситуации, то отнюдь не я прилип к ШЕВАЛЬЕ, а он ко мне. Его появление некоторое время назад, как и твоё сейчас, для меня явилось полной неожиданностью. Каким образом ты узнаёшь о его месторасположении? Ах, да, — шпионы, повсюду шпионы. Твой Орден, очевидно, имеет целую армию таких ребят? А то, как же вам иначе уследить за всеми событиями со своего островка? Кстати, как я понимаю, именно твой агент стрелял в меня недавно со стен замка ГРАФА? Очевидно, это была разведка боем с целью выявления моих способностей? Почему же, зная их, ты рискнул со мною связаться?

— Абсолютно не в курсе того, что в тебя стрелял какой-то агент, — искренне удивился МАГИСТР. — Да мало ли кто в тебя мог стрелять! Не о том сейчас речь… А что касается месторасположения и слежки. Существуют, знаешь ли, спутники. Они висят на орбите…

— Спутники… Орбита… — растерянно произнёс я. — Что это такое?

— Кстати, как мне тебя называть? — поспешно буркнул мой странный собеседник, явно уходя от обсуждаемой темы.

— Сир. Король. Или Ваше Величество! — сказал я. — А можно пока — ПУТНИК. Но лучше первое, чем второе.

— Эх, ПУТНИК! Только один фактор в данный момент согревает мне душу и рождает надежду на благоприятное разрешение этой дурацкой ситуации. Сдаётся мне, что не всё с тобой в порядке. Что-то не так с твоей памятью, и, слава Богу, иначе события, случившиеся с тобою за последнее время, происходили бы совершенно по-другому сценарию и имели бы для меня и ещё для кое-кого очень неприятные последствия.

МАГИСТР выглядел больным и крайне усталым. Тяжёлые чёрные мешки под глазами, какой-то потухший взгляд, серое лицо.

— Эх, ПУТНИК! Ты явно не помнишь очень важные и очевидные вещи, не представляешь, до какой степени они для тебя важны, а для нас очевидны! И, слава Богу! А что касается сегодняшней схватки… Во-первых, посылая своих людей в трактир, я и не подозревал, что ты можешь там находиться. Во-вторых, узнав об этом, я всё-таки попытался тебя остановить с помощью МОЛОТА, так как думал, что ты, как и он, — всего лишь один из Ускоренных. Молот — лучший из вас! Я был уверен, что он с тобой справится, да ещё и при поддержке арбалетчиков, но, увы, увы… Откуда у тебя такие способности? Кто ты такой? Почему я тебя не знаю? Я должен знать всех Ускоренных! Неужели КООРДИНАТОР ведёт какую-то свою тайную и пока непонятную мне игру!?

— Это ты у меня спрашиваешь!? — возмутился я. — При моей-то ущербной памяти!?

— Ладно, сударь… Разберёмся, — вздохнул МАГИСТР. — Да, жаль, я снова просчитался! Боже, как я устал от всего этого! Ах, как устал!

— Да ладно, не переживай ты так, дружище… В следующий раз, может быть, что-то и наладится, получится, срастётся, — нарочито весело и с явной издёвкой произнёс я.

— Ну что же, — смейся, смейся… Ты это заслужил. Эх, боюсь я, что следующего раза может и не быть, — грустно сказал МАГИСТР.

— Послушай, что ты всё — «эх», да «ах»! Давай спокойно поговорим. Кто ты такой, кто я такой?! — раздражённо спросил я. — Как я понял, исходя из твоих слов, ты меня не знаешь, хотя и должен был бы знать. Почему должен был? Возможно, я тебя знаю. Или нет? Кто же я есть на самом деле!? Ну, скажи! Как мне всё надоело!

— Ты не представляешь, как мне это всё надоело! Пока я до конца не понимаю, кто ты такой, увы, увы! Я, чёрт возьми, не представляю, что сейчас таится внутри тебя! Ты не обычный Ускоренный. У тебя другой, очень высокий, фантастический уровень ускорения! Непонятно, непонятно! Ну, не ПОСОХ же даёт тебе такие способности!? Или он!? Проклятье, но это невозможно! Ты же не Король, а всего лишь банальная, случайная пешка в грандиозной игре! А может быть и не пешка! Ничего не понимаю! Кто же всё-таки ты такой?

— Ну, вот и приплыли! Ну, вот и поговорили! Ты долго будешь задавать мне этот дурацкий вопрос, а?! До бесконечности?! — злобно и громко, находясь на грани истерики, заорал я. — Да что же это происходит, до каких пор надо мною будет издеваться Всевышний, или кто там ещё?!

Я топнул ногой о землю, с ненавистью посмотрел в серое небо. МАГИСТР угрюмо молчал, пристально разглядывал меня, неподвижно сидя на своём огромном коне.

— МАГИСТР, можно я буду тебя так называть? Давай всё-таки присядем, успокоимся и тихо мирно поговорим. У меня действительно проблемы с памятью. Ты — единственный человек, который хоть что-то может прояснить в данной тупиковой и глупой для меня ситуации. Мне надоело это беспомощноё, неопределённое, подвешенное умственное состояние. Кто ты такой, кто же есть я, почему это всё со мною происходит!? Как, чёрт возьми, я здесь оказался, почему, зачем!? Выскажи хотя бы какие-то элементарные мысли по этому поводу, догадки, предположения, гипотезы. Что это за упомянутая тобой грандиозная игра!? Да, и почему же я не могу быть Королем? АНТР и ПОСОХ всё-таки при мне!?

— Да, ПОГЛОТИТЕЛЬ действительно при тебе. Кстати, и ПУЛЬТ теперь почти у тебя! Но ты не Король, это априори невозможно! А где же ЗАЩИТНИК? Где он!? Кстати, я почему-то ни разу его не видел!? Ах, да… Он же может быть невидимым. Но как же ты его себе подчинил, вернее, каким образом он тебе подчинился!? Непонятно, невероятно, о, ПУТНИК! К сожалению, а может быть и к счастью, я не могу с тобой искренне побеседовать. Как я уже говорил, — слишком многое поставлено на кон. Ты мне, в общем-то, симпатичен, против тебя я лично ничего не имею, поверь, но игра в самом разгаре, открывать свои карты глупо и губительно. Мне надо подумать, посоветоваться кое с кем. Давай сегодня разъедемся мирно. Я думаю, что всё-таки скоро мы снова встретимся. Надеюсь, ты не против такого варианта?

— Как знать, как знать… Смотрю я на тебя, голубь мой, и думаю, — отпускать тебя, не отпускать? Собственно, мужик ты шустрый и, как и я, не совсем обычный. Вон как неожиданно исчез прошлый раз! Это на меня произвело огромное и потрясающее впечатление, признаюсь честно.

Я крепко сжал в руках ПОСОХ, почувствовал, что ЗВЕРЬ находится рядом со мною. Вот его, оказывается, как на самом деле зовут, — ЗАЩИТНИК! Любопытно, любопытно… Натравить, что ли, Пса на этого типа?

— Знаешь, МАГИСТР, я пребываю в данное время в некотором недоумении и в раздумьях. Рационального объяснения твоему исчезновению я не нахожу, значит, — здесь налицо присутствие неких магических, а, скорее всего, просто пока непонятных мне физических сил. Если ты колдун, то почему до сих пор не уничтожил меня или не превратил, допустим, в свинью? Этот вариант был бы хорош с практической точки зрения. Твои горе — воины могли бы меня поджарить и съесть, вот и сэкономили бы на продовольствии. Если ты не колдун, — то кто тогда? Откуда ты появляешься, куда и каким образом исчезаешь? Может быть, ты просто искусный фокусник, мастер иллюзий? Но фокус был слишком сложен, чтобы воспринимать его таковым. Уж не посланец ли ты неких высших сил? Но где тогда ореол вокруг головы, крылья или ещё что-либо в этом роде? Ничего не пойму!

МАГИСТР тяжело и невесело засмеялся, чуть тронул коня.

— А ты не торопись, голубь ты мой, я пока тебя никуда не отпускал, — мрачно произнёс я. — Так вот, если ты являешься неким посланцем высших сил, то почему не обладаешь соответствующим могуществом, ну, или хотя бы способностями, подобными моим? А я ведь уже понял, что возможности мои, конечно в купе со ЗВЕРЕМ и ПОСОХОМ, а тем более с РЕЛИКВИЕЙ, то есть с ПУЛЬТОМ, уникальны, могучи, смертоносны, опасны и ужасны. Я пока ими просто не овладел в достаточной степени. А если овладею? Ты, как я понял, почему-то даже не принадлежишь к числу, так называемых, Ускоренных. Почему?

— Возраст и здоровье не позволяют, — горько усмехнулся МАГИСТР.

— Но зато ты обладаешь способностью свободно куда-то исчезать, когда тебе это надо, а я этого сделать не могу. Почему? Или могу? Какая-то ерунда получается, непонятный вы наш…

— Увы, увы, мне тоже многое непонятно. Так что? Расстанемся мирно и по-хорошему, а? Кстати, нельзя ли мне посмотреть, что там с моим человеком. Скорее всего, он мёртв, но всякое бывает. Я бы оказал ему помощь, а если он мёртв, то забрал бы с собою, чтобы достойно похоронить на его родине. Как тебе это предложение?

— Внутренний голос подсказывает мне, что соглашаться с твоим вроде бы разумным и безобидным предложением не стоит. С МОЛОТОМ я сам разберусь. Бог с ним! Что касается тебя… Ладно, так и быть. Я отпущу тебя, но с одним условием.

— Каково же оно? — хмыкнул МАГИСТР.

— Ответь на самый интересующий меня сейчас вопрос: «Почему я не Король? Кто же я всё-таки такой!?».

Рядом со мною на земле лежал взведенный арбалет. Мощная, добротно сделанная штука, однако… Я поднял его, положил на плечо, многозначительно взглянул на собеседника.

— Вообще-то, ты задал два вопроса, — МАГИСТР с тревогой посмотрел на арбалет. — На последний я ответить пока не могу, — ей Богу! Увы, я действительно не знаю, кто ты такой! Клянусь честью!

— О, как, ишь, ты, однако!!!

— Да… Ибо…

— Ну, ладно… Жду ответа на первый вопрос.

— На него, пожалуй, я могу и вынужден дать ответ. Ты не Король, потому что Короли Первого и Второго Островов мертвы. Эти сведения абсолютно достоверны.

— Но как же они могут быть мертвы, если являются Бессмертными!?

— Слухи о бессмертии Королей были сильно преувеличены, — желчно и хищно усмехнулся МАГИСТР. — Собственно, на определённом этапе даже я в них, в эти слухи, поверил. Ладно. И ты, и я сегодня очень устали. Кстати, как я понял, ты, очевидно, направляешься в Столицу Второго Острова для свидания с его Королем? Не трать силы. Не стоит этого делать. Король, как я уже сказал, мёртв, везде царят растерянность и хаос. И тебе, и нам следует сначала подумать, как действовать дальше.

— Кому это нам? — мрачно произнёс я.

— Нам, — это нам, — неопределённо ответил мой загадочный собеседник. — А скажи, пожалуйста, ПУТНИК, и каким же таким образом и при каких обстоятельствах ты встретился с АНТРОМ, приобрёл ПОСОХ?

— Это они приобрели меня, — буркнул я. — А вообще, много будешь знать, — скоро состаришься. Могу сказать по иному: «Познание рождает печаль, а та, в свою очередь, — преждевременную старость!».

МАГИСТР весело рассмеялся и снова тронул коня.

— Э, нет, загадочный ты наш! — я слегка приподнял арбалет. — Ещё один вопрос. Какова судьба других АНТРОВ?

— Скорее всего, они тоже уничтожены. Скажу по секрету, — их гибель явилась полной неожиданностью для многих людей, в том числе и для меня. А что касается твоего АНТРА… Чёрт его знает, откуда он вообще взялся. Собственно, как и ты сам… Вот так. Ладно, что-то я разболтался. Надеюсь, ты умеешь держать слово и не выстрелишь мне в спину? Кстати, не советую пытаться взять меня в плен. Хуже будет обоим. Не говорю тебе прощай, до скорой встречи, ПУТНИК!

МАГИСТР резко развернул коня, и в этот момент голову мою пронзила ещё одна очень важная мысль, которая почему-то не посетила меня ранее.

— Стоп, стоп! — заорал я.

— Ну, что ещё?

— Ты сказал, что Короли двух Островов мертвы, но при этом почему-то ничего не упомянул о судьбе Третьего Короля!? Что случилось с ним!? А может быть всё-таки я и есть он!? — я выставил арбалет вперёд и прицелился.

— Спокойно, спокойно, ПУТНИК, не горячись, — испуганная гримаса исказила бледное лицо МАГИСТРА. — Ты никак не можешь быть Королём Третьего Острова.

— Почему же это!?

— Да потому, что такого Острова просто не существует! — с досадой произнёс МАГИСТР, хлопнул коня по крупу и тяжёлым галопом покакал прочь, оставив меня стоять с открытым ртом.

По каким-то причинам магического исчезновения на этот раз не последовало. Видимо, это действо происходило только в исключительных случаях. Я искоса посмотрел на арбалет, но не стал предпринимать каких-либо мер для того, чтобы остановить МАГИСТРА. Бог с ним, пусть едет. Что-то подсказывало мне, что наша новая встреча не за горами, да и являлся он пока той единственной тонкой ниточкой, которая связывала меня с моим загадочным прошлым. Как можно её обрывать?

Я встал, огляделся вокруг. Было тихо и пустынно. Солнце, не торопясь, заканчивало свой очередной дневной путь, багрово растворяясь в сером небе, испачканном низко-висящими грязными облаками. Подул влажный и холодный ветер. На севере, куда я пытался следовать, стали сгущаться чёрные тучи.

— Быть дождю, — громко сказал я в пространство. — Переночую здесь, спокойно обдумаю последние события. Утро вечера мудренее.

Я подошёл к Серому Рыцарю, или, как его там, к МОЛОТУ. Да, парень по габаритам даже превосходил меня. Его шлем превратился почти в лепёшку, забрало деформировано, сплющено. Вот так удар! Кстати, а мой-то меч целёхонек! Ай, да мастера Первой Горы! Да, прав был БАРОН, — исключительные умельцы. Я наклонился над воином. Ни стонов, ни дыхания. Ладно, займемся им чуть попозже. Где же люди?

Неподалеку, около коновязи мирно стояли БУЦЕФАЛ, моя запасная лошадь и конь ШЕВАЛЬЕ. Их, как ни странно, никто не тронул. Ну, Буцефала попробуй тронь! Другие лошади и повозки постояльцев трактира исчезли. Кони людей МАГИСТРА разбрелись вокруг и щипали ещё густую, но слегка пожухлую осеннюю траву.

Как там мой юный друг? Только сейчас я вспомнил о том загадочном предмете, который находился у ШЕВАЛЬЕ и коим так настойчиво интересовался МАГИСТР. Надо будет с этой вещью разобраться.

— Хозяин, люди, народ! Ау, ау! Все ко мне! — повелительно и громко закричал я. — Всё хорошо, опасности никакой нет!

Прошло некоторое время и из-за трактира, конюшни, сараев показался испуганный народ. Люди во главе с ТРАКТИРЩИКОМ с хмурыми лицами подошли ко мне.

— Господа, извините за причинённые временные неудобства, — весело произнёс я. — Обстановка внутри вашего уважаемого заведения, так сказать, несколько нарушена, поэтому общими усилиями предлагаю навести порядок. Причинённый материальный и моральный вред я возмещу, но, само собой, в разумных пределах, так как виновником случившегося я, собственно, не являюсь. Лошади неприятеля, доспехи и вооружение — мои военные трофеи, передаю их вам. Стоят они, я думаю, очень и очень недёшево.

— Спасибо, Милорд! — на глазах расцвёл хозяин. — Изволите закончить трапезу? Останетесь ли вы на ночь? Любой номер на втором этаже к вашим услугам. Вам приготовят горячую ванну, имеются у меня и пара барышень для любовных утех.

— Благодарю, благодарю… Ну, насчет окончания трапезы я не уверен, так как определенные причины, суть которых, заглянув в зал, вы поймёте, не позволят это до поры до времени сделать. Впрочем, думаю, что чуть попозже в номере мы со своим спутником подкрепимся. Силы нами затрачены немалые, они явно нуждаются в восстановлении. Ночевать мы, конечно же, останемся. ШЕВАЛЬЕ нуждается в отдыхе и лечении, одного я его бросить не могу, да и погода мне что-то не нравится, да и спешить мне теперь, как выясняется, никуда и не надо. А что касается ванн и барышень… Эти крайне полезные и приятные мероприятия мы, само собой, конечно же, попытаемся осуществить.

Я посмотрел в небо. Лёгкие, пока разрознённые, сероватые и пугливые облака на востоке и чёрные, уже заматеревшие тучи на севере, как овцы, подгоняемые торопящимся неведомо куда могучим пастухом-ветром, собирались во внушительное стадо. Слышались отдалённые раскаты грома. Быть дождю…

— Да, необходимо позаботиться о раненных и убитых здесь снаружи и там, внутри трактира. Особое и первоочередное внимание уделите двум людям, — моему спутнику, он жив, и вот тому здоровенному парню в тяжёлых доспехах. Он хоть и мёртв, но, возможно, не совсем. Снимите с него латы, обязательно перевяжите, независимо от того, подает ли он признаки жизни или нет. Да, и на всякий случай хорошенько его свяжите! Надёжно, тщательно. Чуть позже я на него посмотрю. А пока я посижу, отдохну. Притомился я что-то сегодня. Однако…

Бледный хозяин храбро повел народ за собой в заведение. Да, зрелище, которое ему там откроется, явно не для слабонервных! Я устало присел на скамейку, глубоко вдохнул влажный и слегка прохладный воздух всей грудью, задумался. Мои мышцы сковала невероятная, всепоглощающая и тяжёлая усталость. Смеркалось. Я тихо и сладко заснул…

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Мне опять приснился всё тот же тяжёлый и странный сон. Женщина на скале, её падение вниз, моё отчаяние… Я резко проснулся, видимо, посередине ночи, весь в поту. Было тревожно и тоскливо. Вокруг меня царила полная тьма. Я абсолютно не понимал, где нахожусь, кто я, что со мною происходит…

Жуткая и первозданная паника захлестнула полу дремлющий мозг, некоторое время моё сознание балансировало над чёрной и мрачной пропастью небытия, слабо цепляясь за тонкую ниточку реальности, а потом снова облегчённо погрузилось в сон, провалилось в его плотную и тяжёлую бездну. А потом меня разбудили привычные звуки:

— КХА, КХА, КХА…

Я с огромным трудом открыл глаза, лелея сладостную мечту вновь оказаться голым, беззаботным и умиротворённым на прекрасном и девственном пляже, овеваемым солёными, чистыми и тёплыми ветрами. Но, увы, увы…

Сколько же событий произошло со мной всего за какой-то десяток дней, проведённых на Втором Острове! Но все эти события были так хаотично и причудливо переплетены между собой, что я пока никак не мог найти в них главный составляющий и определяющий элемент, связать их воедино, трезво проанализировать ситуацию, максимально сосредоточиться, что-то спланировать, предсказать или угадать возможные последствия моих дальнейших действий.

Голова моя была тяжела, как глыба камня, лежащая в нежной, молодой и невесомой траве. Во рту — пустыня, самая сухая из сухих, в глазах — марево, в руках — дрожь. Я с определённым трудом и постепенно вспоминал события вчерашнего дня. Да, повоевал я неплохо, а потом ещё лучше расслабился. От души, так от души!

Я лежал на широкой кровати, заправленной белоснежными простынями. Низкий потолок… Столик, шкаф… В углу рукомойник с тазиком и отглаженным полотенцем…Узкие окна с закрытыми ставнями, через которые пробиваются тонкие лучики солнца. Рядом восседает ЗВЕРЬ. Взгляд, как всегда, янтарный, пытливый и удивлённый. Шерсть чуть искрится.

— КХА, КХА, КХА…

Я встал, потрепал Пса по холке, тот глухо заурчал, выпучил глаза, удивлённо, как в первый раз, заморгал ими. Я улыбнулся. ПОСОХ стоял около кровати, был холоден и отстранён. На своей шее я вдруг ощутил какой-то посторонний и непривычный предмет. Поднёс к нему руку. Он висел на тонкой, но очень прочной цепочке. Почему она была именно такой? Не знаю, но она была очень и очень прочной, успокаивающе прохладной, лёгкой и невесомой. На ней висел такой же лёгкий, плоский, металлический, а может быть и не металлический, идеально гладкий предмет размером с куриное яйцо.

Ах, да! Вчера мне передал его ШЕВАЛЬЕ. Та самая знаменитая РЕЛИКВИЯ, о которой так печётся МАГИСТР. Вернее, — ПУЛЬТ. Наконец-то у меня имеется реальная возможность созерцать и ощущать сей предмет, но что с ним делать дальше? Я дотронулся до его прохладного естества, сжал, повертел, рассмотрел более внимательно. Ну, и? Идеально ровная, матовая поверхность. Ни шероховатостей, ни впадин, ни отверстий, ни букв, ни иероглифов, ни знаков, — ничего. Я осторожно потёр РЕЛИКВИЮ пальцем, постучал и поскрёб по ней ногтями, понюхал, попробовал языком на вкус, даже слегка прикусил зубами. Металл, как металл, — очень твёрдый, прочный, но лёгкий. Ничего особенного, необычного и неожиданного.

Я рассмеялся, представив себя со стороны. Сидит большая и любопытная обезьяна, вертит в руках и так и сяк, ну, допустим, пульт от телевизора, нажимает кнопки, а самого-то телевизора рядом нет, он в другой комнате, да ещё и на верхнем этаже, да ещё и отключён от сети! Ах, какой глупый примат! Ха, ха, ха!

Стоп! О чём это я!? Какой телевизор, что такое телевизор!? Ах, да, телевизор… Вспомнил. Очень полезная и нужная вещь. И так… Пульт в руках, телевизор в другой комнате. Где же эта комната!? Сердце забухало в груди. Горло, и без того пересохшее после вчерашнего, безнадёжно потеряло последнюю микроскопическую каплю влаги, случайно оставшуюся в нём. Я сухо и надрывно закашлялся, жадно выпил кружку воды, стоящую рядом на столе, облегчённо вздохнул.

Так, ещё одна попытка… Пульт и телевизор. Другая комната на верхнем этаже. Почему именно на верхнем, а не на нижнем? Собственно, понятно почему. Самые нижние этажи я уже как бы преодолел, остался верхний, тот, на котором сокрыто что-то очень важное и чрезвычайно интересное для меня! Но как до него добраться? Сколько времени это займёт?

Я встряхнул головой так, словно пытался взбить свой разжиженный мозг, словно обезжиренное молоко, и мгновенно сотворить из него густые свежие сливки. Это, конечно же, у меня не получилось. Молоко-то прокисшее! Голова-то, не миксер! Стоп, стоп! Миксер, миксер… Что такое миксер!? Чёрт его знает. Кажется, — что-то крутящееся и вертящееся. Ах, да, — миксер. Вспомнил, чёрт возьми!

О, как тяжело, как невыносимо тяжело и пусто! Пустота, вакуум, кругом одна пустота! Чёрная, зловещая, неумолимо затягивающая во внутрь себя. Ещё немного размышлений и воспоминаний, и я сойду с ума! Хватит, пора возвращаться в действительность! Соберись с силами, о, ПУТНИК! Сосредоточься! Успокойся! Довольно же, уже! Я мгновенно и решительно сконцентрировался, пытаясь заполнить чем-то звенящую и зудящую пустоту внутри головы, и это у меня неожиданно быстро и легко получилось. Я с облегчением вернулся в реальность, чётко вспомнил события вчерашнего вечера. И так…

Пока слуги наводили в трактире порядок, я был вежливо разбужен хозяином трактира и ШЕВАЛЬЕ. Поспал я на лавке всего минут двадцать-тридцать, но чувствовал себя абсолютно отдохнувшим, свежим, полным сил и энергии.

Мы с ШЕВАЛЬЕ поднялись на второй этаж и уединились в небольшой гостевой комнате. Там мы поужинали, а затем в неторопливой беседе под лёгкое, терпкое, красное вино юноша описал мне события, произошедшие с ним до нашей первой встречи.

ШЕВАЛЬЕ действительно является признанным Мастером Меча на двух Островах. На Третьем Острове он еще не бывал. Увы… Но он очень хотел бы туда попасть, так как постигать секреты мастерства владения мечом он начал именно у великого Мастера ГРОМА, который, по его утверждению, был родом именно с Третьего Острова! Я, — Третий Король, своим блестящим фехтованием подтвердил славу этого Острова, как земли, на которой рождаются лучшие Мастера Меча! Кстати, техника его владением и у ГРОМА и у меня практически идентична. Суть, впрочем, даже не в технике, а в удивительной быстроте движений и фантастической реакции, которая свойственна нам обоим. Но и техника, конечно же, очень и очень важна. Как же без неё!

— Сударь, сделайте паузу, — прервал я юношу и почувствовал внутри себя тревожное напряжение, а затем какое-то очень смутное и мутное беспокойство. — А кто он такой, этот Мастер ГРОМ? Какого он сословия, чем занимается, как вы познакомились? Что он о себе вам рассказывал?

— Сир! Ну, судя по всему, он, очевидно, дворянин, — неуверенно ответил ШЕВАЛЬЕ. — Живёт тем, что обучает желающих воинскому мастерству за довольно высокую плату. Но она того стоит! Поверьте!

— Интересно, интересно… И всё же, а как же вы познакомились?

— Как мы познакомились? Да очень просто. Рыбачил я как-то на Тёмном Озере. Вижу, неподалёку в кустах ещё кто-то сидит с удочкой. Это был Мастер ГРОМ. Клёв отсутствовал. От скуки мы стали общаться. Так и познакомились, Сир.

— Тёмное Озеро, Тёмное Озеро… — вздохнул я с ностальгическими оттенками в голосе. — Ладно, продолжайте.

И так… ШЕВАЛЬЕ начал тренировки с детских лет, к шестнадцати уже победил с блеском на паре молодёжных турниров, к восемнадцати годам выиграл три главных соревнованиях на Первом Острове, а к сегодняшнему дню, к своему двадцатилетию, после двух межостровных турниров ему нет равных на двух Островах в пеших поединках на мечах.

— Ой, ли? — усмехнулся я.

— Ах, да, я не совсем точен, Сир, — вовремя спохватился юноша. — БАРОН, БАРОН… Я никоим образом не умаляю достоинств своего сюзерена, но, самое интересное, что мы ни разу друг с другом ещё не сражались!

— Как это так?!

— А вот так, Сир…

Далее ШЕВАЛЬЕ обратил моё внимание, что в этом нет его вины. Юноша полупрозрачно намекнул, что в схватке на конях, да в тяжёлых доспехах, он, конечно, против БАРОНА не выстоит, но в пешем бою, в лёгком вооружении ШЕВАЛЬЕ даст кому угодно фору! О, го, го!!!

На заданный мной вопрос: «Даже мне?», юноша моментально смутился, покраснел и признался, что в очередной раз погорячился. Я после этих слов пожурил его за несдержанность и напомнил ещё и о Мастере ГРОМЕ, после чего молодой человек окончательно сник и загрустил. Я тут же взбодрил его каким-то весёлым тостом и попросил рассказать о том, каким образом к нему попала РЕЛИКВИЯ и, вообще, как он сам оказался на Втором Острове?

ШЕВАЛЬЕ поведал мне следующее. Незадолго до встречи со мною на той злополучной дороге он получил приглашение на Турнир Золотого Меча, который один раз в три года проходит на Втором Острове под патронажем Короля. Причём, именно в этот раз ожидался какой-то необычный и дорогой приз. Этот фактор очень важен! Семья Первого Шевалье остро нуждается в деньгах. С финансами у них, в силу ряда обстоятельств, возникла некоторая напряженность.

На мой вопрос, — какова природа этой напряжённости, молодой человек засмущался, но честно рассказал, что Первый Шевалье, то бишь, его батюшка, в последнее время слишком увлёкся карточной игрой и это увлечение ни к чему хорошему не привело. От данного порока, к сожалению, избавиться очень сложно, посетовал юноша. Я с готовностью с ним согласился и поднял бокал за искоренение всех пороков на свете. Мы выпили, а затем молодой человек продолжил.

Он, как всегда, снарядил свою походную повозку, на которой перевозил в таких случаях доспехи, вооружение, припасы и другие необходимые вещи, взял с собою оруженосца, двух слуг, боевого коня и отбыл с благословения отца из родного дома. Путь по морю занял три дня. Всё происходило тихо, рутинно, обыденно. Дул лёгкий попутный ветер, погода была ясной, но на третий день путешествия произошло удивительное событие, свидетелем которого сам юноша, к сожалению, не стал, но о нём немного позже рассказали ему его слуги.

Была глубокая и очень тихая ночь. Все спали. Корабль шёл быстро и плавно, море спокойно плескалось за бортом. Вдруг в небе раздался страшный жёсткий звук, словно два неведомых гиганта где-то высоко-высоко сразились мечами между собою. Небо озарили ослепительные вспышки, судно сильно тряхнуло, и на него обрушилась жаркая воздушная волна, которая вызвала панику и переполох на верхней открытой палубе.

Необъяснимое явление длилось недолго, всего пять-семь секунд, после чего мир снова погрузился во тьму, люди успокоились, путешествие продолжалось всё в той же темноте и тишине. Но, тревожный осадок на душах, конечно же, остался! Утром народ бурно обсуждал ночное явление. Высказывались самые разные предположения, но все они сводились к тому, что случившееся ничего хорошего не предвещает и является каким-то зловещим знамением.

На корабле оказался монах какого-то ордена. Все обратились к нему с вопросом о том, что означает сие событие, но он никаких внятных и вразумительных разъяснений не дал, скривился в злобной ухмылке и произнёс только одну фразу: «Скоро грядёт!», после чего у людей окончательно пропало всякое настроение, они разошлись, полные самых дурных предчувствий.

Тут я прервал повествование и с интересом спросил у юноши: «А к какому ордену принадлежал монах?». ШЕВАЛЬЕ ответил мне, что, к сожалению, сам монаха не видел и ничего по этому поводу пояснить не может.

Так вот… Юноша узнал о ночном происшествии только поздним утром, когда корабль подходил к гавани. ШЕВАЛЬЕ до этого спал крепким и молодым сном на средней палубе, как и полагалось ему это по его положению и деньгам. Выйдя наверх, и стоя на носовой части судна, ШЕВАЛЬЕ вдруг увидел какой-то блестящий предмет, лежащий прямо под его ногами. Это была РЕЛИКВИЯ! Юноша поднял её, внимательно осмотрел и предположил, что её случайно обронил кто-то из пассажиров корабля. В это время судно уже причалило к берегу, началась шумная, бестолковая и суетливая выгрузка. Пытаться найти владельца вещи не имело смысла, да и особой ценности она, видимо, не представляла, поэтому ШЕВАЛЬЕ, как он сказал — чисто машинально положил её в карман и присоединился к остальным пассажирам, на время забыв о вещице.

Потом он некоторое время находился в портовом городе, выполнял кое-какие поручения отца, а затем, не торопясь, так как время это позволяло, направился в Столицу Второго Острова. По пути он встретил отряд воинов во главе с МАГИСТРОМ. Тот предложил ему отдать Реликвию, на что ШЕВАЛЬЕ ответил отказом. Почему? Да всё очень просто. Во-первых, МАГИСТР обратился к нему очень грубо и неучтиво, что непозволительно в обращении между дворянами. Во-вторых, Реликвия явно не принадлежала МАГИСТРУ, так как на корабле ни его людей, ни его самого не было. В-третьих, юноше стало просто интересно, почему это к такой простой вещи проявляет интерес столь важный господин.

ШЕВАЛЬЕ, соблюдая сдержанный и уважительный тон в общении, попытался обсудить сложившуюся ситуацию с МАГИСТРОМ, предложил тому представить доказательства принадлежности Реликвии именно ему или Ордену, однако тот отказался это сделать. Он куда-то очень торопился, вёл себя нервно, грубо, развязно, всё время смотрел на небо, не обращая должного внимания на собеседника, потом вдруг словно взбесился! По его приказу, сопровождающие его воины, неожиданно напали на юношу и его людей. Завязалась схватка, свидетелем которой я и стал.

После окончания рассказа ШЕВАЛЬЕ по моей вежливой просьбе передал мне Реликвию. Это был именно тот предмет, который сейчас утром я неожиданно обнаружил у себя на груди. Я встал с кровати, подошёл к окну, ещё раз тщательно осмотрел РЕЛИКВИЮ, потёр её, повертел так и сяк, вздохнул и повесил обратно на шею.

Далее я вспомнил, что во время ночного разговора поведал юноше о том, что, по моему мнению, РЕЛИКВИЯ, видимо, каким-то образом связана со мною и попросил его разрешить мне на время оставить её у себя с целью тщательного и детального изучения, на что получил немедленный и положительный ответ. ШЕВАЛЬЕ при этом даже вздохнул с явным облегчением, так как навязчивое преследование его со стороны МАГИСТРА доставляло ему только одни неприятности и хлопоты. Юноша обратил также моё внимание на то, что перед схваткой с людьми МАГИСТРА он практически уже признал меня хозяином РЕЛИКВИИ, высказав данную мысль этому, как его…

— МОЛОТУ… — задумчиво подсказал я.

— Да, да, Сир! МОЛОТУ!

Во время нашего разговора мы, не торопясь, потягивали сначала лёгкое красное вино, потом, по моему предложению, перешли на фирменный крепкий напиток хозяина. На все робкие попытки ШЕВАЛЬЕ отказаться от его употребления я сурово пояснял, что пьём мы его исключительно по причине снятия огромного нервного напряжения после тяжёлой и победоносной битвы и используем как эффективное болеутоляющее средство для юноши, который, ещё не оправившись от старых ран, получил несколько новых.

С этим ШЕВАЛЬЕ согласился. Выглядел сначала он неважно, — был бледен и печален, но после употребления искомого напитка щёки его порозовели, в глазах появился огонь, и мне показалось, что юноша был готов снова ввязаться в какую-нибудь схватку.

Мы закончили трапезу к полуночи. Не помню, как я добрался до своей комнаты и заснул мёртвым сном. Ни о каких любовных утехах со стороны гурий, обещанных хозяином заведения, в такой ситуации речи быть не могло. Вот, пока, собственно, и всё, что всплыло в моей памяти в это пока безрадостное для меня утро.

Некоторое время я, сидя на постели, и глядя в низкий потолок, размышлял обо всём услышанном накануне от ШЕВАЛЬЕ. И так… Вспышки, которые видели на корабле, произошли примерно в тот же день, когда я очнулся на пляже. Очевидно, каким-то образом, пока загадочным и непонятным для меня, моё появление на Втором Острове связано с этими самыми вспышками. ЗВЕРЬ, ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ, видимо, также как-то взаимосвязаны между собой, и имеют общее происхождение. Я никак не мог понять лишь одного, — являюсь ли в этой цепи промежуточным и случайным звеном, или, наоборот, — основным и связующим?!

Я с досадой ткнул кулаком в постель, резко встал, от чего у меня сразу же закружилась голова. Я нервно поморщился, сосредоточился, слегка напрягся, сконцентрировался, решительно и без особых усилий привёл свой организм в норму, не торопясь, умылся и оделся, а затем спустился вниз.

К моему великому удивлению зал трактира выглядел так, словно в нём вчера ничего и не произошло. Везде царили чистота и порядок. Всё вымыто, вычищено, аккуратно прибрано, что-то восстановлено, починено, что-то заменено на новое. Да, видимо в этом заведении и раньше происходили различные экстраординарные события, к ликвидации последствий которых здешние обитатели всегда были готовы.

За одним из столов уже расположились посетители, — несколько хорошо одетых дворян. Они при моём появлении вдруг неожиданно поспешно встали, глубоко и учтиво поклонились.

Я кивнул им в ответ. Так, интересно, интересно, очевидно, хозяин обмолвился им о моём статусе. И до какой же степени он раскрыл моё «ИНКОГНИТО?». Ну, ничего, бог с ним, с этим зыбким и капризным способом существования. Пора, наконец, окончательно отбросить эту уже совершенно не нужную мне оболочку, шелуху и заявить о себе в полную силу и открыто предпринимать конкретные, срочные и действенные меры. Какие именно меры, с какой целью, зачем и почему, — я точно ещё не знал. Но могучий рой пока окончательно не оформившихся, смутных, зыбких, но уже довольно смелых идей и планов шумно кружился в моей голове и готов был мощно вырваться наружу в виде конкретных дел и свершений.

Я остановился около камина, задумчиво посмотрел в его тёмное и мрачное чрево, остро пахнущее золой. Известие о смерти двух Королей поразило меня, не давало покоя, будоражило и требовало какого-то дальнейшего движения. Вопрос о том, — существует ли в действительности Третий Король, и если да, то какова его судьба, повис где-то в самом удалённом уголке моего разбалансированного сознания.

Ладно, — вернёмся к сегодняшнему дню. Мне следует срочно выработать разумный план и приступить к конкретным действиям немедленно. «Надо есть яичницу, пока она горяча и её не съел кто-нибудь другой!». Как хорошо сказано, однако! Прав ГРАФ, абсолютно прав! Яичница — это не холодец! Собственно, и его следует есть вовремя. Эх, сейчас бы холодца! Да под водочку или здешний самогончик! И чтобы были они холодными, прехолодными!

И так… Короли двух Островов мёртвы. Этой информации, полученной от МАГИСТРА, я почему-то вполне доверял. Что делать дальше, как себя вести в такой чрезвычайной ситуации? Собственно, для меня существуют только два пути. Первый из них: уйти в сторону, куда-нибудь удалиться, жить где-нибудь в тишине и покое. Это самое разумное и естественное, что приходит мне в голову. Так, так, так… Неплохо, совсем неплохо, но как-то неинтересно и скучно. Этот вариант я решительно отвергаю. А вот второй вариант более приемлем. Следует оставить всё, как есть, войти в свою роль Короля Третьего Острова целиком, полностью и окончательно, двигаться дальше в том же направлении. В конце концов, начало уже положено. Соратники у меня имеются, две битвы, если их так можно назвать, мною успешно выиграны.

АНТР, мой могучий ЗВЕРЬ, — этот безусловный символ королевской власти, при мне, поэтому мой статус никто никогда не рискнёт оспорить. Я по прежнему и с полным основанием могу выдавать себя за единственного выжившего из трёх Королей! Хватит сомневаться и раздумывать, пора действовать! Вперёд, ПУТНИК, вперёд, только вперёд и никак иначе!

Я присел за дальний стол, задумался. Если Короли действительно мертвы, то у них, очевидно, должны существовать наследники, которые должны взять власть в свои руки. С другой стороны, Короли считались бессмертными, правили они очень и очень долго. Наследников просто может и не быть. Во всяком случае, о таковых никто никогда не слышал! А это означает, что власть на Островах пока находится в крайне неопределённом и подвешенном состоянии! Но, возможно, она уже кем-то захвачена?! Ведь кто-то, с какой-то целью убил Королей!? Кто, зачем, каким способом? Молнии, молнии… Те ли это были молнии, которые пытались поразить меня!?

Что же, всё-таки, представляют они собою, — эти молнии!? Откуда они появляются, какова их природа? Неужели кто-то ими управляет и их направляет!? Почему именно на меня? Ну, на Королей, понятно… Возможно, произошёл какой-то зловещий заговор с целью их свержения. Обычная во все времена история. Но я-то тут причём!? Если я не являюсь Королём, то зачем эти молнии!? Но с другой стороны, они как бы объективно подтверждают мой истинный статус! Значит я всё-таки являюсь третьим Королём! Или нет? А может быть, объектом атак был вовсе не я, а ЗВЕРЬ или ПОСОХ?!

Боже мой, Боже мой!!! Как мне надоели эти мучительные вопросы! Кем же, всё-таки, я являюсь на самом деле!? Каким образом попал на Второй Остров, как там одновременно со мной оказались ЗВЕРЬ и ПОСОХ? Почему ЗАЩИТНИК выбрал в качестве своего хозяина именно меня? А РЕЛИКВИЯ? Случайна ли была моя встреча с ШЕВАЛЬЕ!? Как всё запутанно, непонятно и подозрительно!

И вообще, чем, или кем, на самом деле являются ПОСОХ, ЗВЕРЬ и РЕЛИКВИЯ, каковы их истинные функции и предназначение? С ПОСОХОМ и ЗВЕРЕМ хоть что-то более-менее понятно, но РЕЛИКВИЯ представляет для меня абсолютную загадку. Почему МАГИСТР охотится именно за нею, каким образом её отслеживает? Ах, да, какие-то спутники… Что такое спутник? Орбита… Спутник… Что такое орбита!? Вспомнил! Спутники летают по своим орбитам вокруг планеты под названием Земля и наблюдают за ней! Я максимально напрягся, но ничего более вспомнить не смог.

Но почему МАГИСТР с самого начала, со дня моего появления на Втором Острове, не заинтересовался мною, ЗВЕРЕМ или ПОСОХОМ, и ни разу не попытался завладеть хотя бы последним предметом? Почему он интересуется именно РЕЛИКВИЕЙ!? Что в ней такого? Почему ПОСОХ имеет для него меньшую ценность, чем эта маленькая штука, безмолвно и холодно покоящаяся у меня на груди? Я застонал от досады… Как мало информации, как жалко, что память ко мне никак не вернётся! Ах, МАГИСТР, МАГИСТР! Надо было всё-таки тебя не отпускать! А, с другой стороны, как его не отпустишь при его-то способности к исчезновению. Ну, возможно, я успел бы поразить стрелой его коня, и взять МАГИСТРА в плен. Я мог бы этого и не делать, а просто натравил бы на него ЗВЕРЯ. Дал бы Псу команду на захват МАГИСТРА, без лишения его жизни. Полный контроль над Собакой я уже установил.

Ну, и что дальше? Быстро исчезнуть, вознестись на небо МАГИСТР, как мне кажется, не смог бы. Или смог бы? Да, нет, навряд ли… Я почему-то был уверен, что для сего действия необходима определённая подготовка, так сказать, прелюдия. Ну, хорошо, взял бы я его в плен, и снова же, — а что дальше? Всё равно МАГИСТР не знает ответа на главный, интересующий меня вопрос, — кто я такой, откуда появился?». Да и пытки в отношении него были бы бесполезны, я в этом был почему-то твёрдо уверен. Ладно, что произошло, то произошло…

Меня вдруг озарило! МОЛОТ! Моя главная козырная карта в колоде! Что с ним, жив ли он, как себя чувствует?!

— Хозяин! — громко крикнул я нетерпеливо в пространство. — Хозяин!

ТРАКТИРЩИК, как всегда, возник передо мною мгновенно, словно чёрт из табакерки. «Ишь, ты, — почти как АНТР?!», — подумал я.

— Что изволите, Милорд!?

— Во-первых, — изволю пива. Холодного пива. Ну, или прохладного. Главное, чтобы оно было свежим и с газиками! Вы понимаете меня, милейший?! — усмехнулся я.

— Конечно, конечно, Милорд! Тёплое пиво без газиков, это, извините, — как дама без клитора!

— Боже мой! Как чётко и образно сформулировано! — восхитился я.

Ко мне подскочил сияющий чистенький официант с подносом, на котором покоилась глиняная кружка с вожделённым и самым ожидаемым напитком на этом свете! О, Боже, что может быть приятнее и своевременней этого чудесного бальзама поутру, после долгой вечерней или ночной мужской посиделки! Ничего!!! Я припал к кружке пересохшими губами, словно к мистическому ручью, чудом оказавшемуся посреди раскалённой пустыни! Боже мой! Какое удовольствие! Какое удовлетворение! Какой, непередаваемый словами, экстаз!!!

— А во-вторых, Милорд? — спросил хозяин.

— Что, во-вторых? Ничего не может быть «во-вторых» после этого чудного «первого»! — возмутился я, а потом вспомнил. — Ах, да! Как там наш пленник, что с ним?

— Вы знаете, вчера он был очень плох, скорее мёртв, чем жив, во всяком случае, никаких признаков жизни не подавал. Но, как Вы и приказали, мы на всякий случай перебинтовали ему голову и шею, положили в чулане наверху, при этом крепко его связали. Я думаю, что он безнадёжен, Милорд. Увы, увы… Рана чудовищная. Смещены кости черепа, что-то с шейными позвонками, нос сломан, синяки, глаз не видать.

— Ну что же, пойдём на него взглянем…

Мы быстро поднялись наверх. В чулане царил сумрак, солнечный свет с трудом пробивался в него через небольшое окошко под потолком, было душно. Передо мною на полу лежал МОЛОТ. Укрыт одеялом, голова и шея обмотаны бинтами. К крайнему удивлению хозяина и к моему облегчению воин оказался жив. Об этом свидетельствовали едва слышное хриплое дыхание и чуть заметное колебание одеяла в районе груди.

— «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!», — вдруг неожиданно для себя продекламировал я, удивился, а потом поперхнулся, закашлялся.

— Милорд, но это невозможно! — воскликнул ТРАКТИРЩИК, наклоняясь над МОЛОТОМ. — Чертовщина какая-то!

— Эх, милейший, — печально и задумчиво пробормотал я. — Со мною поведётесь, и не такого наберётесь, ещё и не то увидите! Эх, чувствую, что эту фразу я буду произносить в будущем ещё неоднократно! И так… Слушайте мои указания! Пленника постоянно охранять, делать перевязки, умывать и подмывать, поить, пока, по понятным причинам, не пытаться кормить, пут не снимать. Кстати, чем вы его там связали?

Хозяин приподнял одеяло и я увидел, что всё мощное тело воина, одетое в какой-то холщёвый балахон, обмотано толстыми крепкими верёвками.

— Превосходно! Я доволен. Этого, я думаю, вполне достаточно. Ладно, пойдём вниз, пора позавтракать… Или пообедать? Я несколько запутался, знаете, ли. Ибо… А где ШЕВАЛЬЕ?

— Пора пообедать, Милорд, — улыбнулся ТРАКТИРЩИК. — Именно пообедать. Ваш спутник находится в соседнем с Вами номере, ещё изволит отдыхать, почивать, так сказать. Что угодно Вам, Милорд, на обед?

— Желательно что-нибудь такое этакое, жидкое, наваристое и сытное, с овощами и обязательно с чесноком. Я думаю, что подойдёт куриный, говяжий или, ещё лучше, бараний бульон! Утром, ну, возможно, и не совсем утром, но после затянувшейся вечеринки накануне — это то, что надо! Подайте, пожалуйста, его ко мне в номер. Да, и само собой, — графинчик вашего великолепного фирменного напитка. Язык не поворачивается назвать его самогоном. Кстати, а что это вы сообщили обо мне тем благородным господам, которые находятся в зале?

— Ничего особенного, Милорд, — засуетился хозяин. — Просто намекнул на то, что Вы очень важная персона, возможно, особа королевской крови! Следуете со своим спутником, знаменитым Мастером Меча, в Столицу. Я это заявление сделал так, на всякий случай… Знаете, ребята они — молодые, горячие, всякое может случиться, тем более, что среди них находятся племянник Герцога Второй Провинции нашего Острова и сын Маркиза Первой Провинции. Я Вам скажу, — абсолютно непредсказуемые юноши. Очень избалованные, взбалмошные, психически неуравновешенные и крайне неадекватные. Видите ли, я не хотел бы, чтобы между Вами и ими возник какой-либо конфликт… Милорд, простите меня, но, однако, одеты Вы довольно скромно. Да и, вообще…

— Понятно, понятно… Благодарю за заботу и предусмотрительность. Эти важные и крайне необходимые качества будут достойно вознаграждены. Чуть позже… Ах, однако, какие удивительные кружева порою плетёт судьба! Я, знаете ли, немного знаком с родственниками этих молодых людей. Они, ну, родственники, произвели на меня очень неблагоприятное впечатление! Очень!!! А что же забыли такие знатные господа в вашем трактире? Вроде бы он не по их статусу? О, извините, я не хотел вас обидеть!

— Да ничего, ничего, Милорд, — вспыхнул ТРАКТИРЩИК. — Конечно, у меня не какой-либо особо изысканный ресторан, но слава о моей кухне достигла даже Столицы! Да, и по правде говоря, на тысячу шагов туда и обратно от нас нет ни одного более-менее приличного заведения, а время-то, — обеденное!

— Понятно, понятно… — усмехнулся я. — Обещаю вам, что, возможно, очень скоро, вы будете владельцем самого шикарного ресторана в очень неплохом месте. Но, пока, — терпение и ещё раз терпение, искусный вы наш…

— Благодарю, Милорд! Какая честь, какая милость с Вашей стороны! — радостно запричитал пунцовый ТРАКТИРЩИК, услужливо провожая меня до комнаты ШЕВАЛЬЕ.

Когда я зашёл в неё, то увидел довольно жалкую картину. В комнате царили полумрак и духота, створки ставен были плотно закрыты и к тому же ещё и зашторены. Мой юный друг, весь в сбившихся бинтах, склонился над тазиком и издавал характерные утробные, хрипло-булькающие звуки. Я вдруг отметил про себя, что чувствую себя превосходно! Должно быть Ускоренные, в том числе и я, наряду с необычной быстротой движения, великолепной реакцией, исключительной регенерацией обладали и способностью быстро и почти безболезненно переносить похмелье, а то и не испытывать его вовсе. Не самое худшее из качеств!

Собственно, — что такое похмелье? Реакция организма на интоксикацию. Что такое интоксикация? Отравление этого самого организма продуктами распада какого-либо вредного вещества или выделяемых им токсинов. Ну, допустим того же этилового спирта и сопутствующими ему производными продуктами: уксусным альдегидом, сивушными маслами, эфирами и всякой иной хренью…

Кажется так, ну, или примерно так… В кровь поступает алкоголь, печень вырабатывает фермент, он расщепляет спирт до ацеталдегида. Что-то вроде этого… Чем мощнее и быстрее происходят процессы расщепления, нейтрализации и вывода этих продуктов из организма, — тем быстрее он восстанавливается и тем здоровее считается человек.

А что такое, собственно, регенерация? Это — восстановление клеточных структур. Так, так, так… Медленное или быстрое…. Собственно, эффективная, быстрая и бесконечная регенерация вроде бы предполагает Бессмертие?! Кажется, так? Чёрт его знает! Может быть и не так вовсе… Однако, откуда такие глубокие познания, ПУТНИК?! И так уж они глубоки?! Вообще-то, предельная глубина, на которую ты способен нырнуть, зависит прежде всего от глубины водоёма, куда ты ныряешь. Ну, и ещё один чрезвычайно важный момент. Всё упирается в объём твоих лёгких, ну и конечно в силу воли, о, ПУТНИК!

Я заметил в углу рукомойник, тихо подошёл к нему, набрал ковшом воду из бака и решительно вылил её на голову ШЕВАЛЬЕ. Тот неожиданно резко подскочил на кровати, стал лихорадочно шарить вокруг себя, видимо, в поисках оружия.

— Спокойно, мой друг, спокойно, — засмеялся я, увертываясь от хаотичных движений ног юноши. — Да, молодо-зелено, никакой закалки. Ну что же, будем её вырабатывать.

— О, Сир, умоляю, любая закалка, только не эта! — обречённо простонал ШЕВАЛЬЕ.

Я распахнул окно, впустив в комнату солнечный свет, перемешанный, как в чудесном коктейле, со свежим воздухом, наполненным пьянящими и горькими ароматами земли и трав.

Утро, вернее, день, — был великолепен. Красота! Небо синее, поля пронзительно жёлтые, травы в степных полосах ещё вроде бы и зелёные, но уже подёрнуты тихой осенней печалью, которая скоро перерастёт в хандру и тоску неумолимо приближающейся зимы. Интересно, какая она здесь? Край южный, но не совсем. Мы находимся сейчас около северных склонов гор, которые даруют мягкий климат совсем не этим краям.

— Вставайте, ШЕВАЛЬЕ, нас ждут великие дела! — громко произнёс я фразу, явно не мною сотворённую, где-то и когда-то услышанную, чрезвычайно своевременную сегодня, и вечно актуальную всегда! — Вчера я немного побеседовал с нашим общим другом, ну, с МАГИСТРОМ, и планы мои несколько изменились. Всё встало на свои места.

Мы возвращаемся в замок ГРАФА. Дальнейший путь в Столицу лишён всякого смысла. Кстати, ШЕВАЛЬЕ, я совершенно забыл о вашем турнире! Ну, по понятным причинам он не состоится. Разве может проходить Королевский Турнир без Короля? Увы, увы, мой юный друг. Ну, ничего, ничего… Впереди вас ждёт ещё столько сражений. Вот во время их и проявите выт доблесть молодецкую, и совершите блестящие подвиги, и завоюете славу на веки. А что касается вашего отца… Я выделю на вспомоществование вашего батюшки необходимые средства! Но! Одно главное условие остаётся, однако!

— Какое, Сир!?

— Пусть он бросает играть!

— Спасибо, Сир, — поклонился мне ШЕВАЛЬЕ, слегка качаясь. — Ваше Величество, Вы упомянули о МАГИСТРЕ!? Откуда он взялся?! Почему я его не видел?!

— Зачем вам его видеть, этого придурка!? Не нагляделись ещё друг на друга? — засмеялся я.

— Так что? МАГИСТР подтвердил слухи о смерти моего Короля? — жадно спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Да, к сожаленью, или к счастью, подтвердил! Более тог, мёртв и Король Первого Острова! Увы, увы… Грядут суровые времена. Я произношу в ваш адрес третье спасибо за вчерашний славный бой и приглашаю вас в свою свиту, а, кроме этого, предлагаю стать Заместителем Командира моей Личной Гвардии. Мне нужны крепкие и сообразительные ребята! С жалованием определимся, на первых порах оно, возможно, будет небольшим, ну, а потом посмотрим, как карта ляжет. Сразу предупреждаю, что, скорее всего, будет тяжело. Впереди нас ждут серьёзные испытания и смертельные опасности, возможно и непредсказуемый печальный конец… Но вероятны и другие, более благоприятные варианты развития событий, я в это свято верю. Если вы готовы, то скоро принесёте мне Присягу, — это само собой, и вперед, в бой!

— Но, Сир, у меня же есть свой Государь, которому присягнул на верность мой отец! — удивлённо и с негодованием воскликнул юноша, сделал шаг вперёд, покачнулся, застонал и чуть не упал, а потом осторожно сел на кровать.

— Да, очнитесь же вы, наконец! Вы что, ещё до конца не поняли, какова сейчас ситуация на Островах!? — я присел рядом с ШЕВАЛЬЕ. — Довожу до вашего сведения на полном серьёзе во второй раз, что вашего Короля нет в живых, также как и Короля Второго Острова! Он тоже погиб. Даю слово, что сведения эти абсолютно достоверны, так что определяйтесь. Насколько мне известно, вы лично пока никому не присягали, возможно, только БАРОНУ. Даже до ГРАФИНИ не добрались. Что касается их, то скоро они тоже станут моими вассалами. Собственно, вам по большому счёту присягать мне и не надо. Я вспомнил правило: «Вассал моего вассала — мой вассал». Присягает только верхушка знати, не так ли? Или нет? А, вообще-то, я о вашем средневековье знаю не так уж и много.

Беспечно и весело произнеся эту фразу, я вдруг осёкся и побледнел. «Я О ВАШЕМ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ ЗНАЮ НЕ ТАК УЖ И МНОГО!». Что это значит?! Данные слова вырвались у меня совершенно легко, естественно и непроизвольно, как нечто само собою разумеющееся. Приоткрылся на мгновение какой-то тайный уголок моей бедной памяти, выплюнула она небрежно вовне частицу информации и сразу же закрылась. Средневековье, средневековье… Кто же я, откуда я, каким образом оказался в этом самом средневековье!? А что, собственно, представляют собою более ранние и поздние века, как они называются? Так, так… Сначала идёт первобытно-общинный строй, потом рабовладельческий, затем феодальный, вслед за ним капиталистический, или буржуазный. Вроде бы так.

А что такое эпоха Возрождения, Ренессанс? Что-то, вроде бы, между ними, или нет!? О, боже, как скудны и хаотичны мои знания, хоть бейся головой о стенку! Но всё же в последнее время я стал всё больше и больше вспоминать! Это радует, это очень хорошо!

В комнате повисла тревожная и напряжённая тишина. Молодой человек лихорадочно переваривал информацию по поводу Королей, полученную от меня. Я в панике продолжал обдумывать сказанную мною фразу, на которую ШЕВАЛЬЕ, очевидно, не обратил никакого внимания.

Юноша после такого поворота событий окончательно протрезвел, лицо его потеряло бледность и даже слегка зарумянилось. Он жадно выпил воду из большого глиняного кувшина, встал, прошёлся по комнате.

— Сир, а как могло случиться такое с Королём Первого Острова! С моим Королём. Ведь Бессмертный не может умереть! Вечность, — на то она и вечность, чтобы быть вечной.

— Вы хоть сами поняли, что сказали? Ах, какая ценная информация, мой юный друг. А как глупо и не к месту подана! Слава Богу, что мы здесь одни. Смех и грех! А вообще, запомните одну нехитрую вещь. Догма — незаконнорождённая дочь истины! Никогда не цепляйтесь за неё! Эта девица имеет мало перспектив в своём развитии. И так… Повторяю в последний раз. Сведения о смерти обоих Королей абсолютно достоверны и мною проверены!

— Вот как…

— Да. Именно так.

Мы снова помолчали. Солнце за окном сияло, птицы пели на все лады и голоса, лёгкий ветер доносил до нас успокаивающий запах зрелой степи и уставших полей.

— Сир, а кто будет командиром Вашей Личной Гвардии? — вдруг нарушил тишину ШЕВАЛЬЕ.

— Ох, уж эта молодежь! — рассмеялся я. — Догадайтесь сами…

— Ах, да, конечно же, — БАРОН. Достойная фигура! Почту за великую честь служить Вам, Ваше Величество, и находиться под началом самого славного воина из всех, известных на Островах!

— Ну, это же совсем другое дело! — рассмеялся я.

— Сир, извините меня, но вполне ли всё-таки достоверны и проверены сведения о моём Короле? Как-то всё неожиданно и странно…

— А как вы хотели!? Самые важные события и вести, как правило, всегда неожиданны, мой юный друг. Повторяю самый последний раз. Ваш Король мёртв. Об этом я знаю из очень достоверного источника, уж поверьте мне. И так… Остался я один одинёшенек на распутье судьбы! КОРОЛЬ-ПУТНИК, КОРОЛЬ-СКИТАЛЕЦ. Последний и единственный Король на этих славных Островах! А что следует делать ему в такой уникальной ситуации, если он конечно умный, целеустремлённый, честолюбивый и находчивый человек? Как, по-вашему, он должен себя повести?

— Как, Сир? — тупо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Ну, — это же очевидно! Это же предельно ясно — возмущённо гаркнул я. — Надо сожрать яичницу, пока она горяча и ею не полакомился кто-либо другой! Мой юный друг, мне придётся стать великим ИМПЕРАТОРОМ и объединить под своей властью все три Острова!

— О, как!?

— Да, именно так, и никак иначе!!!

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Обед был великолепен. Нам в номер подали горячий, ароматный и густой бульон из баранины, в котором содержались гармонично подобранные ингредиенты: много мясистых помидор, морковь, сладкий перец, лук и чеснок, горький перец, лавровый лист, различные специи и травы.

Никакой картошки! Ну, может быть, на любителя она и позволительна, но что-то всегда подсказывало мне, что в этом блюде она всё-таки лишняя. Это, кстати, относится и к борщу. Вроде бы картошку в него и кладут, и рецептура в таком случае соблюдается, но я люблю борщ без картошки. По моему твёрдому убеждению вполне достаточно свеклы, томатов, капусты, зелени, корешков, специй. Можно, в принципе, ко всему этому добавить грибы и фасоль. Ничего более, ни в коем случае! Никакой картошки!!! Ни, ни, ни!

Главное, чтобы бульон был наваристым, а уж на основе какого мяса он приготовлен, для меня особой роли не играет. Конечно, классика — это говядина на косточке. Спорить не буду. И ещё один очень важный момент! Капусту следует класть в борщ не сразу, и не в середине варки, а буквально за минуту, а то и за пол минуты до её окончания! Ну, варки… Вот если все эти условия соблюдены, то борщ получится то, что надо! Кстати, откуда у меня все эти познания? Где и когда я ел этот самый борщ? Я хорошо помню рецепт его приготовления, явственно ощущаю его непередаваемый, тонкий и уникальный вкус, но, не более того. Борщ, борщ… Чёрт возьми! Больше ничего по данному поводу не помню!

Ладно, вернёмся к блюду, которое подано в настоящий момент… Оно, как я уже сказал, было великолепно! Дымящаяся и ароматная баранина, порезанная на куски, лежала в отдельной толстостенной, глиняной тарелке, сохраняющей в мясе драгоценный жар. Назвать указанное блюдо супом явилось бы верхом кощунства! Бульон был волшебным, сладким, терпким, пряным, ароматным, поглощающим, а не поглощаемым!

Несколько ложек этого удивительного варева почти окончательно вернули ШЕВАЛЬЕ к жизни. Он раскраснелся, глаза его заблестели, но руки предательски дрожали, зубы клацали о ложку. Что же, есть единственный, древний, как мир, проверенный и абсолютно правильный и надёжный способ поднятия тонуса в таких исключительных случаях.

Я неторопливо налил в рюмки прозрачный, как слеза младенца, и слегка тягучий, как дыхание девственницы, хорошо охлаждённый напиток нашего хозяина. Встал, сурово нахмурился. ШЕВАЛЬЕ поспешно вскочил вслед за мною, при этом слегка расплескал содержимое рюмки. Я укоризненно посмотрел на него. Юноша смутился и нервно улыбнулся.

— За ИМПЕРИЮ! — густым голосом произнёс я и выпил божественный напиток.

— За ИМПЕРАТОРА! — неожиданным фальцетом ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Благодарю за тост! — нарочито важно сказал я. — А знаете, однако, в чём ценность настоящего тоста?

— Сир, очевидно, в его содержании, — не задумавшись ни на секунду, ответил юноша.

— Отнюдь нет. Отнюдь… Увы, вы не правы, мой юный друг, — покровительственно похлопал я его по плечу. — Содержание, говорите? Это, конечно, один из основополагающих и важных моментов, не спорю. Содержание решает многое, а подчас всё! Но, всё-таки, главное заключается совершенно в ином!

— В чём же, Сир?!

— Сейчас я вам раскрою страшную тайну. Вы готовы?!

— Сир, я весь во внимании!

— Главное, — чтобы тост был уместен, актуален и своевременен! Как много умных и оригинальных мыслей было высказано в этом мире! Как мало их было произнесено к месту и ко времени! Вы не представляете! Ладно, продолжим трапезу.

Некоторое время мы с удовольствием поглощали бульон, чередуя его с тающим во рту мясом. Да, кухня здесь действительно великолепная! А главное, всё так просто! А может быть именно в самой обычной простоте и таится истинная сущность вещей? Что может быть аппетитней куска сыра и сушёного, или копчёного мяса на краюхе чёрного хлеба, заедаемых луковицей, огурцом или помидором!? А поджаренные над костром поросенок или кролик?! А запечённая в углях, или отваренная в кожуре, нежная и рассыпчатая картошечка! А к ней, — нашпигованный чесночком, кусок сала с двумя-тремя, а то и с четырьмя мясными прослойками! И ещё вяленая, жирная и сладкая рыба! И селёдочка, или малосольный и хрустящий огурчик!

А ещё ядрёный, перчённый, солёный бочковой помидор, остро пахнущий укропом и чесноком, изнемогающий от ароматного и томного рассола!? А квашеная капуста!? А мочёный арбуз! Боже мой! Это же музыка экстаза!!! Да если всё это употребить под соответствующий крепкий напиток!? Выносите тело Героя из-за стола, пока он ещё жив!!! Выносите! Куда угодно, но главное, — как можно поскорее!

Ладно, вернёмся к началу. Я о простой пище… Она завораживающе вкусна и крайне питательна. Вот эти идеальные продукты, сопровождающие человека из века в век в его странствиях. Солёные или копчёные мясо и рыба, сыр и хлеб… Всё остальное, — это так, непонятные извращения, не более того! А вообще, главное, был бы аппетит и здоровье! Вот что является основой всех основ.

Все эти хаотичные мысли в неспешном хороводе кружились в моей голове, пока я с моим соратником неторопливо поглощал мясо и бульон, которые почти остыли. Мы осушили уже по пятой рюмке замечательного крепкого напитка, когда в дверь комнаты кто-то осторожно постучал. Это был ТРАКТИРЩИК…

— Милорд, Вас приглашают за свой стол упомянутые мною молодые люди. Не угодно ли Вам спуститься в зал?

— Почему бы и нет, сударь… Общение — одна из основных ипостасей познания бытия. Кстати… Благодарим вас за это божественное блюдо. Давненько я не отведывал такой вкуснятины! Подозреваю, что ШЕВАЛЬЕ ранее не пробовал её вообще! Обещайте мне, что когда откроете свой чудесный ресторан, то этот деликатес будет обязательно присутствовать в меню первым номером и называться он должен… э, э, э… скажем так, — «ИМПЕРИУМ»!

— О, — конечно, Милорд! — чуть не задохнулся от восторга хозяин. — Какое звучное, оригинальное и, я не побоюсь этого выражения, мощное название! Боже мой, Боже мой! Я в экстазе! О, Боже!!!

— Не поминайте Бога в суе! — сурово произнёс я.

— О, простите меня, Милорд!

— Бог простит. Нас всех. Возможно… — скорбно произнёс я, и на некоторое время задумался.

Вокруг и около меня воцарилась почтительная тишина.

— Конечно, Милорд! Только на него уповаю! На Господа Бога нашего! — посуровел Хозяин.

— Ладно. Вернёмся к суетному, то бишь к пище…

— Я весь во внимании, Милорд!

— А кроме этого, ну, того, что было перечислено в начале, — продолжил я. — Обязательным вторым блюдом за первым должна следовать сваренная в кожуре картошечка и к ней, безусловно, — малосольная и жирная селёдка под лучком, слегка сдобренная уксусом.! Пиратов мы скоро истребим, и я думаю, что с поставками сего продукта никаких проблем не будет. А если мы этих мерзавцев даже и не уничтожим всех полностью и до конца, то, оставшиеся в живых, пусть зарабатывают себе на жизнь именно ловлей селёдки! Пусть трудятся во благо общества! Хватит разбойничать в моей Империи! Как вам моя идея!?

— Великолепная идея! — восторженно и с неподдельным энтузиазмом одновременно откликнулись ШЕВАЛЬЕ и ТРАКТИРЩИК.

— Так вот…Вернёмся к нашему второму блюду. Оно будет называться — «МУНДИР ФИШ». А всё остальное, — потом, на другой странице меню. Обещаете?!

— Конечно, конечно, Милорд! — немедленно отозвался ТРАКТИРЩИК.

— Да, Бог ты мой! Я совершенно забыл про ваш чудесный, фирменный и довольно крепкий напиток! Как же мы его будем величать?

Я глубоко задумался, так как момент был очень серьёзным и крайне ответственным:

— Название должно быть этаким звучным, мощным, забористым и дерзким, как сам напиток. Нужно придумать что-нибудь такое необычное, яркое, оригинальное! О, нашёл! «ЗВИЗГУН»! То, что надо!!!

— Конечно, конечно, Милорд! — хозяин чуть не задохнулся от восторга, в экстазе закатил глаза, а потом осторожно спросил меня. — Извините, Милорд, но не слишком ли это, как бы выразиться, жёсткое название?

— Отнюдь, отнюдь… Именно эта жёсткость и соответствует его первозданной сути, понимаете? «ЗВИЗГУН», он и в Африке «ЗВИЗГУН», — дал я краткий и исчерпывающий ответ.

— Милорд, а где находится эта Африка?

— Далеко… Очень далеко. Именно в ней, — в Африке, проверяется и проявляется истинная ценность и потаённая суть всех вещей! Понятно!? Принесли вы в Африку Звизгун, сели посреди пустыни, саванны или джунглей, накатили пару-тройку рюмок и, если почувствовали истинный экстаз, то значит напиток достоин употребления и уважения! Африка, она и есть Африка!!!

— Да, Милорд, — теперь мне всё предельно ясно и понятно, — запыхтел ТРАКТИРЩИК.

— То-то! И ещё… В отношении именно вашего и только вашего заведения, я отменяю государственную монополию на производство и торговлю крепкими спиртными напитками. Стоп! Кажется, — я переборщил… Неправильно выразился… Монополию я, конечно, сохраню, это дело важное, и для любого государства крайне полезное. Выражусь немного точнее. Звизгун, именно он, вполне легально будет изготавливаться и продаваться только вами, никем более, и только в ваших заведениях!

Хозяин снова задохнулся от восторга, хотел что-то сказать, но, перехватив мой строгий и упреждающий взгляд, торопливо налил нам ещё по одной рюмке божественного напитка.

— Так вот… Думаю, что через некоторое время на Островах появится целая сеть таких заведений. Следует несколько сократить и упростить меню, но это будет только на пользу дела, вы уж мне поверьте. Сеть трактиров быстрого питания, вот что необходимо широким народным массам! Достаточно несколько простых фирменных блюд, без каких-то особых изысков! Главное, чтобы они были вкусными, питательными и, что крайне важно, доступными всем! Ну, а для гурманов, имеющих определённые суммы денег, будут предназначены ваши рестораны.

Я нахмурился и хлебнул Звизгуна:

— Собственно, пока оставим эти перспективные темы в покое. Об этом мы с вами более подробно поговорим попозже! А что касается искомого Божественно Напитка… Имейте в виду следующее! Снижение качества данной жидкости будет равносильно государственной измене! — сурово и твёрдо произнёс я.

Лицо ТРАКТИРЩИКА приобрело сначала ярко выраженный пунцовый цвет, потом побледнело. Он засуетился, склонился в глубоком поклоне и дрожащим голосом произнёс:

— Это никоим образом не возможно, Сир! Империя достойна самого высшего качества во всём! Да, здравствует Император!!!

— Ну, вы, однако, даёте, батенька! — рассмеялся я. — Пожалуй, я дарую вам дворянство! Не сейчас, чуть позже…

— Спасибо за оказанную честь, Ваше Величество! — прохрипел ТРАКТИРЩИК и чуть не упал в обморок.

— Ну, вот, — это же совсем другое дело! — довольно воскликнул я. — Ваше Величество — это же Ваше Величество! Оно и в Африке, — Ваше Величество! А то, всё Милорд, да Милорд… Некоторая неопределённость во всём и всегда вызывает у меня только отрицательные эмоции. Вещи следует называть их собственными именами, и никак иначе! Не так ли, сообразительный вы наш?!

— Конечно же так, Сир! — хозяин почтительно откланялся и исчез.

Видимо, он пошёл срочно писать новое меню и организовывать выпуск Звизгуна в промышленных масштабах.

Мы же с ШЕВАЛЬЕ, не торопясь, спустились в зал. Юноша был одет в скромный, но изящный камзол, с вышитым на нём гербом, — горный заснеженный пик, пронзённый мечом. На ногах — высокие мягкие сапоги, на боку — длинный узкий меч.

Я был облачён в свою привычную, удобную и простую одежду. К поясу пристегнул уже проверенный в бою и потому полюбившийся мне короткий меч, выкованный самим Первым Мастером Первой Горы. В правую руку я взял ПОСОХ. Всё очень просто, скромно, со вкусом, с достоинством, как и полагается ИМПЕРАТОРУ в ПУТИ.

При нашем приближении, присутствующие за столом молодые люди встали, отвесив нам глубокие поклоны. ШЕВАЛЬЕ также слегка поклонился, я сделал почти незаметный кивок головой и, не ожидая приглашения, уверенно сел за стол. Возникло лёгкое замешательство…

— Господа, прошу присесть… Спасибо за оказанную нам честь разделить с вами трапезу, — властно и весело произнёс я. — Что вы пьёте? О, красное вино? Великолепно, похвально… Очень полезный напиток. Я его, кстати, недавно настоятельно рекомендовал МАРКИЗУ. Ну, тому, что из Первой Провинции! Предлагаю выпить по бокалу за знакомство!

Я осушил бокал. Все последовали за мной. Официант торопливо наполнил их вновь.

— Представьтесь же, господа, — по-прежнему легко и весело обратился я к молодым людям.

— Э, э, э… Милорд! Перед Вами я, — Второй Герцог Второй Провинции Второго Острова. Рядом со мною — Второй Маркиз Первой Провинции этого Острова. А это наши друзья, Бароны Третьей Провинции. Позвольте произнести тост за общее здоровье.

— Погодите, постойте! И по какому же поводу вы все здесь собрались? Странно, странно… Но ведь уважаемые Бароны являются вассалами Графа Третьей Провинции, который, по моим сведениям, находится в состоянии войны и с вашим дядюшкой и с вашим батюшкой!? — удивлённо воззрился я на вторых Герцога и Маркиза. — Что-то здесь попахивает изменой, а запах этот всегда неприятен для тонко чувствующего носа. Знаете, — тухлятина есть тухлятина, как не поливай её самыми изысканными соусами.

Бокалы так и не были донесены до жаждущих их губ. Ожидаемые в дальнейшем блестящие тосты растворились в наступившей гробовой тишине, так и не родившись.

— А собственно, кто вы такой, сударь? — молниеносно теряя почтительность, бесцеремонно, грубо и с вызовом спросил Второй Герцог.

Да, действительно, очень дерзкий молодой человек… Весь в дядюшку. Больше всего надо опасаться людей, которые вроде бы и высказывают в определённый момент с готовностью вам своё уважение и почтение, но делают это в глубине души неискренне! Лучше уж нейтральное, суровое и сдержанное молчание, чем болтовня, завуалированная искусственной и лживой доброжелательностью!

Я резко встал. За мною никто, кроме ШЕВАЛЬЕ, не последовал. Компания за столом напряглась, руки потянулись к мечам. Я усмехнулся, прошёлся по залу.

— О, как же вы похожи на своего дядю, юноша! Говорил же я ему давеча, — «Больше почтения, больше спокойствия!» А вот насчёт мечей, — это вы зря… Этого я не люблю. Могу примерно наказать. Но жалко вас. Такие юные, надеюсь, ещё не до конца испорченные. Хотя, как говорил кто-то когда-то: «Яблоко от яблоньки далеко не падает». Куда намечен твой путь падения, туда и упадёшь. Собственно, САДОВНИК может в любой момент вмешаться… — я задумчиво и пристально посмотрел в потолок, словно стараясь пронзить его насквозь в стремлении увидеть небо и кое что в глубине его. — Ладно, Бог с вами! У меня сегодня хорошее настроение. ШЕВАЛЬЕ, представьте меня, пожалуйста, господам. В принципе, это надо было сделать сразу, во избежание каких-либо недоразумений.

Мой спутник поднялся из-за стола и звонко произнёс:

— Его Величество, Король Третьего Острова, Император Трёх Островов перед вами!

Ай, да молодец! Быстро сориентировался! Насчёт Императора Трёх Островов — это хорошо прозвучало, несмотря на то, что Третьего Острова вроде бы не существует. Кто знает, кто знает… Ну и Бог с ним, с этим загадочным объектом. Пока… Император Трёх Островов! Очень оригинально и необычно. Такой титул ласкает мой слух и должен вызывать уважение и трепет у подданных. Осталось только ими обзавестись. Да, собственно, — это нам раз плюнуть! Приступим немедленно…

Между тем, за столом, да и во всём заведении, воцарилась абсолютная тишина. Молодые люди некоторое время изумлённо смотрели на меня.

— Так Вы тот самый Король?! — почти одновременно, наконец, воскликнули они, опасливо оглядываясь по сторонам, видимо, в поисках ЗВЕРЯ.

— О, я вижу, слава обо мне опережает меня. Это очень положительный момент. Грядут тяжёлые времена. Народ в дни испытаний должен хорошо знать своих правителей, кумиров и героев. Довожу до вашего сведения, что со всеми тремя Королевствами не всё в порядке. Подозреваю, что нам угрожает серьёзный враг откуда-то извне, скорее всего, — из-за океана. Надо объединяться и сплачиваться. Если уж вы встретились на моём пути, то я не могу не воспользоваться этой случайностью. Господа, придётся вам сейчас и здесь принести мне присягу на верность. Если вы желаете, чтобы я подтвердил свой статус, могу призвать АНТРА.

— Нет, не надо, не стоит, Сир, ради Бога! — выразил общую точку зрения Второй Маркиз. — Ваше Величество, но мы являемся подданными Короля Второго Острова и не можем Вам присягать!

— Господа, ваши возражения понятны и достойны уважения, — устало и печально произнёс я. — Крепитесь… Держитесь… Я разделю грядущую скорбь с вами. Ставлю вас в известность о том, что Короли Первого и Второго Островов, увы, — мертвы. Сведения абсолютно достоверные. В живых остался только я один из нашей большой и дружной семьи. Честно могу сказать, что причины их гибели мне совершенно не ясны. Я здесь абсолютно не при чём! Даю слово. Какие силы нам в данный момент противостоят, пока не понятно. Но именно я намерен объединить Острова в одно целое перед лицом внешней угрозы и создать ИМПЕРИЮ!

— Сир, всё это так неожиданно, — взволнованно произнёс Второй Герцог.

— А как вы хотели!? Я уже говорил своему спутнику, что самые главные исторические события всегда неожиданны. В настоящее время только я являюсь обладателем королевской крови. Мне абсолютно точно известно, — несколько слукавил я, — что прямых наследников у погибших Королей нет. Короли были бессмертны, увы, до поры, до времени. Правили они очень долго. О бессмертных принцах или принцессах никто, никогда и ничего не слышал. Решайте, со мною вы или против меня! Да, и учтите… Тот, кто в сложный исторический момент принимает присягу на верность первым, в большинстве случаев таковым остается и в дальнейшем! — снова слукавил я. — И так, даю вам пять минут на размышления, время пошло…

Я подошёл к столу, сел, налил себе и ШЕВАЛЬЕ по бокалу вина, резко встал:

— За ИМПЕРИЮ!

Все присутствующие с бледными и растерянными лицами вскочили вслед за мною, колеблясь, но выпили.

— За Империю!!!

Я медленно сел обратно, остальные, как по команде, одновременно тяжело рухнули на свои места.

— Сир, — с тревогой произнёс Второй Герцог. — Извините, но Вы же понимаете, что мы находимся в состоянии определённой растерянности. Мы, конечно, слышали последние новости из Столицы. Там действительно происходят какие-то странные и непонятные события. Сообщение с Первым Островом прервано. Мы, как раз перед Вашим появлением, всё это обсуждали, рассчитывали на получение свежей информации от Вас.

— Ну вот, вы её и получили. Она крайне исчерпывающая и абсолютно достоверна. Осталась одна минута, принимайте решение…

— А если мы не примем Ваше предложение? — воинственно вклинился в разговор Второй Маркиз.

— В таком случае, увы, я вынужден буду вас всех убить, сомневающиеся вы мои, — беспечно и легко произнёс я. — Зачем приобретать врагов, когда есть возможность сделать из них или друзей, или трупы. Если вариант с друзьями не проходит, то остается, увы, только один выход. В конце концов, любая Империя рождается на крови, от этого никуда не денешься. Начал я лить кровь тех, кто сомневался в моём статусе, совсем недавно и вполне успешно. Сегодня продолжу это волнующее и бодрящее меня занятие.

Я некоторое время с наслаждением и удовольствием созерцал вытянувшиеся лица сотрапезников, потом рассмеялся:

— Да расслабьтесь же, господа! Шучу, я, шучу… Я не настолько кровожаден! И вообще, насильно мил не будешь! Всегда следую этому мудрому принципу.

Молодые люди расслабились, на их лицах появились кислые улыбки. Необходимо было как-то активизировать процесс приобретения первых подданных. У каждого у нас есть свой пунктик… На данный момент у меня имелся именно такой, ну что же тут поделать!? Хочу подданных, и не простых, а титулованных! Я со скучающим видом отпил вина из бокала, а потом рявкнул:

— ЗВЕРЬ!

Пёс материализовался мгновенно прямо рядом со мною. Шерсть его была вздыблена, разноцветные искры пронзали её с громкими щелчками и шипением, лёгкое облачко раскалённого пара поднялось вверх, насытив воздух влагой, и исчезло, слегка пропитав собой потолочные балки. Огромные белоснежные клыки спустили на пол тягучую слюну. Молодец, мой красавец, как всегда, — молодец! Полностью и целиком вошёл в свою главную роль, уготованную ему на данном историческом отрезке времени. Зрелище было, как всегда, впечатляющим, величественным и ужасным.

Мои собеседники, в том числе и ШЕВАЛЬЕ, посыпались из-за стола в разные стороны, как горох. Приближающийся к нам в это время официант опрокинул поднос и с диким воплем выскочил из зала. К чести дворян, и, к моему удивлению, все они не забыли выхватить мечи и выставить их в направлении Пса. Ну, что же, молодцы! Ах, вы наглецы, драчуны и забияки, хоть в этом молодцы!

— ЗВЕРЬ! — с необходимым тембром в голосе произнёс я.

Собака исчезла, оставив после себя прощальную струйку пара.

— И так, господа! Прошу сообщить мне немедленно о принятом вами решении, — я допил вино, встал, вышел на середину зала, скрестил руки на груди.

Все дворяне без промедления подошли ко мне, опустились на одно колено.

— Клянитесь верой и правдой служить мне, — ИМПЕРАТОРУ Трёх Островов, защищать и оберегать меня и ИМПЕРИЮ до последней капли крови!

— Клянёмся!!! — дружно прозвучало в ответ.

Да, наконец-то у меня появились первые настоящие подданные! Вот так, подчас, в обычном трактире, рождаются Империи! Бывает, впрочем, что зарождаются они и в пивных, и в банях, и в подвалах, и в землянках, и в шалашах и ещё чёрт знает где. Собственно, какая разница, где и как они зарождаются? Было бы достойное продолжение этого процесса. А как и почему все Империи рано или поздно гибнут? Меня в настоящее время этот вопрос совершенно не интересовал…

Нежданно-негаданно приобретя новоявленных вассалов, я отпустил их с миром, поручив донести до ушей других моих будущих подданных великую и радостную весть о явлении ИМПЕРАТОРА и о необходимости принесения мне присяги на верность. В качестве своей временной резиденции я определил замок ГРАФА. Через несколько дней МАРКИЗ, ГЕРЦОГ и их вассалы должны были прибыть туда для принесения мне присяги.

Я понимал, что теперь необходимо действовать быстро и решительно, хотя пока всё было для меня по-прежнему неясно. Кто же убил Королей, каким способом, зачем, почему, с какой целью? Каждое серьёзное убийство обязательно состоит из двух элементов: мотив и убийца. Кто же ты такой, таинственный метатель молний, зачем тебе всё это надо?! Неужели стало скучно тебе там, на небесах, чёрт возьми!? Я снова задумчиво и пристально посмотрел вверх, словно хотел пронзить своим взором потолок и увидеть нечто особенное и потаённое где-то там, в вышине, потом тяжело вздохнул и опустил голову вниз, стал созерцать идеально чистый дубовый пол.

А, может быть, Короли живы, и МАГИСТР просто обманул меня? Да нет, что-то мне все-таки подсказывало, что его информация достоверна. Что же делать дальше? Направляться в Столицу слишком рано. Сначала необходимо заручиться поддержкой дворянства южных Провинций, а затем хоть с какой-то армией двинуться на север. Если всё тут пройдёт успешно, то далее следует Первый Остров, а за ним, возможно, и Третий. Не верю я МАГИСТРУ по поводу того, что он не существует, не верю и всё!

Мысли об этом Острове почему-то были неприятны, рождали в голове какую-то тяжесть, вызывали беспокойство. Я был уверен, что все ответы на загадки, связанные с моим появлением на Втором Острове и с моей прошлой жизнью, следует искать именно там. Ну что же, начнём сначала. Пока буду следовать своей интуиции, а там посмотрим…

В конце концов, у меня есть мой славный ЗВЕРЬ-ЗАЩИТНИК, могучий ПОСОХ-ПОГЛОТИТЕЛЬ и пока абсолютно загадочная РЕЛИКВИЯ, а иначе говоря, ПУЛЬТ. Кстати, а какая, всё-таки, судьба постигла АНТРОВ после гибели Королей? МАГИСТР явно сомневался в их смерти, хотя и высказал такое предположение. Я уже понял, что этих существ уничтожить очень сложно, если такое вообще возможно. Совсем другое дело — Короли.

Можно быть, конечно, бессмертным с физиологической точки зрения. Можно обладать способностью к ускоренной регенерации и так далее… Но, если, допустим, такого бессмертного порубить на четыре части и разбросать эти куски по окрестностям, или отрезать ему голову, раздавить чем-то тяжёлым или сжечь на костре? Спасёт ли в таком случае его эта самая хвалёная регенерация? Навряд ли, навряд ли, не думаю…

С АНТРАМИ всё намного сложнее. Мне кажется, что их невозможно ни сжечь, ни разрубить на части, ни утопить, ни раздавить, ни уничтожить какими-либо другими способами. И ещё, самое главное! Если я не Король, как утверждает это МАГИСТР, то значит, не отношусь к категории так называемых Бессмертных?! Получается, что я, как и все, — смертен!? Неприятная мысль, очень неприятная! Являюсь ли я одним из Ускоренных с их способностями к быстрым движениям и к уникальной регенерации? По словам МАГИСТРА, нет! Но указанными качествами я всё-таки обладаю и превосхожу в этой части обычных Ускоренных. Недавние события явно подтверждают эту точку зрения.

Я на равных способен сражаться с Ускоренными, и более того, — имею более значительные силу и реакцию. А молнии!? После очень мощного удара одной из них я фактически воскрес из мёртвых. Это кое о чём говорит. Так кто же я такой, чёрт возьми, если и не Король и не Ускоренный!? Галиматья какая-то! Бред какой-то! Как всё, однако, причудливо и странно перемешалось и смешалось! Имеется, кстати, у меня один очень интересный вопрос: «Бессмертны ли Ускоренные и ускоренны ли Бессмертные?». И второй вопрос: «Почему всё-таки АНТР стал мне служить? Зачем, и с какой это стати?». АНТРЫ служат, как я понимаю, только Бессмертным Королям! Значит я всё-таки Король? Или нет? Собственно, этот вопрос очень сильно занимал и МАГИСТРА». Где он сейчас, какую очередную гадость мне готовит? Вообще, в чьих интересах действует? Что-то подсказывало мне, что творцы молний и МАГИСТР, — это совершенно разные силы. У каждого свой уровень.

Как всегда, — вопросы, вопросы, вопросы… С ума можно сойти! Точно, я скоро свихнусь! Ну и чёрт с ними, с вопросами! Зачем их задавать, зная заранее, что не получишь ответов!? Надо быть проще, поменьше умничать, следовать своему внутреннему голосу. Вперёд, ИМПЕРАТОР, — только вперёд! Дорогу осилит идущий!

Я с ШЕВАЛЬЕ ещё раз навестили МОЛОТА. Богатырь явно шёл на поправку. Дыхание у него было уже почти в норме, поврежденные кости и ткани, как доложил мне крайне удивлённый ТРАКТИРЩИК, срастались и восстанавливались прямо на глазах, но воин до сих пор находился в бессознательном состоянии. Что же, подождём… Я дал указание ТРАКТИРЩИКУ запрячь лёгкую повозку для транспортировки пленника и выделить мне двух людей для управления ею. Через полчаса мы с ШЕВАЛЬЕ тепло попрощались с гостеприимным хозяином и отправились в путь в направлении замка ГРАФА.

Погода неожиданно начала портиться. Небо затянули тучи, которые сначала были серыми, а потом стали молниеносно чернеть, набухать влагой прямо на глазах. Ветер, ещё недавно казавшийся милым, тихим и добрым псом, словно под воздействием вируса бешенства, превратился в безумного и кровожадного зверя. Вокруг начало концентрироваться какое-то непонятное и опасное напряжение, словно кто-то могучий и невидимый из-за туч исподлобья и злобно наблюдал за мною, гипнотизируя и подавляя. Всё это было мне уже знакомо, всё это мы уже недавно проходили! Ну что же, — схлестнёмся ещё один раз, а может быть и не раз, неведомые мне силы! Я вас не боюсь!

Я остановил повозку, спешился с коня и подозвал к себе ШЕВАЛЬЕ.

— Мой друг, я думаю, что сейчас произойдёт одно экстра ординарное событие, которое касается только меня и ещё кого-то, но кого именно, честно говоря, пока не знаю. Собственно, аналогичное явление вы должны были наблюдать совсем недавно около замка ГРАФА, если находились в тот момент в сознании. Распрягите лошадей, привяжите их к повозке, укройтесь в ней или под ней, ждите меня! — прокричал я, стремясь пересилить бешенный вой ветра, который словно сошёл с ума.

Я сделал глубокий вдох, решительно скинул плащ, крепко сжал в руке ПОСОХ и быстро направился в поле прочь от дороги. Идти было тяжело, ветер дул со страшной силой, вот-вот должен был обрушиться ливень и ударить молния. Что же, сценарий был мне уже знаком. Это хорошо! Тот, кто имеет знания о грядущем, защищён уже на половину!

Напряжение, копившееся вокруг в пространстве, передалось и мне. Внезапно я ощутил внутри себя мощный прилив энергии, которая полностью захлестнула меня. Я вдруг, как и ветер, словно взбесился, зарычал, закричал, подняв голову к небу, кровожадно и мрачно на него посмотрел. Всесокрушающий ливень в ответ обрушился на меня и чуть не свалил с ног. ПОСОХ запылал в моих до боли сжатых руках, и я почувствовал, что вхожу в состояние невиданного дотоле ускорения и какого-то сверхъестественного транса! Моё тело обрело неимоверную плотность, мозг начал распирать черепную коробку, стремясь взорвать её и вырваться наружу невиданным потоком энергии, испепеляющим и расщепляющим всё вокруг!

Рядом внезапно возник ЗВЕРЬ. Он страшно завыл, а потом прижался ко мне, словно подпитывая меня собой. Пространство вокруг сгустилось, завибрировало и заклокотало…

— Ну, давай, давай!!! Вот он я перед тобой! Попробуй, возьми меня, сволочь! — заорал я, подняв голову к небу.

Сволочь ждать себя не заставила. Или не заставил? На этот раз там, где-то наверху, видимо хорошо прицелились и попали в меня с первого раза. Ослепительная и всесокрушающая молния пронзила чёрное небо и врезалась в меня. Мир, как огромная фарфоровая ваза, распался на тысячи осколков. Чудовищная энергия неимоверной силы, грозящая испепелить моё слабое и, казалось бы, беззащитное тело, как и в прошлый раз, мгновенно перетекла в раскалённый ПОСОХ, который смачно поглотил её с каким-то утробным чавкающим звуком.

Мне стало невыносимо жарко и душно, я начал задыхаться и хрипеть. Сильнейшая звуковая волна накрыла всё вокруг, земля ушла из — под ног, поползла пластами, но я удержал равновесие, и на этот раз сознание не потерял! Ничего себе! О, как! Ишь, ты! Однако! Браво, ИМПЕРАТОР!!!

Страшный и жёсткий ливень продолжал ещё некоторое время насиловать беспомощную землю, но я почему-то был уверен, что второго удара не последует и скоро всё закончится. Я не замечал ни этого ливня, ни бешенного пронизывающего ветра, так как был могуч, силён, непобедим и вечен! Аллилуйя, Бессмертному, аллилуйя!!!

Я обессилено опёрся спиной на ЗВЕРЯ. Он, словно живая глыба, непоколебимо высился рядом со мною. Пёс поднял голову к небу, вдруг тяжело и протяжно завыл, сотрясая окружающее пространство. Оно завибрировало с бешеной частотой, а затем, как всегда в таких случаях, сначала резко сжалось, не давая лёгким дышать, а потом вернулось в своё первоначальное состояние.

Ливень внезапно прекратился. Ветер в последнем мощном порыве вихрем вознёсся вверх, разметал во все стороны тучи, мгновенно потерявшие свою тяжесть, и куда-то бесследно сгинул. Сноп жаркого солнечного света ослепил и поглотил меня, испаряя отовсюду влагу и неся с собою ощущение освобождения и облегчения. Я почувствовал страшную усталость, упал на мокрую траву, утомлённо и блаженно растворился в ней, ласкаемый солнцем. Закрыв глаза, я с восторженным упоением впитывал его горячие лучи всем своим бедным, измочаленным, обессиленным, но совершенно не повреждённым телом. Ах, как покойно и хорошо! Я некоторое время полежал, а потом резко встал, поднял голову к небу, погрозил ему кулаком и, обращаясь неизвестно к кому, прокричал торжествующе:

— Ну, что, — взяли, гады!?

Гады меня не взяли… Они, очевидно, бессильно, злобно и мрачно разглядывали меня откуда-то сверху и были, вероятно, очень сильно удивлены и разочарованы исходом очередной схватки, а кроме этого раздосадованы и, конечно же, удручены и подавлены. По крайней мере, я на это очень сильно надеялся. Ну что же, — до новых встреч, заоблачные вы мои! До новых встреч…

Небо, ещё не до конца освободившееся от облаков, вдруг разродилось лёгким слепым дождём, который освежил моё воинственно пылающее чело. Я рассмеялся беззаботно и весело, и крикнул в бездонную высь:

— Нам ли жить в печали!?

— В печали, в печали, в печали… — неожиданно гулко-утробным эхом откликнулась она: загадочная, непонятная, воинственная и пока ещё мною не познанная.

А может быть мне просто это послышалось?

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я ещё некоторое время постоял посреди мокрой степи, пристально и задумчиво разглядывая небо, потом поднял с земли холодный и потяжелевший ПОСОХ. Выглядел он, как и прежде: идеально ровная и монолитная поверхность, ни царапин, ни впадин, абсолютно никаких изменений и повреждений.

Я осмотрелся вокруг. Стоявшая вдалеке повозка была опрокинута на бок, матерчатый верх сорван и скомкан, как носовой платок. Одна из двух запряжённых в неё лошадей, видимо вовремя не распряжённая, лежала бездыханно, запутавшись в упряжи. Вторая понуро стояла рядом. Мой БУЦЕФАЛ, как ни в чём не бывало, мирно щипал траву неподалёку, остальные две лошади виднелись в поле шагах в ста от меня.

Я быстро подошёл к повозке, осмотрел её. Она была пуста. Я обеспокоено заглянул за неё и, к своему огромному облегчению, увидел ШЕВАЛЬЕ, лежащего на земле между колёсами. Он был весь в грязи, мокрый, но, судя по всему, жив и относительно здоров. Юноша задумчиво смотрел в небо, жмурясь от солнца. Увидев меня, он устало улыбнулся и, опираясь на колесо, не торопясь, встал.

— Ах, Сир… Красоту тихого и ясного неба понимаешь только тогда, когда в полной мере ощутишь ужас смертельного урагана. Странно, я снова, как и тогда, когда Вас первый раз увидел, оказался между двух колёс повозки. Нет ли здесь какого-то символа, знака?

— Да, мой юный друг… Символы и знаки рассыпаны везде вокруг. Наша главная беда заключается в том, что мы вовремя не можем понять их истинную сакральную суть и разгадать скрытые в них тайны. А что касается ясного неба и урагана… Всё познаётся на контрасте. Это вечная, как мир, истина, которая также осознаётся нами, к сожалению, подчас слишком поздно. Увы…

— Ваше Величество, извините, но с Вами не соскучишься… Что это было? — жадно спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Да, со мною вам скучать не придётся. А насчёт того, что это такое было… Если бы я это знал, то, наверное, уже вознёсся бы на небо и повелевал миром от туда, с таинственных высот. Но, увы, увы… Пока что я нахожусь на земле, как и вы, и являюсь всего лишь человеком, — поморщился я, а потом быстро поправился, встретив недоумённый взгляд ШЕВАЛЬЕ. — Ну, может быть, я и не совсем человек в обычном понимании этого слова. Бессмертный ИМПЕРАТОР, — это особенное существо Божественного происхождения. Ладно, оставим эту сложную и скользкую тему. А где наш пленник?

Мы с любопытством осмотрелись вокруг. Я подошёл к лежащему неподалёку куску ткани, сорванной с крыши повозки, и, как и ожидал, увидел под ним МОЛОТА. Тот был жив, но по-прежнему находился без сознания. Он тяжело и хрипло дышал, его руки периодически конвульсивно подёргивались, как это бывает у людей, видящих тревожные сны.

Нами так же был обнаружен слуга, лежащий без сознания. ШЕВАЛЬЕ стал приводить его в чувство. Другой слуга, здоровенный и весёлый малый, скоро появился со стороны поля. Он, прихрамывая, вёл за собой двух лошадей. Я громко и по-особому свистнул. Вскоре передо мною, слегка пританцовывая, появился БУЦЕФАЛ. Его хвост и грива не развевались привычно роскошно и густо, так как были мокры и спутаны, но жеребец всё равно выглядел великолепно. Он подошёл ко мне, мягко ткнул носом в плечо.

— Извини, дружище, а про морковку-то я и забыл, — удручённо засмеялся я.

— Как же без морковки, Ваше Величество?! — возмущённо прогудел слуга-здоровяк, поднимая с земли небольшой неприметный мешок. — Без неё никак нельзя, при таком-то коне! Ах, что за чудо! Красавец! Я даже и не пытался его поймать.

— Молодец, спасибо! — облегчённо улыбнулся я, доставая из мешка огромную морковку, которую БУЦЕФАЛ аккуратно принял из моих рук и с удовольствием захрустел ею.

— Рад стараться, Ваше Величество! — рявкнул слуга.

— Послужить Родине не желаешь?! — строго спросил я его. — Скоро грядёт война. Гвардия ждёт своих героев! Всё равно война так или иначе коснётся всех. От неё никуда не денешься.

— Ну, если так, то, конечно, — послужить желаю, Ваше Величество! — ответил здоровяк. — Но только не на флоте… Не дай Бог! А также меня интересует размер жалования.

— Почему не на флоте? — удивился я. — А о жаловании не беспокойся. Не обижу…

— Сир, я, ежели, помирать буду, то хочу ощущать под собою надёжную твердь, а над собою желаю спокойно созерцать благостное небо. А вода, она и есть вода. Сгинешь, беспомощно барахтаясь и захлёбываясь, в её холодных глубинах. В такой ситуации будет уж и не до неба!

— Бог ты мой, какой, однако, молодец! Умница! Как образно мыслит! — удивился и умилился я. — Согласен с тобой. Твердь — это твердь… Вода — это вода… Небо — это небо… На него перед концом бытия следует любоваться не торопясь, находясь в расслабленном состоянии, не шевелясь. И навеки улететь есть куда, лишь слегка оттолкнувшись от твёрдой поверхности. А что вода? Я согласен с тобой. Затянет тебя безжалостно в себя, судорожно бултыхающегося и полного паники, и поминай, как звали! Какое уж тут любование небом. Это хорошо ещё, если акул не будет.

— Ну и я же о том самом, Государь!

— Так, ШЕВАЛЬЕ, зачислите-ка этого молодца-удальца в мою Личную Гвардию. Сержантом…

— Будет исполнено, Сир!

— Эх, мне бы таких ребят побольше! — крякнул я.

Мы продолжили наш путь. Погода стояла прекрасная. Пели на все голоса птицы, лёгкий тёплый ветер ласкал травы. Какая красота, какая идиллия…

Меня сначала несколько насторожило то, что по дороге мы встречали очень мало людей. Одиноких прохожих почти не было, несколько проехавших мимо карет непременно сопровождали вооружённые всадники, редкие повозки следовали обязательно группами и также под охраной. Мимо пару раз проскакали в ту и другую сторону небольшие воинские отряды. На нас никто особого внимания не обращал. Ну и хорошо… Объявленное мною Чрезвычайное Военное Положение, видимо, приносило свои плоды. Воздух был пропитан не только ароматами трав, но и необъяснимой и, слава Богу, пока ничем не подкреплённой, тревогой. Я усмехнулся про себя. На войне, как на войне! Проявление бдительности ещё никому и никогда не мешало. Вечная, как этот мир, истина…

ШЕВАЛЬЕ лежал на повозке рядом с МОЛОТОМ. Он то дремал, то просыпался и периодически вопросительно посматривал на меня, видимо, всё-таки ожидая каких-то комментариев относительно недавних событиях, но мне было не до него. Я сосредоточенно размышлял над произошедшим в очередной раз небесным явлением, тщетно пытался сложить из уже имеющихся, но крайне разрозненных фрагментов мозаики, единое целое, — то, что пролило хотя бы слабый свет на все события, случившиеся со мною за последние дни.

И так, ПОСОХ… Вещь, видимо, уникальная, обладающая большой силой и мощным потенциалом, возможно, — единственная в своём роде. Интересно, имели ли такие ПОСОХИ другие Короли? Для чего он предназначен, каковы принципы его действия? В Бога и в Магию я не верю, почему, сам не знаю. Это неверие инстинктивно жило во мне подсознательно, как послание из далёкой прежней жизни, и являлось неоспоримым и не обсуждаемым фактом. Но ПОСОХ явно таил в себе какие-то могучие, неведомые простому смертному, сверхъестественные силы. Это то же неоспоримый факт!

Мы с ПОСОХОМ были каким-то непонятным образом взаимосвязаны, оказывали друг на друга определённое воздействие, имели двухстороннее влияние. ПОСОХ реагировал на меня, а я на него. Каким образом, почему, зачем? Собственно, на вопрос — «зачем» ответ можно было дать уже сейчас. Во-первых, я понял, что ПОСОХ обладает способностью эффективно и мгновенно защищать меня от так называемых «молний», которые, судя по всему, на самом деле таковыми не являлись. Молнии не были природным явлением, имели явно искусственное происхождение. Очевидно, ПОСОХ мог защищать меня не только от них, но и от других, угрожающих мне, серьёзных опасностей. От каких же ещё?

Во-вторых, скорее всего, мои сверхъестественные способности к ускорению и регенерации проявлялись именно под его воздействием. А может быть, и нет… Чёрт его знает. Закинуть его, что ли, куда-нибудь подальше в степь, да проверить эту версию!? Одно мне было совершенно ясно. ПОСОХ эффективно защищает меня от непонятных небесных напастей. ПОГЛОТИТЕЛЬ! Так назвал его МАГИСТР. Да, действительно, чудовищную энергию молний он довольно успешно поглощает. Интересно, всё-таки, — это его единственная и главная функция? А может быть, она имеет всего лишь какой-то побочный, вторичный, прикладной и незначительный характер, а самое главное от меня скрыто?

Идёт по лесу, например, слон, видит, как на кролика напали шакал или волк. Махнул хоботом, наступил ногой на хищника и спас бедное беззащитное существо, сделал доброе дело. И самому приятно и кролику хорошо. Я в данной ситуации кролик. Прекрасно… А вот, кто такие шакал и волк, а самое главное, кто играет роль слона!?

Теперь ЗВЕРЬ… Кстати, МАГИСТР назвал его ЗАЩИТНИКОМ. Это название вполне понятно и конкретно отображает его сущность. ЗАЩИТНИК… Да, он самый настоящий ЗАЩИТНИК!

Меня вдруг пронзила внезапная догадка. А может быть ПОСОХ и ЗВЕРЬ составляют как бы две линии обороны? Пёс защищает меня на обыденном, житейском, естественном уровне, а ПОСОХ, — на сверхъестественном?! ЗВЕРЬ играет примитивную и всем понятную роль. Вот он, — могуч и страшен, непобедим и ужасен! Клыки, искры, дьявольский вой и пена из пасти! Безжалостное и мистическое сверхъестественное существо, созданное для убийства, внушающее суеверный страх и дикий ужас. Вечный и непременный атрибут королевской власти!

Ну, а ПОСОХ — вроде бы всего лишь посох. Какая-то палка, причуда, опора при ходьбе, не более того. Но это только так кажется. Никто не осведомлён о его уникальных, скрытых от всего мира до поры до времени возможностях и способностях, предназначенных для защиты Короля. ПОСОХ вступает в действие и проявляет себя в полную силу только тогда, когда мне грозит настоящая и серьёзная опасность, так сказать, — на высшем уровне! ПОСОХ обеспечивает мне в этом случае непробиваемую и непреодолимую защиту от могучих и сверхъестественных сил запредельного порядка. Но так ли надёжна эта защита? Почему ПОСОХ не справился со своей функцией в отношении прежнего его владельца, Короля Третьего Острова? А был ли вообще Король? Возможно, ПОСОХ просто не имел ранее никакого владельца. Лежал себе спокойно там, на томном и пустынном пляже тысячу лет, никому не мешал. Но почему он тогда вступил со мною в контакт, причём инициатором этого контакта явился ЗВЕРЬ!?

Рассуждения мои были вроде бы логичны и разумны, но до определённого момента. Я бродил с ними, как наивный и глупый ребёнок ходит со свечным огарком во тьме вокруг чего-то огромного, тайного, мощного, загадочного, зловещего, грандиозного. Муравей около стопы великана… Пчела у подножия вулкана… Что-то подсказывало мне, что ПОСОХ явно предназначен для какой-то сверх цели, очень важной и пока мне непонятной. Какова же всё-таки эта самая цель!?

Я внезапно вспомнил и о РЕЛИКВИИ. Почему к ней испытывает такой интерес МАГИСТР? Достойна ли она его интереса, или, точнее, достоин ли он её? Меня несколько смущало то, что интерес этот какой-то довольно вялый. Понятно, что я дважды помешал МАГИСТРУ завладеть РЕЛИКВИЕЙ. Да, я явил собою ту непредвиденную и непреодолимую силу, с которой МАГИСТР справиться не может, или, возможно, лишь пока не может. Но почему РЕЛИКВИЕЙ заинтересовались только через несколько дней после прибытия ШЕВАЛЬЕ на Остров? Ведь его путь, как я понимаю, отслеживался каким-то образом ещё с корабля.

А кем и как, собственно, отслеживался? Каким образом МАГИСТР определяет её местонахождение? Он уже дважды безошибочно это сделал. Последний раз я что-то не заметил за ШЕВАЛЬЕ никакой слежки. Ах да! Спутники на орбите планеты! Но почему РЕЛИКВИЕЙ не завладели в портовом городе или, например, в замке, если там у МАГИСТРА имеются агенты? Ведь ШЕВАЛЬЕ был нездоров, лежал в постели, никакой особой опасности не представлял. Бери у него всё, что хочешь и что душа пожелает! Не понятно…

Я вдруг подумал, что МАГИСТР, возможно, просто не знает, для чего предназначена РЕЛИКВИЯ, и как с нею обращаться. Он, может быть, каким-то образом и отслеживает её путь, понимает её ценность и важность, но не представляет, что с нею делать дальше. Или всё же представляет? Но почему ему не предпринять более решительные и эффективные шаги с целью завладения ею? Слабо верится, что у Ордена не хватает для этого сил, возможностей и средств.

А может быть и я, и МАГИСТР, и его Орден — всего лишь группа малышей в детском саду? Бродим, туда-сюда, тискаем какие-то игрушки, воруем их друг у друга, фантазируем, радуемся, огорчаемся. Пытаясь понять их устройство, разламываем, разрываем, в результате чего познаём какую-то внутреннюю элементарную структуру, совершенно не понимая протекающих в ней глубинных процессов. Удивляемся, гадаем, предполагаем…

И, наконец, — самое главное! Меня чрезвычайно тревожат эти проклятые молнии с неба. Что же всё-таки они из себя представляют? Порождением чего, или, вернее, кого они являются? Какова их природа? Почему, снова же, они проявились так поздно, после недели моего пребывания на Острове? Кто их сотворил? Ну не Господь Бог же!? Этого не может быть, в Бога я не верю, я точно знаю, что его нет! Но почему я в этом так уверен? Как можно точно об этом знать!? Что за бред! Постичь тайну всех тайн, — это удел немногих избранных! Даже если я тайну и постиг, то почему после этого нахожусь в таком странном и неопределённом положении? А может быть потому и нахожусь!?

Познание даёт силы, неведомые нам дотоле. Но почему я так бессилен? Ну, не в физическом плане, а в умственном. Если всё же Бог есть, то какое ему дело до моего знания или незнания, моей веры или неверия? Допустим, что он по какой-то неведомой мне причине пускает в меня молнии. Но зачем ему делать это, действовать так примитивно, просто и наивно, если по одному слову его, и движению его разрушаются, преобразовываются и создаются миры?! А где посланцы его, или как там их, архангелы и ангелы, приносящие вести и карающие!?

Уж, наверняка, МАГИСТР не входит в их число. Слаб он как-то для посланца, явно слаб и немощен. А может быть дело вовсе не в Боге, а в Дьяволе!? Тьфу, тьфу, тьфу! Я, видимо, начинаю сходить с ума! Моя бедная голова вот-вот лопнет или задымится от такого умственного перенапряжения!

Мои хаотичные и почти панические мысли были внезапно прерваны тревожным возгласом ШЕВАЛЬЕ:

— Сир, нас кто-то догоняет!

Я остановил и развернул коня, инстинктивно прижал колено к притороченному к седлу ПОСОХУ, приставил ладонь ко лбу, разглядывая приближающегося всадника. Это был… МАГИСТР. Лёгок на помине! К моему великому удивлению скакал он один, без традиционно сопровождающих его воинов, вернее, не совсем один. Его преследовали…

Всё тот же огромный конь МАГИСТРА, несмотря на тяжёлую ношу, передвигался довольно быстро для своей комплекции. Длинный плащ седока тяжело развевался на ветру, пыль из-под копыт клубилась по дороге серой, упруго закручивающейся спиралью. На некотором расстоянии от МАГИСТРА я разглядел примерно сотню всадников. Скакали они на каких-то маленьких, пузатых, но довольно резвых лошадках. Облачены были они в странные пёстрые одежды, размахивали в воздухе кривыми саблями, что-то пронзительно кричали и периодически на всём скаку пускали в МАГИСТРА стрелы из небольших луков. Стреляли они мастерски, на удивление быстро и точно, попадали в МАГИСТРА и в его коня часто, но, как ни странно, пока ещё ни одна из стрел не причинила какого-либо вреда ни всаднику, ни его скакуну.

Мой визави был, как всегда, облачён в тяжёлые доспехи, на длинной попоне лошади имелись металлические пластины, предохраняющие её от стрел. «Комары и жук», — с усмешкой подумал я. Да, кстати, не воспользовался ли мой приятель услугами мастеров Первой Горы, уж больно хороши его доспехи!

Преследуемый и преследователи быстро к нам приближались, причём расстояние между ними сокращалось ещё быстрее.

— Что за сброд, кто такие? — с интересом спросил я у ШЕВАЛЬЕ.

— Пираты, — коротко и нервно ответил юноша.

— Ну, наконец-то я их увидел! Вот они какие, эти мерзавцы, которые чуть не лишили меня селёдки! И это именно с ними, с этим сбродом, с кучкой каких-то клоунов идёт упорная многолетняя война? — удивлённо спросил я.

— Сир, если таких клоунов перед Вами тысяч пять-семь, а то и побольше, да если они ещё и на сотне кораблей!

— Мысль уловил и понял… — задумчиво произнёс я.

— Скоро догонят, Сир. Надо выручать, — возбуждённо произнёс ШЕВАЛЬЕ, стоящий около повозки и тяжело опирающийся на неё.

Рука его нервно сжимала рукоятку меча, лицо юноши пылало.

— А надо ли? — с усмешкой спросил я. — С чего это вы так болеете за нашего друга? Он вам ничего хорошего не сделал, дважды пытался убить. Правда, лично мне МАГИСТР помог, предоставил кое-какую важную информацию, но не добровольно, а под давлением. Пускай сам выкручивается, а мы понаблюдаем, посмотрим. В конце концов, у него, у мага нашего великого, всегда имеется в запасе вариант вознесения на небо. Странно, что он им не воспользовался до сих пор.

— Извините, Сир, простите меня за дерзость, но Вы не совсем правы! Я ненавижу пиратов! Их все ненавидят! Дело чести каждого жителя Островов противостоять этой мерзости! Я весь в Вашей власти, казните меня или милуйте, но я сражусь с ними! — закричал ШЕВАЛЬЕ, выхватывая из ножен меч, и попытался взобраться на своего коня, что у него с первого раза не получилось.

— Да что же это такое?! Никакой дисциплины! — возмутился я. — Сударь, я прощаю вас в последний раз, и это только благодаря вашему физическому и психическому нездоровью. Оставайтесь на месте, я вам приказываю! Какой из вас сейчас вояка!

— Сир!!!

— Эх, пришла пора кое-кому пощекотать рёбра! Повеселимся! Разомнёмся! — грозно прорычал я, взмыл в седло и резко натянул поводья. — Вперёд, БУЦЕФАЛ, вперёд, мой славный ЗВЕРЬ, посоревнуемся с ветром!

Ах, что за чудо-конь! БУЦЕФАЛУ, видимо, передались моё волнение и кураж. Он дико заржал, взвился свечёй, а потом стремительно поскакал вперёд. Ветер засвистел в ушах, упруго сопротивляясь нашему движению. Плащ за моей спиной тяжело заколыхался, удивляясь нашей прыти. БУЦЕФАЛ, хищно прижав уши к голове и оскалив зубы, бешено нёс меня вперед. Вот это конь! Не конь, а огонь! Каков, зверюга, однако! Вперёд, вперёд, и только вперёд!

И МАГИСТР, и преследующие его всадники видимо были поражены такой необыкновенной скоростью передвижения и изумлены моему смелому поведению, так как все они несколько замедлились. Через десяток секунд я пронёсся мимо МАГИСТРА и краем глаза увидел его искажённое и удивлённое лицо под откинутым забралом, которое мгновенно сместилось назад.

Потом я оказался один перед мчащейся на меня конной лавой. Кровь забурлила в моих жилах, я начал ускоряться, но резко остановил процесс, испытывая торжество и удовольствие от владения собой. Не гоже Королю, вернее, Императору, тратить свои драгоценные силы на какой-то сброд, когда рядом есть ЗАЩИТНИК!

Я с трудом остановил БУЦЕФАЛА, приподнялся на стременах и громко закричал:

— ЗВЕРЬ!!!

Тот, словно кошмарное порождение ада, мгновенно возник перед всадниками из взорвавшейся пустоты, пыхнул облаком горячего пара и страшно взревел, сотрясая пространство. Как всегда, воздух сгустился и мелко, мерзко задрожал. У меня залязгали зубы, БУЦЕФАЛ взвился на дыбы, но я удержался в седле, властно и мощно осадив коня.

Явление Пса, конечно же, стало полной неожиданностью для нападавших. Среди них воцарился жуткий хаос. Лошади дико ржали, на всём скаку пытались остановиться, но им это не удавалось. Они кувыркались, ломая шеи и ноги, опрокидывая всадников на землю и коверкая их, как тряпичных кукол. Уцелевшие кони вставали на дыбы, истошно и отчаянно ржали и безумно уносились в степь, кто со всадниками, кто без них. Воцарился полный кавардак. Паника охватила морских разбойников. ЗВЕРЬ стремительно пожинал свою кровавую жатву. Он молнией мелькал среди врагов, то исчезал, то появлялся вновь, давил их своим гигантским туловищем, сбивал грудью лошадей, вспарывал животы им и дико визжащим людям, разрывал их клыками и когтями.

Всё поле брани передо мною обагрилось кровью, заполнилось оторванными головами, руками, ногами, вывороченными внутренностями. У любого нормального человека, наблюдающего всё это, должны были бы случиться истерика или хотя бы мигрень, но только не у ВЕЛИКОГО ИМПЕРАТОРА!

Я жадно и весело, с каким-то ненасытным упоением созерцал сие побоище. Какая, однако, славная и ужасная картина! Да, не хватает рядом со мною ПОЭТА. Вот где он нашёл бы истинное вдохновение для великих творений во славу Империи! Я, к своему удивлению, не ощущал внутри себя ничего, подобного жалости, сожаления и хотя бы печали. Я взирал на всё с абсолютным спокойствием, даже с некоторым, не то, что бы с удовольствием, но с восхищением, интересом и глубоким удовлетворением. Так их, сволочей, так их, долбанных сукиных детей! Ату, ату! Вперёд, ЗВЕРЬ, вперёд! Вы у меня ответите за всё, и прежде всего за дефицит моей любимой селёдки!

Я чувствовал себя Римским Императором, созерцающим на арене цирка схватку между гладиаторами и львом! Ату, ату!!! Зачем мне Рим, мне Островов довольно! Да, Император из меня должен получиться неплохой! Я, видимо, вполне созрел для великих свершений, в том числе и прежде всего для войны, явно созрел!

Неожиданно позади меня послышались характерные неприятные звуки, единые для всех времён и народов. Я удивлённо оглянулся, развернул коня, не торопясь, подъехал к МАГИСТРУ, который, скорчившись, тяжело стоял на земле в паре десятков шагов от меня. Его страшно рвало. Шлем лежал рядом с ним. Конь маячил где-то невдалеке. Он возвышался над высокой травой неподвижной серой глыбой. Ай да МАГИСТР! О, как! Ишь, ты! Наш загадочный враг на самом деле не так уж силён телом и духом, как мне показалось вначале. Интересно, интересно…

— Сударь, — насмешливо произнёс я, обращаясь к МАГИСТРУ. — Вы, в свою очередь, начинаете надоедать мне. Чего это вы ко мне прицепились, привязались, зачем преследуете? Кстати, скажите спасибо ШЕВАЛЬЕ за то, что он заступился за вас. А не стоило бы, ей Богу! Выручаю вас в первый и последний раз!

Я легко и небрежно соскочил с коня и протянул МАГИСТРУ флягу с водой.

— Да, ПУТНИК, я обязан вам уже дважды. Благодарю за это. Не прицепился я к вам, не прицепился! Что толку вас преследовать?! Против вас, да вашего ЗАЩИТНИКА надо выставлять целое войско, иначе никакого смысла нет. Что толку, если слона кусает пара-тройка ос? Здесь нужно стадо носорогов или десяток, а то и двадцать львов!

— О, как образно, однако! — беспечно засмеялся я. — И носороги и львы не помогут, загадочный вы наш! Я вас уверяю.

МАГИСТР обмыл лицо, пополоскал рот, потом жадно припал к фляге, выпил её почти до дна.

— Так что с вами произошло? — с любопытством спросил я.

— Да ничего особенного… После нашей последней встречи собрал я отряд своих людей, спокойно ездил по разным делам, не относящимся к вам, ПУТНИК. Как говорится, — никому не мешал, никого не трогал. А тут вдруг эти пираты! Откуда они, сволочи, появились, почему зашли так далеко от побережья, ума не приложу! Вроде бы уже почти всех истребили, оказывается, далеко не всех.

— Вы, я вижу, тоже не пылаете особой любовью к пиратам? — спросил я.

— Какая уж там любовь… Эти мерзавцы всем хорошо насолили, в том числе и нашему Ордену. Сколько мы с ними воевали, да, собственно, на море и до сих пор воюем! Что же они всё-таки здесь делают? Не нравится мне это, ох как не нравится!

— Ладно, дружище, вернёмся к вашей печальной истории, — прервал я МАГИСТРА.

— Да вроде бы я вам уже всё и рассказал. В очередной раз были мои люди перебиты, а я вот снова стою перед вами, — сирый, жалкий и убогий, словно последний идиот. Как всё мне это надоело! Ведь я — руководитель высшего звена, мозговой центр, организатор, аналитик, интеллектуал! Сколько раз зарекался не выходить в поле, сколько раз обещал сам себе сидеть на месте, так нет же, в очередной раз попёрся искать приключений! Что за натура! Вы знаете, как всегда всё приходиться делать самому. Вокруг одни дураки, а чаще всего полные кретины с замашками Бонапарта. Как мне это надоело! Брошу всё к чёртовой матери, уеду в глушь, в деревню! В конце концов, выращивать капусту — весьма полезное занятие.

— О, милейший. Надеюсь, вы не Император!? А то такие мысли… Это вам не Рим, однако, — весело произнёс я и поражённо осёкся.

Снова Рим! Недавно он всплыл в моей памяти, но, поглощённый битвой, я пропустил его через сознание, как через крупное сито. Ничего там у меня не задержалось. Опять Рим! Какой Рим, причём здесь Рим!? Откуда я про него знаю!? Как же звали Императора, который бросил всё и стал выращивать капусту!? Боже мой! Диоклетиан! «Господа, если бы вы знали, какую капусту я вырастил?!».

Меня окатил озноб, волосы встали дыбом, во рту пересохло, я напрягся и задрожал от предчувствия осознания своей сущности. МАГИСТР был тоже поражён. Он побледнел и с досадой прошипел:

— Боже, я — самый главный идиот. Как я мог дать повод для конкретного толчка! Память к вам возвращается, ПУТНИК. Надо спешить, очень сильно спешить. Кстати, а ЗАЩИТНИК великолепен! Первый раз вижу его в деле. Потрясающе! Ради этого зрелища стоило попасть в такую передрягу!

Я пришёл в себя, так и не вспомнив ничего нового и важного. Расслабился, улыбнулся, тряхнул пустой и звенящей головой, с иронией посмотрел на МАГИСТРА.

— Да, я с вами согласен. ЗВЕРЬ молодец. Уникальное создание. Умница, красавец, богатырь. Но вы меня не уводите от главной темы. Нечего стенать по поводу несчастной судьбы, сударь. Все мы сами выбираем свой путь. Я вот, как и вы, тоже чувствую себя полным идиотом, но несколько в другом ракурсе. Ничего не помню, вернее, мало что помню, ни черта не понимаю в том, что со мною происходит. А вы, кстати, упорно не желаете мне помочь, посвящённый вы наш! А что касается Рима, то об этом я ещё поразмышляю, чуть попозже, — раздражённо произнёс я, снимая с пояса другую маленькую фляжку, наполненную заветным Звизгуном.

Я выдохнул из лёгких воздух, сделал большой глоток, зажмурился, вдохнул, на пару-тройку секунд замер, потом блаженно застонал, ощущая разливающийся внутри жар.

— Что это такое? — устало и глухо спросил МАГИСТР.

— От нервов. Нектар. Напиток Богов. Звизгун… — коротко ответил я и протянул ему фляжку.

Он неуверенно поднёс её к носу, слегка поморщился. Я тяжело и пристально взглянул на него. МАГИСТР обречённо махнул рукой, храбро отхлебнул, поперхнулся вроде бы, но совладал с собою, и к моему удивлению, сделал ещё один глубокий глоток, медленно выдохнул, крякнул, передал фляжку обратно мне. Я с удовольствием приложился к ней, зажмурился. На душе стало заметно теплее и веселее.

— Хорош, зараза! Как вы говорите, ПУТНИК, название этой жидкости?

— Звизгун…

— Да, хотел бы я увидеть того идиота, который дал такому чудному напитку столь дурацкое название, — хмыкнул МАГИСТР.

— Этот идиот перед вами.

— Кхе, кхе, кхе…

— Вы знаете, МАГИСТР, любая Империя нуждается в символах, в фетишах, в легендах, в сагах, в чём-то оригинальном, новом, волнующем и будоражащем воображение. Я начал с кухни… «ЗВИЗГУН», «ИМПЕРИУМ», «МУНДИР ФИШ»… Как вам? Это только начало. То ли ещё будет…

— Ничего не понимаю! Какая империя, что вы несёте!? — искренне удивился МАГИСТР. — Но Звизгун хорош, а вернее, — великолепен. Позвольте ещё глоток? День сегодня оказался для меня явно неудачным. Нервы на пределе. Настроение отвратительное. Жизнь почти не удалась.

Я неохотно передал моему собеседнику фляжку, из которой сам успел приложиться уже третий раз. Он осушил её до дна, цокнул языком:

— На чем же настоян этот напиток? Что-то знакомое, а уловить никак не могу. Превосходный, гармоничный и насыщенный вкус, прекрасный букет. А какая очистка!

— Бог с ним, с напитком… Ни о том говорим. Вы не считаете, что место нашей беседы какое-то не совсем подходящее? Может быть, перенесём её подальше от этого кладбища? — задумчиво заметил я, брезгливо окинув взглядом место недавнего побоища. — Я согласен.

— А ведь мы опять перешли на «вы». Давайте снова перейдем на «ты». Как — то теплее и доверительнее такой способ общения. Ведь мы с тобою, дружище, стали уже товарищами по оружию! Не находишь? В наше противостояние вклинилась третья сила, которая враждебна нам обоим. Хороший повод для откровенного и задушевного разговора. Поговорим начистоту, а? Меня по-прежнему очень сильно интересует тема Королей. Они действительно мертвы? Нет ли какой-либо новой информации? Меня этот вопрос, в силу некоторых обстоятельств, чрезвычайно волнует!

— Согласен, перейдём снова на «ты», — вздохнул мой собеседник, пристально посмотрел на небо, нахмурился.

Я тоже поднял голову вверх. Небо было голубым, безмятежным и чистым. Слава Богу, никаких туч, движений воздуха, сгущения пространства.

— Что касается Королей, то информация эта абсолютно достоверная, проверенная и перепроверенная. Даю слово… Я, кажется, начинаю догадываться о том, что ты задумал. Звизгун, видимо, прояснил мою бедную голову. Ещё несколько дней назад я бы гомерически посмеялся над тобой, но сейчас мне уже не до смеха. И знаешь, что явилось причиной этого?

— Что же?

— Гроза, мой друг, последняя гроза с молнией, за которой совсем недавно я наблюдал. Вернее, не сама гроза и молния, а твоя реакция на неё, и её последствия для тебя. Точнее, полное отсутствие таковых! Это поразительно, это невозможно, но это так! Ты хоть представляешь, какова была мощность разряда!? Почему он тебя не испепелил? ЗАЩИТНИК тут не при чём, — это ясно. Неужели тебя спас ПОСОХ? Я раньше не придавал ему особого значения, знал, конечно, о его некоторых функциях, но я думал, что они имеют, так сказать, камерный и прикладной характер. Ну, таскаешь ты эту палку, и таскай дальше, путник ты наш неприкаянный! А оказывается, ПОСОХ играет, по сути, совершенно другую, очень важную роль! И самое скверное заключается в том, что ты эту роль начинаешь понимать и осознавать. Я даже не могу сейчас предположить, что будет дальше. Какой интересный расклад, какая совершенно неожиданная комбинация!

МАГИСТР нахмурился, прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то, потом снова посмотрел на небо:

— При всём уважении к тебе, ПУТНИК, придётся нам расстаться. Честно говоря, я уже и не против откровенной беседы, но продолжение её в данный момент просто невозможно, это от меня не зависит. Мне пора.

— Как это пора!? Ах ты, сволочь! Ты что, всё это время просто заговаривал мне зубы? Ну, на этот раз так просто я тебя не отпущу!

— И что же ты сделаешь? Скрутишь меня в бараний рог, натравишь ЗАЩИТНИКА? Возможно, успеет он меня растерзать, какая тебе от этого польза? Отойди немного, мне действительно пора, — с досадой произнёс МАГИСТР.

— Один вопрос! Это же у нас стало традицией. Откуда берутся молнии, что это такое?

— Я к ним не имею никакого отношения, и, вообще, на этой планете никто не имеет к ним никакого отношения! Эти чёртовы шары взялись ниоткуда, и никто не понимает, что это такое и что с ними делать! Всё очень плохо! Пожалуйста, быстро отойди! — вдруг дико и панически закричал он.

Я инстинктивно ускорился и отскочил. МАГИСТР вдруг довольно резво занял моё место. Там, где я только что стоял, внезапно возник круг света, более яркий, чем солнечный. Воздух нагрелся, заискрился разноцветными молниями. Мой собеседник что-то резко и гортанно выкрикнул в небо и словно растворился в густом облаке пыли, пронизанном тысячами разноцветных искр.

Я некоторое время неподвижно и тупо стоял на одном месте, в очередной раз потрясённый исчезновением моего собеседника. Ах, МАГИСТР, ах каналья! Я испытывал ощущения маленького мальчика, которому протянули красивую, загадочную, полную тайн, механическую игрушку, а затем сразу же её грубо отобрали. Обидно, обидно… Всё! Следующий раз я этого шельму сразу же свяжу и изолирую. А ещё он, зараза, выпил весь мой драгоценный Звизгун! Это было не менее обидно, чем очередное внезапное исчезновение МАГИСТРА. Я задумчиво и мрачно посмотрел в ясное и безоблачное небо, потом вскочил на БУЦЕФАЛА и, не оглядываясь назад, лёгким галопом поскакал к повозке. Краем глаза я заметил сбоку привычное для меня, но неуловимое постороннему взгляду, прозрачное движение ЗВЕРЯ.

Бледный и взволнованный ШЕВАЛЬЕ по-прежнему стоял, опираясь на меч. Кони, видимо предусмотрительно удержанные слугами, нервно переступали копытами, трясли головами и гривами. Сами слуги, тоже бледные и взбудораженные, почтительно и глубоко поклонились мне. ШЕВАЛЬЕ был крайне встревожен и возбуждён.

— Да, Сир, такого побоища я ещё в жизни не видел! — восторженно воскликнул юноша, потом несколько сумбурно продолжил. — А как лихо в очередной раз исчез МАГИСТР! Вы были великолепны! АНТР могуч и ужасен! Пираты слабы и жалки! МАГИСТР хитёр и изворотлив. Вот это схватка! Я, грешным делом, сначала подумал, что Вы сами ввяжетесь в бой, и забеспокоился. Всё-таки пиратов было несколько многовато даже для Вас. Но потом я понял Вашу тактику — пропустить МАГИСТРА назад для того, чтобы АНТР его случайно не разорвал, а потом уже дать ЗВЕРЮ порезвиться вволю. Каков, однако, он боец, каков красавец! Ах, как жаль, что МАГИСТР снова от нас ускользнул. Сир, это происходит уже третий раз!

— Знаю, ШЕВАЛЬЕ! Я умею считать и до трёх, и более! — нервно и мрачно буркнул я. — В дорогу!

К замку мы подъехали в сумерках. Крепость мрачно возвышалась над утомлённой, поглощаемой сном, степью. Окрестности, к моему облегчению, были пусты и безжизненны. Перед рвом и на стенах замка уже горели огни, перекликались часовые, в нескольких окнах главной башни я увидел свет. Моё сердце сладостно забилось, я заволновался, занервничал. БУЦЕФАЛ подо мною заплясал, задёргал ушами. Я ласково потрепал его по шее.

— Стой, кто идёт?! — неожиданно перед нами, как из-под земли, выросли две фигуры воинов с копьями.

— Король идёт! — громко и весело произнёс я. — Хорошо, однако, маскируетесь, молодцы, ребята! Благодарю за службу!

После непродолжительной и несколько недоумённой паузы раздались не совсем уверенные, но дружные голоса:

— Рады служить, Ваше Величество!

Я легко соскочил с коня, подошёл к дозорным поближе. Они, видимо, окончательно признали меня, опустились каждый на одно колено.

— Вставайте, вставайте, — нетерпеливо произнёс я. — Ну что, ребята, как жизнь, как дела? Что там в замке?

— Сир, пока всё спокойно, как в самом замке, так и во всей округе. Все живы и здоровы. Ходят самые разные нехорошие слухи, можно ожидать чего угодно, поэтому все начеку, бдительность никто не теряет. Чрезвычайное Военное Положение, однако…

— Молодцы, молодцы. У меня есть к вам поручение особой государственной важности. Оно совершенно не опасно, но очень ответственно. Премиальные обеспечены. Готовы вы его выполнить?

— Конечно, готовы, Ваше Величество! — рявкнули дозорные, воодушевлённые таким заманчивым предложением.

— И так, ребята, быстро, пока ещё что-то можно разглядеть, нарвите мне большой, нет, не большой, а огромный букет полевых цветов! Быстро, быстро, время пошло!

Бойцы, шумно сопя, разбрелись по сторонам. Я подошёл к повозке, посмотрел на пока ещё ясное, но сумеречное, темнеющее на глазах, небо, вдохнул ароматный и чистый воздух полной грудью. ШЕВАЛЬЕ уже отвязал от повозки свою лошадь и относительно легко сел на неё.

— Сударь, у меня имеется к вам просьба, — обратился я к юноше. — Пока никому не рассказывайте о наших совместных приключениях. Я имею в виду прежде всего историю с молнией и общение с МАГИСТРОМ. А вот о появлении пиратов обязательно доложите БАРОНУ и ГРАФУ. Не к добру это, чувствую, ох, не к добру. Откуда они здесь взялись, к чему, зачем? Море-то от сюда не близко.

— Конечно, Сир, конечно, я понимаю. А как быть с Вашим новым положением, ну, — я имею в виду статус э, э, э… Императора? Или он пока ещё не действует?

— Мой юный друг! А как же он может не действовать, если давеча и вы, и ещё кое-кто присягнули мне на верность?!

— О, простите, Ваше Императорское Величество! Виноват, виноват!

— То-то, то-то! Шевалье, а у вас ещё остался Звизгун? Я ужасно волнуюсь, нервы на пределе, сейчас упаду в обморок или убью кого-нибудь, надо срочно расслабиться!

— Конечно, Сир! Держите!

Я сделал глубокий глоток. Жидкость обожгла пищевод, а потом мягко и тепло разлилась внутри по всему телу. Стало, как всегда в таких случаях, веселее и значительно легче. Степь наполнилась совершенно другими красками, запахами и звуками. Моё сердце затрепетало в ожидании чего-то неведомого и прекрасного.

— Едем к замку, — повелел я. — Бойцы! Где вы?!

— Мы здесь, Сир! — раздались бодрые возгласы поблизости.

Скоро я с огромной охапкой цветов, наскоро перевязанными вожжами, гарцевал на краю замкового рва. Рядом со мною с пылающими факелами стояли дозорные. Кто-то из них пронзительно задул в сигнальный рожок. В замке поднялась суета, засветились огни, на стенах показались воины.

— Кто идёт!? — раздался зычный голос из башни, где размещались ворота.

— Его Императорское Величество, Повелитель Трёх Островов! — звонко, задорно и весело прокричал ШЕВАЛЬЕ.

— Кто-кто? — с явным удивлением отозвался всё тот же голос со сторожевой башни.

— Кто, кто, — дед Пихто! Тот, о ком слышал! — заорал я, чувствуя лёгкий кураж и поднимая коня на дыбы. — ГРАФА мне, ГРАФИНЮ, БАРОНА! Опустить мост, растворить ворота!

Нетерпение моё достигло апогея. Кровь кипела, ПОСОХ, словно чувствуя моё состояние, стал раскаляться. Я одним махом осушил полупустую фляжку со Звизгуном, снова заорал:

— ЗВЕРЬ!!!

— У,У,У… — мгновенно раздался в ответ страшный утробный вой, пронизывающий и сотрясающий воздух.

Позади меня и в замке послышалось паническое ржание лошадей, истошный визг собак, крики людей. Вскоре передо мною тяжело опустился перекидной мост. Ворота со скрипом отворились, поднялась решётка. Вдоль моста побежали и рассредоточились по нему слуги с факелами, стало светло, словно днём.

Я увидел, как навстречу мне, придерживая платье, бежит ГРАФИНЯ. Её тонкая и стройная фигурка быстро приближалась ко мне и я, соскочив с коня, бросился к ней навстречу, вперёд. Мы встретились почти посередине моста. Я вознёс над головой охапку невероятно пахнущих полевых цветов, подбросил их вверх и заключил девушку в свои жаркие объятия. Я впился своими жаждущими поцелуя губами в её волшебные, ждущие меня, губы. Я слился с податливым телом ГРАФИНИ, заплутал в её роскошных, развевающихся, густых волосах, ловя волшебные ароматы ромашки, мяты и полыни. Она вдруг всхлипнула и без остатка растворилась во мне, а я счастливо рассмеялся и растворился в ней.

Мы превратились в единую, неразделимую и неразлучную сущность, конец которой могла положить только смерть. А собственно, что нам смерть! Когда она ещё придёт, и придёт ли вообще!? Но не будем сейчас думать о смерти, будем думать только о невыносимой легкости бытия и вечной любви! Мы, наконец, оторвались друг от друга, огляделись по сторонам. Нас окружали радостные люди, рядом с собою я увидел ГРАФА и БАРОНА. Обнимая девушку, я подошёл к ним. Они глубоко поклонились мне.

— Ваше Величество, я только что услышал Ваш новый титул. Хотелось бы узнать кое-какие подробности, разобраться в ситуации. Мы после Вашего отбытия находимся в определённой изоляции, располагаем недостаточной информацией. Как я рад Вашему появлению! Слава Богу, что Вы живы и здоровы! — с явным облегчением и радостью в голосе произнёс ГРАФ.

— Здрасьте! Как же я могу быть нездоровым или мёртвым!? Вы забыли, с кем имеете дело!? — засмеялся я, обнимая ГРАФА и БАРОНА. — Я тоже рад вас всех видеть. Чуть попозже обо всём расскажу и конечно же всё объясню. Собирайте всех присутствующих в замке дворян, подчеркиваю, всех! Сегодняшний вечер посвящаю пирам, танцам, веселью. Открыть все питейные заведения, народу предоставить возможность гулять до утра, выделите из погребов достаточное количество пива и вина. Я всё оплачу. Как у вас с фейерверками, ГРАФ?

— Эх, Ваше Величество, пусть это будет нашей главной проблемой! Всё, что необходимо для настоящего веселья, у нас имеется в достаточном количестве. Не беспокойтесь, Сир.

— Прекрасно, прекрасно… Вперёд, господа! Сегодня и завтра, а может быть, и после завтра мы будем отмечать, возможно, два самых великих события в моей жизни!

— Каковы же эти события? — весело и благодушно спросил БАРОН.

— Скоро всё узнаете. Кстати, дружище. Вы, как Командир моей Личной Гвардии, отвечаете за поддержание порядка и за охрану замка. Бдительность и еще раз бдительность, на ней основана безопасность! Спрашивать буду по всей строгости закона!

— Я, как Командир Вашей Личной Гвардии? Неожиданная информация, однако… — изумлённо произнёс БАРОН.

— Да, именно так! Какой же я Император без Личной Гвардии!? Без неё никак нельзя! Приказ о вашем назначение я подпишу завтра. Заместителем у вас будет ШЕВАЛЬЕ. За все караулы и посты по периметру замка и за часовых на стенах, и внутри него отвечаете лично. До наступления утра менять их каждые три-четыре часа. Ясно?

— Да, Сир, не беспокойтесь! У нас уже давно всё уже налажено и отлажено, — прогудел БАРОН..

— Ну и славно… Господа, всем в замок, готовьтесь к пиру! — властно произнёс я.

Вскоре мост опустел. На нём остались только я, ГРАФИНЯ и факельщики. Я потянул девушку за собой прочь от замка, в степь. Она не противилась. Мы упали в густую, еще тёплую и ароматную траву, стали лихорадочно снимать одежду, а потом, горя от нетерпения, вошли друг в друга, начали бешено и страстно двигаться в сладостном и всё поглощающем ритме, закричали от наслаждения одновременно и застыли, сцепившись и переплетясь друг с другом руками, ногами и душами, а потом откинулись на спины и некоторое время тихо лежали, устремив взоры вверх.

Чистое, высокое, предосеннее ночное небо величественно несло в себе неисчислимую россыпь звезд, которые пронзали его тяжёлое чёрное чрево. Я смотрел на сонную бездну, как на детскую наивную аппликацию, удивляясь его простоте и непорочности, не пытаясь постичь его вечную тайную и глубинную суть, и абсолютно ни о чём не думал.

Девушка тихо и неподвижно лежала на моём плече. Я ощущал её лёгкое дыхание, её волосы щекотали мне лицо. Как хорошо, как покойно… Что ещё нужно человеку в этом странном и прекрасном мире? Может быть что-то и нужно, но сейчас нам двоим вполне достаточно того, что мы имеем.

— Я тебя люблю, милый мой Король.

— Я тебя люблю и обожаю, моя Принцесса.

Что может быть священнее и важнее любви? Ничего! Так, аллилуйя любви, аллилуйя!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Замок гулял почти до утра. Столы были накрыты и в зале главной башни, и на площади. Вино и пиво лились, как и полагается в таких случаях, полноводной и бурлящей рекой. Везде горели факела и свечи, на вертелах жарились поросята, в котлах варились куры и гуси. Раздавалась музыка, люди пели и танцевали. Что ожидает нас завтра? Увы, — пока только неизвестность! Есть время для радости, есть время для печали. Разделяет их подчас такое небольшое и крайне зыбкое расстояние…

До начала пира я встретился с ГРАФОМ в его кабинете. Я в общих чертах обрисовал сложившуюся ситуацию. Рассказал о появлении неизвестных нам враждебных сил и гибели Королей, а также красочно и эмоционально описал возможные последствия этого: борьбу за власть, гражданскую войну, хаос, разруху, массовую гибель людей и так далее, и тому подобное.

Я также очень осторожно высказал свою идею консолидации Островов перед лицом зловещей внешней угрозы. При этом мною было отмечено, что такой процесс возможен только под руководством лица королевской крови, коим я и являюсь. А для придания моей личности особого веса и статуса волей неволей придётся провозгласить себя ИМПЕРАТОРОМ. Только при условии объединения и сплочения Островов под эгидой Императорской власти возможно отражение внешней агрессии. Кроме этого я напомнил ГРАФУ о наличии у меня АНТРА, который является козырным тузом в начинающейся игре.

Идея создания Империи, вопреки моим определённым опасениям, ГРАФУ очень и очень понравилась. При этом он намекнул, что было бы неплохо каким-то образом отметить его заслуги в её становлении на начальном, самом важном и трудном этапе развития. Я ухмыльнулся, вспомнив о яичнице, которую следует есть горячей, и как можно быстрее заверил ГРАФА, что его заслуги, конечно же, будут достойно оценены. Собственно, можно не откладывать дело в долгий ящик. Я здесь же и сейчас же назначил ГРАФА Главнокомандующим моими вооружёнными силами, на что он радостно ответил мне словами глубокой благодарности. Обсудив ещё кое-какие нюансы нашего будущего сотрудничества, мы отправились на пир.

Все дворяне Графства находящиеся в этот вечер в замке, собрались в главном зале. Перед началом ужина я попросил ГРАФА, как это и было предварительно обговорено, предоставить мне слово. Он это охотно сделал.

Я в полной тишине поднялся на возвышение, примыкающее к одной из стен зала. Там стояли два массивных кресла, очевидно, предназначенные для графской четы. Я встал перед ними, сначала величественно скрестил руки на груди, расправил плечи, потом положил левую руку на меч. У меня вдруг мелькнула мысль о том, что он достоин получить какое-то своё оригинальное название. Ведь меч, как и ЗВЕРЬ, и ПОСОХ, и БУЦЕФАЛ является моим славным боевым товарищем. Если подвиги Императора будут воспеты в Поэме и в Летописи, то при этом неизбежны и неоднократные упоминания о его грозном, разящем мече! Да, название крайне необходимо и важно. Так, так, так… Нареку меч… ЭКСКАЛИБУРОМ! Почему именно так? Не знаю, не знаю. Но мне нравится это загадочное и волнующее имя. Рождает оно в моей голове определённые ассоциации. Славный меч Короля Артура. Или Ланцелота, одного из рыцарей Круглого Стола? Когда и где они жили?! Увы, не помню. Ладно, вернёмся в зал графского замка.

Одет я был в длинный белый камзол, расшитый золотом, и в белые лосины, обут был в высокие черные сапоги. В правой руке я твёрдо держал ПОСОХ. Смотрелся я, видимо, неплохо. Ну, ещё бы, — с такой-то статью! А какова порода! Как там: «Он поцелован Богом!». Хорошо сказано, чертовски хорошо!

Я ловил на себе самые разные взгляды, в том числе и посланные моими ближайшими соратниками. ГРАФИНЯ смотрела на меня счастливо и влюблено, ШЕВАЛЬЕ — восторженно и преданно, ПОЭТ — внимательно и слегка иронично, ГРАФ — почтительно и вопросительно, БАРОН — напряжённо и уважительно.

Чего-то, или кого-то мне явно не хватало. Ах, да! А где же главный атрибут Королевской власти!? Я мысленно произнёс:

— ЗВЕРЬ!

Пёс, как всегда, мгновенно материализовался рядом со мною. Пыхнул в воздух облачком пара, тяжело сел на задние лапы, застыл, словно жуткое изваяние, вырубленное из чёрного мрамора. Все находящиеся в зале люди почти одновременно и на едином дыхании потрясённо ахнули, потом в воздухе повисла мёртвая тишина.

Я сделал шаг вперёд, громко и чётко произнес:

— Дамы и господа! Сегодня судьбоносный день в истории Трёх Островов! Я вынужден сообщить вам крайне печальную и неприятную новость. Короли Первого и Второго Островов, увы, мертвы! — я смахнул скупую и крайне жидкую слезинку с правого глаза. — Увы, увы… Они стали жертвами заговора и нападения могущественных внешних сил, которые угрожают всем трём Островам!

Зал мгновенно ожил, снова изумлённо ахнул, зашумел, забурлил, взорвался недоумёнными, протестующими и вопрошающими криками, наполнился рокотом голосов.

— Спокойствие, спокойствие! — немного подождав, твёрдо и жёстко продолжил я. — Предугадывая ваши закономерные вопросы, хочу сказать следующее. Во-первых, я не имею никакого отношения к смерти Королей, моих глубоко любимых родственников! Во-вторых, я сам стал жертвой вероломного заговора и нападения, чудом избежал гибели и прибыл на ваш Остров с одной-единственной целью, а именно, сплотить все Острова в единое целое и дать отпор агрессорам! И, наконец, в-третьих. Я, как единственный из оставшихся в живых Королей, правом, данным мне Богом, возлагаю на себя крайне опасную, ответственную и тяжелейшую миссию по несению бремени полной и абсолютной власти и провозглашаю себя… ИМПЕРАТОРОМ Трёх Островов!!!

Зал снова ахнул, изумлённо зашумел. Я на мгновение встретился взглядом с ГРАФИНЕЙ, потом пронзительно посмотрел на ГРАФА. Он усмехнулся, быстро направился ко мне, поднялся на возвышение, встал рядом.

— Всем внимание! Тишина! — повелительно и зычно произнёс он.

Стражники, стоявшие по периметру зала, обнажили мечи и изо всех сил застучали ими по щитам. Вскоре все снова притихли.

— Короли умерли, да здравствует ИМПЕРАТОР! — громко произнёс ГРАФ, а потом опустился передо мною на одно колено и склонил голову.

Вслед за ним, сначала несмело, а потом, сливаясь в едином порыве, преклонили колени все остальные, присутствующие в зале дворяне. ГРАФ твёрдым и решительным голосом произнёс торжественную клятву:

— Клянусь верой и правдой служить ИМПЕРАТОРУ Трёх Островов, защищать и оберегать его и нашу ИМПЕРИЮ до последней капли крови!

А потом присягу хором, немного вразнобой, произнесли все собравшиеся в зале. Затем, по моему жесту, дворяне расселись по своим местам за столам. Я сидел во главе главного стола. Справа от меня находился ГРАФ, слева — ГРАФИНЯ, рядом с нею — БАРОН и ШЕВАЛЬЕ.

— За Императора! — произнёс тост хозяин замка, вставая с полным кубком вина.

Все поднялись вслед за ним.

— За Императора!!!

— За Империю! — улыбнулся я свободно и весело. — Благодарю, господа! Постараюсь оправдать ваше доверие и надежды, с честью нести тяжёлое бремя власти! За нашу Империю!

— За нашу Империю!!! — грянул мощный ответный хор голосов.

А потом начался пир, который продолжался для кого-то до полуночи, а для кого-то и после неё, до утра…

— КХА, КХА, КХА…

Я с трудом открыл глаза и, не поворачивая головы, осмотрелся вокруг. Большая, богато обставленная комната, очевидно, спальня. Стены и потолок драпированы розовой тканью, небольшие узкие окна выполнены в форме бойниц, сквозь которые лениво просачивается рассвет. Слева от моей кровати неподвижно сидит Пёс, смотрит на меня внимательно и вопрошающе, словно ждет какой-то неведомой ещё мне, но важной для нас обоих, команды.

Я слегка и осторожно повернул голову вправо. Рядом со мною, рассыпав роскошные каштановые волосы на подушке, лежала ГРАФИНЯ. Её чудесный алый ротик был чуть приоткрыт, обнажая ровные белые зубки, слышалось лёгкое дыхание. Я молниеносно обернулся в сторону ЗВЕРЯ, и, сделав страшные глаза, прошипел:

— Сгинь!

Тот укоризненно посмотрел на меня и исчез, оставив после себя, как всегда, облачко пара.

Видимо, шёпот мой все-таки оказался достаточно громким, так как я ощутил движение за спиной и лёгкое, тёплое прикосновение руки к моему плечу. Я повернулся, и, не давая сказать ни слова, заключил девушку в свои объятия, откинув в сторону одеяло. Она была обнажена, как и я.

Мы тесно прижались друг к другу. Я, ощутив сначала манящую полную грудь девушки, а потом её живот и бёдра, почувствовал бешеное желание. Её ноги с готовностью раздвинулись, не противясь моему натиску. Я погрузился в тёплую волнующую влагу между ними, а затем время и пространство переплелись, слились, как и мы, воедино, забыв обо всём и, потеряв свои первоначальные сущности!

Потом они и мы обрели их вновь. Утреннее солнце уже затопило комнату, за окнами пели птицы, с улицы доносились самые разнообразные, немного приглушённые стеклом, звуки: голоса, ржание лошадей, лай собак, хлопанье дверей, звон металла и так далее и, тому подобное. Мы лежали счастливые, умиротворённые и обессиленные.

Через некоторое время ГРАФИНЯ приподнялась с моего плеча и, лукаво улыбнувшись, торжественным голосом произнесла:

— Доброе утро, Ваше Императорское Величество!

Я поморщился, припоминая события, произошедшие до этого чудного прозрачного утра. Настроение у меня вдруг резко упало. Чудовищный груз будущих забот и свершений сразу замаячил на горизонте огромной, мрачной и почти неподъёмной глыбой. Я резко встал, подошёл к окну, заметив, что девушка торопливо прикрылась одеялом и смущённо отвела от меня свой изумрудный взгляд.

Я громко и счастливо рассмеялся.

— Солнце моё, ты ведёшь себя так, как в том благословенном заброшенном доме, где мы с тобой познакомились. Да, кстати, ты упоминала о нём в устном послании, переданном мне ШЕВАЛЬЕ. Я, честно говоря, был несколько удивлён и поражён твоей смелостью. Однако, однако…

— Оставим эту тему, Сир, — покраснела ГРАФИНЯ.

— Кстати, чуть попозже, в случае благоприятного для нас развития событий, я намерен создать там особый музей, мемориальный комплекс, возможно, даже воздвигнуть какой-нибудь памятник, скульптурную композицию. Есть у меня интересная и оригинальная идея, — объявить ту избушку особым место для всех влюблённых, придать ей этакий мистический, сакральный и культовый характер. Пусть она явиться местом паломничества для тех, кто хочет любить, и кто уже влюблён. Как идея?

— Великолепно, великолепно, Сир! Но, есть одно существенное «но». В таком случае это девственное, прекрасное и благословенное место сразу утратит все перечисленные Вами качества. Там, наверняка, появятся гостиницы, трактиры, различные увеселительные заведения. Шум, гам, мусор, масса людей! Да, и ещё надо учесть, что море недалеко. Как грибы, расплодятся дачи, виллы, пансионаты, санатории. Фу! Ужас!

— Ну, во-первых, прошу тебя, милая, обращаться ко мне наедине как-нибудь попроще, подушевнее, что ли. А во-вторых, что касается моей идеи, то здесь ты в чём-то конечно права, но только в чём-то, в части и отчасти. Пусть наше чудесное место приобретет новый облик! Ничего страшного… Графство нуждается в развитии! Не всё же твоему дядюшке тыквами торговать!

— Почему именно тыквами, Сир? Он ими не торгует!

— Ну, я это так сказал, образно, к слову… А порядок и чистоту сакрального места всегда можно обеспечить, было бы желание. Знаю я одного хозяйственного и предприимчивого человека, который сможет поставить дело на соответствующий уровень. Чувствую я в нём задатки хорошего организатора. Эх, мне бы сейчас миску горячего, дымящегося Империума и рюмочку ледяного Звизгуна!

— Чего, чего? — удивилась ГРАФИНЯ. — О чём это Вы сейчас, Сир?

— О том самом… Попозже узнаешь, дорогая. О, Империум! Это особое блюдо для истинных гурманов! О, Звизгун! Это божественный напиток для настоящих ценителей. Блюдо тебе наверняка понравится, а вот напиток, — на любителя. И давай договоримся, наедине обращайся ко мне на «ты».

— Хорошо, дорогой. Можно я буду называть тебя котиком?

— Ну, — почему бы и нет!? Мне нравится. Коты — существа красивые, сильные, независимые, — пробормотал я.

— Позволь мне задать тебе один важный вопрос, котик, — вкрадчиво и ласково произнесла ГРАФИНЯ.

— Ну, конечно, мой цыплёнок, — последовал от меня бодрый ответ.

При этом я медленно, плавно и хищно, подражая коту, стал приближаться к девушке.

При слове «цыплёнок» ГРАФИНЯ поморщилась, тряхнула волосами, а потом продолжила:

— Милый, а какое место я буду занимать при твоём дворе?

Ох, уж, эти женщины! Во все времена всё одно и тоже! Почему это вечное и неистребимое желание немедленно определить в любой ситуации свой статус больше всего присуще именно женщинам, а не мужчинам? Вроде бы должно быть всё наоборот. Странно…

— Каждому коту нужна своя кошечка! — неопределённо воскликнул я и игриво прыгнул на кровать.

Я решительно и бесцеремонно отбросил прочь одеяло, стал жадно целовать податливое и зовущее тело девушки. Кожа у неё была гладкой и нежной, как у ребёнка. А собственно, сколько же ей лет? Я снова сильно возбудился, перевернул девушку на живот, она, поняв моё желание, с готовность подогнула колени.

Я вошёл в неё сзади, обхватив бедра руками, стал двигаться в ускоряющемся темпе. Мы снова одновременно ощутили дикий оргазм, содрогнулись в конвульсиях, закричали, и в это самое прекрасное и сладкое мгновение снаружи раздался громкий и тревожный звон колокола.

Через несколько минут в дверь осторожно, но настойчиво, постучали. Я уже был одет. ГРАФИНЯ же, очевидно, нуждалась в помощи для облачения в шикарное бальное платье, в котором она блистала вчерашним вечером. Я бесшумно поднял засов и осторожно, на всякий случай, держа меч в руке, приоткрыл тяжёлую дверь. По обеим сторонам от входа в мою комнату и дальше, цепочкой по коридору, одетые в блестящие парадные доспехи, стояли караульные. Ну что же, БАРОН знает своё дело, молодец!

Перед собой сквозь узкую прорезь двери я увидел встревоженное лицо ШЕВАЛЬЕ.

— Сир, к замку приближаются войска. Их засекли дальние дозоры, прислали к нам гонца. ГРАФ просит Вас спуститься в зал.

— Да, да, идём!

Я быстро вернулся в комнату, взял ПОСОХ, поцеловал ГРАФИНЮ в нежную гладкую щёчку и вышел.

— Сударь, — обратился я к рослому и здоровенному часовому, неподвижно стоявшему около самой двери. — Пожалуйста, пригласите побыстрее в комнату двух служанок.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество! — гаркнул бравый служака так, что ШЕВАЛЬЕ шарахнулся в сторону, а у меня на несколько мгновений заложило в ушах.

— Молодец! — рявкнул я в ответ и по дружески хлопнул парня по плечу.

Тот впечатался в стену, но довольно быстро восстановил своё положение и снова гаркнул:

— Рад служить, Ваше Императорское Величество!

— В мою Личную Гвардию, сержантом! — приказал я ШЕВАЛЬЕ.

Тот замялся, покраснел и негромко сказал мне:

— Сир, он уже сержант, начальник караула, и, само собой, состоит в Вашей Личной Гвардии со вчерашнего вечера.

— Да? Ну, тогда произведите его в старшие сержанты, или как там дальше по званиям!?

— Будет исполнено, Сир!

Мы быстро спустились в зал, где присутствовала пара десятков высокопоставленных дворян во главе с ГРАФОМ. Лица у всех были помятые и слегка сонные. Я же чувствовал себя превосходно. Энергия, несмотря на её недавние значительные затраты на любовном фронте, кипела во мне, фонтанировала и решительно требовала выхода. Вперёд, Ускоренный! Вперёд, Император! Вперёд, ПУТНИК!

При моём появлении все быстро встали, склонились в поклонах. Я крикнул в пространство:

— Эй, кто-нибудь! Быстро прохладного вина и холодного пива!

— Ну что Вы, Сир! Как можно? В такую рань … — попытался возразить ГРАФ.

— Можно, и ещё как можно и нужно! Много вы сейчас надумаете с похмелья. Всем по бокалу пива или вина, подчеркиваю, всего по одному бокалу! Мозги прочистятся, мысли обретут ясность, исчезнет дрожь и в мышцах, и в сознании. Не мы это придумали, не нам это отменять!

Искомые напитки появились на столе довольно быстро. К ним были поданы тонко нарезанные сыр, холодное мясо, фрукты и овощи. Я одобрительно кивнул слугам, взял в руку большую прохладную глиняную кружку с пивом и произнёс тост:

— Господа! Я хочу сейчас выпить не за Империю, и не за победу, а всего лишь за два простых понятия, которые нам на данном этапе жизненно необходимы. Я хочу выпить за целеустрёмлённость и удачу! Именно эти две прекрасные дамы приведут нас и к победе, и к Великой Империи! Виват!

— Виват! Виват! Виват!

Все дружно выпили, сели, заметно повеселевшие.

— Ну, вот и прекрасно, вот и славно, — усмехнулся я. — ГРАФ, доложите, пожалуйста, оперативную обстановку.

— Ваше Величество, диспозиция такова. К нам с трёх сторон, а именно, с запада, юга и востока приближаются три колонны войск. На севере пока тихо, ну это понятно, горы наши перейти практически невозможно. Но на всякий случай я распорядился расположить там усиленные дозоры. Что касается неприятеля, то пока непонятно, кто это.

— Я, вообще-то, предвижу два варианта событий, — небрежно и беззаботно произнёс я. — Первый вариант. К нам двигаются МАРКИЗ и ГЕРЦОГ с исключительно мирными целями. Я, видите ли, недавно пригласил их в ваш замок для принятия Присяги на верность. Да, да, не удивляйтесь, господа! Второй вариант…. Они, или кто-либо другой, приближаются к нам с дурными намерениями. Ну что же, пока будем планировать худший вариант развития событий. Допустим, если действия противника согласованы, то на нас, конечно же, нападут всеми силами и одновременно. Именно так, скорее всего, и произойдёт. Какова численность наших войск? — задумчиво спросил я, допивая остатки пива, а потом налил себе ещё одну кружку.

— Сир, в замке сосредоточены две тысяч воинов. Кроме этого, имеется тысяча ополченцев. Сам замок, как вы видите, почти неприступен. Практически всех жителей соседних поселений, пострадавших от врага, я после Вашего отъезда рассредоточил по территории Графства. На случай длительной осады они явились бы для нас обузой. В замке остались только воины, ополченцы, часть слуг, мастеровые. Здесь, как Вы и просили, также присутствуют представители верхушки нашего дворянства, которые принесли Вам вчера Клятву верности. Гонцы с этой новостью немедленно были отосланы во все концы Третьей Провинции. Через некоторое время можно ожидать подхода дополнительных сил Ваших подданных. А вообще, все замки Графства полностью подготовлены к осадам, хорошо укреплены, в достаточной степени снабжены провизией, как Вы и приказали недавно!

— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал я, прохаживаясь по залу. — А сколько вообще войск в нашем распоряжении?

— Сир, конечно, не так уж и много… Мы, всё-таки, тихая и мирная, удалённая от центра, Провинция, да и особой надобности в содержании большой армии у нас никогда не было. Максимальная Королевская Квота установлена. Войны с пиратами давно закончены. Управа на их мелкие шайки у нас всегда найдётся. Вы, Короли, испокон веков являлись гарантами нашей безопасности и стабильности. Основные вооруженные силы сосредоточены в Столичном Округе. Ну, наберётся у нас ещё примерно четыре тысячи воинов, не более. А с учётом ополчения — тысяч, а может быть и больше.

— Хорошо… Меня это вполне устраивает. А вообще, — запомните на будущее! «Когда не хочешь кормить своих солдат, придётся кормить чужих!», — глубокомысленно и многозначительно произнёс я фразу, явно когда-то и кем-то уже сказанную задолго до меня.

В зале зашушукались, кто-то даже стал что-то записывать на бумаге.

— Ваше Величество, но ведь в общем раскладе сил следует учитывать и Вашу роль. У нас же имеется АНТР!

— Вы правы, о ЗВЕРЕ я как-то в этой суете и подзабыл. Но запомните одну истину: «На Бога надейся, а сам не плошай!».

Почитатели моих великих афоризмов снова лихорадочно зашуршали бумагой и заскрипели перьями.

— ГРАФ, а не попадался ли вам на глаза мой спутник, — ПОЭТ? Такой, знаете ли, довольно рослый малый, с длинными светлыми локонами и томным взглядом. Я недавно назначил его моим Придворным Поэтом, а заодно думаю сделать его и Придворным Летописцем. Пусть он всегда присутствует рядом со мною на такого рода исторических совещаниях, описывает все мои деяния, фиксирует самые мои ценные и умные мысли.

— Сир, последний раз я лицезрел ПОЭТА вчера на пиру. Сначала он о чём-то оживленно беседовал с ШЕВАЛЬЕ, потом они танцевали с придворными дамами в зале, затем переместились на площадь, где ПОЭТ, забравшись на бочку, читал отрывки из какой-то поэмы. В это время ШЕВАЛЬЕ, заключив пари на поцелуй прекрасной дамы, дрался на тренировочных мечах сразу с четырьмя воинами. Он их, кстати, всех одолел. Далее следы ПОЭТА теряются. Я сейчас же прикажу его отыскать!

— Ладно, пока не стоит. Как говорится, — гуляй, пока молодой! — остановил я ГРАФА. — Бог с ним, пусть отдыхает, набирается сил для творчества. Господа, вернёмся к нашей теме! И так, у нас в наличии три тысячи человек. Для обороны такого замка количество вполне достаточное… АНТР на стенах нам не помощник, растерзает там и своих, и чужих. Но вот если выпустить его наружу перед началом вражеской атаки, то эффект, думаю, будет подобающим. Вы уже имели честь лицезреть ЗВЕРЯ в действии. В принципе, я думаю, противник до крепостных стен просто не дойдёт. С другой стороны, враг, конечно, осведомлён о наличии у нас АНТРА, более-менее психологически подготовлен ко встречи с ним, владеет элементарными знаниями о тактике борьбы против него, — задавить массой, использовать ловушки, сети, или ещё что-то в этом роде.

Я прошёлся по залу, отпил пиво из бокала, посмотрел на ЗВЕРЯ, который неподвижно сидел на помосте.

— Конницу, конечно же, неприятель будет держать от замка подальше, она против ЗВЕРЯ абсолютно неэффективна, да, собственно, при штурме и не нужна.

Я сел за стол, отхлебнул ещё один большой глоток пива, поморщился. Напиток уже потерял важную часть своей прелести, — газ и холод. Эх, сейчас бы рюмку Звизгуна! Самое то, что надо в этот крайне важный исторический момент.

— Ладно, господа. Подготовьтесь к обороне! На всякий случай… Бдительность, и ещё раз бдительность! БАРОН, не забывайте, что на ваших плечах лежит забота о внутренней безопасности замка. Отвечаете за неё головой! Всем разойтись, ждать дальнейших указаний!

После Военного Совета я снова поднялся наверх в свою комнату. Везде по пути моего следования стояли часовые. Двери в коридорах я открывал специально широко и неторопливо для того, чтобы ЗВЕРЬ успевал проскочить в них. Он скользил рядом, едва заметный даже моему тренированному глазу.

На входе в спальню по-прежнему стоял новоиспеченный бравый старший сержант. Он лихо отсалютовал мне алебардой.

— Так держать! — весело и громко рявкнул я.

— Рад стараться, Ваше Величество! — так же весело и ещё громче ответил начальник караула.

Графини в комнате, естественно, уже не было. Остался только лёгкий, ускользающий аромат её духов. Я упал на аккуратно заправленную кровать, потянулся, глубоко зевнул, вдруг почувствовал усталость и мгновенно, сладко и крепко уснул.

Разбудил меня громкий стук в дверь. После разрешения войти, в комнату ввалился БАРОН в доспехах и в полном вооружении.

— Сир, пора!

Мы поднялись на верхний этаж башни. Там уже находился ГРАФ со своей свитой. Погода была чудесной, дул лёгкий тёплый ветер, в небе невесомо и почти иллюзорно парили белые облака. Да, они, — эти вечные странники, забот не знают, а сколько их у меня!

Я неторопливо оглядел окрестности. Примерно в ста шагах от замка ровными шеренгами выстроились пешие воины. Их было всего-навсего пара-тройка тысяч. Однако, явно маловато для осады нашей твердыни! Блестели доспехи, реяли знамёна. Стояли воины монолитно и абсолютно неподвижно, как перед началом парада. Да, впечатляющее зрелище! За ними расположились три длинные шеренги лучников и арбалетчиков. Далее, в шагах пятидесяти-семидесяти, был разбит большой белый шатер. Рядом с ним стояла группа людей в сверкающих парадных доспехах. Я увидел несколько знамён на высоких флагштоках. Они лениво и тяжело колыхались на ветру. Что на них было изображено, с такого расстояния я точно не разглядел, но мне показалось, что на одном из них хищно выгибает спину красная кошка.

МАРКИЗ, однако! На некотором удалении от шатра располагалась конница. Всадников было немало и немного, пожалуй, — где-то в районе пятисот бойцов. Я усмехнулся. Молодцы, правильная тактика. Боятся ЗВЕРЯ…

От шатра отделилась одинокая фигура в блестящих доспехах, не торопясь, направилась в нашу сторону. Видимо, кто-то из предводителей… По ходу к нему присоединились три воина из передней шеренги. Двое из них следовали за рыцарем на небольшом удалении, третий шёл впереди со знаменем. Ветер к этому времени стих, полотнище лениво обвивало древко, и было совершенно непонятно, что на нём изображено.

— Ну что, ГРАФ, поеду встречу наших дорогих гостей, — задумчиво произнёс я. — Как я понял, осады замка не предвидится.

— Как Вам будет угодно, Сир, но я бы предпочёл вести переговоры со стен сторожевой башни, удобно и безопасно.

— А что мне, собственно, угрожает? ЗВЕРЬ при мне.

— Ваше Величество, а стрелы? Куда Вы от них денетесь? — встревожено пророкотал БАРОН.

— Ах, да! Вы правы… Лучников и арбалетчиков там сотен пять. От такого количества стрел увернуться будет трудно, практически невозможно. Сделают из меня дуршлаг, попробуй потом восстановиться, — меланхолично пробормотал я. — Но что делать!? Кто не рискует, тот не пьёт… Звизгун!

Все вопросительно и удивлённо посмотрели на меня. Один ШЕВАЛЬЕ понимающе и иронично усмехнулся.

— Ладно, — была, не была! Покажем удаль молодецкую! Король я, или не Король?! Собственно, при чём здесь Король!? Какой Король? ИМПЕРАТОР!

Я усмехнулся, глубоко вдохнул чистый и ароматный воздух:

— ШЕВАЛЬЕ, сопроводите меня, пожалуйста.

— С великой радостью, Сир!

Мы спустились вниз, сели на коней и выехали в поле по опущенному, а затем тут же торопливо поднятому мосту. На нас обоих были парадные лёгкие доспехи, откинутые назад плащи: на мне — алый, на ШЕВАЛЬЕ — цвета ультрамарин. ПОСОХ был приторочен к моему седлу, привычно согревал колено.

БУЦЕФАЛ, словно чувствуя ответственность момента, легко затанцевал подо мною. Двигался он грациозно, чуть боком, развевая роскошную гриву и подняв не менее роскошный хвост. Гнедая кобыла под моим спутником занервничала, тоже стала пританцовывать. Мы с ШЕВАЛЬЕ, как я думаю, выглядели очень неплохо в сравнении с тяжело приближающимися к нам пешими воинами. Я еле-еле удержался от соблазна оглянуться и отыскать взглядом ГРАФИНЮ.

— О, какая встреча, МАРКИЗ! — радостно произнёс я, глядя сверху вниз на моего недавнего противника. — Какова цель вашего визита? Как здоровье? Выглядите вы неплохо! Видимо, учли мои последние рекомендации по поводу рационального питания и физкультуры.

— Приветствуя Вас, Сир, — слегка поморщился МАРКИЗ, а потом склонился в глубоком, учтивом и изящном поклоне.

То же самое, только более неуклюже, проделали его воины. Я усмехнулся, потом некоторое время молча, тяжело нахмурившись, смотрел на МАРКИЗА, выдерживая мелодраматическую паузу. Мой визави занервничал, глаза его, не устояв против моего пристального взгляда, сначала забегали, а потом он опустил взор вниз.

— Ну что же, неплохое начало, — я легко спрыгнул с седла и передал поводья своего коня ШЕВАЛЬЕ.

— Ах, какой у Вас, однако, конь, Сир! — восхищённо произнёс МАРКИЗ. — Завидую самой белой завистью! Какой красавец!

— Спасибо… БУЦЕФАЛ действительно великолепен. Дай Бог, — найдётся достойная ему кобыла, подарю вам жеребёнка. Слово Императора!

— Заранее благодарю за оказанную честь! — весело сказал МАРКИЗ.

— Да ладно о лошадях, поговорим о политике. Точнее, о текущем моменте. Так какова цель вашего визита?

— Ваше Величество! Мы, — то есть я, ГЕРЦОГ и наши вассалы прибыли для того, чтобы признать Вас нашим Государем и принести Вам Присягу Верности!

— Прекрасно, прекрасно… Хорошее, разумное и вполне правильное решение. Но зачем же вам такое войско? — якобы подозрительно, но откровенно насмешливо спросил я.

— Сир, исключительно только для придания торжественности и значимости предстоящей церемонии. Имеется и еще одно немаловажное обстоятельство. Чем больше людей будут при этом присутствовать, тем быстрее весть о ней распространится по Острову.

— Резонно, резонно, — задумчиво произнёс я. — А что, всё-таки, повлияло на ваше решение? Ну, понятно, ваш сын передал мои слова. А вдруг Король Второго Острова всё-таки жив, а если он сейчас уже спешит ко мне навстречу с мощным войском?

— Увы, увы… Вы оказались совершенно правы. Мой бывший повелитель мёртв, его дворец разрушен, да и практически вся Столица лежит в руинах. Выжившие рассказывают невероятные вещи. Якобы, среди ночи во дворец ударила гигантская молния, которая и произвела эти катастрофические разрушения. Тело Короля не нашли, да и сделать это было невозможно, так как то, что осталось от самого дворца и ближайших к нему кварталов, представляет сейчас собою огромную, стеклообразную, спёкшуюся массу. На Острове смута. Приемников у Короля не осталось. Даже если они и были, то все погибли. Накануне вечером, незадолго до катастрофы, во дворце проходил большой прием, на котором присутствовали высшие сановники и верховные представители центральных Провинций. Все они, увы, мертвы. Вкратце так, Сир!

— Вот как!? Печально, печально, — задумчиво пробормотал я, а про себя подумал: «Не обманул меня МАГИСТР. И на том спасибо!».

Между тем МАРКИЗ продолжил:

— С Первого Острова поступили аналогичные новости. Их Столица также разрушена, королевский дворец превратился в огромный кусок стекла или в нечто подобное. Никаких известий с Третьего Острова не имеется, но мы в них и не нуждаемся. Вы, — единственный из трёх Королей, который остался в живых, слава Богу! Вы здесь, да ещё и с АНТРОМ! На Вас вся надежда! Только Вы, наш ИМПЕРАТОР, способны в данный момент сплотить Королевства в единое целое, предотвратить междоусобицу, смуту и эффективно противостоять внешнему вторжению. А оно, я думаю, не за горами! Я полагаю, что тот, кто убил Королей, не дремлет. В такой ситуации мы с ГЕРЦОГОМ приняли решение присоединиться к Вам, Сир.

— Кстати, а где же наш уважаемый ГЕРЦОГ? — недовольно спросил я.

— Сир, он со своим войском на подходе, вот-вот будет!

— Понятно…

Я глубоко задумался. Нехорошие и тревожные предчувствия охватили меня. От волнения задрожали пальцы, появился шум в ушах. Что ждёт меня впереди, смогу ли я выполнить свою миссию? А собственно, с какой стати я вообразил, что она у меня есть, — эта Миссия? Некая особая миссия… Ладно, свою судьбу надо творить самому, ну, разумеется, при поддержке Высших Сил. В них я стал потихоньку верить. Не в канонического Бога, а именно в них! Ведь кто-то каким-то неведомым образом меня до сих пор хранит, оберегает и направляет! Чувствую последнее время я какую-то внешнюю, сверхъестественную, мистическую поддержку, ох, как чувствую!

Я задумчиво и вопросительно посмотрел в небо, потом перевёл взгляд на МАРКИЗА.

— Вы приняли вполне разумное решение. Скажите, сударь, а что известно о королевских АНТРАХ? Если оба моих дорогих родственника, — при этих словах МАРКИЗ заметно напрягся, — оказались всё-таки не такими уж и бессмертными, то сдаётся мне почему-то, что АНТРЫ — создания более крепкие и неуязвимые!?

— Об АНТРАХ ничего не известно, Сир. Очевидно они тоже погибли под руинами дворцов. Выжить там, по словам очевидцев, было невозможно. А может быть это и не так. Если они уцелели, то куда делись?

— Вот и я весь в сомнениях по поводу судьбы этих милых зверушек. Ладно, займёмся нашими делами. Ну что же… Собирайте всех дворян, выстраивайте конницу поближе к замку, через час встретимся на этом же месте.

Я вскочил на коня и вместе с ШЕВАЛЬЕ поскакал к мосту цитадели, который стал неторопливо опускаться при нашем приближении.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Проезжая по мосту, ведущему в замок, я вдруг мгновенно и чисто инстинктивно ощутил какую-то непонятную опасность, уже привычно непроизвольно и молниеносно ускорился. Короткая арбалетная стрела, выпущенная со стороны замка, медленно и тяжело прошла в миллиметре от моей вовремя отклонённой головы и вонзилась в перила. Не чувствуя более никакой угрозы, я расслабился.

Вот уж кому-то неймётся, не сидится же спокойно на одном месте! Да что же это такое!? Сколько можно!? Надо предпринять срочные меры по выявлению стрелка или стрелков, чёрт возьми! Не хватало только мне неожиданно получить стрелу, ну, например, — в голову или в сердце! Интересно, смогу ли я после этого восстановиться? Возможно, сумею, а, возможно, и нет. В любом случае, мне сейчас не до экспериментов подобного рода. Империя, однако, ждёт от меня великих дел!

Сзади раздался запоздалый и тревожный крик ШЕВАЛЬЕ:

— Сир! Как Вы!?

— Спокойно, спокойно, без паники, мой юный друг! Вытащите стрелу и покумекайте вместе с БАРОНОМ над её происхождением. Подумайте, откуда она могла была быть выпущена, изучите траекторию её полёта, опросите возможных свидетелей, доложите мне о результатах расследования! Только делать всё надо тихо, без лишнего шума. Зачем он сейчас, в такой великий, переломный исторический момент!

— Есть, Сир!

В зале меня с нетерпением ожидали ГРАФ со свитой. Поодаль от них, в углу, за небольшим столом, около огромного, мрачного, скучающего по огню камина, сидели ГРАФИНЯ и ПОЭТ. Перед последним лежала стопка бумажных листков и несколько перьев, стояла чернильница. И так, мой Летописец был на месте и приступил к работе. Прекрасно, прекрасно… Об истории судят, прежде всего, исходя из так называемых первоисточников, основными из которых являются летописи. А они, вообще-то, при всей своей кажущейся объективности, подчас довольно субъективны, если их с умом редактируют Короли! Я уж не говорю об Императорах…

Все встали, почтительно поклонились. Я сразу же весело разрядил обстановку добрыми вестями, рассказал придворным всё, о чём мне поведал МАРКИЗ. Реакция на это у присутствующих была разная. Возник некоторый ропот… БАРОН нахмурился с подозрительным видом, ГРАФ задумался с неопределенным выражением лица, ГРАФИНЯ радостно захлопала в ладошки:

— Сир, — это же прекрасно, у нас появились сильные союзники! Теперь все три южные Провинции Ваши!

— Не знаю, что и думать, — пробурчал БАРОН. — С одной стороны, это, конечно, замечательно. Ну, а вдруг нас заманивают в западню? Навалятся все махом, задавят, порежут, тут и АНТР не поможет! Извините, Ваше Величество, но ЗВЕРЬ во время Вашего последнего, так сказать, кризиса на Третьем Острове, Вас, конечно, спас, но битву-то Вы всё-таки не выиграли! Меня очень сильно волнует этот вопрос. Возможно, в настоящее время всё же появилось какое-то тайное, эффективное и неизвестное пока нам оружие, направленное против АНТРА? И снова же, известия о неожиданной смерти, якобы, бессмертных Королей и их АНТРОВ, могли не в лучшую сторону повлиять и на ГЕРЦОГА, и на МАРКИЗА. Знаю я этих двух мерзавцев и прохиндеев…

— В правильном направлении мыслите, БАРОН! На то вы и командир моей Личной Гвардии! Подумайте, кстати, о создании особой службы. Необходима организация борьбы как с внутренними врагами, то есть со всякими заговорщиками, изменниками, инакомыслящими типами и другими сомнительными личностями, недовольными нашей политикой, так и с внешними тайными врагами, — с диверсантами, шпионами, провокаторами и враждебными нам агитаторами. Нужна разведка и контрразведка. Назовите эту организацию как-нибудь, ну, типа — тайной или секретной службой, на ваше усмотрение. Об этом подробнее поговорим чуть попозже, напомните мне на досуге данную тему.

— Будет сделано, Сир! — вытянулся БАРОН.

— А вы знаете, сударь, — продолжил я, посмеиваясь. — Мне понравился ваш подход к моей истории на Третьем Острове. Вы не сказали, что битву я проиграл, а отметили, что я её не выиграл. Абсолютно верный взгляд на данное событие. Вы становитесь дипломатом.

Все засмеялись. БАРОН сначала насупился, а потом тоже улыбнулся.

— Что думаете, ГРАФ, по поводу сложившейся ситуации? — спросил я, усаживаясь за стол рядом с моим Главнокомандующим.

— В чём-то БАРОН прав, а в чём-то нет… Указанные господа, конечно, не заслуживают полного доверия, но действия их в настоящее время вполне осмыслены, оправданны и логичны. Вы, Сир, в данный момент самая сильная фигура в начавшейся политической игре. Вы — единственный оставшийся в живых Король! С Вами АНТР! Могучий и неуязвимый зверюга! Да и сами Вы, как я заметил, обладаете определенными недюжинными способностями. Я, знаете ли, один из немногих, кто внимательно наблюдал за Вашим сражением с МАРКИЗОМ. Вернее, не за сражением, а за схваткой. Что МАРКИЗ?! Карлик, таракан, комар! А сражались-то Вы на самом деле не с ним, а с нечто иным, заоблачным, могущественным, таинственным и непонятным! Очень меня впечатлило это зрелище, да и МАРКИЗА, определённо, тоже. Куда он, в принципе, теперь от нас денется!? А что касается возможного нападения, то я порекомендовал бы, на всякий случай, привести этих господ к присяге здесь, в этом зале. А войска пусть подождут за стенами. К ним выедете потом, несколько попозже. Произнесёте пламенную речь, поздравите и приободрите.

— Вы совершенно правы, — задумчиво пробормотал я.

— Зрелищность мероприятия, то есть принесения Присяги, будет, конечно, несколько потеряна, — весело произнёс ГРАФ. — Ну и Бог с ним! Чуть попозже восполним это с лихвой. Уж поверьте, я сумею организовать любые зрелища и пиршества по полному разряду, ещё и устанем от них.

— Что же, — логично и умно мыслите! — сказал я, вставая. — Готовьтесь к торжественному мероприятию, направьте к нашим друзьям гонца, пусть пригласит их в замок.

Церемония принятия Присяги прошла без сучка и задоринки. Я, одетый соответствующим образом, с ПОСОХОМ в руке, теперь уже восседал на троне на упомянутом ранее возвышении. Слева от меня грозной статуей застыл ЗВЕРЬ. Графские кресла предварительно были убраны. Троном мне служило огромное, массивное, старинное кресло, обнаруженное где-то в подвале замка. Его искусно задрапировали в плотную золотистую ткань, наверху на спинке водрузили спешно изготовленный герб — ЗВЕРЬ, ПОСОХ, белая молния на алом фоне.

Зал был полон, в глазах рябило от парадных одежд, в углу на помосте располагались музыканты, которые наигрывали что-то лёгкое, весёлое и довольно мелодичное. Все присутствующие были без оружия. На этом перед началом церемонии особо настоял БАРОН.

Только сейчас я в полной мере осознал, что создаю, по сути, новое государство и мне придётся выстраивать его здание во многих направлениях: издавать законы, создавать органы управления, формировать различные ведомства и комитеты, придумывать какие-то особые церемонии или грамотно менять старые. Для этого, само собой, явно нужны соответствующие люди. Следует, вероятно, для начала создать какую-то комиссию. Пусть в неё, конечно же, войдут БАРОН, ПОЭТ и ГРАФИНЯ. Общее руководство, очевидно, поручу ГРАФУ. Ах, столько ещё всего надо сделать, голова кругом идёт! Ну, не беда… В любом деле самое главное, — иметь грамотного, умелого и умного организатора, а исполнители всегда найдутся! Вечная, как мир, истина… Могучий организатор и идейный вдохновитель в одном лице, то есть я, у нас, слава Богу, имеется. Сплочённые, решительные и умные соратники всегда рядом. Это основное! А всё остальное приложится!

Клятва Верности, или Присяга, была успешно дана, после чего я в сопровождении новых подданных объехал уже ставшие моими войска, выстроившиеся за стенами замка. Я поприветствовал их, произнёс краткую, но довольно эмоциональную и пламенную речь, а потом велел накрыть столы для солдат там, где они находились, — в поле, за рвом цитадели.

Припасов для такого ужина было, конечно, израсходовано к огорчению ГРАФА немало, но что же поделаешь!? Как говорится: «Назвался груздем, полезай в кузов!». Поговорка эта пришла в мою голову, как всегда, неожиданно и ни откуда. Позже она, наряду с другими ценными мыслями, как я планировал, войдёт в Имперский Цитатник в виде продукта моего могучего и всё охватывающего разума!

И так… Пир, как это и полагается, длился почти до самого утра и в замке, и за его пределами. БАРОН бдительности не терял, везде стояли часовые. Сам он несколько раз выезжал за ворота, выпивал с бывшими вражескими командирами и простыми солдатами, придирчиво проверял наличие спиртного в кружках всех бойцов. В зале он также успел несколько раз обойти всех дворян бывшего противника, произносил тосты, пил много и с удовольствием. В общем, заговор, если таковой имел место, был решительно и умело пресечён в самом его начале, в зародыше, так сказать, в утробе. У возможных заговорщиков просто не хватило бы физических и моральных сил для его успешного осуществления!

Я с изумлением наблюдал за БАРОНОМ, даже заключил с ШЕВАЛЬЕ пари на то, сколько же времени при таком потреблении спиртного наш соратник продержится!? Юноша, почти не пивший, утверждал, что запаса сил у БАРОНА хватит до полуночи. Я же был уверен, что силы воина неисчерпаемы, как океан, и их истощения мы не увидим и не дождёмся до самого утра. Мы оба оказались неправы. БАРОН исчез из нашего поля зрения во втором часу ночи. ШЕВАЛЬЕ по моему распоряжению подхватил его эстафету, вышел из-за стола и растворился в толпе придворных.

Я огляделся… Играла плавная, мелодичная и красивая музыка, танцы были в полном разгаре. К своему неописуемому изумлению я увидел ГЕРЦОГА и ГРАФИНЮ, весело танцующих вместе. Мужчина был крайне галантен, несмотря на возраст, двигался легко и непринуждённо, девушка ему, конечно же, не уступала, порхала рядом беззаботной и невесомой бабочкой. ГЕРЦОГ уловил мой взгляд, расплылся в любезной и, вроде бы, совершенно искренней улыбке. И так, его мечта потанцевать на балу с ГРАФИНЕЙ была воплощена в реальной жизни! Разве можно было ещё недавно предвидеть такой неожиданный поворот событий!? Ох, уж, — эти странные и непредсказуемые изгибы судьбы! Какие, порой, причудливые кружева она плетёт, однако! О, времена, о нравы! О, женщины!

И так… Я сидел во главе стола. По бокам от меня и сзади стояли здоровенные гвардейцы с алебардами, а также слуги с подносами. Рядом расположились ГРАФ, его симпатичная молодая жена, несколько придворных. Я отпил глоток вина из позолоченного бокала, бросил в рот пару каких-то ягод.

— Скажите, ГРАФ, а сколько на вашем Острове Провинций? — непринуждённо спросил я, а потом небрежно поправился. — Вернее, на нашем Острове…

— Сир, их всего восемь, не считая Столичного Округа.

— Так, значит, нам осталось завоевать или, вернее, взять под свою власть шесть территорий и найти место для временной ставки. Потом двинем на Первый Остров, а затем на Третий.

После воспоминания об этом Острове у меня снова вдруг упало настроение. Теперь я почти стопроцентно был уверен, что не являюсь его Королём. Основой для такой уверенности служили неоднократные скептические высказывания МАГИСТРА в мой адрес и собственные мучительные размышления.

— Стратегический замысел ясен. А какую же тактику Вы намерены избрать, Сир? — прервал мои раздумья ГРАФ.

— Я долго размышлял над этим вопросом и пришёл к следующему выводу… Мне кажется, что не стоит действовать с позиции силы. Начнём с того, что завтра же утром разошлём во все Провинции гонцов с вестью о явлении Императора! Именно о явлении, а не о появлении! Чувствуете разницу? Каждому правителю Провинций будет вручена соответствующая бумага о необходимости принесения мне Присяги! Потом я начну поступательное движение с небольшим, но сильным войском. Тактика возможного боя такова. Она базируется на факторе ЗВЕРЯ… Сначала вперёд выдвигаем пехоту, за нею — лучники. Хватит пары тысяч отборных солдат. От арбалетов откажемся, так как они слишком тяжелы и не отличаются скорострельностью, в этом я убедился недавно на собственном опыте. Пехоту сделаем тяжёлой, чтобы она, в случае необходимости, могла противостоять коннице. Луки должны быть большими и мощными. Слышал я о таких. БАРОН мне рассказывал. Якобы, пробивают латы насквозь. Собственной конницы нам хватит сотен пять бойцов, не более! При наличии АНТРА её чем меньше, тем лучше. При атаке противника свою конницу отводим в тыл. Пусть она будет лёгкой, мобильной. Вооружить её копьями, мечами и обязательно луками, такими небольшими, как у пиратов.

— О, Сир, Вы уже сталкивались с ними? — удивился ГРАФ.

— Да, представьте, совсем недавно, кстати, на большом удалении от моря! Разве ШЕВАЛЬЕ об этом вам ещё не сообщил? А вообще, с кем только я не сталкивался за эти дни! Так вот, луки должны быть короткими, но мощными. Следует обучить конников стрелять из них на скаку. Нужно найти необходимых мастеров, возможно, привлечь к этому пиратов. Хорошо всем заплатить!

Я задумался…

— Сир!?

— Да… Всадников, как я уже сказал, нам много не надо по причине наличия у меня ЗВЕРЯ. Вы же знаете, какое воздействие он оказывает на лошадей. Лучше пусть будет больше пехотинцев. И так… Атака неприятеля. Наша пехота стоит сплошной стеной, лучники обстреливают противника. Выпускаем АНТРА. Он делает своё дело. Если ЗВЕРЯ каким-либо образом отсекут, изолируют, на время задавят массой, а часть вражеских солдат, всё-таки, вырвется из этой мясорубки и прорвётся к нам, то неприятеля встречает пехота. Когда противник, вернее то, что от него осталось, начинает отступать, в панике бежать, я отзываю ЗВЕРЯ, и наши доблестные конники заканчивают дело! Но, думаю, что на этом Острове мы обойдёмся более мирным и щадящим сценарием.

Я сделал большой глоток из бокала, нашёл глазами в рядах танцующих ГРАФИНЮ, мою ненаглядную лебёдушку, удивился во второй раз. На этот раз она беззаботно и весело кружилась в танце уже с МАРКИЗОМ! Фантасмагория какая-то! Вот это да! О, женщины… Я усмехнулся и продолжил:

— И, самое главное, ГРАФ! Я намерен сформировать Личную Гвардию! Мне нужна пара-тройка сотен этаких лихих молодцов, которые быкам шеи сворачивают, разбивают о головы самые тяжёлые и крепкие пивные кружки, а также, желательно, разгибают руками подковы. Это главные критерии отбора. Командиром Гвардии назначаю БАРОНА, вы уже в курсе этого.

— Хорошо, Сир, — произнёс ГРАФ. — А какова будет моя роль при вашем дворе?

— Вы что, проверяете мою память? Я уже назначил вас Главнокомандующим всех вооруженных сил. Пока, конечно, только на этом Острове, а там, — посмотрим. Я думаю, этой должности вам пока будет достаточно. Да, и присваиваю вам звание Маршала!

ГРАФ расцвёл на глазах:

— Спасибо за оказанную честь, Сир!

— О, чуть не забыл, — добавил я. — Для увеличения мобильности пехоты и недопущения усталости на марше предлагаю оснастить её большими вместительными повозками. В каждую следует посадить человек пятнадцать-двадцать. Эти же повозки, опрокинутые на бок и соединённые вместе в одно оборонительное кольцо, в случае чего, послужат хорошим прикрытием, будут этакой мобильной мини крепостью. Двигаться следует быстро, сразу же направимся в Столицу и овладеем ею. Благо, она вся в руинах, укрепления разрушены, центрального руководства нет, в умах смута, все отсиживаются пока по домам и замкам. Там, в моей славной Столице, и сделаем пока основную Ставку!

— А достаточно ли для осуществления Ваших замыслов тех сил, которые Вы собираетесь применить, Сир, — осторожно спросил ГРАФ. — А если всё-таки Вам окажут сильное сопротивление?

— Думаю, что достаточно… — весело ответил я. — Не забывайте о ЗВЕРЕ! Он стоит тысяч бойцов! Ну, а если что-либо пойдёт не так, то у нас, на всякий случай, должен иметься наготове постоянный мобильный резерв в пять-шесть тысяч воинов. В случае чего они придут на подмогу! А вообще, с помощью ЗВЕРЯ я некоторое время продержусь против любого войска. Кстати, я вдруг сегодня подумал, а что если АНТР будет сражаться в состоянии невидимости, или переходить из одного состояния в другое? Как вообще, в таком случае, с ним можно справиться? Это же ужас! Никакие сети, засады, ямы и завалы не помогут!

Я снова глубоко задумался…

— Сир!?

— Что?

— Сир!

— Ах, да…Честно говоря, я бы вообще отправился в этот поход один со ЗВЕРЕМ, но как-то это не совсем солидно для Императора… Всё-таки, нужно какое-то более-менее приличное войско, достойное сопровождение… Необходимы придворные. А дамы!? Как же без них!? Следует иметь всякие там знамёна, штандарты, трубы, горны, волынки, ну, и тому подобное! Как же без труб и знамён!? Без них никак нельзя! Антураж подчас важнее сути происходящего действия. Короля делает свита, знаете ли…

— Вы совершенно правы, Сир, — согласился ГРАФ. — А кто возглавит в наше отсутствие резервные войска? У меня имеется несколько достойных кандидатур, ну, например, брат моей жены.

— Ну, нет! — усмехнулся я. — Обойдёмся без кумовства. Для того, чтобы не вносить смуту в наши пока ещё стройные ряды, считаю целесообразным назначить командиром резервной армии, сосредоточенной в каком-то одном месте, а лучше в двух-трёх местах, кого-либо со стороны, ну, например, БАРОНА. Пусть он пока совмещает две должности. Человек он опытный, рассудительный.

Мои судьбоносные для будущей Империи размышления внезапно прервала запыхавшаяся и раскрасневшаяся ГРАФИНЯ.

— Сир! Не хотите ли пригласить даму на танец?! Ах, какой замечательный бал, как давно я не веселилась!

Ну до чего же хороша, — моя милая и юная бестия! Глазки цвета изумруда сияют. Волосы растрёпаны, щёчки пылают, грудь в глубоком декольте волнительно вздымается в такт учащённому дыханию! Ах, какие тонкие и длинные пальчики! Ах, какая нежная шейка! Ах, какая упругая и соблазнительная попка! Прелесть, просто прелесть!

— Милая, я бы с большим удовольствием! Но, к великому сожалению, я не танцую! Увы… Ну, не совсем чтобы не танцую, но танцам Первого и Второго Островов не обучен. Моё Королевство несколько отличается от ваших. Другая, знаете ли, культура. Чуть попозже вы со мною, надеюсь, позанимаетесь. А пока веселитесь, веселитесь, милая! Вон сколько вокруг галантных кавалеров! Кстати, как там себя чувствуют наши уважаемые ГЕРЦОГ и МАРКИЗ?

ГРАФИНЯ усмехнулась, сверкнула глазками, фыркнула, надула губки, залпом выпила бокал вина и покинула нас.

— ГРАФ, какая, однако, у вас очаровательная племянница. Просто прелесть! — весело произнёс я.

Мой собеседник вдруг погрустнел, опустил голову.

— Ах, Сир! Я так горюю по своему брату и его семье. Какое несчастье!

— Да, сочувствуя вам. Ничего, придёт время, и мы разберёмся со всеми нашими недругами!

Между тем, пир медленно, как догорающая свеча, угасал. Постепенно зал пустел. Придворные непременно подходили ко мне и откланивались. Вскоре все разошлись по гостевым комнатам. За столом остались сидеть только я и ГРАФ. Его жена покинула нас в полночь, сославшись на мигрень.

Спать не хотелось. Мы меланхолично созерцали пламя свечей и думали каждый о своём. Гвардейцы, рассредоточенные по залу, стояли молча, грозно и не шевелясь. Ближайшие ко мне воины лишь слегка вздрогнули, когда рядом со мною из тусклой пустоты вдруг материализовался ЗВЕРЬ.

Он выпучил свои огромные янтарные глаза и уставился ими на свечи так внимательно и задумчиво, словно пытался разгадать какую-то особую, изначально скрытую в них, тайну. Огонь завораживал всех нас троих, и вскоре моя голова стала абсолютно пустотой. Не хотелось ни о чём думать. Так вот сидеть бы до бесконечности, растворяться в пламени, а потом в нём и растаять…

Вдруг к моему плечу, а потом и к щеке, прикоснулись лёгкие прохладные пальцы. ГРАФИНЯ…

Она присела рядом со мною, опустила свою ладошку мне на руку. Пёс лениво и незлобно заурчал, скосил на нас глаза. Мы рассмеялись.

— Сир, а посмотрите, кого я к вам привела, — весело молвила девушка.

Из полумрака выступил слегка пошатывающийся ПОЭТ.

— О, сударь, — прошу к нашему столу, — оживился я. — Как движется работа над Поэмой?

— Всё идёт своим чередом, Сир. Я работаю не только над Поэмой, но и начал составлять Летопись. В её отдельную главу, или приложение к ней, будут включены все Ваши наиболее умные и судьбоносные мысли, которые, я надеюсь, станут афоризмами и разойдутся в народе.

— А как вы назовёте эту самую главу, или приложение?

— О, Сир, я ещё не придумал название. Увы, увы… Нужно что-то оригинальное, необычное, звучное! Понимаете?

— Понимаю! Конечно же понимаю! Будьте проще, и народ к нам потянется! — рассмеялся я. — Рекомендую назвать указанное приложение Имперским Цитатником!

— Хм! Неплохо. Совсем неплохо! Как скажите, Сир.

— А эпиграфом к Цитатнику будет следующее выражение: «Чем абстрактнее истина, которую ты хочешь преподать, тем сильнее ты должен обольстить ею ещё и чувства».

Наступила гробовая, почтительная и слегка восторженная тишина. Я безжалостно разорвал её хрупкую, но упругую плоть и снова обратился к ПОЭТУ:

— А не прочитаете ли вы нам что-нибудь такое особенное, хорошее, для души. Самое ваше любимое? Ну-ка, — удивите нас!

— Конечно, Государь. Есть у меня одно стихотворение. Не хочу показаться нескромным, но многие считают его гениальным, — взволнованно произнёс ПОЭТ.

— Ха, ха, ха! Скромность при наличии гениальности выглядит так же смешно, как чепчик на рыцаре. Дружище! Талант не терпит стеснения и сомнения! Хотя, с другой стороны, любой талантливый человек всегда сомневается в своём таланте. Это аксиома…

— О, Сир! Позвольте мне немедленно записать Ваши мысли, в первую очередь, конечно же, эпиграф. Он требует глубокого осмысления. А потом Вы услышите моё, как я считаю, очень и очень достойное стихотворение.

— Валяйте, сударь. Спешить нам пока особенно некуда…

Я, не торопясь, налил в кубки вино, чокнулся со всеми, выпил. Да, для завершения такого чудесного вечера неплохо было бы принять стопочку Звизгуна и закусить его квашенной капусткой или солёными грибочками. Вино, конечно, бывает неплохим, но, всё равно, — вся эта слабая кислятина только портит желудок и вызывает изжогу!

— Позвольте начать? — спросил ПОЭТ.

— Ну, конечно же, мы ждём с нетерпением, — захлопала в ладошки ГРАФИНЯ.

Я одобрительно кивнул головой. ПОЭТ встал, нахмурил чело и, плавно жестикулируя, с выражением, продекламировал:

Воцарившееся печальное молчание прервал ветер, появившийся неизвестно откуда. Пламя свечей затрепетало под его порывом, хлопнула створка открытого окна, повеяло прохладой.

— Превосходно, великолепно! — закричала ГРАФИНЯ. — Ну же, Сир, как Вам этот шедевр!?

— Шедевр есть шедевр… Неплохо, очень неплохо, — задумчиво пробормотал я и пристально посмотрел на ПОЭТА. — Завидую я вам, искренне завидую. Талант, любовь и здоровье — это три вещи, которые не купишь ни за какие деньги! Увы, или к счастью? Кто его знает…

ПОЭТ как-то странно и горько усмехнулся, задумчиво и иронично посмотрел на меня, потом лихорадочно зашуршал бумагой и заскрипел пером. Все мы рассмеялись. Я встал, посмотрел в чёрное окно, с наслаждением вдохнул полной грудью струящийся из него свежий воздух. Он был насыщен тёплыми запахами степи и холодным дыханием гор. Этот удивительный коктейль кружил голову, завораживал и пьянил. Ах, как хорошо, как покойно…

— Сударь, — меланхолично произнёс я, обращаясь к ПОЭТУ. — Перед тем, как пожелать друг другу спокойной ночи, предлагаю отразить в Цитатнике одну историю, или ситуацию, не знаю, как её правильно назвать. Она почему-то пришла мне сейчас в голову. Хоть и случилась она на самом деле, но назовём её притчей. Она касается любого творчества.

— Внимательно Вас слушаю, Сир!

— Так вот… Как-то однажды один талантливый, но ещё не признанный художник, — звали его Гоген, показал свою картину другому талантливому и уже признанному художнику. Его фамилия была — Мане. Тот сказал, что работа Гогена очень хороша. «О! — возразил Гоген. — Я всего-навсего любитель!». Мане ему ответил: «Ну, нет! Любители — это те, кто пишут плохие картины».

ПОЭТ задумчиво и несколько растерянно посмотрел на меня.

— Хотите спросить, к чему я это сказал? Да ни к чему, просто так! Ловите умные мысли, пока они рождаются в моей голове. Это тот случай, когда из ничего, из пустоты, из мрака моего бедного сознания вдруг появляются жемчужины. Цитатник нуждается в постоянном пополнении! Запомните это главное требование, обращённое к вам! Спасибо за доставленное удовольствие. Спокойной ночи, Летописец вы наш, — мягко произнёс я. — Стихотворение мне очень понравилось и даже вызвало в мутных глубинах моего ущербного сознания какое-то странное волнение и пробудило определённые ассоциации, пока не понятные мне.

— Спокойной ночи, господа, — ПОЭТ потоптался в нерешительности, потом поспешно собрал бумаги и ретировался.

— ГРАФ, — тихо произнёс я, сделав знак часовым отойти. — Хочу поставить вас в известность о том, что между мною и вашей племянницей существуют определённые и очень близкие отношения и, более того, мы любим друг друга. В силу ряда известных вам обстоятельств мы пока не можем быть вместе официально, но скоро, я надеюсь, мы примем соответствующее решение.

— О, Сир, какая приятная и радостная новость, — оживился ГРАФ.

Лицо его порозовело, глаза заблестели. Он, как человек рассудительный и практичный, сразу же, очевидно, стал обдумывать все плюсы такой заманчивой перспективы. Породниться с самим Императором!

— О, для меня это тоже новость, — весело проворковала ГРАФИНЯ, нежно сжав мою руку. — Ну, я имею в виду известие о скором принятии соответствующего решения. Сир! А когда оно всё-таки будет принято, ну хотя бы, примерно!?

— После окончания войны. Начнём с покорения Первого и Второго Островов, затем разберёмся с Третьим, займёмся Океаном, оценим и проанализируем ситуацию в целом, ну а потом можно будет расслабиться, порадоваться окончательной Победе и сыграть свадьбу, — честно, сурово и довольно конкретно, но несколько неопределенно и расплывчато ответил я.

ГРАФИНЯ надула свои чудесные губки, потом с негодованием фыркнула, сморщила лобик. Мы с ГРАФОМ засмеялись.

— Моя дорогая племянница, строительство Империи не терпит суеты и лишнего расслабления. Ничего, ничего! Истинность чувств познается в борьбе со временем, трудностями и препятствиями, — назидательно произнёс ГРАФ.

— Какие мудрые слова, надо обязательно передать их ПОЭТУ, — сказал я. — Не волнуйся, милая. Думаю, что всё свершится даже раньше, чем мы это предполагаем. Терпение! Побольше терпения… И вообще, хватит строить из себя придворную дурочку. Эти надутые губки, сморщенный лобик, наивный взгляд… Уж, я-то тебя уже хорошо изучил. Дама ты умная, практичная и достаточно жёсткая, в случае необходимости. Как там говорят о тебе? «Автор «Трактата о Душе», наездница Горных Жеребцов, мастер кинжала, покровительница искусств». Кстати, что они собою представляют, — эти Горные Жеребцы? Трудно ли их объезжать?

— Один из них передо мною, — фыркнула посуровевшая ГРАФИНЯ. — При должном умении и желании объездить можно каждого. С Вашего позволения, Сир, я пойду спать!

ГРАФ захохотал, я несколько мгновений обдумывал слова девушки, а потом тоже затрясся в громком и безудержном смехе, который эхом отдавался в пустом зале. Мы с ГРАФОМ ещё некоторое время посидели в полном молчании, допивая вино из массивных серебряных с позолотой бокалов, потом вежливо поклонились друг другу и разошлись по спальням.

В эту ночь ГРАФИНЯ ко мне не пришла. Я долго не мог заснуть, смотрел в узкие окна, наполненные бледным лунным светом, и думал о будущих великих свершениях, а возможно, и о неудачах и поражениях. Пёс лежал около кровати, тихо посапывал и, вероятно, видел свои собачьи сны. А может быть и не сны, и вовсе не собачьи.

Я растворялся в магическом и неверном свете луны, размышлял о всём и ни о чём. Мысли мои сначала были стройны, подчинялись порядку и логике, а потом стали переплетаться, окунаться в косматый хаос, вечный спутник дремоты, — этого тонкого душевного состояния, сравнимого с сумерками. Грань света и тьмы, пламени и холода, сознания и отсутствия такового…. Медленное и плавное погружение в тёмную пучину небытия… Безнадёжная попытка зацепиться за что-то перед падением в пропасть… «Сон разума рождает чудовищ». К чему это я, о чём, зачем, откуда это?

Уснул я, наконец, только перед самым рассветом, с трудом и, применяя огромные усилия, отодрав от тяжёлого полу-сознания тревожные, тягучие и скользкие мысли-пиявки. В этот раз, как ни странно, я не видел никаких снов, а может быть, просто не помнил их, проснувшись на следующий день очень поздно.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я стоял на огромном, гладком, холодном, вроде бы, твёрдом, но слегка упругом холме, который был подобен груди юной девственницы. Он тяжело и мрачно возвышался над окружающими его развалинами Столицы Второго Острова. Мои ноги покоились на непонятной, мутной, стекловидной массе, покрывающей всю поверхность холма. Она имела довольно необычную структуру. Мне почему-то казалось, что я стою на огромном куске слегка подмёрзшей резины. Очень странное ощущение…

Холм скрывал под собой дворец Короля Второго Острова, вернее, то, что от него осталось. Да, именно вот так в очередной раз прошла очередная мирская слава очередного её носителя! Интересно, о чём думал бедолага перед тем, как всё свершилось? А зачем, собственно, непременно о чём-то думать? Может быть, собрат мой просто спал, а может быть, беспечно кувыркался в постели с пышногрудой прелестницей и, если при этом ещё и о чём-то думал, то явно не о судьбах мира, ни о своём предназначении или о смысле бытия…

Внизу, на сотни шагов по окружности, громоздились руины когда-то славной, прекрасной и, якобы, вечной Столицы Второго Королевства. Небо было серым и мрачным, накрапывал редкий и мерзкий дождь, перемешанный с мокрым снегом. Пронзительный и холодный ветер гулял по развалинам, насвистывая какую-то только ему понятную, жуткую, лишённую гармонии и смысла, мелодию. Всё проходит, воистину! Всё, увы, проходит. Пройдёт и это…

У меня в памяти вдруг всплыли чеканные и мудрые строки. Чьи конкретно? Я напрягся и, о, чудо, — вспомнил! Омар Хайям! Поэт, математик и философ! Когда и где он жил? Как всегда, не помню… Или, вернее, пока не помню. Вот странно, стихи помню, автора помню. А далее, — как отрезало! Грустно, нелепо, странно, смешно и обидно… Как мне надоела эта чёртовая избирательная пустота в голове!

Я заскрипел зубами, с досадой топнул ногой, присел на корточки, провёл пальцами по идеально гладкой поверхности холма, встал и внезапно, поддавшись какому-то мощному внутреннему порыву, громко и страстно продекламировал:

Сзади раздалось шушуканье, я услышал дружный скрип перьев и шелест бумаги. Я раздражённо оглянулся. В нескольких шагах от меня почтительно расположилась Императорская Свита. Пара десятков придворных. Среди них — ГРАФИНЯ, ГРАФ, БАРОН, а также, конечно же, ПОЭТ с помощником. На некотором удалении от нас, по окружности, была рассредоточена Личная Императорская Гвардия.

Рядом со мною чёрной и застывшей глыбой, вытянутой в пространстве, возвышается ЗВЕРЬ. Он тяжело, задумчиво и внимательно смотрит на разрушенный город. Складки кожи на его голове и шее свисают вниз, словно застывшие потоки вулканической лавы. Массивная башка чуть опущена, мощное тело покоится параллельно земле на четырёх крепких и длинных лапах, хвост, повторяя положение туловища, тяжёлой струной вытянут назад. И всё это находится в абсолютной неподвижности! Жуткое, мрачное и гипнотизирующее зрелище. Ах, какой, однако, МОНСТР!!!

— Да, вот так проходит мирская слава! — громко и с горечью произнёс я, начиная движение в сторону заходящего солнца.

Сзади послышалось шарканье ног по скользкой поверхности, уже знакомый и страшно раздражающий меня в последнее время скрип перьев. Неужели нельзя найти альтернативу этим проклятым перьям!? Нужно придумать что-то новое, принципиально новое, практичное, удобное, оригинальное. Ну, допустим, если чернила поместить в какую-то небольшую компактную ёмкость, капсулу и…

— Ваше Величество! Сообщение из Восьмой Провинции! — раздался громкий и жизнерадостный голос ШЕВАЛЬЕ, спешившего мне навстречу.

Он лихо, как на коньках, скользил по коварной поверхности холма, то, переходя на шаг, то, сбиваясь на короткие пробежки.

— Ну-ну, что там!? Не томите! — с нетерпением спросил я.

— Граф Восьмой Провинции выражает Вам глубокое уважение и почтение, просит высочайшей милости быть принятым под Ваше покровительство! Он готов к принесению Присяги!

Ну, — вот, наконец-то, последний бастион пал. Вернее, не то что бы пал. Всё произошло, как всегда, мирно, путём сравнительно коротких переговоров. Ну и, слава Богу! Второй Остров — мой. Хотя я и провозгласил себя Императором трёх Островов, но пока под моей властью реально находится всего лишь один из них. Это хорошо, но явно недостаточно. Теперь необходимо как можно скорее и решительней двигаться дальше, на Запад, а потом на Север.

— Поздравляю, Сир! — ко мне подбежала раскрасневшаяся ГРАФИНЯ, неловко поскользнулась.

Я среагировал, как всегда, мгновенно, и галантно поддержал падающую девушку, на несколько секунд сжал её в своих объятиях. Ну, что за женщина! Щёчки розовые, губки бантиком, чуть раскосые изумрудные глаза сияют. Ах, ты моя прелесть, ах, ты моя куколка ненаглядная, ах, ты красота моя неземная! Ах, ты мой пупсик любимый!

— Господа! Первый этап становления Империи завершён! Скоро приступим ко второму! ГРАФИНЯ, а что нас ожидает сейчас, после такого радостного известия!?

— Сир, ну, конечно же: пиры, балы и охота!

— Сударыня! За что я вас обожаю, так это за постоянство!

Какие вечные, не надоедающие, неисчерпаемые, сладостные и приятные темы! Пиры, балы и охота… Кстати, в охоте я до сих пор ещё ни разу непосредственного участия не принимал. Это было обусловлено отнюдь не моей горячей любовью к животным, хотя данный фактор присутствовал и имел определённое значение. Просто я как-то неосмотрительно пообещал БАРОНУ первый раз поохотиться в его владениях, в горах на Первом Острове, и никак иначе! Слово нарушать нельзя! А обещание, данное Императором, тем более!

Ветер крепчал, серое небо давило и угнетало, дождь, перемешанный со снегом, злобно и безжалостно хлестал по лицу. Как я ненавижу позднюю осень и раннюю зиму средней полосы! Погода в таких краях в это время подобна психопатке, постоянно меняющей настроение. Уж пусть лучше будут или север, или юг. Всё понятно, всё стабильно и предсказуемо. Мороз, так мороз, тепло, так тепло, жара, так жара, и ничего иного! Скорее бы вернуться на благословенные просторы Третьей Провинции!

Кстати, какая там сейчас погода, интересно? Наверное, тепло и сухо. Степи источают аромат созревшей полыни, травы чуть пожухли, но всё так же густо колышутся под ласковым ветром, леса подёрнуты лёгким багрянцем, но вечнозелёные и хвойные деревья доминируют, придавая осени и зиме налёт иллюзорности.

Поля давно сжаты и их проплешины в бесконечной степи потихоньку заполняются молодой и робкой зелёной травой, с опаской ожидающей возможных ночных заморозков. А море!? Оно ещё тёплое, но уже начинает приобретать тот тревожный, мутновато-серый оттенок, свойственный его состоянию зимой. Люблю юг, не терплю холодную или слякотно-снежную зиму, что же тут поделать…

Боже мой, как я жажду солнца и моря! Если бы зима воплотилась в какое-нибудь реальное одушевлённое существо, ну, например, в злобных кабана, то клянусь, я при поддержке ЗВЕРЯ разорвал бы его за несколько минут на множество кусков и сожрал бы их, не подавившись! А так, ну что можно поделать с этим серым пасмурным небом, пронизывающим ветром и мерзопакостным снегом с дождём!? Ничего, к сожалению! Терпение, Император, терпение, и ещё раз — терпение!

Я и сопровождающие меня лица, скользя, чертыхаясь и выражаясь иногда не совсем прилично, спустились, наконец, к подножию холма. Там нас ожидали лошади и кареты. Свита и охрана вслед за мной бодро двинулись в сторону окраин, туда, где виднелись немногочисленные и чудом уцелевшие дома Столицы Второго Острова.

Королевство стало моим всего за пару месяцев. Неплохо, совсем неплохо… Всё получилось проще, чем я ожидал. Никаких сражений, битв или хотя бы даже лёгких схваток! Что значит, — королевская кровь! Феодалы отринули прочь все свои споры, раздоры, амбиции и сомнения. Они, чувствуя мою силу и значимость, как бы нехотя, соблюдая достоинство, но всё же довольно быстро покорились мне. Какого-либо мало-мальски значительного сопротивления мне никто не оказал.

Народ в отношении моей персоны был повсеместно настроен крайне положительно и «ура» патриотично! Большая заслуга в этом принадлежала ГРАФУ и БАРОНУ. Они довольно грамотно организовали всеобщую пропагандистскую компанию, разослали своих гонцов во все Провинции Острова, наладили разного рода связь и связи. БАРОН, помимо этого, к моему удивлению быстро и эффективно оплёл страну разветвлённой агентурной сетью. Он, не покладая рук, трудился над созданием секретной службы, решительно и эффективно искоренял инакомыслие, даже допускал в этой деятельности, по моему мнению, некоторый перебор. Ну что же, в таких случаях лучше немного переусердствовать, чем недосмотреть! А вообще, я порекомендовал БАРОНУ очень осторожно обращаться со старым, как этот мир, принципом: «Лес рубишь, щепки летят». Рубить надо решительно и сильно, но с умом и без излишней траты материала!

ПОЭТ закончил написание первой части великой Поэмы под названием: «Власть, война и любовь», которая была немедленно внедрена в массы. Отрывки из неё распевали барды и менестрели по всему Острову. Поэма была посвящена темам конфликта небесных и земных сил, борьбы добра и зла, испытаний и великой любви. Смысл её заключался в следующем.

Жили-были в этом мире три могучих и бессмертных Короля, кои являлись помазанниками Божьими на земле. Но совершили они страшный грех. Ослеплённые гордыней, решили Короли стать равными Богу, который возмутился этим и поразил их огненными молниями. Два Короля погибли, а третий, перед этим вовремя раскаивавшийся и попросивший прощения у Создателя, уцелел. Бог в последний момент его простил, но лишил памяти о прежней жизни и повелел провести некоторое время в странствиях среди простого народа для постижения и осмысления своей обычной человеческой сущности.

И нарёк его Бог именем «ПУТНИК», и вручил ПОСОХ, и дал в спутники ЗВЕРЯ, и определил время для раздумий и постижения высшей истины. Во время долгих и тяжёлых странствий, душевных страданий и метаний ПУТНИК осознал свою сущность и предназначение, встретил Любовь и познал ту самую высшую истину! В чём она состоит — это тайна, которая будет немного позже открыта миру! А сейчас, следуя постигшему его божественному озарению, ПУТНИК по высшему велению снова воплотил в себе королевскую власть, которая должна простереться на все Три Острова, объединив их в одно единое целое! Это необходимо потому, что Острова ждут суровые испытания, и причиной их будут некие могучие враждебные силы, которые явятся извне. То ли с неба, то ли из пучины морской, то ли из просторов загадочного и грозного океана. Вкратце так…

Любви в поэме была посвящена целая глава. Над нею рыдали и знатные дамы, и торговки, и крестьянки. ПОЭТ придумал несколько блестящих сюжетных ходов, которые держали читателей и слушателей в постоянном напряжении. Поэма, как всякое заказное и ангажированное произведение, конечно же, немного отдавала бредом. Но мне она, в общем-то, понравилась, хотя и была, по моему мнению, несколько суховата, тяжеловата и напыщенна, страдала длиннотами. Ну, собственно, на то она и ПОЭМА, да ещё и созданная по указанию Императора! А, вообще-то, честно говоря, — полный бред!

Первыми слушателями этого, возможно бессмертного творения, явились я и ГРАФИНЯ. Мы с нею на несколько дней уединились в одном маленьком прелестном замке, расположенном на севере Острова, в глухих, заснеженных и прекрасных горах. Сюда и прибыл взволнованный ПОЭТ с радостным известием об окончании второй главы своего произведения. Читал он поэму после ужина, при свечах, под урчание и треск камина, под жуткое завывание снежной бури за окнами, что придавало вечеру неповторимый шарм, необычный колорит и исключительный романтизм.

В основу нетленного произведения были положены некоторые реальные события, произошедшие на Островах, и на самом деле случившиеся с нами, но на этом сходство с действительностью и заканчивалось. Меня это абсолютно не огорчало и не волновало. Чем более насыщено такого рода произведение выдуманными и невероятными историями, тем лучше! Интерес — раб фантазии, чувства — её дети!

ГРАФИНЯ восприняла поэму восторженно. Как это и положено по настоящему тонко чувствующей натуре, она всплакнула несколько раз, а в одном месте даже разрыдалась, бросившись мне на грудь. Своих отношений к тому времени мы уже ни от кого не скрывали, и двор был переполнен соответствующими слухами и сплетнями. Все ждали главного события, нашей свадьбы. Но я ещё, увы, не являлся реальным и полноценным ИМПЕРАТОРОМ ТРЁХ ОСТРОВОВ, а, следовательно, — данное мероприятие откладывалось на неопределённое время к досаде всех, и прежде всего, ГРАФИНИ.

Что же дальше? Остались ещё два Острова, два государства. Кто такой Император? Всего-навсего собиратель земель и их хранитель. Что такое Империя? Это земли, собранные и объединённые под властью Императора! Какие, однако, глубокие мысли! Надо же… И так, Второй Остров мой. Теперь пора подумать и о Первом Острове. О Третьем Острове я почему-то старался пока не вспоминать и не думать. Он маячил передо мною в какой-то отдалённой и туманно-дымчатой перспективе.

Что же происходит на Первом Острове? Как доносили разведчики БАРОНА, политическая ситуация в Первом Королевстве была довольно напряжённой и запутанной. Через некоторое время после гибели Короля на Острове объявился некий Верховный Регент, то ли происходящий из правителей северных Провинций, то ли чуть ли не родственник погибшего Короля. Этот тип попытался с ходу взять власть в свои руки. Однако южные Провинции отказались ему подчиняться, вследствие чего образовались две противоборствующие коалиции, — Юг и Север, которые развязали между собою гражданскую войну.

В эту войну вклинились вдруг, активизирующие свою деятельность, пираты с южного и западного Архипелагов. До этого они потерпели несколько сокрушительных поражений на суше и повсеместно были вытеснены с побережья Острова, но их мощный флот сохранился почти в целостности, да и численность их войска оставалась довольно внушительной. Этот фактор в расстановке сил волновал меня очень сильно.

Если я собираюсь овладеть Первым Островом, то мне потребуется значительное количество кораблей для транспортировки войск. Допустим, энное число судов я соберу, но насколько благополучно они доплывут до Первого Королевства? Если его Провинции и пираты заключат между собой военный договор, объединят свои флоты, то удачи мне не видать. Как поведал мне БАРОН, только один флот Первого Острова, без учёта кораблей пиратов, по численности нисколько не уступает нашему. Это, собственно, соответствует условиям Договора о паритете сил, давным-давно заключённым между Королевствами.

О моей подготовке к вторжению на Первый Остров, как это не скрывай, всё равно станет известно. Шпионов хватает везде. Полностью блокировать наше побережье практически невозможно. Всё равно какой-нибудь корабль сможет покинуть его и незаметно достичь Первого Острова. Даже если это и нельзя было бы сделать, то существует же, например, голубиная почта. А как её перекроешь?

Конечно, по правилам начинать надо, вроде бы, с переговоров, с обмена делегациями, но верен ли этот путь? Что-то мне подсказывало, что завладеть Первым Островом будет непросто. Добровольно мне его не отдадут. Здесь, на Втором Острове, мне просто повезло. В этом Королевстве вовремя не успели сформироваться соответствующие политические силы, способные мне противостоять. Не нашлось решительного лидера. Я успешно воплотил в жизнь древний, как мир, принцип: «Куй железо, пока оно горячо!». Или, как там выразился ГРАФ: «Ешь яичницу, пока она ещё горячая, и её не съел кто-либо другой».

А может быть, — Бог с ними, с этими оставшимися двумя Островами!? Чего это мне спокойно не сидится? Вполне хватит и того, что уже имею. Но, с другой стороны, если долго раздумывать и медлить сейчас, то как бы об этом не пожалеть в будущем! А вдруг другие Острова окрепнут и обретут сильную централизованную власть, а вдруг, не дай Бог, объединятся против меня? А что ещё опаснее, при этом заключат союз с пиратами!? Нет, время терять нельзя. Надо действовать решительно, быстро, смело и твёрдо. А, может быть, мне стоит самому договориться с пиратами!?

Да нет! Не стоит! Во-первых, их все ненавидят и презирают, может пострадать моя репутация. Во-вторых, в случае победы они наверняка потребуют от меня слишком многого и из сегодняшних союзников завтра могут стать врагами. И, вообще, всё, что дурно пахнет, мне не по вкусу! Таков мой старый и испытанный на практике принцип, которому я неуклонно следую!

Все эти тяжёлые, тягостные и судьбоносные размышления неторопливо бродили у меня в голове, пока карета двигалась в сторону временной Императорской Резиденции. Ею являлся уцелевший дворец одного из вельмож, погибшего вместе со многими в Королевском Замке в ту памятную и трагическую ночь, разрезанную, разорванную и озарённую таинственной небесной молнией.

Во дворце было холодно и крайне неуютно.

— Сколько же дров или угля требуется на обогрев такой махины при их-то зимах? — раздражённо произнёс я, гулко шагая с ГРАФОМ по просторному коридору к своему кабинету.

ГРАФ с усмешкой меня поправил:

— Государь, при НАШИХ зимах, при наших…

— Что? Ах, да… Чёрт возьми, вы правы, эти зимы стали нашими, — быстро исправился я.

— Эх, Сир… Как я скучаю по благословенным южным краям, как хочется посидеть на берегу моря и, ничего не делая, ни о чём не думая, подставив лицо солнцу, созерцать бесконечную синюю гладь!

— Хватит, не травите мне душу! Что вы всё ноете, извините меня за выражение, по этому поводу! Я сейчас расплачусь! Вы уже неделю талдычите мне всё одно и то же! Думаете, я в восторге от этого проклятого мокрого снега!? Был бы снег, как снег, такой тихий, неспешный, белый, пушистый, невесомый, ласковый… А он, мерзавец, пакостник этакий, мало что с ветром, так ещё и с дождём! Ненавижу! Какой идиот выбрал такое место для Столицы!?

— Извините, Сир. Это сделал Ваш э, э, э… родственник. Предшественник, так сказать…

— Ах, да… Я до сих пор по нему скорблю, — поморщился я. — Собственно, может быть оно и правильно. Выгодное географическое расположение. Всё очень рационально, стратегически верно и хорошо продуманно.

ГРАФ рассмеялся:

— Ну, Сир! С Вами не соскучишься!

— Да, — это точно, — улыбнулся я, входя в тёплый кабинет и плюхаясь в огромное кресло, стоявшее около ещё более огромного стола. — Что будем делать дальше, ГРАФ?

— Что делать, что делать… Сир, надо двигаться вперёд, вперёд и только вперёд! Это же Ваш самый любимый девиз!

— Какая ценная мысль, однако! Жалко, что рядом нет моего придворного Летописца! Уж он бы сразу занёс её в свои хроники. Знаете, записано было бы это примерно так, в его поэтической манере: «ИМПЕРАТОР и ГРАФ сидели в мрачном молчании перед утробно гудящим камином. Злобный ветер за окном швырял в хрупкое стекло пригоршни снега и дождя. При очередном его ударе ГРАФ нервно спросил у ИМПЕРАТОРА: «Что будем делать дальше, Сир!?». Тот медленно подошёл к камину, посмотрел на огонь, испепеляющий тьму и холод, а потом произнёс великую судьбоносную фразу: «Надо двигаться вперёд, вперёд и только вперёд!». После её произнесения ветер за окном притих, камин на время приглушил своё басовитое гудение. Тревожная тишина воцарилась в мире, настороженная, предгрозовая тишина…».

— Ха, ха, ха! Браво, браво, Сир! — раздался звонкий, мелодичный, весёлый и милый моему сердцу голос.

ГРАФИНЯ незаметно и бесшумно вошла в кабинет, подкралась ко мне сзади и, лихо перепрыгнув через ручки кресла, оказалась у меня на коленях.

— Дорогой, почему бы тебе самому не заняться составлением Летописи? У тебя же есть вкус, несомненный литературный талант. Попробуй! Рекомендую…

— Летописцам, — летописи, а царям, — царства, — сурово произнёс я. — Хоть какую-то объективность сохраняет только тот, кто смотрит на события со стороны, более-менее беспристрастно. Таковым является ПОЭТ. Он — единственный человек в Империи, которому я позволяю без боязни выражать своё мнение и спорить со мною, сколько влезет. В этих спорах очень часто рождается истина! Летопись он пишет довольно объективно, я стараюсь в этот процесс вмешиваться как можно реже.

Я поцеловал ГРАФИНЮ в прелестную, свежую, гладкую и нежную шейку, вдохнул волнующий аромат её духов.

— А вообще-то, история, — это многоликая и капризная дама. Не побоюсь её обидеть, но она всегда склонна к проституции. Всё зависит от того, с каким господином она в данное время находится. Каково его общественное положение, объём кошелька…

— Фи, ну что за сравнение! — девушка демонстративно надула губки и закатила глазки.

— Прекрати! Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так делаешь! Тот, кто упорно пытается изобразить из себя дурака, в конце концов, таковым и становится! Тоже мне, — автор «Трактата о Душе»! Кстати, я ещё не имел удовольствия прочитать это несомненно гениальное и эпохальное произведение.

— А ты разве умеешь читать?

— А неужели ты умеешь писать? И вообще, как известно, вопрос о наличии души у женщины очень спорен. Как может писать о душе тот, у кого её просто нет?!

— Что за бред?! — обиделась ГРАФИНЯ.

— Да нет. Отнюдь не бред, дорогая… Этот вопрос вполне серьёзно когда-то обсуждался среди учёных мужей. Они пришли к однозначному заключению, к какому именно, ты, наверное, догадалась!?

— Где же и когда происходило указанное обсуждение?

— Где-то, когда-то… Кажется, во Франции, в Париже…

— В каком Париже? Что это такое, — Париж?

— Париж, Париж… — вздрогнул и напрягся я. — Есть такой необычный город… Где-то там, вдали, в другой моей жизни… Возможно, мы когда-нибудь в нём побываем, но я возьму тебя с собой только в том случае, если ты не будешь сильно умничать!

— Париж, Париж… Довольно странное название, — задумчиво произнесла ГРАФИНЯ. — Резкое какое-то, грубое, непонятное. И что в этом городе такого особенного?

— Да, в принципе, ничего. Город, как город. Уютный, красивый. Суть не в самом городе, а в необыкновенной ауре, которая его окружает и пропитывает.

— Фи, ради Парижа я умничать не перестану! Ни за что!

— Никогда не произноси этого дурацкого «фи»! Как пошло, однако! — возмутился я.

— А если произнесу, то что же тогда произойдёт?

— Я начну в тебе разочаровываться…

— Ради Бога!

— Не упоминай Бога в суе, женщина! — напрягся я.

Нашу словесную перепалку решительно прервал ГРАФ:

— Сир, я Вам не мешаю? Начали с обсуждения судьбоносных проблем, а закончили, извините, чёрт знает чем! Давайте вернёмся к основной теме: «Что нам делать дальше?».

— Что делать, что делать!? — тяжело вздохнул я. — Вечный и проклятый вопрос… Что делать!? Как хорошо тем, кто ничего не делает и совершенно не испытывает по этому поводу никакого дискомфорта. Счастливые люди! Я им искренне завидую. Сам в глубине души такой. Ничегонеделание может протекать у разных индивидуумов совершенно по-разному, знаете ли, но рождает оно счастливое и благостное состояние души и тела. Нирваной оно называется, или эйфорией, а проще, покоем. Что может быть лучше покоя на этом свете!? Ни-че-го!!!

— О, мой Бог! Я наблюдаю у Вас сейчас именно такое состояние, Сир, — вздохнул ГРАФ. — Всё-таки, давайте принимать конкретные решения!

— Что вы мне посоветуете, господин Маршал?

— Извольте, Сир! Вот Вам мой план…

— Как он будет озаглавлен?

— Сир!!!

— Молчу, молчу! Внимательно слушаю… «План ПУТНИКА»! Вот как он будет называться!

— Хорошо, Сир. Блестящее название! И так… Второй Остров к настоящему времени наш. Собираем всех правителей Провинций в каком-нибудь красивом, тёплом и уютном месте, ну, вроде моего доброго старого замка. Граф Восьмой Провинции, конечно же, приносит Вам Присягу. Эту церемонию следует обставить торжественно. Всё-таки она венчает собою процесс консолидации и объединения территорий, образующих основу будущей полноценной Империи.

— Ну, ну… Для начала неплохо, — пробормотал я.

— А фейерверки будут? — игриво спросила ГРАФИНЯ.

— Будут, сударыня. Непременно будут! Клятвенно обещаю! А пока помолчите, прошу вас! — простонал ГРАФ. — После фейерверков мы обсуждаем предварительно выработанный нами план военной компании против Первого Острова. «План ПУТНИКА». Конечно же, как этого требует Основной Закон, сначала делаем шаг доброй воли, проводим переговоры. Направляем на Первый Остров делегацию с предложением добровольно войти в состав Империи. Впрочем, внутренний голос мне подсказывает, что ничего путного из этого мероприятия не выйдет. Делегатов пошлют куда подальше, а, скорее всего, пленят или казнят. После этого мы уже предпримем конкретные действия, направленные на захват Первого Острова.

— ГРАФ, а если вдруг делегацию нашу встретят с распростёртыми объятиями и примут наши условия? — спросил я.

— Сир, Вы сами-то в это верите? На Острове смута, гражданская война, объявился какой-то РЕГЕНТ. Пираты, однако… Думаю, что ничего путного не выйдет.

— Кто знает, кто знает… Именно при таком положении дел и раскладе сил у нас и может что-то получиться, — задумался я. — Ладно, продолжайте. Что следует делать дальше, по вашему мнению?

— Так вот, Сир… Далее мы концентрируем на западном побережье все наши войска, собираем флот, имеющийся в нашем распоряжении. Должны быть задействованы все плавательные средства: военные корабли, транспортные и торговые суда, рыбацкие шхуны. Вернее, флот и войска мы собираем ещё до отправки мирной делегации. Как только станет известно о провале её миссии, организуем мощную пропагандистскую компанию против Первого Острова и на волне всеобщего праведного народного негодования и гнева отправляем туда войска!

— ГРАФ, насчёт «волны праведного народного гнева», — с этим я полностью согласен, это мне очень нравится, — поддержал я его. — Народный гнев нам не помешает! Кстати, у меня есть неплохой лозунг для предстоящей военной компании: «Всё для войны, всё для победы! Родина-мать зовёт! Враг у порога! Братья и сёстры! Сплотите свои ряды!». Как вам?

— Превосходно, Сир! Гениально! Мы немедленно внедрим данные лозунги в массы! — просиял ГРАФ. — Это поможет поднять боевой дух и мобилизовать достаточные силы для грядущей великой победы!

— Вы знаете, ГРАФ… — задумался я. — У меня возникают некоторые опасения по поводу переброски войск на Первый Остров. Его флот, в совокупности с пиратским, всё-таки превосходит наш. И вообще, выигрывает тот, кто подготовлен! Только внезапность, исключающая надлежащую подготовку со стороны врага, даст нам преимущество в войне. Если мы предварительно направим делегацию с соответствующими требованиями, то противнику станет ясно, что готовится вторжение. В таком случае он наверняка успеет сплотиться и подготовиться к обороне или к агрессии против нас. Я думаю, что никаких делегаций отправлять не надо. Повторяю! Наше оружие — внезапность! Как можно более скрытно концентрируем войска на двух-трёх направлениях, и в бой! Противник просто не успеет осмыслить ситуацию, договориться и объединить свои силы. Разобьём всех поэтапно и поодиночке!

Я нервно застучал пальцами по столу, с ненавистью посмотрел в серое небо за окном, которое гипнотизировало, подавляло и угнетало. Внутри меня вдруг стало зарождаться и нарастать какое-то внутреннее возбуждение и странное напряжение, которое требовало немедленного выхода.

— Никаких миссий и делегаций! Мне не нужны эти ваши дурацкие феодальные штучки! — рявкнул я. — Может быть, наша делегация ещё и предложит противнику время для раздумий, скажем, месяц-два, как это, очевидно, у вас принято!? Ничего глупее представить себе не могу! К чёрту Основной Закон! До сих пор я не встретил на этом Острове ни одного человека, который бы его придерживался и соблюдал. Наша стратегия — блицкриг! Только молниеносные и решительные действия! Вперёд и только вперёд! Вперёд на Запад! Вот так!

Я вдруг почувствовал, что впадаю в какой-то дикий экстаз, кровь заиграла, вскипела и вспенилась в моих жилах, как перегретое и небрежно откупоренное шампанское. Я вскочил, стряхнув со своих колен задремавшую, было, на них ГРАФИНЮ, грохнул кулаком о стол.

— «Запад есть Запад, Восток, есть Восток, и вместе им не сойтись!». Полная ерунда! Этот идиот был не прав! Воспеваешь Империю, так воспевай её до конца! Всё у нас сойдётся и состыкуется при желании и умении. Вперёд, на Запад! Одержим Победу и сойдёмся, ещё как сойдёмся!

После этой тирады я, тяжело дыша, снова упал в кресло. Мои собеседники, потрясённые таким мощным эмоциональным взрывом, застыли, как изваяния. Причём ГРАФИНЯ застыла, сидя на полу у моих ног.

— Сир, — робко обратилась ко мне девушка, неожиданно перейдя на «Вы». — О каком идиоте Вы говорили? А цитата, вообще-то, умная, великолепная… Но мне кажется, что Вы её подаёте не в том контексте, извините, — передёргиваете. Её автор наверняка мыслил в стратегическом масштабе, а Вы в тактическом. Вообще-то, кто он такой? По поводу чего он произнёс эту фразу?

Я встал, бережно поднял ГРАФИНЮ с холодного пола, посадил её в своё кресло и задумчиво произнёс:

— Жил, знаете ли, где-то, когда-то один писатель и поэт. Где, когда? Как его там звали? Чёрт его знает… Да нет, вспомнил! Киплинг! Джозеф Редъярд Киплинг. Певец Империи… Какой Империи? Не помню, не помню. Всё, что я внезапно вспоминаю, имеет вид глубокой, необъятной и чёрной воды, скрытой подо льдом. Вот он — белый, холодный и вроде бы очень прочный, монолитный. Ан, нет! Вдруг натыкаешься на полынью и видишь кусок оголённой незадолго до этого, казалось бы, потаённой воды. Но это всего лишь маленькая частица огромного океана, лишь фрагмент мозаики! Вы понимаете меня, ГРАФИНЯ? Вот такова моя память. Ну и Бог с нею. Надоела мне уже эта тема. Вернёмся к нашим планам…

— О, Сир! Вы совершенно правы. Я с Вами согласен. Никаких переговоров! Только молниеносные и решительные действия! Великолепно! — искренне восхитился ГРАФ.

— То-то, то-то, — устало улыбнулся я. — Завтра утром отдайте необходимые указания о передислокации части войск на юг. Оставьте в Столице небольшой гарнизон. Усильте, на всякий случай, наши войска по всему западному побережье, мало ли что. Я отправляюсь на юг сегодня, начну организацию подготовки к войне. Встретите здесь Графа Восьмой Провинции, обсудите с ним все нюансы будущей аудиенции и принятия Присяги, и выдвигайтесь вслед за мною. Примите меры к тому, чтобы мой отъезд прошёл незамеченным.

Я на некоторое время задумался, потом подошёл к ГРАФИНЕ, обнял её, поцеловал в розовую щёчку.

— Сильно я тебя уронил, дорогая, не ударилась?

— Да, ерунда… Как может удариться при таком пустяковом падении наездница Горных Жеребцов!?

Мы все засмеялись. Ветер за окном стих, пламя в камине уменьшилось, но угли давали ощутимый жар, в комнате стало чуть темнее, но значительно теплее и уютнее. Мне вдруг пришла в голову одна неожиданная и интересная мысль.

— А знаете что, ГРАФ! Мы, пожалуй, поступим несколько иным образом. Завтра к полудню собираем Большой Военный Совет с участием всех глав Провинций. Граф Восьмой Провинции даёт присягу. Я объявлю военную доктрину. Звучать она будет так: «Второй и Третий Острова — едины!». Вы разъясните присутствующим план наших дальнейших действий, а именно: отправку на Третий Остров делегации с целью проведения переговоров о присоединении его к моей Империи. Ведь я, вообще-то, как никак являюсь Королём Третьего Острова и пришло время восстановить там мою законную власть! Пока делегация будет готовиться, пока будут сформулированы наши требования…

Я напрягся, почувствовал лёгкий кураж и просветление, словно выпил полную рюмку Звизгуна, и продолжил:

— А в это время большая часть наших войск концентрируется на северо-западе страны, в двух-трёх местах. Не на юге, и не на западе! Меньшая часть армии, возглавляемая лично мною, двигается на юг нашего Острова. Вы понимаете, к чему я клоню, ГРАФ?

— Начинаю понимать, Государь.

— Дорогая, насколько я знаком с географией, Первый Остров располагается на западе от нашего, а Третий Остров — на северо-западе. Верно?

— Да, Сир. Три Острова образуют неправильный треугольник. Одна короткая сторона соединяет Первый и Второй Острова, две длинные стороны соединяют их с Третьим Островом, который находится на севере. Как бы так…

— Таким образом, концентрация наших войск на северо-западе будет свидетельствовать о нашем желании двинуться в сторону Третьего Острова, и ничего более. О том, что на самом деле вторжение осуществится на Первый Остров, никто, кроме нас троих, знать не должен. Повторяю, — никто, даже БАРОН. Нет, пожалуй, его придётся посвятить в наш план. Пусть организует соответствующую пропагандистскую компанию здесь и отправит на Первый Остров как можно большее количество агентов, которые распространят там нашу дезинформацию. Ну, а на Третий Остров никого посылать не будем. Пусть пока живёт своей загадочной жизнью. Бог с ним, потом разберёмся как-нибудь…

Я нервно прошёлся по кабинету, задумчиво посмотрел в ещё жарко дышащий, но уже потихоньку остывающий камин, а потом продолжил:

— Затем грузим северо-западные войска на корабли, торжественно отплываем в сторону Третьего Острова, а потом меняем курс и держим путь в сторону Первого Острова. Обрушиваемся на его северо-восточную часть. В это время я с малыми силами, но с АНТРОМ, высаживаюсь на юго-востоке Первого Острова и сразу же овладеваю Провинцией ГРАФИНИ. Это должно пройти, как по маслу. А потом закрепляю успех, завоёвываю всю южную часть Острова и двигаюсь на север на соединение с вашими войсками, ГРАФ. Вот так, и только так! Войска из центра мне, собственно, и не нужны. Их вполне достаточно в наших южных Провинциях. Основную ставку я сделаю на ЗВЕРЯ!

— Гениально, Ваше Величество, гениально! План, достойный Императора! — в один голос восхитились мои собеседники и захлопали в ладони.

— Ладно, хватит… Вы же знаете, что я этого не люблю. Комплимент хорош, когда он произнесён искренне, что бывает крайне редко, — с ленивой досадой поморщился я.

— Обижаете, Сир, — с негодованием произнёс ГРАФ. — План действительно великолепен, это я Вам говорю, как на духу.

— Ладно, приступаем к его осуществлению завтра с раннего утра. Утро вечера мудренее, знаете ли.

Я прошёлся по гладкому мозаичному полу. Ветер то неистово бился в окна, то стихал на какое-то время. Пламя в камине потихоньку пожирало само себя, будучи почти лишённое поддержки дров. Становилось совсем зябко и неуютно. Я поморщился. Как хочется к морю! Вдохнуть бы сейчас тёплый солёный воздух, насыщенный запахом степных трав. Мечтаю о синем, бездонном, бесконечном и беспечном небе, и о таком же синем, бездонном, бесконечном и беспечном море! А ещё хочу увидеть южные горы. Они очень сильно отличаются от северных. Тёплое море от них расположено невдалеке, буйство природы у их подножия поражает воображение. Растительность от предгорий плавно переходит в альпийские луга, и на фоне их ароматного великолепия — сияющие под солнцем белоснежные шапки на вершинах! Всё, не могу больше переносить это проклятое серое промозглое небо и снег с дождём! Надоело, чёрт возьми! Вперёд, на юг!

Я вдруг, как всегда неожиданно, вспомнил фразу, где-то и когда-то услышанную или прочитанную, и произнёс её вслух:

— «Боже, пошли мне берег, чтобы я мог от него оттолкнуться, мель, чтобы я мог с неё сняться, шквал, чтобы я мог устоять!».

— Сир, к чему это Вы? — удивлённо спросил ГРАФ.

— Как к чему!? Неужели непонятно!? — возмутилась ГРАФИНЯ и склонилась над листом бумаги.

Я услышал скрип пера. Девушка, прикусив губку, лихорадочно что-то записывала на нём.

— Граф, это старинная молитва мореплавателей, коими нам с вами предстоит вскоре стать, — весело произнёс я. — Собственно, эта молитва не только тех людей, которые плавают по морям. Это молитва всех людей, плавающих по жизни!

Я подошёл к ГРАФИНЕ, поцеловал её в плечо и спросил:

— Дорогая, так ты всё-таки умеешь писать?

— Да, как ни странно… Сама удивляюсь. Всё, я заканчиваю. Пусть тебя это не смущает. Просто ПОЭТ попросил меня в его отсутствие конспективно отражать на бумаге наиболее важные события, происходящие с твоим участием, а так же записывать все твои наиболее ценные мысли, что я и делаю. Цитатник, знаешь ли, необходимо пополнять, как ты любишь говорить, — усмехнулась девушка. — Самое интересное и удивительное, дорогой, что ты высказываешь подчас действительно умные и оригинальные мысли. Не только чужие, но и свои…

— Ну, спасибо за оценку моей личности. Кто ещё в этом мире меня может искренне похвалить!? Пожалуй только ты, да ПОЭТ.

— Сир, Вы меня обижаете, — насупился ГРАФ.

— Ну, извините, извините, я несколько погорячился. Но вы не представляете, сколько развелось вокруг меня льстецов, лжецов и фарисеев! Они с каждым днём размножаются в геометрической прогрессии, растут как на дрожжах, заполняют и переполняют всё пространство вокруг меня!

— Не знаю, кто такие фарисеи, Сир. А что касается льстецов и лжецов, то это вполне естественный и закономерный процесс. Как же без них? Как же Вы хотели? Такова жизнь, — грустно вздохнула ГРАФИНЯ, а потом миндально и изумрудно улыбнулась, — Сир, а не изволите ли на закате сего дня произнести ещё что-нибудь такое особенное, — для истории, для вечности? Ну, и для меня, индивидуально!?

Я слегка усмехнулся ей в ответ, подошёл к камину, который почти погас. Впрочем, угли, оставшиеся от погибших в агонии дров, ещё согревали небольшое пространство вокруг.

Никаких особенных мыслей для истории в моей голове не имелось. Но я напрягся, подумал и произнёс то ли впопад, то ли не впопад:

— Для того, чтобы стать кузнецом, надо ковать! Для того, чтобы чего-то достичь, следует решительно идти вперёд! Это касается всего, в том числе и науки, и войны, и истории, а особенно любви… Кстати, дорогая! Тебе никто не говорил раньше, что ты очень красивая женщина!? А, вообще, я тебя безумно люблю!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Перед тем, как отправиться на юг, я зашёл в комнату, где содержался МОЛОТ. Я периодически навещал раненого, с удивлением наблюдая за его фантастическим физическим восстановлением.

Те телесные повреждения, которые были причинены ему в результате удара моим мечом, конечно же, являлись не совместимыми с жизнью. Это мог понять любой человек, даже совершенно далёкий от медицины. Однако факт остаётся фактом: МОЛОТ выкарабкался, переступил черту, отделявшую его от смерти, уверенно перешёл с тёмной на светлую сторону улицы под названием жизнь.

Все кости и ткани головы и шеи восстановились, зажили, вернулись в своё первоначальное состояние. Повреждённая кожа у больного стала розовой и нежной, как у младенца. Дышал он глубоко и ровно, всё у него было вроде бы в норме, но при этом мозг его в полную силу пока не функционировал, находился как бы в дремотном состоянии, в сознание он не приходил. Каким образом можно было вывести бойца из данного состояния, я не знал. На здешних медиков у меня особой надежды не было.

Между тем, на МОЛОТА я возлагал очень большие надежды. Он являлся тем ключом, которым я надеялся открыть тяжёлый амбарный замок, скорбно висящий на большом и крепком сундуке моей памяти.

— Кома… — вдруг подумал я вслух и удивился этому слову. — Боже мой! МОЛОТ находится в состоянии комы. Кома, кома… Откуда всплыло это слово, что оно означает? Кома, кома… Ах, да, вспомнил, теперь примерно понятно!

Я долго сидел около кровати Ускоренного, думая о разном. Потом я подозвал к себе тощего врача, нервно забившегося в угол, и мягко спросил его:

— Любезный, каково ваше мнение по поводу здоровья данного пациента? Только искренне, как на духу!

— Ваше Величество, этого быть не может! — неожиданно громко и звонко произнёс лекарь, через секунду смутившись от своего напора и безапелляционности.

— Чего конкретно не может быть? — недовольно буркнул я.

— Всего, Сир, всего… Я, конечно, приложил очень большие усилия к лечению больного, использовал все последние достижения современной медицины, в том числе и самые эффективные способы дезинфекции. Да, да! Я являюсь сторонником и пропагандистом теории Первого Академика о вредных невидимых существах, которые обитают вокруг нас и в нас, и являются причиной многих болезней, вызывают воспалительные процессы во всём теле, в его органах, в том числе и на раневых поверхностях. Я считаю, что это грандиозный прорыв в науке, который открывает невиданные перспективы! А если пойти ещё дальше, то…

— Милейший, немного попозже я расскажу вам много интересного о биологии и медицине. О, сколько нового вы узнаете! Бактерии, вирусы, лейкоциты, эритроциты, тромбоциты, антисептики, иммунная система, антиоксиданты, витамины, антибиотики, геном, нейроны, гормоны, ферменты и так далее и тому подобное… Вы услышите обо всём этом из моих уст первым, я обещаю! Кроме этого я поведаю вам о самых проверенных и надёжных способах лечения импотенции, простатита, бесплодия, геморроя, а также об уникальных средствах, полностью и бесповоротно ликвидирующих перхоть, и ещё кое о чём. А пока я задал вам конкретный вопрос, на который жду ответа! — раздражённо рявкнул я, резко вставая.

Было как-то нехорошо, тревожно и противно на душе, как будто кто-то невидимый и могущественный играл с моим сознанием, ломал его, раздваивал, повергал в хаос и восстанавливал вновь. Спокойно, спокойно, ПУТНИК! Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул тяжёлый воздух, который был насыщен резкими и неприятными больничными запахами. Потом успокоился, взял себя в руки. Да, мне явно пора к морю. Срочно и незамедлительно! О, море, море!

— Ну, а насчёт микроорганизмов… В этом ваш Первый Академик совершенно прав. Где он сейчас находится, кстати?

— В тюрьме, Ваше Величество, как и положено истинному гению, опередившему своё время, — ответил мне бледный лекарь.

— Спорное утверждение, однако… Вот я перед вами, — истинный гений, опередивший своё время. Но я не нахожусь в тюрьме. Или я вовсе и не гений, а всего лишь ничтожная мошка, возомнившая себя чёрти чем! А, может быть, я только невесомая пыль на ладони Бога, а!? — снова взорвался я.

Да, мне необходимо расслабиться, отдохнуть. Чёрт возьми, хочу к морю! Жажду солнца, простора, солёного воздуха, южных гор! Всё так надоело! Не могу больше переносить этот снег с дождём на фоне мутного серого неба! Ну что за погода в этих краях!

— ШЕВАЛЬЕ, освободите этого Академика, истинного гения, доставьте ко мне, я желаю с ним побеседовать, пообщаться. Немного попозже…

— Будет исполнено, Сир, — поклонился мне юноша, до этого со скучающим видом подпиравший входную дверь.

— Извините, Государь, но освободить моего коллегу так сразу не удастся, он, увы, находится в тюрьме на Первом Острове, — робко вмешался в разговор лекарь.

— Жаль, жаль, но всё в наших руках, ничего, скоро мы… — начал было ШЕВАЛЬЕ, но я его резко прервал:

— Друг мой, поосторожнее!

— О, Сир, извините меня!

— Да, жаль, что ваш друг содержится в тюрьме на Первом Острове, к сожалению, как вам это известно, мы заняты сейчас подготовкой военной компании в отношении Третьего Острова. Ладно, пока снова вернёмся к нашему больному. Так что же не может быть?

— О, Сир, то, что происходит с этим человеком, невероятно! Я думаю, что всё моё лечение, честно говоря, не оказывает на процесс выздоровления никакого особого эффекта. Это, извините, как мёртвому припарка. Делай её, не делай, один результат. Мёртвый, он и есть мёртвый… Так и здесь. Больной был сначала почти мёртв и абсолютно безнадёжен, в этом я до некоторых пор был уверен, потом стал вдруг скорее жив, чем мёртв, а сейчас, конечно, жив, но всё равно почти мёртв. Это я о его мозге… А все мои процедуры — это так, для моего личного успокоения. Ну, подкорректировал я больному лицо, ну сломал кое-какие неправильно сросшиеся кости, ну наложил пару-тройку швов, ну, меняю повязки. Вот, собственно и всё… И вообще, в данной ситуации ничего я толком не понимаю! О, как же мало я знаю, будь проклято неведение, угнетающее разум! — эскулап вдруг всхлипнул, упал на стул и застыл на нём, скорчившись.

Я подошёл к нему, успокаивающе потрепал по плечу:

— «Мой друг Горацио, есть многое на свете, что неизвестно нашим мудрецам!».

Боже, скоро я устану повторять эту фразу! Но как без неё обойтись в этом непонятном и странном мире!? Лучше не скажешь, как не пыжься! О, Уильям наш, о, Шекспир! Я некоторое время посидел молча, закрыв глаза, потом встрепенулся, слегка хлопнул лекаря по плечу.

— Не расстраивайтесь… Вы, как и любой человек, многое не знаете, ну и что в этом страшного? Не вы один. Узнаете, познаете всё со временем. А вот я, зная очень много, почти ничего из этого не помню. Представляете? Вот где парадокс, вот где трагедия! Отсутствие памяти у человека, имеющего идеально здоровый организм, — это то же, что отсутствие палки или собаки-поводыря у слепого!

Врач вдруг разогнулся, выпрямился. Он удивлённо посмотрел на меня, его глаза, до этого замутнённые горечью и отчаянием, мгновенно приобрели острое и ясное выражение. Профессиональный интерес успешно переборол горе от незнания.

— Ваше Величество, так я же ведь признанный всеми специалист по болезням мозга, у меня же кафедра в Первом Университете! Вернее, она была…

— Ничего, ничего… Восстановим вашу кафедру, доктор, встретимся ещё, пообщаемся, подискутируем. Чуть-чуть попозже…

Я подошёл к узкому окну, с ненавистью посмотрел на круговорот снега и дождя за ним. Созерцание этого гнусного и отвратного зрелища заняло у меня некоторое время, тишину в комнате нарушало только ровное и чуть хриплое дыхание пленника. Я, наконец, оторвал свой взгляд от окна и приказал стоявшему по стойке «смирно» в углу комнаты начальнику охраны:

— Глаз с больного не спускать! Как я думаю, он должен скоро прийти в себя. Усилить охрану максимально! Руки и ноги этого индивидуума заковать в двойные, нет, в тройные кандалы. Наблюдение за пленником должно быть постоянным. Дверь обшейте металлическими листами. В десяти-пятнадцати шагах по коридору соорудить решётку, за ней расположить пару арбалетчиков и ещё в пяти-семи шагах, несколько лучников. Входить в комнату только по двое, дверь сразу же запирать. Как только больной очнётся, немедленно сообщить об этом мне, если, конечно, это будет возможно. В противном случае вызовите моего надёжного и осведомлённого обо всём человека. Вот его координаты. Ежели пленник сбежит, то четвертую виновных и рядом находящихся невиновных, перед этим всех слегка поджарю. Вас, сударь, четвертовать не буду. Подвергнитесь медленному копчению на соломе в течение нескольких дней с перерывами, до образования хрустящей корочки. Ясно?

— Так точно, Ваше Величество! — гаркнул начальник охраны, вытянувшись в струнку, покрывшись красными пятнами и безумно выпучив глаза.

— Превосходно… Да, жалование охране увеличиваю в два раза, вам лично, — в три! Всё сказанное немедленно довести до сведения персонала! — сурово произнёс я, а потом, перед тем, как выйти, поманил к себе гуттаперчевого тюремщика пальцем и зловеще прошептал ему в ухо. — Это не человек, это посланник Ада, будьте крайне осторожны…

После Военного Совета, с наступлением темноты я, надеюсь, незаметно, отбыл в карете из Столицы на юг. Меня сопровождали ГРАФИНЯ, её близкая подруга Фрейлина, ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ. Охрана состояла из сотни отборных и легко вооружённых конников моей свежеиспечённой Личной Гвардии. Двигались мы быстро, почти нигде не останавливаясь, довольствуясь небольшими привалами прямо в поле. Я в очередной раз находился в состоянии «ИНКОГНИТО», из скромной кареты почти не выходил, старался не являть свой лик миру без особой надобности. Само собой, никаких штандартов, официоза и помпезности!

Лишь один раз мною было сделано исключение, а именно, — ночная остановка в благословенном месте под названием «Трактир Тихая Прохлада». Я заранее выслал вперёд гонца для того, чтобы хозяин предпринял необходимые меры для нашей встречи и сохранения моего «ИНКОГНИТО».

Прибыли мы в трактир в сумерках. При подъезде к нему нас встретили несколько слуг с факелами. Входную дверь заведения гостеприимно освещали два больших масленых фонаря. По бокам от неё стояли двое слуг, одетые в длинные, расшитые золотом, камзолы. Трактир почти не изменился, но стал выглядеть как-то добротнее и солиднее: новая, крепкая, окованная медью дверь, которая была до блеска начищена, свежевыкрашенные стены и окна, обновлённая черепичная крыша. Рядом находилась пара просторных двухэтажных зданий, видимо, недавно построенных. На двери заведения висела большая табличка с надписью: «Специальное обслуживание. Извините за неудобства. Милости просим попозже».

Я легко и весело рассмеялся, мои спутники дружно вторили мне.

— Господа! — торжественно произнёс я. — Недавно я в вашем присутствии вспоминал об этом удивительном заведении. Именно здесь, как ни странно, зародилась Империя! Собственно, как известно, всё великое всегда зарождается в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. Но, я не о том… В этом милом заведении вы отведаете два удивительных фирменных блюда, о которых я вам неоднократно рассказывал и которые, к счастью или несчастью, по настоящему могут готовить только здесь. Кстати, а где же наш хозяин?

— Я уже перед Вами, Ваше Величество! — появился запыхавшийся краснощёкий ТРАКТИРЩИК. — Давно ждём Вас! Я за это время от волнения глаз не мог сомкнуть! Решил принять для бодрости Звизгуна, тяпнул стопочку и, как будто в чёрную глубокую яму провалился. Еле меня разбудили. Уж, извините, пожалуйста!

— Да ничего! Бывает… Сам такой… — усмехнулся я. — А какова же была ёмкость этой самой стопочки?

— Ну, какова, какова? Вполне щадящая, Сир… Сопоставима с теми бокалами, из которых Вы с ШЕВАЛЬЕ пили перед той славной заварушкой.

— Сир, о какой это заварушке идёт речь, а? Почему я о ней ничего не знаю? — встревожено спросила ГРАФИНЯ.

— О, дорогая, — так, пустяковый случай, — усмехнулся я. — Размялись мы здесь как-то немного с ШЕВАЛЬЕ, развлеклись, продемонстрировали удаль молодецкую. Бывает…

— Ну, ну… — девушка безнадёжно махнула ручкой.

— Боже мой, неужели это вы, Ваше Сиятельство! Самая прекрасная из женщин, живущих в этом мире! Какая радость лицезреть вас вновь! Какая честь! — вдруг засуетился и взволнованно запричитал ТРАКТИРЩИК.

— Ну, полноте, мой друг. Неужели за всю свою жизнь вы не встречали подобных женщин? — насмешливо и иронично спросил я.

— Встречал всего один раз, Сир. Это была моя покойная жена… ГРАФИНЯ очень похожа на неё, — печально произнёс ТРАКТИРЩИК.

— О, извините нас, — вмешалась в разговор ГРАФИНЯ. — Мне кажется, что пора посмотреть на ваше легендарное заведение изнутри.

— Конечно, конечно, прошу вас, господа, милости прошу!

Через несколько секунд мы уже были в зале. Обстановка в нём оказалась вполне соответствующей такому приличному месту. Интерьер был полностью обновлён, причём, видимо, с участием человека, имеющего определённый вкус. Везде царили порядок и чистота, было очень уютно. Помещение ярко освещали свечи в массивных бронзовых канделябрах, огромный мраморный камин мирно и мерно гудел, слегка потрескивая и постанывая, охотно отдавая нам тепло, насыщенное ароматом тающей древесной смолы.

Один из столов около камина был застелен белоснежной скатертью, великолепно сервирован. В центре зала на подиуме сидел музыкант, он тихо и ненавязчиво наигрывал на лютне какую-то лёгкую и печальную мелодию. ПОЭТ сразу же направился к нему, присел рядом, музыка на некоторое время смолкла, так как два её истинных ценителя повели между собой оживлённый разговор.

— Ах, как хорошо, господа! — счастливо засмеялась ГРАФИНЯ. — Как покойно и тепло! Когда-нибудь мы ещё вспомним эту уютную тихую обитель, благословенное пристанище уставших бедных путников.

— Ну, насчёт обители для уставших путников я согласен, а вот насчёт их бедности, не совсем, — весело произнёс я, остановившись около стены, расположенной напротив входной двери.

На его гладком и белоснежном теле золотой краской было начертано: «Поставщик Двора Его Императорского Величества». Чуть ниже, под рельефными вензелями размещалась следующая надпись: «ЗВИЗГУН — напиток Императора, а значит — самого БОГА!». Я загоготал, как бешенный, в судорогах повалился в кресло, стиснул ПОСОХ так, что он начал нагреваться и слегка вибрировать. Немного отдышавшись, я спросил у хозяина:

— Любезный, да вы уже стали настоящим ресторатором. Статус вашего заведения явно подскочил не на один пункт. Так вы, оказывается, являетесь поставщиком моего Двора? Что-то давненько я не видел в нём старого доброго Звизгуна!

— Ваше Величество, производство сего напитка мною налажено в значительных количествах, конечно при строжайшем соблюдении качества. Склад полон. Но, пока, без Вашего милостивого соизволения, подкреплённого соответствующей бумагой, коею я давно жду, я рискую продавать Звизгун только в своём трактире, и то — нелегально, с оглядкой. Фискалы, знаете ли, не дремлют. Водочную монополию пока никто не отменял.

— А как же эти надписи на стене?

— Я их сделал вчера.

— Ай, да пройдоха! — засмеялся я. — Но обещание своё я помню, не беспокойтесь. ПОЭТ, а где наш писарь?

— Неподалёку, Сир, как всегда… Кликнуть?

— Кликните… Пусть захватит все принадлежности. Ну, а пока суть, да дело, предлагаю лёгкий аперитив. Господа, прошу к столу.

Все расселись по своим местам. Я расположился во главе стола. Справа от меня сидели ГРАФИНЯ, слева — ШЕВАЛЬЕ, напротив него — Фрейлина. Через пару-тройку минут к нам присоединился ПОЭТ. Я также пригласил за стол и хозяина. При этом ШЕВАЛЬЕ, как и положено в таких случаях, слегка напрягся и нахмурился, но, поймав мой мгновенный и острый, как лезвие бритвы, взгляд, моментально расслабился и сразу успокоился.

— Господа, мой первый тост: «За дорогу, которую осилит только идущий!». Пьём до дна!

Я встал, держа в руке тонкую высокую хрустальную рюмку, наполненную до краёв Звизгуном, строго посмотрел на присутствующих, давая понять им, что тот, кто не увидит дна, будет приравнен к государственным преступникам. Все вскочили, подняли свои рюмки, и, явно не собираясь изменять Государю, с энтузиазмом залпом выпили. Я опрокинул свою рюмку последним, ощутил тонкий, неуловимый и волшебный вкус напитка, горячей волной растекающегося по пищеводу и желудку. Закрыл глаза. Крякнул. Как хорошо!

Потом я ощутил какую-то тревожную тишину вокруг, огляделся. Дамы стояли с выпученными глазами, полными слёз, и полуоткрытыми ртами. ШЕВАЛЬЕ, как человек бывалый и уже познавший все достоинства и прелести Звизгуна ранее, торопливо отправлял в рот огромный солёный гриб. ТРАКТИРЩИК просто с удовольствием нюхал кусок чёрного хлеба.

— Да что же это такое! Хозяин, наших милых дам надо было предупредить! — я мгновенно подскочил к ГРАФИНЕ, подцепил на вилку пучок квашенной капусты и запихнул её девушке в рот.

То же самое я незамедлительно проделал и с Фрейлиной. Они обе интенсивно задвигали челюстями. Некоторое время все сидели молча, жадно поглощая многочисленные закуски.

— Сир, что это такое было? — наконец произнесла слегка заплетающимся языком ГРАФИНЯ.

— Тот самый Звизгун. Напиток Императора, а значит, — и самого Бога, — сурово ответил я.

— Вот он оказывается какой, — этот Ваш Звизгун! Неплох, неплох… Я думаю, что нам следует повторить. Интересно, как он пойдёт под солёные огурчики? — весело произнесла девушка, сверкая глазками.

— Вы уверены, Ваше Сиятельство? — осторожно спросил ШЕВАЛЬЕ. — У меня уже имеется некоторый опыт общения с этим напитком. Опасная вещь, скажу вам, затягивает, как любовная страсть. Влечёт за собою непредсказуемые последствия. Может быть, изволите вина? У нашего хозяина неплохой погреб. Вот, например, рекомендую портвейн «То-То», или превосходное красное сухое вино из винограда Южной Долины.

— Хочу страсти! — захлопала в ладошки ГРАФИНЯ. — Хочу экстаза! Да здравствует Звизгун! Какое может быть вино?! Ах, — эта мерзкая кислая дрянь! Фу, я его никогда не любила. Пила для приличия. Наконец-то я нашла напиток, достойный Наездницы Горных Жеребцов!

— Ну что же, милая моя, — гулять, так гулять! Хозяин, а у вас имеются Горные Жеребцы? — весело спросил я.

— Сир, ну откуда они в здешних краях?! О чём Вы говорите!? Да и вообще, — пара их стоит столько же, сколько всё моё заведение.

— О, как!? — удивился я. — ГРАФИНЯ, так вы очень богатая дама!?

— Была богатой, Сир, была. А сейчас — бедная, сирая, гонимая безжалостной судьбой, бесприданница. Ни кола, ни двора!

— Ах, ты несчастная моя… Ничего, ничего, скоро будешь с приданным. Замок отремонтируем или восстановим, в зависимости от ситуации. Продадим несколько этих самых знаменитых жеребцов и найдём тебе достойного жениха.

После моих слов девушка вспыхнула, вскочила, подняла полную до краёв рюмку и произнесла:

— Выпьем за безумную страсть, сметающую всё на своём пути! За страсть, не согревающую, а испепеляющую! Душа без страсти, как камин без огня. За страсть!

Все встали, выпили до дна, закусили на этот раз грамотно и без суеты.

— Вы знаете, господа, — томно произнесла ГРАФИНЯ. — Состояние лёгкого насыщения за столом после закусок и перед подачей следующих главных блюд подобно состоянию любовников после торопливого и бестолкового первого полового акта. А вот второй совершается уже медленно, с расстановкой, с истинным удовольствием, и приносит настоящее чувство удовлетворения и насыщения. Как Вы считаете, Государь? — спросила ГРАФИНЯ игривым голосом.

— Ну что за аналогии, дорогая. При дворе за такое вас сразу бы линчевали наши светские моралистки, живого места от вас не осталось бы!

— Наплевать на всех их, наплевать! О, сколько аморального запрятано в шкафах у этих моралисток, если бы Вы знали, Сир!

— Ну, ну…

— Да, вот так!

— Хозяин, а какова ёмкость ваших, так называемых, рюмок? — лениво поинтересовался я.

— Сир, ёмкость их сравнительно небольшая, всего каких-то пятьдесят-шестьдесят грамм. Это они по виду такие объёмные, а на самом деле так, баловство.

— А какова крепость Звизгуна в настоящее время?

— Государь, да всего-то на всего, сорок пять градусов. Ерунда… Скажу Вам по секрету, — будущее совсем не за этим напитком. Вот у меня в одном из потаённых мест имеется дубовая настойка. В её основе — чистейший виноградный спирт тройной выгонки. Настаивается в дубовой бочке уже третий год. Это моя идея… До этого я делал подобные напитки, но очистка была не та, да и настаивал я спирт в основном на дубовых стружках, да и сроки особо не выдерживал, пара-тройка недель, не более того. Короче, тот напиток расходился как-то вяло. А тут вдруг произошёл такой случай. Приготовил я спирт для Звизгуна, заполнил им не обычную, а дубовую бочку, и поставил её в дальний угол, а потом о ней забыл. Вспомнил через год. Открыл, а там меня поджидал очень и очень интересный и необычный напиток! Попробовал, — понравилось. Решил для эксперимента подержать жидкость в этой бочке ещё некоторое время. Чувствую, принесёт мне этот опыт успех! Получится продукт высочайшего качества со специфическим вкусом и ароматом. Вот, только не знаю, как его назвать.

— Коньяк… Назовите его КОНЬЯКОМ, — меланхолично произнёс я, наливая себе третью рюмку Звизгуна.

— Коньяк, коньяк… А что, необычное, интересное, и я бы сказал, — смачное название. Коньяк, коньяк… Очень хорошо. Так и сделаю. Ну что же, Ваше Величество, как только мы завоюем Первый Остров, так и попробуем этот самый КОНЬЯК.

Я вздрогнул, поперхнулся, закашлялся. За столом воцарилась настороженная тишина. Я резко опрокинул содержимое рюмки в себя, не забыл закусить, а потом ледяным, но спокойным голосом, задал хозяину закономерный вопрос:

— Откуда у вас такая информация, ну, о Первом Острове!? Кто сообщил, кто ещё об этом знает!?

— Ваше Величество, ну что я такого сказал! Все знают, что Вы намереваетесь захватить, вернее, присоединить к Империи, Первый Остров. Совершенно правильное решение. Со стратегической точки зрения …

— Боже, оказывается каждый трактирщик у нас стратег! Свинарки и пастухи, видимо, относятся к категории тактиков. Только так, никак иначе! Всё, уезжаю в деревню сажать капусту! Единственное обязательное условие — наличие рядом моря, и, конечно, же, приятного собеседника. ШЕВАЛЬЕ, составите мне компанию? Нет? Не слышу ответа. Я думаю, что, навряд ли… У вас же всё впереди. Вам, само собой, следует совершенствовать мастерство владения мечём, участвовать в турнирах, путешествовать. А кроме этого, учитывая вашу внешность и кое-какие другие качества, у вас имеются вполне реальные перспективы поиметь половину женского населения трёх Островов. Ну что же, я на вас не в обиде…

— Сир, здесь дамы, — фыркнула ГРАФИНЯ. — Что Вы несёте!

— Да уж, только что я слушал одну из дам. Ну, а вы, ПОЭТ? Поедете со мною в деревню? Ведь вы неоднократно указывали на наличие у меня литературного таланта. Его следует развивать. Будем выращивать капусту, писать, думать, мечтать, творить, дискутировать, просто разговаривать о том, о сём. Ну же, как вам такие перспективы? Вижу по вашей кислой физиономии, что они вас совершенно не устраивают, — странник и любовник вы наш вечный!

Я рассеянно посмотрел в камин, нахмурился. Да, Звизгун даёт о себе знать. Следует сделать небольшой перерыв. Я встал, прошёлся по залу. Все вскочили вслед за мною со своих мест. Я сделал им знак присесть, а потом печально продолжил:

— Ну, а о ГРАФИНЕ я уж ничего и не говорю. Такая дама, и капуста…Вещи явно несовместные. Увы, увы… Да и вообще, — кому нужен нудный, лысеющий и стареющий литератор, тужащийся родить что-нибудь этакое гениальное и оригинальное, забыв, что этот свет уже давным-давно всё повидал, познал и испытал. И всё давно уже описано, исписано и множество раз переписано… Зачем я ей, — этой роскошной женщине, владелице огромного состояния в виде Горных Жеребцов!? Одна надежда на БУЦЕФАЛА. Возможно, он меня не покинет. О, я совершенно забыл о ЗВЕРЕ! Уж он-то наверняка будет всегда рядом, пёсик мой любимый! В принципе, неплохая получается компания, совсем неплохая… Да, — и ещё ПОСОХ! Мне всегда есть на что опереться в долгом пути по скорбной и бесконечной дороге бытия…

Я горестно покачал головой, плеснул в рюмку Звизгуна, залпом её выпил, подцепил на вилку солёный огурец, с удовольствием им захрустел.

— Сир! Всё? Надеюсь, Вы спустили пар? — ГРАФИНЯ подошла ко мне и нежно обняла. — Что это у Вас за навязчивая идея выращивать именно капусту? Почему, допустим, не помидоры или огурцы? Вот такие маленькие, аппетитные, хрустящие огурчики! А!? Уединимся у меня в замке, так уж и быть, я Вас там пригрею и обласкаю. Разобьём огород и поставим теплицы. Сняли урожай, — часть огурцов засолили, часть замариновали, часть, — сразу же на рынок. Тем жить и будем. Ах, почему же только этим!? Вы правы в том, что ещё неплохой доход принесут нам Горные Жеребцы. У меня их целый табун. Как Вам такие перспективы? Но…

— Что, «но»?

— Но сначала нужно будет переплыть бушующее море, полное пиратов, отвоевать мои земли, перебить всех врагов и восстановить замок. Ну, — это же для Вас сущие пустяки, раз плюнуть! И по поводу стареющего и лысеющего литератора Вы явно погорячились, Бессмертный Вы наш…

Я не выдержал и громко расхохотался. Все облегчённо последовали моему примеру. Я ещё раз плеснул себе в рюмку Звизгуна, строго посмотрел на присутствующих. Они торопливо проделали то же самое.

— За наших любимых, преданных и любящих женщин! Только они спасают нас в самые трудные минуты бытия! Кавалеры пьют стоя! — произнёс я вечный, как этот мир, тост.

Все выпили, захрустели огурцами и капустой, потом стали доедать остатки салатов.

— А скажите-ка мне всё-таки, любезный наш хозяин! А откуда к вам поступила информация о моём намерении завоевать Первый Остров? Она вообще-то строго засекречена, конфиденциальна, так сказать.

— Сир, да ниоткуда и отовсюду! Ведь, извините, и ежу понятно, что начинать надо не с Третьего, а с Первого Острова.

— Так, так… То, что понятно ежу, понятно и любому мало-мальски думающему человеку, — вздохнул я. — Аргументируйте, милейший, — что, всё-таки, понятно в нашей ситуации и ежу?

— Хорошо, Сир. Во-первых, Вы и так являетесь Королём Третьего Острова. Он никуда не денется, вполне может подождать. С ним никогда не поздно разобраться… Это же всем ясно! Во-вторых, Вам необходимо, извините, для сохранения лица, как правильно сказала ГРАФИНЯ, отвоевать её владения. Знаете ли, «Балладу о Великой Любви» никуда не денешь! Она ко многому обязывает!

— Стоп, что за Баллада, почему ничего о ней не знаю? Есть известная всем Поэма, как она там называется?

— «Власть, война и любовь», Ваше Величество, — вдруг подала голос до этого сидевшая тихо Фрейлина. — Но если хотите услышать мою точку зрения, то произведение это, — так себе, довольное слабое, рассчитанное на средние умы, не в обиду ПОЭТУ это будет сказано. А вот «Баллада о Великой Любви», — это нечто… Гениально, потрясающе, пробирает до самого нутра, охренеть и офигеть можно, знаете ли.

— Боже, милая, что за слог!? — искренне удивилась ГРАФИНЯ.

— Ваше Сиятельство, извините, но если уж пошла такая пьянка…

— Боже, прекратите же! Да, о времена, о нравы! — возмущённо и изумлённо произнесла ГРАФИНЯ.

— Дорогая, оставьте Фрейлину в покое! Звизгун, — он на то и ЗВИЗГУН, чтобы после его употребления человек мог по настоящему расслабиться. Ваша подруга права. Откровенность нам всем в эту чудную ночь не повредит. Кстати, замечаете, что все мы сидим за столом практически трезвые? А сколько выпито! Но будьте осторожны, — это всего лишь иллюзия! Есть в состоянии опьянения одна коварная стадия. Я её называю второй. Испытываешь приятную эйфорию, подъём. Тебе кажется, что ты почти трезв, что рассуждаешь умно и логично, и вот именно сейчас, в эти удивительные минуты, рождается истина! Так, в принципе, оно и есть. Иллюзия необычайной раскованности ума в искреннем разговоре, переполненном экстазом, на этой стадии неизбежна, собственно, именно она придаёт ей остроту и шарм. Главное, как можно дольше поддерживать это уникальное состояние и не переходить на несколько иной уровень. Но это уже совсем другая история и тема…

Я встал, сделал всем знак рукой оставаться на своих местах, прошёлся по залу, подошёл к ПОЭТУ.

— Ладно, продолжим. Сударь, и что же это за Баллада? Почему я о ней ничего не знаю? Её написали вы?

— Увы, Сир, увы. Не я… Вещь замечательная. Не спорю… Намного сильнее моей Поэмы. А что Вы от меня хотите!? — вдруг с надрывом воскликнул ПОЭТ, метнув содержимое рюмки с божественным напитком в рот. — Писать на заказ, — себя не уважать! Вы думаете, мне не стыдно за это, так называемое, произведение, за мою Поэму!? Стыдно, ещё как стыдно! Дерьмо! Полное дерьмо! И это после «Моей женщины», — образца любовной лирики, который признан всеми! Стыд какой! Истинные ценители поэзии смеются и издеваются надо мною, как хотят. Извините уж меня, ради Бога! Не оправдал Ваших надежд! Хотите казните, хотите милуйте, — мне всё равно! Пожалуй, пойду повешусь!

ПОЭТ вдруг нервно и безнадёжно всхлипнул, тряхнул кудрями и залпом выпил ещё одну рюмку Звизгуна. Некоторое время мы все снова посидели молча, глядя на пылающий камин. Часть свечей уже отжили свой краткий, предопределённый от рождения срок, но их пока никто менять не спешил. Ну и славно… Хорошие мысли, как и откровенная беседа, чаще всего возникают в полутьме. Самое великое рождается на грани! Свет и тьма, огонь и холод, добро и зло…

Незаметно к столу нереальными тенями проскользнули два официанта, поставили на него несколько салатниц, пузатый и запотевший графин, очевидно, с фирменным напитком, поменяли тарелки и растворились где-то в углу, в полумраке.

— Дружище, — сказал я, обращаясь к ПОЭТУ. — Ну, полноте… Не занимайтесь самобичеванием. А собственно, почему бы и нет? Это мероприятие в принципе полезно, если оно, конечно, не перерастает в клинику. Надеюсь, вешаться всерьёз вы всё-таки не собираетесь? Я вот только что слегка поиздевался над собою и над вами. Ну и славно! Как выразилась ГРАФИНЯ, спустил пар. Вы его тоже спустили… Это хорошо. По моему мнению, Поэма ваша не плоха для вещи, написанной под заказ. Как вы это уже поняли, у меня есть вкус. Плюньте на всяких там рафинированных эстетов, критиканов и ничтожных завистников, внемлите гласу простого народа! Ему ваше произведение искренне понравилось. Об этом факте мне также совершенно искренне доложила Тайная Служба. Да, да! Есть такая организация! Но, Бог с нею, не будем портить аппетит…

Я потыкал вилкой в салат, налил в рюмку Звизгуна, опрокинул её в рот, с удовольствием зажевал солёным грибком.

— Кстати, дружище, вы в курсе, что настоящее искусство, истинно талантливое, предназначено лишь для избранных, для сравнительно немногих ценителей и эстетов, а всё остальное, соответственно, для прочих индивидуумов? Это касается и поэзии, и живописи и музыки, и всего остального. Не в курсе? Жаль, жаль… Вы, очевидно, думаете, что искусство — это фундаментальное и монолитное понятие, этакая глыба, которая не может быть разбита на несколько неравнозначных обломков, каждый из которых представляет свою определённую ценность?

Я снова опрокинул в рот рюмку со Звизгуном, крякнул, захрустел огурцом.

— Вы заблуждаетесь, мой друг! Может, — и ещё как может! Это как очень крупный бриллиант, разрезанный на несколько частей. Пара-тройка из них побольше, пять-шесть поменьше, всё остальное — мелкая пыль. Так и искусство. Оно бывает самым разнообразным по качеству и ассортименту, и предназначается разным потребителям. Что-то имеет первый сорт, что-то — второй или третий. А есть ещё и высший сорт! На всё найдётся свой покупатель. Теперь знайте эту, в общем-то, простую и нехитрую истину, и жить станет значительно легче. Пусть ваша Поэма и не является чем-то выдающимся, но скроена она вполне добротно. На первый сорт потянет. Если кто-то после её прочтения ощутит удовольствие, а может быть даже и настоящий экстаз, то считайте, что ваша великая цель облагораживания этого суетного мира достигнута!

Я встал, подошёл к камину, ощутил его усталое тепло, вдохнул полной грудью горький аромат догорающих поленьев. Потом я вернулся за стол и спросил у печального ПОЭТА:

— А не прочитаете ли вы нам что-нибудь этакое, особенное? Обстановка вполне располагает. Хочется услышать что-нибудь философское, хватит этой набившей оскомину любовной лирики!

— Сир, от лица всех присутствующих здесь дам выражаю самый решительный протест, — весело заявила ГРАФИНЯ. — Как же без любви!?

— Ну, хорошо, — предлагаю золотую середину, — засмеялся я. — Сударь, а есть у вас что-нибудь такое, любовно-философское?

— Конечно есть, Сир. Для Вас и ГРАФИНИ всегда найдётся. Извольте, послушайте вот это.

Камин почти догорел, стол освещал один единственный канделябр с четырьмя свечами, стоявший в центре. Я подошёл к ПОЭТУ, положил ему руку на плечо.

— Эх, дружище! Мне бы ваши проблемы… Вы молодчина! Великолепно, гениально! Бог с ней, с этой Поэмой. Всякому овощу свои время, место и условия созревания. Я горжусь, что рядом со мною находится такой поэт, как вы. После этого стихотворения и того главного образца любовной лирики, ну, как там его…

— «Моя женщина спит», — раздался мелодичный голос ГРАФИНИ.

— Спасибо, милая… Так вот, после этих двух стихотворений можно в принципе уже больше ничего и не писать. Вполне достаточно написанного… Вернее, писать можно и нужно, ну, чтобы не терять форму. Продолжите, например, эту самую нашу Поэму. Да не вздрагивайте вы так! История Империи только начинается! Нас ждут великие дела! Пишите не торопясь, с толком, с расстановкой, с чувством, и главное — качественно! То, что качественно, конечно не всегда гениально, но чаще всего хотя бы талантливо. Кстати, и гениальное не всегда бывает качественным. Вот где парадокс! Вот где место для дискуссий! Пишите, мой дорогой, пишите. Ваш дар, как и всё на этом свете, нуждается в развитии, в тренировке, в движении, иначе он пропадёт, атрофируются. Лишь дураки уверены, что талант нельзя потерять или просто пропить. Это не так! Пишите, цензора над вами нет, ну, может быть, я или ГРАФИНЯ сделаем вам пару замечаний. И что в этом страшного такого? Договорились?

— Да, Сир, — печально произнёс ПОЭТ.

— Ну и славно!

Я взял в руку рюмку, полюбовался игрой света на гранях хрусталя и произнёс тост:

— За творчество, за любовь!

Все выпили до дна. Усталость — эта вечная подруга алкоголя, как всегда внезапно затопила и поглотила меня. Я обнял ГРАФИНЮ, поцеловал её в висок, с наслаждением вдохнул аромат тяжёлых медных волос, слегка поклонился присутствующим:

— Извините, господа, пора и отдохнуть. Встретимся за завтраком. Хозяин, будьте любезны, подайте утром Империум, он будет очень кстати. ШЕВАЛЬЕ, проверьте посты. Спокойной ночи…

Огонь в камине окончательно потух. Только тонкие струйки дыма поднимались от чернеющих углей вверх, пытаясь, видимо, через дымоход добраться до звёзд. Глупые, — сдались вам эти звёзды! Они там, в своей холодной вышине, и сами, видимо, неприкаянны и одиноки, иначе, зачем и почему они покидают небо и падают на землю?

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Если расслабленность и усталость — вечные подруги алкоголя поздним вечером, то опустошённость и вялость — его верные спутницы утром. К завтраку, а, вернее, к обеду, все собрались за столом, будучи явно опустошёнными. Лучше всех выглядел ТРАКТИРЩИК. Ну, конечно, — годы неустанных и упорных тренировок по употреблению спиртного давали о себе знать.

ГРАФИНЮ я еле-еле поднял с кровати. Ночью она упала в неё, как в бездну и заснула таким крепким сном, что все мои слабые попытки вызвать в ней любовный пыл ни к чему не привели. Я, собственно, особо и не старался, так как сам почувствовал глубокую усталость и вскоре погрузился в глухие и тёмные пучины сна, крепко сжимая девушку в своих нежных и крепких объятиях.

«А поутру они проснулись»…

Проснулись мы тяжело, и не утром, — а в полдень. Моя ненаглядная лебёдушка выглядела неважно, была бледна, помята, мрачно смотрела в потолок, морщась от головной боли и осторожно массируя виски. Девушка истово клялась, что больше никогда не возьмёт в рот этот проклятый напиток с таким дурацким названием… Как его там? Звизгун… Какой идиот его придумал!?

Я мягко увёл ГРАФИНЮ от этой весьма щекотливой темы и объяснил, что её состояние проистекает отнюдь не из-за Звизгуна, как такового, а из-за отсутствия культуры пития, а иными словами, из-за чрезмерного употребления этого божественного напитка. Потом я подал ГРАФИНЕ стакан воды и, пытаясь её взбодрить, напомнил ей о надписи на стене в зале трактира.

ЗВИЗГУН, ИМПЕРАТОР, БОГ… Какова, однако, троица! Девушка слегка развеселилась и, то ли от воды, то ли от моей шутки, почувствовала некоторое облегчение. Я, конечно же, тоже испытывал определённое состояние дискомфорта в организме, но, как всегда, сосредоточившись, а потом, расслабившись, очень быстро восстановился.

После вежливого стука в дверь нашей спальни и приглашения к столу мы, не торопясь, оделись и спустились вниз.

ПОЭТ был бледен, как гипсовая статуя, и мрачен, словно полководец, проигравший накануне судьбоносную битву. Он нервно теребил салфетку дрожащими пальцами, тяжело уставившись в пол.

ШЕВАЛЬЕ выглядел чуть получше и посвежее. Правда, его замутнённые глаза, казалось, были почти лишены смысла, но периодически в них вдруг проскакивала лихорадочная искра воспалённого разума. В такие мгновения юноша словно приходил в себя от какого-то потустороннего транса, вздрагивал, и каждый раз удивлённо оглядывался вокруг, словно видел всё впервые.

О крайне плачевном состоянии Фрейлины я даже не буду упоминать. Единственным положительным фактором являлось то, что в моменты прояснения сознания взгляд ШЕВАЛЬЕ обязательно останавливался на девушке, при этом он заметно теплел, а щёчки Фрейлины в такие мгновения заметно розовели. Ну что же, если у них вчера что-то случилось и получилось, то слава Богу!

Некоторое время наша дружная компания сидела молча. Все, кроме меня, с отвращением посматривали на запотевший графин со Звизгуном, стоявший в центре стола.

— Ну что, друзья мои, вижу, что все вы живы и относительно здоровы. Это уже хорошо, — жизнерадостно произнёс я, потирая руки. — А здоровье мы сейчас подправим и поправим. С выпивкой мы вчера, конечно, переборщили, но какова была беседа, а?! Хозяин, как там наш Империум?!

— Ваше Величество, — уже созрел, немного потомился, обрёл подобающую консистенцию!

— Что за Империум, какой Империум? — глухо спросила ГРАФИНЯ. — Я ничего не хочу. Я ничего не буду! Можно мне просто посидеть за столом, и всё? Или ещё лучше, прогуляться по свежему воздуху?

— Дорогая моя, вы совершенно не понимаете, что сейчас из-за своего неведения пытаетесь закрыть дорогу в рай! Но я вам не позволю этого сделать. Хозяин, — подавай! Прямо из печи!

Через несколько мгновений на столе возник закопчённый глиняный казанок с ароматным варевом. Запахло бараниной, чесноком, лавровым листом и другими пряностями. Официанты быстро и аккуратно разлили бульон по глубоким тарелкам, положили в рядом стоявшие чашки с крышками по небольшим кускам дымящейся баранины.

— А теперь, господа, — торжественно произнёс я. — Самый ответственный момент! Тот, кто преодолеет его, испытает истинный экстаз, магическое продвижение к свету и моё личное одобрение! Ну, а тот, кто не рискнёт это сделать, останется в мутной болезненной трясине этого пасмурного дня! Но я настоятельно рекомендую рискнуть.

Я подмигнул ТРАКТИРЩИКУ, он понимающе кивнул головой и шустро разлил по рюмкам Звизгун. Раздался общий протестующий и горестный вздох. Я резко встал и с металлом в голосе произнёс:

— За ИМПЕРИЮ! Виват!

Все тяжело поднялись вслед за мною.

— За ИМПЕРИЮ!!! — услышал я в ответ обречённый и разбалансированный хор унылых голосов.

— А теперь немедленно закусите и быстро попробуйте Империум, пока он не остыл, ну же!

Ложки дружно опустились в тарелки, раздались удивлённо-одобрительные возгласы. Щёки у всех порозовели, на лбах выступила испарина, глаза заблестели. Мои спутники явно начали обретать нужную форму.

ТРАКТИРЩИК был крайне доволен происходящим. Лицо его окрасилось в помидорный цвет, глазки сияли, он постоянно вытирал огромным платком пот, градом катящийся по лбу и по щекам. Скоро все перешли к мясу. Оно было необыкновенным: перчёно-сладким, ароматным и нежно тающим во рту.

— Сир, Вы были абсолютно правы! Империум в данный момент, — именно то, что надо, трапеза замечательная, — проворковала раскрасневшаяся и заметно повеселевшая ГРАФИНЯ. — А как пошёл Звизгун! Только сейчас я, наконец, поняла, почему у него такое чудное и оригинальное название. Гениально, гениально…

— То-то, то-то, моя дорогая! Как я уже неоднократно заявлял: «Со мною поведёшься, ещё и не того наберёшься!».

Все дружно и весело рассмеялись. За столом воцарилась непринуждённая, тёплая, товарищеская обстановка. Потом мы выпили ещё по две неполные рюмки. Они пошли уже как по маслу. На второе был подан «Мундир Фиш», который также получил дружное одобрение всех присутствующих за столом лиц. Селёдка была жирна, пряна и малосольна. Белоснежная картошка, запечённая незадолго до трапезы, густо посыпанная укропом, слегка сдобренная чесноком, рассыпчатая и необыкновенно вкусная, вызывала неимоверное удовольствие. Боже, как просто, как вкусно! Удивительно, превосходно! Что ещё нужно человеку!?

— Шевалье, а где наш Писец? Вы же его вчера, вроде бы, приглашали? — спросил я в конце обеда.

— Сир, Указ о даровании нашему хозяину монополии на производство и реализацию Звизгуна готов. Осталось только его подписать и скрепить печатью.

Я сделал это незамедлительно и вручил Указ пыхтящему от волнения ТРАКТИРЩИКУ, который по этому случаю выразил мне глубочайшую благодарность и признательность. После этого мы сердечно попрощались с ним и отправились в путь.

Чем дальше мы углублялись на юг, тем лучше становилась погода. Степь была похожа на насыщенный всеми цветами, слегка взбитый коктейль. Её зелёно-буро-красно-серо-жёлтая, слегка колышущаяся гладь, чередовалась с огромными проплешинами сжатых полей. Где-то они были абсолютно чёрными, где-то жёлтыми, где-то их поверхность покрывала молодая, сочно-зелёная и девственная трава. Она была задумчива и робка, так как ещё до конца не определилась в своей дальнейшей судьбе между двумя временами года. Лёгкий и тёплый ветер ласкал наши лица, затуманенное небо с неохотой пропускало на землю солнечные лучи, которые были ещё достаточно горячими, чтобы согревать её.

Наконец, впереди показались величественные заснеженные горы. До владений ГРАФА оставалось всего ничего, мы с облегчением вздохнули. Наш путь следовал в направлении Чёрного Ущелья. Его я уже дважды пересекал ранее. Это было единственное место, через которое вела дорога, позволяющая с комфортом миновать горный массив и достичь трёх южных Провинций. Других более-менее пригодных для передвижения путей не существовало. Имелись, конечно, горные тропы, но они были довольно сложны, извилисты и небезопасны.

Дорога поражала своей пустынностью, отсутствием встречных повозок, всадников и пеших людей. Чем ближе мы подъезжали к ущелью, тем тревожнее становилось у меня на душе. Какое-то нехорошее предчувствие всё больше и больше овладевало мною. Я подозвал к себе командира Гвардейцев и приказал ему выслать вперёд десяток разведчиков, а также усилить боковые дозоры. Через некоторое время в мою карету заглянул встревоженный ШЕВАЛЬЕ:

— Ваше Величество! Дозорные привезли человека, Вам стоит на него немедленно взглянуть.

Я торопливо вышел из кареты, подошёл к доставленному мужчине. Он был средних лет, одет, как крестьянин. Но что-то в его облике и во взгляде выдавало несколько иное происхождение. Одежда на нём была во многих местах порвана, ноги и руки покрыты ссадинами с запёкшейся кровью. Мужчина сидел, опираясь на колесо повозки, и жадно пил воду из кувшина. При моём приближении он попытался встать, но это у него не получилось. Я раздражённо махнул рукой, присел около него.

— Кто вы такой, откуда, почему в таком состоянии? — нетерпеливо спросил я.

— Сир, — я секретный посланник! Направляюсь в Столицу по приказу начальника гарнизона из замка ГРАФА. Недавно нас атаковало большое войско. Слава Богу, данное нападение не явилось для нас неожиданностью, так как до этого заблаговременно были предприняты все необходимые меры безопасности. Приближение противника мы обнаружили за пару дней до осады, успели стянуть в цитадель все имеющиеся силы, ещё задолго до этого запаслись провиантом. Нами были сразу же посланы несколько гонцов в Столицу, однако, очевидно, ни один из них не смог преодолеть Чёрное Ущелье. Оно, увы, оказалось заблаговременно заблокировано противником.

— Как это могло случиться? Вы же говорите, что разведка была хорошо организована? — раздражённо спросил я. — Неужели Ущелье не охранялось надлежащим образом?

— Не могу ничего пояснить по этому поводу, Сир! Узнав о блокаде Ущелья, перед непосредственным приближением врага, руководство направило меня и ещё несколько человек на север. Мы были переодеты крестьянами, купцами, пастухами и под покровом ночи отправлены с донесениями к Вам через горы. Вероятно, к данному моменту только я смог их преодолеть. Этому способствовало то, что небольшое поместье моего отца находится в горах, я их знаю с детства, как свои пять пальцев. Я двое суток был в пути, переход оказался довольно тяжёлым, но, слава Богу, у меня всё получилось. На этой стороне купил у пастуха мула, гнал его, сколько мог, но животное оказалось никудышным, пало. Остаток пути преодолевал пешком. На счастье, меня заметил Ваш патруль. Вот и всё… Как я рад видеть Вас, Государь!

— А я как рад! Так вы дворянин?

— Да, Сир. Я — Шевалье, служу у ГРАФА сотником. Мой род хоть и обедневший, но довольно старинный.

— Молодец, ах, какой молодец! — потрепал я воина по плечу. — Вы достойны награды. Попозже напомните мне об этом, не стесняйтесь.

— Рад служить Вам, Сир! — снова попытался приподняться СОТНИК.

— Сидите, сидите… Так как там обстановка в замке, что с Ущельем?

— Замок я покинул буквально за несколько часов до подхода противника. Сначала, насколько это позволял рельеф местности, скакал на лошади, затем спешился. Пока поднимался в горы, никаких признаков чего-то тревожного, ну, типа пожара, в районе замка не видел. А вообще, Сир, Вы же знаете, он — довольно крепкий орешек, взять его будет очень трудно.

— Знаю-то я это, знаю… Ах, сударь, вы не представляете, сколько за всю историю было расколото крепких орешков! Был бы орех, а расколоть его всегда найдётся желающий, знаете, с таким увесистым молотком, или с массивными щипцами. Так, а что всё-таки с Ущельем?

— Чёрное Ущелье заблокировано врагом очень и очень серьёзно. Почти всё оно завалено камнями в два человеческих роста, в середине небольшой проход, он забаррикадирован брёвнами на такую же высоту. Перед ущельем и за ним — многочисленные конные патрули, сам проход охраняют примерно тысяча тяжеловооружённых отборных пехотинцев и, не поверите, — пять-шесть сотен арбалетчиков и лучников! И ни одного конника!? Оборона построена в три эшелона, выкопаны рвы и возведён частокол. Кроме того, имеются потаённые ямы-ловушки с заточенными кольями внизу, сформированы несколько отрядов воинов с толстыми сетями и опоясывающими кнутами.

— Что за кнуты такие? — с интересом спросил я у гонца.

— Сир, ну, это такие длинные прочные кнуты, которыми традиционно пользуются горцы. Кроме обычного своего назначения: пасти скот, захватывать и сбивать его с ног, бороться с волками и барсами, они получили распространение среди горного дворянства, как оригинальный и экзотический спортивный предмет. Мы устраиваем турниры на кнутах каждый год. Именно в поместье моего отца они и происходят. Съезжаются Мастера Кнута со всех трёх южных Провинций, собирается масса зрителей, гостей. Собственно, — эти турниры и являются основным источником доходов нашей семьи. Знаете, три дня весь год кормят…

— Знаю, знаю… — задумчиво произнёс я. — Ну, для чего столько стрелков, и эти ямы, и кнуты, и сети, я прекрасно представляю. Боятся нас с АНТРОМ, прежде всего именно его, готовятся к нашему возможному нападению. ЗВЕРЬ есть ЗВЕРЬ… Интересно, интересно. А скажите, милейший, каково ваше умение владеть этим самым кнутом?

— Я — Первый Мастер Кнута, Государь. И мечом, кроме этого, владею неплохо!

— Ха, ха, ха!!! — рассмеялся я весело и нервно. — Вот и повезло же мне! В моей свите одновременно два Мастера, — меча и кнута! Ау, ау! Присутствуют ли здесь ещё какие-либо мастера!? Ау, ау!?

— Сир, — конечно, присутствует, — неожиданно раздался сухой голос ПОЭТА.

— Ах, да… О вас я и забыл, — стал я вдруг совершенно серьёзным. — Извините, искренне признаю ваше мастерство в стихосложении, а, возможно, вы ещё покажете себя и в прозе. Я намекаю, прежде всего, на Летопись. Истинный поэт, как правило, всегда хорош и как прозаик. Ну что же, Бог любит троицу, вот и славно. Три мастера в одном месте, — это и не много, и не мало. Но, давайте вернёмся к делам нашим насущным. А на землях чьих владений расположено это Чёртово Ущелье? Почему всё-таки проглядели и допустили его захват? И, вообще, откуда эти молодцы с кнутами? С сетями, — понятно, но с кнутами? Получается, что это горцы?

— Получается, что так, Сир, — сзади раздался мелодичный и в тоже время чуть хрипловатый голос ГРАФИНИ. — Извините, ущелье не Чёртовое, а Чёрное. Находится оно на земле этого старого хрыча, — ГЕРЦОГА. Не изменой ли здесь попахивает?

— Возможно, возможно… Ах, ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ! Дайте время, — с ним и со всеми другими разберёмся! — я злобно заскрежетал зубами. — А вы, милочка, если я ничего не путаю, весьма весело танцевали с этим хрычом на одном недавнем памятном балу!

— Так ведь правила приличия диктуют свои законы, Сир! Вы же сами меня этому учили, — фыркнула ГРАФИНЯ.

— Учил-то я, учил, но любое учение требует осмысления и определённой интерпретации! Ладно… Всем молчать! Оставить меня в покое, обеспечить полную тишину, думать буду! — раздражённо произнёс я и быстро направился к карете. — ШЕВАЛЬЕ, за мною! СОТНИКА на носилки и ко мне! И Звизгуна ему сто грамм! И мне тоже! Двести!

И так, обстановка в общем ясна. Меня ждут… Кто ждёт? Конечно же не войска кого-либо из феодалов Второго Острова. Тягаться по отдельности они со мною не рискнут, кишка тонка! Да и нет никакого резона… Есть могущественный Император, которому они принесли присягу, и который не сделает им ничего плохого. Наоборот, ситуация всем на пользу. Мир, покой, тишина, стабильность, крепкая верховная власть, перспективы поживиться военной добычей, получить титулы и награды при бесспорно победоносном покорении двух других Островов.

Возможна какая-то мелкая измена, этакая лёгкая интрига, на всякий случай, не более того. А, скорее всего, просто проморгали вторжение вражеских войск и захват ущелья. Да, — этот факт прискорбен, но ведь произошедшее событие могло быть результатом простой случайности, халатности, отсутствия бдительности, наличия элементарного разгильдяйства!

Император наш великий и непобедимый, солнце наше, вон, уже сидит в славной Столице, все Провинции у его ног! На Первом Острове смута, гражданская война, им не до нас. Третий Остров далеко, да и вообще, — это нечто загадочное и иллюзорное, пока к нам не относящееся. Кстати, Император-то наш является законным Королём этого Острова! С ним он в любом случае немного попозже разберётся. Таким образом, кругом тишь и благодать. Все расслабились, успокоились, потеряли бдительность, а неведомый враг возьмись, да и объявись прямо у самого порога! Да, меня явно опередили. Ну что же, на каждого хорошего Стратега найдётся ещё более лучший Стратег. Век живи, век учись…

— СОТНИК! — выглянул я из кареты.

Тот сидел в походном кресле в двух шагах от меня. При моём появлении он довольно уверенно встал и даже попытался вытянуться в струнку. Раны его были перевязаны, новый камзол, лосины и высокие кожаные сапоги превратили крестьянина в настоящего дворянина. Лицо его после Звизгуна обрело румянец, глаза были полны не печали, как давеча, а энтузиазма и стремления к движению вперёд. Что же, — это похвально, это я люблю и одобряю!

«А может быть стоит продавать Звизгун в аптеках, как общеукрепляющее и психотропное средство?», — про себя подумал я и невесело усмехнулся.

— Скажите мне СОТНИК, а какова численность вражеских войск?

— О, Сир, численность их очень велика! С востока к замку двигались тысяч десять воинов, не менее. Кроме этого, по моим сведениям, тысяч пять высадилось с юга. Да ещё и пираты! Их конница насчитывает тысячи четыре всадников. Представляете!? Вместе с теми, кто охраняет ущелье, получается где-то под двадцать или более тысяч бойцов! Такой концентрации войск наш Остров не видел никогда!

— А откуда у вас все эти сведения?

— Государь, слава Богу, перед вашим отбытием в столицу БАРОН успел организовать более-менее разветвлённую разведывательную сеть во всех Провинциях, поставил во главе её своих доверенных людей. В свою очередь, в посёлках, городах и в замках также имеются агентурные ячейки.

— Вы о Тайной Службе, что ли?

— Так точно! Сир, перед Вами начальник Тайной Службы Третьей Провинции! Тайная Служба — это первый и последний бастион Империи! Ура!

— Ура, ура! — весело и громко засмеялся я. — И что же? У вас, очевидно, имеется какой-то чин? Ну не мог БАРОН обойтись без иерархии и чинов.

— Так точно, я — Секретный Агент Первого класса!

— А сколько всего этих классов, и каков класс у БАРОНА?

— Всего существует три класса. БАРОН является Главой Тайной Службы. Кроме этого у него, насколько я знаю, имеются э.э. э… два заместителя, — тут СОТНИК несколько замялся.

— И кто же они? — раздражённо спросил я.

— Сир, Первый Заместитель перед Вами! — сделал чеканный шаг в мою сторону ШЕВАЛЬЕ.

Я некоторое время тяжело переваривал услышанное, потом устало произнёс:

— Вообще-то, по моим сведениям, вы являетесь Заместителем Командира моей Личной Гвардии, не более того. Как вы думаете, ШЕВАЛЬЕ, для чего создаётся любая тайная или секретная служба?

— Для безопасности государства и его государя, Сир!

— А кто я такой вообще-то есть?

— Вы — Его Императорское Величество!

— А должен ли знать я хотя бы в общих чертах о структуре указанной службы? Конечно, о её создании и существовании я осведомлён, но эти знания носят несколько общий характер. А сейчас выясняется, что я, оказывается, весь опутан щупальцами этой вашей Тайной Службы и ничего об этом не знаю! Почему я должен всё узнавать последним? Распустились, ну я вас всех прижму к ногтю, дайте немного времени! Ах, это чёртово время! Как мне его теперь не хватает!

Я с яростью хлопнул дверцей кареты, отчего на землю посыпались осколки от разбитого стекла. Ладно, — надо успокоиться и подумать. И так… На три южные Провинции осуществлено нападение пока неизвестного мне противника. Скорее всего, это войска с Первого Острова. Судя по их количеству, на этом Острове произошло объединение Севера и Юга, или, скорее всего, они заключили временное перемирие. Кто-то за этим стоит, — то ли упомянутый выше РЕГЕНТ, то ли ещё какая-то третья сила. Если здесь сконцентрировано столько войск, то на самом Первом Острове их должно остаться сравнительно немного, для охраны границ и крепостей, не более того. Это хорошо. Это очень хорошо…

Что делать дальше? Если я с имеющимися силами пойду на штурм ущелья, то это может закончиться плачевно. Понятно, что мои конники никакой особой роли не сыграют. Их всех положат стрелами ещё на подходе к завалу. Если я пущу вперёд ЗВЕРЯ, а потом, ускорившись, пойду за ним, то драка выйдет, конечно, славная и грандиозная, но не более того… Долго я в ускоренном состоянии находиться не могу. Стрелами меня нафаршируют так, что никакая сверх регенерация не спасёт. В конце концов, улучшат момент, да снесут мою буйну голову к чёртовой матери!

ЗВЕРЬ, конечно, поборется подольше. Никакие стрелы, копья и мечи ему не страшны, силы у него, как я думаю, бесконечны. Но если он всё-таки попадёт в одну из этих ям-ловушек, если вдруг опояшут его кнутами, да закидают сетями? Сможет ли он в таком случае вырваться и продолжить борьбу? Кто его знает, а вдруг не сможет? Так или иначе, мне всё-таки нужна поддержка более-менее значительного воинского контингента. И вообще, возможно у противника имеются какие-то тайные и действенные способы борьбы со ЗВЕРЕМ, о которых я пока не знаю. Лезть на рожон и пороть горячку не стоит. Не стоит ни в коем случае!

У меня ещё имеется ПОСОХ, но я до сих пор не знаю всех его возможностей. От молний небесных он меня надёжно оберегает и защищает, ускорение придаёт необыкновенное, — это понятно. А вот спасёт ли он меня от стрел, копий и мечей? Эх, надо было бы пораньше с ним поработать, позаниматься, потренироваться, понять все его возможности! Было бы, да кабы… Не сейчас же проводить испытания! Что же из всего этого следует? А то, что мне на штурм ущелья идти пока не стоит. Против меня там выставлен значительный воинский контингент, оборудовано несколько линий обороны, да и ещё, возможно, у противника имеется какое-то секретное оружие против ЗВЕРЯ, пока не известное мне.

Я, не торопясь, вышел из кареты, слегка размялся: присел, встал, покрутил головой, сделал несколько наклонов, задумчиво посмотрел в чистое и высокое небо, потом опустил свой взор немного ниже. Передо мною высились величественные горы, которые сурово довлели над всем миром. Из бездн моей бедной и полупустой памяти вдруг всплыли чеканные и тревожные строки: «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал!». Откуда это? Кто-то, где-то и когда-то пел песню с такими словами. Кто, где и когда? Чёрт возьми, не помню!

А, может быть, двинуть через горы, по тропам, известным СОТНИКУ? Выйдем на равнину, направимся к замку ГРАФА, поддержка нам там обеспечена. Но, есть одно «но»! Главный вопрос, — как до него добраться!? Это будет не так уж и легко сделать. Предстоит преодолеть сопротивление осаждающих его войск. Количество их значительное. Здесь главное, — добиться взаимодействия с нашими воинами в замке, согласовать действия, совместить мою атаку и вылазку бойцов из замка. Сложная задача…

Ах, да, у меня же есть ЗВЕРЬ! Я всё время почему-то о нём забываю! Ну, уж с ним-то я прорвусь куда угодно! Но, с другой стороны, я не знаю, что может подстерегать нас у замка. О существовании чёрного АНТРА все прекрасно осведомлены и готовы к борьбе с ним. Так, так… Что же делать, как лучше поступить!? Меня вдруг пронзила очень интересная и неожиданная мысль. Нет, горы пока подождут! Есть ещё один неплохой вариант.

— СОТНИК, а далеко отсюда море? Если мы в темпе направимся к нему вдоль гор, когда его достигнем?

— Сир, если передвигаться быстро, меняя лошадей и не останавливаясь на длительные привалы, то дня через два, даже раньше, будем на побережье.

— Так, слушать всем! Диспозиция такова. Я, ГРАФИНЯ, ШЕВАЛЬЕ и СОТНИК направляемся на запад в сторону моря. Берём с собою карету, четвёрку сменных лошадей для неё, ну и, конечно, — лошадей для себя. Едем быстро, делаем короткие привалы, в зависимости от обстоятельств можем спать и есть в карете. С собою берём пару кучеров, они будут управлять каретой посменно. Необходимо быстро собрать соответствующие припасы, в багаж положить лёгкие доспехи, оружие. ГРАФИНЯ! Немедленно переоденьтесь в походный костюм.

Я подошёл к командиру сотни Личной Гвардии.

— Вам, сударь, — следующие указания. Сейчас же отправьте гонца, нет, на всякий случай трёх-четырёх гонцов, в столицу к ГРАФУ. По пути пусть они оповещают всех о вторжении врага. ГРАФУ необходимо в деталях обрисовать сложившуюся ситуацию. Мой приказ, — немедленно осуществлять тот план, который мы с ним обсуждали в последний раз, но с небольшой поправкой.

Я походил туда сюда, нервно отпил Звизгуна прямо из фляжки, крякнул.

— Поправка такова… Две трети войск переместить, не таясь, на наше западное побережье, посадить на корабли и высадить на восточном побережье Первого Острова. Одну треть войск подготовить к отражению возможного вторжения противника вглубь нашего Острова из южных Провинций, передислоцировать их ближе к горам. Этой армии будет вполне достаточно для военных действий против неприятеля. В крепостях и горах Юга сконцентрированы довольно значительные наши силы для того, чтобы эффективно поддержать войска с Севера. Необходима общая мобилизация, сбор народного ополчения. «Все силы на победу, враг у ворот!», ну, и так далее! Я высажусь на юго-восточном побережье Первого Острова, начну его захват с Провинции ГРАФИНИ, там нас, надеюсь, поддержат. Соберём войско, пусть небольшое. Мне с АНТРОМ его вполне хватит… Определимся с двумя другими Провинциями. Ну, а потом двинем на север, на Столицу. на соединение с армией ГРАФА. А наш враг здесь пусть пока немного потопчется около этого ущелья и у крепостей южных Провинций, благо они хорошо подготовлены к обороне. Замок ГРАФА взять не так уж просто, да и во владениях ГЕРЦОГА и МАРКИЗА, как я слышал, имеются неплохие твердыни. Пусть противник распылит силы, помается и помучится в осадах. Все эти мероприятия займут некоторое время, а оно сейчас играет в нашу пользу.

— Сир, а что делать моим воинам? — задал вполне резонный вопрос командир сотни.

— А вам, сударь, приказываю следующее. Не торопясь, двигайтесь в сторону Чёрного Ущелья. Оденьте какого-нибудь самого рослого воина в плащ с капюшоном, соорудите ему посох, такой же, как у меня, и пусть мой двойник периодически показывается неприятелю, когда вы подъедете на расстоянии его прямой видимости. Близко к ущелью не приближайтесь, ни в коем случае. Топчитесь около него, двигайтесь туда сюда.

— А если нас атакуют? — с тревогой спросил командир.

— Враг с вами ничего не сделает. Конницу высылать они не рискнут, так как боятся ЗВЕРЯ. Да и пехоту на открытое пространство тоже не пошлют по той же самой причине. Если вдруг что-то и произойдёт, что маловероятно, ну, допустим, увидите значительную концентрацию войск в ущелье и дальнейшее наступление противника, то быстро отступайте. Повторяю, конница ни за какие коврижки на вас в атаку не пойдёт. Они же не сумасшедшие! Даже если и выставят пехоту, то в этом нет ничего страшного. Вы на конях, они — пешие. Маневрировать можете, сколько угодно. Главное, пусть мой двойник чаще показывается, побольше стоит один в глубокой задумчивости, или периодически изображает командование вами. Короче, — пускай импровизирует! Да, а Фрейлину оденьте в платье ГРАФИНИ, она должна периодически прогуливаться, общаться, якобы, со мною. Короче, тяните время, пока это возможно. Задача понятна?

— Так точно, Сир, всё понятно!

— Выполнять! Готовить карету, гонцов в Столицу!

Началась суета, все вокруг задвигались, забегали и загомонили. Ко мне подошёл ПОЭТ.

— Сир, а что делать мне?

— О, извините, я о вас совершенно забыл! Конечно же, вы едете с нами. Какая Империя без Летописей, какой Император без Летописца! История куётся на ваших глазах, режьте гусей, точите перья!

— Ваше Величество, ну зачем же резать бедных гусей? Перья из них мы можем получить куда более мирным путём. Их просто надо выдернуть из крыльев и хвостов, — раздался насмешливый голос ГРАФИНИ за моей спиной.

Я оглянулся и нарочито громко издал возглас изумления и восхищения. Собственно, притворяться мне и не имело большого смысла. Девушка действительно выглядела великолепно в костюме амазонки. Ах, — эти глазки, ах, — эти чудесные волосы, ах, — эти талия и ножки, ах, — эта соблазнительная крепкая попка, ах, — эта полная высокая грудь!!! Да, какая, однако, прелесть! Ну, за какие, интересно, заслуги послана мне Богом эта необыкновенная красавица!? Чудо моё, радость моя!

Перед отъездом следовало что-то сказать для истории. Этого явно ожидали от меня и ГРАФИНЯ и ПОЭТ, который уже сжимал в руке перо и лист бумаги. Я некоторое время помолчал, ещё раз обдумывая только что принятое мною решение, нахмурился, некоторое время задумчиво созерцал величественные горы, белоснежные шапки снега на них и бездонное голубое небо над ними, а потом глубокомысленно изрёк:

— К сожалению, — лишь в конце пути мы чаще всего узнаём, с чего его надо было начинать… Кстати, снова зовите меня ПУТНИКОМ. Вперёд и только вперёд!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Двигались мы быстро, периодически меняя лошадей. Останавливались лишь для того, чтобы накормить их, дать им отдохнуть и поспать. Сами мы и ели и спали в основном в карете, но с удовольствием пользовались короткими привалами для того, чтобы перекусить на траве, размять ноги, просто вытянуться во весь рост на земле, полежать, посмотреть в звёздное небо, так как останавливались на отдых только ночью.

Погода стояла изумительная. Небо было чистым и высоким, дул тёплый и нежный ветер. Горы, слегка подёрнутые лёгкой, полупрозрачной дымкой, сурово и величественно высились слева от нас. Степь являла миру все возможные и невозможные краски прекрасной южной осени.

В пути мы развлекались, как могли: разговаривали, дискутировали, ПОЭТ читал стихи, ГРАФИНЯ цитировала отрывки из «Трактата о Душе», ШЕВАЛЬЕ и СОТНИК рассказывали о своих подвигах на турнирах. Я в основном молча слушал их всех, изредка что-то говорил, иногда спорил, чаще всего просто думал. Какое-то скорбное бесчувствие, какая-то необъяснимая пассивность, заторможенность, безнадёжность и печаль всё больше и больше овладевали мною. Зачем нужны слова, эмоции, стремления, желания и действия, если всё это, в принципе, конечно и бессмысленно!? Даже бессмертие — всего лишь иллюзия, увы, увы… Какова моя судьба, верно ли я понимаю своё предназначение, в правильном ли направлении двигаюсь? Что же на самом деле я собой представляю, кто я такой? Мысли, мысли, бесконечные, грустные и тяжёлые мысли… Надо было как-то отвлекаться от них.

Во время каждого из привалов я уходил подальше от лагеря и пытался овладеть таинственными и несомненно могучими силами, скрытыми в ПОСОХЕ. Он охотно вступал со мною в контакт, если так можно выразиться в отношении неодушевлённого предмета. Я прижимался лбом к его гладкому и холодному древу, успокаивался, предельно концентрировался, потом направлял свои мысли в виде желаний внутрь него. ПОСОХ нагревался, то сильно, то слабо, иногда начинал слегка вибрировать.

Возможности у него были самые разнообразные и могучие, некоторые из них мне уже вполне доступные, но, увы, пока лишь на микро уровне. Основная часть этих самых возможностей таилась за семью холодными сургучовыми печатями, которые я, скорее всего, никогда не смогу вскрыть. А может быть и смогу. Со временем… А пока я был подобен неуклюжей черепахе, ползал вокруг ПОСОХА, как около огромной кучи свежего зелёного салата, откусывал от неё несколько листиков и был несказанно рад этому. Какое печальное и смешное зрелище! Ну что же, — черепаха, так черепаха! Не самое худшее из существ на этом свете! Скоро сожру я салат целиком! Дайте время!

ПОСОХ, тем не менее, творил самые разнообразные чудеса. Он то придавал мне бешеное ускорение, вселяя в меня дьявольские силы, то каким-то образом сгущал и искривлял окружающее пространство, а то и просто растворял его. Однажды я добился того, что оно как бы потеряло свою первозданную и привычную сущность, исчезло и превратилось в какую-то странную, серую, мутную, неопределённую, слегка вязкую субстанцию. Я парил в ней в абсолютной тишине. Не раздавалось ни одного звука, не ощущалось ни какого запаха. Я легко дышал полной грудью, в голове царила звенящая пустота, и в какой-то момент я начал как бы растворяться в этом непонятном мире, по кусочкам и частицам теряя самого себя. Я перестал ощущать тело. Оно сначала распалось на миллиарды атомов, каждый из которых, несмотря на это, сохранил мою индивидуальность, а потом они, или я, превратились в нечто совсем иное, нематериальное, неосязаемое, но очень могучее и всё объемлющее. Я незаметно становился частью Вселенной, пропитав её всю своей мистической и метафизической сутью. Я пронзал её невероятно стремительно, восторженно и мощно, с лёгкостью преодолевая огромные пространства и познавая иные, загадочные, необычные и странные миры.

В какой-то момент времени я постепенно, почти не понимая этого, вдруг стал терять разум, свою природную сущность, индивидуальность. Мой мозг словно разбух до невиданных и чудовищных размеров, начал заполнять и переполнять Вселенную. Я как бы влился в неё и перемешался с ней, как один из компонентов в каком-то очень сложном и причудливом коктейле. Я перешёл на совсем иной уровень существования, который невозможно было описать словами. Я легко, сладко и свободно парил во всепоглощающей, убаюкивающей и томной пустоте, не понимая, как мог до этого жить на бренной и суетной земле. Мой мозг подчинил себе пространство и время, — эти две первородные и вечные ипостаси. Я стал с ними одним целым, окунулся и растворился в них и начал понимать что-то очень важное, невероятное и до селе неизведанное!

Но вдруг именно в этот момент тайная и могучая сила позвала меня обратно, словно я случайно или преждевременно переступил какую-то черту, разделяющую два совершенно разных мира, абсолютно чуждых друг другу, но, тем не менее, тесно взаимосвязанных между собой. Чудовищным напряжением воли, которая в виде крошечного остатка, частицы меня, прежнего, всё-таки существовала в этом новом и странном состоянии, я заставил себя напрячься, сосредоточиться и, прилагая неимоверные усилия, вернулся обратно в степь, пропитанную таинственными ночными ароматами Второго Острова.

После этого я долго лежал, обессиленный и поражённый только что неожиданно открывшейся передо мною, совершенно чужой, непонятной, завораживающей и неизведанной до толе стороной или, вернее, гранью мироздания.

Общаясь с ПОСОХОМ, — да, да, именно общаясь, я понял очень важную и основополагающую истину. Каким-то образом он мог оказывать сильное влияние на состояние и структуру Пространства и Времени. С его помощью можно было управлять энергией, таившейся то ли внутри него, то ли существующей в окружающем мире и заимствованной из него. Но для этого чего-то мне явно не хватало, какого-то крайне важного и необходимого элемента, способного связать мой мозг с ПОСОХОМ и полностью овладеть скрытыми в нём могучими возможностями!

А пока я чувствовал себя несмышленым ребёнком, который тычет пальцами в клавиши музыкального инструмента, радостно извлекает из него громкие и беспорядочные звуки, совершенно лишённые мелодии. Это — всего лишь звуки, не более того! И не суждено бедному ребёнку сотворить из хаоса звуков музыку: романс, ноктюрн, оперу или симфонию! Увы, увы, — никак не суждено! Или, может быть, просто пока не суждено?!

Собственно, кое-какими полезными навыками обращения с ПОСОХОМ я всё-таки овладел эффективно и до конца! Ну, не кое-какими, сразу же поправил я себя, а пока только двумя, но стоят они многого. Во-первых, моя уникальная способность ускоряться! Во-вторых, не менее уникальная способность выдерживать невероятные физические нагрузки. Даже на фоне, так называемых, Ускоренных я выглядел на несколько порядков выше! Последние тренировки усилили мои возможности во много раз. Я выяснил одну важную вещь. Ускоряться я могу, и это было неоднократно мною проверено, независимо от того, соприкасаюсь ли я в это время с ПОСОХОМ, или нет. Как я понял, он в любой ситуации, вне зависимости от разделяющего нас расстояния, ловил мой мысленный сигнал и многократно усиливал мои и без того уникальные физические и физиологические возможности и способности. Если я сам вовремя не успевал реагировать на какую-то опасность, то ПОСОХ ускорял меня помимо моей воли, как это бывало уже не раз ранее.

Я проводил разные эксперименты… Ну, например, клал ПОСОХ на землю и отходил от него на несколько десятков шагов. Потом лёгким и абсолютно естественным усилием воли моментально переходил в состояние ускорения и, так сказать, — усиления. Кроме быстроты движений я приобретал очень значительную физическую силу и выносливость: способность к поднятию и перемещению больших тяжестей, к длинным и высоким прыжкам, ну, и так далее. Как-то, тренируясь, я резким ударом руки перебил толстое деревянное полено, а потом выдернул из земли небольшое дерево!

Жаль, что ускоряться непрерывно я мог только на протяжении сравнительно небольшого промежутка времени, всего нескольких секунд или минут, в зависимости от степени ускорения. Мне после этого требовался периодический отдых, а именно он, при определённых обстоятельствах, ну, например, в большой битве, мог сыграть со мною злую шутку. Правда, был возможен и ещё один вариант. Я научился находиться в состоянии умеренного ускорения и целый час, но вынужден был за это время периодически, через каждые пятнадцать-двадцать секунд, замедляться на три-четыре секунды. В принципе, режим неплохой, но снова же, он не совсем подходит для серьёзного сражения!

Что же, слава Богу, что я обладаю хотя бы и такими способностями! Пожалуй, сейчас, обретя и познав свои истинные возможности, я, используя ПОСОХ и ЗВЕРЯ, с определённой степенью вероятности смог бы перебороть войска, засевшие в Чёрном Ущелье. Если, конечно, меня там не ждал какой-нибудь подвох и неожиданный сюрприз!

Да, и ещё! Я забыл о моей уникальной способности к сверх ускоренной регенерации! Что это такое, чёрт возьми!? Она является вполне естественным свойством, присущим мне от рождения, или кем-то и зачем-то данным мне в процессе развития!? Может быть, она обеспечивается энергией ПОСОХА!? В этом вопросе я пока до конца не разобрался и не определился.

Я безжалостно провёл над собою, любимым, несколько опытов, конечно, вдали от любопытных глаз. Сначала я просто слегка колол и резал себя острым ножом, при этом испытывая обычную, положенную в таких случаях, боль. Раны затягивались мгновенно, буквально на глазах. Потом, — после некоторых раздумий, я решился на более рискованный эксперимент. В качестве орудия для его проведения я выбрал мой добрый, проверенный в бою, меч от Первого Мастера Первой Горы.

Сначала я, будто впервые, внимательно осмотрел свой ЭКСКАЛИБУР. Он был идеален: хорошо сбалансирован, прекрасная сталь, на клинке выгравированы какие-то непонятные мне, очевидно, старинные символы, овальная предохранительная пластина между ребристой тяжёлой рукояткой и клинком покрыта сложной сетью узоров и знаков. Как же он выдержал тот ужасной силы удар о шлем МОЛОТА, да ещё и нанесённый плашмя!? Ладно, с мечом разберусь чуть попозже! Время терпит… Но как же интересно будет посмотреть на этих легендарных мастеров Первой Горы, и, прежде всего, на Первого Мастера! Что-то подсказывало мне, что такая сталь требует особой технологии изготовления.

Я некоторое время зачарованно смотрел на меч, не в силах оторвать глаз от его магического холодного блеска, а затем, неожиданно даже для самого себя, решительно рубанул им по своей левой руке. Кровь хлынула фонтаном, сквозь разрубленные ткани обнажилась кость. Сначала я почему-то почти ничего не почувствовал, рука как бы просто онемела и потяжелела, но потом боль резко вступила в свои права и я, закричав, теряя сознание, повалился на землю. Забытьё длилось, я думаю, сравнительно недолго. Когда я очнулся, рука болела, но не сильно. Я скосил глаза и к своему изумлению и облегчению увидел её почти неповреждённой. Она покоилась на траве, покрытой засохшей кровью. От страшной раны остался только глубокий, широкий, красный, опоясывающий руку, шрам. Он постепенно, буквально на глазах, уменьшался в размерах и примерно через час исчез совсем!

Более никаких экспериментов я над собою проводить не стал, вполне удовлетворившись тем, что ощутил и увидел. И так, способность к регенерации организма у меня уникальная, вернее, видимо, не совсем уникальная. Ведь, кроме меня, на свете существуют и другие люди с аналогичными способностями, так называемые Ускоренные. Ну, например, — МОЛОТ!

Кто они такие!? Откуда явились, почему обладают возможностями, подобными моим? Или я обладаю способностями, подобными тем, которыми владеют они? Если меня подпитывает ПОСОХ, то каковы источники их необычных возможностей? Посохов то у них нет! А может быть, природа у нас едина, а ПОСОХ является всего-навсего лишь усилителем, своеобразным катализатором необычных процессов, протекающих в моём организме? Вопросы, вопросы, вопросы…

И всё-таки, кто же я такой? Один из них!? Или нет!? Может быть, я самый обычный человек, указанными способностями не обладающий, а они во мне возникли только под воздействием ПОСОХА? Почему я!? Почему именно я!? Какое предназначение мне уготовлено!? А может быть, его и вовсе нет? Где же ты!? Кто ты, — невидимый и неведомый кукловод? Подёргай за тоненькую, но прочную ниточку моей судьбы, проясни ситуацию, дай какой-нибудь знак!!!

Я сидел на земле, смотрел в лунную ночь, вдыхал её волнующие запахи, напряжённо и с надеждой ждал нужного мне ответа от какого-то гипотетического, невидимого, таинственного и могучего существа. Увы, увы… Его не последовало. Ночь оставалась всё такой же тихой, спокойной, тёплой, звёздной, ясной и умиротворённой. Совершенно ничего вокруг не изменилось. Единственное, что почудилось мне на несколько мгновений, — это лёгкий, чуть хрипловатый смех, долетевший откуда-то с небес.

Ну вот, пришло время фантазий и галлюцинаций! Я нервно засмеялся в ответ, встал, с вызовом посмотрел на звёзды. Ну, и чёрт с тобой, дружище кукловод! Смеётся тот, кто смеётся последним! Ладно… Оставим в покое высшие силы, если они, конечно, существуют. Написанный ими гениальный сценарий должен воплощаться в жизнь людьми-марионетками, которых они по своей воле весело и беспечно дёргает за ниточки. Никуда мы, куклы, от вас не денемся. Это понятно… Но, как известно, в ходе постановки пьесы и её исполнения всегда найдётся место для импровизации. Так будем импровизировать, ПУТНИК!

Я вскочил в седло, хлопнул БУЦЕФАЛА по гладкому боку, поднял ПОСОХ к небу, то ли угрожая им кому-то, то ли приветствуя того, кто прятался от меня в неведомой чёрной вышине, а потом понёсся по прохладной степи по направлению к лагерю. Ничего, ничего, — прорвёмся! Нам ли быть в печали! Вперёд, Император, вперёд! Кровь кипела во мне, луна освещала всё вокруг своим бледным, холодным и магическим светом, окрашивая мир в мёртвые тона, превращая реальность в мистическую иллюзорность, делая ночную скачку совершенно безумной.

Рядом, как всегда неожиданно, из ничего, возник ЗВЕРЬ. Он преодолевал пространство огромными прыжками, то, отставая от коня, то опережая его. Шерсть Пса искрилась, оставляя позади себя странные, тонкие, слабо светящиеся, брызги-паутинки, которые через мгновения рассеивались в тягучем воздухе. Меня переполняла и распирала неведомая сила, ПОСОХ пылал в руке невидимым пламенем, не обжигая её. Мы были бессмертны, могучи и непобедимы! Это ощущение окрыляло, утешало, воодушевляло и давало определённую веру в светлое будущее. Много ли человеку надо!? Немного веры и надежды, ну и любви, конечно! Всего-то лишь!!! Ах, — эта любовь! Эх, — сука-любовь!

На следующее утро мы увидели море. О его появлении сообщил кучер, осторожно постучавшись в окошко кареты. Моё сердце бешено забилось, как бывает это от предчувствия долгожданного свидания с любимой. Горя нетерпением, я на ходу выскочил из кареты наружу, упал на землю, перекувыркнулся, увяз по пояс в высокой мокрой траве, выругался, а потом догнал карету, взобрался на её крышу и стал с жадностью и восторгом пожирать глазами расстилающуюся от горизонта до горизонта бесконечную синюю водную гладь, ласкаемую нежным утренним солнцем.

Затем я, потеряв голову, лихо прыгнул в седло, пришпорил БУЦЕФАЛА и, как счастливый ребёнок, с радостными воплями помчался к морю. Краем глаза, сбоку, я увидел туманный и расплывчатый силуэт ЗВЕРЯ. Он мощно рассекал своим огромным телом колышущуюся гладь холодной, росистой утренней степи. За ним, выдавая его месторасположение, предательски тянулся след от потревоженной травы, разбрызгивающей вокруг себя густую влагу.

— Вперёд, и только вперёд!!! — безумно орал я.

Вскоре, после недолгой, радостной и бешеной гонки я, наконец-то, достиг моря! Я с наслаждением впился глазами в его прекрасный, всё охватывающий, завораживающий и тяжёлый голубой простор! Слева от меня находились густо поросшие лесом холмы, плавно переходящие в скалистые крутые горы, справа, — шагах в ста, маячила какая-то деревушка, очевидно рыбацкая, так как недалеко от неё в море виднелось несколько больших парусных лодок и десяток судёнышек поменьше.

Я соскочил с коня, подбежал к воде, окунул руки в слегка пенистые, почти невесомые и прохладные волны. Пёс материализовался в нескольких шагах от меня на почтительном расстоянии от воды. Я весело рассмеялся:

— Ну, ты и зануда! Пойдём, искупаемся. Сейчас как раз то уникальное время осени, когда вода бывает теплее воздуха. Вперёд, мой Пёс, — вперёд!

ЗВЕРЬ брезгливо поморщился, но когда я, раздевшись, нырнул в море, моментально последовал вслед за мною. Вода была, конечно, холодновата, но я мужественно отдал себя в руки своей любимой стихии. Мы в темпе проплыли шагов сорок — пятьдесят, потом повернули к берегу.

А там нас уже ожидал сюрприз в виде пяти вооружённых всадников. Возглавлял их огромный и мрачный толстый детина, сидевший на мощном вороном коне. На несколько секунд мне даже показалось, что передо мною находится МАГИСТР, и сердце моё ёкнуло, но это впечатление сразу же развеялось в прах. Какой там МАГИСТР?! Не так держится в седле, не тот конь, не так одет, не то сопровождение! Всё не то, а главное, не та стать! Да, порой стать и порода решают всё! А в чём их отличие? Собственно, что такое стать!? Стать, — это внешнее проявление породы! Я рассмеялся, облегчённо или, скорее разочарованно, вздохнул и, не торопясь, поплыл к берегу.

— ЗВЕРЬ… — негромко и с особой интонацией произнёс я.

Пёс моментально исчез, — просто растворился в воде, и всё! Ни всплеска, никаких следов на поверхности. Неужели ушёл под воду и плывёт там? Интересно, сколько времени он может находиться без воздуха? Что-то подсказывало мне, что этот срок, возможно, никакими временными рамками не ограничен. Обходится же Пёс как-то без пищи, очевидно, и без воздуха обойдётся. Ну что же, пусть и дальше черпает энергию из небес, или откуда-то ещё, мне это только на пользу. Сэкономлю хотя бы на харчах.

На берегу я, к своему удовольствию, не заметил БУЦЕФАЛА. Ах, какой молодец, мой красавец, мой преданный и могучий конь! С недавних пор он ни кому, кроме меня, в руки не давался. Почему с недавних? Да потому, что некоторое время конь признавал ещё и свою бывшую хозяйку, — ГРАФИНЮ, но потом, как отрезало! Жеребец категорически игнорировал и не подпускал к себе никого, даже конюхов! Если кто-либо пытался к нему приблизиться, то он кусался, лягался, ржал, а вернее вопил безумно и истерично, так что мне, — великому ИМПЕРАТОРУ, приходилось лично за ним ухаживать! Процедура мытья, расчёсывания хвоста и гривы БУЦЕФАЛА мною была возведена в ранг Особой Императорской Церемонии, которая проходила один раз в неделю. На ней присутствовал весь двор, мероприятие сопровождалось конными спортивными состязаниями, иногда рыцарскими турнирами и всегда, в обязательном порядке, балами и фейерверками. О, Боже! И смех, и грех!

Но ПОЭТ умудрился по этому поводу сотворить очередную балладу, совсем недурственную. Как там она называется? «Баллада о Буцефале», кажется… Впрочем, то, что он писал не по заказу, получалось у него очень даже не плохо. Как там? «И БУЦЕФАЛ безжалостно пронзил могучей грудью полчища врага». Ну, что-то вроде этого… Какого врага? Когда? Мы с моим верным жеребцом пока, вроде бы, ни в каком более-менее значительном сражении не участвовали. Ну, были стычки с ГЕРЦОГОМ и МАРКИЗОМ, а потом с пиратами, но в них, вообще-то, отличился ЗВЕРЬ, а БУЦЕФАЛ во всех случаях играл роль статиста.

Мои ностальгические воспоминания прервала стрела от арбалета, выпущенная в меня с берега. В это время я, задумавшись, находился почти в полной неподвижности, слегка подгребая под себя руками и поддерживая тело в воде в состоянии покоя и равновесия. Неведомое, но эффективное предохранительное устройство в моей голове сработало, как всегда, вовремя и чётко.

Я увидел короткую, тяжёлую стрелу незадолго до её падения в воду, инстинктивно уклоняясь от неё, сделал мощный гребок вбок, но этот мой манёвр был бессмысленным и излишним, потому что стрелок явно не имел цели меня поразить. Летела стрела медленно, лениво, как жирная осенняя утка. Упала, не торопясь, в паре шагов от меня, оставив на поверхности воды неспешно разбегающиеся круги.

В эти мгновения мне в голову вдруг пришла очень неожиданная и простая мысль, которая почему-то не посещала меня раньше. Ведь я сейчас практически неподвижен и не совершаю никаких действий. Стрела упала, не долетев до меня. Я перед этим инстинктивно ускорился, сделал гребок вбок и после этого замер в воде на одном месте. Полёт и падение стрелы я наблюдал, словно в замедленной съёмке, причём в очень замедленной! Так, так… Если я был неподвижен, а летящая стрела при этом потеряла скорость движения, то это значит, что суть заключается не в моём ускорении, а в замедлении времени?! Таким образом, я в купе с ПОСОХОМ, а возможно, и сам по себе способен им управлять!? А если попытаться его вообще остановить!? Удастся ли мне это? От такой мысли меня бросило в жар, я даже чуть не ушёл под воду, но потом снова обрёл чувство равновесия и мощными гребками поплыл к берегу.

Я слаб во всех точных науках, в том числе и в физике. Может быть, я сейчас занимаюсь профанацией, рассуждаю неправильно!? Кто знает, кто знает… Всё обдумаю потом, сейчас надо разобраться в ситуации. Эта компания на песке появилась весьма вовремя. Необходимо понять, где я нахожусь, что за местность вокруг, выяснить обстановку.

Я услышал зычный голос с берега:

— А где второй!? Вас же было двое!?

— Утопился, вас испугался, решил покончить жизнь самоубийством! Жалко его, — хороший мужик был!

— Во, дурак! Зачем же так! Нехорошо это! А вдруг мы свои!? Во, дурак, надо же!

Обладатель зычного голоса был явно расстроен таким поворотом событий. Я громко рассмеялся.

— Да ладно, — шучу, шучу! Никого со мною не было, вам почудилось. А стрелять зачем!? Я же голый, без оружия? — спросил я, медленно выходя на берег.

— Что-то вы темните, сударь! Я чётко видел, что с вами кто-то был! Здоровый такой, патлатый. Куда он делся? А стреляли мы так, для острастки, на всякий случай. Посмотрю я на тебя, — мужик ты, однако, крепкий. Ну-ка, не двигайся, оставайся на месте, допрос чинить будем.

— Готов поведать вам всё, как на духу, господин командир! Полностью в вашем распоряжении, — улыбнулся я.

— Так, так… А где же всё-таки второй!? — пробурчал КОМАНДИР и подозрительно обозрел взглядом тихую и неподвижную гладь воды. — Не мог он нам почудиться!? Никак не мог!

— Ну, говорю же я, что плавал один. Хотите, проверьте!

— Как же теперь проверить? В воде никого нет, это видно…. Ладно. Кто таков, откуда и куда следуете? — строго спросил у меня КОМАНДИР.

— Я, вообще-то, — турист!

— Кто, кто?

— Ну, — путешественник, путник, бродяга неприкаянный… Приехал с севера отдохнуть, развеяться, подышать горным целебным воздухом, попить вашей знаменитой минеральной воды, покупаться в море, просто на него посмотреть, нервы и мысли привести в порядок. Так захотелось, знаете ли, на время отойти от трудов тяжких, от глобальных проблем, от повседневных забот, от этих пьянок и гулянок, от интриг и косых взглядов, от баб надоевших и совершенно нелюбимых, от всего вообще! Здесь я чувствую себя, как в раю. Так легко дышится, думается… Красота! Ах, какие чудесные у вас места!

— Да, края у нас красивые, привольные, благодатные, — расслабился КОМАНДИР.

«Так, так», — подумал я. — «Ребята со Второго Острова, местные, это уже хорошо, можно спокойно поговорить, выяснить обстановку».

— А каковы ваши политические взгляды, сударь? И где находится этот ваш Север, не на Первом ли Острове? — подозрительно спросил самый молодой из бойцов, внимательно разглядывая мою одежду, меч и ПОСОХ, лежащие на песке.

После его слов все насторожились и взялись за рукоятки мечей. Что же, — пора в очередной раз раскрывать своё «ИНКОГНИТО», зачем попусту тянуть и тратить время?

— Молодец, боец! Хвалю за бдительность, — я широко и доброжелательно улыбнулся. — Я так понимаю, вашим господином, очевидно, является Граф Третьей Провинции?

— Ну, допустим, — пробурчал КОМАНДИР.

— Вот и славно… Сейчас я поведаю вам, кто я есть на самом деле. Но, имейте в виду, что с этого момента вы все являетесь носителями государственной тайны особой важности, — зловещим полушёпотом, несколько переигрывая, произнёс я.

ЗВЕРЯ в такой ситуации призывать не стоило. Появись он сейчас неожиданно, и понесут кони молодцов за тридевять земель, потом свищи-ищи бойцов, а информация и содействие с их стороны мне нужны незамедлительно. Я пошёл другим путём и обратился к остолбеневшему от моих слов КОМАНДИРУ:

— Сударь, у вас случайно не завалялась серебряная монета достоинством в десять империалов?

Все удивлённо посмотрели на меня и дружно, и от души, рассмеялись.

— Откуда у нас может быть десять империалов!? Зачем так шутить, сударь!? — мрачно произнёс КОМАНДИР.

— Ах, да… — улыбнулся я. — Но вы хоть видели эту самую монету?

— Конечно, видели… И ничего не имеем против того, чтобы такие монеты хоть иногда появлялись в наших карманах и кошельках!

— И кто же на ней изображён?

— Как кто? Конечно же, — наш славный и великий Император, дай Бог ему здоровья, счастья и всяческих успехов в многотрудных делах во славу Отечества!

— Прекрасно, прекрасно… Достаньте, будьте добры, из внутреннего кармана моего камзола кошелёк, в котором должна находиться сия монета. А после этого пусть кто-нибудь подойдёт ко мне.

Моя просьба была быстро исполнена. При этом кошелёк, видимо, на время, переместился в карман КОМАНДИРА. Ко мне осторожно приблизился тот самый молодой бдительный боец, остановился в шаге, держа руку на рукояти меча.

— А теперь, любезный, поднесите монету к своим внимательным глазам и сравните изображённый на ней лик с моим лицом, — я, как положено в таких случаях, повернул голову в профиль, насупился, напрягся, чуть приподнял и вытянул подбородок, выпучил глаза.

Сначала наступило недоумённое и сосредоточенное молчание, которое быстро сменилось удивлёнными возгласами, потом раздался дружный скрип освобождаемых сёдел и звон упряжи, затем, падение тел на песок.

— Ваше Величество, ради Бога, — простите! Как же мы Вас не признали!? Беда, беда!!! Но, как Вы здесь оказались, одни, без охраны и свиты!? Невероятно! Какая честь, какая радость!!!

— Ничего, ничего, — бывает… Я, знаете ли, сам себя порой не узнаю. А вообще, я периодически оказываюсь где-нибудь один. Хобби у меня такое… — весело и покровительственно произнёс я, обходя стоявших на коленях воинов, а потом сурово добавил. — Кошелёк мне верните, а монету разделите по справедливости между собой!

— Конечно, Сир!

— Надеюсь на вашу порядочность, — Сержант Имперской Гвардии! — строго произнёс я, обращаясь к КОМАНДИРУ.

— Что!?

— Что слышали!!!

…!?

— Сир!

— Да…

— Ради Бога, извините, но мне страшно любопытно, куда же всё-таки делся Ваш спутник, ну тот, который плыл рядом с Вами. Кто он такой? — спросил КОМАНДИР.

— А вы догадайтесь… Кто может быть таким здоровым и патлатым? — улыбнулся я.

— Боже, — неужели это могучий и легендарный чёрный АНТР!? — молодой боец, конечно же, догадался первым.

Вояки сразу же заволновались, забеспокоились, заахали, заохали, засуетились, стали лихорадочно оглядываться вокруг, схватились, было, за мечи, а потом, поняв бесполезность своих действий, обмякли и впали в безнадёжный и тяжёлый ступор. Я расхохотался, быстро оделся, прислушался к шуму приближающейся кареты.

— Вставайте, господа! КОМАНДИР, готовьтесь доложить оперативную обстановку, сложившуюся на сегодняшний день! А я пока встречу кое-кого… Быть на море без женщины, знаете ли, — это как пойти в пустыню, не имея при себе фляжки с водой. Или, вернее, не имея фляги или термоса не с простой водой, а со свежим ледяным пивом!

— Извините, Сир, но неужели мы удостоимся великой чести лицезреть самую прекрасную даму Империи? — залившись краской и, чуть не падая в обморок, произнёс молодой боец дрожащим голосом.

— А откуда у вас появилось такое предположение? — строго спросил я.

— Государь, но кого ещё в этом мире может встречать сам Император?! — сказал боец.

— Резонно, вполне резонно, — рассмеялся я. — Молодец! Так держать! Назначаю вас младшим сержантом! Для начала…

— Служу Империи, Сир!

— Эх… — грустно произнёс я. — Вы не представляете, сколько испытаний нам ещё предстоит пережить! Готовьтесь, мой юный друг…

— Уже готов, Сир! Родина или смерть! Победа будет за нами! Враг будет разбит!

— Молодец! Полностью с вами согласен! Ибо… Однако…

А потом я, не торопясь, подошёл к подъехавшей карете, открыл её дверцу, взял в свою руку тонкую и нежную ручку ГРАФИНИ. И чуть не умер от любви! За своей спиной я услышал звук падающего тела. Да, бывает, однако… Эх, молодёжь! Что с них взять!?

— Бедный мальчик, — чуть хрипловато произнесла ГРАФИНЯ и с поволокой во взгляде, изумрудно, миндально и томно посмотрела мне в глаза. — Сгораете ли Вы от любви ко мне, как этот юноша, Сир? Или я Вам не люба в такой же или ещё в большей степени?

У меня вдруг закружилась голова и я… так же потерял сознание.

— Сир, Сир! Ну, — это уже не смешно! — вернул меня к жизни голос ГРАФИНИ, доносившийся, вроде бы, с небес.

— Какой смех!? Я полон печали и восторга, радость моя! — сказал я, глядя в высокое небо. — А ты знаешь, как хорошо иметь любимого человека, да ещё при этом быть им любимым!

— Знаю, мой дорогой. Знаю… — ласково поцеловала меня ГРАФИНЯ. — Пойдём, покушаем. Я очень голодна.

— Ну вот! Я о любви, а ты о чём!?

Расположился я со своими спутниками в рыбацкой деревушке. Во избежание возможной утечки информации о моём появлении в данном благословенном месте я разместил встреченных мною воинов по периметру вокруг деревни, отдав им строжайший приказ никого из поселения не выпускать, а всех людей, прибывающих извне, задерживать и немедленно доставлять ко мне! На всякий случай я поручил СОТНИКУ осуществлять тщательный контроль за действиями и поведением дозорных. Вдруг кто-то из них сам покинет деревню с какой-либо целью!? Бережёного, как известно, — Бог бережёт!

Затем я сразу же пригласил к себе КОМАНДИРА и в присутствии ГРАФИНИ, ПОЭТА и ШЕВАЛЬЕ расспросил его о всех последних событиях, произошедших в Графстве. И вот что мы узнали…

Вторжение вражеских сил на Второй Остров, слава Богу, не оказалось не для кого неожиданным, благодаря довольно эффективно налаженной пограничной службе. Приближающаяся к Острову военно-морская армада противника оказалась вовремя замеченной патрульными судами ещё на значительном отдалении от нашего побережья. Сразу же во все концы трёх Южных Провинций были посланы гонцы с вестью о приближении врага.

Были предприняты все необходимые меры для отражения агрессии, а вернее, для сохранения наших войск. Собирать объединённую армию Южных Провинций и вступать в открытое большое сражение с противником не имело смысла, так как силы были явно неравны. На общем Военном Совете под председательством БАРОНА представители Провинций приняли решение рассредоточить войска по замкам и крепостям, отражать атаки неприятеля и ждать помощи Центра.

Местное население, насколько это было возможно, частично эвакуировали через Чёрное Ущелье на север, частично — в леса и горы. Практически всё продовольствия забрали с собою или спрятали, скот также перегнали в леса и в горы. Почти весь имеющийся флот отплыл на север, ближе к Центральным Провинциям. Туда же были направлены гонцы с известием о вторжении. Все горные перевалы и тропы находились под тщательным контролем. У входа в Чёрное Ущелье устроили большой завал из камней и брёвен, прокопали широкий ров, препятствующие прохождению врага, расположили за ними три сотни тяжеловооружённых пехотинцев, по столько же лучников и конников. На другой, широкой стороне Ущелья сосредоточились за завалами ещё несколько сотен лучников и пол тысячи пехотинцев.

«Вот как?! Значит, меры по защите ущелья были приняты заблаговременно и во время!?», — отметил я про себя. — «Зря мы с ГРАФИНЕЙ грешили на ГЕРЦОГА! Передовой отряд… По триста воинов… Почему именно триста? Странно… Напрашивается, однако, прямая аналогия с тремя сотнями спартанцев. Кто же там, в нашем Ущелье, играл роль царя Леонида?! Кто был командиром? Боже мой, история действительно склонна к повторам, а, особенно, в самых неожиданных условиях и при самых неожиданных обстоятельствах! Так, царь Леонид, царь Леонид… Спарта… Греция… Эгейское море… Ну, ну, же! Работай, моя упрямая башка!».

— Интересно, интересно, — прервал я докладчика. — И что же с ними стало, со всеми этими бойцами?

— Сир, ничего по этому поводу Вам сказать не могу. Ущелье от нас далеко, никаких сведений о происходящих там событиях не имею. Но вчера через горы по тайной тропе прибыл к нам с юга агент, наш местный рыбак, я его специально на разведку посылал.

— И что агент рассказал?

— Короче, вся наша Провинция занята врагом. Войск — видимо-невидимо, отродясь такого количества не наблюдалось. Все укрепления и замки находятся в осаде. Те, что послабее, уже взяты, те, что посильнее, пока уверенно держатся. Но, что самое удивительное, со слов нашего разведчика, осада эта производится как-то неактивно, вяло. Враг как будто чего-то выжидает или кого-то ожидает, пока бережёт силы. Ущелье, очевидно, захвачено и перекрыто, так как в сторону севера никакого движения не наблюдается.

— Да ничего странного здесь нет, — пробормотал я задумчиво. — Молниеносный поход на нашу Столицу по ряду причин временно откладывается. Одна из них, — боятся меня и ЗВЕРЯ. Резон в этом есть… Конница против Пса не выстоит. А какая мобильность, молниеносность и мощь удара без кавалерии, особенно, без тяжёлой? Никакой! Это всем понятно… А вот чего или кого они всё-таки ждут? Может быть, просто подхода дополнительных сил? Всего лишь? Но сил у противника в настоящее время вполне достаточно, чтобы вести активные военные действия на Юге Королевства.

Я встал, нервно заходил по комнате. Надо немедленно действовать, иначе мне удачи не видать!

— А что с морем, как на нём обстановка?

— Сир, всё побережье блокировано пиратами. Их корабли повсюду! Представляете, объявились, не запылились, эти долбанные, извините за выражение, мерзавцы! Какими же надо быть идиотами, чтобы заключить с ними союз! Уж били мы их гадов, били, да так до конца и не добили! Беда, беда… Флот у этих супостатов сильный, вояки они отменные, особенно на море. Но к нам сюда почему-то не суются. Странно… Действительно, будто ждут чего-то, а чего, непонятно!?

— Сударь, а как вы, вообще, оказались здесь? Сколько вас, кто командир? — поинтересовалась ГРАФИНЯ.

— Ваше Сиятельство, наш отряд численностью в пятьдесят человек по соответствующему приказу ди… сло… ци… ро… ван, — это слово Командир выговорил с трудом, но с явным удовольствием, — в горах, здесь, неподалёку. Наблюдаем мы, значит, за обстановкой, несём патрульную службу с целью выявления шпионов и сбора разведывательных данных. Командир отряда перед вами, то есть, значит, — я!

— А скажите-ка, сударь…Проходимы ли горы вдоль побережья? Я вижу, что там высятся весьма неприступные отвесные скалы, — спросил я.

— Сир, — так оно и есть. Скалы эти преодолеть никак нельзя, только разве что на крыльях. Через горы перевалить можно, но чуть дальше, к востоку, по пастушьим тропам. А обогнуть можно по морю. Но море, как я говорил, полностью блокировано пиратами. Конечно, брешь всегда найдётся. Если Вы намереваетесь достичь Третьей Провинции по морю, то в принципе такой вариант возможен ночью, — аккуратно и осторожно.

— Ну и что, много шпионов вы поймали? Какие-либо войска в здешних местах появлялись?

— Никак нет, Ваше Величество! Но бдительность мы не теряем, находимся в постоянной боевой готовности, ждём дальнейших указаний!

— Ну что же, слушайте мои указания!

КОМАНДИР вскочил и вытянулся по стойке смирно.

— Мне нужна крепкая и быстроходная парусная лодка средней величины, желательно, галера, ну, чтобы была с вёслами. Не маленькая, но и не большая, не тяжёлая. Самая крепкая и быстроходная в этих краях! И ещё! Потребуются два-три десятка гребцов, в зависимости от габаритов судна. Но не просто гребцов, а таких молодцов, которые, в случае чего, и мечом умело помахать смогут, и стрелу метко пустить сумеют. Ну что, имеются какие-либо мысли по этому поводу? Подумайте, но только быстро! Времени у нас очень мало…

— Государь, что же здесь долго думать, я уже всё придумал! — бодро ответил КОМАНДИР после недолгого сосредоточенного молчания. — Значит так… Обозначенное Вами судно в наличии имеется. Не поверите, но это яхта жены нашего ГРАФА, дай бог им обоим крепкого здоровья. Самая быстроходная лодка на Втором Острове, а, может быть, и во всём мире, я Вам клянусь! Двух парусная, двадцати вёсельная галера. Произведение искусства, последнее слово в кораблестроении! Стоит здесь недалеко, в потаённой, тщательно замаскированной бухте. Сооружал её, кстати, один пленный старый пират. Большой мастер был в этом деле, хоть и злодей порядочный. Сколько душ загубил… Долго его отлавливали! Отловили, наконец, мерзавца! Но, зато, сколько секретов нам поведал, под пытками, конечно. А напоследок, уже перед смертью, ему, окончательно обессиленному, ГРАФ вдруг сделал неожиданное предложение. Сказал он пирату: «Сотворишь чудо-корабль для моей ненаглядной и любимой девочки, ну, то есть для Графини, — отпущу с миром! Не справишься с задачей, — повешу самым медленным способом».

— И как же, справился? И что это за медленный способ такой, интересно, очень интересно, — усмехнулся я.

— Сир, об упомянутом способе я Вам расскажу чуть позже, без присутствия Вашей прекрасной и, несомненно, очень чувствительной дамы. А насчёт мастера… Справился-то он справился, яхта получилась отменная, в гонке её проверили. Умельца нашего наградили и освободили, но маленький казус с ним приключился. Перед отбытием, значит, на родную землю, напился он до чёртиков, видимо от радости, пошёл искупаться и… утонул. Вот Вам и пират…

Мы все рассмеялись, помолчали, потом я спросил КОМАНДИРА:

— А как с гребцами — молодцами? Найдутся достойные кандидатуры? Подберёте команду?

— Сир, конечно же, подберу! Пара десятков крепких ребят в моём отряде имеется. Ну и людей для управления судном подберём. Из местных рыбаков. Я же, с Вашего Высочайшего позволения, готов возглавить всё это мероприятие. Куда поплывём, Ваше Величество? Я так думаю, — на север, в Столицу, за подмогой?

Я встал, набросил на плечи плащ, распахнул дверь. В комнату ворвался тёплый ветер, замешанный на запахе полыни и морской соли. Он беззаботно и весело прошёлся по полу, взлетел к потолку, завихрился по углам вверху и неожиданно мощно обрушился на стол, за которым тихо и задумчиво сидел ПОЭТ. Листы исписанной бумаги свободно и хаотично закружились по всей комнате. Я весело и беспечно засмеялся…

— Говорите, в Столицу, за подмогой? Да нет, не угадали, милейший! В ней, в этой самой подмоге, у меня никакой нужды нет! Сам уж как-нибудь управлюсь, со всем и со всеми разберусь, — стараясь быть уверенным, произнёс я. — Ну что же, пойдём, посмотрим на это ваше произведение искусства, на чудо инженерной мысли. Ну, на яхту!

Я задумчиво взглянул в окно, усмехнулся.

— А поплывём мы на запад, — на Первый Остров! Встряхнём его, заразу, как следует! Нечего топтаться на месте! Пора брать быка за рога, причём в его же вонючем стойле. Вот так, и только так! И вообще, я давно мечтаю окунуться в воды Тёмного Озера, хотел бы посмотреть, наконец, на Горных Жеребцов и пожать руку Первому Мастеру Первой Горы. Вот такие у меня довольно скромные и вполне осуществимые мечты и планы. А ради мечты, как известно, человек способен на многое, иногда даже на невозможное! Так, вперёд, на ЗАПАД!!! Сойдёмся стенка на стенку, разгоним кровушку застоявшуюся, молодецкую! Схлестнёмся по взрослому, по полной программе! А!?

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Отплыли мы поздней ночью. Погода благоприятствовала намеченному путешествию. Небо сковали довольно густые облака, так что звёзд и луны не было видно. Абсолютная и всепоглощающая тьма царила вокруг. Дул лёгкий, но вполне уверенный в себе, восточный ветер. Мы шли тихо, на одном парусе, чтобы не рождать ненужные звуки и не нарушать благословенное и, так необходимое сейчас, спокойствие и молчание.

Несколько раз по пути нам встречались вражеские сторожевые суда. Они стояли на якорях, так как были абсолютно неподвижны. Различали мы их по далеко видным факелам и кострам на палубах, полыхающим в ночи и освещающим колеблющимся неверным светом тяжёлую морскую гладь вокруг. В результате лёгких искусных манёвров мы, оставшись незамеченными, преодолели этот опасный барьер и с облегчением углубились в открытое море.

Корабль наш действительно оказался истинным произведением искусства и шедевром инженерной мысли. Большим умельцем, однако, был старый пират-злодей! Вот вам и очередное опровержение навязшей на зубах истины о том, что гений и злодейство — вещи, якобы, несовместные. Ещё как совместны они, ещё как, причём во всех областях человеческого бытия!

Судно по своему классу комфортности действительно являлось яхтой. Она имела очень изящные, идеально обтекаемые формы и обводы. Её полированный корпус из какого-то светлого, довольно прочного и, видимо, дорогого дерева, был украшен причудливыми узорами, барельефами и вставками из благородных сортов древесины. На судне имелось несколько небольших, но очень удобных, уютных и комфортабельных кают, просторная кают-компания.

Металлические детали, надраенные до ослепляющего блеска, придавали яхте парадно-торжественный вид. Идеальная чистота и полный порядок царили вокруг. Поддерживали их два матроса во главе с капитаном, постоянно обитающие на яхте. Мореходные качества у судна также были, очевидно, довольно неплохими. Я не моряк, не мне судить, но дай Бог, дай Бог… Что там нас ждёт впереди, какие опасности и испытания подстерегают?! Возможна ситуация, когда всё будет зависеть от свойств и качеств нашей славной посудины.

Я вдруг почему-то вспомнил, что кое-кто, кое-где, когда-то готов был отдать пол царства за коня! Чёрт возьми, где же и когда это было!? Ах, ну да, — Ричард Третий, последний из династии Йорков. Кажется, так… А, может быть, и не так. Ричард Третий… Уильям Шекспир… Король Ричард Третий… Что-то этих двух людей связывает. Что? Ну, конечно же, — знаменитая пьеса не менее знаменитого английского драматурга! Ну, давай же, работай, моя бедная голова! Вперёд, ПУТНИК, вперёд по скорбным руинам памяти! Чёрт возьми! А, вообще-то, к чему я вспомнил Ричарда Третьего и какого-то Шекспира?! Ах, ну да! Не дай мне Бог когда-нибудь произнести фразу: «Пол царства за корабль!». Тьфу, тьфу, тьфу…

Яхта к плаванию была подготовлена довольно быстро. Мы усилили её боевые качества прочными щитами, размещёнными на верхней палубе, которые должны были, в случае чего, прикрыть находящихся там людей от копий и стрел. Такие же щиты защищали небольшую капитанскую рубку, возвышающуюся в середине палубы. Изящный, идеально обтекаемый нос судна, к большому неудовольствию КАПИТАНА, был по моему распоряжению слегка отягощён острой металлической насадкой на случай возможного тарана неприятельских кораблей. Всё это несколько утяжелило и видоизменило нашу прекрасную яхту, но что поделать, безопасность превыше всего!

Команда подобралась неплохая: двадцать крепких гребцов-бойцов и ещё десяток самых умелых лучников и арбалетчиков под предводительством могучего КОМАНДИРА, пяток жилистых загорелых матросов из местных рыбаков. Всем им я, конечно же, пообещал щедрую награду в конце нашего пути. В качестве аванса выдал ребятам по серебряному полу-империалу с изображённым на нём ЗВЕРЕМ, что послужило очень хорошим стимулом для повышения общего боевого духа.

И так, рассветало… Наш корабль легко, плавно и беззаботно, под двумя парусами, наполненными попутным ветром, рассекал вечно юную плоть сурового и древнего моря. Все, кроме часовых и рулевого, сладко спали. Тяжёлое и глухое покрывало долгой осенней ночи медленно сползало с ненастного неба в свинцовую водную бездну и бесшумно тонуло в ней. Наступало серое, угрюмое и хмурое утро, которое, как я чувствовал, не сулило ничего хорошего. Ох, уж эта моя чёртова интуиция! Да, пессимистическое настроение последнее время явно превалировало во мне. А это нехорошо, надо срочно менять настрой! Все великие дела совершаются с лёгкой душой!

Я мрачно и тупо стоял на носу судна, загипнотизированный магическим зрелищем разрезаемого и разбиваемого им мутного, плотного и холодного студня волн. В голове мрачно, тупо и хаотично ворочались тяжёлые мысли. Я никогда не был пессимистом, во всяком случае, такого греха за всё время пребывания на Втором Острове за мной не замечалось. Но сейчас, на пороге нового дня, уныние вдруг всецело овладело мною. Самые плохие и мерзкие предчувствия тонкой ядовитой змеёй вползали в сумеречную и отвратительную зону моего сознания.

Эх, сейчас бы тяпнуть рюмочку Звизгуна! Разогреть немного кровушку, поднять тонус, улучшить настроение! Я предусмотрительно взял в плавание целый бочонок этого чудодейственного зелья, но спускаться в каюту, тревожить сладкий утренний сон ГРАФИНИ не хотелось даже ради моего любимого напитка. Собственно, это и не потребовалось. Слава Богу, как хорошо, когда есть на свете женщина, всегда тонко чувствующая твоё настроение! Волшебные нежные ручки сзади мягко обвили мою шею, неожиданный поцелуй в ухо заставил его слегка зазвенеть. Вот и она, — лебёдушка моя ненаглядная! Обожаю эту женщину!

— Я вот что подумал, солнце моё. А не является ли одним из основных критериев любви то, что влюблённый человек обязательно на бессознательном, интуитивном уровне, даже на расстоянии, тонко чувствует настроение и состояние того, кого он любит? — задумчиво и тягуче спросил я, поворачиваясь лицом к девушке. — Чувствами пропитано не только окружающее нас пространство, а прежде всего небеса, которые и насыщают его ими. Влюблённость предполагает единение душ на уровне астральных связей.

— Какие, однако, оригинальные и великие мысли! Они, вообще-то, подробно изложены и проанализированы в моём «Трактате о Душе». Я же тебе неоднократно зачитывала самые важные и интересные места из него! — фыркнула ГРАФИНЯ.

— Ты думаешь, — я тебя слушал? Во время чтения для меня гораздо больший интерес представляли твои глазки, губки, шейка, ручки, грудь и ножки. Кстати, а не прихватила ли ты случайно с собой маленькую фляжку Звизгуна, которая лежала на тумбочке рядом с кроватью?

— Прихватила, дорогой, как же без него!? Но, ты, однако, мерзавец! Значит, — глазки, губки, ножки!? — начала было гневно ГРАФИНЯ, но потом осёклась, побледнела.

Её напряжённый взгляд сосредоточился на чём-то за моей спиной. Ну что же, тревожные предчувствия меня не обманули! Должно было случиться что-то нехорошее, вот оно и случилось! Эх, чему быть, тому не миновать. А вообще, интуиция полезна не только в любви.

Я сделал глубокий глоток из фляжки, крякнул, а лишь потом неохотно и обречённо повернулся и увидел стремительно приближающееся к нам навстречу военное судно, которое имело довольно внушительные размеры. Оно представляло собою длинный двухпалубный корабль с огромным парусом, который, лишённый поддержки ветра, бессильно, дрябло и злобно повис на мачте. А чем ему, собственно, наполняться? Попутный ветер, слава Богу, у нас!

По бокам судна я увидел много толстых и длинных вёсел, расположенных вдоль обоих бортов. Сколько же там гребцов, если на каждом весле, очевидно, не менее двух-трёх, а то и четырёх человек!? Собственно, для нас они, как воины, не представляли никакой опасности, так как, скорее всего, являлись рабами и были надёжно прикованы к своим местам.

Вёсла мощно, ритмично и размеренно опускались в воду и с такой же силой и частотой поднимались из неё, галера буквально летела по волнам. На мачте развевался чёрный флаг с белым черепом и костями, высокие борта судна были облеплены полуголыми головорезами, что-то дико и громко кричащими, вооружёнными до зубов. Классическая картина! Аж дух захватило! Мне показалось, что я это уже где-то и когда-то видел, причём, неоднократно! Где, когда? В какой жизни? Ах, да! В кино! Что такое кино!? Кино, кино… Ну, конечно же, — кино! Я вспомнил, что это такое! Боже мой, я вспомнил! Кино! Важнейшее из искусств, как говорил один политический деятель.

Галера с каждым мгновением приближалась к нашему судёнышку всё ближе и ближе, стремительно вырастая в размерах.

— Полундра, свистать всех наверх! — завопил я, выдирая из борта вроде бы намертво закреплённый на нём щит и прикрывая им себя и ГРАФИНЮ.

Сделал я это крайне вовремя, так как через несколько секунд туча стрел опустилась на наш корабль. Щит тяжело и гулко завибрировал в моих руках от их ударов. Я быстро затолкал девушку в широкий люк, ведущий на нижнюю палубу, не выпуская из рук щита, огляделся. Вокруг никого не было, все спали внизу. Ну, и слава Богу! Кстати, как там, в рубке, кто-то же стоит за рулём?!

Наша бедная яхта превратилась в ёжика, случайно заплывшего в море. Интересно, умеют ли ежи плавать? Что за идиотская мысль!? Главное, — очень своевременная… Я заглянул в капитанскую рубку. Дежурный матрос, пронзённый несколькими стрелами, лежал на полу. Руль находился в неподвижном состоянии, не крутился, видимо был заклинен каким-то специальным механизмом. Что же делать дальше!?

Сзади послышалось движение, в рубку влетел КАПИТАН, не говоря ни слова, схватил рулевое колесо, нажал на какой-то рычаг сбоку.

— Держитесь, Сир! Уходим влево! — крикнул он.

— Понял! Не подставляйтесь под стрелы, укрывайтесь за щитами! — проорал я.

Моё предупреждение поступило вовремя. Очередной град стрел обрушился на судно, мы с КАПИТАНОМ вовремя пригнулись. Сзади послышались крики, раздался чей-то мучительный и протяжный стон.

Наша яхта прекрасно слушалась руля. Маневр был выполнен молниеносно, мы ушли от столкновения с галерой в паре десятков шагов от неё. Я увидел длинный металлический клык, торчащий из её носа, чёрную деревянную статую над ним, борт, усеянный пиратами, бешено работающие вёсла. В нашу сторону весьма запоздало полетели абордажные крючья, но, из-за разделяющего корабли расстояния, цели своей не достигли и с тяжёлой досадой булькнули в воду. Вслед нам раздались дикие проклятии и вопли, полные разочарования, гнева и бессильной ярости.

Мы снова сделали молниеносный манёвр, — поворот вправо, и под упругими парусами, наполненными попутным ветром, лихо понеслись прежним курсом на запад. От галеры мы оторвались легко и играючи. Пока она тяжело и медленно разворачивалась, мы уже успели отойти от неё на значительное расстояние. Яхта двигалась на всех парусах невесомо и стремительно, обтекаемость её корпуса восхищала и завораживала. Ветер усиливался, наша скорость всё возрастала и возрастала!

Потеряли мы всего лишь одного из тех матросов, которые занимались парусами. Бедолага не успел вовремя укрыться от стрел за щитами. Все остальные члены экипажа переждали опасность на нижней палубе. Что же, пока всё шло благополучно. Тьфу, тьфу, тьфу… Вражеский корабль скрылся далеко позади в утренней туманной дымке, наверняка потеряв нас из вида. Небо постепенно стало проясняться, наполняться голубизной, солнце быстро разогревало слегка зябкий осенний воздух.

Настроение у всех было приподнятым. Даже у меня оно значительно улучшилось. Может быть, одной из причин этого явился добрый глоток Звизгуна из фляжки, вовремя поданной мне ГРАФИНЕЙ? Жить сразу стало легче и веселее…

Все собрались на верхней палубе, с аппетитом позавтракали. Мне на некоторое время даже почудилось, что на этой благословенной и тихой земле, вернее, воде, нет никакой войны. Плывём мы на прекрасной яхте под белоснежными парусами, туго наполненными попутным ветром, любуемся ультрамариновым морем и синим небом, не торопясь едим, пьём, наслаждаемся стремительным движением прекрасного судна, рождающим лёгкие радужные брызги, насыщенные солью и йодом, разлетающиеся вверх и вбок, периодически долетающие до нашего стола и дарящие колкую прохладу коже. Красота! Ах, как хорошо!

Но, радость и безмятежность, как и другие прекрасные состояния души, увы, почему-то длятся недолго. Таков один из основополагающих законов бытия. Увы…

— Внимание, — прямо по курсу корабли! — раздался тревожный голос матроса на мачте.

— Всем к оружию! — заорал КОМАНДИР.

— Отставить! Слушать мои команды! Всем к парусам и вёслам! — прогремел КАПИТАН. — К манёвру приготовиться!

— ГРАФИНЯ, — вниз! — приказал я.

— Будь осторожен, — прошептала девушка, легко коснувшись рукой моей щеки.

— КХА, КХА, КХА… ЗВЕРЬ неожиданно на миг обрёл свои очертания, материализовавшись посреди палубы, и снова исчез, пыхнув в разные стороны струйками пара.

Кораблей было три, и все под чёрными флагами. Двигались они навстречу нам по выпуклой дуге, веером. Одна тяжёлая галера находилась в центре, а по бокам, чуть отставая от неё, плыли два судна поменьше и полегче.

— Капитан, что будем делать? — спросил я.

— Сир, не нравится всё это мне. Встретить в открытом море в такой короткий промежуток времени четыре корабля противника!? Невероятно! Что-то не вписывается это в рамки случайности. Как нас смогли найти эти пираты? Океан велик…

— Согласен, полностью с вами согласен. Да, странно… — задумчиво пробормотал я. — Давайте всё-таки думать, что делать дальше!

— У нас только один выход. Необходимо повторить недавний маневр, попытаться обойти противника по фронту сбоку и снова уйти в отрыв на попутном ветре. Пока ещё не поздно. Будет хороший боковой ветер, скорость не потеряем, наоборот, увеличим. По ходу применим вёсла. Противник идёт против ветра, только на вёслах, в быстроте и манёвренности нам уступает. Всё-таки у нас самое скоростное судно на Втором Острове, Сир. Гребцы все, как на подбор! Шкуру свою нам всем надо спасать изо всех сил, мы же не рабы на галерах!

— Командуйте, КАПИТАН! — согласился я и спустился в каюту.

ГРАФИНЯ была бледна, чувствовала себя, видимо, неважно. Она с тревогой посмотрела на меня, прижалась ко мне всем телом, внезапно заплакала.

— Что с нами будет? О, как я люблю и как ненавижу море! Сейчас бы иметь твёрдую опору под ногами, да пару лихих скакунов, да АНТРА, да степь до горизонта! А что можно сделать с тремя военными судами, забитыми под завязку пиратами? Три корабля впереди, один преследует нас сзади. Ты — не морской царь, повелевающий водной пучиной, ЗВЕРЬ — не морской дракон, топящий корабли. Что делать!?

— Ах, как идут тебе эти слёзки, моё солнышко! Собственно, самой красивой в мире женщине идёт всё! — бодро и весело произнёс я. — Милая моя! Поменьше уныния, побольше оптимизма. Вытри свои прелестные глазки. Рядом с тобой, как ни как, — бессмертный и могучий ИМПЕРАТОР, сверх воин, и не менее бессмертный и могучий ЗВЕРЬ! Ты что, позволила себе сомневаться в нас!? Если понадобится, станем мы повелителями морских просторов и неизведанных пучин, и непобедимыми и ужасными драконами. Нам это сделать, — раз плюнуть!

ГРАФИНЯ улыбнулась, ласково поцеловала меня в щёку. В это время яхта заложила глубокий вираж, дружно и мощно заскрипели уключины вёсел, забурлила вода за бортом.

Я поцеловал девушку в её чудную шейку и быстро поднялся на палубу. Наше судно теперь лихо шло параллельным курсом относительно приближающихся вражеских галер. Они находились от нас на расстоянии всего пятидесяти шагов и после нашего манёвра тоже стали осуществлять поворот, ставить паруса. Но им мешала инерция движения, скорость у яхты была намного больше, мы явно успевали обойти крайнюю галеру и вырваться на стратегический простор. Ещё чуть-чуть! Ну, поднажмите, ребята! В нас беспорядочно пускали стрелы, но они, либо, не долетая, падали в воду, либо, обессилившие и вялые, всё-таки доставали яхту, но не могли уже причинить никому никакого существенного вреда.

С большой галеры в нашу сторону дважды выпустили какие-то огромные зажигательные снаряды, которые в случае попадания смогли бы причинить нам крупные неприятности, а скорее всего даже потопили бы судно. К счастью, один снаряд раздражённо перелетел через наше судно, а второй, не долетев до него, обессилено и разочарованно плюхнулась с негодующим шипением в воду шагах в пяти от нас.

Ближняя к нам и сравнительно лёгкая галера первой из кораблей пиратской флотилии успела сделать поворот, быстро поймала сначала боковой, а потом и попутный ветер, устремилась за нами в погоню. Она была явно тяжелее нас, заметно уступала в скорости, но и гребцов на её борту имелось вдвое, а то и втрое больше. Правда, они до этого долгое время шли на вёслах против ветра, работали на износ, подустали, но, с другой стороны, их, ради такого случая, могли подменить пираты. Хотя, навряд ли. Не те люди… Не тот менталитет. Ах, сколько же их на борту! Орут, размахивают оружием, пускают стрелы, предчувствуют скорую добычу. Идиоты, сволочи! Ненавижу! Ну, ничего, дайте время, и я со всеми вами разберусь самым решительным образом!

Десяток наших бойцов, укрывшись за щитами, довольно эффективно и быстро стреляли в сторону галеры. Не попасть в скопление пиратов было очень трудно. Со стороны их судна периодически слышались крики боли и ярости. Расстояние между нами и галерой противника неуклонно и неумолимо увеличивалось. Давало, всё-таки, о себе знать наше несомненное преимущество в скорости за счёт небольшой массы и прекрасных мореходных качеств яхты.

Нас продолжали беспрерывно и хаотично осыпать стрелами, но они по большей части до яхты не долетали, а те, которым всё же удавалось это сделать, по-прежнему не представляли почти никакой опасности.

— Лучники! Вниз, на вёсла! — приказал я и подошёл к КАПИТАНУ.

Он, слегка пригнувшись за щитами, с довольной физиономией и с торжествующей улыбкой стоял за штурвалом. Четверо крепких матросов, облачённые на всякий случай в лёгкие кольчуги, бесстрашно увёртываясь от вялых стрел, лихо управляли парусами. Молодцы ребята! Будете живы, обязательно награжу! Попозже…

Сколько же, однако, людей мне надо наградить и одарить!? Но не беда! Ради достойных героев Императору ничего не жалко! Отвага и преданность — вот два краеугольных камня, на которых зиждется Империя! Впрочем, кое о чём, а вернее, — о главном, я не упомянул. Ум, рассудительность, мудрость… Вот они, — самые важные и прочные камни!

Тем временем яхта оторвалась от преследователей на довольно значительное расстояние. Ну, ну, ещё несколько усилий и дело в шляпе! Уйдём в отрыв окончательно. Ещё немного, ещё чуть-чуть! Стрелы в нас уже никто не посылал, так как это было абсолютно бесполезным занятием. Я, испытывая лёгкий кураж, быстро спустился на гребную палубу. Мои бойцы-молодцы творили с вёслами чудеса.

Обнажённые, мокрые мощные спины синхронно и размеренно опускались вперёд и поднимались обратно, руки крепко сжимали вёсла, мышцы вздувались и опадали в такт движению, остро и резко пахло потом. КОМАНДИР стоял впереди в носовой части и поддерживал нужный ритм движения:

— Раз — два, раз — два, раз — два!

За одним из вёсел я с удивлением обнаружил ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТА. Они гребли вдвоём, вместе, с усилием, видимо, из последних сил, но гребли. Ха, — это вам не поэмы писать, да не мечом махать, да не пьянствовать и дам придворных обольщать и соблазнять! Вот он, момент истины! Ничего, ребята, соратники вы мои верные, потренируетесь немного, разгоните кровушку молодецкую, слегка застоявшуюся!

— Эй, господа! — весело обратился я к ним. — Передохните, потом усильте других гребцов, а пока освободите мне место!

Я взялся за весло, легко и весело заработал им с бешеной силой, но, при этом был вынужден придерживаться общего заданного ритма движения.

— Ребятушки, богатыри вы мои, ну-ка, подожмём во славу Отечества и Императора! Всем по ордену, всем по премии! — заорал я.

После моих слов энтузиазма у народа заметно прибавилось. КОМАНДИР ускорил отсчёт, вода за бортом забурлила, яхта полетела вперёд, как стрела. Вот что значит материальное стимулирование труда!

— Эх, ухнем, эх, ухнем, сама пойдёт! — орал я, перекрикивая КОМАНДИРА.

— Эх, ухнем! — вторили мне лужёными глотками бойцы-гребцы. — Эх, ухнем, сама пойдёт!

Позже, еле пришедший в себя от изумления, КАПИТАН рассказывал мне, что, когда яхта вдруг резко ускорила ход, он подумал о значительном усилении ветра. Однако это не подтвердилось. Ветер дул по-прежнему и даже значительно ослабил свою скорость. Тогда КАПИТАН понял, что в судьбу его судна вмешались божественные силы. Хотя он и не был особо верующим человеком, но дал себе слово немедленно, при первом же удобном случае, посетить церковь и больше никогда ни в коем случае не богохульствовать.

Я не стал ни в чём разубеждать морского волка. Помог Бог, — значит, так оно и есть. В конце концов, ведь Император является помазанником Божьим на земле, и все его деяния, — реализация воли Бога, а, значит, его прямая и непосредственная помощь! Логично? Абсолютно логично!

И так… Мы успешно оторвались от безнадёжно отставших вражеских кораблей и, движимые вновь усилившимся попутным ветром, под тугими парусами непреклонно и стремительно продолжали свой путь на запад. Пока нам явно везло. Пока… Меня, как и КАПИТАНА, постоянно по-прежнему преследовала одна и та же мысль. Каким образом враг нас находит? Версия о присутствии на яхте шпиона отпадала сама собой. Даже если он и существует, то каким же образом передаёт сведения о нашем месторасположении? Кругом огромные морские просторы, по большей части, безлюдные. Голубиная или какая-либо иная птичья почта исключена. Передача световых сигналов? Но какой же они должны быть яркости, силы и направленности? Да и кому их подавать?

Бесконечная морская гладь, пустота на тысячи и тысячи шагов вокруг. Почему сигнал не был подан тогда, когда мы в ночи преодолевали пограничные заслоны? Крикни, произведи громкий плеск за бортом, и мы были бы моментально обнаружены!

Ну не с неба же, не из-за облаков же за нами кто-то наблюдает!? Но этих самых облаков просто нет! Вот и сейчас, да и немного ранее во время нападения пиратов небо как было, так и осталось идеально чистым, ясным и прозрачным. Не парят в вышине птицы, не следует за нами где-то высоко-высоко воздушный шар или нечто подобное. Какой воздушный шар, откуда он может здесь появиться, бред какой-то!? — с тревогой подумал я и засмеялся, но на всякий случай внимательно оглядел небесные просторы.

Они были по-прежнему чисты, прозрачны, тихи, безмятежны и абсолютно безжизненны. А, может быть, действительно, всё же существуют какие-то мистические явления: магия, колдовство, чародейство, передача мыслей на расстояние? Колдует вот сейчас неизвестно где коварный чародей над каким-нибудь волшебным кристаллом или шаром, наблюдает за нами, злобно хихикает, кривляется, брызгает слюной, делает корявыми руками какие-то магические пассы, замышляет нечто отвратительное и для нас крайне неприятное!?

Но отбились-то мы, вернее, ускользнули из лап врага только благодаря своему умению, смелости, силе, да прекрасным ходовым качествам яхты. А почему не была оказана магическая поддержка нашим преследователям!? Почему, допустим, не пропал ветер или не переломилась мачта на нашем судне? Тогда нас наверняка бы догнали. Где ты, колдун? Ау, ау, выходи, покажись…

— Спутники! — вдруг вспомнил я. — Спутники на орбите… Что же это такое!? Кстати, как там поживает мой добрый приятель МАГИСТР? Давненько его не было видно. А может быть, он никуда и не делся!? Наблюдает вот сейчас за мною каким-то образом, возможно, именно с небес, именно с этого самого загадочного спутника или посредством него. Ведь, как не крути, а вознёсся мой приятель туда уже дважды, и не было это ни наваждением, ни сном, ни иллюзией. Так может быть, виной всему — МАГИСТР?!

— Спутник, спутник, спутник… Что такое спутник!? — продолжал мучительно раздумывать я.

Мне в голову вдруг пришла неожиданная мысль. Если МАГИСТР поднимается в небо вверх, то где-то там, в вышине, должно существовать нечто материальное, осязаемое, твёрдое, куда МАГИСТР попадает и на что ступает, покинув землю. Уж не Луна ли это!? Или, всё-таки, может быть, на недосягаемой для моего зрения высоте парит какой-нибудь огромный аэростат или нечто ему подобное? И смотрит сейчас МАГИСТР на меня сверху вниз, ухмыляется, корректирует действия пиратов против нас?

Что такое, собственно, аэростат? Почему это слово вдруг всплыло в моей голове? Аэростат, воздушный шар, дирижабль… Летательные аппараты, получающие подъёмную силу за счёт нагретого воздуха, гелия или водорода. О как! Я эволюционирую довольно быстрыми темпами!

— Что же такое спутник?! — в который раз с необъяснимой тревогой задал я себе этот вопрос.

И так… Всё-таки, а что, если МАГИСТР действительно находится на Луне или на дирижабле? Я некоторое время усиленно переваривал данную идею, потом выбросил её из головы, безнадёжно махнул рукой. Так что же сейчас делает мой загадочный противник? Очевидно, он пока выжидает и каким-то образом следит за мною, периодически насылает на меня врагов, пакостник этакий! Для чего? Для тонуса, для формы, для поддержания напряжения, что ли? Потерпел дважды фиаско на земле, а теперь вот испытывает мои силы и возможности на море?! Ах, да, я совершенно забыл о РЕЛИКВИИ! Цель остаётся всё той же, прежней. А может быть МАГИСТР тут вовсе и не причём? Занимается какими-то другим, более важными делами, оставил меня на время в покое? Ладно, хватит насиловать своё ущербное сознание, и без того кем-то уже не однажды изнасилованное. Вперёд, Император!

Целые сутки мы плыли без всяких приключений. В паруса по-прежнему дул бодрый попутный ветер. Наступил очередной ясный, тёплый и тихий день. Мы с ГРАФИНЕЙ возлежали на носу яхты в глубоких удобных шезлонгах. Девушка периодически отпивала из большого хрустального бокала какое-то рубиновое, тяжёлое и густое вино, отщипывала из вазы кусочки мелко порезанных фруктов.

Я, любуясь своей лебёдушкой, не торопясь и лениво, как всегда, цедил Звизгун, закусывая его солёным огурцом и хрустящей квашеной капустой. Данные классические закуски были подкреплены моими любимыми бутербродами. На куске чёрного хлеба — тонкие кусочки солёного сала с тройной мясной прослойкой, нашпигованные чесноком и слегка помазанные забористой горчицей. Какая, однако, вкуснятина! О, Боже! Остались ещё на свете вот такие маленькие радости, ради которых стоит некоторое время пожить на этой грешной земле и терпеть превратности бытия! Что нам надо?! Красивая и любимая женщина, любящая тебя, сидит рядом. Превосходные напитки, вкусная еда, прекрасное настроение после очередной победы. Блаженное состояние души… И всё это на фоне тёмно-синего моря и невесомого, лёгкого и голубого неба. Ну что ещё желаете, Ваше Императорское Величество!?

Да, жизнь в очередной раз, несомненно, удалась, ну, хотя бы на сегодняшнем её этапе и уровне.

— Дорогая, я давно хотел узнать у тебя, веруешь ли ты в Бога? — лениво спросил я, с наслаждением созерцая густые, роскошные, светло-каштановые волосы ГРАФИНИ, распущенные и тяжело развевающиеся на ветру.

— Странный вопрос в таком месте и в такое время. Давай поговорим о чём-то другом, ну, например, — о смысле и цели бытия, о любви и дружбе, а ещё лучше, о политике. Кстати, это самая актуальная для нас сейчас тема, — фыркнула девушка.

— Да что об этом говорить?! Смысл бытия всё равно останется нам неведомым, — сколь угодно не обсуждали бы мы эту щекотливую тему. Чего переливать из пустого в порожнее!? Цель жизни вполне понятна, этот вопрос давно мною решён, скучен и неинтересен, — лениво ответил я.

— Вот как!? Оказывается, ты знаешь ответ на один из главных вопросов, волнующих мыслящих людей на протяжении веков? — удивилась ГРАФИНЯ и иронично улыбнулась.

— Да, знаю. Представь себе! — бодро произнёс я, делая большой глоток Звизгуна. — Всё предельно просто и ясно… Цель жизни заключается в достижении и обретении определённых материальных и духовных благ, в продолжении рода, передачи этих благ новому поколению. Вот, собственно, и всё! Не более того. Других целей не вижу…

— Так просто?

— А что тут может быть сложного? Другое дело — смысл жизни! Здесь имеется место для серьёзных и глубоких размышлений. Кстати, вопросы о существовании Бога и о смысле жизни очень тесно взаимосвязаны, не находишь?

— Кто знает…

— Ну, а о любви и дружбе говорено, переговорено, обговорено тысячу раз. Конечно, — эти чувства имеют место быть, конечно, они прекрасны, но, увы, не вечны. Всё проходит… И вообще, надо любить и дружить, а не рассуждать об этом, — поморщился я, снова опрокинул в рот полную рюмку Звизгуна, захрустел, постанывая, капустой. — Что касается политики, то на данный момент эта тема вызывает у меня крайнее отвращение, тошноту и рвоту, ничего более. Давай всё-таки поговорим о Боге. Я эти два дня, знаешь ли, по некоторым причинам всё пристальнее и пристальнее вглядываюсь в небеса. Дорогая, я заметил, что ты не ходишь в храм, почему? Значит, в Бога не веруешь?

— Не называй меня «дорогая», мне это не нравится, как-то банально, трафаретно и формально, — вспыхнула девушка. — И вообще, меня очень сильно тревожит то, что ты много пьёшь! Зачем ты так частишь!? Делай паузы!

— Господи, — этот женский упрёк вечен, как мир! Да, я люблю выпить. Есть такой грех! Состояние опьянения рождает у меня определённую эйфорию и лёгкий кураж. Без этих ощущений, согласись, жить довольно скучно. Плохое настроение и скука, в свою очередь, порождают довольно негативное ощущение бессмысленности бытия, а это очень опасно!

Я опрокинул в себя ещё одну рюмку и продолжил беспечно:

— У меня была одна знакомая дама. Она как-то высказала очень мудрую и глубокую мысль во время разговора, темой которого являлся алкоголь и его вредное воздействие на человеческий организм. В конце дискуссии по этому поводу она вдруг неожиданно и с надрывом произнесла примерно следующее: «Ты знаешь, ПУТНИК, а может быть алкоголики — это самые счастливые люди на свете!? Ну и что, что живут они мало? Зато находятся под постоянным кайфом, пребывают в состоянии перманентной эйфории, не бродят мучительно по жизни, а парят над нею. И правильно делают! А как живу я? Выпиваю иногда по праздникам и выходным, веселюсь, расслабляюсь, спускаю пар, но этого для меня явно недостаточно. А потом снова погрязаю в беспросветной суете суровых будней: бесконечные заботы, неблагодарные дети, вечный недостаток денег, опостылевшая монотонная работа, идиоты — любовники, дуры — подруги, вечная усталость и скука. И это жизнь?!».

ГРАФИНЯ поражённо молчала и, открыв ротик, задумчиво смотрела на меня. Я небрежно и томно любовался морем.

— Так вот, завершая разговор об алкоголе, хочу сказать следующее. Мой могучий организм нуждается в таком же могучем психологическом стимулировании, в постоянном поддержании необходимого тонуса, а также в своевременном расслаблении! У каждого свой образ жизни, основанный на личном опыте. Каждому — своё! Но… Вернёмся к главной теме. Так что же ты можешь поведать мне по поводу Бога? Веруешь ли ты в него?

— Вот привязался! Да что же это такое!? Ну, ладно. Бог, так Бог… — девушка задумалась, потом раздражённо произнесла. — Конечно же, он есть! А иначе, — как, зачем и почему возник этот мир? Собственно, не люблю слово Бог. Творец, Создатель, Высшая Сила, — это другое дело! А что касается церкви… Глупость всё это! Какая разница, хожу ли я в церковь или не хожу!? Молюсь ли я перед алтарём, или нет!? Разве в этом суть и смысл веры? Это всего лишь её внешние, показные проявления, важные для церкви, священников и их паствы, но не имеющие на самом деле никакого значения и смысла.

— Вот как? — усмехнулся я.

— Да, так! Я, конечно же, верю в Творца, вернее, в Высшую Силу, но она не вовне меня, а внутри, понимаешь? Зачем её искать где-то, когда она всегда в тебе? Зачем мне храмы, все эти лицемеры-священники, сотканные из обычных, свойственных всем нам, человеческих слабостей и пороков? Зачем эти глупые, в общем-то, почти никому не понятные, пропитанные плесенью, церемонии, ритуалы, песнопения, молитвы, вся эта мишура? Ты понимаешь меня?

— Понимаю, понимаю… — пробормотал я. — Знакомые мысли, однако… Я верю в Бога, но мне не нужны посредники между ним и мною. Верно сказано?

— Сказано абсолютно верно, Сир. Добавить мне больше нечего!

— А как ты представляешь себе Бога? Ну, в каком же он обличии, в чём его истинная сущность? Если он в тебе, то значит и во мне и в других людях. Что, он рассыпан в мире по осколкам? А где находится его основная ипостась, так сказать, стержень, или его просто не существует? Должно же быть какое-то единое и основополагающее божественное начало, так сказать, его квинтэссенция!?

— Он везде и нигде, он всё объемлет, и его нельзя познать. Может ли муравей понять и осознать, что такое человек, буйвол, дерево или солнце?

— Милая, кстати, а что из себя представляет Солнце? — оживился я и несколько отошёл от темы. — Ну-ка, просвети меня, невежду. Что же это такое? Очень интересно услышать твою точку зрения. Всё-таки девушка ты довольно образованная, просвещённая и неглупая…

На мой вопрос ответа я не получил, так как нашу беседу прервал крик матроса с мачты:

— Внимание! Прямо впереди по курсу корабль!

— Да что же это такое! Боже, как мне это надоело! Мы что, встретили на своём пути морской караван?! — возмущённо произнёс я.

Я обречённо вздохнул, не торопясь, встал, дожевал капусту, запил её рюмкой Звизгуна, закусил бутербродом с салом, и, обращаясь к сидящему неподалёку и напрягшемуся ПОЭТУ, а значит, через него к вечности, лениво произнёс пару фраз, как будто бросил с щедрого хозяйского стола суке-истории сахарную кость в виде очередного афоризма:

— И вечный бой! Покой нам только снится!

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Атакующий нас корабль представлял собою солидную, массивную, тяжёлую, двухпалубную, но, как это не странно звучит, — довольно изящную галеру. Над ней высились две длинные мачты со свёрнутыми парусами. На одной из них, как и положено, развевался чёрный флаг с черепом и костями, и это меня почему-то совершенно не удивило.

Классика жанра. Снова пираты! «Идёт охота на волков, идёт охота!». Кто же волки, а кто охотник, господа флибустьеры?! «Интересно, интересно», — с раздражением подумал я, — «А существуют ли на этом море какие-либо иные корабли, кроме пиратских!? Если всё-таки таковые имеются, то куда они, горемычные, подевались?». Собственно, какая разница, кому принадлежит судно, пиратам или флоту Первого Острова? Все корабли в этом секторе представляли для нас определённую потенциальную опасность, большую или меньшую.

Галера шла против ветра, на вёслах, прямо на нас. Хотя её паруса и не были задействованы из-за отсутствия попутного ветра, но скорость у судна поражала воображение. Она достигалась благодаря двум длинным рядам вёсел по обоим бортам, с бешеной скоростью погружающимся в море, мощно вспенивающим его и вылетающим обратно с невероятной силой. Разбрызгиваемая вокруг вода образовывала в воздухе причудливые и невероятные завихрения, завораживала и гипнотизировала, фонтанировала на солнце разноцветными радужными красками. Вёсла при этом напоминали стаю чудовищных, фантастических и хищных летучих рыб!

Небо прояснилось, воздух был абсолютно прозрачен. Вражеский корабль, казавшийся ещё минуты назад достаточно удалённой, неопределённой, не относящейся к нам сущностью, постепенно превращался в то, что через небольшой промежуток времени грозило безжалостно смести со своего пути нашу хрупкую, маленькую, уютную плавучую обитель. Чёрная, массивная, смертоносная, но вместе с тем довольно изящно обработанная глыба, выпятив перед собой длинный и грозный таран, тяжело летела на нас, не давая вроде бы никаких шансов на спасение.

— Ну что, КАПИТАН, повторим манёвр! — крикнул я беззаботно.

— Конечно, Сир! Мы их сейчас сделаем, как маленьких котят, — весело и уверенно откликнулся тот. — Но должен заметить! Судно у ребят, что надо! Быстроходность отменная, обтекаемость идеальная. Чем-то эта галера мне напоминает нашу яхту, только в увеличенном варианте. Там у них гребцов, наверное, сотни полторы-две, а то и более, если учесть, что за каждым веслом по три-четыре человека. Но, всё равно, я думаю, что уйти нам будет нетрудно. Ветер по-прежнему попутный, да ещё и усиливается. Мы в любом случае намного легче их, имеем явное преимущество в скорости, оторвёмся играючи! Пусть подойдут поближе, чтобы при совершении манёвра яхта получила хорошую фору. Уйдём в сторону на боковом ветре, как прошлый раз, а потом вернёмся на прежний курс и — вперёд! Пока они развернутся, пока поставят паруса, а нас в это время уже ищи-свищи! И гребцы им не помогут. При таком темпе ребята на вёслах продержатся недолго, сдохнут скоро, как миленькие!

— Резонно, резонно! — весело и беззаботно крикнул я.

Так всё, наверное, и сложилось бы, да не учли мы один неожиданный фактор, который, к сожалению, не позволил нам в очередной раз выйти сухими из воды. Куда от неё, родимой, в конце концов, денешься! Вода, вода, одна вода, кругом вода…

А фактором этим явилась мощная катапульта, которая имелась на пиратском корабле. Вернее, катапульт было, очевидно, две или три. Эка, невидаль, — катапульты! Видели мы уже эти агрегаты. Эффективность у них против маленького судна почти нулевая. Это как в воробья кидать с большого расстояния камнем: кидай не кидай, а всё равно птица вовремя отпрыгнет, увернётся или взлетит. Ничего с ним не сделаешь!

В данном же случае такие финты у воробья, то есть у нас, не получились, вернее, удались частично. То ли катапульты были какими-то особыми, мощными, то ли управляли ею настоящие мастера, но наш вполне разумный и проверенный план по совершению молниеносного манёвра и ухода от врага под боковым, а потом и попутным ветром, увы, не осуществился.

Галера ещё не подошла к нам на достаточное расстояние, чтобы мы начали манёвр, когда от неё вдруг отделился какой-то предмет, который стремительно полетел в нашу сторону. Этот предмет оказался большой стрелой метра полтора в длину. Впереди её имелся четырёхгранный разлапистый наконечник, сзади — трёхгранный широкий стабилизатор. Все эти нюансы я отметил перед тем, как стрела почти достигла палубы нашего судна.

Я, как всегда в таких случаях, то ли ускорился, то ли приостановил течение времени. Суть не в формулировке… Стрела на подлёте замедлила своё движение, благосклонно дала мне рассмотреть себя в полной красе и во всех подробностях. Пока я этим занимался и планировал дальнейшие действия по отражению атаки, наш доблестный КАПИТАН не дремал. Он сделал изящный, лёгкий, а, главное, совершенно своевременный и удачный манёвр, благодаря которому зловещая посланница с чужого корабля, пронзив один из наших парусов, бессильно и разочарованно растворилась в морской пучине за бортом яхты. Я вышел из состояния ускорения или замедления, не знаю, как его правильно охарактеризовать, и заорал, отдавая две совершенно противоречивые команды одновременно:

— Всем вниз, на вёсла! К бою готовься!

Галера противника выпустила в нашу сторону ещё два снаряда. Первый являлся всё той же банальной стрелой, а вот второй представлял собой более серьёзную опасность в виде двух металлических шаров, соединённых длинной цепью. Летели они, вроде бы, медленно, хаотично кувыркаясь в воздухе, но я сразу почувствовал исходящую от них неминуемую и главную угрозу.

Капитан снова сделал быстрый манёвр, стрела прошла в метре от правого борта, бултыхнулась в воду, но, соприкосновения с ядрами, увы, избежать не удалось. Они, слава Богу, не попали в корпус яхты, но прошлись наискось по верхней палубе, безжалостно и мощно сметая всё на своём пути. Перед этим я вовремя успел ускориться, мгновенно оказался около рубки, выхватил из неё, как пёрышко, замершего и обомлевшего КАПИТАНА, и скатился с ним в находящийся рядом люк на нижнюю палубу.

Краем глаза в это время я увидел третий аналогичный снаряд, вылетающий с галеры. В моём восприятии сама она двигалась очень медленно, почти застыла, но ядра летели значительно быстрее, и я уже предчувствовал конечную точку их траектории, но ничего поделать не мог. Исход первого этапа схватки был явно предрешён не в нашу пользу, и от меня сейчас совершенно не зависел.

Лёжа рядом с КАПИТАНОМ на нижней палубе, я обречённо слышал сначала первый удар по корпусу судна и последующий за ним треск, потом такой же второй. Раздались дикие крики, очевидно, парусных матросов, а затем наступила тишина. Я мгновенно вскочил, перемахнул через КАПИТАНА, раскинувшегося на проходе и явно обалдевшего от такой внезапной смены обстановки, вылетел на палубу.

Моему взору предстала печальная картина. Увы, увы… Наше судно потеряло всю надстройку и обе мачты. Вернее, не совсем обе. Одна из них была перерублена наполовину. Палуба обильно обагрилась кровью. На ней валялись искорёженные части тел бедных матросов. Да, не дождались ребята наград и премий. Но держались молодцами, вечная им память!

Из носового люка выглядывал растерянный и бледный КОМАНДИР, не знающий, что делать. Позади меня появились, поднимающиеся на палубу, члены моего славного экипажа. ШЕВАЛЬЕ крепко держал за локоток дёргающуюся и что-то нервно бормочущую ГРАФИНЮ.

ПОЭТ, как ни странно, был абсолютно спокоен. Он с интересом рассматривал неумолимо приближающийся пиратский корабль, стоя в полный рост, и не обращал никакого внимания на лужу крови под ногами. Глаза его как-то странно и лихорадочно блестели, лицо раскраснелось, губы что-то невнятно произносили. Потом я услышал его возбуждённый голос.

— Сир, каков момент! Вот он — истинный экстаз бытия! Вот он — водораздел жизни и смерти! Боже, какие строки и образы сейчас рождаются в моей голове! — безумно закричал ПОЭТ, и ветер в мощном порыве не менее безумно вздыбил его длинные светлые волосы. — Как жаль, что эти великие эфемерности не могут быть навечно отчеканены на небе, на морской глади! О, как слаб и ничтожен человек! Ну, где же ты, Смерть, злобная и вонючая старуха!? Я давно хотел с тобою встретиться! Возьми меня, старая шлюха! Дайте мне меч, пол царства за меч!

ПОЭТ был явно на пути к безумию, если уже не достиг этого мистического, загадочного и, в данный момент, совершенно своевременного и вполне уместного состояния.

— Сударь! — весело заорал я, пересиливая вой мощного ветра, невесть откуда взявшегося. — Вы рано собрались умирать! А как же Поэма!? За вами ещё пара глав, наиотважнейший вы наш! А Летопись!? Я вам, однако, выдал аванс! Неужели весь потратили на бордели, на баб и на игру!? Стыдно, ах как стыдно! Вам явно рано покидать этот бренный, но прекрасный мир! Придётся ещё некоторое время помучиться и покайфовать! А, вообще, в Империи ещё столько одиноких, не обласканных, симпатичных и полных печали вдов, ждущих своих маленьких женских радостей! Кто же им их подарит, как не мы! Бог с ним, с мечом! Где ваше перо, любезный!? Пол царства за перо!

— Содержательная и полностью соответствующая настоящему моменту беседа! Браво, Сир! Даритель Вы наш! Его, оказывается, привлекают необласканные вдовы! Я сейчас так тебя одарю!!! Извращенец! — вдруг возникла передо мною злая и растрёпанная ГРАФИНЯ.

Ну, что за женщина! Во взгляде огонь и решительность, щёчки пылают, в руке длинный кинжал. Ах, как хороша, чертовка! Ишь, ты, однако, как быстро взбодрилась, пришла в себя и восстановилась! Был бы достойный стимул! О, женщины!

Между тем ветер приобрёл характер и силу урагана, почерневшее небо пронзили несколько редких и слабых молний, вслед за ними раздались пока ещё отдалённые и детские по силе грозовые раскаты. Что-то мне это всё напоминает! Где-то мы всё это уже видели и проходили! Вроде бы, те самые рукотворные молнии, но не совсем те! Боже, прошу тебя, — больше никаких молний, ничего сверхъестественного и мистического, только не сейчас! Чуть, чуть попозже! Мне бы разобраться с моими обычными земными, вернее, морскими делами!

— КАПИТАН, на этой яхте, надеюсь, хороший киль!? Она достаточно устойчива!? — прокричал я, увидев старого морского волка рядом с собою.

— Сир, — это самая устойчивая и крепкая яхта в мире! Да к тому же она сейчас без мачт и парусов! Закиньте её на небо и трижды окуните в море, — ничего не случится! Всегда примет своё первоначальное положение. А зачем Вы про это спрашиваете!?

— Да так, имеются у меня кое-какие предчувствия. Не нравится мне погода, ох как не нравится! Готовьтесь на всякий случай к серьёзному урагану, к очень сильному урагану! Всем слушать мою команду! — властно и как можно более грозно заорал я. — Всем вниз! Это приказываю вам я, — ваш Император! Вниз!!! Всем на вёсла, манёвр влево! КАПИТАН, уходим от столкновения, проследите за выполнением моей команды!

Вскоре яхта стала неуклюже, но неумолимо выполнять намеченный манёвр. Сделано это было совершенно вовремя. Тяжелый и длинный, окованный металлом, клык на носу галеры, внезапно вырос вдруг из мокрой мути всего в десятке метров от нас. Еще немного, и он бы протаранил яхту, но она явно успевала уйти от удара. Движение влево увенчалось успехом.

Справа над нами возник высокий борт вражеского судна, облепленного пиратами, обезумевшими и опьяневшими от ярости, злобы и торжества от предчувствия скорой победы. Я сжал в руке ПОСОХ и рявкнул во всю мощь лёгких:

— З-В-Е-Е-Е-Р-Ь!!!

Затем я, неимоверно ускорившись, собрав все силы, огромным мощным прыжком преодолел серую клокочущую бездну, разделяющую два судна, и тяжело приземлился на какую-то палубную надстройку галеры, выбив из неё щепки и металлические гвозди.

ЗВЕРЬ огромной, блестящей, искрящейся чёрной массой скользнул у меня над головой и обрушился в гущу пиратов, скопившихся на палубе. Утробный и ужасный вой потряс всё вокруг, заглушив звуки неба, ветра и моря. Воздух страшно завибрировал, пространство сгустилось.

Я выпрямился во весь рост, закричал что-то весело, безумно и страшно, размахнулся и мощно обрушил ПОСОХ вниз, разрывая ткани корабля, словно тяжёлой кувалдой. Надстройка с треском развалилась подо мною, а я, легко перекувыркнувшись в воздухе, крепко встал на ноги, и снова что-то заорал: дико, угрожающе, бессвязно и пронзительно. Вой ЗВЕРЯ незамедлительно последовал в ответ. Крики ужаса и боли вторили ему со всех сторон.

Кровь вскипела во мне, словно раскалённая лава в вулкане, очнувшемся вдруг от вековой спячки. Адреналин внутри меня кипел и фонтанировал за пределы человеческой сущности, выбрасывая наружу, в чёрную таинственную бездну мироздания излишек сконцентрированной энергии. Аллилуйя войне, аллилуйя!!!

Я выхватил меч и сжал его в правой руке. Плащ, словно чёрная хищная птица, облегчённо освобождённая от оков, соскользнул с моих плеч. Он решительно взмыл в воздух, подхваченный ветром, но затем бессильно запутался в вантах.

— А, а, а, а!!! — дико заорал я.

— Уа, уа, уа!!! — вторил мне Пёс.

ПОСОХ вибрировал и холодно горел в моей левой руке, не обжигая её. Схватка началась…

Пиратов было много, — очень много. Они заполонили всю палубу вокруг меня, что-то кричали, размахивали оружием. Выглядели они так, как и положено выглядеть данной категории людей: самые разнообразные пёстрые и причудливые одежды, смешение кольчуг, кожаных и металлических нагрудников, наплечников, иногда полных лёгких лат. Шлемов почему-то почти ни у кого не было. Сплошь — усатые и бородатые лица, в ушах серьги, в руках, как правило, слегка изогнутые короткие и широкие сабли или длинные кинжалы, а также топорики, видимо, удобные для ближнего абордажного боя, который предполагает значительную стеснённость в пространстве. Совершенно правильно! Быстрота и лёгкость в движениях в это время многого стоят!

Все эти впечатления и мысли промелькнули в моей голове за какие-то несколько секунд. Но ЗВЕРЬ в этот ничтожный промежуток времени уже успел в очередной раз начать пожинать свою ужасную кровавую жатву. В центре палубы образовался чудовищный круговорот из людских тел, рождаемый Псом. Он втягивал в себя всё новых и новых пиратов, словно в безжалостную кровавую воронку, в хрустящее, кипящее и ненасытное мутное чрево, где они методично и неумолимо переваривались. Слышались вопли, крики, хрипы и проклятия. Воронка всё больше и больше расширялась, поглощая всё больше и больше жертв.

ЗВЕРЬ был подобен какому-то мистическому, могучему, древнему, легендарному чудовищу. Собственно, так оно и было… Он двигался очень быстро, убивал молниеносно, жестоко и безжалостно. Его практически не было видно под массой тел, копошащейся над ним сверху, но своё продвижение он уверенно отмечал фонтанами крови, разлетающимися вокруг оторванными ногами, руками, головами и, вывороченными наружу внутренностями.

Боже мой, — вот это побоище! Какой восторг! Какой экстаз! Славно, великолепно! Вопли гибнущих морских разбойников были до такой степени ужасны и невыносимы, что даже у меня мороз прошёл по коже, а волосы на теле и на голове в буквальном смысле встали дыбом. Такого потрясающего зрелища я до сих пор ещё не видел, даже при первом столкновении с пиратами в поле. Тогда схватка происходила на определённом удалении от меня, а теперь, — всего в десятке шагов!

ЗВЕРЬ понемногу перемещался к носу галеры, я же, находясь почти на её корме, в свою очередь, отдался битве самозабвенно и страстно. Мой меч, сжатый в правой руке, невесомо и смертоносно порхал в воздухе, как бабочка с лезвиями-крыльями. ПОСОХ, сжимаемый левой рукой, тяжело и мощно, словно лопасти волшебной мельницы, вращался в разных направлениях, безжалостно сокрушая пиратов.

Я то ускорялся, то замедлял движения, приседал, подпрыгивал и перекатывался, нанося удары клинком и ПОСОХОМ во все стороны. Я, разрезал своим телом густой воздух, словно старый мёд хорошо заточенным ножом, безжалостно разил врага направо и налево, опустошая его ряды, вносил в них растерянность и панику.

Я быстро достиг массивной кормы галеры, приподнятой над палубой, решительно очистив её от чьего-либо постороннего присутствия, потом вышел из ускоренного состояния, присел на одно колено, отдышался, опёрся о ПОСОХ, осмотрелся.

На окровавленной палубе, по которой я только что молниеносно прошёлся, вернее, пронёсся, как безжалостный ураган, густо валялись мёртвые и раненные тела. Пара десятков тех счастливчиков, которые остались живы, боязливо и нерешительно толпились передо мною внизу, выставив перед собой сабли, топоры, копья и секиры. Было видно, что первоначальный их энтузиазм значительно угас. Смотрели они на меня по-прежнему со злобой, но во взглядах разбойников я читал отчаяние и тоскливую обречённость. Да, — это уже не бойцы, а так, десерт на закуску под хороший портвейн.

— Ну, что, господа, приплыли, ещё не доплыв!? — весело и беззаботно выкрикнул я в их сторону, балансируя на всё более раскачивающейся палубе корабля, и периодически умудряясь, как бы лениво, но мгновенно отбиваться мечом от неведомо откуда долетавших до меня стрел. — Не пора ли принять холодную ванну, вояки вы мои великие!? — я красноречиво указал ребятам за борт. — Море сегодня великолепное, не находите ли!? Даю вам последний шанс! Воспользуйтесь им, пока я добрый! Ну-ка, ну-ка, морские волки вы наши!

Флибустьеры уже были готовы последовать моему мудрому совету, но произошло то, чего я никак не ожидал. Да и не я один… Небо в очередной раз содрогнулось от мощного электрического, или какого-то иного разряда. Я увидел, как над галерой вдруг возникла почти невидимая, но вполне осязаемая энергетическая воронка, начинающаяся как бы на небесах, обращённая своей широкой частью вниз, и заканчивающаяся на палубе большим кругом ослепительного света. В этот круг, на узкую полоску пустого пространства, разделяющего меня и пиратов, были выплюнуты из ниоткуда, из пустоты, три тела.

Сначала они были как бы слегка размытыми, колеблющимися, нереальными, но потом обрели естественные формы, превратились в мужские фигуры, которые были абсолютно обнажены. Они безжизненно и тяжело шмякнулись о доски палубы, как мешки, набитые дерьмом.

Почему именно дерьмом? Не знаю, но именно это сравнение сразу же пришло в мою голову. Может быть, я мгновенно почувствовал смертельную опасность, исходящую от этой троицы? А с врагом, как известно, всегда легче бороться, если вовремя дать ему уничижительное и нелепое название или самую отрицательную характеристику. Старый добрый психологический приём…

Ну, как можно достойно и эффективно противостоять, допустим, — Гиганту или Несокрушимому, Могучему или Разрушителю!? А дерьмо, оно и есть дерьмо, если не сказать жёстче. С ним всегда как-то легче разобраться. Собственно, а чего мне церемониться!? Говно и есть говно!

И, так… Указанное дерьмо или говно в виде троих довольно нехилых ребят несколько секунд неподвижно лежало на палубе, не подавая никаких признаков жизни. Я и пираты, словно погружённые в какой-то насильно навязанный нам транс, недоумённо рассматривали пришельцев. Ветер вдруг стих, небо на глазах начало проясняться, галера перестала раскачиваться и коварно уходить из-под ног. Основной бой, или, вернее, побоище, окончательно переместилось с центра корабля на нос. ЗВЕРЬ безжалостно, неуклонно и методично, словно чудовищная машина смерти, запрограммированная на убийство, продолжал истреблять морских разбойников.

Я вдруг похолодел и замер. Так, так… Запрограммированная машина… Что это такое!? Откуда в моей голове вдруг возникли эти понятия, чёрт возьми?! Машина, механизм, компьютер, робот… Программа… Программирование, программист… Ладно, не до этого сейчас!

И так. Сражение Пса с флибустьерами переместилось на носовую часть галеры. Надо отдать должное пиратам: сражались они довольно самоотверженно и храбро, гибли, но не сдавались. Собственно, а кому им было сдаваться, и каким образом!? С другой стороны, не такие уж они все и бесстрашные… Только сейчас я обратил внимание на то, что успокоившееся море было довольно густо усеяно барахтающимися пиратами, хаотично и отчаянно плавающими в холодной воде. Эти ребята всё-таки предпочли спасительное бегство верной смерти. Правильно сделали, злодеи вы наши недорезанные! Зачем бороться с тем, с кем это делать бесполезно? Но, погодите! Скоро я вас всех дорежу!

Когда я снова посмотрел перед собою, то увидел очень неприятную и серьёзно встревожившую меня картину. Все трое пришельцев уже вполне твёрдо стояли на ногах, мрачно, испытующе и очень недоброжелательно рассматривали меня. Бойцы, как на подбор… Ростом и комплекцией они были примерно такими же, как и я. Взгляды светлых глаз решительны, пронзительны, агрессивны и полны угрозы, тела налиты уверенной в себе силой и мощью.

— Приветствую вас, уважаемые господа, на борту этой замечательной галеры! Разрешите представиться. Перед вами Император Трёх Островов! — бодро произнёс я, томимый самыми нехорошими предчувствиями. — Я, в общем-то, подозреваю, кто вы такие. Как там, на небе? Каково питание, что пьём, какие имеются развлечения? Видимо, никаких, иначе, зачем вам, горемычным, спускаться с небес сюда, на грешную землю!? Я вас понимаю. Добрая драка намного лучше злой скуки. Я сам такой… Кстати, не встречали ли вы случайно там, на верху, моего старого доброго друга — МАГИСТРА? Небось, забился он в какую-нибудь тёплую и укромную нору, наблюдает за мной, всё лелеет и холит свои гнусные и зловещие наполеоновские планы, организатор наш великий!? Как поживает его славный конь-тяжеловоз? Где вы ему там, на верху, сено и овёс берёте? Меня этот вопрос очень сильно интересует.

Реакция пришельцев на мои слова оказалась самой неожиданной и непредсказуемой. Сначала они недоумённо и угрюмо переглянулись, нахмурились, потом вдруг, видимо, догадавшись, о ком идёт речь, почти одновременно загоготали, да так заразительно, что и я, и даже некоторые из пиратов нервно им вторили.

Впрочем, веселье длилось совсем недолго и закончилось оно довольно печально для флибустьеров. Пришельцы быстро развернулись в сторону морских разбойников, дружно ускорились и за несколько секунд голыми руками выкосили противника подчистую.

— О, как! Ишь, ты! Однако?! — успел искренне удивиться я вслух перед тем, как трое голых могучих детин, перепачканных кровью, вооружённых каждый двумя саблями, одновременно и слаженно обрушились на меня в длинных смертоносных прыжках.

Слава Богу, что к этому моменту я уже успел неплохо передохнуть и полностью восстановился. Я мгновенно ускорился и, к своему огромному облегчению, увидел прыжки пришельцев в слегка замедленном исполнении. Ну что же, не так страшен чёрт, как его малюют, будем жить! Я молниеносно подпрыгнул вверх на пару метров и воспарил над бойцами с распростёртыми объятиями и лёгкой душой. В буквальном смысле слова…

Мои объятия представляли собой широко расставленные в стороны руки. В правой руке находился добрый и славный ЭКСКАЛИБУР, уже почти покрытый волшебной накипью будущих легенд и сказаний. В левой руке покоился ПОСОХ, не нуждающийся ни в какой накипи. А душа моя, как ни странно, была вполне легка, невесома и спокойна, как никогда!

Я пропустил пришельцев под собою, предоставив им возможность в полной мере насладиться открывшейся впереди пустотой, где я, по их замыслу, должен был находиться в данный момент. После этого я изящно и легко приземлился на палубу, чтобы немного передохнуть. Мои противники, очевидно, жестоко разочарованные таким началом схватки, резко повернулись, тоже вышли из состояния ускорения и обратили на меня свои недоумённые взоры.

— Вы кого-то искали? — непринуждённо и, с трудом сдерживая дыхание, но весело и беспечно обратился я к ним. — Чего-то вы какие-то заторможенные, разбалансированные, несобранные. Плохо позавтракали, или, наоборот, переели? Так передохните, даю вам время, господа!

Ребята, надо отдать им должное, оптимизма и настойчивости не потеряли, и снова ускорились. Они предприняли вполне разумную попытку окружить меня с трёх сторон. На этот раз они действовали намного быстрее, видимо, максимально мобилизовали свои силы и возможности. Я с тревогой отметил, что они значительно возросли. Ах, хитрецы, решили сначала меня прощупать?! Ну что же, вы меня серьёзно разозлили! Я снова высоко подпрыгнул, вложив в это движение всю силу, и вырвался из сомкнувшегося вокруг меня живого кольца, перелетев через него.

Мой прыжок, видимо, в очередной раз произвёл на пришельцев сильное впечатление, так как на их лицах я прочитал полное удивление и недоумение. Но они довольно шустро снова развернулись в мою сторону. В следующую секунду я сделал кувырок обратно и молниеносным двойным ударом перерубил сабли, которые держал перед собою в руках, ближний ко мне боец.

Очевидно, его пальцы и кисти были в этот момент относительно расслабленными, так как мой всесокрушающий удар их существенно травмировал. Выйдя из ускорения, я услышал жуткий вопль, издаваемый поверженным противником. Он катался передо мною по палубе, прижав руки к животу и размазывая вокруг себя кровь.

Его товарищи застыли, как изваяния, с огромным удивлением глядя на меня. Но сабли они из рук не выпустили, держали их наготове перед собою. Я с удовольствием отметил про себя, что дыхание их было прерывистым, а во взглядах появилась определённая растерянность и неуверенность. Это очень хорошо. Победа приходит к тому, у кого сильнее воля! Старая, как мир, истина…

— Что так смотрите!? Удивлены? Может быть, хватит? — тяжело дыша, спросил я их. — Шутки закончились, пришло время спокойно поговорить или умереть, иного не дано. Вас, видимо, в достаточной степени не предупредили о том, кем я являюсь и каковы мои способности. Сейчас я их продемонстрировал. Кстати, разрешите передать вам привет от МОЛОТА. Он жив и здоров. В настоящее время является моим преданным соратником. Так что, поговорим?

Ребята насупились, стояли не двигаясь, угрюмо и нервно молчали. Как я понял, они, не смотря ни на что, сдаваться, а тем более разговаривать со мною, не желали. Один из них что-то коротко крикнул другому, после чего оба незнакомца с двух сторон снова бросились на меня. Я, лелея слабую, но вполне осуществимую надежду на пленение пришельцев, сделал молниеносный перекат и вновь оказался за их спинами. Они мгновенно развернулись и снова бросились на меня. Прыжок, перекат… Ну, ничего, сейчас я вас измотаю и измочалю, быстрые вы мои!

Мы стояли друг против друга на неподвижной, залитой кровью, палубе. Ветер почти стих, море было тихим и умиротворённым, солнце сияло, небо приобрело нежно-голубой, чуть суховатый и какой-то отстранённый от мира цвет, свойственный только осени. Позади меня на носу вдруг наступила относительная тишина. Почему относительная? Да потому, что более не было слышно типичных звуков жестокой битвы: звона сабель, ударов, падания тел, свиста стрел, лязганья доспехов, криков боли, воплей торжества и отчаяния.

Теперь только редкие стоны раненых на палубе, да лёгкий и суетливый плеск воды за бортом, да негромкие сдавленные крики, издаваемы барахтающимися в море пиратами, нарушали тишину, так необходимую сейчас миру.

Я на мгновение расслабился, глубоко вдохнул всей грудью солённый морской воздух и вдруг, на выдохе, на каком-то интуитивном уровне почувствовал неотвратимую и смертельную опасность. Она внезапно и совершенно неожиданно, словно ниоткуда, возникла за моей спиной, и я уже не имел ни времени, ни сил избежать её. Я это понял и по удивлённо-торжествующим глазам моих противников, которые вдруг начали резко ускоряться. Я не смог сразу последовать их примеру, так как в тот же миг три стрелы, посланные сзади, одна за другой, пронзили моё тело.

Одна из них попала мне в правое плечо, вторая вонзилась в спину, пробив лёгкое, третья вошла в левое бедро и, очевидно, повредила артерию, так как кровь хлынула фонтаном. Моя славная кольчуга приняла на себя и погасила часть энергии стрел, но не смогла всё-таки полностью защитить меня от них, так как посланы они были с очень близкого расстояния. Падая, оглянувшись назад, я убедился в этом.

Стрелял человек, одиноко стоявший среди трупов буквально в десяти шагах от меня. Он был в лёгких серебристых и чистых доспехах, на которых я не разглядел ни капли крови. В одной руке воин сжимал большой лук, а в другой пустой колчан. И то хорошо… Откуда он взялся, чёрт возьми!? Эти мысли чётко и ясно возникли в моей голове тогда, когда я, словно тяжёлый мешок, неожиданно выпущенный из надёжных и крепких рук грузчика, бессильно упал на палубу. Боль пришла внезапно и затопила всю мою жалкую человеческую сущность.

Ах, Император! Ах, Ускоренный! Ах, Бессмертный! Где же твоя интуиция и реакция!? Что же ты подвёл меня, ПОСОХ!? Собственно, какая может быть реакция, если стреляли в спину незаметно с нескольких шагов? Не успел я додумать эти горестные мысли, как пришельцы уже оказались рядом со мною. Вопреки моим грустным ожиданиям они почему-то не стали меня сразу убивать, а, отбросив сабли, хищно, нетерпеливо и с животным остервенением накинулись на меня, стали поспешно снимать с меня кольчугу и разрывать одежду в клочья. Всё и все вокруг: и я, и сами бойцы, и палуба галеры покрылись хлещущей из меня кровью, которая, впрочем, спустя некоторое, довольно короткое время, внезапно прекратила течь, как будто кто-то вовремя и заботливо вставил спасительную пробку в пробитый водопровод.

Ребята, видимо, что-то искали в моей одежде или на мне, так как через считанные минуты я оказался почти голым, как и они. Да, — вот это зрелище! Трое здоровенных, голых, окровавленных мужиков, барахтающихся в луже крови! Эх, как жалко, что рядом нет ГРАФИНИ и ПОЭТА! Действительно, — от трагичного до смешного всего один шаг!

— Нашёл! — издал торжествующий вопль один из нападавших.

Он держал в высоко поднятой руке сорванную с моей шеи РЕЛИКВИЮ. Как ни странно, и она и цепочка были совершенно сухи и чисты.

— Так вот из-за чего весь сыр-бор?! — с невероятной и бессильной злобой прохрипел я, а потом, почти теряя сознание, то ли крикнул, то ли простонал из последних сил. — З-В-Е-Р-Ь!!! З-В-Е-Е-Р-Ь…

Мой красавец не заставил себя долго ждать. Собственно, ещё до того, как позвать его вслух, я уже интуитивно почувствовал приближение Пса. Возможно, он бросился на помощь мне ещё тогда, когда стрелы срывались с тетивы вражеского лука. Галера была длинной, и преодоление расстояния от носа до кормы, да ещё по скользкой и заваленной трупами палубе, заняло у Собаки какое-то время, пускай небольшое, но всё-таки заняло…

Перед появлением ЗВЕРЯ время вдруг спрессовалось из лёгкой невесомой субстанции в какую-то неведомую мне сверхплотную материю. Я видел открытый и застывший в торжествующем крике рот одного из пришельцев и выпученные в диком животном ужасе глаза другого. Он, очевидно, увидел приближающегося к ним Пса.

Потом огромная чёрная туша в гигантском и беспощадном прыжке невесомо и стремительно пролетела надо мною. По пути ЗВЕРЬ успел, во-первых, захватить пастью высоко поднятую руку злодея с зажатой в ней РЕЛИКВИЕЙ, и с лёгкостью оторвать её от тела. Во-вторых, левой лапой Пёс играючи снёс тому голову, образовав на её месте гейзер из алой крови, окатившем по второму кругу всех присутствующих на месте происшествия лиц. В-третьих, правой лапой ЗВЕРЬ размозжил пол черепа второму пришельцу.

Совершив эти нехитрые манипуляции, Пёс, тяжело кувыркнувшись, плюхнулся на палубу как раз рядом с ранее травмированным мною воином и, как бы невзначай, нанёс ему длинный, мгновенный и страшный удар когтистой лапой, вспоров живот, взломав грудную клетку и отделив голову от туловища. Потом ЗВЕРЬ, явно удовлетворённый выполненной работой, застыл, как изваяние, на окровавленной палубе.

— Иди ко мне, красавец ты мой, — устало произнёс я, слегка потрепал Собаку по склонённой ко мне башке, через силу усмехнулся, а потом максимально расслабился, подавил ощущение боли, решительно и резко вытащил стрелы из своего многострадального тела одну за другой. — Эх, зря ты укокошил этого, последнего. Из него получился бы неплохой пленный, ценный источник информации, да ладно, чёрт с ним…

Я лёг на спину, посмотрел в голубое, бездонное и безмятежное небо, облегчённо засмеялся. Ах, МАГИСТР, старина, не так-то меня просто одолеть! Теперь вот злобствуй, пускай слюни, грызи ногти, бейся головой о стены. Так тебе и надо, урод! Ну, я ещё до тебя доберусь!

Затянувшиеся было раны, снова открылись после того, как я вытащил из них стрелы, но кровоточили они как-то вяло, медленно и лениво, словно нехотя. Мол, зачем мне, крови, течь из этого странного и ненормального существа? Всё равно я быстро свернусь, мои запасы, как ни в чём не бывало, пополнятся, восстановятся и обновятся, все повреждённые органы и ткани стремительно регенерируются, затянутся и заживут, и вот он — Бессмертный, предстанет перед этим бушующим миром, как новенький!

ЗВЕРЬ по-прежнему неподвижно возвышался надо мною. Я сел, аккуратно вынул из его пасти фрагмент руки с висящей между её пальцами РЕЛИКВИЕЙ, осторожно взял её, отбросил кисть в сторону, внимательно стал рассматривать вещицу. Ничего в ней не изменилось. Та же форма, тот же матовый блеск, тот же цвет, ни единой царапинки. Не холодная и не тёплая, абсолютно ни на что и ни на кого не реагирующая, мёртвая и бездушная вещь. Почему же за тобой так маниакально и упорно охотятся? Что же ты собой представляешь, для чего и кем создана, каковы твои функции? В чём твоё предназначение? Почему целый ряд людей так настойчиво тобой интересуется, рискуют жизнью?

МАГИСТР, Ускоренные, очевидно, и пираты тоже. Собственно, и МАГИСТР, и Ускоренные, — это, скорее всего, одна и та же компания. Пираты, возможно, действуют самостоятельно, а может быть каким-то образом с ними всё-таки связаны и просто выполняют их команды. Ах, РЕЛИКВИЯ, РЕЛИКВИЯ!!! Что же в тебе такого особенного?! Ну-ка, открой свою тайну!

Я вдруг подумал, что, возможно, именно РЕЛИКВИЯ является неким связующим звеном между мною, ЗВЕРЕМ, ПОСОХОМ, и что она открывает дорогу к чему-то очень важному, потаённому, значительному, существующему в мире само по себе, возможно, даже независимо от него. Может быть, именно это ЧТО-ТО и является главным объектом всеобщего и столь пристального интереса и внимания, а РЕЛИКВИЯ, — это всего лишь ключ к нему? Но что же это такое, потаённое и значительное, как понять его суть, назначение и определить местонахождение?

Может быть, это вовсе и не материальный объект? Возможно, это некая, до поры до времени невидимая и непознаваемая, но очень мощная энергетическая субстанция, какая-то высшая духовная сущность или ещё нечто подобное? Но при чём тут ПОСОХ и ЗВЕРЬ? Как с ними связана РЕЛИКВИЯ? Какова их роль в постижении этой самой высшей сущности? А какова в таком случае моя роль во всей этой странной истории? Зачем и почему я стал участником какой-то сложной, запутанной, грандиозной, но пока совершенно непонятной для меня игры?

Если ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ являются своеобразными ключом к какому-то замку, то, может быть, их просто надо каким-то образом активировать: потереть в нужном месте, пошептать какие-то слова, встряхнуть, на что-то надавить, как-то по-особенному сжать? Я повертел РЕЛИКВИЮ в руках, ещё раз тщательно её осмотрел, горестно и безнадёжно вздохнул, потом снова повесил её себе на шею. Ладно, — с этим разберёмся попозже… Надо посидеть, отдохнуть, расслабиться, восстановиться спокойно и медленно, ни о чём не думая. Всё потом, потом… Я погрузился в какой-то лёгкий транс, на некоторое время то ли потерял сознание, то ли заснул, но довольно быстро снова пришёл в себя.

Раны мои, слава Богу, заживали очень быстро, для меня они уже не являлись тяжёлыми и не представляли никакой опасности. На плече и бедре, в местах попадания стрел, кожа была ещё красной, но ткань затягивалась прямо на глазах. С пробитой грудью дело обстояло несколько сложнее. Дышать мне было ещё довольно тяжело и больно, внутри грудной клетки что-то хлюпало, клокотало, при дыхании из неё вырывались болезненные хрипы. Но с каждой минутой мне становилось всё легче и легче, лучше и лучше. Силы решительно и стремительно возвращались ко мне.

Я посидел некоторое время, задумчиво и легко глядя в ясное голубое небо, потом, опираясь на ПОСОХ, тяжело встал, внимательно огляделся вокруг. Моему взору открылась картина, которая, с одной стороны, была печальна и угнетала взгляд, а с другой стороны, вызывала радость и волнение в сердце настоящего воина, коим я себя с недавних пор считал. Палуба галеры была сплошь завалена трупами и обильно залита кровью. Но это скорбное место не представляло собою типичное поле брани. Где стрелы и копья, торчащие из тел, где разрубленные шлемы и латы, где ноги и головы, аккуратно отделённые от туловищ молодецкими и молниеносными взмахами сабель и мечей? Где этот грубый, извращённый, ужасающий, но неумолимо и сладко притягивающий к себе эстетизм, который ощущаем мы на поле битвы после её завершения? Увы, его, к сожалению, в данный момент я не почувствовал. С одной стороны жаль, с другой — нет.

ЗВЕРЬ бился, сражался, совершенно не думая о тактике и технике боя. Как может размышлять об этом любой дикий и могучий хищник, когда на него кто-то нападает, или он на кого-то нападает? Мой славный Пёс был подобен стихии: просто кусал, рвал, ломал, перемалывал, отрывал, давил, разрывал и разгрызал. В схватке против него в замкнутом пространстве палубы у пиратов не имелось ни малейшего шанса на победу, на что я, собственно, и рассчитывал с самого начала.

Разве может быть шанс у стаи волков, запертых в тесной клетке с огромным медведем? Да, в вольном поле, имея хорошее численное преимущество и свободу манёвра, почти равное противостояние между ними вполне возможно и исход схватки непредсказуем, но в клетке!?

Я некоторое время неподвижно постоял на корме, возвышающейся над галерой, печально и задумчиво созерцая поле битвы, вернее, кровавое месиво у своих ног. Силы постепенно возвращались ко мне, раны уже почти не давали о себе знать. Дышал я правда ещё с определённым трудом, грудь болела и ныла. Пустяки, — будем жить и не тужить! Вечно жить!

Я посмотрел на море. По обагрённой кровью воде плавали люди. Их было достаточно много. У кого-то из ран продолжала течь кровь, которая вскоре должна была окончательно решить их участь, якобы, спасшихся флибустьеров. На свой жестокий и кровавый пир уже пожаловали многочисленные акулы, которые зловеще вспарывали плавниками гладь воды. Сначала хищницы были несмелы. Они некоторое время осторожно кружились вокруг пиратов, но потом решительно ринулись в атаку. Безмятежная поверхность моря забурлила и вспучилась во многих местах, до меня донеслись истошные вопли, слышались всплески и панические крики, раздавался хруст разрываемых сухожилий и разгрызаемых костей, и жадно поглощаемого мяса.

С палубы до сих пор так же доносились жуткие стоны и крики немногих оставшихся в живых пиратов. Да, — ужасы войны! Увы, увы… — в очередной раз печально и тягуче подумал я. — Что же делать, к сожалению, они пока являются неотъемлемой частью моего бытия, скорбно сопровождая меня повсюду. И когда я буду, наконец, лишён этой грустной участи, мне совершенно не ведомо. Может быть, — никогда?!

Созерцание трупов и крови мне стало надоедать, и я, спохватившись, принялся искать взглядом нашу бедную яхту. Обозрев видимую часть моря вокруг себя, я, к сожалению, никакого судна поблизости не заметил. В душу закрались нехорошие предчувствия и сомнения, сердце забилось часто и тревожно. Только не это, ради Бога, только не это! Лебёдушка моя ненаглядная, где же ты, как ты!? Любовь моя, свет моих очей! Боже, подари ей спасение, о большем не прошу!

Я сначала слегка занервничал, а потом страшно запаниковал и, скользя по лужам крови и внутренностям, заполнившим палубу, бросился в носовую часть судна. Слава Богу! Он услышал мои молитвы! Яхта тихо и спокойно дрейфовала в пятнадцати-двадцати шагах от галеры, прямо напротив её носа, потому я и не смог разглядеть её с кормы. Палубные надстройки были полностью разрушены. Одна мачта отсутствовала, другая, перебитая пополам, без оснастки, как мощная вековая сосна, лишившаяся вдруг части своего ствола, ветвей и хвои, тем не менее, гордо и бодро пронзала голубое небо. Слава Богу!

На палубе находились практически все члены нашей славной команды, в том числе и гребцы-бойцы. Они стояли на носу судна молча и напряжённо, вытянувшись двумя дугообразными шеренгами поперёк яхты, сжимая в руках оружие. ГРАФИНЯ восседала в центре палубы в плетёном кресле, тревожно и нервно разглядывая из-под руки галеру. Рядом с девушкой нерушимой стеной стояли, защищая её, ШЕВАЛЬЕ, ПОЭТ, КОМАНДИР, СОТНИК и КАПИТАН.

Солнце било из-за моей спиной прямо им в лица, поэтому моё появление заметили не сразу. Я, до поры до времени невидимый, несколько минут с наслаждением и облегчением созерцал мою милую лебёдушку. Ах, — как хороша, однако! Красивые женщина, как и красивые цветы, деревья, птицы, рыбы, звери всегда вызывают в душе самые положительные и яркие эмоции, в каком бы настроении мы не находились. Красота есть красота и в печали, и в горе, и в радости, и в поражениях, и в победах. Воистину, только красота спасёт мир! Однако, какие глубокомысленные размышления! Банальнее ничего не придумаешь!

— Господа, вы не находите, что нам всем следует отпраздновать эту славную победу?! — весело крикнул я, воздев ПОСОХ в небо.

Мне в ответ последовали восторженные и облегчённые крики соратников. ГРАФИНЯ вскочила и попыталась что-то произнести, но не смогла этого сделать, так как из её прелестных глазок хлынули слёзы. Девушка махнула ручкой и рухнула обратно в кресло.

К этому времени вокруг установилась относительная тишина. Акулы сделали своё чёрное или полезное дело, веками предначертанное и прописанное им природой, и незаметно удалились. На палубе галеры ещё кое-где и кто-то постанывал, но уже без былой силы и надежды. Воцарился полный штиль, ровную гладь воды не тревожило ничто, кроме каких-то мелких рыбёшек, периодически беззаботно выскакивающих на её поверхность и с лёгким плеском падающих обратно вниз.

— КАПИТАН, причаливайте к галере, надеюсь, вёсла вы уберегли? — спросил я, спускаясь с верхней палубы вниз на небольшую открытую носовую площадку, расположенную над тараном невысоко над водой.

— Сир, как мы рады, что Вы живы! — весело засуетился морской волк, отдавая необходимые команды матросам и гребцам. — К сожалению, при сближении с галерой мы потеряли все вёсла правого борта, но левые остались целы. Сейчас мы их быстренько перераспределим и подгребём к Вам.

— ГРАФИНЯ, свет моих очей, почему вы так печальны!? — весело поинтересовался я у девушки.

— Сир, как Вы можете сохранять спокойствие в таких условиях!? Всё, что случилось, было ужасно! Эта буря, Ваш безумный прыжок, последующая вслед за ним резня, вопли, море крови, месиво из тел, трупы, страдания, эти страшные акулы! Ужасно! Ужасно!

— Ах, милая! То ли ещё будет! А вообще, не надо жалеть тех, кто дурными мыслями и необдуманными действиями предопределяет свой дальнейший печальный жизненный путь. Каждый в этом мире сам выбирает свою судьбу. Кто-то становится монахом, кто-то проституткой, кто-то садовником или звездочётом, кто-то писателем или Императором, а кто-то пиратом. Каждому — своё! Каждому по желаниям, стремлениям, потребностям! С другой стороны, может быть, не всё зависит от нас!? Чёрт его знает! Вечная тема для дискуссий… Возможно, многое предопределено волей того, кто восседает где-то там, на небесах!? А многое зависит просто от того, как выпадет карта. С другой стороны, судьбу определяет характер. Я думаю, что всё тесно переплетено и взаимосвязано между собою. Тот, кто познает механизм взаимодействия случайностей и закономерностей в этом мире, тот познает всё! Ну, или почти всё! — произнёс я весело и на одном дыхании, а потом насмешливо спросил у ПОЭТА. — Сударь, надеюсь, высказанные мною только что крайне оригинальные и, я не побоюсь этого слова, гениальные мысли, будут занесены в Летопись!?

— Конечно, Сир! Имперский Цитатник их ждёт, не дождётся! А какой антураж их сопровождает! Мне не терпится подняться на палубу галеры и обозреть место битвы, так сказать, по свежим следам! Поэма не терпит вялости и слабых эмоций! Вялость и слабость — признак упадка духа!

— Гениально сказано, мой друг! Ах, как сказано, однако! Конечно, конечно, не волнуйтесь! Будут вам эмоции, да ещё какие! Главное, пусть ГРАФИНЯ пока остаётся на яхте! — весело крикнул я. — Зрелище наверху не для слабонервных!

— Хорошо, Сир!

Между тем наше героическое маленькое судно приблизилось к галере и ткнулось носом в её высокий борт.

— Ну что же, всё хорошо, что хорошо кончается, — весело произнёс я, обращаясь к ГРАФИНЕ. — Ну-ка, радость моя, подскажи-ка мне, что следует после ратной победы?

Девушка, поджав свои прелестные губки, мрачно и скорбно молчала. Она печально глядела не на меня, а куда-то вдаль, то ли в тихое ультрамариновое море, то ли в невыносимо синее небо.

— Пиры, балы и охота, Сир, — бодро сказал явно повеселевший ПОЭТ. — Что же ещё!?

— Правильно мыслите, сударь, — усмехнулся я. — Правда, насчёт балов и охоты я не совсем уверен. Дислокация у нас, к сожалению, не та. А вот, что касается пиров… Война, знаете ли, войной, а обед, пожалуйста, по расписанию!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Перед тем, как спуститься на яхту, я вдруг неожиданно вспомнил о гребцах, находящихся на галере. Они располагались на нижней палубе судна и их, судя по его размерам, должно было быть там немало. На вёслах, как это было принято у пиратов, очевидно, сидели рабы. И, само собой, они к этим вёслам прикованы. Что с ними делать? Бросать людей в таком бедственном положении, конечно же, нельзя, в любом случае их следует хотя бы освободить.

Я заглянул слева и справа за оба борта корабля. Вёсла были наполовину убраны во внутрь корпуса галеры, торчали из гребных люков, находясь параллельно поверхности воды. Я быстро поднялся на верхнюю палубу судна, потом спустился на среднюю, и нашёл в ней какой-то большой открытый люк, из которого доносился хаотичный и неясный шум голосов. Я, не долго думая, нырнул в него и оказался как раз в нужном мне месте.

Спёртый, отвратительный запах всевозможных человеческих испарений и испражнений мгновенно поглотил меня и вызвал тошноту, которую я решительно подавил. Не успели ещё мои глаза привыкнуть к перепаду света и тьмы и адаптироваться к царящему в помещении сумраку, как я вдруг мгновенно почувствовал опасность и неожиданно получил сильный и болезненный удар, который жёстко обжёг мою спину и заставил упасть на пол.

Но, ещё находясь в падении, я успел сориентироваться в пространстве, моментально ускорился, сгруппировался и, перекувыркнувшись, легко встал на ноги, развернулся лицом к лицу к этой самой внезапной опасности. Ею оказался могучий, лысый, бородатый, толстый и полуобнажённый детина, который медленно заносил надо мною длинный, зловещего вида хлыст, готовясь к повторному удару. Классика, однако! Может быть, — это и есть тот самый знаменитый опоясывающий кнут, о котором рассказывал мне давеча СОТНИК? Я, особо не раздумывая, стремительно прыгнул в сторону надсмотрщика и нанёс ему безжалостный, молниеносный и мощный удар ПОСОХОМ по голове. Она раскололась, как тонкий глиняный горшок. Её владелец сначала тяжело рухнул на колени, а потом грохнулся всей тушей на пол, произведя довольно ощутимое сотрясение корпуса судна.

Я расслабился и, не торопясь, огляделся. Справа и слева от меня и дальше, постепенно теряя свои очертания в глубинных сумерках пространства гребного помещения, располагались широкие и длинные скамьи, на которых в полном молчании сидели рабы. Они были прикованы к ним цепями по трое. Невольники крепко держались руками за толстые и длинные вёсла, выжидающе и тревожно смотрели на меня. Я быстро прикинул их численность. Если вёсел с каждого борта по двадцать пять — тридцать, то набирается примерно человек сто пятьдесят — сто восемьдесят гребцов. Вид у них, конечно, не ахти какой, но ребята жилистые, крепкие, тренированные, выносливые. Руки и ноги у гребцов сильные, лёгкие должны работать хорошо. Слабаки здесь долго не задерживаются. Прекрасно, чудесно!

Как же они мне кстати! Именно такие бойцы, — закалённые, крепкие и телом, и духом, мне и нужны! Какой я Император, если не имею, хотя бы, небольшого, но боеспособного войска!? Оно мне на начальном этапе завоевания Первого Острова не помешает. Ничего, откормим молодцов, отмоем, приоденем, вооружим и будет то, что надо. Кстати, оружия наверху более чем достаточно, и провианта в трюмах галеры, я думаю, должно нам надолго хватить. И так, начало положено, свершается историческое событие, моё войско рождается на глазах. Ну и слава Богу!

Сверху раздался встревоженный голос ШЕВАЛЬЕ:

— Ваше Величество, где Вы!? Как Вы!?

После этих слов по скамьям, как штормовая волна, прокатился глухой удивлённый ропот, который, то, обретая силу, то на некоторое время, теряя её, затух и затих где-то в тёмных недрах галеры.

— Я здесь, внизу, спускайтесь! — бодро и весело ответил я, продвигаясь к середине гребной палубы.

ШЕВАЛЬЕ не заставил себя долго ждать, быстро спустился по лестнице, чертыхнулся:

— Ну и воздух здесь, однако! Сир, ужас какой-то! Меня сейчас стошнит и вырвет!

— Вы слишком много времени проводите в обществе ГРАФИНИ и ПОЭТА, утончённый вы наш! Может быть, ещё приложите к своему чувствительному носу кружевной платочек, пропитанный духами? Стыдно, мой юный друг! Впереди нас ждут великие свершения и испытания, а они, как известно, без определённого пикантного душка, а чаще всего без зловония, никак не обходятся! Ладно, Бог с ними, со свершениями! До них нам ещё надо дотянуть, — ворчливо произнёс я. — Сударь, представьте меня этим уважаемым господам.

Ропот, гуляющий по рядам гребцов, стих. Господа все, как один, внимательно воззрились на ШЕВАЛЬЕ. Тот кашлянул, видимо с трудом подавил очередной приступ тошноты, торжественно и громко произнёс:

— Господа! Перед вами — Его Императорское Величество, Правитель и Повелитель Трёх Островов! Гроза и безжалостный истребитель пиратов! Могучий и Бессмертный Наместник Бога на земле!

Как всегда бывает в такой ситуации, мёртвая и изумлённая тишина повисла в воздухе. Я прервал её, демонстративно и мощно стукнув ПОСОХОМ по палубе. Корабль слегка задрожал, вибрирующий гул заполнил помещение.

— Неплохая, однако, акустика, — сказал я громко и весело. — И так, господа… В настоящий момент я направляюсь к Первому Острову с целью э, э, э… утверждения там моей законной власти. Возможно, кому-то из вас известно, что на этом Острове нашлись предатели, которые вступили в сговор с пиратами и подняли мятеж. Заявляю вам, что он будет решительно пресечён мною в корне и самым жестоким образом подавлен в самое ближайшее время. В этот важный исторический момент все честные, законопослушные и умные люди должны твёрдо определиться, с кем они!? Со своим Императором или против него!? — я сделал театральную паузу, вздохнул, опустился на скамью рядом с каким-то жилистым, тощим, грязным, бородатым и вонючим гребцом, который судорожно попытался отодвинуться от меня.

Это у него не получилось, так как сидящий рядом с ним волосатый детина, восхищённо созерцающий меня, не сдвинулся ни на йоту.

— Чей будешь!? — бодро и покровительственно хлопнул я его по плечу.

Молодец с трудом, но удержался на своём месте.

— Второй Шевалье, вассал Первого Горного Барона и Графини Первой Провинции Первого Острова, Сир! — рявкнул он.

— Что!? — я поперхнулся, закашлялся, выпучил глаза и зашёлся в истерическом смехе.

Мне с расстояния вторил ШЕВАЛЬЕ. Его неожиданный собрат сначала вроде бы напрягся, набычился, потом расслабился и заржал, сотрясая скамью. Нам вторили все гребцы. Они смеялись, разбрызгивая слёзы и слюни, звеня цепями и топоча ногами, что-то крича, визжа, хрипя и скуля! Общая истерика охватила почти две сотни человек. Зрелище было, очевидно, воистину фантасмагорическим, достойным кисти или пера безумного гения. Собственно, почему безумного? Разве бывают на свете не безумные гении!? Конечно же, — нет, и ещё раз нет! Все гении безумны в той или иной степени, но, объективности ради следует сказать, что среди безумцев очень мало гениев…

Истерика хороша тем, что длится, как правило, недолго. Я её не прерывал, понимая, что она идёт всем присутствующим только на пользу. Пар из перегретого котла следует периодически выпускать наружу, иначе этот самый котёл может взорваться! Старая, как мир, истина…

Скоро вокруг меня снова наступило полное молчание. Лёгкий сквозняк, рождённый сверху, и проникающий через распахнутый люк, потихоньку уносил в море неприятные запахи и тяжёлые мысли. Он мягко касался вёсел и нежно ласкал их полированную поверхность, которая впитала и сконцентрировала в себе до этого столько крайне негативной энергии, что при её мгновенном освобождении, очевидно, вполне мог случиться ядерный взрыв.

Ядерный взрыв, ядерный взрыв… Термоядерный взрыв… Что это такое!? Я напрягся изо всех сил. Атом, уран, деление ядра, цепная реакция, водород, дейтерий, тритий… Боже мой, — я вспомнил! Я знаю, что такое атомная и водородные бомбы! Ура, ПУТНИК! Вперёд, Император! Я, радостный и окрылённый очередным важным открытием, громко крикнул:

— Ну, что, господа, поживём ещё на этом свете!?

— Поживём, Ваше Величество!!! — нестройно ответили мне гребцы.

Надежда и вера в будущее овладела людьми, которые ещё час назад не рассчитывали ни на что хорошее и готовились к самому худшему. Ну что же, тем и интересна эта жизнь, что периодически дарит нам сладкие и сокровенные мгновения познания двух её ветреных и капризных дочерей, имена которых — НЕОЖИДАННОСТЬ и НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ.

— Сир, Вы здесь!? Что случилось, что за шум!? — раздался сверху взволнованный и милый моему сердцу голосок.

— Кто пустил, кто позволил!? — рявкнул я зло и возмущённо.

— Милый, не нервничай! Я сама себе позволила!

— Ваше Величество, неужели это ГРАФИНЯ? — вдруг потрясённо прошептал дрожащим голосом ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, багровея и судорожно пытаясь огромной корявой пятернёй хоть как-то привести в порядок свои вонючие, замусоленные и засаленные волосы. — Боже мой, ангел спустился с небес в это проклятое место! Он здесь, среди нас! О, чудо, чудо! Случилось великое чудо!

— Чудо, чудо! Ангел явился! — прокатилось по рядам.

Я слегка удивлённо, но довольно, усмехнулся. ГРАФИНЯ, как и БАРОН, везде пользуется огромной популярностью, однако! И на Первом, и на Втором Островах… Нашёлся её поклонник даже на какой-то затрапезной и вонючей пиратской галере! Император, значит, не спустился с небес, а ГРАФИНЯ, да ещё и в виде ангела, — спустилась! Ну и ладно, ангел, так ангел… Мне от этого одна только польза.

— Сударыня, скоро я присоединюсь к вам. Возвращайтесь на яхту! — крикнул я в сторону люка.

— Хорошо, Сир, как Вам будет угодно!

— Ну, что, господа! Не желаете ли послужить мне верой и правдой? — бодро спросил я гребцов, вставая. — Награжу, оценю, в беде не оставлю, всем воздам по заслугам. Ну, кто со мною!?

— Да здравствует Император! — рявкнул ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, вскочив и лязгая цепями.

— Да здравствует Император!!! — вторили ему десятки глоток под звон цепей.

Когда крики стихли, я властно и уверенно произнёс:

— И так, с сего момента вы все являетесь Особым Отрядом моей Личной Гвардии. Вы, — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, назначаетесь его Командиром! Всех расковать, всем тщательно помыться и побриться, пожрать, палубу очистить от дерьма, подобрать более-менее приличную одежду, всё оружие собрать и рассортировать, корабль привести в порядок, придать ему достойный вид, подготовить к дальнейшему плаванию и к предстоящим великим сражениям! Присяга через три часа, вперёд, время пошло! Да, ШЕВАЛЬЕ, выделите, пожалуйста, славным Гвардейцам бочонок Звизгуна!

— Стоит ли, Сир? Прошу Вас, не горячитесь! Он у нас, увы, один, оставшийся в живых, и, следовательно, — последний, — поморщился юноша. — Предлагаю другой вариант… В трюме галеры, наверняка, найдётся какая-нибудь выпивка, даю голову на отсечение! Вот из этих запасов мы и выделим Гвардейцам пару бочек чего-нибудь достойного сего момента.

— Ну что же, вы, пожалуй, правы… А вообще, запомните, юноша! Умеренная расслабленность при потреблении спиртного рождает эйфорию преданности и верности. Чрезмерная расслабленность влечёт за собой эйфорию самонадеянности и гордыни. Так что пока хватит только одного бочонка со спиртным. Проконтролируйте этот момент! Нам необходимо ещё успешно доплыть до Первого Острова, не забывайте! Боеспособность и бдительность должны быть на высоте! Кстати, поддерживать их поручено вам! Надеюсь, вы это помните?

— Не беспокойтесь, Сир, я всё хорошо помню, не подведу!

— А вообще, знаете, внутри меня живёт уверенное и странное предчувствие того, что наши морские приключения, наконец, закончились, и очень скоро мы с вами окажемся во владениях ГРАФИНИ и нашего славного БАРОНА, окунёмся в воды Тёмного Озера, отведаем вдоволь Можжевеловой Настойки Винокурен Первой Горы. Да, и ещё попробуем прокатиться на Горных Жеребцах. Жажду увидеть этих бестий! Меня почему-то очень серьёзно волнует данная тема. Ах, как же там поживает без меня мой верный БУЦЕФАЛ!?

ШЕВАЛЬЕ почему-то усмехнулся, с иронией взглянул на меня.

— Я сказал что-то смешное? Почему все так странно воспринимают мои мысли по поводу Горных Жеребцов? Я начинаю по настоящему тревожиться и беспокоиться, — подозрительно пробурчал я. — А вдруг не смогу оседлать одного из этих чудовищ, опозорюсь перед ГРАФИНЕЙ и моими подданными!?

— Извините, Сир, просто я подумал о своём, — по-прежнему, еле удерживаясь от смеха, произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Да что же с вами такое! Не вижу ничего смешного!

Намеченный пир, а вернее, товарищеский обед прошёл тихо и спокойно. Дабы не травмировать ГРАФИНЮ видом расчленённых тел, бесцеремонно сбрасываемых в воду с бывшего вражеского корабля его бывшими узниками, а ныне моими доблестными Гвардейцами, КАПИТАН отогнал яхту на полсотни шагов от галеры.

После обеда я, ГРАФИНЯ и ПОЭТ расположились за большим раскладным столом на носу нашего судна. ШЕВАЛЬЕ, СОТНИК, КОМАНДИР и часть команды отправились на галеру осуществлять мероприятия по приведению её в порядок и подготовке к предстоящему плаванию.

Погода была прекрасной, небо бездонно сияло и синело, белые барашки волн шаловливо и беззаботно плескались в прозрачном, лёгком и одновременно тяжёлом ультрамариновом студне тёплого моря. Солнце припекало не по-осеннему. Какая, однако, прелестная и пасторальная картина! Эх, есть, всё-таки, счастье на земле! Вернее, иногда оно случается, но, увы, только иногда… Вообще, счастье обычно длится до тех пор, пока ему это позволяют благоприятные внешние обстоятельства, которые от нас не всегда зависят. Или нет? А, может быть, суть заключается прежде всего в нас самих, а обстоятельства стоят на втором месте?

— Сударыня, мы так и не закончили нашу дискуссию по поводу Бога, помните эту чрезвычайно актуальную тему, которая была поднята мною сравнительно недавно? — лениво обратился я к ГРАФИНЕ, с удовольствием потягивая свой любимый напиток, который сохранился в целостности, благодаря стараниям ШЕВАЛЬЕ, за что я был ему искренне и глубоко благодарен.

— О, Боже! — вздохнула ГРАФИНЯ и устало закрыла свои чудные и прелестные глазки.

— Интересно, очень интересно! — оживился ПОЭТ. — Тема вечная и бесконечная, как этот мир! И к каким выводам и заключениям Вы пришли, Сир?

— Ну, как я понял, ГРАФИНЯ полностью отрицает Бога в его обычном понимании! Всякие там пророчества, чудесные рождения, возрождения, искупления, вознесения, исцеления, искушения, молитвы, иконы, церкви, обряды, мощи, священные книги, пророки и так далее и тому подобное, — всё это, по её особому мнению, полная ерунда, чушь и бред! Осмелюсь озвучить и продолжить её недосказанные мысли. Религия — это всего лишь своеобразная духовная отрыжка маленького, глупого коллективного существа, имя которого — ЧЕЛОВЕЧЕСТВО! Но это не просто человечество, а этакая недоразвитая социальная общность, ещё, по сути своей, не сформировавшаяся, находящаяся на примитивном уровне развития. Её члены и лбы в бесполезных и дурацких молитвах расшибут, и на костре кого надо и кого не надо сожгут, и в кельях промозглых себя плетями постегают, и в крестовый поход сходят, и веру свою единственную и святую кровушкой неверных омоют. И всё это ради чего? Ради некоего мифического, единого, высшего существа, которое сидит на облаке, наблюдает за всеми, и видит, и оценивает и судит каждого! Увы, господа! Нет его там, на облаке! Нет, и не было! Фикция всё это, не более того!

Я с удовольствием опрокинул в себя рюмку Звизгуна, закусил, потом на всякий случай подозрительно посмотрел на небо. Слава Богу, никаких облаков, дымки или тумана. Везде тишь, да благодать… Как хорошо, как покойно! Обожаю хорошую погоду… В голове неожиданно возникла фраза: «Что может быть лучше плохой погоды!?». Откуда это? Кажется, название книги или фильма, которые я когда-то и где-то читал или видел. Я напрягся, попытался вызвать в голове хоть какие-то ассоциации и воспоминания, но у меня ничего не получилось. Я удручённо вздохнул и продолжил:

— Так вот…На самом деле мы, как отдельные индивидуумы, никому не нужны с нашими бедами и победами, переживаниями и метаниями, верой и неверием, молитвами и покаяниями! А почему? Да потому, что нет его, Бога, в общепринятом понимании! Нет, к сожалению, и всё! Нигде он не сидит, и не лежит, и не стоит, и не парит! — насмешливо произнёс я. — А, вообще-то, зачем смотреть в небо? Почему, кстати, мы думаем, что Бог находится обязательно на небесах? Почему, разговаривая с ним, мы обращаем свой взор именно туда, в небеса, и не смотрим на землю и в землю!? Нам почему-то не нравится сама мысль о том, что Бог может находиться где-то там, — внизу?! Конечно же! На небе его место, только на небе, в белоснежных облаках, в синеве, в бездонной ночной бездне, где же ещё!? А в земле темно и сыро, ползают там всякие черви, и обитает иная другая гадость. А ещё глубже, якобы, располагается Ад! Нет, в земле Богу не место, ни в коем случае! Никак нельзя!

Я прошёлся по палубе, глубоко вдохнул насыщенный солью и йодом воздух, ещё раз задумчиво посмотрел в небо. Как хорошо!

— ГРАФИНЯ, правильно я излагаю ваши взгляды на религию?

— Совершенно верно, Сир! — воинственно ответила девушка.

— Так вот, — продолжил я. — Повторюсь… Нет никакого Бога ни на небе, ни в земле, ни под толщё воды! А на самом деле он, или оно, или она представляют собой некую высшую Сущность, могучую, всесильную, охватывающую всё вокруг и, соответственно, находящуюся внутри каждого из нас и руководящую нами! Вместе с тем, эта сущность — довольно неопределённая и расплывчатая духовная субстанция. Туман, поглощающий болото… Тучи, закрывающие небо… Дым от пожара, окутывающего пепелища… Правильно я вас понял, дорогая?

— Совершенно правильно, Сир! Я думаю именно так! Вы предельно чётко и доступно изложили мои воззрения на этот мир!

— Постойте, — вмешался ПОЭТ. — Постойте, постойте, Сир! У меня имеется своё видение и осознание Бога. Я, в принципе, согласен с точкой зрения ГРАФИНИ в той части, которая отрицает его обычное, консервативное, ортодоксальное понимание. Бог и для меня — это не мудрый и седой мужик на небесах, следящий за всеми и воздающий нам по заслугам на том свете, которого на самом деле нет. Бог — это всё охватывающая, высшая сущность, некий энергетический сгусток, который является началом и концом всего, что-то вроде этого! Но, в любом случае, как может функционировать эта высшая субстанция без какого-то единого, так сказать, координирующего и направляющего центра?! Ведь кто-то, или что-то должны определять стратегию вселенского развития, управлять этим миром!? В конце концов, всё сущее вокруг нас кем-то или чем-то же сотворено!? Везде и всегда нужен творец-строитель, руководитель, лидер, основатель, хранитель. Иначе теряется весь смысл!

— Ничего не теряется, — хмыкнула ГРАФИНЯ. — Бог везде! Он, охватывая всё вокруг, и представляет собой ту самую единую сущность: координирующую, руководящую, направляющую и управляющую. Есть общий Вселенский Разум, воплощённый во всём! Зачем искать какой-то центр!? Глупое и бессмысленное занятие, однако!

— Мы обсуждаем очень сложный и спорный вопрос, — улыбнулся я. — Вы, Миледи, давеча сказали мне, что, всё-таки, верите в Бога. Ну, не в традиционном и классическом понимании его. Отнюдь, отнюдь… Но, если следовать вашей логике, моя прекрасная ГРАФИНЯ, то мы приходим к выводу о том, что Бога, в общем-то, как такового, и нет!? Если он везде и во всём, охватывает всё и вся, является единой и всеобъемлющей сущностью, то тогда какой же он Бог в обычном его понимании? Где же его особая, центральная, стержневая духовная составляющая, которая, собственно, и является основой любой религии? Если он, всего лишь на всего, нечто материальное или нематериальное и представляет собою какую-то, ну, допустим, единую энергетическую систему, но она размыта и расплывчата, как туман, и не имеет единого, координирующего её центра, то данное образование сложно признать Богом! Что вам Бог, что вы ему!? Уповать не на кого! Рассчитывать на Высший Суд не стоит. И вообще, получается, что каждый человек — всего лишь частичка этой всё охватывающей энергетической субстанции, и не более того!? А душа? Выходит, она тоже одна из её составляющих частей!?

— Конечно, Сир, — улыбнулась ГРАФИНЯ. — Бог — это совокупность душ, не более того… Всё очень просто!

— А если миллиарды или триллионы душ, хаотично и свободно блуждающие по Вселенной, вдруг по какой-то причине погибнут, сгинут, канут в небытие? Что тогда? Получается, что Бог, или Вселенский Разум, или Высшая Сила, или Энергетическое Поле, исчезнут!? — искренне возмутился я. — Хорошо, допустим такой вариант! И что же дальше? Что станет со Вселенной, со всеми этими галактиками, звёздами, планетами? Чему, каким законам далее будет подчиняться движение светил!? И вообще, нуждаются ли они в каких-либо законах и в управлении со стороны кого-то или чего-то!? Имеются обычные природные, физические и химические законы. Этого вполне достаточно. Когда-то всё возникло само по себе, существует само по себе, ну и хорошо, ну и славно! Но, главный-то вопрос всё-таки заключается в том, — что было в самом начале и откуда, почему и зачем это начало появилось. Как всё сложно, чёрт возьми! Я, честно говоря, запутался!

Я лихорадочно заметался по палубе. Новые мысли стали переполнять меня и рваться наружу. Тайные знания, скрытые где-то в глубине моей сущности, по-прежнему спали тяжёлым и мрачным сном. Мозг начал вскипать под хрупкой черепной коробкой. Лёгкий прохладный ветер касался её, но ни коим образом не остужал. Мои собеседники недоумённо и тревожно смотрели на меня.

— Ладно, — весело произнёс я. — Вообще-то, смысл Бога в обычном человеческом понимании заключается в том, что он кому-то нужен, необходим, кому-то, якобы, должен помогать, прислушиваться к истовым молитвам, оценивать людские поступки, воздавать всем по заслугам, прощать или не делать этого. Ну, и так далее… Он действует как бы извне, из того самого пресловутого координирующего центра, недоступного простым смертным. Бог где-то там, — на небесах, в загадочном и изолированном от людей месте. Есть Творец, Рай и ад, грешники и праведники, ангелы и дьявол с бесами, молитвы, покаяние и расплата. Всё просто и понятно… Это основы любой религии. А для чего она существует? Чтобы сплачивать наши грешные души в одно целое, давать нам определённые нравственные ориентиры и дарить надежду и веру в светлое будущее! А, главное, прощения жаждем мы, ибо все грешны! Да восславим Господа нашего, великого и всемогущего!!! Аминь. Я всё сказал…

Я угрюмо плюхнулся в кресло, закрыл глаза. За столом наступила недоумённая тишина. Мои собеседники, очевидно, были поражены такой странной концовкой дискуссии.

Откуда-то вдруг возник ветер. Он стал крепчать, яхта всё заметнее покачивалась на волнах. Пора, однако, продолжить путь. Я кашлянул:

— А вообще-то, я, как и ГРАФИНЯ, считаю, что, конечно же, Господа Бога в том самом изначальном, ортодоксальном его понимании нет, и стою я на сугубо материалистических позициях! Хотя, исходя из этих позиций, очень трудно понять: откуда, каким образом, по чьей воле и, главное, зачем, появился сей удивительный, разнообразный, бушующий и, очевидно, вечный мир!?

Мои собеседники притихли и мрачно смотрели на меня.

— Да, ну и дискуссия у нас!? И это после кровавой битвы с пиратами?! — засмеялся ПОЭТ.

— А как вы хотели, милейший? Чем больше крови, тем глубже мысли, — я опрокинул в рот полную рюмку Звизгуна. — Кровь обостряет восприятие и познание мира.

— Спорное утверждение, Сир! — фыркнула ГРАФИНЯ.

Я весело и легко рассмеялся и предложил:

— Хотите, расскажу одну притчу, или анекдот, не знаю, как правильно это назвать. Собственно, какая разница!? Притча, по сути своей, — это не только остроумный, но и, прежде всего, мудрый анекдот. Анекдот — это не только остроумная, но и мудрая притча!

— Как Вам будет угодно, Сир. Что-то Вы сегодня в ударе, — с усмешкой произнесла ГРАФИНЯ.

— Ну, а как вы хотите! Ум всегда обостряется не только от крови врага, которую вы стираете вот сейчас, сразу после сражения, но и просто под воздействием воспоминаний о битве! Так вот… Та самая притча. Жил был когда-то и где-то один Святой, очень уважаемый Святой! И как-то задали ему вопрос: «А чем занимался Господь Бог до того, как создал небо и землю?». И ответил Святой: «Создал Ад для того, чтобы отправлять туда людей, задающих подобные вопросы!».

ПОЭТ по детски искренне рассмеялся, ГРАФИНЯ сначала сдержано улыбнулась, а потом весело прыснула в кулачёк.

— А я пойду в своих размышлениях ещё дальше, господа! Напоследок осмелюсь задать вам главный и основополагающий вопрос, который меня всегда очень сильно тревожил, раздражал и волновал. Ну, допустим, существует Господь Бог, или Творец, или Отец Наш в обычном религиозном смысле. Возможно, друзья мои, вы правы по поводу наличия сугубо материальной Единой Сущности, или Энергетической Субстанции, или некоего Поля… Назовём то, о чём мы спорим, как угодно! Дадим всему этому обобщённое название или имя, ну, допустим, пускай это будет СОЗДАТЕЛЬ. Но… Имеется один самый главный вопрос!

— Какой, Сир?!

— Заключается он в следующем: «А КТО СОЗДАЛ СОЗДАТЕЛЯ!?». А!? Кто!?

Ветер крепчал и был он по-прежнему попутным. Я встал и крикнул КАПИТАНУ, дремлющему в кресле на корме:

— Эй, начальник! Вёсла на воду, курс на галеру, перебираемся на неё! С управлением этой махиной справитесь?!

— Ваше Величество, — обижаете, однако! Я справлюсь со всем, что движется в этом мире по воде!

— Ну и славно! Обожаю профессионалов во всём! Быть вам, КАПИТАН, Адмиралом, ох, чую!

К моему повторному визиту на борту галеры царил образцовый порядок. Палуба сияла чистотой, никаких следов от побоища не осталось. Корабль развернули по ветру в сторону вожделённого Первого Острова. Паруса готовы были распуститься, напрячься, встряхнуться от вынужденной спячки и жадно вобрать в себя долгожданный ветер.

Нас с ГРАФИНЕЙ встретил строй довольно опрятных и, можно сказать, бравых мужчин, облачённых в немыслимые сочетания одежд, кольчуг, фрагментов доспехов и шлемов. Вооружение новоявленных Гвардейцев тоже было самым разнообразным: сабли, копья, алебарды, кинжалы, топоры, палицы, луки, арбалеты.

ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, неожиданно одетый довольно изящно и со вкусом, отсалютовал мне саблей и произнёс:

— Ваше Величество, Особый Отряд Вашей Личной Гвардии построен! К принятию присяги готовы! Командир Отряда, — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ!

— Великолепно, хвалю за службу, молодцы! — крикнул я первое, что пришло мне в голову.

— Ура, ура, ура! — трижды и восторженно разнеслось над серой поверхностью моря.

Из-за моей спины дивной экзотичной птичкой выпорхнула ГРАФИНЯ. На ней по-прежнему был костюм амазонки, который только подчёркивал её очаровательные формы. Ну что за прелесть! Густые светло-каштановые волосы развеваются на ветру, щёчки горят, изумрудные глазки сияют, губки алеют, тонкая изящная ручка решительно сжимает рукоятку длинного кинжала на поясе. Ах, ты моя радость! Ах, ты моя красавица!

При появлении девушки по рядам пробежал мощный вздох удивления и восхищения. ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ при виде ГРАФИНИ покачнулся, словно колосс от удара молнии, но устоял и, видимо, не контролируя себя, восторженно заорал:

— Слава ГРАФИНЕ, слава прекраснейшей из самых прекрасных, слава главному бриллианту в короне Империи!

— Слава, слава, слава!!! — завопили все вокруг, в том числе и ШЕВАЛЬЕ, и ПОЭТ, и, не без удовольствия, я сам.

Каков молодец! Да, что значит благородная кровь, её никуда не денешь! — посмотрел я с восхищением и уважением на ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ. — Вот тебе и грубая могучая скала! Оказывается, изящной огранке при подобающих условиях она охотно поддаётся! Ладно, продолжим церемонию…

— И так, господа, наша цель — Первый Остров! Будет нелегко, я не скрываю это от вас. Кто-то умрёт, кто-то выживет, но и те и другие будут достойно вознаграждены. О семьях героев ваш Император не забудет никогда! — я прошёлся перед новоявленными Гвардейцами. — Предлагаю служить мне верой и правдой, как единственному законному представителю королевской крови. Да, я, к сожалению, единственный из трёх Королей, кому удалось выжить. Все остальные мертвы! Тем ответственнее моя миссия перед Богом и перед вами! А чтобы ни у кого не было сомнений в моей э, э, э… легитимности. ЗВЕРЬ!!!

Пёс материализовался мгновенно, прямо рядом со мною. Как всегда, его появление сопровождалось искрами, паром, демонстрацией огромных клыков и обильных слюны и пены, сползающей по ним, а также утробным рычанием, а потом страшным воем.

Строй гвардейцев дрогнул, но устоял! Ну что же, — молодцы, ребята! Чувствую, что мы с вами заварим хорошую и аппетитную кашу, а потом её съедим, причём с маслом. РЕГЕНТ, или кто там мне противостоит, явно допустил большую ошибку, призвав пиратов себе в союзники. Их, как известно, ненавидят все, а особенно мои Гвардейцы. Вот они и разнесут по Острову весть об отвратительном рабстве, о злодейском предательстве интересов простых людей и вероломстве власть имущих, и об ИМПЕРАТОРЕ — ОСВОБОДИТЕЛЕ!

У всех есть семьи, родственники, друзья, знакомые. Брось камень в спокойную воду и увидишь широко расходящиеся круги на её, до того гладкой, поверхности. Ах, неосмотрительно и глупо поступил ты, некто, противостоящий мне. Может быть, этот поступок явился плодом отчаяния, а может быть, результатом продуманной стратегии? Какой? А возможно, всё лежит в какой-то иной, пока неведомой мне, плоскости?

Кто же всё-таки возглавляет вражеское войско? И главный, чрезвычайно волнующий и интересующий меня вопрос, — почему противнику постоянно известно моё местонахождение? Какому, собственно, противнику? И, вообще, моё ли? А может быть РЕЛИКВИИ? Эта мысль сначала неосознанно, подспудно, а потом чётко и ясно возникла и укрепилась в моей голове. Но каким образом отслеживается РЕЛИКВИЯ? Это же вещь явно неодушевлённая, не подающая никаких признаков жизни, сигналов, знаков. Но МАГИСТР, или его люди, неоднократно оказывались именно там, где находилась РЕЛИКВИЯ. Что же это за предмет, в чём его назначение и предназначение, чёрт побери?! О каких же спутниках всё-таки упоминал МАГИСТР!? Что это такое!? Спутники, спутники… Орбита… Планета под названием Земля…

— Сир, — кашлянул у меня за спиной ШЕВАЛЬЕ. — Гвардейцы к Присяге готовы.

— Очень хорошо. Приступайте, — буркнул я, расправил плечи, сжал ПОСОХ в правой руке, а левую положив на холку Пса.

Ветер крепчал, волны росли и увеличивались на глазах, серый цвет господствовал повсюду, и в небе и на воде.

— Клянёмся верой и правдой служить Императору Трёх Островов, защищать и оберегать его и Империю до последней капли крови! — мощно и почти слаженно прогремел надрывный хор голосов над палубой.

Небо тяжело и властно прижало наш корабль к свинцовым волнам, ветер свистел в надстройках и в оснастке парусов. Вперёд, вперёд!!! Попутного ветра тебе, о, ПУТНИК! Вечного попутного ветра тебе, ИМПЕРАТОР!

На берег Первого Острова мы высадились ранним утром следующего дня. Погода снова наладилась. Сияло солнце, вода в бухте, где мы бросили якорь, была тихой и прозрачной. Вокруг возвышались живописные скалы, переходящие в заросшие лесом горы. Никаких селений поблизости не наблюдалось. Галера и, привязанная к ней яхта, под охраной десятка Гвардейцев расположились в море в пятидесяти шагах от пляжа. ШЕВАЛЬЕ набросал список личного состава. Всего бойцов, вместе с командой яхты, набралось чуть больше двухсот человек. Почти все бывшие рабы оказались солдатами и моряками, захваченными в плен во время одной из последних битв с пиратами в прибрежных водах Первого Острова.

Дворянином был только ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, но в наличии у нас имелось несколько сержантов с опытом боевых действий. Неплохо, для начала очень и очень неплохо! Пусть мои Гвардейцы организуются по отделениям, взводам, восстановят навыки владения оружием, и достойное сопровождение моей персоне обеспечено. Эх, где бы раздобыть коней? В мобильности сейчас наша сила! Ах, я же забыл о табуне Горных Жеребцов, принадлежащем ГРАФИНЕ!

После высадки на берег я немедленно созвал Военный Совет. На нём присутствовали все мои ближайшие соратники: ГРАФИНЯ, ШЕВАЛЬЕ, КОМАНДИР, СОТНИК, КАПИТАН, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ и, конечно же, ПОЭТ.

Весь остаток нашего пути до Первого Острова мой Придворный Летописец что-то воодушевлённо и непрерывно строчил в своей толстой тетрадке. Я ему не мешал. Вдохновение подобно лёгкой и прекрасной бабочке. Спугнёшь её, задумчиво и трепетно присевшую на цветок, а потом жди, когда она прилетит в следующий раз. И прилетит ли вообще!? Наблюдая за ПОЭТОМ, я подумал о том, как просто и обыденно творится история, вернее, не она, а её отражение на бумаге. Эта великолепная чудо-птица вылупливается подчас из такого невзрачного и серого яйца повседневности и обыденности… Сию внезапную и, несомненно, оригинальную мысль я сразу же донёс до сведения ПОЭТА. Он несколько секунд переваривал её, потом с энтузиазмом занёс в Летопись, или ещё куда-то.

И так, — наша диспозиция была следующей. Находились мы на территории Первой Провинции, то есть во владениях покойного ГРАФА. У него, кроме дочери, имелись ещё и два сына. Кто из наследников, да и, вообще, из родственников ГРАФА уцелел, кроме ГРАФИНИ, пока было неясно. Скорее всего, погибли все. Графство соседствовало ещё с двумя Провинциями. Именно они вероломно напали на земли отца ГРАФИНИ.

Политическая ситуация на Первом Острове в общем и в трёх южных Провинциях в частности была нам не совсем понятна, вернее, честно говоря, пока совершенно не понятна. Кто сейчас управляет Островом, что происходит хотя бы в Первой Провинции, кто же всё-таки такой РЕГЕНТ, откуда он взялся, где сейчас находится, как обстоят дела на этом Острове на сегодняшний момент? Вопросы, вопросы…

ШЕВАЛЬЕ, не дожидаясь моего приказа, сразу же разослал во все концы Острова лазутчиков, благо войско наше состояло в основном из жителей южных Провинций. Оставалось набраться терпения и ждать. Дня два-три, не более! Я был полон энтузиазма, веры в себя, — великого, могучего, непобедимого и бессмертного Императора!

Все основные силы противника, как я предполагал, должны были быть сосредоточены на Втором Острове. Здесь, ну, во всяком случае, на юге, мы не встретим существенного сопротивления, я был в этом глубоко уверен. Промедление смерти подобно. Только непрерывное движение вперёд! Сначала привлечение сторонников! Небольшие, а потом и крупные победы, снова привлечение союзников, завоевание новых территорий, подавление величием и силой! Вот мой путь! Вперёд и только вперёд!

Мой пыл, как могли, охлаждали соратники.

— День-два ничего не решат, — уверяли они.

— Владеющий информацией, как известно, владеет миром! — мудро заметила ГРАФИНЯ.

Пока я переваривал эту фразу, ПОЭТ выдал ещё одну, видимо для того, чтобы мои мозги окончательно погрязли в словоблудии.

— Терпение — есть высшая добродетель ума!

Эта компания достигла своей цели. Что же. Я, подумав, послушался их совету. Подождём… И два, и три, и четыре дня, сколько надо, — это ничто по сравнению с вечностью! Ожидание, как известно, делает человека или мрачным неврастеником, или угрюмым брюзгой, или весёлым философом. Я решил остановиться на третьем варианте и вечером следующего дня устроил в своём походном шатре небольшую вечеринку.

Собрались все мои ближайшие соратники. Стол был накрыт по высшему разряду: фарфор, серебро, хрусталь. Подавались довольно изысканные блюда, а также неплохие лёгкие и крепкие напитки. Капитан пиратов был, видимо, ещё тот эстет и гурман! Трюмы галеры ломились от запасов пищи и питья, да к тому же, при обследовании судна, на камбузе были обнаружены прятавшиеся там и смертельно напуганные повар с двумя помощниками. Я лично привёл их в чувство, ободрил и успокоил, а также даровал звания Придворных Поваров.

После этого я дал им высочайшие разъяснения по поводу приготовления Империума и Мундир Фиш, а также осторожно и, как бы невзначай, поинтересовался, а какое спиртное находится на борту. Алкоголя было много и всякого! Выбирая напитки, я конечно же сразу остановился на выдержанном красном сухом вине для ГРАФИНИ, а потом вдруг обнаружил бочонок Можжевеловой Настойки Винокурен Первой Горы! У меня аж сердце замерло! Да что же это за гора такая, пора бы её увидеть, наконец! Ах, БАРОН, БАРОН, где ты сейчас находишься, мой преданный боевой товарищ!?

Вечер удался на славу, моя лебёдушка находилась в центре всеобщего внимания. Одетая в шикарное вечернее платье, она блистала, сияла, пахла и цвела. Я пребывал в крайне умиротворённом состоянии, лениво наблюдал за ГРАФИНЕЙ и при этом, не торопясь, цедил Можжевеловую Настойку. Сей напиток по своим вкусовым качествам всё-таки, конечно, намного уступал Звизгуну. Нет букета! Нет гармонии, изыска и шарма! Вот в чём главная проблема!

Вся сила в букете, в соотношении тщательно и умно подобранных ингредиентов, в триединстве вкуса, цвета и запаха. Да, настойка была очень даже не плоха, но, конечно же, не шла ни в какое сравнение со Звизгуном. В ней присутствовал всего лишь один компонент, пусть несколько смягчающий вкус, но, увы, — всего один! А Звизгун, как известно, представляет собой довольно сложный, многокомпонентный продукт, который в связи с этим таит в себе некую мистическую загадочность, разгадать которую практически не возможно. Как не правы, подчас, те, кто утверждает, что суть заключается в простоте. Ох, как они не правы…

— Сир, Вы, кажется, загрустили? — ГРАФИНЯ прервала приятное, меланхоличное и безмятежное течение моих мыслей. — О чём изволите думать?

— О любви, милая! Конечно же, только о ней, — о нашей вечной и бесконечной любви, — радостно и томно ответил я.

— А что о ней думать, Сир? Надо просто любить, — вот и всё! Вы же сами давеча об этом говорили! — засмеялась девушка.

— Вы, как всегда, правы, — хмыкнул я. — Устами женщины, как и младенца, частенько глаголет истина.

— Так я права всегда или, всё-таки, — частенько, Сир? — ГРАФИНЯ слегка оттопырила свою розовую губку, обнажив ровные белоснежные зубки.

— Вы правы всегда, моя радость! Почти… Вот смотрю я на вас, сударыня, и думаю: «Каким образом, на основании чего и зачем на свет появилась такая необыкновенная красота!? Если она вдруг появилась, — значит это кому-то нужно?!».

— Вам нужно, Сир, — Вам и только Вам, Ваше Величество! А, вообще, не заговаривайте мне зубы! — фыркнула девушка. — Вы, как всегда, крайне неопределённо ответили на мой вопрос! Фи!

— На то я и Император, чтобы позволять себе не отвечать на некоторые вопросы, или отвечать на них неконкретно и неопределённо, — я улыбнулся и посмотрел на ПОЭТА. — Сударь, как продвигается наша Поэма?

— Сир, извините, но она скорее Ваша, а не моя, — поморщился ПОЭТ. — Трудно писать на заказ, знаете ли. Мы об этом уже говорили, простите меня за резкость тона. А вот Летопись продвигается как по маслу, чего не могу сказать о Поэме.

— Ну, — это вы зря! Такие события вокруг кипят, такие приключения мы испытали! То ли ещё будет! — возмутился я. — Пишите как не на заказ. А, собственно, по поводу чего копья-то ломаем? Всё, с сегодняшнего дня освобождаю вас от работы над Поэмой! Забыли о ней. Хрен с ней! Творите, что хотите. Главное, чтобы было талантливо, ничего больше не нужно. Если нет поэтического вдохновения, то, действительно, пишите пока Летопись, пополняйте Цитатник. Ради Бога! Нет, так, так нет… На нет и суда нет… — я обиженно насупился, опрокинул в себя рюмку настойки, подцепил на изящную серебряную вилку кусок сочного, печёного, ароматного мяса, с наслаждением стал его жевать.

— Ваше Величество, Вы меня не так поняли! Ради Бога, не огорчайтесь и не переживайте! — забеспокоился и засуетился ПОЭТ. — Бог с ним, с вдохновением! Это знаете ли, такая капризная, непостоянная и вздорная дама! То придёт, то уйдёт… Что же, всё время бегать за ней, унижаться? Вдохновение, да простит меня ГРАФИНЯ, даже не дама, а самая обыкновенная шлюха. Только делает вид, что хочет переспать со всеми, а на самом-то деле выбирает кого-то одного и ему себя тайно посвящает. И как понять, — пришла ли она сейчас к тебе искренне, по настоящему, или только делает соответствующий вид?

— Как хорошо сказано! — оживился я. — Как, однако, точно подмечено! Абсолютно с вами согласен!

Я подал знак наполнить бокалы и рюмки, громко произнёс тост:

— Выпьем за то, что бы вдохновение никогда не покидало нас, а является ли оно дамой или шлюхой, — это абсолютно неважно! И та, и другая — женщины, которые могут любить. За любовь! Какая любовь без вдохновения, какое вдохновение без любви!

Все с воодушевлением выпили. Между тем ПОЭТ, разговаривая сам с собою, нервно продолжил:

— Подумаешь, вдохновение! Придёт, куда она от меня денется, влюблённая шлюха! Грядёт великая Поэма! Сир, в ближайшее время, если мы будем, конечно, живы, ждите массовых самоубийств среди моих собратьев по поэтическому цеху! После опубликования Поэмы, конечно…

— Боже, что вы несёте!? — застонала ГРАФИНЯ.

— Ну, так это же совсем другое дело! Дружище, мне нравится ваш задор и настрой! — весело произнёс я. — Дерзайте, сударь, творите, не обращайте внимания на ГРАФИНЮ, её скепсис нам не указ! — я слегка хлопнул ПОЭТА по плечу. — Дворянство, я думаю, уже не за горами! Хорошая премия вам обеспечена!

— Сир! — побледнел и затрепетал ПОЭТ.

— Всё, я на это больше смотреть не могу! — заявила ГРАФИНЯ. — Ухожу, к чёртовой матери!

— Сядьте, любезная! — рыкнул я. — Здесь, как, впрочем, и везде, я определяю, кому уходить, а кому оставаться! И не ведите себя, как уличная торговка! Оставьте чёртову мать в покое раз и навсегда! Выбирайте выражения, Ваше Сиятельство! Понятно!?

— Да, Сир, простите, — пролепетала заметно побледневшая девушка.

— То-то, то-то! — мгновенно успокоился я и поднял рюмку. — За любовь, тысячу раз за любовь!

Все с готовностью последовали моему примеру. За столом после этого воцарилась несколько напряжённая тишина. После непродолжительного молчания я попытался разрядить обстановку.

— А в заключение нашего милого вечера, — весело и благодушно произнёс я, обращаясь к ПОЭТУ, — прочтите что-нибудь этакое такое, душе угодное и зубодробительное, нутро переворачивающее. Слабо?

— Ваше Величество, позвольте, я прочитаю одно стихотворение, скажем так, неизвестного автора, которое мне очень нравится? Это стихотворение я давеча совершенно случайно обнаружила в бумагах ПОЭТА, — тихо спросила ГРАФИНЯ.

— Вам сегодня позволено всё, сударыня! — я галантно поцеловал её ручку. — Валяйте, дорогуша!

— Боже мой, Сир, Вы несносны! — вспыхнула девушка.

— Ну, простите меня, старого циника… Что-то я сегодня действительно разбушевался. Молчу, молчу, весь во внимании!

ГРАФИНЯ взяла в руку тонкий высокий бокал с вином и совершенно естественно, без полагающихся в таких случаях и подчас ненужных игр с интонацией, продекламировала:

ПОЭТ неожиданно встал, нервно махнул рукой, всхлипнул и вышел из палатки. Я задумчиво наполнил рюмку и залпом осушил её. На душе было как-то необыкновенно светло, покойно и грустно. В голове моей вдруг непроизвольно и внезапно стали рождаться какие-то образы, ассоциации, но были они чрезвычайно расплывчаты и непонятны. Я и не стремился их особенно уловить. Чёрт с ними!

— Ваше Сиятельство, — спросил ШЕВАЛЬЕ. — А что такое сакура?

— Не знаю… Какая, собственно, разница!? — устало вздохнула ГРАФИНЯ. — Сакура, — она и есть сакура… Очевидно, нечто мистическое, метафорическое, абстрактное, ассоциативное. Сакура… Нечто прекрасное и иллюзорное. Не от мира сего…

— Сакура — это несъедобная, декоративная разновидность вишни, очень красиво и чудесно цветёт, объект созерцания и поклонения, особенно в Японии, — задумчиво и меланхолично произнёс я и тут же очень сильно испугался.

Стало тревожно, сердце забухало в груди, пот выступил сначала на лбу, а потом потёк по спине. В моей голове вдруг возникли волшебные и сладкие образы, всплывшие из глубин разрушенной памяти: Фудзи на фоне падающего снега, красные листья, плывущие по Тацута, осенние клёны на Огура, туман над Удзи, горы Ёсино, застланные белым-белым снегом, цветущая сакура на берегу Сиогама…

И ещё, — я абсолютно чётко и реально вспомнил женщину, которая когда-то была со мною, которую я безумно любил, и которая являлась ко мне во снах. Её образ мгновенно выкристаллизовался из ничего и всплыл из мутных холодных глубин моего бедного подсознания на кристально чистую и слегка тёплую поверхность пробуждающегося разума.

Боже мой! Женщина на фоне небесной горы Кагуяма, окутанной лёгкой весенней дымкой! Боже мой, — ИСЭ, потерянная любовь моя! Я долго мечтал вспомнить всё, но когда вспомнил лишь маленькую толику того, что забыл, ужаснулся и проклял мгновение, когда ко мне вернулась память.

ИСЭ, — незатухающая любовь моя, нестерпимая боль моя, вечное моё проклятие, крест мой на века!!!

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В запой я ушёл сравнительно ненадолго, — всего на три дня. Всего-то! Уединился на яхте, забрался в каюту, запасся каким-то жутким местным пойлом, чтобы почувствовать себя как можно хуже и мутнее. ЗВЕРЯ усадил на палубе, где он пребывал всё это сакральное и мистическое для меня время в своём видимом обличии, чем исключил любую возможность вмешательства внешних сил в мою хандру. Или в депрессию?

Нет, не в депрессию. Ненавижу это дурацкое слово. Депрессия… Несёт от неё за версту тухлятиной и полной обречённостью. А вот хандра — это же совершенно другое дело! Она представляется мне изысканным душевным явлением с очень тонкой и трепетной внутренней структурой: многоплановой, мозаичной, сложно объяснимой и всегда не совсем понятной до конца. Хандра подобна женщине, которая разлюбила и грустит по этому поводу, но предчувствует новую любовь.

Главный признак хандры — это одновременное ощущение внутри себя нескольких, казалось бы противоречивых и несовместимых друг с другом, чувств: тяжести и лёгкости, печали и радости, света и тьмы, надежды и отчаяния. Вот такой конгломерат. Хандра — это странное, непонятное и тягучее томление души, которое до определённой грани, до некоей черты совершенно неопасно, можно, даже сказать, даже полезно, так как несёт в себе определённый позитив.

Это магическое и мистическое томление души наполнено, хотя и печальными, но жизнеутверждающими мыслями и эмоциями. Хандра всегда таит в себе надежду. Хандра очищает, хандра просветляет! А вот переступать ту самую определённую черту крайне опасно, потому что именно за ней, подчас, нас подстерегает депрессия, которая может закончиться, чёрт знает чем, и привести неизвестно к чему!

Хандру, как совокупность сладкой грусти и светлой надежды, можно сравнить с бабьим летом. Листья осыпаются, паутинки невесомо и неохотно куда-то улетают, небо пока ещё вроде бы тёплое и голубое, но мы понимаем, что за всем этим неотвратимо последуют нудные дожди, мерзкая слякоть, муть, серость, холодные снега, крепкий мороз с пронзительными и беспощадными ветрами.

Но, вместе с тем, мы с нежностью вспоминаем ушедшее лето и бережно лелеем мысль о том, что слякоть, холод и снег через не такое уж продолжительное время пройдут, сгинут в никуда, и придёт прекрасная весна, а потом, не менее прекрасное лето! Хандра подобна слоёному пирогу. Тесто представляет собой его здоровую основу — оптимизм, начинка — это пессимизм, причём теста в правильно приготовленном пироге всегда больше. Вот так, гармонично дополняя друг друга, они, тесто и начинка, успешно и на пользу организму съедаются.

Под влиянием хандры было написано столько гениальных стихов и прозаических произведений, сочинено столько великой музыки, а сколько было совершено безумных поступков! Как я уже упомянул, хандра подобна зарождающейся, страстно ожидаемой, но пока ещё несколько отдалённой любви. Пока её достигнешь, приходится и погрустить, и помаяться в раздумьях, и испытать некоторые сомнения. Всё — впереди, а может быть, и нет!? Всё позади, а может быть, и нет!?

А депрессия — это злобное, вечно брюзжащее существо, потерявшее всё, или почти всё, лишившееся надежды и смысла, а потому совершенно безутешное. Она никогда ещё никому ничего позитивного не приносила. Но, впрочем, следует признать, что надежду и смысл можно обрести вновь и при благоприятном развитии событий, следующих за депрессией. За довольно резким спадом душевного настроения чаще всего всё-таки следует подъём. Если ты, конечно, до этого самого подъёма не повесился, не бросился с моста, не отравился или не застрелился…

Что такое, собственно, — депрессия? Мрачное и больное дитя стресса, а он, как известно, крайне необходим организму! Полное освобождение от него означает только одно — смерть. Самое главное — вовремя вылечить указанное дитя, поднять ему настроение! Ну, и тогда всё будет в порядке!

И так, я пил, бродил туда и сюда по тесной каюте, вернее, метался по ней, как АНТР в клетке! Я думал, фантазировал, размышлял, вспоминал что-то и моментально это забывал, сходил с ума, предавался надежде, а затем отчаянью! Я плакал, блевал, погружался в бездны мутного сна. Потом я снова пил, испытывал необычайно сильный подъём духа, надеялся, смеялся, грустил, негодовал, ненавидел, снова блевал и вновь отдавался в безумные объятия тяжёлого сна.

Я крошил хрустальные бокалы в железных тисках пальцев, разговаривал сам с собою и ещё с кем-то, периодически появляющимся из неведомой мне дотоле параллельной реальности. Опять пил, фантазировал, смеялся и плакал от бессилия, разговаривал сам с собою, блевал, обижался на весь мир и яростно его ненавидел. Снова пил, жалел и презирал себя, вспоминал всю свою никчёмную жизнь, плакал от отчаяния, потом тихо грустил, испытывал непонятную радость, фантазировал, достигал просветления и терял его. Снова пил, и так тупо бродил по бесконечному иллюзорному кругу.

Самое странное и непонятное заключалось в том, что я чётко и абсолютно реально помнил всё об ИСЭ и о нашей с нею прежней жизни. Я, как будто бы вновь переживал все её моменты, от начала знакомства на живописном побережье Суминоэ в районе Осаки и до полного печали, надежды и обречённости прощания в Токио. Зачем и почему мы расстались? Непонятно, не могу вспомнить… А потом я получил от неё письмо о замужестве, и о любви ко мне. Странное письмо… Нет, об этом лучше не вспоминать!

ИСЭ, ИСЭ… Сладостные ночи и радостные дни… Мимолётные расставания, которые превращались в вечность, ожидание новых и скорых встреч, всепоглощающая страсть на грани потери сознания… Ощущение женщины, как продолжения самого себя! Желание, подобное помешательству! Жажда прикосновения друг к другу, которая в тысячу раз сильнее жажды в пустыне. Никогда я не был так счастлив! Никогда! О, Боже!!! ИСЭ, ИСЭ, ИСЭ!!! Любовь ушедшая моя!

Но все события, произошедшие со мною за тот период времени, были как бы запечатаны в нескольких магических капсулах, совершенно изолированных друг от друга, и носили какой-то выборочный характер. Я, допустим, помнил и понимал, что такое — Япония. Красивая, самобытная страна. Расположена на десятках островов. Четыре основных из них: Кюсю, Сикоку, Хонсю, Хоккайдо. Но где находится Япония, почему я оказался в этой стране, с какой целью, чем там занимался, и что случилось после того, как я её покинул? Тьма царила в моей голове. Нет, не тьма, — а полный и безнадёжный мрак!

Я помнил только то, что мне было дозволено помнить с разрешения того, кто, очевидно, контролировал мой разум. Но как это возможно и, главное, — зачем? А может быть, и нет никакого контроля? Бог с ней, с теорией заговора! А если я просто по каким-то естественным причинам забыл почти всё, а теперь постепенно вспоминаю то, что было раньше и происходило со мною в другой, прежней жизни: фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом… Скорее всего так.

Да, я был на Японских островах, да, я встретил женщину, которую полюбил, а потом совершенно нелепо с нею расстался. С такой женщиной!!! Но я ничего не помнил о том, почему именно мы расстались, и зачем впоследствии она бросила меня. Или я её бросил!? Она вышла замуж… Печально и больно! Что же было дальше!? Как поймать в голове эту проклятую, упорно и слизко ускользающую от меня змею, название которой — моя память!?

Внезапно в мозгу раздался щелчок! Я вспомнил! Я вдруг вспомнил, как приехал на Окинаву, обучался там боевым искусствам в какой-то закрытой секретной школе. Вот откуда у меня такие неплохие навыки владения мечём! Я помнил долгие медитации, неспешные прогулки, созерцание океана, цветущей сакуры и величественной горы Фудзияма, чайные церемонии, философские диспуты и поэтические вечера. Всё это я детально и ясно помнил, но не более того! Чёрт возьми! Почему я оказался в Японии, как я жил до и после неё? Как складывалась моя дальнейшая судьба до того, как я очнулся на Втором Острове? Ах ты, проклятая и мерзкая сука-память! Ненавижу тебя!

Мне нравилась японская культура, особенно, — поэзия. Единственная книга, которую я увёз из Японии, был сборник классических танка, составленный Фудзиварв-но Тэйка, — «Сто стихотворений ста поэтов», с комментариями. Почему-то меня поразила и потому, видимо, запомнилась одна история, изложенная в этой книге.

Так вот… Жил-был когда-то Фудзивара-но Санэката-но асон — знаменитый поэт при дворе Императора Поднебесной. Однажды с другими придворными он отправился полюбоваться цветением вишен. Внезапно пошёл дождь, и никто не знал, на что им решиться. Тогда, по преданию, Санэката воскликнул:

И он не ушёл из-под деревьев, пока не кончился дождь. При дворе все были восхищены этой историей, лишь Фудзиварап-но Юкимари сказал, что стихи, конечно, — хороши, но Санэката вёл себя, словно шут. Санэкато при первой же встрече сбил с него церемониальным жезлом парадную шапку. Юкинари промолчал, но тишком дал знать обо всём Государю. Санэката был лишён чина и сослан на далёкий северо-восток Хонсю, в Митиноку, где впоследствии и умер.

Два века спустя в этих местах побывал Сайгё, тоже знаменитый поэт. Вот как об этом событии повествуется в его книге стихов «Горная хижина».

«Когда я посетил Митиноку, то увидел высокий могильный холм посреди поля. Спросил я:

— Кто покоится здесь?

— Санэката — асон, — поведали мне.

Стояла зима, смутно белела занесённая инеем трава сусуки, и я помыслил с печалью:

Меня восхитила, растрогала и одновременно развеселила эта чудная история. Ради чего весь сыр-бор!? Боже мой, как подчас смешён и слаб человек! Но, с другой стороны, может быть именно данная глупая история и отображает суть человеческой натуры и подлинную сущность нашего бытия? Кто знает, кто знает… К чему и зачем я это сейчас вспомнил? А что мне ещё было вспоминать!?

И так, на третий день я всё-таки сумел выйти из запоя, достичь определённого просветления уставшего духа и вернуться в нормальную и реальную жизнь. С другой стороны, может быть, именно эти три ирреальных дня и были для меня самыми нормальными за последнее время? Кто знает, кто знает… Как бы-то ни было, а «Одиссей всё-таки вернулся в Итаку!». И что же он там увидел?

Я, никому не объясняя причин своего временного отсутствия, сразу же созвал Военный Совет, внимательно и невозмутимо выслушал всех своих соратников и, конечно же, в первую очередь двух разведчиков, только что вернувшихся в наш лагерь. Картина для нас вырисовывалась довольно оптимистическая.

После гибели Короля Первого Острова и высших представителей знати на Острове некоторое время существовало безвластие. Наследники погибших правителей Провинций вступали в права наследства, встречались друг с другом и своими вассалами, вели переговоры, до поры до времени отсиживались в своих замках, посылали приближённых в Столицу для выяснения ситуации и текущего политического момента. Одним словом, — находились в затяжном и тревожном ожидании. Претендентов на королевский престол не нашлось, и не потому, что его никто не желал, а потому что Король в глазах всех не являлся обычным монархом. Он был помазанником, вернее, даже посланником Божьим на земле, — вечным и бессмертным.

Король, вообще-то, не был просто человеком, в обычном смысле этого слова. Он не являлся представителем какого-либо конкретного дворянского рода, клана, когда-то посаженного на трон своими соратниками или родственниками. Он был послан свыше, существовал сам по себе, не имел наследников, никогда не был женат. Словом, — существо неземного, Божественного порядка, сверхъестественная личность, живущая и управляющая страной веками!

С данным положением вещей на протяжении всей истории Островов были согласны абсолютно все. Это являлось аксиомой, не обсуждалось и не подвергалось ни малейшему сомнению. Сменялись поколения людей, а Короли и их Антры были всё такими же, как и прежде: великими, могучими, мистическими, всепобеждающими и бессмертными. Занять место погибшего Короля никто просто не решился. «Всё это очень хорошо», — мрачно подумал я. — «Что же, — теперь наступил момент истины для меня!».

Но целый ряд вопросов сильно волновал и тревожил меня, не давал покоя. А откуда, собственно, они взялись, — эти Бессмертные? Как всё-таки стали Королями? Почему их постиг такой печальный конец? Почему он наступил по одному и тому же сценарию, в одно и то же время? Почему, как я теперь был почти уверен, погибли сразу и одновременно все три Короля? А может быть всё-таки два? Неужели их ликвидировала та самая могучая и таинственная сила, которая когда-то создала Королей и посадила их на трон? Но зачем и в связи с чем это произошло!? Почему? Что это за сила?

А самый главный, тревожащий и ненавистный мне вопрос, — кем же всё-таки являюсь на самом деле я? Он всё время крутился в моём мозгу, не давал покоя, требовал ответа. Если я, предположим, действительно являюсь Третьим Королём, то почему мне удалось уцелеть и как я оказался на Втором Острове? Почему я был гол? Я вдруг с тревогой вспомнил трёх Ускоренных, спустившихся с небес на галеру. Они же были тоже обнажены!

Чёрт возьми, если я не Король, а всего лишь один из Ускоренных, что ближе к истине, то почему обладаю такими феноменальными способностями, значительно превосходящими способности моих коллег? Почему, всё-таки, мне подчиняется АНТР, который по моей команде скушает сотню таких молодцов и не подавится? Почему именно я кем-то избран для выполнения особой и совершенно непонятной мне миссии, почему именно мне дарованы ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ? Эти вопросы уже который день бились, как рыбы о лёд, в моей бедной голове, требуя ответа, но его, увы, всё не было и не было!

Ах, МАГИСТР, МАГИСТР! Где ты, стратег наш великий, кардинал ты наш самый серый!? О, сколько полезных вещей ты мог бы мне рассказать где-нибудь в тёплой и дружеской беседе. Можно было бы засесть в любимом моему сердцу трактире «Тихая прохлада», пообщаться тепло и искренне под пару графинов Звизгуна. А возможно, твои откровения я выслушал бы в ином месте! Ну, допустим, в камере пыток в самом глубоком и сыром подвале Империи! Да, вот до чего я дошёл! Стоп, стоп! Главное, не сойти с ума. Надо, наконец, сосредоточиться на текущих проблемах. Ладно, чёрт с ним, с МАГИСТРОМ… Не покидало меня странное ощущение, что я скоро опять с ним встречусь. Своим предчувствиям с недавних пор я привык верить.

Вернёмся к теме сегодняшнего совещания… И так, что там у нас далее по поводу обстановки в Первом Королевстве? А дальше я узнал от своих соратников, что через пару-тройку недель после разрушения Столицы и гибели Короля объявился некий РЕГЕНТ, который, опираясь на поддержку правителей северных территорий, а потом и двух центральных Провинций, решительно взял власть в свои руки. Первоначально ему оказывалось определённое противодействие и сопротивление со стороны Юга. Произошло несколько небольших сражений, но силы были не равны, и Южные Провинции признали власть РЕГЕНТА.

Возможно, ему не удалось бы захватить её так быстро, если бы не привлечение на свою сторону пиратов! Они полностью блокировали всё южное, западное и восточное побережья, в большом количестве высадились на берег, так что южанам пришлось воевать на два фронта. Это и решило исход войны. Сам факт заключения союза с пиратами, конечно же, вызвал общее возмущение и недовольство в обществе, но открыто выступить против новоявленного Правителя никто пока не решился. Просто-напросто не оказалось в нужном месте и в нужное время решительного лидера. Вот и всё…

Пиратов, как я уже давно понял, ненавидели и боялись все. Уж очень нехороший след они оставили в памяти населения Острова, особенно прибрежных районов, которые достаточно настрадались от набегов морских разбойников. Сколько с ними воевали, сколько били, скольких истребили, какие потери понесли сами, так нет же, выползли изо всех щелей, как, тараканы! Вернее, выплыли, как пиявки! Об этом с негодованием поведал мне бывший раб, а ныне лихой Командир спешно образованного Особого Отряда моей Личной Гвардии — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. Уж он-то знал, о чём говорит!

— А поведайте-ка мне, сударь, кто такой всё-таки этот РЕГЕНТ, откуда он взялся? — задумчиво спросил я у Гвардейца.

— Доподлинно мне это не известно, Сир, — ответил тот. — Но ходят слухи, что, якобы, этот тип предъявил Герцогам Центральных Провинций какие-то бумаги, свидетельствующие о его королевском происхождении и о том, что он многие годы являлся главным советником Короля. Как объяснил РЕГЕНТ, он с Королём долгое время скрывали сей факт по целому ряду причин.

— Мне кажется, что вся эта история и яйца выеденного не стоит, — хмыкнула ГРАФИНЯ.

— Почему же, милая…Чего-то она стоит, если её с трудом, но проглотили, переварили и при этом не подавились, — проворчал я. — А вообще, самая захудалая и сомнительная выдумка подчас имеет реальную перспективу превратиться в бесспорную и красивую истину, если она соответствует насущным потребностям времени. Ну, не вам же, сударыня, и не БАРОНУ становиться правителями Королевства в ответственный момент его истории? А ведь кто-то это сделать должен был!? Вот и появился РЕГЕНТ, человек, видимо, достаточно решительный и умный.

— Сир, Вы явно недооцениваете мою личность, — как бы обиделась ГРАФИНЯ и слегка надула губки. — Из меня получился бы великий Правитель: мудрый, справедливый и, главное, красивый.

— Ну, с последним утверждением ни я, ни кто-либо другой в этом мире поспорить вряд ли захочет, — ухмыльнулся я, но потом строго и даже слегка зловеще произнёс. — А что касается того, кто достоин, а кто не достоин быть Правителем, то мне кажется, что этот вопрос с повестки дня уже давно снят и не подлежит обсуждению! Я думаю, что на эту тему довольно скоро я, с так называемым РЕГЕНТОМ, серьёзно поговорю!

— О, ради Бога, извините, извините, Ваше Императорское Величество! — нарочито поспешно раскланялась передо мною девушка.

— То-то, то-то, — устало произнёс я. — Ладно, сегодня я разрешаю обсуждать сложившуюся ситуацию в любых аспектах, почти в любых… Обстановка того требует. Кстати, ГРАФИНЯ, что происходит в вашем Графстве и по соседству с ним?

— Сир, ситуация вкратце такова, — взгляд у девушки мгновенно стал жёстким и сосредоточенным. — После убийства моей семьи и вынужденного моего отбытия на Второй Остров вероломные соседи попытались как можно быстрее воспользоваться результатами своих незаконных действий и к приезду Королевского Комиссара представить их в благоприятном для себя свете. Они, к счастью, сделать это не успели. Не потому, что Комиссар приехал слишком быстро, нет, он явно к нам не торопился. Этому послужила другая причина. Агрессорам было оказано самое серьёзное и решительное сопротивление.

— Уж не хотите ли вы сказать, что победа в войне оказалась за вами? — удивился я. — Насколько я припоминаю ваш недавний рассказ, соседи превосходили вашего бедного батюшку по всем параметрам: и по территории, и по населения, и по численности войск!?

ГРАФИНЯ и оба Шевалье после моих слов переглянулись между собой и улыбнулись.

— Сир, Вы ещё не бывали в нашем благословенном крае и, извините, пока не ведаете, что он собою представляет, — гордо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— А где же я сейчас нахожусь? — усмехнулся я.

— Сир, узкая полоска пляжа между морем и сушей ни о чём не может вам поведать!

— Ну, хорошо! Не был я фактически ещё в вашем Графстве, не отрицаю, но, по рассказам БАРОНА и ГРАФИНИ, составил своё определённое представление о нём.

— И каково это представление, Государь? — иронично улыбнулась девушка.

— Ну, примерно такое, — напрягся я и с самым серьёзным выражением лица, округлив глаза и выпятив губы, произнёс. — Значит так…. Благословенный юг… Море, величественные горы, буйная растительность, солнце, голубое небо, чёрные, звёздные и ясные ночи. Первая Провинция… В центре края возвышается огромная Первая Гора, на которой или под которой сидит группа суровых мастеров во главе с Первым Мастером и куёт самые лучшие в мире мечи и доспехи. Затем, я вижу глубокое Тёмное Озеро в утреннем тумане, около которого сидим мы с БАРОНОМ, — великим и могучим Мастером Меча, истребителем пиратов, Грозой Южного Архипелага. Спасаясь от похмелья, пьём Можжевеловую и Ежевичную Настойки от винокурен Первой Горы. Так, так, так…Что же ещё? Ах, да, и, наконец… Я вижу прелестную ГРАФИНЮ, скачущая во весь опор на почти неукротимом, могучем и злобном Горном Жеребце. В одной руке у неё «Трактат о Душе», в другой — зловещего вида, сверкающий, длинный и узкий кинжал. А на её челе ясно написано: «Покровительница искусств!». Ну, вот, — в принципе, и всё. Такое моё представление о Первой Провинции.

Смеялись все. Искренне, неподдельно, от души… Так, как будто я рассказал самый последний, самый свежий и остроумный анекдот. Ну и хорошо, — пусть народ расслабится. Когда смех затих, я стал серьёзен и обратился к ГРАФИНЕ:

— Ну и чем же таким особенным, кроме всего описанного мною, отличается ваше Графство от других Провинций? Просветите меня, пожалуйста, Миледи.

— Сир, наше Графство действительно небольшое по сравнению с некоторыми другими территориями, но и не такое уж маленькое. А специфика его заключается в том, что на восемьдесят процентов оно состоит из гор. При этом мы имеем довольно протяжённую береговую морскую линию. Помнится, именно БАРОН как-то Вам рассказывал о знаменитой схватках с пиратами в районе Сонного Ущелья. Таких битв было немало. Именно мой отец постоянно прижучивал этих ублюдков, извините за выражение. Флот у нас небольшой, но это и неважно. На море мы с пиратами почти не воевали. Зачем сражаться на заведомо невыгодных для себя условиях? Действуем мы по-другому. Организовываем несколько грамотных засад с нашими знаменитыми лучниками, позволяем морским бродягам высадиться на берег, и затем расстреливаем их со скал, — быстро, метко и безжалостно. А лучники у нас, я Вам скажу, о-го-го какие ребята! Мастера в своём деле. Не хуже оружейников. Со ста шагов за семь секунд делают из тяжёлого рыцаря дуршлаг! Ребята наши все, как на подбор, — сильные, выносливые, бесстрашные, горцы, одним словом! А как они…

— ГРАФИНЯ, теперь я начал понимать, почему вы так увлеклись покорением Горных Жеребцов и тренировками с кинжалами, — перебил я воительницу и писательницу. — Чувствую, что мне никуда от этих Жеребцов не деться, придётся их покорять, чёрт возьми. Какие они вообще из себя? Наверное, — сущие дьяволы? Вы же знаете, я наездник, так себе. Это счастье, что БУЦЕФАЛ меня пока терпит и до сих пор ещё не убил. Ах, мой верный конь! Где же ты, бедняга, скитаешься, кровиночка ты моя неприкаянная!? — искренняя печаль сковала моё чело и я даже слегка прослезился.

ГРАФИНЯ и ШЕВАЛЬЕ некоторое время почтительно помолчали, а потом весело посмотрели на меня, затем друг на друга, отвернулись к стене, рассмеялись.

— Да что же это такое! Не вижу абсолютно ничего смешного! Что не так на этот раз? — раздражённо спросил я, подозревая какой-то особый подвох, и оказался прав.

— Сир, — произнесла девушка, отойдя от смеха. — Мы не хотели до поры до времени Вам это говорить, хотя Вы и неоднократно интересовались Горными Жеребцами, но, дело в том, что Ваш БУЦЕФАЛ как раз и является самым элитным представителем знаменитой породы Горных Жеребцов!

Тут все присутствующие загоготали так, что в палатку беспокойно заглянули Гвардейцы, бдительно стоявшие на страже. Я сначала было открыл рот с целью произнесения пары гневных тирад в адрес членов совещания, потом безнадёжно махнул рукой и засмеялся громче всех. Вот это да, — вот это сюрприз!!!

Где же всё-таки ты сейчас, — мой славный боевой конь? Как ты поживаешь в рыбацкой деревне на Втором Острове? Пришлось тебя оставить там, прости, дружище! Что же делать?! Ну, ничего, ничего… Даже если никого не признаешь и в руки не дашься, то всё равно не пропадёшь. Степи и поля там необъятные, травы густые и сочные. Надеюсь, прокормишься, не одичаешь! Я вдруг загрустил, занервничал… На душе стало как-то нехорошо, неуютно. Я объявил перерыв.

После него все снова собрались в том же составе. ПОЭТ, как обычно, тихо сидел в углу и что-то записывал в толстую тетрадь. Я подошёл к нему и сказал:

— Сударь, меня озарили две мысли, которые вы должны занести в анналы. Одна из них была высказана очень давно каким-то мифическим арабом, другая, лично мною. С какой начать?

— Извините, Сир, а кто такие арабы? — осторожно спросил ПОЭТ.

— Почти те же, что и турки, но не совсем. Понятно?

— Не понятно, но почту за честь внести Ваши новые мысли в Цитатник. Можно ещё один, последний вопрос?

— Валяйте, хоть два…

— А что такое анналы, Сир?

— Нет, — вы только посмотрите! — обратился я к присутствующим. — Мой Придворный Летописец не знает, что такое «анналы»! Ну-ка, сударыня, самая просвещённая вы наша, просветите второго, не совсем просвещённого индивидуума, по этому поводу! Вы же у нас, как ни как, — автор знаменитого «Трактата о Душе»! — рыкнул я в сторону ГРАФИНИ. — О, — это великое и непревзойдённое творение современности! О, этот истинный шедевр на века!

— Ваше Величество, — ну, сколько можно! — возмущённо взвилась девушка в ответ. — Дался Вам этот Трактат! Сколько ещё времени Вы будете мусолить данную тему!?

— Ладно, — проехали, забыли. Извини, милая. Вернёмся к политике… Так что же происходит сейчас в Первой Провинции? — мгновенно успокоившись, деловито спросил я.

— Сир, — вдруг раздался слегка дрожащий, но решительный голос ПОЭТА, который приподнялся из-за стола. — Мы так ничего и не внесли в анналы.

— Что? Ах, да… — встряхнул я головой. — Так что такое анналы, по вашему мнению? Догадались, надеюсь?

— Сир, я понял… Это то же, что и Летопись. Но, извините…. Если я что-то заношу в Летопись, то я — Летописец. Если я заношу это в анналы, то кем тогда я буду являться?

Все снова дружно рассмеялись. Я — громче всех.

— Ладно, чуть попозже мы занесём упомянутые мною мысли в Летопись, — решительно произнёс я. — А сейчас о главном, то есть, о положении дел на Острове. Работаем слаженно, быстро и эффективно! Надо принимать конкретные решения. ГРАФИНЯ, хватит дуться! На обиженных, как известно, не только воду возят, но, извините, и дерьмо. А проще сказать, говно! Всем сосредоточиться! И так!

— И так, — сказала девушка и задумалась.

Я её не прерывал… Слабое, трепетное, прелестное и ранимое существо, не лишённое интеллекта. Цыпочка моя! Бедненькая моя! Как часто я её обижаю из-за всяких пустяков, чёрт возьми! Нельзя так! Ладно, пусть подумает, сосредоточится, лебёдушка моя ненаглядная…

Существо сосредоточилось и нервно произнесло:

— Сир, а Вы вообще-то читали мой «Трактат»?

— Боже, — это ужасно, — послышался стон ШЕВАЛЬЕ.

— Что ужасно? — взвилась ГРАФИНЯ. — Мой «Трактат»!?

— Ваше Сиятельство! — простонал юноша. — Я, конечно, Ваш вассал и не должен Вам этого говорить, но обсуждение Вашего «Трактата» в данный момент совершенно ни к месту, сейчас решаются судьбы мира, давайте поразмышляем над ними, прошу Вас!

— А вы, ШЕВАЛЬЕ, вообще-то читали мой «Трактат»? — зловещим голосом произнесла ГРАФИНЯ.

— О, о, о!!! — застонал юноша и закатил глаза, а потом вдруг почти незаметно, резким и молниеносным движением выхватил меч из ножен. — Видит Бог, я — Мастер Меча, первый на этих Островах! Я кончаю жизнь самоубийством ради самой прекрасной дамы! Прощайте все!

Я решил слегка размяться и немного проучить юнца. Мгновенно ускорившись, я резво выскочил из своего кресла, как молодой кузнечик из такой же молодой травы. В обычном для себя, но молниеносном для всех прыжке, я достал меч ШЕВАЛЬЕ своим славным ЭКСКАЛИБУРОМ и лихо, как тростиночку, перерубил его на две части, которые глухо и бесславно упали на землю.

Затем я вышел из состояния ускорения, неторопливо и лениво вернулся в своё кресло, снисходительно и с большим удовольствием посмотрел на соратников, застывших в шоке, а потом строго произнёс:

— ШЕВАЛЬЕ, во-первых, вы не Первый Мастер Меча на этих трёх Островах. Сколько вам это повторять!? Откуда эта мания величия!? Вы что, — навсегда зациклились на данной идее и вас конкретно заклинило?! Во-вторых, и это самое главное, — никогда не обнажайте меч в присутствии Императора, если он вам не дал на это соответствующего разрешения. В-третьих, вы явно оторвались от своих корней. Почему у вас нет меча мастеров Первой Горы? Стыдно ходить с такой жалкой железкой! Очень стыдно! Как вы ещё выигрываете турниры? И, в-четвёртых. Ответьте же, наконец, ГРАФИНЕ! Вы читали или не читали этот долбанный «Трактат»!? Это нетленное и бессмертное произведение современности!? Этот шедевр! Отвечайте по порядку! И когда же мы всё-таки перейдём к политике!? Боже мой, — чтобы я ещё хоть раз брал в поход бабу!

— Сир, — я не баба!? Я — ГРАФИНЯ и дама!

— Молчать, сука!!! — взорвался я. — Графини иногда бывают хуже самых конченных шлюх!

— Сир!!! Я не сука!!!

— Ещё раз приказываю молчать, сука!!! Я могу сделать так, что через пару минут ты потеряешь свой титул и отправишься в ссылку в горы к своим горячо любимым Жеребцам! Понятно?!

— Да, Ваше Величество, — прошептала побледневшая ГРАФИНЯ.

— И так, ШЕВАЛЬЕ! Объяснитесь!

— Сир, я виноват, я снова ляпнул не то и сделал всё не так! — заскрежетал зубами юноша. — Да, я не Первый Мастер Меча, признаюсь в этом, как перед Богом! Виноват, больше не повторится… Прошу прощения в связи с обнажением меча. Раньше я никогда не бывал при дворе, не имел чести лицезреть Королей Первого и Второго Островов, а тем более — Третьего Острова. Извините, с соответствующими обычаями и правилами придворного этикета не знаком. Ну, а что касается моего меча, то к несчастью, он всё-таки от самого Первого Мастера Первой Горы! Редкий и очень дорогой экземпляр! Был… Где мне взять теперь такой? Сир, дело не в качестве меча! Наши скорости были просто не сопоставимы и несоизмеримы! Понимаете? Скорость решает всё! Ах, какой был меч, какой меч! И вообще, я просто хотел несколько разрядить обстановку, пошутить, похохмить…

— Сами виноваты, — шутник вы наш доморощенный! А что касается меча… Вот к чему приводит гордыня! Ладно, будет вам меч, как только овладеем Первой Провинцией. Оплачу его покупку, так и быть, — раздражённо произнёс я. — Ну, а что вы всё-таки скажете по поводу «Трактата о Душе», — этого бесспорно великого и явно бессмертного философского произведения?

— Сир, ну хватит же! — вскочила ГРАФИНЯ и гневно топнула ножкой.

— Всё, всё, молчу, дорогая…

— Сир, увы, я его, к сожалению, не читал, — сухо ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Почему же, мой юный друг?

— Увы, увы… Не было времени, Государь, да и желания, честно говоря. Когда что-то познаёшь, то многое приобретаешь, но ещё больше теряешь. Вы же сами говорили, что познание рождает печаль. Пускай прекрасная ГРАФИНЯ остаётся для меня вечной манящей загадкой, которую невозможно вовеки разгадать!

— Какой, однако, молодец! Как, однако, завернул! Если бы у меня было дипломатическое ведомство, то вам там было бы самое место, мы на эту тему как-то уже беседовали! — восхитился я. — Ну, а насчёт познания… Многое чего я, конечно, говорил… Но не воспринимайте мою говорильню, как некую бесспорную данность. Не ошибаются только дураки и покойники! Всё на этом свете подлежит сомнению! И, вообще, сколько ещё вокруг нас всего непознанного! Ведь не зря к концу жизни мудрец Сократ заявил: «Я знаю, что ничего не знаю!». Вот так…

— Сир, а кто такой Сократ? Впервые слышу это имя, — спросил ПОЭТ, заскрипев пером.

— Кто такой Сократ? — раздражённо произнёс я. — Был один такой чудак в Древней Греции. Только не спрашивайте меня, что собой представляет эта Древняя Греция и где она находится! Если бы я знал?! Кстати, я расскажу вам одну историю, связанную с Сократом. Так, вот…Накануне своей смерти Сократ попросил какого-то музыканта научить его играть на лире одну мелодию. «К чему это тебе, раз ты всё равно умрёшь?» — удивлённо спросил музыкант. «Чтобы знать её перед смертью…» — ответил Сократ.

Я посмотрел на своих притихших соратников. Все сидели какие-то утомлённые и вялые, только ПОЭТ лихорадочно что-то записывал на бумаге. Я тоже внезапно почувствовал усталость. Видимо, сказывались три дня запоя. «Когда проходят дни запоя, мой друг причёсан и побрит…». Боже мой, ну это ещё что такое, откуда?!

Какая-то песня, явно мною любимая в той, в иной и загадочной жизни… «Когда проходят дни запоя, мой друг причёсан и побрит. И о высоком говорит уже не страстно, а спокойно». Кажется так…

Я встал, тяжело прошёлся по палатке. Какой-то нервный, бестолковый и сумбурный получился сегодня разговор. И день. и вечер явно не сложились. Бог с ней, с большой политикой! Ничего мы сегодня уже не решим. Как известно, — утро вечера мудренее. Всё равно мы ещё не дождались всех разведчиков. Надо уединиться, окончательно прийти в себя, подумать. Завтра снова соберу Совет и начну действовать….

Я задумчиво посмотрел на ПОЭТА:

— Что-то я вам хотел порекомендовать внести в анналы. Забыл… Эх, старость не радость… Ах, да! В отношении арабов… Есть такая любопытная книга… Она называется Кораном. Так вот, там сказано: «Не печальтесь о том, что вас миновало, не радуйтесь тому, что к вам пришло!».

— Великолепная фраза! Но к чему Вы это, Сир?

— Да ни к чему, а возможно, — и ко всему! Обдумайте сказанное мною и поймёте. Я считаю, что, возможно, данная мысль — путь к достижению покоя, и ключ к пониманию гармонии в человеческой жизни. Одна из формул постижения смысла бытия. В анналах данную фразу поместите на самом видном месте! Постарайтесь догадаться, чья подпись под ней должна стоять. Пусть народ её обдумывает и ею восхищается! Кому надо, тот в смысле этой фразы разберётся. Цитатник, на то он и Цитатник, чтобы очень долго изучать, постигать и интерпретировать заложенную в нём мудрость. Собственно, изложенная мною мысль и не нуждается в особом обдумывании. Она предельно ясна и проста. Как известно, одна из сторон мудрости — именно её ясность и простота!

— Сир, но это уже две её ипостаси! — усмехнулась ГРАФИНЯ.

— Ну, две, так две…

— Ваше Величество, мне не терпится узнать ещё несколько основополагающих формул постижения смысла бытия. Сколько же их всего? — с неискренним любопытством и искренней иронией произнесла ГРАФИНЯ.

— Столько, сколько надо, — усмехнулся я. — На сегодня хватит одной. Мудрость подобна красивым женщинам, которых, как известно, никогда не бывает много. Но общение с ними следует ограничивать в разумных пределах, конечно. Всё в меру… Только так. Иначе чувства и ощущения нивелируются, теряют свою свежесть и первоначальный смысл.

— Браво, Ваше Величество! Браво! — якобы восторженно и восхищённо захлопала в ладошки ГРАФИНЯ.

— Не перебарщивайте, дорогая вы моя! Ладно, пора спать, спокойной ночи, — криво усмехнулся я. — Завтра сбор в восемь утра, на этом же месте. Хватит бессмысленно ходить по кругу и точить лясы! В поход отправляемся к обеду, вернее, после него. Как же я устал…

Все молча двинулись к выходу из палатки.

— Ваше Величество, прошу меня извинить, но Вы обещали ещё одну мысль для Цитатника, — свою, — вежливо, но решительно сказал ПОЭТ.

— Всё-то вы помните, — вздохнул я, усмехнувшись. — Ну, извольте. Мысль эта действительно моя. Она родилась у меня сравнительно недавно, во время долгого путешествия в карете и меланхоличного созерцания одной обворожительной юной особы, которая ехала вместе со мною.

— Я догадываюсь, о ком, Вы, Сир… — улыбнулся ПОЭТ.

— Так вот… «Женщину нельзя заставить любить, её можно только заставить терпеть». Я прав, ГРАФИНЯ? Или нет? И, ради Бога, не спрашивайте меня, к чему и зачем я это произнёс. Ни к чему! Как всегда, просто так пришло в голову, и всё! Цитатник не терпит пустоты!

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Утро следующего дня было пасмурным, тихим и довольно прохладным. Море, подёрнутое сероватой дымкой, почти сливалось с таким же небом. Они вместе сурово являли миру свою пока скрытую от него загадочную и завуалированную бездонность и, переплетясь между собою, меланхолично думали о чём-то своём, наверное, — о вечном и бесконечном.

— Море и небо, привет вам от Бессмертного ПУТНИКА! Мы с вами одной крови, вы и я! — громко произнёс я в пустоту.

Собственно, всё во Вселенной имеет своё начало и свой конец, в том числе, и море, и небо. Рождаются и исчезают миры, а что такое, например, море? Всего лишь маленькая капля воды на ладони Бога. Или, если кому-то будет угодно по-другому, — микроскопическая частица в структуре грандиозного мироздания, не более того. Дунь на неё, на каплю, и испарится и исчезнет она раз и навсегда. То же можно сказать и о небе. Маленький глоток воздуха в бездонных лёгких Творца, не более того. Слегка вдохнул он его, задержал дыхание, выдохнул и развеялся и исчез воздух в пустоте Космоса …

Обо всём этом я думал, проснувшись очень рано и задумчиво смотря в окно. В моей спальной палатке и за её плотными матерчатыми стенами было довольно прохладно. Я выпил рюмку Звизгуна, зажевал её холодным мясом и вышел наружу. Стоявшие у входа Гвардейцы отсалютовали мне мечами, я кивнул им и покровительственно улыбнулся, а потом пошёл к морю.

Погода стала меняться, небо постепенно наполнялось синевой. Некоторое время я в одиночестве и в задумчивости сидел на пустынном пляже. Немного позже проснулись все остальные мои соратники, о чём свидетельствовало оживлённое движение и на яхте, и на галере. После лёгкого завтрака члены Военного Совета снова собрались в большой палатке, разбитой недалеко от моря под сенью огромных и густых сосен. Они так остро и волнующе-сладко пахли, что у меня вдруг закружилась голова.

— И так, господа, продолжим! На этот раз — коротко и на полном серьёзе. Время для шуток, острот, анекдотов, парадоксов, воспоминаний и другого подобного, увы, прошло. Ради Бога, больше ни слова о Горных Жеребцах и о «Трактате о Душе». Того, кто поднимет эти темы, казню прямо на месте! ШЕВАЛЬЕ, что там с нашими лазутчиками и шпионами?

— Сир, вернулся ещё один агент, я принял у него донесение.

— Хорошо… ГРАФИНЯ, закончим, наконец, тему вашей Провинции!

— Да, Сир, конечно, — поспешно ответила девушка. — Так вот… Графство выдержало посланные ему испытания и осталось непокорённым. Наши противники встретили достойный отпор. Три Барона, к счастью, остались в живых. Они с войсками засели в своих горных замках и плевали с высоты их стен на неприятеля. Если бы Вы, Сир, видели эти замки и наши горы, то сразу бы всё поняли!

— Увижу ещё, увижу, — пробурчал я. — А что народ? Мой народ…

— А что народ, Сир! Наши горцы и не такое ещё видели и переносили. Люди с равнин к ним быстро присоединились, обосновались в горах. Помыкались, помыкались злобные соседи, побряцали оружием, сожгли десяток деревень, пограбили по мелочам, посидели под замками, даже не решаясь на их серьёзный штурм, да этим всё и закончилось. Сунулись, было, дальше в горы, где укрывались люди со скотом и припасами, но нарвались на засады, отведали на славу наших знаменитых стрел, решили больше не рисковать. А тут и Королевский Комиссар, наконец, дотащился до наших краёв. Начал судебное разбирательство, провёл несколько заседаний. Когда ему стало ясно, кто прав, а кто виноват, то объявил перерыв для вынесения Заключения, но оно не было оглашено, так как поступили известия о событиях в Столице. После этого уже никого не интересовала и не волновала наша локальная провинциальная война. Другие времена, другие заботы, знаете ли…. Вот так всё и закончилось. Разъехались наши соседи по своим Провинциям, затаились, стали ждать известий, новостей и перемен.

— А что было дальше? Какие действия предпринял РЕГЕНТ? Какова в данный момент обстановка на Острове, согласно последним сведениям? — с нетерпением спросил я.

— Сир, к той информации, которой мы владели перед отплытием со Второго Острова, могу добавить следующее, — мягко, но решительно вмешался в разговор ШЕВАЛЬЕ. — РЕГЕНТ после прихода к власти всё-таки объединил Север и Юг, собрал довольно большое войско. Четверть его составляют пираты. Задействовано значительное количество кораблей, наверное, почти все, имеющиеся в их распоряжении. Одну часть войска РЕГЕНТ возглавил сам и двинулся на северо-восток, очевидно, с целью нападения с той стороны на Второй Остров. А скорее всего, он осведомлён каким-то образом о наших планах и готовит тёплую встречу ГРАФУ на своей территории. Другая, более значительная часть вооруженных сил была, как мы знаем, направлена в южные провинции Второго Острова.

— Какова численность войск, оставшихся на юге? — спросил я.

— Сир, здесь, на юге Первого Острова, а именно, во Второй и Третьей Провинциях никаких серьёзных воинских контингентов практически не осталось. Имеются только небольшие гарнизоны и малочисленные пограничные отряды, вот и всё. А самое важное для нас заключается в том, что все войска нашей Первой Провинции так в ней и остались. Бароны упорно сидят в своих замках, народ до сих пор большей своей частью скрывается в горах, почти все успешно избежали мобилизации. Так что небольшое войско, именно настоящее войско, а не отряд Личной Гвардии, у Вас в кармане, Сир! Единственное, что удалось РЕГЕНТУ, — это конфисковать наш флот, вот и всё… Ничего страшного, обойдёмся пока без него, тем более, что все пираты сейчас находятся на Втором Острове.

— Прекрасно! Нет, не прекрасно, а превосходно! — просиял я. — А как же РЕГЕНТ допустил такое неповиновение со стороны нашего Графства?

— Сир, а что он мог сделать? Увязнуть здесь в долгой и затяжной войне? У него другие, очевидно, грандиозные планы, которые требуют немедленного осуществления. Я думаю, что он оставил в покое Первую Провинцию на время. Если его замыслы воплотятся в жизнь, то мы в конце пира будем поданы к барскому или к царскому столу в виде десерта. Эх, как жалко, что мы пока не осознаём всей глубины планов РЕГЕНТА и их смысла!

— Почему же не осознаём, — вздохнул я. — Всё я прекрасно осознаю. РЕГЕНТ сейчас занят тем же, чем и мы, то есть пытается завоевать Второй Остров, так же, как и мы — Первый. Странный получился расклад. Нам необходимо действовать решительно и быстро. Я думаю, что ГРАФ вот-вот высадится или уже высадился на Первом Острове и ведёт боевые действия с РЕГЕНТОМ на севере. Армия у ГРАФА явно посильнее. Но на юге Второго Острова наши войска также уступают противнику. Правда, к ним на подмогу должна двигаться армия с Севера. Объединив силы, мы сможем на юге оказать врагу достойное сопротивление. А вообще-то, маятник замер. Куда он дальше качнётся, чёрт его знает!

Я прошёлся туда-сюда, рассеянно посмотрел в окно. Чистая, первородная утренняя синева неба потихоньку разбавлялось серой краской, ветер всё заметнее трепал листву на деревьях и колыхал траву в степи. Я нахмурился, напрягся, забеспокоился, но, не теряя оптимизма, продолжил:

— И так! Армия Первого Острова разделены на две неравные части. Да, она значительно усилена пиратами. Ну и пусть… Наши Южные Провинции продержатся какое-то время, подмога с Севера им обеспечена. Вся сложившаяся ситуация складывается в нашу пользу. Это — бесспорный факт. Войско ГРАФА на Севере Первого Острова значительно сильнее неприятельского. А здесь, на Юге, с учётом войск Первой Провинции, мы также имеем явное численное превосходство. Следует учитывать наличие у нас ЗВЕРЯ. Он — главный козырь в предстоящей игре. Да, не надо забывать о том, что часть пиратов могла остаться на юге Первого Острова. Этот дополнительный фактор меня основательно беспокоит. Сколько раз мы встречали их по пути! Но я не думаю, что пиратов здесь много, все их основные силы, очевидно, сейчас, всё таки, на Втором Острове.

Погода за окном портилась на глазах, солнце пропало за клубящимися серыми облаками, ветер усилился. Такое состояние природы меня, по известным причинам, последнее время настораживало и напрягало. Что-то давненько я не наблюдал серьёзных гроз и молний. Впрочем, в этот судьбоносный для истории Островов день, им сейчас самое время! Видимо, пора, наконец, до конца разобраться и с небесными силами?

Почему меня всё-таки так долго не тревожили? Может быть, шло какое-то накопление энергии? Что-то враждебное, смертельно опасное, грозное и аналогичное тому, что уже было раньше, явно зрело в пространстве во время последней морской битвы, но почему-то всё-таки не созрело. Почему? Не понятно! Или плод всё-таки созрел, но на другом дереве? На не таком мощном и ядовитом, как ранее?

Явление на галере трёх Ускоренных явно не укладывалось в рамки ожидаемой мною серьёзной угрозы с неба. Я понимал, что Ускоренные и все эти испепеляющие молнии — это две силы, совершенно различные по своей сущности, происхождению и имеющимся у них возможностям. Ускоренные по сравнению с таинственными небесными молниями были для меня, как трое первобытных охотников с деревянными копьями с кремниевыми наконечниками. Неожиданно повстречались дикари на узкой горной тропе с матёрым и голодным саблезубым тигром, и тот их без труда скушал. Примерно так…

Молнии — это нечто другое. Неожиданно столкнулся дикарь, вооружённый таким же копьём, с огромным драконом. Тот бросился на дикаря, а тут вдруг неожиданно превратилось обычное копьё в необычный и таинственный предмет, в ПОСОХ! Защитил он дикаря, поглотил адское пламя, отогнал дракона. Примерно так… Что-то подсказывало мне, что на этот раз, если будет нанесён очередной энергетический удар, то последствия для меня возможны самые непредсказуемые, тяжёлые, а может быть и трагические. Ну что же, чтобы победить, следует всегда предусматривать для себя самый худший сценарий вероятного развития событий. Зато в случае успеха победа приобретает такую изысканную сладость, так будоражит, бодрит и радует! Ничего, Бессмертный, прорвёмся, а если и не победим, то умрём с улыбкой на устах, как и положено это истинному бесстрашному ИМПЕРАТОРУ или беззаботному и мудрому ПУТНИКУ!

— Господа, всем внимание! — произнёс я решительно и громко. — Пора действовать. План таков. Начинаем с Первой Провинции. Я думаю что, исходя из последних разведывательных данных, овладеем мы ею без особых усилий.

Я обратил свой взор на ШЕВАЛЬЕ и ГРАФИНЮ.

— Шевалье, как вы считаете, пойдёт дворянство и народ за своей госпожой, вернувшейся для восстановления справедливости?

— Конечно, Сир! — поклонился мне юноша. — И за Вами, конечно же, пойдут многие не только в Первой Провинции но и на всём Первом Острове. Как я понимаю, РЕГЕНТ ни у кого не вызывает особых симпатий.

— На основе чего зиждется такое умозаключение?

— Я, конечно, выражаю свою точку зрения, Сир, но думаю, что она близка всему дворянству и народу. Во-первых, происхождение РЕГЕНТА и легитимность его власти вызывает много вопросов. Какая-то очень мутная история, знаете ли. Во-вторых, извините, существуете Вы, единственный из оставшихся Королей. Все знают, что три Короля являются родственниками или ещё как-то связаны друг с другом, во всяком случае, имеют общее Божественное происхождение, поэтому Вы — единственный наследник престолов Первого и Второго Островов, а значит, действительно имеете полное право стать законным Императором. В-третьих, РЕГЕНТ первым развязал против Вас войну, да ещё и привлёк на свою сторону пиратов! Это крайне глупо с его стороны и непростительно! Идиот!

— Ну, что же, такие настроения в обществе мне нравятся, — сказал я. — Если вести себя сдержанно, с достоинством, действовать с умом, осторожно, но решительно, то успех нам гарантирован.

— Совершенно верно, Сир, — проворковала ГРАФИНЯ. — Так чего же мы ждём? Вперёд, и только вперёд!

— Поспешность, как я уже, кажется, говорил ранее, порой бывает намного хуже промедления. Тот, кто ковыляет пусть даже по неровной, но верной дороге опередит бегущего, выбравшего не тот путь или сбившегося с правильного пути, — назидательно произнёс я.

Ох уж эти афоризмы! Я, кажется, начинаю явно с ними перебарщивать. Но что же делать, величие определяется не столько поступками, действиями, а прежде всего мудростью. Деяния, как бы они не были значительны, уйдут в небытие, останутся в памяти людской всего лишь иллюзорными, искажёнными и размытыми воспоминаниями, а мудрые мысли ещё столетия будут служить пищей для умов, особенно, для юных. Всё, хватит рассуждать, действительно пора действовать!

— Сир, разрешите войти? — раздался вдруг встревоженный голос часового у входа в палатку.

— Да, конечно, что случилось?

— Государь, наши дозорные только что задержали какого-то человека. Он попросил встречи с Вами, очень на этом настаивает, говорит, что владеет ценными сведениями, которые Вас заинтересуют.

— Хорошо, немедленно ведите его сюда.

Сердце у меня вдруг тревожно забилось. Я почувствовал сильное нервное напряжение, которое стало копиться и разбухать внутри, словно пена внутри бутылки взболтанного тёплого шампанского. Нетерпение переполняло и захлёстывало меня. Через несколько минут полог палатки откинулся и в неё быстро вошёл… МАГИСТР! Он был одет довольно скромно, как обычный крестьянин или торговец, привычные тяжёлые доспехи на нём отсутствовали. Ай да встреча! Вот это сюрприз!

— Приветствую тебя, дружище! — я встал из-за стола и широко раскинул руки, словно для объятий.

— У нас мало времени, ПУТНИК. Мне надо сказать тебе кое-что очень важное, жизненно важное. Пусть эти господа немедленно оставят нас одних, — нервно и сухо произнёс МАГИСТР.

Его тон не допускал каких-либо возражений и сомнений. Я забеспокоился, занервничал и торопливо произнёс:

— Господа, извините, попрошу покинуть помещение!

Все, видимо, почувствовав серьёзность и напряжённость момента, быстро ретировались. Ветер за окном усиливался, палатка заходила ходуном, небо было грязно-серым, оно всё более и более темнело прямо на глазах, наполнялось и переполнялось влагой.

МАГИСТР был очень взволнован. Я это понял и по крайне обеспокоенному выражению его лица, и по заметно дрожащим рукам, когда он взял бокал вина со стола.

— Путник, ещё недавно я ни за что бы не совершил этот крайне опасный и безрассудный для себя поступок. Но решение принято. Обратного пути нет. Я не буду сейчас тебе что-либо подробно рассказывать или объяснять, встретимся чуть позже в спокойной обстановке, если ты, конечно, останешься жив. Так вот, очень скоро на тебя будет совершена очередная энергетическая атака. Да, да, опять те же самые молнии. Те, да не те! Мощность удара возрастёт в два-три раза. ПОСОХ, скорее всего, не справится, возникнет перегрузка и от половины этого Острова вряд ли что останется.

— Я так понимаю, будет мощный ядерный взрыв?

— Что-то типа этого. В худшем случае может погибнуть весь Первый Остров, а возможно, и не только он. Всё зависит от силы разряда и предельной величины потенциала и сопротивления ПОСОХА. А память, я вижу, к тебе возвращается всё больше и больше. Ты даже вспомнил, что такое атомный взрыв! Ну, чему быть, тому не миновать. Я, знаешь ли, в последние дни несколько пересмотрел свои взгляды на создавшуюся ситуацию и становлюсь тебе больше другом, чем врагом. Кто бы знал, кто бы знал…

— Если ты мне друг, то зачем послал против меня на море тех трёх Ускоренных бойцов?.

— Каких бойцов? Я лично никого не посылал! — совершенно искренне удивился МАГИСТР, а потом хлопнул себя по лбу и с досадой произнёс. — О, мой Бог! Это сделал, очевидно, КООРДИНАТОР, какой идиот! И что же стало с Ускоренными? Ах, да, и без твоего ответа мне всё понятно… Эх, напрасно погубили лучших людей! Я же предупреждал этого дебила! Я же всё рассказал ему о твоих возможностях и способностях!

— Ладно, вернёмся к нашей основной теме. Так что же мне делать? Ты же пришёл сюда не просто так, а для того, чтобы дать мне какой-то совет? — с тревогой и с надеждой произнёс я.

— Если ПОГЛОТИТЕЛЬ не выдержит, не справится со своей задачей, а это, скорее всего, так и произойдёт, воспользуйся РЕЛИКВИЕЙ! Пока будем называть её так.

— Легко сказать, вот только бы ещё знать, как ею пользоваться. Что я только с нею не делал! Разве что не подставлял под удар молнии. Всё бесполезно, реакции никакой.

— Ну что же, скоро у тебя появится прекрасная возможность для проведения уникального эксперимента. Молния, а вернее, молнии, не за горами! — нервно засмеялся МАГИСТР.

— Так что же мне всё-таки делать с РЕЛИКВИЕЙ? Что это такое, как она действует?

— Честно говоря, никто этого точно не знает. Имеются только предположения, теории, догадки. Мой совет, может быть, покажется тебе очень странным и несерьёзным, но он примерно таков. На пике кризиса, когда почувствуешь, что тебе вот-вот придёт конец, расслабься, соедини ПОСОХ с РЕЛИКВИЕЙ, возьмись за них двумя руками и сконцентрируйся на мысли о том, что вы непобедимы и всемогущи, что вы единое целое, что вам ничего не страшно, и вы справитесь с любым врагом! Ну, что-то вроде этого… Нужен хороший кураж, надрыв, вернее, эмоциональный взрыв, но не на уровне истерики, а на стадии максимальной ярости, гнева! Понимаешь!? Главное, как можно сильнее сконцентрируйся, а перед этим обязательно максимально расслабься. Необходим резкий скачёк, всплеск эмоций, он должен активизировать РЕЛИКВИЮ, а за нею и всю СИСТЕМУ. В тебе что-то есть, один ты способен это сделать. Ты какой-то особенный, уникальный, непонятный… Это сугубо моя точка зрения, может быть она ошибочна. Совет конечно странный, детский, примитивный, но так именно и сделай.

— А что такое СИСТЕМА?

— А чёрт его знает! Это условное название. Есть ЗАЩИТНИК, есть ПОГЛОТИТЕЛЬ, есть ПУЛЬТ. Это тоже условные названия… Если данные непонятные предметы существуют, то за ними стоит кто-то, ещё более нам непонятный, понимаешь!? Он явно существует! Эти Шары… Особенно последний. Откуда они взялись? И главное, почему и за чем!? Не понятно! Такая гигантская энергия! Всё очень сложно, а времени у нас сейчас, к сожалению, нет. Всё — потом, потом…

— Ты так мне всё прояснил, доходчиво разъяснил! Спасибо! Я полностью удовлетворён! Но имеется у меня один маленький вопрос.

— Ну…

— Что такое, по твоему мнению, эти Шары!?

— Шары есть Шары… — усмехнулся МАГИСТР. — Скорее всего, это космические корабли неведомой нам и могучей цивилизации.

— Примерно понятно… Ладно, вернёмся к основной теме. И что же произойдёт, если мне удастся активизировать РЕЛИКВИЮ и СИСТЕМУ?

— А чёрт его знает! Возможно, ты видоизменишься и вознесёшься на небо в виде некоего могучего перерождённого создания, или сознания, или останешься таковым на земле и отразишь импульс простым напряжением воли, или распадёшься на атомы и восстановишься где-нибудь в другом месте, или вообще исчезнешь из этой Вселенной и перейдёшь на другой параллельный уровень. Предположить можно всё, что угодно. Теория, пока лишь только теория… Ну, а теперь мне пора. Прощай!

— Не говори мне прощай! Только до свидания! Хорошо, последую, в случае чего, твоему совету. Спасибо хотя бы и за это. Когда снова увидимся? — с трудом перекрикивая истошные завывания ветра, обратился я к МАГИСТРУ, который уже пристально смотрел вверх, в потолок, и, видимо, готовился к своему очередному вознесению, уже ставшему для меня привычным.

— Скоро, если будем живы! Постарайся остаться целым и невредимым, я не прошу, а требую! — прокричал МАГИСТР и исчез в круге ослепительного света.

Раздался хлопок, мгновенно возросшее давление воздуха внутри палатки вывернуло её наизнанку и отдало на растерзание безжалостному ветру. Я отлетел на несколько шагов в сторону, ускорился, сгруппировался, перекрутился в воздухе, уверенно опустился на ноги, огляделся вокруг. Ветер между тем стал перерождаться в настоящий ураган, сгустившаяся мгла начала поглощать небо и землю, воздух наэлектризовался так, что я явственно почувствовал себя оплетённым тысячами невидимых и покалывающих кожу нитей, словно муха в паутине мистического паука.

ЗВЕРЬ неожиданно возник рядом со мною. Его шерсть пылала и искрилась. «Началось!», — подумал я, поморщился и сжал ПОСОХ, который до этого инстинктивно не выпускал из руки ни на минуту. Он полыхал каким-то ранее не виданным мною, холодным синим огнём, мелко вибрировал.

— Всем лечь на землю, спрятаться, укрыться! — заорал я в пространство, с трудом пересиливая шум ветра.

Земля сначала легко задрожала, а потом мощно и гулко затряслась, воздух завибрировал и загудел. Невиданная доселе энергия стала накапливаться и концентрироваться вокруг. Да, явно готовится что-то серьёзное, опасное, ранее невиданное, мощное и грандиозное!

— ПУТНИК!!! — раздался громкий истерический крик ГРАФИНИ откуда-то из сгущающейся мглы.

Он сплёлся со страшным воем ЗВЕРЯ, который, ощетинившись, низко присел на все четыре лапы, словно готовясь к прыжку в небо.

— Не поминайте лихом, если что! — весело заорал я. — Дай Бог, ещё свидимся! Держись, солнце моё!!!

Начался ливень. Дождь хлестал по мне, как тысяча бичей, струи его заворачивались под бешеным ветром и обрушивались вниз, словно миллионы смертоносных, ядовитых и беспощадных змей. Напрягая все силы, ускорившись так, как не делал этого никогда раньше, я бешенными скачками понёсся прочь от моря в сторону гор. Рядом бежал ЗВЕРЬ. Его шерсть горела холодным огнём, сотканным из миллиардов шипящих, взрывающихся под дождём, искр.

Небо озарила яркая вспышка, потом громыхнуло так, что земля, как под ударом исполинского кулака, вздрогнула и пошла подо мною волнами. Я сгруппировался, перекувыркнулся, снова встал на ноги. Гигантская, изломанная, ослепляющая и подавляющая всё вокруг молния ударила в десятке шагов от меня. Её энергия была такова, что земля вздыбилась, как при мощном землетрясении, подбросила меня в воздух и с гулом ушла вниз, всасывая меня, будто хищная глотка гигантской пиявки, в своё чавкающее мрачное чрево.

Я, оглушённый и ослеплённый, словно тряпичная кукла, шмякнулся вниз в глубокую воронку, заорал от боли при ударе, но всё-таки сумел ускориться, мощно подпрыгнуть, сделать несколько кувырков в воздухе и снова очутиться на ровной поверхности. Я чувствовал, как небо неумолимо копило энергию для нового удара, и ждал его. Воздух загустел, с трудом втягивался в лёгкие. Да, такого ещё со мною не происходило! Кажется, на этот раз ситуация выходит из-под контроля. Как там выразился МАГИСТР: «Наступает кризис!».

Я, качаясь, встал на ноги, изо всех сил сжал ПОСОХ, который чудом умудрился не потерять. Рядом я увидел ЗВЕРЯ. Он по-прежнему пылал, искрился, но уже не выл, а, подняв башку к небу, яростно выпучил на него свои бешенные горящие глаза и скалил белоснежные огромные клыки. Ах, ты, мой Пёс! Ах, ты мой бессмертный и могучий боец! Ату их, ату! Мы всё равно достанем вас, сволочи! Вы от нас никуда не уйдёте, не скроетесь! Нате, выкусите, там, на своих вонючих небесах!

Я сконцентрировался, сжал ПОСОХ обеими руками так, как не сжимал его никогда ещё раньше, влился в него сначала лбом, а потом всем телом. ЗВЕРЬ тяжело подпёр меня сбоку, я почувствовал исходящий от него мощный поток энергии. Ничего, выдержим, выдюжим, справимся! ПОСОХ завибрировал, раскалился и приобрёл цвет кипящего металла, но рук мне не обжёг.

Пространство ещё более загустело, воздух стал тяжёлым и плотным, как будто кто-то неведомый играючи превратил лёгкое свежее молоко в жирную и вязкую сметану. Вот в таком состоянии мы и встретили удар второй молнии. Он был намного мощнее первого. Я почувствовал это за какие-то доли секунды до того, как молния попала точно в нас. Вернее, не в нас, а в ПОСОХ. Он, как всегда, видимо, объединил нечто, таившееся в нас троих, в единое целое, и сконцентрировал это нечто в себе. Чудовищный поток энергии с неба должен был, очевидно, вбить меня в землю, а потом расплавить. Или, наоборот, сначала расплавить, а потом пропитать данной субстанцией землю. Собственно, какая разница, с какой очерёдностью это произойдёт!? Конец-то всё равно един! Но этот самый конец пока не наступил.

ПОСОХ выдержал. Меня всего лишь довольно ощутимо тряхнуло, как от мгновенного и достаточно болезненного удара током, но не более того. В глазах потемнело, тело онемело, возможно, на какие то пару секунд я потерял сознание, но потом сразу пришёл в себя и вновь почувствовал и осознал мир во всей его бушующей сути и полноте. Вопреки предсказаниям МАГИСТРА я ещё держался и боролся, и делал это неплохо! Может быть, и на этот раз всё обойдётся? «Навряд, ли, навряд ли», — услужливо подсказал мне зловещий внутренний голос, которому в последнее время я всецело стал доверять.

Напряжение вокруг снова стало стремительно нарастать. Тьма не отступила, дождь хлестал ещё жёстче и резче, воздух загустел и сжался так, что мои лёгкие чуть не разорвались, пытаясь из последних сил втянуть его в себя. Я задыхался и хрипел. Наступал явный предел моим возможностям. Третьего удара мне, вернее, нам: мне, ПОСОХУ и ЗВЕРЮ явно уже не выдержать. Если таковой конечно будет. А он, скорее всего, будет, я это чувствовал всем своим исстрадавшимся измочаленным естеством.

Я быстро огляделся вокруг. Мои ноги покоились на ровной и твёрдой поверхности, которая представляла собой клочок земли шагов десяти в поперечнике, покрытый стекловидной спёкшейся массой. А вокруг зияла огромная воронка, быстро наполняющаяся водой. Я находился в центре неё, стоял на небольшой плоской вершине конуса из той самой спёкшейся массы.

Какие-то ассоциации вдруг промелькнули в моей голове, но они были так расплывчаты и нечётки, что я сразу их не уловил. Стекловидная запёкшаяся масса… Где-то я это уже видел. Вот так же стоял на ней и смотрел на… На что же я смотрел? Ну, ну же, — это надо вспомнить! Голова была совершенно пуста. Собственно, такой она, очевидно, и должна быть после удара сильным электрическим током. Ничего себе удар, — воронка диаметром шагов в тридцать!

ПОСОХ всё также покоился в моих руках, но именно покоился. Он был очень тяжёлым, едва тёплым и каким-то безжизненным. ЗВЕРЬ хрипло дышал, привалившись ко мне, огненные искры всё также струились по его шерсти, но они потеряли свою первородную насыщенность и силу. Ну, какие могут быть после всего произошедшего насыщенность и сила!? Целы, живы и невредимы остались, и слава Богу!

— Жив, курилка!? — обессилено потрепал я Пса по холке.

Он, как всегда в таких случаях, удивлённо выпучил свои янтарные глаза и издал приятный моему сердцу и вечный, как мир, звук:

— КХА, КХА, КХА …

— Ах, мой бессмертный боец! — засмеялся я и уткнулся ЗВЕРЮ в морду.

Он, видимо, удивился ещё больше и смачно лизнул мою щеку шершавым огромным языком. Я ещё сильнее прижался к нему лицом и неожиданно навзрыд заплакал. Боже, как мне всё надоело! Сколько всё это может продолжаться!? Почему именно я, зачем!? В чём смысл!? Да, видела бы нас сейчас ГРАФИНЯ…

Успокоившись, я вытер слёзы, поморщился, задумался, постучал ногой по островку, на котором стоял. Поверхность отозвалась странным, глухим, каким-то резиновым звуком и вдруг я чётко и ясно вспомнил, где и когда видел нечто подобное! Боже мой! Застывшая, гладкая, холодная, абсолютно безжизненная масса над разрушенной Столицей Второго Острова! Мёртвый стекловидный холм над Дворцом погибшего Короля!

— Кто ты такой, какова твоя цель, появись же, наконец! — заорал я, обращаясь к мглистому небу. — Мне всё надоело! Ну, давай, ударь ещё, я тебя не боюсь! Покажись, сволочь!

А он или она, этот или эта сволочь, мрачно молчащие и ненавистные мне, явно готовились к новой атаке. Да сколько же можно!? Воздух ещё сильнее сгустился, задрожал. Накопленная кем-то или чем-то наверху энергия снова, как гигантская скрученная пружина, ждала последнего усилия, после которого должна была мгновенно раскрутиться и безжалостно сокрушить всё на своем пути. Вот он, момент истины! Я готов!

— Ну, как там у вас на небесах, силёнки ещё остались!? — расхохотался я в чёрную бездну.

Они, эти самые силёнки, ещё, видимо, имелись в достаточном количестве. Я чувствовал, что концентрация энергии наверху должна была вот-вот достигнуть максимального, невиданного доселе, уровня. Я это понимал, исходя из всех признаков, уже знакомых и почти привычных мне. Ну что же, — мы готовы! Я громко и нервно засмеялся, расправил плечи, сжал в одной руке ПОСОХ, который снова стал нагреваться и вибрировать, другую руку положил на холку ЗВЕРЯ.

— Ну, давай, давай, поддай пару и жару! — бешено заорал я, чувствуя растущую энергию, концентрирующуюся во мне, ПОСОХЕ и ЗВЕРЕ.

Но, увы, её было явно недостаточно. Я это понимал. Небо напряглось для того, чтобы выплюнуть в меня очередной разряд. Я вдруг, словно в бреду, представил себе фантасмагорическую, безумную картину: сидит наверху огромный, могучий, пузатый великан, а под ним — букашка. Надул великан щёки, вдохнул в себя воздуха, сколько только можно, глаза почти вылезли из орбит, вот-вот сделает мощный выдох…

Я интуитивно почувствовал скорое наступление сего момента, но не стал напрягаться, осознавая бесполезность этого. Наоборот, я снова легко и весело рассмеялся и максимально расслабился, побыл в этом состоянии несколько секунд. Сила в покое! Вечная и гениальная в своей простоте истина! Что же, МАГИСТР, сейчас проверим твою детскую и наивную теорию.

Я достал из-за пазухи РЕЛИКВИЮ, прижал её к ПОСОХУ, прислонился к ним лбом, сконцентрировался. «Мы могучи, велики и непобедимы! Мы те, кто сокрушает, преобразует и изменяет пространство и время! Мы — неодолимое единое целое! Мы всё преодолеем, мы всех победим! Нам ничего не страшно!».

Я напрягся так, что голова моя разбухла, надулась, расширилась до неимоверных размеров. Кровь начала бешено пульсировать в висках. Холодная, неукротимая и всепоглощающая ярость и неимоверная злоба наполнили и переполнили меня. Великан сверху от созерцания сего зрелища выпучил свои зенки ещё больше, сначала сложил губы дудочкой для всесокрушающего выдоха, потом сильно сжал лёгкие и вытолкнул из них воздух. Безжалостный и мощный световой пучок энергии вырвался из глубины небес.

За несколько мгновений до этого РЕЛИКВИЯ вдруг неожиданно нагрелась, завибрировала, наполнилась неведомой никому в этом мире силой. Она соединилась и объединилась с энергией ПОСОХА, достигла невероятной концентрации, мгновенно и надёжно обволокла и накрыла меня и прижавшегося ко мне ЗВЕРЯ почти невидимым, но мощным, и слегка фосфоресцирующим энергетическим экраном в виде выгнутой полусферы, который ощутимо вибрировал и был, как я почувствовал, абсолютно непроницаемым для любых внешних воздействий.

Совершенно неожиданно для меня из ниоткуда раздалась какая-то странная, завораживающая, гипнотизирующая, неживая, нечеловеческая, низкочастотная мелодия. В этот момент весь мир замер, нет, не замер, а, вернее застыл! Застыли струи дождя, ветер, тучи в небе. А самое главное и непостижимое, — застыла всесокрушающая и неотразимая молния. Она, уже было начавшая своё грозное движение, так и замерла под облаками, зависла между небом и землёй! Это продолжалось несколько мгновений, а потом молния снова ожила и продолжила свою неумолимую атаку вниз.

Она торжествующе, мощно и злобно ударила в экран, но не причинила ни ему, ни нам со ЗВЕРЕМ никакого вреда! Невидимая, но вполне ощутимая мною, и невероятная по силе небесная энергия, обволокла защитное поле, словно пытаясь сжать и раздавить его, а потом неожиданно как-то вяло и обречённо стала рассеиваться, разочарованно стекать с экрана и растекаться вокруг, теряя свою всесокрушающую и убийственную концентрацию.

Защитное поле вдруг мощно загудело и завибрировало, по его краям силовые линии стали перераспределяться и приподниматься над землёю, а потом экран неожиданно превратился из выгнутой полусферы в вогнутую. Лежала миска вверх дном, а потом раз, и перевернулась. Все эти удивительные метаморфозы я мог наблюдать воочию, так как экран излучал какое-то странное, очень лёгкое, почти неуловимое глазом, свечение, или, вернее, сияние.

Внутри миски, занявшей правильное положение, как густой наваристый бульон, тяжело колыхалась не успевшая стечь с неё энергия. Я вдруг почувствовал всё более и более нарастающее напряжение поля надо мною. Да, сейчас явно произойдёт нечто грандиозное! Я мгновенно упал на землю и зачем-то прикрыл голову руками. Эх, никуда не денешься от впечатанных в нас навеки рефлексов и инстинктов!

Из сияющей полусферы, легко парящей в воздухе, в небо вдруг вырвался мощный поток энергии. Я его не видел, но довольно явственно ощутил и почувствовал. Потом где-то высоко-высоко, далеко-далеко надо мною в мрачной, тёмно-серой, клокочущей бездне неба что-то вспыхнуло, взорвалось. Ослепляющий свет безжалостно разорвал мутную тьму, царящую вокруг. Последующий за ним звуковой удар сотряс землю. Затем вокруг воцарилась полная, чёрная, непроглядная и невероятная по своей плотности тьма.

Что мне тьма! Я из тех, кто тьмы не боится! Я вдруг обнаружил, что совершенно отчётливо вижу мир в каком-то ином виде. Ах, да, — инфракрасные волны… Как, однако, просто и привычно… Я, будучи по-прежнему абсолютно спокойным, весёлым и ничему уже не удивляющимся, тяжело присел на спёкшуюся землю, свободно, с наслаждением, полной грудью вдохнул лёгкий воздух, насыщенный ароматом моря и трав. Ах, как хорошо, как покойно. Но до чего же я устал, однако! Как я устал, кто бы это знал!

РЕЛИКВИЯ всё также басовито наигрывала какую-то очень сложную, неведомую, неземную, гипнотизирующую мелодию, которая должна была, очевидно, что-то означать для меня или, скорее всего, для кого-то другого. Но, увы… Я совершенно не воспринимал заложенную в ней информацию, не понимал её тайного смысла и значения. Может быть, — пока не понимал? Ну что же, у меня всё впереди! Я вдруг легко и облегчённо рассмеялся и неожиданно для себя стал хрипло ей подпевать. Зрелище, конечно, было не просто фантасмагорическим, а абсолютно безумным, нереальным, абсурдным, странным, смешным и глупым. Собственно, фантасмагория из всего этого и состоит…

Защитное поле надо мною исчезло. Мир вокруг был по-прежнему погружён во тьму, но только не для меня и, очевидно, не для ЗВЕРЯ, тихо сидящего рядом. Я успокаивающе и покровительственно дотронулся до него. Он тяжело мотнул башкой, рыкнул.

— Ну, что, мой Пёс? Мы ещё прикурим от солнца?!

Я медленно встал, повесил РЕЛИКВИЮ обратно на шею, крепко сжал в руке ПОСОХ и, максимально ускорившись, легко и играючи перепрыгнул через зловещую воронку, уже до самых краёв заполненную тяжёлой и мутной водой. ЗВЕРЬ, вытянувшись в гигантском прыжке, последовал за мною. Вечная, как мир, тема… Человек и Собака, идущие в ночи. Какой Путник без Пса, какой Пёс без Путника!? Какой ПУТНИК без ПОСОХА!? Эти две ипостаси — на века!

Я вдруг почувствовал, что меня стало переполнять какое-то ранее неведомое и сладостно-тревожное ожидание и предчувствие чего-то очень значительного и важного. Я поднял голову к небу, пристально вгляделся в его чёрную бездну и вдруг ощутил необыкновенный подъём, граничащий с полным экстазом, который я никогда не испытывал ранее. Я обратил свои мысли куда-то в высь, в даль, в глубь небес, а потом громко и страстно произнёс:

— О, СОЗДАТЕЛЬ! Если ты всё-таки существуешь, в каком обличии ты бы не был, благослови меня, одинокого ПУТНИКА, одного из неразумных детей твоих, и ЗВЕРЯ сего, идущего рядом со мною, одного из тварей, созданных тобою мне в помощь! Вот он я — перед ликом твоим! Всего лишь малый и наивный ребёнок, познавший маленькую толику тайн этого великого, вечного, безумного и прекрасного мира, и почему-то забывший часть того, что познал. Верни мне память, дай волю и силы для продолжения ПУТИ и новых свершений, если я этого заслуживаю и этого достоин. Погуби меня, уничтожь, сотри на веки вечные из памяти мироздания, если я не достоин милости твоей! Объясни, в чём моё предназначение!? Зачем я существую на этом свете!? Поведи меня по пути истинному! Прости меня за богохульства и грехи мои! Господи, — на тебя одного уповаю!!!

Небо послало мне благодать. Я стоял под ним, — просветлённый и познавший очень многое, и в голове моей жила одна только мысль: «Неужели есть на свете идиоты, не верующие в БОГА!? Как мне их жаль!».

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Весь мир был серым, мрачным и неуютным. Небо, вода, земля и горы, закутанные в холодную мутную дымку, беспощадно нивелировались ею и безнадёжно теряли свою первозданную сущность и индивидуальность.

Раннее осеннее утро подобно стареющей женщине без макияжа: кожа на лице ночью несколько отдохнула от перипетий вчерашнего напряжённого рабочего дня, или просто — дня, или бурного или спокойного, но всё равно скучного и бессмысленного, вечера. Она разгладилась, но не совсем и не до конца, как это бывает в молодости. О, как надоело искусственно скрывать мешки под глазами, лёгкие морщинки и глубокие складки на лице и шее! Как вообще всё надоело! Но надо сохранять форму тела и души, любыми способами, из последних сил, изо дня в день! Надо, надо, надо…

Косметика творит чудеса. Вот только что в зеркале отражалось нечто серое, рыхлое, отёчное, пигментированное, помятое, а прошло всего два-три десятка минут, и это нечто превратилось вдруг во что-то довольно приятное, гладкое, симпатичное и вполне удобоваримое для самого взыскательного взгляда.

К чему я это? Ах, да! Так и ненастное осеннее утро… Вот только что оно было одним, — совершенно нерадостным, неуютным, расплывчатым, сырым и мутно-туманным, скованным холодом ночи, а потом, через каких-то пару часов вдруг становится другим. Ветер, словно волшебной кисточкой, решительно разгоняет и истончает плотные серые облака, размазывая их по непонятно откуда взявшемуся синему и свежему небу. Солнечные лучи-тампоны, припорошенные тёплой золотистой пудрой, даруемые светилом, всё выше поднимающимся над миром, впитывают в себя маслянисто-влажный и мутный туман. Всё вокруг постепенно окрашивается в радующие глаза цвета: голубой, зелёный, жёлтый, красный, синий, оранжевый, фиолетовый, рождающие массу самых разнообразных и неожиданных оттенков.

Все эти мысли пришли в мою голову тогда, когда я задумчиво и с огромным наслаждением созерцал трансформирующиеся на глазах небо, горы и глубокие воды славного, древнего, воспетого в легендах и поэмах Тёмного Озера Первой Провинции Первого Острова.

Мои философские, неторопливые и томные размышления, родившиеся в голове совершенно неожиданно, непринуждённо, легко и ненавязчиво очень быстро покинули её, когда я вдруг услышал громкий и отчаянный крик ШЕВАЛЬЕ:

— Клюёт, клюёт, не зевайте, подсекайте же, чёрт возьми, Сир!

Я непроизвольно ускорился, вскочил, резко вскинул удочку, до этого мирно лежащую передо мною на берегу и частично погружённую в воду. Сделал я это, по-видимому, слишком быстро, так как конец её обломился и вместе с леской и бьющейся на крючке огромной, отливающей всеми цветами радуги, рыбиной, с укоризненным всплеском ушёл под воду.

— Ах, Сир! Первый клёв, ну разве так можно!? — раздосадовано и возбуждённо произнёс ШЕВАЛЬЕ, стоявший на берегу в камышах, в нескольких шагах от меня, а потом, успокоившись, добавил. — Вы уж простите меня за резкость, Ваше Величество, но понимаете, рыбалка — этот такое дело…

— Ничего, ничего… Всё прекрасно понимаю. Вам я готов простить многое, сударь. Это вы меня извините. Замечтался, знаете ли… Какая вокруг красота, как я рад, наконец, очутиться на берегу этого великолепного озера! — весело ответил я. — Ничего, клёв только начинается. На уху, думаю, наловим. Вот только мне бы удочку…

— Удочку Его Величеству! — звонко крикнул юноша.

В густых зарослях можжевельника невдалеке от нас возникло суетливое движение. Вскоре оттуда вынырнул дюжий Гвардеец, облачённый в лёгкие доспехи. В своих ручищах он бережно держал длинную крепкую удочку.

— Спасибо, дружище.

— Рад стараться, Ваше Величество! — рявкнул воин и через несколько секунд бесследно растворился в зарослях.

— ШЕВАЛЬЕ, — с интересом спросил я. — А какова глубина этого чудного озера? Что-то подсказывает мне, что она довольно значительна. Не зря озеро зовётся Тёмным. Такая вода бывает только в глубоководных водоёмах, а ещё в больших старых болотах: чёрная, прозрачная, тяжёлая, плотная. Мне это озеро чем-то напоминает Байкал.

— Где находится Байкал, Сир?

— В чужой, далёкой и загадочной стране. В Сибири… «Славное море, священный Байкал!». Бог с ним, с Байкалом… Вернёмся к нашему озеру. Странное какое-то название у него, я бы сказал, мистическое.

— Вы совершенно правы, Сир. Озеро действительно довольно странное, непонятное. Оно очень глубокое, имеет только ему присущий цвет. В его глубинах и над ним периодически происходят самые непонятные явления.

— Какие же? — живо поинтересовался я.

— Сир, разные… Свечения, круговороты, дрожь воды, её резкие подъёмы и опускания, странные звуки, исходящие неизвестно откуда, ну, и так далее. Оно как бы тревожит самим фактом своего существования, понимаете? БАРОН как-то поручил измерить его глубину. К тяжёлому камню привязали длинную верёвку, разметили её, свернули кольцами в лодке, заплыли на середину, бросили камень за борт, ну а верёвка вся под воду и ушла, а дна так и не достали, представляете!? Повторили эксперимент дважды с ещё более длинной верёвкой, — результат всё тот же. У меня есть сильное подозрение, что озеро дна не имеет. Но эту крамольную мысль я стараюсь не высказывать вслух.

— Правильно делаете… Вот какое оно, оказывается, наше озеро! Интересно, очень интересно, — с любопытством произнёс я. — Вообще-то всё имеет своё начало и свой конец. У любого озера имеется дно, у любой вершины — пик, вернее, его верхняя часть. Вроде бы, единственным исключением является Вселенная, которая, якобы, бесконечна. Об этом настойчиво и достаточно долго талдычат всякие умники. Как будто читают молитву у Стены Плача. Дёргаются в экстазе, входят в транс, трясут перхотью. Довольно неприятное, я вам скажу, зрелище. Всё должно иметь меру. Это касается и религии, и науки.

— Сир, что такое Вселенная и Стена Плача? Я не поспеваю за Вашими мыслями.

— А за ними и не надо поспевать. Иногда я сам не поспеваю… Бывает, что я разговариваю вслух с самим собой. Не обращайте внимания. Что касается Вселенной, то это то, что окружает нас со всех сторон. Примерно так… Бог с нею, со Вселенной. Хотя, моя точка зрения такова: Вселенная отнюдь не бесконечна! Когда-нибудь, где-нибудь край у неё всё-таки найдётся, только дайте побольше времени, сил и денег! Вот так! Кстати, чего-чего, а времени у меня вроде бы вполне предостаточно. Да и силёнкой Бог не обидел, — я задумчиво и внимательно посмотрел на небо. А деньги мы заработаем как-нибудь.

— Сир, так Вы всё-таки считаете, что озеро имеет дно?

— Чёрт его знает, может вы и правы, утверждая, что оно бездонно. А почему быт и нет? За последнее время я столкнулся с таким количеством загадочных, необъяснимых и невероятных явлений, что голова кругом идёт. Скажите, и какова же была длина верёвки, ну, той, которую опускали в озеро в последний раз?

— В первый раз её опустили на пятьдесят шагов, во второй — на сотню, в третий — на две сотни! В последний раз для измерения глубины снарядили целую экспедицию, подобрали толстый крепкий канат, соорудили большой прочный плот. БАРОН, конечно, остался недоволен предыдущим результатом, приказал ещё раз померить глубину, но, увы, в свете последних событий стало не до этого.

— Вот это да! Две сотни шагов! Никогда бы не поверил! Что же это всё-таки за озеро такое? Ну, море, океан, — понятно, но озеро? — искренне удивился я.

— Вот и я о том же, Сир! Озеро наше особенное. Самое чистое, самое прозрачное, самое тёмное, самое загадочное и, судя по всему, самое глубокое в мире, — смело заявил ШЕВАЛЬЕ.

— Это понятно! — засмеялся я. — Глубже всего то, что не имеет дна… Ладно, продолжайте.

— Так вот, Сир… Сколько о нём ходит всяких слухов, легенд и преданий! Нигде ничего подобного Вы не встретите, я Вас уверяю. Я-то на стольких турнирах уж побывал, сколько земель объехал, почти всё на этом свете повидал.

— Эх, ШЕВАЛЬЕ, ШЕВАЛЬЕ, — улыбнулся я. — Сдаётся мне, что мир вокруг нас намного обширнее, чем мы это себе представляем. А вообще, как же вы похожи на БАРОНА! Вас хлебом не корми, только дай возможность похвастаться. А как насчёт Третьего Острова? Вы же там ни разу не были.

— Ну и что, что не был, — нисколько не смутился мой собеседник. — Чувствую, что такого озера, как наше, и там нет. Могу поспорить на что угодно, Сир! Если бы здесь был БАРОН, то он наверняка, как всегда, не задумываясь, заключил бы с Вами пари и поставил бы на кон свой фамильный замок.

— Ну, вы достали меня с этим замком! — засмеялся я. — Ведь поспорь на него я с БАРОНОМ хоть один раз ранее, как это предлагалось неоднократно, давно бы он его лишился и ночевал где-нибудь в палатке под кустом! Кстати, замок очень хорош! Великолепное архитектурное сооружение, образец фортификационной мысли.

— Благодарю, Сир, благодарю. БАРОНУ было бы очень и очень приятно это слышать, — довольно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Ладно, давайте ещё немного порыбачим, — сказал я, глубоко и с наслаждением вдохнув кристально-чистый, насыщенный влагой и ароматом хвои, воздух. — Боюсь, что ГРАФИНЯ без улова нас с вами в этом самый замок может и не пустить.

Мы посидели на берегу ещё час и сумели наловить столько рыбы, что её, пожалуй, хватило бы на целый взвод Гвардейцев. Я получал от рыбалки ни с чем не сравнимое удовольствие. И дело здесь было не в самом процессе рыбной ловли, хотя и это является очень важным фактором. Рыбалка сама по себе, даже с долгим ожидания клёва, а то и вовсе без него, меня по настоящему расслабляла, успокаивала, всецело поглощала, мягко обволакивала и завораживала. Только на ней я мог или абсолютно ни о чём не думать, или думать о чём-то лёгком, приятном, мимолётном и несущественном.

Все мои личные и государственные проблемы уходили куда-то в сторону, скрывались в каких-то сумеречных и тихих уголках сознания, становились до поры до времени призрачными, почти нереальными и ничего не значащими фантомами. Потом они, правда, довольно резво и решительно меняли свою структуру, являлись во всей красе вполне ощутимыми, плотными, конкретными мыслями, иногда очень тяжёлыми, которые навязчиво заполняли моё только что безмятежное и чистое сознание. Но это потом, потом, потом… Как известно, всё, что будет потом, будет… потом.

Я удачно, вовремя и не слишком резко подсёк очередную крупную рыбину, с которой, к большому моему удовольствию, пришлось немного повозиться, а потом, отложив удочку в сторону, обратился к ШЕВАЛЬЕ:

— Сударь, не пора ли нам передохнуть, выпить, закусить? Помните те уже далёкие времена на Втором Острове, когда мы с БАРОНОМ мечтали вот о такой рыбалке на Тёмном Озере? Ну что же, слава Богу, мечты воплощаются в реальность. Как там, интересно, наш друг, где он сейчас? Я, честно говоря, по нему скучаю.

— Я тоже, Сир. Вы правы, пора перекусить, — согласился юноша, направляясь в мою сторону. — Я почему-то с грустью вспомнил о Звизгуне. Эх, сейчас бы хватануть пару-тройку рюмочек этого божественного напитка, да под квашеную капусту, да под малосольный огурчик!

— О, молодой человек, вы наконец-то стали истинным гурманом, — засмеялся я. — А чем же вас не устраивают Можжевеловка или, например, Ежевичная настойка?

— Не то, Сир, увы, совсем не то, — печально произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Это как преподнести даме великолепный букет цветов или всего лишь один цветок, пусть даже и очень красивый. Конечно же, любая женщина больше обрадуется целому букету. Звизгун — это Божественный букет, Можжевеловка, увы, всего на всего, — один цветок…

— Ну, вы даёте! — рассмеялся я. — Какие тонкие ассоциации! Общение с ПОЭТОМ и ГРАФИНЕЙ явно вам идёт на пользу. А что касается Звизгуна, то с этим я полностью согласен. Действительно, — чудный напиток. К сожалению, запасы его иссякли, произвести что-либо подобное здесь невозможно, так как рецептура его нам неизвестна. Будем довольствоваться тем, что Бог нам послал на данный момент.

А Бог послал много всего вкусного, приятного и простого: свежие и солёные овощи, жареное и копчёное мясо, нарезанное тонкими ломтиками, а также сваренную в кожуре картошку и ещё тёплый, недавно выпеченный хлеб. Мы расположились прямо на песке рядом с водой. Стол был моментально накрыт резво подбежавшими слугами, сопровождаемыми суровым Гвардейцем.

Небо окончательно прояснилось, туман бесследно исчез, буйно растущие вокруг сосны, ели и можжевеловые кустарники и деревья насыщали воздух такими ароматами, что голова у меня закружилась от них, как от бокала славного, доброго Звизгуна.

Мы плотно позавтракали, выпили по три небольшие рюмки Можжевеловки, полюбовались озером, горами, небом, почти одновременно глубоко и с наслаждением вдохнули и выдохнули невероятной чистоты воздух, счастливо и легко рассмеялись.

— Много ли человеку надо? — задумчиво произнёс я. — Вечный, как мир, вопрос.

— Сир, а что говорил по этому поводу Сократ, ну тот грек, о котором Вы неоднократно упоминали? — живо спросил ШЕВАЛЬЕ.

— А почему он вас так заинтересовал?

— Я так понимаю, что он был выдающейся личностью, — с энтузиазмом произнёс мой собеседник. — Если у Вас найдётся немного времени, расскажите, пожалуйста, о нём подробнее. Сир, я думаю, что и ПОЭТ и ГРАФИНЯ тоже Вас послушают с огромным интересом.

— Эх, сударь, — печально произнёс я, меланхолично созерцая глубокую, тяжёлую и прозрачную воду Тёмного Озера. — Когда-нибудь, надеюсь, я вспомню всё и вот тогда, — чего только я вам не расскажу! Будете ещё убегать от меня, а я буду вас догонять, хватать за пуговицы и кричать: «Ну, послушайте же меня, любезный, послушайте, прошу вас! Я вам такое сейчас расскажу!».

Мы оба легко рассмеялись, помолчали.

— А что касается Сократа… — продолжил я, — Был он человеком очень простым, бедным, независимым и мудрым. Все умные люди мыслят парадоксально. Не избежал данной участи и Сократ. К чему я это? Да к тому, что есть два его известных высказывания на интересующую нас тему именно в этом ракурсе. Ну, я о том, много ли человеку надо? Однажды СОКРАТ сказал: «Кого считать всех богаче? Кто малым доволен». А в другой раз он произнёс: «Довольствуйся настоящим, а стремись к лучшему». Вот тебе и Сократ…

Мы помолчали, выпили ещё по одной рюмке Можжевеловки. Небо стало нестерпимо синим, осеннее солнце припекало всё сильнее и сильнее, даря свои жаркие ласки прохладным и суровым водам Тёмного Озера.

— Ладно, как не жаль, но пора в путь. Пора, мой друг, пора… — зевая и потягиваясь, сказал я. — Приедем в замок, передохнём, подремлем и приступим к делам нашим суетным. Их у нас столько накопилось. Девиз наш остаётся прежним: «Вперёд и только вперёд, не сворачивая с выбранного пути и не сомневаясь!».

ШЕВАЛЬЕ сразу же отдал необходимые распоряжения, к нам подвели двух рослых, мощных, но, несмотря на это, изящных жеребцов, тех самых, знаменитых, — Горных. Они трясли гривами, раздували ноздри, пританцовывали. Ах, какая красота! Лихо и легко вскакивая в седло, я, как всегда в таких случаях, с грустью вспомнил о БУЦЕФАЛЕ. Где ты, мой верный, боевой друг? Как сложилась твоя судьба? Собственно, Бог с ним, с Жеребцом. Пора очень серьёзно и тщательно подумать о своей собственной жизни и судьбе.

И так… На сегодняшний день под моей властью находятся Третья и Вторая Провинции Первого Острова. Я овладел ими за какие-то неделю-полторы. Легче всего было конечно же с Третьей Провинцией. За пару-тройку дней она полностью перешла под мой контроль, причём подданные ГРАФИНИ встретили нас с распростёртыми объятиями, с огромной радостью и восторгом, со всеобщим ликованием. Все три Горных Барона незамедлительно принесли мне Присягу на верность. После этого я отправил гонцов с известием о моём явлении, не появлении, а именно явлении, в две соседние Провинции.

После небольшой паузы Второе Графство признало мою власть, а вот с Третьей Провинцией ситуация была до сих пор непонятна. От туда не поступало никаких известий. Несколько гонцов, посланных мною повторно, не вернулись обратно. Тогда ШЕВАЛЬЕ отправил в Третье Графство под видом купцов и бродяг десяток своих агентов, возвращения которых я с нетерпением ожидал. Собственно, всё уже было понятно и без них. Военного похода на этот раз мне не избежать, это точно. Но я решил подождать ещё пару дней, так, на всякий случай. Я пытался до последней возможности придерживаться своей до сих пор срабатывавшей военной доктрины: «Победа малой кровью — лучшая из побед!».

С Севера поступали самые разные сведения. Появились беженцы — явный признак большой и кровопролитной войны. Обобщив все донесения, я пришёл к выводу о том, что ГРАФ успешно высадился на Первом Острове и довольно эффективно сражается с войсками РЕГЕНТА, которые по моим подсчётам должны были несколько уступать нашим в численности. Боевые операции происходили уже где-то в центральных Провинциях Первого Острова. Мне необходимо было в самые сжатые сроки овладеть Третьим Графством, собрать войско и двинуться на соединение с ГРАФОМ, как это и планировалось с самого начала.

Да, тянуть больше не стоило. Кстати, как обстоят дела на Втором Острове? Видимо, его побережье было достаточно эффективно блокировано пиратами, так как пока никаких известий оттуда мы не получали. Здесь, на юге, морские бродяги не появлялись ещё ни разу. Неужели все их силы брошены на блокаду и покорение Второго Острова?

Эти мысли безостановочно крутились в моей голове, пока я, ШЕВАЛЬЕ и десяток Гвардейцев и слуг добирались до замка БАРОНА. К моему седлу, как всегда, был приторочен ПОСОХ, на ремне висел славный ЭКСКАЛИБУР, на шее прохладно покоилась РЕЛИКВИЯ, рядом бежал невидимый для всех, но постоянно ощущаемый мною, ЗВЕРЬ. Ничего, ничего! Всё выдержим, всё перенесём, выдюжим, прорвёмся, со всеми и со всем справимся. Вот только как мне не хочется лишнего кровопролития, никому ненужных жертв, страданий, горя!

Да, однако, я становлюсь истинным пацифистом. Для Императора-Завоевателя это, отнюдь, не лучшее из качеств. Больше решительности, больше жёсткости! Поменьше переживаний! Как известно, если лес рубят, то щепки от него неизбежно летят, как не старайся ты поаккуратнее работать топором. От этого никуда не денешься. Никакой сентиментальности! Вперёд и только вперёд, Император!

Скоро мы подъехали к замку БАРОНА, который стал на время моей резиденцией. Раньше, ещё не видя его, я ассоциировал данное сооружение с обликом и характером БАРОНА и представлял замок, как нечто тяжёлое, мощное, серое, мрачное и кряжистое, вросшее в землю и поросшее мхом. Однако всё оказалось иначе. Замок был красив и великолепен: высок, изящен, строен, белоснежен, лёгок и воздушен. Вместе с тем он представлял собою идеальную крепость: стоял на неприступной скале, имел довольно крепкие стены и мощные башни. К его двойным воротам вела извилистая, узкая тропа, вымощенная брусчаткой, по которой с трудом, стремя в стремя, могли проехать одновременно только два всадника.

Я постоянно восхищался и любовался замком, недоумевая при этом, каким же образом его умудрились возвести в такой сложной с точки зрения рельефа местности!? Интересно, можно ли взять его штурмом? Очевидно, всё-таки можно, как и всё в этом мире. Но сколько же войск и сил надо будет потратить!? Теперь я понимал, почему последняя война между Первым и двумя другими Графствами закончилась для последних бесславно.

А вообще, я всё чаще и чаще стал задумываться над одним вопросом. На Первом и Втором Островах имеется довольно много мощных фортификационных сооружений. Почему? Откуда они взялись в таких количествах? Ведь очень долгое время ни там, ни там не было войн, ну, за исключением того знаменитого сражения с участием местного Герцога и Первого Короля. Возможно, Короли существовали не всегда, и у Островов имеется какая-то своя предыстория, неизвестная мне? А собственно, что я вообще знаю об этих загадочных Островах? Так, располагаю какими-то совершенно поверхностными, разрозненными и хаотичными сведениями, и не более того.

Крепости, крепости… Странно, очень странно… Надо будет уделить этому вопросу особое внимание. Ничего, доберёмся до Столицы, покопаемся в университетской библиотеке или ещё где-нибудь. Много книг, по словам ГРАФИНИ, раньше имелось в её библиотеке, но, к сожалению, её замок сильно пострадал во время последней междоусобной войны, был полуразрушен, почти все книги полностью сгорели. Жаль, жаль… Когда книги горят, начинается резкое падение нравов, наступает пора невежества и воцаряется настоящая разруха в умах.

И так, мы подъехали к замку, немного задержались у ворот, створки которых тяжело, со скрипом и с мрачной настороженностью поочерёдно сначала открылись перед нами, а затем так же тяжело, но облегчённо, закрылись обратно.

Во дворе меня встретила ГРАФИНЯ. Она легко и радостно подбежала к моему коню, весело хлопнула его по крупу.

— Сир, ну как Вам наши славные Горные Жеребцы? Я вижу, Вы довольно неплохо управляетесь и общаетесь с ними.

— О, эти кони бесподобны и неподражаемы! Красивы, сильны, легки и грациозны! Совершеннейшие творения природы. Но они ничто по сравнению с хозяйкой! — я лихо соскочил с Жеребца и заключил девушку в ласковые объятия.

Ах, как хороша, моя лебёдушка, как хороша! Какая попка! А грудь! С каждым днём моя девочка становится всё прелестней, милее и желанней!

— Ну, у Вас, однако, и сравнения, Сир! — фыркнула ГРАФИНЯ.

— А вообще, ни один конь в мире не сравнится с БУЦЕФАЛОМ! — с тоской в голосе произнёс я. — Кстати, как это ни странно, но я ещё ни разу не видел ни одной Горной Кобылы. Они вообще-то существуют на этом свете?

— Конечно, существуют, Сир, — засмеялась девушка. — Как же Жеребцу без Кобылы, как же Кобыле без Жеребца!? Покажу моих Кобыл Вам попозже. Они находятся в конюшнях, расположенных в горах, в секретных и тщательно охраняемых местах. Порода эта уникальная, ценится на вес золота. Знаете, как правильно сказали Вы недавно: «Бережённого Бог бережёт!».

— Это точно… Золотое правило. Прежде всего на войне. А вот в любви, как я полагаю, оно только вредит, — ворчливо ответил я. — А где наш Летописец и Придворный Поэт? Что-то я его давно не видел.

— Сир, он уже два дня безвылазно сидит в комнате, расположенной в одной из башен, что-то усиленно пишет, нервно смеётся, периодически разговаривает сам с собою и, вроде бы, ещё с кем-то, имеет безумный вид, ни с кем не общается. Пару раз мне удалось его лицезреть через замочную скважину в двери. Видимо, его посетило вдохновение, а возможно, отчаяние, или то и другое одновременно, — насмешливо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Не вижу ничего смешного, — строго произнёс я и тяжело вздохнул. — Как часто за вдохновением следует отчаяние, и очень редко это происходит наоборот, а одновременно существовать они не могут ни в коем случае! Ну а насчёт безумия… Как говорил Аристотель: «Не было ещё ни одного великого ума без примеси безумия!». Опережая ваш резонный вопрос, поясняю, что Аристотель, как и ваш любимый Сократ, тоже был греком. Больше пока никаких вопросов!

Я задумчиво посмотрел в высокое, без единого облачка, синее-синее небо, а потом перевёл взгляд на горы невероятной и потрясающей красоты. Они густо поросли разнообразной растительностью, которая была небрежно и хаотично разрисована сумасшедшей осенью всеми существующими на свете красками. Как хорошо! Бывает же так хорошо! Существует всё-таки рай на земле! Пусть он и не вечен, но существует!

Я глубоко вдохнул чуть прохладный, идеально чистый, неуловимо терпкий и слегка горьковатый горный воздух, внезапно печально подумал: «И чего не живётся людям спокойно в этом мире? Как не хочется войны, но её, к сожалению, не избежать. Хватит бездельничать… Побыл неделю в санатории, в этом рае на земле, передохнул, расслабился, — пора и честь знать».

— ШЕВАЛЬЕ, пожалуйста, соберите завтра в замке наших Баронов и тех, кто сейчас за главных во Второй Провинции, готовьте войска к выступлению на Третье Графство, — тяжело и решительно произнёс я. — А пока проводите меня к ПОЭТУ.

— Сир, можно мне с Вами? — спросила ГРАФИНЯ.

— Конечно, милая, идёмте. Как же без вас?!

Мы, не торопясь, поднялись в башню. Дверь в комнату моего Летописца была закрыта, из-за неё не доносилось ни единого звука. Я кивнул ГРАФИНЕ на дверь, она сначала осторожно постучалась, а потом мягко спросила:

— Сударь, вы здесь? Как вы себя чувствуете? Откройте, пожалуйста.

Внутри комнаты что-то заскрипело, послышалось какое-то едва уловимое движение, потом снова наступила тишина. Девушка постучала ещё один раз. Никакой реакции… Тогда я мягко отстранил ГРАФИНЮ в сторону и решительно грохнул кулаком по двери. К моему удивлению, она неожиданно оказалась довольно добротной и крепкой, лишь слегка завибрировала от моего достаточно сильного удара.

— Открывайте, сударь, мы же знаем, что вы внутри, ну же!

Послышались поспешные шаги, дверь со скрипом отворилась. На пороге возник бледный, растрёпанный и взволнованный ПОЭТ, глубоко поклонился мне, сделал пару шагов назад. Я вошёл в комнату, огляделся.

В ней царила полутьма. Тонкие лучики дневного света чудом пробивались сквозь узкие щели в закрытых ставнях. Воздух был тяжёлым и спёртым. Не верилось, что снаружи, за стенами комнаты, царствовала божественная, тёплая, томная, заполненная и переполненная волнующими запахами и звуками, осень. Прекрасная, и, как всегда, и, может быть, моя последняя осень… Тьфу, ну что за дурные мысли приходят мне в голову в такое чудное и благостное время!

— Что случилось, сударь? Почему вы так внезапно уединились? Мы по вас скучаем, мы о вас волнуемся, — весело произнесла ГРАФИНЯ. — Где ваши шутки, анекдоты, стихи? Как продвигается Летопись? Как Поэма? Что нового вы написали? Ну-ка, не томите!

— Ваше Сиятельство, с Летописью всё в порядке, не беспокойтесь. А вот насчёт стихов и Поэмы… Зачем мне зря тратить время, когда уже всё самое важное и гениальное давным-давно написано, причём человеком в сто раз талантливее, чем я!? — с мрачным надрывом и горестно отозвался ПОЭТ после небольшой паузы.

— Как всегда, что-то новенькое… Ох уж эти перепады в вашем настроении, как они мне надоели! — раздражённо сказал я, садясь на топчан, стоящий около окна.

Он был небрежно застелен сильно помятым и довольно несвежим серым бельём. Такая же серая подушка почему-то валялась на полу. Я поморщился, встал, решительно открыл одну из створок ставен. В комнату хлынул яркий солнечный свет. Все непроизвольно зажмурились.

— Ну, что же произошло на этот раз? Никогда не поверю, что в мире существует поэт, который в сто раз талантливее, чем вы, — с иронией произнёс я. — Допускаю, что есть илы был человек, способнее вас, ну, скажем, процентов на десять, двадцать или двадцать пять, не более. Но в сто раз!? Почему вы сделали такой вывод?

ПОЭТ взял что-то со стола, подошёл ко мне. В руках он держал довольно толстую книгу в тёмно-синем с позолотой переплёте.

— Что это за книга? — живо полюбопытствовала ГРАФИНЯ, делая шаг в сторону ПОЭТА.

— Извините, Ваше Сиятельство, но эта книга предназначена Государю! Сир, пожалуйста, откройте её на любой странице и прочитайте то, что там написано, именно Вы, прошу Вас! — возбуждённый ПОЭТ протянул мне увесистый томик.

Я усмехнулся, не торопясь, взял его в руки, почувствовал пальцами слегка шершавую плотную обложку, ощутил довольно солидный вес фолианта и уловил специфический, магический, волнующий, не передаваемый словами, полу забытый запах, исходящий от слежавшихся, чуть желтоватых бумажных листов, утомлённых временем. Я вдруг заволновался, слегка занервничал. Мне стало как-то неуютно.

— Что же всё-таки это за книга, где вы её взяли, чем она отличается от других, что в ней такого особенного? — раздражённо спросил я.

— Эту книгу я отыскал среди множества иных в библиотеке замка БАРОНА, — с нетерпеливым волнением произнёс ПОЭТ. — Сир, ну читайте же, прошу Вас!

— ГРАФИНЯ, как вам это нравится?! — я весело посмотрел на девушку. — В замке нашего доброго друга, этакого простака и, якобы, не совсем образованного человека, оказывается, имеется библиотека! Вот это поворот сюжета! Вот это да!!!

— Государь, — это невероятно и невозможно! — ответила ГРАФИНЯ, явно поражённая и озадаченная. — БАРОН и библиотека, БАРОН и книги, — это вещи несовместные!

— Ну, вот видите, значит вы очень сильно заблуждались по поводу нашего доблестного соратника, — засмеялся я. — Да, чужая душа — потёмки. Странно, странно… Эх, БАРОН, БАРОН. Где же ты сейчас находишься, просвещённый муж ты наш?

— Сир! — снова нетерпеливо произнёс ПОЭТ. — Ну же!

— Ну, хорошо, хорошо, — пробормотал я и, наугад открыв какую-то страницу, увидел несколько стихотворений, усмехнулся, выбрал одно из них, нарочито торжественно прокашлялся и с выражением прочитал:

От тяжёлой и вязкой тишины, заполнившей и сковавшей комнату, зазвенело в ушах. Я вдруг ощутил страшную, гулкую, тревожную, всепоглощающую и разрушающую пустоту, которая овладела моей сущностью. Голова от волнения закружилась. Память в очередной раз слегка и небрежно приоткрыла передо мною тяжёлые створки ворот своей неприступной крепости.

Я бессмысленным взглядом посмотрел на строчку, набранную мелким шрифтом и напечатанную над стихотворением, на которую сразу не обратил особого внимания.

«СОНЕТ № 147».

Сердце забухало в моей груди. Руки задрожали. Я закрыл книгу, предчувствуя что-то очень важное, уже подспудно понятное и ожидаемое мною, обречённо и мрачно посмотрел на полу стёртую обложку. Конечно, такт оно и есть.

«СТИХИ И ПЬЕСЫ. УИЛЬЯМ ШЕКСПИР».

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Замок Графа Третьей Провинции Первого Острова был не так велик, как я ожидал. Он высился мрачной, пока ещё далёкой серой глыбой посреди бескрайней степной равнины. Вообще, на территории Графства за всё время похода по нему я не заметил не только гор, но и хотя бы одного какого-либо мало-мальски значительного холма. Окружающий меня ландшафт поражал однообразием. Местность была ровной и невыразительной: степи, сжатые поля, редкие небольшие озёра и неширокие речки. Довольно часто по пути попадались деревушки, реже поселения покрупнее. Несколько раз мы равнодушно созерцали маячившие вдали небольшие замки, но не обращали на них особого внимания, так как в темпе двигались к своей главной цели, к резиденции Графа Третьей Провинции.

Всё время я усиленно размышлял над тем, что произошло совсем недавно в замке БАРОНА. Я уже отошёл от неожиданного потрясения, испытанного в комнате ПОЭТА, и сейчас раздумья мои протекали более-менее спокойно.

И так… Книга неожиданно послужила мощным толчком к значительному пробуждению моей памяти! Уильям Шекспир… Непревзойдённый великий поэт и драматург, живший в Англии то ли в 16-ом, то ли в 17-ом веках. Англия, Англия, Англия… Что я знаю об Англии? Вообще-то, вернее будет спросить, что я знаю о Великобритании!

Да, да! Великобритания… Это островное государство в Атлантическом океане, которое состоит, собственно, из самой Англии, Шотландии и Ирландии. Да, и ещё там, вроде бы, есть Уэльс. Кажется так… Стоп, стоп!!! Значит где-то в океане всё-таки существует Четвёртый Остров под названием Англия, о котором я имею определённые знания!? Так, так, так… Но Океан, омывающий Три Острова моей новоявленной Империи, не называется Атлантическим.

Кстати, Япония находится в Тихом океане… Так что?! Значит Япония является Пятым Островом, а вокруг нас два океана? Стоп, но существуют же ещё Индийский и Северный Ледовитый океаны! Так, так, так… Я вдруг неожиданно вспомнил о том, что от материка Англию отделяет пролив Ла-Манш. Пролив…Что это такое?! Пролив и материк… Какой материк? Значит, существует всё-таки ещё и материк!? Как же он называется? Ну, ну же, ну же! Евразия, конечно же, Евразия! А если переплыть Ла-Манш со стороны Англии, то попадёшь во Францию, а затем и в Германию, и в Австрию, и в Польшу, и в Россию и так далее…

Сердце моё учащённо забилось, кровь стала пульсировать в висках, голова закружилась в бешенном круговороте мыслей. Боже мой, я начинаю сходить с ума! Да нет! Я просто начинаю ускоренными темпами вспоминать то, что когда-то знал и почему-то забыл! И этот мощный сдвиг в моём мозгу произошёл именно после того, как я прочитал Шекспира! Сонет дал ощутимый толчок моему сознанию, медленно и бессмысленно бредущему в потёмках в поиске истины.

Кто же я такой, где нахожусь сейчас, в какой части света расположены мои Острова? Как, однако, всё перепуталось в моей голове. Вообще-то, все перечисленные мною выше острова и государства находятся на планете под названием Земля. Это я помнил и раньше. Но что из себя она представляет? Так, так… Земля, Земля… Вспомнил! Она круглая, вращается вокруг собственной оси и вокруг звезды под названием… Как же её название?! Жёлтый карлик… Находится он в галактике под названием Млечный Путь. Вспомнил! Ну, конечно же! Звезда по имени Солнце!!! Была такая песня у Виктора Цоя!

Кто такой Цой, чёрт возьми!? Он-то здесь при чём!? Вспомнил! Поэт, композитор, певец. Кажется так… Почему песня была? Она была и есть, а вот Цой погиб. Ну, вспоминай дальше, ПУТНИК! Моя голова стала гудеть и распухать от огромного и страшного умственного напряжения, мысли панически метались в ней, как стая поросят, загнанная в клетку с очень голодным тигром.

Да, господин Шекспир… Однако, дали вы мне очень мощный толчок! Подумаешь, какой-то сонет! Вот тебе и сонет! А ведь раньше в моей памяти уже всплывало это имя, — Шекспир, но не рождало оно таких ассоциаций и воспоминаний. Почему? Может быть, сонет так мудр, эмоционален и хорош, что именно он послужил своеобразным тараном, разбившим стену беспамятства, закрывавшую путь к моему внезапному просветлению? Ведь он повлёк за собой столько воспоминаний. Странно, странно…

Ах, господин БАРОН, господин БАРОН!!! Феодал вы наш прямодушный. Богатырь вы наш простой и слегка наивный. Однако, задали же вы мне задачу! Чёрт с ней, с библиотекой! Бывает! В принципе, ничего необычного. Окунулся человек в кладезь знаний, почему-то стесняется этого увлечения. Ну, у каждого свои причуды. Но главное-то заключается совершенно не в этом! Откуда, сударь, в вашей библиотеке сборник произведений великого английского драматурга и поэта, чья родина находится чёрти где, в неведомых просторах загадочного, зловещего и непреодолимого Океана!? Вот в чём вопрос!

Уму непостижимо! Ах, БАРОН, БАРОН, — мой верный и бесстрашный боевой товарищ! Рубаха-парень, простак, набожный вояка, великий меченосец вы наш! А собственно, какой он простак!? Он, как никак, стоит во главе моей Личной Гвардии, Тайной Службы, да ещё ко всему этому командует войсками южных Провинций Второго Острова, а кроме того заведует Имперской Казной! Ничего себе — простак! Не он простак, а я самый настоящий простак и полный идиот!!!

От этих мыслей я похолодел и, очевидно, сильно побледнел, так как ехавший слева от меня ШЕВАЛЬЕ встревожено вскрикнул:

— Ваше Величество, что с Вами!?

— Ничего, ничего. Всё в порядке…

Так, так, так! А ШЕВАЛЬЕ? Тот ли он, за кого себя выдаёт, какова его роль во всей этой истории? Искренен ли он со мною, до конца ли честен? Кому верить, а кому нет!? Шпионы пригрелись прямо на моей груди, около самого сердца Империи! Боже мой, какой же я идиот! Вот кто у нас самый что ни на есть простофиля!

Кстати, а ГРАФИНЯ, лебёдушка ненаглядная моя, кошечка моя, мурлыка ласковая… Кто ты на самом деле, любовь моя, радость моя!? Не специально ли ты поджидала меня в той заброшенной избушке вместе с БАРОНОМ, беженка ты моя горемычная!?

А ГРАФ, верный соратник мой, мудрый советник и бравый полководец, Маршал вы наш великий!? А СОТНИК, а КОМАНДИР, а КАПИТАН, а ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ? Случайно ли они оказались на моём пути!? Как-то странно всё складывалось до сего времени, как-то слишком подозрительно гладко, правильно, запрограммировано! Легко и победоносно, как по маслу, преодолеваю я этап за этапом, как будто воплощаю в жизнь кем-то и зачем-то заранее написанный сценарий.

Кстати, а ПОЭТ? Случайно ли он встретился мне на той дороге? Зачем он висел на этом долбанном дереве, какого чёрта там находился на самом деле, почему наши пути так неожиданно пересеклись! Неожиданно ли!? И, вообще, как-то слишком быстро писака ожил после освобождения, как-то свободно, легко и непринуждённо вошёл в нашу компанию, почти сразу завоевал моё доверие, чёртов стихоплёт!

Так, так, так… Я напрягся и нахмурился… Неужели заговор!? Неужели происходит какая-то таинственная и непонятная для меня игра, а я в ней всего лишь пешка, жалкий человечишка, кем-то и для чего-то лишённый памяти!? А вдруг я даже и не человечишка вовсе, а простая тряпичная кукла, тупая марионетка, лишённая разума? Я вдруг с ужасом вспомнил слова МАГИСТРА. Как он там говорил? «Идёт грандиозная игра…». Что за игра? Кто ею руководит? Но для чего всё это, зачем и почему происходит!?

Кто же всё-таки я такой!? Что со мною происходит на самом деле!? У меня похолодело внутри так, как бывает холодно, очевидно, только на Северном Полюсе или в Антарктиде. Стоп, стоп, стоп! Какие это ещё Северный Полюс и Антарктида!? Где они находятся? Так, так, так… Существуют на планете два полюса, Северный и Южный. Арктика и Антарктика. Льды, торосы, медведи, тюлени, пингвины… Сейчас, вот-вот сейчас я всё вспомню! Я или вспомню, или сойду с ума!

Я вдруг зачем-то стал подозрительно, нервно и лихорадочно оглядываться по сторонам, словно пытаясь обнаружить поблизости кровожадных заговорщиков или даже Северный Полюс или Антарктиду вместе с медведями и пингвинами.

— Сир, да что же это такое с Вами происходит!? — встревоженный ШЕВАЛЬЕ решительно ухватился за стремя моего коня. — Я вижу, что Вам совсем не здоровится, давайте сделаем привал, передохнём, как раз и обсудим план захвата замка.

«Подозрительное предложение… Очень подозрительное!», — подумал я, чувствуя, как моя голова, словно гипотетическая клетка, уже переполняется трупами бедных, мечущихся мыслей-поросят, растерзанных злобным тигром-сознанием. «Да, настало самое время усыпить тигра».

Так, стоп! Проанализируем ситуацию. У меня явно началась и стала успешно, бурно и самыми быстрыми темпами развиваться паранойя. Эта дама, если хорошо в тебя вцепится, то может потом никуда от себя не отпустить. Хватит, возьми себя в руки, Император, соберись! Да здравствуют Бессмертные! Да здравствуют Ускоренные! Да здравствует разум! Да здравствует Империя!

Я смог сконцентрироваться, решительно выйти из мерзкого панического транса, правда, с определённым трудом. Потом я резко расслабился. РЕЛИКВИЯ на моей шее слегка-слегка завибрировала, словно раздумывая о своих дальнейших действиях, но я мгновенным усилием воли вернулся от полной расслабленности к нейтральному, повседневному состоянию, почувствовал себя, как обычно. РЕЛИКВИЯ повисла на цепочке мёртвым, холодным и безразличным ко всему грузом. Я сделал несколько глубоких, медленных и плавных вдохов и выдохов, а потом весело и беззаботно обратился к ШЕВАЛЬЕ:

— Сударь, а не хотите ли услышать ещё пару высказываний горячо любимого вами Сократа?

— Государь, — с огромным интересом и удовольствием, — живо и облегчённо ответил юноша. — Для нас с ПОЭТОМ этот греческий мудрец, — кумир!

— «Да не сотворите себе кумира!». Не советую. Сотворение кумиров — это одно из самых глупых, отупляющих и неблагодарных занятий в мире. Оно влечёт за собой порабощение разума, лишает личность индивидуальности, что крайне опасно, — поморщился я. — Так вот, слушайте… Первый афоризм. «Хорошее начало — не мелочь, хотя и начинается с мелочи». Это о любом нашем деянии! А вот и второй афоризм… «Чем меньше у меня желаний, тем ближе я к Богам!». Это высказывание перекликается с ранее обсуждаемыми нами мыслями Сократа. Ну, а третье высказывание, пожалуй, самое известное: «Я знаю, что я ничего не знаю!». Я считаю, что комментировать его следует после глубокого осознания. Ну, и как вам данные афоризмы? Достойны ли они Императора!?

ШЕВАЛЬЕ глубоко задумался. Сзади неожиданно раздался весёлый голос ПОЭТА:

— Превосходно сказано, Сир!

— А вы-то как здесь оказались? — удивился я.

— Ваше Величество, — возмутился ПОЭТ. — Но Вы же сами приказали мне сопровождать Вас везде!

— Даже в спальне ГРАФИНИ? — улыбнулся я. — Впрочем, вы делаете всё правильно. Летописец, он на то и Летописец, чтобы всегда присутствовать рядом с Императором! Имперский Цитатник, как известно, необходимо пополнять. Мои подданные нуждаются в постоянном притоке свежих, оригинальных и умных мыслей. Вы только что получили их целую порцию и по достоинству, надеюсь, оценили!?

— Конечно же, Сир! Я в глубоком восторге! — с некоторым сарказмом заверил меня ПОЭТ.

— Ну, ну…

— Сир, не сердитесь, заранее простите меня. Можно я задам Вам один э, э, э… неприятный вопрос? Я это давно хотел сделать.

— Задавайте. Вы же знаете, что я вам прощаю всё, — вальяжно произнёс я.

— Так уж и всё, Сир? — засмеялся ПОЭТ.

— Не прощу только предательства, — становясь абсолютно серьёзным, сказал я, пристально глядя ПОЭТУ в глаза.

Он их не отвёл и, став таким же серьёзным, ответил мне:

— Сир, это исключено! Никогда!

— Никогда не говори никогда! Ладно… Я вам верю, именно вам, — снова повеселел я.

— Извините, Сир, но почему Вы верите именно ему, — возмущённо взвился в седле ШЕВАЛЬЕ. — А как же я?

— Боже, успокойтесь! Я верю и вам! Давеча, кажется, на Тёмном Озере я об этом уже говорил, — буркнул я, а потом обратился к ПОЭТУ. — Так какой такой неприятный вопрос вы хотели мне задать?

— Сир, а Вас не смущает, что в Летописи и в Цитатнике абсолютно все высказывания принадлежат исключительно Вам, и только Вам? — несколько робко спросил ПОЭТ. — Я это говорю не к тому, что хочу констатировать данный факт из-за какой-то своей особой зловредности, тайной зависти или непочтительности к Вам. Нет! Упаси Бог! Просто я испытываю определённое беспокойство по этому поводу именно потому, что переживаю за Вас! Многие умные люди в Империи испытывают то же ощущение. Вы же знаете, что беспокойство ума рождает подчас совершенно ненужные и опасные мысли.

— А что, в Империи есть умные люди кроме меня? — захохотал я, а потом стал серьёзен. — Извините за глупую и банальную шутку. Вернёмся к проблеме. И с чем же связано данное ваше беспокойство?

— Сир, понимаете, на этом свете никто не может быть абсолютно умным и всегда правым, даже сам Император, — совсем немного побледнев, ответил ПОЭТ. — Абсолютно умным может быть только Бог, если он, конечно же, существует. Вы несколько перебарщиваете с умом, Сир. Извините…

— Не понял…

— Простите, Сир… Что здесь непонятного!?

— Эх, слышал бы вас сейчас БАРОН! — весело начал я, а потом осёкся и помрачнел.

Мы некоторое время ехали молча. ШЕВАЛЬЕ искоса и с иронией периодически посматривал на ПОЭТА, тот сурово глядел только вперёд.

— Так что вы хотели мне посоветовать, исходя из этого самого вашего заботливого беспокойства? — спросил я.

— Сир, я бы посоветовал Вам разбавлять Летопись и Цитатник умными мыслями и других людей, вернее, не все такие мысли выдавать за свои. И вообще, не помешает больше простоты, шуток, юмора, балагурства, иронии, в том числе и в отношении себя. Понимаете, тогда Вы будете намного естественней, понятней, станете ближе к народу, а он это любит. Нужно только чуть-чуть приподнять краешек Вашего чёрного, загадочного, идеально чистого плаща и показать часть сапога, несущего на себе лёгкую и беззаботную пыль дорог. Необходима некоторая релаксация разума тех, кто постигает мудрость, заложенную в Цитатнике. Понимаете?

— Возможно, вы и правы, — рассмеялся я, а потом снова помрачнел. — А откуда это в вашем словаре вдруг появилось слово такое заморское и диковинное, — «релаксация», а!? Вития вы наш?!

— Сир, я немало времени провёл в библиотеке БАРОНА.

— А, ну да… — поморщился я. — Вернёмся к основной теме… И как же теперь вы будете писать в Летописи? «Как сказал мудрый грек Сократ в пятом веке до нашей эры…». Ну так далее и тому подобное. Как объяснить народу, где находится Греция, и когда был этот самый пятый век, и что такое эра?

— Сир, можно сделать немного по другому. Ну, допустим, в Летописи я пишу так: «Император внимательно и иронично посмотрел на меня, неспешно поболтал в бокале Звизгун и сказал: «Как говорили в старину э, э, э… — ПОЭТ замялся, подбирая подходящую цитату.

— «Сколько же есть на свете вещей, без которых можно жить», — иронично усмехнулся я. — Кстати, первым эту, в общем-то, простую мысль выразил именно Сократ. А насчёт старины вы правы. Ссылки на неё всегда уместны. Нам всем кажется, что в старину люди жили лучше и были мудрее. Полная чушь, конечно, но многие в это верят. Пусть так и будет…

Все облегчённо рассмеялись, расслабились.

— А вот ещё вариант, — задумчиво сказал я. — Можно написать примерно так… «Шла долгая и изнурительная осада крепости, где находился мятежный Правитель Третьей Провинции. Император и Придворный Летописец стояли на холме и внимательно наблюдали за её жестокой и кровавой осадой. Летописец вздохнул и сказал: «Да, Ваше Величество! В буре мятежа люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, овладевают рулём». Император грустно ответил ему: «Ну что же. Излишнюю жажду власти приходится утолять кровью». Оба после этого скорбно замолчали. Через некоторое время Император хлопнул Летописца по плечу и весело сказал: «Дружище, есть время для печали, есть время для радости. Поехали, пообедаем и выпьем! Поднимем настроение!».

Все дружно рассмеялись. Потом наступила минутная тишина, которую прервал ПОЭТ:

— Сир, афоризмы великолепные. Я сейчас же внесу их в Летопись. А, вообще, Вы меня прекрасно поняли. Я очень рад. Такие сцены будут разбавлять несколько однообразное и поэтому скучное описание истории в нашей Летописи. Надо придавать повествованию этакий шарм, романтизм, лёгкость, воздушность, беззаботность! Следует чаще рассказывать о встречах с простыми людьми, о ваших соратниках, показывать их в привлекательном свете. Вы же сами как-то сказали, что Короля делает свита. И, вообще, больше юмора, иронии, даже сарказма! Понимаете?

— Я не дурак, всё схватываю на лету. Но, сударь, к чему такие длинные нотации и советы? Ведь вы, а не я, пишите Летопись! Что до сих пор мешало воплощать в жизнь ваши вполне разумные мысли?

— Вы её редактируете, Сир… И ещё — ГРАФИНЯ…

— Ну, да, ну да… — улыбнулся я. — Ладно, начинайте Летопись улучшать, добавлять, разбавлять, углублять, простирать, и так далее… Только знайте меру! Перебор порой бывает хуже недобора, и наоборот. Балансирование на тонкой и неверной грани каната между этими двумя вечными ипостасями и определяет мастерство канатоходца. Думаю, вам не стоит объяснять, кто у нас в данной ситуации канатоходец?

— Сир, — конечно же, нет! Я обязательно внесу эту ценную мысль в анналы, — с воодушевлением заявил ПОЭТ.

Все рассмеялись. Я только сейчас обратил внимание на то, что мы приблизились к замку на такое расстояние, когда уже надо было соблюдать определённые меры предосторожности. Вблизи крепость выглядела более внушительно, чем издалека. Она была довольно массивной и мощной, и мой оптимизм по поводу её быстрого захвата несколько угас.

Небо над нами висело тяжело, сурово и серо. Высокие башни замка уверенно, зловеще и надёжно подпирали его снизу. Вокруг царила мрачная и напряжённая тишина. Мир замер в предчувствии её скорого убийства. Конь подо мною находился в полной неподвижности, спутники рядом так же неподвижно созерцали угрюмую крепость. Было как-то нехорошо и неспокойно на душе.

— Интересно, сколько в ней воинов? — буркнул я.

— Не много и не мало, Сир, — откликнулся ШЕВАЛЬЕ. — Старый Граф сосредоточил в ней все силы, которые остались в Провинции, оголив другие укрепления.

— Не люблю я все эти осады, штурмы! Люблю лихую рубку в открытом поле! Эх! Чёрт возьми! — поморщился я, а потом оглянулся, развернул коня.

Триста дюжих Гвардейцев, находящиеся в тридцати шагах от меня, и шесть тысяч пехотинцев, следующие на почтительном от нас расстоянии, построенные в двенадцать походных колонн, замерли, как вкопанные. То же сделали и пятьсот всадников за ними. Молодцы ребята! Какая, однако, выучка, какая дисциплина!

Я снова развернул коня и двинул его в сторону замка неторопливой рысью. Перед осадой надо было что-то произнести для истории. В голову ничего судьбоносного, особого и оригинального не приходило. «Чёрт возьми, я стал настоящим заложником своего собственного Имперского Цитатника!», — в очередной раз возмутился я про себя. Да, всё время все ждут от меня чего-то умного. Но любой, даже самый полноводный источник, когда-нибудь высыхает, иссякает и мелеет! Может быть, Бог с ним, с этим Цитатником? Да нет! Если неглупый человек начинает говорить что-то умное, то ему приходиться делать это до конца жизни, иначе окружающие его люди подумают, что он стал дураком или даже придурком! Увы, увы… Что же делать, придётся продолжать творить и вспоминать…

Между тем ПОЭТ и ШЕВАЛЬЕ, по-прежнему следующие рядом, выжидающе и вопросительно смотрели на меня. Я, как всегда в таких случаях, напрягся и, с трудом найдя в закоулках памяти подобающую данному моменту фразу, мрачно и со значением произнёс:

— Великие дела не делаются сразу!

— Однако, — как хорошо и тонко сказано, Ваше Величество, — с искренним восторгом произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Вы, или Сократ?

— Софокл… Был такой драматург, философ и политик, — раздражённо ответил я, а потом тяжело взглянул на ПОЭТА. — Можете написать в этой чёртовой Летописи так: «Император задумчиво посмотрел на чёрную мрачную глыбу замка, возвышающуюся перед ним, и произнёс пока только ему понятную фразу: «Как говорил когда-то очень давно один мудрец, великие дела не делаются сразу». — А потом он тронул коня, оставив соратников в восторженном недоумении и в глубоких раздумьях».

— Этот Софокл, — тоже грек? — спросил ШЕВАЛЬЕ. — Я становлюсь его поклонником.

— Конечно же, грек. Оттуда, с этой самой Греции, очень много чего началось, и много чего там же и закончилось — ответил я, а потом строго добавил. — А вот тема поклонников, как и кумиров, мне очень не нравится. Здесь вам не Венская оперетта! А вы, отнюдь, не пьяный гусар, запутавшийся в кулисах! Понятно!?

Как всегда в таких случаях воцарилась почтительная и недоумённая тишина, которую уже традиционно прервал ПОЭТ:

— Сир, я не буду спрашивать Вас о том, что такое Венская оперетта и кто такие гусары, которые путаются в кулисах. Бог с ними. Пусть путаются, сколько им угодно. Это их выбор… Я о другом… «Великие дела не делаются сразу!». Это Вы к чему? В Летописи для благодарных потомков должно быть отражено всё предельно чётко, ясно, понятно и доходчиво.

— Господи! И передо мною находится самый умный человек при моём Дворе?! После меня, конечно…

— Сир!?

— Объясняю… Мы стоим на пороге важнейшего исторического события, — осады замка Графа Третьей Провинции! Неужели непонятно!? Но мы не будем сразу бросаться в бой. Это совершенно исключено! Сначала сделаем привал, развеемся, перекусим, выпьем, потом немного отдохнём, соберём Военный Совет, подготовимся, и только тогда со свежими силами пойдём брать этот чёртов замок! Вы же знаете, как я не терплю осад! Не хочется, но надо, увы, никуда от этого нам не деться. Теперь понятно!? «Великие дела не делаются сразу!». Вот так! Примерно так… Ну, а вообще-то, данная мысль, конечно же, имеет более глобальный и глубокий характер.

— Сир, в общем-то, всё предельно ясно, но разрешите задать очень простой, но важный вопрос, — мягко, но решительно вмешался в наш разговор несколько обеспокоенный ШЕВАЛЬЕ.

— Задавайте, сударь, — покровительственно усмехнулся я. — Собственно, мне понятно, о чём вы меня спросите. Очевидно, вас беспокоит возможная внезапная вылазка противника из замка и его атака на наш лагерь в самый неподходящий для нас момент?

— Как Вы догадались, Сир? — удивился ШЕВАЛЬЕ.

— На то я и Император, а не какой-то хрен собачий! — ухмыльнулся я и искоса, с нескрываемым удовольствием посмотрел на скривившегося от моих слов ПОЭТА. — ШЕВАЛЬЕ, вы видели план замка? Мы с вами недавно его изучали. Сколько у него входов?

— Один, Сир…

— Совершенно правильно, только один. Так вот, господа. Я решу проблему предотвращения возможной вылазки противника, даже не задействовав при этом ни одного солдата. И никто из крепости не посмеет появиться и ночью, и днём, несмотря на то, что все мы будем сладко спать, ну, например, после грандиозной пьянки-гулянки! Ну-ка, подивитесь в очередной раз силе и мощи моего разума! Вы готовы!?

— Так точно, Сир! Готовы!!!

— Я посажу перед воротами ЗВЕРЯ. Вот, собственно, и всё…

— Бог ты мой, как просто, Сир! — восхитился ШЕВАЛЬЕ. — Об АНТРЕ все как-то подзабыли, его давно никто не видел.

— Любезный, а его до поры до времени видеть никому и не надо. И не дано, и не суждено, — проворчал я. — Зачем лишний раз пугать людей и животных? Жаль, что нельзя использовать его при штурме крепости. Через стены такой высоты он, к сожалению, не перепрыгнет. За что я и не люблю эти долбанные замки! То ли — поле, то ли — степь! В крайнем случае, — гладь морская. Есть где развернуться и показать силушку молодецкую! Эх! Ладно, господа! Пока сделаем привал…

Штурм я начал решительно и по давно выработанному плану. Длительную осаду я позволить себе не мог. Надо было как можно быстрее двигаться на север, на соединение с ГРАФОМ. Как он там, интересно?

Наши войска атаковали замок с четырёх сторон. С собою воины несли заранее приготовленные специальные лестницы, верёвки с крючьями на концах и всё остальное, необходимое в таких случаях для штурма. Крепость, до этого выглядевшая пустынной и безжизненной, вдруг ожила на глазах, на стенах появились её довольно многочисленные защитники, в нашу сторону полетели стрелы.

В данном походе я задействовал тысячу лучников, что являлось небывалым количеством таких бойцов для междоусобных войн на Островах. Но я, не колеблясь, принял такое решение, так как имел свой план по их использованию. Наши славные стрелки, выстроенный в две шеренги вокруг замка, и на определённом удалении от него, стали осыпать стены стрелами из знаменитых луков, сделанных мастерами Первой Горы. К моему полному удовлетворению, стрелы, выпущенные, в свою очередь, со стороны крепости, не достигали моих лучников. Великолепно, на это я и рассчитывал! Не зря потрудились славные умельцы, не зря! Эх, — Первая Гора, эх, — Тёмное Озеро!

Вроде бы, что такое лук? Весьма простая и повсеместно употребляемая вещь, не нуждающаяся в особых усовершенствованиях. Ан, нет, оказывается, что это не так! Мечи тоже в принципе довольно простые орудия убийства, но сколько существует технологий их изготовления, как различается качество стали, какое многообразие форм и размеров клинков! Всё это касается и луков.

И так, наши лучники спокойно выкашивали защитников замка, которые уже поняли всю серьёзность угрозы, исходящей от них, и поспешно попрятались за стенами, что нам, собственно и было нужно. Подошедшие к этому времени к замку штурмовые колонны, почти не поредевшие, бросились на приступ. Началась кровавая битва.

В это время, предварительно преодолев на тяжёлом плоту ров с водой, к воротам, не спеша и грозно, подкатила специальная массивная осадная конструкция, которая представляла собою тяжёлую колёсную платформу с тараном, прикрытую сверху крепкими толстыми щитами. На неё со стен замка сразу же стали сбрасывать камни, лить какую-то кипящую жидкость, и, судя по раздавшимся внизу воплям, обороняющиеся достигли определённого результата и успеха. Я досадливо поморщился. Словно почувствовав эту досаду, часть наших лучников немедленно сосредоточили стрельбу по башне, в которой находились ворота, что привело к очень неплохим результатам. Сбрасывать с неё камни и лить жидкость почти перестали.

— Бум, бум, бум… — мощно заработал таран.

Этот гулкий, грубый и тревожный звук был сейчас намного милее моему сердцу, чем все остальные, самые приятные звуки, существующие в этом мире!

— Бум, бум, бум… — продолжал работать таран.

Я стоял около своей походной палатки в окружении небольшой свиты: Командующего войсками Второй Провинции, трёх Горных Баронов Первой Провинции, ШЕВАЛЬЕ, СОТНИКА, ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ, — доблестного командира Особого Отряда моей Личной Гвардии. Сами Гвардейцы, — триста отборных бойцов-молодцов, неподвижно застыли в трёх шеренгах в двадцати шагах от меня. Нравилась мне эта цифра — триста. Ассоциировалась она у меня с теми героями, которые приняли на себя удар многотысячного войска Ксеркса. Как там царь Спарты Леонид начертал на скале? «Прохожий, передай Спарте, что её дети погибли, защищая Родину!». Боже, — как величественно, как хорошо, как трепетно и просто! Триста Спартанцев, триста Имперских Гвардейцев… Прекрасная, завораживающая аналогия! Слёзы выступили на моих глазах и я на несколько мгновений отвернулся от своих соратников.

Около главной палатки на длинном флагштоке тяжело развевалось знамя Империи: на алом фоне ЗВЕРЬ и ПОСОХ, разделённые белой молнией. Ветер с каждой минутой усиливался, и на обратной стороне флага уже без особого труда можно было прочитать мой знаменитый девиз: «Имею всегда всё и всех, никто никогда не имеет меня!». Как чётко, как ёмко, как умно и грозно! Но в то же время сказано с определённым чувством юмора, что, как известно, свидетельствует об уме автора высказывания.

Свита находилась в некотором удалении от меня, так как рядом со мною, как всегда неподвижно и тяжело сидел ЗВЕРЬ. Он внимательно смотрел на поле боя, при каждом сильном порыве ветра тревожно задирал свою массивную башку к небу и пристально вглядывался в него. Я в такие моменты проделывал то же самое. Вслед за нами в небо смотрели придворные, кто с пониманием, кто с недоумением. Последние были уверены, что это задирание голов является каким-то особым Имперским Ритуалом, — то ли молитвой, то ли ещё чем-то: мистическим, тайным, магическим, непонятным простым смертным.

Серая муть к этому времени полностью покинула небеса, они стали абсолютно ясными, чистыми и пронзительно голубыми. Ни одного облачка я на них не заметил. Ну, и, слава Богу! Да, с тех пор, как я активировал РЕЛИКВИЮ, явления загадочных молний больше не наблюдалось. Кто-то там, на верху, очевидно, надолго успокоился: то ли окончательно потерял всякую надежду поразить и уничтожить меня, то ли собирался с новыми силами. Кто знает, кто знает…

Я вдруг подумал о том, что РЕЛИКВИЯ, вероятно, всё-таки является чем-то очень мощным, а может быть, даже вечным, непобедимым и несокрушимым, и все мои беспокойства по поводу молний абсолютно напрасны. Это созерцание неба — чрезвычайно глупое и пустое занятие. Надо сосредоточиться на главном, на том, что происходит здесь и сейчас, вокруг меня. Я стал смотреть в небо всё реже и реже. Меня теперь больше занимали дела сугубо земные, а не эфирные проблемы.

Кстати, как там поживает МАГИСТР, друг мой новоявленный? Последняя наша встреча была довольно неожиданной и странной, несколько нервной, скомканной, какой-то эклектичной и незавершённой. Разговор получился сумбурным. Ах, с каким удовольствием посидел бы я прямо сейчас на туманном берегу Тёмного Озера с моим новоиспечённым товарищем, с тамплиером нашим загадочным. Уж я напоил бы его Можжевеловкой до такой степени, что все тайны мира сразу бы упали на мои ладони, подставленные под них. Главное уловить тот тонкий и деликатный момент, когда МАГИСТР будет, наконец, готов раскрыть эти самые тайны, а я буду ещё способен их подхватить. МАГИСТР, где ты, откликнись! Ау, ау! Разумеется, мне никто не ответил, с небес никто не спустился, и я печально перевёл свой взор на замок.

Осада шла полным ходом. Рубка уже происходила непосредственно на стенах твердыни. В таких условиях мои славные лучники прекратили стрельбу и, опустив луки, с интересом наблюдали за сражением. Потерь с нашей стороны было, очевидно, немало, в связи с чем моё монаршее сердце, ставшее в последнее время крайне чувствительным и сентиментальным, неподдельно сжалось и облилось кровью. Жаль, ах как жаль! Но что поделаешь. Война есть война…

— Сударь, каковы наши перспективы, по вашему мнению? — непринуждённо задал я совершенно риторический вопрос Командующему войсками Второй Провинции.

Он временно возглавлял их в отсутствии Второго Графа. Где тот находится в настоящее время, мне было совершенно неизвестно. То ли ушёл со своим основным войском вместе с РЕГЕНТОМ на Север, то ли отправился с экспедиционными силами на Второй Остров. Кстати, надо сдержать когда-то данное ГРАФИНЕ слово! Никуда мне не уйти от этой мутной истории о нападении двух злодеев на владения её отца и моего обещания их наказать. Немного попозже надо будет разобраться и со Вторым и с Третьим Графом, если тот конечно останется жив в ходе сегодняшней осады. По моим проверенным и перепроверенным сведениям, сей господин, в силу своего преклонного возраста, находился в данный момент в замке.

Только недавно мне стало понятно, почему так легко и без боя сдалась Вторая Провинция. Временный Командующий, — он и есть Временный. Какой с него спрос? А вот Третьему Графу было что терять! Прежде всего, в любом случае, свою жизнь. Мне пришлось бы выполнить обещание, данное ГРАФИНЕ. Ладно, посмотрим, посмотрим… Никуда он, голубчик, от нас не денется! Защитников-то в замке, по сравнению с былыми временами, кот наплакал. Почти вся армия Третьей Провинции сейчас или на Севере или на Втором Острове. Чуть попозже я со всеми разберусь. А, пока следует сделать так, чтобы ГРАФИНЯ и дворяне Второй Провинции никак не пересекались друг с другом.

— Ваше Величество, всё идёт великолепно, — прервал мои сумбурные мысли Командующий. — Сейчас от ворот останется мокрое место и наш резерв, видите, он сконцентрирован на левом фланге, сделает своё дело.

В это время таран действительно, наконец, пробил ворота, скрылся в чреве башне и мы снова услышали:

— Бум, бум, бум…

Я невозмутимо и укоризненно посмотрел на недоумевающего Командующего:

— Вы что же, думали, что в такой крепости ворота одинарные? Даже в замке у Первого Горного Барона ворота двойные, а между ними ещё и решётка имеется!

Командующий быстро и подозрительно взглянул на меня, насупился. Эх, зря я это сказал, совершенно не во время, особенно про решётку, дёрнул же чёрт за язык!

Я ещё раз оглядел поле боя. К замку подтягивались свежие силы, подпитывающие наших бойцов на стенах. Одна колонна пехотинцев стояла в резерве: монолитно, мощно и нерушимо. Воины ждали того момента, когда будут разрушены ворота.

— Бум, бум, бум…

Имперская конница, — пятьсот тяжеловооружённых всадников, на всякий случай, из-за ЗВЕРЯ была отведена от моей ставки на пол сотни шагов. Она, — моя славная и могучая кавалерия, в данной ситуации не играла никакой роли. Отдыхайте ребята, вы, может быть, ещё понадобитесь чуть попозже в бою на открытом пространстве.

Вдруг звуки, издаваемые тараном, прекратились! Я впился глазами в замок, словно хотел своим взглядом прожечь стены. Да, ещё чуть-чуть поднажать, и победа будет за нами! Мой резерв стремительно ринулся в сторону поверженных ворот. Слава Богу!

Вот именно в этот момент, когда я подумал о победе, раздался тревожный крик одного из Баронов:

— Сир, атака с юга!

Я резко развернулся и обмер. На наш лагерь катилась всепоглощающая и всепожирающая, как саранча, конная лава. Пираты! Тысячи две-три, не менее! Они были ещё сравнительно далеко, но уже можно было различить низкорослых лошадок, всадников на них в пёстрых одеждах, размахивающих кривыми саблями. До нас доносились пока ещё неясные и размытые расстоянием, дикие вопли. Где-то я уже это видел! Откуда они, чёрт возьми, здесь взялись, каким образом!? В таком количестве!? Как же их проморгала наша разведка, чёрт подери!?

Я злобно взглянул на ШЕВАЛЬЕ. Видимо, мой взгляд был настолько ужасен, настолько переполнен яростью и гневом, что юноша страшно побледнел и даже покачнулся в седле.

— Ах, ты, сукин сын! Разведчик ты наш великий! Шпион сраный! Самый тайный из тайных, мастер из мастеров! — заорал я. — Если уцелеешь, — четвертую, расстреляю, распну! Голову отрублю, разжалую, на каторгу в Сибирь отправлю, сердце из груди вырву! Проморгал, сволочь!? Коня мне, коня, пол царства за коня!

Я заметался в бешенстве, словно лев, схвативший антилопу, и увидевший поблизости огромную стаю голодных шакалов и гиен.

— Конницу выдвинуть вперёд, но пока держать её на месте! Всех лучников на южный фланг, сюда, сейчас, немедленно! Гвардия, приготовиться к бою, всем по местам!

Видимо я выглядел так ужасно и грозно, что все мои приказания были молниеносно исполнены. Везде зазвучали команды, раздались громкие крики, послышался звук труб. Заметались люди и лошади. Я вскочил на Горного Жеребца, который вздыбился подо мною и дико заржал. Я мощно и властно сжал его бока коленями, отчего у него захрустели кости. После этого он вернулся в первоначальное положение, тяжело встал на все четыре ноги, вроде бы безоговорочно покорился моей воле, но потом его природная натура всё равно не выдержала и дала о себе знать. Он нервно затанцевал на месте, оскалил зубы, громко заржал. Я весело засмеялся. Эх, брат мой, мы с тобой одной крови, — ты и я!

По моему мысленному приказу ЗВЕРЬ мгновенно растворился в воздухе, оставив после себя лёгкое облако пара. Наше с ним время пока не пришло. Не могли же мы с Псом сразу броситься в бой против нескольких тысяч всадников! Конницу пускать так же не имело никакого смысла. Сомнут ребят, заглотнут, пережуют, проглотят и не подавятся! Численное превосходство — есть численное превосходство!

К чести моих соратников все дальнейшие их действия оказались вполне своевременными, быстрыми и продуманными. Все действовали слаженно и без лишней суеты. Наши лучники спешно покинули свои позиции около замка, живо перегруппировались, образовали три длинные шеренги за моей спиной и, как из автоматов, стали выпускать в приближающихся пиратов тучи стрел, которые нанесли тем страшный урон.

Морские разбойники имели на себе достаточно слабую защиту. В основном это были лёгкие кольчуги, небольшие круглые щиты, иногда металлические нагрудники и наплечники, изредка шлемы. Кто-то не имел и этого, кто-то был вообще без верхней одежды. Такие дерзкие и отчаянные храбрецы-молодцы гарцевали в одних набедренных повязках. Головы их были обмотаны яркими и пёстрыми платками, в которые были воткнуты длинные чёрные перья какой-то неведомой мне птицы. Это, очевидно, считалось особым шиком. Ну, мы сейчас этим пижонам надерём их тощие задницы!

Стрелы пронзали пиратов и коней насквозь, множество всадников и их лошадей упало на землю, которая сразу же обагрилась кровью. Но, тем не менее, конная лава, хотя и довольно сильно прореженная и значительно поредевшая, продолжала неумолимо приближаться к нам. Уже и в нашу сторону полетели стрелы, которые могли вот-вот причинить нам серьёзный урон. Гвардейцы, монолитно стоявшие передо мною, по команде ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ дружно присели и подняли щиты, по которым градом забарабанили стрелы. Кто-то вскрикнул. Ну что же, вот и пробил мой час!

— ПОЭТ, вы здесь?! — заорал я, теперь уже по своей собственной воле поднимая дрожащего от возбуждения коня на дыбы.

— Сир, — конечно же, здесь! Я в экстазе! Какое великолепное зрелище, я не отрываюсь от пера!

— Молодец, бесстрашный вы наш! Я же обещал вам достаточно материала для Летописи и Поэмы! Ловите миг великого восторга! В нём весь смысл бытия! — Ловлю, Сир!!!

— ШЕВАЛЬЕ! Конницу пока держать, всем стоять, ждать моей команды! — заорал я.

До пиратов, по-прежнему успешно выкашиваемых нашими стрелками, оставалось уже пол сотни шагов. Я мощно послал коня вперёд, выхватив из ножен ЭКСКАЛИБУР. Ветер засвистел в ушах, запутался в плаще, потерялся и недовольно загудел в доспехах от Мастеров Первой Горы, в которые я был на этот раз облачён. Расстояние межу мною и пиратами стало стремительно сокращаться. Последняя туча стрел моих лучников поразила ещё пару сотен морских разбойников.

— ЗВЕРЬ!!!

Мой верный Пёс материализовался из пустоты в двадцати шагах впереди меня. Огромная чёрная глыба на мгновение словно бы застыла в гигантском прыжке. Раздался жуткий и ужасный вой, который сотряс пространство и заставил воздух мелко и мерзко завибрировать. Потом ЗВЕРЬ, как мистическая и фантастическая торпеда, врезался в самую гущу конной лавы. Мой конь, словно чувствуя нечеловеческую и всесокрушающую силу своего седока, дико и безумно заржал и бесстрашно последовал вслед за ЗВЕРЕМ. Своей бронированной грудью Жеребец, словно огромным ядром, мощно пробил несколько рядов людей и лошадей, оставив в них весьма заметную прореху.

С этого момента времени конное войско врага, по сути, перестало существовать, как единое целое. Началось дикое столпотворение. ЗВЕРЬ страшно завыл ещё раз. Воздух завибрировал и сгустился, первобытный и всепоглощающий ужас опустился на поле брани. Кони врага вышли из-под подчинения своим седокам. Кругом воцарился полный хаос.

Пёс, то, исчезая, то, появляясь вновь, безжалостно уничтожал всё на своём пути. Он сбивал грудью лошадей, отрывал им и их всадникам головы, руки и ноги, вспарывал животы. Зверь оставлял за собой страшные, с каждым разом всё медленнее и медленнее зарастающие кровавые прогалины в тех местах, где побывал. Он несколько раз пропадал из моего поля зрения, и я видел только яростно копошащихся вокруг него и над ним пиратов, которые пытались задавить его массой, но это у них не получалось. В какой-то момент ЗВЕРЬ снова страшно завыл, внося новую порцию хаоса и паники в ряды врага. Он продолжал рвать, перемалывать, крушить, разгрызать. Он то исчезал в одном месте, то совершенно неожиданно появлялся в другом. Всё поле окрасилось кровью, покрылось внутренностями людей и животных.

Я бесстрашно мчался на своём взбесившемся Горном Жеребце, как Ангел Апокалипсиса, то, ускоряясь, то, выходя из этого состояния, безжалостно расчищая от врагов дорогу свою. Славный ЭКСКАЛИБУР со свистом разрезал воздух во всех его направлениях, с лёгкостью рассекал доспехи, крушил и разрезал плоть, отделял головы, руки и ноги от тел, отражал многочисленные ответные удары. Мои доспехи гудели и звенели, они были полностью покрыты кровью, слизью и какими-то непонятными и мерзкими ошмётками.

Сабли противника сначала со всех сторон мощно и более-менее слаженно обрушивались на меня, но потом их безнадёжные удары становились всё реже и реже по мере нарастания хаоса. Вперёд, Бессмертный, вперёд!

Пираты, в большинстве своём лишившиеся лошадей, стали пятиться назад, обречённо и бестолково отступать. Их сопротивление очень значительно ослабло. Неразбериха и столпотворение по-прежнему царствовали повсюду. Ну, что же, дело почти сделано! Осталось его доделать. Я послал телепатическую команду ЗВЕРЮ. Он принял её мгновенно и отреагировал так, как я ему и приказал: оставил поле боя, понёсся прочь в степь и растаял в воздухе на бегу, пыхнув в воздух струёй пара. Я развернул коня и поскакал к нашему лагерю, где стояли шеренги пешей Гвардии и тяжело вооружённых всадников.

— Лучники, залп, залп! Конница, вперёд, вперёд! — заорал я и вдруг совершенно непроизвольно для себя почувствовал опасность, исходящую откуда-то сзади.

Я мгновенно ускорился, нырнул влево, но было уже поздно. Я ощутил резкую боль в спине. Стрелы! Опять эти проклятые стрелы, причём явно не пиратские! Им мои доспехи не пробить ни за какие коврижки. Кто же это никак не успокоится, чёрт возьми!? Кому это так неймётся?! Снова кто-то меня в очередной раз достал! Да что же это такое! Сколько можно, вот так, сзади, в спину!

Надо мною трижды просвистел рой наших стрел, а потом мимо меня, обтекая моего коня со всех сторон, сверкая тяжёлыми доспехами, с торжествующими и победными воплями, выставив копья и подняв мечи, пронеслись наши всадники. Впереди них скакали ШЕВАЛЬЕ и СОТНИК, что-то безумно крича.

Я почувствовал, как по холодеющей спине заструилась горячая кровь, стал слабеть, попытался сконцентрироваться, собраться с мыслями и силами, но это у меня не получилось. Сквозь мутную пелену затухающего сознания я увидел, как мимо меня на врага бегут Гвардейцы. Их рты были открыты в едином, мощном и безумном крике, которого я уже не слышал. Потом в сером, грязно-мутном, расплывающемся и растекающемся вокруг пространстве, вдруг проявилось встревоженное лицо Второго Шевалье. Теряя сознание, я зашатался в седле и вывалился из него Командиру Гвардии прямо в руки.

Аллилуйя, Бессмертному, Аллилуйя!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Очнулся или проснулся я среди ночи, где, — сразу не понял. Большая просторная комната, широкая кровать, канделябр на массивном, но не лишённом изящества, столе. В полуоткрытое мозаичное окно прохладно и решительно струится бродяга осенний ветер. Он колеблет пламя свечей, безнадёжно пытаясь переплести их между собой и погасить, но это у него никак не получается. Ветер сердится, злится, нервничает, дует всё сильнее, но у него всё равно ничего не выходит, и он на время утихает, задумчиво и устало любуется остатками хаотичного движения света под высоким, грубым и мрачным каменным потолком.

— Ваше Величество, как Вы себя чувствуете? — раздался рядом со мною мягкий и почтительный голос.

Принадлежал он полной и довольно пожилой даме, очевидно, сиделке, которая неслышно и быстро подошла к моей кровати.

— Выпейте вот это, — она протянула мне грубую глиняную кружку с какой-то бурой и довольно неприятно пахнущей жидкостью.

Я подозрительно поморщился. Рядом со мною из полутьмы неожиданно возник ПОЭТ.

— Пейте, пейте, Сир, — весело произнёс он. — Все порошки, настойки и вообще всё, что даётся Вам, сначала пробует эта лекарша, а потом один из Гвардейцев. Хотя, я считаю, что данные меры предосторожности по отношению к Вам по понятным причинам совершенно излишни.

Я осторожно отпил жидкость из кружки, ощущая губами её неровные и шершавые края. Снадобье было совершенно отвратительным на вкус, пахло чем-то крайне неприятным, резким, но я, сопровождаемый просительно-укоризненным взглядом сиделки, всё-таки допил его до конца. Ух, какая, однако, гадость!

А ведь самое интересное заключается в том, что почему-то именно почти всё неприятное, невкусное, безвкусное и неудобоваримое в этом мире приносит нам наибольшую пользу! Сие умозаключение относится и к лекарствам. А что говорить о процедурах!? Именно самые отвратительные из них и оказывают самое полезное воздействие на процесс лечения организма. Давний и загадочный парадокс!

А женщины!? Порой, не самые красивые из них становятся, как ни странно, нашими избранницами! Как там… «Пусть завидуют навек красавицы тем единственным на свете женщинам, которых любим мы!». Откуда возникли в моей голове эти строки? Не понятно… Вернее всё абсолютно ясно. Откуда, откуда… О, сколько ещё всякого интересного и неожиданного хранит моя память в своих потаённых кладовых, ключи от замков которых, увы, безвозвратно потеряны! Ну, ничего, ничего! Имеются у нас в запасе и отмычки, и ломы, и кувалды!

— Однако, где вы отыскали такую кружку, сударыня? — недовольно и насмешливо спросил я. — Где-нибудь в самом захолустном трактире, очевидно, подобрали её с пола?

— Сир, для того, чтобы травы оказывали наибольший лечебный эффект необходимо заваривать и отстаивать их только в стеклянной, керамической, а ещё лучше, в простой глиняной посуде. Эта кружка передаётся в нашей семье целителей и знахарей из поколения в поколение, — тихо молвила сиделка. — Но суть не только в том, что она глиняная. За много лет в ней накоплена очень большая исцеляющая сила, понимаете?

— Понимаю, понимаю, — задумчиво ответил я. — Это как старая чудодейственная икона. В ней концентрируется положительная энергия, под воздействием которой в позитивную сторону меняется структура материи как в ней самой, так и вокруг неё. Кажется, примерно так. Вся суть заключается в правильно структурированной энергии. Что-то в этом роде…

Я до сих пор лежал на кровати, не двигаясь, не испытывая не только никакой боли, но и даже малейших неприятных ощущений в теле. Собственно, и самого тела я абсолютно не ощущал. Я как бы парил в невесомости, мозг мой жил своей отдельной, мистической, сверхъестественной жизнью и был словно отстранён, изолирован от бренной человеческой плоти и её оболочки. Странное ощущение, однако… Не пора ли начать двигаться?

Я сделал над собою усилие, пошевелил пальцами, потом руками и ногами, чуть приподнял и снова опустил голову. Задействованные при этом мышцы слушались меня превосходно. Вслед за ними, как по единой команде, пробудились все остальные части и органы тела. Фу, ну, — слава Богу! Я присел, опираясь на подушки. Резкая боль в спине внезапно пронзила всю мою до этого благостную и невесомую сущность. Я вскрикнул, стиснул зубы, упал обратно на кровать.

— Ваше Величество, разве так можно! — засуетились вокруг меня сиделка, ПОЭТ и два неизвестно откуда взявшихся Гвардейца.

— Где мы находимся? Что это за помещение? — раздражённо спросил я, испытывая сладостное облегчение от погружения в ласковые объятия мягкого и тёплого ложа.

— Как где, Сир!? Конечно же в замке Графа Третьей Провинции! — весело воскликнул ПОЭТ, протягивая мне уже не глиняный, а серебряный бокал тонкой отделки. — За победу, за Вашу блестящую победу!

— За Нашу победу! — облегчённо рассмеялся я и, несмотря на возмущённые протесты сиделки, осушил бокал до дна.

Можжевеловка яростно ворвалась во внутрь меня, как огнедышащий безжалостный дракон, мгновенно всё обожгла, взбодрила и взмутила, потом мягко и приятно затопила мозг. Я глубоко вздохнул, расслабился и улыбнулся.

Как там? «Пускай алкоголики живут меньше, но разве не стоит постоянно получаемое ими удовольствие этих нескольких, всё равно не имеющих никакого смысла, утраченных лет бытия!?». Кто и где это сказал? Кто-то из моих друзей или подруг. Из той, из прежней, пока ещё непонятной и загадочной жизни… Ну, ничего, скоро я всё пойму! Все загадки отгадаю! Дайте время!

— Сударь, пожалуйста, опишите мне вкратце сложившуюся ситуацию, восстановите картину произошедших событий, — поморщился я, обращаясь к ПОЭТУ. — Что-то у меня с головой. Не совсем я в порядке. Помню всё обрывочно, фрагментно и эклектично… Собственно, — мне к этому не привыкать.

— Конечно, конечно, Сир…

— Да, и налейте мне ещё Можжевеловки. А где, кстати, ШЕВАЛЬЕ, как там поживают другие мои соратники?

— В общем-то, дела наши обстоят неплохо. Все более-менее живы и здоровы, — широко улыбнулся ПОЭТ.

— Ну, так начинайте же ваш рассказ!

— С превеликим удовольствием, Сир! Сейчас же всё Вам опишу со всеми подробностями и нюансами! — расцвёл мой Летописец, садясь на своего любимого конька.

— Я вас прошу, уберите из своего повествования все ненужные и мелкие детали, хорошо?! — поморщился я. — Давайте по существу.

— Хорошо, хорошо, Государь, как скажете. Значит, всё происходило так…

ПОЭТ откашлялся, присел на стул около меня, слегка пододвинул к себе канделябр, видимо для того, чтобы придать больший эффект своему повествованию и начал:

— Сир, когда появились полчища пиратов, я не очень-то и испугался, зная Ваши возможности, но всё равно стало как-то тревожно, неуютно и неприятно. Эти ощущения подобны тем, которые возникают, когда набрасываются на тебя неожиданно где-нибудь в сыром подвале несколько крыс. Стоишь ты перед ними с крепкой палкой, знаешь, что отобьёшься, но всё равно испытываешь при этом нехорошие чувства и эмоции. Так и здесь была подобная ситуация… Короче, надвигается на нас эта обезумевшая конная лава. Жуткие, нечеловеческие вопли и визг, топот копыт, шум, пыль и гам, хищный свист стрел, в общем, — кошмарное зрелище! Честно говоря, я не думал, что Вы с АНТРОМ вот так решительно пойдёте в атаку. Разбойников-то было даже для Вас слишком много. Наши доблестные и меткие лучники, конечно, их ряды хорошо выкосили, но всё равно пиратов оставалось достаточно для того, чтобы Вас смять, задавить массой, а там уж всякое было бы возможно.

— Что вы подразумеваете под этим всяким? — насторожился я.

— Сир, а если бы во время битвы нашёлся какой-нибудь храбрый и сильный удалец с огромным острым топором, или с таким же острым мечём, да, зашёл бы Вам за спину, да, извините, умудрился бы снести Вам голову?

— Вы правы, такой вариант развития событий вполне возможен. Я сам об этом уже неоднократно думал, — с досадой проворчал я. — Что толку, если после этого ЗВЕРЬ уцелеет. Что такое Путник без Пса, что такое Пёс без Путника!? Нонсенс… Теряется весь смысл. Бред. Жалкая картина, — я опечалился и загрустил.

— Смысл чего, Сир?

— Если бы мне знать… Ладно, продолжайте, — раздражённо пробормотал я.

— Так вот… Врезались Вы со ЗВЕРЕМ в гущу пиратов и начались там такая рубка, такая давка, такое светопреставление, что я от ужаса аж на время запаниковал, страшно растерялся, к стыду своему выронил из рук перо, онемел, остолбенел, впал в какое-то странное, совершенно идиотское состояние.

— Трансом называется, — весело сказал я. — Ступором.

— Транс, транс… — удивлённо повторил за мною ПОЭТ и глаза его как-то странно стали стекленеть. — А вы знаете, — это слово действительно почему-то подходит к тому моменту, точно отражает моё тогдашнее состояние. Транс, транс… Ступор… Да, ибо…

— Так, — хватит нам трансов и ступоров! Продолжайте, сударь!

— Ах, ну да… Значит, вломились Вы, Сир, в гущу пиратов. ЗВЕРЬ стал страшно реветь, ну, как это он умеет. Началось дикое столпотворение, поднялась паника, всё смешалось. Только и были видны Ваши великолепные, сверкающие доспехи, периодически появляющиеся и исчезающие в этом хаосе. Да, и ещё, конечно, наблюдали мы и за АНТРОМ. Он, красавец наш, вернее, Ваш, производил в рядах разбойников такое страшное опустошение, что они в какой-то момент перестали быть воинским соединением, как таковым, почти полностью потеряли какую-либо организованность, если она у них, конечно, и имелась. Кстати, меня очень сильно удивил один момент. Вы к концу битвы напоминали собою, уж извините за сравнение, разделочную мясную доску, все были покрыты кровью и всякой разной гадостью. А вот ЗВЕРЬ вышел из битвы таким чистеньким да аккуратненьким, словно совершил лёгкую морскую прогулку. Странно, очень странно…

— Ну, дальше же, дальше…

— А дальше, Сир, значит, выскочили неожиданно Вы из гущи битвы, как, извините, чёрт из табакерки, да как страшно закричите: «Лучники — залп! Конница, вперёд, вперёд!». Тут уж всем всё стало понятно. Очнулись мы от всеобщего транса, ШЕВАЛЬЕ повторил Вашу команду, как бешенный первый помчался вперёд, за ним рванула кавалерия. ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ как заорёт: «Гвардия! Император или смерть!». Гвардейцы, конечно же, тоже бросились вперёд, Вам на встречу, да в таком темпе, что ненамного отстали от кавалерии. И это при их-то вооружении и доспехах!? Сир, таких бугаёв я ещё ни разу в жизни не встречал, где Вы только их отыскали!? Несутся, как стадо быков, топочут, ревут, землю сотрясают. Ужас и восторг! У меня сложилось такое ощущение, что эти ребята могут при желании тысячу воинов остановить, да порубить, и сделать это без отдышки!

— Бывали такие случаи в истории, — усмехнувшись, сказал я. — Как-то триста Спартанцев остановили в одном ущелье войско и побольше.

— Неужели греки, Сир? — с восторгом посмотрел на меня ПОЭТ.

— Они, они, сердечные, — засмеялся я. — Везде успели, пройдохи, отметиться, и в философии и в воинском искусстве. Ладно, и что же было дальше?

— А дальше, Сир, — возбуждённо продолжил рассказчик. — Неожиданно упали Вы, безжалостно пронзённый стрелами, с коня на землю, хорошо, что ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ вас вовремя поддержал и подхватил. А сам конь, тоже усыпанный стрелами через пару тройку шагов грохнулся на земную твердь и умер почти сразу, долго не мучился. Был весь в страшных ранах, кровью истёк, но глаза свои таращил и зубы скалил до последнего, всё пытался кого-то укусить, копытом поразить. Вот это порода, вот это зверь! Никогда такого не видел!

— Запишите в своих бумагах о необходимости установки на том месте памятника славному Горному Жеребцу! — сурово и дрожащим голосом произнёс я.

— Весь во внимании, Сир…

— Надпись на постаменте будет такой, — я задумался на пару-тройку секунд. — «Истинному ВОИНУ от благодарного товарища по оружию! Империя или смерть! Мы всех одолеем и победим! Пошли к чёрту все, кто не с нами!».

В комнате на некоторое время наступила трепетная и благоговейная тишина. Её нерешительно нарушил ПОЭТ:

— Сир… Ну, насчёт Империи и Победы я полностью согласен. Всячески поддерживаю эти Ваши несравненно бессмертные и выточенные в веках слова. Но, — «Пошли к чёрту все, кто не с нами!». Нет ли здесь некоторого перебора? Стоит ли вносить это в анналы?

— Перебор?! Он бывает с выпивкой, с марихуаной и кокаином, с сексом, со жратвой, с горем и весельем! И со многим ещё чем! Но только не с восславлением памяти истинных героев! Запомните эти элементарные истины, мой юный друг! Чистоплюй вы наш! — заорал я. — Занесите в анналы всё то, что я сказал! Боже, какой был конь! Слава тебе, вечная слава, мой могучий воин!

Мы с ПОЭТОМ почти одновременно достали платки, вытерли ими покрасневшие и увлажнившиеся глаза.

— За Горных Жеребцов!

— За Горных Жеребцов!

Бокалы легко поднялись вверх и тяжело опустились обратно на стол.

— Продолжайте, сударь.

— Сир, я восхищён, я поражён! Какой восторг! — нервно затрепетал и снова прослезился ПОЭТ. — Боже, как же ярко и пронзительно я всё это опишу в Летописи и в Поэме! Какие события, сколько во всём этом мощи, силы, величия, истинного экстаза!

— Ладно, вернёмся к основной теме нашего разговора, — устало и печально произнёс я. — Что же было дальше?

— А дальше всё было просто, Сир. Порубали наши конники оставшихся пиратов в капусту, разгром довершили Гвардейцы. Кто-то конечно уцелел и бежал, лошадки у этих ребят очень шустрые, но я думаю, Сир, что разбойников на этом Острове мы не увидим в течении очень и очень долгого периода времени. Имеются у меня такие предчувствия… Что касается крепости, то взяли мы её вскоре очень быстро и играючи. А причиной сего явилось то, что обороняющиеся после созерцания Вашей Великой Битвы с пиратами оказались полностью деморализованными, а нападающие, наоборот, были чрезвычайно воодушевлены и окрылёны Вашей доблестной победой, которая, несомненно, восславит Ваше имя в веках!

— Что-то, сударь, вы как-то витиевато стали изъясняться, — усмехнулся я.

— От нервов, Государь. Чисто от нервов… Какой восторг, какой огонь эмоций и страстей кипит во мне, какая буря чувств! Сей исторический момент требует своего немедленного отражения в соответствующих документах и произведениях!

— Ладно, продолжайте, — засмеялся я.

— Поверьте, Сир, когда на стенах все увидели, как Вы с АНТРОМ бросились на пиратов, услышали этот ужасный рёв, то так и замерли на месте, биться перестали. Представляете зрелище?! Застыли на стенах замка и около него посреди сражения в неподвижности несколько тысяч мужиков в э, э, э… полном трансе и ступоре и наблюдают за Вашей битвой с огромной толпой этих бандитов! В крепости-то обороняющихся — пара-тройка тысяч против пяти тысяч нападающих, а здесь, в поле, Вы вдвоём со ЗВЕРЕМ, против нескольких тысяч озверевших пиратов! Всё было да такой степени невероятно, нереально, ирреально, иррационально, феерично, короче, одним словом, как Вы любите выражаться, — фантасмагорично! — восторгу ПОЭТА не было предела.

— Не знаю, подходит ли к понятию «фантасмагория» слово «феерично», — задумчиво произнёс я. — Наверное, в некоторых случаях всё-таки подходит. Настоящий абсурд в тишине не рождается. Он требует салютов и фанфар, открытого всплеска безумных эмоций.

Я снова попытался изменить положение своего тела на кровати, резко повернулся, вспомнил о недавней боли, напрягся, ожидая почувствовать её вновь, но ничего особенного не произошло. Так, лёгкие, вполне терпимые покалывания в груди и в спине, не более того. Я вздохнул с облегчением. Регенерация тканей, как всегда, проходила быстро и эффективно. Возможно, даже быстрее и эффективнее, чем раньше. Способности-то мои возрастают с каждым днём всё сильнее и сильнее! Ну, и, слава Богу.

— Ну, а что со мною произошло? — уверенно занимая сидячее положение и слегка постанывая, спросил я у ПОЭТА.

Сиделка поражённо уставилась на меня, как на какое-то неведомое и невиданное существо, неожиданно спустившееся в этот мир с небес, или явившееся из пучины морской, или выползшее откуда-то из-под земли. Собственно, так оно и было. Существо я особенное, таинственное, неординарное и непонятное. Куда же от этого деваться? Выполз, всплыл, спустился в очередной раз…

— Сир, в Вашей спине мы обнаружили сразу четыре стрелы. Они пробили доспехи и пронзили Вас почти насквозь. Вы понимаете, о чём я говорю? — ПОЭТ сделал таинственное выражение лица и насупился.

— Нет, не понимаю, — ответил я. — Голова, знаете ли, ещё недостаточно соображает.

— Пробить доспехи, сделанные самим Вторым Мастером Первой Горы может только стрела, выпущенная из особого лука, изготовленного Третьим Мастером Первой Горы!

Я некоторое время тяжело переваривал услышанное, потом несколько напряжённо рассмеялся, не до конца понимая ситуацию.

— Боже, как всё сложно, запутанно и загадочно, — застонал я. — А что, кроме знаменитого Первого Мастера имеются ещё и Второй, и Третий Мастера? Что-то я о них от БАРОНА и ШЕВАЛЬЕ раньше ничего не слышал.

— Сир, там, где есть кто-то первый, обязательно должны быть и кто-то второй, и кто-то третий. Закон природы и общества, знаете ли… О двух других Мастерах раньше просто конкретно никто не упоминал. Не было особого повода. А вообще, порядок в Гильдии Оружейников таков: Первый Мастер куёт мечи, Второй — доспехи, а Третий делает луки. Всё очень просто…

— Так значит в меня стрелял кто-то, кто имел при себе соответствующий лук и стрелы, изготовленные Третьим Мастером? — задумчиво произнёс я.

— Выходит так, Сир.

— Но к чему всё это? Каков смысл? Откуда и каким образом появился среди пиратов загадочный стрелок, как он уцелел в этой мясорубке, как смог проявить такое удивительное хладнокровие, а именно, — найти место и выбрать время для четырёх, не одного, заметьте, а именно для четырёх выстрелов! — удивился я, а потом в восторге всплеснул руками. — Каков, однако, молодец, каков боец! Мне бы этого таинственного стрелка в Личную Гвардию, в телохранители!

— Ваше Величество, ну что Вы такое говорите! — возмутился ПОЭТ. — Этот, как Вы изволили выразиться, боец-молодец, Вас чуть не убил, а Вы…

— И куда же делся загадочный стрелок?

— Сир, стрелок действительно крайне загадочная личность, — недоумённо вздохнул ПОЭТ. — Вдруг совершенно неожиданно и внезапно возник из ниоткуда за Вашей спиной всего в десятке метров, а потом вдруг пропал, исчез, испарился, растворился в воздухе… Ничего не понимаю!

— Так, так, так… Очень интересно, однако! — задумчиво пробормотал я.

— Да, Сир, мне самому очень и очень интересно!

— Ладно… А какие же ранения я получил?

— Очень серьёзные, Сир. Все четыре стрелы задели жизненно-важные органы. Каждое ранение являлось смертельным.

— О, как! А я гляжу на сиделку и удивляюсь, почему она на меня так изумлённо смотрит, — улыбнулся я. — Ладно, налейте-ка, сударь, ещё Можжевеловки. Выпьем за моё здоровье!

— За Ваше здоровье, Сир!

— Да, странно всё. Ничего я не понимаю! — нервно засмеялся я. — Зачем предпринимать очередную дерзкую попытку моего убийства, зная, что она будет тщетной? Ведь организовавший её человек прекрасно осведомлён о моих возможностях и способностях. Столько сложностей, трудностей, риска. А овчинка-то выделки совершенно не стоит! Всё напрасно.

— Согласен, Сир.

— Да, в очередной раз, как и на корабле, я не успел вовремя среагировать на опасность со спины, — продолжил я свои размышлении. — Расслабился, был поглощён боем, отвлёкся, выпустил ситуацию из под контроля. Да, стрелок находился от меня на небольшом расстоянии. Скорость полёта стрел была очень высока, иначе как объяснить тот факт, что я вовремя от них не уклонился и не защитился? Или дело не в этом, и присутствует ещё какой-нибудь дополнительный фактор, который мы сейчас выпускаем из поля зрения? А может быть, стрелок не знал, о том, что я Бессмертный? Просто кто-то напоследок, в отчаянии пустил в меня стрелы, да и сгинул? Всё может быть…

Я, кряхтя, сел на край кровати, неожиданно ощутил резкую боль в спине. Внутри меня что-то захлюпало. Чёрт возьми, лёгкие, конечно же, как всегда повреждены. Да, надо ещё полежать. Быть пробитым четырьмя стрелами, да ещё и попавшими в жизненно важные органы, — это тебе не по руке ножом полосонуть.

Сиделка засуетилась, запричитала, заметалась по комнате. Я покорно, и не торопясь, вернулся на своё место, замер в первоначальной позе, с удовлетворением ощутил, как боль в спине медленно и сладко проходит. Не спеши, Бессмертный. Спешка приводит чаще всего к разочарованию и к самым неприятным последствиям! Некоторое время в комнате было тихо. Сиделка почти неслышно деревянной ложкой размешивала и смешивала в глиняной кружке какие-то таинственные ингредиенты, готовя очередное чудодейственное снадобье. Два Гвардейца, выпучив глаза, неподвижно замерли у входной двери. Мы с ПОЭТОМ сосредоточённо и мрачно молчали.

— Ладно, на время оставим эту неприятную и непонятную тему о таинственном стрелке, — вздохнул я. — Где ШЕВАЛЬЕ?

— Сир, давеча Вы его хотели подвергнуть целому ряду неприятных процедур за то, что он проморгал пиратов, так бедняга, видимо в попытке избежать мучений, решил умереть смертью героя на поле брани. Повёл кавалерию в атаку, был в передних рядах, бился, как взбесившийся вепрь. Лошадь под ним почти сразу пала, так он и пешим дрался, словно безумный, воодушевлял всех своим примером. Получил многочисленные ранения… Увы, увы…

— Серьёзны ли эти ранения? Где он?

— Ранения серьёзны не очень, Сир. Доспехи-то на нём, как и на Вас, были от Мастеров Первой Горы. Я, кстати, плюнув на всё, преодолел свой природный страх, подбежал к месту побоища поближе для того, чтобы всё лучше видеть и слышать. Так вот, — эта битва, вернее, истребление пиратов, потрясло меня до глубины души. Ранее я никогда не видел столько крови, оторванных частей тел и освобождённых от чрев внутренностей. Сколько страданий, сколько боли!

— Боже мой, какой язык! — засмеялся я. — «Освобождённые от чрев внутренности…». Да, не зря я назначил вас своим Придворным Летописцем, не зря. Эта фраза про «чрева», надеюсь, займёт своё достойное место в вашем главном эпическом произведении?

— Сир, извините… В нашем произведении, в нашем, — скромно потупился ПОЭТ. — Данная метафора уже находится на своём месте, там, где ей и положено быть, не беспокойтесь.

— Прекрасно, прекрасно, продолжайте.

— Так вот, я был поражён не только самой битвой, как таковой, но и её особым э, э, э… Как-то Вы это слово неоднократно произносили…

— Очевидно, — антуражем?

— Да, да, Сир! О, каков был её антураж! Солнце пылает на синем-синем небе так, что оно приобретает какой-то фантастический и абсолютно нереальный цвет, а само светило невыносимо режет глаза. Невдалеке высится огромный, серый, мрачный замок, который мощно контрастирует и с ярким бездонным небом, и с залитым кровью полем брани. Шум, гам, вопли, звон стали! Это наша доблестная кавалерия обрушилась на пиратов. Над всем этим дикий крик ШЕВАЛЬЕ: «За Императора, за Империю!». Его поддерживают конники, но что их голоса по сравнению с Гвардией!? Вот это бойцы-удальцы! Подбежали к месту схватки, мгновенно выстроились в три шеренги, одна за другой, щиты сомкнули и вперёд! Латы сияют, все во всём алом, а на шлемах белоснежные плюмажи, копья выставлены вперёд, ноги чеканно впечатываются в землю, отчего она, бедная, вполне ощутимо постанывает и вибрирует. А над ними — невыносимая голубизна и покой, и всё это на фоне бесконечной, насыщенной всевозможными красками, осенней степи! Представляете, какое это было зрелище!? Боже мой, ну почему я такой никудышный художник! Да и поэт, так себе. Как жаль, как жаль!

Летописец встал, нервно провёл рукой по, очевидно, пылающему лбу, сделал театральную паузу. Пламя свечей в канделябре суетливо заметалось, тени запрыгали по стенам и потолку комнаты. Все присутствующие смотрели на рассказчика, затаив дыхание и раскрыв рты, даже Гвардейцы, которые совсем недавно сами принимали участие в описываемом сражении.

— Дружище, да чёрт с ними, с этой живописью и поэзией! Ну, их! — восхищённо произнёс я. — Из вас получается превосходный прозаик! Прекрасно, прекрасно, давайте выпьем за эту грань Вашего таланта!

— Спасибо, Сир!

— За ваш талант! Всё, теперь я за Летопись полностью спокоен!

— Благодарю Вас, Государь, за тёплые слова, — ПОЭТ от души хлебанул из бокала Можжевеловки.

— Ну, продолжайте же, сударь, ваше повествование! — воскликнул я и тоже выпил.

Мы закусили, пожевали какие-то овощи, а потом ПОЭТ кашлянул и продолжил.

— Как я уже говорил, сначала наши Гвардейцы пошли в темпе тремя алыми, стройными, монолитными шеренгами, чеканя шаг. Впереди — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ с обнажённым мечём, за ним клином три Сотника также с обнажёнными мечами, а в центре между ними — огромный гвардейский Сержант с Имперским Штандартом в руках. Представляете!? ПОСОХ, ЗВЕРЬ и молния на алом! О, какое это было зрелище! Сотрясают Гвардейцы землю, топочут и с интервалом в семь секунд орут во всю мощь своих глоток: «Император — Гвардия! Император — Гвардия! Император — Гвардия!». А глотки-то у ребят лужённые! Перекрыли они все звуки, существующие на тот момент в мире. Как я рассказывал, битва за крепость к тому времени уже прекратилась в силу полной деморализации противника.

— Прекрасно, прекрасно, — с восторгом произнёс я.

— Кстати, Сир, а этот Командующий из Второй Провинции так и не вышел из состояния транса до окончания сражения. После того, как все бросились в атаку на пиратов, остался в Ставке один-одинёшенек, стоит бледный, как мел, глаза безумные. До сих пор лежит в своей спальне, не может отойти от нервного шока и морального потрясения.

— А что остальные? — хрипло произнёс я, сглатывая слюну и прикладываясь к бокалу с Можжевеловкой.

— Сир, остальные вели себя достойно. Горные Бароны и СОТНИК, как безумные, сразу же последовали за ШЕВАЛЬЕ в атаку. Представляете, — четыре таких молодца в матовых тяжёлых боевых доспехах на зверях-жеребцах, в развевающихся чёрных плащах, а за ними клином пять сотен орущих конников с пиками!? Врезались они в гущу пиратов, рассекли её на две части, но, немного погорячились, слишком глубоко зашли тем в тыл, растеклись там и в середине, оставив неохваченным фронт. Но не беда! Здесь и Гвардия подоспела! Так вот, наши бойцы-храбрецы перешли на бег, землю по-прежнему сотрясают, алым пылают, плюмажами трясут и дико орут, срывая дыхание: «Император — Гвардия! Император — Гвардия». Тут уж нервы у пиратов окончательно не выдержали, да и кто в такой ситуации выдержит!? Те, кто ещё и пытались сопротивляться, видимо полностью и бесповоротно потеряли всякую надежду на спасение или пленение, но бились хоть и вяло, до конца. Гвардейцы врезались в кучу малу, легко смяли морских разбойников. Сражение переросло в бойню, в избиение. Полегли бесславно все злодеи на этом поле. Тех, кто пытался бежать, наши лучники играючи снимали с сёдел даже на самых дальних дистанциях. А что их снимать? Бродяги в большинстве своём полуголые, незащищённые. Вроде бы с десяток разбойников всё-таки от нас ушли, но это и к лучшему. Как Вы говорили в одной из бесед со мной: «Победа славится и полнится слухами!». Вот так!

Все радостно и облегчённо рассмеялись, даже сиделка. За окном светало, первые птичьи голоса рассекли рассвет. Утренняя прохлада, ещё недавно, казалось, безраздельно царствующая в мире, обречённо впитывала в себя тёплые лучи неумолимо встающего солнца и грустно умирала. Птицы пели всё громче и громче, всё уверенней и уверенней.

ПОЭТ задул свечи, потёр руками глаза, зевнул.

— Ну и чем же всё закончилось? — спросил я.

— Всё закончилось хорошо, Сир. Мы победили, пиратов разбили, замок пал, враг капитулировал. К сожалению или к счастью, Третий Граф погиб во время штурма, ещё во время его начала. Кто-то из наших лучников очень ловко засадил ему стрелу прямо в голову. Вошла она Графу в глаз, пробила черепную коробку и даже немного вышла через шлем сзади.

— Да, лучники в Первом Графстве, что надо, — задумчиво произнёс я.

— Не то слово, Сир, — поддакнул ПОЭТ. — С такими ребятами мы быстро завоюем весь мир!

— Не торопитесь, сударь, — помрачнел я. — Мир, судя по всему, намного больше, чем мы его себе представляем.

— Что Вы имеете в виду, Сир?

— О, сколько в последнее время я всего имею в виду, не имея на это вида! — с горечью произнёс я.

— Государь, я не совсем понял, о чём это Вы, но сказано, как всегда, великолепно! — восхитился ПОЭТ. — Сколько же мне всего надо отразить в Летописи и в Цитатнике, голова кругом идёт! Но как всё интересно, как интересно! Обожаю кипение бытия! Наша жизнь, подчас, так скучна и пресна. Будни, рутина затягивают, как болото.

— Да, совершенно с вами согласен. Кстати, мы всё время как-то плавно уходим от одной темы. Что с ШЕВАЛЬЕ? — подозрительно спросил я. — Где этот шпион доморощенный? Я всё-таки хочу с ним серьёзно поговорить.

— Сир, чтобы не забыть, — снова ловко извернулся мой Летописец, словно червячок, соскользнувший с крючка. — Вы перед боем угрожали нашему герою какой-то каторгой и Сибирью. Что это такое?

— Ах, ты плут! Всё тянешь время? — хищно рассмеялся я, а потом раздражённо произнёс. — ШЕВАЛЬЕ уже стал «героем»?! Так вот, запомните, милейший. Героем в Империи становится только тот, кого таковым считает Император! Понятно!?

— Ваше Величество! Мне всё совершенно и предельно понятно! — побледнел ПОЭТ.

— То, то! Распустились, однако, все здесь у меня! — убавляя тон, сказал я. — А что касается Сибири… Есть такая местность, расположенная очень далеко от сюда. А может быть и не далеко. В голове такая мешанина и путаница! В общем, — края там просторные, красивые и богатые. Очень сильные морозы. Очень и очень… Много снега. Небо бездонное и голубое, кругом тайга, по которой бродят медведи, волки, рыси и росомахи. И лоси, и косули, и олени. Ну, вот пока и всё…

— А что такое «каторга», Сир? Ну, — что это за место, куда Вы собирались сослать нашего претендента на звание ГЕРОЯ?

— А это то самое место, куда отправляют тех людей, которые задают подобные вопросы! — захохотал я.

ПОЭТ мне несколько нерешительно, но, вполне искренне и облегчённо, вторил. Я, приподнявшись с кровати, налил ему и себе по бокалу Можжевеловки, мы молча чокнулись, выпили, закусили фруктами из большого блюда, стоявшего на столе. Тарелка с овощами была, к сожалению, пуста. Мы одновременно поморщились, рассмеялись. Да, Можжевеловку, как и Звизгун, всё-таки следует закусывать именно овощами, желательно солёными или маринованными, и ничем более.

— Сударыня, — сказал я, обращаясь к сиделке. — А нет ли у вас случайно квашеной капусты или малосольного, или, хотя бы, солёного огурчика?

— Да нет, к сожалению, Сир, — опережая сиделку, с большой досадой произнёс ПОЭТ. — Представляете, — искали, искали, обшарили весь замок, прочесали все подвалы, и ничего желаемого не нашли! Странные какие-то люди, чукчи какие-то!

— Боже мой, откуда такое слово? — удивился я.

— Сир, так Вы сами как-то во время бала сказали о Графе Четвёртой Провинции: «Пьян и глуп, как чукча!».

— Неужели я действительно так сказал? Странно, странно, не помню, — нахмурился и задумался я. — Ну что же, значит, я сам был «пьян и глуп, как чукча».

Мы оба рассмеялись, отхлебнули Можжевеловки, с отвращением закусили её крупным, синим виноградом, поморщились, помолчали.

— Так, где же всё-таки этот пройдоха? Я имею в виду ШЕВАЛЬЕ? — строго спросил я у своего собутыльника.

Тот отвёл глаза, побарабанил пальцами по столу, а потом задал мне ещё один вопрос:

— Сир, позвольте узнать напоследок одну очень важную для меня вещь? Собственно, она важна не так для меня, как для истории!

Я нахмурился, слегка поморщился. Что же, История — это История… Дама почтенная, не терпящая суеты и требующая к себе постоянного, тщательного и самого пристального внимания, и соответствующего обращения. Я в очередной раз сдался, отошёл от главной интересующей меня темы, сугубо ради Истории.

— Ладно, последний вопрос, валяйте.

— Сир, позвольте сначала остаться нам с Вами в этой комнате наедине?

Я посмотрел на сиделку и часовых, кивнул им. Они торопливо покинули помещение. Я иронично взглянул на ПОЭТА, усмехнулся. Все ваши вопросы, мои верные бедные подданные, я знаю заранее. Какие вы, однако, все смешные…

— Сир, а зачем Вы вчера сами пошли в атаку? Ведь можно было пустить сначала ЗВЕРЯ. Он бы от души среди пиратов порезвился, и без Вас внёс бы в их ряды хаос и создал положенную панику. Лучники бы в это время так поработали, что через некоторое время численность разбойников сократилась бы в несколько раз. АНТРУ их стрелы, как человеческая клизма буйволу. Во время Вашей атаки ребята боялись стрелять в пиратов по понятным причинам, — опасались попасть в Вас. Подошли бы наши войска от крепости вместе с Тяжёлой кавалерией и Гвардией, обрушились бы на оставшихся флибустьеров и, наверняка, успешно бы их разгромили, — вкрадчиво спросил ПОЭТ.

— Ну, зачем задавать вопросы, на которые заранее известны ответы!? — громко расхохотался я. — Вы же человек умный, или мне так только кажется?!

— Государь, но я спрашиваю это не для себя, а для Истории! Летопись требует ясности! — деланно возмутился мой собеседник.

— Бросьте. Летопись пишет конкретный человек, значит, прежде всего именно для себя он ищет ответы на непонятные ему вопросы, — я тяжело присел на край кровати, с удовлетворением ощутил, что боли уже почти не чувствую, но внутри всё равно раздавались хлюпающие звуки.

Как всегда, лёгкие у меня восстанавливались почему-то в последнюю очередь. Ничего, прорвёмся, оклемаемся, как всегда! За окном пели птицы, небо было светло-синим и слегка туманным, а может быть просто подёрнутым какой-то иллюзорной для глаз, а на самом деле несуществующей дымкой. Я с наслаждением, всей грудью вдыхал пряный осенний воздух.

— Ну что же, сударь, отвечу вам коротко и ясно. Два первых пункта моего ответа предназначены для госпожи Истории, третий для нас с вами, — усмехнулся я. — Во-первых, в одиночку ЗВЕРЬ с пиратами быстро бы не справился, не создал бы такую панику и беспорядок. Их всё-таки было очень много. Он конечно бы победил, но через определённое время! А время в некоторых ситуациях терять нельзя! Пока он возился бы с парой — тройкой сотен пиратов, которые бы насели на него, остальные, возможно, обрушились бы и на наш лагерь и на войска, наступающие на замок. Передислокация сил в такой ситуации всегда требует определённого времени. Какие были бы в таком случае потери с нашей стороны!? А!?

— Резонно, резонно, — задумался ПОЭТ.

— Во-вторых, моя личная великолепная атака и последующие за этим блестящее наступление конницы и грозный марш Гвардии полностью деморализовали и пиратов и войска Третьего Графа в замке, которые сразу после этого капитулировали. Снова же, мы избежали лишних потерь с нашей стороны. А что касается лучников, то, как я уже сказал, смяли бы их разбойники в два счёта. Да и колчаны у наших стрелков не безразмерные. Разумно? То-то же!

— Да, Вы правы, Сир, — задумчиво произнёс ПОЭТ.

Я попытался встать с кровати, но вдруг снова почувствовал резкую боль в груди. Я поморщился, вздохнул, вернулся в первоначальное положение.

— И, наконец, в-третьих. Главное… А как прекрасно и величественно было явление могучего и бесстрашного Императора в блестящих доспехах вместе со своим сверхъестественным ЗВЕРЕМ на поле брани, один на один с тысячами безжалостных, кровожадных и всеми ненавидимых врагов!? Какая беспримерная смелость, какое отчаянное мужество, какая отвага, какой героизм, какое самопожертвование! Всё это достойно быть воспетым в веках! Мой милый друг, сражения, даже самые великие и грандиозные по историческим меркам, длятся сущие мгновения в рамках вечности и бесконечности всего сущего. Битвы заканчиваются, проходят, уходят в небытие, пропадают в пучинах времени, но навсегда остаются летописи, которые повествуют о них, а так же о выдающихся исторических личностях, о доблестных и бесстрашных полководцах. А чаще всего рождаются легенды и мифы. Так намного интереснее…

Я весело посмотрел на притихшего ПОЭТА:

— У меня всё! Теперь дело за вами… Пилите гири, Шура, пилите гири!

— В каком смысле, Сир! — удивился ПОЭТ. — Зачем их пилить? Причём тут некий Шура?

— Да есть такое крылатое выражение, заимствованное из замечательного романа под названием «Золотой телёнок». Классная книга! Эта фраза в ходу в России. Где-то существует такая страна, — засмеялся я. — Пишите Летопись, сударь, пишите!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Между тем за окном моей комнаты уже во всю царствовало солнце. Оно решительно испарило остатки ночной влаги, затопило мир всепобеждающим светом, томно обволокло его мягким и грустным осенним теплом.

В дверь кто-то громко постучал и, не дожидаясь ответа, уверенно зашёл в комнату. Повеяло тонкими духами. Я в это время, полностью расслабившись и закрыв глаза, лежал на кровати и абсолютно ни о чём не думал. ПОЭТ сидел за небольшим столом в углу и лихорадочно скрипел пером.

ГРАФИНЯ склонилась надо мною, губами легко коснулась лба.

— Я вообще-то ещё не умер, живых целуют в губы.

— А почему мы такие сердитые? — девушка присела на край кровати, весело рассмеялась.

— Ничего смешного не наблюдаю, — сварливо пробормотал я, слегка приоткрыв глаза. — Где ты была?

— Ты знаешь, всю ночь кувыркалась с любовником, подустала, и ради разнообразия и интереса, пришла проведать тебя.

— Ваше Величество, — вмешался ПОЭТ. — Вообще-то Её Сиятельство прибыли в замок вечером, почти всю ночь провели около Вас. Я уговорил её пойти отдохнуть незадолго до Вашего пробуждения.

— Ну, ну…

— Дорогой, не надо пытаться делать из обычной жизненной ситуации сверх трагедию, — сердито произнесла ГРАФИНЯ.

— Целых четыре стрелы в спине, — это обычная жизненная ситуация? — возмутился я.

— Да! Мы все прекрасно знаем, что для тебя она — вполне обычная! Вот когда тебе, не дай Бог, отрубят голову, а я попытаюсь вернуть её на место, то такая ситуация будет конечно же очень и очень необычной и крайне трагичной.

— Да что вы все носитесь с моей отрубленной головой, как с писаной торбой! Сдалась вам моя бедная голова! Сглазите же! — возмутился я. — А вообще, может быть, проведём по этому поводу эксперимент? Представляете, а вдруг на её месте вырастет новая!? Вот это будет зрелище! Надо же мне знать все свои возможности до конца!?

— Сир, я думая, что не стоит! — всерьёз встревожился ПОЭТ.

Мы с ГРАФИНЕЙ весело рассмеялись. Я привлёк девушку к себе, крепко поцеловал в губы. Она прильнула ко мне всем телом, затрепетала, тяжело и страстно задышала. Лебёдушка моя ненаглядная, солнце моё незакатное! Ну, что за женщина!!!

— Сир, я, пожалуй, пойду, — деликатно кашлянул ПОЭТ.

— Нет, нет! Побудьте ещё с нами, не оставляйте меня на произвол судьбы с этой дикой кошкой, — с ироничной тревогой произнёс я, с трудом отрываясь от ГРАФИНИ. — В моём-то состоянии быть изнасилованным этой бестией?! Не дай Бог! Вон как в груди у меня до сих пор что-то хлюпает и клокочет. Ведь могу и помереть на самом деле под страстным и огненным натиском такой дамы!

— Ну что такое ты несёшь!? — возмутилась девушка, вскакивая с кровати. — Как тебе не стыдно, Бессмертный!?

— Ах, моя цыпочка, — засмеялся я. — Обожаю, когда ты в гневе! А вообще, — зачем ты сюда приехала? Я же просил тебя оставаться в замке БАРОНА! Как ты заметила, здесь довольно опасно, идёт война, стреляют. Надеюсь, ты хотя бы охрану с собой взяла?

— Ты знаешь, — так неспокойно было на душе! Я чувствовала, что с тобой должно случиться что-то нехорошее. Плюнула на всё, оседлала самого быстрого Горного Жеребца, и вот я здесь…

— Ах ты, дрянь, такая! Одна, без охраны!? Куда смотрел её начальник!? Как такое стало возможным!? Высеку, чертовку! Собственноручно! Начальника четвертую и распну! Всех причастных в Сибирь, — по тракту, в пургу, в тяжёлых кандалах! — я разволновался и разозлился не на шутку.

— Сир, но это уже не смешно… Как бы увидеть эту чёртову Сибирь!? Я готова отправиться в нее хоть сейчас! Вы всех ею достали! Сколько можно!? Население двух Островов уже должно давно быть там, в этой Вашей Сибири! В полном составе!

Спина заныла. Я поморщился, грохнул кулаком по столу, отчего стоявшие на нём глиняная кружка, а также серебряные рюмки и бокалы подскочили и опрокинулись. Кружку, памятуя об её удивительных свойствах, я успел молниеносно подхватить, бокалы покатились по столу и упали на пол.

РЕЛИКВИЯ на груди слегка завибрировала и потеплела. В комнату шумно ввалились Гвардейцы. Я дал им знак выйти, быстро сконцентрировался, мгновенно успокоился, посидел молча, глубоко подышал. Бледные ГРАФИНЯ и ПОЭТ испуганно смотрели на меня. Да, с нервами у меня явная и давняя проблема, надо стараться держать себя в руках. Хочу к морю… Только оно меня по-настоящему успокаивает. Спокойствие, спокойствие, Император!

— А не дерябнуть ли нам всем по рюмке Можжевеловки, за моё здоровье? — весело спросил я своих собеседников.

— Меня, пожалуйста, увольте! — возмутилась ГРАФИНЯ. — Пить с утра!

— Дорогая, как-то в одном известном нам всем трактире ты с утра не без удовольствия употребила один так же известный нам напиток, который был покрепче этого.

— Ну, во-первых, тот напиток был не чета этой гадости, а во-вторых, пили мы Звизгун не с утра, а ближе к обеду.

— Ладно, давай всё-таки немножко выпьем, — за моё здоровье. Нервы ни к чёрту. А ведь хорошо известно, что все болезни проистекают от нервов, — я сделал знак ПОЭТУ.

Тот поднял с пола бокалы, принёс ещё один, а также блюдо с нарезкой свежих овощей, потом охотно и быстро, не пролив ни капли, разлил Можжевеловку, сделал приглашающий жест рукой. Я, кряхтя, приподнялся, не торопясь, встал, немного постоял, слегка покачиваясь, снова осторожно сел, прислушался к своим внутренним ощущениям. Вроде бы всё нормально, на этот раз никаких болей, хлюпаний и других неприятных и тревожных ощущений. Да, процесс регенерации идёт стремительно. Слава Богу, слава Богу…

Кстати, а где мой ПОСОХ? А, вот он, родной, стоит у дальней стены. Где ЗВЕРЬ? Я всё время привычно телепатически чувствовал его присутствие, но это ощущение было несколько смазанным, каким-то нечётким. Очевидно, Собака находилась где-то неподалёку, в коридоре или в соседней комнате. Видимо, не хочет путаться под ногами сиделки и охраны. Спальня моя небольшая, разминуться в ней с кем-нибудь из присутствующих довольно сложно.

— Дорогая, представляешь, в замке почему-то не нашлось ничего солёного, маринованного, копчёного. Странно, — сказал я, поднимая бокал.

— Ничего странного, Сир. Везде свои нравы и вкусы… А вообще-то, как я слышала, у Третьего Графа были очень большие проблемы с почками и желудком. Ничего солёного, ничего острого, перчёного и жареного. Может быть в этом причина?

— Эх, Граф, Граф… — с искренней печалью произнёс я. — Как глуп и упрям бывает иногда человек! Ну, зачем ему была нужна эта бойня? Поступи он по иному, — сидели бы мы сейчас мирно вместе за одним столом на каком-нибудь пиру или балу. Эх, идиот!

— Посмею возразить Вам, Сир! — жёстко и звонко сказала ГРАФИНЯ, решительно и принципиально перейдя на «Вы». — Туда ему, подонку, и дорога! О, с каким наслаждением я созерцала его гнусную рожу, пробитую стрелой! Для меня это было самое радостное и очаровательное зрелище за последнее время. Сир, остался ещё Второй Граф. Надеюсь, Вы помните своё обещание!?

— Помню, помню, — ворчливо сказал я. — Многое до сих пор не помню, но об этом помню хорошо. Дайте ещё немного времени, и доберусь я до вашего второго обидчика. И так, тост?!

— За здоровье Императора! — ГРАФИНЯ молодецки, одним махом опрокинула рюмку.

Мы с ПОЭТОМ последовали её примеру, залпом осушили свои бокалы, привычно отщипнули по виноградине, закусили, поморщились, посмотрели друг на друга, снова одновременно рассмеялись.

— Сир, я же принёс овощи! — хлопнул себя по лбу ПОЭТ.

— Какая, однако, гадость, эта ваша Можжевеловка! — ГРАФИНЯ поморщилась, взяла персик, с удовольствием впилась в него своими белыми ровными зубками. — И, вообще, всё гадость!

— Что вы имеете в виду, Ваше Сиятельство? — удивлённо спросил у неё ПОЭТ.

— Всё, — абсолютно всё! — раздражённо ответила девушка. — Мне противно всё: и это Графство с его бесконечными сухими степями, и этот мрачный замок, и эта бестолковая война, и эта чёртова Можжевеловка, и эти приторно-сладкие фрукты! Одно меня радует и утешает в данной ситуации. Как представлю себе разлагающийся, покрытый мухами и пронизываемый жадными червями, смердящий труп Третьего Графа с пробитой головой, так на душе сразу же становится легче! Значительно легче! Какая благодать охватывает меня в эти сладкие минуты!

Мы с ПОЭТОМ озадаченно и тревожно переглянулись.

— Дорогая, выбрось эту тему из своей прелестной головки, прошу тебя, — я погладил девушку по идеально гладкой розовой щёчке. — Любая мысль имеет склонность к материализации, а уж дурные мысли, и в первую очередь о смерти, в первую очередь. Я предлагаю отринуть их в сторону и подумать о чём-нибудь более приятном, ну, допустим, о море, о прекрасных горах Первой Провинции. Солнце моё, вот как закончу с проблемами Империи, обещаю тебе великолепный отдых на нашей прекрасной яхте. Только ты и я, и никого более! Представляешь, какая идиллия?

— А ЗВЕРЬ? А Гвардейцы? — насмешливо произнесла моя кровожадная принцесса.

— Ну, ты же знаешь, ЗВЕРЬ — это неотъемлемая часть меня. Он невидим и никому не мешает. А насчёт Гвардейцев… Никаких Гвардейцев! — возмущённо воскликнул я. — Ну, может быть пара-тройка сотен крепких ребят на нескольких боевых галерах неподалёку нам и не помешает. Так, на всякий случай… Ну ведь ещё не все пираты к тому времени будут истреблены. Это такая специфическая категория людей, — они вечны, как вечно любое зло. Его же невозможно до конца победить и искоренить, иначе нарушится баланс.

— Какой баланс, Сир? — с любопытством спросил ПОЭТ, обмакивая перо в чернильницу.

— Вы знаете, я подчас не пойму, когда вы бываете умным, а когда полным придурком, — раздражённо произнёс я, задумчиво созерцая ПОЭТА. — Ум и отсутствие такового, — это что у вас, как смена настроения?

ГРАФИНЯ звонко рассмеялась, ловко разлила Можжевеловку в свою рюмку и нам по бокалам.

— Сир, у меня есть тост!

— Эх, лебёдушка ты моя ненаглядная, — с нежностью произнёс я. — Только ты меня радуешь, только на тебя уповаю, негасимый свет моих очей, звезда моего счастья!

— Я хочу выпить за нашего Придворного Поэта и Летописца! — ГРАФИНЯ приблизилась к ПОЭТУ, взяла его за воротник рубашки, затем неожиданно быстро и легко поцеловала витию сначала в правую, а потом в левую щёки.

Летописец остолбенел, сначала побледнел, потом покраснел, затем снова побледнел и зашатался, как тростинка под невесомым дуновением ветра. Я сначала тоже вроде бы напрягся, но потом расслабился, искренне и громко рассмеялся.

— За ПОЭТА, за его талант, за лёгкость его пера и мыслей!

Мы выпили, сели, закусили овощами, уже без отвращения, но и без особого удовольствия, улыбнулись друг другу, помолчали.

— Да, сейчас бы графинчик Звизгуна, да солёных грибочков к нему, да бочковых помидорчиков, да селёдочки, — мечтательно произнёс ПОЭТ.

— А почему нам не подают завтрак? — спросил я.

— Да, кстати, а почему? У меня вообще-то появился аппетит, — весело сказала ГРАФИНЯ.

— Сейчас будет, Ваше Сиятельство, — ответил Летописец. — Айн момент, как говорят в Париже!

— В Париже так вроде бы не говорят, — усмехнулся я. — Айн, цвайн, драйн… Это цифры на немецком языке. Или я ошибаюсь? Лучше сказать: «Сей момент, Ваше Сиятельство!». А, вообще, вижу, что общение с библиотекой БАРОНА не проходит для вас бесследно. И много чего вам удалось прочитать?

— Да, нет, Сир, времени было слишком мало. В основном я интересовался поэзией. Остальное выхватывал отрывками и урывками, эклектично, в спешке, но даже в такой ситуации я открыл для себя много нового и важного. Очень понравилась живопись импрессионистов. Ренуар, Моне, Мане, Ван Гог… Поразил Сальвадор Дали. Я очарован совершенством творений Родена. Умилил и растрогал «Маленький принц» Экзюпери, удивил Кафка, очень заинтересовал Декарт.

— Боже мой! Вот уж где действительно полная эклектика! — засмеялся я, а потом задумался. — Декарт, Декарт… «Нет более плодотворного занятия, как познание самого себя». Великолепно сказано, гениально! Последнее время я только тем и занимаюсь, что познаю себя, чёрт возьми!

— Сир, между прочим, я с огромным удовольствием прочитал «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери. Мне очень понравилось, — ПОЭТ как-то по-особому и остро взглянул на меня. — А вообще, после посещения библиотеки БАРОНА у меня возникло столько вопросов! Кому их только задавать?

Я заволновался, насторожился, напрягся. Так, так, так! Марс, Марс…Третья планета Солнечной системы… Третья планета от Солнца… Или нет? Каков же порядок их расположения, — этих планет? Меркурий, Венера, Земля, Марс… Нет, получается, что Марс, — это четвёртая планета. Так, так, так…

— Вопросы, вопросы… Они скопились во множестве не только у вас. Вот БАРОНУ вы их и зададите, — эти волнующие вас вопросы. Я подозреваю, что наш соратник располагает немалыми знаниями о мире в глобальном масштабе, а не только о нашем мирке, — мрачно буркнул я. — Интересно, где он сейчас находится, чем занимается, энциклопедист наш потаённый!?

— Сударь, что-то давненько вы не радовали нас своей поэзией, — весело и игриво сказала ГРАФИНЯ, разряжая обстановку, и с лёгкой улыбкой взглянула на ПОЭТА. — Почитайте что-нибудь, желательно про любовь, но прошу вас, поменьше пессимизма.

— Да, — просим, просим, — присоединился я. — Но, если такое возможно, хотелось бы всё-таки что-то такое философско-лирическое и само собой, с оптимизмом.

— Дорогой, да что же тебе всё философское, да философское! — возмутилась ГРАФИНЯ. — Любовь и философия — вещи совершенно несовместные. Любовь — это тонкое, загадочное, почти необъяснимое и эфемерное чувство, ощущение. Философия — это нечто иное, совершенно иное. Холодный и трезвый ум, неустанные размышления, сложные умозаключения, поиски истины. Мы как-то уже обсуждали эту тему, Бог с ней, с философией.

— Дорогая моя! Так тем более! — усмехнулся я. — Совместить в одном произведении две несовместные вещи, — это же высший пилотаж!

— Что, что? — удивилась девушка. — Какой ещё высший пилотаж, что это такое?

— Это метафора, потом объясню, — поморщился я. — А вообще, можно же представить себе влюблённого философа. Вот где истинное кипение и смешение холодного рассудка и обжигающих его страстей, а!?

— Вы правы, Сир. Как всегда, — усмехнулась девушка и задумчиво посмотрела на ПОЭТА. — Так что, сударь, сможете показать этот самый высший пилотаж?

— Извольте, — ответил ПОЭТ. — Вот вам про любовь, с философией и оптимизмом!

ГРАФИНЯ просияла, легко и радостно захлопала в ладошки:

— Как хорошо, браво, браво!

— Великолепно, сударь, великолепно! — весело произнёс я. — Попали в самую точку! Вот вам, милая моя, идеальное сочетание философской и любовной лирики! А вы сомневались. Куда философия без любви, какая любовь без философии!?

ПОЭТ был явно польщён и доволен. Он нарочито манерно раскланялся, повеселел, заулыбался.

— Плюньте вы на Шекспира, забудьте о нём! — сказала ГРАФИНЯ. — В поэзии есть признанные гении, но жизнь наша многовариантна и разнообразна. Вслед за одним гением появляется другой, и их, подчас, нельзя сравнивать. Поэзия — это вечный и непрерывный процесс, она не знает каких-либо заранее заданных границ, самых высоких вершин, вернее, знает, но эти границы и вершины так подвижны, так динамичны. Поэзия — это движение вперёд, вперёд и вперёд! Вверх, вверх и вверх! Цель и смысл её — достижение совершенства! Есть у тебя талант, — пиши, не оглядываясь ни на кого. В конце концов, творец сам себе высший судья!

— Ну, с этим я категорически не согласен! — вмешался я в разговор. — Если все графоманы будут сами себе судьями, то какая же духовная вакханалия тогда воцарится в творчестве!? Нет, — бездарностям или посредственностям следует вовремя и решительно указывать на их место. Высший суд в искусстве — это всё-таки суд слушателей, истинных ценителей и эстетов, никуда от этого не денешься.

— А стоит, ли, Сир, указывать графоманам на их истинное место? — тонко улыбнулась ГРАФИНЯ. — Пускай эти бедолаги творят, наслаждаются сладкими мыслями о своей гениальности и исключительности, родившимися в их же безумных головах. Зачем им сторонние критики? Счастлив тот человек, который думает, что он идеален, ну или почти идеален! И пусть думает. Что Вам, жалко? Зачем его расстраивать? Чем больше вокруг нас счастливых людей, тем лучше, не правда ли?

— Больше счастливых людей или идиотов? — буркнул я. — Как известно, почти все идиоты счастливы, что не скажешь о нормальных людях.

— О, Сир, да Бог с ними, с идиотами! — горько улыбнулась ГРАФИНЯ. — Оставьте их в покое. Ну, счастливы они, — и хорошо, и замечательно. Жизнь так коротка. Кто его знает, что ждёт нас за очередным поворотом судьбы, и когда мы сделаем свой последний поворот!?

— Приехали, приплыли! — возмутился я. — Начали за здравие, кончили за упокой.

— Так, вот, что касается Шекспира… — начала было девушка, но я её бесцеремонно и резко прервал.

— Довольно! К чёрту сомнительных личностей! — я дружески похлопал насупившегося ПОЭТА по плечу.

— Почему это сомнительных, Сир? — удивился тот.

— До сих пор не совсем ясно, действительно ли именно Шекспир является автором всем нам известных произведений. Я лично отношусь к лагерю скептиков.

— Вот как, Сир?!

— Да, именно так. Как-нибудь мы с вами поспорим на данную тему. Ладно, вернёмся к вопросу о совершенстве, которое не знает предела, границ и вершин. Давайте ещё раз выпьем. На этот раз тост за мной.

ПОЭТ снова наполнил бокалы.

— Что нужно человеку в этой жизни для счастья, ну, или хотя бы для достижения каких-то заветных и желанных целей? — спросил я сам у себя вслух. — Я в этом вопросе абсолютно согласен с одним древним мудрецом, который как-то сказал, что прежде всего нам нужны всего лишь две вещи, которые не купишь ни за какие деньги: любовь и здоровье. Это сегодня общепринятая точка зрения. Я её полностью поддерживаю. Так давайте выпьем за здоровье и любовь!

— За здоровье и любовь!

Мы выпили, закусили, помолчали, почему-то печально посмотрели друг на друга.

— А талант, Сир? — неожиданно спросил ПОЭТ.

— Что талант? — буркнул я.

— Разве можно купить талант?

— Конечно нельзя. Невозможно купить и веру, и удачу, и настоящую дружбу, и верность, и вдохновение, и совесть, и бесстрашие, и солнце, и облака, и многое другое. Я просто отметил сейчас два основных фактора, которые, по моему мнению, играют самую главную роль в нашей обычной повседневной жизни. Допустим, у вас есть очень много денег, власти, таланта, любовниц, но нет любви и здоровья. И каково же вам будет при таком раскладе? Можно быть беспринципным, тщеславным, гнусным, мерзким, злобным, глупым типом и при всём этом иметь и любовь и здоровье! Можно быть совестливым, добрым, честным, принципиальным, умным человеком и при всём этом не иметь ни здоровья, ни любви. Какой вариант выбираете, господа? — засмеялся я.

Снова наступило скорбное молчание, которое прервала ГРАФИНЯ.

— А вот я жажду иметь большой талант, много денег и славы, и при этом быть здоровой и полной любви!

Мы все весело и дружно засмеялись. Настроение улучшилось. Мне вдруг очень сильно захотелось есть.

— Друзья мои, а не слишком ли мы увлеклись поэзией и философией? Не пора ли перекусить? Не забывайте, что я, как больной, нуждаюсь в усиленном питании.

— Дорогой, конечно, конечно! — засуетилась ГРАФИНЯ. — Сейчас прикажу подать завтрак, — она задумчиво посмотрела в окно, — или обед?

— Какая разница, — сердито сказал я. — Жрать хочется, очень! До посинения!

— Ваше Величество! — укоризненно посмотрела на меня девушка.

— Ну, извините, сударыня… Болезнь, знаете ли, повлияла на меня в худшую сторону. Ничего, пройдёт.

Стол был накрыт к моему удивлению очень быстро, как будто за дверью всё это время стояли повара с готовыми блюдами, периодически бегали и подогревали их. А может быть, так всё и было? Император я, или нет!?

К моему большому удовольствию на столе присутствовали и овощи, правда, не солёные и маринованные, а свежие, но посыпанные солью и сдобренные ароматными специями: помидоры, огурцы, красный и зелёный перец, лук, чеснок, салат, укроп, петрушка, базилик. Ну и то хорошо…

Перед началом трапезы я вдруг снова вспомнил о ШЕВАЛЬЕ и строго, в категоричном тоне обратился к ПОЭТУ:

— Сударь, а где же всё-таки находится в данный момент доблестный заместитель начальника моей Личной Гвардии и Тайной Службы? Он хоть жив, шпион наш великий? Отвечайте немедленно!

— Сир, — ШЕВАЛЬЕ жив и сравнительно здоров!

— Это как?

— Сир, в бою он получил лёгкие ранения, я думаю, что ему пару-тройку дней надо отлежаться.

— А кто сейчас командует войсками и Гвардией? — внезапно встревожившись, спросил я.

— Сир, пехотой командует Второй Горный Барон, конницей — Третий Горный Барон, Гвардией, как и положено, — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. Все они живы и здоровы. Единое руководство осуществляет Четвёртый Горный Барон. Вопросами безопасности ведает СОТНИК. Тыловое обеспечение, контроль за пленными возложены на КОМАНДИРА. Не беспокойтесь, всё идёт своим чередом.

— Кстати, Сир, Третий Барон просил у Вас аудиенции, — вмешалась в разговор ГРАФИНЯ. — Но это не к спеху.

— А ШЕВАЛЬЕ её у меня не просил? — злобно спросил я.

— Да что ты привязался к этому мальчику!? — возмутилась ГРАФИНЯ. — Он и так места себе не находит, волнуется, извёлся весь, страшно переживает!

— В моей армии мальчиков нет! — по-прежнему злобно рыкнул я. — В моей армии есть только мужчины! Настоящие мужчины, способные отвечать за свои поступки и проступки!

— Послушай, котик… Ну, допустил ШЕВАЛЬЕ ошибку, ну, проморгал пиратов. В конце концов, не он же лично осуществлял разведку местности, не он руководил дозорами. Бывает… Я думаю, что такой ошибки он больше не повторит. На ошибках, как известно, в конце концов, — учатся…

— Женщина! Во-первых, не называй меня в присутствии посторонних лиц «котиком»! Во-вторых, что это за слово такое — «проморгал?». Проморгать можно поклёвку на Тёмном Озере, оленя на охоте, мужа своей любовницы, или наоборот. Проморгать можно тот момент, когда уже перепил, и к состоянию лёгкого опьянения вернуться уже не возможно. Можно проморгать злобного вражеского лазутчика, но не двух-трёх тысяч конников! Это средняя численность регулярных войск любого Графства! Нет, — этот мерзавец не заслуживает прощения! Я вот думаю, что с ним делать: расстрелять, четвертовать, сжечь или повесить!?

— Сир, а может быть всё-таки лучше в Сибирь его, мерзавца и негодяя, ну, на каторгу? — робко прервал меня ПОЭТ. — Пусть там бродит по снегам среди медведей и рысей и питается морошкой, клюквой и ягелем.

— Но есть один очень важный момент, — усмехнулась ГРАФИНЯ.

— Какой!? — насторожился я.

— А вдруг образуются глубокие снега и ударят сильные морозы? И как человеку там жить? Как добывать эти самые клюкву, морошку и ягель? А как же возможно в таких условиях выкопать землянку? Нехорошо как-то, очень нехорошо…

— Что!? — завопил я. — Да здесь все надо мною издеваются! К чёрту вас всех, к чёрту Империю! Всё! Ухожу! В деревню, в глушь, в Саратов, к ядрёной матери!

— Хватит, прекрати истерику! Сколько можно!? Если снова ещё хоть раз скажешь что-либо о капусте, задушу собственными руками, проткну кинжалом, затопчу Горными Жеребцами! — неожиданно бешено заорала ГРАФИНЯ. — Император мне тут нашёлся! Из тебя Император, — как из меня звездочёт или академик! Иди, ради Бога, — выращивай свою долбанную капусту и вычёсывай блох из шерсти своей вонючей собаки!

— А что, звездочёт из тебя, пожалуй, вышел бы неплохой, — мгновенно успокоившись, усмехнулся я.

В комнате повисла звонкая и тревожная тишина. ГРАФИНЯ и ПОЭТ, раскрыв рты в недоумении воззрились на меня.

— Чего смотрите? Неожиданные перепады настроения и кипение страстей свойственны всем великим личностям. Все гении несносны! Любой неординарный человек немного странен и ненормален, находится не в себе. Ну что, — бывают у меня психические всплески, каюсь. Как говорил Цвейг: «Подходить с мерками морали к одержимому страстью столь же нелепо, как если бы мы вздумали привлечь к ответу вулкан или наложить взыскание на грозу». Вот так…

— И какой же страстью ты одержим? — скептически улыбнулась ГРАФИНЯ.

— Их две, — ухмыльнулся я. — Первая — страсть к тебе. Вторая — страсть к Власти.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, обнял её, поцеловал в розовое ушко.

— А ты, однако, в гневе страшна.

— Что, испугался? Знаешь же, что у меня при себе всегда имеется кинжал!

— Да, знаю, знаю, милая… Надо трижды подумать, прежде чем на тебе жениться!

Я с лёгкостью увернулся от пощёчины. Слава Богу, — не от кинжала!!!

— Ах, ты, мерзавец! Куда ты от меня денешься! Зарежу и тебя, и всех твоих шлюх, кем бы они не были! Да и где ты найдёшь такую, как я?! — громко прошипела ГРАФИНЯ, тряхнув каштаном волос.

— Ты же прекрасно знаешь, что я — Бессмертный. И не зарежешь, и найду себе ещё тысячу любовниц!

— Ничего, ничего… Как-нибудь напою тебя, алкоголика и дебила, до умопомрачения, и ночью разрежу на несколько кусков. А потом разбросаю их по округе. Посмотрим мы тогда на твоё бессмертие!

— О, как, ишь ты, ничего себе, однако, ибо?!

— Да, вот так!

— Сир, уж извините, что прерываю Вашу крайне умную и содержательную беседу, но у меня к Вам пара вопросов, — с жадным любопытством и нетерпением обратился ко мне ПОЭТ.

— Боже, ну хоть вы сейчас не перегружайте мой бедный мозг, — устало произнёс я, обессилено плюхаясь на кровать. — Ладно, задавайте ваши вопросы.

— Сир, во-первых, где находится эта глушь, которая в Саратове? Это какая-то конкретная местность или нечто метафизическое, мистическое, сакральное? Во-вторых, кто такой Цвейг. Неужели снова грек?

Я сжал голову руками и зашёлся в безудержном истерическом смехе, который безжалостно сотрясал всё моё бедное израненное тело.

— Дорогой, что с тобой? — тонкие руки ГРАФИНИ обвили мою шею.

— Да ничего страшного, — я поцеловал девушку в шейку. — Странно всё как-то. Сижу вот я здесь, якобы, Бессмертный Император… Сижу непонятно где и непонятно зачем, и отвечаю средневековому поэту на его вопросы о том, где находится Саратов и кто такой Стефан Цвейг! Вот это классическая и абсолютная фантасмагория! Не убавить, не прибавить! Нет, можно ещё добавить тонкого шарма нашей увлекательной беседе: попытаться объяснить вам, как устроен атом и молекула, или рассказать о Чёрных Дырах. А ещё можно поговорить о теории относительности Эйнштейна, или о происхождении видов, или о функциях печени и поджелудочной железы, или о назначении митохондрии в клетке, или о роли эритроцитов, тромбоцитов и лейкоцитов в крови. Столько ещё крайне интересных тем существует на свете. Да… Ибо, однако…

— Успокойся, дорогой. — ГРАФИНЯ прижалась ко мне. — Всё со временем ты нам расскажешь и объяснишь.

— Кстати, соратники мои! А как по вашему, — что собою представляют Острова? — глухо и безнадежно спросил я.

— Ну, Ваше Величество, какой, однако, детский вопрос?! Острова плавают в Океане, который составляет основу нашего мира. Всё вокруг нас Океан, — с улыбкой ответила ГРАФИНЯ.

— Так, понятно… А Солнце и Луна?

— Что Солнце и Луна?

— Ну, что это такое!?

— Сир, это два небесных тела, воплощающие в себе два основополагающих начала — Лёд и Пламень, — бодро пояснил ПОЭТ. — Они вращаются вокруг Океана, попеременно сменяя друг друга.

— А что находится внутри Океана? Он сам на чём-то располагается, зиждется? Имеется ли под ним какая-то основа, платформа, или он представляет собой просто кусок воды в подвешенном состоянии? — устало спросил я. — Если Солнце и Луна вращаются вокруг Океана и Островов, то значит вокруг Океана, над ним и под ним существует какое-то свободное пространство, иначе каким образом эти два небесных тела могут осуществлять своё вращение?

— Сир, вообще-то Океан находится в огромной чёрной ПУСТОТЕ, — мягко, словно обращаясь к ребёнку, сказала ГРАФИНЯ. — Океан — это большая капля воды, на поверхности которой и плавают наши Острова. Он висит в холодном безвоздушном пространстве, а вокруг него вращаются Солнце и Луна.

— А звёзды на ночном небе, это что такое? — вкрадчиво спросил я с иезуитской улыбкой.

— Это такие же миры, как наш, Сир, — ответил ПОЭТ. — Миллиарды миров, Солнц и Лун, вращающихся вокруг неисчислимого множества таких же Океанов, как наш. ПУСТОТА бесконечна. Как-то Вы упомянули такое название э, э, э… Вселенная! Да, да, именно, — Вселенная, какое точное определение ПУСТОТЫ!

Я открыл рот и некоторое время тупо, глупо и удивлённо смотрел на своих собеседников. Я был потрясён, поражён и раздавлен! Такое представление о мироустройстве в раннем средневековье!? Или в среднем!? Чёрт его знает! Невозможно, невероятно, потрясающе! Ведь их представление о Вселенной почти ни чем не отличается от современного взгляда на мироздание!

Ну, вкралась небольшая ошибка по поводу того, что вращается вокруг чего. Ну, какая разница, что собою представляет их мир? Капля, так капля… Ну, пускай будет твёрдый шар, покрытый преимущественно водой. Планета Земля… Суть же не в этом! Главное, что они правы в основных вопросах космологии! Пустота, безвоздушное пространство, множество миров, солнц и лун. Вот это да!!! Что-то здесь не чисто. Не может этого быть! Так ли прост данный мир, как я полагал вначале? Где же он всё-таки находится!? То, что на планете Земля, — это понятно. А вот где конкретно, в какой части света? Кто же я такой, как сюда попал!?

Я встал, прошёлся по комнате, искоса поглядывая на собеседников. Ладно, все мои терзания и размышления яйца выеденного не стоят! Надо взять себя в руки и двигаться дальше. Главное, что я с каждым днём вспоминаю всё больше и больше. Это хорошо, очень хорошо… Ничего, скоро моя бедная память придёт в норму, превратится из чумазой затурканной Золушки в великолепную и прекрасную Принцессу, и вот тогда уж я развернусь в полную силу, по полной программе! Дайте время!

— И так! Вернёмся к нашим баранам, — бодро сказал я, и, увидев недоумение на лицах моих собеседников, пояснил. — Это образное выражение такое, не удивляйтесь, потом подробно объясню. Так, вот… Саратов — это город в стране под названием Россия. Находится на реке Волге. Уехать в глушь, в Саратов, — это означает бросить всё к чёртовой матери, покинуть жён и любовниц. А, возможно, даже и детей, и друзей, и любимых собак и кошек. Устав и вымотавшись, плюнуть на всех и на всё! Послать их всех куда подальше! Подумать в одиночестве в серой глуши о судьбе и о смысле бытия. Подумать о том, как всё начать сначала. Подумать о предназначении. В Саратове можно изменить, улучшить свою жизнь, или загубить её окончательно и бесповоротно… Понятно?

— Понятно, Сир, вполне понятно!!!

— Далее… Что касается Цвейга. Был такой новеллист, романист, поэт. Родился в Вене, путешествовал по свету, писал, страдал, как и все мы. Плохо кончил. Вот и всё.

— Сир, а где находится Вена, это город такой, что ли? — жадно поинтересовался ПОЭТ. — Неужели в Греции? А как Цвейг кончил свою жизнь, насколько плохо?

— Вы меня достали этой Грецией! — рявкнул я. — Ещё раз услышу о Греции, возьму у ГРАФИНИ взаймы кинжал и зарежу вас, как турок грека или армянина.

— А кто такие турки, Сир? Они, очевидно, живут рядом с Грецией, если способны зарезать греков? А кто такие армяне?

— О, о, о… Дорогая, я больше не могу!

— Ну что же вы, сударь, буквально затуркали Его Величество своими бесконечными вопросами! — строго сказала девушка. — Не забывайте, что он ранен, болен, весь на нервах!

— Сир, прошу меня простить, но Вы должны понимать, как интересно постигать чужой, загадочный и таинственный мир! Я же хорошо покопался в библиотеке БАРОНА. Узнал очень много нового. Так надоели эти Острова, Вы бы знали! Я давно подозревал, что мир намного больше, чем мы его себе представляем! Эх, преодолеть бы этот проклятый Океан! Сколько впереди всего непознанного, интересного, необычного и великого!

— Ладно, — смягчился я. — Отвечу на все ваши вопросы, любознательный вы наш. И так… Вена находится не в Греции, а в Австрии. Эти две страны в принципе располагаются недалеко друг от друга. Цвейг не был греком, он был евреем. Есть такая нация, похожая на греков. Кстати, армяне похожи на тех и на тех. Цвейг ушёл из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного. Идиот! Вот так, и пока всё…

— Сир, прошу Вас, — что-нибудь из Цвейга, для Цитатника! — взмолился взволнованный ПОЭТ. — Я, кстати, его давно не пополнял. Работаю в основном над основной частью Летописи, описывающей Ваши необыкновенные странствия, жестокие и кровавые сражения и великие свершения.

— Странствия, сражения и свершения… — довольно улыбнулся я. — Хорошо сказано. Мне нравится…

Я встал, тяжело прошёлся по комнате, глубоко задумался, затем взял со стола вилку, ткнул её в ломтик помидора, с удовольствием его пожевал, потом засмеялся и сказал:

— Знаете, ничего особо умного не приходит в голову. Вспоминаю «Смятение чувств», «Амок», «Шахматную новеллу»… Всё в голове перемешалось. Но, глядя на наш чудесный стол, вспомнилась одна интересная, высказанная как-то Цвейгом, фраза. «Когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это не иначе, как союз против повара».

Все засмеялись, посмотрели на холодный стол.

— Сир, сейчас прикажу всё быстро разогреть, — сказала ГРАФИНЯ. — Эту запечённую свинину, я думаю, лучше употреблять горячей.

— Конечно, дорогая, конечно, я согласен. Что-то слишком увлеклись мы говорильней, пора порадовать не только интеллект, но и желудок, — добродушно произнёс я. — Поговорить мы всегда успеем, а вот всласть пожрать, может быть, в следующий раз вовремя и не удастся. Жизнь у нас сейчас такая, увы.

— Сир! — нахмурилась ГРАФИНЯ. — Ну что за моветон! И вообще! Не сглазьте!

— Всё, умолкаю, моё солнце! Так, где же всё-таки в данный момент находится ШЕВАЛЬЕ? Бог с ним, я его прощаю! Молодо-зелено! Что же тут поделаешь. Сибирь подождёт до следующего раза. Где этот великий шпион современности?

— Сир, следующего раза не будет, я за ШЕВАЛЬЕ ручаюсь, — мягко сказала ГРАФИНЯ.

— А вот это ты зря, — грустно произнёс я. — Я иногда за себя не могу поручиться, а как можно ручаться за другого человека? Так, где же всё-таки находится в данный момент ШЕВАЛЬЕ?

— Государь, вообще-то ШЕВАЛЬЕ остановился в соседней комнате, ждёт Ваших указаний, — осторожно сказал ПОЭТ.

— Заговор, — констатировал я и улыбнулся.

— А как ты хотел? — усмехнулась ГРАФИНЯ. — Из заговоров, крупных или мелких, существующих в той или иной форме соткана вся наша жизнь.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

ШЕВАЛЬЕ имел вид бледный и печальный. Его левая рука и правое плечо были обмотаны бинтами. Зайдя в комнату, он, молча и глубоко мне поклонился, потом тяжело опустился на одно колено, вытащил из ножен меч, на вытянутых руках выставил его перед собой и, посмотрев, наконец, мне прямо в глаза, произнёс:

— Ваше Величество, я совершил поступок, недостойный звания дворянина и Вашего приближённого. Я не прошу прощения, потому что не заслуживаю его. Велите казнить или миловать…

Я подошёл к юноше, некоторое время задумчиво созерцал его затылок, потом прошёлся по комнате, посмотрел в окно на тёмно-синее глубокое небо, перевёл взгляд на ГРАФИНЮ, затем на ПОЭТА. Оба они смотрели в пол. В комнате и во дворе замка царила тишина. «Странно», — подумал я, — «А почему так тихо?».

— ШЕВАЛЬЕ, а почему вокруг так тихо? — спросил я юношу.

— Что, Сир? — он вздрогнул и поднял голову.

— Я не слышу вокруг никаких звуков. Ну, должны же говорить люди, звенеть оружие, хлопать двери, лаять собаки, мяукать кошки и так далее, и тому подобное.

— Сир, во всём замке введён режим полного покоя. Это сделано для того, чтобы процесс Вашего выздоровления проходил как можно быстрее и эффективнее, — мягко сказала ГРАФИНЯ. — Все войска выведены в поле, там разбит временный лагерь. В замке находятся только Гвардейцы.

— Меры, предпринятые вами, несколько излишни, но благодарю за заботу. Кстати, каковы наши потери, ШЕВАЛЬЕ?

— Сир, мы потеряли в общей сложности четыреста человек убитыми. Почти семьсот — легкораненые, пара сотен ранены тяжело, — торопливо ответил юноша. — Основные потери мы понесли во время штурма замка.

— Жаль, жаль… Что там с конницей и с Гвардией?

— Сир, в кавалерии, к сожалению, двадцать человек убиты и шестьдесят ранены, — поморщился ШЕВАЛЬЕ. — Пираты всё-таки оказали определённое сопротивление. А вот в Гвардии, слава Богу, все живы! Ну, пара десятков легкораненых не в счёт. Вот что значит тяжёлое вооружение и отменная физическая подготовка!

— Суть не в вооружении! Суть в духе, организации и дисциплине! — я строго посмотрел на юношу.

— Совершенно с Вами согласен, Государь!

— А вообще-то, потери наши, конечно, сравнительно незначительные. Ну и слава Богу!

— Сир, так каково Ваше решение в отношении ШЕВАЛЬЕ? — мягко напомнила мне ГРАФИНЯ.

— Оставьте свой меч пока при себе, сударь! — я подошёл к юноше и поднял его с колен. — Что же его у вас отнимать, если я вам его совсем недавно подарил. Как никак его выковал лично Первый Мастер Первой Горы по моему заказу. Императорскими подарками просто так не разбрасываются. Этот меч я верну себе обратно только в двух случаях: если вы со славою погибните на поле брани, или если вы ещё раз допустите ошибку, подобную вчерашней. В таком случае я собственноручно отрублю вам голову вот этим самым мечом. Понятно?! Ну, а об измене я уже и не говорю!

— Благодарю, Сир, больше никаких ошибок. А по поводу измены… Это Вы зря, извините меня за дерзость. Я Ваш самый преданный и верный слуга навеки! — звонко сказал ШЕВАЛЬЕ.

— Дай Бог, дай Бог, — задумчиво произнёс я, пристально и подозрительно глядя в глаза ГРАФИНИ. — Иногда так сложно разобраться, — кто тебе слуга, кто не слуга, кто тебе друг, а кто тебе враг!?

— Сир, очевидно, раны Ваши оказали самое неблагоприятное воздействие на Вашу тонкую и чрезвычайно ранимую натуру, — раздражённо сказала ГРАФИНЯ. — Попейте успокаивающего настоя, полежите немного в тишине и покое. Как видите, Вам созданы все условия для скорейшего выздоровления. Сейчас я позову сиделку.

— Да… Может быть вы и правы. Мне действительно нужно ещё немного отдохнуть, поспать, — печально произнёс я. — Но сначала давайте всё-таки перекусим.

Обед прошёл тихо, чинно и неспешно. Подали нам различные овощи и фрукты, запечённую свинину, жареную на сливочном масле картошку и ещё что-то по мелочам. Просто, сытно, вкусно. То, что я люблю.

В разгар трапезы ПОЭТ неожиданно задал мне вопрос:

— Ваше Величество, а в каком возрасте умер Шекспир?

Я в это время безмятежно и сосредоточенно запивал красным терпким вином кусок свинины, который с излишней жадностью запихнул себе в рот. Размеры его явно не соответствовал тем физиологическим возможностям моего организма, которые у него имелись. Для того, чтобы его успешно прожевать, требовалось определённое количество времени, поэтому я в ответ на вопрос ПОЭТА сначала поперхнулся, а потом промычал что-то нечленораздельное.

ГРАФИНЯ укоризненно посмотрела на меня, сморщила свой прелестный лобик и обратилась к ПОЭТУ:

— Послушайте, сударь, не кажется ли вам, что вы приняли слишком близко к сердцу этого Шекспира? Ну, дался же вам Шекспир! Допустим, он был гениальным поэтом. Ну и что? Мы же недавно обсуждали эту тему. Существовали гениальные люди и до него, будут существовать и после него. Жизнь продолжается. Всё развивается и меняется. Как выразился наш Император, — это «диалектика!». У вас имеется достаточное количество времени для того, чтобы прославить своё имя. Дерзайте, думайте, творите и всё будет в порядке.

— Вообще-то, с Шекспиром не так всё просто и однозначно, — вмешался я в разговор, дожёвывая мясо. — Злые языки утверждают, что не он был автором своих сонетов и пьес. Не тот уровень… Не то образование, не то воспитание, не тот кругозор. Кто знает, кто знает… Шекспир прожил, если мне не изменяет память, пятьдесят или пятьдесят три года. Много это или мало? Не знаю. Но то, что в конце жизни он явно выдохся, — это факт.

— Вот как? — удивился ПОЭТ.

— Да, это правда. И вообще, закончим, наконец, тему Шекспира! Неизвестно ещё, кто более талантлив, вы или он, — я весело посмотрел на ПОЭТА. — У вас действительно ещё всё впереди. Кстати, как говорил Шекспир: «Отрицание своего дарования — всегда ручательство таланта!». Что же, займитесь самоистязанием на некоторое время, пожалейте себя, посомневайтесь, помучайтесь. Это пойдёт вам на пользу. Ну, а потом снова за дело! Всё, пока хватит о Шекспире! Попозже, как-нибудь на досуге мы обсудим пару-тройку его пьес, прежде всего «Гамлета», а сейчас довольно!

— Сир, а кто более велик, — Сократ или Шекспир? — с жадным любопытством спросил ШЕВАЛЬЕ.

— ГРАФИНЯ, ради Бога, ну сделайте же что-нибудь, я сейчас сойду с ума, — простонал я. — Дались же им два этих типа!

— Господа, нельзя сравнивать великого философа и великого поэта, — назидательно произнесла девушка. — Как можно сравнивать солнце и луну, море и горы, цветущую розу и стоящий посреди поля могучий раскидистый дуб, летящего над высокой травой оленя и скользящего по снегу барса, поющего соловья и парящего в вышине орла? Довольно глупое и бессмысленное занятие.

— Ах, ты моя умница! Как хорошо и точно сказано! — восхитился я. — Общение со мною явно не проходит для тебя даром и идёт на пользу!

— Спасибо, Сир, надеюсь, мы дополняем друг друга, — сухо и нервно ответила девушка.

Обед закончился, все разошлись. Я принял из рук сиделки очередную порцию таинственной целебной настойки, с отвращением, но беспрекословно осушил всю ту же грубую глиняную кружку, упал на кровать и мгновенно уснул.

Сначала сон был крепким, но потом стал зыбким, тревожным и беспокойным. Я видел какие-то доселе неизвестные мне расплывчатые лица, которые постепенно стали обретать знакомые и реальные черты. Молча и тяжело прошёл мимо меня МАГИСТР, громыхая доспехами и ведя за повод своего могучего коня. Мрачно, исподлобья глянул на меня БАРОН, опирающийся на меч и стоящий на россыпи камней на фоне заснеженных гор. Весело ухмыльнулся КАПИТАН, держась за высокую мачту яхты. Задумчиво улыбнулся ГРАФ, сидящий у пылающего камина. Печально посмотрел на меня ПОЭТ, грызя остро заточенный карандаш. Прогарцевал мимо меня ШЕВАЛЬЕ на великолепном Горном Жеребце. Грустно взглянули на меня ГРАФИНЯ и ФРЕЙЛИНА, почему-то стоящие рядом друг с другом. Тревога, словно холодный, болотный, утренний туман обволокла, заполнила и начала переполнять меня.

Потом я вдруг отчётливо и ясно увидел огромную каплю воды, вращающуюся в чёрной пустоте Космоса, сопровождаемую Солнцем и Луной. На одной стороне поверхности капли возвышались три маленьких острова, на другой располагались до боли знакомые мне материки и острова планеты под названием Земля. Так вот как всё устроено!? Так вот где я нахожусь! Как всё просто! Неужели всё так просто!? Но почему же я привязан к этим Островам, почему я никак не могу вырваться в большой мир за их пределы!? Странно, непонятно…

Затем я окунулся в какой-то серый, мутный круговорот, затягивающий меня неизвестно куда. Я напряг все силы, сопротивляясь ему, вырвался из его крепких и липких лап, облегчённо вынырнул на поверхность и увидел вокруг себя тьму. И в этой тьме вдруг предстала передо мною женщина, которую я когда-то любил, и которую я так неожиданно и глупо потерял!

«С любимыми не расставайтесь…». Она с укоризной смотрела на меня и сердце моё пронзила такая печаль! О, моя любимая женщина! Чёрные, раскосые, грустные глаза… Полу улыбка, полу гримаса, полу жизнь, полу смерть… Как нехорошо на душе, как тревожно и как стыдно…

Проснулся я ближе к вечеру. Солнце тяжело висело над землёй, готовясь на время покинуть её и отдать на растерзание холодной и безжалостной тьме. Я был весь в поту, сердце бухало в груди, руки дрожали, когда я приподнялся и сделал движение к бокалу, стоящему на крае стола. Рядом немедленно появилась сиделка, отстранила бокал, протянула мне уже до боли знакомую глиняную кружку. Я обречённо стал пить находящуюся в ней жидкость, но к своему удивлению почувствовал, что она довольно приятна, прохладна, чуть терпка на вкус, пахнет мятой и ещё чем-то знакомым, но неуловимым и не совсем понятным.

Я осторожно приподнялся. Сначала сел, потом довольно решительно встал. Никакой боли, даже никаких её отголосков. Замечательно! Прекрасно, великолепно. Браво, Бессмертный! Пора двигаться дальше! Тебя, как всегда, ждут, не дождутся, великие дела!

— Эй, кто-нибудь! — крикнул я в пространство.

Дверь мгновенно распахнулась, на пороге возник бравый Гвардеец.

— Объявляю всеобщую готовность! Всех командующих и командиров ко мне! Вернее, пусть соберутся в каком-нибудь зале. Через пол часа я проведу Военный Совет!

— Будет исполнено, Сир! — рявкнул Гвардеец так, что сиделка ойкнула и слегка присела.

Вот это я люблю! Ах, ну что за ребята! Сердце радуется, душа поёт! Это же надо, — не потерять ни одного Гвардейца в битве против целой орды пиратов!? Следует довести численность Гвардии хотя бы до тысячи человек, а можно и больше. Тогда я, возможно, смогу обойтись вообще без остального войска. Посадить ребят на коней… При их-то вооружении и физической подготовке любого противника сметут! Да нет, — это я погорячился. А если мне будут противостоять тысяч десять-пятнадцать воинов, или более? Чтобы справиться с таким количеством бойцов всё-таки необходимо иметь более-менее приличное войско. А лучники? Они доказали свою исключительную эффективность. Вон как выкосили почти половину пиратов! Нет, Гвардия, на то она и Гвардия, — лучше меньше, да лучше. А вот количество лучников следует увеличить, это факт.

На Военный Совет собрались все мои соратники почти в полном составе. Почему почти? Не было Командующего из Второй Провинции.

— Сир, Командующий очень болен, просит извинить его за невозможность предстать перед Вашими очами, — сухо доложил ШЕВАЛЬЕ и криво усмехнулся.

— Пожелайте ему скорейшего выздоровления, — также сухо произнёс я, а про себя облегчённо подумал: «Ну что же, тем легче мне будет выполнить взятые на себя перед ГРАФИНЕЙ обязательства. Всё одно к одному. Пускай их пути не пересекаются. Ведь Командующий наверняка участвовал в войне против отца ГРАФИНИ».

Совещание я провёл быстро, говорили все по существу, докладывали коротко, чётко и ясно. И так… По самым последним разведывательным данным ГРАФ успешно осуществлял продвижение вглубь территории Первого Острова. Состоялось несколько более-менее значительных сражений, которые РЕГЕНТ проиграл. В настоящее время боевые действия проходят в Центральной Провинции, смещаясь к нам. Пришло моё время! Юг покорён и объединён, за несколько дней я сколочу хорошую армию и двину её на Север, на соединение с ГРАФОМ. Везде разосланы разведчики, лазутчики и специальные агенты, которые предпримут все возможные меры к дезориентации и разложению врага, а также к реализации пропагандисткой компании под лозунгами: «Первый и Второй Острова — едины», «Да здравствует Император, наместник Бога на земле, великий победитель пиратов, любящий отец народа!» и «Помните, — главный наш враг придёт из ОКЕАНА! Острова, объединяйтесь!».

Особый акцент делался на мою победоносную и славную битву с морскими разбойниками. В слухах, передающихся по Острову из уст в уста, количество участвовавших в бою пиратов доходило уже до пяти тысяч. Красочно описывалась наша с АНТРОМ героическая атака, неотразимый удар тяжёлой кавалерии и грозное шествие Имперской Гвардии!

Правда, об участии в битве лучников почему-то не упоминалось вообще. Ну что же, мои верные стрелки, надеюсь, на меня не обидятся. Ничего, закончим войну, всех отличившихся вознагражу по заслугам! Но это потом, потом… А пока всё идёт хорошо. Потери наши минимальные, войска набрались кое-какого боевого опыта, настрой у всех позитивный, оптимистичный. Думаю, что какого-либо значительного сопротивления на своём пути на Север мы не встретим, а если и встретим, то, надеюсь, легко его преодолеем.

С другой стороны, не стоит сильно расслабляться, вернее, не стоит расслабляться вообще! Как известно, мы здесь, на земле, предполагаем, а Бог там, на небесах, располагает! Бдительность, осторожность, ещё раз бдительность и осторожность! Меня должна кое-чему научить история с пиратами. Вон как они неожиданно появились, да ещё и в таком количестве! Кто-то же их собрал, подготовил, организовал, направил, возглавил?!

А если бы меня и ЗВЕРЯ не было под стенами крепости? А если бы я просто послал для её взятия войска, рассчитывая на наше численное превосходство и неплохую организацию, а сам бы остался в Первой Провинции готовиться к походу на Север? Была такая мысль, была…. Хотел объективно оценить боеспособность своих войск, проверить умение командиров ими руководить в моё отсутствие. Разбили бы нас. Как пить дать, разбили бы! Для меня это было бы почти катастрофой! Все эти мысли беспрерывно кружились в моей голове, пока шло совещание.

— Сударь! — прервал я Второго Барона. — Скажите, а не можем ли мы увеличить количество лучников ещё хотя бы человек на сто-двести? Уж очень мне понравились эти ребята.

— Сир, постараемся, всё будет зависеть от работы мастерских Первой Горы, — пробасил воин. — Вы же понимаете, что луки наши особые, уникальные. Штучный товар, так сказать…

— Понимаю, понимаю… Вы уж постарайтесь. Всем Мастерам гарантирую премиальные от Императора! — я встал, не торопясь, прошёлся по мраморным плитам обеденного зала, где проходил Военный Совет. — Кроме этого, подберите-ка мне ещё сотню Гвардейцев, а лучше две-три. Надеюсь, достойные молодцы в трёх Провинциях найдутся? Жалование всем соответствующее, льготы всякие, как положено. После войны всем уцелевшим, — дворянство!

По залу прокатился недоумённый ропот.

— Да, да, вы не ослышались! За свои владения не беспокойтесь, земельный вопрос решим по справедливости. Контрибуцию и конфискацию по-прежнему никто не отменял. Доспехи и вооружение гвардейцам, — самое лучшее. Да, я считаю целесообразным посадить всех на лошадей. Будет такая тяжёлая Конная Гвардия. Представляете, пятьсот-шестьсот бойцов-молодцов, в сияющих доспехах, на мощных конях, закованных в броню! Это ж, какая будет сила, а!?

По залу пронёсся гул одобрения. Идея всем явно понравилась.

— Ну, а в случае применения ЗВЕРЯ, Гвардейцы должны быть готовы к бою в пешем строю, им не привыкать. Коней в тыл, и пятью-шестью шеренгами, щит к щиту, вперёд, вперёд, на прорыв, если это понадобится! Так, чтобы земля дрожала, а у врага поджилки тряслись!!!

Я возбуждённо прошёлся по залу.

— ПОЭТ!

— Я, Сир!

— Вам поручаю особое задание чрезвычайной важности! Придворный Поэт, собственно, для того и существует. Для выполнения особых заданий. Премиальные гарантирую. После выполнения задачи сможете не вылезать из кабаков и борделей целую неделю!

По залу прокатился одобрительный и понимающий смех.

— Весь во внимании, сир! — ПОЭТ напрягся, как перед забегом на короткую дистанцию.

— Вам поручаю сочинение Гимна Императорской Гвардии. Вещь должна получиться величественной, мощной и одновременно жизненной, всем понятной и ясной, без особых изысков и поэтических вывертов. Под Гимн нужно чеканить шаг, соблюдать ритм движения, держать строй. Он должен как бы завораживать, гипнотизировать, рождать бесстрашие и презрение к врагам и к смерти! Понятно!? Повторяю! Какие-либо поэтические изыски и выкрутасы в этом произведении совершенно не обязательны и крайне неуместны!

— Понимаю, Сир! Задача не так проста, как кажется, но постараюсь оправдать Ваше доверие!

— Эх, сударь, для выполнения простых задач у меня имеются простые люди. Число их тьма. А вот для решения сложных проблем у меня в запасе единицы. Собственно, таков один из главных законов развития природы и общества: «Чаще всего побеждают сильнейшие и умнейшие. Соединение в одном лице этих двух качеств рождает непобедимость!».

— Сир, — начал, было, ПОЭТ, но я решительно прервал его:

— Ради Бога, только не спрашивайте меня, кто это сказал, — не греки ли? Нет, не они! Это моя мысль. Всё, точка! Через пару дней жду Гимн, идите, творите!

— Есть!

— ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ!

— Я, Ваше Величество! — рявкнул бравый вояка.

— Вы помните критерии отбора в Гвардию?

— Ваше Величество, обижаете! Молодцы-бойцы должны разгибать подковы, сворачивать быкам шеи и разбивать о свои головы самые крепкие пивные кружки!

— Я вас прошу несколько смягчить критерии отбора. Вполне достаточно будет поднимать какой-нибудь тяжёлый булыжник, отжиматься от земли раз тридцать-сорок, да разбивать кулаком пару-тройку кирпичей. На своё усмотрение придумайте ещё что-нибудь, такое, — особое. Да, и не берите в Гвардию явных дураков. Пусть с кандидатами предварительно лично беседуют ПОЭТ, или ГРАФИНЯ. Всё-таки это будущие дворяне!

— ГРАФИНЯ!? Но, Сир… — округлил глаза ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Согласен… Ляпнул не то. Глядя на её сиськи, даже у меня из головы исчезают все мысли, кроме одной. Ну, вы понимаете, какой… Участие ГРАФИНИ в приёмной комиссии исключить.

По залу пронёсся лёгкий и сдержанный смех. На этом Военный Совет был завершён. Все шумно разошлись. Тяжёлая дубовая дверь закрылась, и я остался один.

Рядом, как всегда неожиданно, материализовался ЗВЕРЬ. Пыхнул паром, коротко рявкнул, зевнул, тяжело застыл около моего кресла. Я задумчиво посмотрел на него, погладил по густой, чёрной, слегка искрящейся шерсти, почувствовал покалывание в пальцах, вздохнул. Пёс, как всегда в таких случаях, недоумённо выкатил свои умные янтарные глаза, хрюкнул. Я привычно засмеялся. Что поделаешь, ритуал есть ритуал. Вся наша жизнь — это один длинный, сплошной ритуал с вариациями. Куда от этого денешься… Я расслабился, задумался, прикрыл глаза.

Раздался едва уловимый шелест, я почувствовал какое-то движение. Лёгкий ветер, передавая прощальный привет от устало заходящего багрового солнца, тёплым порывом почти невесомо коснулся моего лица. Я открыл глаза. В зал легко и грациозно вошла ГРАФИНЯ. Два Гвардейца за её спиной быстро и бесшумно закрыли тяжёлую дверь. Девушка осторожно обошла застывшего ЗВЕРЯ, приблизилась ко мне, присела на стул. Мы помолчали, полюбовались величественным заходящим солнцем.

— Быть ветру, дождю, грозе или, скорее всего, урагану, — медленно, тягуче и чуть с хрипотцой, как мне это нравилось, произнесла ГРАФИНЯ.

— Почему ты так решила? — лениво спросил я. — Хватит с нас ураганов и гроз, о молниях я уж и не говорю.

— Да, молний давненько не было.

— Тьфу, тьфу, тьфу! Сплюнь, прошу тебя!

— Зачем мне сплёвывать? Это какой-то обычай? — тихо спросила девушка.

— Вроде того… В таких случаях следует ещё и креститься, но я этого никогда не делаю принципиально, так как в Христа не верю. В Бога верю, а в него — нет!

— Кто такой Христос?

— Странно, что на Островах отсутствует христианство. Меня это напрягает и сильно озадачивает. Очень странно. Ничего не понимаю…

— Так кто такой этот Христос?

— Иисус Христос из Назарета, Сын Божий, Мессия… После того, как его распяли на кресте и он своей мученической смертью искупил грехи человечества, он, якобы, воскрес, вознёсся на небо, — я устало опустил голову, положил её на мраморный стол, с наслаждением ощутил его тяжёлую прохладу. — Ты ничего о нём не слышала?

— Абсолютно ничего. А когда он жил? Кто и зачем его распял? Как мог один человек искупить все грехи? Ерунда какая-то… Как он мог воскреснуть? Что было дальше?

— Что было дальше? — я поднял голову и зло произнёс. — А ничего и не было на самом деле. Христос — это миф, сотворённый для человечества-ребёнка группой воспитателей-фантазёров, у которых было хорошо развито воображение. Не засоряй свою прелестную головку всякой ерундой! Знаешь, сколько вот таких индивидуумов с засорёнными головами ходят кругом? Сотни миллионов!

— Успокойся, милый… И где же они ходят, — эти индивидуумы? По Третьему Острову? Неужели он настолько велик, что по нему свободно бродят эти сотни миллионов? А может быть, они ходят где-то за Океаном и мир намного больше, чем мы его представляем, вернее, чем я его себе представляю? — усмехнулась девушка.

— О, я вижу, ты неплохо соображаешь!

— Да уж, с кем поведёшься, от того и наберёшься. А точнее, с кем поведёшься, от того и родишь! Я имею в данном случае рождение умной мысли. А вообще-то, я успела немного ознакомиться с содержанием книг в библиотеке БАРОНА.

— Боже мой, как всё просто! — усмехнулся я. — А откуда это: «С кем поведёшься, от того и наберёшься. Или родишь?». Ты сегодня просто в ударе!

— Ты как-то цитировал эти поговорки в сильном подпитии. ПОЭТ занёс их в Цитатник. Кстати, я ещё раз повторяю, — тебе надо меньше пить. Это вредно даже для Бессмертного.

— Ты знаешь, мне кажется, что пью я не просто так, — устало сказал я. — Это мне жизненно необходимо делать, так как в противном случае я могу сойти с ума. Я чувствую это интуитивно, понимаешь? Что-то не в порядке с моей психикой. Алкоголь помогает расслабиться, сбросить напряжение. Мне иногда кажется, что если я брошу пить, то просто взорвусь, как котёл, переполненный паром! Не знаю, может быть, это стандартное оправдание любого алкоголика, но у меня всё действительно так.

— Ладно. Бог с ней, с выпивкой, тем более, что она, то ли к счастью, то ли на беду, на твоё здоровье не оказывает абсолютно никакого отрицательного воздействия, — раздражённо произнесла ГРАФИНЯ. — Вернёмся к нашей основной теме.

— А какая тема у нас основная, моя прекрасная Леди?

— Шутки в сторону. Расскажи-ка мне поподробнее о Третьем Острове, об Океане и о том, что происходит за его пределами.

— Дорогая моя, ты забыла, что у меня до сих пор имеются проблемы с памятью?!

— Но в последнее время в этой сфере я наблюдаю очень быстрый и значительный прогресс, — пристально посмотрела на меня девушка.

— Да, прогресс налицо… Но, увы, увы… Он относится больше к каким-то общим понятиям, к событиям и людям, которые были и жили когда-то. Но когда дело доходит до конкретики, до меня самого, то я упираюсь в тупик. Прошлое я помню эклектично, отрывочно. Оно всё в тумане, причём до недавних пор он был очень густым. Сейчас значительно рассеялся. Очень значительно…

— Да, я вижу, что память твоя восстанавливается очень быстро.

— Конечно, восстанавливается. Это естественный и закономерный процесс. Но чувствую я себя, словно ёжик в тумане, понимаешь?

— Какой ёжик, при чём тут ёжик и туман? Что за бред!? — возмутилась девушка.

— Ну, есть такой мультфильм… Он из моего далёкого-предалёкого детства, — печально вздохнул я.

— Что такое мультфильм?

— Бог с ним, с мультфильмом… Просто есть такая история. Значит, попал ёжик в туман. Ничего не понятно ему. Как-то зябко, тоскливо, зыбко, одиноко, загадочно, неясно, таинственно и странно всё вокруг. Туман — это аллегория. Понимаешь? Словом, ходит ёжик в тумане, бродит один. А тут, глянь! Неожиданно вырисовывается из тумана лошадь, или ещё кто-то, или что-то. Общая картина мира скрыта магической пеленой, а частности сквозь неё периодически проступают. Понимаешь?

— Теперь понимаю…

— Ну вот, например… Тот же, уже набивший мне оскомину, Сократ. Я знаю в общих чертах, кто он такой, где и когда жил, что писал и о чём говорил, но не более того! Вот он, — Сократ. Сидит в своей Греции на берегу Эгейского моря, о чём-то думает. Козы на скалах пасутся, пастух играет на какой-то дудке, мимо проходит воин с круглым щитом. Вот, собственно, и всё. А где конкретно находится эта Греция, что там за морем, чёрт его знает. Я имею отрывочные представления об истории Греции. Но что с ней происходит сейчас? Вижу и понимаю частное, но нет привязки к общему, нет единой и стройной картины. Так, одни разрознённые фрагменты. С каждым днём их становится всё больше и больше, но в нечто целое и завершённое они пока объединяться не желают, как я не стараюсь.

— А Третий Остров? — с надеждой спросила ГРАФИНЯ.

— Что Третий Остров?

— Какой он, как там живут люди, и так далее?

— Ну, здесь полный и безнадёжный мрак. Абсолютно ничего не помню, — горько вздохнул я и огорчённо поморщился.

— А как же тот твой рассказ: про вероломное нападение, про удар по голове, про плавание в Океане? — удивилась девушка.

— Чистейшая выдумка, фантазия, бред, блеф! Увы…

— Фантазия, блеф?! Боже мой, так, может быть, ты и не Король вовсе? — ужаснулась ГРАФИНЯ.

— Была у меня такая кощунственная мыслишка. Я с нею даже поделился как-то с БАРОНОМ, — усмехнулся я. — Он сразу же её очень просто опроверг и развеял все мои сомнения.

— И каковы были его аргументы?

— Аргумент… Всего-навсего один аргумент, но весьма и весьма весомый в любых смыслах этого слова. Он перед тобою, — я устало кивнул в сторону ЗВЕРЯ.

Собака встала, не торопясь, потянулась, зевнула, тяжело прошлась по залу, подошла к окну, задумчиво посмотрела в пред сумеречное высокое небо. Оно было чистым, как только что выстиранная простыня. ГРАФИНЯ, как загипнотизированная, смотрела на Пса, словно пыталась отыскать и разгадать в нём какую-то очень важную, вселенскую тайну. Собственно, так оно и было. Тайна стояла перед нами. ЗВЕРЬ являлся одним из трёх имеющихся у меня ключей к заветному, загадочному и вожделённому СУНДУКУ, который был наполнен всевозможными знаниями, но хранился неизвестно где и у кого. Как всегда, — это проклятое «НО!». Две буквы, дарующие разочарование. Обязательно возникает это чёртово «НО!».

— Да, АНТР имеет место быть, он вполне реален и служит тебе, — задумчиво сказала ГРАФИНЯ. — Это совершенно очевидный факт. От него никуда не денешься. Любой спор по этому поводу не имеет абсолютно никакого смысла.

— Вот то-то же и оно!

Мы помолчали… За окном сумерки стремительно перерастали в ночь. Зазвенели цикады, гортанно, протяжно и на все лады заквакали лягушки, заухала в полях какая-то ночная птица. Потянуло лёгкой, но довольно ощутимой прохладой и сыростью, чуть пахнущей тиной.

— А чем закончилась эта история с ёжиком в тумане? — неожиданно спросила ГРАФИНЯ.

— Я, честно говоря, не совсем помню её. Ну, ходил-ходил, бродил-бродил удивлённый и очарованный ёжик в этом самом тумане, познавал мир в его изменённом обличье, с кем-то встречался, вёл беседы. А в конце вдруг задал странный, но закономерный вопрос: «А как же там лошадь?». Кажется, так… — тяжело вздохнул я.

— Интересная история, но несколько наивная и глупая…

— Я так не думаю…

Мы снова помолчали. В дверь постучали. После моего разрешения войти в зале появились несколько Гвардейцев. Они быстро зажгли свечи в канделябрах на стенах и на столе, стараясь громко не греметь доспехами и оружием, молча удалились.

— Кто же всё-таки ты такой, чёрт тебя подери! — вдруг громко и раздражённо произнесла ГРАФИНЯ, а потом неожиданно горько всхлипнула. — Мне надоела неопределённость! Я ненавижу, когда что-либо не знаю или не понимаю! Надоело всё и все! Не могу больше так!

— Разрешите представиться, — встал и слегка поклонился я. — Его Величество, Император Трёх Островов, Король Третьего Острова, победитель пиратов, гроза врагов, отец народа!

— Да, уж! — раздражённо фыркнула девушка.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, положил руки ей на плечи, слегка сжал их.

— Дорогая, успокойся! В последнее время я наблюдаю у тебя явно упадочнические настроения. Мне самому приходится не сладко, от этого чёртового незнания подчас так на душе тошно! Давай договоримся, впредь никаких истерик! Самый главный психопат в Империи — это я! Я не намерен отдавать это звание кому-либо! Хватит недовольства и брюзжания! Ей, видите ли, надоело всё и все! Она, бедная, больше не может! От жира бесишься, избалованная сучка?! — вдруг внезапно, как со мною это бывает, возбудился и рассердился я.

ГРАФИНЯ вздрогнула, напряглась. Я нервно заходил по залу. Подошёл к столу, осушил бокал с прохладной водой. Пёс насторожился и внимательно наблюдал за мною и девушкой.

— Если тебе не нравится существующее положение дел, то скатертью дорога! Никто тебя не держит, ни к чему, помимо твоей воли, не принуждает и не обязывает! Вот так, и никак более! Выматывайся из этого замка, возьми в дорогу столько Гвардейцев, сколько тебе надо, и марш в своё занюханное и затрапезное Графство! Разводи драгоценных Горных Жеребцов, торгуй не менее драгоценными изделиями мастеров Первой Горы, лови рыбу в Тёмном озере! С голоду не помрёшь, несчастная ты наша!

Я не на шутку разволновался, кровь мощной волной прилила к голове, в висках застучало. Да, нервы у меня действительно ни к чёрту! Вспыхиваю по каждому поводу, по любому пустяку. Так нельзя. Хочу моря!

— Эй, люди! Можжевеловки мне!

За дверью послышалось быстрое и лихорадочное движение. Через весьма непродолжительное время в дверь вежливо постучали.

— Входите! — сердито крикнул я.

Дверь моментально открылась, и на её пороге появился весёлый ПОЭТ с большим подносом в руках. На подносе стояли серебряный кувшин, три таких же бокала, тарелка с нарезкой мяса и овощей.

Я, как всегда, мгновенно успокоился, сел на своё место, засмеялся.

— Сударь, вы прямо, как волшебник! Что-то у вас весьма довольный вид. Что случилось? Небось, дёрнули уже рюмашку Можжевеловки, признайтесь честно.

— Сир, признаюсь как на духу, — выпил целых три рюмки для стимуляции творческого процесса, — ПОЭТ поставил поднос на стол, поклонился мне и ГРАФИНЕ, плюхнулся в кресло, с некоторой подчёркнутой вальяжностью свободно расположился в нём.

— И какой же это творческий процесс вы стимулировали? — сухо и иронично спросила ГРАФИНЯ. — Надеюсь, у вас родился очередной шедевр философско-любовной лирики?

— Не угадали, Ваше Сиятельство! Берите выше!

— Что может быть выше? — удивилась ГРАФИНЯ. — Всё остальное только ниже.

— О, женщины, — банальность ваше имя! — я громко рассмеялся. — Истинные вершины поэзии — это Поэма, Ода, Гимн! Кстати, здесь не так уж и важно качество. Главное — мощь, чёткость, чеканность, величественность, торжественность!

Я быстро налил всем в бокалы Можжевеловки, мы чокнулись, молча выпили, закусили. Жидкость горячо разлилась по телу, голова слегка затуманилась, сразу стало покойно и приятно.

— Неужели Гимн Гвардии уже готов?! — удивился я.

— Так точно, Сир! Выполнил все Ваши рекомендации, за качество стихов не ручаюсь, но истинный экстаз в них присутствует.

— Ну-ка, ну-ка, продемонстрируйте! — заинтересовался я, наливая по второму бокалу.

— Сир, я думаю, что моё, так сказать, произведение надо назвать как-то по-другому. Всё-таки Гимн — это действительно нечто эпическое, главное, грандиозное, основополагающее. Гимн Империи! — звучит! Гимн Гвардии! — как-то не очень.

— Согласен, — сказал я. — И что будем делать?

— Марш, — устало произнесла ГРАФИНЯ. — Марш Императорской Гвардии.

— Да, да!!! — воскликнули мы с ПОЭТОМ одновременно. — Вот это именно то, что надо!

— Так вот, Сир, представьте, что Марш исполняется в походе или при пешей атаке. Идут Ваши чудо-богатыри, чеканят шаг, сотрясают землю, рождают у врагов ощущения ужаса, полной безысходности и невозможности дальнейшего бытия!

— Великолепно!!! — с восторгом воскликнул я.

— О, Боже, — простонала ГРАФИНЯ.

— Сир! Марш будет вызывать у наших бойцов непередаваемый экстаз и окрылять, звать к вершинам!

— О, Боже! — ещё один раз простонала ГРАФИНЯ.

— Заткнитесь, сударыня!!! — заорал я.

— Молчу, молчу, Сир!

— Так, так, отлично! Превосходно! Экстаз — это как раз то самое, что нам крайне необходимо — оживился я.

ПОЭТ залпом осушил бокал, вскочил и начал ходьбу на месте, лихо звеня по мрамору полу металлическими набойками на башмаках, одновременно декламируя:

— Великолепно! Потрясающе! — я единым махом осушил свой бокал, вскочил, присоединился к ПОЭТУ.

Мы замаршировали вместе. Кровь вскипела в жилах, ноги чеканно впечатывались в мрамор, глотки орали на полную мощь, голоса срывались на фальцет. Воздух в зале сгустился, в нём испуганно, тяжело и хаотично металось пламя свечей.

На пороге распахнувшейся двери недоумённо застыли встревоженные часовые. Я сделал им знак рукой:

— Присоединяйтесь, господа!

Четверо огромных Гвардейцев, выстроившись вслед за нами по двое, замаршировали, вошли в ритм. Шесть глоток грянули во всю мощь лёгких:

Бледная и потрясённая ГРАФИНЯ, раскрыв свой прелестный алый ротик, с неподдельным ужасом смотрела на нас.

В её глазах я читал только одну мысль:

— Фантасмагория какая-то!

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Покинул я замок со своим войском на следующее утро. Оставил в нём небольшой гарнизон во главе с СОТНИКОМ. Перед этим провёл переговоры с одним из Баронов Третьей Провинции, который защищал замок Третьего Графа рука об руку со своим сюзереном и был захвачен нами в плен. Все остальные вассалы погибшего Графа этой Провинции сейчас воевали в неведомых краях против войск Второго Острова.

Разговор с Бароном получился конкретный и конструктивный. Во время него ЗВЕРЬ, конечно же, постоянно находился рядом с моим собеседником, очень внимательно и с большим подозрением смотрел на него, периодически открывал пасть, демонстрируя огромные белоснежные клыки, от чего пленник довольно сильно нервничал, потел, время от времени вздрагивал и заикался.

Я сразу же предложил Барону присягнуть мне на верность, напомнив ему, что Король Первого Острова и Граф Третьей Провинции погибли, и он теперь ни с кем никакими обязательствами не связан и может с чистой душой признать мою власть. После недолгих раздумий сей господин согласился с моим предложением и принял Присягу Верности в присутствии моих ближайших сподвижников. Потом я дал ему указания по поводу мобилизации всех имеющихся в Графстве сил и назначил его их Командующим, а так же даровал ему звание Генерала Империи. Через неделю Барон должен был подтянуть свои войска к моей Резиденции. Вот, собственно, и всё. После этого я со своим войском отправился домой.

Домой, домой… Где же мой истинный дом, тот самый, настоящий, где я родился, вырос, где меня воспитали? Существует ли в мире такое место? В каком мире, где? Ну не из пустоты же я появился на свет, в конце концов!? Не может быть, чтобы я, вот так, внезапно возникший, неизвестно откуда пришедший, очутился на том благословенном пустынном пляже. У меня, как и у всех, должны быть родители, родственники, друзья, знакомые. Кто же я такой, где и на кого учился, каковы были род моей деятельности и профессия в той, другой и загадочной жизни?

Россия, Сибирь, Дальний Восток… Я помню те края, я каким-то образом с ними связан. Именно где-то там, очевидно, прошёл определённый период моей жизни. Но где конкретно это происходило, когда!? Туман, туман… В голове сплошной туман…

Ладно, чёрт с нею, с другой жизнью! Поживём пока этой, сегодняшней, реальной жизнью, в данный момент для меня чрезвычайно актуальной, интересной и, в общем-то, довольно неплохой. Сейчас я Император. Не садовник, не ассенизатор, не рудокоп, не крестьянин, не купец и даже не какой-то там удельный князь, а ИМПЕРАТОР! Это слово звучит так торжественно, так значительно, так величественно, так гордо! Это вам не Маркиз, Герцог, Царь или Король! ИМПЕРАТОР! Как же оно волшебно и сладко ласкает мой слух! Да, вот вам и ещё одна очередная жертва тщеславия! Вот ещё один индивидуум, соблазнённый и околдованный блестящей и завораживающей мишурой бытия…

И так. Мы следовали на восток в Первую Провинцию. Вокруг простирались бескрайние разноцветные степи и поля. Небо было синим, ясным, высоким и абсолютно безоблачным. Обожаю ясность во всём. Не терплю серости и в природе, и в умах, и в любви. Ах, — это удивительное и сладкое, волнующее слово — ЛЮБОВЬ!

Мы с ГРАФИНЕЙ ехали в просторной, богато украшенной карете, являвшейся до недавних пор собственностью Графа Третьей Провинции. Её предложил нам новоявленный Командующий и Генерал, мотивируя свой поступок тем, что не гоже такой прекрасной и изысканной даме, как ГРАФИНЯ, переносить превратности долгого и дальнего пути в некомфортных условиях.

Со дня знакомства с ГРАФИНЕЙ молодой человек всё время смотрел на неё восхищённым и обожающим взглядом, оказывал всяческие знаки внимания. При её появлении его лицо покрывалось румянцем, голос дрожал, дыхание срывалось. Девушка ему подыгрывала, кокетничала, даже несколько искусственно жеманилась. Но я-то уж слишком хорошо изучил свою лебёдушку! Если бы не характерные смешинки, притаившиеся в уголках её рта и глаз, то я, возможно, даже устроил бы ей пару сцен ревности. А так я всего-навсего иронично посмеивался, не обращал на псевдо флирт никакого внимания.

— Сир, а не прокатиться ли нам верхом? Недалеко отсюда, по пути, есть прелестное чистое озеро, питаемое родниками, — ГРАФИНЯ весело прервала мои вяло и лениво текущие мысли. — Пора размяться, надоела эта колымага. Два самых быстрых Горных Жеребца к Вашим услугам.

— Ну что же, предложение неплохое, — согласился я. — Последнее время я как-то отвык от карет. В них мало воздуха, мало пространства. Неподвижное состояние, медленная езда, — всё это явно вредит организму. Разомнёмся, немного растрясём свои затёкшие и потные задницы.

— Сир!

— Пардон, мадам, пардон…

— Что? Что такое — «пардон?».

— Извини, дорогая, другими словами…

— Ну, ну… — ГРАФИНЯ хмыкнула, весело засуетилась, задвигалась, быстро переоделась в мужской костюм, ловко увёртываясь от моих жаждущих её тела рук и губ.

Девушка, конечно же, прицепила на пояс узкий длинный кинжал. Я скептически усмехнулся, но тоже, кроме ПОСОХА, на всякий случай прихватил с собою и мой славный ЭКСКАЛИБУР. Мы пересели на двух рослых тонконогих Горных Жеребцов и пустили их вскачь. За нами последовал десяток гвардейцев во главе со ВТОРЫМ ШЕВАЛЬЕ.

Ветер засвистел в ушах, степь превратилась в сплошную цветную, слегка смазанную, полосу, обречённо и быстро улетающую назад. Конь нёс меня вперёд мощно и легко, густая длинная грива свободно развевалась по ветру. Ах, как хорошо! Вперёд, вперёд! Где-то невдалеке ЗВЕРЬ невидимо и решительно рассекал пространство. Я, как всегда, явственно ощущал его присутствие и периодически общался с ним на телепатическом уровне.

Графиня скакала рядом, не вырываясь вперёд и не отставая. Её роскошные, стелющиеся по воздуху густые каштановые волосы, казались продолжением гривы жеребца. Девушка искоса посматривала на меня своими чудесными изумрудными глазками, щурила их лукаво и периодически смеялась, когда я пытался её обогнать. Она сразу же легко и играючи догоняла меня, несколько секунд скакала рядом, потом, дразня, обгоняла моего коня, а затем, немного сбавив темп, снова двигалась со мною вровень. Ах, зараза, ах, чертовка! Ну, конечно же, подсунула мне жеребца послабее! Ладно, Бог с нею! Пусть повеселится, пусть расслабится! Вперёд, вперёд!

Вскоре мы одновременно подскакали к озеру. Оно, хотя и было сравнительно небольшим, но действительно оказалось удивительно чистым, прозрачным и в меру прохладным. Я быстро разделся, решительно прыгнул в воду. За мною с весёлым криком последовала обнажённая ГРАФИНЯ. ЗВЕРЬ неожиданно материализовался в ближайших камышах, брезгливо, обречённо и осторожно вошёл в воду, подняв морду к небу и выпучив глаза, довольно шустро поплыл ко мне, в очередной раз напугав ГРАФИНЮ. Девушка, направлявшаяся в это время в мою сторону, запаниковала, чуть не ушла под воду, повернула обратно к берегу.

— ЗВЕРЬ! — раздражённо гаркнул я.

Пёс мгновенно пропал, исчез, слившись с водой, небом и камышами. Только завихрения воды и волны выдавали его месторасположение.

— Голуба моя, — весело крикнул я. — Плыви ко мне.

— Жду тебя на берегу! — донеслось в ответ.

Скоро появились Гвардейцы, отставшие от нас на довольно значительное расстояние. По приказу ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ они спешились, быстро рассредоточились вдоль берега, тактично повернувшись к озеру спинами и обратив свои взоры в степь.

— Сударь! — крикнул я насмешливо начальнику Особого Отряда Личной Гвардии. — Ну, зачем вы за нами увязались! Нет от вас покоя!

— Сир, может быть, покоя и нет, но всё-таки как-то спокойнее, когда мы рядом с Вами, поблизости, так, на всякий случай! — сурово и непреклонно ответил он, не поворачиваясь ко мне лицом.

— Ответ, достойный истинного Гвардейца! — громко засмеялся я. — Прошу вас, отведите людей чуть дальше от озера. Мы с ГРАФИНЕЙ хотим немного позагорать и полюбоваться небом. Надеюсь, вы позволите нам осуществить наедине это приятное и безобидное занятие?

— Ради Бога, Государь, отдыхайте, — ворчливо ответил вояка. — Только что на него смотреть, на это небо? Небо, как небо…

— Небо никогда не бывает просто небом, — возмутилась ГРАФИНЯ, без какого-либо смущения выходя голой на небольшой и узкий песчаный пляж и выжимая волосы. — Небо, как и вода, и огонь, и горы таит в себе высший смысл, вечную, магическую и идеальную красоту, которой можно наслаждаться до бесконечности. Небо во всех её ипостасях можно познавать и познавать, не ведая усталости.

— Сударыня, а вы знаете, что только что сейчас назвали четыре земные стихии, которые, по мнению древних, заложены в основе нашего мироздания, — усмехнулся я.

— Четыре стихии?

— Да, именно так… Вода, земля, воздух, огонь.

— Да? — засмеялась девушка. — Никогда не думала об основах мироздания в таком ракурсе. А вообще, мне кажется, что подход к этому у древних был несколько примитивен. Впрочем, я не права… Не у всех древних. Кое кто из них был очень продвинут для своего времени в понимании мира. А, вообще, всё так сложно, Сир. Вселенная громадна и очень непроста по своему строению.

— Ваше последнее утверждение свидетельствует о том, что вы всё-таки задумывались над вопросами мироустройства. И к каким же выводам вы пришли, прелестница моя? Ну-ка, ну-ка, любознательная вы наша, просветите нас, тёмных, невежественных и примитивных! — заинтересовался я. — Что вы имеете в виду, когда говорите «не у всех древних»?

— Сир, я очень сильно заинтересовалась учением Демокрита, — с жаром произнесла ГРАФИНЯ, небрежно плюхаясь рядом со мною на песок.

От неожиданности я вздрогнул, дыхание моё резко прервалось, и я подавился водой, которую в это время пил из фляжки. Нарушение дыхания, к несчастью, произошло в тот момент, когда я делал из неё глубокий и жадный глоток. Я закашлялся, побагровел, лихорадочно глотая воздух, вскочил на ноги.

Я некоторое время удивлённо и бессмысленно смотрел на девушку, как на некое крайне экзотическое и мистическое существо, внезапно появившееся ниоткуда. Боже мой! Новая неожиданность! Откуда ГРАФИНЯ знает про Демокрита!? Ещё недавно полыхающие в моей голове сомнения и подозрения, вроде бы уже основательно затухшие, вспыхнули с новой силой.

Девушка, крайне встревоженная, тоже вскочила, довольно сильно несколько раз ударила меня по спине.

— Сир, что с Вами!?

— Можжевеловки мне!

— Дорогой, дыши глубже, глубже, вот так, вот так… Какая может быть Можжевеловка!? Успокойся!

Через некоторое время, отдышавшись, я вкрадчиво, мягко и как бы невзначай спросил у ГРАФИНИ:

— И каковы же основные идеи учения Демокрита? Вообще, кто это такой? Откуда ты о нём знаешь?

— Ну, полноте, Сир! — иронично усмехнулась она. — Как будто Вы не догадывайтесь.

— И всё-таки? — напряжённо улыбнулся я в ответ.

— Демокрит… Древнегреческий философ-материалист. Один из основателей античной атомистики.

— И в чём же суть его учения?

— Оно предельно просто, как всё гениальное, — легко ответила ГРАФИНЯ, переворачиваясь на живот.

Я на некоторое время забыл о Демокрите и задумчиво стал созерцать её прелестные ноги и ягодицы. Они были безупречны и я никак не смог отказать себе во вполне естественном удовольствии их поцеловать.

— Успокойся, дорогой, прошу тебя, — с деланным возмущением прошептала девушка. — Мы же не одни… Рядом Гвардейцы.

— Императору его Гвардия не помеха, — засмеялся я. — Она является помехой только его врагам и недоброжелателям.

— А чем, собственно, отличаются недоброжелатели от врагов? — усмехнулась ГРАФИНЯ?

— Как будто ты не знаешь, — проворчал я. — Чаще всего недоброжелатели — это тайные полу враги, этакие не до конца определившиеся паскудники и злопыхатели. Давай вернёмся к Демокриту.

Я с трудом оторвал свои губы от соблазнительной ложбинки на спине ГРАФИНИ, снова стал серьёзным и внимательным.

— Так что там говорил Демокрит из Фракии?

— Я так и думала, что ты придуриваешься, — ГРАФИНЯ перевернулась на спину, бесстрашно показав миру чудесную полную грудь и слегка выпуклый, безупречной формы животик.

— И всё-таки?

— Ты знаешь, меня потрясла его теория. Так необычно, смело, захватывающе! Весь мир состоит из атомов: невидимых нам, неделимых, вечных, неразрушимых частиц. Они непрерывно двигаются, из их «вихря» образуются как отдельные тела, так и все бесчисленные миры во Вселенной. Грандиозно! Я размышляла над этой потрясающей теорией все дни, пока ты с ШЕВАЛЬЕ пьянствовал на Тёмном Озере.

— Ну, во-первых, мы там не пьянствовали, а рыбачили, — возмутился я. — А во — вторых, теория об атомах, — это вовсе не теория. Демокрит был абсолютно прав. Более того, могу открыть тебе один страшный секрет.

— Какой? — глаза ГРАФИНИ загорелись, она повернулась на бок.

— Атом состоит из ещё более мелких частиц. Кроме того он делится!

Девушка потрясённо смотрела на меня.

— Так значит, весь мир действительно состоит из атомов, которые, в свою очередь, состоят ещё из чего-то!? Грандиозно!

— Не то слово, — хмыкнул я.

— Слушай, мне в голову пришла одна неожиданная мысль! — ГРАФИНЯ аж подскочила на песке.

— И какая же? — я возбудился и попытался дотронуться до вожделенного места на её теле, того, которое находится между бёдрами, но девушка с негодованием сдвинула ноги и оттолкнула мою ищущую руку. — Ну, будь же серьёзным!

— Хорошо, поделись со мною своим озарением.

— Боже мой, а вдруг эти самые мелкие частицы, из которых состоит атом, состоят из ещё более мелких частиц?! Ведь всё в мире из чего-то состоит и это чего-то, в свою очередь, должно из чего-то состоять!? И так до бесконечности?! Да нет, всё имеет свой конец… Боже мой!!!

— А ты всё довольно быстро схватываешь, дорогая. Можно сказать, на лету, — удивился я.

— А что ты думаешь об учении Гераклита? — живо поинтересовалась ГРАФИНЯ. Ну, о том, что первоначалом всего сущего является мировой огонь и что «всё течёт» и «раздор есть отец всего»?

Я застонал и устало откинулся на песок. Боже, — это уже слишком! Я сейчас сойду с ума! Гераклит и Демокрит… Здесь, неизвестно где! Их учение свободно и легко излагает средневековая ГРАФИНЯ, лёжа голой на пляже безымянного озера в глухой степи рядом с таким же голым ИМПЕРАТОРОМ!!! Истинная фантасмагория!

— Откуда, чёрт возьми, ты знаешь о Демокрите и Гераклите!? Это невозможно, это невероятно! Бред какой-то! Не могу поверить! — я вскочил и подошёл к воде, взболтал ногами её ровную дремлющую гладь, ощутил её сонную прохладу, немного успокоился.

— Ни один только ПОЭТ побывал в библиотеке БАРОНА, Ваше Величество, — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ.

— Боже, мой, как просто! А я чуть с ума не сошёл! Какой же я идиот! — простонал я и облегчённо упал обратно на песок.

— Люблю самокритичных людей, — рассмеялась девушка.

— Спасибо за оценку моей личности.

— Не за что… Вы сами себя оценили. Сир, а вообще, Вы считаете, что знания являются уделом избранных? Почему я не могу воспользоваться прекрасной библиотекой БАРОНА?

— Да суть же совершенно не в этом! Ради Бога! Запихивайте в себя любые знания тачками, грузовиками, вагонами, баржами, танкерами! Я совершенно не против! — воскликнул я раздражённо. — Суть совершенно в другом! Каким же образом эти самые знания из другого мира оказались здесь, на Первом Острове, в замке нашего общего друга?! Они что, имеют крылья, или хвосты и плавники и могут летать или плавать, как им заблагорассудится, и куда они захотят!? Вокруг нас необъятный и совершенно непреодолимый Океан! Каким образом томик Шекспира и труды Демокрита и Гераклита попали сюда!? Сами приплыл, что ли, или спустились с неба!? Не понимаю! Почему, в конце концов, я не могу оказаться в Большом Мире, который находится за пределами нашего Океана?! Сижу на этих треклятых Островах, завоёвываю какие-то совершенно ненужные мне Провинции, осаждаю замки, плету интриги, сражаюсь с марионеточными и опереточными пиратами, маюсь, мучаюсь, мечусь, страдаю от провалов в памяти и чувствую себя при этом полным идиотом!

— Ну, успокойся, мой герой, любовь моя вечная, первая и последняя! Всё будет хорошо, всё наладится! — сочувственно произнесла девушка.

— Эх, есть только одна радость, вижу только один смысл во всей этой нелепой истории, — я в отчаянии упал в жаркие объятия ГРАФИНИ. — Это ты, моя ненаглядная красота, моя любимая лебёдушка, умница моя, бесценная моя женщина!

Мне вдруг захотелось заплакать, горестно и навзрыд, но я сдержался, освободился из рук девушки, устало опустился животом на песок, закрыл глаза и стал незаметно погружаться в зыбкую дрёму.

— Сир, посмотрите на небо! — вдруг раздался громкий, полный тревоги голос ГРАФИНИ.

Я расслаблено и лениво перевернулся на спину, посмотрел вверх, охнул, резво подскочил от неожиданности. Только что полное прозрачной голубизны и абсолютного покоя небо стремительно, прямо на глазах серело и наполнялось тревожной тяжестью. Ветер усиливался, гнусно посвистывал в зарослях камыша, который стал всё сильнее и сильнее раскачиваться. По воде побежала лёгкая, почти не заметная рябь, быстро трансформирующаяся сначала в мелкие, а потом в крупные волны, с каждой минутой увеличивающиеся на глазах.

Да, давненько не наблюдалось никаких небесных явлений! Неужели снова будут молнии!? Но теперь, вроде бы, применение их против меня совершенно бессмысленно. Ведь те, кто находятся там, на верху, должны это прекрасно осознавать и понимать. Возможно, они приготовили что-то новенькое, свеженькое, более эффективное и мощное. Но что? Ладно, сейчас посмотрим, разберёмся. Настроение у меня паршивое, но очень боевое. Схлестнёмся, настойчивые вы мои, сойдёмся, как в первый и последний раз! Я готов!!!

Между тем небо ещё больше потемнело, воздух потяжелел и слегка завибрировал. Рядом со мною на мгновение возник ЗВЕРЬ. Его шерсть стояла дыбом. Искры сыпались с неё какими-то странными, длинными вытянутыми каплями. Я отдал Собаке приказ исчезнуть, что бы не пугать лошадей. Он молниеносно подчинился.

— Все на коней и прочь отсюда! — заорал я. — Это приказ! Тех, кто его не выполнит, казню! Спасайте ГРАФИНЮ! Марш, марш, марш!

Я поймал за узду одного из наших Горных Жеребцов, мощно, одной рукой закинул на него девушку, которая успела одеть к этому времени лосины и лихорадочно барахталась в куртке, путаясь в её рукавах. Затем я бросил ей свой плащ, хлопнул коня по боку. Он оскалил зубы, дико заржал, сделал свечку, но ГРАФИНЯ умело удержалась в седле. Я ещё раз ударил Жеребца, и он стрелой поскакал подальше от озера в степь. Вслед за ним помчался мой конь, за ними устремились Гвардейцы.

Я торопливо оделся, удовлетворённо ощутил под кожаной тужуркой лёгкую, но надёжную и прочную кольчугу от мастеров Первой Горы, нацепил на пояс меч, взял в руку ПОСОХ, который слегка нагрелся. Я мгновенно и уже привычно напрягся, почувствовал лёгкую вибрацию РЕЛИКВИИ, так же мгновенно расслабился. Что же, — я готов! Поразвлечёмся, вспомним былое, разомнём слегка затёкшие мышцы. Тряхнём стариной! Это тебе не с пиратами воевать, Бессмертный!

Вопреки моему ожиданию небо не почернело до такой степени, как это бывало раньше перед ударами молний, ветер был достаточно сильным, но не ураганным. Проливной дождь на этот раз отсутствовал. Так, так… Судя по всему, молний ожидать сегодня мне не стоит. По всем признакам готовится нападение Ускоренных. У меня сразу же полегчало на душе. Жить стало лучше, жить стало веселее. Слава Богу!

Кстати, а сколько их там осталось, — Ускоренных, горемык этих, камикадзе наших доморощенных? В прошлый раз МАГИСТР утверждал, что я расправился с лучшими людьми. Каковы у них там критерии отбора? Возможно, есть лучшие. Их немного… Имеются, очевидно, хорошие или средние, назовём их так. Остаются ещё неплохие, которых, наверное, большинство. Сколько же их всего в наличии: десять, пятьдесят, сто? А может быть и тысяча? Впрочем, навряд ли. Ускоренные — товар эксклюзивный, штучный и дорогостоящий. Я так думаю. А может быть я и не прав. Кто знает, кто знает…

Как говорил ШЕВАЛЬЕ, мир всегда делится на тех, кто Первый, кто Второй и кто Третий. Я с ним в принципе согласен. По-моему, пропорция распределения способностей и ролей в этой жизни такова: 5 % — Отличники, 25 % — Хорошисты, 60 % — Троечники, ну и 10 % — двоечники. Примерно так, учитывая, конечно, определённую их ротацию. Это относится и к школьникам, и к спортсменам, и к лётчикам, и к плотникам, и к дворянам, и к крестьянам, и к знатным дамам, и к шлюхам, и к королям. Может быть, я и не прав. Каждый социум имеет свои особенности, каждая историческая и просто жизненная ситуация специфична и уникальна.

Я задумчиво посмотрел на небо. Оно пребывало пока в каком-то почти статическом состоянии. Ветер вдруг стих, серые тучи угрюмо и неподвижно повисли над землёй, воздух был плотен и тяжёл, но как бы в меру, не так, как в подобных случаях раньше. Странно, — что-то новенькое. Предисловие к интересному, динамичному и долгожданному роману оказалось несколько пространным, затяжным и довольно скучным. Я начал терять задор. Это плохо. Без задора — никуда и никак!

— ЗВЕРЬ!!! — неистово закричал я, взбадривая сам себя.

Он мгновенно оказался рядом, вопросительно посмотрел на меня. Искры уже не сыпались с его шерсти, Пёс был относительно спокоен. Странно, странно, неужели ложная тревога? Я вдруг испытал целую гамму чувств: лёгкое раздражение, облегчение и некоторое разочарование. Я ещё раз посмотрел в небо, лениво положил руку на ЭКСКАЛИБУР, огляделся вокруг, подошёл к воде, вопросительно наклонился над нею и вдруг увидел отражённый в озере кусок неба. Он стремительно чернел, имел странную воронкообразную конфигурацию.

— У, У, У!!! — страшно завыл ЗВЕРЬ.

Остывший, было, ПОСОХ мгновенно нагрелся, РЕЛИКВИЯ ощутимо завибрировала у меня на груди. С Пса посыпались искры, рождающие фонтанчики пара над посеревшей водой. Гигантская воронка, образованная по чьей-то злой воле в недоступной мне вышине, опустилась ниже облаков, потом на поверхности озера обозначился ослепляющий световой круг. Воронка раскрылась с каким-то чавкающим звуком, и из неё в водоём плюхнулось нечто утробно ревущее, огромное, могучее, чёрное, явно очень тяжёлое и чрезвычайно опасное.

Упавшее тело породило огромную для такого озера волну, которая окатила нас со ЗВЕРЕМ, сбила с ног и отбросила на пару шагов в сторону. Потом наступила тишина. Я с руганью поднялся, выплюнул попавшие в рот водоросли, тряхнул волосами. Рядом, в трёх шагах от меня, раздражённо рыкнул Пёс. Я недоумённо и вопросительно посмотрел на него, он на меня, потом мы обратили свои взоры на водную поверхность. Озеро вернулось в свои привычные границы, и было совершенно спокойным и неподвижным.

Ничто больше не тревожило его пасторальную гладь: ни ветер, ни дождь, ни насекомые, ни рыбы. Стояла полная тишина. Тучи понемногу рассеивались. Чёрная клубящаяся воронка в вышине бесследно исчезла, рассосалась, развеялась, словно её и не бывало. Видимо, на высоте происходило какое-то тайное и непонятное живущим внизу движение воздушных масс. Благодатный покой, воцарившиеся в мире, длились, впрочем, не очень долго, всего каких-то пять-семь секунд.

Глубина в озере была, очевидно, достаточно большой, так как то, что упало в него, не сразу всплыло на поверхность. Но вскоре вода в центре водоёма забурлила, вздыбилась, вспучилась и из неё, взлетев в пол роста над его поверхностью, появился… огромный медведь!

Я ожидал всего, но только не этого! Медведь был действительно огромен и страшен. Длина его мощного косматого туловища достигала не менее пяти— шести шагов в длину, внушительных размеров жёлтые клыки торчали из широко раскрытой пасти, толстые лапы, увенчанные большими кривыми когтями, были похожи на причудливые восточные кинжалы.

Зверь выглядел из-за своих гигантских размеров как-то неестественно, странно, словно был искусственно перенесён в действительность из какого-то старого, глупого, примитивного фантастического фильма. Он вдруг дико заревел, быстро поплыл к берегу, а потом на удивление шустро выпрыгнул на сушу. Мы со ЗВЕРЕМ застыли на месте, поражённые явлением такого монстра. Вот это да!

Медведь, не раздумывая, решительно и с ходу ринулся на нас. Среагировали мы со ЗВЕРЕМ мгновенно, оба одновременно ускорились, отпрыгнули в разные стороны. Пришелец проскочил вперёд, быстро развернулся и, не долго думая, решительно кинулся на меня. Он сделал гигантский прыжок. Я отбросил в сторону ПОСОХ, выхватил меч, ушёл вбок, перекувыркнулся и снова ускользнул от чудовища, который чуть не задел меня своей огромной лапой. Медведь молниеносно перекрутился в прыжке, тяжело упал спиной на песок, взревел, быстро вскочил на все четыре лапы и вновь стремительно бросился в мою сторону.

Вот это да! Вот это монстр! Ускоренный медведь, да ещё явно натасканный для охоты именно на меня! Ведь он не обращает никакого внимания на Пса, хотя должен был по всем законам живой природы в первую очередь напасть на него, на того, кто представляет в данной ситуации большую опасность. Это же надо такое придумать, да не только придумать, но и воплотить в жизнь! Ускоренный Медведь! Кто за этим стоит!? Что-то мне подсказывало, что МАГИСТР, навряд ли, а вот загадочный и зловещий КООРДИНАТОР, скорее всего. Кто же он такой, какую игру и ради чего ведёт!? А может быть, существует ещё какая-то неизвестная мне третья сила? Ладно, — всё потом, а сейчас надо что-то делать с этим чёртовым медведем!

В это время ЗВЕРЬ, ускорившись, бросился на косолапого, пролетел над ним, в прыжке мощно полосонул того лапой по спине. Из неё хлынула кровь, полетели клочья шерсти. Хищник яростно взревел, но не обратил на Пса никакого внимания и снова кинулся на меня. ЗВЕРЬ мгновенно оказался рядом, прыгнул, вцепился клыками намертво в переднюю лапу медведя, повис на ней, словно гигантская пиявка. Тот встал на задние лапы, ужасно заревел и мощно отбросил от себя Собаку на пару десятков шагов! Потом чудовище снова бросилось на меня.

«Вот это да! Вот это сила!», — совершенно искренне восхитился я, а затем, почти максимально ускорившись, подпрыгнул, пропуская медведя под собой, и, дико взвизгнув, изо всех сил полосонул его мечом по боку. Снова хлынула кровь, монстр взвыл, но, как ни в чём не бывало, мгновенно развернулся, ускорился, сделал очередной стремительный и гигантский прыжок в мою сторону.

Я лихо перекувыркнулся, ушёл от столкновения с чудовищем, но один из кончиков его когтей всё-таки задел мою правую ногу. Острая боль пронзила её. Длинная, глубокая и рваная рана обезобразила правое бедро, я с ужасом увидел в ней оголённую кость. Густо пошла кровь. Я заорал от нестерпимой боли, упал на песок.

О, как, ишь, ты, однако! Вот так! Получил оплеуху!? Что теперь скажешь!? Ещё один сильный и удачный удар лапой, не дай Бог, допустим, в грудь, в сердце или по голове, и прощай, — великий, непобедимый и, якобы, Бессмертный Император!

Я сконцентрировался, насколько это было возможно, страшно напрягся, преодолевая боль, поднялся с окровавленного песка, встал на одно колено, выставил меч вперёд. Рана сильно кровоточила, ужасно болела, но, тем не менее, стремительно затягивалась прямо на глазах. Да, восстанавливаюсь я с каждым разом всё быстрее и быстрее! Ну, ну, ещё немного времени, ещё чуть-чуть! Как же мне его сейчас, именно сейчас не хватает!

Медведь, тоже истекая кровью, но, тем не менее, двигаясь довольно быстро, с ужасным рёвом снова бросился на меня. Приближался он стремительно, я видел его глаза, налитые кровью и переполненные злобой. Моё сердце готово было вырваться из груди, паника решительно овладела всей моей сущностью. Кажется всё, — приплыли, или приехали!

Я сжал в руке мелко вибрирующую РЕЛИКВИЮ, попытался было сначала максимально расслабиться, а потом сосредоточиться как положено, но это у меня с первого раза не получилось. Нога страшно болела, дикое отчаяние и чувство безысходности безжалостно и мощно захлестнули меня. Ну же, ну же! Поможет ли мне РЕЛИКВИЯ? Небесные молнии — это одно, какой-то гигантский медведь — совершенно другое!

И в это время монстра что-то остановило. Он вдруг споткнулся на половине пути, с рёвом повалился на бок, как будто его очень сильно чем-то ударили, стал яростно махать лапами с ужасными когтями, как будто боролся с кем-то невидимым. А так оно и было!

ЗВЕРЬ осуществил свою испытанную метаморфозу, превратился в невидимку и дрался с медведем почти на равных. Невидимость против явно превосходящей его силы! Это давало Псу реальные шансы на успех! На туловище чудовища появлялись всё новые и новые раны, шерсть клочьями летела в разные стороны, земля обильно окрасилась кровью. Медведь недоумённо и обиженно взревел. Мой ЗВЕРЬ вновь и вновь безжалостно продолжал атаковал его.

Но, как ни странно, косолапый держался стойко и вполне достойно, сил почти не терял, довольно быстро размахивал во все стороны своими мощными лапами со страшными когтями, утробно и злобно рычал. Настроение у него было вполне оптимистическое и боевое. Несколько раз он, очевидно, всё-таки доставал ЗВЕРЯ когтями и клыками, пытался его подмять или разорвать, но тому всё было, как с гуся вода. Он снова и снова атаковал, на туловище монстра появлялись многочисленные свежие раны, которые, впрочем, как я заметил, довольно быстро затягивались. Монстр начал слабеть, но не такими темпами, как положено это обычному животному, что позволяло ему оказывать ЗВЕРЮ вполне эффективное и активное сопротивление.

Ускоренная регенерация творила чудеса. Это же надо так?! А собственно, что здесь удивительного? У медведя был организм, явно обладающий свойствами, подобными всем Ускоренным. Почему бы и нет? Человек и обезьяна, медведь и тигр, слон и бегемот. Чем мы отличаемся друг от друга? Имеются, конечно же, какие-то существенные и несущественные различия в строении тела. Размеры разные… У всех есть мозг, более или менее развитый… Внутренние органы почти одинаковые и выполняют одни и те же функции. По своей природе мы очень тесно связаны друг с другом. Класс млекопитающих… Или отряд? Или, вернее, класс позвоночных? Всё перемешалось в голове, чёрт возьми! Короче, если я и мой Пёс можем быть Ускоренными, то почему нельзя быть таковым медведю? Собственно, ЗВЕРЬ, скорее всего, не является животным в обычном понимании этого слова… Кто же он такой? Но не о том сейчас речь!

Данные хаотичные мысли мелькали в моей голове, пока я отдыхал и с интересом и тревогой наблюдал за схваткой. Надо что-то предпринять. ЗВЕРЬ-то выдержит в любой ситуации. Ничто ему на этом свете, очевидно, не страшно. Я ни разу не видел на его теле ран, в каких бы битвах он не принимал участие. Ему были не страшны ни мечи, ни копья, ни стрелы. То ли шкура у него такая, то ли, скорее всего, вокруг него каким-то образом образуется силовое поле, такое же, какое возникло благодаря РЕЛИКВИИ при последней атаке молний.

Конечно, возможности ЗВЕРЯ не идут ни в какое сравнение с возможностями этого загадочного предмета, покоящегося на моей шее. Пёс в одиночку молниям противостоять не может. Это ясно. Защита у него есть, но не такая, как у РЕЛИКВИИ. Ну, может быть не совсем такая, но всё-таки почти аналогичная ей. Как бы-то не было, а ЗВЕРЬ — идеальное оружие для убийства! В этом я сейчас убеждаюсь в очередной раз.

Но я-то, увы, — другой. Меня можно и ранить и даже убить. Что, если медведь всё-таки достанет меня своей лапой по голове, да снесёт её к чёртовой матери?! И вообще, как бы этому монстру не пришёл кто на помощь!? Я чувствовал, что данный вариант вполне возможен. Небо снова стало сереть, появился ветер, воздух слегка сгустился. Схватка явно затягивалась. Пора положить всему этому конец!

Может быть, применить ПОСОХ? Но он явно не был предназначен для борьбы с Ускоренными. Ну, изменю я пространство и время, ну, произойдут определённые явления и метаморфозы, переместимся мы, чёрт знает куда. А что дальше? Медведь то никуда от меня не денется! А если и денется, то не исчезну ли и я безвозвратно в каких-то загадочных далях, из которых нет пути назад? Нет, применять ПОСОХ не стоит! Я, к сожалению, так и не понял до конца всех его возможностей.

У меня, правда, есть ещё и РЕЛИКВИЯ. Я, вроде бы, сейчас почти пришёл в норму, более-менее успокоился, чувствую себя намного лучше, чем раньше. Ну, активизирую я ПУЛЬТ, а что дальше? Буду сидеть под энергетическим колпаком и наблюдать за резвящимся снаружи хищником до бесконечности? Глупое занятие. А пожрать, а попить, а в туалет сходить? Нет, — это не выход! Да и к тому же, каким комичным будет зрелище! Великий Император, трусливо укрывающийся от Небесного Медведя под каким-то магическим экраном! Жуть! Смех и грех! Что скажут обо мне мои подданные!? А они наверняка скоро сюда прибудут и вступят в решительный бой. И что же останется от моей армии после битвы с этим чёртовым монстром!?

Эх, как жалко, что я не знаю всех истинных возможностей этих двух загадочных предметов, — ПОСОХА и РЕЛИКВИИ! Может быть, сейчас достаточно шепнуть пару слов, сделать несколько пассов руками, направить ПОСОХ или РЕЛИКВИЮ на косолапого, да и растаял бы он в небытие, и забыл бы я о нём через несколько секунд! Вот только что это за слова, какие пассы следует совершить!? Ладно, надо немедленно что-то предпринимать и решать проблему. Рана моя практически зажила, затянулась. Боли я уже почти не испытывал. Силы с каждой секундой возвращались ко мне. Всё, хватит заниматься созерцанием, раздумьями и размышлениями. Пора действовать! Хирург идёт к пациенту! Господа! Але, — оп! Готовьте скальпели, ланцеты, бормашины, а лучше всего — топоры и пилы!

Я вскочил, отчаянно, дико и пронзительно заорал, крепко сжал ЭКСКАЛИБУР двумя руками. Потом я, неимоверно ускорившись, совершил стремительный и невероятно длинный двойной прыжок, взлетел над медведем и рубанул его мечом по толстой косматой шее изо всех сил. Эффект превзошёл все ожидания. Клинок вошёл в шею только до её половины, но, видимо, перерубил жизненно важные кровеносные сосуды, мускулы и сухожилия. Кровь хлынула фонтаном, окатив меня всего с ног до головы. Одна из ног медведя дёрнулась и всё-таки достала меня когтём. Он полосонул меня наискось по груди, животу и левому бедру. Кольчуга выдержала, но незащищённая нижняя часть тела была распорота, правда, лишь слегка.

Я снова дико заорал, перекрывая рёв хищника, и, максимально ускорившись и усилившись, крепко сжав рукоять меча двумя руками, нанёс монстру ещё один удар по шее. На этот раз меч перерубил шейные позвонки и отделил голову медведя от туловища. Он конвульсивно и судорожно дёрнулся в последний раз, а потом застыл без движения.

Я издал победный клич, поднял ЭКСКАЛИБУР к серому, начинающему чернеть небу, и проорал ему или ещё кому-то в очередной раз свой традиционный в таких случаях вопрос:

— Что, взяли!? — а потом, безумно расхохотавшись, добавил. — Педерасты паршивые!

Видимо, там, на небесах, на меня всерьёз обиделись, а скорее всего испугались, так как существа, сгущающие чёрные тучи, вдруг прекратили это безнадёжное и бесперспективное занятие, с досадой плюнули на меня сверху лёгким, прохладным и противным дождём, а потом уныло и разочарованно разошлись, кто куда. Очевидно, они пошли вынашивать какие-то другие, самые зловещие, коварные и неожиданные планы. Ну и плевать! До встречи, заоблачные вы мои! До новой встречи! Я готов сразиться и с огнедышащим драконом, и с гигантским змеем, и с саблезубым тигром, и с мамонтом! Мне на всё и всех наплевать, ибо я — могучий, непобедимый и Бессмертный Император!

Дождь вдруг усилился и стал холодным. Он решительно смыл с меня кровь и, выполнив эту чрезвычайно важную эстетическую миссию, вскоре прекратился. Затем подул мощный ветер, который, подобно голодному волку, ожесточённо и зло разогнал облака, как стадо баранов, в разные стороны. Небо снова стало голубым, непорочным и прозрачным. Озеро было тихим, безмятежным и, как мне показалось, слегка печальным. Какая, однако, идиллия!

Рядом со мною материализовался ЗВЕРЬ. Шерсть его, к моему удивлению, была довольно мокрой. Он, как заправская собака, мощно встряхнулся, обильно окатив меня влагой, глухо рыкнул. Я счастливо и облегчённо рассмеялся, потрепал его по шее. Он удивлённо выпучил жёлтые глаза, ещё раз то ли рыкнул, то ли хрюкнул. Я снова громко засмеялся. Старый добрый ритуал! Как же я обожаю его!

— Будем жить, мой верный Пёс! — радостно произнёс я, глядя на приближающийся ко мне большой конский отряд, который возглавляла ГРАФИНЯ.

Горный Жеребец нёс её стремительно и легко. Волосы девушки и грива коня развевались на ветру, сливаясь друг с другом в одном порыве. Ах, моя несравненная и прекрасная! Что за женщина! Какая прелесть! Плевать на всё! Бог с нею, с моей несчастной памятью, с этими Островами, Ускоренными, Магистрами, молниями, медведями, замками, галерами и пиратами! Лебёдушка моя! Чудо моё! Это удивительное существо всего указанного вполне стоит! Жизнь прекрасна, если её озаряет и согревает такая женщина! Ах, какая, однако, женщина!!!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Резкий, порывистый и злобный ветер швырял в меня отвратительный мелкий и колкий снег, который безжалостно жалил лицо, заставляя жмурить глаза и задерживать дыхание. Однако, какая же мерзость, — этот снег! Как я ненавижу зиму! Если бы кто знал, как ненавижу!

Да, я сделал большую ошибку, не надев шлем с забралом. Собственно, и забрало в такой ситуации, наверное, не сильно бы помогло. Ведь в нём имеются щели, а этот стремительно летящий, серый, ледяной, жалящий гнус проникнет всюду и везде, куда захочет. Господи, как же я не люблю зиму! С другой стороны, как сказал Александр Сергеевич: «Мороз и солнце, день чудесный!».

Но это сказано совсем о другой погоде! Чёрт с ним, пусть будет мороз, но при ясном голубом небе, при полном отсутствии ветра, при глубоких и мягких, белоснежных сугробах. Красота, лепота… Можно хотя бы покататься на лыжах, на санках, на коньках, или на снегоходе, поиграть в снежки, плюхнуться в глубокий сугроб или ледяную прорубь, выскочив из раскалённой парилки. Снегоход, снегоход… Что это такое? Ах, да… Снегоход, парилка, баня… Вспомнил!

А здесь, в Центральной Провинции Первого Острова, где я сейчас нахожусь, какие могут быть лыжи и санки!? Бешеный ветер, при котором даже слабенький мороз приобретает особую, мистическую, мерзкую и промозглую силу. Мутное и тяжёлое небо, давящее на голову. Чёрная и голая земля, по которой хаотично мечется снежная крупа. Ни одной яркой краски. Ни одной яркой мысли в мозгу. Кругом и внутри меня всё серо, противно и зябко…

По природе своей я ненавижу холод. Мне ненавистна любая температура, опускающаяся ниже нуля градусов. Что уж здесь поделать, я таков, каков есть! С другой стороны я помню, что достаточно долгое время проживал в местах, где были довольно суровые зимы. Из глубин моей всё более проясняющейся памяти всплывали на поверхность сознания воспоминания, ранее, казалось бы, безнадёжно забытые и утраченные.

Вот, я стою на высокой белой сопке. Передо мною расстилается необозримая, почти безмолвная заснеженная тайга: деревья, закованные в хрусталь, яркие пятна рябины и шиповника на снегу, неподвижный звонкий воздух, высокое прозрачно-голубое небо без единого облачка, слепящее холодное солнце. Хруст снежного наста под ногами. Ах, как было хорошо! Боже, как хорошо, покойно и благостно было! Жизнь только начиналась! Ах, куда уходят наши лучшие дни, где бесследно исчезают наши мечты и потаённые желания!?

— Ваше Величество, может быть пора!? — прервал мои благостные размышления бодрый и весёлый голос ШЕВАЛЬЕ.

Я поморщился, попытался напоследок уцепиться за краешек ускользающих воспоминаний, но у меня ничего не получилось. Боже, как я ненавижу войну! Хочу к морю, хочу на юг. Как ты там сейчас поживаешь, моё тихое, томное и бездонное Тёмное Озеро с тяжёлой прозрачной водой, с обрамляющими тебя горами, хаотично расцвеченными всеми существующими на свете красками затянувшейся осени!?

— Рано, рано… Нам-то спешить некуда, потянем время, — мрачно пробормотал я. — С другой стороны, не век же торчать на этом ветру. Я считаю, что скоро всё начнётся. «А, вообще», — подумал я про себя. — «Какого чёрта воевать в таких отвратительных погодных условиях!? Ненавижу зиму, ненавижу ветер и снег! Но ничего не поделаешь, приходится…».

— Сир, какая, однако, мерзкая погода! — с ненавистью в голосе произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Да, вы правы. Одно утешает в этой ситуации. На смену морозу придёт оттепель, на смену зиме — весна. Погода изменчива и подчас непредсказуема, как юная ветреная девушка, полная надежд и сладких ожиданий. Но позитив в её настроении всегда преобладает над негативом. Война же подобна мрачной сумасшедшей старухе, которой уже давно всё равно, но она по привычке топчет и топчет эту землю, собирает зачем-то совершенно ненужный хлам по помойкам, ворчит, кряхтит, и стелется за ней шлейф злобы, ненависти и отчаяния. И ничего не меняется в её судьбе до самой смерти. Зачем ей такая жизнь, к чему?

— Как образно, Сир!

— Да, однако, какое поганое у меня настроение сегодня! Ладно, вернёмся к теме дня, — я, щурясь, бросил взгляд вперёд.

На простирающемся передо мною сером заснеженном поле, подпираемом густым и мрачным лесом, монолитно и сурово застыли войска РЕГЕНТА. Тяжёлая пехота, никакой кавалерии. Её, при наличии у меня ЗВЕРЯ, не имело особого смысла использовать. Но и без неё армия РЕГЕНТА представляла собою довольно серьёзную силу: тысяч семь, а то и больше, закованных в броню пехотинцев, да пять-шесть сотен арбалетчиков и лучников. Остатки сладки…

У противника было некоторое численное преимущество. На этом поле я собрал под свои знамёна войско из семи тысяч человек: пять тысяч пехотинцев, тысяча славных лучников, пятьсот тяжёлых конников и пятьсот доблестных Гвардейцев, которые также были на лошадях. Тяжёлую конницу заблаговременно я отвёл назад к недалёкому, угрюмо чернеющему за моей спиной, лесу. Гвардия, как всегда, выстроилась в пять шеренг за моей спиной. Своих коней Гвардейцы, на всякий случай, от греха подальше, также отвели в лес. ЗВЕРЬ, однако…

Моя пехота, выстроенная в стройный боевой порядок, располагалась примерно в ста шагах от противника. За нею находились лучники.

— Где же ГРАФ? — задал я риторический вопрос в пространство.

— Должен вот-вот подойти, Сир, — ответил ШЕВАЛЬЕ. — Взятие Столицы Первого Острова несколько затянулось и стоило нам немалых жертв. По моим сведениям, ГРАФ находится на марше.

— Что-то слишком долго он марширует, — с досадой произнёс я. — Эх, если бы он подошёл именно сейчас, то мы могли бы избежать сражения. Так не хочется убивать своих будущих подданных!

— Сир, извините, что вмешиваюсь, но давайте всё-таки подождём, — раздался за моей спиной возбуждённый голос ПОЭТА.

— О, вития вы наш, вы как всегда в первых рядах? — удивился я.

— Сир, мои обязательства перед вечностью ещё никто не отменял! — с пафосом произнёс ПОЭТ.

Мы с ШЕВАЛЬЕ весело, но несколько нервно рассмеялись.

— Неплохо сказано, — произнёс я.

— Что нового вы написали? — насмешливо спросил ШЕВАЛЬЕ. — Что-нибудь достойное вечности на сей момент у вас имеется?

— Хотите, смейтесь, хотите, нет, но сегодня утром я закончил небольшую поэму. Мне кажется, она довольно неплоха, — с задором ответил ПОЭТ.

— И как же называется поэма, о чём она? — заинтересованно промолвил я.

— «Битва с Небесным Медведем»! Вот как она называется, Сир, — весело сказал ПОЭТ и с усмешкой посмотрел на ШЕВАЛЬЕ.

— Бог ты мой, ну вы и даёте! — удивился я. — Как можно на основе скоротечной схватки создать целую поэму?

— Ваше Величество, извините, но каждому своё… Вы воюете и правите Империей, а я занимаюсь творчеством! Это несколько разные вещи, — с некоторым вызовом произнёс ПОЭТ.

— К войне и правлению следует также подходить творчески, собственно как и ко всему остальному в нашей жизни, — усмехнулся я. — Да ладно, совсем не то сейчас время и не то место, чтобы вести философские диспуты.

— Сир, время пока нам это позволяет, — возбуждённо произнёс ПОЭТ. — Когда, как не перед лицом смерти, размышлять о тайнах бытия!?

— О, как, ишь, ты, однако! — засмеялся я. — Ну, вы даёте! Согласитесь, что после того, как я сделал вас Придворным Поэтом и Летописцем, вы значительно повысили свой интеллектуальный уровень.

— Сир, этот самый уровень у меня был и ранее, и остаётся он всегда неизменным, — бодро сказал ПОЭТ. — Просто присутствие рядом с Вами значительно отточило его. Это как карандаш: вот он лежит перед нами на столе, — не заточенный, нейтральный, никакой. В нём таятся определённые возможности, но они до поры до времени не реализуются. Подошёл к столу человек, взял карандаш, заточил его и написал гениальную поэму, ну, или хотя бы обычное письмо к другу, или составил смету на строительство дома или крепости. Вот и проявилась заложенная в карандаше суть.

— Ну, вы и завернули, — засмеялся я. — Так значит, я являюсь тем самым точильщиком? Ай, да плут, ай, да льстец! Смотрите, не превратитесь из талантливого поэта в ловкого царедворца! Их вокруг меня с каждым днём всё больше и больше, а вот способных творческих людей что-то не прибавляется. А вообще, если всё сегодня обойдётся, то, пожалуй, дарую я вам дворянство! Пора, пора. Как-то неудобно, — вокруг одни бароны, маркизы, да графы, а Придворный Поэт и Летописец — простолюдин! Нехорошо это! Очень нехорошо!

Лицо ПОЭТА после этих слов порозовело, глаза засверкали.

— Сир, благодарю Вас за оказываемую мне честь, буду служить Вам верой и правдой!

— «Служить бы рад, прислуживаться тошно», — усмехнулся я.

— Сир, неужели снова Сократ? — не выдержал ШЕВАЛЬЕ.

— Я уже как-то кое-кого предупреждал о том, чтобы при мне это имя больше не упоминалось! — раздражённо произнёс я. — О, сколько ещё мудрецов, кроме него, существовало и существует на этом свете! Кстати, у Сократа был один ученик. Звали его Платоном, ну, или Аристоклом. Так вот, возвращаясь к вопросу о творчестве… Он как-то сказал: «Творчество — это всё, что вызывает переход из небытия в бытие». Как вам эта несомненно гениальная фраза?! Очень интересная мысль. Но пока закончим нашу беседу. Кажется, начинается то, что рано или поздно должно было произойти и случиться. Увы, увы…

В стане врага наметилось какое-то движение. Раздался трубный глас боевого рога, пехота зашевелилась, её ряды заколыхались, а затем двинулись вперёд, сомкнув щиты и выставив перед собою длинные копья. Земля слегка задрожала под ногами тысяч воинов.

— Сударь, — невозмутимо обратился я к встревоженному ПОЭТУ. — Не изволите ли прочитать нам хотя бы пару строк из вашей последней Поэмы? Для поднятия боевого духа, так сказать…

— С удовольствием, Сир! Вот, послушайте:

— Сир! — ШЕВАЛЬЕ решительно прервал ПОЭТА, и я, к сожалению, не смог узнать, что произошло в тот сокровенный миг. — Надо действовать!

— Ну, так действуйте, — спокойно сказал я. — У меня лично после прочтения поэмы боевой дух поднят. Как у вас?

— Я горю жаждой битвы, Сир!

— Так вперёд, вперёд!

ШЕВАЛЬЕ с Баронами бросились к нашему войску, на ходу отдавая приказы. Я невозмутимо стоял на холме и спокойно наблюдал за происходящим. Гвардия за моей спиной мрачно и безмолвно следовала моему примеру.

— Сударь, неплохо! Весьма неплохо, — я покровительственно потрепал ПОЭТА по плечу. — Мне особенно понравилось: «Но Император, — фаворит НЕБЕС!». Превосходно! Ладно, прочитаете эту Поэму нам с ГРАФИНЕЙ попозже, а сейчас займёмся сражением. Всему своё время, знаете ли…

Лучники и арбалетчики врага выпустили рой стрел. Они достигли наших рядов, но, из-за разделяющего противников значительного расстояния и поднятых щитов, почти не причинили нам никакого урона. «Теперь пора и нам, что там ШЕВАЛЬЕ медлит?!» — нервно подумал я.

Словно услышав мои мысли, наши славные лучники, выстроившиеся за пехотой в несколько длинных рядов, спустили тетивы. Смертоносная туча, состоящая из тысячи стрел, обрушилась на неприятеля. Эффект был впечатляющим. Шеренги врага потеряли стройность и заметно поредели, но не до такой степени, как мне бы хотелось. Всё-таки, тяжёлая пехота, есть тяжёлая пехота!

Наши лучники, пристреливаясь, сделали ещё один залп, а потом стали стрелять почти беспрерывно. Послав стрелы во врага, первый ряд быстро приседал на одно колено, перезаряжая луки, второй, отстрелявшись, также опускался на землю, за ним следовали третий, четвёртый и пятый ряды. Всё повторялось снова, снова и снова, словно алые волны перекатывались по заснеженному полю. Ах, молодцы, как я правильно сделал, что столько времени и внимания уделял лучникам! Как, однако, работают ребята!

Численное превосходство врага с каждым его шагом всё сокращалось и сокращалось. Вот-вот противник перейдёт на бег. Пришла и моя пора!

— Коня! — закричал я.

Два Гвардейца быстро подвели ко мне могучего Горного Жеребца. Он храпел, легко и нервно пританцовывал, хотя и был закован в довольно тяжёлую броню. Я мгновенно оказался в седле, пустил коня в бешеный галоп. Ветер засвистел в ушах, алый плащ тяжело забился за моей спиной. Я ворвался в заблаговременно оставленный для меня коридор между шеренгами воинов, преодолел его за считанные секунды и вырвался на стратегический простор.

Противник находился уже в пятидесяти шагах от нас. Я услышал громкий лязг доспехов, топот тысяч ног, громкие команды, вопли. Несколько стрел ударили в мои латы, отлетели от них, не причинив вреда.

— ЗВЕРЬ!!! — заорал я изо всех сил, хотя этого было делать и не обязательно.

Пёс материализовался в нескольких шагах впереди меня, пыхнул паром, издал свой жуткий коронный рёв, понёсся по полю, сделал несколько огромных заключительных прыжков в сторону врага, в полёте снова заревел и тяжело врезался в ряды неприятеля. Выставленные вперёд копья, конечно же, не помогли. Они сломались, как спички. ЗВЕРЬ стал бешено и неуклонно пожинать свою кровавую жатву.

О, как я обожаю это волнующее и сладкое словосочетание: «Пожинать кровавую жатву!». Сколько в нём мощи, трагизма, силы и поэтики! Как, однако, оно тревожит душу и будоражит воображение!

И так, ЗВЕРЬ начал бой. Он периодически исчезал в одном месте и неожиданно появлялся в другом, ускоряясь, совершал гигантские прыжки вверх, а потом обрушивался на врага вниз, рвал, терзал, кусал, грыз, сбивал с ног, подминал под себя. Поле окрасилось долгожданной кровью, которая смягчила постылые серые краски, переполняющие мир.

— Империя или смерть!!! — заорал я, бесстрашно гарцуя на Жеребце с высоко поднятым мечом.

— Империя или смерть!!! — вторили мне тысячи глоток.

Я некоторое время с удовольствием наблюдал за ужасным и завораживающим зрелищем, в котором главным актёром являлся ЗВЕРЬ… Потом я развернул коня и под градом стрел, которыми осыпали меня вражеские воины, стремительно пролетел коридор между нашими шеренгами. Они сразу же тяжело сомкнулись вслед за мною, превратив временно разрозненную воинскую массу в сплошной стальной монолит. Я быстро доскакал до холма, спешился, посмотрел на поле битвы.

Ряды противника, которые до недавнего времени казались надёжными, сплочёнными и нерушимыми, потеряли свою стройность. Движение войска замедлилось. Оно безжалостно выкашивалось ЗВЕРЕМ, который хаотично метался среди людской массы, оставляя в ней кровавые проплешины. Но, всё-таки, неприятель пока держался. Вражеских воинов оставалось ещё достаточно много. Видимо, неприятель заблаговременно подготовился к встрече с грозным, но вполне ожидаемым и известным всем противником.

Я заметил, что на ЗВЕРЯ периодически набрасывались сети, которые он пока легко, но иногда и с видимым трудом рвал. Мелькали, закручиваясь, какие-то длинные толстые верёвки или что-то в этом духе. «Кнуты! — догадался я. — Как же они называются!? Опоясывающие кнуты!».

Наши лучники продолжали безжалостно выкашивать вражеских солдат, не обращая внимания на ЗВЕРЯ. Что ему какие-то стрелы! В свою очередь неприятельские стрелки также причиняли нам определённый урон. Я увидел, что Пёс на какое-то время скрылся, потерялся в массе копошащихся над ним тел. На него, очевидно, накинули несколько прочных сетей и задавили массой, так как его совершенно не было видно.

Создавшаяся вокруг ЗВЕРЯ куча мала, постепенно как бы отделилась от основных войск. Они снова стала обретать определённую целостность и приводить себя в порядок. Зазвучали отрывистые команды, послышались свистки, раздался звук труб. Стрелы с нашей и вражеской сторон стали летать всё реже, так как, видимо, запас их был почти исчерпан. Колонны противника, значительно поредевшие и ослабевшие, всё-таки кое-как приведя себя в относительный порядок, снова двинулись вперёд, оставив позади сотню воинов, лихорадочно копошащихся вокруг ЗВЕРЯ. «Ну что же, может быть это и к лучшему, — спокойно подумал я. — Пусть повозятся с Псом, всё равно ничего ему не сделают, а мы пока разберёмся с остальным воинством».

Раздался громкий звук трубы с нашей стороны. Мои бойцы, не сдвинувшись с места ни на шаг, выставили перед собою копья, прикрылись щитами, готовясь к встрече с врагом. Первая наступающая волна погибла, беспомощно разбившись о монолит нашего войска, вторая и третья шеренги беспорядочно просочились во внутрь, но были успешно истреблены, а потом наши пехотинцы пошли вперёд.

Со стороны казалось, что какая-то гигантская фантастическая амёба, имеющая прямоугольную форму и алый цвет, жадно и безжалостно пожирает всё, встречающееся ей на пути. Войска неприятеля некоторое время ожесточённо сопротивлялись. Но потом они медленно и тяжело стали отходить назад, а через пару-тройку трагических секунд превратились в хаотичную и паническую толпу, которая обратилась в беспорядочное бегство. Ну что же, Император, с очередной великой победой тебя!

Неожиданно я увидел рядом с собою ПОЭТА. Он выглядел совершенно безумным: волосы его развевались на ветру, лицо было бледнее падавшего на него снега, глаза пылали каким-то дьявольским огнём. Ветер в это время усилился, снежная крупа безжалостно стегала ПОЭТА по лицу, залепляла ему глаза, забивала нос и рот, но губы Летописца бешено шевелились, и я с удивлением услышал Марш Императорской Гвардии.

Я захохотал, вскочил на коня и крикнул ШЕВАЛЬЕ, неожиданно вынырнувшему из беспощадно сгущающейся снежной пелены:

— Конницу вперёд, Гвардию не трогать!

Я поднял Горного Жеребца на дыбы, послал в гущу отдаляющейся битвы мысленный приказ: «ЗВЕРЬ, замри!». Ответ я услышал незамедлительно. Был он чётким, ясным и спокойным. Я довольно улыбнулся и крикнул ПОЭТУ:

— Ну, как вам эта славная битва, мой друг!? Надеюсь, вы не жалеете, что встретили меня на своём пути, вернее, что я повстречал вас на своём!? У вас столько новых впечатлений, эмоций! Где бы и с кем бы вы их ещё получили, если не со мной!?

— Сир, если бы того дерева не было, то его надо было бы выдумать! — весело и восторженно закричал ПОЭТ. — Да здравствует Император, гроза пиратов, покоритель молний и победитель Небесного Медведя! Аллилуйя!

— Мне нравится ход ваших мыслей! — громко и беззаботно рассмеялся я. — За несомненные заслуги перед Короной посвящаю вас в Рыцари, мой друг. Церемонию проведём завтра. Готовьтесь… Только прошу вас, не напейтесь раньше положенного времени! Мне ещё понадобятся умные и дееспособные собутыльники, готовые поддержать добрую дружескую беседу хотя бы до полуночи. До встречи!

Я решительно послал коня галопом в сторону затухающей битвы или, вернее, побоища. Вперёд, Император, вперёд!

На следующее утро снег и ветер прекратились. Серые тяжёлые облака и снежное марево, — эта бесконечная жвачка, пережёвываемая мрачным и заторможенным небом, наконец, подошла к концу. Её остатки были перехвачены и безжалостно и беспощадно проглочены не по-зимнему тёплым и ярким солнцем, которое быстро превратило тонкое снежное шершавое одеяло в хаотично и небрежно разбросанные там и сям лоскуты грязи. Синее, синее, синее небо было великолепным! Оно радовало глаз, поднимало настроение, давало повод для оптимизма. Да и не только оно одно! Победа! Вот вечное и лучшее средство для создания отличного настроения!

Вечером после торжественной церемонии посвящения ПОЭТА в Рыцари состоялся праздничный ужин, на котором присутствовали все мои ближайшие соратники. Праздник проходил в одном из только что завоёванных мною замков. Именно «завоёванных», а не захваченных. В этом есть определённая разница.

Вообще-то поход на Север дался мне сравнительно легко, без лишних жертв. Почти все южные и часть центральных Провинций добровольно признали мою власть. Дворяне в подавляющем большинстве своём без принуждения и с определённым облегчением приносили мне Присягу на верность. Вот что значит королевская кровь! Ну, королевская или не королевская, кто его знает?! Но, АНТР, есть АНТР! Он всегда при мне и служит самым весомым доказательством моего, можно сказать, Божественного происхождения!

Кое-кто из ближайших соратников РЕГЕНТА пытался сопротивляться, но я решительно и довольно жестоко, даже для самого себя, подавил эти попытки. Состоялось несколько небольших сражений, я быстро взял штурмом пяток сопротивляющихся замков, понеся при этом минимальные потери. Всё это время мне навстречу победоносно двигался с Севера мой доблестный Маршал, ГРАФ Третьей Провинции Второго Острова. Довольно основательно завяз он только на осаде Столицы Первого Острова, вернее, её цитадели, расположенной около полуразрушенной Столицы.

В отличии от большинства разрушенных столичных зданий, в том числе и Королевского дворца, крепость совершенно не пострадала от удара роковой молнии. Во время подхода Имперских войск в ней находился довольно большой гарнизон, который неожиданно оказал ГРАФУ ожесточённое сопротивление. Остатки перегруппировывающейся армии РЕГЕНТА, отошедшие на Юг, были встречены мною на так называемом Мёртвом Поле, где и произошла решающая и знаменательная битва. Я победил безоговорочно и окончательно. Первый Остров, слава Богу, стал моим!

Теперь надо будет сконцентрировать все силы и отправляться на Второй Остров. Мне до сих пор не было известно, как на нём обстоят дела. Посланные туда разведчики не возвращались, какие-либо корабли от туда не приплывали вот уже больше месяца. Видимо, морская блокада, созданная пиратами, действовала очень эффективно. О Третьем Острове я, как всегда, пока старался не думать. «Есть ещё у нас дома дела!». Эх, где же находится мой дом? Мой старый, милый, добрый дом…

Поздний ужин, посвящённый новоявленному дворянину, то бишь, ПОЭТУ, прошёл весело, беспечно и шумно. Как часто это бывает, он плавно перешёл в томный и задумчивый завтрак. К этому времени в замок, наконец, прибыл ГРАФ со своими приближёнными, что дало народу новый заряд бодрости и стимулировало продолжение веселья.

Стол ломился от разнообразных блюд. Вино, пиво, Можжевеловка, Ежевичная Настойка и другие напитки лились рекой. Тосты следовали один за другим. Дамы кокетничали и флиртовали, кавалеры сыпали комплиментами, много и довольно удачно шутили, словом, все были в ударе. Я даже отважился станцевать с ГРАФИНЕЙ два медленных танца, за что получил от неё целый град страстных и пылких поцелуев.

ПОЭТ сначала был крайне возбуждён, радостен и весел. Он прочитал всем присутствующим Поэму «Битва с Небесным Медведем», вызвав шквал аплодисментов, и исполнив пару отрывков на бис, потом продекламировал «Балладу о БУЦЕФАЛЕ», в ходе чтения которой я даже всплакнул. Как там: «О, БУЦЕФАЛ, могучий Жеребец! Не ведает он страха и сомненья!». Неплохо, очень неплохо!

К концу вечера ПОЭТ вдруг стал задумчив и печален. Уставившись в окно, он грустно сидел один за столом, заставленным многочисленными бутылками. ГРАФИНЯ с моего молчаливого и покровительственного согласия почти полностью переключила своё внимание на него, всячески опекала и веселила славного Придворного Летописца. Наконец, почти все гости разошлись. В маленьком зале остались только я, ГРАФИНЯ, ГРАФ, ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ. Старая, тёплая, добрая, спаянная и спитая компания.

За узким решётчатым окном царствовала так любимая мною зимняя сумеречная пастель. Правда была она почти без снега, но от этого не теряла своей вечной прелести и магнетизма. Лёгкий морозец за стенами замка заставлял нас подкидывать поленья в камин, который урчал о чём-то о своём неторопливо и меланхолично. На столе в трёх канделябрах медленно и томно горели свечи. Их пламя, никем и ничем не тревожимое, было почти неподвижно. Ах, как покойно и хорошо!

ГРАФИНЯ, словно хищная и опасная дикая кошка, уставшая от превратностей беспокойной, полной перипетий и опасностей лесной жизни, будучи прирученной и сытой, беспечно мурлыкала на моём плече. ШЕВАЛЬЕ задумчиво цедил красное густое вино из высокого хрустального бокала, ПОЭТ также задумчиво отхлёбывал коричневую, чуть мутноватую Ежевичную Настойку из такого же бокала. ГРАФ, видимо, уставший от дороги, тихо задремал перед камином в глубоком кресле. Да, что значит возраст… Все расслабленно молчали.

Наконец ПОЭТ негромко и грустно произнёс:

— Вы знаете, Ваше Величество, никак не могу привыкнуть к перипетиям жизни вообще и судьбы каждого отдельного человека в частности.

— О чём это вы, мой друг?

ПОЭТ резко встал, нервно заходил по залу. Пламя свечей испуганно и хаотично заметалось, ГРАФИНЯ встрепенулась и открыла свои чудесные миндалевидные глазки. ШЕВАЛЬЕ ухмыльнулся и сделал большой глоток из бокала с вином.

— Боже мой, Сир! Сколько же самых разнообразных событий приключилось со мною за какие-то три месяца! Разве мог я подумать, входя в тот памятный вечер в спальню Маркизы Пятой Провинции, что в моей дальнейшей жизни произойдёт такое!? Уму непостижимо!

— Ну-ка, ну-ка, а с этого момента, пожалуйста, поподробнее! — поудобнее устраиваясь в своём кресле, хищно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— А что поподробнее!? — покраснев, раздражённо и громко сказал ПОЭТ. — Да, был грех, каюсь, совратил я прекрасную и юную Маркизу. А если быть точным и объективным, то не я, а она меня совратила и очень лихо и окончательно развратила!? Какая фантастическая женщина, какая изысканная и изобретательная стерва! Я в этой глупой истории со всех сторон являюсь не злодеем, а жертвой. Да, да! Именно жертвой, и никак иначе!

— Сударь, а кто же вас всё-таки подвесил на то, уже ставшее культовым, дерево? — хихикнула ГРАФИНЯ.

— Ваше Сиятельство, ну вы же сами знаете ответ на этот вопрос, — пробурчал ПОЭТ.

— Значит, это сделал Маркиз, — констатировал ШЕВАЛЬЕ. — Кстати, вы в курсе, что сейчас уже можете вызвать его на дуэль?

— Об этом я и не подумал! — загорелись каким-то кровожадным светом глаза у ПОЭТА, но потом они быстро потухли. — Собственно, какая дуэль? Маркиз за минуту сделает из меня дуршлаг или шницель. А главное заключается в том, что я был неправ! Виноват, каюсь, при удобном случае попрошу у Маркиза прощения.

— Молодец, умница! — прогудел я. — Вижу перед собой настоящего дворянина, а не какого-то финтифлюшку!

— Сир, ну Вы и сказанули, однако!? — искренне восхитилась ГРАФИНЯ. — И что же это такое? Финтифлюшка… Надо же!

— Чёрт его знает… Финтифлюшка она и есть финтифлюшка. Безделица, пустяк… Что здесь разъяснять, разве не понятно? А откуда у вас появилось это слово — «сказанули»?

— Да так, Сир, как-то случайно вырвалось. От кого-то недавно услышала… Кажется, от Вас.

— Вот и будете вы «финтифлюшкой», если станете произносить такие слова, понятно?

— Не совсем, Сир. Но Бог с ней, с финтифлюшкой, — ГРАФИНЯ лениво и неторопливо встала, плавно и грациозно потянулась, тряхнула роскошными волосами, посмотрела изумрудно и широко мне прямо в глаза, прищурилась лукаво, улыбнулась.

Я почувствовал внутри себя какую-то странную, волнующую и томную дрожь, не испытанную мною доселе. Голова слегка закружилась, глаза затуманились. Меня охватило новое, завораживающее и неизведанное ранее чувство. Это не было простое физиологическое, сексуальное влечение, желание. Я испытывал нечто иное. Боже мой, откуда на мою голову свалилось это загадочное существо, кем оно является, то ли бесом, то ли ангелом!?

— Сударь, — сказал я, обращаясь к ПОЭТУ. — Как вы считаете, женщина — это человек?

— Ни в коем случае, Сир, — немедленно ответил тот.

ШЕВАЛЬЕ захохотал, хлебнул ещё один глоток вина, внимательно посмотрел на новоявленного дворянина, насмешливо спросил у него:

— И на чём же основывается ваше умозаключение?

— Да ни на чём, — весело ответил ПОЭТ. — Я интуитивно чувствую, что женщины — это существа иного, высшего порядка. Нам их ещё разгадывать, да разгадывать, понимать да понимать. Ста жизней не хватит! А вообще, делятся они или на ангелов или на бесов.

— А среднего разве не бывает? — вздрогнув, спросил я.

— Бывает, но это уже не женщина, Сир.

Все некоторое время обдумывали и переваривали эту довольно парадоксальную и спорную мысль. ГРАФИНЯ улыбнулась, молча подошла к столу, решительно и смело налила в бокал добрую порцию Можжевеловки и весело сказала:

— Разрешите произнести тост, Сир!?

— Вам, как и всем присутствующим в этом зале, я позволяю почти всё, даже больше. Дерзайте!

— Сир, а вот эта Ваша фраза — «почти всё» по отношению ко мне, что это значит? — живо спросила ГРАФИНЯ.

— Я уже неоднократно повторял, что никому и никогда не прощу предательства. Как вам, так и всем здесь присутствующим, милая. Всё остальное, ради Бога, — весело и легко ответил я. — Делайте всё, что хотите! Можете вот прямо сейчас сесть мне на голову, вытереть о меня ноги, поддать ногой под зад. Разрешаю!

— А измену? Простите ли Вы измену, Сир? — спросила девушка, а потом досадливо поморщилась. — Дура! Измена — это всего лишь одна из ипостасей или форм предательства. Глупый вопрос…

— Вот за что люблю тебя, так это за самокритичность, — радостно произнёс я, вставая и обнимая ГРАФИНЮ. — Да, кстати, а ПОЭТУ и ШЕВАЛЬЕ я не смогу простить ещё кое-чего!

— И чего же именно? — недоумённо и настороженно спросили у меня почти одновременно молодые люди.

Я подошёл к ПОЭТУ и пристально посмотрел ему в глаза.

— Вам я никогда не прощу неискренности и бездарности в творчестве, если таковые качества вдруг каким-то образом проявятся.

— Это невозможно, Сир! Я лучше умру!

— Само собой, конечно же, умрёте, но попозже, — жёстко сказал я. — А ну-ка, давайте проверим вашу реакцию, как творческой личности, на неожиданную ситуацию. Навскидку, влёт! Вот эта ситуация… Встаёте вы ранним, мерзким, слякотным и серым утром. Испытываете при этом тяжёлое похмелье. У вас трещит голова, мучает страшная жажда. Смотрите вы на этот мрачный и тусклый мир такими же тусклыми глазёнками, а тут, как тут, — из-за угла я с листком бумаги. Ну-ка, напиши, писака, что-нибудь этакое неординарное, талантливое. Ну, слабо? Вот вам ситуация, вот лист бумаги. Ну, сварганьте что-то такое, пусть не гениальное, но именно интересное и оригинальное. Ну-ка! Всего одно четверостишие, выражающее настроение! Именно его!

ПОЭТ поморщился, потом усмехнулся, опрокинул в себя бокал с Ежевичной Настойкой, взял бумагу, сосредоточился, некоторое время подумал и что-то накарябал на листике.

ГРАФИНЯ живо подскочила к столу, выхватила бумагу из рук ПОЭТА и прочитала следующее:

Я усмехнулся, слегка хлопнул ПОЭТА по плечу и сказал:

— Вот почему тебя, пьяницу, бабника и истерика до сих пор и терплю. Талант не пропьёшь, как бы не говорили об обратном всякие бездарные идиоты. У них в основной массе не только нет намёка на талант, но и более-менее приличных способностей днём с огнём не сыщешь! Но зато как они любят рассуждать со знанием дела о высших материях, о творчестве, кого-то обсуждать, учить и критиковать! Хлебом не корми!

— Сир, а я? — нервно вмешался ШЕВАЛЬЕ.

— Что, вы?

— Что ещё, кроме предательства, Вы мне не простите?

— Поражение в сражении, сударь, — угрюмо ответил я. — Ещё один промах, хотя бы одно поражение в самой ничтожной схватке, и вы труп. Мой вам совет. Видите, что проигрываете, а я на вас в это время смотрю, смело берите в руку кинжал, желательно обоюдоострый, и вспарывайте себе живот сверху донизу, или наоборот. И чтобы ни единого стона! Вот так, и никак иначе! А если я на вас смотреть не буду, ну, например, в силу своего отсутствия на поле брани, или по причине глубокой меланхолии или задумчивости, то проделайте ту же процедуру после бесславного окончания битвы, в момент, когда вас начнут окружать враги. Убейте их как можно больше и с криком: «Да здравствует Император!» покончите с собою упомянутым мною способом. Ну, во втором варианте разрешаю вам альтернативный способ самоубийства. Кинжал в самое сердце! Уразумели, великий мастер меча вы наш?

— Уразумел, Сир, — ШЕВАЛЬЕ побледнел, залпом осушил ещё один бокал с вином.

Все помолчали, посмотрели друг на друга, затем задумчиво обратили свои взоры в камин. Огонь в нём догорал вяло и безнадёжно, но пока был он достаточно жарок. ГРАФ по-прежнему спокойно дремал в своём огромном кресле.

— Сударь, а не прочтёте ли вы нам перед сном какое-нибудь стихотворение, то, которое вам особо нравится? — мягко произнесла ГРАФИНЯ, обращаясь к мрачному ПОЭТУ.

— Какое же изволите, сударыня? — равнодушно спросил тот. — Лирическое, патриотическое, любовное, философское, в смешанном стиле, или ещё какое-либо?

— Хватит паясничать, вам это не идёт, — пробурчал я. — Прочитайте то, что вам по душе, что самому очень нравится.

— Мне многое по душе, Сир.

— Ну, ну!

ПОЭТ задумался и тихо произнёс:

— Хорошо, извольте… Есть у меня одно стихотворение. В нём нарушены классические правила рифмовки, ну и чёрт с ними. Главное настроение!

— Да, согласен, — буркнул я. — Настроение решает всё! Ну, и?

Я поднял бокал с Можжевеловкой, задумчиво посмотрел на притихших ГРАФИНЮ и ШЕВАЛЬЕ, потом на грустного ПОЭТА и сказал:

— Господа, нам ли жить в печали!?

— Никак нет, Сир, — усмехнулась ГРАФИНЯ.

— Ни в коем случае, Сир, — загадочно улыбнулся ШЕВАЛЬЕ.

Я нежно погладил девушку по роскошным волосам, приподнял их, поцеловал ГРАФИНЮ в идеально гладкую и упругую шейку, а потом произнёс тост. — За любовь, за красоту, за талант, за разум и за победы, которые невозможны без всего этого! Виват, господа! Будем жить!

— Виват!!! — получил я неожиданно стройный и мощный ответ.

— Ну что же, пора отдыхать.

— Сир, прошу Вас, произнесите что-нибудь для истории, ну и для Цитатника, конечно, — попросил ПОЭТ.

Все засмеялись. Я поморщился, сосредоточился, потом улыбнулся, задумчиво взглянул на ПОЭТА.

— Сударь, вы, надеюсь, знаете, кто такой Омар-Хайям? Ведь вы немалое количество времени провели в библиотеке БАРОНА.

— Да, Сир. Омар Хайям… Это великий персидский поэт, учёный. Кстати, что это за страна такая, Персия? Где она находится?

— Персия, Персия…Сейчас она называется Ираном. А где находится? Где-то в Азии, рядом с Каспийским морем. Ладно, суть не в этом. Послушайте:

Все сидели тихо и неподвижно, печально и задумчиво смотрели на меня.

— Дарую авторство этих стихов вам, сударь, в честь вашего праздника, — весело и благосклонно произнёс я, подойдя к ПОЭТУ. — Спокойной ночи господа. Великие дела только начинаются!

— Спокойной ночи! Мы это знаем, Сир!

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я задумчиво стоял перед стеллажами с книгами в библиотеке замка БАРОНА. Книг было много. Они покоились на полках аккуратными и стройными рядами. Запах пыли почти не ощущался, следовательно, за состоянием библиотеки кто-то тщательно и ежедневно следил.

Ах, БАРОН, БАРОН!? Где же ты, чем занимаешься, как сложилась твоя судьба за эти последние полтора месяца после того, как я покинул Второй Остров? Жив ли ты вообще? Как бы я хотел сейчас увидеть тебя рядом с собою, внимательно посмотреть тебе в глаза, задать пару-тройку вопросов. Кто ты такой, БАРОН? Кто есть я? Случайно ли ты оказался на моём пути? Что нас связывает в этом мире, а скорее всего разъединяет?

— Сир, я нашла книгу какого-то Франка! — раздался возбуждённый голос ГРАФИНИ откуда-то из под потолка. — Боже, как он точно, ёмко, умно и проникновенно пишет! Кто он такой?

— Как его зовут? Ну, каковы его инициалы? — раздражённо и невесело отозвался я. — Их столько было, этих Франков…

— Франк С. Л., Сир!

— Кажется, — это какой-то религиозный русский философ. Ну и что же он такого умного и проникновенного написал?

— Сир, а что такое — «русский философ»? Кто это такой? — спросил ПОЭТ из другого конца зала.

— Это обычный философ, но не совсем в своём уме. Примерно так, — усмехнувшись, ответил я. — ГРАФИНЯ, и, всё-таки, что же вас заинтересовало в творчестве этого Франка С. Л.?!

— Он пишет о некоем Гёте. А кто такой Гёте, Сир?!

— Великий немецкий поэт, философ, учёный. А он здесь причём? — недоумённо спросил я.

— Сир, а что такое «немецкий поэт»? Кто это такой!? Что он написал!? — снова раздался вопрошающий голос ПОЭТА.

— Немецкий поэт — это почти то же, что и русский поэт, но излагает свои мысли он намного тяжелее, суше, заумнее и нуднее, понятно?! — крикнул я, начиная нервничать. — Если вы прочтёте главный труд Гёте «Фауста» внимательно, вдумчиво и до конца, делая соответствующие пометки на краях страниц, то можете смело считать себя очень терпеливым и вдумчивым человеком, а так же истинным интеллектуалом и героем. А вообще, Гёте был очень противоречивой натурой. В разные периоды своей долгой жизни он был то глубоким романтиком и меланхоликом, то бунтарём и скептиком, то гулякой, бабником, выдумщиком, придворным устроителем балов, маскарадов и пикников. Одно время он занимал пост государственного министра, долгие годы провёл, изучая различные науки. Потом, наконец, утихомирился, оставил в прошлом эмоциональность и бунтарство, его идеалом стали сдержанность, самоконтроль, уравновешенность и гармония. Я думаю, что этот удел рано или поздно уготован многим из нас.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, которая бесстрашно сидела на самом верху библиотечной лестницы, беззаботно болтая над зияющей внизу пустотой своей прелестной, маленькой и босой ножкой.

— Можно, я поцелую ваши соблазнительные пальчики на ногах, моя прелесть? И пяточку? А потом всё остальное?

— Нет, нельзя! — строго ответила ГРАФИНЯ.

— Почему же?

— Не то место, Сир! И не то время, и не то настроение!

— Ладно… Ну, так что же вы там вычитали, сударыня? — попытался я заглянуть ей под платье.

— Вот, послушайте, Сир! — девушка положила на колени книгу, подпёрла кулачком щёку и прочитала. «Гёте, прозванный «баловнем судьбы», проживший исключительно долгую, счастливую и плодотворную жизнь, обладатель редчайшего дара — умения сочетать творческую энергию, безмерное трудолюбие и могучую самообуздывающую силу воли с жаждой и способностью испытать все жизненные наслаждения, упиться всеми радостями жизни, — этот избранник человечества под конец своей жизни признавался, что за 80 лет жизни он изведал лишь несколько дней полного счастья и удовлетворения; и он испытал на себе неизбежную трагику человеческой жизни, он поведал, что сущность жизни узнаёт лишь тот, кто в слезах ест свой хлеб и в тоске и кручине проводит бессонные мучительные ночи и что судьба утешает нас лишь одним неустанным припевом: «Терпи лишения»… Если такова жизненная мудрость счастливца человечества, то какой итог должны подвести все остальные менее удачливые и одарённые люди, со всей их немощностью, со всей тяжестью их жизненной участи, со всеми внутри раздирающими их противоречиями и затуманивающими их пути духовными слабостями? Все мы — рабы слепой судьбы, слепых её сил вне нас и в нас. А раб, как мы уже знаем и как это ясно само собой, не может иметь осмысленной жизни…».

В библиотеке было очень тихо и покойно. В плотно закрытые, мозаичные, узкие двойные окна не проникало ни единого звука. Слегка и сладко пахло слежавшейся бумагой и чуть терпкой пылью, которую никогда нельзя до конца истребить, потому что пыль — это вечная субстанция, это воспоминание о живом, воплощённое в мёртвом.

ПОЭТ напряжённо молчал где-то в отдалённом углу. ГРАФИНЯ по-прежнему качала ножкой над пустотой и задумчиво смотрела на меня.

— Да, очень близко к Буддизму, — пробормотал я и вдруг осознал, что голова моя всё больше и больше наполняется всё новыми и новыми знаниями.

Они, конечно же, до поры до времени таились в каком-то её самом укромном, тёмном и потаённом уголке, но мне вдруг на мгновение показалось, что в действительности знания существуют вне меня, и я получаю их по прихоти и велению кого-то, кто распоряжается ими во внешнем мире!

ГРАФИНЯ продолжала пристально рассматривать меня с высоты.

— Кто ты ПУТНИК? Кто ты есть? — почти пропела она, усмехнулась, захлопнула книгу, положила её на место.

— Если бы я знал, кто я есть, то уже давно всё было бы по-другому. Я не слонялся бы слепо и бессмысленно по этим чёртовым Островам, не суетился бы и не мучился, не делал бы глупостей, не совершал бы ошибок, — печально произнёс я. — Но даже без этого главного знания, — осознания самого себя, я готов в любую секунду плюнуть на всё, бросить всё и уйти чёрт знает куда, потому что я очень устал от суеты и маеты. Но есть, к счастью, или, к сожалению, одна существенная причина, которая не позволяет мне сделать это, — я усмехнулся и посмотрел на ГРАФИНЮ.

— И что это за причина, Сир? — раздался насмешливый голос ПОЭТА.

— В последнее время в нашем кругу стало модно задавать риторические вопросы. Каков вопрос, таков и ответ. А ответ мой — молчание. Догадайтесь сами.

— И всё-таки? — спросила ГРАФИНЯ. — Я сейчас далека от риторики.

— Что в этом мире может держать в узде мужчину более, чем честолюбие и любовь к женщине? Последнее чаще всего перевешивает первое.

Я подошёл к нижней полке, взял с неё книгу, прочитал вслух название:

— «Марина Цветаева. Сборник стихов». Прекрасная русская поэтесса! На какой странице открыть мне эту книгу, сударь!? — крикнул я в пространство, обращаясь к невидимому ПОЭТУ.

— Пусть будет двадцать первая!

— Почему именно так!?

— Семёрка — просто число Бога, три семёрки — число сильного Бога! — весело ответил ПОЭТ.

— «Императору — столицы, барабанщику — снега», — лениво прочитал я и поражённо осёкся.

— Великолепно, Сир! То, что надо, в самую точку! А ещё!?

Я полистал книгу и прочитал:

— «Все женщины ведут в туманы».

Наступила задумчивая, глубокая и томная тишина. Тонкие лучики солнца из окна наискось пронзали плотный, ленивый, иллюзорный сумрак библиотеки, словно плавающей в каком-то другом измерении.

— «Все женщины ведут в туманы». Боже мой, как хорошо сказано, — чуть хрипловатым и тягучим голосом, от которого я схожу с ума, сказала ГРАФИНЯ.

— Да, великолепная метафора, — сухо произнёс ПОЭТ.

— Кто такая эта женщина, ну, Цветаева? — спросила ГРАФИНЯ.

— Женщина, как женщина, — глухо ответил я. — Талантливая поэтесса, «одинокая духом», сука и стерва, демон и ангел, мечтательница и романтик, отринувшая от себя реальную действительность и не совладавшая с нею. Не совсем нормальная, как и любая из неординарных созданий, дура и умница одновременно. Кстати, жизнь её закончилась довольно трагично и печально.

— И как же? — спросила ГРАФИНЯ.

— Цветаева покончила жизнь самоубийством.

— Сир, а разве можно быть дураком и умным одновременно? — раздался сухой и резкий голос ПОЭТА.

— Я не сказал — «дурак и умный»! — также сухо ответил я. — Вы невнимательны, сударь!

— Простите, Сир.

— Да что здесь прощать или не прощать! Суть не в этом! Я сказал, что Цветаева была «дурой и умницей одновременно»! Теперь понятно?

— Ваше Величество, а нельзя ли раскрыть данную мысль более полно и глубоко? — донёсся с высоты насмешливый голос ГРАФИНИ.

— Извольте… Мужчина априори не может быть глупцом и умником одновременно. Это исключено… Женщина же может.

— Почему, Сир?

— Потому что в женщине очень много эмоций, которые, причудливо переплетаясь, всё время кипят, мечутся туда и обратно, рождают хаос в мозгу. Иногда всё приходит в норму, рациональное и логичное обретают равновесие с иррациональным и нелогичным. Тогда женщина мыслит здраво и, при наличии определённых способностей, заложенных в ней природой, может проявить недюжинный ум. Но большую часть своей духовной жизни женщины всё-таки проживают в тёмных областях, где царствует иррациональность и отсутствует логика.

— Довольно спорные рассуждения, Сир! — донеслось с высоты. — А почему у мужчины это происходит не так?

— А потому, сударыня, что умный мужчина, даже полностью задавленный бременем эмоций, всё равно остаётся умным! Умная женщина в этой ситуации становится дурой, а неглупая женщина превращается в полную дуру!!!

В зале снова воцарилась вязкая и недоумённая тишина.

— А вообще, я считаю Цветаеву прекрасной поэтессой, несмотря ни на что. Не только русской, кстати. Любой талант принадлежит всему человечеству.

— Снова «русская»? — спросила ГРАФИНЯ.

— Да, снова и опять, — напряжённо ответил я. — Ты знаешь, мне кажется, что я тоже русский. Всё чаще и чаще я вижу перед собою необъятные заснеженные просторы России. Почему именно России? Не знаю, но чувствую это всей своей сущностью. Меня тянет к ней страстно и неудержимо.

— Кто ты, ПУТНИК, где ты жил, как попал ты в этот мир? — снова задумчиво почти пропела ГРАФИНЯ, покачивая своей прелестной ножкой.

— Чёрт его знает, где и как! — я снова полистал книгу, вздрогнул, когда передо мною внезапно появился ПОЭТ, неожиданно возникший из ниоткуда. — Вот послушайте! «Не стыдись страна Россия, ангелы — всегда босые». Как чудесно сказано! А?!

— Мне больше не стоит заходить в эту библиотеку, Сир, — печально произнёс ПОЭТ. — Шекспир, Гёте, Бернс, Пушкин, Гейне, Байрон, Лермонтов, Китс, Бодлер, Тагор, Хайям… Им нет числа. Сколько гениев. Как всё это печально и смешно… Правильно Вы сказали про наши Острова. Бродим мы по ним, возимся, извините, в дерьме, как куры, что-то в нём выискиваем, надеясь отыскать какие-то драгоценные крупицы из того, что было случайно проглочено кем-то или чем-то большим и могучим за огромным пиршественным столом. А настоящая жизнь проходит где-то мимо нас, существует помимо нас. И всё в ней уже давно познано и осознано. Всё написано и переписано. Всё сказано и пересказано. И нечего изобретать велосипед. Не знаю, что это такое, — «велосипед», но смысл понятен и без осознания данного предмета.

— ГРАФИНЯ, мой Летописец всегда был склонен к хандре и даже к депрессиям. Я его тонкую натуру понимаю и всю оседающую в ней муть ему прощаю, но многие его сентенции носят уж слишком пессимистический и спорный характер, и с ними я согласиться не могу, — ухмыльнулся я.

ПОЭТ мрачно поморщился, подошёл к полке, взял какую-то книгу, стал неторопливо её листать. Я сел на стул, вальяжно закинул ногу за ногу и продолжил:

— По поводу Островов он прав и не прав. Допустим, стоим мы на провинциальной маленькой станции, освещаемой одиноким слабым фонарём. Восторженно созерцаем проносящиеся мимо сияющие, горящие огнями поезда, и нам кажется, что вот сейчас один из них вдруг случайно остановится, сядем мы в него, лихо понесёмся куда-то вперёд, приобщимся к большой, загадочной и полной всяческих возможностей жизни, и всё изменится! Да ничего подобного! Обман это, иллюзия полная… Жизнь везде одна и та же: что в большом шумном городе, что в маленькой тихой деревне. Если внутри тебя нет гармонии и понимания простоты и суетности бытия, то нигде ты не найдёшь удовлетворения и покоя. Нигде! Привыкнешь через пару недель к этому самому большому городу, и будет он вызывать у тебя такое же отвращение, которое ощущал ты в своей бедной деревеньке. Везде и всегда — всё одно и то же!

Я прошёлся вдоль полок, задумчиво провёл рукой по корешкам книг.

— А какого мнения придерживаетесь вы, сударыня, по поводу наших прекрасных, волшебных, удивительных Островов!? — я весело и исподлобья посмотрел на ГРАФИНЮ.

— Сир, я полностью с Вами согласна. Было бы счастье и гармония, а где оно: в хижине, во дворце, в лесной чащобе или в бесконечной степи, на берегу моря или в пустыне, — какая разница! Я не думаю, что в этом самом, упомянутом ПОЭТОМ, большом мире люди более счастливы или несчастливы, чем мы с Вами сейчас на Первом Острове. Любой мир, даже самый большой, необычный и разнообразный, — всего лишь ОСТРОВ в безбрежном Океане Вечности, не более того. Все Острова на этом свете отличаются друг от друга только размерами. Вот и вся суть!

— Хорошо сказано, сударыня, — усмехнулся я. — «Любой мир — всего лишь ОСТРОВ в Океане Вечности». Ну-ка, Летописец вы наш, внесите эту фразу от лица ГРАФИНИ в Цитатник! Как замечательно и поэтично сказано, однако!

Девушка весело и звонко рассмеялась.

— Спасибо, Сир, Вы очень добры ко мне! А скажите мне, что такое «поезд»? Ну, тот, который «проносится мимо, сияя и горя огнями?».

— Как вам объяснить… Это такая большая самодвижущаяся повозка, вернее, карета, вернее, несколько карет, соединённых вместе, которые проносятся и сияют. Понятно? Нет? Ну и Бог с ними, с поездами. На этом я предлагаю закончить нашу затянувшуюся интеллектуальную экскурсию в данную библиотеку. Пора возвращаться к обыденной жизни. Прочь из этого эфемерного мира фантазий, иллюзий и словоблудия, запечатанного в хрупкие и мёртвые страницы! Хочу на воздух! Хочу реальности, хочу простора, хочу неба! Хочу Звизгуна, в конце концов!

— Сир, позвольте напоследок прочитать Вам одно стихотворение, — сказала ГРАФИНЯ, грациозно и легко спускаясь с лестницы.

— Только одно, милая, только одно, — устало произнёс я.

— Тютчев… Гениально, проникновенно, отточено. Произнесено раз и навсегда, лучше не скажешь, — пробормотал я, а потом посмотрел на ПОЭТА и глухо произнёс. — Знаете, я вас всё-таки в чём-то понимаю и вам сочувствую. Действительно, вроде бы всё до вас уже сказано, написано и переписано тысячу раз. Но не беда, не грустите. Процесс творчества бесконечен, беспрерывен, а если он и прерывается, то через некоторое время успешно возобновляется. Мы же уже эту тему неоднократно обсуждали. Чёрт с вами, возьмём для примера вашего любимого Сократа. Как-то и где-то выдал он свой очередной афоризм, произнёс нечто гениальное. Прошло десять-двадцать или сто-двести лет и кто-то, где-то, ничего не зная о Сократе, или забыв о нём, находясь на другом конце земли, особо не напрягаясь, произнёс то же самое, ну, может быть в несколько иной форме, интерпретации. И то, что он сказал, стало великим откровением для массы его современников. Понимаете мою мысль?

— Конечно, Сир, — ГРАФИНЯ подошла ко мне и погладила по щеке. — А ещё через сто-двести лет кто-то другой где-то скажет то же самое, но несколько иначе. И так до бесконечности по кругу.

— По расширяющемуся до бесконечности кругу, — усмехнулся я.

— По расширяющемуся? — ГРАФИНЯ ещё раз коснулась моей щеки.

— Существует такой очень наглядный и простой пример, — я, не торопясь, снова прошёлся вдоль полок. — Представим процесс познания следующим образом. Есть некий круг, в котором постепенно накапливаются знания. За его границей находится огромная тёмная зона непознанного. По мере проникновения в эту зону, захвата из неё новых знаний, то есть, — осуществления процесса познания, площадь внутри круга всё больше и больше расширяется. А что происходит с площадью вне круга?

— Она сужается, — задумчиво пробормотала ГРАФИНЯ.

— Да, нет, сударыня! — раздался голос ПОЭТА. — Я думаю, что зона непознанного также всё увеличивается и увеличивается.

— Но, извините! — фыркнула девушка. — Когда-нибудь круг до такой степени расширит свои границы, что упрётся во что-то и познание прекратится. Это как степной или лесной пожар. Они молниеносно пожирают всё, способное гореть, вокруг себя, разрастаются и разлетаются под сильным ветром, но, в конце концов, их обязательно остановят или пустыня, или река, или море, или горные ледники. Всё в этом мире конечно.

— А вот здесь вы, милая, ошибаетесь, — сказал я. — Круг познания нельзя сравнивать с банальным пожаром и ограничивающими его природными факторами. Этот круг, в отличие от реального пожара, всего лишь абстракция, существующая в наших головах. Он создан нашим воображением для наглядности, не более того! Сознание, мысль, разум — это нематериальные, духовные, неосязаемые явления, до сих пор мало изученные. Но они всё же являются конкретным результатом работы человеческого мозга. Он вполне материален, осязаем. Принципы его функционирования, его строение гораздо более понятны и объяснимы. Мозг можно пощупать, разрезать, подвергнуть различным анализам и исследованиям. Другое дело — мысль, душа, сознание. Короче, процесс познания осуществляется на границе физического и метафизического миров. Оно безгранично, вечно, бесконечно и будет существовать и расширяться до тех пор, пока человек или человечество живы. Ладно… Закончим обсуждать данную тему. Что-то я устал от необыкновенного умственного напряжения! — усмехнулся я и наугад взял с полки массивную книгу в чёрном с позолотой переплёте, открыл её и прочитал:

— «Гёте. Собрание сочинений».

— Сир, Вам не кажется, что здесь попахивает мистикой? — удивлённо спросил ПОЭТ. — Как это Вы совершенно случайно наткнулись на того самого Гёте? Не может быть такого совпадения!

— Вся наша жизнь — это череда случайностей, одетых в мистические наряды, — задумчиво произнёс я, листая книгу.

— Сир, прочитайте нам что-нибудь из Гёте, — попросила ГРАФИНЯ.

— Жаль, что в этой книге почему-то нет «Фауста», — удивлённо сказал я. — Да не беда. Вот, послушайте. «Жизнь человека подобна стратегии. Мы начинаем в ней разбираться, только когда поход окончен». Каково, а! Как точно сказано! А вот ещё. «Когда боги являются людям, последние их обычно не узнают».

ГРАФИНЯ и ПОЭТ дружно засмеялись.

— И ещё. «Человек познаёт сам себя только в той мере, в какой он познаёт мир», — я захлопнул книгу, поставил её на место. — Всё, господа! Считаю необходимым подвести черту. А вообще, я лично считаю познание бесконечным, а вот Вселенную — всё-таки конечной, и никто не убедит меня в обратном, чёрт побери! Всё, на этом дискуссия закончена! Собственно, дискуссии, как таковой-то и не было. Чего это я вдруг так разгорячился и разошёлся!?

— Сир, разрешите прочитать Вам ещё кое-что, ну, уделите нам несколько минут внимания, прошу, — умоляюще посмотрел на меня ПОЭТ. — Когда мы ещё здесь побываем!? Завтра ведь в поход!

— Валяйте…Действительно, такая библиотека, возможно, единственная в своём роде на этих Островах. Может быть, мы её больше никогда и не увидим. Кто знает, кто знает…

— Сир, автора зовут Конфуций. «Беседы и суждения». Вам это имя знакомо? — ПОЭТ как-то загадочно и странно посмотрел на меня.

— Конфуций Кун-цзы. Великий китайский философ. Его учение фактически стало основой специфически-китайского образа жизни, оно очень много значит для китайской цивилизации.

— Сир, — уже традиционный вопрос в таких случаях, — сказала ГРАФИНЯ. — А кто такие «китайцы»?

— Почти те же, что и японцы, но не совсем. Китайцев намного больше. Живут эти народы неподалёку друг от друга.

— Благодарю Вас за крайне исчерпывающий и вполне понятный ответ, — засмеялась девушка.

— Так что там говорил Конфуций? — повернулся я к ПОЭТУ. — Кстати, его книга «Беседы и суждения» очень похожа на наш «Имперский цитатник», не находите?

— Сир, может быть наоборот?

— Что наоборот?

— «Имперский цитатник» напоминает «Беседы и суждения», Сир, — усмехнулся ПОЭТ.

— Да, вы правы, — засмеялся я. — Возьмите эту книгу, ну и ещё что-нибудь подобное с собой. Пригодится… Небольшой плагиат нам не помешает. Обещаю вам, что в «Имперском цитатнике» мысли Конфуция не всегда будут преподноситься, как мои. Пятьдесят на пятьдесят. Так что вы хотели прочитать?

— Послушайте, Сир. «Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок». Вот ещё. «Человек расширяет Путь, а не Путь человека». И ещё. «Совершенно мудрого человека я не видел. Увидеть благородного мужа — этого достаточно. Доброго человека я не видел. Увидеть обладающего постоянством — этого достаточно».

— Прекрасно сказано, — сказал я. — По поводу исправления прошлых ошибок я с Конфуцием полностью согласен. А что касается Пути, то здесь бы я с ним с удовольствием и аргументировано поспорил. Насчёт того, кто кого расширяет и в какой степени, можно дискутировать очень долго. Мне кажется, что и Человек расширяет Путь, и тот расширяет Человека. Впрочем, может быть я и не прав, не так понял мудреца… Но хватит болтовни. Готовьтесь к отъезду, господа. Второй Остров нас ждёт не дождётся. Как же мне хочется увидеть БАРОНА и задать ему всего лишь один и очень простой, но в то же время сложный вопрос! Вы не представляете, как хочется!

— Сир, и каков же этот вопрос? — спросила ГРАФИНЯ.

— Я посмотрю БАРОНУ в глаза и спрошу у него следующее, — глухо ответил я. — «Кто вы такой?». И не более того!

— А если наш друг ответит Вам, что он — Первый Горный Барон Первой Провинции Первого Острова, подданный Императора Трёх Островов, начальник Императорской Личной Гвардии и Тайной Службы Его Величества, Первый Мастер Меча на двух Островах? — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ.

— Если он мне так ответит, то я сразу же лично отделю его буйную голову от бренного тела, и никакое мастерство владения мечом во время этой процедуры ему не поможет, — злобно процедил я сквозь зубы.

В библиотеке снова воцарилась тишина. На этот раз она была неприятной, мрачной и тяжёлой.

— Сир, я ещё немного побуду здесь, — печально произнёс ПОЭТ. — Собраться в дорогу я всегда успею. Что там собираться!? А вот такую библиотеку, как Вы правильно сказали, я могу уже больше никогда и не увидеть.

— Ради Бога… Поваляйтесь вдоволь на этом чудесном и необъятном сеновале знаний, встряхните мозги, — усмехнулся я. — А насчёт того, что я говорил… Мало ли что я подчас плету. Выше голову, больше оптимизма! Вернёмся мы ещё в эти прелестные места, не сомневайтесь! Почитаем и Гёте, и Флобера, и Аристотеля, и Пушкина, и Кафку, и Шекспира, и Хайяма, и многих иже с ними, я вам это обещаю! Прорвёмся, всё преодолеем!

Мы с ГРАФИНЕЙ вышли из библиотеки, в молчании прошествовали по коридорам мимо салютующих нам Гвардейцев, поднялись на центральную башню замка, одновременно и полной грудью вдохнули свежий, насыщенный запахом осенних деревьев и трав, воздух. Возвращение к чудесной, ясной и абсолютно понятной и приятной реальности из фантазийной полутьмы библиотеки было подобно всплытию теряющего воздух ныряльщика из загадочных и сказочных, но тяжёлых вод океана на обыденную и привычную, но спасительную поверхность.

Погода по-прежнему была великолепной. Небо потеряло свою утреннюю, прозрачно-голубую лёгкость и неожиданно обрело какую-то необычную глубину, окрасилось в тёмно-синий цвет. Поросшие густой растительностью горы пестрели яркими цветами и их оттенками, среди которых всё-таки преобладал зелёный, принадлежащий в основном соснам, елям и можжевельникам.

— Как хорошо, дорогой! — воскликнула ГРАФИНЯ, тесно прижавшись ко мне всем телом.

— Ах, ты моя лебёдушка ненаглядная, как же я тебя люблю, моя птичка райская, — весело ответил я и поцеловал девушку в губы, потом в шейку и в прелестное маленькое ушко.

ГРАФИНЯ счастливо засмеялась, слегка оттолкнула меня от себя и грациозно закружилась в каком-то лёгком и воздушном танце. Я расслаблено и томно наблюдал за нею, облокотившись спиной на основание бойницы и опершись руками на ПОСОХ. Как хорошо, ах как хорошо!

Мне в голову в очередной раз пришла предательская, но вполне понятная и естественная в данной ситуации мысль: «А может быть плюнуть на все эти завоевания, походы, тяжёлые раздумья, интриги? Не пора ли остановиться, успокоиться?». Но неумолимая, мудрая и холодная старуха-судьба, верная своему долгу в любой ситуации, следуя, как всегда, логике и здравому смыслу, безжалостно отмела эту мысль в сторону. «Назвался груздем, — полезай в кузов, милок!» — насмешливо прокаркала она и строго погрозила мне корявым и жёстким пальцем. Я вздохнул и в очередной раз ей подчинился.

Между тем ГРАФИНЯ закончила свой чудесный танец. Я весело захлопал в ладони и крикнул:

— Браво, брависсимо!

Девушка изящно поклонилась мне, счастливо засмеялась. Я сделал лёгкое движение ей на встречу и тут вдруг неожиданно, но мгновенно, уловил опасность, грозящую мне сзади! Я максимально ускорился, молниеносно развернулся на месте и увидел быстро приближающуюся ко мне стрелу. Она была довольно длинной, следовательно, выпущенной из лука мастеров Первой Горы. Полёт стрелы был направлен мне в грудь. Я стал отклоняться, рассчитывая легко пропустить её мимо себя, но краем глаза увидел на лини выстрела ГРАФИНЮ.

Девушка стояла неподвижно, недоумённо глядя на меня. Стрела должна была её поразить, в этом у меня не было никаких сомнений! Я моментально взмок, на краткий миг мною овладела паника, но я молниеносно погасил её, ещё больше ускорился и перехватил левой рукой почти потерявшую свою скорость стрелу в тот момент, когда она тяжело, медленно, разочарованно, но всё равно хищно заканчивала пролетать мимо моего лица.

Сквозь перчатку я почувствовал сильное тепло, ещё раз развернулся на месте, вышел из состояния ускорения и брезгливо бросил стрелу на каменный пол, как убитую, но всё равно вызывающую отвращение ядовитую змею. Потом я подхватил ГРАФИНЮ за талию и быстро шагнул с нею под защиту крепостной стены, хотя чувство опасности из моего подсознания уже исчезло и пока не желало возвращаться вновь.

Я осторожно посмотрел в амбразуру, досадливо крякнул. Горы, буйно поросшие растительностью, могли скрыть в ней целую сотню лучников. Чёрт возьми, да что же это такое происходит!? Кем являются эти загадочные, неизвестно откуда появляющиеся стрелки!? Почему они так настойчивы!? Кто ими руководит!? Вроде бы враг на этом Острове разбит, кругом воцарились мир, благодать и тишина. Ничего не понимаю!

Я не сомневался, что все пять покушений на меня: два первых — около замка ГРАФА, третье — на море во время появления трёх Ускоренных, четвёртое — во время сражения с пиратами на суше, и пятое — здесь, сейчас, являются звеньями одной цепи, спланированы одним и тем же лицом. Но зачем, с какой целью? Ведь этому таинственному организатору должно быть хорошо известно, что стрельба по мне ни к какому ощутимому результату не приводит. А вдруг ему это неизвестно? Почему не допустить данный вариант? И вообще, два покушения в принципе закончились успехом. Мне были причинены достаточно тяжёлые ранения, два раза я даже терял сознание и был на некоторое время лишён возможности продолжать сражаться и сопротивляться.

Самое досадное состоит в том, что я до сих пор в полной мере и до конца не осознал, какие силы мне противостоят. Ну, РЕГЕНТ и пираты, — с ними всё понятно. Ну, МАГИСТР и какой-то КООРДИНАТОР… С этими особой ясности нет, но думаю, что скоро я с ними разберусь. Знания об их сущности затаились где-то в глубинах моей памяти, но я их, голубчиков, скоро вытащу на свет Божий. Этого, кстати, очень боится МАГИСТР. Что-то подсказывает мне, что когда-то я был каким-то образом связан с той организацией, интересы которой представляет МАГИСТР.

Да, существует ещё кто-то, тот, кто пускает в меня с неба молнии или энергетические пучки, волны, разряды, — какая разница, как их называть! Суть от этого не меняется. Какие-то шары… Что за Шары?! Здесь ситуация конечно намного сложнее, и возрождённая память навряд ли мне поможет. Ведь даже сам МАГИСТР, существо как бы высшего порядка, признался, что не знает, откуда эти ребята взялись и кто они такие!

Так или иначе, встаёт вполне закономерный вопрос: «А какого чёрта я им всем сдался!?». Брожу по этим долбанным Островам со ЗВЕРЕМ и ПОСОХОМ, никого особо не трогаю. Ну, вернее, кое-кого трогаю, но это происходит, так сказать, на микро уровне. Какое дело орлу, парящему в небе, до муравья, снующего между травинок на земле!? А может быть я вовсе и не муравей, а, допустим, какой-нибудь суслик, сурок или заяц? Весьма лакомая добыча. А вдруг я — тигр или лев!?

Кстати, присутствует во всём этом раскладе и легендарный Медведь, который свалился мне на голову из той огромной чёрной воронки с неба. Чьим порождением он является? Чёрт его знает! Скорее всего — МАГИСТРА и КООРДИНАТОРА. Их стиль… Ускоренный Медведь ассоциируется у меня в голове больше с этими деятелями, чем с ребятами, мечущими молнии. Вот, собственно, и все, кто мне противостоят. Возможно, есть кто-то ещё, до сих пор в полной мере себя не проявивший, могущественный, тайный. Организатор, кукловод, режиссёр…

Кто же эти стрелки? Судя по всему, мне противостоят люди с Островов, местные, так сказать. Никаких молний, никаких появлений и исчезновений в кругах света, никаких признаков способности к ускорению. Арбалеты, луки, стрелы, — вот собственно и всё! Да нет, отнюдь не всё. Конспирация, бесстрашие, мастерство, хладнокровие… Много это или мало? Очень ценные качества в условиях средневековья. А вообще, какая разница, проявляются ли эти свойства во время средневековья, в битвах первой и второй мировых войн или при освоении космоса!? Они ценны всегда, во все времена и в любом месте, чёрт возьми! Стоп, стоп!!! Первая и вторая мировые войны… Я вспомнил всё то, что о них знаю! Превосходно! Но как много ещё в моей бедной голове всяких вопросов! Да, как всегда — вопросы, вопросы, вопросы… Когда же я начну получать на них хоть какие-то более-менее исчерпывающие ответы!? Ну, кое-какие я уже, собственно, получил!

Я досадливо скрипнул зубами, улыбнулся притихшей и находящейся в полной неподвижности ГРАФИНЕ, поцеловал её в плечо, посадил на скамейку, стоящую около стены, подошёл к стреле, задумчиво посмотрел на неё. Пора собираться в поход. Второй Остров ждёт. Как пройдут плавание и высадка на него, какова там ситуация, хватит ли нам сил для победы? А потом ведь во весь свой исполинский рост встанет другая неприятная проблема — Третий Остров! Бог мой, я не имею никакого желания не только его завоёвывать, но не хочу даже о нём вспоминать и думать! Тьфу, тьфу, тьфу… А, вообще, существует ли он всё-таки на самом деле? Кто его знает, кто его знает…

Рядом со мною из воздуха, как всегда неожиданно, возник ЗВЕРЬ. Он зевнул, подошёл к стреле, как бы невзначай понюхал её, похлопал глазами, поворчал о чём-то о своём. Потом Пёс нервно потряс головой, задрал её вверх и поднял было заднюю ногу с целью почесать бок или шею, но, увидев мои прищуренные, внимательные и злые глаза, вовремя одумался, тяжело сел и замер передо мною чёрной неподвижной глыбой на сером и холодном полу башни. Я опустился на скамейку подле печальной ГРАФИНИ, обнял её. Мы помолчали, полюбовались небом и горами.

Потом я услышал топот шагов и пыхтение. Из люка в полу башни выскочил ШЕВАЛЬЕ.

— Сир, только что из Столицы прибыли дополнительные силы, войска находятся в полной боевой готовности! — прерывисто дыша, сообщил он. — Можно приступать к маршу. Все корабли, которые мы смогли собрать, сосредоточены на юго-восточном побережье, к плаванью также готовы! Ах, как выручили нас пиратские галеры, ну те, которые остались от разгромленных флибустьеров!

— Превосходно! — вскочил я. — Пошлите кого-нибудь в библиотеку за ПОЭТОМ, готовьте мою карету.

— Будет исполнено, Сир!

— Постойте, постойте… Нет ли каких-либо вестей со Второго Острова?

— К сожалению, нет, Государь!

— Жаль, жаль… Тот, кто плутает во тьме, значительно слабее того, кто бродит хотя бы в сумраке.

— Прекрасно сказано! Разрешите идти, Сир!?

— Идите…

— Постойте! — ГРАФИНЯ резко встала, с опаской взглянув на ЗВЕРЯ, который сразу же насторожился. — Сир, а Мастера!?

— Чёрт возьми, совсем забыл! — я с досадой хлопнул себя по голове. — Да, я же пригласил в замок трёх Первых Мастеров Первой Горы для вручения им наград и премий.

— Они уже давно Вас ждут, Сир!

— Прекрасно, прекрасно… А давно ждут?

— Уже пол дня, Сир!

— А вот это нехорошо! Надо было сообщить мне раньше! Надеюсь, они накормлены и напоены?

— Сир, всё хорошо, всё в порядке! — ухмыльнулся ШЕВАЛЬЕ. — Мастера и накормлены и напоены. Их развлекают придворные музыканты, акробаты, жонглёры и танцовщицы. Девицы, я Вам скажу, все, как на подбор, высший класс. Мастера чрезвычайно довольны. А вечером им будет организована банька именно с этими девицами.

— Ну, вот и славно, ну вот и отлично… Кстати, сколько у нас войск?

— О, Государь, столько воинов Первый Остров ещё не видел!

— Отлично! Как говорил Наполеон: «Большие батальоны всегда правы». Вперёд и только вперёд!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дул лёгкий попутный ветер. Было слегка пасмурно и прохладно. Серая небесная поволока иногда, на несколько мгновений, рассеивалась, обнажая то тут, то там кусочек голубого неба, но потом облака, похожие на низкосортную, перележавшую и отсыревшую муку, снова смыкались, не оставляя никакой надежды на хорошую погоду.

Наша славная, изящная и быстроходная яхта, не торопясь, двигалась в центре моего внушительного экспедиционного флота. Со всех сторон, держась на почтительном отдалении, нас окружали тяжёлые боевые корабли. Реяли знамёна, хлопали паруса, раздавались какие-то громкие и строгие команды, слышались просто весёлые и беззаботные голоса.

В голову мне неожиданно пришла ассоциация. Плывёт маленькая, аккуратненькая беленькая уточка, а вокруг неё — огромные, массивные серые гуси, нагулявшие к осени жирок, способные и агрессивно пошипеть, и в случае необходимости больно ткнуть клювом. А может быть лебеди? Да нет, именно гуси. Я улыбнулся, в мозгу вдруг родилась, или вернее вспыхнула очередная ассоциация. «Дикие лебеди»… Кто-то, где-то, когда-то написал неплохую вещь под этим названием. Роман, повесть, рассказ, поэма? Кажется, были такие писатели — братья Стругацкие. Я напрягся, попытался выудить из глубин неторопливо просыпающейся памяти ещё что-то касающееся этого названия и упомянутых братьев, но, увы, у меня ничего не получилось. Жаль, конечно, но не беда. Скоро я вспомню всё, в этом я был совершенно уверен. Дайте время, господа, дайте время…

Мы плыли уже второй день, то, ловя попутный ветер, то, переходя на вёсла при отсутствии оного, то, сочетая и первое и второе. В данный момент я стоял рядом с КАПИТАНОМ в рубке яхты, горячо обсуждая с ним тонкости и нюансы приготовления очень важного, вкусного и любимого нами обоими блюда, — ухи, но не просто ухи, а НАСТОЯЩЕЙ ухи!

ГРАФИНЯ сидела в кресле на носу судна, рядом с нею на небольшой табуретке примостился ПОЭТ, что-то воодушевлённо читал ей из толстой книжки, очевидно взятой в библиотеке БАРОНА. Девушка была одета в лёгкое, тонкое и длинное белоснежное платье, на её голове покоилась соломенная шляпка с широкими полями. Летописец читал воодушевлённо и самозабвенно, иногда делая пометки на полях фолианта. ГРАФИНЯ то улыбалась, то хмурилась, то рассеяно смотрела куда-то в даль, то сосредоточённо вслушивалась и, очевидно, глубоко проникала в смысл прочитанного ПОЭТОМ текста. При этом она не забывала периодически искоса и томно посматривать на меня, изящно поправляя тонкой ручкой упорно выбивающиеся из-под шляпки непокорные локоны чудесных, густых волос цвета бронзы.

Как хороша, зараза, ах как хороша! Эта женщина когда-нибудь сведёт меня с ума! Не в переносном смысле, а в буквальном! Да, да, в буквальном! При моей-то слабой психике это вполне возможно! Буду ходить-бродить, что-то бормотать, размахивать руками, подпрыгивать, брызгать слюной и, будучи довольным собой и миром, постоянно счастливо улыбаться, как законченный идиот. А вообще-то, почему «как»? Во всех этих действиях и проявляется настоящий законченный идиот. А бывают ли идиоты незаконченными? Вообще-то, идиот, он и есть идиот. Или ты идиот, или кто-то другой, возможно тот, кому ещё только предстоит стать идиотом. С другой стороны, есть же понятие незаконченной статуи или картины! Ещё одно движение резцом, ещё один мазок на полотне! И вот — финал! Произведение, наконец, закончено! Ура! Такова ситуация и с идиотами, с полностью законченными и не совсем …

Боже мой! Собственно, о чём это я!? Что за бред я несу!? Какую ахинею порождают мои бедные мозги? Лучше вернёмся к теме ухи! Она намного интереснее и приятнее.

— Так вот, Сир, — голос КАПИТАНА решительно пробил туман любовных чувств и связанных с ними размышлений, зловеще, сладко, плотно и неторопливо клубящийся в моей голове. — Имеется большое различие между ухой, приготовленной из морской, речной или озёрной рыбы. Отличие это даже не большое, а очень существенное.

— И в чём же заключается упомянутое вами отличие? — с огромным и искренним интересом спросил я, с трудом отводя свой прозрачный, чувственный и, очевидно, полубезумный, а может быть, и полностью безумный взгляд от розового ушка ГРАФИНИ.

— Сир, да во всём! — воскликнул КАПИТАН и от возмущения чуть не выпустил из рук руль. — Всё разное: и вид рыбы, и структура её плоти, и вкусовые качества, и методы приготовления, и приправы, и время варки, и, наконец, сам антураж действа! Одно дело, — бескрайнее, безбрежное, подавляющее своей мощью, величием и грандиозностью, томное, тёмно-синее, предзакатное море, которое тихо шумит, неторопливо и лениво накатывая на остывающий берег свои тягучие волны. Совсем другое дело, — поросшее камышами, источающее тонкий аромат тины, заполненное и переполненное лягушачьей разноголосицей, неподвижное и сонное утреннее озеро, гладь которого нежно ласкает туман! Или слегка журчащая, прохладная и прозрачная речка, жадно облизывающая камни, и куда-то вечно спешащая, со стрекозами над своей причудливо-непостоянной и лёгко струящейся плотью… Чувствуете разницу?!

— Чувствую, конечно же, чувствую! Да вам бы податься в поэты или в писатели, сударь, — изумлённо воскликнул я. — Возможно, вы добились бы в этих областях многого, очень многого! Я восхищён и очарован вашим повествованием! Приглашаю вас ко Двору. Мне так не хватает творческих личностей. Вы не представляете, как не хватает!

— Ах, Государь, — задумчиво произнёс КАПИТАН, а потом нервно махнул рукой. — Поэзия, проза, живопись… Все эти и другие подобные продукты человеческого творчества так иллюзорны, спорны, крайне непостоянны и непредсказуемы. Лучше уж покручу я этот руль, полюбуюсь морскими просторами, совмещу приятное с полезным. И для души удовольствие, и заработок не плохой. А вообще, я в своё время окончил филологическое отделение Университета Второго Острова. Вот так… Но жизнь всё расставила по своим местам. Ничего, ничего… Своей участью я вполне доволен, ни о чём не жалею, и, слава Богу!

— Вот как? — удивился я. — Филологическое отделение!? Интересно, очень интересно… Как я понимаю, у вас должны быть какие-то произведения, ну, — стихи, проза, ещё что-то подобное? Должны же быть какие-то курсовые и дипломная работы? Или нет?

— Курсовые и дипломная работы? — удивился КАПИТАН. — Что это такое, Сир?

— Не важно…Продолжим тему прозы и поэзии.

— Сир, кое-что из упомянутого Вами у меня имеется, но, прошу Вас, давайте пока оставим эту тему, — печально вздохнул морской волк. — Мне неприятно вспоминать некоторые эпизоды моей прежней жизни. Предлагаю вернуться к более приятной и актуальной теме на сегодняшний момент, а именно, к теме ухи.

— Ладно, ладно, — усмехнулся я. — Уха, так уха… Но прошу вас, попозже подойдите к ПОЭТУ и покажите ему что-нибудь из того, что вы написали. Хорошо? Пусть он посмотрит, оценит. Творческие личности при моём дворе имеют особый статус, знаете ли. Я очень заинтересован в них. Считайте мою просьбу приказом. Я решительно на этом настаиваю!

— Слушаюсь, Сир! — весело ответил КАПИТАН.

— Так что вы хотели рассказать мне об ухе из озёрной и речной рыбы? — поинтересовался я, бросая небрежный и слегка скучающий взгляд на ГРАФИНЮ.

Она в это время рассеянно созерцала светло-серое небо, чуть покачивая ножкой, обутой в лёгкие матерчатые туфельки без каблуков. Собственно, отсутствие оных не лишало ножку красоты, изящества и миниатюрности. А какие лодыжки! Боже мой, какие лодыжки! Я хочу прямо сейчас поцеловать эти совершенные лодыжки!

Обожаю лодыжки тонкие, правильной и классической формы, плавно переходящие и не теряющие её, в не менее изящные икры. Последние должны быть также идеальны: не полные и не худые, не широкие и не тонкие, не мускулистые и не рыхлые. Это правило, кстати, касается и лошадей. Представьте себе тяжеловоза с ногами-столбами и породистого скакуна. Представили? То-то же! Вообще, тема женских ног неисчерпаема и вечна. О своём вкусе могу сказать лишь одно. Пусть дама будет неописуемой красоты, исключительного ума и ангельского характера, пускай она имеет прекрасную грудь и великолепную фигуру, но если, не дай Бог, у неё обнаружатся толстые лодыжки и мускулистые рельефные икры, то эта особа перестанет существовать для меня навеки! Я не говорю уже о ногах неправильной формы! Не о кривых, не о них речь, а именно неправильной формы! Форма подчас решает всё! Форма лежит в основе мироздания, именно она определяет развитие любой сущности!

Почему, например, Земля имеет форму шара? Да, многие скажут, что в этом заложены элементарные физические законы. Но только ли они? Творец не может быть только холодным математиком. Он должен быть ещё и художником, и скульптором, а иначе, в чём весь смысл?

— Сир, вижу, Вы о чём-то задумались, наверное, о важных государственных делах и будущих великих свершениях? — вежливо вернул меня из заоблачных высот на грешную землю КАПИТАН. — Не смею более толковать об ухе. Бог с нею…

— Как это Бог с нею!? — возмутился я. — Бог с ними, с государственными делами, они подождут, никуда не денутся. Уха, вот настоящая мужская тема, всё остальное по сравнению с нею ломаного гроша не стоит! Ну, может быть и стоит, — поправился я, — но в данный момент нет!

— Сир, как знаете, — расслабился и заулыбался мой собеседник. — Так вот, разрешите мне поведать Вам об одном старом, добром и почти забытом рецепте приготовления ухи.

— Сударь, извините, но я вас прерву, — вмешался я. — Не обижайтесь, но делаю я это только с одной целью, — не упустить из памяти только что возникший в ней очень интересный и оригинальный рецепт. Не расскажи я вам о нём сейчас, возможно забуду навсегда, а это, наверняка, будет очень горькая и невосполнимая утрата, не побоюсь это произнести, для всего человечества, населяющего Острова.

— Ради Бога, Сир, конечно, я весь во внимании! — с энтузиазмом произнёс КАПИТАН.

— Так вот… Способ приготовления ухи, о котором я вам поведаю, появился очень давно, где именно, я не знаю, но данный рецепт широко распространён в Поволжье.

— Извините, Сир, где, где? — вежливо прервал меня КАПИТАН.

— В Поволжье, — задумчиво произнёс я. — Есть такое понятие — Поволжье, то есть земли, расположенные вдоль великой русской реки Волги. Не буду вам долго объяснять, кто такие русские и где находится река Волга. Она протекает по центральной части России, очень большого государства, которое расстилается далеко за Океаном.

— Насколько большого? — полюбопытствовал мой собеседник. — Россия намного больше наших трёх Островов?

Я грустно усмехнулся:

— Острова по сравнению с Россией — это как самая большая галера нашего флота по сравнению с ракушкой, которая прилипла к её днищу. Примерно так…

КАПИТАН некоторое время ошеломлённо молчал, задумчиво глядя на тяжёлые корабли, сгрудившиеся вокруг яхты, потом вяло пробормотал:

— Воистину, неисповедимы пути твои, Господи, и велики и неведомы для сынов твоих дела твои и творения твои!

— Кто это сказал? — встрепенулся я.

— Великий Белый Оракул Второго Острова, Сир.

— Кто он такой? Что за Оракул? Он жив?

— Вроде бы, Сир.

— Надо будет обязательно с ним встретиться и пообщаться, — задумчиво произнёс я.

— Не так всё просто, Сир, — сказал КАПИТАН.

— И что же в этом моём желании такого сложного? — удивился я. — Я, вроде бы, Император!

— Как, Вы не в курсе!? Государь, Белый Оракул ни с кем не общается в обычном смысле этого слова.

— Что за ерунда?! — засмеялся я. — А каким же тогда образом становится известно о его предсказаниях?

— Они появляются на песке, Сир.

— Странно, странно… Они что, просто возникают из ниоткуда, из воздуха, и их никто не пишет, не рисует, не чертит? А каким образом задаются конкретные вопросы? Ведь их надо кому-то адресовать? Или предсказания носят отвлечённый, обобщённый и спонтанный характер?

— Сир, Великий Белый Оракул слышит мысли конкретных людей, приходящих к его пещере, и ответы, начертанные на песке, понятны только этим людям. Для стороннего наблюдателя песок абсолютно чист.

— Вот как? Интересно, интересно… Однако, мутная какая-то история. Ладно, вернёмся к теме ухи, — решительно сказал я и бросил на ГРАФИНЮ взгляд, лёгкий и сладкий, как полёт колибри.

Девушка неожиданно поймала его на лету, беспечно впитала в себя, как капельку нектара, улыбнулась, махнула мне точёной ручкой, звонко рассмеялась. Боже, ну что за чудо! Чёрт с нею, с утраченной памятью, с этими непонятными Островами, с этими сражениями, — весело подумал я уже в который раз. — Была бы эта женщина всегда рядом со мною, а большего ничего и не надо! Кстати, с чего это я помянул Бога и дьявола почти одновременно!? Нехорошо, нехорошо…

— Так вот, рецепт ухи таков, — счастливо улыбнулся я. — Он очень прост и незатейлив. Но в результате приготовления по нему искомого кушанья получается такое блюдо, что пальчики трижды оближись, а потом их ещё и съешь!

— Какое образное сравнение, Сир, — засмеялся КАПИТАН. — С нетерпением ожидаю продолжения!

— И так… Берём курицу или петуха, лучше петуха, почему, не знаю, и бросаем её или его в чан, подвешенный над костром. После того, как вода закипит, тщательно снимаем пену с поверхности будущего бульона, даём птице до конца свариться и даже перевариться, вынимаем её и кладём на отдельное блюдо. Всё, — её роль в нашей истории закончена. Далее бросаем в котёл различные коренья, травку, специи, конечно же много цельных луковиц, а затем опускаем туда в несколько заходов рыбу разных сортов, начиная с крупной, и после того, как она сварится, последовательно вынимаем её из ухи и выбрасываем.

— Как это выбрасываем, Сир?! — возмущённо воскликнул КАПИТАН, на несколько секунд отпуская руль и всплёскивая руками. — Я лично люблю её, даже самую мелкую, не торопясь разделать, поглодать, пососать и посмаковать, а как же без этого!? Вкуснятина необыкновенная!

— Ладно, — благодушно и великодушно проворчал я. — Рыбу можно и не выбрасывать. Перекладываем её на другое блюдо и пускай все присутствующие, каждый по себе, решают, как с нею поступать дальше. В принципе, действительно, почему бы её не разделать, не поглодать, не пососать и не посмаковать? Хорошее дело… При этом следует чуть присыпать её сольцой, перчиком. Мне кажется, что особо хороша она будет в холодном виде, на следующий день. А кроме этого у нас же есть курочка или петушок! Мы их, родимых, проснувшись на берегу в утреннем прохладном тумане, под хренок или горчичку, да под водочку, не дожидаясь разогрева ухи, так оприходуем, что мало не покажется!

— Сир! — возмутился КАПИТАН, глубоко сглатывая слюну. — Я с Вами не совсем согласен!

— И с чем же, любезный, вы не согласны?

— По утру всё-таки следует сразу приступить к ухе, Сир. Это же такая вкуснятина! Да, к тому же, — она является лучшим средством от похмелья. Уставший организм сразу же придёт в норму. А что такое курица, да ещё и холодная? Тяжёлый продукт. Так, одно баловство, засорение желудка. Уха! Только уха!

— Пожалуй, я с вами согласен… Ладно, можно поступить и так, — благодушно произнёс я.

— Разрешите задать два вопроса, Государь? — спросил КАПИТАН.

— Слушаю…

— Разрешите полюбопытствовать, Сир, почему Вы упомянули водочку, эту акцизную гадость, и почему уху следует обязательно разогревать? — повторно сглатывая слюну, с удивлением посмотрел на меня собеседник.

— Да, вы правы… На Островах водка действительно отвратительна, — задумчиво произнёс я. — Ладно, заменим её Можжевеловкой, а ещё лучше — Его Величеством Звизгуном!

— Ну, это же совершенно другое дело! — расплылся в довольной улыбке КАПИТАН.

— А что касается разогрева ухи, то эта акция необходима по следующей причине, — улыбнулся я в ответ. — Утром уха будет иметь такую консистенцию, что ложка в неё просто не проникнет.

КАПИТАН приоткрыл рот, наморщил лоб.

— Вот это да, вот это я понимаю! Но, Сир, а если эту чудо-уху аккуратно порезать ножом, распределить по порциям, смазать той же горчичкой или хренком и употребить в холодном виде, а!? Тот же холодец, ну пусть не классический свиной или говяжий, но холодец!

— Резонно, резонно, вариант имеет право на существование, — задумчиво произнёс я. — Но всё-таки, представьте следующую картину. Раннее, и как я уже упомянул, туманное и прохладное осеннее утро.

— Извините, Сир, но об осеннем утре Вы не упоминали.

— А Вы очень наблюдательны, мой друг, — я слегка похлопал КАПИТАНА по плечу, отчего он сильно покачнулся и снова на мгновение выпустил штурвал из рук. — Быть вам Адмиралом, ей Богу, быть!

— Рад стараться, Ваше Величество! — гаркнул морской волк так, что ГРАФИНЯ и ПОЭТ одновременно вздрогнули и недоумённо посмотрели на нас.

— Тише, тише, — поморщился я. — Не о вашей карьере сейчас идёт речь, а об ухе.

— Виноват, Сир, погорячился.

— Так вот, на чём мы остановились?

— На холодце, Сир.

— Да нет, дружище, здесь уже я вас поймал, — усмехнулся я. — Остановились мы на том, что утро будет прохладное, туманное и осеннее.

— Да, да, Сир! Осеннее…

— Сударь, я не зря упомянул о том, что утро будет именно осенним, — благодушно произнёс я. — Ну-ка, объясните, почему это должно быть именно так?

КАПИТАН максимально сосредоточился, покраснел и победно выпалил:

— Сир, только холодная осенняя ночь и прохладное утро позволяют сохранить продукты в наилучшем состоянии для дальнейшего их употребления! Особо это касается ухи, именно её уникальной утренней консистенции.

— Прекрасно, прекрасно, — ухмыльнулся я. — Так вот… Заканчивая этот разговор, могу объяснить вам мою позицию в отношении состояния ухи перед её употреблением ранним осенним утром. Вы просыпаетесь с головной болью, весь озябший, в холодном тумане, в плохом настроении. Руки дрожат, зубы клацают друг о друга. Беда, катастрофа, жизнь почти не удалась! И тут вам преподносят ароматную, горячую, дымящуюся уху в большой глубокой глиняной миске! Уха посыпана свежим зелёным укропом и сдобрена чёрным, ядрёным, грубо-молотым перцем! Кстати, а почему укроп будет свежим, изумрудно-зелёным и абсолютно не увядшим?

— Потому что ночь была холодна, а утро прохладным, Сир. Укроп просто не успеет подвять или завять, и потерять свою свежесть и прелесть. А если ещё вечером он был помещён в ёмкость с водой, то…

— Браво, так держать! — прервал я КАПИТАНА. — И вот, вы делаете несколько глотков ухи… Она божественна, ароматна! Вкус её непередаваем и ни с чем не сравним! Великолепно, брависсимо! Кровь в жилах ускорила движение, в желудке воцарилось ни с чем не сравнимое гармоничное тепло, умиротворение и удовлетворение. Но чего-то явно не хватает? Того, что на одно прекрасное мгновение погасит этот божественный пожар, а потом усилит его в тысячу раз! Чего же не хватает, ну же?!

— Звизгуна, Сир, или Можжевеловки, не успевших потерять божественный холод промозглой осенней ночи, впитавшийся в них! — захлёбываясь слюной и экстазом, проговорил на одном дыхании мой собеседник.

— То-то, то-то… Вот он, сакральный момент истины, дарующий ощущение невыносимой лёгкости бытия! — также на одном дыхании выпалил я. — Аллилуйя, ухе, аллилуйя!

— Аллилуйя, жизни, аллилуйя! — вторил мне радостно КАПИТАН.

— Аллилуйя всему хорошему, господа! — как гром среди ясного неба раздался рядом с нами насмешливый голос ГРАФИНИ.

Мы с КАПИТАНОМ мгновенно очнулись от охвативших нас сладкого наваждения и экстаза, встряхнули головами, недоумённо посмотрели на девушку, потом, понимающе, друг на друга, и весело засмеялись.

— Дорогая, однако, как незаметно вы к нам подкрались, — произнёс я. — Как кошка на охоте.

— Да уж, Сир, какая там кошка, какая там охота, — насупившись, произнесла девушка. — К Вам бы и слон подошёл незамеченным. Я как услышала слово «Звизгун», так тут, как тут. Что, неужели готовится пьянка!? Нехорошо, очень нехорошо, господа! Война требует трезвого, незамутнённого ничем рассудка.

— А вот здесь, сударыня, вы ошибаетесь, — строго произнёс я. — Война и трезвость — вещи не совместные. Сто грамм перед атакой, и победа почти в кармане! Проверено веками.

— Ну, ну…

— Звезда моя, свет моей души, — я поцеловал ГРАФИНЮ в её прелестную нежную щёчку. — Какая пьянка? Так, всего-навсего простой мужской разговор о смысле бытия и о судьбах Вселенных.

— А что, разве Вселенная не одна? Их что, много? — глаза девушки засветились жадным любопытством. — Сир, я об этом давно подозревала. Ну, давайте же поговорим на данную тему!

— Дорогая моя, успеем мы ещё пообщаться на эту тему, успеем, — я нежно и страстно поцеловал девушку в другую щёчку. — Бог с ними, со Вселенными. А пока дай нам с КАПИТАНОМ всё-таки завершить разговор, ну хотя бы, о смысле бытия.

— Ваше Величество, если смысл бытия заключается прежде всего в ухе и в Звизгуне, то тогда не стоит рассматривать и анализировать другие мирские радости, — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ, возвращаясь к ожидавшему её ПОЭТУ.

— Ну что же, КАПИТАН, продолжим наш разговор в другом месте и в другое время, как-нибудь попозже, — сказал я, задумчиво глядя в серое небо. — И вообще, за вами остался ваш фирменный рецепт ухи. О какой рыбе будет идти речь? Об озёрной, речной или морской?

— И о той, Сир, и о той, и о той! Рецепты один лучше другого.

— Хорошо, ловлю на слове.

— Сир. Я думаю, что отведаем мы уху, как только высадимся на берег Второго Острова, ведь не сразу же мы ринемся в бой.

— Эх, дружище, вашими бы устами, да мёд пить! — поморщился я, ещё раз взглянув на небо. — Нам бы доплыть до этого Острова без происшествий, да тихо и незаметно высадиться на него, а там посмотрим. Но что-то мне подсказывает, что план этот нереален. Тихо и незаметно… Куда уж там! Пираты, пираты, кругом одни пираты! Ладно, пойду пообщаюсь с ГРАФИНЕЙ. Кстати, прикажите принести нам вина и Можжевеловки, ну и что-нибудь перекусить. Кажется, подошло время обеда.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, — склонился в глубоком поклоне КАПИТАН.

— Да ладно уж, будет вам, — усмехнулся я и направился к ГРАФИНЕ, которая что-то увлечённо обсуждала с ПОЭТОМ.

Я вдруг почувствовал, что ветер слегка усилился. Небо потяжелело, воздух стал прохладнее. На западе, совсем недалеко от нас, заклубились чёрные тучи. Нам ещё только шторма не хватало! А если это вовсе и не шторм, а подготовительная часть впечатляющего представления под названием: «Явление испепеляющих молний!?». А может быть название несколько иное, ну например: «Падение небесного гигантского змея или дракона»?

А вдруг нам на головы свалится пара сотен молодцов со способностями Ускоренных? Но, впрочем, это навряд ли. Я на данную тему уже размышлял неоднократно. Всё-таки Ускоренные, как не крути, — товар штучный, эксклюзивный, так сказать. Ладно, посмотрим… Как не раз говорилось ранее до меня, и будет говориться после меня: «Война войной, а обед по расписанию!». Разумный и вечный принцип. Почему вечный? Потому что войны вечны, увы, увы, как не крути…

Я, немного ускорившись, бесшумно и легко приблизился к сладкой парочке, расположившейся на носу яхты, громко кашлянул. ГРАФИНЯ и ПОЭТ, до этого о чём-то горячо спорящие, вздрогнули, вскочили со своих мест.

— Сир, так и сердечный приступ можно получить! — возмутилась побледневшая девушка. — Вы же только что, вот-вот, несколько секунд назад находились в капитанской рубке!? Ах, да, собственно о чём я говорю…

В это время к нам быстро подскочили три матроса, поставили на палубу два больших удобных шезлонга и маленький столик, на котором появились графин с Можжевеловкой, бутылка красного вина, фрукты, зелень, соления, копчения, дымящееся ароматное мясо и ржаной хлеб. Ах, как я люблю простую крестьянскую еду!

— Господа, прошу к столу, — весело произнёс я. — Кто знает, как сложатся дальнейшие обстоятельства нашей жизни. Мы всё ближе приближаемся ко Второму Острову. Меня очень сильно тревожит тот факт, что на своём пути мы ещё ни разу не встретили ни одного судна. Почему? Непонятно… Где пираты, что там замышляют люди РЕГЕНТА, какова обстановка на Острове? Чёрт его знает! Неизвестность и неопределённость меня всегда угнетают больше всего. Говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Чушь, неправда! Можно и неторопливо подождать, и с азартом пуститься в погоню, главное знать — кого и зачем ждём и догоняем.

— Вы, правы, Сир, — сказал ПОЭТ. — Неизвестность и неопределённость — главные враги человека с момента его рождения. Все дети боятся темноты, особенно когда они одни. А что такое темнота? Это те же неизвестность и неопределённость. Мы все боимся смерти. А что такое смерть? Всё те же неопределённость и неизвестность! Ах, как было бы нам легче, если бы мы знали о том, что же находится там, за чертой, отделяющей бытие от небытия! Вот главный вопрос, который нас мучает на протяжении всего нашего земного пути!

— Но если бы мы узнали ответ на него, то тогда бы потерялась основная интрига романа, название у которого «ЖИЗНЬ», — улыбнулся я, опрокидывая в рот рюмку Можжевеловки — Не находите? Неизвестность рождает не только сухость тревоги и беспокойства, но и жажду познания.

— Сир, если говорить о смерти в масштабе… — начал ПОЭТ, но его решительно и раздражённо прервала ГРАФИНЯ.

— Боже мой, хватит! Довольно! Ну что за тема для разговора на борту судна, которое плывёт по неспокойному морю навстречу тысячи опасностей! Господа, опомнитесь, давайте поговорим о чём-нибудь другом!

— Графиня права, мой друг, — усмехнулся я. — Мы с вами говорим не о том. Вернее, о том, но не к месту и не ко времени. Предлагаю тост!

— Сир, ну это совсем другое дело! — повеселела ГРАФИНЯ. — Мы Вас внимательно слушаем.

— Как говорил уже известный вам Конфуций: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем, что такое жизнь?». Так давайте же выпьем за познание жизни во всей её полноте и за жизнь, как таковую, даже без её познания! Виват!

— Виват, виват! — воскликнули мои собеседники вслед за мною и осушили бокалы с вином.

Мы некоторое время были заняты едой, молчали. Насытившись, я налил себе ещё одну рюмку Можжевеловки, не торопясь, выпил её, смакуя несколько грубую ароматную горечь. ПОЭТ снова открыл уже виденную мною ранее книгу.

— Что вы читаете, сударь? — спросил я его.

— Это книга из библиотеки БАРОНА, — ответил ПОЭТ. — Называется «Мудрость веков».

— Ну-ка, ну-ка, прочтите нам что-нибудь!

— Сир, я открыл страницу на главе второй. «Жизнь и смерть». Как раз о том, что мы с Вами только что обсуждали.

— Странно, вроде бы это основная тема нашего бытия. Она должна стоять на первом месте. — удивился я. — А как озаглавлена первая глава?

— «Смысл и цель жизни», — ответил ПОЭТ.

— Ну что же, резонно, резонно…, — задумчиво произнёс я.

— Сир, послушайте, какая фраза помещена в предисловии, — неожиданно рассмеялся ПОЭТ. — «Мир — прекрасная книга, но бесполезная для того, кто не умеет читать».

Мы с ГРАФИНЕЙ засмеялись вслед за ПОЭТОМ. Я опрокинул в себя ещё одну рюмку Можжевеловки, закусил её хрустящей квашеной капустой, поднял свой взор к небу. Оно становилось всё более серым, кое-где стало заметно чернеть, ветер постепенно, не торопясь, но вполне решительно усиливался. Тревога внутри меня также постепенно и уверенно нарастала и всё больше и больше заполняла мою сущность. Чего же всё-таки ждать, — небесных сверхъестественных явлений или банального шторма? Собственно, и то, и то нам крайне нежелательно.

— И так, ну-ка, выдайте нам ещё порцию какой-нибудь мудрости, — весело обратился я к ПОЭТУ, не ослабляя наблюдения за небом и морем.

— Вот, послушайте, Сир. Некий Валлювар написал: «Смерть — это лишь сон, — таково мудрецов убежденье. А что же рожденье? От сна пробужденье».

— Великолепно! — воскликнул я. — Близко к теме реинкарнации.

— Боже мой, ну хватит же всё об одном и том же! — возмутилась ГРАФИНЯ.

— Сир, а кто такой Валлювар? Что такое реинкарнация? — спросил ПОЭТ.

— Да что вам сдался этот Валлювар? — раздражённо буркнул я в ответ. — Какая разница, кто он такой? Главное, вдумайтесь в смысл произнесённого. Какое вам дело до этого полу мифического индийского автора сборника афоризмов? Помер он давным-давно, ну и бог с ним. Человек превратился в прах, а его мысли остались нетленными, вот в чём парадокс и высший смысл бытия! Человек, существо сугубо материальное, в результате умственной деятельности, то есть взаимодействия клеток головного мозга, рождает гениальную мысль, которая является чем-то нематериальным, метафизическим, неосязаемым, эфемерным, с лёгкостью исчезающим и растворяющимся в пространстве. Этого не случится, если мысль отразить на материальном её носителе, например, на стене пещеры, или на папирусе, или на бересте, или на бумаге, или на плёнке, или на диске, или на любом другом носителе информации. Творец исчезает навсегда, его творение живёт в веках. Как всё сложно, а вернее, как всё печально и просто!

— Странно, но я вижу, что проблемы жизни и смерти почему-то интересуют Бессмертного больше, чем смертных! — воскликнула ГРАФИНЯ, рассеянно глядя куда-то в пространство. — Парадокс!

— Никакого парадокса нет, милочка! — со злостью произнёс я, пристально вглядываясь в сгущающееся на глазах небо. — Чем совершеннее существо, тем более его волнуют основополагающие вопросы бытия. Чем больше времени для их осмысления, тем больше их понимаешь, а чем больше их понимаешь, тем ещё непонятнее и запутаннее становится всё вокруг! Помните те самые пресловутые круги познания, о которых я говорил давеча!? Они, проклятые, всё расширяются и расширяются! Стагнацией даже не пахнет!

Я злобно топнул ногой по палубе, отчего одна из дубовых досок слегка треснула, а потом крепко сжал ПОСОХ. Он моментально нагрелся, слегка завибрировал. РЕЛИКВИЯ ответила ему тем же. Рядом из ниоткуда, из лёгкой и зыбкой дымки стал возникать ЗВЕРЬ.

— Успокойся, милый, всё будет хорошо, — сочувственно произнесла женщина.

— Не будет! Во всяком случае в ближайшее время!

Тревога заполнила мой разум, и не зря. Яхту неожиданно потряс страшный удар. Палуба сначала плавно ушла из-под моих ног, потом моментально вздыбилась. Раздался жёсткий и противный скрежет. Центральная мачта, вырванная какой-то мощной силой из своей опоры, сломалась и отлетела в сторону. Что-то толстое, длинное и чёрное обрушилось на капитанскую рубку, легко сплющив её, как бумажную коробку, потом я ощутил сильный удар в спину и, кувыркаясь, взлетел в воздух. Боль пронзила и затопила меня, но быстро ушла после того, как я неимоверным усилием воли сконцентрировался, сосредоточился и погасил её.

Во время последующего полёта и тяжёлого падения в воду в моей голове вдруг почему-то возникли и удержались на несколько секунд две крайне горестные мысли: «Ах, КАПИТАН, КАПИТАН! Никогда не быть вам адмиралом! Никогда больше не удастся нам вместе поесть ухи! Как жаль, ох, как жаль!».

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вода неожиданно оказалась довольно холодной и очень солёной. Я вошёл в неё, как копьё, — легко и почти без всплеска, так как успел сгруппироваться. Всё моё тело так болело и ломило, как будто я получил сильный удар бревном. Собственно, так оно почти и было. Правда это живое бревно не имело твёрдой структуры, что и облегчило мою участь. Удар резиновой дубинкой и удар деревянной или металлической битой — это разные вещи. Тем не менее, чувствовал я себя прескверно. Боец из меня сейчас никудышный. Надо менять ситуацию в свою пользу, причём срочно. Я напрягся, сосредоточился, уже привычным усилием воли не без труда, но всё-таки устранил неприятные ощущения.

Дойдя до низшей точки погружения в воду, я, ускорившись, крутанулся вокруг своей оси, осмотрелся, увидел над собой в десятке шагов днище яхты и рядом с ней и вокруг неё некую огромную, тяжело шевелящуюся, живую чёрную массу, которая была в несколько раз больше нашего судна.

Чёрт возьми, — что это за существо!? Откуда оно появилось? Явно не с неба. А может быть всё-таки с него? Что-то же копилось в нём от нас неподалёку?! Какая-то энергия… Собственно, какая разница, откуда появилось сие чудище, — с неба или со дна морского!? Опасность была серьёзной и вполне реальной. Но что это такое, вернее, кто это такой? Явно не акула, не кит, не кашалот, не гигантский морской змей или кальмар. Я сфокусировал зрение. Подводный мир вокруг сразу потерял расплывчатость, неясность, обрёл чёткие и прозрачные очертания. Я присмотрелся к неизвестному существу внимательнее. Кажется, гигантский осьминог, вернее, спрут! Или что-то в этом роде…

Чёрная масса стала тяжело двигаться сверху в мою сторону, освобождая яхту от своих смертельных объятий. Ага! Охота идёт, как и прежде, именно на меня! Славно, славно! Поборемся! Боже мой, с кем только я за последнее время не сражался! Но всё происходило только на поверхности земли или воды. Теперь я добрался и до бездн морских! Следующим этапом моей бурной, многострадальной жизни, очевидно, будет битва в небесах с гигантским орлом, или сражение под землёй с не менее гигантским кротом, или с ужасной землеройкой, могучим червём или ещё с кем-нибудь в этом роде!

Я ещё раз с тревогой посмотрел на яхту. Как же там лебёдушка моя ненаглядная!? Уцелела ли после атаки монстра морского!? Боже, спаси, сохрани и обереги её! Ни о чём больше сейчас не прошу!

Я снова ускорился, нырнул глубже, интенсивно работая руками и ногами. Существо мощно и тяжело последовало за мною. Я развернулся, поднял голову вверх и опешил от неожиданности. На меня вдруг глянули два огромных глаза, я увидел перед собой толстое, покрытое присосками, щупальце, раскрылась клювовидная пасть. Фу, какая гадость, однако! Бывает же такое!

В следующую секунду откуда-то сверху в воду бултыхнулось и тяжело погрузилось в туче пузырей что-то чёрное и довольно массивное. ЗВЕРЬ! Его окружало какое-то странное радужное сияние. Лапы работали мощно, в едином ритме, шея и хвост были вытянуты. Он стремительно приблизился к чудовищу, врезался, как торпеда, в одно из щупалец, вцепился в него мёртвой хваткой, принялся яростно мотать головой в разные стороны. Из образовавшейся раны хлынула какая-то мутная жидкость, стала хаотично клубиться в воде.

Спрут сбил с себя ЗВЕРЯ другим щупальцем. Удар, очевидно, был очень жёстким и сильным, потому что Пёс, как в замедленном кино, выпучив глаза и растопырив лапы, тяжело крутясь, отлетел от чудовища на несколько шагов, но потом восстановил равновесие и снова решительно бросился на осьминога.

Ну, что же, пришло время действовать и мне. Я чувствовал себя довольно бодро. Воздуха, которого я успел глотнуть перед погружением в воду, вполне хватало. Пока хватало, пока… Я вытащил меч из ножен, и только сейчас с беспокойством осознал, что ПОСОХА при мне нет. Я, очевидно, упустил его из рук в момент удара щупальца и дальнейшего падения в море. Чёрт возьми, неужели он упал в воду и погрузился на дно!? И какова же здесь глубина? моря? Только не это, только не это!

Между тем пасть чудовища приблизилась ко мне почти вплотную. Я решительно взял инициативу на себя, мощно работая ногами, ушёл в бок и, ускорившись, преодолевая плотное и вязкое сопротивление воды, вонзил клинок в голову осьминога. Из раны пошла кровь, или как там называется эта мутная жидкость. Спрут резко дёрнулся, его щупальца хаотично задвигались. На одном из них я увидел вцепившегося в него ЗВЕРЯ, другое чувствительно задело меня.

Я отлетел от монстра, если так можно сказать о движении в толще воды, но меча из руки не выпустил. Удар был всё-таки не очень сильным, так как пришёлся по касательной, но всё равно явился довольно ощутимым. Я несколько раз вязко и медленно перекрутился вокруг себя, но быстро обрёл равновесие и снова, ускорившись, неистово мотая ногами, решительно и стремительно бросился на осьминога, внимание которого было на время отвлечено на ЗВЕРЯ. На этот раз мой меч вонзился в глаз спрута. Эффект от этого удара превзошёл все ожидания. Монстр панически задёргался, заметался и я даже как будто услышал какой-то глухой утробный звук: то ли рёв, то ли рык, то ли вздох. Но, скорее всего это была иллюзия. Ведь мы находились в воде.

Я снова оказался отброшенным от осьминога прочь, но меча из руки по— прежнему не выпустил, восстановил равновесие, быстро сориентировался в пространстве и вновь бросился в бой. Я, ускорившись, отчаянно и бешено мотая ногами и руками, совершая невероятные манёвры, увернулся сначала от одного, потом от других щупальцев, затем от пасти чудовища и с силой вонзил меч в его второй глаз.

Пёс в это время рвал клыками и когтями мешок головоногого моллюска. Всё пространство вокруг нас заполнилось клубящейся серой массой. Я вдруг почувствовал, что воздух в лёгких заканчивается, вернее, уже почти закончился. На несколько мгновений мною овладела паника, но я решительно справился с нею, подавил волнение и, с невероятной силой и быстротой работая ногами и руками, на пределе своих возможностей, почти теряя сознание, понёсся к поверхности воды. Внизу всё было грязно-серым, вверху, сквозь прозрачную воду, я увидел невыносимо желанный и манящий к себе солнечный свет, который нёс с собой спасение и освобождение от неминуемо надвигающегося удушья.

Быстрее, быстрее, ещё быстрее! Лёгкие были абсолютно пусты, глаза вылезли из орбит, их стала застилать мутная пелена. Боль постепенно возвращалась в тело. Я вдруг с ужасом осознал, что до такой степени смертным, как сейчас, я не был ещё никогда! Эта мысль полностью поглотила меня. Боже мой, если я сейчас захлебнусь и уйду на дно морское, то это будет конец! Конец всему!!! Никто меня не спасёт, ничто мне не поможет! Главное, не потерять сознание. К свету, всё ближе к свету!!! Воздуха, воздуха, воздуха!!!

Я чувствовал, что голова моя вот-вот взорвётся, а лёгкие сначала склеятся, потом свернутся и вывернутся из почти безжизненного тела наружу! Воздуха, всего один глоток воздуха жажду я!

Яркий и спасительный свет резанул мне глаза. О, какое же непередаваемое наслаждение и облегчение может принести глубокий глоток свежего морского воздуха! Как прекрасно солнце, пробившее серую пелену облаков, до этого казавшуюся непроницаемой! Какое это счастье, глубоко дышать и ясно созерцать всё вокруг! Сколько, однако, есть в мире вещей, которых мы не ценим и не замечаем! До поры, до времени, конечно…

Я дышал, дышал и дышал, не замечая ничего и никого до тех пор, пока в нескольких шагах от меня с громким всплеском не всплыл ЗВЕРЬ. Он несколько раз отрывисто кашлянул, с отвращением выплёвывая из пасти воду, потом подплыл ко мне и вопрошающе вытаращил на меня свои огромные янтарные глаза. Чувствовал он себя, судя по всему, вполне хорошо и комфортно, дышал ровно и редко. Никакой усталости, никакого напряжения, никаких эмоций! Что за существо такое!?

— Всё в порядке, мой друг!? Ну, ты и молодец! Как мы с тобой сделали этого урода, а!? — засмеялся я и огляделся вокруг.

Яхта легко покачивалась на волнах в паре десятков шагов от нас. Все надстройки и мачты на ней полностью отсутствовали, но судно уверенно держалось на воде. На борту я никого не заметил. Сердце моё тревожно забилось. Как там ГРАФИНЯ?! Где она!? Боже, не оставляй нас без милости и заботы твоей в сии минуты роковые!

Я снова огляделся и увидел неподалёку от себя одну из боевых галер моего славного флота, которая тяжело и величественно покоилась на волнах. Её борта были облеплены матросами и солдатами, которые весело и громко что-то кричали, махали руками, мечами и копьями. Я решительно поплыл в её сторону, ЗВЕРЬ последовал за мною.

— Сир, как Вы себя чувствуете!? — услышал я чей-то басовитый голос, донёсшийся с нижней палубы, затем я увидел голову в капитанской повязке и опущенный в воду трап.

— Никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас! — весело ответил я, подплывая к нему.

Трап был жёстким и прочным. Снизу он надёжно покоился на небольшом плоту. Отлично, для ЗВЕРЯ сгодится. Мы, не торопясь, поднялись на корабль. Палуба при приближении Пса мгновенно опустела. Остались только Капитан, да рулевой матрос. Они мужественно и неподвижно стояли на мостике, с ужасом и любопытством пожирая ЗВЕРЯ глазами.

— Первый раз вижу АНТРА так близко, Сир! — раздался восхищённый голос капитана. — Какая мощь, какая красота, какая стать, какая сила!

— Да, уж! — весело ответил я. — Что правда, то правда… Силы или мощи нам не занимать! Вон как лихо расправились с эти долбанным морским уродом! И откуда он только взялся!? Кто это такой? Что это было!?

— Поздравляю с блестящей победой, Государь! Я много слышал разных историй о Головощупах, не верил им, честно говоря. А тут, вот он, во всей своей восхитительной зловещей силе, притягивающей и одновременно отталкивающей уродливой красоте!

— Однако, как хорошо и образно сказано! Я вижу, вы большой ценитель прекрасного, — сказал я, удивлённо разглядывая Капитана. — Вы случайно не учились на филологическом факультете Университета Второго Острова? Не пробовали писать стихи или прозу?

— Пробовал, Сир, но не учился, — вздохнул Капитан, покраснел и потупил свой взор ниц. — А вообще, я на досуге занимаюсь творчеством…Так, для себя, с целью расслабления.

— И что же вы творите?

— Пишу морские пейзажи, Сир.

— Чёрт возьми! — воскликнул я. — Очевидно все мои славные флотоводцы — сплошь поэты, писатели и художники! Я не удивлюсь, если объявятся ещё и скульпторы и композиторы, а возможно, и архитекторы! Какая, однако, славная компания! В такой ситуации у меня возникает законное подозрение по поводу вашего умения воевать!

— Умеем мы и воевать, не сомневайтесь, Сир!

— Дай Бог, дай Бог!

Во время этого разговора я периодически тревожно поглядывал на покорёженную яхту, лениво колышущуюся на волнах неподалёку от нас. Я сознательно оттягивал визит на неё, испытывая самые нехорошие предчувствия. Палуба судна была по-прежнему пуста. Но этот факт ещё ничего конкретного не означал и не о чём плохом не говорил…

Капитан перехватил мой тоскливый и напряжённый взгляд, громко кашлянул и весело произнёс:

— Ваше Величество, а ГРАФИНЯ-то у нас на борту!

— Как у вас!? — вскричал я, непроизвольно ускорился и в мгновение ока оказался рядом с Капитаном.

Он ошалело посмотрел на то место, где я находился секундой ранее, потом на меня, удивлённо открыл рот. Матросик рядом с ним побледнел и судорожно сжал в руках рулевое колесо.

— Что с нею, где она!? — встряхнул я Капитана за плечи так, что у него лязгнули челюсти, а голова заболталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы.

— Сир, не волнуйтесь, с нею всё в порядке, почти, — дрожащим голосом произнёс Капитан.

— Как это, почти?! В порядке и почти в порядке, — это совершенно разные вещи!

— Ваше Величество! Мы подняли её из воды сразу же после того, как Головощуп напал на яхту. Её Сиятельство получили незначительные телесные повреждения, так, всего несколько ссадин и царапин. Ну, видимо немного ударилась о палубу головой, но Вы не беспокойтесь, ударилась несильно, слегка, незначительно. Волосы смягчили удар.

— Благодарю за службу, капитан! Так держать! — облегченно и радостно хлопнул я моряка по плечу.

— Служу Империи! — бодро гаркнул он, довольно резво поднимаясь с палубы.

— Вы дворянин?

— Никак нет, Сир!

— Жалую дворянство!

— Служу Империи!!! — чуть не задохнулся от восторга Капитан.

— Где ГРАФИНЯ!?

— В моей каюте, Сир.

— А что с Придворным Летописцем? — тревожно спросил я, только сейчас вспомнив о ПОЭТЕ.

— Спасены и живы почти все, Сир! — бодро отрапортовал моряк, морщась и потирая плечо. — Погибли два матроса и, к сожалению, — КАПИТАН.

— Ах, да, КАПИТАН, КАПИТАН… — нахмурился я. — Мой старый добрый соратник… Как жаль, как жаль. Не отведать мне ухи по его рецепту. Жаль, очень жаль…

— По какому рецепту, Государь?

— Да я и сам его не знаю, увы, увы… Странная, однако, штука жизнь. Она, как книга. Подчас текст неожиданно прерывается на страницах, безжалостно вырванных кем-то до того, как мы надеялись и пытались её прочитать до конца. А кто их вырвал, зачем и почему, чёрт его знает?

— Да, Сир, согласен, — вздохнул Капитан. — Эти страницы мог вырвать и какой-нибудь случайный идиот, но, скорее всего, — ОН… — моряк задумчиво посмотрел в небо.

Я тоже поднял голову, вопрошающе и мрачно глянул в мирную безоблачную высь. Тёмно-синяя бездна сурово опустила на меня свой тяжёлый взор. Стало неуютно и тоскливо.

— Да, судьбы наши всё-таки прежде всего зависят от НЕГО, — вздохнул я. — От этого никуда не денешься…

— Разрешите Вас проводить к ГРАФИНЕ, Сир?

— Конечно, конечно, немедленно! — встрепенулся я и бросил мимолётный взгляд на ЗВЕРЯ.

Он плавно растворился в воздухе. Капитан и рулевой вздрогнули, побледнели, напряглись и одновременно сглотнули слюну, а потом облегчённо вздохнули.

— Однако, — восхищённо произнёс капитан.

— А то как!? — весело ответил я.

ГРАФИНЯ лежала на кровати с закрытыми глазами. Она была слегка бледна, волосы её хаотично облепили подушку, словно мокрый ворох светло-коричневых водорослей. Белое платье, такое же мокрое, рельефно облепило прекрасное тело девушки, подчёркивая все его очевидные и неповторимые достоинства.

— Почему не переодели? — нервно и раздражённо произнёс я, наклоняясь к ГРАФИНЕ и ловя её дыхание.

— Сир, как можно? — виновато откликнулся Капитан.

— Ах, да… Оставьте нас одних! — нетерпеливо сказал я.

Моё желание было мгновенно исполнено. Я коснулся губами лба ГРАФИНИ, вдохнул аромат её чудесных волос. Он потерял свою привычную для меня индивидуальность, так как был перемешан со всевозможными запахами моря, но это не помешало ему оставаться восхитительным и манящим.

Девушка глубоко вздохнула и внезапно открыла так любимые мною, милые, слегка раскосые зелёные глаза, обхватила меня своими волшебными тонкими и нежными ручками, неожиданно сильно прижала к себе и заплакала навзрыд. Я вдруг ощутил во всём теле внезапно вернувшуюся в него боль, застонал и тоже заплакал, сотрясаясь от облегчающих, опустошающих, очищающих и сладостных рыданий. Да, вот это сцена! Сюда бы ПОЭТА…

— Неужели передо мною славная воительница, бесстрашная укротительница Горных Жеребцов, Мастер Кинжала!? — насмешливо воскликнул я, нарочно путаясь в волосах моей возлюбленной с одной только прагматичной целью, — стереть ими свои неожиданные слёзы.

— Неужели я имею честь лицезреть непобедимого, мужественного, бесстрашного, овеянного легендами, бессмертного Императора!? — вторила мне девушка, вытирая свои слёзы о мою рубашку, куда она уткнулась с той же самой целью.

Мы оба счастливо и весело засмеялись, сели, скрепили свои уста долгим и сладким поцелуем.

— Как ты? — спросила ГРАФИНЯ.

— Как всегда. Очередная битва выиграна. Всех я победил, поразил и даже, очевидно, утопил. Мне не привыкать, знаешь ли…

— Неужели ты справился с эти чудищем? Невероятно!!!

— Мы справились, мы, дорогая. Я и ЗВЕРЬ… Помнишь, я говорил тебе как-то, что мне нипочём чудовища морские?

— Помню, помню! Ах, ты, мой герой, — девушка снова поцеловала меня в губы, я с готовностью ответил ей тем же.

— Дорогая, — с тревожной нерешительностью произнёс я. — Ты случайно не видела моего ПОСОХА? — и замер в ожидании ответа.

— Твоего ПОСОХА? — нахмурилась и помрачнела ГРАФИНЯ.

У меня ёкнуло сердце, на душе стало нехорошо, муторно, тревожно.

— Твоя волшебная палка под этой кроватью, — внезапно беззаботно рассмеялась девушка.

— Что!? — я резво опустился на пол, заглянул под кровать и достал из-под неё ПОСОХ.

— Фу, как просто! Обошлось! Слава Богу!

— Всё простое просто…

ПОСОХ был холоден и отстранён. Но он был! Я крепко сжал его в руке, счастливо засмеялся. У каждого свой характер…

— Мы с тобой упали в воду почти одновременно, — сказала ГРАФИНЯ. — Я от толчка, который получила яхта, а ты от удара щупальца. Ах, какое потрясающее было зрелище! ПОЭТ, конечно же, опишет этот момент в Летописи в своём стиле, как надо. Ну, например, так: «Император некоторое время после удара Спрута величественно парил над суровым морем, словно большая хищная птица, высматривая своим гипнотическим и пронзающим морскую бездну оком пока очень опасную, зловещую, но уже неминуемо обречённую на страшную смерть, жертву!».

— Боже мой! — искренне восхитился я. — Зачем мне Придворный Летописец!? Зачем лишняя трата средств!? Всё, — отныне ты будешь заниматься Летописью! ПОЭТА увольняю! Деньги, выделенные на его содержание, пойдут тебе на бриллианты. Всё, решено!

— Дорогой мой! Какие бриллианты!? — сначала возмутилась, а потом рассмеялась ГРАФИНЯ. — Зарплаты нашего витии едва-едва хватит на содержание одного Горного Жеребца!

— О, как!? Ишь ты! Однако!

— Ибо!

Мы счастливо рассмеялись, замерли в объятиях друг друга.

— Эх, милый! Орёл ты мой могучий! А на самом деле кувыркался ты, как большая удивлённая лягушка, подброшенная в воздух цаплей, намеревающейся её съесть. Комичное и одновременно трагичное было зрелище, скажу я тебе, — девушка отстранилась от меня. — Фу, какой же ты мокрый!

— Какое образное сравнение, сколько в нём суровой правды жизни с определённым поэтическим привкусом. «Большая удивлённая лягушка». Какая, однако, аллегория. Премного благодарен. А что касается мокроты, то, вообще-то, ты не на много суше меня.

— Но всё-таки суше!

— Но каким образом ПОСОХ оказался под этой кроватью? — нетерпеливо спросил я, а потом крикнул в пространство. — Люди!

— Да, Сир! — на пороге мгновенно появился статный Гвардеец.

— Можжевеловки нам!

— Есть, Сир!!! — рявкнул боец, в результате чего каюта содрогнулась, как от удара спрута.

ГРАФИНЯ от неожиданности и испуга подскочила, миндаль её прелестных глаз обратился в фундук.

— Боже мой, где ты находишь таких монстров!?

— Были бы Вождь, чёткие цели и справедливые идеи, а монстры всегда найдутся! — строго и довольно произнёс я.

— Погоди, я отражу эту мысль в анналах, — ГРАФИНЯ заметалась в поисках бумаги.

— Да сядь ты! Запомни, и всё! Что же было дальше? Ну, после нападения спрута?

— И так, мы упали в воду почти одновременно, — продолжила ГРАФИНЯ. — Но я раньше, потому что ты некоторое время парил над волнами, как большая хищная птица.

— Да хватит же издеваться, в конце концов!

— Хорошо, хорошо, — хохотнула девушка. — В полёте ты выронил ПОСОХ из руки, и он неминуемо бы упал в море. Но рядом в это время вдруг оказался ПОЭТ. Он проявил неплохую реакцию, умудрился в прыжке подхватить ПОСОХ и свалился с ним в воду вслед за мною. Потом туда же, но на некотором отдалении, бухнулся ты, а вслед за тобой в море бросился АНТР. Потом нас вытащили из воды и подняли на галеру. Вот, собственно, и вся история.

— Молодец, писака, молодец, — задумчиво пробормотал я. — Говоришь, у него хорошая реакция?

— Отменная.

— А где он, кстати, находится?

— Понятия не имею, — девушка осторожно приподнялась, встала на ноги, чуть покачнулась.

Я молниеносно вскочил, заботливо поддержал её, обнял, поцеловал в чудесную гладкую и стройную шейку.

— Ну, если сравнивать ПОЭТА с тобой, то у него реакция, так себе, — засмеялась ГРАФИНЯ, слегка отстраняясь от меня и снова присаживаясь на кровать. — Что-то я замёрзла, надо переодеться.

— Эй, люди! — громко крикнул я.

На пороге, как по мановению волшебной палочки, мгновенно возник ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. В руках он держал поднос с графином и рюмками. Гвардейский мундир на нём был тоже мокрым, но это его, по-видимому, совершенно не смущало.

— Рад видеть вас дружище в добром здравии!

— Служу Империи! — гаркнул вояка.

Мы с ГРАФИНЕЙ весело засмеялись. Я подошёл к Гвардейцу, хлопнул его по плечу, отчего он сильно покачнулся, но устоял.

— Немедленно принесите какую-нибудь сухую, чистую и приличную одежду небольшого размера для Её Сиятельства.

— Будет исполнено, Сир! — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ исчез также быстро, как и появился.

Я разлил по рюмкам Можжевеловку. ГРАФИНЯ поморщилась.

— Надо, милая, надо… Для расширения сосудов и согревания организма. На дворе, если ты заметила, отнюдь не лето.

— Без тоста не могу.

— Как говорил Данте Алигьери: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!». Так давай и дальше следовать своей дорогой!

— Прекрасно сказано. Но кто такой, этот Данте?

— Гениальный итальянский поэт. Ввязался, идиот, в политику, и потому был часто и нещадно бит. Носился со своей Беатриче, ну, с любимой дамой, как с писаной торбой. Но сонеты у него были замечательные! Энгельс назвал его последним поэтом Средневековья.

— Кто такой Энгельс? — жадно и живо спросила ГРАФИНЯ.

— Да лучше бы его вместе с Марксом и не было бы! — раздражённо ответил я и поморщился.

— А кто такой Маркс?

— Ненормальный один немец, как и Энгельс…

— Понятно…

Я помог ГРАФИНЕ снять платье, обернул её в найденную в сундуке белоснежную простыню. Вскоре раздался вежливый стук в дверь.

— Держу пари, это ПОЭТ, — сказала девушка.

— Спорить не буду, я также думаю.

— Фи, как с тобой скучно… Мог бы поспорить ради приличия или интереса, — поджала ГРАФИНЯ чудесные губки..

— На что спорить? На твой полуразрушенный замок? — произнёс я с лёгкой иронией.

— Ах, ты, ехидна болотная! — подскочила девушка. — А мои Горные Жеребцы!? Они стоят больше, чем весь твой мифический Третий Остров!

— Почему мифический? — мгновенно насторожился я.

— Ой, извини, сорвалось, — девушка нервно повернула свою прекрасную головку к маленькому окошку, за которым тихо, мирно и мерно плескалось ультрамариновое море.

Я напрягся. «Так, так, так… У ПОЭТА, у борзописца нашего, у сибарита утончённого и томного воздыхателя, вдруг обнаруживается отменная реакция! ГРАФИНЯ, ненаглядная пава моя, вдруг проговаривается о своём истинном отношении к Третьему Острову, а значит и ко мне! Что уж тут говорить о БАРОНЕ, о библиотекаре нашем доморощенном! Так, так, так… Подозрительно это всё! Очень подозрительно!».

Тревожившие меня совсем недавно сомнения, вроде бы на некоторое время благополучно утихшие, вспыхнули с новой силой. Я помрачнел, задумался. ГРАФИНЯ заметила резкую перемену в моём настроении, подошла ко мне, обняла, ласково погладила по щеке.

— Бог с ним, с Третьм Островом!

— Согласен, оставим эту тему… А вообще, мне-то на что спорить? — ухмыльнулся я. — Сижу вот перед тобой — мокрый, грязный, побитый, сирый и убогий. Гол как сокол. Имею при себе в данный момент и вообще только ПОСОХ, Собаку, ну и кое что ещё по мелочам…

— Ты не побитый! Ты всего-навсего слегка устал после очередной выигранной битвы. Это совершенно разные вещи. Ах, бедненький, дай я тебя поцелую в щёчку, в грудку, в животик, а потом и пониже…

В дверь снова вежливо постучали.

— ПОЭТ, — встрепенулась ГРАФИНЯ.

— Не думаю, — усмехнулся я. — Входите!

На пороге появился КОМАНДИР. В руках он держал пакет с одеждой. Я засмеялся, ГРАФИНЯ поморщилась:

— Да, Сир, зря Вы со мною не поспорили. Теперь будете жалеть…

— Ничего, не беда. Для тебя же хуже было бы, — снова усмехнулся я, взял у КОМАНДИРА пакет, слегка похлопал его по плечу. Он даже не дрогнул.

— Сир, я побеспокоил Вас с связи с тем, что надо бы помянуть КАПИТАНА. Тела его не нашли. Это проклятое чудовище сначала раздавило рубку, а потом смахнуло её вместе с нашим боевым товарищем прямо в море. Жаль беднягу.

— Да, вы правы, помянуть следует, — печально произнёс я. — Давайте сделаем это на яхте. Соберите оставшийся экипаж, Гвардейцев, которые присутствовали на судне во время нападения этого гада морского. Кстати, он больше не появлялся, не всплывал, знать о себе никак не давал?

— Никак нет, Сир! Муть какая-то поднялась, да быстро рассеялась и развеялась. Вот и всё.

— Ну, и, слава Богу. Ступайте, мы скоро будем.

ГРАФИНЯ стала быстро одеваться. Я с удовольствием наблюдал за этой невероятно возбуждающей, сладостной и вечной, как мир, процедурой. Какая прелесть, какая красота! Ах, какие ножки, какая грудь, какая попка! Что нужно ещё мужчине после кровавой битвы!? Только женщина способна по-настоящему утешить и успокоить нас в такие минуты!

— Не смотри, я это не люблю, — сурово произнесла ГРАФИНЯ.

— Нельзя не смотреть на прекрасный цветок, на великолепное голубое море, на величественные и, поражающие воображение, заснеженные горные вершины, на полную магнетизма луну и на ясное зимнее небо, пронзённое звёздами! А тем более грех не полюбоваться твоей грудью и попкой, — пробормотал я, решительно взяв девушку за бёдра, и опустился перед нею на колени.

Мои губы коснулись её лона, язык проник вглубь. ГРАФИНЯ застонала, изогнулась назад всем телом, запрокинула голову, упала на кровать. Я продолжал ласкать её языком, губами, с восторгом утопая и захлёбываясь в обильной влаге. Я жадно и восторженно вдыхал источаемый ею аромат. Запах женщины! Что сладостнее его на этом свете!? Нет ничего, подобного ему!

Девушка задышала всё чаще и чаще, застонала, забилась в конвульсиях, закричала, с силой сжала ногами мою голову, замерла, потом расслабилась, легко и радостно рассмеялась. Я же, возбуждённый до крайней степени, стал лихорадочно сдирать с себя одежду, готовясь овладеть своей принцессой. В это самое неподходящее время снова раздался лёгкий стук в дверь.

— Чёрт возьми, да что же это такое!? — возмутился я, с трудом отрываясь от раскрывшихся передо мною врат рая. — Проходной двор какой-то! Погодите немного!

— ПОЭТ, — усмехнулась ГРАФИНЯ, торопливо вставая с кровати.

— ШЕВАЛЬЕ, — наобум сказал я. — Спорим на всех твоих Горных Жеребцов!?

— А что ты ставишь на кон?

— У меня есть славный меч по имени ЭКСКАЛИБУР!

— Фи, этого мало…

— А ещё я владею ПОСОХОМ и ЗВЕРЕМ!

— Ради Бога, только не ЗВЕРЬ! Ну, о твоей палке я даже говорить не желаю! — девушка закончила одеваться, кокетливо покрутилась передо мною.

Выглядела она неплохо. Нет, совсем не то слово! Выглядела моя лебёдушка великолепно, очаровательно, потрясающе! Она была одета в белоснежные, просторные матросские штаны и такую же рубашку из плотного материала. На ногах — чёрные, лёгкие матерчатые башмаки. Широкий серый пояс с голубой каймой, затянутый на талии, подчёркивал изящные и округлые линии бёдер. На голове кокетливо покоился белый берет с одной голубой и двумя чёрными полосками. Из выреза на рубашке маняще выглядывала полная и упругая грудь. Не до конца просохшие, роскошные каштановые волосы струились по спине, груди и плечам. Да, истинную красоту ничем не скроешь! Ни матросским костюмом, ни вуалью, ни рубищем, ни паранджой!

Стук повторился.

— Войдите! — я с трудом оторвался от созерцания двух хорошо заметных выпуклостей на ткани костюма в районе груди девушки.

Соски были возбуждённы, длинны и упруги. Они явно свидетельствовали о том, что женщина ещё не полностью удовлетворена. Я застонал от отчаяния.

Дверь открылась, и перед нами предстал… ШЕВАЛЬЕ. Я весело рассмеялся, девушка с досадой поморщилась:

— Да что же это такое! Явно сегодня не мой день!

— Что вы здесь делаете? — удивлённо спросил я, подходя к юноше. — Вы же вроде бы должны находиться на Флагманской галере?

— Как только мне доложили о случившемся, я сразу же направился на лодке к Вам, Сир! — чеканно произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Я очень сильно беспокоился за Вас и за ГРАФИНЮ. Ну, и о ПОЭТЕ, конечно, не забывал.

— Так за кого вы всё-таки больше беспокоились? — насмешливо произнёс я. — Признайтесь, наверное, всё же за ГРАФИНЮ?

— Сир, избавьте нас от этих Ваших сомнительных и неуместных вопросов и шуток! — девушка возмущённо тряхнула волосами, щёчки её порозовели, лобик гневно наморщился.

— А чего это вы так занервничали, сударыня? — подозрительно спросил я. — С какой это стати у вас так заблестели глазки!?

— Вы несносны, Сир! — девушка возмущённо фыркнула и быстро выскочила из каюты.

— Садитесь, — я указал ШЕВАЛЬЕ на кресло, стоявшее в углу около небольшого стола. — Что думаете о произошедшем?

— О чём, Сир? О том, как Вы справились с Головощупом? Великолепная победа! Вообще-то, согласно общему мнению, одолеть его невозможно! — восхищённо произнёс юноша. — Это существо — чудище из чудищ! Их за всю историю существования Островов встречали всего три-четыре раза, и эти встречи оканчивались весьма печально для мореплавателей. Если честно говорить, то до сего дня я был уверен, что данное создание — всего лишь миф, легенда, ну, что-то наподобие драконов.

— Вы располагаете знаниями о драконах? — удивился я.

— Ну, конечно. Но, по моему мнению, драконов не существовало и не существует. Острова изучены вдоль и поперёк.

— Как знать, как знать… — задумчиво произнёс я. — А моря и океаны?

— Что Вы имеете в виду, Сир?

— Неужели не понятно!? Достаточно ли изучена водная стихия? Дракон может быть и морским. Затаился он где-то в мрачных глубинах и ждёт момента своего появления в этом мире!

— Возможно, Сир, возможно… — в свою очередь задумался ШЕВАЛЬЕ.

— Снова же, вспомним Тёмное Озеро. Если не удалось измерить его глубину, то какие тайны могут быть в данном водоёме сокрыты, а?

— Вы, как всегда, правы, Государь.

— Полноте! Вот этого я не люблю! — нервно произнёс я, подходя к окну и любуясь морем, увязшем в штиле. — Я не могу быть всегда правым. Это противоречит законам природы и общества. Абсолютно правыми могут быть только мертвецы. Вот они лежат перед нами — мёртвые, недвижимые, разлагающиеся и всем своим внешним видом и внутренним состоянием показывают: мы мертвы, мы тлен, мы всего-навсего гниющая оболочка того, что когда-то было человеком. Вот именно в них, в мертвецах, и заключается та самая сокровенная, абсолютная и сакральная истина!

— Боже мой! Сир!

— Да, я вроде бы — Сир. Но при чём тут Боже!?

Мы некоторое время помолчали. Я, словно загипнотизированный, не отрывал глаз от воды.

— Штиль. Плохо… Ветра нет, придётся идти на вёслах, — меланхолично произнёс я, разглядывая море.

— Да, Вы правы. Без ветра плохо, Государь, — также меланхолично вторил мне ШЕВАЛЬЕ.

Мы снова помолчали.

— Налейте по пятьдесят.

— Это как, Сир?

— Налейте по полной рюмке!

— Понятно, Ваше Величество.

Мне вдруг стало грустно. «Душа болит, и сердце ноет…», — неожиданно всплыли в памяти строчки какой-то полузабытой песни. К чему бы это? Кто её пел? Где и когда?

— Как вы думаете, сударь, существует ли душа? — задал я вечный, банальный и неразрешимый вопрос.

В последнее время он меня почему-то очень сильно мучил, тревожил, не давал покоя. Не понятно, почему и в связи с чем.

— А как же без души, Сир? — удивился юноша. — Без неё теряется весь смысл!

— Вы правы, — вздохнул я. — А может быть, и нет… Что, если мир до мозга костей материален? И нет никакой души? И мы всего лишь сами себя тешим упоительной мыслью о наличии какой-то мифической, метафизической, фантастической, а на самом деле, не существующей субстанции под названием душа? Этакая, знаете ли, загадочная, то ли энергетическая, то ли не энергетическая, а какая-то иная сущность, сублимированная, слегка припорошенная недоступными для нашего понимания специями и благовониями материального и нематериального порядка, а, возможно, чего-то третьего. А!?

Я выпил ещё одну рюмки Можжевеловки, заметался по каюте.

— А на самом деле есть только конкретные, естественные, давно понятые и изученные, вполне чёткие материальные процессы. Нейроны, синоптические связи между ними, течение электрического тока по нервным волокнам. Митохондрии переработали жиры, белки и углеводы, преобразовали их в энергию. Кажется, называется это восстановительно-окислительными реакциями. Или, по-другому, электрохимическим процессом. Пошла энергия по сигналу из мозга по нервам. Дан один сигнал — дёрнулась нога, дан другой — человек улыбнулся, дан третий — выработался необходимый гормон и, извините, встал член. Помер человек, — и вся эта суета прекратилась. Вот, собственно, и всё. Прибыли к конечной станции назначения…

Мой собеседник молча и удивлённо смотрел на меня.

— Я многое не понял, Сир, но, по моему мнению, душа всё-таки существует, — возбуждённо произнёс он. — Ясно, что телу необходимо питание, иначе, зачем мы едим и пьём и испытываем чувство голода и жажды? Понятно, что голова наша и способности ума нашего напрямую зависят от пищи. Но существует же какая-то неведомая нам, созданная Богом, как Вы сказали, субстанция, то есть бессмертная душа, которая живёт до определённого, отмеренного нам на небесах срока и покидает тело, чтобы жить дальше! Повторяю, если души нет, то в чём тогда смысл нашего бытия!? Ведь живём мы, лелея только одну главную мечту! Мечту о бессмертии и продолжении нашего существования в другом мире!

— Мы во всём навязчиво, долго и упорно ищем какой-то смысл и предаёмся несбыточным мечтам! — усмехнулся я. — Нету его, смысла, ни в чём! Нет! Ау, ау! Где ты, смысл, а ну-ка, выходи! А в ответ — тишина… А, вообще-то, смысл заключается в бессмыслице, дорогой вы мой! В хаосе, в неопределённости и непредсказуемости, в наших непонятных и безумных порывах, в совершаемых нами глупостях, в полной самоотдаче во имя непонятно чего, в наплевательстве на всё, или во внезапных озарениях, или в неожиданных для нас самих подвигах, — и ни в чём более! Бессмысленная вакханалия естества — наш удел! Существование ради существования, жизнь ради самой жизни, движение ради самого движения, вот и всё! Вот вам и весь смысл!

— А поиск истины, борьба за справедливость, наслаждение природой, рождение детей, любовь к женщине, к родине, искусство, философия, схватка с Головощупом, чтение хорошей книги, дружба, созерцание огня или звёзд, добрый поединок на мечах или соревнование по стрельбе из лука с их азартом и стремлением к победе, наконец! — ШЕВАЛЬЕ вскочил и заметался по каюте. — Что это, как не познание смысла бытия и его осмысление!? Что скажете, Сир!?

— Дорогой мой, какое это познание!? — фыркнул я. — Всё, перечисленное вами, входит в понятие достижения опредёлённых целей, получения удовольствий в процессе нашей жизни, удовлетворения каких-то стремлений и желаний, не более того! А вот понять сокровенный смысл этого самого БЫТИЯ в глобальном масштабе, то есть чётко ответить на вроде бы простые вопросы: зачем, для чего, почему, ради чего? — это кое что посложнее. Ведь вы не будете всерьёз утверждать, что смысл вашей жизни — это участие в рыцарских турнирах и победа в оных. Ну, пройдёт молодость, отгремят фанфары. Будете сидеть вы перед пылающим камином, закутанный в плед, надсадно хрипя и кашляя, и думать: «А ради чего я прожил эту жизнь, что дальше, правильно ли я жил? От моего славного меча останется проржавевший остов, тело моё съедят черви, друзья мои и знакомые забудут обо мне через пару недель, а то и раньше, наследники мои умрут, так же, как и я. И кану я окончательно в полную безвестность!».

— А если после нас останется что-то важное, нетленное, великое, мудрое, нужное? Ведь тогда имена наши будут славиться в веках, Сир!

— Вы о книгах, скульптурах, картинах, дворцах, партитурах, пирамидах и всём остальном подобном? — иронично спросил я. — «Что тебе Гекуба, что ты Гекубе». Кажется так… Что мне Хеопс? Хеопс и Хеопс… Пирамида пока стоит, ею восхищаются, испытывают от её созерцания истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие. А что мы знаем об этом фараоне? Помер и помер, и никого он особо не интересует, кроме кучки полубезумных египтологов. Хеопс… Бедный юноша-инвалид. Так, — пыль на ветру забвения. «Что в имени тебе моём?». Сколько людей погубил, идиот, и ради чего? Может быть, среди тысяч безвременно умерших строителей пирамиды было несколько Пушкиных, Спиноз, Боттичелли и Конфуциев. Или среди их потомков, не родившихся по воле этого маньяка или жрецов!? Хеопс! Тьфу, тьфу, тьфу! Да и, вообще, история создания данной пирамиды очень мутна. Есть версия, что она воздвигнута задолго до Хеопса!

— В очередной раз я почти ничего не понял, Сир. Вернёмся к душе… Как можно сотворить великолепную статую, или дворец, или написать картину, или великую книгу, или, наконец, Имперский Цитатник, не имея способностей, таланта, а значит, души!? Рыба, лошадь или муха не способны к творчеству.

— Ладно, вернёмся к душе, — пробурчал я, чувствуя, что теряю пыл, запал. — «Чего это я так возбудился по поводу Хеопса?», — подумал я и на некоторое время затих.

— Сир!?

— Вернёмся к теме души… Почему же не вернуться. Отвечаю на ваш вопрос и повторяю, что всё в мире материально. Заработали нейроны и рецепторы, электричество побежало по нервным волокнам, закрутилось всё, завертелось, заискрилось, собралось неведомыми путями в кучу, организовалось в некий умственный продукт и отразилось в конечном итоге на таких же сугубо материальных носителях. Писатель написал книгу, скульптор изваял статую, философ произнёс фразу, которая осела в памяти других людей, всё в тех же нейронах. Происходит простая передача информации, или её отражение и воплощение разными путями. Движение руки, звуковая или электромагнитная волна и тому подобное. Ничего более… При чём здесь душа, какая душа?

Я вздохнул, сел на кровать, расслабился. Тело болело, но уже не так, как раньше. Я удовлетворённо хмыкнул.

— Ну ладно, — продолжил я устало и вяло. — Хорошо. Душа существует… Допустим. И так… Прошло время, все люди умерли в результате эпидемии или какой-нибудь глобальной катастрофы. Книги сгорели, скульптуры, крепости, пирамиды и дворцы превратились в пыль и прах. Планета разлетелась на мелкие кусочки. Вот и всё: «Финита ля комедия!». Пусть теперь этот самый дух в виде совокупности миллиардов и миллиардов душ плавает или мечется по Космосу. Кому он нужен? Что дальше? Без материального носителя душа — ничто и никто! Куда ей, бедной, деваться, во что перевоплощаться, в чём смысл её дальнейшего существования? А!?

В наступившей тишине ШЕВАЛЬЕ задумчиво созерцал массивный перстень с красным камнем, покоившийся на среднем пальце его крепкой руки. Я устало любовался по-прежнему безмятежным и спокойным морем. Штиль…

— Ничего, Государь, Бог решит, что делать дальше с неприкаянными душами, на то он и Бог! — вдруг решительно, громко и твёрдо произнёс юноша. — Бог всё расставит на свои места, найдёт выход из любой ситуации. Ну, например, создаст новый мир, сотворит людей, а души — тук как тут! Вот они, готовые к дальнейшей жизни, к следующему воплощению!

Я удивлённо посмотрел на ШЕВАЛЬЕ, задумался, потом рассмеялся:

— Может быть вы и правы, буддист вы наш новоявленный!

— Конечно, прав, Сир, а то, как же иначе?

— Сударь, а не пора ли нам вмазать по рюмочке Можжевеловки? — весело спросил я, с трудом отводя взгляд от гипнотизирующего морского ультрамарина. — Самое время. Повод, кстати, есть. Печальный повод, но что же поделать. Никто и ничто, кроме мёртвых, не даёт живым в полной мере испытать и понять всю радость бытия!

— Какая глубокая мысль! — восхитился ШЕВАЛЬЕ. — Сократ, Платон, Конфуций? В связи с чем она высказана?

— КАПИТАН погиб… Соратник наш верный и давний. Пойдём, помянем его, — устало сказал я, беря в руки ПОСОХ, который стал тёплым и наполнился какой-то внутренней, непонятной для меня, но вполне ощутимой силой и энергией. — А что касается этой фразы… Сию гениальную мысль высказал Великий Император Трёх Островов во время плавания по бурному морю после битвы с Чёрным Спрутом и перед завоеванием Второго Острова. А вообще, до меня данная мысль посетила стольких людей, что вы и не представляете, скольких!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Поминки прошли тихо и печально, как и полагается быть такому мероприятию. Долго они не продлились, так как погода вдруг резко изменилась и переменилась к худшему. Серая пелена облаков снова подёрнула до этого синее и безмятежное небо, неторопливо, но решительно, заполнила всё вокруг. Вечный скиталец-ветер принёс их с запада на своих невидимых, но могучих плечах. Он с каждым мгновением всё более крепчал, усиливался. Стало неуютно, сыро, тревожно и зябко.

Что же, западный, а значит, попутный ветер, — это то, что надо! Мой флот, до этого находящийся в ленивой и сонной неге дрейфа, ожил. Началось милое и сладкое сердцу и душе любого моряка самое разнообразное движение, звуки которого поглотили и свист крепчающего ветра, и усиливающийся шум волн. Раздались громкие команды, затопотали по палубам матросские башмаки, всё пространство вокруг заполнилось и переполнилось криками, руганью, разными стуками, хлопаньем люков и дверей, шорохом и шелестом поднимающихся и расправляющихся парусов. Заскрипели мачты, тяжело задвигались и зашуршали вёсла, вбираемые вовнутрь галер, и поглощаемые их тёмным и жадным нутром. Хаотично заполоскались и захлопали, а потом наполнились ветром и мощно вздулись паруса. Корабли взбодрились, пришли в движение, стали маневрировать, лавировать между собой, восстанавливать слегка нарушенный боевой порядок.

Я с отрядом Гвардии и ближайшими приближёнными обосновался на спасшей меня галере. Вернее, не на спасшей, а на подобравшей. Нет, не так! Судно меня не подобрало, а с глубокой благодарностью за оказанную честь приняло Моё Императорское Величество на свой борт! Вот так точнее и вернее!

Корабль, захваченный ранее у поверженных пиратов, являл собой большое, солидное, крепкое и надёжное сооружение. Он был сделан из какого-то прочного тёмного дерева, очевидно, из дуба, имел две высокие парусные мачты, две палубы, толстые борта, окованные ниже и чуть выше ватерлинии каким-то тёмно-жёлтым металлом. На три-четыре шага впереди судна торчал металлический клык-таран. Над ним, на носу, как и положено, распласталась и застыла в полёте какая-то неведомая мне металлическая дама в развевающихся одеждах и с голой грудью. Её безжизненный и пустой, но почему-то магически притягивающий к себе взгляд, был направлен куда-то вдаль, видимо туда, где нас ожидал пока невидимый и неведомый враг.

На борту галеры располагались четыре катапульты, — по две на носу и на корме, а также четыре установки, похожие на гигантские арбалеты. Как же они называются!? Кажется, баллисты? Или я что-то путаю? Именно из таких были посланы стрелы в нашу яхту во время её недавнего плавания к Первому Острову. Теперь наш маршрут повторялся с точностью до наоборот.

Наша славная яхта, повреждённая, но не побеждённая Головощупом, покорно следовала за галерой на некотором расстоянии, прикреплённая к ней прочным канатом. Рулевое управление яхты было спешно восстановлено, но мачты по-прежнему отсутствовали. Выглядела посудина не ахти как, была основательно потрёпана в результате нападения морского чудища, но на плаву держалась довольно уверенно. Вот что значит надёжный материал, умный проектировщик и грамотные строители! На яхте остались только три дежурных матроса, которые приводили судно в порядок, следили за его состоянием, ну и, конечно, поочерёдно стояли за рулём.

Капитан нашего корабля предложил бросить яхту в открытом море на произвол судьбы, то есть, на растерзание стихии. Какой от неё толк!? Замедляет скорость галеры, как боевая единица, почти ничего не стоит. Или, в крайнем случае, следует посадить в неё гребцов, которые, не торопясь, вернулись бы на ней на Первый Остров! Но этим планам решительно воспротивилась ГРАФИНЯ.

— Как вам такое могло прийти в голову!? — она звонко и строго принялась отчитывать Капитана. — Эта яхта — важнейший исторический экспонат в будущем Музее Империи! На ней Император начал свой легендарный Первый Морской Поход! Находясь именно на ней, он, благодаря своему гению, чутью, интуиции обвёл морских разбойников с их огромным флотом вокруг пальца, совершил искусный манёвр, в результате которого мастерски ушёл от пиратов, заставив врага выть от бессильной злобы! В этом не было проявления слабости! Нет!!! Просто Император не желал из-за отсутствия драгоценного времени связываться со всяким сбродом! Именно эта яхта приняла удар Второй Морской Пиратской Армады, именно с неё Император и АНТР совершили свои геройские и фантастические прыжки на Великую Пиратскую Галеру, захватили её, устроили там грандиозную кровавую бойню, повергли ниц трёх могучих Небесных Воинов, посланников Тьмы! Именно после той битвы Император освободил томящихся в беспросветной неволе, умирающих рабов, являющихся цветом нации! Именно они составили основу непобедимой Гвардии, которая сметает на пути всех врагов Империи! Именно на этом судне, преодолевая ураганы и шторма, долгими бессонными ночами Государь обдумывал свои дальнейшие действия, строил грандиозные планы, которые победоносно, неотвратимо, последовательно и успешно претворяются в жизнь! Именно на этом великом корабле Император, наконец, окончательно понял своё истинное предназначение и полностью слился со Вселенской Сущностью! Ах, Капитан, Капитан, как вам не стыдно!?

Последние слова ГРАФИНЯ произнесла уже на пике охватившего её экстаза, неведомо откуда взявшегося. Раздался её финальный горестный вздох, а затем наступила скорбная гробовая тишина.

Все присутствующие люди, находящиеся в это время рядом с ГРАФИНЕЙ, в том числе и я, притихли и слушали девушку, открыв рты. После её монолога кто-то охнул, кто-то застонал, кто-то прослезился, кто-то явно чуть не упал в обморок, а кто-то, возможно, и упал.

Признаюсь, я был потрясён. Ну, не упал, и даже не прослезился. Но рот у меня был открыт, как и у всех, и даже дух захватило. О как! Ишь, ты! Однако! Собственно, так оно всё и было. Ну, конечно, не совсем так… Никаких особых штормов не наблюдалось, со Вселенской Сущностью я, вроде бы, не сливался. Мыслил мало и нечасто, а часть длинных и отнюдь не бессонных ночей, я или занимался любовью со своей лебёдушкой или пил Звизгун. Но некоторые неточности в повествовании ГРАФИНИ совсем не важны. Реализм хорош в меру. Главное — настоящие и искренние эмоции, глубокие переживания! Все любуются стенами, куполами и внутренним убранством храма. Никому нет дела до того, на каком фундаменте он покоится, и как выглядят его подвалы!

Капитан был поражён, потрясён и заворожен. Лицо его стало бледным и несчастным. Он лихорадочно переводил свой горящий взор то на ГРАФИНЮ, то на болтающуюся за кормой яхту.

— Ваше Сиятельство, да откуда же мне было всё это знать?! — дрожащим голосом промолвил бедняга. — Ни сном, ни духом не ведал, клянусь! Простите, пощадите, дайте шанс, позвольте оправдать оказанное доверие! Сейчас же пошлю на яхту дополнительных людей, всё вычистят, вылижут, подправят, восстановят, улучшат и укрепят! Сам лично буду осуществлять ежечасный контроль! Клянусь, Ваше Сиятельство!

Мне стало крайне жалко бедолагу.

— Успокойтесь дружище, — я очень легко и осторожно похлопал старого морского волка по плечу. — Знаете, а у меня к вам есть одно предложение! Я хочу, что бы вы написали, как-нибудь, картину, ну, когда возникнет соответствующее настроение…

— Внимательно слушаю Вас, Сир! — чеканно произнёс Капитан.

— На картине должно быть изображено это легендарное судно. Можно на фоне заката или на фоне рассвета. Лучше, конечно, на рассвете… Он, знаете ли, всегда вселяет в нас надежду, веру в будущее. Желательно, чтобы яхта до этого была полностью восстановлена. А можно написать картину и до, и после её восстановления. Можно сотворить целую серию полотен. Такое поле для фантазии! Здесь всё так магически переплетено… Нападение мерзкого Головощупа, схватка с ним Императора и АНТРА, блестящая победа над зловещим посланником Сил Тьмы. Империю не победить! Империя всегда восстаёт из пепла, как и её Император! Ура, слава Империи!!!

— Слава Императору!!! — грянул хор восторженных голосов. — Слава, слава, слава!!!

Я посмотрел в серое, насупленное и полное желчи небо, которое ещё недавно было светлым, чистым и чувственным. Сейчас его бесцеремонно, грубо и нагло лапал своими холодными и влажными руками грязный и пьяный хулиган-ветер. Так и до изнасилования можно дойти! Я с трудом оторвал свой взор от места предполагаемого преступления, посмотрел на Капитана.

— Так вот, дружище, дерзайте, творите, — я ещё раз очень бережно и осторожно хлопнул будущего новоявленного классика по плечу, отчего он всё-таки слегка покачнулся. — Обещаю поместить вашу картину в этом самом, как его э, э, э…

— В Музее Империи, Сир! — подсказала, как отчеканила, ГРАФИНЯ.

— Да, да! Я прикажу поместить вашу картину или серию картин в этом самом музее на самом видном месте, обещаю. Деньги на холсты и краску я вам выделю. Аванс обеспечен. Премия, в случае успеха, тем более!

— Премного благодарен, Ваше Величество! — гаркнул Капитан. — Спасибо за оказанное доверие! Обещаю, не подведу, напрягу все силы, или, в случае неудачи, умру от стыда!

— Так, так, так… А вот это лишнее, насчёт смерти. Это нехорошо! — строго, но по отечески, произнёс я. — Не надо нам всяких пессимистических мыслей! А вот насчёт напряжения всех сил, — это хорошо сказано, данную мысль я одобряю. Любое напряжение рождает определённый результат! Правда, он может быть и положительным, и отрицательным. Это как с дамой… Напрягся, изо всех сил, а ничего и не получилось! Всякое бывает… — горестно задумался я.

— Сир!?

— Ах, да… Надеюсь на ваш талант. Что-то подсказывает мне, что он у вас имеется. Дерзайте! Аванс получите завтра.

Я строго огляделся вокруг. Мои приближённые опустили взоры.

— Кстати, а где наш сумрачный и метущийся гений, вития заоблачный, Летописец и Поэт наш великий? А?! — строго спросил я. — Кругом такие события! Если ты не в курсе происходящих событий, то находишься вне их! А сколько ценных мыслей было высказано за последнее время! Я чувствую, что Цитатник дрожит от страшного нетерпения. Где ПОЭТ, реактивный наш!?

— Почему реактивный? — нахмурилась ГРАФИНЯ. — Что такое реактивный? Не понимаю.

А потом она подошла ко мне, приблизила к моему уху свои чудные пухлые губки и перешла на шёпот, — ты случайно не пьян?

— Нет, просто хочется позубоскалить, — также шёпотом ответил я и уже громко произнёс. — Насчёт реактивности… Ну, вы же, сударыня, сами сказали, что у нашего листоскрёба оказалась очень хорошая реакция!? Значит, он к тому же ещё и реактивный, то есть быстрый, шустрый, подвижный.

— Какой листоскрёб, Сир!? Ах, ну да, — девушка засмеялась. — Листоскрёб… Реактивный листоскрёб… Да, Сир, у Вас весьма неплохо развито образное мышление.

— Благодарю за очередную лестную оценку моей личности.

— То-то ли ещё будет, Ваше Величество. Вы, как море. Чем глубже в него погружаешься, тем разнообразнее и интереснее становится подводная жизнь, открываются всё новые и новые пласты и горизонты, до определённого предела и уровня, конечно.

— Море моей души не знает предела! А, вообще, на сколько глубоко вы, сударыня, способны погружаться в море? — я задумчиво и подозрительно посмотрел на девушку.

— Да не так, что бы очень, Сир. Возможности человеческого организма имеют свои пределы.

— Об этом я наслышан. А если организм нечеловеческий? — я ещё раз пристально и подозрительно посмотрел на ГРАФИНЮ.

— Всему есть свой предел, Сир, — ответила она, искоса созерцая волнующуюся свинцовую поверхность моря. — Он имеется и у нечеловеческого организма, к Вашему сведению!

— С этим можно, в общем-то, согласиться, но не совсем, — нахмурился я.

— И кто же или что же, по Вашему мнению, не имеет предела?

— А вы как думаете?

— Вселенная, Сир!?

— Ерунда! Мы эту тему как-то обсуждали. Вселенная, или Мир, или Миры имеют свой предел. Я в этом уверен и я это со временем докажу!

— Ну, ну, Сир… Так что же, по Вашему мнению, всё-таки не имеет границ и пределов? — ГРАФИНЯ пристально и ясно взглянула мне прямо в глаза, её прелестный ротик чуть-чуть растянулся в иронической улыбке.

Мои приближённые, почтительно следящие за этой пикировкой, после моих последних слов сначала заволновались, беспокойно зашептались, а потом притихли, ожидая моего ответа на вопрос ГРАФИНИ. Все взоры были обращены на меня.

— Есть в мире только одна безграничная, всё охватывающая и бесконечная сущность.

— И что же это, или кто это, Государь?!

— Это Бог! — я усмехнулся, подошёл к девушке, поцеловал ей руку. — Именно он не знает предела, не имеет конца и края!

ГРАФИНЯ задумчиво посмотрела на меня и промолчала, то ли насмешливо, то ли снисходительно.

Между тем ветер постепенно крепчал, паруса были полны им, как душа бывает полна огнём любовного желания или страстного стремления к преодолению чего-либо, не важно, чего. Главное — это преодоление! Моя славная морская армада уверенно, мощно и быстро двигалась вперёд, на восток. Вперёд, вперёд и только вперёд!

— Сир, предлагаю спуститься вниз, там и продолжим нашу увлекательную дискуссию, — усмехнулась девушка.

— Спустимся и продолжим, моя радость, но чуть попозже. Ах, какое море, какое небо, какой ветер! Наслаждайтесь моментом, милая, ловите сладкие минуты бытия! — произнёс я с экстазом, а потом пристально посмотрел на ГРАФИНЮ. — Давайте вернёмся к нашей первоначальной теме, ну, к той, которая была прервана нашей крайне содержательной дискуссией по поводу существования предела.

— Не помню, не понимаю, Сир. О чём вы?

— Я о ПОЭТЕ. Так, где же он, вития и дамский угодник наш? Небось, резвится где-нибудь в трюме с жаркой вакханкой под Можжевеловку, ещё более повышающую любовный жар? Безобразие! Летопись не терпит пауз! Вокруг происходят такие грандиозные события! Какие, однако, умные мысли рождаются подчас из ниоткуда так неожиданно, по воле случая, и также неожиданно исчезают неизвестно куда!? Их надо ловить на взлёте и на излёте! И, вообще, — без писаки нашего мне как-то скучновато и некомфортно. Где он?

— Сир, ну какие вакханки!? — вознегодовала ГРАФИНЯ. — Из женщин на всех кораблях только я одна. Что, Вы не знаете флотских предрассудков!? Да, имеется ещё одно существо женского пола, какая-то собачка, сучка по кличке Фурия.

— Что за собачка? — живо поинтересовался я. — Фурия… Надо же!

— Собачка породистая, Горный Мастифф, — усмехнулся невесть откуда взявшийся ШЕВАЛЬЕ. — Собственно, — это не собачка, а самый настоящий зверь, волкодав. Жрёт этих самых серых разбойников пачками. Конечно, не чета Вашему АНТРУ, Сир, но тоже довольно неплох, вернее, не плоха.

— А как бы мне на неё посмотреть?

— Сир, никаких проблем, — поклонился мне ШЕВАЛЬЕ. — Милости просим на второй Флагманский корабль. Фурия является его талисманом, обязательно сопровождает экипаж во время военных действий. Она даже участвует в абордажных атаках, представляете! Правда, грызёт всех подряд, но не беда. Главное — её первобытная ярость, которая передаётся экипажу и подвигает его на такие воинские деяния, что аж рассказывать о них страшно. Короче… Фурия не собака, а самое настоящее чудовище!

— Ах, да Фурия! — восхитился я. — Браво, браво! А вообще я вам скажу, именно ярость определяет победу. Не планирование битвы, не воинское искусство, не численное преимущество, а именно ярость, огонь, экстаз!

— Сир, полностью с Вами согласен. А что касается Фурии… Я думаю, что на знакомство с нею Вам не следует брать с собою АНТРА.

— Вы считаете, что эта самая Фурия его загрызёт!? — захохотал я.

Мне с готовностью вторили мои соратники и придворные.

— Нет, Сир, я так, конечно, не считаю, — улыбнувшись, ответил юноша. — Я боюсь, что Фурия его… совратит.

Да, — это было необычное, неожиданное, довольно дерзкое и смелое заявление! Я поперхнулся, сначала хотел воспылать праведным и совершенно обоснованным гневом и высказать соответствующие возражения, мол, что за глупая мысль!? Кто такая эта Фурия и кто такой ЗВЕРЬ!? Какая-то убогая сука, пусть даже и способная участвовать в абордаже, и мистический АНТР, посланец небес, перст Божий, символ королевской власти, святыня, могучий воин, непобедимый, вызывающий трепет и дарующий смерть! Кощунство, святотатство, бред!

А потом я неожиданно всерьёз задумался. А если вдруг!? Что произойдёт при встрече этих существ? Могут ли они понравиться и подойти друг другу? Как отреагирует на моего Пса эта сука, как воспримет её он? Раньше ЗВЕРЬ в своём полном видимом обличии с собаками никогда не пересекался. Как ни странно… Они были то за стенами замков и ощущали его дистанционно, то он находился вроде бы и рядом с ними, но был невидим, а значит и не осязаем.

Что же всё-таки произойдёт при прямом контакте? — подумал я. — Интересно, чертовски интересно! Я живо представил, какие, в случае успеха этого невероятного свидания, будут щенки, и даже слегка прослезился. Потом наступила очередь рационального подхода к делу. Я подумал о всех возможных перспективах этого смелого эксперимента и мною мгновенно овладели азарт и нетерпение. Каким же будет возможное потомство ЗВЕРЯ? А вдруг щенкам передадутся все его качества, ну или хотя бы некоторые из них!? Надо попробовать!

Передо мною встала потрясающая картина. Я, Император Трёх Островов, сижу на троне в огромном зале, передо мною толпятся придворные, а рядом с троном сидят три, нет, — четыре-пять, а может быть и шесть и семь молодых ПОЛУАНТРОВ во главе с прародителем новой породы. Ах, какое зрелище, ах, какие открываются перспективы!

А если завтра война!? С целой стаей, нет, не со стаей, а с целым отрядом сверх собак я разгромлю любого противника. Собственно, а с кем мне воевать? Ну, дай Бог, завоюю я Второй и Третий Острова, вернее, верну их в своё законное владение, а дальше? Вокруг Океан… Что там за ним и кто там за ним, абсолютно неизвестно. Стоит ли его преодолевать и преодолеваем ли он вообще? Вот в чём главный и весьма интересный вопрос. «Мышь рыла, рыла, — дорылась до кошки…».

Но тихий и твёрдый внутренний голос упорно и жёстко всё время подсказывает мне, что пересекать Океан всё-таки придётся. Любая Империя живёт до тех пор, пока бесстрашно стремится вперёд, расширяя свои границы. Остановка в пути, долгий, сытный и беззаботный привал влекут за собою очень плохие последствия. В истории тому было множество примеров.

Вдруг в моей голове как будто бы раздался лёгкий щелчок. Я почувствовал необъяснимое напряжение и странное тревожное томление, как бывает перед прыжком в неизвестность или перед познанием новой и важной истины. Мой мозг вдруг переключился и заработал в какой-то совершенно другой плоскости, в ином направлении, ритме и режиме.

ЗВЕРЬ, ЗВЕРЬ… АНТР, АНТР… А вообще, — является ли он собакой в обычном понимании этого слова? Кто он на самом деле? Животное ли он? Что находится внутри него? Каким образом, и по каким законам он функционирует? Откуда у него такие нереальные, фантастические способности, которые во многом даже опережают мои!? А если он совершенно не тот, за кого себя выдаёт? Может быть, он только наполовину пёс, — живое и понятное существо, а наполовину ещё кто-то, совершенно непонятный и загадочный? Или что-то?

Эти вопросы с недавних пор очень сильно волновали меня, но я не находил на них ответа. Теперь же моя память, с каждым днём всё более и более восстанавливающаяся и всё более и более услужливая и покладистая, вдруг выдала из своих недр одно единственное слово. Но это слово до такой степени потрясло меня, что я на несколько мгновений как бы отключился от окружающей меня действительности, завис и замер в какой-то непонятной параллельной реальности, окунулся в холод, почувствовал, как по всему телу побежали мурашки.

КИБОРГ! Бег мурашек усилился, в голове зашумело. Конечно же — КИБОРГ! Вот то слово, которое является ключом к пониманию природы ЗВЕРЯ! Всё так просто и объяснимо! Боже мой, почему я раньше этого не понимал!?! Я же всё время об этом подозревал, но всего лишь на подсознательном уровне. Ломал голову, мучился, метался, но не мог понять всё до конца, сформулировать мысль, дать определение. Не было ключевого слова. И вот оно, наконец, появилось! Даже не одно, а целых два. Я вспомнил второе. РОБОТ! Да, да, именно — РОБОТ! КИБОРГ и РОБОТ! Это одно понятие или два разные?

Кибернетический организм, как я его вижу и понимаю, представляет собой сложный сплав, синтез живого и неживого, переплетение органики и неорганики. Они дополняют и усиливают друг друга. КИБОРГ… Мозг человека, обладающий повышенным потенциалом, тело, состоящее из комбинированных тканей, имеющих огромный запас прочности и надёжности, совершенно необычные возможности и способности. Внутри этого существа находится какой-то мощный и неисчерпаемый источник энергии, или почти неисчерпаемый. Кажется так…

А что такое РОБОТ? Железяка, нечто механическое, неживое, твёрдое, безучастное ко всему, лишённое эмоций и чувств. Искусственный интеллект, какие-то сложные механизмы, генераторы, гидравлика, провода, чипы, фотоэлементы, колёсики, подшипники, винтики, гаечки и так далее, и тому подобное. Чёрт его знает, может быть, я что-то путаю и представляю себе всё не так!?

Но какое, однако, озарение! Мой любимый и обожаемый Пёс является КИБОРГОМ!!! Но, навряд ли внутри его башки таится человеческий мозг. Поведение ЗВЕРЯ об этом не свидетельствует. Может быть, мозг всё-таки собачий, но увеличенный и усовершенствованный? А возможно, ЗВЕРЬ является всё-таки РОБОТОМ? Да, в прежней своей жизни я наверняка не был технарём. Тогда кем же я был?

Но откуда явился этот КИБОРОБОТ, кто его создал? Я знаю одно место во Вселенной, населённое людьми. Это — планета ЗЕМЛЯ, вращающаяся вокруг звезды по имени СОЛНЦЕ. Кажется, оно является звездой-карликом, состоит из водорода и гелия. Источник энергии — ядерные превращения водорода в гелий в центре светила. Вокруг Солнца вращаются ещё и другие планеты.

Как же они называются?! Ну, ну!!! Меркурий, Венера, Земля и … ну, ну же! Пока всё… Больше ничего не помню, хоть убей, но и этого вполне достаточно. Ах, как сладостен путь познания, вернее, возвращение забытого знания. Вспомнил! Есть же ещё Марс, красная планета, прародина человечества. Я это помню, чувствую, знаю! Откуда, почему? Верны ли эти знания? Скорее всего верны, потому что я в этом абсолютно уверен!

Где же всё-таки я нахожусь?! На Земле или на какой-то другой планете? Здесь, на Островах, очень много всякого земного, родного и понятного мне: деревья, дома, лошади, соловьи, бабочки, кошки, замки, море, горы, запахи, солнце и луна, музыка, поэзия, книги, в конце концов!

Я сразу же вспомнил о БАРОНЕ. Чёрт возьми, книги-то у него в библиотеке самые что ни на есть Земные! Откуда они могли взяться на другой планете!? Абсурд, нереально, исключено! Но, если я нахожусь всё-таки на Земле, то почему таких книг нет ни у кого другого на этих Островах? Или есть? И вообще, почему местное население не имеет никакого представления о земной цивилизации, о её истории, географии, о её писателях, поэтах, художниках, философах, учёных? А христианство, мусульманство, буддизм и так далее? Почему нет этих религий!? Полный бред!

Живут аборигены в каком-то своём маленьком мирке, по непонятным причинам отрезанном от всего остального мира. Живут и живут: дружат и враждуют, любят и ненавидят, радуются и страдают, веселятся и грустят, философствуют и сходят с ума, едят и пьют, строят и разрушают, воюют и мирятся. Всё как у всех во все времена. Острова, Острова… Где же я нахожусь, в какой точке Земли, в каком её историческом периоде развития, если это действительно Земля? А если всё-таки не Земля, то что?

Мысли мои потеряли первоначальную стройность и ясность. Хаос, отчаяние, злость и безнадежность захлестнули мой разум. Надо побыть наедине с самим собою, осмыслить и переварить новые знания, вернее, всплывшие в памяти воспоминания. «Познание рождает печаль»… Божё мой, какая всё-таки это великая и мудрая мысль! Я только сейчас понял и до конца осознал всю её глубину! Ладно, пора возвращаться в действительность! Я встряхнул головой, легко поднялся с кресла, всей грудью вдохнул солёный и холодный ветер, замышляющий шторм.

— Что-то вы все темните, господа, искусно и не очень уводите меня от основной темы. Нехорошо, нехорошо! — возмутился я. — Где же всё таки ПОЭТ, чёрт возьми!?

Все молчали, скорбно и печально. У меня засосало под ложечкой, сердце гулко и быстро забилось, стало как-то зябко и нехорошо. Ветер закончил насиловать небо и принялся за паруса, отчего они, в свою очередь, заставляли гнуться и скрипеть мачты. Серые облака хаотично и тяжело клубились над головой, стараясь как можно плотнее придавить корабли к свинцовым волнам.

— Сир, ПОЭТ исчез, — осторожно сказала ГРАФИНЯ.

— Как исчез? — удивился я. — Его вроде бы выловили из воды, вместе с ПОСОХОМ.

— Выловили-то, выловили, поместили в отдельную каюту, приставили матроса для обслуживания и Гвардейца для охраны, как Вы давеча приказали, а наш герой взял, да исчез! Испарился в воздухе, Сир, — мрачно произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Ищем… Я поднял на ноги всех, прежде всего своих агентов. Стараемся изо всех сил.

— Что с его бумагами?

— Какие бумаги вы имеете виду, Государь?

— Любые бумаги, таинственный вы наш! — я начал закипать и это не могло привести ни к чему хорошему. — А главным образом меня интересует Летопись! Где Летопись!? Где Имперский Цитатник!?

— Каюта абсолютно пуста, Сир, — ШЕВАЛЬЕ стал слегка заикаться.

— Как это — абсолютно пуста? Что, из неё вынесли даже мебель?

— Государь, я не то имел в виду. В каюте нет никаких бумаг.

— Вообще никаких? А что говорят охранники?

— Сир, они в полном недоумении. ПОЭТ словно испарился. Ничего не могут понять! Ни у кого нет никаких более-менее внятных объяснений произошедшего события.

Я прошёлся по палубе, сосчитал до десяти, стараясь справиться с охватившим меня волнением.

— Сударь, вы помните один наш очень серьёзный разговор, который имел место быть совсем недавно?

— Конечно, Государь, — напрягся и побагровел юноша.

— О чём шла речь? — глухо спросил я.

— О верности и недопущении серьёзных ошибок впредь, Сир.

— Как вы считаете, — похищение Придворного Летописца и Поэта тайными врагами на глазах сотни ваших агентов и тысяч моряков и воинов является вашей серьёзной ошибкой? — я впился пронизывающим и горящим взглядом в ШЕВАЛЬЕ.

— Это моя серьёзная ошибка, Сир. Признаю!

— Ваше Величество, но ещё не всё ясно, — осторожно попыталась прервать наш диалог ГРАФИНЯ. — ПОЭТ мог где-то заснуть, в трюме или в какой-нибудь шлюпке, просто удалиться от суеты, помечтать, подумать. Вы же его знаете. Он мог…

Я скрипнул зубами и так посмотрел на девушку, что она сразу же прикусила губку и осторожно отошла в сторону.

— Как вы считаете, похищение рукописей Придворного Летописца и Поэта, в частности, Летописи и Имперского Цитатника, является чрезвычайным происшествием и вашим вопиющим упущением? — продолжил я.

— Да, Сир, — ответил юноша дрожащим голосом.

— Как вы считаете, правильно бы я поступил, если бы прямо сейчас и здесь разрубил бы вас на две части?

— Абсолютно правильно, Сир!

— Вы понимаете, что я действительно способен сделать это, разрубить вас на две половинки, которые потом бы раскромсал ещё на несколько фрагментов. И всё это произошло бы ещё до того, как первая капля крови упала бы на палубу?!

— Да, Сир, — голос ШЕВАЛЬЕ был еле слышан.

— Прекрасно, что вы всё понимаете. Хорошо, что вы помните наш недавний разговор. Я своё слово умею держать!

— Я знаю, Сир.

— Так вот, если вы не найдёте ПОЭТА в течении суток, я повешу вас на рее этого прекрасного корабля на рассвете следующего дня, — пророкотал я. — На закате это будет, конечно же, выглядеть более эстетично, но на рассвете — назидательнее. Знаете, жизнь возрождается, продолжается, торжествует, и тут, — труп молодого человека, печально висящий на фоне светила, мощно и радостно встающего из туманного и ласкового моря. Ах, бедный, несчастный юноша, ещё не вкусивший всю полноту бытия! Чрезвычайно назидательно, поучительно, заставляет задуматься о судьбе, о превратностях земного пути, о верности долгу и чести!

— Сир! — негодующе воскликнула ГРАФИНЯ.

— Заткнитесь, сударыня! — я топнул ногой по палубе, отчего она возмущённо застонала, словно живая. — Хотите висеть рядом с вашим обожателем!? Я вам это устрою! Кто ещё хочет пополнить эту тёплую компанию!?

Мои славные Гвардейцы по всему периметру палубы напряглись, подобрались, готовясь к возможному пополнению лагеря потенциальных висельников, но желающих, как ни странно, не нашлось.

ЗВЕРЬ как всегда неожиданно, но несколько поздновато, материализовался рядом со мною, исподлобья поглядел на сбившихся в кучу придворных и слегка рыкнул. Мир замер. Казалось, даже ветер испуганно притих и оторвался на некоторое время от несчастных, изнасилованных им уже не один раз, парусов, которые были переполнены его невидимой, но очень обильной спермой.

— Ну и славно… Все свободны, господа! — жёстко произнёс я — Всем искать ПОЭТА! Обшарить палубы, каюты, трюмы, камбузы, шлюпки, все закоулки и переулки, бочки, сундуки, мачты, воду и небо! Вперёд!

Я присел в кресло, погладил Пса. Он привычно выпучил янтарные глаза, я привычно хотел засмеяться, но не сделал этого и мрачно и подозрительно посмотрел на него. Собака, как собака… Вернее, пёс, как пёс. Вон, — член торчит, слюна капает, глаза хлопают. Только вот двигается это существо слишком быстро, соображает ещё быстрее, абсолютно неуязвим, бесстрашен, неутомим, неумолим, неистощим, очевидно, не нуждается в воздухе, ну а в пище и в воде, тем более. Одним словом — Киборг! Или, всё-таки, — Робот? Какая, собственно, разница!? Да нет, разница всё-таки есть! Киборг мне почему-то милее Робота. Почему? Не знаю. Милее, роднее, приятнее, и всё! Живое есть живое, мёртвое, хотя бы и двигающееся в пространстве осознанно и целенаправленно, всё-таки, мёртвое, механическое, неживое, чуждое человеческому разуму и природе.

И так, рядом со мною могучий и непобедимый Киборг! Я не удивлюсь, если ЗВЕРЬ спокойно выдержит атомный или термоядерный взрыв даже в его эпицентре. Зевнёт, мерзавец, пыхнёт в пространство паром, засверкает, побросает туда-сюда снопы искр, почешется и потрусит куда-нибудь подальше по своим, только ему известным делам. Вот так… Или, не так? Ну, испытать данную теорию на практике я пока не могу.

Где же всё-таки ПОЭТ!? Почему меня этот вопрос так волнует и тревожит? В связи с чем? Всё-таки, кто он такой, случайно ли оказался на моей дороге? Что-то давненько я не виделся с МАГИСТРОМ… Странно всё, очень странно. Куда это он, тамплиер наш, запропастился? С каким бы жадным и беспредельным любопытством и интересом я бы с ним, мерзавцем, побеседовал именно сейчас! А почему, собственно, он мерзавец? Живёт-поживает человек по своим законам, защищает свои интересы, двигается к какой-то определённой цели. Молодец, умница! Так держать! На его фоне я выгляжу полным идиотом. Как можно чего-то достичь, не имея представления о том, кто ты и куда тебе следует идти и стремиться!? Абсурд, тупик, маразм… Да, Империю я создаю. Определённую цель имею. Ну, а что дальше? Где я нахожусь, кто я такой, в конце концов!?

Я стал утопать в хаосе мыслей и эмоций. Как, однако, всё надоело! Хочу в благословенный трактир «Тихая прохлада». Жажду Звизгуна и солёных бочковых груздей, таких, — хрустких, в меру острых и пряных. Хочу порцию Империума. Мечтаю о двух пышногрудых красотках, готовых на всё. О трёх мечтаю, о трёх! О четырёх! Жажду покувыркаться с ними около пылающего камина. А утром на зорьке, на рыбалку. Утонуть в тумане, заблудиться в нём, отдаться ему страстно и без остатка! Покоя хочу, ясности, чистоты сознания! Хочу достичь гармонии с самим собой и с этим гадким, прекрасным и яростным миром!

Господи, если ты всё-таки есть, поддержи меня, дай продолжить мой тяжкий Путь, воодушеви меня, ибо я изнемогаю от него. Какой я ПУТНИК!? Так, всего лишь бесцельно бредущий неизвестно куда случайный прохожий. Все мы прохожие в этом мире. Ни СТРАННИКИ, ни ПУТНИКИ, а именно ПРОХОЖИЕ! Вот где истина! А всё остальное, самообман!

Передо мною вдруг возникла ИСЭ, — моя первая любовь. Она появилась откуда-то из тумана, из полу-тьмы, вышла на свет своей лёгкой грациозной походкой балерины, несмотря на стесняющее движения кимоно, внимательно посмотрела на меня. Она никуда не стремилась, не спешила, ничего не говорила, не прыгала в пропасть, не улыбалась и не грустила. Просто стояла в праздничном кимоно около цветущей сакуры и печально смотрела мне в глаза. А за её спиной величественно возвышалась Фудзияма, а рядом с ИСЭ сидел какой-то странный пёс, — мощный, серо-белый, с густой шерстью и острыми ушами, и с закрученным хвостом, и также внимательно, настороженно, но доброжелательно смотрел на меня, и в голубых глазах его было столько укоризны и сочувствия!

А потом я увидел заснеженные сопки и хрустальную тайгу, раскинувшуюся на тысячи километров вокруг, и кедры, и сосны, и лиственницы, и берёзы, и ели, и рябины, и шиповник с багрово-красными, увядшими ягодами на ветвях, и глубокое голубое небо, и холодное солнце в зените. И услышал я хруст снега под ногами, и звонкий голос голубоглазой лайки, и призыв какой-то неведомой птицы, поющей о чём-то радостно и плюющей на мороз, и скрип двери в бане, и смех незнакомой женщины, грудь которой была прекрасна, совершенна и упруга. И ощутил я на своих губах её сладкий поцелуй, и растворился в нём.

И почувствовал вдруг тепло, исходящее от предвесеннего солнца, дарящего надежду на весну и лето. О, этот терпкий вкус черёмухи! О, эти мелкие укусы муравьёв, потревоженных воткнутой в муравейник палочкой, и слизываемая с неё терпкая кислота, — какая-то неземная субстанция. О, этот слегка сладкий и ароматный берёзовый сок, капающий по трубочке из надреза на теле его хозяйки. Как было хорошо, Боже, как же было хорошо!!! Я навзрыд и горько заплакал, и стало мне так грустно и радостно одновременно!

— Сир, проснитесь, уже вечер, ветер усиливается! — около меня стоял Капитан галеры и тревожно оглядывался вокруг. — Вам бы в каюту. Бережённого Бог бережёт!

— А где все? — я, ещё не пришедший в себя после крепкого сна, удивлённо огляделся по сторонам.

Палуба была пуста, вернее, почти пуста. По её периметру располагался десяток молчаливых и суровых Гвардейцев. ЗВЕРЯ нигде не было видно, хотя я ощущал, что он находится неподалёку. Я протёр глаза, посмотрел в мутное небо.

— Как вы считаете, что такое Солнце? — меланхолично спросил я, с трудом поднимаясь и отрываясь от кресла.

— Что, что, Государь?

— Что такое Солнце? — громко повторил я. — Ну, то, что на небе, а сейчас за облаками. Божественное светило, огненная колесница, хранитель и даритель жизни, Бог Ра, Ярило, священный диск, небесный костёр и всё такое? К чему вы склоняетесь?

— Солнце — это Солнце, Сир. Звезда, одна из миллиарда других, пылающих в холодном, безжизненном и безвоздушном пространстве. Вращается вокруг нашего мира. Обеспечивает его энергией, согревает, и поддерживает существование всего живого вокруг! Спускайтесь в каюту, Государь, прошу Вас!

Я некоторое время тупо смотрел на Капитана, потом истерично рассмеялся и тихо и печально пробормотал себе под нос:

— Какой я вам Государь. Уехал цирк, а самый смешной клоун остался. Зачем, почему, к чему? Чёрт его знает. У каждого своя судьба. Куда от неё денешься…

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Спал я крепким, а вернее мёртвым, пустым и чёрным сном, без малейших признаков сновидений. Казалось, что я надёжно отгорожен от действительности плотным и абсолютно непроницаемым барьером, но это было не так. Я моментально проснулся, когда услышал доносившиеся из внешнего мира какие-то странные, сдавленные горловые звуки.

Мгновенное и неожиданное пробуждение ото сна, по твёрдому убеждению моего бывшего мудрого и просвещённого Учителя ТОСИНАРИ, абсолютно ненормально, противоестественно, противоречит всем физиологическим установкам и потребностям организма, приводит к хаосу тонких вибраций, к нарушению циркуляции энергетических потоков, разбалансированию мозговых процессов, а следовательно, в результате всего этого, к ослаблению ауры и даже к ухудшению кармы!

Боже мой, какая ещё аура!? Какая ещё карма!? Что это, собственно, такое? Ах, да! Аура, карма… Эти понятия мне вполне знакомы. Вполне. Учитель ТОСИНАРИ… Мастер ТОСИНАРИ… Кто это такой? — я напрягся изо всех сил. — Ну, конечно же! Есть такой человек! Он живёт в Японии, на острове Окинава и как-то связан со мною и с ИСЭ! Как?

Собственно, Учитель не совсем прав. Вернее, прав частично. Да, аура страдает, но при чём здесь карма? Это явление глобальное, совсем иного порядка! Её в основном определяет судьба, прописанная на небесах. Мы её в силах подкорректировать, но не более того. Бежит таракан по дорожке, на него должны вот-вот наступить, а в это время Бог отвлёкся на полёт бабочки, никто на таракана не наступил. Тот, — радостный и гордый, полный жизненных устремлений, бежит дальше, но через некоторое время бабочка улетела, сгинула в небытие, век-то её не долог. А что с нашим тараканом? Наступил всё-таки на него Бог в обличие какого-то человека или коровы, или слона, но чуть попозже. Судьба…

Вот тебе и самонадеянный индивидуум, которому кажется, что всё или многое решает он. Ничего мы не решаем в этой и в других жизнях! Всё предопределено. Увы, увы… Просто некоторым даётся рассрочка и отсрочка, а некоторым — нет. И таких, последних, — сонм. Нет им числа. Ничего здесь не поделаешь. «Каждому своё…».

Кстати… До того, как эта фраза была написана над входом в «Бухенвальд» или «Освенцим», не помню точно, где, она произносилась мудрецами и не мудрецами в тысячах мирах на протяжении тысяч столетий миллион миллионов раз. Всё попусту… Всё равно мы думаем, что сами определяем свою судьбу. Полная ерунда…

Сидит человек за деревянным, грубо сколоченным столом, ест из глиняной миски горячую кашу, — только вот с печи. Тих, невесом, благостен… Рядом — молодая красавица жена. Детей полная горница. Пятый или десятый век по полудню. А тут врывается в его дом банда узкоглазых и вонючих ублюдков, насилует жену, душит детей, сжигает дом. Вот и всё…

Или, сидит человек во дворце за мраморным столом, ест из тонкой фарфоровой тарелки изысканный салат из морских гадов. Тих, невесом, благостен… Рядом — молодая красавица жена. Детей полон дворец. Первый или какой-то там век до нашей эры. Или в нашей. А тут вдруг дрожит земля, мир рушится и покрывается пеплом, от дворца остаются жалкие развалины. Вот и всё…

Или сидит человек за пультом управления атомной электростанцией. Ест какую-то ерунду под названием лапша быстрого приготовления. Тих, невесом, благостен… Дома его ждут молодая красавица жена и куча радостных детишек. Двадцатый или ещё какой-нибудь век нашей эры. А тут всё вокруг дрожит и вибрирует, рушится под напором то ли землетрясения, толи то ли цунами. Морская волна, взбесившаяся, словно стая из тысяч кашалотов, сметает всё на своём пути, и нет нигде спасения. Выброс радиации, буря огня и гнева. Со стороны Земли, конечно. Вот и всё…

Из века в век нас преследуют несчастья, потому что счастье — ощущение кратковременное, и для контраста оно должно быть заменено чем-то гадким, мерзким, более долго длящимся. Пососал сладкую конфету, съел горячий ароматный шашлык, или кусок торта, или солённую рыбу, — а вот тебе и повышение уровня сахара в крови, и несварение желудка, и подъём по пищеводу излишней кислоты, и острое отравление! Диабет, диарея или изжога! Наслаждаемся пищей считанные минуты, а последствия этого пожинаем часами, а то и всю оставшуюся жизнь. Вот так…

Эх, люди, люди… Как мне их жалко, тех, обычных людей, хотя бы потому, что сам я необычен. Я — Бессмертный и могучий Император, попирающий земную твердь и борющийся с небесами и с водами, отрицающий всё и сомневающийся во всём, но почитающий Бога, одна из ипостасей которого — СУДЬБА!

— КХА, КХА, КХА…

На эти привычные звуки, издаваемые ЗВЕРЕМ, я мог бы и не обратить особого внимания. Продолжал бы лениво и вальяжно размышлять о вечном и о не вечном, расслабленно лежал бы на кровати с закрытыми глазами, слипающимися от мёда раннего утра, но, кроме звуков, рождаемых Псом, я услышал ещё кое что.

— Чёрт возьми, ПУТНИК, просыпайся же!

Я мгновенно открыл глаза, скосил их вбок и тут же резво вскочил со своего ложа. В углу каюты, боязливо съёжившись, но, при этом, не теряя некоторого достоинства, сидел… МАГИСТР.

Одет он был в какой-то лёгкий просторный костюм из простой светлой ткани, голову покрывала повязка, подобная той, которую носили капитаны моего флота. Над мужчиной возвышался ЗВЕРЬ. Пасть его была открыта, клыки из неё торчали, словно два огромных кривых белых ножа. Пёс рассматривал МАГИСТРА очень и очень внимательно, словно раздумывая, — съесть или не съесть это существо? МАГИСТР полностью понимал и всерьёз воспринимал сие естественное желание, и, помня об одной крайне неприятной прошлой встрече с Псом, не делал никаких лишних и резких движений. Так, — сидел себе тихо и смирно, хлопал глазами и кривил губы в лёгкой, то ли в полу улыбке, то ли в полу гримасе.

— Дружище! Какая встреча! — радостно воскликнул я, подошёл к МАГИСТРУ, присел перед ним на корточки. — Представляете, вспоминал о вас давеча! Скучал, не терпелось увидеться. Куда же вы запропастились, однако? Как я рад, ох, как я рад, милости просим!

— Ах, ПУТНИК, ПУТНИК, неисповедимы пути Господни, а значит и наши, — усмехнулся МАГИСТР. — Ты собираешься, наконец, убрать от меня этого монстра?

— Да пусть ещё посидит маленько, — широко улыбнулся я. — В кои веки вы ещё будете в моей полной власти? Сейчас вы от меня никуда не денетесь, даже исчезнуть внезапно не сможете. Как я понимаю, на это нужно некоторое время. ЗВЕРЬ среагирует очень быстро. Даже не быстро, а мгновенно! Уж поверьте мне.

— Верю… Да и ты, я думаю, не оплошаешь.

— Конечно, конечно…

— Не ожидал от тебя такого отношения, — МАГИСТР возмущённо тряхнул головой.

Пасть ЗВЕРЯ мгновенно оказалась рядом с нею, слюна из неё мутными струйками стекла на лоб, потом на подбородок, а затем на грудь моего нежданного гостя. Он брезгливо поморщился, но больше никаких движений совершать не стал. Мы помолчали несколько секунд, внимательно разглядывая друг друга. Потом МАГИСТР насмешливо произнёс:

— Кстати, мы всё время общаемся то на «вы», то на «ты», пора как-то окончательно определиться в этом интимном вопросе.

— А что тут определяться, — жёстко сказал я, резко вставая, отчего ЗВЕРЬ мгновенно придвинул свою морду, жаждущую крови, почти вплотную к лицу МАГИСТРА, дыхнул на него жарко и, очевидно, смрадно.

Тот заметно побледнел, съёжился, замер в своём углу. Я медленно походил по каюте, делая свою обычную лёгкую зарядку: помахал руками и ногами, покрутил головой, согнулся вперёд и назад, встряхнулся. МАГИСТР угрюмо и мрачно наблюдал за моими манипуляциями.

— Так вот, что касается вопроса определения. Впредь на этих Островах всё буду определять только я один, и никто другой! — строго и сурово произнёс я, плюхаясь в кресло. — Отныне, Монсеньёр, для вас я буду Императором Трёх Островов, Наместником Господа Бога на Земле, воплощением высшей Справедливости, Закона, и Порядка! Обращайтесь ко мне соответственно: Сир, Ваше Величество, Государь, Мой Император!

— О как!?

— Да, вот так, и никак более!

— ПУТНИК, с ума ты сошёл, видимо, сравнительно недавно, — злобно усмехнулся МАГИСТР. — Ничего, мы тебя вылечим, не беспокойся. Обещаю лучших врачей и самый современный госпиталь, а потом — фешенебельный санаторий.

— Кто это мы и где эти мы находятся? — вкрадчиво произнёс я.

— Где, где, — на кудыкиной горе!

— Что это за место такое? — искренне удивился я. — Где оно имеет место быть? В Австралии, в Гренландии, в Полинезии, в Антарктиде, в Гималаях, а может быть в благословенных горах Кавказа?!

— О, я вижу, что память к тебе вернулась почти полностью!

— А как ты хотел, — усмехнулся я. — Время всё лечит, в том числе и больную память.

— Так, ладно, не валяй дурака, отзови ЗАЩИТНИКА и давай спокойно поговорим, — деловито произнёс МАГИСТР.

— Не получится! Увы, увы… Я серьёзен, как никогда. У тебя есть альтернатива: или ты признаёшь меня Императором и своим повелителем, или идёшь на растерзание ЗВЕРЮ.

— Боже мой! Ты точно сошёл с ума, идиот! — МАГИСТР ещё более побледнел и дёрнулся, было, в мою сторону, но его дальнейшие действия решительно пресёк Пёс.

Он проделал свой коронный трюк, а именно: мгновенно и широко раскрыл пасть и, глубоко захватив ею голову МАГИСТРА, замер в ожидании дальнейших указаний с моей стороны, слегка скосив на меня глаза. Я дико захохотал, забился в кресле в конвульсиях. Меня всегда почему-то так смешила эта немая, ужасная и крайне комичная сцена!

Я отдышался, утёр с глаз слёзы, встал, подошёл к человеку и Собаке. Повинуясь моей внутренней команде, ЗВЕРЬ выпустил голову МАГИСТРА из своей всепоглощающей пасти, издав при этом какой-то отвратительный и зловещий булькающий звук, как будто аллигатор рыгнул после того, как заглотнул поросёнка. Потом он деликатно отошёл чуть в сторону, сел на задние лапы, продолжал пристально следить за нежданным гостем.

— Ну, как там, внутри? — участливо спросил я у МАГИСТРА, который имел вид безумный, жалкий и крайне недоумённый.

— Темно, одиноко, противно и мокро, — проговорил он, с отвращением освобождаясь от тягучих и, очевидно, очень мерзких для него в этот момент слюней ЗВЕРЯ.

— Так, очевидно, чувствуем мы себя все в утробе матери на определённом этапе нашего развития. Как назвать это странное состояние? Бытие или скорее ещё полу-бытие? Не знаю, не знаю… А как вы думаете, друг мой небесный? — меланхолично спросил я.

МАГИСТР угрюмо молчал и смотрел в пол.

— Повторить сей эксперимент с участием моего бессловесного, но всё понимающего соратника?

— Нет, не надо!!!

— Сударь, вы помните мои особые условия, после выполнения которых мы можем продолжить наш очень содержательный и крайне интересный разговор? — я нервно постучал пальцами по столу.

— Да, э, э, э… Сир, — с огромным трудом, и с отвращением освобождая лицо от слюней ЗВЕРЯ, хрипло проговорил мой ночной собеседник.

— Ну, — это же совершенно другое дело! — я подошёл к МАГИСТРУ и бодро хлопнул его по плечу, отчего тот влип в стену, и на мгновение мне показалось, что он разделился на две половинки и раскрылся под углом в девяносто градусов, как большая книга в серой обложке.

Кстати, что там у нас за бортом? Я посмотрел в узкое окно. За ним царила густая и тягуча, как патока, и чёрная, как самая чёрная кошка, ночь. Корабль быстро и бодро летел по волнам, гонимый попутным ветром. Качки почти не ощущалось, видимо, намечавшийся накануне шторм, так и не состоялся. Это хорошо…

— Сударь, а как вы оказались у меня в каюте? — спросил я у МАГИСТРА, снова лениво опускаясь в кресло. — Просто так вы в неё попасть не могли. Галера нашпигована Гвардейцами, как кусок доброго сала нашпигован солью, перцем и чесноком.

— Браво, Ваше Величество, браво! — бодро захлопал в ладоши МАГИСТР. — Ну, надо же! Боже! Как образно, как ярко!

— Вот это я люблю, искренняя лесть всегда мне к лицу, — я встал, подошёл к собеседнику и попытался снова одобрительно хлопнуть его по плечу.

На этот раз он ловко уклонился от моей руки и быстро произнёс:

— Сир, — давайте поговорим. Хватит валять дурака.

— Я готов выслушать вас, но перед этим дайте мне чёткий и ясный ответ на прямой и элементарный вопрос: «Как вы попали в мою каюту?».

— Вопрос прост, ответ очень сложен э, э, э… Сир.

— Вы знаете, Монсеньёр, я…

— Да какой я вам Монсеньёр!? — взъярился МАГИСТР. — Ну что же это такое происходит!? Издевательство чистой воды! Всё, больше не могу! Бред какой-то!

— ЗВЕРЬ!

— Не надо, хватит! Сир…

— Повторяю вопрос последний раз: «Как вы попали в мою каюту?» — я угрожающе сжал в руках ручку кресла.

Она хрустнула и превратилась в щепки, которые я небрежно бросил в сторону МАГИСТРА. Он так удивлённо воззрился на них, словно перед ним лежали не куски дерева, а фрагменты некоего загадочного предмета, прилетевшие на Землю из Космоса.

— Однако, дуб, … Сир, — задумчиво произнёс МАГИСТР.

— Вот и я о том же, — ухмыльнулся я. — Вернёмся к нашей теме… Насколько я помню, перед явлением ваших бравых молодцев с небес во время сражения с пиратами произошли определённые природные катаклизмы: сгустились тучи, вдруг налетел почти ураганный ветер, сверкнули молнии. Перед падением в озеро Небесного Медведя произошли те же явления, но они сопровождались ещё и образованием мощной воздушной воронки. Перед вашим сегодняшним появлением ничего такого вроде бы не было. Так, тучи вроде бы и сгустились, ветер значительно усилился, но на этом, собственно, и всё. Или я что-то пропустил, когда спал?

— Ничего Вы не пропустили …Сир, — проворчал МАГИСТР, тяжело вставая с пола и кряхтя. — Технологии имеют тенденции к росту и совершенствованию.

ЗВЕРЬ сделал стойку и тихо рыкнул. МАГИСТР застыл.

— Да, и ещё, — продолжил я. — Имею я целый ряд очень интересующих меня вопросов. Во-первых… Почему ваши ребята в прошлый раз упали с неба, или, вернее будет сказано, переместились на пиратский корабль в голом виде? Как-то это странно и необычно. Во-вторых… Почему и вы, и тот парень в трактире, и эти ваши бойцы на корабле ни разу не воспользовались современным и эффективным оружием? Почему не явились в бронежилетах, обвешанные автоматами, гранатомётами и огнемётами? И, вообще, где ваши истребители, вертолёты, катера, авианосцы, ракеты, подводные лодки? Ведь всё это у вас наверняка имеется в наличии!? В-третьих… Почему вы так упорно, и я бы сказал, маниакально, играете по средневековым правилам!? Носите доспехи, бьётесь на мечах, скачете на лошадях, пускаете стрелы. Все эти моменты для меня абсолютно непонятны. Абсолютно…

— Вам ещё очень многое непонятно … Сир, — пробурчал МАГИСТР, сохраняя свою нелепую застывшую позу. — Но прогрессируете Вы очень быстро. Автоматы, гранатомёты, истребители, ракеты, авианосцы… Надо же! Почти всё вспомнили!

Я ухмыльнулся, строго глянул на Пса. Он мгновенно растворился в воздухе. На том месте, где был ЗВЕРЬ, осталась лишь тонкая струйка пара, которая трансформировалась в облачко и, не торопясь, растаяло, отдавая себя, как дева на костре инквизиции, жадному пламени свечей.

— Да, однако, какое совершенное создание, э, э, э… Сир, — глухо произнёс МАГИСТР, садясь в кресло напротив меня. — Удивительное творение, фантастические способности. Идеальная машина для убийства.

— Так он робот? — почему-то сильно нервничая, спросил я.

— Не думаю, Сир.

— Как это так? — удивился я. — Разве не вы, вернее, не ваша цивилизация его сотворила?

— Цивилизация у нас с Вами, кстати, общая, Сир, но сотворила это чудовище не она. Не тот уровень технологии. Не тот уровень развития. А вообще, мне кажется, что это всё-таки не совсем робот.

— Значит, мои догадки были верны, — почему-то с огромным облегчением произнёс я. — Всё-таки перед нами Киборг! Слава Богу!

— Не понимаю Вашей радости, но, скорее всего, ЗВЕРЬ — действительно Киборг. Сир…

Мы помолчали, наблюдая за тревожным метанием пламени почти догоревших свечей. Холодный морской воздух пытался их погасить, но стойкие парафиновые солдатики пока ещё держались. Я встал, закрыл окно и громко произнёс в сторону двери:

— Охрана! Кто там есть?

А ответом была тишина… Я напрягся и уже нервно крикнул:

— Охрана, ко мне!

Снова тишина… Я постоял некоторое время неподвижно, тревожно вслушиваясь в окружающие меня звуки и чувствуя за спиной сверлящий, насмешливый и полный ехидства взгляд МАГИСТРА.

— Вы всё-таки преодолели охрану и уничтожили моих славных бойцов. Но как? У вас силёнок для этого явно маловато, — удивлённо спросил я, медленно развернулся и, с максимально возможным в этой ситуации достоинством, не торопясь, опустился в кресло.

— К сожалению, пришлось бросить в бой, как говорится, последний резерв ставки, — трёх оставшихся Ускоренных.

— Кто-нибудь из моих Гвардейцев уцелел? — с тревогой спросил я.

МАГИСТР криво и холодно усмехнулся. Мы некоторое время помолчали. Вечная тебе память, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ!

Вдруг другая мысль пронзила меня насквозь и холодом сковала сначала позвоночник, а потом всё тело. ГРАФИНЯ!!! Я ускорился и через мгновенье уже сжимал горло МАГИСТРА. Глаза его неестественно выпучились, лицо налилось кровью, рот жадно ловил несуществующий для него в данный момент, но крайне желанный воздух, раздался жуткий хрип, предшествующий скорбному переходу живого в неживое.

Я брезгливо оттолкнул МАГИСТРА от себя и он, как мешок, заполненный студнем, бессильно упал всё в тот же угол. Воздух задрожал, готовясь явить из себя ЗВЕРЯ, но я цыкнул в его сторону, и всё вернулось на круги своя. Через некоторое время МАГИСТР пришёл в себя, приподнялся, тяжело сел на пол, обречённо и облегчённо опёрся на стену, взглянул на меня мутными глазами.

— Где ГРАФИНЯ, что с нею? — задал я ему вопрос, от ответа на который зависело очень многое и в моей судьбе, и в судьбе МАГИСТРА, и в судьбе Островов, а может быть и в судьбе всей Вселенной.

— Какая графиня? — помотал головой МАГИСТР, видимо ещё не пришедший до конца в себя.

Я снова мгновенно оказался около него, несколько раз его мощно встряхнул, страшно посмотрел в глаза. МАГИСТР потерял сознание. Я отошёл от него и грустно посмотрел в чёрное окно. Через некоторое время мой собеседник очнулся, снова мутно взглянул на меня, беспомощно помотал головой. Я взял со стола кувшин с водой, вылил её на голову МАГИСТРА. Он захлебнулся, сильно закашлялся, потом его вырвало. Мы некоторое время молчали, я — грозно, он — скорбно.

— Гестапо какое-то… Сволочь, — наконец глухо произнёс МАГИСТР.

— Вы никогда не были в гестапо, потому так и говорите, — мрачно произнёс я. — После гестапо вы давно уже были бы животным, не ведающим о том, кем оно является и где находится. Кстати, у меня имеется подозрение, что та контора, в которой вы работаете, не слишком-то отличается от гестапо.

— Отличается.

— Сир!!!

— Что?! — помотал головой МАГИСТР.

— Сир!!!

— Ах, да… Извините за непочтительность, Ваше Величество…

— Вернёмся к вашей конторе. Так чем она отличается от гестапо? В лучшую или в худшую сторону? — поинтересовался я.

— В худшую…

— Ну, вот видите, как я проницателен, — осклабился я.

— Да уж…

— Сударь, я вынужден предъявить к вам некоторые претензии, — сказал я, отвлечённо всматриваясь в ночь.

— Какие?

— Во-первых, вы крайне непочтительно отнеслись ко мне во время нашего разговора, который длился последние десять-пятнадцать минут, — я оторвал взгляд от ночи за окном и пристально посмотрел на МАГИСТРА.

— В чём же заключается эта непочтительность? — недоумённо воззрился на меня собеседник.

— Она заключается в том, что вы пренебрегаете правилами этикета при разговоре с лицом Королевской крови.

— И в чём же заключается это пренебрежение? — недоумённо усмехнулся МАГИСТР.

— Оно заключается в том, что при обращении ко мне вы позволили себе несколько раз не произнести выше упомянутых мною слов: Сир, Государь или Ваше Величество, — сурово произнёс я, пристально глядя в глаза своему контрагенту.

— Как вы, однако, наблюдательны, щепетильны, педантичны и очень смешны, Сир! — МАГИСТР обнажил ровные, но слегка желтоватые зубы в саркастической улыбке.

— Очень не люблю сарказма, — тихо сказал я. — Почему, не знаю. Иронию люблю, а вот издёвку и сарказм, особенно если они имеют место быть не ко времени и не к месту, не люблю!

— К чему это вы? — ухмыльнулся МАГИСТР. — Хватит ломать комедию! Идиот!

— А вот к тому! — я мгновенно оказался около ночного гостя и молниеносным отточенным движением нанёс удар ему в челюсть, выбив почти все зубы, может быть и не совсем все, но особого значения это в данной ситуации не имело.

Пока МАГИСТР визжал, вопил, стонал, ругался и выплёвывал то, что осталось у него во рту, — я думал. И так… Пока непонятным мне образом МАГИСТР с бандой этих самых Ускоренных проник на мой корабль. Имперские Гвардейцы, конечно, — ещё те ребята, но одно дело разогнуть подкову, а совсем другое дело, — свернуть её в штопор. Совершенно разный уровень. Ускоренные, конечно же, с Гвардейцами справились. Я этих бойцов с неба знаю, как облупленных, возможности у них впечатляющие. Хорошо… Вернее, очень и очень всё плохо…

Что же стало с остальными людьми, находящимися на галере? Возможно, они живы, возможно, — нет. ГРАФИНЯ, лебёдушка ненаглядная моя, скорее всего, жива. Она слишком много для меня значит. Об этом осведомлены все. Тот, кто хотя бы пальцем тронет её, потеряет очень важный козырь в той игре, которую затеял МАГИСТР, или как там его, КООРДИНАТОР, или ещё кто-то другой повыше рангом. Все прекрасно понимают, что я не успокоюсь, пока не найду и не накажу всех тех, кто был причастен к совершению каких-либо непозволительных действий в отношении моей любимой женщины. Сейчас я даже не хочу и думать о другом возможном и крайне трагическом варианте, — смерти ГРАФИНИ. Ну, в этом случае содрогнутся не только Острова и Земля, но и вся Вселенная!

Так, не буду думать о грустном! Спокойно! Лучше задам себе ещё один интересный вопрос. А почему после захвата корабля на меня, на спящего и беззащитного, не навалились все скопом, почему МАГИСТР пришёл ко мне один? Ах, да, вопрос очень глупый. ЗВЕРЬ всегда на страже… Попробуй незаметно проникнуть в мою каюту, навалиться. Как навалишься, так и отвалишься…

МАГИСТР, очевидно, всё-таки решил со мною поговорить наедине о чём-то важном, а я вот так грубо с ним поступил. Ай, ай, ай, нехорошо, однако… Всему виной моя психопатия. Эти чёртовы нервы! Надо уметь сдерживать себя, Император! Собственно, а почему это я поступил грубо? МАГИСТР, этот негодяй, на меня и убийц разных мастей насылал, и исчезал, ничего толком не поясняя и не разъясняя, оставляя меня мучиться в горьком неведении. И, вообще, именно он олицетворяет собой какую-то загадочную организацию, которая явно не желает мне добра. Вон, лишил жизни моих славных и доблестных Гвардейцев, да и всю команду галеры, очевидно, истребил. За что его жалеть?

Да, проскочила между нами на определённом этапе наших взаимоотношений какая-то позитивная и тёплая искра, но тут же фактически и погасла. Конечно, выпить вдвоём Звизгуна на фоне кровавого месива из поверженных пиратов, — это многого стоит. Стоит-то, стоит, но время и обстоятельства подчас так безжалостно нивелируют или сводят на нет такую массу хороших отношений! О-го-го! Всё проходит, как говорил кто-то и когда-то. Прошло и это… Ладно, спокойно, спокойно! Спокойствие, БЕССМЕРТНЫЙ, спокойствие! Главное спокойствие. Сдерживай своих демонов, а не то сам станешь одним из них!

Я обратил свой царственный взор на поникшего МАГИСТРА.

— Сударь, а вы знаете… Если вы вот сейчас, в этой каюте примете решение служить мне и дадите Клятву Верности, то я обещаю сохранить вам жизнь, а кроме того, дарую вам титул Графа, ну и пару-тройку поместий. Их, свободных, я думаю, будет много после этой войны. Как вам моё предложение?

Плечи МАГИСТРА вдруг затряслись в беззвучном, истерическом смехе. Он по-прежнему сидел в своём углу, — бледный, помятый, с седыми волосами, хаотически спутанными и перепутанными, схваченными засохшей слюной ЗВЕРЯ, как лаком. Морщинистый, худой, измождённый, без зубов… Мне вдруг стало остро жалко его. Захотелось даже обнять моего вечного друга и врага, и приголубить его.

— Сир! — устало и раздражённо произнёс МАГИСТР. — Ну, какой Вы Император, какая Империя, какой из меня граф?! Вы хоть понимаете, что за мир существует за пределами Вашего уютного, тесного и смешного мирка, напоминающего убогий театр марионеток? Оглянитесь вокруг! Вспомните всё до конца! Планета Земля, заселённая миллиардами людей! Колонии на Луна и на Марсе! Вселенная без края! Необъятное пространство, триллионы звёзд и планет! Космические корабли, импульсные пушки, лазеры, мазеры, энергетические щиты, управляемая термоядерная реакция, неисчерпаемые источники энергии, телепортация, нанотехнологии и так далее и тому подобное! Мы стоим на пороге создания антигравитационного двигателя! А Вы здесь копошитесь на этих двух своих убогих островах, мните себя Императором! Императором чего!? Атолла Хуси-Пуси, Сиси-Писи, Муси-Соси?! Сир, очнитесь же, наконец! Вернитесь в реальность!

— Как же я в неё вернусь, в эту самую загадочную реальность, если не знаю туда пути? Как можно вернуться туда, где, по сути, как бы никогда и не был? — устало произнёс я. — А вообще, я с вами не совсем согласен.

— Простите, Сир…

— Во-первых, я имею твёрдую уверенность в том, что Вселенная имеет начало и конец! Во-вторых, я абсолютно уверен в том, что являюсь самым великим Императором в истории Человечества и Космоса! Кроме этого, вижу я в вашей позиции некоторую и некую слабину, вернее, очень и очень существенную и, обнадёживающую меня, слабину.

— В чём же она заключается, — эта пресловутая слабина? Э, э, э… Сир? — криво усмехнулся мой оппонент.

— Вы являетесь представителем высокоразвитой цивилизации, которая обладает определёнными, весьма нехилыми возможностями. У неё имеются атомные и термоядерные бомбы, ракеты, лазеры и мазеры, энергетические щиты, космолёты с ионными и хреновыми двигателями, сверхбыстрые компьютеры и другие технические достижения. А чего стоят Ускоренные бойцы? А ваши и их способности к телепортации?! А мудрый и вездесущий Координатор?! А миллиарды людей за его спиной!? Но почему при всём при этом вы ничего не можете до сих пор со мною поделать!? А!? Вот в чём вопрос!!!

В каюте повисла очередная порция сосредоточенной тишины. МАГИСТР внимательно изучал меня из-под насупленных густых бровей, которые смешно торчали дыбом из-за засохшей собачьей слюны. Кровь из его рта прекратила своё скорбное течение, остались только её струйчатые следы на подбородке.

— Больно? — участливо спросил я.

— Очень, — ответил МАГИСТР. — Когда теряешь своё родное, живое, натуральное, всегда жалко.

— Сир… — лениво произнёс я.

— Что?

— Вы забыли волшебное слово, Граф.

— Извините, Сир… Я не граф.

— Считайте, что этот титул уже ваш. А что касается зубов… Ничего, ничего! Почти весь мир ходит с искусственными зубами, и все довольны и счастливы. Походите и вы, Граф. Впрочем, я оплачу лечение, так уж и быть. В порядке исключения.

— Премного благодарен, Ваше Величество! Но, жаль, очень жаль…

— Чего вам жаль?

— Я так думаю, Сир, что свои родные зубы в полном комплекте в этом мире до недавнего времени оставались только у меня.

— Может быть и так. Но и у меня все зубы свои, натуральные.

— Тогда остались Вы один, Сир.

— Почему же… Есть ваш большой мир и мой маленький мирок. Здесь, на Островах, с зубами у народа полный порядок. Здоровое, естественное и натуральное питание, знаете ли, чистый воздух, кристальная родниковая вода, отсутствие стрессов постиндустриального мира. Война, вот правда, несколько подпортила эту благостную картину, но ничего. Со всем и всеми разберусь. Пройдёт и это…

— Что же дальше, Государь?

— А что дальше… Будем жить, творить, воевать, любить и ненавидеть. Всё как у всех людей во все времена и во всех мирах. Ничего нового, Граф. Абсолютно ничего не меняется в этом бушующем и прекрасном мире!

— А Вы знаете, Сир, ситуация, в которую я попал, не так уж и смешна и глупа, как кажется на первый взгляд, — задумчиво произнёс МАГИСТР. — Всё очень спорно и неоднозначно.

— В каком же это смысле?

— Сир, а ведь Вы совершенно правы в том плане, что, несмотря на все преимущества перед Вами, мы, люди, так сказать, с Большой земли, до сих пор ничего с Вами сделать не можем! Сидите вы, извините, аборигены, на этих двух жалких Островах, копошитесь в своём маленьком дерьме, суетитесь как муравьи, но, в общем-то, вполне счастливы и само достаточны, и плевать вам на всю Вселенную! Я не говорю уже о планете Земля, о которой до недавних пор вы ничего и не ведали. А мы, — великие и могучие, копошимся в своём большом дерьме, пыжимся, всё чего-то выдумываем, изгаляемся, пытаемся затоптать вас, муравьёв, а результат-то почти нулевой! Мы несчастнее вас, — это факт. Чем более значительны поставленные задачи и цели, тем больше и разочарование после того, когда достичь их удаётся или не удаётся. Кстати, в случае их достижения, подчас, разочарование бывает очень большим! Вот в чём парадокс, рождающий у меня плохие мысли и пессимизм, — новоявленный Граф тяжело поднялся с пола, покачиваясь, подошёл к креслу, упал в него без сил.

— Эх, сударь, я уже неоднократно обращал внимание своих подданных на то, что познание рождает печаль и разочарование. Чем шире и глубже знания, тем тяжелее жить на этом свете. Данное умозаключение — аксиома, — усмехнулся я.

— Сир, ну а по поводу того, что мы с вами справиться не можем… Что же, Вы абсолютно правы. Действительно не можем. Но это и не очень обидно. С Вами не смогли справиться не только мы, но и ещё кое-кто, значительно круче нас. Смех и грех…

— Это вы о ком? — насторожился я.

— О пришельцах, Сир…

— Как!? — я резво вскочил с кресла. — Пришельцы!? Откуда, когда!? Контакт состоялся!? Как можно говорить о таком грандиозном событии таким безучастным и скучным голосом!?

— Контакт не состоялся, Сир, — горько и сухо произнёс МАГИСТР, отводя глаза в сторону.

— Почему?

— Мне бы знать, Сир, — губы МАГИСТРА скривились в саркастической улыбке. — В один прекрасный день в небе над Землёй возникли из ниоткуда, видимо, из какого-то неведомого пока нам подпространства, два огромных металлических шара. Зависли они прямо над Вашими Островами.

— Так Острова всё-таки находятся на Земле?! — встрепенулся я.

— Конечно, Сир, — удивлённо поднял брови МАГИСТР. — Не на Луне же, и не на Юпитере!?

— Ладно, ладно, — с нетерпением произнёс я. — Продолжайте же об инопланетянах!

— Так вот, Сир, зависли эти шары над Вашими Островами. Висят в верхних слоях атмосферы, ни на что не реагируют. Мы уж чего только не предпринимали! Использовали все виды связи, давали самые разные сигналы, облетели объекты бессчётное количество раз, изучали их поверхность, пытались взять образцы материала на анализ. Результат нулевой… Кое-кто выступил даже с предложением пустить в шары пару ракет, таких, знаете ли, слабеньких, для начала, класса «Воздух-Воздух». Слава Богу, данная идея не получила поддержки руководства и была отвергнута.

— А каковы размеры этих шаров? — живо поинтересовался я.

— В диаметре они пятьсот метров, Сир.

Я поражённо молчал. МАГИСТР потрогал остатки своих зубов, горестно поморщился, исподлобья хмуро посмотрел на меня.

— И что же случилось далее? — я с жадным интересом снова вперил взгляд в собеседника.

— Сир, через некоторое время шары стали снижаться в сторону Ваших Островов, очень медленно и осторожно. Когда они достигли определённой высоты, произошло то, что и должно было случиться, — они наткнулись на Барьер.

— На что, на что?

— На Барьер, Сир, — МАГИСТР поморщился. — Ах, да… Вы же ещё не всё вспомнили! Короче, над Островами имеется некое силовое поле, природа которого нам не известна. Мы называем его Барьером. Через него не проникает ничего, кроме волн определённой частоты, воздуха, дождя, снега и ряда органических и неорганических соединений, из которых, собственно, состоит человек. Барьер безошибочно распознаёт человека в его, так сказать, первородной и первозданной сути, и без препятствий пропускает сквозь себя. Но если в вас имеются какие-либо чужеродные элементы, ну, например, — искусственные суставы или внутренние органы, пластины на черепе и тому подобное, то Поле вас не пропустит.

— А слон?

— Что слон, Сир?

— Пропустит ли оно внутрь себя слона в его естественной сущности?

— Нет, Сир. Ни слона, ни верблюда, ни муху, ни червя. Ни кактуса, ни эвкалипта, ни водоросли, ни плесени, ни бактерии, ни вируса.

— Не понятно мне кое что…

— И что же, Сир?

— На меня недавно было совершено два нападения двух гигантских хищников, — медведя и спрута. Как я понимаю, эти чудовища — творения организации, которую возглавляете вы и некий загадочный КООРДИНАТОР?

— Да, совершенно верно, Сир.

— А как же Барьер их пропустил?

— Они были доставлены на Острова посредством телепортации, которая позволяет проникать сквозь Барьер любым живым существам.

— Понятно… А книги? Можно ли каким-то образом доставить на Острова из внешнего мира книги?

— Ничего нельзя, Сир, кроме биологических объектов. В том-то всё и дело! Книги к таким объектам не относятся.

— Странно, не понятно, — пробормотал я. — Кто же ты, БАРОН!?

— Вы о чём, Сир?

— Так, о своём… — поморщился я.

— Понятно, Сир…

— Что вам понятно!? Ничего не понятно! — нервно заходил я по каюте. — Нет, это я погорячился! Кое-что всё-таки стало более-менее ясно. Так вот почему ваши люди явились в тот день на пиратскую галеру голые, без одежды, не говоря уже об оружии. Подождите, но ведь вы при мне неоднократно, успешно и безболезненно возносились на небо с конём, при полном снаряжении и вооружении!? Значит, — это поле каким-то образом проницаемо индивидуально для вас?

— Увы, увы… — досадливо нахмурился МАГИСТР. — Сир, в том-то и фокус, что проницаемо оно для чего угодно, но только с одной стороны, а именно, — с внутренней!

Я снова поражённо застыл и помолчал, переваривая полученную информацию. Да, дела, однако!

— А зубы?

— Что, зубы, Сир?

— Ну, мы только что говорили о том, что на Земле никого не осталось со своими зубами. Значит, у людей зубы искусственные? Как же Барьер их пропускает?

— Сир, перед заброской на Острова у всех бойцов были выращены новые зубы, именно выращены. Технология, конечно, сложная, дорогостоящая, но что поделать, — улыбнулся МАГИСТР.

— Понятно… Но меня интересует ещё один вопрос. А почему вы пользуетесь именно телепортацией? Как я понимаю, данный способ перемещения в пространстве весьма сложный и очень затратный? К тому же он не позволяет высадить на Острова большое количество людей, правильно?

— Совершенно верно, Сир. Кроме того, проект этот очень строго засекречен. На Земле имеется пока только один соответствующий агрегат, — тяжело вздохнул МАГИСТР.

— А что это вы зациклились на телепортации?! Ну, а почему просто не приплыть к Барьеру на кораблях или не десантироваться массово с воздуха, с вертолётов или с самолётов?

— Сир, Барьер имеет форму купола. Верхняя его часть располагается на высоте пятнадцати километров над уровнем моря. Какое уж тут десантирование без специального снаряжения. А парашюты? Ну, а высадка с моря невозможна по той простой причине, что Барьер существует и под водой. Если даже и доставить на корабле к силовому полю целый десант особо подготовленных бойцов, и они преодолеют его, будучи голыми, то всё равно никто из них не способен доплыть до Островов без подручных средств в силу их значительного удаления от внешнего периметра Барьера. А кроме этого, — океан кишмя кишит акулами и всякой другой гадостью.

— Так, многое мне стало понятно… Ладно, что было дальше? Я имею в виду пришельцев.

— Сир, а дальше стали эти шары метать в направлении Островов молнии, вернее, наносить энергетические удары большой мощности, свидетелем чего Вы явились. Вернее, не свидетелем. Вы были непосредственным участником грандиозного представления под названием: «Охота на ПУТНИКА». Но это произошло чуть попозже. Вообще-то, первые удара были нанесены по Столицам Островов, прежде всего по Королям и их Антрам. А потом уж по Вам.

— А чем Столицы не угодили пришельцам?

— Чёрт его знает, чем…

— А чем же я их так заинтересовал?

— О, если бы я это знал!? Сир, а вообще, как мне кажется, интерес к Вам был проявлен скорее всего из-за наличия у Вас ПОСОХА, ЗВЕРЯ и РЕЛИКВИИ, если пользоваться Вашей терминологией.

— Так, постойте, дайте мне сосредоточиться, — я обхватил руками голову, начавшую опухать и гудеть, зажмурился. — Столько вопросов… А какова была ваша миссия, Граф?

МАГИСТР снова поморщился, усмехнулся.

— Сир, всего сразу не расскажешь. Я большую часть времени проводил на Островах и контактировал с Вами и следил за Вами, и по приказу КООРДИНАТОРА стремился, уж извините, к Вашей ликвидации. Каюсь… Но, так, как я лучше всех из нашей конторы понимал обстановку на Островах и Вашу роль в их истории, то к определённому моменту понял, что Вас надо оставить в живых. Помните тот визит к Вам в палатку, перед последней атакой Шаров?

— Конечно, помню, — пробормотал я. — Простите за зубы… Сделаем, как новые. Вживим имплантанты или что там ещё можно предпринять в сфере последних течений медицинской мысли. Ах, да, вырастим вам новые зубы, вот и всё! Я оплачу… А вообще, сами виноваты, Граф!

Лицо МАГИСТРА скривилось в болезненной улыбке, он опустил голову, плечи его задрожали то ли от смеха, то ли от рыданий. Я прошёлся по каюте, искоса посматривая на собеседника.

— Ладно, вернёмся к нашим инопланетянам… А почему они атаковали дистанционно, не приземлились на Острова, не высадили десант? Неужели Барьер и их не пропустил, — таких-то могучих гигантов, с такими-то возможностями?

— Сир, представляете, не пропустил! Сделали они одну попытку. Начали движение в сторону Островов, а потом Барьер встал у них на пути. Зрелище было впечатляющее. Шары, хотя и перемещались медленно и осторожно, но имели определённую скорость и инерцию движения. Представляете себе игру в пинг-понг? Только в данном случае вместо пластмассовых шариков выступили цельнометаллические гигантские инопланетные корабли с их-то массой! Короче, отлетели они от этого невидимого барьера в противоположную сторону, то есть, вверх, и снова зависли неподвижно и, я бы сказал, недоумённо. Сделали ещё одну попытку, очевидно, выставив впереди себя какое-то мощное силовое поле неведомой нам природы. Заискрилось всё вокруг, засияло, загудело — но результат всё тот же! Потом стали они наносить по Островам энергетические удары.

— Постойте, постойте, — нервно сказал я. — А почему Барьер эти удары пропустил?

— Чёрт его знает, почему, Сир. Не понятно… Короче, две атаки, направленные непосредственно против Вас, были Вами успешно отражены. После этого Шары сделали значительную паузу. А через некоторое время появился рядом с ними ещё один Шар. Был он немного больше первых двух, цвет имел несколько иной. Это — как крейсер и эсминцы, я так себе представляю. Сгруппировались три корабля, приблизились друг к другу почти вплотную, и я понял, что готовится серьёзная объединённая атака. Вот тогда-то я, без санкции начальства, по собственной инициативе и телепортировался к Вам на Первый Остров для того, чтобы предупредить о грозящей опасности.

— Спасибо ещё раз, — смущённо произнёс я. — Граф, вы будете достойно вознаграждены. Извините ещё раз. Дарую вам Горного Жеребца в самое ближайшее время! Пожалуй, я назначу Вас своим Главным Советником по вопросам связей с Землёй.

— Премного благодарен, Ваше Величество, — МАГИСТР поспешно опустил голову вниз, видимо, для того, чтобы скрыть свою очередную саркастическую улыбку, с отвращением и тяжело сглотнул очевидно застоявшийся сгусток кровавой слюны внутри рта, поморщился, а потом задал неожиданный вопрос. — Сир, а насколько далеко будет простираться Ваша Империя?

— Мне ваш вопрос нравится, Граф… Он свидетельствует о зрелости и ясности ума и об умении своевременно осознавать грядущие перспективы! — довольно произнёс я.

— Извините, Сир, но меня так и подмывает произнести одну очень известную и крайне своевременную поговорку, — ухмыльнулся МАГИСТР.

— Ну, ну…

— С волками жить, — по-волчьи выть!

— Шикарно, великолепно! — весело ответил я. — Будем долго, плодотворно, с экстазом и от души выть вместе. Меня это устраивает. А Империя моя, я думаю, будет простираться от начала и до конца нашей Вселенной. Пока… Вы в курсе, что она конечна?

— Услышал об этом впервые от Вас, Сир. Интересно. Очень интересно… Это известие будоражит воображение и рождает массу последующих вопросов. Первый из них. А что будет дальше, Сир, ну, после того как мы достигнем края Вселенной?

— Что дальше? За всяким концом всегда следует очередное начало, Граф! Это аксиома! Тем более она верна, что я имею сведения о том, что Вселенных в этом мире множество, — я задумчиво посмотрел на догорающие свечи в канделябре, стоявшем в центре стола.

— Сир, эти сведения достоверны? — осторожно спросил МАГИСТР.

— Абсолютно достоверны.

— Откуда они, Государь?

— Из той великолепной, загадочной и странной страны под названием ИНТУИЦИЯ!

— Понятно, Сир…

Я вдруг почувствовал, что движение судна замедлилось. Оно стало плыть более плавно и медленно. Я открыл окно. Свежий солёный ветер ворвался в каюту, но был он не таким сильным, как раньше. Так, всколыхнул на мгновение пламя и без того угасающих свечей и затерялся где-то в углах каюты, растворился в душном воздухе и был полностью поглощён им. Светало… Наступал новый день, сумеречное утро несло с собой тревогу, неопределённость и усталость.

— Граф, а что это вы всё мне твердите о двух Островах? — как бы невзначай, но с определённым внутренним напряжением произнёс я. — А что случилось с Третьим?

— Сир, его никогда и не существовало, я же Вам об этом уже говорил!

— Не может такого быть! Откуда же в таком случае появились я и ЗВЕРЬ, то бишь ЗАЩИТНИК!? — искренне и с беспокойством спросил я и подошёл к МАГИСТРУ почти вплотную.

Мне снова стало его жалко. Седые всколоченные и заслюнявленные волосы, морщинистое рельефное лицо, как у славной китайской собаки породы шарпей, выцветшие светлые глаза неопределённого цвета. Какого чёрта он делает здесь, на этой галере, в эту судьбоносную чёрную ночь? Вернее, уже не в ночь, а в утро. В это холодное осеннее утро…

— Сир, в том месте, которое Вы называете своей Империей, существуют всего два Острова, — осторожно ответил МАГИСТР. — Во всяком случае, на снимках из космоса запечатлено только два значительных по площади объекта. Всё остальное, — мелкие острова.

— А как же всё-таки я? — почти с детской обидой спросил я, осторожно взяв МАГИСТРА за воротник его плотной матросской рубахи.

— Что, Вы, Сир? — побагровел собеседник.

— Откуда же взялся я? Кто я такой? Я же не ваш подопечный, не простой Ускоренный. Разве я не Король Третьего Острова? А мой чёрный АНТР, а ПОСОХ, а РЕЛИКВИЯ, а Бессмертие, а способность к сверх ускорению, а регенерация, а предназначение?! — я был на грани истерики. — Кто, чёрт возьми, я такой?

Кровь начала вскипать во мне, как дешёвое шампанское, согретое и взбаламученное на жарком солнце.

— Ваше Величество…

— Что Моё Величество!? Оно всегда при мне! — я заметался по каюте. — Требую пояснений и разъяснений! Куда и зачем, а главное, во имя чего я плыву? Я на самом деле бессмертен или нет? Что такое есть ЗВЕРЬ, ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ? Откуда, вообще, взялись эти чёртовы Острова и Барьер? Зачем, почему? Как я оказался здесь? Что это за организация, интересы которой вы представляете? Кто такой КООРДИНАТОР? Откуда появились эти ваши Ускоренные, долбанный Небесный Медведь и чёртовый Чёрный Спрут? Кто такая ИСЭ? Где она живёт и почему не со мною!? Больше всего хочу знать это! Надоело всё!!!

— Сир, — начал было МАГИСТР, но в это время мощный взрыв потряс корабль.

Жёсткая, горячая, всё поглощающая и испепеляющая волна, рождённая где-то внизу галеры, вспучила её чрево, ударом мистического молота прошлась по всему корпусу, вздыбила его и разбросала вокруг на множество кусков и осколков.

Я, стремительно улетая куда-то вверх, подумал, как и полагается в таких ситуациях Верховному Главнокомандующему: «Ах, какая была галера!». А потом, как всегда и подобает в таких случаях влюблённому мужчине, вспомнил о своей ненаглядной лебёдушке и страшно опечалился. О, радость моя, о, свет моих очей, о, звезда моего счастья! Прости, прощай… До скорой встречи!!!

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Её чёрные густые волосы щекотали мне лицо. Тонкие пальцы сначала разобщено, хаотично и нежно касались моей щеки, шеи, а потом, сплотившись, волнующе плавно и мягко продолжали свой путь по груди, животу и ниже, достигали своей главной цели, снова разъединялись, потом соединялись воедино, сладостно сжимались, беззаботно порхали по моей коже и, казалось, что этот чудный танец будет вечным.

Пальцы оставляли на теле невидимую, чуть прерывистую и хаотичную цепочку следов, которые уже не сотрутся никогда, потому что над ними не властно время. Бренное тело закончит своё существование, сгинет в никуда, а душа будет невесомо парить в неведомых далях или жить в другом теле, но в глубинах её навечно будут отображены эти следы, которые когда-нибудь окажут магическое воздействие на судьбу её счастливого или несчастного обладателя.

Ах, ИСЭ, ИСЭ, — вечная, далёкая и глупо потерянная любовь моя! Трепетное прикосновение к телу, созвучное ему, и находящееся с ним в гармонии, рождает всего лишь приятные ощущения. Нежное прикосновение к душе, созвучное ей и находящееся с нею в гармонии, рождает любовь. Что такое, собственно, любовь? Идеальная гармоничность и созвучность отношений на высшем уровне между двумя людьми. Этим отношениям не помеха ни мелкие ссоры и обиды, ни бытовые трудности, ни материальные проблемы, ни неотвратимо накапливающаяся со временем усталость, ни глобальные мировые потрясения, ни войны, ни эпидемии, ни землетрясения, ни ураганы, ни гибель мира. Да, да! Даже гибель мира не погубит истинную любовь, потому что её место в душе, а душа — бессмертна!

Абсолютно неправы те, кто утверждают, что любовь проходит. Полная ерунда! Настоящая любовь вечна и не ведает о том, что существует время! Это чувство или не дано нам, или дано раз и навсегда. Сожжёшь её, скроешь пепел в глубокой-глубокой яме-бездне под тяжёлой и, вроде бы, непроницаемой плитой другого, нового, свежего и, якобы, главного и вечного чувства, а она всё равно восстанет, как птица Феникс, преодолеет всё, проникнет на поверхность. И никуда от этого не денешься, хоть волком вой.

Затолкнёшь ты эту внезапно объявившуюся, возрождённую, лёгкую, могучую, всепоглощающую и сладкую субстанцию обратно в чёрную-чёрную бездну своей души, а она всё равно не даёт тебе покоя: тяжело и муторно там ворочается, зудит с укоризной, тревожит, не оставляет тебя один на один с собою ни днём, ни ночью. Ты кого-то целуешь, ласкаешь, радуешься, смеёшься, рожаешь детей, приобретаешь новых родственников и друзей, любуешься природой, покупаешь себе туфли, шорты, костюмы, шубы, яхты и острова и планеты. Ты с упоением играешь в бильярд или в покер, путешествуешь по разным местам, летаешь на экскурсию в космос, с экстазом куришь марихуану, с удовольствием ешь деликатесные блюда и пьёшь изысканные коллекционные вина, коллекционируешь бабочек, вазы династии Хань, или розовые бриллианты.

Ты имеешь десяток любовниц или любовников, становишься начальником отдела, заведующим кафедрой, оперной дивой или президентом страны, а то и Королём, или даже Императором, и так далее и тому подобное. Жизнь, якобы, идёт. Всё вроде бы хорошо и даже замечательно, но надоедливо, тревожно и сладко скулит внутри тебя то время от времени, а то и постоянно, проклятое и вечно манящее существо под названием сука-любовь. И никак не возможно заглушить издаваемые ею звуки, — хоть волком вой, хоть бейся головой о стену! И мечешься ты, и недоумеваешь, и тоскуешь, и злишься, и бесишься, а всё потому, что не знаешь ты самого большого и вечного секрета, существующего на этом свете.

А состоит он в том, что на самом деле эти звуки доносятся отнюдь не из неких потаённых глубин твоей трепетной, израненной, исстрадавшейся и чувственной души, а с НЕБЕС… И дотянуться до них даже в самом отчаянном порыве и что-то кардинально изменить в своей жизни невозможно. Многие пытались, но, увы, увы, увы…

ИСЭ, — любовь моя истинная. ИСЭ, — женщина, утраченная навсегда! Вечное и сладкое проклятие. Ах, как больно, как непонятно, как тоскливо, как обидно… Мрак сковал мой мозг, лицо любимой женщины поблекло, расслоилось, рассыпалось и растворилось в дебрях разрушенного сознания. ИСЭ, ИСЭ, ИСЭ…

«Свет сменил тьму, мрачная пучина чёрного небытия взорвалась звуками, мои глаза раскрылись, и я увидел бездонное голубое небо, чистое, без единого облачка. Лёгкий тёплый ветер, пахнущий влагой и солью, струился по моему телу, появляясь ни откуда и уходя в никуда. Он уносил с собою часть меня: пот, чешуйки кожи, запахи, воспоминания …».

Стоп, стоп, стоп!!! Ведь всё это уже было! Всё началось именно с этого момента, когда я очнулся или проснулся в первый раз на песчаном пляже Второго Острова!!! Не хочу начинать всё с начала, хватит! Я не марионетка в чьих-то руках, я не желаю, чтобы мною манипулировали! Довольно неизвестности, довольно с меня её дебильного дитя — бессмысленности! Хочу сам определять свою судьбу, хочу воли, простора, свободы действия и выбора, жажду движения вперёд, — не по картам предопределённости, начертанным кем-то свыше, а наугад, интуитивно, напролом, смело, весело, задорно и зло!

— Это ты хорошо сказал: «Смело, весело, задорно и зло», — неожиданно услышал я неподалёку от себя спокойный, бархатистый и чуть насмешливый женский голос. — Так и надо жить: «Смело, весело, задорно и зло». Классно! К сожалению, многие утратили эту способность. Куда не плюнь, везде падение нравов, апатия, равнодушие, пресыщенность, леность, безразличие, отсутствие идеалов, сибаритство, снобизм, трусость, невоспитанность и так далее и тому подобное. А главное, — люди забыли о Боге. Всё как всегда: «Когда мне плохо, верую я в Бога, когда мне хорошо, я верую в себя!». Кстати, это сказал ты. Ну, когда-то, в совершенно другой жизни.

— КХА, КХА, КХА… — эти вечные и привычные звуки вырвали меня из лап оцепенения, рождённого голосом неведомого мне существа, которого я пока не видел, так как продолжал заворожено и остекленело созерцать бездонное голубое небо, раскинувшееся надо мною.

— Надеюсь, что вы не Господь Бог? — спросил я, обращаясь в пространство, не отрывая очарованного взгляда от великолепной, спокойной, призрачно-прозрачной, полу реальной и высокой бесконечности.

— Как может быть женщина Господом Богом, побойтесь Бога!? — с негодованием откликнулось существо. — Уж извините за тавтологию.

— Ну и то хорошо…

— Почему же так? Неужели вам не хотелось бы пообщаться с Создателем? — существо приблизилось ко мне.

Это я почувствовал по лёгкому шершавому звуку шагов по песку и неожиданному запаху духов, которые обволокли и одурманили меня своей загадочной и волшебной пеленой.

— Я ещё не готов…

— Прекрасный ответ. Многие вроде бы готовы, но это им только кажется, — существо, видимо, присело на песок, так как я услышал: «Ой, как горячо!».

— Какая-то запоздалая у вас реакция, — пробормотал я. — Неужели не почувствовали этого раньше?

— Как я могу почувствовать повышенную температуру песка, если хожу по нему в сандалиях? — раздался в ответ лёгкий смех.

— Ах, ну да, — ухмыльнулся я. — А коим образом вы почувствовали её сейчас?

— Попой, чем же ещё, мой дорогой ПУТНИК!?

Я вздрогнул, встрепенулся, решительно сбрасывая с себя сладостное оцепенение, резво вскочил на ноги, огляделся вокруг. Небо сливалось с морем, дул лёгкий бриз, воздух, насыщенный всевозможными запахами, опьянял и дурманил. Солнце стояло в зените.

Я находился на маленьком песчаном острове. Он сиротливо и неприкаянно располагался посреди огромной массы воды, простирающейся во всех направлениях от горизонта до горизонта, меняющей свой цвет от светло-голубого, до ультрамаринового и тёмно-синего.

— Какая красота! — нарочито утомлённо и томно произнёс я.

— Да, красотища! Не спорю. Высокое чистое небо и спокойное, прозрачное сине-зелёное море, — что ещё надо?! — услышал я голос за спиной, резко обернулся.

Передо мною на песке сидели ЗВЕРЬ и Девушка. Пёс пристально смотрел мне в глаза и, как мне показалось, не дышал. Видимо, отбросил условности. Собственно, зачем ему дышать? И зачем ему теперь какие-то глупые условности?

Что касается Девушки… Девушка, как девушка. Вроде бы, человек из плоти и крови… Что она здесь делает? Откуда она тут появилась? Девушка… Очень сильно загорелая. Глаза голубые, вернее, прозрачно-голубые. Волосы светло-русые, подпалённые солнцем, коротко стриженные. Чуть-чуть вздёрнутый носик. Маленькие аккуратные ушки. Стройная и длинная шейка. Упругая и маленькая девчоночья грудь. Плечи не широкие и не узкие. Аппетитная попка. В меру аппетитная. Главное, что в ней нет ни грамма тяжести! Платье лёгкое, слегка выцветшее и помятое, очевидно, льняное. Ноги длинные и стройные. Острые коленки, тонкие лодыжки.

Тонкие лодыжки, — это хорошо! Хоть какое-то утешение истинному эстету, гурману и ценителю женской красоты! Млею, балдею, тупею, глупею, если у дамы тонкие лодыжки, да ещё и длинные, безупречные и стройные ноги! А, вообще, правильное ли я даю определение той части ног, которые с экстазом созерцаю в данный момент? Лодыжки-то лодыжками, а ведь есть ещё и щиколотки! Это же, очевидно, разные вещи! Или одинаковые? Так, так, так… Щиколотки, щиколотки… Чем же они отличаются от лодыжек? Щиколотки… Я впал в глубокую и недоумённую задумчивость.

— Да что же это вам дались мои щиколотки?! — возмутилась Девушка. — Маньяк какой-то! А если бы у меня они были толстыми!? Ну и что из того!? Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о доброй душе, об уме и об открытом и чистом сердце!?

— Где-то, когда-то, в другой жизни, сударыня, — я подошёл к Девушке, присел рядом с нею на песок и посмотрел ей прямо в глаза, и вздрогнул, и задышал часто и прерывисто, и почувствовал, что в очередной раз приплыл к очередному берегу. — Миледи, все перечисленные вами качества конечно же очень ценны и заслуживают всяческого внимания и одобрения, но всё-таки тонкие щиколотки или лодыжки лучше, чем толстые. Не находите?

— Боже мой! Кошмар какой-то! Ну и тип! — возмутилась Девушка, а потом чисто и звонко рассмеялась. — Но, в принципе, я с вами согласна.

— Вот и славно. Кто вы такая? Где я нахожусь?

— Я, — это я, — неопределённо ответила нежданная гостья, или, скорее, хозяйка этого острова.

— Какая, однако, полная, ясная и исчерпывающая информация, сударыня, — хмыкнул я.

— Каждая информация исчерпывается объёмом того черпака, которым её зачерпывают, — в бархат голоса вплелись чуть хриплые обертоны.

Обожаю хрипотцу в голосе женщины! Этакую сексуальную и пикантную хрипотцу… Балдею и немею от неё! Ничего не могу с собой поделать! Идеальные ноги, тонкие щиколотки или лодыжки, голос с хрипотцой, блондинка, глаза голубые. А какая попка! То, что надо! Но хрипотца меня очаровывает и завораживает особенно и в первую очередь!

— Знаете, чем меня взять, однако, сударыня.

— А то, как же! Я очень долго тренировалась в искусстве обольщения мужчин, очень долго.

— Так вот, — я снова встал на ноги, потому что песок был действительно очень горячим. — Толстые лодыжки или щиколотки у женщины не исключают наличие у неё души, и большого, бескрайне доброго сердца и неординарного ума. Однако я не предпочёл бы душевную и умную даму с толстыми лодыжками и короткими ногами той, которая имеет кроме указанных выше весьма положительных качеств, ещё и тонкие лодыжки на фоне длинных и стройных ног. Вот мой идеал! Возможно, вы под него подходите. Возможно… Ну-ка, Миледи, встаньте, повернитесь пару раз. Дайте полюбоваться вами, так сказать, в полном объёме.

— Каков, однако, наглец и ловелас! — рассмеялась Девушка.

— Да уж… Лучше быть наглецом и ловеласом, чем скромным ботаником, не находите?

— Боже мой! Что за чушь вы несёте!? При чём здесь ботаники?

— Что ношу, то приношу и подчас заношу куда следует, знаете ли… — хищно улыбнулся я.

— Вы хоть сами-то понимаете, что говорите!?

— Понимаю, когда вынимаю, — плотоядно ухмыльнулся я.

— О, мой Бог!!!

Мы некоторое время помолчали, полюбовались морем и небом. Пёс по-прежнему внимательно наблюдал за мною и Девушкой, сидел тихо, не дыша и не шевелясь. ПОСОХА при мне не было. РЕЛИКВИЯ прохладно висела на шее. Почти все в сборе, почти…

— Эх, ПУТНИК! Ну, вы даёте! — Девушка резко вскочила, тряхнула льняными прядями волос. — Не ожидала от вас. Вы же, якобы, — великий интеллектуал! Несёте какой-то бред!

ЗВЕРЬ насторожился и мягко, с хищной грацией подошёл к моей собеседнице. Она замерла и побледнела.

— Что касается моего бреда… Это, очевидно, — последствия полученной при взрыве контузии, результат внезапной психологической травмы, — тяжело произнёс я. — Никак не могу полностью прийти в себя. В ушах звенит, в голове шумит, подташнивает. Муторно и непонятно всё. Нехорошо как-то на душе. Но, надеюсь, что ваша неземная красота явится для меня спасительным бальзамом, и скоро всё вернётся на круги своя. Жажду раствориться в вас, Миледи, как в огне кипящего вулкана! Полностью и без остатка!

— О, Боже!

— А чего вы от меня ожидали!? О чём мне ещё с вами разговаривать, тонко-лодыжечная вы моя!? — взъярился я. — О судьбах мира, о сакральной сущности бытия, о предназначении, о грандиозной игре, о великих миссиях, о борьбе сил добра и зла, о бесконечности или конечности Вселенной, о предопределённости, о пятом или четырнадцатом сонетах Шекспира, или, может быть, о смысле жизни!? Нет никакого смысла ни в чём! Чушь всё это, полная белиберда и демагогия! О, как же мне надоело заниматься словоблудием, бродя в тумане сумеречного сознания!

Я заметался туда-сюда, топнул ногой о песок. ЗВЕРЬ остался сидеть неподвижно, но заметно напрягся. Девушка вздрогнула и побледнела.

— Что я здесь делаю, что делаете здесь вы!? Кто вы такая, откуда взялись? Надоело, всё надоело! Хочу на Тёмное Озеро! Жажду расслабиться, посидеть там на рассвете, порыбачить, окунуться в тяжёлую прозрачную воду, ни о чём не думать. Хочу потрепать по шее моего могучего БУЦЕФАЛА, хочу Звизгуна, прямо сейчас, холодного и с оливкой с анчоусом! Хочу в баню! И хочу двух, нет, трёх, нет, четырёх нимф с тонкими лодыжками, делающих всё! Абсолютно всё, что только может нафантазировать себе самый развращённый извращенец! Хочу схватки, сражения, крови, экстаза от ощущения полноты и сладости бытия! Хочу пить кровь врагов и пьянеть от неё, как от любви! Хочу окунуться в бездонные воды, нырнуть в них и достигнуть самого дна! Хочу взлететь в бесконечную высь голубого неба и взобраться на самую высокую гору! Хочу всего! Сразу! Сейчас!!! — я обессилено упал на песок и затих.

— Это всё!? Вы успокоились!? Запас желаний, надеюсь, иссяк?! — иронично произнесла Девушка.

— Почти… У меня имеется ещё ряд претензий и требований, — злобно произнёс я. — Прежде всего я желаю овладеть вами, Миледи!

— Что!? Да, вы явно ненормальны, или больны, или очень сильно переутомлены. Я это чётко и ясно осознала именно сейчас. Ничего вам не будет: ни Озера, ни Звизгуна, ни нимф, ни крови, ни полётов и ни ныряний! А тем более, — меня! — вдруг, утратив самообладание, заорала Девушка. — Кем ты себя возомнил, капитанишка сранный!?

— О, как!? Уже интересно, — я успокоился, как всегда, мгновенно. — Надо же, я, оказывается, капитан… Ну, хорошо, что не сержант и не лейтенант. Капитан, он и в Африке капитан. Только капитан чего?

Девушка некоторое время удивлённо, ошеломлённо и с огромной досадой смотрела на меня, потом снова села на песок, поморщилась.

— Да, вы кого угодно выведете из себя!

— А то! Кстати… Неужели вы не носите трусиков? — ухмыльнулся я. — Вон как ёрзаете по песку.

— Почему же, ношу, — иронично усмехнулась Девушка. — Показать вам их?

— Был бы вам премного благодарен, Миледи. Жажду увидеть вашу ни с чем несравнимую попку, и желательно без трусиков! В том, что она упруга и не имеет ни малейших признаков целлюлита, я не сомневаюсь и без её показа. Но, всё-таки, почему бы лишний раз не полюбоваться сиим совершенным творением природы!?

— Идиот! Обойдётесь…

— Так зачем же предлагать?

— Так, для интриги, для интереса. А вдруг?!

— Вы, — дама, не способная на настоящую интригу. Какой уж тут может быть интерес. Интрига только тогда интересна и имеет смысл, когда влечёт за собой какие-то неожиданные последствия. А без них интрига, — совсем не интрига, а так, ерунда какая-то. Пыхтение евнуха в гареме, полёт орла на дельтаплане, — осклабился я. — Могу привести в пример одну историю, являющуюся образцом истинной интриги.

— Ну-ка, ну-ка! Я вся во внимании!

— Вот представьте себе. Встретились вы с неким мачо, с брутальным таким суперменом, с двухдневной щетиной на твёрдом подбородке и мужественных скулах, и в наколках, и с суровым, ироничным и прищуренным взглядом. Знаете, наверное, таких?

— Конечно знаю. И не одного! — усмехнулась незнакомка.

— Так вот, посидели вы с ним в шикарном ресторане, послушали скрипача, наяривающего Паганини, потанцевали танго при свечах, выпили пару бутылок изысканного выдержанного вина или коньяку, выслушали сотню комплиментов, насладились парой гениальных сонетов. После этого вы на крыльях внезапно вспыхнувшей, пожирающей всё на своём пути неземной любви, обуреваемая небывалой страстью, трепещущая и теряющая сознание от предчувствия бурной ночи, ринулись в спальню, на ходу срывая одежду, упали на огромную упругую кровать, стали неистово целовать любимого, потом, находясь в экстазе, тяжело задышали, с готовностью раздвинули ноги, а член-то у мачо… не встал!!! Да ещё и заснул ваш избранник через пару минут, так как основательно в тот вечер напился. Вот так! Вот вам настоящая интрига!

— Боже, ну что за чушь вы несёте?! — Девушка снова вскочила и топнула ножкой о песок. — Как мерзко, отвратительно и цинично! Ну, всё, вы меня достали!

ЗВЕРЬ вздрогнул, снова напрягся и вопросительно посмотрел на меня. Я послал ему успокаивающую мыслительную команду. Он расслабился, лёг на песок, но глаз с незнакомки не сводил.

— Ах, как вы хороши, когда гневаетесь! — засмеялся я. — Вы мне нравитесь, ей Богу! Какая, однако, прелестница. О, какие губки, какие глазки, а какие лодыжки!!! Цыпочка моя!

— Я не цыпочка и не ваша!

— Ну, ну… Будете вскоре моей. Никуда вам от этого не уйти, и никуда вам от меня не деться…

— А как же ГРАФИНЯ? — ледяным голосом произнесла Девушка. — А как же обожаемая вами ИСЭ?

— Однако, какие у вас познания! К вашему сведению, я ещё до конца не определился между этими двумя существами, — беззаботно ответил я, чувствуя прилив бешенства, рождающийся во мне, как цунами, — мощно и неотвратимо. — И вообще, вы сейчас сделали роковую ошибку.

— Какую же?

— Бог с ней, с ГРАФИНЕЙ… Но вот ИСЭ вы упомянули зря, — холодно произнёс я. — Вы же знаете, что это имя, упомянутое всуе, действует на меня, как красная тряпка на быка. Зря вы так, зря… Ох, как зря!

— Знаю. Ну и что дальше?

— Что дальше? Вообще-то, за одного знающего трёх незнающих дают, а то и побольше, — сказал я всё также холодно. — Рождающий ветер пожнёт бурю. Не будите спящего капитана!

— О чём это вы? — усмехнулась Девушка.

— Как это о чём? — весело ответил я. — Всё, милая моя, вы приплыли!

— Куда приплыла, что за чушь?

— К тому берегу, где всё по-другому, — мрачно улыбнулся я.

— Что по-другому? Ничего не понимаю!

— Всё, абсолютно всё по-другому, — я, прищурившись, тягуче посмотрел на полуденное солнце и, заранее не ожидая положительного ответа, спросил. — Так будет Звизгун, или нет?

— Пошёл ты к чёрту, урод! — заорала Девушка.

— О, как изменился тон! Так мы на «ты» или на «вы»? И, вообще-то, я отнюдь не урод! Вроде бы… — ухмыльнулся я. — Так, может быть, того, — потрёмся животами и бёдрами, а? Перепихнёмся пару-тройку раз? Я — мужчина породистый, симпатичный, сильный, умный, харизматичный. Ты — женщина крайне привлекательная, красивая, сексуальная. Дура, конечно, но сойдёт… Что нам мешает в данной ситуации? Кругом не души, тишь и покой. Подойдём ближе к морю, там песок не такой горячий. Как тебе моё предложение?

— Да я тебя, сволочь, в…

Видимо, меня хотели скрутить в бараний рог. Или заживо похоронить. Или отправить по этапу в Сибирь. Или, что намного хуже, сослать на необитаемую планету где-нибудь на краю Галактики. А может быть, она хотела запихать свои чудесные трусики, источающие волнующие запахи, мне прямо в рот и заткнуть его таким необыкновенно оригинальным способом?! Кто его знает. Женщины…

Я так и не узнал, что мне угрожает, и какая судьба мне уготовлена в будущем, потому что Девушка неожиданно… исчезла, растворилась во внезапно задрожавшем и помутневшем вокруг неё воздухе. Вот она была, и нету. Как мне хочется котлету… При чём здесь котлета, рифмоплёт несчастный! С другой стороны, есть действительно очень хочется.

Я оглядел окрестности. Песок, вода, небо… Лёгкий солёный ветер… Одинокая, но огромная и довольно бодрая развесистая пальма посреди острова. Привет, господин Робинзон! Кто же у нас будет Пятницей? Знамо кто!

Я насмешливо взглянул на ЗВЕРЯ. В ответ он пристально посмотрел на меня. Классическая картина, классический сюжет. Тишина, покой, нега. Горячий песок, легко струящийся по воле тёплого ветра в сторону моря, жаждущий его поцеловать, но не достигающий прохладной ласковой волны, так как она отделена от него мокрой полосой пляжа, на которой он безнадёжно затихает. Голубое, бездонное и чистое небо. Ни суеты, ни забот, ни проблем. Лепота! К этому я и стремился, об этом я и мечтал. Что ещё нужно человеку, уставшему от невзгод этого мира, от маяты и сомнений? Воды и пищи, больше ничего. Вот где их только раздобыть? Ничего, ничего! Следующий визит ко мне не за горами. Я кому-то зачем-то нужен, иначе какого чёрта здесь бы оказался?! Подождём немного…

Я, едва скрывая беспокойство, подошёл к своему Пятнице, то бишь к ЗВЕРЮ, до сих пор неподвижно сидящему на песке. Какой-то он странный, апатичный, заторможенный, вялый. Уж не заболел ли мой Пёсик!? Я осторожно погладил его по башке, он, как всегда, удивлённо выпучил свои янтарные глаза, хрюкнул, зевнул. Ну, слава Богу, со ЗВЕРЕМ всё вроде бы в порядке. Видимо, так неожиданно и так странно попав в несколько непривычную для себя обстановку, он просто выбрал выжидательную и наблюдательную, то есть, нейтральную позицию. Нам пока ещё никто всерьёз не угрожал. Никаких команд на агрессию я ему не давал. Ну и славно…

И так, куда же я попал, как здесь очутился? Где я нахожусь, каким образом переместился с места взрыва галеры сюда, чёрт знает куда? Что это за женщина была рядом со мною совсем недавно? Кто она такая? Откуда она знает про ГРАФИНЮ и ИСЭ? Да и обо мне, она, видимо, осведомлена достаточно полно. И главное! Проговорилась, всё-таки, кое о чём, чертовка! Спровоцировал я её на это! Очень старался, хотел вывести её из себя, хоть что-нибудь о себе узнать. Удалось… Эх, женщины! Пыжитесь вы, стараетесь что-то из себя изобразить, а мы, мужики, всё-таки умнее вас! Эмоции для нас — созидание и прибыток, а для вас — разрушение и убыток. Я, конечно, сейчас говорю о сильных эмоциях. А может быть я и не прав. Всё бывает по-разному. В разных местах и в разное время…

И так, — я Капитан! Слава Богу, намечается хоть какая-то ясность. Но, Капитан чего? Ракетного крейсера, прогулочной яхты, сухогруза, парусного фрегата, танкера, буксира, подводной лодки, торпедного катера, футбольной команды или звездолёта? Между этими ипостасями имеется большая разница. Даже не большая, а огромная!

«Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это знак корабля!». Или «флаг» Корабля? Точно не помню. Капитан, капитан, капитан… Я и так, и этак произносил заветное слово, напрягался, как мог, рылся в тёмных глубинах памяти, думал, размышлял, тряс головой, тёр виски, расслаблялся, снова напрягался, но всё было безрезультатно. Пустота, пустота, полная пустота внутри, чёрт возьми!

Наконец, я снова вспомнил о еде и воде. Солнце, однако, припекало… Я подошёл к пальме, примостился рядом с нею на песке, укрылся от палящих лучей в её достаточно густой тени. Что же дальше? Где же я нахожусь, чёрт возьми!? Может быть, всё это мне только снится? Возможно, я подвергаюсь какому-то мощному гипнозу и всё вокруг лишь иллюзия, но где этот самый гипнотизёр и когда он выведет меня из данного состояния? А может быть, после полученного в результате взрыва тяжёлого ранения я плаваю в бреду, нахожусь в коме, в предсмертном или ещё каком-то пограничном состоянии? Лежу сейчас на больничной койке, колют мне какие-то наркотики или нечто подобное, или присоединили к голове некий прибор, вставили в мозг иглы и делают своё чёрное дело. Зачем, почему, ничего не понимаю!

Голод и жажду, во всяком случае, я ощущал конкретно и явственно. Ну и что, что я их ощущаю? Так и должно быть. Человек в любом состоянии способен испытывать эти чувства. Я несколько раз очень сильно ущипнул себя за руку, почувствовал сильную боль. Нанёс несколько лёгких ударов кулаками по стволу пальмы, костяшки пальцев заныли, дерево заскрипело и задрожало.

ЗВЕРЬ некоторое время внимательно наблюдал за моими манипуляциями, потом подошёл к пальме и… поднял заднюю лапу, густо сдобрил дерево мочой. Я ощутил характерный аммиачно-сладкий запах. Ах, ты, Киборг мой новоявленный! Я истерично засмеялся. Если мне кто-то что-то внушает, то делает это вполне реалистично, красочно и мастерски.

Я подошёл к воде, не торопясь, зашёл в неё, почувствовал лёгкую солёную прохладу, взбаламутил её руками, засмеялся счастливо, как ребёнок, решительно нырнул в море. Ох, как хорошо! Я поплыл куда-то, неизвестно куда, мощно и радостно. Я менял стили: сначала плыл брассом, потом перешёл на баттерфляй, затем насладился кролем, через некоторое время перевернулся на спину и лежал на тяжёлой воде, беззаботно созерцая полуденное небо, постоянно меняющее свои лёгкие краски. Ах, как хорошо! Но что делать дальше!?

Рядом вырисовался ЗВЕРЬ. Он плыл легко и мощно, но при этом, как всегда, испытывал, видимо, чувство глубокого отвращения. Интересно, почему это происходит? Может быть, внутри него искрятся какие-то контакты, где-то происходит короткое замыкание или вода просачивается в сервомоторы, генераторы или батареи? Ну что за бред я несу!? Какие контакты, какие сервомоторы?! Это создание, очевидно, способно жить и в открытом космосе, что ему какая-то вода!? Космос, Космос… Галактики, сверхновые, чёрные дыры, вакуум…

— Привет, ПУТНИК! — вдруг раздался невдалеке бодрый басовитый мужской голос.

— Ну, вот и прибыл дубль номер два! Как я понимаю, всё та же сущность, но в ином обличье? — насмешливо произнёс я, переворачиваясь на живот и внимательно и удивлённо рассматривая седого, толстого и чрезвычайно весёлого мужчину, который подгребал ко мне одним веслом, двигая вперёд массивную, грубо скроенную, но, судя по всему, надёжную и вместительную лодку.

Весельчак был одет в какую-то просторную светлую тогу, расшитую золотыми нитями. На его голове покоился белоснежный тюрбан с длинным пером. Руки, волосатые и толстые, почему-то до локтей были погружены в чёрные, кожаные лайковые перчатки. Глаза пришельца скрывались за огромными пластиковыми солнцезащитными очками, придающими лицу некоторую мрачность, но лёгкие морщинки, хаотично и беззаботно рассыпанные далеко вокруг глаз, безошибочно выдавали его хорошее настроение.

— А где цирк? — насмешливо спросил я.

— Какой цирк, при чём здесь цирк? — недоумённо отозвался Весельчак.

— Да я так, к слову. Не обращайте внимания… А где же ваша коллега, нежная нимфа этого сонного шельфа? Прелестница с неземным шармом, мастерица отточенных диалогов, королева контакта, белобрысая бестия с тонкими лодыжками на стройных ногах? — весело спросил я, выплёвывая изо рта тяжёлую и довольно солёную воду. — Я покорён и заворожён ею. Когда так бьётся сердце — мой разум умолкает! И вообще, обожаю инопланетянок! В них присутствует непередаваемый шарм. Кстати, дядя, не находите, что одеты вы как-то странно для этого места?

— Ах, ПУТНИК, ПУТНИК, интересный ты человек, однако, — задумчиво произнёс мужчина. — Красавец, умница, поэт…

— Ну какой из меня поэт!? И вообще, поэтам — одно лишь слово, Императорам — весь мир! Предпочитаю второй вариант!

— Какой из тебя Император!? Ты прежде всего ПУТНИК и Поэт! Какое прекрасное сочетание двух качеств в одном существе. Не находишь? — усмехнулся Весельчак.

— О чём это вы?

— Всё о том же. Каждому своё…

Я вдруг почувствовал какое-то лёгкое и тревожное напряжение, не испытанное до селе волнение охватило меня, в памяти неожиданно всплыли чеканные строки: «Не зовите меня Поэтом, ну какой из меня Поэт!? Просто краски хмельного лета превратил я в словесный бред!». О, как!

— Вот видишь, какая чеканная рифма и потрясающая образность. Начинаешь кое-что вспоминать по настоящему!

— Хватит, надоело, хочу определённости! И вообще, ненавижу, когда читают мои мысли!

— Послушай одно стихотворение, ПУТНИК. Оно замечательно!

— Неплохо, — задумчиво произнёс я, плавно подгребая руками к острову. — А кто автор?

— Ты…

— О, как! Ишь ты! Однако! Странно, очень странно и крайне неожиданно… — удивился я.

— Я тоже так думаю, — весело произнёс незнакомец, мощно взмахнув веслом и воткнув лодку носом в песок. — Ну что, поговорим серьёзно, ПУТНИК?

— Поговорим-то мы, поговорим, но только на моих условиях, — раздражённо буркнул я.

— Даже так!? — удивился Весельчак. — А ты уверен в том, что можешь выдвигать какие-то условия?

— Абсолютно уверен. Я вам, или кому-то другому, или другим, очень и очень нужен, иначе, зачем вы со мною нянчитесь, возитесь, зубы заговариваете? Зачем выдернули пока неведомым мне путём из одного пространства и времени и поместили в другое? Дело-то это, очевидно, довольно сложное, трудоёмкое и затратное, а?

— В принципе рассуждаешь логично.

— А то, как же. Красавец, умница, поэт, однако…

Я посмотрел в небо. Оно подёрнулось лёгкой пеленой облаков, которые нерешительно и грациозно, повинуясь капризам солнца, окутывали синеву в божественные и загадочные полутона. «Облака, облака, — пух небесных прудов. Вы плывёте куда-то без забот, без трудов».

— И какие же условия ты намерен выдвинуть? — по-прежнему насмешливо, но уже с некоторой тревогой произнёс Весельчак.

— Во-первых, хочу сто, нет, двести грамм холодного Звизгуна и бочкового солёного помидора, заметьте, именно бочкового. Маринады не люблю. Кроме этого желаю кружку тягучего, холодного ирландского эля, взламывающего зубы, и кусок запечённой свинины с чесноком и другими специями. И чтобы имелся на столе чёрный ароматный хлеб с тмином. Пока всё…

— Где же я это тебе возьму!? — возмутился Весельчак.

— А где угодно, и как угодно! — я сел в тень, источаемую пальмой. — Телепортацию, однако, никто не отменял. И вообще, как я понял, вам подвластны время и пространство. Так действуйте! Ну, быстро, быстро! Это самое время пошло!

— Ну ты и наглец, ну ты и хам!

— А как ты хотел!? Я ведь всё-таки — красавец, умница, поэт! Очарованный ПУТНИК, да ещё и могучий ИМПЕРАТОР!

— А если я тебя вот сейчас на этом месте Пси-Сублимирую!?

— Во-первых, ну какой из тебя Пси-Сублиматор? Посмотри на себя, клоун! Какая-то нелепая хламида, эти ужасные очки и ещё более ужасные перчатки. А во-вторых, ЗВЕРЬ за меня отомстит. Его, как я подозреваю, Пси-Сублимировать или уничтожить ещё каким-либо иным способом невозможно. Кишка у вас у всех тонка. Ростом и статью не вышли, сублиматоры вы наши доморощенные!

— Зверь? Что это за зверь такой? А, ты имеешь в виду этого чёртового Киборга!? — незнакомец криво усмехнулся и как бы пренебрежительно, но с явной опаской, посмотрел на Пса.

Тот напрягся, шерсть на его загривке вздыбилась, пасть приоткрылась, обнажая огромные клыки. ЗВЕРЬ медленно подошёл к мужчине и страшно посмотрел ему в глаза. Тот побледнел, застыл на месте.

— Вот видишь, не так всё просто на этом свете, — усмехнулся я. — В чём проблема!? Ну-ка, Пси-Сублимируйте этого Киборга! Ату его, ату! Ну, где ваши лучевые пушки, боевые космические корабли, мегатонные водородные бомбы, телепорты, замедлители времени и всякая прочая хренотня!? Дави, жги, метай, стреляй, устраняй! Слабо!?

— Ладно, давай успокоимся, — слегка дрожащим голосом произнёс мой загадочный оппонент, медленно и осторожно отходя от ЗВЕРЯ.

По моей мысленной команде Пёс вдруг совершенно неожиданно для Весельчака растаял в воздухе. Облачко пара, оставшееся от ЗВЕРЯ, мгновенно было съедено обжигающим полуденным солнцем.

— Однако, какой монстр! — взволнованно произнёс мой собеседник и нервно облизнул губы.

— То-то же… А вообще, нечто подобное я недавно слышал от одного моего закадычного приятеля. МАГИСТРОМ его зовут. Вы с ним, случайно не знакомы?

— Что?! Кто!?

— Есть такой индивидуум. Пожаловал я ему давеча титул Графа, но обмыть сие знаменательное событие мы так и не успели. Жаль, очень и очень жаль, — горестно тряхнул я головой. — Ладно, вернёмся к моей собачке. Судя по всему, ЗВЕРЬ не является творением ни его, ни ваших рук. Тогда чьих же? Вот в чём вопрос!

— Если бы мы знали…

— О, как, ишь, ты, ничего себе, однако!

— Да, именно так.

— Кстати, а что произошло с МАГИСТРОМ после взрыва? — лениво поинтересовался я.

— Какой МАГИСТР, какой взрыв? — недоумённо насупился Весельчак.

— Слушайте, я прекрасно понимаю, что и МАГИСТР и вы являетесь звеньями одной цепи, как-то связаны между собою. Как? Кто такой МАГИСТР, кто такой вы и ваша организация, люди, стоящие за вами? Или это не люди? Что это была за девица до вас? У меня такое ощущение, что вы играете моим сознанием, манипулируете им, пытаетесь мною управлять. Читаете мои мысли. Этого я не люблю! Какие-то намёки, полунамёки, загадочность, недосказанность, неопределённость. Мне это решительно не нравится. Давайте поговорим начистоту, расставим все точки над «и», я прошу вас! Мне весь этот спектакль начинает надоедать. Да, снимите же вы свои дурацкие перчатки! Вы в них напоминаете мне какого-то идиота-извращенца из малобюджетного фильма ужасов! Где ваш окровавленный нож или бензопила!? А кулёк для сбора внутренностей?

— Что!?

— Весело тут у вас, — звонко, спокойно и сухо произнёс благообразный юноша, одетый в белоснежный и безупречный костюм, в тонкую голубую рубашку, на которую был повязан дорогой шёлковый галстук.

Пришелец появился перед нами внезапно и совершенно неожиданно из задрожавшего и слегка помутневшего воздуха.

ЗВЕРЬ вдруг тоже материализовался из ниоткуда, молниеносно оказался рядом с пришельцем, рыкнул и, очевидно, смрадно дыхнул на него из пасти. Молодой человек побледнел, замер, холодно и твёрдо произнёс:

— Уберите его, пожалуйста.

— А вот и не уберу, — ухмыльнулся я. — Внутренний голос подсказывает мне, что вы как раз тот, кто мне нужен и кого я ждал. Последняя инстанция на моём долгом и мученическом пути. Главарь, пахан, босс, шеф, президент, наместник, шах-ин-шах, мессия, император, фараон, султан, князь или додж… Что-то в этом роде.

— Чего вы хотите?

— Во-первых, хочу триста грамм холодного Звизгуна, два бочковых солёных помидора и пару таких же солёных груздей, со специями и перцем. И эль со свининой. Ну, а во-торых…

— Вы знаете, мне кажется, что вы сошли с ума, — холодно и глухо произнёс пришелец, — У вас что, какой-то особый пунктик насчёт этого загадочного Звизгуна?

— Не пунктик, а целый пункт! — гаркнул я. — Хочу пол-литра Звизгуна, тройку бочковых солёных помидор и тройку груздей, и эль, и свинину, и деву, обуреваемую страстью! Желательно ту, которая с голубыми глазами, пшеничной чёлкой и тонкими лодыжками.

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, этот тип над нами беззастенчиво, нагло и откровенно издевается, — вмешался в мой монолог Весельчак.

— Идиот, ты произнёс моё ИМЯ!

— Простите, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, простите…

— Боже мой, какие дебилы меня окружают! — взвился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — С кем и как работать далее?!

— Я вам, конечно, сочувствую, но надо уметь подбирать кадры. В этом — один из главных талантов руководителя, — снисходительно произнёс я. — Кадры решают всё! Исполнители-идиоты способны загубить на корню самую гениальную задумку, испохабить самый великий план. Это я вам, как Император, говорю.

Мы все помолчали. Я любовался небом. Весельчак искоса и опасливо рассматривал ЗВЕРЯ, а тот открыто и хищно — его. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ угрюмо изучал меня.

— Ответьте мне, пожалуйста, честно и откровенно на один вопрос, — наконец я прервал тишину. — Кто я такой и кто вы такие?

— А во-вторых, — глухо и мрачно спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Что, во-вторых? — недоумённо спросил я.

— У вас ранее было два желания. Что вы хотите во-вторых, ну, кроме Звизгуна, помидор, груздей, куска свинины и девы?

— Ах, да… Я прошу, нет, требую, обращаться ко мне в соответствии с моим статусом: Ваше Величество, Сир, Государь, Император, в крайнем случае, — Мой Король.

— Если вы Император, то какой же вы Король? — устало и безнадёжно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Император-то я Император, но номинально являюсь Королём Третьего Острова! — буркнул я.

— А вы знаете, где находится Третий Остров? — скривил тонкие губы в иезуитской улыбке ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Где-то там, в загадочной и туманной дали, — нараспев произнёс я. — Мне плевать на ваши аэросъёмки и снимки из космоса. Третий Остров ждёт меня, своего блудного сына. Скоро я ступлю на его твердь, упаду ниц, обниму родную землю, поцелую её и очищу все зёрна от плевел! Каждый ПУТЬ имеет и своё начало, и свой конец. Есть время для разбрасывания камней, а есть время для их собирания!

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, этот тип окончательно сошёл с ума, Бог с ним, с убогим, — перед нами внезапно появилась Девушка. — Как-нибудь обойдёмся и без него.

— Как же нам без него обойтись!? — раздражённо рявкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, ударил кулаком о кулак, покраснел, скрипнул зубами, но потом мгновенно успокоился и вкрадчиво обратился к Девушке — Милая, а когда вас последний раз обуревала страсть? Такая, знаете ли, всепоглощающая, до ломоты во всех чреслах!?

— Да, да! Именно до ломоты! — я вожделённо уставился на незнакомку.

— Я вижу, что количество сумасшедших на этом острове увеличивается с катастрофической скоростью! — завизжала девица — Бред какой-то! Мне — тысяча лет! Какая страсть!? Какие чресла!?

— Что, ей действительно тысяча лет? — поразился я. — Ого, однако, ишь ты, о как! Надо же! Ибо…

— Ну что за идиот! — возмутилась дева. — Что он несёт!?

— На самом деле ей намного больше. Намного… — устало произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Что вы хотите, женщины! Однако…

— Ах, ты, старый пердун! — взвилась Девушка.

— Бедненькая, сейчас я тебя утешу и обогрею, — я сделал движение в сторону очаровательной незнакомки.

— Всё, ты меня достал, юродивый! — она бессильно упала на песок. — Хочешь узнать кое-что о своём Третьем Острове, а!?

— Хочу. Мечтаю! Жажду!

— Так вот, ты на нём стоишь! Идиот! Дебил! Ну, получай своё вожделённое знание! Ты доволен!? — Девушка торжествующе взмахнула руками, истерично и злобно рассмеялась.

Я оцепенел и сначала похолодел, а потом оледенел, затем опустил свой поражённый взор на песок, взглянул на пальму, зачем-то осторожно потрогал её грубую и шершавую поверхность дрожащей рукой, а потом тяжело, пронизывающе и мрачно посмотрел на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. Злоба и отчаяние вскипели во мне.

— Как!? Этого не может быть! — я резко вскочил. — Вы нагло лжёте, за что подлежите немедленному наказанию!

ЗВЕРЬ также подскочил, рыкнул вязко и ужасно. Мир, как и полагается в таких случаях, замер и скукожился, воздух мелко и довольно противно завибрировал. Да, Девушка явно переборщила с выражением эмоций. Так нельзя, глупая! Говорю это со знанием дела, так как я сам ещё тот психопат, которого следует поискать в миллионах Миров! ЗВЕРЬ вдруг присел, готовясь к прыжку, напружинил ноги.

— Телепортируй их обратно! Через седьмой Портал! С нас на сегодня хватит! — панически заорала Девушка, вскакивая с песка, и растворилась в мутном дрожащем мареве, которое бесшумно и мгновенно поглотило её.

Я вдруг почувствовал, что рассыпаюсь на миллион мелких осколков, которые, возможно, уже никогда никому не удастся склеить. Горячая тьма разодрала и растерзала мой мечущийся разум, словно дикая кошка, самая когтистая из когтистых, самая чёрная из чёрных, самая кровожадная из кровожадных, самая хищная из хищных. Аллилуйя, Бессмертному, в очередной раз — аллилуйя! Гори всё синим пламенем! Мне ли жить в печали!? Если не мне, то тогда, кому же!?

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мой разум всё-таки сумел восстановиться, вынырнуть из чёрной бездны, обрести объём и ясность, вернуть себе свою первородную сущность. Тело последовало его примеру. Оно словно склеилось из миллиардов фрагментов, которые до этого хаотично вихрились в неведомом мне пространственно-временном континууме. Слава Богу, слава неведомому и загадочному порталу! Хотя бы за то, что он сохранил моё сознание в том виде, в котором ему и положено быть.

Я с безумным и немым воплем на устах завис на несколько мгновений между небом и морем. Вместе со мной в горячем воздухе зависла туча щепок, какого-то тряпья, металлических и деревянных фрагментов судна, кровавых ошмётков и ещё чего-то непонятного, того, что осталось от нашей славной галеры. Рядом со мною, вздыбив шерсть, мрачно и молча парил ЗВЕРЬ. Потом мы почти одновременно плюхнулись в воду, тяжело и гулко взбаламутив её поверхность, родив при этом кучу брызг и миллион пузырьков. Мы обречённо погрузились в мрачно-синюю бездну, вырвались из неё на морскую поверхность злыми, яростными и полными решимости до неузнаваемости изменить этот мир.

А изменять было что! Во всём обозримом пространстве вокруг нас шёл бой. И какой бой! Я увидел плавающий рядом огромный кусок то ли палубы, то ли борта взорванного судна, взобрался на него, мгновенно оценил обстановку. Нам противостоял грозный враг, флот которого по числу кораблей явно превосходил наш! Однако, это достигалось в основном за счёт многочисленных мелких и средних пиратских судов. Количество больших боевых галер с той и другой стороны было вроде бы примерно равным. Это я понял по флагам, которые развевались над сражающимися кораблями. Я лихорадочно оглядывался вокруг, оценивая и анализируя ситуацию. Эх, мне бы место повыше!

Между тем вражеские корабли смертоносными волнами тяжело надвигались на мой флот. Да, численное превосходство налицо! Ну и чёрт с ними! Наплевать! Победа или смерть! Империя превыше всего! Что нам численное превосходство противника?! История не раз знавала такие случаи, когда оно не спасало вроде бы могучие и многочисленные армии от разгрома! Суть не в числе, а в умении, ну и в боевом духе, конечно. Именно боевой дух, священная ярость и праведный гнев решают всё! Вперёд, мои славные воины! Император с вами! Победа или смерть!

Всё бы ничего, такая ситуация мне не впервой, но присутствовало одно большое «НО»! На бортах нескольких больших галер противника имелись пушки! Да, да!!! Самые что ни на есть настоящие пушки! И палили безжалостно они отнюдь не с пиратских суден, а с кораблей, на которых гордо и мощно развевались флаги с изображением красного треугольника в белом круге! Флот Ордена Посвящённых! О, как, ишь, ты, однако!

Ах, рыцари вы наши, доморощенные! Ах, суки, ах, мерзавцы, ах, подлецы, ах изменники! Ну, я до вас доберусь, я с вами попозже встречусь и разберусь, я ваш плюгавый островок вместе с замком сотру в порошок, размажу, как повидло по бутерброду, съем и не подавлюсь! Я вас всех растерзаю, сожгу и сравняю с землёй! Дайте мне только чуть времени, монахи долбанные! Ах, тамплиеры вы мои недобитые!

Мой славный флот нёс довольно значительные потери. Ядра противника проламывали борта галер, расщепляли вёсла, сносили, словно ураганом, мачты, паруса и надстройки, кромсали, перебивали, дробили и безжалостно перемалывали всё живое и неживое. Дым, грохот, шум, гам, тарарам! Одно из ядер чуть не попало прямо в меня. Я вовремя почувствовал его приближение, ускорился, сделал мощный прыжок в сторону, снова оказался в воде. Ядро проломило мой импровизированный плот, разнесло его в щепки.

Да, МАГИСТР и компания иже с ним времени даром не теряли. Видимо, произвели порох из подручных средств, выковали или отлили пушки и ядра, вот вам и рывок в технологии. Из чего же состоит порох? Ну-ка, ну-ка? Селитра, сера и … уголь! Да, да!!! И ещё в памяти всплыло, — нитрат целлюлозы или что-то в этом роде, или нечто другое, но что-то рядом с этим. Да, химик из меня, конечно, никудышный, ну, не беда. Порох порохом, пушки пушками, а доброго абордажного боя пока никто не отменял! Слава Богу, что здесь, на Островах, нам до торпед, ракет и лазеров ещё очень и очень далеко. Так да здравствует вечный, как этот мир, славный рукопашный бой!

Я вдруг увидел перед собой высокий борт галеры. Та самая, пиратская, когда-то захваченная мною! Тяжёлая, массивная, но в то же время изящная, сделанная из крепкого дерева, обшитая тускло-жёлтым металлом! Вот и мой Флагман! Он гудел, стонал, но не сдавался. Мощно и слаженно работали катапульты и гигантские арбалеты. Ядра на цепях и без них, зажигательные снаряды и стрелы исправно и методично посылались в сторону противника, наносили ему довольно ощутимый вред. Пушечные ядра, выпущенные врагом, отскакивали от бронированных бортов, как орехи, но ломали мачты и опустошали верхнюю палубу от находившихся на ней бойцов.

Ничего, ничего! Молодцы, ребята! Так держать! Ну, мы сейчас им, нежданным врагам нашим, сволочам, хилякам и тупицам, покажем кузькину мать! Только вот обрести бы мне опору под ногами. «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир!». Кажется, так сказал когда-то один очень древний учёный грек!?

Чёрт возьми, как же мне подняться на борт моего славного флагмана!? От воды, как таковой, ни я, ни ЗВЕРЬ не оттолкнёмся. Это бы противоречило элементарным законам физики. Что же делать? За борт не ухватишься. Он почти идеально гладкий, высокий, да ещё и подшит металлом.

Как там поживает лебёдушка моя ненаглядная, свет моей заблудшей души? И, вообще, выжила ли она после такого взрыва!? Мне вдруг вспомнилась моя новая знакомая с Третьего Острова с её тысячелетней историей, с пшеничной чёлкой и тонкими лодыжками. К чему и зачем это сейчас!? Где же моя ИСЭ, неутолённая и призрачная страсть, мечта моя, горе моё, любовь моя на все времена?! Боже, я, кажется, сошёл с ума! О чём я сейчас думаю!? Всё перемешалось в моём сознании, перехлестнулось, запуталось и дико переплелось.

Видимо, сказывается влияние контузии и телепортации. Ну что же, спасибо моим новым знакомым хотя бы за то, что не убили, пожалели, доставил меня и ЗВЕРЯ к месту битвы целыми и невредимыми! А, вообще, как всё надоело! Не хочу быть марионеткой в чьих-то руках, страстно желаю стать кукловодом! Ладно, надо двигаться дальше. Движение рождает и продолжает жизнь! «И вечный бой, покой нам только снится!». Вперёд, вперёд, Бессмертный! «Что возбуждает сильнее вина: женщины, лошади, власть и война!». Прежде всего — война, всё остальное — потом, а особенно женщины! Чёрт возьми, как же попасть на корабль!? Эти мысли хаотично метались в моей голове, пока я беспомощно барахтался в воде.

— Капитан, ШЕВАЛЬЕ!!! — заорал я, пытаясь перекрыть звуки боя, но это не принесло никакого результата.

— Э, У, А, А, А, А!!! — вдруг трубно, тревожно и протяжно завыл ЗВЕРЬ, и был его вой так мощен и ужасен, что шум битвы на время неожиданно смолк, как будто всё вокруг оказалось покрытым толстым, плотным и вязким слоем ваты.

— ШЕВАЛЬЕ!!!

— Э, У, А, А, А, А!!!

— Сир, я здесь! — над искромсанным и окровавленным бортом галеры показалась весёлая физиономия моего доблестного соратника. — Вы живы!? Не может быть! Слава Богу! Как я рад Вас видеть! Как Вы выжили? Невероятно! Не верю глазам своим!

— Эх, сударь, однако какие крайне странные вопросы вы задаёте БЕССМЕРТНОМУ! — облегчённо и весело засмеялся я.

— Извините, Государь, сейчас спущу трап!

Через минуту мы со ЗВЕРЕМ были на палубе галеры. Кругом валялись трупы, кровь текла рекой, остатки команды, воинов и Гвардейцев оказывали врагу достойное и яростное сопротивление. Огромная вражеская галера, облепленная полуголыми, что-то дико орущими пиратами, изрыгая огонь и дым, неумолимо надвигалась на нас. Вдруг на корме судна я разглядел несколько шеренг суровых и неподвижных бойцов в блестящих доспехах и в красных плащах, на которых были вытканы до боли знакомые мне треугольники и круги.

— Славно, ой как славно! Сейчас мы по настоящему схлестнёмся с этими дикарями и ещё кое с кем! — воскликнул я, ускоряясь и с лёгкостью увёртываясь сразу от трёх ядер, довольно кучно посланных в мою сторону с вражеского корабля.

— Зрелище, достойное, Гомера, Сир!

— Бог с ним, с Гомером, мне бы сейчас моего славного Придворного Летописца! Такие события, такой экстаз, такой героизм, такие подвиги во славу Империи! Нельзя позволить им кануть в безвестность!

— Никак нельзя, Государь!

— Ладно, не едиными преданиями и легендами жив человек, — мрачно и со злостью произнёс я. — Надо жить настоящим, просто жить и получать от этого удовольствие, вот и всё! К чёртовой матери мысли об изменчивой и капризной вечности! История творится в обыденности, в реалиях, здесь и сейчас! В бой! Кто-нибудь когда-нибудь всё равно о нас вспомнит и напишет!

— Как хорошо сказано, Сир!

— Я ещё ничего не сказал! — весело заорал я, а потом мощно прыгнул на чудом уцелевшую мачту нашей славной галеры, завис в каких-то канатах. — Воины, братья, соратники! С вами ваш великий Император и АНТР! Вперёд, на абордаж, за Родину, за Империю! Плевать на всё, кроме Империи! Смерти нет! Вперёд! Вперёд, други мои!

— Плевать, плевать на всё, кроме Империи! За Императора! — раздался в ответ мощный рёв сотни глоток.

— Вперёд, за мной! — заорал я, ускоряясь по максимуму и делая гигантский прыжок на палубу неприятельской галеры, которая уже приблизилась к нам на небольшое расстояние.

Рядом со мною в воздухе то ли летел, то ли парил ЗВЕРЬ. Был он яростен, страшен и могуч. Искры сыпались из вздыбившейся чёрной шерсти, глаза горели магическим и ужасающим светом, утробный, всё подавляющий и всё поглощающий, рёв сотряс небо и море. Стало зябко, тревожно и неуютно, — даже мне.

Мы ещё не долетели до вражеского корабля, очевидно, флагмана, когда на нём началась страшная паника. Раздались визгливые крики и истошные вопли, полные страха и отчаяния. Пираты бросились с центра палубы врассыпную в разные стороны, давя друг друга. В море посыпался густой горох человеческих тел. Их было несколько сотен. Нас двое, а их сотни! Что же, предыдущий опыт общения со мною и с Псом явно пошёл флибустьерам на пользу! Кстати, это уже моя четвёртая схватка с ними. Да, слава обо мне и ЗВЕРЕ видимо докатилась до самых удалённых уголков Империи! Это хорошо! Очень хорошо!

Воины Ордена Посвящённых, облачённые в блестящие доспехи, к моему удивлению, не запаниковали, сохраняли ледяное спокойствие. Они образовали на палубе полумесяц, обращённый выпуклой стороной в нашу сторону, выставили короткие копья, закрылись прямоугольными щитами и сдвинули их впритык друг к другу.

Внутри полукруга возвышалась надстройка. На ней стоял рыцарь в сияющих латах, опирающийся на длинный меч, облачённый в чёрный плащ, на котором я разглядел всё ту же эмблему Ордена Посвящённых, — красный треугольник на фоне белого круга.

Неужели сам Верховный Магистр!? Навряд ли, скорее всего кто-то из его ближайшего окружения. Какой-то заместитель, или Командир Гвардии, например. А вообще, имеется ли в Ордене Гвардия? Скорее всего да. Гвардия, в том или ином виде, имеется везде и всегда. Так приятно осознавать, что ты, избранный кем-то, окружён такими же избранными, которых избрал лично ты. Все мы хотим быть творцами, пусть иногда и на микроскопическом уровне, но хотим. Что уж тут поделать… Эти мысли промелькнули внутри меня во время затяжного прыжка на вражескую галеру и окончились в момент жёсткого приземления на её палубу.

— ЗВЕРЬ! — я кивнул на ощетинившихся копьями рыцарей Ордена Посвящённых.

Жаль ребят, но они сами выбрали свою судьбу. Все мы делаем это рано или поздно.

— Сударь, иду на ВЫ! — весело крикнул я и, мощно оттолкнувшись от палубы, сделал очередной гигантский прыжок в сторону надстройки.

Я ожидал жёсткого приземления, но этого не произошло. Я с удивлением почувствовал, что силу удара что-то погасило, а потом увидел под ногами роскошный, толстый и мягкий ковёр с густым ворсом, в котором я чуть не утонул. Я крякнул, удивляясь такой роскоши и излишеству, плавно вытащил из ножен ЭКСКАЛИБУР, который лениво сверкнул всеми цветами радуги на нестерпимо ярком солнце.

— Предлагаю познакомиться, — весело ухмыльнулся я. — Перед вами — Император трёх Островов, Сотрясатель Мироздания, Покоритель Вселенной, гроза миллиона параллельных миров, а главное, красавец, умница, поэт. С кем имею честь?

— Забавный Вы малый, Ваше Величество. Однако… — грустно и задумчиво произнёс мужчина в чёрном плаще. — Наслышан о Вас, очень много наслышан. Не думал, что мы с Вами встретимся вот так, лицом к лицу, не на приёме, а на поле брани. Не знаю, то ли мне плакать, то ли смеяться. А, вообще-то, Вас не должно быть в живых. Каким образом Вы уцелели после такого мощного взрыва, ума не приложу!? Это невозможно! Теперь исход битвы абсолютно неясен!

Внизу раздались какие-то команды, потом крики, ругань, стоны, вопли, звон мечей и страшное утробное рычание, зловещее, хищное и безжалостное. Мы внимательно прислушались к этим тревожным звукам: я — печально и удовлетворённо, незнакомец — печально и с большой досадой.

— Гвардия умирает, но не сдаётся, — грустно произнёс я. — Жаль ребят, видимо хорошими воинами они были.

— Да, один трёх стоил, — так же грустно сказал незнакомец. — Ну, если ЗАЩИТНИК здесь, то нам конец… Ах, Сир, как, однако, всё печально и трагично складывается…

— А как же мне без ЗВЕРЯ!? Он всегда при мне! — удивился и возмутился я. — ПУТНИК без собаки, — не путник!

— Да, уж… — поморщился рыцарь, прислушиваясь к звукам внизу и скорбно обозревая битву, происходящую вокруг нас.

— Кровь павших бойцов не на моей совести, а на вашей.

— Вопрос спорный, Сир…

— Не наблюдаю ничего спорного, — пробормотал я. — Послали людей на верную смерть. Зачем, к чему!? Каков смысл, какова цель? Мне всё равно предназначено всех победить, и вас и многих других, неужели это не понятно!?

— Вот как? Интересно, интересно, Сир. А что касается смысла… В каждом нашем серьёзном поступке есть свой смысл. Иногда он бывает потаённым, невидимым и непонятным для большинства людей. Но именно подспудность явлений и поступков определяет течение событий на видимом верху, я бы сказал, на высшем уровне.

— Боже мой, как заумно и глубокомысленно! — ухмыльнулся я. — Особенно, если эти банальные сентенции с умным видом декларируются на фоне кровавой и бессмысленной резни.

— Времена и пространства меняются, вечные истины, если они и банальны, никогда! Сир, в этом заключается самая главная истина! — хищно улыбнулся незнакомец. — А что касается данной битвы, то она вполне ожидаема и закономерна, имеет свой смысл при всей кажущейся её бессмыслице, правда лишь на небольшом историческом отрезке времени. О, сколько битв было и ещё будет!

— Однако, вы, сударь, — циник!

— Что есть, то есть, Сир.

— Истина…Что есть истина!? — печально произнёс я и посмотрел в ясное и глубокое небо. — Странно, отвратительно и непонятно мне всё на этом свете. Ладно… Вернёмся к теме плача и смеха.

— К чему, к чему, Государь?

— Ну, вы сказали, что при виде меня вам хочется и плакать и смеяться. А вы сделайте это одновременно, — насмешливо улыбнулся я, усаживаясь по-турецки на ковёр и не выпуская меча из рук. — Если кое-что делать одновременно, не всё, а кое-что, то успех мероприятия гарантирован. Вот, например, — коктейль «Кровавая Мэри». Наливаем пластами томатный сок и водку, и, не размешивая, всё это одновременно выпиваем. В принципе, делаем два дела сразу и получаем от этого удовольствие. Можно по-другому. Выпиваем сто грамм водки и через короткий промежуток времени запиваем её тем же томатным соком. Вроде бы всё одно и то же, но, ан нет! Определённый разрыв во времени потребления, знаете ли… Впечатления и результат совершенно другие!

— Не совсем понял, Вас, Сир.

— Эх, милейший! Если бы мы понимали всё на свете, то было бы неинтересно жить, — вздохнул я, бросая мимолётные и пристальные взгляды вокруг. — Прикиньте, просыпаетесь вы однажды утром и понимаете, что всё, абсолютно всё знаете и обо всём имеете полное представление! Ужас! С ума можно сойти! Что делать дальше, как жить?! Куда бежать, к чему стремиться!? Беда, беда!

— Интересные рассуждения, Сир. Согласен с Вами.

— Мне нравится, что вы назвали меня с первых секунд знакомства вот так, с ходу, решительно и безапелляционно, — Сир, — сказал я. — Это весьма хороший знак. Возможно, я вас не убью.

— Премного благодарен, Сир…

— Вы, кстати, так мне и не представились.

— Первый Магистр Ордена Посвящённых, Сир, к Вашим услугам.

— Вот как? У меня к вам предложение. Как вы насчёт Имперского подданства и титула Графа, а?

— Сир, я и так Граф…

— Ну, хорошо, тогда будете Герцогом, — благодушно произнёс я. — Кстати, вы в курсе, что в ногах правды нет?

— Заманчивое предложение Вы мне сделали, весьма заманчивое, я подумаю, — грустно усмехнулся Первый Магистр, грузно садясь передо мною на ковёр и тяжело лязгая доспехами. — Вы знаете, Государь, надоело мне всё, ей Богу. Эта бесконечная суета-маета! Какая-то беготня, прятки-догонялки, заговоры, интриги, неспокойные мысли по ночам. Думы, думы, думы… Скука, поганая сука, одолела…

— У вас случайно нет брата? Я зову его МАГИСТРОМ. Он, вроде бы, тоже из вашего Ордена. Такой мрачный, морщинистый, с огромным конём и не менее огромным мечём. Тоже всё о чём-то постоянно думает, от всего устал, бедняга.

— Ах, Вы о ПОЛКОВНИКЕ? — слабо улыбнулся Первый Магистр. — Он тоже, значит, устал?

— Да, жалуется мне по этому поводу постоянно, — ухмыльнулся я. — Почти согласился, знаете ли, давеча, на графский титул и поместья, где он намеревается с честью и удовольствием закончить свою старость.

— А почему почти?

— Что почти?

— Сир, Вы сказали, что он почти согласился.

— Да знаете, именно в это время наша галера взлетела на воздух, — поморщился я. — Как-то нехорошо вышло. То ли я обрёл, то ли потерял нового подданного, очень ценного подданного. Не понятно и жаль. Мужик, в принципе, неплохой…

— Ничего, всё образуется, Сир.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся я. — А вообще, нарушаете вы правила игры, сударь, нарушаете. К чему порох и пушки в раннем средневековье!? Может произойти цепная реакция с непредвиденными последствиями. Дурной пример заразителен, знаете ли.

— Я тоже так считаю, но не всё зависит от моего мнения, хотя я и Генерал, и Первый Магистр.

— Боже мой, куда ни плюнь, — кругом одни МАГИСТРЫ, ПОЛКОВНИКИ, ГЕНЕРАЛЫ и МАРШАЛЫ! — с досадой произнёс я. — Мне пора испытывать острый комплекс неполноценности, жалеть себя, завидовать вам всем. Как никак, я всего-навсего какой-то жалкий Капитан!

— Зря Вы так! Вы отнюдь не какой-то жалкий капитан! — искренне вознегодовал Генерал. — Быть Капитаном Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Воздушно-Космических Сил Земли очень почётно и ответственно! Морская Пехота, — навсегда, Сир!

— О, как, ишь, ты, однако! Ибо… — я с огромным удивлением посмотрел на собеседника. — За весь этот день я узнал о себе столько нового и неожиданного, что данной информации с лихвой хватило бы на год! Очень интересно, с каждым разом всё интереснее и интереснее… Ну что же, Морская Пехота навсегда! Ура!

— Общение обнажает истину, Сир, — досадливо поморщился Генерал. — Всё-таки вытянули Вы из меня кое-какую информацию, чёрт возьми!

— Да, вы правы, насчёт общения, — ухмыльнулся я. — А как вы думали, я просто так здесь с вами время теряю? Вот таким образом и собираю знания по крупицам, то там клюну зёрнышко, то сям! Ну и как насчёт моего предложения? Ну, я о Герцогстве? Конечно же, за мною пара замков и Горный Жеребец в придачу.

Первый Магистр молча и мрачно посмотрел мне в глаза, потом нервно отвернулся в сторону. Бой кипел вокруг нас по всему обозримому пространству, но на палубе нашей галеры было тихо. Я, не теряя собеседника из вида, слегка перегнулся через парапет, посмотрел вниз, с сожалением оглядел поле недавней схватки, вернее, поле избиения и растерзания, печально поморщился.

ЗВЕРЯ нигде поблизости не было видно, но я слышал ужасные вопли и крики, то там, то сям доносящиеся с вражеских галер. Видимо, Пёс принимал самое непосредственное и активное участие в абордажных схватках. К настоящему времени он, слава Богу, безошибочно научился отличать своих от чужих.

Я снова обратил свой взор на Генерала. Он сидел хмурый, настороженный, задумчивый, и непонятно было, что у него на уме. Я сжал рукоятку меча. Что же с ГРАФИНЕЙ, неужели погибла? Не дай Бог! Лебёдушка моя ненаглядная, только не это! Кстати, а где мой ПОСОХ? Я внимательно прислушался к звукам битвы, снова огляделся вокруг. В её хаосе сталкивались, переплелись и сплетались мои и неприятельские корабли. Раздавались громкие команды, слышались крики и вопли, стоны, ругань и проклятия. Трещало, ломалось и рассыпалось на щепки дерево. Визжали и скрипели мачты, хлопали паруса, вставали на дыбы вёсла. Мечи звенели, стрелы свистели, копья пронзали доспехи и тела. Ядра, посланные с вражеских кораблей, безжалостно крушили и топили наши суда. Что же, пришло время решительных действий!

Дым от горящих кораблей заволакивал всё вокруг и не спешил уходить прочь, так как на море царствовал полный штиль. Солнце сияло жарко и ослепительно. Гладь воды периодически вспенивалась от падающих тел и брезгливо морщилась от потоков крови, уродующих её томный, гладкий и ясный лик. Наша галера дрейфовала по небольшому пространству воды между сражающимися кораблями. Видимо, было нечто мистическое в том, что посреди битвы вот так спокойно и непринуждённо сидят на роскошном ковре два предводителя сражающихся сторон, и ведут неспешный и мирный разговор.

Ни одна стрела, ядро или копьё не долетали до нас, ни одно судно не смело приблизиться к нам. Мы словно парили в какой-то отдалённой от всего остального мира нереальной и зыбкой невесомости, которая должна была рано или поздно закончиться тяжёлым падением в суровую действительность.

Между тем, противник кое-где, очевидно, стал брать вверх, в основном в тех местах схватки, куда ЗВЕРЬ не мог добраться из-за расстояния, разделяющего его и корабли неприятеля. Кроме этого сказывалось значительное численное превосходство неприятеля. Абордаж без него, без численного превосходства, конечно, бывает успешным, но редко. Масса есть масса… Пришла пора изменить расстановку и соотношение сил, иначе я могу остаться без большей части флота. А как же без него, — родимого и горячо любимого!? А самое главное, из Генерала, скорее всего, мне уже сегодня ничего не вытянуть. Что же, пришла пора расставить все точки над «и».

— Ну, и… Вы принимаете моё предложение? — решительно спросил я, легко вставая.

— Надо подумать, — ответил Первый Магистр, также довольно резво, несмотря на тяжёлые доспехи, вскочивший на ноги.

— Для раздумий нет времени, защищайтесь, сударь! — я сделал молниеносный выпад мечём вперёд.

Сталь встретилась со сталью. Клинки охнули, зазвенели, испустили разноцветные искры и завибрировали.

— Неплохо! Очень неплохо, сударь! У вас отменная реакция, — удивлённо произнёс я.

— У Вас, кроме такой же великолепной реакции, очень хороший меч, Сир, — раздался насмешливый голос в ответ.

Я ускорился, прыгнул вперёд, сделал кувырок, мой меч со свистом вспорол не врага, как ожидалось, а всего лишь воздух. Всего лишь! Меч противника между тем прошёл в миллиметре от моего плеча.

— Да вы, сударь, однако, Ускоренный? — с удивлением воскликнул я и сделал очередной молниеносный выпад.

— Последний из Ускоренных, Сир, — горько и печально произнёс Генерал, с лёгкостью отражая его. — Увы, увы… КООРДИНАТОР оказался полным идиотом. Все резервы бездарно исчерпаны. Идиоты, они и в Африке идиоты, как любите говорить Вы, Сир!

— Да, я сегодня уже второй раз категорично заявляю, что кадры решают всё! — отечески посетовал я, изящно и легко увёртываясь от молниеносного выпада Генерала.

— Полностью с вами согласен, Сир! — противник нанёс ещё один быстрый, скользящий и коварный удар, но я успешно избежал его последствий, максимально ускорившись.

— Ничего себе! — изумился противник.

— А как вы хотели!? — весело воскликнул я и провёл молниеносную контратаку, поднырнул под Магистра справа и заставил громко зазвенеть его доспехи.

— Однако, какая у Вас скорость, Государь!? Феноменальная! Никогда бы не поверил, если бы не убедился в этом сам лично!

— Спасибо за комплимент! А почему вы являетесь последним из Ускоренных? На основании чего сделан такой вывод? — живо поинтересовался я, нанося мощный рубящий удар сбоку. — А я!? Нас ведь осталось двое?! Да нет, есть ещё МОЛОТ и какой-то Мастер ГРОМ! А кроме них бродит по Окинаве некий Учитель.

— МОЛОТ и ГРОМ живы!? Это для меня новость, Сир!

— Вот, видите, я хоть чем-то вас порадовал!

— Что касается Вас, то Вы не совсем Ускоренный, Сир! — ответил мой визави, мастерски отклонив мой молниеносный боковой удар и быстро уйдя в сторону. — МАГИСТР ввёл Вас в заблуждение. Полковник, старый лис, знает своё дело. В контрразведке он уже пол века, что Вы от него хотите!? И не нужен ему титул, и не нужны ему поместья, и не нужен ему никакой отдых на пенсии, которая ему тоже не нужна! Ничего ему не нужно, вернее, ему нужно только одно!

— Что же? — я прочертил глубокую полосу на нагруднике рыцаря, но, увы, недостаточно глубокую.

— Полковник жаждет власти. Он хочет стать КООРДИНАТОРОМ. Не верьте ему, Сир! Даю Вам искренний и честный совет!

— Спасибо за ценную и своевременную информацию! Приму её к сведению непременно! — воскликнул я, ещё более ускорившись и ныряя противнику под ноги.

Мой меч всё-таки достиг своей цели. Я пробил Генералу набедренную защитную пластину и, видимо, перерубил то ли сухожилие, то ли кость. Он дико закричал, упал на палубу, обливаясь кровью, задёргался в конвульсиях:

— Больно, Боже, как больно!!!

— А как вы хотели!? «Назвался груздем, — полезай в кузов!». Так говорит одна старинная русская пословица, — я подошёл к сопернику, с лёгкостью сорвал с его ноги покорёженные латы, нашёл на палубе кусок парусины, туго обмотал ею ногу Магистра.

— Это всё, что я могу для вас сделать. Мне пора, дружище. Подумайте всё-таки над моим предложением. Не прогадайте… Моя Империя не ограничится двумя, вернее, тремя Островами. Я буду владеть всем миром! Всей Вселенной! И другими Вселенными!

— Успеха Вам, Сир, — мучительно морщась от невыносимой боли, прохрипел Генерал.

— Последняя услуга с вашей стороны, сударь. Ответьте честно на один очень важный для меня вопрос, — горя нетерпением, произнёс я.

— Каков он, Сир? — промычал мужчина.

— Кто я такой на самом деле? Почему не Ускоренный? Если не он, то кто же, чёрт возьми!?

— Сир, Вы — НЕКТО! — простонал Генерал, собрав последние силы, после чего потерял сознание.

О, как, ишь, ты, однако! Очень непонятная, странная и неожиданная новость. НЕКТО, НЕКТО… Что это значит!? Я стоял растерянный и огорчённый. Ну, спасибо, Генерал! Ты так прояснил обстановку! Лучше бы я не задавал этот проклятый вопрос! Ладно, оставим данную тему в покое. Однако, хватит говорильни, пора действовать!

Я поднялся на пиратском флагмане во весь рост, воздел руку с окровавленным мечём к небу и крикнул во всю мощь лёгких:

— Да здравствует Империя! Мы непобедимы! Родина или смерть!

Рядом вдруг неожиданно возник ЗВЕРЬ. Он задрал тяжёлую чёрную башку к невесомому и голубому небу и завыл: громко, дико, протяжно и зубодробительно. И столько было в этом вое внутреннего, тяжёлого и грозного напряжения и силы, что всё вокруг застыло, замолкло и мрачно погрузилось в какую-то тягучую и зыбкую патоку, сковывающую движения и неотвратимо затягивающую во внутрь себя.

— Да здравствует Император! Мы непобедимы! Родина или смерть! — нестройно, но громко донеслось с моих уцелевших кораблей.

— Гвардия, где моя Гвардия!? — заорал я и так топнул ногой по палубе, что вся галера задрожала и завибрировала.

— Мы здесь, Сир! — раздался пронзительный голос ШЕВАЛЬЕ с моего истерзанного и непобедимого флагмана, дрейфующего неподалёку. — Гвардия, вперёд! Гвардия не сдаётся!

Тысячи лужённых глоток, принадлежащим и Гвардейцам и не гвардейцам, вошли в унисон с морем и небом, сотрясли мироздание и повергли врагов в прах ещё до того, как наши клинки скрестились с их клинками в последней схватке. Что такое победа? Заключается ли она всего лишь в мече или в силе духа, двигающим этим мечём? Абсолютно риторический вопрос!

— ЗВЕРЬ! — заорал я, сжал в руке свой славный ЭКСКАЛИБУР и сделал неимоверный, гигантский прыжок на тяжёлую вражескую галеру, которая неторопливо приближалась к нашему флагману.

— У, А, Э, У, У, А, А, А, А!!! — раздался в ответ ужасный рёв, и оцепеневший и замерший до этого мир замер ещё сильнее.

И продолжилось сражение, и мы со ЗВЕРЕМ окунулись в него, как две огромные и чудовищные пираньи в аквариум с карасями, и началась бойня. И длилась она весь оставшийся день. Мы совершали бесконечные прыжки с корабля на корабль, внося опустошение в ряды противника. И рвались латы, и отделялись от туловищ головы, и кровь хлестала из ран, и вопли боли и отчаяния заглушили все существующие в мире звуки.

И сталкивались бортами, и натыкались на тараны, и получали пробоины, и горели, и уходили на дно корабли. И было всё, словно в тумане, и море стало красным и ещё более солёным, и бессмысленным и безнадёжным показалось это омерзительное зрелище небу, которое спрятало свою голубую прозрачность за багровыми цветами предзакатного, вечного и ко всему равнодушного солнца.

И было так печально и весело, и мрачно, и радостно, и грустно, и страшно и беспечно. И забыли все на время о смерти. Почти забыли… Вечная, как мир, история, — постоянное и подспудное ожидание смерти, и затаённая обида по этому поводу. Но если смерть наступает преждевременно, то обидно вдвойне. А если смерть насильственная, то — втройне! Неизбежность обычной смерти рождает ощущение бессмысленности бытия. Ожидаемое наступление насильственной смерти влечёт, кроме этого, ещё и разочарование от несправедливости. Почему именно я, именно сейчас, и вот так!?

Между тем долгая, грандиозная и кровавая битва подошла к концу. Мрачная, звёздная, холодная осенняя ночная тьма тихо и медленно опустилась на печальное и задумчивое море, лик которого был испоганен обильной кровью. «А утром они проснулись…». И ужаснулись… Но, то, что сделано, — сделано! И быть сему, и быть сему!

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Вы знаете, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, а он мне, как ни странно, нравится, — задумчиво и как-то тягуче произнесла Девушка..

— Наконец-то вы прозрели, милая моя, слава Богу.

— Да не называйте меня так! Я вам не милая, и не ваша! Ненавижу такое обращение. Вы же прекрасно знаете, что я отнюдь не милая! Я — расчётливая, прагматичная сука, алчная и похотливая хищница, полная скепсиса и ехидства, стерва из стерв, разочарованная в этом скучном и никчёмном мире, не видящая смысла в жизни!

— Вот это характеристика, данная личностью самой себе! Браво! Как же она объективна и справедлива! Но, есть повод исправиться. Когда вы последний раз влюблялись, Советник?

— Тысячу лет назад, — раздражённо ответила Девушка.

— И что, после этого вы, того… ни разу не…?!

— Замолчите, вы несносны!

— Молчу, молчу, бедная вы моя…

— О, Боже!!! Хватит же! Я отнюдь не бедная!

— Нижайше прошу прощения, Советник! Виноват, виноват. И за что же этот тип так вам нравится? Он же не в вашем вкусе? Якобы… — хмыкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Почему же: высок, статен, довольно симпатичен, обаятелен, породист, обладает прекрасным чувством юмора. Одним словом — красавец, умница, поэт… Стихи пишет очень неплохие, согласитесь. Да ещё и Император! Их, этих самых Императоров, сейчас можно пересчитать по пальцам во всём Мире! — задумчиво произнесла Девушка. — Масса всяческих разнообразных достоинств присутствует в нём, однако.

— Какой он Император!? Все Короли мертвы. Он не имеет никакого права на какой-либо трон.

— Перед вами, уважаемый Первый Советник, самый что ни на есть настоящий Император!

— Что за бред! Самозванец, выскочка! — возмутился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А кем были Чингисхан и Наполеон?

— Ну, вы и сравнили!

— Вполне корректные сравнения. С чем вы, собственно, не согласны? Один — бывший раб: нищий, убогий и бесправный. Второй — бедный артиллерийский офицер. Наш клиент — капитан Морской Пехоты. В чём особая разница? Все мы творцы своей судьбы! — усмехнулась Девушка.

— Какая глубокая и оригинальная мысль! — буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Лучше не скажешь, как не пыжься.

— Но с чем я согласен, — задумчиво произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, — так это с тем, что он действительно неплохой поэт. Вот поэтом бы и оставался… Ну-ка, как там у него:

— Каково, а!? Замечательно!

— А дальше? — заинтересовалась Девушка.

— Сейчас вспомню:

— Что за напиток, ПУТНИК? — весело спросила меня Девушка, или как там её… Советник.

— Знамо, что за напиток, сударыня. Водка… Банально, но без всяких там маразматических экзерсисов и выкрутасов. Честно, крепко и решительно, — глухо произнёс я, вставая с кровати и потягиваясь.

ЗВЕРЬ неподвижно и мощно возвышался рядом, искоса и настороженно посматривая на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и Советника. Те сидели напротив моего ложа на двух стульях: очень спокойно, тихо, смирно, не шевелясь, положив руки на колени.

Девушка была одета в короткое голубое платье, на её прелестной головке покоилась лёгкая и изящная соломенная шляпка, которая подчёркивала высокий и плавный изгиб её очаровательной шейки. Ножки были обуты в мягкие, белые, кожаные сапожки.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ был облачён в длинные белые шорты и футболку с надписью: «Тише едешь, — дальше будешь!». На его ногах я увидел дешёвые пластиковые босоножки, на голову была надета бейсболка с логотипом фирмы «АДИДАС».

— Цирк уехал, а клоуны остались, — мрачно произнёс я, тряхнув головой. — А где самый главный клоун, тот, что в лайковых перчатках?

— О чём это вы? — захлопал глазами ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— О том самом… Цирк — это неумолимо протекающее сквозь пальцы время. Оно уходит. А мы с вами — клоуны. А я ещё к тому же — Бессмертный клоун. Цирк уехал, а мы остались. Трясём в недоумении остатками грима. Суетимся, ищем попутный транспорт. Суть, собственно, не в этом, а совершенно в другом.

— В чём же? — усмехнулся Первый Советник.

— А в том, что цирк нам уже не догнать. И смысла в этом нет никакого. Он обойдётся без нас. Что касается меня, то я — Бессмертный клоун, вошедший в резонанс со временем, и уже не имеющий сил никого и никогда рассмешить. Какое печальное зрелище! А!?

— О чём это он? — жалобно проговорила Девушка.

— Все женщины — дуры, — мрачно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Прошу не грубить!

Мы помолчали, разглядывая друг друга.

— А что там дальше? — спросила Девушка.

— Что дальше? — чисто механически задал я встречный вопрос.

— Ну, я о вашем произведении.

— Сир… — буркнул я.

— Что???

— Есть такая приставка. Это слово обязаны произносить все, кто обращается к Королю или Императору. В данном случае я един в двух лицах.

— Он меня достал! — вспыхнула Советник.

— Я не пойму! Что, от вас убудет, девочка моя, если вы станете произносить эту долбанную приставку!? Решается судьба Вселенной, а вы всё кочевряжитесь!!! — злобно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Я не ваша девочка! — взвилась, было, Советник, но пристальный и тяжёлый взгляд ЗВЕРЯ пригвоздил её к месту.

— Сир, прошу Вас, закончите стихотворение, оно мне очень нравится! — с воодушевлением обратился ко мне ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Пусть она попросит, и с подобающим моей персоне уважением!

— Никогда!

— Слушай, ты, стерва из стерв! Кое-кто у нас явно засиделся в Советниках! — рявкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Если я имел тебя пять тысяч лет назад, и то, всего один раз, то это не означает, что ты можешь диктовать здесь и сейчас свои дурацкие условия! Заглохни, исчезни, сгинь, сука! Или оставайся, но поступай так, как я тебе велю! Ясно!?

— Ясно… — побледнела ДЕВУШКА.

— Ох, как это, однако, по-мужски: решительно, твёрдо, жёстко и совершенно правильно! — одобрительно воскликнул я, посылая готовому на прыжок ЗВЕРЮ краткую и успокаивающую его команду.

— Благодарю, Ваше Величество, что милостиво не позволили ЗАЩИТНИКУ нас съесть, — вежливо произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и внимательно посмотрел на Советника.

— Спасибо, э, э, э… Сир, — слабо ответила она.

— Представляете, Ваше Величество, каков, однако, парадокс! — задумчиво произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, с большим интересом разглядывая Пса, — Я способен на очень многое, но ничего не могу поделать с этим странным существом! Хоть тресни!

— И что же вы можете сделать такого необыкновенного, — насмешливо сказал я, подходя к ЗВЕРЮ, и внимательно, как в первый раз, в свою очередь разглядывая его.

— Я могу сдвинуть вашу планету с орбиты или сместить на ней полюса, ликвидировать Луну, я могу регулировать интенсивность солнечного излучения, я могу влиять на магнитное поле Земли. Кроме этого, я способен изменить ход и течение времени, уйти в Параллельное Пространство, ещё многое чего могу. Но, представляете, я совершенно бессилен перед этим загадочным созданием! Невероятно!!! — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ впился взглядом в ЗВЕРЯ, который в это время глухо, довольно и чувственно урчал, так как я задумчиво чесал его за ухом.

— Странно, — пробормотал я. — Странно, очень странно… Не понимаю. Каким это образом вы один способны на такое? Ну, например, влиять на магнитное поле Земли или сдвинуть её с орбиты?

— Да не способен он это сделать один! — возмутилась Советник. — В таких ситуациях необходимы очень мощные коллективные усилия с применением особых приспособлений, расходом значительных средств и сил!

— Сир… — буркнул я.

— Что? Ах, да, Сир…

— Коллективные усилия, говорите? Ну, это же совсем другое дело! — вздохнул я. — Сразу стало легче. Коллектив, подчас, сплотить и организовать очень трудно. Противоречия, интриги, страсти, зависть и так далее! Ну, а что касается ЗВЕРЯ… Конечно, очень странно, что вы, такой могущественный, не можете с ним справиться.

— Вот и мне крайне обидно, непонятно и странно, — глухо и безнадёжно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Все известные нам физические законы природы на ЗАЩИТНИКА не дёйствуют. Абсолютно! Мои индивидуальные и коллегиальные манипуляции с энергиями и полями всех видов, с белым эфиром, с тяжёлыми и лёгкими веществами трёх классов, и даже с Пси-Сублимацией, ни к чему не привели. Я ничего не могу с ним поделать, с этим странным Псом, вернее, с Киборгом! Он словно существует вне нашего времени и пространства, понимаете? Поразительно! Это как гигантский орёл, парящий глубоко в вышине, а у тебя против него имеется всего лишь рогатка! Бред какой-то! Чего я только не пробовал, всё бесполезно! Это как идти с отвёрткой против слона. Более того, если бы не Вы, Сир, то он уже давным-давно скушал бы меня со всеми потрохами! Меня!? Первого Советника!? ПРЕДСЕДАТЕЛЯ!? Уму не постижимо!

— Да не огорчайтесь вы так, не убивайтесь! — сочувственно произнёс я. — Бывает… Вот у меня произошёл один случай сравнительно недавно. Еду я тихо и спокойно по степи на лихом Горном Жеребце, благостен и очарован её первобытной сущностью и красотой, никого не трогаю, никому не мешаю. А тут вдруг, невесть откуда — тучи, ураганный ветер и гигантские молнии из-под небес, которые, очевидно, должны были меня поразить и испепелить. Представляете!? Ах, беда-то какая, ах, какое, однако, несчастье! Что же делать, что же делать бедному ПУТНИКУ?! Что я такое и кто я такой?! Жалкая букашка под ногой тупого и могучего носорога. И знаете, что самое интересное? Я, — эта самая букашка, выкрутился, вырвался, как ни странно, избежал гибели. Свершилось чудо! О, чудо!

— К чему Вы это, Сир? — нервно и осторожно спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А к тому, что, не вы ли, любезный, метали в меня молнии, а!? — я напрягся, хищно оскалился.

То же сделал и ЗВЕРЬ, грозно вздыбив шерсть на шее. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ мгновенно побледнел.

— Успокойтесь! Не я, Сир.

— А кто же тогда?

— Пришельцы, Сир.

— Слышу о них уже второй раз. И зачем же они явились, и как же вы не смогли их остановить и победить, с вашими-то способностями, ликвидатор Луны вы наш? — с негодованием произнёс я. — Чего же это вы меня не защитили, не уберегли, если так хлопочете о моём благополучии!?

— А зачем их, собственно, останавливать и побеждать? — мрачно сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — До определённого момента наши задачи и цели были одинаковы и не противоречили друг другу. Они знают, кто я такой, я знаю, кто они такие. Приехали купцы-молодцы из-за тридевяти земель, ну и хорошо. Зачем же им сразу морду бить или убивать!? Нехорошо, как-то. Не по-человечески…

— Ничего себе купцы-молодцы! — возмутился я, а потом спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЯ в упор, тяжело падая на кровать. — А кто вы, собственно, такой? Надеюсь, не… ОН?! — я посмотрел в потолок.

— Вы прекрасно знаете, что не ОН! — раздражённо произнёс Первый Советник, хотел, видимо, встать, но, перехватив внимательный и хищный взгляд ЗВЕРЯ, смиренно и покорно остался сидеть на своём стуле. — Если бы я был ИМ, то какого хрена я бы с вами сейчас так долго, бездарно и муторно разговаривал!?

— Сир…

— Что?

— Вы забыли волшебное слово!

— Извините, Сир, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ стал пунцовым, как рак в кипятке.

— То-то, то-то, разрушитель миров вы наш! — я встал, подошёл к ПРЕДСЕДАТЕЛЮ, слегка, отечески и покровительственно похлопал его по плечу, отчего мой визави с глухим стоном ткнулся в переборку каюты. — Ну, что же это такое! В Имперскую Гвардию я бы вас не взял, истребитель Галактик вы наш! Вы, однако, слабак!

— ПУТНИК, может быть, дочитаете до конца своё стихотворение? — тягуче и чуть с хрипотцой сказала ДЕВУШКА, вежливо вмешиваясь в наш нервный диалог.

— Вы снова забыли волшебное слово, — нагло ухмыльнулся я.

— Какое? Ах, да… Сир, не удостоите ли Вы нас чести услышать Ваше гениальное и бессмертное творение?

— Вот это другое дело, — усмехнулся я. — Правда, не чувствую должной искренности и почтительности, но не беда! Всё приходит со временем. Ладно, слушайте, переворачиватели миров вы наши:

Галера лениво и плавно качалась на лёгких волнах. За её бортом занималось раннее, свежее, прохладное и слегка туманное утро. Свет мягко но уверенно переборол тьму, небо обещало чистоту, голубизну, тепло и ясность.

Я вдруг услышал крик чаек. Так, значит берег недалеко!? Что же там меня ожидает? Надо оценить общую ситуацию, подсчитать потери, собрать оставшихся в живых соратников. Что там с ГРАФИНЕЙ, с лебёдушкой моей ненаглядной!? Дай Бог, чтобы она была жива!

— Сир, успеете Вы ещё свершить очередные великие дела, — глухо и устало произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, глядя в окошко. — Пообщаемся ещё немного. А стихотворение мне очень понравилось. У Вас есть талант, это несомненно. Я совершенно искренен, абсолютно.

— Я согласна, Государь, — тихо и по-прежнему с лёгкой хрипотцой обратилась ко мне Девушка, задумчиво, влажно и с лёгкой поволокой в глазах, глядя на меня.

— Благодарю вас, господа, за то, что оценили мой поэтический дар, — усмехнулся я. — Предлагаю поговорить кое о чём более существенном и актуальном на данный момент времени. Вы до сих пор водите меня за нос, постоянно чего-то не договариваете. Извините, но мне это категорически и по вполне понятным причинам не нравится.

— Что может быть актуальнее и существеннее тонкого, изящного, наполненного тревожным настроением и вечным смыслом, гениального поэтического произведения, Сир? — томно сощурила свои очаровательные голубые глазки Советник.

— Не переигрывайте, дорогуша, — раздражённо и строго произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Я вам не дорогуша!

— Господа, а как насчёт выпить и закусить? — весело произнёс я. — Расслабьтесь, успокойтесь, будьте проще и естественнее.

— И народ к нам потянется? — саркастически буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Конечно, конечно же, прародитель Квазаров вы наш! — хохотнул я. — Ну-ка, ну-ка откройте какой-нибудь из Порталов! Звизгун в студию! И всё иже с ним! Не забудьте передать привет хозяину моего любимого трактира под очаровательным названием «Тихая прохлада»! Как же я по нему скучаю!

— Шеф, да чёрт с ним, со Звизгуном. Что вам, жалко, что ли? — зажурчал чистым ручьём голос Советника. — Хотите, я всё устрою, как положено? Кстати, я не прочь отведать Империума, проголодалась очень. Такая у нас сегодня получилась содержательная и интеллектуальная беседа, знаете ли, столько энергии потрачено, — Девушка надула свои аппетитные губки и часто заморгала длинными ресницами.

— Где-то я уже это видел, — легко засмеялся я, а потом с замиранием сердца спросил. — Не знаете, жива ли ГРАФИНЯ?

— Лебёдушка Ваша ненаглядная, Сир? Свет Ваших царственных очей, звезда Вашего счастья? — желчь полноводной и бурной паводковой рекой полилась из уст Советника.

— Да, именно её судьба волнует меня сейчас в первую очередь! О, самая прекрасная из женщин! — с нарочитым пафосом произнёс я. — А что, вы уже меня к ней ревнуете?

— Да на какого чёрта она мне сдалась, эта смешная укротительница и жалкая воительница Ваша, писательница доморощенная! — взвилась Советник.

— Жива ГРАФИНЯ, жива, Сир, — поспешно вмешался в разговор ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Мы ей немного помогли в недавней сложной ситуации. Лежит без сознания на одной из оставшихся у Вас галер, но, думаю, рано или поздно придёт в себя.

— Спасибо! Ну и хорошо, ну и славно, превосходно! — я вздохнул с облегчением и повеселел. — Так что насчёт скромного товарищеского завтрака?

— Я бы попробовал Мундир-Фиш, — ворчливо и совершенно неожиданно заявил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — И чёрт с ним, дерябнем Звизгуна.

— А печень? — протяжно спросила Советник.

— А что печень!? Что случится с нашими печёнками, если мы здесь все Бессмертные!?

— О, как!? — удивился я. — Так, так, так… Интересно.

— Да, вот так, — досадливо буркнул мужчина.

— Ну, а насчёт Мундир-Фиш и Звизгуна… Слышу слова мужа, а не мальчика! Замечательно! — я хищно потёр руки. — Через какой Портал зайдём в искомое место и вернёмся с добычей, а, пришельцы мои дорогие и обожаемые!?

— Какой он всё-таки душка, — промурлыкала Девушка.

— Красавец, умница, поэт… — ухмыльнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не женат, кстати. Да, и ещё… Я с вами согласен, Советник! Перед нами истинный Император, покоритель Вселенной! Ловите момент, дорогуша. Птица-Счастье может запросто улететь. Только и увидите её роскошный хвост в отдалении!

— Не нравится мне ваш тон, категорически не нравится, — нахмурилась Девушка. — Смею вам напомнить, создатель Чёрных Дыр вы наш, что у нас имеется совместный ребёнок!

— Боже мой, ну что вы такое несёте! — тревожно заметался на своём стуле ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Наш гость подумает невесть что!

— Ну и что же такого он может подумать!? Пусть думает! Думать полезно, ликвидатор магнитного поля вы наш!

— Господа, — решительно вмешался я в разговор. — Как насчёт Звизгуна, Империума и Мундир-Фиш? Жрать хочется… А насчёт ребёнка вы, МАРКИЗА, не беспокойтесь. Я его с удовольствием усыновлю.

— МАРКИЗА? Это как, это кто? — удивлённо спросила девушка.

— С сего момента вы — МАРКИЗА. Самая настоящая. Дарую вам этот титул за грядущие заслуги перед Империей и передо мной, конечно. Несмотря ни на что, вы мне нравитесь, — улыбнулся я. — Соответствующий Указ будет подписан через очень непродолжительное время. Найду писца, свою печать, и баста!

— О, как? — усмехнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, именно так, — я встал с кровати, подошёл к МАРКИЗЕ и нежно коснулся губами её изящной ручки. — Не беспокойтесь, милая. Ребёнок ваш ни в чём нуждаться не будет! Забудьте об этом провальном и скорбном периоде вашей жизни, ну, я имею в виду связь с ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ. О, моя светловолосая и голубоглазая радость! Обожаю вашу стройную и нежную шейку и васильковые глазки, поглощающие и завораживающие мой бренный и слабый разум. А какая попка! А какие лодыжки! Я балдею! Я крайне восхищён! Забудьте об этом мерзком и немощном старикашке! Отдайтесь без остатка истинному гурману, тонкому ценителю и главному знатоку прекрасного, то есть, — мне! Прошу вас, о, моя нимфа!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ сначала побледнел, затем порозовел, потом его лицо окрасилось в пунцовый цвет. Он вскочил со стула и истошно заорал:

— Всё, ты меня достал, идиот!

ЗВЕРЬ медленно и тяжело приблизился к Первому Советнику, хищно посмотрел ему в глаза и аккуратно поглотил своей чудовищной пастью его голову. Советник сначала онемел и окаменел, а потом судорожно задёргал руками и ногами. Я, как всегда, забился в истерическом смехе. Вот это зрелище! Ах, как забавно!

— ЗВЕРЬ!

Тот моментально раздвинул челюсти, выпустил из пасти голову ПРЕДСЕДАТЕЛЯ, рыкнул, брезгливо рыгнул, лениво отошёл в сторону, тяжело и мягко лёг около стола.

— Сир, наверное, Вы это зря, — девушка быстро отошла от сковавшего её шока, легко, открыто, ясно и насмешливо посмотрела мне прямо в глаза.

— Почему же, перебор подчас лучше недобора, — задумчиво произнёс я, разглядывая потрясённого, потерявшего ориентацию во времени и пространстве, замусоленного, заслюнявленного, униженного, оскорблённого и крайне удивлённого ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Боже мой, Боже мой… — прохрипел он.

— Как там, внутри? — сочувственно спросил я его.

— Жарко, темно, сыро и одиноко…

— Где-то, когда-то и от кого-то я уже это слышал, — ухмыльнулся я. — А что же со сменой полюсов и разрушением Галактик? Как там наша Пси-Сублимация?

— Хватит, Сир! — глухо и скорбно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Всё должно быть в меру.

— В принципе согласен. Но не везде и не всегда.

— Одно меня утешает. Против Вас оказались бессильны и Арктуриане, и ещё кое-кто покруче!

— Вот как!? Арктуриане, значит? Кстати, после последней атаки этих трёх Шаров меня почему-то никто сравнительно длительное время не беспокоит. Не скажете, почему?

— Как может кого-то беспокоить то, чего нет, Сир!

— Не понял…

— Сир, всё очень сложно и вместе с тем предельно просто, — вмешалась девушка.

— Разъясните подробнее вашу мысль, МАРКИЗА.

— Да Бог с ними, с Арктурианами… Ваше Величество, а я ведь ещё ни разу не была МАРКИЗОЙ, представляете! Как интересно!

— Ну что же, вам выпал редкий и счастливый случай. Держитесь меня, и всё будет в порядке. Солдат ребёнка не обидит. Вы когда-нибудь находились у Христа за пазухой?

— Нет, Сир.

— Я вам это организую.

— Спасибо, Ваше Величество.

— Это Вы-то солдат, Сир! Это она-то, ребёнок!? — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ обессилено опустился на пол и стал с отвращением стирать липкие и густые слюни ЗВЕРЯ со своего когда-то благообразного, гладкого и юного лица, на котором они мгновенно и тяжело засохли.

— А что вас смущает, сударь? — усмехнулся я. — Кстати, я могу предложить вам пост Тайного Советника по делам Особой Важности. Ну и Герцогство, само собой, ну и тройку замков. Более того, я вам подарю настоящего Горного Жеребца. Так и быть, уговорю ГРАФИНЮ!

— То ли этот мир сошёл с ума, то ли я просто стал идиотом за компанию с главным идиотом, который сделал меня таковым! То ли я сплю, то ли неудачно вписался в Седьмой Портал, то ли мой век подходит к концу, то ли я начал трансформироваться в Ангела или в безумного Демона, и вот-вот потеряю телесную сущность, то ли я ухожу во Тьму…

— Что за Тьма такая? — живо поинтересовался я. — Где она находится?

— Внутри нас, Мой КОРОЛЬ, — печально улыбнулась девушка. — Оставим эту щекотливую тему до поры до времени.

— Хорошо, — тяжело вздохнул я и участливо посмотрел на мрачного ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Ну, не хотите стать Герцогом, и не надо. У меня, слава Богу, советников хватает. Вернёмся к теме питья и еды. Какой Портал открываем, а?!

— Боже мой, фантасмагория какая-то! — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ находился на грани нервного срыва и истерики.

— Полностью с вами согласен, милейший, — скривился я. — Вот уже несколько месяцев чувствую себя полным идиотом, как вы совершенно верно заметили. Купаюсь и плескаюсь в этой самой долбанной фантасмагории. Всё надоело! Я, как и вы, сейчас на грани! Вы не представляете, как меня достала эта чёртовая неопределённость и беспамятство!

— Успокойся, милый, — МАРКИЗА приблизила свои пухлые и тёплые губы к моей щеке, коснулась её легко и мягко.

— Ничего, ничего. Прорвёмся, дорогая, — пробормотал я, целуя девушку в розовое ушко, потом в стройную шейку.

— Я Ваша, Сир, — МАРКИЗА решительно тряхнула пшеничной чёлкой.

— Но тебе тысяча лет, а мне всего тридцать пять.

— Тебя смущает мой возраст? Глупо и смешно! — девушка отстранилась от меня. — Что нам, Бессмертным, годы! Так, полноводные и могучие реки, обильно и мощно текущие куда-то вдаль и растворяющаяся в морях и океанах. Снега, тающие и каждый раз возрождающиеся на вечных и недосягаемых для простых смертных, вершинах. Возраст у нас в голове, а не в теле! Или я тебе не люба, мой Король!?

— Люба, моя МАРКИЗА, но мне нужно подумать.

— Думай, ПУТНИК, думай… У тебя ещё есть немного времени. Думай, мой милый! — девушка грациозно и легко отошла от меня, села на кровать, нахмурилась, стала о чём-то размышлять.

— Господа, давайте всё-таки перекусим, — осторожно и глухо произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Пожалуй, я сегодня напьюсь. Советник, откройте Портал, будьте так любезны.

— Ну, — это же совершенно другое дело, — оживился я.

На меня вдруг неожиданно нахлынуло животное и совершенно непонятное и почти неподвластное разуму желание накинуться на МАРКИЗУ и овладеть ею тут же и сейчас! Это желание даже перебарывало острое чувство голода. Я напрягся, стряхнул с себя странное дьявольское наваждение, расслабился, вздохнул с облегчением.

— И так… Звизгуна, думаю, хватит грамм пятьсот, а лучше литр на троих. Пяток солёных помидор, десяток маринованных огурчиков, столько же груздей, хрустящих, ароматных, со специями. Три порции Империума…

— Сир, мне Мундир-Фиш, — осторожно сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А мне красного сухого вина, если можно, Сир, — томно проворковала МАРКИЗА. — И ветчины, тонко нарезанной и свежей.

— Кстати, как там поживает мой старый и добрый друг ТРАКТИРЩИК? — осторожно поинтересовался я. — У него в былые времена всё было по высшему разряду.

— Как ни странно, но он ещё жив и здоров, процветает, — задумчиво произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Его все боятся трогать, представляете!? Висит на стене Императорская Лицензия, над камином на мраморной доске начертан Императорский автограф. Никто не знает, какая выпадет следующая карта, все остерегаются, осторожничают, все всего боятся или опасаются. Его никто не беспокоит. Абсолютно никто! Даже налоговики… Представляете, Сир?! Короче, ТРАКТИРЩИК и его трактир в полном порядке.

— Слава Богу! — облегчённо произнёс я.

— Портал открыт, шеф, — почти пропела девушка.

— Хорошо. Сир, предлагаю вам прогуляться, полюбоваться рассветным небом и утренним осенним морем, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ посмотрел на меня пристально и слегка насмешливо.

— С удовольствием, — усмехнулся я в ответ. — Не возражаете, если ЗВЕРЬ составит нам компанию?

— Конечно, конечно, — криво улыбнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А как же без него!?

Мы вышли на палубу, минуя нескольких дюжих Гвардейцев, молча салютовавших мне мечами. Да, поредели наши ряды, но какая блестящая победа одержана!

Я с удовольствием и полной грудью вдохнул свежий, солёный, густо пахнущий йодом, морской воздух. Солнце всходило мощно и почти незаметно, так как на небе не было облаков, которые дают и утреннему и предзакатному светилу особое настроение и оттенки. Дул лёгкий и довольно прохладный ветер. Чайки кружились над кораблями, предвещая близкий берег. Что жаждет мореплаватель после долгого пребывания в море? Желанной и вечно манящей суши. Что жаждет он же, побывав на суше? Вечно желанного и манящего моря. Такова жизнь…

Я огляделся вокруг. Да, потери мой флот понёс довольно значительные. Но в то же время он пополнился и трофейными вражескими кораблями! Ничего, всё подремонтируем, починим, залатаем и снова вперёд в бой! Нам бы достичь долгожданной тверди! Было бы от чего оттолкнуться, а там уж мы со ЗВЕРЕМ развернёмся, как всегда, по полной программе! Уж мы себя покажем! Честно говоря, море мне основательно поднадоело. Хочу увидеть степи, горы. Хочу земли, хочу травы, хочу деревьев, хочу камней и скал, хочу снега и льда! Однако, странное существо — человек! Стремится к одному, презрев другое. Получает заветное, желанное, и начинает скучать и тосковать по тому, что с таким удовольствием было покинуто им ещё совсем недавно. В этом суть нашей натуры, и никогда и никто её не изменит!

— Сир, вернёмся в каюту?

— Да, пожалуй, — печально согласился я.

А в каюте нас ждал шикарный стол! Он ломился от закусок, вин, десерта и ещё чего-то непонятного, но аппетитного и желанного.

МАРКИЗА легко и ясно взглянула на меня, улыбнулась.

— Сир, не поухаживаете ли Вы за дамой?

— Конечно, конечно, МАРКИЗА, — засуетился я, разливая по хрустальным рюмкам холодный Звизгун из узкого, слегка запотевшего глиняного кувшина.

— Зовите пока меня Советником, — улыбнулась девушка. — Не торопите события.

— Само собой, моя МАРКИЗА, — усмехнулся я. — Чего их торопить? Это как созревшие или перезревшие яблоки. Они рано или поздно всё равно упадут к твоим ногам или в вовремя подставленные руки. События в большинстве своём протекают сами по себе. Наш удел, — наблюдать за ними и ловить момент.

— Рассуждения Ваши конечно же очень интересны, но я предлагаю выпить, Сир, — пробурчал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Заметьте, не я это предложил! — с бесшабашной готовностью произнёс я.

— А мне вина, если можно, Государь, — попросила девушка.

— Не можно, дорогая, никак нельзя, — сурово откликнулся я. — Пьём Звизгун. Потом, после того, как он закончится, перейдём на красное сухое вино. Под ветчину и маслины.

— Красное вино под маслины? А что такое маслины? Сир? — удивилась девушка. — Фи, моветон, однако.

— Пардон, мадам, — я чувственно и с нескрываемой дрожью во всех своих чреслах поцеловал руку МАРКИЗЫ. — Ошибка в объекте. Нет на свете маслин, такой продукт может быть только в России. Правильно будет сказать — оливки. Оливки, конечно же, оливки! А они бывают и зелёными и чёрными. Вот те самые последние и сопроводят наше изысканное красное вино.

— О, мой Король!

— О, моя прелестная Леди!

— Боже мой, — простонал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Надеюсь, Советник, до минета под столом дело не дойдёт?!

— Фу, какой, однако цинизм! — негодующе фыркнула девушка.

— Всё возможно, — игриво хохотнул я.

— Вы так думаете, Сир? Ах, какой же Вы, однако, шалун! О, мой проказник! Да, действительно, всё может быть, может быть… — весело рассмеялась МАРКИЗА. — А почему я должна делать это под столом?

— Советник, очнитесь, вернитесь в реальность! Да что же такое с вами происходит?! — взвился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Любовь, коллега! Любовь, любовь, и ещё раз любовь!!! Эта странная, загадочная и мифическая, но такая вечно желанная сука-любовь вцепилась в меня намертво! Я это чувствую! Я этого долго ждала! — страстно воскликнула МАРКИЗА. — Наконец-то! Свершилось! Аллилуйя любви, аллилуйя! Как хорошо! Боже, как хорошо!!!

— Давайте всё-таки перекусим, — осторожно вмешался я.

— Да, милый…

— Да, Сир… — буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Я произнёс первый тост, строго и тягуче взглянув на гостей:

— За Империю и за Космос!

— За них, Сир, — настороженно и осторожно прореагировали ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и МАРКИЗА.

— Пьём до дна!

Мы выпили, захрустели огурцами и груздями, зачмокали ароматными помидорами.

— Неплохо, Сир, — удивлённо произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, на глазах порозовевший и подобревший.

— То ли ещё будет, — бодро заявил я, разливая Звизгун по рюмкам. — Между первой и второй перерывчик небольшой!

— Как хорошо сказано, как тонко подмечено, милый, — с энтузиазмом почти пропела МАРКИЗА.

— За прекрасную и страстную даму, скрашивающую наше печальное одиночество, рождённое вечностью, — грустно произнёс я тост, который поверг всех присутствующих за столом в ступор, повлёк за собой раздумья и скорбь.

— За тебя, мой любимый! — прослезилась МАРКИЗА.

— За ПРЕДСЕДАТЕЛЯ! За того, кто преодолевает пространство и время и рождает новые, неизведанные и потому манящие пути, — я снова поднял полную рюмку и строго и испытующе взглянул на собеседников. — Пьём до дна, господа! Так у нас заведено!

— Где у Вас, Сир? — весело спросила девушка.

— Боже мой, Советник, — слегка заплетающимся языком произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы же прекрасно знаете, что наш Император родился и жил некоторое время в Сибири!?

— Да, знаю, но без интриги скучно. Какой вы, однако, скучный тип, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ! Не зря я вас бросила. Слава Богу!

— Это ты меня бросила? Шлюха! — подскочил мужчина. — Это я тебя выгнал из дома после того, как ты переспала с тем напыщенным и тупым ублюдком! В нашей семейной постели, почти сразу после свадьбы! Стыд, позор! Всё, бросаю Глорию, эту вшивую планету, и улетаю в другую Галактику, самую зачуханную, пустынную и отдалённую!

— Стоп, Милорд! — встрепенулся я. — Если я вас правильно понимаю, то вы — с Глории, с этой загадочной и полу мифической планеты, которая является близнецом Земли и находится за Солнцем прямо напротив нас и мы, земляне пока не можем её увидеть?! Грандиозно, потрясающе! Так значит, Глория всё-таки существует!? Вот это да!

— В очередной раз проговорился, идиот, — устало произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, смело наливая себе полную рюмку Звизгуна. — Женщины…

— За прекрасных дам! — бодро произнёс я тост. — Мужчины пьют стоя!

— За прекрасных дам, — вяло пробормотал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — За них, за наших любимых стерв…

Мы некоторое время помолчали, посидели неподвижно и задумчиво, потом принялись за еду. Да, Империум был великолепен, Мундир-Фиш — изумителен, Звизгун — божественен!

— А что случилось с Пришельцами, ну, с Арктурианами этими? — как бы невзначай задал я ПРЕДСЕДАТЕЛЮ давно интересующий меня вопрос. — Куда они делись? Неужели висят ещё над моими Островами и следят за мною?

— Над ВАШИМИ Островами, Сир?!

— Ну, да. Не ваши же они!

— Резонно, резонно… Куда они делись? — ухмыльнулся мой собеседник и весело посмотрел на МАРКИЗУ.

— А никуда они не делись, Сир. Остались там, где были, навсегда, вернее, превратились в прах, — улыбнулась девушка. — После последней атаки на Вас все три шара дезинтегрировались, а иначе: взорвались, превратились в пыль, в ничто, развеялись и расслоились, канули в небытие. Вот так…

— Однако, как образно вы излагаете, МАРКИЗА!

— С Поэтом жить, с ним вместе выть, — засмеялась девушка.

— Фу, ну что за сравнение? — возмутился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — С Поэтом жить, экстаз испить! Во как, и только так! Выпьем за экстаз, всё охватывающий и всепобеждающий!

Мы снова выпили, закусили.

— Ваше Величество, а каким же образом Вы сумели ликвидировать эти самые Шары? — полюбопытствовала девушка. — Представляете, какая у них была масса и сколько энергии они рождали? Я лично не смогла их даже полностью просканировать, не говоря уже о том, чтобы найти способы индивидуального противодействия им. Шары имеют довольно мощное защитное поле.

— На то вы и всего лишь Седьмой Советник, милочка, — злорадно ухмыльнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А вот вопрос о том, как Император ликвидировал Шары, меня то же очень сильно волнует.

— Как ликвидировал? — задумчиво произнёс я. — Сначала напрягся, потом расслабился, вспомнил о Боге и… ликвидировал.

Девушка приоткрыв чудесный ротик, удивлённо и восхищённо смотрела на меня. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ мрачно созерцал рюмку Звизгуна, стоящую перед ним. ЗВЕРЬ находился где-то рядом, но стал он невидимым, тихим и невесомым.

— Что Шары… Шары как Шары. Правда, не всем даны способности к их ликвидации. Но сейчас дело не в Шарах, а в нечто ином, куда более серьёзном. Ладно… Нам пора, — сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, вставая и поднимая рюмку к глазам. — Чудный напиток. Вы правы, Сир! С ним жизнь приобретает совершенно новые оттенки, полутона, обертоны. Скучно жить вечно. Всё надоедает и приедается. Муторно становится на душе, когда не видишь перспектив, не совершаешь какого-либо ощутимого движения вперёд. Без экстаза, без трепетного и сладостного смятения чувств бытие теряет смысл. Кому нужны, по большому счёту, все эти Галактики, Квазары, Чёрные Дыры, Параллельные Миры, инопланетяне… Везде всё одно и тоже. Холод и скука. Нам бы разобраться самим в себе, обрести гармонию. Вот в чём суть! Как-то Феофан-Затворник сказал: «Подумайте, в самом деле, чего мы все до единого желаем? Счастья! А что такое счастье? Состояние, радующее сердце. Счастлив тот, кого радует всё, что есть в нём, у него и около него». Вот так…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ грустно улыбнулся, залпом осушил свою рюмку. Воздух вокруг него задрожал, завибрировал, пошёл слегка мутными волнами.

— До свидания, ПУТНИК. Скоро встретимся.

МАРКИЗА, как пухом, легко коснулась моей щеки губами, улыбнулась печально и светло, не торопясь, приблизилась к ПРЕДСЕДАТЕЛЮ, но, не дойдя до него пару десятков сантиметров, создала свой Портал.

— До свидания, Ваше Величество! Думайте, время пока ещё терпит…

— О чём думать!? — крикнул я.

— Обо всём, милый! — раздался в ответ голос девушки.

Порталы стали закрываться. Мои собеседники сгинули в дрожащем воздухе, распались, очевидно, на миллиарды атомов и исчезли, чтобы где-то возродиться вновь. Я остался стоять один посреди каюты, тупо глядя в пол. Как-то нехорошо было на сердце. Расставания всегда рождают печаль, хотя и сулят надежду на новую встречу.

Какой-то сумбурный и скомканный разговор у нас сегодня получился. Так много мне хотелось узнать и понять. Всё вылилось в банальную перепалку. Я сам виноват. Надо уметь общаться и со смертными, и с Бессмертными. Но почему и те, и те ничего не говорят конкретно и до конца!? Всё темнят, всё чего-то скрывают. Все стараются держать меня на коротком поводке. Приходится вытягивать информацию щипцами, а она, зараза, крошится, расслаивается, распадается на лету, не достигнув в полном объёме моего разума. Везде недосказанность, недоговорённость. Это мне начинает надоедать. Хватит держать меня за наивного ребёнка! Пора всё понять и осознать до конца!

Ладно, не грусти, Император! Как-нибудь справимся с ситуацией. Мы ещё прикурим от Солнца! Ах, как, однако, хороша МАРКИЗА! Чертовка моя голубоглазая! Прелестная соблазнительница, взбудоражившая мою душу, которая только недавно стала обретать покой. Но он невозможен тогда, когда человек находится в движении. Это вечный и неизменный закон бытия. Что же… Таков твой удел, о, ПУТНИК!

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ. (Седьмая беседа с Богом)

Мы сидели на дне Марианской впадины. Сначала я очень сильно сомневался в реальности происходящего, но после того, как Бог поклялся здоровьем своей МАТЕРИ, что так оно и есть, я ему поверил. Потом, правда, я быстро спохватился. Какая у него может быть мать!? Бред, абсурд! Затем я впал в тяжёлую задумчивость и задал себе вопрос: «А почему, собственно, и нет!?». После мучительных размышлений я так и не пришёл к однозначному выводу о том, существовала ли или существует ли мать у моего загадочного собеседника.

— Что ты мучаешься!? — раздражённо воскликнул БОГ. — Всё так просто! У каждого существа в этом мире есть предок, иначе как оно, это существо, могло появиться на свет?! Что-то всегда происходит и проистекает из чего-то и не возникает на пустом месте из ничего, это же аксиома!

— Кто-то из нас явно сошёл с ума, — меланхолично произнёс я. — Кстати, мне недавно пришла одна очень интересная и горькая мысль.

— Ну-ка, ну-ка, изложи её немедленно, — заинтересовался ОН и поднял спинку шезлонга, на котором до этого расслабленно и вальяжно возлежал в горизонтальном положении.

Мы сидели, вернее, полулежали в этих самых шезлонгах на абсолютно ровной, твёрдой, серой и сухой поверхности самой глубокой океанической впадины на Земле. Вокруг нас царил кромешный мрак. Мы словно находились в каком-то коконе, или вернее в пузыре, невидимом и непроницаемом для внешних явлений и сил. Внутри него было вполне комфортно: довольно тепло, абсолютно сухо, покойно и уютно. Дышалось свободно и легко. Пузырь подсвечивался откуда-то сверху. Свет был рассеян, ненавязчив и не изолировал нас от внешней среды, а наоборот способствовал её созерцанию и познанию. Собственно, познавать было особо и нечего. Загадочная пустота, тишина, безмолвие, мрак и холод вокруг. Жуть, одним словом…

— Ты представляешь, какое сейчас давление воды мы должны испытывать? Мгновенная смерть, вот его последствие, — с тревогой обратился я к собеседнику, а потом встал и с интересом стал вглядываться в окружающую нас мрачную, чуть подсвеченную мистическим светом, бездну. — Ах, да, о чём это я… Какой глупый вопрос!

— Давление, как давление, — проворчал Бог, тоже вставая и потягиваясь. — Разве это давление!? Так, результат плевка ребёнка на букашку. А вот если на неё плюнет слон, или одновременно стадо слонов, то тогда…

— Как образно, — рассмеялся я. — Сейчас ты оперируешь, очевидно, космическими масштабами. А вообще, возвращаясь к нашей теме… Насколько не подводит меня память, над нами что-то около десяти километров воды?

— Одиннадцать тысяч, двадцать два метра, пятнадцать сантиметров, — чётко произнёс ОН.

— О, как! — воскликнул я. — Однако, какая мощь и всепобеждающая бездонность! Феерия, блеск, фантастика!

— А ты знаешь, что средняя глубина мирового океана в 4,3 раза превышает среднюю высоту земной суши, а объём океана в тринадцать раз больше объёма возвышающейся над его поверхностью суши!? — с жаром поведал мне БОГ. — Если бы уровень океана опустился даже на тысячу метров, то поверхность суши увеличилась бы всего на тридцать процентов. А вот если бы вся земная суша погрузилась под уровень океана, то тогда бы его объём увеличился всего-навсего на 7,7 %.

— Спасибо за такие исключительно ценные, я бы даже сказал, бесценные сведения, — усмехнулся я, покачиваясь с пятки на носок и задумчиво вперив свой взгляд в абсолютно сухую и лишённую пыли поверхность дна самого великого океана планеты.

— Не пора ли нам перекусить, мой юный друг? — БОГ решительно прервал сумбурное и сумрачное течение моих мыслей.

— Что будем есть? — поинтересовался я.

— А почему ты не спрашиваешь меня, что мы будем пить в сим сакральном месте? — усмехнулся ОН.

— Как что!? Это и ежу понятно!

— Какое странное сравнение, — проворчал мой собеседник, плюхаясь обратно в шезлонг. — Ёж — отнюдь не самое глупое животное в вашем мире, да и во всех других мирах.

— Как, кстати, поживают эти другие миры? — как всегда с жадным любопытством, но вкрадчиво, спросил я.

— В прошлый раз я и так тебе слишком много всего рассказал, разболтался напрасно, — усмехнулся ОН. — Этого вполне достаточно. Что тебе другие миры!? Разберись в собственном…

— Спасибо за очень ценный и мудрый совет, — раздражённо и разочарованно произнёс я. — Конечно же, самое сложное, — познать самого себя. Кто-то, когда-то и где-то уже неоднократно произносил эту набившую оскомину истину. Ты не первый и не последний.

— Конечно же, не последний, но, возможно, первый! Самый первый! — весело засмеялся ОН. — Так что будем есть и пить?

— Я бы сейчас попробовал в меру солёного и перчёного отварного омара, запил бы его хорошим, свежим, разливным бочковым пивом. Какое ещё желание может возникнуть под одиннадцатикилометровой толщей воды…

— Ты кое-что забыл.

— Да ничего я не забыл. Надоело уже пить эту чёртову водку! — неискренне возмутился я. — Следует знать меру, чёрт возьми!

— Снова ты всуе о моём родственнике!

— Слушай, не начинай, а! Опять ты несёшь этот бред! Как он может быть твоим родственником!? — вспыхнул я. — И вообще, существует ли он на самом деле? Откуда он мог взяться, кто он такой, чёрт возьми?

— А ты молодец! — не ответив на мой вопрос, восхищённо произнёс ОН. — Надо же, отказался от выпивки! Это произошло впервые!

— Не от выпивки, а от водки. Всего лишь!

Мы некоторое время помолчали, напряжённо вглядываясь в окружающий нас тяжёлый мрак, потом БОГ весело произнёс:

— Чёрт с ним, с чёртом! Вернёмся к теме обеда.

— А что, сейчас именно обед?

— Конечно… Тринадцать часов и пятнадцать минут. Самое время приступить к трапезе, — ОН сделал лёгкое глотательное движение, лицо его приобрело слегка мечтательное выражение. — Для начала предлагаю отведать запечённую форель с лимоном и гранатом, и запить её белым калифорнийским вином, потом попробуем устриц, конечно же, под водочку. Всё равно от неё, родимой, никуда не денешься. Затем я повышу температуру воздуха до тридцати градусов, и настанет черёд омара, а так же иже с ним мы употребим солёненьких и слегка острых отварных трепангов, кальмаров, королевских креветок и мидий. Они хорошо пойдут с «Будвайзером», как ты считаешь?

— Я предпочитаю «Жигулёвское». И желательно бы, чтобы кружки были глиняные, тяжёлые, массивные, замороженные и, соответственно, запотевшие!

— Почему именно такие? — удивился ОН.

— Не могу объяснить, — буркнул я. — Захотелось, и всё. А, вообще, мне кажется, что именно они подойдут к такой обстановке. Почему, не знаю.

— Я тебя понимаю, — задумчиво произнёс БОГ. — Не все наши желания и стремления объяснимы. Вот как-то создал я одну Чёрную Дыру… Захотелось, и всё, хоть тресни! А зачем, почему, с какой целью, так и не понял… Представляешь?!

— Карма…

— Судьба…

Мы задумчиво помолчали. Бог рассеянно и отвлечённо смотрел в чёрную бездну. Я решил воспользоваться случаем и небрежно задал ЕМУ вопрос:

— А что представляют собой Чёрные Дыры?

— Ах, ты, плут! — рассмеялся ОН. — Решил подловить меня? Да Бог с тобой! Ну, то есть, я с тобой… Отвечу. Тем более, что твой вопрос тесно связан с темой Параллельных Миров, которая тебя так волнует. Чёрные Дыры — это главные места перехода из одного Параллельного Пространства в другое. Пробил ты дыру в кирпичной кладке и через неё оказался на другой стороне. Не надо обходить забор пол километра. Понятно?

— Понятно… Вот значит как!? А что, — существуют ещё и другие порталы!? — жадно спросил я.

— В смысле?

— Ну, ты же сказал: «Чёрные Дыры — это ГЛАВНЫЕ места перехода из одного Параллельного Пространства в другое». А какие места не главные?

— Много будешь знать, скоро состаришься! — буркнул ОН. — А, вообще-то, ты довольно внимателен.

— Спасибо за комплимент. Поговорили, однако…

Мы снова помолчали, послушали тишину, посмотрели во тьму. Неожиданно мимо нас стремительно проплыло что-то большое, длинное, бледное, мерзко извивающееся. Вид у существа был до такой степени зловещим и отвратным, что мы оба одновременно вскрикнули, вздрогнули, вскочили с шезлонгов.

— Фу, чего только на свете не бывает! — воскликнул я, тревожно оглядываясь вокруг.

— Тьфу, тьфу! Да уж, — нервно отозвался ОН. — Какие только гадости не появились в процессе эволюции. Но эволюция есть эволюция, никуда от неё не денешься.

— А что такое есть человек, как и откуда он появился на свет? — попытался я снова воспользоваться ситуацией.

— Как откуда? Обижаешь, — засмеялся ОН. — Как это описано в вашей самой глупой и смешной книге? Забыл? Взял Бог глину, или нечто подобное, вылепил из неё человека по образу и подобию своему, вдохнул жизнь. Тяп, ляп, и готово. Всё очень просто… Ну, а потом: «Созданный из праха, в прах и обратится!».

— Издеваешься, как всегда, — злобно произнёс я. — Неужели так сложно открыть мне хотя бы несколько не очень важных истин?

— Ничего себе! Не очень важных?! — возмутился ОН. — Откуда появился человек и, вообще, всё на этом свете. Что такое параллельные миры, вознёсся ли на небо Христос и существовал ли он вообще? Может быть тебе рассказать, кто есть я, или ещё поведать о том, кто убил Кеннеди!?

— Не плохо бы…

— Ладно, хватит болтовни. Приступим к обеду. Страшно хочу есть, — БОГ лихо материализовал все перечисленные ранее блюда и напитки, сначала немного повысил температуру воздуха, — под форель и белое вино, потом понизил её, — под устрицы и водку, затем снова поднял, — под омаров, мидий, трепангов и пиво. Подул лёгкий тёплый ветерок.

— В начале нашей беседы ты сказал, что недавно тебе в голову пришла одна очень интересная и горькая мысль, — БОГ не донёс палочки с трепангами до рта и застыл в такой позе, с интересом глядя на меня.

— Всё-то ты помнишь, — пробурчал я.

— А как же! Что-то совсем немного упустил, и вот уже всё пошло наперекосяк! Рушатся миры и судьбы!

— А мысль моя состоит в следующем, — задумчиво произнёс я, дожёвывая горячую ароматную креветку, остро пахнущую укропом, и запивая её великолепным ледяным пивом, разламывающим зубы. — Вот встречаемся мы с тобою периодически: путешествуем, беседуем, спорим, едим, пьём, ссоримся, миримся. А вдруг на самом деле всё это существует только в моём воображении!? А!? Лежу я сейчас в какой-нибудь психиатрической больнице, и мой больной мозг по неведомым законам и причинам истязает сам себя и извращается, как только может. И нет на самом деле рядом со мною тебя, и не сидим мы на дне Марианской впадины, и не ем я этих ароматных креветок, и не пью я это чудесное пиво! А!? Что скажешь, СТРАННИК!?

БОГ некоторое время смотрел на меня с неподдельным изумлением, потом всё-таки донёс до рта палочки с трепангами, задумчиво пожевал и проглотил их, словно не чувствуя вкуса. Затем ОН резко встал со своего шезлонга, подошёл ко мне, неожиданно и довольно сильно ущипнул меня сначала за руку, а потом за ногу.

Я подскочил от неожиданности, вскрикнул, но потом иронично улыбнулся и с раздражением произнёс:

— Это тоже может быть всего-навсего иллюзией, игрой больного разума и порождённого им воображения.

— Пошёл ты куда подальше! — гневно воскликнул ОН. — Гад, ну надо же! Испортил весь аппетит!

Я печально и снисходительно улыбнулся в ответ. БОГ сделал большой глоток пива, зажевал его огромной и ароматной креветкой, зажмурился от удовольствия, а потом нервно и зло взглянул на меня, и мгновенно исчез неизвестно куда вместе с Марианской впадиной. Я стоял около своего дома и тупо смотрел на серое холодное небо.

Да, возможно я сегодня несколько переборщил. А может быть, и нет, кто знает, кто знает…

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я стоял на носу огромной Флагманской Галеры, которая стремительно и хищно приближалась к берегу Второго Острова на полных парусах. Моя левая рука покоилась на рукоятке ЭКСКАЛИБУРА, правая сжимала не привычный ПОСОХ, а всего лишь бронированный борт корабля. Рядом монолитно и неподвижно сидел ЗВЕРЬ. Над нами тяжело, гордо и мощно реял Имперский Флаг. За моей спиной располагались Гвардейцы. Они стояли в несколько рядов, непоколебимо, твёрдо и непреклонно.

Очередное ядро с заторможенным, растянутом во времени и пространстве тягучим свистом, лениво пролетело мимо меня. Я, как всегда, вовремя ускорился и уклониться от него, с интересом рассмотрел его в полёте. Ядро как ядро, несколько шероховато, однако. Ба! Да оно с фитилём! Значит, это самое ядро, вкупе с десятками таких же собратьев, взорвётся в конечной точке своего смертельного полёта!? Взорвётся и родит в результате этого сотни поражающих осколков и причинит моему воинству очень и очень ощутимый вред! Нехорошо, нехорошо! Мне такая ситуация категорически не нравится!

Однако, как быстро развиваются технологии у этих монахов!? Сначала были просто ядра, а сейчас они уже начинены порохом! Что дальше?! Ах, рыцари вы мои посвящённые и просвещённые! Ну, я до вас доберусь! Дайте время, Тамплиеры вы мои недобитые! Ненавижу, когда прерывается времени связующая нить! Ненавижу, когда играют не по правилам! Это очень плохо! Это мерзко и подло!

А что такое, собственно, упомянутые мною правила!? Я их соблюдаю? Хорошо быть Бессмертным и Ускоренным, да ещё и иметь при себе ЗВЕРЯ. С лёгкостью и молниеносно убивать, ломать, крошить, крушить, рвать и терзать, не ожидая ответных достойных и адекватных действий. Это несложно в моём положении и состоянии. А ты попробуй, будучи самым обычным человеком, бросить дерзкий вызов судьбе, голыми руками и, благодаря только своему природному уму и железной воли, достичь желаемого и изменить судьбы мира!

Жили-были когда-то и Александр Македонский, и Юлий Цезарь, и Аттила, и Тамерлан, и Пётр Первый, и Чингисхан, и Карл Великий, и Иван Грозный, и Кортес, и Наполеон, и Ленин, и Сталин, и Гитлер, и Мао Цзе-дун, и Пол Пот, и многие другие. Самые что ни на есть обыкновенные люди! Бывшие рабы, цари с комплексом неполноценности, несостоявшиеся священники, художники и адвокаты, лейтенанты и крестьяне, пьяницы, гомосексуалисты, импотенты и психопаты. Что возвысило их, что дало силы, что воодушевило и вознесло на самую вершину бытия!? Вот в чём вечный, мучащий не одно поколение людей, вопрос. Вернее, целый ряд вопросов. Почему, каким образом и зачем это произошло!? Кто его знает…

Я отбросил прочь все ненужные сейчас мысли, сконцентрировался на насущных проблемах и с огромным удовлетворением отметил тот факт, что мои способности с каждым днём всё возрастают и возрастают, совершенствуются и совершенствуются. Я с лёгкостью уклонился от очередного ядра и с интересом рассмотрел его в затяжном и вязком полёте. На этот раз ядро было без фитиля. Ну, проломит борт галеры, ну пробьёт её днище! Главное, не разорвётся, не превратит палубу или нутро корабля в мешанину крови и мяса. Ничего страшного, мы уже почти достигли береговой линии! Ещё немного, ещё чуть-чуть!

Да, теперь я действительно мог двигаться намного быстрее, чем раньше. Намного! Это подтвердило следующее ядро, летящее мне прямо в грудь. Я резко затормозил его полёт, отклонил снаряд от намеченной траектории мизинцем совершенно легко, непринуждённо и изящно.

Между тем берег приблизился уже вплотную. Галера со всего маха села на мель, сбив с ног Гвардейцев. Я успел крепко ухватиться, вернее, жёстко уцепиться за борт, устоял.

— Гвардия! Вперёд! — дико заорал я, прыгая в чёрную, холодную, солёную и тягучую воду.

ЗВЕРЬ с выражением крайнего отвращения на морде последовал вслед за мною. Высадка началась.

— Гвардия, Родина, Империя или смерть! — захлёбываясь тяжёлой водой, снова заорал я и выхватил из ножен ЭКСКАЛИБУР.

В ответ сотни глоток откликнулись, слившись в унисон в едином порыве:

— Всем оставшимся в живых, — дворянство! Всем погибшим, — пожизненное содержание вдов и детей! — я мощно выпрыгнул из воды на берег и, наконец, обрёл истинную твердь под ногами. — Вперёд! Империя или смерть! Гвардия, за мной!

— У, А, У, А, А, А!!! — разбрызгивая вокруг себя снопы искр, ужасно заревел ЗВЕРЬ и решительно бросился в атаку.

— Ура! Вперёд!!! — заорал я и бешено завертел мечом над головой.

— Империя или смерть! — услышал я звонкий голос ШЕВАЛЬЕ, который, опередив меня, врубился в стройные ряды противника, грозно и неприступно ощетинившиеся копьями.

Впрочем, скоро от этой стройности и неприступности ничего не осталось. Я и ЗВЕРЬ вломились в шеренги вражеских бойцов, словно два сверхъестественных и беспощадных монстра, жаждущие крови, а затем опустошительно прошлись вдоль и поперёк неприятельского войска, сметая, как ураган, всё на своём пути.

Пушки теперь были бесполезны. Да и стрелять из них уже было некому. ЗВЕРЬ по моей мысленной команде мощно прорвав и сокрушив несколько рядов противника, безжалостно и стремительно уничтожил всех артиллеристов, буквально размазал их тела по стволам, лафетам и холодному песку.

Мои воины решительно, безрассудно и отчаянно накатились на врага. Именно в безрассудстве подчас таится истинная сила! Бой выигрывают отважные, решительные, отмороженные, весёлые и бесшабашные! Вперёд, вперёд, мои орлы, вперёд, только вперёд!

Я пронзал неприятельские ряды легко, стремительно и изящно. Так хорошо наточенная бритва срезает жёсткие и, на первый взгляд, неподатливые волоски густой щетины. Я то ускорялся, то замедлялся, то падал на землю, перекатываясь по ней, то взлетал в мощных и длинных затяжных прыжках, то наносил молниеносные и всё сокрушающие удары, то мгновенно уклонялся от ответных.

Дыхание моё не сбилось ни на йоту. Лёгкие, но чрезвычайно прочные доспехи, выкованные Мастерами Первой Горы, стойко и жёстко держались. Они звенели, скрежетали и стонали, но упорно не поддавались ударам вражеских мечей, стрелам и копьям. Собственно, удары эти приходились в основном рикошетом, вскользь, по касательной, так как я был стремителен и неуловим, как молния, и непредсказуем, как могучий смерч. Мой славный ЗКСКАЛИБУР был невесом для меня и тяжёл и страшен для вражеских бойцов.

ЗВЕРЬ творил чудеса. Он быстро и мощно, как умелый косец посреди густой травы, решительно прореживал плотные ряды противника, сминал их и подминал под себя. Он утробно и злобно рычал, кусал и яростно разрывал, кромсал, отрывал, перегрызал, вспарывал и расчленял. Время от времени Пёс рождал такие ужасные звуки, от которых даже я замирал на мгновение и впадал в гипнотический ступор. Это было страшно, нереально и невероятно! О, как это было прекрасно и волнующе!

ЗВЕРЬ делал гигантские прыжки, крутился в воздухе, то ускорялся, то замедлялся, то исчезал, то появлялся вновь в самых неожиданных местах, вызывая смятение и панику в рядах врага. Он изящно и легко увёртывался от многочисленных густых и толстых сетей и Опоясывающих Кнутов, в бешенстве рвал их на части, крушил, ломал, бил и грыз тех, кто пытался ими воспользоваться. Вопли, визжание, хлещущая кровь, расчленённые тела, разлетающиеся во все стороны руки, ноги, головы и внутренности! Потрясающее, грандиозное, кровавое и трагическое по своей сути зрелище! Но как оно великолепно! Как сладко и восторженно сжимается моё сердце при виде всего этого! Вперёд, мой могучий АНТР!

Я, правда, несколько раз выручал своего Пса из плена. Противнику иногда удавалось его захватить, спеленать и опоясать. В таких случаях ЗВЕРЬ страшно и протяжно выл, как бы давая мне сигнал о помощи, и я мгновенно её оказывал, прорывался сквозь плотную толпу вражеских воинов, как разгневанный тигр сквозь скопище шакалов. Я обрушивался на тех, кто был рядом с Псом, беспощадно уничтожал их, а потом мгновенно перерубал сети и кнуты, освобождая ЗВЕРЯ из временного заточения.

Собственно, никакие звуковые сигналы нам были и не нужны, так как мы уже давно были связаны между собой невидимыми и неслышимыми нитями, неведомыми для всех окружающих нас людей, телепатически воспринимали друг друга. Но как же обойтись без леденящих кровь, страшного рычания, грозного рёва и дикого воя!? Подчас внешние эффекты намного важнее их внутреннего, глубинного содержания, особенно на войне.

Мой славный ЭКСКАЛИБУР в районе эфеса был покрыт толстой засохшей коркой крови. На её поверхности нарастали всё новые и новые слои, так как вражеская кровь стекала по клинку сплошным потоком, большей частью проливаясь на землю, а частично оставаясь на лезвии меча. Я творил чудеса, ускорялся так неимоверно быстро и мощно, что иногда ЗВЕРЬ не поспевал за мною. Наши воины поддерживали меня дружно и бесстрашно. Армия противника редела на глазах, всё пространство вокруг меня было залито кровью, завалено отрубленными руками, головами, ногами и внутренностями.

Я скользил по ним, падал, поднимался вновь, бросался в очередную атаку, орал, рычал, ругался, выл и визжал. Мне грозно вторил ЗВЕРЬ. Я беспрерывно рубил, крошил, делал выпады, крутился на месте, подныривал, подпрыгивал, совершал подсечки, пронзал, отсекал и резал, Я рубил, рубил, резал, резал, резал и рубил, рубил, рубил и резал! Вперёд, Бессмертный, только вперёд!

Я обезумел от крови, от криков и стонов, от проклятий и мольбы о милости. Всё вокруг слилось и перемешалось. Я потерял ощущение пространства и времени, но продолжал неумолимо и настойчиво двигаться вперёд, то ускоряясь, то выходя из этого состояния, как механическая кукла с заранее заданной программой и установленным направлением движения. Ах, как же мне нравится эта бойня! Какое же наслаждение я испытываю от неё! Хочу до бесконечности резать, рубить, вспарывать, бить, колоть, уничтожать и пить! Пить кровь врагов! Мрачно ощущать её солоноватый вкус, пристально созерцать её магическую структуру, и понимать её природу и заложенный в ней сокровенный смысл, скрытые от нас до поры до времени. Всё на этом свете имеет свою первоначальную основу, а именно, кровь в том или ином виде. Так лишим её врага!

Мои славные доспехи в нескольких местах всё же оказались рассечёнными и пробитыми. Я почти не ощущал боли, так как все раны, полученные мною, были неглубокими и почти моментально, на глазах затягивались. Да, способность к регенерации, как и к ускорению, у меня с каждым днём всё более и более усиливалась. Прекрасно, восхитительно, замечательно!

— Вперёд, вперёд! — орал я. — Империя или смерть! Гвардия, вперёд!

Шлем после жёсткого и мощного удара вражеского меча слетел с моей головы, рука с ЭКСКАЛИБУРОМ почти онемела. Латы на мне звенели и стонали, словно живые существа. Вперёд, вперёд! Кровавая мутная пелена вдруг пала на мои глаза, я почти ослеп и понял, что силы мои на исходе. Я окончательно потерял ориентацию во времени и пространстве, всё вокруг закружилось и завертелось, но я всё равно изо всех сил пытался продолжить битву, находясь на грани между реальностью и размытыми, расплывчатыми иллюзорными галлюцинациями.

— Сир! — услышал я неожиданно и нежданно громкий и встревоженный голос ШЕВАЛЬЕ, который вдруг каким-то образом оказался рядом со мной. — Сир, всё кончено! Успокойтесь, я Вас прошу! Всё, сражение завершено! Враг повержен, мы победили! Сир! Мы победили!!! Ура, слава Императору!!! Слава Империи!!!

— Это хорошо, — я, как это со мной бывает в таких случаях, мгновенно расслабился, обессилено опустился на землю. — Это хорошо… Слава Империи…

Я вдруг погрузился в какой-то мутный и тяжёлый туман, который внезапно нахлынул из ниоткуда, холодно и жёстко сковал тело. Я почувствовал страшную усталость, меня охватило какое-то скорбное, всепоглощающее бесчувствие.

— Сир, как Вы!?

— Как может чувствовать себя ястреб, побывавший в стае из тысячи ворон, и чудом вырвавшийся из неё? — усмехнулся я, потихоньку приходя в себя. — Мне бы Звизгуна. Холодного… И, желательно, с ядрёным, ароматным, упругим и таким же холодным помидором. И ещё ванну бы. Горячую… А потом жёсткий контрастный душ. И дев, и массаж…

— Простите, Государь, но у меня в походной фляжке имеется только Можжевеловка. Какой может быть Звизгун? Увы, увы… Сейчас передохнём, придём в себя, подсчитаем потери, посмотрим, что там с запасами и припасами. Мы потеряли почти половину флота! Что за дьявольское оружие использовалось против нас? Никогда такого не видел!

— В сто тысячный раз произношу бессмертную фразу: «Мой друг, Горацио, есть многое на свете, что не известно нашим мудрецам!», — глухо и устало пробормотал я, с отвращением выковыривая из-под нагрудной пластины доспехов толстую и хищную арбалетную стрелу, которая была явно разочарованна бесполезностью своего полёта. — Это пушки… Самые обычные, примитивные пушки. Мечут ядра путём воспламенения порохового заряда и выделения большого количестваё газа.

— Что, что, Сир? Пушки? Пушки… Ядра… Пороховой заряд… — ШЕВАЛЬЕ с удивлением произнёс новые, непривычные для него слова, — Надеюсь на эту тему мы поговорим попозже, в спокойной обстановке?

— Обязательно поговорим.

— Так вот, Сир, этих самых пушек мы захватили целых двадцать пять штук, представляете?!

— Ого! — изумился я. — Вот это да! Вот чего, очевидно, ожидал десант РЕГЕНТА, высадившийся на Втором Острове! Секретное и эффективное оружие! Двадцать пять пушек! Теперь я не удивлён, почему у нас такие потери! Постойте, но пушки были и на кораблях РЕГЕНТА! Вернее, на кораблях Ордена Посвящённых. Сколько мы их захватили в предыдущем сражении?

— Сир, где-то штук тридцать на трёх галерах. Были, очевидно, и ещё, но пять галер мы успешно потопили.

— А что с артиллеристами?

— Чудом остался жив только один, Сир. Забился, мерзавец, под пушку, закопался, ЗВЕРЬ во время побоища его и не заметил, — весело ответил ШЕВАЛЬЕ. — Что прикажете с ним делать? Повесить, четвертовать, отрубить голову или разорвать лошадьми?

— Сударь, да что вы такое несёте!? Как вы, однако, кровожадны! Думать надо, прежде чем что-то делать! — возмутился я. — Этот артиллерист для нас на вес золота! Так! Слушайте мою команду! Пленного изолировать, приставить к нему надёжную охрану, вдоволь накормить и всласть напоить. За его жизнь отвечаете вы лично. Понятно?

— Так точно, Ваше Величество!

— Соберите все пушки в одном месте, также организуйте их охрану. Я думаю, что они нам ещё очень сильно пригодятся.

— Есть, Сир!

Я пошатнулся, вдруг почувствовал резкую боль в боку. Доспехи в этом месте были покорёжены, под ними зияла довольно серьёзная и глубокая рана. Я тяжело опустился на окровавленный песок.

— Сир, как Вы себя чувствуете? — перед моим затуманенным взором вдруг возникло обеспокоенное лицо ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ.

— А, дружище, давно с вами не общался, — прохрипел я. — Как там моя славная Гвардия?

По скорбному молчанию я понял, что Гвардия понесла существенные потери. Что же делать… Гвардия, на то она и есть Гвардия. Почёт и уважение не даются нам задарма и зазря. Живёт Гвардия, подчас, от рассвета и до заката. Не более того. А может сложиться всё и по-другому. Как карта ляжет… А картой, вернее, рукой игрока, движет всё та же судьба. А может быть и нет. Чёрт его знает, как разобраться во всём этом. Возможно, мир устроен намного проще, чем мы думаем, а возможно, и сложнее. Кто его поймёт… Потому и уповаем на Господа Бога. Всё непонятное, неизвестное и непознанное неотвратимо и неумолимо приводит к нему.

— Что с ГРАФИНЕЙ? — спросил я у ШЕВАЛЬЕ, чувствуя, как слабость и усталость всё больше и больше овладевают мною.

— Её Сиятельство до сих пор без сознания. Находится в каком-то странном состоянии. Ни жива, ни мертва.

— Кома… — грустно констатировал я.

— Что, Сир? — спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Да ничего, Барон.

— Извините, Государь, но Вы, очевидно, бредите. Вам нужен полный покой и срочное лечение. БАРОН пока ещё не объявился. Где он, совершенно не понятно.

— Дарую вам, сударь, титул Барона, — устало произнёс я, опрокидывая в рот толстопузую рюмку с Можжевеловкой, заботливо принесённую мне каким-то Гвардейцем. Он был весь окровавлен, но, как ни странно, выглядел довольно браво и бодро.

— Однако, какая гадость! — поморщился я. — Да ещё и тёплая, зараза!

— Полностью согласен с Вами, Сир! — возмущённо откликнулся новоявленный Барон. — Звизгун, как Вы любите говорить, он и в Африке, Звизгун! А эта Можжевеловка, так, баловство и недоразумение какое-то, к тому же ещё и тёплая, как Вы соизволили заметить.

— Когда-нибудь я вам покажу Африку, Барон, — устало и, цепляясь за последние силы, произнёс я. — Вы увидите пустыни, саванны и джунгли, слонов, носорогов и бегемотов, а также, конечно же, львов, леопардов и гепардов. А ещё полюбуетесь невесомыми, прохладными, белыми и чистыми снегами Килиманджаро. Поразитесь Великими Пирамидами. Мир огромен и полон разнообразия.

— Что такое Африка, Сир? Где она находится?

— Где-то недалеко от наших Островов, я думаю. А может быть, и нет… — я нахмурился и задумался.

— Сир, я совсем забыл! У меня для Вас имеется очень важная и крайне приятная новость, — ШЕВАЛЬЕ расцвёл на глазах.

— Какая же?

— Мы взяли в плен РЕГЕНТА! Представляете!?

— О, как, ишь, ты, ничего себе, однако!!! Ибо…

— Изволите его лицезреть, Ваше Императорское Величество?!

— Боже мой! О, как быстро меняют людей обстоятельства и всякие условности вроде титулов и званий, — поморщился я. — Барон, будьте естественнее. Для меня вы всегда останетесь ШЕВАЛЬЕ, — этаким рубахой-парнем, чуть простоватым и наивным, хитроватым и умным, преданным мне Мастером Меча и забиякой, и самым тайным из тайных агентов в этой вашей смешной Тайной Службе. Будьте проще! Именно на простоте и открытости зиждется доверие и взаимопонимание. Не потеряйте их. Я вам это настоятельно рекомендую. Потеряете доверие, — потеряете всё!

— Я Вас понял, Сир, — лик ШЕВАЛЬЕ стал строгим, собранным и немного отрешённым. — Велите привести РЕГЕНТА?

— Велю, — пробормотал я, отпивая Можжевеловку, и закусывая её кислым и явно недозрелым яблоком.

Через несколько минут перед моими очами предстал РЕГЕНТ. Вид он имел жалкий и отвратный. Серое рыхлое лицо, седая борода, тусклые, но пылающие злобой глаза, помятые и окровавленные доспехи, кровоточащая глубокая рана на плече. ШЕВАЛЬЕ резко и грубо толкнул РЕГЕНТА на песок передо мною. Мужчина неловко упал, ткнулся лицом в землю, захрипел.

— ШЕВАЛЬЕ, ну что за манеры!? — с досадой произнёс я, подошёл к РЕГЕНТУ, мощно поднял его, и некоторое время довольно легко удерживал перед собой на вытянутых руках, внимательно разглядывая его окровавленное и крайне удивлённое лицо.

— Да, впечатляет… — прохрипел мужчина.

— Сударь, вы знаете, кто я такой? — я опустил РЕГЕНТА на землю и отошёл от него на пару шагов. — ШЕВАЛЬЕ, представьте меня, пожалуйста.

— Перед вами — Его Величество, Король Третьего Острова и Император Трёх Островов!

— Рад знакомству, ПУТНИК, — глухо и злобно произнёс РЕГЕНТ.

— Сир… — поморщился я.

— Что? — прохрипел мой собеседник.

— Ни что, а кто! — возмутился я. — Даю вам ещё один шанс. Попытайтесь правильно ответить на мой вопрос: «Сударь, Вы знаете о том, что я — Король Третьего Острова и Император Трёх Островов?».

— Пошёл ты куда подальше, идиот и самозванец! — РЕГЕНТ неожиданно злобно скривил обезображенный рот, зарычал и выплюнул в мою сторону кровавый сгусток.

— Последнее время я постоянно слышу это довольно обидное слово в свой адрес, — сохраняя олимпийское спокойствие, произнёс я. — «Идиот»… Чем отличается умный человек от дурака, знаете?

— Чем же? — с иронией спросил пленник. — Ну-ка, просветите меня.

— Когда дураку говорят, что он дурак, то дурак обязательно обижается и пытается доказать обратное. Когда умному человеку говорят, что он дурак, то он понимающе и снисходительно усмехается, и всё! Дурак всегда рефлекторно, неуловимо и неумолимо ощущает свою ущербность, — назидательно произнёс я. — По настоящему умный человек всегда уверен в своём уме, чувствует своё превосходство над дураками, да и над всеми остальными, уступающими ему в интеллекте, людьми, и никогда и ничего им не доказывает, и ни на кого не обижается. Ясно? Зачем обижаться на убогих и сирых? Это то же, что обидеться на кучу дерьма от козла, на которую совершенно случайно наступил слон. Понимаете?

— Понимаю, когда вынимаю! — злобно произнёс РЕГЕНТ.

— О, знакомая фраза. Я её обожаю и сам частенько произношу! Но, Бог с нею. Вернёмся к главной теме этого чудного вечера. А может быть я действительно идиот? — задумчиво обратился я к ШЕВАЛЬЕ.

— Никак нет, Сир! — отчеканил он. — Вы гений, великий полководец, выдающийся поэт и философ! Я не побоюсь это сказать открыто и во всеуслышанье!

— Ваше мнение, Барон, конечно же, крайне субъективно, но я буду придерживаться именно его, — усмехнувшись, медленно и спокойно произнёс я. — А вообще, есть объективные критерии идиотизма. Я не идиот, я точно это знаю. Как может идиот завоевать полмира, как он может добиться любви трёх замечательных, великолепных, красивых, пламенных и чувственных женщин!? Как он может повелевать стихиями и ЗВЕРЕМ, что практически одно и тоже!? А?! Как он может писать неплохие стихи и играючи уничтожать мощные инопланетные корабли? Как он может управлять ПОСОХОМ и РЕЛИКВИЕЙ? Кстати, где мой ПОСОХ? Чувствую, что находится он неподалёку, но где? На последний вопрос я, к сожалению, ни от кого не получил ответа.

РЕГЕНТ вдруг злобно скривился и прохрипел:

— Пошёл к чёрту! Ты и твои шлюхи!

— А чего это вы так агрессивно настроены? Не пойму… Что я вам лично сделал такого плохого? И вообще, какую силу вы представляете? Вы знакомы с КООРДИНАТОРОМ? Вам ни о чём не говорит слово ПРЕДСЕДАТЕЛЬ? А что вы знаете о планете под названием Глория? А может быть, вы что-то слышали о Шарах и Арктурианах? В конце концов, кто вы такой, откуда появились и зачем объявились?

— Пошёл ты куда подальше!

— Вас случайно не заело? Вот это вы зря. Я очень сильно в вас разочарован. Что же, диалог явно не получился… — печально произнёс я. — А жаль, очень жаль. Мы могли бы сообщить друг другу так много ценных и взаимно интересующих и волнующих нас сведений! Человек вы явно не глупый, хотя и ведёте себя в данный момент, как конченый кретин или полный идиот. Вы что, находитесь под гипнозом?

Я посмотрел в небо, потом на воду, с трудом достиг полного успокоения и продолжил:

— Представляете, мы могли бы образовать коалицию, союз, завоевать этот мир, а потом всю Вселенную, — усмехнулся я. — Жаль, очень жаль, что вы такой упёртый и агрессивно настроенный. Подумайте над моими словами. Не хочу вас пытать или убивать. Не люблю это делать.

— Ненавижу! Пошёл вон, идиот! — прохрипел РЕГЕНТ.

— Последнее желание имеете? — по-отечески тепло поинтересовался я.

— Что!?

— Ну, может быть вы хотите покурить, выпить рюмку водки и закусить её солёным огурцом, поиметь бабу, плюнуть кому-то в лицо, сказать пару гневных и значимых слов, или произнести пламенную речь для истории, для потомков, которая потрясёт и облагородит вечность? Помолиться, наконец, можно, или, в крайнем случае, сходить в туалет.

— Что!? — тупо повторил РЕГЕНТ.

— Да, тяжёлый случай! Крайне тяжёлый и запущенный! — вздохнул я, ускорился и молниеносно перерубил своим славным мечом тело РЕГЕНТА пополам, от макушки и до промежности.

Оно расслоилось на две независимые друг от друга части, распалось и разделилось на пару обособленных половинок. Кровь хлынула и потекла рекой. ШЕВАЛЬЕ побледнел, бравого ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ от такого зрелища вырвало. Мир замер и затих. ЗВЕРЬ восхищённо рыкнул, одобрительно посмотрел на меня, а потом глубоко зевнул, отвернулся и устало лёг на песок. Стоявшие вокруг нас гвардейцы поражённо охнули. Что же, родилась ещё одна легенда…

Небо было голубым и ясным. Дул тихий и терпкий осенний ветер. Море невдалеке шумело тягуче и томно. Воздух, перенасыщенный ароматами степных трав, смешанным с волнующими и тревожными запахами моря, по воле ветра легко струился между небом, землёй и водой, и не знал, куда девать излишки своей чистоты и свежести. Было хорошо и покойно.

— ШЕВАЛЬЕ, а где ПОЭТ? — как бы невзначай спросил я. — Данный вам срок истёк. Я продлил его на некоторое время в силу определённых обстоятельств, но и это дополнительное время заканчивается, — я искоса посмотрел на громоздящиеся вокруг меня окровавленные трупы. — Пора подводить итоги и держать ответ. Барон-то вы Барон, но на рее будете болтаться, как и все, — скорбно и одиноко.

— ПОЭТ не найден, Сир, — мрачно произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Виноват. Готов понести любое наказание.

— Жаль, даю вам ещё сутки. Всё-таки все мы некоторое время были отвлечены от обычных занятий, — строго нахмурился я и обратился ко ВТОРОМУ ШЕВАЛЬЕ. — Ищите рею, милейший.

— Государь, где же её найти? — несмело и осторожно произнёс воин в ответ. — Почти все оставшиеся в наличии корабли лишены этой важной части своей оснастки, так как не имеют мачт, которые снесены ураганным пушечным огнём.

— Вы сказали слово «почти». Значит, всё-таки, где-то реи имеют место быть? — усмехнулся я.

— Сир, имеют-то, имеют, но уж больно они повреждены, слабы и хилы. Веса такого молодца могут и не выдержать. Да и вообще, крайне несолидно это как-то!

— В смысле?

— Сир! Рея должна быть крепкой, длинной, надёжной и достойной такой личности, как ШЕВАЛЬЕ!

— О, сказанул, однако! Ну что же, значит не судьба, — задумчиво произнёс я. — Если нет реи, то нет и верёвки, и петли. Слово, данное Императором, конечно, должно быть исполнено. Но как исполнить его, если для исполнения нет основы? Не хватает важного звена. Ничего, вернёмся к вопросу чуть позже, когда отремонтируем уцелевшие корабли, или когда построим первый корабль обновлённого Имперского Флота. Мачты и реи там наверняка будут крепкими и прочными. ШЕВАЛЬЕ, даю вам новый срок для розыска ПОЭТА. До окончания ремонта первой галеры!

— А Вы не боитесь, Сир, что эта самая первая галера никогда не будет отремонтирована, ну, при таких-то условиях и обстоятельствах? — осторожно произнёс ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Вы правы, Барон.

— Что, Ваше Величество?

— Дарую вам тоже титул Барона, — усмехнулся я. — Знакомы мы уже давно, сражались вы храбро, служите мне преданно. Качества лидера у вас налицо. Вроде бы, не дурак.

— Служу Империи!

— А где все мои другие ближайшие соратники? — спросил я. — Где Горные Бароны?

— Один в живых остался, Сир. Тяжело ранен. Остальные покоятся где-то на дне морском, увы… Разорваны и повержены вражескими ядрами, — глухо сказал ШЕВАЛЬЕ. — КОМАНДИР тоже убит.

— Жаль, хорошие были мужики, преданные и храбрые, — помрачнел я. — Так, так… Вообще, получается, что из всех членов нашей судьбоносной экспедиции на Первый Остров в живых остались только я, да вы, — ШЕВАЛЬЕ, и вы, — Второй ШЕВАЛЬЕ?

— Именно так, Сир, увы, — вздохнули мои соратники почти одновременно.

— Стоп, стоп, а СОТНИК?! Он же надзирает за Третьей Провинцией! — расплылся в улыбке ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Осталась в живых ещё и ГРАФИНЯ, — осторожно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Вы её любите? — зачем-то задал я юноше прямой вопрос в лоб.

— Обожаю, Сир, боготворю! — искренне и с пламенем во взоре ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Ну и обожайте и боготворите на здоровье! — весело рассмеялся я. — Молодо, зелено! У вас всё впереди, Барон!

— Как это понимать, Государь!?

— А понимайте, как хотите! — легко и грустно ответил я. — «Что мне дождь!? Я из тех, кто дождей не боится. Мне на всё наплевать! Лишь жалею о том, что твоим обжигающим телом и ртом не сумею я вдоволь, увы, насладиться!». Вечная история. Вечная, как мир…

— Прекрасные стихи, Сир. Чьи?

— Мои…

— !?

Внезапно вдруг откуда-то возник сильный ветер. Он сначала завис где-то в вышине, удивлённо обозревая поле брани, потом усилился, яростно засвистел над нашими головами, взбаламутил воду, бесцеремонно смешав её с прибрежным песком. На небо стали наползать серые тучи, сквозь которые солнце едва пробивало себе путь в этот мрачный, полный трупов и крови, а значит и горя, и печали, и скорби, мир. Ах, люди, люди! Зачем всё это, к чему? Жизнь так хрупка и коротка. Вечная, как мир, тема! Собственно, вечен ли, на самом деле, этот мир? Кто знает, кто знает…

— Господа, жил когда-то на свете один русский писатель и философ по фамилии Соловьёв, — я сделал глубокий глоток из фляжки. — Так вот, он как-то написал следующее: «Бессмертная жизнь, отделённая от нравственного совершенства, не есть благо: мало быть бессмертным, — должно ещё стать достойным бессмертия через исполнение всякой правды; но так же и совершенство, подверженное гибели и уничтожению, не есть истинное благо. Бессмертное существование вне правды и совершенства будет вечным мытарством, а праведность, лишённая бессмертия, будет вопиющей неправдой, безмерной обидой!».

— Сир, это требует самого глубокого осмысления, — задумчиво произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— А что здесь осмысливать? — нахмурился я. — Всё понятно и без осмысления. Нет правды, смысла и счастья в этом мире, ни бессмертным, но грешникам, ни смертным, но праведникам.

— А если избрать золотую середину, Сир? — внезапно спросил ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Что вы имеете в виду?

— Можно же быть бессмертным праведником, Сир?

— Какая же это середина? — рассмеялся я. — Это высший идеал, гигантский скачёк вверх, ввысь, в прозрачное небо, в умиротворённую бездну, имя которой, — истинная и вечная чистота!

— Сир, надо что-то делать дальше, — осторожно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Что вы имеете в виду? — беспечно спросил я.

— Надо заняться трупами, подлечить раненных, подсчитать потери, организовать и мобилизовать местное население, созвать Военный Совет, определиться с дальнейшей тактикой и стратегией, и так далее и тому подобное.

— Кстати, что с моей свитой, с моим двором? Где ГРАФ, — фельдмаршал мой блестящий и великолепный? Где ГЕРЦОГ, МАРКИЗ? Где придворные дамы, в конце концов!? Может быть, устроим бал по случаю победы, прямо здесь, на берегу? — я почувствовал, как у меня закружилась голова, резко поднялась температура и начался лёгкий озноб.

— Сир, какой может быть бал в таких условиях!? Смею Вам напомнить, что все придворные дамы остались на Первом Острове. Женщина на корабле, знаете ли, очень и очень плохая примета, — осторожно сказал ШЕВАЛЬЕ и с тревогой пристально посмотрел на меня. — А что касается всех остальных, то осмелюсь сообщить Вам очень неприятную новость: все, как один полегли, кто на флагмане, кто на других судах. ГРАФ погиб перед началом высадки. Ядро снесло ему голову.

— Вечная память всем! — глухо произнёс я, вставая.

— Вечная память! — пророкотали мне в унисон соратники.

— И что же мы имеем на сегодняшний день?

— Сир, в Вашем распоряжении осталась всего сотня Гвардейцев и около шести сотен других воинов. Экипажи уцелевших кораблей не в счёт. Кстати, Сир, могу Вас обрадовать.

— Ну, ну!?

— Ваша яхта цела и невредима, находится в полной исправности и готовности к дальнейшему плаванию!

— Вот это да! — удивился и поразился я. — В этом я вижу особый знак. Пока я буду располагаться на ней. Обеспечьте всё необходимое, доставьте туда провиант, Можжевеловку, конечно, и дайте мне отдохнуть пару дней. Устал я смертельно!

— Будет исполнено, Сир!

— Скажите, а какова численность выживших моряков, со всех судов?

— Всего пара сотен, Сир, ну, может быть, чуть больше.

— И то неплохо… И так, я имею примерно тысячу бойцов, — хищно ухмыльнулся я. — Неплохо, неплохо. Их надо реорганизовать, вооружить по первому разряду, дать время на отдых и тренировки, и вперёд! Не забывайте, что в крепостях на Втором Острове сконцентрировано ещё тысяч пять-семь наших воинов. Это только на Юге. Что вообще происходит на Острове? Каково соотношение сил, кто и где находится, что творится в центральных и северных Провинциях? ШЕВАЛЬЕ, нужна полная и достоверная информация! Действуйте! Двигайтесь, шевелитесь, рассылайте гонцов! Кстати, ШЕВАЛЬЕ, хочу вам напомнить, что вы по-прежнему являетесь представителями этой, как её… Тайной Службы. С сего дня вы, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, поступаете в распоряжение ШЕВАЛЬЕ.

— Есть!

Я выпил ещё одну рюмку Можжевеловки, задумчиво посмотрел на то, что ещё недавно являлось РЕГЕНТОМ, скорбно покачал головой:

— Да, однако, не умею себя держать в руках, контролировать. Печально. Очень печально… Но что поделаешь, — такова моя натура. Психопат, он и в Африке — психопат.

— Сир, каковы будут ваши дальнейшие указания? — осторожно спросил ШЕВАЛЬЕ.

— А вы и так без меня всё прекрасно знаете. Шевелите мозгами, думайте, возобновите разведывательную деятельность, привлеките к ней старую агентуру, создайте новую, засылайте шпионов, поднимайте народ, пополняйте наши ряды за счёт ополчения! «Родина или смерть! Всё для фронта, всё для победы!». Этот лозунг надо активно внедрять в массы. Что там, кстати, с этим ущельем, как его, — Чёрным, Мёртвым, Тёмным? Можно ли через него пройти и двинуться на Север? Где БАРОН? Какова, вообще, обстановка на Юге? Действуйте, действуйте! Шевелите своими тощими задницами! А я пока немного передохну. Устал, знаете ли…

— Будет исполнено, Ваше Величество, — вытянулись в струнку мои верные и преданные подданные, случайно оставшиеся в живых.

— Вас, ШЕВАЛЬЕ, временно назначаю Главнокомандующим всей нашей армии. Вас, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, заместителем Главнокомандующего и Командующим Имперского Экспедиционного Корпуса на Втором Острове. Я оставляю за собой звание Верховного Главнокомандующего.

— Служим Империи! — воодушевлённо и на едином дыхании отозвались мои новоявленные военачальники.

— Да, ГРАФИНЯ… Где она находится? — с трудом справляясь с волнением, небрежно спросил я.

— Её Сиятельство, как мы Вам уже доложили, ещё не пришла в себя, но я думаю, что всё будет хорошо, — сказал ШЕВАЛЬЕ. — Она располагается на Флагманской Галере, находится под неусыпным, ежесекундным наблюдением единственного оставшегося в живых врача. Три его помощника занимаются остальными ранеными.

— Это хорошо, — задумчиво сказал я. — Да, всё проходит. Пройдёт и это… Печально…

— Что, Сир?

— Да это я так, мысли вслух.

Муторно у меня было на душе, и ничего я не мог с этим поделать. Я испытывал какое-то странное раздвоение или, вернее, растворение, а скорее всего, полное расслоение сознания.

ГРАФИНЯ, МАРКИЗА, ИСЭ… Женщины прекрасные вы мои! Запутался я, ничего не пойму! Тянут меня в разные стороны сокровенные и неодолимые желания, мучительно разрывают на части. Всё перемешалось и так глупо переплелось. Нет просвета и спасения. Беда, беда… Небольшой запой мне явно не помешает!

— Сир?

— Что? Ах, да… Кстати, а каковы потери врага? — напоследок печально поинтересовался я.

— Кто его знает, Государь, — мрачно и зло улыбнулся ШЕВАЛЬЕ. — Ни врага, ни его флота, как такового, уже не существует. Никого и ничего не осталось на этой земле. Все корабли противника на дне или захвачены нами, все души убиенных врагов на небесах. Пленных мы пока не считали. С ними разберёмся попозже.

— Ну и славно, — удовлетворённо и благостно произнёс я, а потом зябко поморщился, задумался, нахмурился. — На небесах всем хорошо. Не верю я в Ад, верю в Рай. Только эта вера даёт осознание смысла бытия, его сути и последующего прощения грехов и их искупления.

— Сир?

— Вот что, дружище, — пробормотал я глухо. — Беспокоит меня одна тема, очень сильно беспокоит.

— БАРОН? — насторожился ШЕВАЛЬЕ.

— Как это вы так сразу догадались!? Да, именно он, будь он неладен! Выясните срочно, где он, что с ним. Пошлите гонцов. Ведь я оставил его за главного на юге этого Острова. Что там с замками и крепостями, с горожанами и крестьянами, с фуражом и провиантом? Ведь мы пока стоим с вами на узкой полоске земли между морем и большой сушей, и ничего толком не знаем о том, что происходит вокруг нас. Двигайтесь, Барон, работайте, подбирайте кадры, думайте, организовывайте, шевелитесь! Если всё пойдёт так, как я планирую, то к годам двадцати пяти с гаком вы, сударь, станете Графом и Генералом, а возможно и Маршалом Империи! Но для этого надо приложить максимум усилий! Вперёд, вперёд! Только вперёд!

— Служу Империи!

— Вот и славно!

Я прогулялся по пляжу, посмотрел в ясное и глубокое небо, а потом сел в шлюпку и отплыл на яхту. Как мне хочется покоя, тишины, одиночества! Как мне хочется упасть в тёплую и уютную постель, зарыться в неё, словно крот, в мягкую, наполненную перегноем, землю, и не думать ни о чём! Совершенно ни о чём…

Сейчас залпом выпью кружку Можжевеловки, закушу её моим любимым солёным бочковым помидором. Ах, чёрт возьми! Помидоров-то и нет! Да, ладно. Закушу чем-нибудь, тем же куском хлеба, и ухну в бездну сна. А перед этим надо освободиться от доспехов, окунуться в море, смыть с себя кровь, пот и грязь.

Что же мне делать со своей жизнью, вернее, со своей неспокойной и мечущейся душой!? Как и куда плыть дальше, какой путь избрать!? Острова, Шары, молнии, Ускоренные, Порталы, Земля, Глория, Морская Пехота, Генералы, Полковники, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, КООРДИНАТОР и МАГИСТР, Небесный Медведь и Чёрный Спрут… Всё перемешалось в моей бедной голове.

ИСЭ, ГРАФИНЯ, МАРКИЗА… Их лица всплыли передо мною из тихих глубин сознания и были они печальны. Они с укоризной и тревогой смотрели на меня, и стало мне очень нехорошо, душно и зябко. Три грации моей души. Три женщины, которые навсегда!

Вскоре я, — освежённый, просветлённый и чистый после морского купания, неподвижно лежал в мягкой и уютной постели, слушал лёгкий шум волн за иллюминатором, ощущал робкое движение слегка прохладного солёного воздуха, ловил звуки, издаваемые чайками над морем и какими-то неведомыми мне птицами на берегу, и постепенно погружался в тёмную и иллюзорную пучину сна.

Мой раненный бок, наспех перевязанный сначала ШЕВАЛЬЕ, а потом, после купания, придворным медиком, уже почти не болел. Так, неприятно ныл потихоньку и слегка покалывал, и только-то. Гораздо сильнее ныла и стонала моя мятущаяся в переживаниях, беспокойная душа. ИСЭ, ГРАФИНЯ, МАРКИЗА…Чёрт вас всех побери! Сгиньте, оставьте меня хоть на время в покое! Это была моя последняя мысль перед тем, как я быстро и крепко уснул.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Под утро я внезапно проснулся от странного предчувствия. Непонятно что должно было вот-вот произойти. Тревожное ожидание этого события заполнило и переполнило меня. Я сжал меч, лежащий рядом, слегка приоткрыл глаза. Эх, зря я вечером выпроводил ЗВЕРЯ из каюты. Захотелось побыть одному, подумать, поразмышлять, ни на что и ни на кого не отвлекаясь.

Воздух в углу завибрировал, задрожал, потёк туманными и мутными струями. Открылся Портал. В сером хаосе, царящем внутри него, родилось нечто, — сначала неясное и зыбкое, а потом вполне сформировавшееся и узнаваемое. МАРКИЗА легко и плавно подошла ко мне, насмешливо, ясно, чисто и светло посмотрела мне в глаза.

— Добрый вечер, Миледи, — усмехнулся я, отложил меч в сторону и, закутавшись по пояс в простыню, быстро поднялся с кровати.

Мы некоторое время неподвижно и молча стояли, внимательно рассматривая друг друга. Потом я медленно сделал шаг в сторону нежданной гостьи, решительно взял её изящную ручку, поднёс тонкие и длинные пальчики к своим вдруг задрожавшим губам.

Сердце моё сначала учащённо и тяжело забилось, потом панически и сладко заметалось в груди. Да, такого состояния я не испытывал давненько. С тех пор, как лежал со своею милой лебёдушкой в поле перед замком ГРАФА и любовался ночным небом, усыпанным звёздами. Ах, как же мне тогда было хорошо! Как хорошо! Кажется, что с той поры прошла уже целая тысяча лет.

Ещё недавно я был уверен, что в этом мире проходит всё, кроме настоящей любви. Сейчас я в данном постулате стал сомневаться. А может быть, моя любовь к ГРАФИНЕ не является таковой? Внезапно пришло, захлестнуло, страстно закружило и заворожило свежее чувство, не более того!? Это, как морская волна во время шторма. Стоишь у самой кромки воды, полный восторга и сладкой тревоги, немного зазевался, и вот она уже мощно накатилась на тебя, опрокинула, а потом затянула в своё чрево, поглотила, закрутила, прокрутила и выплюнула, ошалевшего и задыхающегося, обратно на берег. А потом на море вдруг воцаряется штиль. Волн, как не бывало, а море осталось. Но оно уже не такое, каким было всего несколько минут назад. Спокойно и слегка плещется у твоих ног, не вызывая былых эмоций.

— Здравствуйте, Ваше Величество, — девушка сделала изящный реверанс, чуть-чуть опустила голову, наморщила лобик и слегка улыбнулась.

Одета она была в короткое, открытое белое платье, которое позволяло по достоинству оценить стройные длинные ножки, загорелые гладкие плечи и плавную высокую шейку. Её волосы цвета сухой пшеницы находились всё в том же чудесном беспорядке. Огромные голубые глаза насмешливо изучали меня. Пухлые губки чуть приоткрылись, обнажая идеально-ровные белоснежные зубки.

— Чем обязан такой чести, сударыня? — с лёгкой дрожью в голосе произнёс я. — Прошу, садитесь, — я указал девушке на стул, стоявший около стола, в центре которого возвышался массивный канделябр со свечами, а около него, как и положено, покоился кувшин с Можжевеловкой.

— Сир, вчера Вы были великолепны! — с искренним волнением и страстью произнесла МАРКИЗА. — Ах, какой, однако, это был бой! Вернее, — бойня! Ужас! Я так за Вас переживала, так волновалась! Пару раз даже теряла сознание! Представляете!? Это я-то! О, как Вы врубились в ряды врага, как сражались! А, ЗВЕРЬ!? Это чудовище показало себя в полной красе! Вот, уж, где действительно сосредоточены мистическая мощь и необыкновенная сила! А этот Ваш невероятный удар мечом, после которого РЕГЕНТ распался на две идеально ровные половинки! Фантастика! Я поражена и восхищена, я в экстазе! Какой Вы молодец, Сир, какой герой, сколько в Вас бесстрашия и отваги! Одним словом — красавец, умница, поэт…

— Спасибо за тёплые слова, МАРКИЗА, — усмехнулся я. — Скажите, а тот рыцарь, ну, из Ордена Посвящённых, с которым я дрался на пиратской галере, действительно был Первым Магистром? Какова вообще иерархия в Ордене? Кто у них там самый главный?

— Есть ещё и Верховный Магистр. Именно он руководит Орденом. Да, Бог с ними, Сир! Не о том говорим, — девушка почему-то ушла от обсуждения предложенной мною темы. — Как ваша рана?

— Какая рана? — удивился я. — Ах, да, рана… Я приспустил простыню, снял слегка окровавленную повязку, осмотрел свой бок. Кожа на нём была почти абсолютно гладкой и розоватой. Ни шрама, ни ссадины, ни выпуклости, ни вмятины, ничего, что свидетельствовала бы о полученном мною сравнительно недавно весьма серьёзном ранении.

— Да, регенерируете Вы стремительно, Сир, — задумчиво и с заметной завистью произнесла девушка. — Мы на такое, к сожалению, неспособны.

— Почему? — удивился я. — Вы что, не можете ускоренно восстанавливаться?! Не может быть! Без этой способности грош цена Бессмертию!

— Да нет, Сир, регенерация организма у нас происходит, конечно, значительно быстрее, чем у обычных людей, но до Вас нам далеко. Очень далеко… Однако, что значит гены!

— О чём это вы, сударыня? — с беспокойством спросил я. — Что вы имеете в виду? Что не так с моими генами?

— Бог с ними, Сир. Пока… — досадливо произнесла МАРКИЗА. — Язык мой, — враг мой.

— И всё-таки? — продолжал настаивать я.

— Ваше Величество, вернёмся к этой очень серьёзной теме чуть попозже, — нервно произнесла моя прелестная гостья. — Не давите на меня, я этого не люблю. Извините… Всему своё время.

Мы помолчали. За окном медленно светало. Яхта мягко колыхалась на лёгких волнах. Я погасил свечи, присел на стул напротив девушки, внимательно посмотрел ей в глаза.

— И так, какова же цель вашего визита, сударыня?

— Сир, а у меня, в общем-то, нет никакой конкретной цели, — томно улыбнулась МАРКИЗА. — Да, да! Представьте себе. Просто пришла к Вам в гости, пообщаться, поболтать немножко…

— И всё же? И до каких пор немножко? Чувствую какой-то подвох!

— Да, расслабьтесь Вы, будьте естественней! Я вдруг захотела вас увидеть, Государь, — снова мягко и светло улыбнулась девушка. — Лежала во тьме, думала, размышляла. Стало грустно и одиноко.

— Ну и конечно же скучно, — усмехнулся я.

— Мне давно скучно, очень давно, Вы не представляете, как давно, Сир. Каждый день — всё одно и тоже. Рутина, тоска, безразличие, обыденность! О, как давно в моей жизни не было каких-либо существенных перемен! Вот появились Вы, и всё сразу мгновенно изменилось. Подул свежий ветер. Возникла интрига, а она, как известно, порождает интерес и стремление идти вперёд.

— Расскажите мне немного о своей планете, ну, о Глории. Как вы там живёте, чем занимаетесь? Глория, Глория… Хорошее, красивое название.

— Сир! Но так её именуют только Земляне. Мы называем её, конечно, же по-другому, — слегка снисходительно улыбнулась МАРКИЗА.

— И как же?

— Произносить это слово в присутствии представителей других цивилизаций нельзя, Сир… Таковы правила.

— Ну, ладно. И не надо, и не очень-то хотелось, — нахмурился я. — Ну, расскажите же мне о Глории! Ну хоть что-нибудь! Я весь в нетерпении!

— А что о ней рассказывать, Сир, — поморщилась девушка. — Планета как планета. Действительно, она очень похожа на Землю, только немного поменьше. Наш уровень развития конечно намного выше вашего. Мы издревле контролируем вашу цивилизацию, наблюдаем за вами, вернее, за Землянами.

— Не понял. А я что, не Землянин? — удивился я.

— Чёрт возьми, я снова сказала лишнее! Давайте пока оставим эту тему, Ваше Величество!

— Что-то мы с вами слишком много всего оставляем на потом. Это мне категорически не нравится! — нервно произнёс я.

— Простите, Сир, но это обусловлено рядом субъективных и объективных факторов, независящих ни от меня, ни от ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Вот как? — недовольно буркнул я. — Ладно, вернёмся к Глории. Так что, у вас там все люди бессмертны? Ах, вы же не люди? И как же вас величать?

— Очень просто. Для Вас, Сир, мы — Глориане. А что касается бессмертия… Бессмертны только члены Наблюдательного Совета. Есть у нас такой управляющий, направляющий и координирующий орган.

— Постойте, постойте! — я возбуждённо вскочил. — Вы что, изобрели какое-то средство, дарующее вечную жизнь, и пользуются им только избранные!? Почему так? Кстати, со слов ПРЕДСЕДАТЕЛЯ я понял, что вы лично и он прожили не одну тысячу лет!? Выходит, что уже давным-давно ваша цивилизация находилась на достаточно высоком уровне развития. Откуда вообще она взялась и как появилась?

— Сир, прошу Вас, не напоминайте мне о возрасте, — досадливо поморщилась девушка. — Перед Вами — дама.

— О, простите, простите, милая! — смутился я.

— И не называйте меня милой, я этого не люблю, Государь!

— Хорошо, хорошо, — пробормотал я, дрожа от нетерпения перед познанием дотоле тайных для меня истин.

— Вообще-то никто никаких средств не изобретал, Сир.

— Как так!? Откуда же тогда бессмертие? Ведь не свалилось же оно неожиданно вам на головы из ниоткуда? Не Господь Бог же вам его подарил, притом только избранным!?

— Сир, увы, во-первых, Бога нет. Во-вторых, во всей Вселенной только один настоящий ИЗБРАННЫЙ!

— И кто же он?!

— Это Вы, Сир…

Я поражённо уставился на девушку, потёр ладонями виски. Да, столько новой и неожиданной информации, однако!

— О, как, ишь, ты, ничего себе! Ибо… Так Бога, оказывается, нет!? — я был огорчён так, как может быть огорчён ребёнок, у которого внезапно отобрали его самую любимую игрушку. — Откуда у вас такая информация о Боге?! Она достоверна?!

— Сдался Вам этот Бог, Сир! — возмутилась Советник. — Вы бы о себе лучше подумали!

— Именно Бог обо мне и подумает, — усмехнулся я. — Так почему же вы делаете такие категоричные выводы по поводу Господа нашего?

— Как Вам сказать, Сир… Глорианская цивилизация действительно очень древняя. Мы победили пространство и время, познали практически все физические и метафизические законы этого Мира, исследовали все параллельные Вселенные, ну, почти все. Мы пропахали, вскрыли, препарировали, попробовали на зуб и исследовали до самых глубоких глубин всё сущее. Нигде мы не обнаружили Высшего Разума, нигде. Вы как-то очень хорошо сказали, что познание рождает печаль. Это так! А кроме печали оно рождает и неверие.

— Фу, ну, слава Богу! — вздохнул я с облегчением. — Цивилизация-то у вас древняя, люди вы умные, а рассуждаете, как малые дети. Смех и грех! Разве можно обнаружить Творца, если он сам этого не захочет!? Не может суслик знать о существовании медведя, пока тот спокойно спит себе в глубоком и глухом логове. Не подозревает кузнечик о существовании могучего орла, который парит где-то в вышине. И, вообще, разве можно понять Бога, если себя мы до конца не понимаем?! Девочка моя, да нельзя быть такой самоуверенной и наивной!

— Не называйте меня девочкой, Сир, прошу Вас! — нервно и зябко поморщилась МАРКИЗА. — Ну, какая я Вам девочка!? Мне всё-таки семь тысяч лет!

— Однако, вы сами себе противоречите, сударыня — усмехнулся я. — То вы молодая дама, то вы семи тысячелетняя старуха! Вы уж как-то определитесь, пожалуйста!

— Вы правы, Сир, — засмеялась девушка. — Бог с ним, называйте меня так, как Вам заблагорассудится. Девочка, так девочка… В конце концов, Вы — Император, а значит мне, как отец родной, милостивый и заботливый защитник и покровитель.

— Ёрничаете, да? Ну, ну… А, вообще-то, рассуждаете вы вполне логично и правильно, — ухмыльнулся я. — Если можно, то вернёмся к бессмертию. Так откуда оно появилось на вашей Глории и почему им обладают не все?

— А оно ниоткуда и не появлялось, Сир.

— Как так!? — в очередной раз поразился я. — Всё на этом свете откуда-то появляется, а потом исчезает куда-то. Да нет, я не совсем прав. Материя и энергия никуда не исчезают, они просто преобразовываются друг в друга, трансформируются. Ладно, не будем далеко отходить от главной темы, вернёмся к бессмертию… Каким же образом оно вам досталось?

— По наследству, Сир, — грустно улыбнулась моя собеседница.

— Что!? — снова удивился я. — Ну, хорошо. А как же обрели бессмертие ваши предки?

— Если бы я знала, Сир, — задумчиво произнесла МАРКИЗА.

— Всё равно ничего не пойму, хоть убейте! А почему бессмертны только некоторые люди, избранные, а не все на вашей планете?

— Бессмертны только те, у кого остались более-менее чистые гены, Государь, — девушка нервно дотронулась до кувшина с Можжевеловкой. — Что это за напиток?

— Вам лучше не пробовать. Кто его знает, какое воздействие на вас он окажет. Ведь вы, как бы это сказать, не совсем человек.

— Боже мой, от кого я это слышу! А вообще-то, Сир, мы же с Вами уже пили вместе тот очаровательный напиток, как его?

— Звизгун… Действительно, пили! Как же это я запамятовал?

— Сказываются последствия жестокой и кровавой битвы, Сир. Всё имеет свои последствия.

— Да, ты совершенно права, моя девочка…

— Я не Ваша девочка!!!

— Но ею вскоре станешь. Куда ты денешься! Я тебя обожаю!!!

— Ладно, чему быть, тому не миновать! — звонко и легко рассмеялась МАРКИЗА. — Как всё странно и неожиданно, однако!

— Ты права. Но из массы странностей и неожиданностей соткан этот мир! — усмехнулся я, чувствуя, как меня начинает распирать бешенное желание немедленно овладеть этой прелестной женщиной.

— Однако, вернёмся к напитку. Какое, право, удивительное название, Сир. Звизгун! Кто его придумал? Кто этот великий человек, имеющий такую буйную фантазию?

— Издеваетесь, моя прекрасная МАРКИЗА? Ну, поиздевайтесь, поиздевайтесь, пришелица вы наша. С меня не убудет.

— А вообще, заканчивая тему, могу сообщить Вам, Сир, что я наполовину человек. А вот Вы…

— Что я, кто я!? — тревожное и лихорадочное волнение охватило меня. — Кто же я такой, наконец!? Ну, открой же мне тайну, которая мучает меня уже столько времени! Пожалуйста!

— Снова мой язык… Чёрт возьми! — поморщилась МАРКИЗА. — Узнаете чуть позже, Сир. Время ещё не пришло. Совет думает…

Я встал, обессилено упал на кровать, полежал на ней, успокаиваясь, потом поднялся, подошёл к столу и молча наполнил Можжевеловкой две рюмки.

— Чёрт с тобой и Советом, давай выпьем.

— А каков будет тост, Сир?

— За чудесную планету под названием Глория!

— За Глорию!

Напиток обжёг горло, горячей волной прокатился по пищеводу, отдал тепло желудку. Жить стало легче. Жить стало веселее.

— Как крепок, однако, — закашлялась МАРКИЗА и на глазах её выступили слёзы. — Как Вы пьёте эту гадость, Сир! Это же плохо очищенный самогон. Да, до Звизгуна ему далеко! Очень далеко!

— Да, — согласился я. — Со Звизгуном не сравнить, согласен. Но не такая уж он и гадость. Ты закусывай, закусывай. Яблоки, конечно же, не квашеная капуста и не солёный бочковой помидор. Что поделать, чем богаты, тому и рады, как говорится. Провиантом мои люди уже занимаются. Приглашаю тебя на вечер при свечах. Стол будет накрыт по первому разряду.

— Спасибо, Сир, но я, вообще-то, пока здесь, рядом с Вами, никуда особенно не тороплюсь, — девушка надула свои прелестные губки. — Или Вы изволите меня прогнать!?

— Что ты, что ты, да я не в этом смысле, — засуетился я. — Никто тебя никуда не гонит. Я готов беседовать с тобой целую вечность, благо она готова распахнуть перед нами свои объятия в любую секунду! И вообще, что такое вечность по сравнению с вами, моя Прекрасная МАРКИЗА! Так, — жалкий огарок свечи перед факелом ослепляющей, немеркнущей и всё испепеляющей красоты! Неземной красоты! Я любуюсь вами, словно ребёнок, который первый раз увидел восход солнца, осмыслил всю его прелесть и был поражён и очарован им навсегда!

— Да, что значит — красавец, умница, поэт… — порозовела МАРКИЗА. — Ну что, дерябнем по второй, Сир?

— Конечно, конечно, милая моя. Обязательно дерябнем!

— За Землю!

— За Землю!

Мы опрокинули в себя содержимое рюмок, поморщились, закусили оставшимся яблоком. Щёчки у девушки ещё более порозовели, глаза заблестели и поменяли свой цвет с голубого на синий. Я откровенно любовался ею. Она скромно отводила свой васильковый взгляд в сторону. Мне вдруг пришла в голову одна очень весёлая мысль. Я от души расхохотался.

— Что такое, Сир?

— Вы знаете, если бы некоторое время назад кто-нибудь рассказал мне историю о моих грядущих похождениях на этих Островах, то я от всей души посмеялся бы и незамедлительно отвёл бы этого чудака в сумасшедший дом. Ну, посудите сами. Я, неизвестно кто, потерявший память, голый, прихожу в сознание на диком и пустынном пляже неизвестно где. Обретаю спутника в лице гигантского и могучего Пса, нахожу ПОСОХ. Мой верный ЗВЕРЬ, как выясняется впоследствии, является Киборгом, совершенным творением неведомых нам сил. Через несколько месяцев я становлюсь Бессмертным Императором. По ходу своей блестящей карьеры овладеваю способностью неимоверно ускоряться, не бояться никаких ран, на лету ловить стрелы и ядра, отражать энергетические удары злобных пришельцев, молниеносно разрубать врагов на две части. Апофеозом всего этого является сцена застолья с участием прелестной инопланетянки, которая телепортировалась на Землю с легендарной и загадочной планеты Глория. Мы пьём с ней самогон и ведём милую беседу. А перед этим я даровал ей титул Маркизы. Каково?! А!?

МАРКИЗА громко и слегка истерично расхохоталась, стукнула кулачком по столу, отчего он, к моему удивлению, довольно ощутимо вздрогнул.

— Полная фантасмагория, Сир!

— Вот и я о том же!

Рюмки вновь были наполнены до краёв.

— За БЕССМЕРТИЕ!

— За БЕССМЕРТИЕ!

Мы посидели молча, с волнением разглядывая друг друга. Я чувствовал мощно концентрирующееся внутри меня, всепоглощающее, неимоверное и бешеное желание. Глаза МАРКИЗЫ подёрнулись томной поволокой, не утратив своего блеска. Губки приоткрылись, кончик языка прошёлся по ним влажно, призывно и обольстительно.

Мы вскочили одновременно, бросились друг другу в объятия, стали лихорадочно сдирать с себя одежду. Вернее, эту волнующую процедуру с девушкой проделывал я, так как простыня соскользнула с меня сразу, как только я прижал МАРКИЗУ к себе.

Мы упали на кровать. Я стал с трепетом и с ненасытной страстью ласкать и истово целовать волшебное, гладкое, загорелое, ароматное, восхитительное, нежное, молодое девичье тело. МАРКИЗА стонала, вытягивалась в струнку, раздвигала и сдвигала ноги, переворачивалась на живот, становилась на колени, выгибалась дугой. Я с упоением целовал её шею, ушки, грудь, живот, бёдра, упругую попку, маленькие ступни и изящные пальчики на ногах, а потом на руках.

Я проникал языком в её лоно, раздвигал ягодицы и целовал то, что находилось между ними. Я обезумел, потерял счёт времени и всякое чувство меры. Я входил в девушку спереди и сзади, сверху и снизу, извергал потоки спермы, стонал, кричал, падал в изнеможении. Девушка обессилено вслед за мною откидывалась на мокрые от пота простыни, но каждый раз, преодолевая кажущуюся усталость, снова жадно набрасывалась на меня, ласкала мой член руками, губами и языком, извивалась всем своим прекрасным телом, возбуждая меня так, что всё продолжалось снова и снова… Мы испытывали какой-то нереальный и непередаваемый ни мыслями, ни словами, оргазм, который мог длиться вечно. Боже, как хорошо, как невыносимо и сладостно хорошо! Никогда ещё у меня не было такого бешенного и беспрерывного секса!

Наконец мы, покрытые с ног до головы потом и спермой, замерли в объятиях друг друга, мгновенно и мёртво заснули. Нам не помешало ни встающее из-за невысоких гор солнце, которое затопило своим светом всю каюту, ни гортанные крики чаек за бортом, ни шум просыпающегося лагеря на берегу. Что может помешать безумно уставшим, абсолютно удовлетворённым и счастливым любовникам!? Разве только смерть… Но о какой смерти можно говорить, если любовники Бессмертны!?

— Сир, с Вами всё порядке!? — разбудил меня настойчивый и требовательный стук в дверь и последующий за ним тревожный и громкий голос ШЕВАЛЬЕ.

Я резко выпал из глухой тьмы сна, вдруг ощутил, что нахожусь в постели один. Я огляделся по сторонам. МАРКИЗЫ в каюте не было. Я чувственно провёл рукой по ещё тёплым простыням, на которых видимо совсем недавно лежала моя любовница, с наслаждением понюхал их и подушку, обнаружил на груди и с трепетом поднял к свету тонкий и короткий волосок пшеничного цвета, полюбовался им, как редким произведением искусства, а затем аккуратно и осторожно положил на стол.

— Всё хорошо, Барон! Всё отлично! — весело крикнул я. — Крепкий сон — залог здоровья! Я хочу ещё некоторое время побыть один, подумать, поразмышлять о судьбе Империи. А, вообще, как там дела, во внешнем мире!? Что там происходит? Есть ли известия от БАРОНА?

— Всё идёт своим чередом, я готов доложить Вам оперативную обстановку, Сир, — несколько напряжённым голосом ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Давайте сделаем это немного попозже. Всё-таки на дворе ещё сравнительно раннее утро. Встретимся ближе к обеду.

— Хорошо, Сир!

— Кстати, как там ГРАФИНЯ!? — спросил я и замер в тревожном ожидании ответа.

— Ещё не пришла в себя, Государь. Нам бы собрать врачебный консилиум. Но где взять врачей?

— Ладно, всё обсудим чуть попозже. До встречи!

— До встречи, Сир.

Я некоторое время задумчиво посидел на кровати, идиотски улыбаясь, потом моя слегка дрожащая рука потянулась к кувшину с Можжевеловкой.

— Пить с утра вредно, тем более эту тёплую гадость, дорогой, — вдруг раздался из-под кровати насмешливый голос.

Я от неожиданности подскочил на месте. Ах, чертовка! Ну что за женщина! Какая, однако, прелесть! Я для неё уже просто «дорогой». Правильно, чего мудрствовать и тянуть время!? Быка надо брать за рога сразу, быстро и решительно, иначе получишь под зад этими самыми рогами.

— Что ты там делаешь, моя ненаглядная? — я заглянул под кровать.

— Думаю, — обнажённая девушка лежала на спине, глаза её были закрыты.

— Я забыл тебя спросить об одной вещи, свет моих очей, — пробормотал я, опускаясь на пол и неловко ложась рядом с МАРКИЗОЙ.

— О чём, Мой Король?

— Обожаю, когда ты так говоришь. А можно повторить ещё, но с хрипотцой, и словно в последний раз?

— Я люблю Вас, Мой Король! Я люблю Вас, Мой Король!

Я мгновенно возбудился, попытался залезть под кровать, но у меня это не получилось. Габариты не те. Приподнять кровать не удалось, так как её ножки были крепко прикручены к полу внушительного вида болтами. Не ломать же своё собственное и единственное ложе?

— Что ты делаешь, успокойся, — весело воскликнула девушка, каким-то чудом ловко и стремительно проскочив между мной и ножкой кровати. — Пора перекусить. Я страшно голодна. Очень голодна. Да, — секс с БЕССМЕРТНЫМ, — это кое что!

— И много у тебя было Бессмертных?

— Мало. Один. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ… Нас вообще мало. Всего тридцать человек на всю планету, увы.

— О, как, ишь, ты, однако!

— Не люблю, когда ты так говоришь!

— Извини, больше не буду.

— Ты хотел о чём-то меня спросить? — МАРКИЗА подошла к окну, потянулась.

Я залюбовался ею. Она была похожа на девочку-подростка, которая уже вроде бы и не подросток, но ещё и не женщина. Точёная изящная фигурка, стройные, длинные, в меру худые ноги, соблазнительная попка, тонкая высокая талия и узкие, но идеально выточенные бёдра, гладкие, чуть-чуть округлые плечи, красивая шея, миниатюрные ушки. Всё было в её фигуре идеально, доведено до совершенства. Ах, да, я не упомянул ещё о маленькой и упругой груди! Кто же создал такое чудо!?

— Так о чём ты хотел меня спросить?

— Ты неоднократно демонстрировала свои способности к телепатии. У меня они почти отсутствуют. Имеется, правда, какая-то телепатическая связь со ЗВЕРЕМ, но на довольно примитивном уровне.

— Ничего, тебе надо немного потренироваться, вот и всё. Поверь мне, телепат ты намного более сильный, чем я. Кровь, однако…

— И всё-таки, что с моей кровью не так, — снова насторожился я.

— Всё с тобою нормально, не волнуйся, — тяжело вздохнула девушка. — Так мы будем завтракать, или нет?

— Сейчас кого-нибудь кликну. Зря я отпустил ШЕВАЛЬЕ.

— Не надо никого звать. Я хочу побыть с тобой наедине, — страстно прошептала МАРКИЗА, прижимаясь ко мне всем телом. — Только ты и я, и никого более!

Я мгновенно возбудился.

— О, о, о… — улыбнулась инопланетянка, чуть отстраняясь и с восхищением разглядывая мой член. — Однако, ишь, ты, о, как!

— Вот так, — засмеялся я, поднял МАРКИЗУ на руки, стал, задыхаясь, целовать её рот, шею, ушки, грудь, живот, бёдра и коленки.

Она задрожала, застонала. Мы повалились на кровать, продолжили любить друг друга с такой силой и страстью, что перед самым наступлением оргазма ложе не выдержало творимых над ним издевательств и с противным скрипом и треском обрушилось под нами. Мы упали на пол, намертво, как навсегда, сцепившись друг с другом, и стонали и кричали что-то бессвязное, дикое, не сопротивляясь наслаждению и желанию, и всё продлевали и продлевали их, стараясь стать частью сладкой бесконечности. Через некоторое время наступили покой и тишина. Ещё чуть позже мы пришли в себя, посмотрели друг на друга, рассмеялись.

— Да, такого не может быть, потому, что не может быть никогда, — слабо и обессилено произнесла МАРКИЗА.

— Да, уж… — прохрипел я.

— Давай немного передохнём и…

— Снова займёмся сексом? — прервал я девушку.

Она нервно вздрогнула, решительно отодвинулась от меня, насмешливо и укоризненно погрозила мне пальчиком, потом медленно отползла под стол и легла под ним на живот. Я стал лениво любоваться её чудной упругой попкой.

— Ужас какой-то! Немедленно уберите от меня этого сексуального маньяка и извращенца, — слабо сказала МАРКИЗА в пустоту.

— Вспомнишь ещё обо мне, моя дорогая, когда-нибудь и где-нибудь в далёких и холодных просторах Вселенной!

— Возможно, возможно, Мой Король…

— Моя МАРКИЗА, позвольте, я приглашу вас на третий тур нашего прекрасного любовного танца? — немедленно встрепенулся я.

— Нет, нет, нет! Пока хватит! Кстати, — девушка вдруг ожила, села на пол. — А ты подписал соответствующий Указ? Ну, я о моём титуле?

— О, женщины!!! Везде, всегда и всё одно и тоже!!! — с досадой и печалью воскликнул я. — А если бы я был пастухом, свинарём, рыбаком, плотником или поваром, но, само собой, с очень хорошей потенцией, что тогда? Согласилась бы ты стать пастушкой, рыбачкой или ещё кем-либо иже с ними?

— Никогда!

— Я так и знал! Я так и думал! О, горе мне!

— Ну, посуди сам. Вечно пасти коз, возиться со свиньями или ловить рыбу, — это же ужасно! Разве это удел Бессмертных? Да, если человек смертен, то эти занятия для него очень неплохи, а если он бессмертен, то исключено! — устало произнесла девушка.

— Подожди, подожди… Если я тебя правильно понял, то в том случае, если бы ты была смертной, то отдалась бы и стала спутницей жизни любому представителю указанных мною весьма полезных и уважаемых профессий? — ухмыльнулся я.

— Конечно… Но при одном условии.

— И при каком же?

— Я буду только с тем, кого безумно люблю. А вообще, конечно же, я хочу быть Бессмертной МАРКИЗОЙ! Представляешь, возвращаюсь я на Глорию, захожу в зал заседаний СОВЕТА, и ПРЕДСЕДАТЕЛЬ спрашивает меня: «Ваша Светлость, что Вы думаете о судьбах Мира?». А я ему отвечаю: «Мир скучен и убог, он погряз в пучине пороков. Он устал… Ему уготована гибель!». Зашибись!

— Боже, откуда ты знаешь это слово? — улыбнулся я.

— Я много чего знаю. Так что насчёт Указа?

— Нет пока никакого Указа, — досадливо поморщился я. — Как нет и канцелярии, и делопроизводителей, и писцов и Большой Императорской печати.

— Я так и знала! Какой негодяй, какой подлец! Обманул бедную несчастную девушку, завлёк в постель ложными посулами, лишил девственности! Горе мне, горе!

— Да, хватит уже, — расхохотался я. — Слово моё крепче титана. Всё будет, как положено, дай мне время. Ты в курсе, что за последние два дня я перенёс столько всего, что другому хватит на пол века? Дай прийти в себя. А вообще, титул вступает в действие с того момента, когда Император даровал его кому-либо. Суть не в печатях и во всяких там указах.

— Вот как?! Прекрасно, прекрасно! Это же совершенно другое дело! Ну что же, Мой Король, нам действительно следует прийти в себя, — с лёгкой хрипотцой произнесла МАРКИЗА. — Вам нужно расслабиться, отдохнуть, набраться сил.

— Да, с тобой расслабишься…

— А как ты хотел!? Последний раз я переспала с Бессмертным несколько тысяч лет назад. Сейчас буду в темпе наращивать упущенное.

— Прошу тебя, дорогая, давай немного сбавим этот самый темп. Я ведь могу умереть от истощения. Что вам, бабам! Ноги расставили и вперёд! Нам, мужикам, намного сложнее.

— Фу, как грубо и вульгарно! Я не баба, я МАРКИЗА! — девушка сморщила свой идеально гладкий лобик.

— Скажи, пожалуйста, а почему ты выглядишь лет на семнадцать— восемнадцать, а ПРЕДСЕДАТЕЛЬ лет на двадцать два-двадцать три? Все остальные Бессмертные выглядят так же? И вообще, меня очень интересует один важный вопрос. Почему у вас такие перепады в возрасте? Семь тысяч лет, десять тысяч лет? От кого вы вообще родились? Кто они, ваши папы и мамы? Куда делись, или они и есть члены Совета Бессмертных? А от кого произошло всё остальное население Глории? Ничего не пойму! Какая-то мутная история, однако…

— Всё очень просто и вместе с тем довольно сложно, — нахмурилась МАРКИЗА. — Поговорим об этом как-нибудь потом.

— Сколько лет мне? Я выгляжу на тридцать-тридцать пять. А каков действительный мой возраст? — с беспокойством спросил я.

— Тебе тридцать три. Не более и не менее.

— Вам, значит, по нескольким тысячелетиям, а мне всего тридцать три? Ничего не понимаю! Хоть убей! — застонал я, целуя попку МАРКИЗЫ.

— Даже ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и члены СОВЕТА многого не понимают. Поговорим обо всём этом чуть позже.

— Позже, позже… Сколько можно тянуть время!? Ты знаешь, дорогая, я люблю полную определённость. Что за тайны Мадридского двора!? — возмутился я. — Хочу ясности!

— Полная определённость, вернее, определённая определённость, прости за тавтологию, проистекающая из соответствующих посылов и последующих выводов, обнаруживается только после глобальных и длительных экспериментов над группой однородных объектов, — сдвинула бровки моя инопланетянка.

— Боже мой! Ты сама поняла, что сказала? — усмехнулся я. — А что, полная определённость невозможна?

— Полная определённость — это истина. А истина, как всем известно, всегда где-то рядом и недосягаема для нас. А вообще, критерием истины является практика, которая всё время пребывает в движении и развитии, выявляет какие-то погрешности и не состыковки, изучает ложные и не ложные посылы, делает правильные и неправильные выводы, вследствие чего полная определённость невозможна, — строго произнесла МАРКИЗА.

— О, как закрутила, завертела и оплела! Да, ты, однако, умеешь подавить и запутать собеседника! Ах, какая мастерица. Ладно, Бог с ней, с истиной. Дайте мне время, и я всё познаю! — нахмурился я. — К чёрту пустые разглагольствования! Вернёмся к живой реальности, к самому началу. Кто такой всё-таки есть я!?

— Ах, Мой Король! Ты, единственный во всей Вселенной и во всех известных нам Мирах, — тягуче и хрипло пропела МАРКИЗА. — Ты уникален!

— Да в чём же состоит моя уникальность, чёрт подери?! А может быть, ты ошибаешься? Анализов-то у меня никто не брал!?

— Мы не ошибаемся. Как ты думаешь, зачем за тобой, именно за тобой, а не за кем-либо так настойчиво охотились Арктуриане?

— Кто, кто!?

— Ну, это те ребята, которые прилетели на своих Шарах и метали в тебя молнии, — усмехнулась девушка. — Бедные, столько летели, так старались, и всё впустую. Лихо ты разделался с их кораблями. Они, вообще-то, считаются самыми мощными, совершенными и непобедимыми во всей нашей Галактике, а возможно и во всей Вселенной. Представляешь!? Правда, бедолаги не знают, что Параллельных Миров в этой самой известной нам Вселенной тьма. Но это их проблема.

— А как же это вы справляетесь с такими могучими, крутыми и непобедимыми парнями? — заинтересовался я. — Они же наверняка делали попытки вас завоевать, или нет?

— Нет, — нахмурилась Советник. — В том-то всё и дело, что до недавнего времени они жили в своей Звёздной Системе тихо и спокойно, никому не мешали, никого не трогали. А, вообще, как говорил товарищ Сталин: «Попытка нэ питка». Если бы попытались Арктуриане сделать нам что-то плохое, то на месте бы и обосрались.

— Фу, МАРКИЗА, как, однако, грубо и вульгарно!?

— Зато очень образно и вполне понятно, — засмеялась девушка. — У нас с этими парнями, к счастью, разный уровень развития.

— А вот мне не совсем всё понятно. Почему при нападениях на меня Арктуриане не воспользовались этой самой Пси-Телепортацией, не высадили десант? Ведь вы, Глориане, с лёгкостью проникаете сквозь Барьер, — удивлённо произнёс я.

— Ответ прост. Они ею, Пси-Телепортацией, не владеют…

— Вот как? — удивился я. — Поразительно и странно. А почему Пси-Телепортацией владеют Земляне?

— Земляне ею тоже не владеют.

— А как же тогда они проникают через мой Барьер? — недоумённо спросил я и нахмурился. — Внезапные появления, вознесения, яркие световые круги, вихри, воронки, перепады давления и всё такое?! А!? Требую ответа и ясности!!!

— ТВОЙ Барьер? — улыбнулась девушка. — Ах, Мой Король…

— Заткнись! Конкретнее, пожалуйста. Да, Барьер МОЙ, — сурово произнёс я. — Каким образом земляне проникают через него?

— Путём самой обычной Квази-Телепортации. Это совершенно другой уровень, — вздохнула МАРКИЗА.

— Так, так, так… — задумался я. — Приставка «квази», насколько я помню, обозначает «якобы», «мнимый», «кажущийся»?

— Совершенно верно, — Советник легко постучала пальчиками по столу. — Квази-Телепортация, — это на уровне физики, а Пси-Телепортация, — это на уровне тонких полей, сознания, души, Вселенского Разума, Общего Энергетического Поля. Понимаешь?

— Ну, вот, наконец-то мне стало всё более-менее понятно и ясно! Спасибо, СОВЕТНИК! Спасибо за исчерпывающие объяснения! Так, знаешь ли, сразу полегчало на душе! Спасибо, огромное спасибо!

— Ну, не обижайся, моя радость. Всё сразу понять невозможно. Мир огромен и очень сложен.

— Да что ты говоришь?! Это для меня явилось большой неожиданностью и сверх откровением! Ну что же, благодарю тебя хотя бы за то, что ты позволила забрезжить тусклому свету в конце мрачного и чёрного туннеля, которым является мой истерзанный и беспомощный разум.

— Неплохо сказано, — улыбнулась девушка. — Что значит поэт!

— Да хватит мне об этом напоминать! Данный факт сейчас интересует меня меньше всего! Надоело! Ладно, прекратим бессмысленную пикировку, — насупился я. — Почему же всё-таки ты уверена, что я уникален? Откуда такая уверенность?

— Уверена на сто процентов, — МАРКИЗА насмешливо посмотрела на меня. — Кстати, все необходимые анализы мы у тебя уже давно взяли.

— Вот как? Это когда же? ЗВЕРЬ-то всегда при мне!

— А сейчас он при тебе?

— Ах, да…

— Вот так, — вздохнула девушка. — Это огромное счастье для Вселенной вообще, а для Глории в частности, что ты ещё не до конца пришёл в себя и кое-что не помнишь. Чувствую я, что скоро наше счастье закончится. Но от этого нам никуда не деться. Мы, собственно, и возимся с тобой только потому, что без тебя никак не справимся со стоящими перед нами крайне сложными проблемами.

— Что за проблемы, чёрт возьми!? Так кто же я всё-таки такой!? — нервно набычился я.

— Ещё не время, Мой Король, ещё не время, мой милый, — весело ответила МАРКИЗА, горячо и страстно целуя меня в щёку. — Слушай, давай же, наконец, перекусим!

— Чем же ты собралась перекусывать? — иронично произнёс я.

— А тем, как ты любишь повторять, что Бог пошлёт. В данном случае роль Бога будут исполнять Портал и я с ним в едином лице, — легко засмеялась девушка. — Иди пока прогуляйся по палубе, подыши свежим воздухом, сделай все свои необходимые утренние процедуры. Через полчаса жду тебя в каюте. Мне ведь тоже надо почистить пёрышки.

Девушка, не торопясь, стала одеваться. Делала она это нарочито медленно, плавно и чувственно. Я, как ни странно, снова возбудился, подошёл к ней, обнял, стал целовать и ласкать её лицо, шею, грудь. МАРКИЗА задрожала, сорвала с меня простыню, опустилась на колени. Я ощутил её горячий и влажный рот, упругий язык, застонал от мгновенного наступившего оргазма.

Девушка встала, нежно поцеловала меня в щёку, отошла чуть в сторону, закрыла глаза, сосредоточилась, напряглась и через несколько секунд растворилась в серой, вибрирующей мути Портала. Я обессилено упал на стул, налил себе рюмку Можжевеловки, залпом её выпил, задумался.

«Цель мироздания — развитие духа», — вспомнил я вдруг где-то и когда-то прочитанную и запомнившуюся мною фразу. Любовь — это одна из важнейших ипостасей духовности. Значит эволюция любви — цель мироздания!? Может быть, может быть…

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Каждый находится там, где ему предначертано быть!» — когда-то и как-то скорбно произнёс один мой боевой товарищ перед тем, как окунуться в вонючую и глубокую выгребную яму сортира, расположенного на планете, которая называется Землёй. «За всё приходится платить», — мудро заметил я, с головой погружаясь в ту же самую выгребную яму, полную смердящих фекалий и мочи. «Я согласен. За всё!», — усмехнувшись, вторил мне товарищ, с отвращением сплёвывая попавшее в рот дерьмо.

Взрыв был очень мощным. Он разнёс хлипкую деревянную постройку вдребезги, разбросал находящиеся в нём испражнения на десятки метров вокруг. Он заставил меня подумать о хрупкости человеческой жизни и, само собой, о смысле бытия. Впрочем, что о нём думать!? Бытие и есть бытие. Нужно просто жить и поменьше думать. Так легче…

Теперь-то я понимаю, что уцелел только потому, что являюсь Бессмертным и обладаю уникальной способностью к ускоренной регенерации. А товарищ мой таковым не являлся. Эх, — майор, майор! Красавец, два метра роста, косая сажень в плечах, блондин. Потрясающая жена, сто любовниц и тысяча друзей у тебя были. Все восхищались тобой, все дружили с тобой, женщины любили тебя безумно, голубоглазый хохотун и шутник ты наш, и вот — такой печальный финал… Быть разорванным на тысячи частей не на славном поле брани сил добра и зла, а в вонючем, безвестном и бесславном сортире?! И главное, зачем!? Не имелось в этом совершенно никакого смысла. А, может быть, и имелся в этом какой-то потаённый смысл!? Кто знает, кто знает…

Я тоже сильно пострадал, но не был разорван, расчленён и размётан. А это произошло бы, несмотря на моё Бессмертие, Но успел я вовремя глубоко нырнуть, погрузиться на самое дно сортира, раздвинуть самые плотные слои говна и благословить их, а они благословили и спасли меня. Я смог очень быстро восстановиться, собраться с силами, прийти в себя и выжить к огромному удивлению медиков. А товарищ мой погрузиться не захотел, побрезговал, вот и получил то, что ему уготовила судьба.

Что такое жизнь? Всего лишь небольшая остановка перед смертью. А что такое смерть?! Небольшая остановка перед другой жизнью. Всё, вроде бы, предельно ясно. А с другой стороны, — всё так зыбко, непонятно и запутанно… Вот мне, оказывается, тридцать три года. Так утверждает МАРКИЗА. Возраст Христа. Но это ничего не значит и ни о чём не говорит. И вообще, был ли и жил ли он на самом деле, этот Христос? Возможно, жил. Я допускаю этот факт, но не более того. Собственно, Бог с ним, с Христом. Вернёмся к моей теме…

Так вот, имел я в жизни несколько десятков женщин. Все они в основном прошли мимо меня смутной, мутной, безликой и почти исчезнувшей из памяти чередой, вернее, маленькой толпой. Но есть среди них те, которые оставили в моём сознании глубокие и нестираемые следы, которые волнуют меня до сих пор постоянно. Те, с которыми готов окунуться в бесконечность и в вечность. Любимые мои, желанные! Три женщины, три грации, вызывающие у меня ни на миг не затихающую смуту в душе, которая меня всё время беспокоит и тревожит, тревожит, тревожит…

Бог нам нужен только тогда, когда он нам нужен… Какая горькая истина! К чему я это? Да к тому, что ни бессмертие, ни вечность, ни бесконечность не гарантируют нам смысла. Если нет гармонии, радости и счастья, то нет ничего. Что толку оттого, что я Бессмертный, если не могу справиться со своими внутренними демонами, как и любой другой человек, не наделённый моими качествами! Мужчина, не умеющий разобраться с тремя женщинами, не способен разобраться сам с собой! Чёрт возьми! Однако, очень спорные рассуждения. А, может быть, они всё-таки верны!?

Я смотрю на это голубое небо, я погружаюсь в прохладное бытие воды, я чувствую нежно-колючее прикосновение к душе вечно тревожащего её и вечно желанного сорняка, имя которому сомнение, и всей сущностью своей пытаюсь понять смысл и не нахожу его! Увы, не нахожу! Зачем мы живём!? Жрём, жрём, жрём… Срём, срём, срём… К чему, зачем!? Всё абсолютно бессмысленно! Всё! Абсолютно! Всё надоедает, приедается, вызывает раздражение и рождает одно лишь разочарование.

Ах, да, — любовь… Сука любовь. То, ради чего стоит жить! Рука, коснувшаяся руки. Губы, коснувшиеся губ. Тонкий абрис души. Пальчик, пойманный на взлёте, и застывший в полёте. Маленькое розовое ушко. Складочки… Две тонкие и нежные складочки в волнующем и завораживающем месте между женских ног, рождающие желание и нежность, которые достойны стать приложением к вечности. Сладкий и горячий рот. Язык, дарующий непредсказуемые и непередаваемые ощущения. О, — этот манящий и ласковый женский рот, который открывает дверь в безумную и волнующую страну под названием СТРАСТЬ! Есть два входа в Рай. Это женское лоно и её рот!

Ах, ГРАФИНЯ, ах МАРКИЗА, ах ИСЭ!!! Три грации, три вечности, три истории, три мистерии, три проклятия, которые всегда со мной!

Блондинка, брюнетка, шатенка… Вы невероятно красивы. Каждая по-особому и по-своему. У вас у всех нежные руки с бархатистой кожей. Пальчики на них длинны, изящны и легки. Ваши тела вылеплены Богом, который вдруг заскучал от несовершенства этого мира. У вас стройные ноги и тонкие щиколотки. Своими маленькими, розовыми и узкими ступнями вы повергаете в прах вековую и, якобы, устоявшуюся сущность Вселенной. Я не могу отличить вас друг от друга и отдать предпочтение одной, потому что люблю всех троих! ИСЭ, МАРКИЗА, ГРАФИНЯ… Что же мне делать, как быть дальше!? Может быть, правы мусульмане? Может быть, может быть. А может быть, и нет.

Свет моей души, моя девочка, моя прекрасная ГРАФИНЯ! Как я люблю твои изумрудные, слегка раскосые глаза, твой чувственный и нежный рот, как я обожаю сладкие, маленькие и желанные соски на твоей упругой и большой груди, твои роскошные волосы цвета спелого каштана! Я пьянею от запаха твоей кожи. Я смотрю на тебя, выходящую из моря. Я смотрю на тебя, скачущую на Горном Жеребце, или в праведном гневе мечущую в меня подсвечники или бокалы, и думаю о том, как я счастлив с тобой!

Звезда моя, моя девочка, моя прелестная МАРКИЗА! Как я люблю твою нежную и упругую попку, твои маленькие и изящные ушки, твои гладкие плечи, твою пшеничную чёлку, твой лёгкий и беззаботный смех, отдающийся иллюзорным эхом в тысячелетиях! Обожаю твои стройные ножки, попирающие вечность, с восторгом терплю твою непредсказуемость и упрямство. Я смотрю на тебя, появляющуюся из ниоткуда и исчезающую в никуда, и думаю о том, как я счастлив! Девочка моя!

Радость моего сердца, моя принцесса, моя очаровательная ИСЭ! Самая первозданная моя из первозданных, самая любимая из любимых! Твоя идеальная и совершенная грудь, полузакрытая прядями густых волос цвета космоса, подобна двум загадочным холмам на краю Вселенной, между которыми находится дорога, ведущая в сладкую бездну, и название её, — нирвана! Твои раскосые глаза горели бешеной страстью в мгновения близости и томно закрывались после неё. Твоя ирония сводила меня с ума. Ты беззаботно смеялась, когда я говорил о любви, потому что было понятно, что я всего-навсего лишь пылинка на твоих тонких пальчиках. Стряхнуть их или не стряхнуть, — твоя прихоть. Не стряхивай, прошу тебя, любовь моя! Где бы ты не была, всегда помни обо мне, потому что я навеки твой! Прошу, помни обо мне!

Три женщины, три грации, три нежности, три твёрдости, исключающие из моей жизни друг друга и существующие в ней триедино, и мои чувства к вам решительно перебарывают и холодное сознание, и здравый смысл, и трезвый ум. Какие, уж, тут холодность, здравость и трезвость!

Эх, сразиться бы мне сейчас с целой сотней Небесных Медведей или зловещих Чёрных Спрутов, да с тысячью Ускоренных Бойцов! Или решительно плюнуть бы на всё, да навеки погрузиться в тяжёлые и бесконечные воды Тёмного Озера! Эх, вкусить бы толику невыносимой сладости бытия от какой-нибудь случайной женщины, грустно и одиноко стоящей на узкой обочине этой жизни! Не расстраивайся, милая ты моя! Обочина не вечна. Узкие дороги постоянно и неизбежно стремятся к расширению. Завтра эта самая обочина может стать центром Вселенной!

Как мне всё надоело! И эти три грации, и это прозрачное осеннее небо, и блеклые листья, которым предначертана смерть, и я, Бессмертный, надоел сам себе, потому что Бессмертие, — это наказание, а не награда. Надоело всё!!!

У меня есть друг, не знаю, где он сейчас находится. Слава Богу, если он жив. Так вот, он любил говорить, что жизнь, — это полное говно! Он не совсем счастлив, хотя никогда не признает этого очевидного факта. Он мудр, толст, тяжёл, близорук и постоянно полон сарказма и скепсиса, но, как ни странно, довольно оптимистично смотрит на мир, несмотря на свою знаменитую оценку жизни. Я его обожаю! Он пыжится, дёргается, пытается объять весь мир, любить всех, а особенно тех, кто не любит его. Хватается за каждую соломинку, суетится, мечется, куда-то всё время стремится, едет, летит, плывёт, ковыляет. Он всё время жаждет новых дорог и впечатлений, потому что только они подпитывают его вечно затухающую сущность.

Он любит читать мораль и указывать другим людям на их недостатки, а сам не стремится избавиться от своих, родных, заложенных в нём изначально. Странный и простой, вполне понятный и очень непонятный, смешной и грустный, нелепый и продуманный, глупый и умный, весёлый и печальный человек. Он полон тайных комплексов, пороков, противоречий, недостатков и достоинств, как, собственно, и я, и мы все. Так вот… Когда мы иногда встречаемся и общаемся, то он после ста, или двухсот граммов водки говорит, что жизнь — это говно. А потом, через некоторое время, выпив ещё столько же или поболее, обречённо дополняет: «Жизнь — это полное говно!». Каково, однако?! Говно и полное говно, — это ведь совершенно разные вещи! Если, допустим, — ты говно, то данный факт, конечно же обиден, но не совсем, потому что таких говнюков, как ты, вокруг хоть пруд пруди. А вот ощущать себя полным говном, — это совсем другое дело!

И вообще, я иногда думаю о вечности. Да, как ни странно, о ней, родимой… Бессмертные и смертные могут себе это иногда позволить. Так вот, живут эти смешные существа, которых называют людьми: думают о чём-то, размышляют, переживают, пыжатся, дёргаются, мечутся, копошатся, а итог всегда один. И в чём же всё-таки смысл!? Да, возможно, я бессмертен. Ну и что!? В чём смысл моего существования вообще и в чём смысл моего существования в частности на этой планете в тридевятом царстве-государстве, затерянном неизвестно где и непонятно зачем?

Я не раз пил вино из горьких чаш. Я не раз ощущал мерзкий и противный вкус разочарований. Я ходил по земле, а думал, что парю в небесах. Я верил во всякую ерунду и представлял себе, что познал суть бытия. Ничего я не познал. Ничего я не понял. Совершенно ни-че-го…

Ладно, проехали! Что это со мной сегодня случилось!? Почему так неожиданно нахлынула хандра? Откуда эти бурные и в общем-то банальные потоки сознания? К чему, зачем? Возьми себя в руки, Император, соберись с мыслями, Бессмертный, сконцентрируйся! Ты начал ходить по кругу и повторяться. Хватит! Круг завораживает и делает тебя своим рабом. Вернись с мрачных небес на эту прекрасную землю, полную тайн и загадок! Всё хорошо! И будет всё хорошо впредь!

Один из главных компонентов бытия, — наличие в нём тайны. Второй важный компонент, — стремление к её разгадке. Третий, основополагающий, — разгадка тайны, постижение истины. Дерзай, Бессмертный, двигайся дальше, дальше и ещё дальше! Всё в твоих руках! Ну, ну, ну! Думай же! Напрягись, сделай последний мощный рывок! Да откроется тебе истина! Да освободишься ты от мучительного гнёта проклятого беспамятства, которое подобно небытию! Ну же! И вдруг я вспомнил почти всё и чуть не захлебнулся в бурном потоке обрушившихся на меня знаний!!! Неужели свершилось! Слава Богу!

И так… Приведём мысли в порядок. Я действительно являюсь капитаном Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Воздушно-Космических Сил Земли. Объединённых Сил… Я русский офицер, но эти самые Силы — Объединённые… Так, так, хорошо! Зачем и почему они объединены? Ага, по решению ООН. Эта организация выдала мандат. Так, так, так, и что дальше!? Зачем он выдан? А затем и в связи с тем, что возник Пузырь! Что это такое? Ну да! Пузырь, — это Острова, расположенные под Куполом, Защищённые Барьером, моя Империя!

Возник вдруг этот Пузырь в один прекрасный день в Тихом океане, неизвестно откуда взялся. Зачем и почему он появился? А чёрт его знает! Пузырь… Это мы, морпехи, так его окрестили, а официально этот самый Пузырь зовётся… Как же он называется?! Ах, да! АНКЛАВ! Хорошо, хорошо! Идём дальше.

Пузырь и с наружи и под водой защищён силовым энергетическим полем неизвестного происхождения. Внутри него имеются два больших Острова, а также Южный Архипелаг, состоящий из сравнительно мелких островов. Это, очевидно, вотчина пиратов и Ордена Посвящённых. И два главных Острова и Архипелаг хорошо просматриваются со спутников. Так, так, так…

А как же насчёт таинственного Третьего Острова, моего Королевства!? Северная акватория Пузыря абсолютно пуста и чиста. Там, кроме воды, ничего нет. А где же расположен тот маленький Островок с дурацкой и одинокой пальмой посередине? Он, якобы, и есть тот самый Третий Остров. Загадочный, вожделённый, манящий к себе. Тот, к которому я так стремился и тот, которого я так опасался. Он вроде бы невидим. Почему? Чёрт его знает! Невидим, и всё! Вернее, он невидим с высоты для Землян. Глориане же его прекрасно видят и ощущают. Чёрт возьми, и я его сравнительно недавно вроде бы вполне явственно ощущал! И я знаю, где он примерно находится! Но это не моё Королевство и я не его Король, увы, увы… И, вообще, никакой я не Король! Я — Император-Самозванец!

Третий Остров! Как же я хотел тебя увидеть, как я мечтал тебя познать! Мы все подчас страстно стремимся получить ответы на некоторые очень важные для нас вопросы, а когда, наконец, их получаем, то чаще всего огорчаемся и разочаровываемся. Какой парадокс, однако! Ему сто тысяч лет! Уж сколько было сказано и спето на эту тему!

И, так… Острова. Я был послан на них с особой миссией. Что же это была за миссия!? Я должен был проникнуть сквозь Барьер и что-то сделать. Что? Через Барьер, а вернее, через Защитное Поле, я проник. Прекрасно! Очнулся голым на пляже на Втором Острове. Так и должно было быть. Поле не пропускает во внутрь себя ничего, кроме органических соединений, составляющих человеческий организм. Белки, жиры, углеводы в строгом соотношении друг к другу. Микроэлементы пропускает: калий, железо, магний, кальций и так далее. Но, в ограниченных количествах и в строго определённых пропорциях. Сколько положено, столько и пропускает. Так, так, так…

Назад можно проносить хоть космолёт, хоть термоядерную бомбу. Но кому она нужна там, за пределами Пузыря? Мир до такой степени ими перенасыщен, этими бомбами, что было бы неплохо взять их, сложить в один большой мешок и отправить куда-нибудь к чёртовой матери. А если в Пузырь? Интересно, а что будет, если внутри него взорвать эти бомбы или хотя бы одну, для эксперимента? Тьфу, ну что за мысли!? Не думаю я о своих Островах, о верных подданных, о горах, океане, лесах и степях, о Горных Жеребцах, наконец! А ГРАФИНЯ, солнце моё незакатное!? Совершенно не думаю! Ай, ай, ай, Император ты доморощенный!

Ладно, продолжим… И так, я попал на Второй Остров. Очнулся или проснулся на пустынном пляже. Почему я до этого потерял память? МАГИСТР, Ускоренные и эти самые, Глориане, её не теряют. Ну, Глориане, — особая тема. Существа, так сказать, высшего порядка! Собственно, порядок-то вроде и выше, а физиология у них та же, что и у нас. Вернее, у них, у людей. Я же, якобы, не совсем человек? А вообще-то, я между всеми нами, — мною, Землянами, Островитянами и Глорианами никакой особой разницы не наблюдаю.

Глориане ничем особым от людей не отличаются. Алкоголь действует на инопланетян также, как и на Землян. Едят они, пьют, разговаривают, дышат, как обычные люди. Кстати, МАРКИЗА испытывает такой же оргазм, как и любая Землянка! Ну, почти как любая…. Признаю, — такого оргазма, как с ней, вернее, таких оргазмов я, конечно, раньше не ощущал и не получал. Фантастика! Удивительная женщина! Я задумался, мечтательно улыбнулся в пространство и некоторое время сидел неподвижно и тихо.

Стоп! О чём это я?! Бог с ними, с оргазмами! Надо приводить мысли в порядок! Сосредоточься, Император, сосредоточься же! Да, конечно же признаю тот неоспоримый факт, что оргазмы были великолепны и изысканны! Натренировалась, сучка, за семь-то тысяч лет! Уж, побродила вдоволь и всласть по миллионам членов! Ух, шлюшка моя ненаглядная! Ух, синеокая стерва! Гадость такая!

Так, — хватит об оргазмах! Сосредоточься же наконец, Бессмертный! А почему, собственно, я Бессмертный!? Какой-то жалкий капитан возомнил себя Бессмертным! А вдруг это и не так!? Испытываю я какие-то иллюзии, фантазии, галлюцинации, вот и всё!? Да нет… Сей интересный факт подтвердили Глориане. Что-то мне подсказывает, что в этом вопросе им можно верить. Ну, и все мои похождения и приключения на Островах свидетельствуют в пользу сей версии.

Да, Глориане, Глориане… Бродят, чудаки, по Космосу со своей Пси-Телепортацией, изучают Параллельные Миры, ищут Бога. Могучие, непобедимые и продвинутые индивидуумы, покорившие время и пространство. А вот со мною, с царьком местечковым и убогим, ничего поделать не могут! Стоп, не со мною, а со ЗВЕРЕМ! Это совершенно разные вещи! А может быть они ничего не могут сделать и со мною!? РЕЛИКВИЯ, однако, всегда при мне! Вот в чём моя основная сила! А зачем я, вообще-то, им нужен, таким высокоразвитым и всемогущим? Интересно. Очень и очень странно…

Я потрогал РЕЛИКВИЮ. Она спокойно и мирно висела на моей груди. Где же ПОСОХ? Пора бы ему объявиться! Чувствую же, что он где-то рядом, а где, чёрт его знает! Откройтесь, бездны Океана! Явите на свет ПОСОХ, выплесните его на берег!

Так, так, так… Начнём всё сначала! Я с какой-то целью преодолеваю Поле Пузыря, теряю память, просыпаюсь голым на пляже, вижу перед собой ЗВЕРЯ, который раскапывает в песке ПОСОХ. Потом я встречаю ГРАФИНЮ, БАРОНА, ПОЭТА, МАГИСТРА и ШЕВАЛЬЕ. Последний обладает РЕЛИКВИЕЙ и, в конце концов, передаёт её мне. И так, все три искомых предмета или элемента в сборе. ЗАЩИТНИК, ПОГЛОТИТЕЛЬ и ПУЛЬТ… Хорошо. Что дальше? Нападение Арктуриан, шум, гам, ураганы, громы, молнии, появление Ускоренных, Медведя, Спрута и так далее… По ходу пьесы я весьма уверенно и успешно завоёвываю Острова, штурмую крепости, бьюсь с пиратами и с Орденом Посвящённых. Встречаю на своём пути Глориан, которые утверждают, что я — ИЗБРАННЫЙ и не совсем человек. Боже мой, как всё запутанно! Главный вопрос: «В чём же всё-таки моя миссия!?». Зачем я припёрся на эти Острова? Почему ЗВЕРЬ признал меня своим хозяином, почему я вошёл в унисон с ним и с ПОСОХОМ и с РЕЛИКВИЕЙ!? Кто же я такой на самом деле!? Если я не являюсь ни Землянином, ни Островитянином, ни Глорианином и ни Арктурианином, то кто же я такой, чёрт возьми!?

Где же сейчас находится моя милая МАРКИЗА? Очевидно, сидит на белоснежном облаке, смотрит вниз, задумчиво качает своей изящной ножкой в хрустальном башмачке. Наблюдает за мною, за моими метаниями и сомнениями, маленькая белобрысая сучка, издевается, посмеивается. Вернее, хихикает. Ну-ка, ПУТНИК, помучайся, поломай голову!

Почему никто ничего до конца мне не рассказывает!? Ах, вы, хитрые и продуманные заразы! Плетут, гады, какие-то интриги, что-то скрывают, недоговаривают. Может быть, хватит миндальничать, пора проявить настоящую решительность, взять их всех в плен, сурово задать прямые вопросы и получить на них исчерпывающие ответы?! Если возникнет необходимость, то безжалостно пытать их всех, лицемеров и заговорщиков! На дыбу их, под раскалённые щипцы, иглы им под ногти! Фу, что-то я несколько увлёкся, однако…

Кстати, что там с ГРАФИНЕЙ, с цыпочкой моей ненаглядной!? Пора бы просыпаться, звезда моя, свет моих очей! Эх, МАРКИЗА, МАРКИЗА! Томный Ангел и безумный Бес в одном лице Откуда ты взялась на мою бедную полупустую голову!? Ах, ИСЭ, ИСЭ! Как там твои аккуратные девичьи грудки? Как там твоя густая чёлка цвета вороньего крыла и маленькая упругая попка под тонким шёлком кимоно? Как там твои отрешённые от мира, раскосые, взрывающие душу и сердце, чёрные и чудные глаза!?

Да, я схожу с ума… На этом Острове должна быть психиатрическая клиника. Что за чушь я несу! Какая клиника!? Я нахожусь в средневековой стране! Так, успокойся, Император! Попытка номер тысяча и одна. Вернёмся к нашим баранам… Карфаген должен быть разрушен! Империя или смерть! Я налил себе полную рюмку Можжевеловки, залпом её выпил. Фу, действительно, какая, однако, гадость! Но это если сравнивать её со Звизгуном. Всё познаётся именно в сравнении. Вот, познакомился ты с одной женщиной. Вроде бы и красива, и не дура. Ан, нет, на следующий день встретил другую даму, и ошалел! Вот где истинная красота! А умница какая! Тьфу, ну что это я всё время ухожу в сторону, сбиваюсь с пути истинного!? Возьми себя в руки, Капитан! Думай, анализируй сложившуюся ситуацию! Надо идти дальше по дороге познания, о, ПУТНИК!

Где же моя МАРКИЗА, цыпочка моя ненаглядная!? Прошло уже и не тридцать и даже не пятьдесят минут. Что-то запаздывает она с завтраком. Что с ней могло случиться, со всемогущей и вечной?! А, может быть, не такая уж она всемогущая и вечная? Как я понял, это ПРЕДСЕДАТЕЛЬ у нас на многое способен. А она? Способна ли!? Вон, недавно призналась, что даже не смогла до конца просканировать корабли Арктуриан. Это свидетельствует не в её пользу. Это нехорошо… А, может быть, и хорошо. Женщина не должна быть сильнее мужчины. Ни в коем случае! Боже мой, как всё странно, глупо и запутанно!

Так, так, так… Куда же всё-таки делось моё чудо инопланетное?! Жрать, однако, ужасно хочется. Можжевеловка почти закончилась. Печка требует новых дров. Мне бы сейчас холодного Звизгуна, да парочку малосольных огурчиков, да сальца с тремя прослойками, помещённого на кусок чёрного ржаного хлебушка, обильно помазанного забористой горчичкой! Эх! Больше ничего не надо! Клянусь! Да нет, кое-что мне всё-таки требуется! Хочу МАРКИЗУ, мою ненасытную и страстную девочку! С ума схожу! Хочу оказаться между её бёдрами, сначала поцеловать сердечко из коротко-стриженных волос на лобке, потом опуститься ниже и погрузиться во внутрь женской сути и навеки захлебнуться тем, что там находится! Хочу истинного экстаза! Хочу зверского оргазма!

— Сходя, сходи! Захлебнись, захлебнись! — неожиданно услышал я где-то внутри своей головы нервный голос МАРКИЗЫ. — Боже мой, и это Таинственный НЕКТО! ИЗБРАННЫЙ! Великий и непобедимый ИМПЕРАТОР?! Извращенец ты самый настоящий!

— На то он и НЕКТО, на то он и ИЗБРАННЫЙ, на то он и ИМПЕРАТОР, чтобы по своему желанию выбирать, когда размышлять, когда ничего не делать, когда сражаться, а когда ощущать экстаз и оргазм, — неожиданно раздался суровый голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Ну, а насчёт извращений… Не вижу в них ничего плохого. Я, например, тоже извращенец. Ну и что с того? Забыла, дорогуша? Да и ты не ангел! Помнишь тот огромный розовый вибратор с пупырышками?

— Это вы о чём, Первый Советник? Что вы такое несёте!? — возмущённо заорала МАРКИЗА.

— О чём, о чём!? Всё о том же, милая вы моя!

— Ненавижу, когда вы так говорите!

— Знаю…Потому и говорю!

— Ненавижу вас, ненавижу весь этот жалкий мир, ненавижу всех мужчин: и Землян, и Островитян, и Глориан, и Арктуриан, а особенно, Марсиан! Всё и всех ненавижу!

— Лукавите, Советник, лукавите! — голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ был весел и насмешлив. — В вашей жизни наконец-то появился смысл! Ну, а насчёт Марсиан, то вы явно погорячились. Зря вы так про них, нехорошо, очень нехорошо…

— Да, вы правы… Извините, — задумчиво произнесла девушка, а потом раздражённо фыркнула. — И в чём он, этот смысл, о котором вы изволили упомянуть!?

— Снова лукавите… Вы прекрасно всё понимаете, потому и злитесь. В Императоре сосредоточено очень много важного и для вас, и для всей ВСЕЛЕННОЙ! А, вообще, основной смысл бытия заключается в любви, которую вы наконец испытали.

— Любовь, любовь. Сука любовь…

— Да, сука из сук… Согласен с вами.

— А что касается этого извращенца, то какой он, к чёртовой матери, Император!? — взвилась МАРКИЗА. — Да ещё и не человек!

— Ну, не человек, и хрен с ним! Что, это так принципиально и важно!? Вы тоже не совсем человек. Ну и что? Но вы же его любите?!

— Обожаю! Глотку всем за него перегрызу, зарежу, удавлю, отравлю, утоплю, расчленю, съем с потрохами!

— Как тонко недавно подметил Император в одной из сложившейся с его участием жизненной ситуации, невозможно всё это проделать одновременно, увы, — раздался довольно гнусный смех ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Боже мой, какой, однако, у вас противный смех! Фи! — печально произнесла девушка. — И рядом с этим существом я прожила тысячи лет! Как стыдно и смешно!

— Ну, не надо вот так категорично! — искренне и печально возмутился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Ведь было что-то и хорошее!? Не что-то, а многое. О, сколько раз я вас прощал! Как любил!!!

— Извини, дорогой, конечно же, было, — устало сказала МАРКИЗА. — Конечно же, было. Извини…

— А скажи, — у тебя действительно имеется сердечко на лобке? — осторожно спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Девушка, очевидно, страшно и хищно, как она это умеет, сузила глаза, или сделала ещё нечто подобное, так как ПРЕДСЕДАТЕЛЬ смущённо и сконфуженно закашлялся и тишина завладела пространством. Я напрягся, лихорадочно огляделся вокруг.

Пусто. Никого вокруг. Видимо, диалог между Советником и ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ происходил где-то за пределами каюты. Где, неизвестно. Но почему я их так хорошо слышу, вернее, не слышу, а, как бы это точнее выразить, ощущаю, понимаю внутри себя? Телепатия! Я обрёл способность к настоящей телепатии! О, чудо! Чудо свершилось! Аллилуйя!!! Я напрягся, сконцентрировался, сосредоточился. Ну-ка, ну-ка!

— Я вам не помешаю? — осторожно мысленно спросил я, не открывая рта.

Потрясённая тишина была мне ответом.

— Ау, ау, невидимые вы наши! Что молчите, дети эфира?

— Поздравляю, Сир, — раздался сухой голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — В нашем полку телепатов серьёзное пополнение. Как Вам это удалось!?

— Так же, как и вам, сударь. У меня есть один вопрос, который для меня очень важен. Он касается утверждения, что я не человек! Это как-то странно и абсолютно непонятно, знаете ли, и даже обидно. Надоели мне все эти недомолвки и загадки. Такая неопределённость может привести к самым непредсказуемым последствиям. Я же очень неуравновешенный человек. Или не человек!? Психика у меня крайне слабая. Душа — тонко чувствующая и не терпящая лицемерия и фальши. Я же могу кое-кого очень жёстко вразумить и примерно наказать! Вам это не приходило в голову?

— Приходило, Ваше Величество, — откликнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ после минутного скорбного молчания. — Все эти споры и интриги в Совете по поводу Вас могут весьма печально закончиться. Тем более, остаётся всё меньше и меньше времени. А эти придурки всё никак не придут к единому мнению. Идиоты, маразматики!

— Меньше времени до чего? — нервно спросил я.

— До катастрофы, Сир.

— А я здесь причём? Я что, имею к ней какое-то отношение?

— Да нет, Сир, — хмуро ответил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А вообще, знаете, отчего вокруг Вас разгорелся весь этот сыр-бор?

— Не имею представления, но очень сильно хочу узнать! — я выпил ещё одну рюмку Можжевеловки, крякнул, задумчиво посмотрел в окно.

— Вас невозможно контролировать и, самое главное, убить. О ЗВЕРЕ разговор особый.

Я налил себе ещё одну рюмку, выпил её, снова крякнул.

— Теперь я понял, почему вы ходите вокруг да около меня все эти месяцы, что-то выгадываете, недоговариваете, интригуете. Боитесь меня: моей непредсказуемости, моих амбиций, моей неустойчивой психики, моих сверх естественных способностей. Опасаетесь потерять власть, влияние. Ну, ещё бы! Что делать с Бессмертным Императором, которого невозможно убить!? Кружите вокруг меня, как стая голодных волков вокруг тигра, неторопливо пожирающего оленя, а сделать ничего не можете!? Не так ли!?

— Как образно, Сир, — усмехнулась МАРКИЗА. — И что же Вы подразумеваете под оленем?

— Вселенную, милочка, Вселенную! Или Космос, или Мир! Называйте всё сущее вокруг, как хотите! Не больше и не меньше!

Мы помолчали, а потом я задал вопрос, больше всего интересующий меня в данный момент:

— И почему же меня нельзя убить? Чем же обусловлена эта невозможность? Ведь расчленений, костров и топоров никто ещё не отменял!?

— РЕЛИКВИЯ, как Вы её называете… Всё дело в ней, Сир. Вещь загадочная, непонятная и могущественная. И есть у этого артефакта две очень важные особенности.

— И каковы же они?

— С недавнего времени она обеспечивает Вашу полную безопасность на всех уровнях, и на макро и на микро. Абсолютную безопасность везде и всегда, Сир! — поморщился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Извините, но какая уж тут абсолютная безопасность, если меня уже столько раз пронзали стрелами, наносили раны мечами, когтями, били щупальцами. Вот, разве что, не травили!

— Травили, Сир, ещё как травили, причём, неоднократно! Вернее, пытались отравить, — весело заверила меня МАРКИЗА.

— Ну, слава Богу! Вы знаете, до сих пор по этому поводу существовало у меня какое-то недоумение и беспокойство! — засмеялся я.

— Все эти мечи, стрелы и яды, — это воздействие на микро уровне, понимаете, Сир? — пробурчал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — До поры до времени они просто стимулировали и пробуждали Ваши скрытые способности, как бы тренировали Вас. К определённому сроку все Ваши возможности раскрылись окончательно, и тут раздался щелчок. Почти раздался…

— Какой ещё щелчок? И почему почти!?

— Сир, это я образно сказал, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ мягко ушёл от прямого ответа. — Но сейчас, в случае любой реальной угрозы Вашей жизни, РЕЛИКВИЯ будет надёжно защищать Вас. Время детских игр закончено раз и навсегда.

— Вы сказали, что у неё, у этой штуки, имеются две особенности. Какая же вторая?

— Сир, ею может обладать и повелевать только ИСТИННЫЙ МАРСИАНИН! Странно. Очень странно… Но, Вы хоть и НЕКТО, и ИЗБРАННЫЙ, но вроде бы, не МАРСИАНИН!!!

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ!!! — простонала девушка.

— Что ПРЕДСЕДАТЕЛЬ?! — взорвался мужчина. — Я уже десять тысяч лет, как ПРЕДСЕДАТЕЛЬ!

— Злые языки болтают, что вам пятнадцать тысяч лет.

— Душечка вы моя ненаглядная! Хотите, я раскрою вам одну страшную тайну!? — пространство вокруг ПРЕДСЕДАТЕЛЯ весьма ощутимо завибрировало. — Чёрт с вами! В конце концов, я не баба! Мне ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ! И этим фактом я абсолютно не горжусь!!! А вам, милая моя, на самом деле двенадцать тысяч лет, и вы мне до такой степени надоели, что меня от вас тошнит, как, впрочем, и от всего этого долбанного мира! И правильно, что сгинет он в пучине небытия, во тьме, отчаянии и безнадёжности!

— Ну, если уж пошли такие разборки, — осторожно произнёс я. — Хотелось бы понять, кто я такой? Почему не человек? Почему не МАРСИАНИН? Кто сделал данный вывод? Знаете, как-то странно всё это… Если я не человек и не марсианин, то, всё-таки, кто же я такой!? Хочу конкретной определённости и полной ясности.

— А вы, вообще-то, очень странное существо! — воскликнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Сир, — сухо сказал я.

— Что!?

— Сир…

— Ах, да, Сир…

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ! — голос Советника был полон тревоги и не скрываемого беспокойства.

— Что ещё?

— Довожу до вашего сведения, что перед началом нашего с вами разговора я установила Защиту Высшей Степени! Прослушать нас было невозможно!!! — голос МАРКИЗЫ сорвался на истеричный крик.

— Как!? Он что, её преодолел!? Это же действительно невозможно!!! — воскликнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и изумлённо уставился на меня.

— Вот и я о том же!!! — взвизгнула девушка.

Я подошёл к окну, вдохнул солёный воздух. Море колыхалось лениво и свинцово, на душе было как-то тягостно и грустно.

— Господа… Если я не человек, и не Марсианин, а НЕКТО, то тогда кто же я, в конце концов!? Как мне всё надоело! Почему я не могу быть Марсианином? РЕЛИКВИЯ-то всё-таки при мне!

— Увы, Сир, — все МАРСИАНЕ давным-давно исчезли неизвестно куда, — дрожащим голосом произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и мир погрузился в скорбную и напряжённую тишину, которую я решительно прервал.

— А каким образом я оказался в глухой сибирской деревушке под Благовещенском, а? — я раздражённо опрокинул в себя ещё одну рюмку Можжевеловки.

— Дорогой, любовь моя, не пей так много, — прошелестел голос МАРКИЗЫ из ниоткуда.

— О, как, ишь, ты, надо же, однако, ибо! Уже — любовь моя, уже — дорогой! Дорогой вы наш человек! Как трогательно! — голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ зазвенел, как самая тонкая, донельзя натянутая гитарная струна.

— Пошёл ты к чёрту!

— Сука!

— Дебил!

— Всем молчать! — взорвался я. — Вы меня достали! Слушать мои команды! Я — великий, непобедимый, могучий, бессмертный и бесконечный МАРСИАНИН, гроза Вселенной, покоритель и ниспровергатель Миров! Сейчас я приглашу в эту каюту ЗАЩИТНИКА, и он вырвет из твоей промежности, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, твой дохлый двадцати тысячелетний член! Появись и покажись передо мною, если ты мужчина! А где есть ты, старая ведьма!? Давно ли тебя не сажали на кол!? Давно ли тебя не поджаривали на медленно горящем костре!? А!?

— Я здесь, Ваше Величество, — девушка мгновенно возникла передо мною из размытого и мутно-дрожащего Портала.

Она была чрезвычайно сильно потрясена, напугана и очень бледна.

— Сир! — прохрипел такой же бледный ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, через пару секунд оказавшись рядом.

— Так, так… Значит, мой любимый пёсик имеет возможность проникать в ваши Пси-Порталы и делать там всё, что пожелает, — ухмыльнулся я. — Потому вы так и напуганы. Интересно, очень интересно. Представляю, что он там может натворить и учудить…

Мы помолчали. Я выпил полную рюмку Можжевеловки.

— Дорогой, не пей так много…

— Хорошо, душа моя, не буду, — мрачно ответил я, поморщился и нервно опрокинул в рот ещё одну рюмку. — Нервы, знаешь ли, ни к чёрту. Я весь на пределе. Если бы не благостные мысли о тебе, да не спиртное, которое расслабляет, я задал бы себе простой вопрос, — а зачем, собственно, жить на этом свете? И, не получив на него ответа, утопился или прыгнул бы с обрыва в самую глубокую пропасть, чёрт возьми!

— Бесполезно, Вы не может умереть, Мой Король, это исключено, — ласково сказала Советник.

— Почему, моя дорогая?

— РЕЛИКВИЯ…

— И что?

— Она не позволит, Сир…

— Почему? А если я сниму её с шеи и выброшу в океан в районе Марианской впадины?

— Бесполезно, Сир, — вздохнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — РЕЛИКВИЯ, она и есть РЕЛИКВИЯ. Этот предмет даётся раз и навсегда. Она обеспечивает её хозяину, не владельцу, а именно хозяину, абсолютную защиту от всего во всей ВСЕЛЕННОЙ. Вы, очевидно, всё-таки, последний МАРСИАНИН, РЕЛИКВИЯ — последняя РЕЛИКВИЯ…

— О, как! «Реликвия, реликвия, последняя реликвия…». Была когда-то такая песня. Звучала в каком-то старом фильме, очень мне нравилась. Значит, моя РЕЛИКВИЯ — последняя Реликвия!? А я — последний МАРСИАНИН!? Интересно, поразительно, ошеломляюще! Но, в тоже время мне очень печально и как-то одиноко. Чего-то не хватает!

— Именно так и должно быть, Сир…

Мы снова помолчали. Яхта почти не качалась на волнах. Лёгкий ветерок с опаской и осторожностью робко проникал в окно каюты, а потом, обжившись в ней и осмелев, как малый ребёнок, беззаботно и лихо гулял по её полу и углам.

— Кто такой МАГИСТР? — спросил я.

— Заместитель КООРДИНАТОРА, Сир.

— Вы, сударь, сообщили мне очень ценную информацию! Кто такой КООРДИНАТОР и что он координирует!?

— Сир, существует на Земле такая секретная служба. Агентство по Контактам. Это не просто секретная служба. Это сверхсекретная служба.

— Она настолько секретна, что уже давно забыла о всех своих секретах, — хихикнула Советник.

Я расхохотался вслед за нею весело и зло.

— Зачем я здесь? Я когда-нибудь получу ответ на этот простой, банальный и элементарный вопрос?!

— Сир, — Вы последний из МАРСИАН, — тихо и осторожно произнесла МАРКИЗА. — У Вас особая МИССИЯ на этих Островах.

— Темните, милая, темните! Не договариваете, — нахмурился я. — А что я всё-таки делал в этой глухой сибирской деревне под Благовещенском?

— Вы готовились к МИССИИ, Ваше Величество.

— Господа, вам не кажется, что всё это э, э, э…

— Полная фантасмагория, Сир! — усмехнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, именно… Бред какой-то. Зачем мне надо было готовиться к МИССИИ именно в той деревне? Почему я не готовился к ней в Чикаго, в Москве, в Мельбурне или, допустим, на Луне?

— Там нет воздуха, Сир.

— Но база там же есть?

— Имеется, Государь.

— Ну, говорите же, говорите! — нервно произнёс я.

— Сир, пока мы не всё можем Вам объяснить. Совет, знаете ли… А если честно, то мы сами бродим во тьме, вернее в полутьме. Очень много непонятного.

Мы снова помолчали.

— «Если бы Иисус Христос явился бы сегодня, никто не стал бы его распинать. Его бы пригласили к обеду, выслушали и от души посмеялись бы», — печально произнёс я одну не всем известную фразу.

— Как тонко подмечено, Сир.

— Не издевайтесь! Хватит скепсиса и сарказма! Подметил это не я. Кстати, меня всегда интересовали три очень важных вопроса, — задумчиво произнёс я, допивая Можжевеловку.

— Милый, прошу, не пей столько, — МАРКИЗА нежно коснулась моей руки, вызвав внутри меня волнительную дрожь.

— Хорошо, не буду, свет моих очей, радость моя, звезда моя.

— Я сейчас очень горько заплачу, — буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и злобно глянул на девушку. — «Милый, свет моих очей, радость моя…». Как трогательно! Дорогая, а слышала ли ты что-либо о ГРАФИНЕ и некоей таинственной, далёкой и печальной даме по имени ИСЭ!?

— А вот это ты зря! Это абсолютно запретная тема для всех!!! Ах, ты старый хрен! — взорвался я. — То, что позволено Юпитеру, не позволено быку! ЗВЕРЬ!!!

Пёс проломил переборку каюты легко, мощно и играючи. Вслед за ним в комнату шумно ввалились Гвардейцы. Я дал им знак выйти, посмотрел на ЗВЕРЯ. Он мрачно взглянул на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ, не торопясь, приблизился к нему и раскрыл пасть.

Портал возник мгновенно и стал открываться. Воздух задрожал и завибрировал. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ почти исчез, когда я крикнул:

— ЗВЕРЬ, вперёд!

— Сир, не надо! — Советник упала на пол и закрыла голову руками.

Пёс хищно и яростно прыгнул в закрывающийся Портал. Вслед за этим последовал мощный взрыв, который потряс и сотряс яхту, превращая её в ничто. Нестерпимо яркая вспышка ослепила меня. В невероятно короткое мгновение между самим взрывом и порождённой им световой вспышкой я каким-то чудом успел сконцентрироваться, неимоверно ускорился и, подхватив МАРКИЗУ с пола, слившись с нею всем телом, прыгнул вверх, пробив потолок каюты.

Мы плавно взлетели в небо. Вторая ударная волна снизу подбросила нас ещё выше. Мы несколько мгновений висели в воздухе, а потом грузно устремились вниз. Девушка на лету попыталась открыть Портал, но у неё ничего не получилось. Видимо, не сумела сосредоточиться, бедненькая моя, было не то настроение. Да, уж, какое тут настроение, при таких-то обстоятельствах!

Я увидел, что мы падаем прямо на длинный и острый кусок доски, торчащий из развороченной палубы. Он, как при замедленной съёмке, медленно, но неотвратимо приближался к нам. Я инстинктивно и мгновенно напрягся, потом расслабился. РЕЛИКВИЯ молниеносно завибрировала, загудела, и я всем телом почувствовал, что вокруг нас образовалось Защитное Поле, которое возникло как бы из этого гудения и явилось продолжением его. Странное, непередаваемое ощущение…

Скорость нашего падения была достаточно высока, так как угрожающая нам снизу мощная дубовая доска, на которую мы напоролись, легко переломилась, словно спичка. Мы грохнулись на останки палубы, которая разлетелась в разные стороны на куски, словно от удара невидимого гигантского молота, а потом упали в воду. Ох, как хорошо! Ох, как, однако, освежает и тонизирует осеннее море после таких-то перипетий и потрясений!!!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Мир был погружён в настороженную тишину. Не кричали чайки, не шумело море, не дул ветер.

— Знаешь, дорогая, я недавно с удивлением прочитал одну фразу, произнесённую когда-то Маяковским, — сказал я, обессилено выползая из довольно холодной воды на тёплый берег.

— Я вся во внимании, Сир. Кто такой Маяковский? — прохрипела МАРКИЗА, выползая вслед за мною и с отвращением выплёвывая воду изо рта. — Ах, да… Этот полубезумный русский поэт, который повесился!?

— Нет, он застрелился. Точно не помню, но, кажется, всё-таки застрелился, — пробормотал я, ложась на спину и щурясь от нестерпимо яркого солнца.

— Это почти одно и то же, — усмехнулась МАРКИЗА. — Какая разница, повесился ли человек, или застрелился, или сбросился с высокого дома, или отравился. Конец один…

— Почти, но отнюдь не одно и то же! Это же совершенно разные вещи! — возмутился я.

— Ну и в чём же заключается разница?

— Вешается тот, кто как бы смотрит на свои страдания со стороны, долго готовится, мучается, смакует сам процесс самоубийства и в глубине душе пытается его оттянуть или отказаться от задуманного, понимаешь?

— Ну, а те, кто стреляются? — заинтересовалась девушка неожиданной темой разговора.

— Эти ребята намного сильнее духом, они более решительны и чаще всего не поворачивают назад.

— Может быть, может быть…

— Ну, представь себе, что такое повеситься? Это довольно сложная процедура. Поиски верёвки, мыла, подходящего помещения, какой-то перекладины, балки, крюка или прочной люстры. Крайне нужны табуретка, или стул, или ящик или какое-нибудь ведро, на худой конец. Пока верёвку перекинешь или привяжешь, пока взгромоздишься на стул, пока проверишь петлю, пока её накинешь на голову. Так и всё желание отпадёт! А кроме этого само повешение — дело сугубо интимное, не терпящее свидетелей. То ли дело застрелиться! Взял пистолет, приставил дуло к виску, нажал на спусковой крючок, и всё! Это можно сделать и в поле, и в лесу, и в борделе, и в горах, и на оживлённом пляже, и в снегах Арктики, и в министерстве, и в ресторане, и на поле брани. Не нужно ни от кого таиться, бегать в поисках верёвки и табуретки.

— В принципе я согласна, Сир.

— А эстетическая часть самоубийства? Дорогая, она очень важна! Чрезвычайно важна!

— Что ты имеешь в виду? — удивлённо посмотрела на меня МАРКИЗА.

— Как что!? Представь себе висельника! Вот, входим мы в комнату, а скорее всего, в какой-нибудь хлев или сарай, и что видим!? Висит, голубчик… Шейные позвонки сломаны, вследствие чего голова неестественно вывернута. Волосы всколочены, так как незадолго до своего повешения будущий мертвяк теребил и рвал их, испытывая большие нервные страдания и муки. Всё размышлял, бедолага, вешаться или не вешаться!? Глаза покойника вылезли из орбит, язык вывалился изо рта, слюна с него свисает, внизу на полу — лужа мочи, а то и каловые массы. Вонь, жуть, сразу же захочется блевать. Отвратительно, невыносимо! Мерзкое и крайне жалкое зрелище!

— Боже мой, Сир, каков, однако, натурализм! — девушку чуть не стошнило.

— То ли дело наш стрелок! — с энтузиазмом продолжил я. — Сидит в кресле, допустим, э, э, э… офицер. Приглушённый свет настольной лампы, или трепет свечей в канделябре, скорбная игра теней на стенах и на потолке. Неплохо, если звучит музыка, ну, например, исполняется «Реквием» Моцарта. Початая бутылка Шампанского или Коньяка на зелёном сукне массивного стола из красного дерева. Парадный мундир, блеск эполет, запах дорогого одеколона. Человек чисто выбрит, благообразен и бледен. В виске у него — маленькая аккуратная дырочка. Красота! Вот это я понимаю!

— Да, уж, о, как, ибо, однако… — пробормотала МАРКИЗА. — Сир, а к чему это вы? Зачем об этом?

— Чёрт его знает, откуда взялась данная тема… — я недоумённо посмотрел на свою спутницу. — Действительно, к чему это я и зачем?

— Ах, да, Маяковский! Мы начали разговор с него, Сир.

— Точно, точно! Так вот. Почему я о нём вспомнил. Он однажды сказал следующее: «Говорят где-то, кажется в Бразилии, есть один счастливый человек».

МАРКИЗА засмеялась громко, весело и легко, от души.

— Обожаю тебя, Мой Король! Что я делала без тебя этот миллион бессмысленных и утомительных лет?! Ума не приложу!

— О, уже миллион!?

— Триллион, Мой Король, триллион! Какая разница?! Я безумно тебя люблю, и абсолютно счастлива! Наплевать на всё!!!

— Такое невозможно. В этом мире не бывает ничего абсолютного, а тем более счастья!

— Возможно, ещё как возможно… — пробормотала девушка. — Ты же абсолютен!?

— Я, увы, — нет. А вот истинная любовь — да!

— Ты противоречишь сам себе.

— Борьба противоречий правит миром.

— Возможно…

Мы лежали на песке и смотрели в бездонное небо. В нём появились чайки, которые разрезали его голубую плоть легко, неторопливо и изящно. От яхты осталась куча крупных и мелких обломков, задумчиво кружащихся в медленном магическом водовороте на поверхности до этого ничем не тревожимого, тихого и пасторального моря. Оно было явно удивлено таким разворотом событий.

— Как ты успел среагировать на взрыв? Это невозможно. Такая реакция. Постой, постой, неужели ты приостановил или остановил время!? — девушка перевернулась на живот и пристально посмотрела на меня.

— Я уже не раз говорил многим людям эту фразу: «Со мною всё возможно!», — усмехнулся я. — А вообще-то, всё дело в РЕЛИКВИИ. Я так думаю…

— Не верю, не понимаю и не принимаю твоё объяснение. Это невозможно никоим образом, — возмущённо фыркнула МАРКИЗА. — Время нельзя остановить!

— Но вы, Глориане, временем манипулируете же!? Почему мне нельзя? — удивился я.

— Мы не способны останавливать время!

— Как это, не способны? — снова удивился я. — Вы же меня давеча в момент взрыва на галере выдернули на Третий Остров и вернули обратно в то же самое время!

— Ну, во-первых, ты вернулся обратно не в то же самое время, а через пару часов, когда уже шёл морской бой. Во-вторых, наши способности управлять временем не свидетельствуют о том, что мы его можем останавливать. Это совершенно разные вещи, — поморщилась Советник. — Мы просто переместили тебя из одного Пространственно-Временного континуума в другой. Понимаешь?

— Конечно, понимаю, причём предельно чётко и ясно! Да, Бог с ним, со временем, — беспечно произнёс я. — Кстати, а где сейчас находятся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и моя милая зверушка? Просвети меня, пожалуйста, на этот счёт.

— Я думаю, что скорее всего они отправились куда-то очень и очень далеко, — печально произнесла МАРКИЗА. — Если, конечно, они ещё живы… Я имею в виду ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. Портал открывается только для одного существа, на основании его Пси-Матрицы. Последствия нарушения этого правила мы с тобой недавно испытали на себе. ЗВЕРЬ скорее всего жив. Куда он денется! А вот ПРЕДСЕДАТЕЛЬ…

— Да чёрт с ним! Ты знаешь, милая, меня абсолютно не интересует судьба твоего начальника, — лениво произнёс я.

— Он мне не начальник!

— Как так?!

— Он всего лишь Первый среди Равных!

— Не вижу особой разницы. Но, Бог с ним, со старым идиотом и маразматиком. Улетел куда-то, ну и улетел! Что с моим Псом!? Где моя собачка любимая? Я к ней привык… — я готов был слегка всплакнуть.

— Возможно, твоя любимая собачка в это самое время наблюдает за тем, как Чёрная Дыра поглощает Квазар. Ну, или что-то в этом роде.

— Понятно, — задумчиво сказал я.

— Да ты не переживай особо, — вздохнула девушка. — Твою собаку невозможно уничтожить. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ можно, а её нет. ЗАЩИТНИК — самое совершенное и загадочное существо во Вселенной.

— А я!?

— Ты не так совершенен.

— Почему?

— ЗАЩИТНИК призван оберегать и защищать тебя. Разве может быть телохранитель слабее хозяина?

— Резонно. Логично. Очень логично… Согласен, — после недолгих раздумий произнёс я. — А откуда ЗАЩИТНИК взялся?

— Скорее всего вы его создали.

— Кто это мы?!

— МАРСИАНЕ… Первые, настоящие, ушедшие…

— Понятно… — недоумённо и поражённо пробормотал я, снова перевернулся на спину и глубоко задумался.

Небо стало окрашиваться в более тёмные тона. Вода приобрела цвет ультрамаринового студня. Обломки яхты закончили своё бессмысленное кружение и лениво расползались по воде в разные стороны. После взрыва вокруг поднялась страшная суета, но нас пока никто не беспокоил. Лишь несколько Гвардейцев маячили неподалёку, да ШЕВАЛЬЕ промелькнул в отдалении пару-тройку раз, как бы невзначай. Тишина и покой объяли солнечный мир.

— Ты хотел задать мне ещё какие-то вопросы? — спросила МАРКИЗА, повернувшись на бок и вопросительно посмотрев на меня.

— Мне нравятся твои волосы цвета зрелой пшеницы и маленькие изящные ушки, нежно и слегка просвечивающиеся на солнце, — задумчиво и тягуче произнёс я. — И бездна глаз, которые, как океан, и навсегда!

— Красавец, умница, поэт… — усмехнулась девушка.

— А то…

— А ГРАФИНЯ?

— А почему ты не спросишь меня об ИСЭ?

— Боюсь почему-то. Я уже поняла, что это очень опасная тема. Не смею её касаться.

— Правильно делаешь…

— Наверное…

— Так вот, вернёмся к истокам. Как я ранее говорил, меня интересуют всего три вопроса, — я приподнялся на локте и поцеловал МАРКИЗУ в упругий животик, а потом попытался спуститься ниже, но она решительно пресекла мою попытку.

— Люди кругом, однако!

— Закроют глаза.

— Какой-нибудь глаз всегда останется открытым!

— Ну и Бог с ним. Глаза нам даны прежде всего для того, чтобы смотреть, — усмехнулся я.

— И для того, чтобы вовремя их закрывать.

Я рассмеялся, обнял МАРКИЗУ, положил свою голову на то место, где у женщин с нашей помощью зарождается жизнь.

— Задавай свои вопросы, — устало произнесла девушка.

— И так. Кто убил Кеннеди?

— Боже мой! Маразм какой-то! Этот вопрос мне задаёт великий, ужасный, могучий и бессмертный Император!? Последний из Марсиан! Бред! Какое тебе дело до Кеннеди, до этого идиотского плейбоя!?

— Кстати, что с ними, то есть с нами, с Марсианами, случилось? — осторожно спросил я.

— С тобой ничего особенного.

— Ну да. Я это заметил. Вроде бы я никуда не уходил и после этого обратно не возвращался. А что случилось с другими Марсианами? И, вообще, откуда мы взялись?

— Погибла ваша планета, давно, не знаю когда точно. Не ведаю от чего и почему. Осталась горстка индивидуумов, ИЗБРАННЫХ, представителей великой и могучей расы ВЕРШИТЕЛЕЙ, покорителей и преобразователей ВСЕЛЕННОЙ. Вот так, Мой Король! — Советник провела своими тонкими пальчиками по моим волосам.

— А что было дальше? Я, МАРСИАНИН, как ни странно, существую, жив здоров, лежу рядом с тобой на песчаном пляже, который находится на планете под названием Земля. В тебе, Глорианке, половина марсианской крови. Я жду продолжения истории!

— Что дальше, что дальше… Прилетели вы сначала на Землю. Зародили разумную жизнь, смешав свои гены с генами обитающих на планете приматов. Создали людей в том виде, в котором они существуют сейчас. Заложили основы земной цивилизации, дали первым людям определённые знания и навыки. Что-то создали, что-то разрушили, что-то запутали, что-то перепутали, закрутили, перекрутили. В конце концов, всё бросили и покинули Землю. Это в вашем стиле…

— И куда же они направились? — осторожно спросил я. — Ну, то есть, мы?

— Взяв с собой часть Землян, отправились на Глорию. Основали самую могучую цивилизацию, существующую во всех известных параллельных мирах. А потом все чистокровные ВЕРШИТЕЛИ вдруг ушли куда-то, неизвестно куда. Дружно, все, как один. Воспользовались Главным Пси-Порталом, закрыли его и сгинули, растворились в неизвестном направлении. Продолжились они в своих потомках на Земле и на Глории. На вашей планете Марсианский геном очень сильно размыт. В Землянах от Марсиан мало что осталось. Слишком большое население… На Глории несколько иная картина. Подавляющая часть её жителей являются марсианами всего лишь процентов на десять-пятнадцать, за исключением тридцати Бессмертных. У нас марсианских генов от пятидесяти одного до семидесяти процентов. У ПРЕДСЕДАТЕЛЯ их семьдесят пять. В зависимости от их числа каждый член Совета занимает своё положение на иерархической лестнице.

— Так ты, всё-таки, как бы тоже Марсианка?

— Отчасти, Сир, отчасти…

— И кто же ты в вашей иерархии?

— Я Седьмой Советник.

— Понятно… — усмехнулся я.

Мы некоторое время полежали молча. Я усиленно переваривал полученную информацию.

— Да, однако, ишь, ты, надо же, о, как! Ибо… — мрачно и протяжно произнёс я, встал с песка, огляделся. — Замусорила ты мне голову основательно. Хочу Звизгуна. С малосольным огурцом.

— Обойдёшься! Хватит пить!

— Спасибо, моя радость.

— Не за что. Приходите ещё!

— Благодарствуйте, сударыня, непременно.

— Фантасмагория какая-то…

— Да уж…

Я прошёлся по берегу, посмотрел на то место, где ещё совсем недавно находилась моя славная, непотопляемая и непобедимая яхта.

— Жаль… — с горечью произнёс я.

— Ты о чём?

— Странно, однако! Ещё недавно ты с лёгкостью читала мои мысли, — удивлённо произнёс я.

— А сейчас не могу! Действительно, не могу. Странно, очень странно, — МАРКИЗА заметно побледнела, занервничала, напряглась, потом возбуждённо вскочила на ноги. — Не могу! Представляешь!? Удивительно! Странно… Собственно, что тут странного? Ты совершенствуешься бешеными темпами. Так и должно быть. Время пришло, ВЕРШИТЕЛЬ!

— Вот стою я перед тобой, солнце моё. И до конца ничего не понимаю! Вроде бы я — Капитан Морской Пехоты. По совместительству — Великий и Бессмертный Император. Кроме этого я являюсь Последним из Марсиан, доблестным победителем Арктуриан, грозой тысяч миров. За эти последние дни я познал очень многое, приобрёл новые уникальные способности и усилил уже имеющиеся. Но, всё равно ничего не понимаю!

— Сир, полное понимание приходит со временем.

— Можно задать ещё два оставшихся вопроса?

— Я вся во внимании, Государь.

— Кем был Иисус Христос и был ли он на самом деле!?

— Вообще-то, существовало сравнительно много людей под этим именем, — усмехнулась МАРКИЗА. — Почти все они были вполне обычными людьми, за исключением того Иисуса, который был родом из Назарета Галилейского, проповедовал, имел учеников и последователей. Он не воскресал после распятия на кресте, грехи людские не искупал, на небо, конечно, не возносился, если тебя именно это интересует. И, вообще, посуди сам, ну зачем Богу сын? Глупость как я-то!

— А поболтать, поиграть в карты или в бильярд, побегать наперегонки, выпить по бокальчику винца или употребить горячих ароматных раков под свежее холодное пиво!? А сходить в сауну с девчонками!? А побаловаться кокаином?!

— Увы, увы… Прости, если тебя разочаровала, — рассмеялась МАРКИЗА.

— Да ладно! Меня сложно разочаровать. К тому же я — Буддист. Нас, Буддистов, разочаровать очень и очень сложно, почти невозможно!

— О, как! Ишь, ты! Однако!

— Вот так, моя дорогая! — буркнул я.

— Ладно. Последний вопрос, Сир. Задавайте!

— Как я появился на этот свет и какова моя судьба?

— Насчёт судьбы совершенно глупый вопрос. Никто не знает и не может знать своей или чьей-либо Судьбы, ибо все пути наши причудливо переплетаются и непредсказуемо меняются по воле неожиданных обстоятельств и, возможно, по велению Высших Сил. Как там, у вас, у Буддистов, называется судьба? Карма, кажется?

— Это не совсем то, что ты имеешь в виду. Если быть предельно точным, то карма — это общая сумма совершённых поступков и их последствий, определяющая характер нового рождения, перевоплощения.

— Не нахожу большого различия между этими понятиями. А вообще, что Вам Ваша судьба, Сир. Судьбы миллионов миров сейчас находятся в Ваших руках! И только в Ваших!

— Что-то случилось? — вздрогнул я.

— Да, случилось… — вздохнула МАРКИЗА и досадливо тряхнула пшеничной чёлкой.

— А именно? — небрежно поинтересовался я.

— Идёт Тьма, Сир…

— Ну что же. Нам, сибирским Марсианам, не привыкать! Тьма так тьма… Не с тем ещё справлялись. Чёрт с нею, с тьмой! Империя или смерть! Мы победим! Бог с нами! Гвардия, — вперёд!

— Ваше Величество, всё не так просто и Бога, скорее всего, нет.

— Это ваша личная точка зрения, деточка, не более того.

— Не называй меня деточкой! Мне семь тысяч лет! — нахмурилась Советник.

— Сир… — буркнул я.

— Что!?

— Сир…

— Извините, Государь. Всё так странно и запутано…

— Злые языки поведали мне очень недавно, что ваш возраст составляет отнюдь не семь тысяч лет, а…

— «Злые языки страшнее пистолета!», Сир, — вспыхнула девушка. — Да хватит же про возраст!

— С чем согласен, так именно с приведённой вами цитатой!

— Боже мой, как всё странно! — тяжело вздохнула МАРКИЗА. — МАРСИАНИН — мой любовник! Невероятно!

— Что вы всё о своей письке, Миледи!? Вам странно!? — искренне возмутился и взвился я. — А уж как странно мне!!! Я чувствую себя червём, который до поры до времени спокойно и беззаботно копошился в земле и не ведал ничего более, а тут пошёл ливень, выполз червяк на свет Божий и обомлел! О, как!? «Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе, истинно в целой Вселенной несчастнее нет человека!». Это обо мне!

— Еврипид, Сократ, Сенека Младший, Мольер, Томас Манн, Наполеон?

— Гомер! Тысячелетняя и просвещённая вы наша! — усмехнулся я. — Старый, добрый Гомер. Был такой слепой странствующий певец. Кстати, не многие знают, что такие бессмертные выражения, как: «Ты — мне, я — тебе» и «Дым Отечества сладок», — первый раз произнёс именно он. Ну, а вообще, конечно же, на самом деле, не он. До него по Земле бродила масса мудрецов, но письменные первоисточники свидетельствуют в его пользу.

— Какой ты однако умный, мой милый Король! — восхитилась МАРКИЗА.

— Что есть, то есть, — я склонился в женщине, нежно и легко провёл пальцами по её животу, груди, шее.

МАРКИЗА вздрогнула, закрыла глаза, тело её затрепетало. Я усмехнулся, посмотрел в небо и сказал:

— «Сила духа не может заменить чуткости пальцев». Альберт Эйнштейн. Тот ещё был бабник, тот ещё был проказник, тот ещё был шалун. А, вообще, вот именно он и являлся самым настоящим умником!

— Я знаю. Как-то с ним встречалась.

— Надеюсь, не в постели? — ухмыльнулся я. — А вообще-то, что такого, если и в постели? Слазили мы с Эйнштейном оба в одну дырку. Теперь мы с ним, как братья! Может быть, после великого человека хоть какого-то ума-разума наберусь!?

— Боже мой, какой идиот! Пошёл к чёрту! Всё, я устала! Больше не могу! — взвилась МАРКИЗА.

После того, как возмущённая Советник скрылась в Портале, я вдруг вспомнил, что она так и не ответила мне на вопрос: «Кто убил Кеннеди?». Да что же такого особенного в этом элементарном вопросе, не пойму! Неужели имеет место быть какой-то невероятный по своим масштабам Вселенский Заговор!?

Некоторое время я неподвижно и задумчиво сидел на берегу, созерцая море. Оно было томным, синим и почти неподвижным. Люблю море, обожаю море. Боже, как много событий произошло с того момента, как я отправился во главе своей славной морской Армады на завоевание Второго Острова! Собственно, не на завоевание, а, как бы, на Освобождение. Остров этот уже принадлежал мне. Возникла всего лишь элементарная необходимость его немного почистить и привести в порядок, так сказать, в надлежащий вид, и вернуть законному владельцу.

Ну что же, объединённая армия РЕГЕНТА, пиратов и Рыцарей Ордена Посвящённых, вроде бы, разбита, причём дважды. Я, правда, лишился значительной части своего войска, но не беда, соберём новое. Собственно, зачем его собирать? Враг повержен, Острова мои! Слава Империи, слава Императору! Наступил мир. Надо вроде бы радоваться и ликовать, веселиться и плясать, испытывать радостное чувство полного удовлетворения, ан, нет!

Ну что за существо такое — человек!? Стремится, стремится к намеченной цели, жаждет изо всех сил её достичь, мается, борется, бьётся, что-то доказывает себе и окружающему его миру, пыжится, извращается, терпит трудности и лишения, и так далее и тому подобное. Приползает, бедолага, наконец, к намеченной цели, а никакой радости от её достижения не испытывает!

И всё это происходит потому, что преодоление пути к заветной цели чаще всего намного интереснее и заманчивее самой цели. Интрига, всё-таки, главный двигатель нашей жизни. А что такое интрига? Происки, поиски, козни, загадки, противостояние персонажей, запутанность сюжета в грандиозном спектакле под названием ЖИЗНЬ! Движения, перемещения, борьба, смешение, круговорот страстей! Только интрига, в основу которой положена динамика, рождает истинный интерес. Всё остальное — ерунда.

Стоп, стоп. Но, бывает же интрига не только в динамике, но и в статике! Я уже об этом как-то размышлял. Два или три актёра на одной маленькой сцене. Всё время о чём-то говорят, вспоминают, спорят, думают и размышляют вслух. Постоянно сидят. За время спектакля не встают со своих мест ни разу! Жесты, мимика, редкие взмахи рук, лёгкие повороты или наклоны головы, улыбки, усмешки, гримасы. Но, как, подчас, всё это интересно смотреть, анализировать, сопереживать, пропитывать сквозь себя, как через фильтр, очищающий и ничего лишнего не пропускающий.

Зачем в таких случаях внешняя, показная динамика? Она абсолютно не нужна! Необходима динамика внутренняя, сакральная, таинственная, мистическая и, в какой-то степени, обязательно зловещая. Да, да, именно зловещая, поднимающаяся из самых глубин, копящаяся и кипящая под поверхностью, а потом взрывающаяся и буйно и бурно вырывающаяся наружу, сотрясая и поражая всё и всех вокруг! Вот где действие, вот где движение, вот где пища для скучающего разума, уставшего от внешних приевшихся и надоевших раздражителей. Движение начинается изнутри! Это единый закон и для природы и для общества!

Стоп, а к чему я это всё? Ах, да! Достижение цели… Ну, так вот, наконец-то я её как бы достиг, а особой радости не испытываю. Движение прекратилось. И что же дальше? Может быть, на моё сознание накладывается груз ряда проблем, которые мешают обрести необходимые положительные эмоции? Нет завершённости, вот в чём дело! Какая-то везде недосказанность, недоговорённость!.

Где ПОСОХ, где ЗВЕРЬ, где ПОЭТ, где БАРОН? Как там ГРАФИНЯ? Что делать с этой чёртовой МАРКИЗОЙ? Не понятна ситуация с ИСЭ. Абсолютно непонятна. Что там за проблемы у Глориан? Зачем я им нужен? Всё неопределённо и крайне зыбко. Тьма идёт… Что за тьма такая!? Орден Посвящённых, Глориане, Арктуриане, Агентство по Контактам, Отдельный Ударный Отряд Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических сил, Пси-Порталы, Квази-Порталы, Особая территория под названием Анклав. Пузырь, иными словами. Барьер. ВЕРШИТЕЛИ. Снова же, какая-то Тьма, которая идёт. Куда идёт, откуда, зачем, почему!? Всё смешалось, спуталось, перепуталось и переплелось в моей бедной голове. С ума можно сойти! Как же славно и почти беззаботно я жил на этом свете до того, как обрёл новые знания.

Что же, ПУТНИК, получай то, что хотел! Доволен!? Так тебе и надо! Идиот! Сидел бы сейчас тихо, мирно и беспечно на берегу туманного, бездонного и завораживающего своей мистической тишиной Тёмного Озера. Пил бы Можжевеловку, закусывал бы её хрустящим, солёным и ядрёным груздем, не торопясь и неспешно. Вёл бы с кем-нибудь длинные разговоры о рыбалке, об охоте, о Горных Жеребцах, о борзых, о бабах, об искусстве, о смысле бытия и так далее. Что тебе ещё нужно, человек!?

— Сир, извините, что отвлекаю Вас от дум, — осторожно и мягко произнёс ШЕВАЛЬЕ, подходя ко мне, и оставаясь на почтительном расстоянии в несколько шагов.

— Эх, Барон! — грустно проронил я, тяжело вставая с песка. — Думай не думай, а результат один. Сколько умников печально и скорбно гниют в земле, сколько дураков радостно пируют во дворцах! Жизнь несправедлива, странна и полна парадоксов. Эх, люди, люди!

— Совершенно с Вами согласен, Сир. Увы…

— Увы…

— Сир, позвольте узнать, а где та женщина, которая только что была рядом с Вами? — осторожно спросил юноша. — Куда она вдруг так неожиданно исчезла?

— Если бы я это знал, — скорбно произнёс я. — «Есть женщины-мыши, есть женщины-кошки». Она женщина-кошка…

— Понятно, Сир…

— Что вам понятно, если мне абсолютно ничего не понятно!?

— Извините, Сир…

— Да, ничего. Бывает…

Мы некоторое время помолчали, созерцая прекрасное, уже предвечернее голубое небо, не менее прекрасное синее-синее море и остатки нашего некогда славного флота между ними.

— Когда будет готова первая рея, достойная вас? — прищурился я.

— Сир, она не понадобится. ПОЭТ найден. Вернее, обнаружен!

— Как найден!? — встрепенулся я. — Где, когда, при каких обстоятельствах!? Постойте, постойте! Он жив!? Что значит, обнаружен!?

— Жив, Сир. Слава Богу.

— Так где же он был, рифмоплёт и летописец наш таинственный, чем занимался всё это время!? — я радостно и возбуждённо прошёлся по песку, сделал несколько шагов по направлению к морю, присел, с удовольствием окунул руки в тяжёлую солёную воду. — Неужели его похитили? Кто, когда, зачем!? Ну же, докладывайте!

— Сир, я думаю, что он Вам сам всё объяснит.

— Ладно. Пригласите его сюда, немедленно! — нервно проговорил я, в нетерпении потирая ладони. — Да, и накройте стол. Беседа нам, чувствую, предстоит долгая и увлекательная. И, вообще, жрать страшно хочу!

— Будет исполнено, Сир, — ШЕВАЛЬЕ как-то печально посмотрел на меня.

— Что такое? — насторожился я.

— Да, ничего, Сир.

— А всё-таки?

— Как-то всё странно в последнее время, Государь.

— А что конкретно?

— Всё, Сир.

— Не нервируйте меня, Барон! Я и так на взводе и на пределе!

— Сир, все находятся в каком-то тревожном состоянии. В недоумении и в напряжении. Что будет дальше? Когда полностью прояснится обстановка? Этот неожиданный взрыв яхты. Какая-то дама, непонятно откуда появившаяся и неизвестно как и куда исчезнувшая, — глухо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— И что же нам делать?! — обеспокоено спросил я.

— Сир, предлагаю устроить грандиозную пьянку по случаю блестящей победы. Следует разрядить скопившееся напряжение.

— А, вот вы о чём?! Чудесное предложение, — ухмыльнулся я. — А враг? Он не дремлет. Нужно быть на чеку!

— Сир, какой враг!? — вспыхнул ШЕВАЛЬЕ. — Всё, война закончена! Врагов у Вас больше не осталось. Все Ваши недруги разбежались в панике кто куда, развеялись, исчезли, рассыпались в прах! Пираты, ну, та часть их воинства, которая осталась в живых, в спешном порядке погрузились на одну-единственную спасшуюся галеру, сами сели за вёсла и были таковы. Из Рыцарей Ордена Посвящённых никого вообще не осталось. Бились ребята насмерть, стояли до последнего, полегли все до единого.

— А их Первый Магистр? Что с ним?

— Мы пытались захватить его в плен, но он не сдался. Весь израненный, ползком направился в нашу сторону, потом каким-то чудом обрёл силы, встал, довольно резво кинулся на нас, замахнулся мечом, ну, и один из наших лучников не выдержал, всадил ему стрелу прямо в глаз.

— Вечная память Первому Магистру, — скорбно произнёс я. — Неплохой был мужик. Умный противник. Но оказался в итоге полным дураком. Жаль…

Мы помолчали, созерцая невыносимую синеву моря и неба. Предзакатное солнце пылало над горизонтом, как в последний раз.

— А что с остатками войска РЕГЕНТА? — мрачно спросил я.

— Сир, какие там остатки! Останки, а не остатки. Требуха, смрад, грязь, пыль.

— А что с нашими крепостями? Где БАРОН?

— Скоро будет, Сир, — поморщился ШЕВАЛЬЕ. — Прислал гонца. Всё в порядке. За время вашего отсутствия пали все небольшие замки и укрепления. Главные крепости стойко держались, успешно отразили осады. Орден с этими чёртовыми пушками присоединился к РЕГЕНТУ и пиратам незадолго до нашего появления у берегов Второго Острова. Слава Богу! Иначе было бы нашей южной группировке ой как несладко!

— Да, с помощью пушек РЕГЕНТ быстро бы овладел всеми крепостями. Вот то секретное оружие, о котором я и подозревал! Что происходит в Центральных Провинциях и на Севере?

— Сир, прошло слишком мало времени для того, чтобы это выяснить, — ШЕВАЛЬЕ виновато опустил глаза. — Во все концы Острова посланы гонцы и лазутчики. Думаю, что дня через три — четыре поступят первые сведения и самые свежие новости. Через неделю-полторы всё станет ясно окончательно. Одно могу твёрдо утверждать: враг разбит наголо и Вы являетесь Повелителем Первого и Второго Островов. Остальное всё нюансы.

— Прекрасно, прекрасно, — задумчиво произнёс я, разглядывая покорёженную галеру, стоявшую на якоре в ста шагах от берега.

— Сир, у меня к Вам имеется один, очень сильно беспокоящий меня, вопрос.

— Вы в Одессе случайно не бывали? — засмеялся я.

— Что такое Одесса, где она расположена, Сир?

— «Одесса, Одесса, — жемчужина у моря», — пропел я с хрипотцой, легко и беззаботно улыбнулся. — Эх, Барон, когда-нибудь, дай Бог, мы с вами побываем в этом чудном городе. Ах, как хочу я жареных каштанов и вяленых бычков! Вы не представляете! А кефаль, а набережная, а вина, а шашлыки, а женщины, обласканные югом и готовые на всё ради обходительных кавалеров? Ну, ради таких, как мы с вами! Эх, ШЕВАЛЬЕ, ШЕВАЛЬЕ! Дайте время! Где мы только не побываем, чего мы только не увидим!

— Сочту за высокую честь сопровождать Вас, Сир, в Ваших странствиях! — напрягся ШЕВАЛЬЕ.

— В наших, в наших, мой друг! Ох, какие же это будут странствия! — я мечтательно посмотрел в небо. — Первым делом съездим ко мне домой, в Россию! Вы увидите, как на сопках Сибири цветёт багульник, как распускаются цветки магнолии в Сочи, как торжественно и вечно стоят над белым-белым снегом деревянные храмы в Кижах. Ах, как великолепны Уральские горы, полные угрюмой красоты, несущие на себе могучие сосновые и еловые боры. А лососи, преодолевающие из последних сил речные пороги на Сахалине! А бушующие гейзеры на Камчатке и на Курилах, а седые горы Кавказа, хранящие вечное спокойствие и неземную красоту под синим и бездонным небом! О, как шумят степи на вольном Дону, как тяжело колышет свои прозрачные, тёмные и глубокие воды могучий Байкал! Вы всё увидите, ШЕВАЛЬЕ, дайте время! Мир огромен и разнообразен!

Мы снова помолчали. Вечер готовился перейти в ночь. Он ненавязчиво и незаметно переборол день, а сейчас должен был исчезнуть сам. Солнце стало терять свою полноту и вальяжность, предчувствуя скорый и неизбежный закат. Возможно, оно не хотело погружаться в холодное осеннее море, но что же делать, от судьбы не уйдёшь.

— Сир, и это всё Вы рассказывали о России?! Боже мой! — удивлённо воскликнул ШЕВАЛЬЕ. — Не думал, что она так разнообразна и огромна.

— Да, сударь, она такая, — печально ответил я. — А откуда вы про неё знаете?

— Ну, как же, Сир, — весело произнёс юноша. — Вы же о ней неоднократно упоминали ранее, да и книги из библиотеки БАРОНА сыграли свою роль. Я знаю о России очень многое. Единственное, что меня смущает…

— И что же вас смущает, мой юный друг?

— Где она находится, — эта загадочная и далёкая страна? Где находимся мы, Сир, ну, наши Острова? Я ничего не пойму!

— Хотите, открою вам страшный секрет? — я усмехнулся и подошёл к ШЕВАЛЬЕ вплотную.

— Какой, Сир? Конечно же, хочу.

— Так вот, сударь, я сам не всё до конца понимаю! Представляете!?

— Сир!?

— Ладно, пригласите ко мне ПОЭТА, — с усмешкой произнёс я, устало опускаясь на тёплый песок. — Накройте стол, принесите стулья. Ну, быстро, быстро, время пошло! Ночь на пороге. Готовьте факела и свечи, а так же, на всякий случай, гильотину!

— Что, Сир? Не понял.

— Да ничего. Я пошутил…