ГЛАВА ПЕРВАЯ

Весь мир был серым, мрачным и неуютным. Небо, вода, земля и горы, закутанные в холодную мутную дымку, беспощадно нивелировались ею и безнадёжно теряли свою первозданную сущность и индивидуальность.

Раннее осеннее утро подобно стареющей женщине без макияжа: кожа на лице ночью несколько отдохнула от перипетий вчерашнего напряжённого рабочего дня, или просто — дня, или бурного или спокойного, но всё равно скучного и бессмысленного, вечера. Она разгладилась, но не совсем и не до конца, как это бывает в молодости. О, как надоело искусственно скрывать мешки под глазами, лёгкие морщинки и глубокие складки на лице и шее! Как вообще всё надоело! Но надо сохранять форму тела и души, любыми способами, из последних сил, изо дня в день! Надо, надо, надо…

Косметика творит чудеса. Вот только что в зеркале отражалось нечто серое, рыхлое, отёчное, пигментированное, помятое, а прошло всего два-три десятка минут, и это нечто превратилось вдруг во что-то довольно приятное, гладкое, симпатичное и вполне удобоваримое для самого взыскательного взгляда.

К чему я это? Ах, да! Так и ненастное осеннее утро… Вот только что оно было одним, — совершенно нерадостным, неуютным, расплывчатым, сырым и мутно-туманным, скованным холодом ночи, а потом, через каких-то пару часов вдруг становится другим. Ветер, словно волшебной кисточкой, решительно разгоняет и истончает плотные серые облака, размазывая их по непонятно откуда взявшемуся синему и свежему небу. Солнечные лучи-тампоны, припорошенные тёплой золотистой пудрой, даруемые светилом, всё выше поднимающимся над миром, впитывают в себя маслянисто-влажный и мутный туман. Всё вокруг постепенно окрашивается в радующие глаза цвета: голубой, зелёный, жёлтый, красный, синий, оранжевый, фиолетовый, рождающие массу самых разнообразных и неожиданных оттенков.

Все эти мысли пришли в мою голову тогда, когда я задумчиво и с огромным наслаждением созерцал трансформирующиеся на глазах небо, горы и глубокие воды славного, древнего, воспетого в легендах и поэмах Тёмного Озера Первой Провинции Первого Острова.

Мои философские, неторопливые и томные размышления, родившиеся в голове совершенно неожиданно, непринуждённо, легко и ненавязчиво очень быстро покинули её, когда я вдруг услышал громкий и отчаянный крик ШЕВАЛЬЕ:

— Клюёт, клюёт, не зевайте, подсекайте же, чёрт возьми, Сир!

Я непроизвольно ускорился, вскочил, резко вскинул удочку, до этого мирно лежащую передо мною на берегу и частично погружённую в воду. Сделал я это, по-видимому, слишком быстро, так как конец её обломился и вместе с леской и бьющейся на крючке огромной, отливающей всеми цветами радуги, рыбиной, с укоризненным всплеском ушёл под воду.

— Ах, Сир! Первый клёв, ну разве так можно!? — раздосадовано и возбуждённо произнёс ШЕВАЛЬЕ, стоявший на берегу в камышах, в нескольких шагах от меня, а потом, успокоившись, добавил. — Вы уж простите меня за резкость, Ваше Величество, но понимаете, рыбалка — этот такое дело…

— Ничего, ничего… Всё прекрасно понимаю. Вам я готов простить многое, сударь. Это вы меня извините. Замечтался, знаете ли… Какая вокруг красота, как я рад, наконец, очутиться на берегу этого великолепного озера! — весело ответил я. — Ничего, клёв только начинается. На уху, думаю, наловим. Вот только мне бы удочку…

— Удочку Его Величеству! — звонко крикнул юноша.

В густых зарослях можжевельника невдалеке от нас возникло суетливое движение. Вскоре оттуда вынырнул дюжий Гвардеец, облачённый в лёгкие доспехи. В своих ручищах он бережно держал длинную крепкую удочку.

— Спасибо, дружище.

— Рад стараться, Ваше Величество! — рявкнул воин и через несколько секунд бесследно растворился в зарослях.

— ШЕВАЛЬЕ, — с интересом спросил я. — А какова глубина этого чудного озера? Что-то подсказывает мне, что она довольно значительна. Не зря озеро зовётся Тёмным. Такая вода бывает только в глубоководных водоёмах, а ещё в больших старых болотах: чёрная, прозрачная, тяжёлая, плотная. Мне это озеро чем-то напоминает Байкал.

— Где находится Байкал, Сир?

— В чужой, далёкой и загадочной стране. В Сибири… «Славное море, священный Байкал!». Бог с ним, с Байкалом… Вернёмся к нашему озеру. Странное какое-то название у него, я бы сказал, мистическое.

— Вы совершенно правы, Сир. Озеро действительно довольно странное, непонятное. Оно очень глубокое, имеет только ему присущий цвет. В его глубинах и над ним периодически происходят самые непонятные явления.

— Какие же? — живо поинтересовался я.

— Сир, разные… Свечения, круговороты, дрожь воды, её резкие подъёмы и опускания, странные звуки, исходящие неизвестно откуда, ну, и так далее. Оно как бы тревожит самим фактом своего существования, понимаете? БАРОН как-то поручил измерить его глубину. К тяжёлому камню привязали длинную верёвку, разметили её, свернули кольцами в лодке, заплыли на середину, бросили камень за борт, ну а верёвка вся под воду и ушла, а дна так и не достали, представляете!? Повторили эксперимент дважды с ещё более длинной верёвкой, — результат всё тот же. У меня есть сильное подозрение, что озеро дна не имеет. Но эту крамольную мысль я стараюсь не высказывать вслух.

— Правильно делаете… Вот какое оно, оказывается, наше озеро! Интересно, очень интересно, — с любопытством произнёс я. — Вообще-то всё имеет своё начало и свой конец. У любого озера имеется дно, у любой вершины — пик, вернее, его верхняя часть. Вроде бы, единственным исключением является Вселенная, которая, якобы, бесконечна. Об этом настойчиво и достаточно долго талдычат всякие умники. Как будто читают молитву у Стены Плача. Дёргаются в экстазе, входят в транс, трясут перхотью. Довольно неприятное, я вам скажу, зрелище. Всё должно иметь меру. Это касается и религии, и науки.

— Сир, что такое Вселенная и Стена Плача? Я не поспеваю за Вашими мыслями.

— А за ними и не надо поспевать. Иногда я сам не поспеваю… Бывает, что я разговариваю вслух с самим собой. Не обращайте внимания. Что касается Вселенной, то это то, что окружает нас со всех сторон. Примерно так… Бог с нею, со Вселенной. Хотя, моя точка зрения такова: Вселенная отнюдь не бесконечна! Когда-нибудь, где-нибудь край у неё всё-таки найдётся, только дайте побольше времени, сил и денег! Вот так! Кстати, чего-чего, а времени у меня вроде бы вполне предостаточно. Да и силёнкой Бог не обидел, — я задумчиво и внимательно посмотрел на небо. А деньги мы заработаем как-нибудь.

— Сир, так Вы всё-таки считаете, что озеро имеет дно?

— Чёрт его знает, может вы и правы, утверждая, что оно бездонно. А почему быт и нет? За последнее время я столкнулся с таким количеством загадочных, необъяснимых и невероятных явлений, что голова кругом идёт. Скажите, и какова же была длина верёвки, ну, той, которую опускали в озеро в последний раз?

— В первый раз её опустили на пятьдесят шагов, во второй — на сотню, в третий — на две сотни! В последний раз для измерения глубины снарядили целую экспедицию, подобрали толстый крепкий канат, соорудили большой прочный плот. БАРОН, конечно, остался недоволен предыдущим результатом, приказал ещё раз померить глубину, но, увы, в свете последних событий стало не до этого.

— Вот это да! Две сотни шагов! Никогда бы не поверил! Что же это всё-таки за озеро такое? Ну, море, океан, — понятно, но озеро? — искренне удивился я.

— Вот и я о том же, Сир! Озеро наше особенное. Самое чистое, самое прозрачное, самое тёмное, самое загадочное и, судя по всему, самое глубокое в мире, — смело заявил ШЕВАЛЬЕ.

— Это понятно! — засмеялся я. — Глубже всего то, что не имеет дна… Ладно, продолжайте.

— Так вот, Сир… Сколько о нём ходит всяких слухов, легенд и преданий! Нигде ничего подобного Вы не встретите, я Вас уверяю. Я-то на стольких турнирах уж побывал, сколько земель объехал, почти всё на этом свете повидал.

— Эх, ШЕВАЛЬЕ, ШЕВАЛЬЕ, — улыбнулся я. — Сдаётся мне, что мир вокруг нас намного обширнее, чем мы это себе представляем. А вообще, как же вы похожи на БАРОНА! Вас хлебом не корми, только дай возможность похвастаться. А как насчёт Третьего Острова? Вы же там ни разу не были.

— Ну и что, что не был, — нисколько не смутился мой собеседник. — Чувствую, что такого озера, как наше, и там нет. Могу поспорить на что угодно, Сир! Если бы здесь был БАРОН, то он наверняка, как всегда, не задумываясь, заключил бы с Вами пари и поставил бы на кон свой фамильный замок.

— Ну, вы достали меня с этим замком! — засмеялся я. — Ведь поспорь на него я с БАРОНОМ хоть один раз ранее, как это предлагалось неоднократно, давно бы он его лишился и ночевал где-нибудь в палатке под кустом! Кстати, замок очень хорош! Великолепное архитектурное сооружение, образец фортификационной мысли.

— Благодарю, Сир, благодарю. БАРОНУ было бы очень и очень приятно это слышать, — довольно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Ладно, давайте ещё немного порыбачим, — сказал я, глубоко и с наслаждением вдохнув кристально-чистый, насыщенный влагой и ароматом хвои, воздух. — Боюсь, что ГРАФИНЯ без улова нас с вами в этом самый замок может и не пустить.

Мы посидели на берегу ещё час и сумели наловить столько рыбы, что её, пожалуй, хватило бы на целый взвод Гвардейцев. Я получал от рыбалки ни с чем не сравнимое удовольствие. И дело здесь было не в самом процессе рыбной ловли, хотя и это является очень важным фактором. Рыбалка сама по себе, даже с долгим ожидания клёва, а то и вовсе без него, меня по настоящему расслабляла, успокаивала, всецело поглощала, мягко обволакивала и завораживала. Только на ней я мог или абсолютно ни о чём не думать, или думать о чём-то лёгком, приятном, мимолётном и несущественном.

Все мои личные и государственные проблемы уходили куда-то в сторону, скрывались в каких-то сумеречных и тихих уголках сознания, становились до поры до времени призрачными, почти нереальными и ничего не значащими фантомами. Потом они, правда, довольно резво и решительно меняли свою структуру, являлись во всей красе вполне ощутимыми, плотными, конкретными мыслями, иногда очень тяжёлыми, которые навязчиво заполняли моё только что безмятежное и чистое сознание. Но это потом, потом, потом… Как известно, всё, что будет потом, будет… потом.

Я удачно, вовремя и не слишком резко подсёк очередную крупную рыбину, с которой, к большому моему удовольствию, пришлось немного повозиться, а потом, отложив удочку в сторону, обратился к ШЕВАЛЬЕ:

— Сударь, не пора ли нам передохнуть, выпить, закусить? Помните те уже далёкие времена на Втором Острове, когда мы с БАРОНОМ мечтали вот о такой рыбалке на Тёмном Озере? Ну что же, слава Богу, мечты воплощаются в реальность. Как там, интересно, наш друг, где он сейчас? Я, честно говоря, по нему скучаю.

— Я тоже, Сир. Вы правы, пора перекусить, — согласился юноша, направляясь в мою сторону. — Я почему-то с грустью вспомнил о Звизгуне. Эх, сейчас бы хватануть пару-тройку рюмочек этого божественного напитка, да под квашеную капусту, да под малосольный огурчик!

— О, молодой человек, вы наконец-то стали истинным гурманом, — засмеялся я. — А чем же вас не устраивают Можжевеловка или, например, Ежевичная настойка?

— Не то, Сир, увы, совсем не то, — печально произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Это как преподнести даме великолепный букет цветов или всего лишь один цветок, пусть даже и очень красивый. Конечно же, любая женщина больше обрадуется целому букету. Звизгун — это Божественный букет, Можжевеловка, увы, всего на всего, — один цветок…

— Ну, вы даёте! — рассмеялся я. — Какие тонкие ассоциации! Общение с ПОЭТОМ и ГРАФИНЕЙ явно вам идёт на пользу. А что касается Звизгуна, то с этим я полностью согласен. Действительно, — чудный напиток. К сожалению, запасы его иссякли, произвести что-либо подобное здесь невозможно, так как рецептура его нам неизвестна. Будем довольствоваться тем, что Бог нам послал на данный момент.

А Бог послал много всего вкусного, приятного и простого: свежие и солёные овощи, жареное и копчёное мясо, нарезанное тонкими ломтиками, а также сваренную в кожуре картошку и ещё тёплый, недавно выпеченный хлеб. Мы расположились прямо на песке рядом с водой. Стол был моментально накрыт резво подбежавшими слугами, сопровождаемыми суровым Гвардейцем.

Небо окончательно прояснилось, туман бесследно исчез, буйно растущие вокруг сосны, ели и можжевеловые кустарники и деревья насыщали воздух такими ароматами, что голова у меня закружилась от них, как от бокала славного, доброго Звизгуна.

Мы плотно позавтракали, выпили по три небольшие рюмки Можжевеловки, полюбовались озером, горами, небом, почти одновременно глубоко и с наслаждением вдохнули и выдохнули невероятной чистоты воздух, счастливо и легко рассмеялись.

— Много ли человеку надо? — задумчиво произнёс я. — Вечный, как мир, вопрос.

— Сир, а что говорил по этому поводу Сократ, ну тот грек, о котором Вы неоднократно упоминали? — живо спросил ШЕВАЛЬЕ.

— А почему он вас так заинтересовал?

— Я так понимаю, что он был выдающейся личностью, — с энтузиазмом произнёс мой собеседник. — Если у Вас найдётся немного времени, расскажите, пожалуйста, о нём подробнее. Сир, я думаю, что и ПОЭТ и ГРАФИНЯ тоже Вас послушают с огромным интересом.

— Эх, сударь, — печально произнёс я, меланхолично созерцая глубокую, тяжёлую и прозрачную воду Тёмного Озера. — Когда-нибудь, надеюсь, я вспомню всё и вот тогда, — чего только я вам не расскажу! Будете ещё убегать от меня, а я буду вас догонять, хватать за пуговицы и кричать: «Ну, послушайте же меня, любезный, послушайте, прошу вас! Я вам такое сейчас расскажу!».

Мы оба легко рассмеялись, помолчали.

— А что касается Сократа… — продолжил я, — Был он человеком очень простым, бедным, независимым и мудрым. Все умные люди мыслят парадоксально. Не избежал данной участи и Сократ. К чему я это? Да к тому, что есть два его известных высказывания на интересующую нас тему именно в этом ракурсе. Ну, я о том, много ли человеку надо? Однажды СОКРАТ сказал: «Кого считать всех богаче? Кто малым доволен». А в другой раз он произнёс: «Довольствуйся настоящим, а стремись к лучшему». Вот тебе и Сократ…

Мы помолчали, выпили ещё по одной рюмке Можжевеловки. Небо стало нестерпимо синим, осеннее солнце припекало всё сильнее и сильнее, даря свои жаркие ласки прохладным и суровым водам Тёмного Озера.

— Ладно, как не жаль, но пора в путь. Пора, мой друг, пора… — зевая и потягиваясь, сказал я. — Приедем в замок, передохнём, подремлем и приступим к делам нашим суетным. Их у нас столько накопилось. Девиз наш остаётся прежним: «Вперёд и только вперёд, не сворачивая с выбранного пути и не сомневаясь!».

ШЕВАЛЬЕ сразу же отдал необходимые распоряжения, к нам подвели двух рослых, мощных, но, несмотря на это, изящных жеребцов, тех самых, знаменитых, — Горных. Они трясли гривами, раздували ноздри, пританцовывали. Ах, какая красота! Лихо и легко вскакивая в седло, я, как всегда в таких случаях, с грустью вспомнил о БУЦЕФАЛЕ. Где ты, мой верный, боевой друг? Как сложилась твоя судьба? Собственно, Бог с ним, с Жеребцом. Пора очень серьёзно и тщательно подумать о своей собственной жизни и судьбе.

И так… На сегодняшний день под моей властью находятся Третья и Вторая Провинции Первого Острова. Я овладел ими за какие-то неделю-полторы. Легче всего было конечно же с Третьей Провинцией. За пару-тройку дней она полностью перешла под мой контроль, причём подданные ГРАФИНИ встретили нас с распростёртыми объятиями, с огромной радостью и восторгом, со всеобщим ликованием. Все три Горных Барона незамедлительно принесли мне Присягу на верность. После этого я отправил гонцов с известием о моём явлении, не появлении, а именно явлении, в две соседние Провинции.

После небольшой паузы Второе Графство признало мою власть, а вот с Третьей Провинцией ситуация была до сих пор непонятна. От туда не поступало никаких известий. Несколько гонцов, посланных мною повторно, не вернулись обратно. Тогда ШЕВАЛЬЕ отправил в Третье Графство под видом купцов и бродяг десяток своих агентов, возвращения которых я с нетерпением ожидал. Собственно, всё уже было понятно и без них. Военного похода на этот раз мне не избежать, это точно. Но я решил подождать ещё пару дней, так, на всякий случай. Я пытался до последней возможности придерживаться своей до сих пор срабатывавшей военной доктрины: «Победа малой кровью — лучшая из побед!».

С Севера поступали самые разные сведения. Появились беженцы — явный признак большой и кровопролитной войны. Обобщив все донесения, я пришёл к выводу о том, что ГРАФ успешно высадился на Первом Острове и довольно эффективно сражается с войсками РЕГЕНТА, которые по моим подсчётам должны были несколько уступать нашим в численности. Боевые операции происходили уже где-то в центральных Провинциях Первого Острова. Мне необходимо было в самые сжатые сроки овладеть Третьим Графством, собрать войско и двинуться на соединение с ГРАФОМ, как это и планировалось с самого начала.

Да, тянуть больше не стоило. Кстати, как обстоят дела на Втором Острове? Видимо, его побережье было достаточно эффективно блокировано пиратами, так как пока никаких известий оттуда мы не получали. Здесь, на юге, морские бродяги не появлялись ещё ни разу. Неужели все их силы брошены на блокаду и покорение Второго Острова?

Эти мысли безостановочно крутились в моей голове, пока я, ШЕВАЛЬЕ и десяток Гвардейцев и слуг добирались до замка БАРОНА. К моему седлу, как всегда, был приторочен ПОСОХ, на ремне висел славный ЭКСКАЛИБУР, на шее прохладно покоилась РЕЛИКВИЯ, рядом бежал невидимый для всех, но постоянно ощущаемый мною, ЗВЕРЬ. Ничего, ничего! Всё выдержим, всё перенесём, выдюжим, прорвёмся, со всеми и со всем справимся. Вот только как мне не хочется лишнего кровопролития, никому ненужных жертв, страданий, горя!

Да, однако, я становлюсь истинным пацифистом. Для Императора-Завоевателя это, отнюдь, не лучшее из качеств. Больше решительности, больше жёсткости! Поменьше переживаний! Как известно, если лес рубят, то щепки от него неизбежно летят, как не старайся ты поаккуратнее работать топором. От этого никуда не денешься. Никакой сентиментальности! Вперёд и только вперёд, Император!

Скоро мы подъехали к замку БАРОНА, который стал на время моей резиденцией. Раньше, ещё не видя его, я ассоциировал данное сооружение с обликом и характером БАРОНА и представлял замок, как нечто тяжёлое, мощное, серое, мрачное и кряжистое, вросшее в землю и поросшее мхом. Однако всё оказалось иначе. Замок был красив и великолепен: высок, изящен, строен, белоснежен, лёгок и воздушен. Вместе с тем он представлял собою идеальную крепость: стоял на неприступной скале, имел довольно крепкие стены и мощные башни. К его двойным воротам вела извилистая, узкая тропа, вымощенная брусчаткой, по которой с трудом, стремя в стремя, могли проехать одновременно только два всадника.

Я постоянно восхищался и любовался замком, недоумевая при этом, каким же образом его умудрились возвести в такой сложной с точки зрения рельефа местности!? Интересно, можно ли взять его штурмом? Очевидно, всё-таки можно, как и всё в этом мире. Но сколько же войск и сил надо будет потратить!? Теперь я понимал, почему последняя война между Первым и двумя другими Графствами закончилась для последних бесславно.

А вообще, я всё чаще и чаще стал задумываться над одним вопросом. На Первом и Втором Островах имеется довольно много мощных фортификационных сооружений. Почему? Откуда они взялись в таких количествах? Ведь очень долгое время ни там, ни там не было войн, ну, за исключением того знаменитого сражения с участием местного Герцога и Первого Короля. Возможно, Короли существовали не всегда, и у Островов имеется какая-то своя предыстория, неизвестная мне? А собственно, что я вообще знаю об этих загадочных Островах? Так, располагаю какими-то совершенно поверхностными, разрозненными и хаотичными сведениями, и не более того.

Крепости, крепости… Странно, очень странно… Надо будет уделить этому вопросу особое внимание. Ничего, доберёмся до Столицы, покопаемся в университетской библиотеке или ещё где-нибудь. Много книг, по словам ГРАФИНИ, раньше имелось в её библиотеке, но, к сожалению, её замок сильно пострадал во время последней междоусобной войны, был полуразрушен, почти все книги полностью сгорели. Жаль, жаль… Когда книги горят, начинается резкое падение нравов, наступает пора невежества и воцаряется настоящая разруха в умах.

И так, мы подъехали к замку, немного задержались у ворот, створки которых тяжело, со скрипом и с мрачной настороженностью поочерёдно сначала открылись перед нами, а затем так же тяжело, но облегчённо, закрылись обратно.

Во дворе меня встретила ГРАФИНЯ. Она легко и радостно подбежала к моему коню, весело хлопнула его по крупу.

— Сир, ну как Вам наши славные Горные Жеребцы? Я вижу, Вы довольно неплохо управляетесь и общаетесь с ними.

— О, эти кони бесподобны и неподражаемы! Красивы, сильны, легки и грациозны! Совершеннейшие творения природы. Но они ничто по сравнению с хозяйкой! — я лихо соскочил с Жеребца и заключил девушку в ласковые объятия.

Ах, как хороша, моя лебёдушка, как хороша! Какая попка! А грудь! С каждым днём моя девочка становится всё прелестней, милее и желанней!

— Ну, у Вас, однако, и сравнения, Сир! — фыркнула ГРАФИНЯ.

— А вообще, ни один конь в мире не сравнится с БУЦЕФАЛОМ! — с тоской в голосе произнёс я. — Кстати, как это ни странно, но я ещё ни разу не видел ни одной Горной Кобылы. Они вообще-то существуют на этом свете?

— Конечно, существуют, Сир, — засмеялась девушка. — Как же Жеребцу без Кобылы, как же Кобыле без Жеребца!? Покажу моих Кобыл Вам попозже. Они находятся в конюшнях, расположенных в горах, в секретных и тщательно охраняемых местах. Порода эта уникальная, ценится на вес золота. Знаете, как правильно сказали Вы недавно: «Бережённого Бог бережёт!».

— Это точно… Золотое правило. Прежде всего на войне. А вот в любви, как я полагаю, оно только вредит, — ворчливо ответил я. — А где наш Летописец и Придворный Поэт? Что-то я его давно не видел.

— Сир, он уже два дня безвылазно сидит в комнате, расположенной в одной из башен, что-то усиленно пишет, нервно смеётся, периодически разговаривает сам с собою и, вроде бы, ещё с кем-то, имеет безумный вид, ни с кем не общается. Пару раз мне удалось его лицезреть через замочную скважину в двери. Видимо, его посетило вдохновение, а возможно, отчаяние, или то и другое одновременно, — насмешливо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Не вижу ничего смешного, — строго произнёс я и тяжело вздохнул. — Как часто за вдохновением следует отчаяние, и очень редко это происходит наоборот, а одновременно существовать они не могут ни в коем случае! Ну а насчёт безумия… Как говорил Аристотель: «Не было ещё ни одного великого ума без примеси безумия!». Опережая ваш резонный вопрос, поясняю, что Аристотель, как и ваш любимый Сократ, тоже был греком. Больше пока никаких вопросов!

Я задумчиво посмотрел в высокое, без единого облачка, синее-синее небо, а потом перевёл взгляд на горы невероятной и потрясающей красоты. Они густо поросли разнообразной растительностью, которая была небрежно и хаотично разрисована сумасшедшей осенью всеми существующими на свете красками. Как хорошо! Бывает же так хорошо! Существует всё-таки рай на земле! Пусть он и не вечен, но существует!

Я глубоко вдохнул чуть прохладный, идеально чистый, неуловимо терпкий и слегка горьковатый горный воздух, внезапно печально подумал: «И чего не живётся людям спокойно в этом мире? Как не хочется войны, но её, к сожалению, не избежать. Хватит бездельничать… Побыл неделю в санатории, в этом рае на земле, передохнул, расслабился, — пора и честь знать».

— ШЕВАЛЬЕ, пожалуйста, соберите завтра в замке наших Баронов и тех, кто сейчас за главных во Второй Провинции, готовьте войска к выступлению на Третье Графство, — тяжело и решительно произнёс я. — А пока проводите меня к ПОЭТУ.

— Сир, можно мне с Вами? — спросила ГРАФИНЯ.

— Конечно, милая, идёмте. Как же без вас?!

Мы, не торопясь, поднялись в башню. Дверь в комнату моего Летописца была закрыта, из-за неё не доносилось ни единого звука. Я кивнул ГРАФИНЕ на дверь, она сначала осторожно постучалась, а потом мягко спросила:

— Сударь, вы здесь? Как вы себя чувствуете? Откройте, пожалуйста.

Внутри комнаты что-то заскрипело, послышалось какое-то едва уловимое движение, потом снова наступила тишина. Девушка постучала ещё один раз. Никакой реакции… Тогда я мягко отстранил ГРАФИНЮ в сторону и решительно грохнул кулаком по двери. К моему удивлению, она неожиданно оказалась довольно добротной и крепкой, лишь слегка завибрировала от моего достаточно сильного удара.

— Открывайте, сударь, мы же знаем, что вы внутри, ну же!

Послышались поспешные шаги, дверь со скрипом отворилась. На пороге возник бледный, растрёпанный и взволнованный ПОЭТ, глубоко поклонился мне, сделал пару шагов назад. Я вошёл в комнату, огляделся.

В ней царила полутьма. Тонкие лучики дневного света чудом пробивались сквозь узкие щели в закрытых ставнях. Воздух был тяжёлым и спёртым. Не верилось, что снаружи, за стенами комнаты, царствовала божественная, тёплая, томная, заполненная и переполненная волнующими запахами и звуками, осень. Прекрасная, и, как всегда, и, может быть, моя последняя осень… Тьфу, ну что за дурные мысли приходят мне в голову в такое чудное и благостное время!

— Что случилось, сударь? Почему вы так внезапно уединились? Мы по вас скучаем, мы о вас волнуемся, — весело произнесла ГРАФИНЯ. — Где ваши шутки, анекдоты, стихи? Как продвигается Летопись? Как Поэма? Что нового вы написали? Ну-ка, не томите!

— Ваше Сиятельство, с Летописью всё в порядке, не беспокойтесь. А вот насчёт стихов и Поэмы… Зачем мне зря тратить время, когда уже всё самое важное и гениальное давным-давно написано, причём человеком в сто раз талантливее, чем я!? — с мрачным надрывом и горестно отозвался ПОЭТ после небольшой паузы.

— Как всегда, что-то новенькое… Ох уж эти перепады в вашем настроении, как они мне надоели! — раздражённо сказал я, садясь на топчан, стоящий около окна.

Он был небрежно застелен сильно помятым и довольно несвежим серым бельём. Такая же серая подушка почему-то валялась на полу. Я поморщился, встал, решительно открыл одну из створок ставен. В комнату хлынул яркий солнечный свет. Все непроизвольно зажмурились.

— Ну, что же произошло на этот раз? Никогда не поверю, что в мире существует поэт, который в сто раз талантливее, чем вы, — с иронией произнёс я. — Допускаю, что есть илы был человек, способнее вас, ну, скажем, процентов на десять, двадцать или двадцать пять, не более. Но в сто раз!? Почему вы сделали такой вывод?

ПОЭТ взял что-то со стола, подошёл ко мне. В руках он держал довольно толстую книгу в тёмно-синем с позолотой переплёте.

— Что это за книга? — живо полюбопытствовала ГРАФИНЯ, делая шаг в сторону ПОЭТА.

— Извините, Ваше Сиятельство, но эта книга предназначена Государю! Сир, пожалуйста, откройте её на любой странице и прочитайте то, что там написано, именно Вы, прошу Вас! — возбуждённый ПОЭТ протянул мне увесистый томик.

Я усмехнулся, не торопясь, взял его в руки, почувствовал пальцами слегка шершавую плотную обложку, ощутил довольно солидный вес фолианта и уловил специфический, магический, волнующий, не передаваемый словами, полу забытый запах, исходящий от слежавшихся, чуть желтоватых бумажных листов, утомлённых временем. Я вдруг заволновался, слегка занервничал. Мне стало как-то неуютно.

— Что же всё-таки это за книга, где вы её взяли, чем она отличается от других, что в ней такого особенного? — раздражённо спросил я.

— Эту книгу я отыскал среди множества иных в библиотеке замка БАРОНА, — с нетерпеливым волнением произнёс ПОЭТ. — Сир, ну читайте же, прошу Вас!

— ГРАФИНЯ, как вам это нравится?! — я весело посмотрел на девушку. — В замке нашего доброго друга, этакого простака и, якобы, не совсем образованного человека, оказывается, имеется библиотека! Вот это поворот сюжета! Вот это да!!!

— Государь, — это невероятно и невозможно! — ответила ГРАФИНЯ, явно поражённая и озадаченная. — БАРОН и библиотека, БАРОН и книги, — это вещи несовместные!

— Ну, вот видите, значит вы очень сильно заблуждались по поводу нашего доблестного соратника, — засмеялся я. — Да, чужая душа — потёмки. Странно, странно… Эх, БАРОН, БАРОН. Где же ты сейчас находишься, просвещённый муж ты наш?

— Сир! — снова нетерпеливо произнёс ПОЭТ. — Ну же!

— Ну, хорошо, хорошо, — пробормотал я и, наугад открыв какую-то страницу, увидел несколько стихотворений, усмехнулся, выбрал одно из них, нарочито торжественно прокашлялся и с выражением прочитал:

От тяжёлой и вязкой тишины, заполнившей и сковавшей комнату, зазвенело в ушах. Я вдруг ощутил страшную, гулкую, тревожную, всепоглощающую и разрушающую пустоту, которая овладела моей сущностью. Голова от волнения закружилась. Память в очередной раз слегка и небрежно приоткрыла передо мною тяжёлые створки ворот своей неприступной крепости.

Я бессмысленным взглядом посмотрел на строчку, набранную мелким шрифтом и напечатанную над стихотворением, на которую сразу не обратил особого внимания.

«СОНЕТ № 147».

Сердце забухало в моей груди. Руки задрожали. Я закрыл книгу, предчувствуя что-то очень важное, уже подспудно понятное и ожидаемое мною, обречённо и мрачно посмотрел на полу стёртую обложку. Конечно, такт оно и есть.

«СТИХИ И ПЬЕСЫ. УИЛЬЯМ ШЕКСПИР».

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Замок Графа Третьей Провинции Первого Острова был не так велик, как я ожидал. Он высился мрачной, пока ещё далёкой серой глыбой посреди бескрайней степной равнины. Вообще, на территории Графства за всё время похода по нему я не заметил не только гор, но и хотя бы одного какого-либо мало-мальски значительного холма. Окружающий меня ландшафт поражал однообразием. Местность была ровной и невыразительной: степи, сжатые поля, редкие небольшие озёра и неширокие речки. Довольно часто по пути попадались деревушки, реже поселения покрупнее. Несколько раз мы равнодушно созерцали маячившие вдали небольшие замки, но не обращали на них особого внимания, так как в темпе двигались к своей главной цели, к резиденции Графа Третьей Провинции.

Всё время я усиленно размышлял над тем, что произошло совсем недавно в замке БАРОНА. Я уже отошёл от неожиданного потрясения, испытанного в комнате ПОЭТА, и сейчас раздумья мои протекали более-менее спокойно.

И так… Книга неожиданно послужила мощным толчком к значительному пробуждению моей памяти! Уильям Шекспир… Непревзойдённый великий поэт и драматург, живший в Англии то ли в 16-ом, то ли в 17-ом веках. Англия, Англия, Англия… Что я знаю об Англии? Вообще-то, вернее будет спросить, что я знаю о Великобритании!

Да, да! Великобритания… Это островное государство в Атлантическом океане, которое состоит, собственно, из самой Англии, Шотландии и Ирландии. Да, и ещё там, вроде бы, есть Уэльс. Кажется так… Стоп, стоп!!! Значит где-то в океане всё-таки существует Четвёртый Остров под названием Англия, о котором я имею определённые знания!? Так, так, так… Но Океан, омывающий Три Острова моей новоявленной Империи, не называется Атлантическим.

Кстати, Япония находится в Тихом океане… Так что?! Значит Япония является Пятым Островом, а вокруг нас два океана? Стоп, но существуют же ещё Индийский и Северный Ледовитый океаны! Так, так, так… Я вдруг неожиданно вспомнил о том, что от материка Англию отделяет пролив Ла-Манш. Пролив…Что это такое?! Пролив и материк… Какой материк? Значит, существует всё-таки ещё и материк!? Как же он называется? Ну, ну же, ну же! Евразия, конечно же, Евразия! А если переплыть Ла-Манш со стороны Англии, то попадёшь во Францию, а затем и в Германию, и в Австрию, и в Польшу, и в Россию и так далее…

Сердце моё учащённо забилось, кровь стала пульсировать в висках, голова закружилась в бешенном круговороте мыслей. Боже мой, я начинаю сходить с ума! Да нет! Я просто начинаю ускоренными темпами вспоминать то, что когда-то знал и почему-то забыл! И этот мощный сдвиг в моём мозгу произошёл именно после того, как я прочитал Шекспира! Сонет дал ощутимый толчок моему сознанию, медленно и бессмысленно бредущему в потёмках в поиске истины.

Кто же я такой, где нахожусь сейчас, в какой части света расположены мои Острова? Как, однако, всё перепуталось в моей голове. Вообще-то, все перечисленные мною выше острова и государства находятся на планете под названием Земля. Это я помнил и раньше. Но что из себя она представляет? Так, так… Земля, Земля… Вспомнил! Она круглая, вращается вокруг собственной оси и вокруг звезды под названием… Как же её название?! Жёлтый карлик… Находится он в галактике под названием Млечный Путь. Вспомнил! Ну, конечно же! Звезда по имени Солнце!!! Была такая песня у Виктора Цоя!

Кто такой Цой, чёрт возьми!? Он-то здесь при чём!? Вспомнил! Поэт, композитор, певец. Кажется так… Почему песня была? Она была и есть, а вот Цой погиб. Ну, вспоминай дальше, ПУТНИК! Моя голова стала гудеть и распухать от огромного и страшного умственного напряжения, мысли панически метались в ней, как стая поросят, загнанная в клетку с очень голодным тигром.

Да, господин Шекспир… Однако, дали вы мне очень мощный толчок! Подумаешь, какой-то сонет! Вот тебе и сонет! А ведь раньше в моей памяти уже всплывало это имя, — Шекспир, но не рождало оно таких ассоциаций и воспоминаний. Почему? Может быть, сонет так мудр, эмоционален и хорош, что именно он послужил своеобразным тараном, разбившим стену беспамятства, закрывавшую путь к моему внезапному просветлению? Ведь он повлёк за собой столько воспоминаний. Странно, странно…

Ах, господин БАРОН, господин БАРОН!!! Феодал вы наш прямодушный. Богатырь вы наш простой и слегка наивный. Однако, задали же вы мне задачу! Чёрт с ней, с библиотекой! Бывает! В принципе, ничего необычного. Окунулся человек в кладезь знаний, почему-то стесняется этого увлечения. Ну, у каждого свои причуды. Но главное-то заключается совершенно не в этом! Откуда, сударь, в вашей библиотеке сборник произведений великого английского драматурга и поэта, чья родина находится чёрти где, в неведомых просторах загадочного, зловещего и непреодолимого Океана!? Вот в чём вопрос!

Уму непостижимо! Ах, БАРОН, БАРОН, — мой верный и бесстрашный боевой товарищ! Рубаха-парень, простак, набожный вояка, великий меченосец вы наш! А собственно, какой он простак!? Он, как никак, стоит во главе моей Личной Гвардии, Тайной Службы, да ещё ко всему этому командует войсками южных Провинций Второго Острова, а кроме того заведует Имперской Казной! Ничего себе — простак! Не он простак, а я самый настоящий простак и полный идиот!!!

От этих мыслей я похолодел и, очевидно, сильно побледнел, так как ехавший слева от меня ШЕВАЛЬЕ встревожено вскрикнул:

— Ваше Величество, что с Вами!?

— Ничего, ничего. Всё в порядке…

Так, так, так! А ШЕВАЛЬЕ? Тот ли он, за кого себя выдаёт, какова его роль во всей этой истории? Искренен ли он со мною, до конца ли честен? Кому верить, а кому нет!? Шпионы пригрелись прямо на моей груди, около самого сердца Империи! Боже мой, какой же я идиот! Вот кто у нас самый что ни на есть простофиля!

Кстати, а ГРАФИНЯ, лебёдушка ненаглядная моя, кошечка моя, мурлыка ласковая… Кто ты на самом деле, любовь моя, радость моя!? Не специально ли ты поджидала меня в той заброшенной избушке вместе с БАРОНОМ, беженка ты моя горемычная!?

А ГРАФ, верный соратник мой, мудрый советник и бравый полководец, Маршал вы наш великий!? А СОТНИК, а КОМАНДИР, а КАПИТАН, а ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ? Случайно ли они оказались на моём пути!? Как-то странно всё складывалось до сего времени, как-то слишком подозрительно гладко, правильно, запрограммировано! Легко и победоносно, как по маслу, преодолеваю я этап за этапом, как будто воплощаю в жизнь кем-то и зачем-то заранее написанный сценарий.

Кстати, а ПОЭТ? Случайно ли он встретился мне на той дороге? Зачем он висел на этом долбанном дереве, какого чёрта там находился на самом деле, почему наши пути так неожиданно пересеклись! Неожиданно ли!? И, вообще, как-то слишком быстро писака ожил после освобождения, как-то свободно, легко и непринуждённо вошёл в нашу компанию, почти сразу завоевал моё доверие, чёртов стихоплёт!

Так, так, так… Я напрягся и нахмурился… Неужели заговор!? Неужели происходит какая-то таинственная и непонятная для меня игра, а я в ней всего лишь пешка, жалкий человечишка, кем-то и для чего-то лишённый памяти!? А вдруг я даже и не человечишка вовсе, а простая тряпичная кукла, тупая марионетка, лишённая разума? Я вдруг с ужасом вспомнил слова МАГИСТРА. Как он там говорил? «Идёт грандиозная игра…». Что за игра? Кто ею руководит? Но для чего всё это, зачем и почему происходит!?

Кто же всё-таки я такой!? Что со мною происходит на самом деле!? У меня похолодело внутри так, как бывает холодно, очевидно, только на Северном Полюсе или в Антарктиде. Стоп, стоп, стоп! Какие это ещё Северный Полюс и Антарктида!? Где они находятся? Так, так, так… Существуют на планете два полюса, Северный и Южный. Арктика и Антарктика. Льды, торосы, медведи, тюлени, пингвины… Сейчас, вот-вот сейчас я всё вспомню! Я или вспомню, или сойду с ума!

Я вдруг зачем-то стал подозрительно, нервно и лихорадочно оглядываться по сторонам, словно пытаясь обнаружить поблизости кровожадных заговорщиков или даже Северный Полюс или Антарктиду вместе с медведями и пингвинами.

— Сир, да что же это такое с Вами происходит!? — встревоженный ШЕВАЛЬЕ решительно ухватился за стремя моего коня. — Я вижу, что Вам совсем не здоровится, давайте сделаем привал, передохнём, как раз и обсудим план захвата замка.

«Подозрительное предложение… Очень подозрительное!», — подумал я, чувствуя, как моя голова, словно гипотетическая клетка, уже переполняется трупами бедных, мечущихся мыслей-поросят, растерзанных злобным тигром-сознанием. «Да, настало самое время усыпить тигра».

Так, стоп! Проанализируем ситуацию. У меня явно началась и стала успешно, бурно и самыми быстрыми темпами развиваться паранойя. Эта дама, если хорошо в тебя вцепится, то может потом никуда от себя не отпустить. Хватит, возьми себя в руки, Император, соберись! Да здравствуют Бессмертные! Да здравствуют Ускоренные! Да здравствует разум! Да здравствует Империя!

Я смог сконцентрироваться, решительно выйти из мерзкого панического транса, правда, с определённым трудом. Потом я резко расслабился. РЕЛИКВИЯ на моей шее слегка-слегка завибрировала, словно раздумывая о своих дальнейших действиях, но я мгновенным усилием воли вернулся от полной расслабленности к нейтральному, повседневному состоянию, почувствовал себя, как обычно. РЕЛИКВИЯ повисла на цепочке мёртвым, холодным и безразличным ко всему грузом. Я сделал несколько глубоких, медленных и плавных вдохов и выдохов, а потом весело и беззаботно обратился к ШЕВАЛЬЕ:

— Сударь, а не хотите ли услышать ещё пару высказываний горячо любимого вами Сократа?

— Государь, — с огромным интересом и удовольствием, — живо и облегчённо ответил юноша. — Для нас с ПОЭТОМ этот греческий мудрец, — кумир!

— «Да не сотворите себе кумира!». Не советую. Сотворение кумиров — это одно из самых глупых, отупляющих и неблагодарных занятий в мире. Оно влечёт за собой порабощение разума, лишает личность индивидуальности, что крайне опасно, — поморщился я. — Так вот, слушайте… Первый афоризм. «Хорошее начало — не мелочь, хотя и начинается с мелочи». Это о любом нашем деянии! А вот и второй афоризм… «Чем меньше у меня желаний, тем ближе я к Богам!». Это высказывание перекликается с ранее обсуждаемыми нами мыслями Сократа. Ну, а третье высказывание, пожалуй, самое известное: «Я знаю, что я ничего не знаю!». Я считаю, что комментировать его следует после глубокого осознания. Ну, и как вам данные афоризмы? Достойны ли они Императора!?

ШЕВАЛЬЕ глубоко задумался. Сзади неожиданно раздался весёлый голос ПОЭТА:

— Превосходно сказано, Сир!

— А вы-то как здесь оказались? — удивился я.

— Ваше Величество, — возмутился ПОЭТ. — Но Вы же сами приказали мне сопровождать Вас везде!

— Даже в спальне ГРАФИНИ? — улыбнулся я. — Впрочем, вы делаете всё правильно. Летописец, он на то и Летописец, чтобы всегда присутствовать рядом с Императором! Имперский Цитатник, как известно, необходимо пополнять. Мои подданные нуждаются в постоянном притоке свежих, оригинальных и умных мыслей. Вы только что получили их целую порцию и по достоинству, надеюсь, оценили!?

— Конечно же, Сир! Я в глубоком восторге! — с некоторым сарказмом заверил меня ПОЭТ.

— Ну, ну…

— Сир, не сердитесь, заранее простите меня. Можно я задам Вам один э, э, э… неприятный вопрос? Я это давно хотел сделать.

— Задавайте. Вы же знаете, что я вам прощаю всё, — вальяжно произнёс я.

— Так уж и всё, Сир? — засмеялся ПОЭТ.

— Не прощу только предательства, — становясь абсолютно серьёзным, сказал я, пристально глядя ПОЭТУ в глаза.

Он их не отвёл и, став таким же серьёзным, ответил мне:

— Сир, это исключено! Никогда!

— Никогда не говори никогда! Ладно… Я вам верю, именно вам, — снова повеселел я.

— Извините, Сир, но почему Вы верите именно ему, — возмущённо взвился в седле ШЕВАЛЬЕ. — А как же я?

— Боже, успокойтесь! Я верю и вам! Давеча, кажется, на Тёмном Озере я об этом уже говорил, — буркнул я, а потом обратился к ПОЭТУ. — Так какой такой неприятный вопрос вы хотели мне задать?

— Сир, а Вас не смущает, что в Летописи и в Цитатнике абсолютно все высказывания принадлежат исключительно Вам, и только Вам? — несколько робко спросил ПОЭТ. — Я это говорю не к тому, что хочу констатировать данный факт из-за какой-то своей особой зловредности, тайной зависти или непочтительности к Вам. Нет! Упаси Бог! Просто я испытываю определённое беспокойство по этому поводу именно потому, что переживаю за Вас! Многие умные люди в Империи испытывают то же ощущение. Вы же знаете, что беспокойство ума рождает подчас совершенно ненужные и опасные мысли.

— А что, в Империи есть умные люди кроме меня? — захохотал я, а потом стал серьёзен. — Извините за глупую и банальную шутку. Вернёмся к проблеме. И с чем же связано данное ваше беспокойство?

— Сир, понимаете, на этом свете никто не может быть абсолютно умным и всегда правым, даже сам Император, — совсем немного побледнев, ответил ПОЭТ. — Абсолютно умным может быть только Бог, если он, конечно же, существует. Вы несколько перебарщиваете с умом, Сир. Извините…

— Не понял…

— Простите, Сир… Что здесь непонятного!?

— Эх, слышал бы вас сейчас БАРОН! — весело начал я, а потом осёкся и помрачнел.

Мы некоторое время ехали молча. ШЕВАЛЬЕ искоса и с иронией периодически посматривал на ПОЭТА, тот сурово глядел только вперёд.

— Так что вы хотели мне посоветовать, исходя из этого самого вашего заботливого беспокойства? — спросил я.

— Сир, я бы посоветовал Вам разбавлять Летопись и Цитатник умными мыслями и других людей, вернее, не все такие мысли выдавать за свои. И вообще, не помешает больше простоты, шуток, юмора, балагурства, иронии, в том числе и в отношении себя. Понимаете, тогда Вы будете намного естественней, понятней, станете ближе к народу, а он это любит. Нужно только чуть-чуть приподнять краешек Вашего чёрного, загадочного, идеально чистого плаща и показать часть сапога, несущего на себе лёгкую и беззаботную пыль дорог. Необходима некоторая релаксация разума тех, кто постигает мудрость, заложенную в Цитатнике. Понимаете?

— Возможно, вы и правы, — рассмеялся я, а потом снова помрачнел. — А откуда это в вашем словаре вдруг появилось слово такое заморское и диковинное, — «релаксация», а!? Вития вы наш?!

— Сир, я немало времени провёл в библиотеке БАРОНА.

— А, ну да… — поморщился я. — Вернёмся к основной теме… И как же теперь вы будете писать в Летописи? «Как сказал мудрый грек Сократ в пятом веке до нашей эры…». Ну так далее и тому подобное. Как объяснить народу, где находится Греция, и когда был этот самый пятый век, и что такое эра?

— Сир, можно сделать немного по другому. Ну, допустим, в Летописи я пишу так: «Император внимательно и иронично посмотрел на меня, неспешно поболтал в бокале Звизгун и сказал: «Как говорили в старину э, э, э… — ПОЭТ замялся, подбирая подходящую цитату.

— «Сколько же есть на свете вещей, без которых можно жить», — иронично усмехнулся я. — Кстати, первым эту, в общем-то, простую мысль выразил именно Сократ. А насчёт старины вы правы. Ссылки на неё всегда уместны. Нам всем кажется, что в старину люди жили лучше и были мудрее. Полная чушь, конечно, но многие в это верят. Пусть так и будет…

Все облегчённо рассмеялись, расслабились.

— А вот ещё вариант, — задумчиво сказал я. — Можно написать примерно так… «Шла долгая и изнурительная осада крепости, где находился мятежный Правитель Третьей Провинции. Император и Придворный Летописец стояли на холме и внимательно наблюдали за её жестокой и кровавой осадой. Летописец вздохнул и сказал: «Да, Ваше Величество! В буре мятежа люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, овладевают рулём». Император грустно ответил ему: «Ну что же. Излишнюю жажду власти приходится утолять кровью». Оба после этого скорбно замолчали. Через некоторое время Император хлопнул Летописца по плечу и весело сказал: «Дружище, есть время для печали, есть время для радости. Поехали, пообедаем и выпьем! Поднимем настроение!».

Все дружно рассмеялись. Потом наступила минутная тишина, которую прервал ПОЭТ:

— Сир, афоризмы великолепные. Я сейчас же внесу их в Летопись. А, вообще, Вы меня прекрасно поняли. Я очень рад. Такие сцены будут разбавлять несколько однообразное и поэтому скучное описание истории в нашей Летописи. Надо придавать повествованию этакий шарм, романтизм, лёгкость, воздушность, беззаботность! Следует чаще рассказывать о встречах с простыми людьми, о ваших соратниках, показывать их в привлекательном свете. Вы же сами как-то сказали, что Короля делает свита. И, вообще, больше юмора, иронии, даже сарказма! Понимаете?

— Я не дурак, всё схватываю на лету. Но, сударь, к чему такие длинные нотации и советы? Ведь вы, а не я, пишите Летопись! Что до сих пор мешало воплощать в жизнь ваши вполне разумные мысли?

— Вы её редактируете, Сир… И ещё — ГРАФИНЯ…

— Ну, да, ну да… — улыбнулся я. — Ладно, начинайте Летопись улучшать, добавлять, разбавлять, углублять, простирать, и так далее… Только знайте меру! Перебор порой бывает хуже недобора, и наоборот. Балансирование на тонкой и неверной грани каната между этими двумя вечными ипостасями и определяет мастерство канатоходца. Думаю, вам не стоит объяснять, кто у нас в данной ситуации канатоходец?

— Сир, — конечно же, нет! Я обязательно внесу эту ценную мысль в анналы, — с воодушевлением заявил ПОЭТ.

Все рассмеялись. Я только сейчас обратил внимание на то, что мы приблизились к замку на такое расстояние, когда уже надо было соблюдать определённые меры предосторожности. Вблизи крепость выглядела более внушительно, чем издалека. Она была довольно массивной и мощной, и мой оптимизм по поводу её быстрого захвата несколько угас.

Небо над нами висело тяжело, сурово и серо. Высокие башни замка уверенно, зловеще и надёжно подпирали его снизу. Вокруг царила мрачная и напряжённая тишина. Мир замер в предчувствии её скорого убийства. Конь подо мною находился в полной неподвижности, спутники рядом так же неподвижно созерцали угрюмую крепость. Было как-то нехорошо и неспокойно на душе.

— Интересно, сколько в ней воинов? — буркнул я.

— Не много и не мало, Сир, — откликнулся ШЕВАЛЬЕ. — Старый Граф сосредоточил в ней все силы, которые остались в Провинции, оголив другие укрепления.

— Не люблю я все эти осады, штурмы! Люблю лихую рубку в открытом поле! Эх! Чёрт возьми! — поморщился я, а потом оглянулся, развернул коня.

Триста дюжих Гвардейцев, находящиеся в тридцати шагах от меня, и шесть тысяч пехотинцев, следующие на почтительном от нас расстоянии, построенные в двенадцать походных колонн, замерли, как вкопанные. То же сделали и пятьсот всадников за ними. Молодцы ребята! Какая, однако, выучка, какая дисциплина!

Я снова развернул коня и двинул его в сторону замка неторопливой рысью. Перед осадой надо было что-то произнести для истории. В голову ничего судьбоносного, особого и оригинального не приходило. «Чёрт возьми, я стал настоящим заложником своего собственного Имперского Цитатника!», — в очередной раз возмутился я про себя. Да, всё время все ждут от меня чего-то умного. Но любой, даже самый полноводный источник, когда-нибудь высыхает, иссякает и мелеет! Может быть, Бог с ним, с этим Цитатником? Да нет! Если неглупый человек начинает говорить что-то умное, то ему приходиться делать это до конца жизни, иначе окружающие его люди подумают, что он стал дураком или даже придурком! Увы, увы… Что же делать, придётся продолжать творить и вспоминать…

Между тем ПОЭТ и ШЕВАЛЬЕ, по-прежнему следующие рядом, выжидающе и вопросительно смотрели на меня. Я, как всегда в таких случаях, напрягся и, с трудом найдя в закоулках памяти подобающую данному моменту фразу, мрачно и со значением произнёс:

— Великие дела не делаются сразу!

— Однако, — как хорошо и тонко сказано, Ваше Величество, — с искренним восторгом произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Вы, или Сократ?

— Софокл… Был такой драматург, философ и политик, — раздражённо ответил я, а потом тяжело взглянул на ПОЭТА. — Можете написать в этой чёртовой Летописи так: «Император задумчиво посмотрел на чёрную мрачную глыбу замка, возвышающуюся перед ним, и произнёс пока только ему понятную фразу: «Как говорил когда-то очень давно один мудрец, великие дела не делаются сразу». — А потом он тронул коня, оставив соратников в восторженном недоумении и в глубоких раздумьях».

— Этот Софокл, — тоже грек? — спросил ШЕВАЛЬЕ. — Я становлюсь его поклонником.

— Конечно же, грек. Оттуда, с этой самой Греции, очень много чего началось, и много чего там же и закончилось — ответил я, а потом строго добавил. — А вот тема поклонников, как и кумиров, мне очень не нравится. Здесь вам не Венская оперетта! А вы, отнюдь, не пьяный гусар, запутавшийся в кулисах! Понятно!?

Как всегда в таких случаях воцарилась почтительная и недоумённая тишина, которую уже традиционно прервал ПОЭТ:

— Сир, я не буду спрашивать Вас о том, что такое Венская оперетта и кто такие гусары, которые путаются в кулисах. Бог с ними. Пусть путаются, сколько им угодно. Это их выбор… Я о другом… «Великие дела не делаются сразу!». Это Вы к чему? В Летописи для благодарных потомков должно быть отражено всё предельно чётко, ясно, понятно и доходчиво.

— Господи! И передо мною находится самый умный человек при моём Дворе?! После меня, конечно…

— Сир!?

— Объясняю… Мы стоим на пороге важнейшего исторического события, — осады замка Графа Третьей Провинции! Неужели непонятно!? Но мы не будем сразу бросаться в бой. Это совершенно исключено! Сначала сделаем привал, развеемся, перекусим, выпьем, потом немного отдохнём, соберём Военный Совет, подготовимся, и только тогда со свежими силами пойдём брать этот чёртов замок! Вы же знаете, как я не терплю осад! Не хочется, но надо, увы, никуда от этого нам не деться. Теперь понятно!? «Великие дела не делаются сразу!». Вот так! Примерно так… Ну, а вообще-то, данная мысль, конечно же, имеет более глобальный и глубокий характер.

— Сир, в общем-то, всё предельно ясно, но разрешите задать очень простой, но важный вопрос, — мягко, но решительно вмешался в наш разговор несколько обеспокоенный ШЕВАЛЬЕ.

— Задавайте, сударь, — покровительственно усмехнулся я. — Собственно, мне понятно, о чём вы меня спросите. Очевидно, вас беспокоит возможная внезапная вылазка противника из замка и его атака на наш лагерь в самый неподходящий для нас момент?

— Как Вы догадались, Сир? — удивился ШЕВАЛЬЕ.

— На то я и Император, а не какой-то хрен собачий! — ухмыльнулся я и искоса, с нескрываемым удовольствием посмотрел на скривившегося от моих слов ПОЭТА. — ШЕВАЛЬЕ, вы видели план замка? Мы с вами недавно его изучали. Сколько у него входов?

— Один, Сир…

— Совершенно правильно, только один. Так вот, господа. Я решу проблему предотвращения возможной вылазки противника, даже не задействовав при этом ни одного солдата. И никто из крепости не посмеет появиться и ночью, и днём, несмотря на то, что все мы будем сладко спать, ну, например, после грандиозной пьянки-гулянки! Ну-ка, подивитесь в очередной раз силе и мощи моего разума! Вы готовы!?

— Так точно, Сир! Готовы!!!

— Я посажу перед воротами ЗВЕРЯ. Вот, собственно, и всё…

— Бог ты мой, как просто, Сир! — восхитился ШЕВАЛЬЕ. — Об АНТРЕ все как-то подзабыли, его давно никто не видел.

— Любезный, а его до поры до времени видеть никому и не надо. И не дано, и не суждено, — проворчал я. — Зачем лишний раз пугать людей и животных? Жаль, что нельзя использовать его при штурме крепости. Через стены такой высоты он, к сожалению, не перепрыгнет. За что я и не люблю эти долбанные замки! То ли — поле, то ли — степь! В крайнем случае, — гладь морская. Есть где развернуться и показать силушку молодецкую! Эх! Ладно, господа! Пока сделаем привал…

Штурм я начал решительно и по давно выработанному плану. Длительную осаду я позволить себе не мог. Надо было как можно быстрее двигаться на север, на соединение с ГРАФОМ. Как он там, интересно?

Наши войска атаковали замок с четырёх сторон. С собою воины несли заранее приготовленные специальные лестницы, верёвки с крючьями на концах и всё остальное, необходимое в таких случаях для штурма. Крепость, до этого выглядевшая пустынной и безжизненной, вдруг ожила на глазах, на стенах появились её довольно многочисленные защитники, в нашу сторону полетели стрелы.

В данном походе я задействовал тысячу лучников, что являлось небывалым количеством таких бойцов для междоусобных войн на Островах. Но я, не колеблясь, принял такое решение, так как имел свой план по их использованию. Наши славные стрелки, выстроенный в две шеренги вокруг замка, и на определённом удалении от него, стали осыпать стены стрелами из знаменитых луков, сделанных мастерами Первой Горы. К моему полному удовлетворению, стрелы, выпущенные, в свою очередь, со стороны крепости, не достигали моих лучников. Великолепно, на это я и рассчитывал! Не зря потрудились славные умельцы, не зря! Эх, — Первая Гора, эх, — Тёмное Озеро!

Вроде бы, что такое лук? Весьма простая и повсеместно употребляемая вещь, не нуждающаяся в особых усовершенствованиях. Ан, нет, оказывается, что это не так! Мечи тоже в принципе довольно простые орудия убийства, но сколько существует технологий их изготовления, как различается качество стали, какое многообразие форм и размеров клинков! Всё это касается и луков.

И так, наши лучники спокойно выкашивали защитников замка, которые уже поняли всю серьёзность угрозы, исходящей от них, и поспешно попрятались за стенами, что нам, собственно и было нужно. Подошедшие к этому времени к замку штурмовые колонны, почти не поредевшие, бросились на приступ. Началась кровавая битва.

В это время, предварительно преодолев на тяжёлом плоту ров с водой, к воротам, не спеша и грозно, подкатила специальная массивная осадная конструкция, которая представляла собою тяжёлую колёсную платформу с тараном, прикрытую сверху крепкими толстыми щитами. На неё со стен замка сразу же стали сбрасывать камни, лить какую-то кипящую жидкость, и, судя по раздавшимся внизу воплям, обороняющиеся достигли определённого результата и успеха. Я досадливо поморщился. Словно почувствовав эту досаду, часть наших лучников немедленно сосредоточили стрельбу по башне, в которой находились ворота, что привело к очень неплохим результатам. Сбрасывать с неё камни и лить жидкость почти перестали.

— Бум, бум, бум… — мощно заработал таран.

Этот гулкий, грубый и тревожный звук был сейчас намного милее моему сердцу, чем все остальные, самые приятные звуки, существующие в этом мире!

— Бум, бум, бум… — продолжал работать таран.

Я стоял около своей походной палатки в окружении небольшой свиты: Командующего войсками Второй Провинции, трёх Горных Баронов Первой Провинции, ШЕВАЛЬЕ, СОТНИКА, ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ, — доблестного командира Особого Отряда моей Личной Гвардии. Сами Гвардейцы, — триста отборных бойцов-молодцов, неподвижно застыли в трёх шеренгах в двадцати шагах от меня. Нравилась мне эта цифра — триста. Ассоциировалась она у меня с теми героями, которые приняли на себя удар многотысячного войска Ксеркса. Как там царь Спарты Леонид начертал на скале? «Прохожий, передай Спарте, что её дети погибли, защищая Родину!». Боже, — как величественно, как хорошо, как трепетно и просто! Триста Спартанцев, триста Имперских Гвардейцев… Прекрасная, завораживающая аналогия! Слёзы выступили на моих глазах и я на несколько мгновений отвернулся от своих соратников.

Около главной палатки на длинном флагштоке тяжело развевалось знамя Империи: на алом фоне ЗВЕРЬ и ПОСОХ, разделённые белой молнией. Ветер с каждой минутой усиливался, и на обратной стороне флага уже без особого труда можно было прочитать мой знаменитый девиз: «Имею всегда всё и всех, никто никогда не имеет меня!». Как чётко, как ёмко, как умно и грозно! Но в то же время сказано с определённым чувством юмора, что, как известно, свидетельствует об уме автора высказывания.

Свита находилась в некотором удалении от меня, так как рядом со мною, как всегда неподвижно и тяжело сидел ЗВЕРЬ. Он внимательно смотрел на поле боя, при каждом сильном порыве ветра тревожно задирал свою массивную башку к небу и пристально вглядывался в него. Я в такие моменты проделывал то же самое. Вслед за нами в небо смотрели придворные, кто с пониманием, кто с недоумением. Последние были уверены, что это задирание голов является каким-то особым Имперским Ритуалом, — то ли молитвой, то ли ещё чем-то: мистическим, тайным, магическим, непонятным простым смертным.

Серая муть к этому времени полностью покинула небеса, они стали абсолютно ясными, чистыми и пронзительно голубыми. Ни одного облачка я на них не заметил. Ну, и, слава Богу! Да, с тех пор, как я активировал РЕЛИКВИЮ, явления загадочных молний больше не наблюдалось. Кто-то там, на верху, очевидно, надолго успокоился: то ли окончательно потерял всякую надежду поразить и уничтожить меня, то ли собирался с новыми силами. Кто знает, кто знает…

Я вдруг подумал о том, что РЕЛИКВИЯ, вероятно, всё-таки является чем-то очень мощным, а может быть, даже вечным, непобедимым и несокрушимым, и все мои беспокойства по поводу молний абсолютно напрасны. Это созерцание неба — чрезвычайно глупое и пустое занятие. Надо сосредоточиться на главном, на том, что происходит здесь и сейчас, вокруг меня. Я стал смотреть в небо всё реже и реже. Меня теперь больше занимали дела сугубо земные, а не эфирные проблемы.

Кстати, как там поживает МАГИСТР, друг мой новоявленный? Последняя наша встреча была довольно неожиданной и странной, несколько нервной, скомканной, какой-то эклектичной и незавершённой. Разговор получился сумбурным. Ах, с каким удовольствием посидел бы я прямо сейчас на туманном берегу Тёмного Озера с моим новоиспечённым товарищем, с тамплиером нашим загадочным. Уж я напоил бы его Можжевеловкой до такой степени, что все тайны мира сразу бы упали на мои ладони, подставленные под них. Главное уловить тот тонкий и деликатный момент, когда МАГИСТР будет, наконец, готов раскрыть эти самые тайны, а я буду ещё способен их подхватить. МАГИСТР, где ты, откликнись! Ау, ау! Разумеется, мне никто не ответил, с небес никто не спустился, и я печально перевёл свой взор на замок.

Осада шла полным ходом. Рубка уже происходила непосредственно на стенах твердыни. В таких условиях мои славные лучники прекратили стрельбу и, опустив луки, с интересом наблюдали за сражением. Потерь с нашей стороны было, очевидно, немало, в связи с чем моё монаршее сердце, ставшее в последнее время крайне чувствительным и сентиментальным, неподдельно сжалось и облилось кровью. Жаль, ах как жаль! Но что поделаешь. Война есть война…

— Сударь, каковы наши перспективы, по вашему мнению? — непринуждённо задал я совершенно риторический вопрос Командующему войсками Второй Провинции.

Он временно возглавлял их в отсутствии Второго Графа. Где тот находится в настоящее время, мне было совершенно неизвестно. То ли ушёл со своим основным войском вместе с РЕГЕНТОМ на Север, то ли отправился с экспедиционными силами на Второй Остров. Кстати, надо сдержать когда-то данное ГРАФИНЕ слово! Никуда мне не уйти от этой мутной истории о нападении двух злодеев на владения её отца и моего обещания их наказать. Немного попозже надо будет разобраться и со Вторым и с Третьим Графом, если тот конечно останется жив в ходе сегодняшней осады. По моим проверенным и перепроверенным сведениям, сей господин, в силу своего преклонного возраста, находился в данный момент в замке.

Только недавно мне стало понятно, почему так легко и без боя сдалась Вторая Провинция. Временный Командующий, — он и есть Временный. Какой с него спрос? А вот Третьему Графу было что терять! Прежде всего, в любом случае, свою жизнь. Мне пришлось бы выполнить обещание, данное ГРАФИНЕ. Ладно, посмотрим, посмотрим… Никуда он, голубчик, от нас не денется! Защитников-то в замке, по сравнению с былыми временами, кот наплакал. Почти вся армия Третьей Провинции сейчас или на Севере или на Втором Острове. Чуть попозже я со всеми разберусь. А, пока следует сделать так, чтобы ГРАФИНЯ и дворяне Второй Провинции никак не пересекались друг с другом.

— Ваше Величество, всё идёт великолепно, — прервал мои сумбурные мысли Командующий. — Сейчас от ворот останется мокрое место и наш резерв, видите, он сконцентрирован на левом фланге, сделает своё дело.

В это время таран действительно, наконец, пробил ворота, скрылся в чреве башне и мы снова услышали:

— Бум, бум, бум…

Я невозмутимо и укоризненно посмотрел на недоумевающего Командующего:

— Вы что же, думали, что в такой крепости ворота одинарные? Даже в замке у Первого Горного Барона ворота двойные, а между ними ещё и решётка имеется!

Командующий быстро и подозрительно взглянул на меня, насупился. Эх, зря я это сказал, совершенно не во время, особенно про решётку, дёрнул же чёрт за язык!

Я ещё раз оглядел поле боя. К замку подтягивались свежие силы, подпитывающие наших бойцов на стенах. Одна колонна пехотинцев стояла в резерве: монолитно, мощно и нерушимо. Воины ждали того момента, когда будут разрушены ворота.

— Бум, бум, бум…

Имперская конница, — пятьсот тяжеловооружённых всадников, на всякий случай, из-за ЗВЕРЯ была отведена от моей ставки на пол сотни шагов. Она, — моя славная и могучая кавалерия, в данной ситуации не играла никакой роли. Отдыхайте ребята, вы, может быть, ещё понадобитесь чуть попозже в бою на открытом пространстве.

Вдруг звуки, издаваемые тараном, прекратились! Я впился глазами в замок, словно хотел своим взглядом прожечь стены. Да, ещё чуть-чуть поднажать, и победа будет за нами! Мой резерв стремительно ринулся в сторону поверженных ворот. Слава Богу!

Вот именно в этот момент, когда я подумал о победе, раздался тревожный крик одного из Баронов:

— Сир, атака с юга!

Я резко развернулся и обмер. На наш лагерь катилась всепоглощающая и всепожирающая, как саранча, конная лава. Пираты! Тысячи две-три, не менее! Они были ещё сравнительно далеко, но уже можно было различить низкорослых лошадок, всадников на них в пёстрых одеждах, размахивающих кривыми саблями. До нас доносились пока ещё неясные и размытые расстоянием, дикие вопли. Где-то я уже это видел! Откуда они, чёрт возьми, здесь взялись, каким образом!? В таком количестве!? Как же их проморгала наша разведка, чёрт подери!?

Я злобно взглянул на ШЕВАЛЬЕ. Видимо, мой взгляд был настолько ужасен, настолько переполнен яростью и гневом, что юноша страшно побледнел и даже покачнулся в седле.

— Ах, ты, сукин сын! Разведчик ты наш великий! Шпион сраный! Самый тайный из тайных, мастер из мастеров! — заорал я. — Если уцелеешь, — четвертую, расстреляю, распну! Голову отрублю, разжалую, на каторгу в Сибирь отправлю, сердце из груди вырву! Проморгал, сволочь!? Коня мне, коня, пол царства за коня!

Я заметался в бешенстве, словно лев, схвативший антилопу, и увидевший поблизости огромную стаю голодных шакалов и гиен.

— Конницу выдвинуть вперёд, но пока держать её на месте! Всех лучников на южный фланг, сюда, сейчас, немедленно! Гвардия, приготовиться к бою, всем по местам!

Видимо я выглядел так ужасно и грозно, что все мои приказания были молниеносно исполнены. Везде зазвучали команды, раздались громкие крики, послышался звук труб. Заметались люди и лошади. Я вскочил на Горного Жеребца, который вздыбился подо мною и дико заржал. Я мощно и властно сжал его бока коленями, отчего у него захрустели кости. После этого он вернулся в первоначальное положение, тяжело встал на все четыре ноги, вроде бы безоговорочно покорился моей воле, но потом его природная натура всё равно не выдержала и дала о себе знать. Он нервно затанцевал на месте, оскалил зубы, громко заржал. Я весело засмеялся. Эх, брат мой, мы с тобой одной крови, — ты и я!

По моему мысленному приказу ЗВЕРЬ мгновенно растворился в воздухе, оставив после себя лёгкое облако пара. Наше с ним время пока не пришло. Не могли же мы с Псом сразу броситься в бой против нескольких тысяч всадников! Конницу пускать так же не имело никакого смысла. Сомнут ребят, заглотнут, пережуют, проглотят и не подавятся! Численное превосходство — есть численное превосходство!

К чести моих соратников все дальнейшие их действия оказались вполне своевременными, быстрыми и продуманными. Все действовали слаженно и без лишней суеты. Наши лучники спешно покинули свои позиции около замка, живо перегруппировались, образовали три длинные шеренги за моей спиной и, как из автоматов, стали выпускать в приближающихся пиратов тучи стрел, которые нанесли тем страшный урон.

Морские разбойники имели на себе достаточно слабую защиту. В основном это были лёгкие кольчуги, небольшие круглые щиты, иногда металлические нагрудники и наплечники, изредка шлемы. Кто-то не имел и этого, кто-то был вообще без верхней одежды. Такие дерзкие и отчаянные храбрецы-молодцы гарцевали в одних набедренных повязках. Головы их были обмотаны яркими и пёстрыми платками, в которые были воткнуты длинные чёрные перья какой-то неведомой мне птицы. Это, очевидно, считалось особым шиком. Ну, мы сейчас этим пижонам надерём их тощие задницы!

Стрелы пронзали пиратов и коней насквозь, множество всадников и их лошадей упало на землю, которая сразу же обагрилась кровью. Но, тем не менее, конная лава, хотя и довольно сильно прореженная и значительно поредевшая, продолжала неумолимо приближаться к нам. Уже и в нашу сторону полетели стрелы, которые могли вот-вот причинить нам серьёзный урон. Гвардейцы, монолитно стоявшие передо мною, по команде ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ дружно присели и подняли щиты, по которым градом забарабанили стрелы. Кто-то вскрикнул. Ну что же, вот и пробил мой час!

— ПОЭТ, вы здесь?! — заорал я, теперь уже по своей собственной воле поднимая дрожащего от возбуждения коня на дыбы.

— Сир, — конечно же, здесь! Я в экстазе! Какое великолепное зрелище, я не отрываюсь от пера!

— Молодец, бесстрашный вы наш! Я же обещал вам достаточно материала для Летописи и Поэмы! Ловите миг великого восторга! В нём весь смысл бытия! — Ловлю, Сир!!!

— ШЕВАЛЬЕ! Конницу пока держать, всем стоять, ждать моей команды! — заорал я.

До пиратов, по-прежнему успешно выкашиваемых нашими стрелками, оставалось уже пол сотни шагов. Я мощно послал коня вперёд, выхватив из ножен ЭКСКАЛИБУР. Ветер засвистел в ушах, запутался в плаще, потерялся и недовольно загудел в доспехах от Мастеров Первой Горы, в которые я был на этот раз облачён. Расстояние межу мною и пиратами стало стремительно сокращаться. Последняя туча стрел моих лучников поразила ещё пару сотен морских разбойников.

— ЗВЕРЬ!!!

Мой верный Пёс материализовался из пустоты в двадцати шагах впереди меня. Огромная чёрная глыба на мгновение словно бы застыла в гигантском прыжке. Раздался жуткий и ужасный вой, который сотряс пространство и заставил воздух мелко и мерзко завибрировать. Потом ЗВЕРЬ, как мистическая и фантастическая торпеда, врезался в самую гущу конной лавы. Мой конь, словно чувствуя нечеловеческую и всесокрушающую силу своего седока, дико и безумно заржал и бесстрашно последовал вслед за ЗВЕРЕМ. Своей бронированной грудью Жеребец, словно огромным ядром, мощно пробил несколько рядов людей и лошадей, оставив в них весьма заметную прореху.

С этого момента времени конное войско врага, по сути, перестало существовать, как единое целое. Началось дикое столпотворение. ЗВЕРЬ страшно завыл ещё раз. Воздух завибрировал и сгустился, первобытный и всепоглощающий ужас опустился на поле брани. Кони врага вышли из-под подчинения своим седокам. Кругом воцарился полный хаос.

Пёс, то, исчезая, то, появляясь вновь, безжалостно уничтожал всё на своём пути. Он сбивал грудью лошадей, отрывал им и их всадникам головы, руки и ноги, вспарывал животы. Зверь оставлял за собой страшные, с каждым разом всё медленнее и медленнее зарастающие кровавые прогалины в тех местах, где побывал. Он несколько раз пропадал из моего поля зрения, и я видел только яростно копошащихся вокруг него и над ним пиратов, которые пытались задавить его массой, но это у них не получалось. В какой-то момент ЗВЕРЬ снова страшно завыл, внося новую порцию хаоса и паники в ряды врага. Он продолжал рвать, перемалывать, крушить, разгрызать. Он то исчезал в одном месте, то совершенно неожиданно появлялся в другом. Всё поле окрасилось кровью, покрылось внутренностями людей и животных.

Я бесстрашно мчался на своём взбесившемся Горном Жеребце, как Ангел Апокалипсиса, то, ускоряясь, то, выходя из этого состояния, безжалостно расчищая от врагов дорогу свою. Славный ЭКСКАЛИБУР со свистом разрезал воздух во всех его направлениях, с лёгкостью рассекал доспехи, крушил и разрезал плоть, отделял головы, руки и ноги от тел, отражал многочисленные ответные удары. Мои доспехи гудели и звенели, они были полностью покрыты кровью, слизью и какими-то непонятными и мерзкими ошмётками.

Сабли противника сначала со всех сторон мощно и более-менее слаженно обрушивались на меня, но потом их безнадёжные удары становились всё реже и реже по мере нарастания хаоса. Вперёд, Бессмертный, вперёд!

Пираты, в большинстве своём лишившиеся лошадей, стали пятиться назад, обречённо и бестолково отступать. Их сопротивление очень значительно ослабло. Неразбериха и столпотворение по-прежнему царствовали повсюду. Ну, что же, дело почти сделано! Осталось его доделать. Я послал телепатическую команду ЗВЕРЮ. Он принял её мгновенно и отреагировал так, как я ему и приказал: оставил поле боя, понёсся прочь в степь и растаял в воздухе на бегу, пыхнув в воздух струёй пара. Я развернул коня и поскакал к нашему лагерю, где стояли шеренги пешей Гвардии и тяжело вооружённых всадников.

— Лучники, залп, залп! Конница, вперёд, вперёд! — заорал я и вдруг совершенно непроизвольно для себя почувствовал опасность, исходящую откуда-то сзади.

Я мгновенно ускорился, нырнул влево, но было уже поздно. Я ощутил резкую боль в спине. Стрелы! Опять эти проклятые стрелы, причём явно не пиратские! Им мои доспехи не пробить ни за какие коврижки. Кто же это никак не успокоится, чёрт возьми!? Кому это так неймётся?! Снова кто-то меня в очередной раз достал! Да что же это такое! Сколько можно, вот так, сзади, в спину!

Надо мною трижды просвистел рой наших стрел, а потом мимо меня, обтекая моего коня со всех сторон, сверкая тяжёлыми доспехами, с торжествующими и победными воплями, выставив копья и подняв мечи, пронеслись наши всадники. Впереди них скакали ШЕВАЛЬЕ и СОТНИК, что-то безумно крича.

Я почувствовал, как по холодеющей спине заструилась горячая кровь, стал слабеть, попытался сконцентрироваться, собраться с мыслями и силами, но это у меня не получилось. Сквозь мутную пелену затухающего сознания я увидел, как мимо меня на врага бегут Гвардейцы. Их рты были открыты в едином, мощном и безумном крике, которого я уже не слышал. Потом в сером, грязно-мутном, расплывающемся и растекающемся вокруг пространстве, вдруг проявилось встревоженное лицо Второго Шевалье. Теряя сознание, я зашатался в седле и вывалился из него Командиру Гвардии прямо в руки.

Аллилуйя, Бессмертному, Аллилуйя!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Очнулся или проснулся я среди ночи, где, — сразу не понял. Большая просторная комната, широкая кровать, канделябр на массивном, но не лишённом изящества, столе. В полуоткрытое мозаичное окно прохладно и решительно струится бродяга осенний ветер. Он колеблет пламя свечей, безнадёжно пытаясь переплести их между собой и погасить, но это у него никак не получается. Ветер сердится, злится, нервничает, дует всё сильнее, но у него всё равно ничего не выходит, и он на время утихает, задумчиво и устало любуется остатками хаотичного движения света под высоким, грубым и мрачным каменным потолком.

— Ваше Величество, как Вы себя чувствуете? — раздался рядом со мною мягкий и почтительный голос.

Принадлежал он полной и довольно пожилой даме, очевидно, сиделке, которая неслышно и быстро подошла к моей кровати.

— Выпейте вот это, — она протянула мне грубую глиняную кружку с какой-то бурой и довольно неприятно пахнущей жидкостью.

Я подозрительно поморщился. Рядом со мною из полутьмы неожиданно возник ПОЭТ.

— Пейте, пейте, Сир, — весело произнёс он. — Все порошки, настойки и вообще всё, что даётся Вам, сначала пробует эта лекарша, а потом один из Гвардейцев. Хотя, я считаю, что данные меры предосторожности по отношению к Вам по понятным причинам совершенно излишни.

Я осторожно отпил жидкость из кружки, ощущая губами её неровные и шершавые края. Снадобье было совершенно отвратительным на вкус, пахло чем-то крайне неприятным, резким, но я, сопровождаемый просительно-укоризненным взглядом сиделки, всё-таки допил его до конца. Ух, какая, однако, гадость!

А ведь самое интересное заключается в том, что почему-то именно почти всё неприятное, невкусное, безвкусное и неудобоваримое в этом мире приносит нам наибольшую пользу! Сие умозаключение относится и к лекарствам. А что говорить о процедурах!? Именно самые отвратительные из них и оказывают самое полезное воздействие на процесс лечения организма. Давний и загадочный парадокс!

А женщины!? Порой, не самые красивые из них становятся, как ни странно, нашими избранницами! Как там… «Пусть завидуют навек красавицы тем единственным на свете женщинам, которых любим мы!». Откуда возникли в моей голове эти строки? Не понятно… Вернее всё абсолютно ясно. Откуда, откуда… О, сколько ещё всякого интересного и неожиданного хранит моя память в своих потаённых кладовых, ключи от замков которых, увы, безвозвратно потеряны! Ну, ничего, ничего! Имеются у нас в запасе и отмычки, и ломы, и кувалды!

— Однако, где вы отыскали такую кружку, сударыня? — недовольно и насмешливо спросил я. — Где-нибудь в самом захолустном трактире, очевидно, подобрали её с пола?

— Сир, для того, чтобы травы оказывали наибольший лечебный эффект необходимо заваривать и отстаивать их только в стеклянной, керамической, а ещё лучше, в простой глиняной посуде. Эта кружка передаётся в нашей семье целителей и знахарей из поколения в поколение, — тихо молвила сиделка. — Но суть не только в том, что она глиняная. За много лет в ней накоплена очень большая исцеляющая сила, понимаете?

— Понимаю, понимаю, — задумчиво ответил я. — Это как старая чудодейственная икона. В ней концентрируется положительная энергия, под воздействием которой в позитивную сторону меняется структура материи как в ней самой, так и вокруг неё. Кажется, примерно так. Вся суть заключается в правильно структурированной энергии. Что-то в этом роде…

Я до сих пор лежал на кровати, не двигаясь, не испытывая не только никакой боли, но и даже малейших неприятных ощущений в теле. Собственно, и самого тела я абсолютно не ощущал. Я как бы парил в невесомости, мозг мой жил своей отдельной, мистической, сверхъестественной жизнью и был словно отстранён, изолирован от бренной человеческой плоти и её оболочки. Странное ощущение, однако… Не пора ли начать двигаться?

Я сделал над собою усилие, пошевелил пальцами, потом руками и ногами, чуть приподнял и снова опустил голову. Задействованные при этом мышцы слушались меня превосходно. Вслед за ними, как по единой команде, пробудились все остальные части и органы тела. Фу, ну, — слава Богу! Я присел, опираясь на подушки. Резкая боль в спине внезапно пронзила всю мою до этого благостную и невесомую сущность. Я вскрикнул, стиснул зубы, упал обратно на кровать.

— Ваше Величество, разве так можно! — засуетились вокруг меня сиделка, ПОЭТ и два неизвестно откуда взявшихся Гвардейца.

— Где мы находимся? Что это за помещение? — раздражённо спросил я, испытывая сладостное облегчение от погружения в ласковые объятия мягкого и тёплого ложа.

— Как где, Сир!? Конечно же в замке Графа Третьей Провинции! — весело воскликнул ПОЭТ, протягивая мне уже не глиняный, а серебряный бокал тонкой отделки. — За победу, за Вашу блестящую победу!

— За Нашу победу! — облегчённо рассмеялся я и, несмотря на возмущённые протесты сиделки, осушил бокал до дна.

Можжевеловка яростно ворвалась во внутрь меня, как огнедышащий безжалостный дракон, мгновенно всё обожгла, взбодрила и взмутила, потом мягко и приятно затопила мозг. Я глубоко вздохнул, расслабился и улыбнулся.

Как там? «Пускай алкоголики живут меньше, но разве не стоит постоянно получаемое ими удовольствие этих нескольких, всё равно не имеющих никакого смысла, утраченных лет бытия!?». Кто и где это сказал? Кто-то из моих друзей или подруг. Из той, из прежней, пока ещё непонятной и загадочной жизни… Ну, ничего, скоро я всё пойму! Все загадки отгадаю! Дайте время!

— Сударь, пожалуйста, опишите мне вкратце сложившуюся ситуацию, восстановите картину произошедших событий, — поморщился я, обращаясь к ПОЭТУ. — Что-то у меня с головой. Не совсем я в порядке. Помню всё обрывочно, фрагментно и эклектично… Собственно, — мне к этому не привыкать.

— Конечно, конечно, Сир…

— Да, и налейте мне ещё Можжевеловки. А где, кстати, ШЕВАЛЬЕ, как там поживают другие мои соратники?

— В общем-то, дела наши обстоят неплохо. Все более-менее живы и здоровы, — широко улыбнулся ПОЭТ.

— Ну, так начинайте же ваш рассказ!

— С превеликим удовольствием, Сир! Сейчас же всё Вам опишу со всеми подробностями и нюансами! — расцвёл мой Летописец, садясь на своего любимого конька.

— Я вас прошу, уберите из своего повествования все ненужные и мелкие детали, хорошо?! — поморщился я. — Давайте по существу.

— Хорошо, хорошо, Государь, как скажете. Значит, всё происходило так…

ПОЭТ откашлялся, присел на стул около меня, слегка пододвинул к себе канделябр, видимо для того, чтобы придать больший эффект своему повествованию и начал:

— Сир, когда появились полчища пиратов, я не очень-то и испугался, зная Ваши возможности, но всё равно стало как-то тревожно, неуютно и неприятно. Эти ощущения подобны тем, которые возникают, когда набрасываются на тебя неожиданно где-нибудь в сыром подвале несколько крыс. Стоишь ты перед ними с крепкой палкой, знаешь, что отобьёшься, но всё равно испытываешь при этом нехорошие чувства и эмоции. Так и здесь была подобная ситуация… Короче, надвигается на нас эта обезумевшая конная лава. Жуткие, нечеловеческие вопли и визг, топот копыт, шум, пыль и гам, хищный свист стрел, в общем, — кошмарное зрелище! Честно говоря, я не думал, что Вы с АНТРОМ вот так решительно пойдёте в атаку. Разбойников-то было даже для Вас слишком много. Наши доблестные и меткие лучники, конечно, их ряды хорошо выкосили, но всё равно пиратов оставалось достаточно для того, чтобы Вас смять, задавить массой, а там уж всякое было бы возможно.

— Что вы подразумеваете под этим всяким? — насторожился я.

— Сир, а если бы во время битвы нашёлся какой-нибудь храбрый и сильный удалец с огромным острым топором, или с таким же острым мечём, да, зашёл бы Вам за спину, да, извините, умудрился бы снести Вам голову?

— Вы правы, такой вариант развития событий вполне возможен. Я сам об этом уже неоднократно думал, — с досадой проворчал я. — Что толку, если после этого ЗВЕРЬ уцелеет. Что такое Путник без Пса, что такое Пёс без Путника!? Нонсенс… Теряется весь смысл. Бред. Жалкая картина, — я опечалился и загрустил.

— Смысл чего, Сир?

— Если бы мне знать… Ладно, продолжайте, — раздражённо пробормотал я.

— Так вот… Врезались Вы со ЗВЕРЕМ в гущу пиратов и начались там такая рубка, такая давка, такое светопреставление, что я от ужаса аж на время запаниковал, страшно растерялся, к стыду своему выронил из рук перо, онемел, остолбенел, впал в какое-то странное, совершенно идиотское состояние.

— Трансом называется, — весело сказал я. — Ступором.

— Транс, транс… — удивлённо повторил за мною ПОЭТ и глаза его как-то странно стали стекленеть. — А вы знаете, — это слово действительно почему-то подходит к тому моменту, точно отражает моё тогдашнее состояние. Транс, транс… Ступор… Да, ибо…

— Так, — хватит нам трансов и ступоров! Продолжайте, сударь!

— Ах, ну да… Значит, вломились Вы, Сир, в гущу пиратов. ЗВЕРЬ стал страшно реветь, ну, как это он умеет. Началось дикое столпотворение, поднялась паника, всё смешалось. Только и были видны Ваши великолепные, сверкающие доспехи, периодически появляющиеся и исчезающие в этом хаосе. Да, и ещё, конечно, наблюдали мы и за АНТРОМ. Он, красавец наш, вернее, Ваш, производил в рядах разбойников такое страшное опустошение, что они в какой-то момент перестали быть воинским соединением, как таковым, почти полностью потеряли какую-либо организованность, если она у них, конечно, и имелась. Кстати, меня очень сильно удивил один момент. Вы к концу битвы напоминали собою, уж извините за сравнение, разделочную мясную доску, все были покрыты кровью и всякой разной гадостью. А вот ЗВЕРЬ вышел из битвы таким чистеньким да аккуратненьким, словно совершил лёгкую морскую прогулку. Странно, очень странно…

— Ну, дальше же, дальше…

— А дальше, Сир, значит, выскочили неожиданно Вы из гущи битвы, как, извините, чёрт из табакерки, да как страшно закричите: «Лучники — залп! Конница, вперёд, вперёд!». Тут уж всем всё стало понятно. Очнулись мы от всеобщего транса, ШЕВАЛЬЕ повторил Вашу команду, как бешенный первый помчался вперёд, за ним рванула кавалерия. ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ как заорёт: «Гвардия! Император или смерть!». Гвардейцы, конечно же, тоже бросились вперёд, Вам на встречу, да в таком темпе, что ненамного отстали от кавалерии. И это при их-то вооружении и доспехах!? Сир, таких бугаёв я ещё ни разу в жизни не встречал, где Вы только их отыскали!? Несутся, как стадо быков, топочут, ревут, землю сотрясают. Ужас и восторг! У меня сложилось такое ощущение, что эти ребята могут при желании тысячу воинов остановить, да порубить, и сделать это без отдышки!

— Бывали такие случаи в истории, — усмехнувшись, сказал я. — Как-то триста Спартанцев остановили в одном ущелье войско и побольше.

— Неужели греки, Сир? — с восторгом посмотрел на меня ПОЭТ.

— Они, они, сердечные, — засмеялся я. — Везде успели, пройдохи, отметиться, и в философии и в воинском искусстве. Ладно, и что же было дальше?

— А дальше, Сир, — возбуждённо продолжил рассказчик. — Неожиданно упали Вы, безжалостно пронзённый стрелами, с коня на землю, хорошо, что ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ вас вовремя поддержал и подхватил. А сам конь, тоже усыпанный стрелами через пару тройку шагов грохнулся на земную твердь и умер почти сразу, долго не мучился. Был весь в страшных ранах, кровью истёк, но глаза свои таращил и зубы скалил до последнего, всё пытался кого-то укусить, копытом поразить. Вот это порода, вот это зверь! Никогда такого не видел!

— Запишите в своих бумагах о необходимости установки на том месте памятника славному Горному Жеребцу! — сурово и дрожащим голосом произнёс я.

— Весь во внимании, Сир…

— Надпись на постаменте будет такой, — я задумался на пару-тройку секунд. — «Истинному ВОИНУ от благодарного товарища по оружию! Империя или смерть! Мы всех одолеем и победим! Пошли к чёрту все, кто не с нами!».

В комнате на некоторое время наступила трепетная и благоговейная тишина. Её нерешительно нарушил ПОЭТ:

— Сир… Ну, насчёт Империи и Победы я полностью согласен. Всячески поддерживаю эти Ваши несравненно бессмертные и выточенные в веках слова. Но, — «Пошли к чёрту все, кто не с нами!». Нет ли здесь некоторого перебора? Стоит ли вносить это в анналы?

— Перебор?! Он бывает с выпивкой, с марихуаной и кокаином, с сексом, со жратвой, с горем и весельем! И со многим ещё чем! Но только не с восславлением памяти истинных героев! Запомните эти элементарные истины, мой юный друг! Чистоплюй вы наш! — заорал я. — Занесите в анналы всё то, что я сказал! Боже, какой был конь! Слава тебе, вечная слава, мой могучий воин!

Мы с ПОЭТОМ почти одновременно достали платки, вытерли ими покрасневшие и увлажнившиеся глаза.

— За Горных Жеребцов!

— За Горных Жеребцов!

Бокалы легко поднялись вверх и тяжело опустились обратно на стол.

— Продолжайте, сударь.

— Сир, я восхищён, я поражён! Какой восторг! — нервно затрепетал и снова прослезился ПОЭТ. — Боже, как же ярко и пронзительно я всё это опишу в Летописи и в Поэме! Какие события, сколько во всём этом мощи, силы, величия, истинного экстаза!

— Ладно, вернёмся к основной теме нашего разговора, — устало и печально произнёс я. — Что же было дальше?

— А дальше всё было просто, Сир. Порубали наши конники оставшихся пиратов в капусту, разгром довершили Гвардейцы. Кто-то конечно уцелел и бежал, лошадки у этих ребят очень шустрые, но я думаю, Сир, что разбойников на этом Острове мы не увидим в течении очень и очень долгого периода времени. Имеются у меня такие предчувствия… Что касается крепости, то взяли мы её вскоре очень быстро и играючи. А причиной сего явилось то, что обороняющиеся после созерцания Вашей Великой Битвы с пиратами оказались полностью деморализованными, а нападающие, наоборот, были чрезвычайно воодушевлены и окрылёны Вашей доблестной победой, которая, несомненно, восславит Ваше имя в веках!

— Что-то, сударь, вы как-то витиевато стали изъясняться, — усмехнулся я.

— От нервов, Государь. Чисто от нервов… Какой восторг, какой огонь эмоций и страстей кипит во мне, какая буря чувств! Сей исторический момент требует своего немедленного отражения в соответствующих документах и произведениях!

— Ладно, продолжайте, — засмеялся я.

— Поверьте, Сир, когда на стенах все увидели, как Вы с АНТРОМ бросились на пиратов, услышали этот ужасный рёв, то так и замерли на месте, биться перестали. Представляете зрелище?! Застыли на стенах замка и около него посреди сражения в неподвижности несколько тысяч мужиков в э, э, э… полном трансе и ступоре и наблюдают за Вашей битвой с огромной толпой этих бандитов! В крепости-то обороняющихся — пара-тройка тысяч против пяти тысяч нападающих, а здесь, в поле, Вы вдвоём со ЗВЕРЕМ, против нескольких тысяч озверевших пиратов! Всё было да такой степени невероятно, нереально, ирреально, иррационально, феерично, короче, одним словом, как Вы любите выражаться, — фантасмагорично! — восторгу ПОЭТА не было предела.

— Не знаю, подходит ли к понятию «фантасмагория» слово «феерично», — задумчиво произнёс я. — Наверное, в некоторых случаях всё-таки подходит. Настоящий абсурд в тишине не рождается. Он требует салютов и фанфар, открытого всплеска безумных эмоций.

Я снова попытался изменить положение своего тела на кровати, резко повернулся, вспомнил о недавней боли, напрягся, ожидая почувствовать её вновь, но ничего особенного не произошло. Так, лёгкие, вполне терпимые покалывания в груди и в спине, не более того. Я вздохнул с облегчением. Регенерация тканей, как всегда, проходила быстро и эффективно. Возможно, даже быстрее и эффективнее, чем раньше. Способности-то мои возрастают с каждым днём всё сильнее и сильнее! Ну, и, слава Богу.

— Ну, а что со мною произошло? — уверенно занимая сидячее положение и слегка постанывая, спросил я у ПОЭТА.

Сиделка поражённо уставилась на меня, как на какое-то неведомое и невиданное существо, неожиданно спустившееся в этот мир с небес, или явившееся из пучины морской, или выползшее откуда-то из-под земли. Собственно, так оно и было. Существо я особенное, таинственное, неординарное и непонятное. Куда же от этого деваться? Выполз, всплыл, спустился в очередной раз…

— Сир, в Вашей спине мы обнаружили сразу четыре стрелы. Они пробили доспехи и пронзили Вас почти насквозь. Вы понимаете, о чём я говорю? — ПОЭТ сделал таинственное выражение лица и насупился.

— Нет, не понимаю, — ответил я. — Голова, знаете ли, ещё недостаточно соображает.

— Пробить доспехи, сделанные самим Вторым Мастером Первой Горы может только стрела, выпущенная из особого лука, изготовленного Третьим Мастером Первой Горы!

Я некоторое время тяжело переваривал услышанное, потом несколько напряжённо рассмеялся, не до конца понимая ситуацию.

— Боже, как всё сложно, запутанно и загадочно, — застонал я. — А что, кроме знаменитого Первого Мастера имеются ещё и Второй, и Третий Мастера? Что-то я о них от БАРОНА и ШЕВАЛЬЕ раньше ничего не слышал.

— Сир, там, где есть кто-то первый, обязательно должны быть и кто-то второй, и кто-то третий. Закон природы и общества, знаете ли… О двух других Мастерах раньше просто конкретно никто не упоминал. Не было особого повода. А вообще, порядок в Гильдии Оружейников таков: Первый Мастер куёт мечи, Второй — доспехи, а Третий делает луки. Всё очень просто…

— Так значит в меня стрелял кто-то, кто имел при себе соответствующий лук и стрелы, изготовленные Третьим Мастером? — задумчиво произнёс я.

— Выходит так, Сир.

— Но к чему всё это? Каков смысл? Откуда и каким образом появился среди пиратов загадочный стрелок, как он уцелел в этой мясорубке, как смог проявить такое удивительное хладнокровие, а именно, — найти место и выбрать время для четырёх, не одного, заметьте, а именно для четырёх выстрелов! — удивился я, а потом в восторге всплеснул руками. — Каков, однако, молодец, каков боец! Мне бы этого таинственного стрелка в Личную Гвардию, в телохранители!

— Ваше Величество, ну что Вы такое говорите! — возмутился ПОЭТ. — Этот, как Вы изволили выразиться, боец-молодец, Вас чуть не убил, а Вы…

— И куда же делся загадочный стрелок?

— Сир, стрелок действительно крайне загадочная личность, — недоумённо вздохнул ПОЭТ. — Вдруг совершенно неожиданно и внезапно возник из ниоткуда за Вашей спиной всего в десятке метров, а потом вдруг пропал, исчез, испарился, растворился в воздухе… Ничего не понимаю!

— Так, так, так… Очень интересно, однако! — задумчиво пробормотал я.

— Да, Сир, мне самому очень и очень интересно!

— Ладно… А какие же ранения я получил?

— Очень серьёзные, Сир. Все четыре стрелы задели жизненно-важные органы. Каждое ранение являлось смертельным.

— О, как! А я гляжу на сиделку и удивляюсь, почему она на меня так изумлённо смотрит, — улыбнулся я. — Ладно, налейте-ка, сударь, ещё Можжевеловки. Выпьем за моё здоровье!

— За Ваше здоровье, Сир!

— Да, странно всё. Ничего я не понимаю! — нервно засмеялся я. — Зачем предпринимать очередную дерзкую попытку моего убийства, зная, что она будет тщетной? Ведь организовавший её человек прекрасно осведомлён о моих возможностях и способностях. Столько сложностей, трудностей, риска. А овчинка-то выделки совершенно не стоит! Всё напрасно.

— Согласен, Сир.

— Да, в очередной раз, как и на корабле, я не успел вовремя среагировать на опасность со спины, — продолжил я свои размышлении. — Расслабился, был поглощён боем, отвлёкся, выпустил ситуацию из под контроля. Да, стрелок находился от меня на небольшом расстоянии. Скорость полёта стрел была очень высока, иначе как объяснить тот факт, что я вовремя от них не уклонился и не защитился? Или дело не в этом, и присутствует ещё какой-нибудь дополнительный фактор, который мы сейчас выпускаем из поля зрения? А может быть, стрелок не знал, о том, что я Бессмертный? Просто кто-то напоследок, в отчаянии пустил в меня стрелы, да и сгинул? Всё может быть…

Я, кряхтя, сел на край кровати, неожиданно ощутил резкую боль в спине. Внутри меня что-то захлюпало. Чёрт возьми, лёгкие, конечно же, как всегда повреждены. Да, надо ещё полежать. Быть пробитым четырьмя стрелами, да ещё и попавшими в жизненно важные органы, — это тебе не по руке ножом полосонуть.

Сиделка засуетилась, запричитала, заметалась по комнате. Я покорно, и не торопясь, вернулся на своё место, замер в первоначальной позе, с удовлетворением ощутил, как боль в спине медленно и сладко проходит. Не спеши, Бессмертный. Спешка приводит чаще всего к разочарованию и к самым неприятным последствиям! Некоторое время в комнате было тихо. Сиделка почти неслышно деревянной ложкой размешивала и смешивала в глиняной кружке какие-то таинственные ингредиенты, готовя очередное чудодейственное снадобье. Два Гвардейца, выпучив глаза, неподвижно замерли у входной двери. Мы с ПОЭТОМ сосредоточённо и мрачно молчали.

— Ладно, на время оставим эту неприятную и непонятную тему о таинственном стрелке, — вздохнул я. — Где ШЕВАЛЬЕ?

— Сир, давеча Вы его хотели подвергнуть целому ряду неприятных процедур за то, что он проморгал пиратов, так бедняга, видимо в попытке избежать мучений, решил умереть смертью героя на поле брани. Повёл кавалерию в атаку, был в передних рядах, бился, как взбесившийся вепрь. Лошадь под ним почти сразу пала, так он и пешим дрался, словно безумный, воодушевлял всех своим примером. Получил многочисленные ранения… Увы, увы…

— Серьёзны ли эти ранения? Где он?

— Ранения серьёзны не очень, Сир. Доспехи-то на нём, как и на Вас, были от Мастеров Первой Горы. Я, кстати, плюнув на всё, преодолел свой природный страх, подбежал к месту побоища поближе для того, чтобы всё лучше видеть и слышать. Так вот, — эта битва, вернее, истребление пиратов, потрясло меня до глубины души. Ранее я никогда не видел столько крови, оторванных частей тел и освобождённых от чрев внутренностей. Сколько страданий, сколько боли!

— Боже мой, какой язык! — засмеялся я. — «Освобождённые от чрев внутренности…». Да, не зря я назначил вас своим Придворным Летописцем, не зря. Эта фраза про «чрева», надеюсь, займёт своё достойное место в вашем главном эпическом произведении?

— Сир, извините… В нашем произведении, в нашем, — скромно потупился ПОЭТ. — Данная метафора уже находится на своём месте, там, где ей и положено быть, не беспокойтесь.

— Прекрасно, прекрасно, продолжайте.

— Так вот, я был поражён не только самой битвой, как таковой, но и её особым э, э, э… Как-то Вы это слово неоднократно произносили…

— Очевидно, — антуражем?

— Да, да, Сир! О, каков был её антураж! Солнце пылает на синем-синем небе так, что оно приобретает какой-то фантастический и абсолютно нереальный цвет, а само светило невыносимо режет глаза. Невдалеке высится огромный, серый, мрачный замок, который мощно контрастирует и с ярким бездонным небом, и с залитым кровью полем брани. Шум, гам, вопли, звон стали! Это наша доблестная кавалерия обрушилась на пиратов. Над всем этим дикий крик ШЕВАЛЬЕ: «За Императора, за Империю!». Его поддерживают конники, но что их голоса по сравнению с Гвардией!? Вот это бойцы-удальцы! Подбежали к месту схватки, мгновенно выстроились в три шеренги, одна за другой, щиты сомкнули и вперёд! Латы сияют, все во всём алом, а на шлемах белоснежные плюмажи, копья выставлены вперёд, ноги чеканно впечатываются в землю, отчего она, бедная, вполне ощутимо постанывает и вибрирует. А над ними — невыносимая голубизна и покой, и всё это на фоне бесконечной, насыщенной всевозможными красками, осенней степи! Представляете, какое это было зрелище!? Боже мой, ну почему я такой никудышный художник! Да и поэт, так себе. Как жаль, как жаль!

Летописец встал, нервно провёл рукой по, очевидно, пылающему лбу, сделал театральную паузу. Пламя свечей в канделябре суетливо заметалось, тени запрыгали по стенам и потолку комнаты. Все присутствующие смотрели на рассказчика, затаив дыхание и раскрыв рты, даже Гвардейцы, которые совсем недавно сами принимали участие в описываемом сражении.

— Дружище, да чёрт с ними, с этой живописью и поэзией! Ну, их! — восхищённо произнёс я. — Из вас получается превосходный прозаик! Прекрасно, прекрасно, давайте выпьем за эту грань Вашего таланта!

— Спасибо, Сир!

— За ваш талант! Всё, теперь я за Летопись полностью спокоен!

— Благодарю Вас, Государь, за тёплые слова, — ПОЭТ от души хлебанул из бокала Можжевеловки.

— Ну, продолжайте же, сударь, ваше повествование! — воскликнул я и тоже выпил.

Мы закусили, пожевали какие-то овощи, а потом ПОЭТ кашлянул и продолжил.

— Как я уже говорил, сначала наши Гвардейцы пошли в темпе тремя алыми, стройными, монолитными шеренгами, чеканя шаг. Впереди — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ с обнажённым мечём, за ним клином три Сотника также с обнажёнными мечами, а в центре между ними — огромный гвардейский Сержант с Имперским Штандартом в руках. Представляете!? ПОСОХ, ЗВЕРЬ и молния на алом! О, какое это было зрелище! Сотрясают Гвардейцы землю, топочут и с интервалом в семь секунд орут во всю мощь своих глоток: «Император — Гвардия! Император — Гвардия! Император — Гвардия!». А глотки-то у ребят лужённые! Перекрыли они все звуки, существующие на тот момент в мире. Как я рассказывал, битва за крепость к тому времени уже прекратилась в силу полной деморализации противника.

— Прекрасно, прекрасно, — с восторгом произнёс я.

— Кстати, Сир, а этот Командующий из Второй Провинции так и не вышел из состояния транса до окончания сражения. После того, как все бросились в атаку на пиратов, остался в Ставке один-одинёшенек, стоит бледный, как мел, глаза безумные. До сих пор лежит в своей спальне, не может отойти от нервного шока и морального потрясения.

— А что остальные? — хрипло произнёс я, сглатывая слюну и прикладываясь к бокалу с Можжевеловкой.

— Сир, остальные вели себя достойно. Горные Бароны и СОТНИК, как безумные, сразу же последовали за ШЕВАЛЬЕ в атаку. Представляете, — четыре таких молодца в матовых тяжёлых боевых доспехах на зверях-жеребцах, в развевающихся чёрных плащах, а за ними клином пять сотен орущих конников с пиками!? Врезались они в гущу пиратов, рассекли её на две части, но, немного погорячились, слишком глубоко зашли тем в тыл, растеклись там и в середине, оставив неохваченным фронт. Но не беда! Здесь и Гвардия подоспела! Так вот, наши бойцы-храбрецы перешли на бег, землю по-прежнему сотрясают, алым пылают, плюмажами трясут и дико орут, срывая дыхание: «Император — Гвардия! Император — Гвардия». Тут уж нервы у пиратов окончательно не выдержали, да и кто в такой ситуации выдержит!? Те, кто ещё и пытались сопротивляться, видимо полностью и бесповоротно потеряли всякую надежду на спасение или пленение, но бились хоть и вяло, до конца. Гвардейцы врезались в кучу малу, легко смяли морских разбойников. Сражение переросло в бойню, в избиение. Полегли бесславно все злодеи на этом поле. Тех, кто пытался бежать, наши лучники играючи снимали с сёдел даже на самых дальних дистанциях. А что их снимать? Бродяги в большинстве своём полуголые, незащищённые. Вроде бы с десяток разбойников всё-таки от нас ушли, но это и к лучшему. Как Вы говорили в одной из бесед со мной: «Победа славится и полнится слухами!». Вот так!

Все радостно и облегчённо рассмеялись, даже сиделка. За окном светало, первые птичьи голоса рассекли рассвет. Утренняя прохлада, ещё недавно, казалось, безраздельно царствующая в мире, обречённо впитывала в себя тёплые лучи неумолимо встающего солнца и грустно умирала. Птицы пели всё громче и громче, всё уверенней и уверенней.

ПОЭТ задул свечи, потёр руками глаза, зевнул.

— Ну и чем же всё закончилось? — спросил я.

— Всё закончилось хорошо, Сир. Мы победили, пиратов разбили, замок пал, враг капитулировал. К сожалению или к счастью, Третий Граф погиб во время штурма, ещё во время его начала. Кто-то из наших лучников очень ловко засадил ему стрелу прямо в голову. Вошла она Графу в глаз, пробила черепную коробку и даже немного вышла через шлем сзади.

— Да, лучники в Первом Графстве, что надо, — задумчиво произнёс я.

— Не то слово, Сир, — поддакнул ПОЭТ. — С такими ребятами мы быстро завоюем весь мир!

— Не торопитесь, сударь, — помрачнел я. — Мир, судя по всему, намного больше, чем мы его себе представляем.

— Что Вы имеете в виду, Сир?

— О, сколько в последнее время я всего имею в виду, не имея на это вида! — с горечью произнёс я.

— Государь, я не совсем понял, о чём это Вы, но сказано, как всегда, великолепно! — восхитился ПОЭТ. — Сколько же мне всего надо отразить в Летописи и в Цитатнике, голова кругом идёт! Но как всё интересно, как интересно! Обожаю кипение бытия! Наша жизнь, подчас, так скучна и пресна. Будни, рутина затягивают, как болото.

— Да, совершенно с вами согласен. Кстати, мы всё время как-то плавно уходим от одной темы. Что с ШЕВАЛЬЕ? — подозрительно спросил я. — Где этот шпион доморощенный? Я всё-таки хочу с ним серьёзно поговорить.

— Сир, чтобы не забыть, — снова ловко извернулся мой Летописец, словно червячок, соскользнувший с крючка. — Вы перед боем угрожали нашему герою какой-то каторгой и Сибирью. Что это такое?

— Ах, ты плут! Всё тянешь время? — хищно рассмеялся я, а потом раздражённо произнёс. — ШЕВАЛЬЕ уже стал «героем»?! Так вот, запомните, милейший. Героем в Империи становится только тот, кого таковым считает Император! Понятно!?

— Ваше Величество! Мне всё совершенно и предельно понятно! — побледнел ПОЭТ.

— То, то! Распустились, однако, все здесь у меня! — убавляя тон, сказал я. — А что касается Сибири… Есть такая местность, расположенная очень далеко от сюда. А может быть и не далеко. В голове такая мешанина и путаница! В общем, — края там просторные, красивые и богатые. Очень сильные морозы. Очень и очень… Много снега. Небо бездонное и голубое, кругом тайга, по которой бродят медведи, волки, рыси и росомахи. И лоси, и косули, и олени. Ну, вот пока и всё…

— А что такое «каторга», Сир? Ну, — что это за место, куда Вы собирались сослать нашего претендента на звание ГЕРОЯ?

— А это то самое место, куда отправляют тех людей, которые задают подобные вопросы! — захохотал я.

ПОЭТ мне несколько нерешительно, но, вполне искренне и облегчённо, вторил. Я, приподнявшись с кровати, налил ему и себе по бокалу Можжевеловки, мы молча чокнулись, выпили, закусили фруктами из большого блюда, стоявшего на столе. Тарелка с овощами была, к сожалению, пуста. Мы одновременно поморщились, рассмеялись. Да, Можжевеловку, как и Звизгун, всё-таки следует закусывать именно овощами, желательно солёными или маринованными, и ничем более.

— Сударыня, — сказал я, обращаясь к сиделке. — А нет ли у вас случайно квашеной капусты или малосольного, или, хотя бы, солёного огурчика?

— Да нет, к сожалению, Сир, — опережая сиделку, с большой досадой произнёс ПОЭТ. — Представляете, — искали, искали, обшарили весь замок, прочесали все подвалы, и ничего желаемого не нашли! Странные какие-то люди, чукчи какие-то!

— Боже мой, откуда такое слово? — удивился я.

— Сир, так Вы сами как-то во время бала сказали о Графе Четвёртой Провинции: «Пьян и глуп, как чукча!».

— Неужели я действительно так сказал? Странно, странно, не помню, — нахмурился и задумался я. — Ну что же, значит, я сам был «пьян и глуп, как чукча».

Мы оба рассмеялись, отхлебнули Можжевеловки, с отвращением закусили её крупным, синим виноградом, поморщились, помолчали.

— Так, где же всё-таки этот пройдоха? Я имею в виду ШЕВАЛЬЕ? — строго спросил я у своего собутыльника.

Тот отвёл глаза, побарабанил пальцами по столу, а потом задал мне ещё один вопрос:

— Сир, позвольте узнать напоследок одну очень важную для меня вещь? Собственно, она важна не так для меня, как для истории!

Я нахмурился, слегка поморщился. Что же, История — это История… Дама почтенная, не терпящая суеты и требующая к себе постоянного, тщательного и самого пристального внимания, и соответствующего обращения. Я в очередной раз сдался, отошёл от главной интересующей меня темы, сугубо ради Истории.

— Ладно, последний вопрос, валяйте.

— Сир, позвольте сначала остаться нам с Вами в этой комнате наедине?

Я посмотрел на сиделку и часовых, кивнул им. Они торопливо покинули помещение. Я иронично взглянул на ПОЭТА, усмехнулся. Все ваши вопросы, мои верные бедные подданные, я знаю заранее. Какие вы, однако, все смешные…

— Сир, а зачем Вы вчера сами пошли в атаку? Ведь можно было пустить сначала ЗВЕРЯ. Он бы от души среди пиратов порезвился, и без Вас внёс бы в их ряды хаос и создал положенную панику. Лучники бы в это время так поработали, что через некоторое время численность разбойников сократилась бы в несколько раз. АНТРУ их стрелы, как человеческая клизма буйволу. Во время Вашей атаки ребята боялись стрелять в пиратов по понятным причинам, — опасались попасть в Вас. Подошли бы наши войска от крепости вместе с Тяжёлой кавалерией и Гвардией, обрушились бы на оставшихся флибустьеров и, наверняка, успешно бы их разгромили, — вкрадчиво спросил ПОЭТ.

— Ну, зачем задавать вопросы, на которые заранее известны ответы!? — громко расхохотался я. — Вы же человек умный, или мне так только кажется?!

— Государь, но я спрашиваю это не для себя, а для Истории! Летопись требует ясности! — деланно возмутился мой собеседник.

— Бросьте. Летопись пишет конкретный человек, значит, прежде всего именно для себя он ищет ответы на непонятные ему вопросы, — я тяжело присел на край кровати, с удовлетворением ощутил, что боли уже почти не чувствую, но внутри всё равно раздавались хлюпающие звуки.

Как всегда, лёгкие у меня восстанавливались почему-то в последнюю очередь. Ничего, прорвёмся, оклемаемся, как всегда! За окном пели птицы, небо было светло-синим и слегка туманным, а может быть просто подёрнутым какой-то иллюзорной для глаз, а на самом деле несуществующей дымкой. Я с наслаждением, всей грудью вдыхал пряный осенний воздух.

— Ну что же, сударь, отвечу вам коротко и ясно. Два первых пункта моего ответа предназначены для госпожи Истории, третий для нас с вами, — усмехнулся я. — Во-первых, в одиночку ЗВЕРЬ с пиратами быстро бы не справился, не создал бы такую панику и беспорядок. Их всё-таки было очень много. Он конечно бы победил, но через определённое время! А время в некоторых ситуациях терять нельзя! Пока он возился бы с парой — тройкой сотен пиратов, которые бы насели на него, остальные, возможно, обрушились бы и на наш лагерь и на войска, наступающие на замок. Передислокация сил в такой ситуации всегда требует определённого времени. Какие были бы в таком случае потери с нашей стороны!? А!?

— Резонно, резонно, — задумался ПОЭТ.

— Во-вторых, моя личная великолепная атака и последующие за этим блестящее наступление конницы и грозный марш Гвардии полностью деморализовали и пиратов и войска Третьего Графа в замке, которые сразу после этого капитулировали. Снова же, мы избежали лишних потерь с нашей стороны. А что касается лучников, то, как я уже сказал, смяли бы их разбойники в два счёта. Да и колчаны у наших стрелков не безразмерные. Разумно? То-то же!

— Да, Вы правы, Сир, — задумчиво произнёс ПОЭТ.

Я попытался встать с кровати, но вдруг снова почувствовал резкую боль в груди. Я поморщился, вздохнул, вернулся в первоначальное положение.

— И, наконец, в-третьих. Главное… А как прекрасно и величественно было явление могучего и бесстрашного Императора в блестящих доспехах вместе со своим сверхъестественным ЗВЕРЕМ на поле брани, один на один с тысячами безжалостных, кровожадных и всеми ненавидимых врагов!? Какая беспримерная смелость, какое отчаянное мужество, какая отвага, какой героизм, какое самопожертвование! Всё это достойно быть воспетым в веках! Мой милый друг, сражения, даже самые великие и грандиозные по историческим меркам, длятся сущие мгновения в рамках вечности и бесконечности всего сущего. Битвы заканчиваются, проходят, уходят в небытие, пропадают в пучинах времени, но навсегда остаются летописи, которые повествуют о них, а так же о выдающихся исторических личностях, о доблестных и бесстрашных полководцах. А чаще всего рождаются легенды и мифы. Так намного интереснее…

Я весело посмотрел на притихшего ПОЭТА:

— У меня всё! Теперь дело за вами… Пилите гири, Шура, пилите гири!

— В каком смысле, Сир! — удивился ПОЭТ. — Зачем их пилить? Причём тут некий Шура?

— Да есть такое крылатое выражение, заимствованное из замечательного романа под названием «Золотой телёнок». Классная книга! Эта фраза в ходу в России. Где-то существует такая страна, — засмеялся я. — Пишите Летопись, сударь, пишите!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Между тем за окном моей комнаты уже во всю царствовало солнце. Оно решительно испарило остатки ночной влаги, затопило мир всепобеждающим светом, томно обволокло его мягким и грустным осенним теплом.

В дверь кто-то громко постучал и, не дожидаясь ответа, уверенно зашёл в комнату. Повеяло тонкими духами. Я в это время, полностью расслабившись и закрыв глаза, лежал на кровати и абсолютно ни о чём не думал. ПОЭТ сидел за небольшим столом в углу и лихорадочно скрипел пером.

ГРАФИНЯ склонилась надо мною, губами легко коснулась лба.

— Я вообще-то ещё не умер, живых целуют в губы.

— А почему мы такие сердитые? — девушка присела на край кровати, весело рассмеялась.

— Ничего смешного не наблюдаю, — сварливо пробормотал я, слегка приоткрыв глаза. — Где ты была?

— Ты знаешь, всю ночь кувыркалась с любовником, подустала, и ради разнообразия и интереса, пришла проведать тебя.

— Ваше Величество, — вмешался ПОЭТ. — Вообще-то Её Сиятельство прибыли в замок вечером, почти всю ночь провели около Вас. Я уговорил её пойти отдохнуть незадолго до Вашего пробуждения.

— Ну, ну…

— Дорогой, не надо пытаться делать из обычной жизненной ситуации сверх трагедию, — сердито произнесла ГРАФИНЯ.

— Целых четыре стрелы в спине, — это обычная жизненная ситуация? — возмутился я.

— Да! Мы все прекрасно знаем, что для тебя она — вполне обычная! Вот когда тебе, не дай Бог, отрубят голову, а я попытаюсь вернуть её на место, то такая ситуация будет конечно же очень и очень необычной и крайне трагичной.

— Да что вы все носитесь с моей отрубленной головой, как с писаной торбой! Сдалась вам моя бедная голова! Сглазите же! — возмутился я. — А вообще, может быть, проведём по этому поводу эксперимент? Представляете, а вдруг на её месте вырастет новая!? Вот это будет зрелище! Надо же мне знать все свои возможности до конца!?

— Сир, я думая, что не стоит! — всерьёз встревожился ПОЭТ.

Мы с ГРАФИНЕЙ весело рассмеялись. Я привлёк девушку к себе, крепко поцеловал в губы. Она прильнула ко мне всем телом, затрепетала, тяжело и страстно задышала. Лебёдушка моя ненаглядная, солнце моё незакатное! Ну, что за женщина!!!

— Сир, я, пожалуй, пойду, — деликатно кашлянул ПОЭТ.

— Нет, нет! Побудьте ещё с нами, не оставляйте меня на произвол судьбы с этой дикой кошкой, — с ироничной тревогой произнёс я, с трудом отрываясь от ГРАФИНИ. — В моём-то состоянии быть изнасилованным этой бестией?! Не дай Бог! Вон как в груди у меня до сих пор что-то хлюпает и клокочет. Ведь могу и помереть на самом деле под страстным и огненным натиском такой дамы!

— Ну что такое ты несёшь!? — возмутилась девушка, вскакивая с кровати. — Как тебе не стыдно, Бессмертный!?

— Ах, моя цыпочка, — засмеялся я. — Обожаю, когда ты в гневе! А вообще, — зачем ты сюда приехала? Я же просил тебя оставаться в замке БАРОНА! Как ты заметила, здесь довольно опасно, идёт война, стреляют. Надеюсь, ты хотя бы охрану с собой взяла?

— Ты знаешь, — так неспокойно было на душе! Я чувствовала, что с тобой должно случиться что-то нехорошее. Плюнула на всё, оседлала самого быстрого Горного Жеребца, и вот я здесь…

— Ах ты, дрянь, такая! Одна, без охраны!? Куда смотрел её начальник!? Как такое стало возможным!? Высеку, чертовку! Собственноручно! Начальника четвертую и распну! Всех причастных в Сибирь, — по тракту, в пургу, в тяжёлых кандалах! — я разволновался и разозлился не на шутку.

— Сир, но это уже не смешно… Как бы увидеть эту чёртову Сибирь!? Я готова отправиться в нее хоть сейчас! Вы всех ею достали! Сколько можно!? Население двух Островов уже должно давно быть там, в этой Вашей Сибири! В полном составе!

Спина заныла. Я поморщился, грохнул кулаком по столу, отчего стоявшие на нём глиняная кружка, а также серебряные рюмки и бокалы подскочили и опрокинулись. Кружку, памятуя об её удивительных свойствах, я успел молниеносно подхватить, бокалы покатились по столу и упали на пол.

РЕЛИКВИЯ на груди слегка завибрировала и потеплела. В комнату шумно ввалились Гвардейцы. Я дал им знак выйти, быстро сконцентрировался, мгновенно успокоился, посидел молча, глубоко подышал. Бледные ГРАФИНЯ и ПОЭТ испуганно смотрели на меня. Да, с нервами у меня явная и давняя проблема, надо стараться держать себя в руках. Хочу к морю… Только оно меня по-настоящему успокаивает. Спокойствие, спокойствие, Император!

— А не дерябнуть ли нам всем по рюмке Можжевеловки, за моё здоровье? — весело спросил я своих собеседников.

— Меня, пожалуйста, увольте! — возмутилась ГРАФИНЯ. — Пить с утра!

— Дорогая, как-то в одном известном нам всем трактире ты с утра не без удовольствия употребила один так же известный нам напиток, который был покрепче этого.

— Ну, во-первых, тот напиток был не чета этой гадости, а во-вторых, пили мы Звизгун не с утра, а ближе к обеду.

— Ладно, давай всё-таки немножко выпьем, — за моё здоровье. Нервы ни к чёрту. А ведь хорошо известно, что все болезни проистекают от нервов, — я сделал знак ПОЭТУ.

Тот поднял с пола бокалы, принёс ещё один, а также блюдо с нарезкой свежих овощей, потом охотно и быстро, не пролив ни капли, разлил Можжевеловку, сделал приглашающий жест рукой. Я, кряхтя, приподнялся, не торопясь, встал, немного постоял, слегка покачиваясь, снова осторожно сел, прислушался к своим внутренним ощущениям. Вроде бы всё нормально, на этот раз никаких болей, хлюпаний и других неприятных и тревожных ощущений. Да, процесс регенерации идёт стремительно. Слава Богу, слава Богу…

Кстати, а где мой ПОСОХ? А, вот он, родной, стоит у дальней стены. Где ЗВЕРЬ? Я всё время привычно телепатически чувствовал его присутствие, но это ощущение было несколько смазанным, каким-то нечётким. Очевидно, Собака находилась где-то неподалёку, в коридоре или в соседней комнате. Видимо, не хочет путаться под ногами сиделки и охраны. Спальня моя небольшая, разминуться в ней с кем-нибудь из присутствующих довольно сложно.

— Дорогая, представляешь, в замке почему-то не нашлось ничего солёного, маринованного, копчёного. Странно, — сказал я, поднимая бокал.

— Ничего странного, Сир. Везде свои нравы и вкусы… А вообще-то, как я слышала, у Третьего Графа были очень большие проблемы с почками и желудком. Ничего солёного, ничего острого, перчёного и жареного. Может быть в этом причина?

— Эх, Граф, Граф… — с искренней печалью произнёс я. — Как глуп и упрям бывает иногда человек! Ну, зачем ему была нужна эта бойня? Поступи он по иному, — сидели бы мы сейчас мирно вместе за одним столом на каком-нибудь пиру или балу. Эх, идиот!

— Посмею возразить Вам, Сир! — жёстко и звонко сказала ГРАФИНЯ, решительно и принципиально перейдя на «Вы». — Туда ему, подонку, и дорога! О, с каким наслаждением я созерцала его гнусную рожу, пробитую стрелой! Для меня это было самое радостное и очаровательное зрелище за последнее время. Сир, остался ещё Второй Граф. Надеюсь, Вы помните своё обещание!?

— Помню, помню, — ворчливо сказал я. — Многое до сих пор не помню, но об этом помню хорошо. Дайте ещё немного времени, и доберусь я до вашего второго обидчика. И так, тост?!

— За здоровье Императора! — ГРАФИНЯ молодецки, одним махом опрокинула рюмку.

Мы с ПОЭТОМ последовали её примеру, залпом осушили свои бокалы, привычно отщипнули по виноградине, закусили, поморщились, посмотрели друг на друга, снова одновременно рассмеялись.

— Сир, я же принёс овощи! — хлопнул себя по лбу ПОЭТ.

— Какая, однако, гадость, эта ваша Можжевеловка! — ГРАФИНЯ поморщилась, взяла персик, с удовольствием впилась в него своими белыми ровными зубками. — И, вообще, всё гадость!

— Что вы имеете в виду, Ваше Сиятельство? — удивлённо спросил у неё ПОЭТ.

— Всё, — абсолютно всё! — раздражённо ответила девушка. — Мне противно всё: и это Графство с его бесконечными сухими степями, и этот мрачный замок, и эта бестолковая война, и эта чёртова Можжевеловка, и эти приторно-сладкие фрукты! Одно меня радует и утешает в данной ситуации. Как представлю себе разлагающийся, покрытый мухами и пронизываемый жадными червями, смердящий труп Третьего Графа с пробитой головой, так на душе сразу же становится легче! Значительно легче! Какая благодать охватывает меня в эти сладкие минуты!

Мы с ПОЭТОМ озадаченно и тревожно переглянулись.

— Дорогая, выбрось эту тему из своей прелестной головки, прошу тебя, — я погладил девушку по идеально гладкой розовой щёчке. — Любая мысль имеет склонность к материализации, а уж дурные мысли, и в первую очередь о смерти, в первую очередь. Я предлагаю отринуть их в сторону и подумать о чём-нибудь более приятном, ну, допустим, о море, о прекрасных горах Первой Провинции. Солнце моё, вот как закончу с проблемами Империи, обещаю тебе великолепный отдых на нашей прекрасной яхте. Только ты и я, и никого более! Представляешь, какая идиллия?

— А ЗВЕРЬ? А Гвардейцы? — насмешливо произнесла моя кровожадная принцесса.

— Ну, ты же знаешь, ЗВЕРЬ — это неотъемлемая часть меня. Он невидим и никому не мешает. А насчёт Гвардейцев… Никаких Гвардейцев! — возмущённо воскликнул я. — Ну, может быть пара-тройка сотен крепких ребят на нескольких боевых галерах неподалёку нам и не помешает. Так, на всякий случай… Ну ведь ещё не все пираты к тому времени будут истреблены. Это такая специфическая категория людей, — они вечны, как вечно любое зло. Его же невозможно до конца победить и искоренить, иначе нарушится баланс.

— Какой баланс, Сир? — с любопытством спросил ПОЭТ, обмакивая перо в чернильницу.

— Вы знаете, я подчас не пойму, когда вы бываете умным, а когда полным придурком, — раздражённо произнёс я, задумчиво созерцая ПОЭТА. — Ум и отсутствие такового, — это что у вас, как смена настроения?

ГРАФИНЯ звонко рассмеялась, ловко разлила Можжевеловку в свою рюмку и нам по бокалам.

— Сир, у меня есть тост!

— Эх, лебёдушка ты моя ненаглядная, — с нежностью произнёс я. — Только ты меня радуешь, только на тебя уповаю, негасимый свет моих очей, звезда моего счастья!

— Я хочу выпить за нашего Придворного Поэта и Летописца! — ГРАФИНЯ приблизилась к ПОЭТУ, взяла его за воротник рубашки, затем неожиданно быстро и легко поцеловала витию сначала в правую, а потом в левую щёки.

Летописец остолбенел, сначала побледнел, потом покраснел, затем снова побледнел и зашатался, как тростинка под невесомым дуновением ветра. Я сначала тоже вроде бы напрягся, но потом расслабился, искренне и громко рассмеялся.

— За ПОЭТА, за его талант, за лёгкость его пера и мыслей!

Мы выпили, сели, закусили овощами, уже без отвращения, но и без особого удовольствия, улыбнулись друг другу, помолчали.

— Да, сейчас бы графинчик Звизгуна, да солёных грибочков к нему, да бочковых помидорчиков, да селёдочки, — мечтательно произнёс ПОЭТ.

— А почему нам не подают завтрак? — спросил я.

— Да, кстати, а почему? У меня вообще-то появился аппетит, — весело сказала ГРАФИНЯ.

— Сейчас будет, Ваше Сиятельство, — ответил Летописец. — Айн момент, как говорят в Париже!

— В Париже так вроде бы не говорят, — усмехнулся я. — Айн, цвайн, драйн… Это цифры на немецком языке. Или я ошибаюсь? Лучше сказать: «Сей момент, Ваше Сиятельство!». А, вообще, вижу, что общение с библиотекой БАРОНА не проходит для вас бесследно. И много чего вам удалось прочитать?

— Да, нет, Сир, времени было слишком мало. В основном я интересовался поэзией. Остальное выхватывал отрывками и урывками, эклектично, в спешке, но даже в такой ситуации я открыл для себя много нового и важного. Очень понравилась живопись импрессионистов. Ренуар, Моне, Мане, Ван Гог… Поразил Сальвадор Дали. Я очарован совершенством творений Родена. Умилил и растрогал «Маленький принц» Экзюпери, удивил Кафка, очень заинтересовал Декарт.

— Боже мой! Вот уж где действительно полная эклектика! — засмеялся я, а потом задумался. — Декарт, Декарт… «Нет более плодотворного занятия, как познание самого себя». Великолепно сказано, гениально! Последнее время я только тем и занимаюсь, что познаю себя, чёрт возьми!

— Сир, между прочим, я с огромным удовольствием прочитал «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери. Мне очень понравилось, — ПОЭТ как-то по-особому и остро взглянул на меня. — А вообще, после посещения библиотеки БАРОНА у меня возникло столько вопросов! Кому их только задавать?

Я заволновался, насторожился, напрягся. Так, так, так! Марс, Марс…Третья планета Солнечной системы… Третья планета от Солнца… Или нет? Каков же порядок их расположения, — этих планет? Меркурий, Венера, Земля, Марс… Нет, получается, что Марс, — это четвёртая планета. Так, так, так…

— Вопросы, вопросы… Они скопились во множестве не только у вас. Вот БАРОНУ вы их и зададите, — эти волнующие вас вопросы. Я подозреваю, что наш соратник располагает немалыми знаниями о мире в глобальном масштабе, а не только о нашем мирке, — мрачно буркнул я. — Интересно, где он сейчас находится, чем занимается, энциклопедист наш потаённый!?

— Сударь, что-то давненько вы не радовали нас своей поэзией, — весело и игриво сказала ГРАФИНЯ, разряжая обстановку, и с лёгкой улыбкой взглянула на ПОЭТА. — Почитайте что-нибудь, желательно про любовь, но прошу вас, поменьше пессимизма.

— Да, — просим, просим, — присоединился я. — Но, если такое возможно, хотелось бы всё-таки что-то такое философско-лирическое и само собой, с оптимизмом.

— Дорогой, да что же тебе всё философское, да философское! — возмутилась ГРАФИНЯ. — Любовь и философия — вещи совершенно несовместные. Любовь — это тонкое, загадочное, почти необъяснимое и эфемерное чувство, ощущение. Философия — это нечто иное, совершенно иное. Холодный и трезвый ум, неустанные размышления, сложные умозаключения, поиски истины. Мы как-то уже обсуждали эту тему, Бог с ней, с философией.

— Дорогая моя! Так тем более! — усмехнулся я. — Совместить в одном произведении две несовместные вещи, — это же высший пилотаж!

— Что, что? — удивилась девушка. — Какой ещё высший пилотаж, что это такое?

— Это метафора, потом объясню, — поморщился я. — А вообще, можно же представить себе влюблённого философа. Вот где истинное кипение и смешение холодного рассудка и обжигающих его страстей, а!?

— Вы правы, Сир. Как всегда, — усмехнулась девушка и задумчиво посмотрела на ПОЭТА. — Так что, сударь, сможете показать этот самый высший пилотаж?

— Извольте, — ответил ПОЭТ. — Вот вам про любовь, с философией и оптимизмом!

ГРАФИНЯ просияла, легко и радостно захлопала в ладошки:

— Как хорошо, браво, браво!

— Великолепно, сударь, великолепно! — весело произнёс я. — Попали в самую точку! Вот вам, милая моя, идеальное сочетание философской и любовной лирики! А вы сомневались. Куда философия без любви, какая любовь без философии!?

ПОЭТ был явно польщён и доволен. Он нарочито манерно раскланялся, повеселел, заулыбался.

— Плюньте вы на Шекспира, забудьте о нём! — сказала ГРАФИНЯ. — В поэзии есть признанные гении, но жизнь наша многовариантна и разнообразна. Вслед за одним гением появляется другой, и их, подчас, нельзя сравнивать. Поэзия — это вечный и непрерывный процесс, она не знает каких-либо заранее заданных границ, самых высоких вершин, вернее, знает, но эти границы и вершины так подвижны, так динамичны. Поэзия — это движение вперёд, вперёд и вперёд! Вверх, вверх и вверх! Цель и смысл её — достижение совершенства! Есть у тебя талант, — пиши, не оглядываясь ни на кого. В конце концов, творец сам себе высший судья!

— Ну, с этим я категорически не согласен! — вмешался я в разговор. — Если все графоманы будут сами себе судьями, то какая же духовная вакханалия тогда воцарится в творчестве!? Нет, — бездарностям или посредственностям следует вовремя и решительно указывать на их место. Высший суд в искусстве — это всё-таки суд слушателей, истинных ценителей и эстетов, никуда от этого не денешься.

— А стоит, ли, Сир, указывать графоманам на их истинное место? — тонко улыбнулась ГРАФИНЯ. — Пускай эти бедолаги творят, наслаждаются сладкими мыслями о своей гениальности и исключительности, родившимися в их же безумных головах. Зачем им сторонние критики? Счастлив тот человек, который думает, что он идеален, ну или почти идеален! И пусть думает. Что Вам, жалко? Зачем его расстраивать? Чем больше вокруг нас счастливых людей, тем лучше, не правда ли?

— Больше счастливых людей или идиотов? — буркнул я. — Как известно, почти все идиоты счастливы, что не скажешь о нормальных людях.

— О, Сир, да Бог с ними, с идиотами! — горько улыбнулась ГРАФИНЯ. — Оставьте их в покое. Ну, счастливы они, — и хорошо, и замечательно. Жизнь так коротка. Кто его знает, что ждёт нас за очередным поворотом судьбы, и когда мы сделаем свой последний поворот!?

— Приехали, приплыли! — возмутился я. — Начали за здравие, кончили за упокой.

— Так, вот, что касается Шекспира… — начала было девушка, но я её бесцеремонно и резко прервал.

— Довольно! К чёрту сомнительных личностей! — я дружески похлопал насупившегося ПОЭТА по плечу.

— Почему это сомнительных, Сир? — удивился тот.

— До сих пор не совсем ясно, действительно ли именно Шекспир является автором всем нам известных произведений. Я лично отношусь к лагерю скептиков.

— Вот как, Сир?!

— Да, именно так. Как-нибудь мы с вами поспорим на данную тему. Ладно, вернёмся к вопросу о совершенстве, которое не знает предела, границ и вершин. Давайте ещё раз выпьем. На этот раз тост за мной.

ПОЭТ снова наполнил бокалы.

— Что нужно человеку в этой жизни для счастья, ну, или хотя бы для достижения каких-то заветных и желанных целей? — спросил я сам у себя вслух. — Я в этом вопросе абсолютно согласен с одним древним мудрецом, который как-то сказал, что прежде всего нам нужны всего лишь две вещи, которые не купишь ни за какие деньги: любовь и здоровье. Это сегодня общепринятая точка зрения. Я её полностью поддерживаю. Так давайте выпьем за здоровье и любовь!

— За здоровье и любовь!

Мы выпили, закусили, помолчали, почему-то печально посмотрели друг на друга.

— А талант, Сир? — неожиданно спросил ПОЭТ.

— Что талант? — буркнул я.

— Разве можно купить талант?

— Конечно нельзя. Невозможно купить и веру, и удачу, и настоящую дружбу, и верность, и вдохновение, и совесть, и бесстрашие, и солнце, и облака, и многое другое. Я просто отметил сейчас два основных фактора, которые, по моему мнению, играют самую главную роль в нашей обычной повседневной жизни. Допустим, у вас есть очень много денег, власти, таланта, любовниц, но нет любви и здоровья. И каково же вам будет при таком раскладе? Можно быть беспринципным, тщеславным, гнусным, мерзким, злобным, глупым типом и при всём этом иметь и любовь и здоровье! Можно быть совестливым, добрым, честным, принципиальным, умным человеком и при всём этом не иметь ни здоровья, ни любви. Какой вариант выбираете, господа? — засмеялся я.

Снова наступило скорбное молчание, которое прервала ГРАФИНЯ.

— А вот я жажду иметь большой талант, много денег и славы, и при этом быть здоровой и полной любви!

Мы все весело и дружно засмеялись. Настроение улучшилось. Мне вдруг очень сильно захотелось есть.

— Друзья мои, а не слишком ли мы увлеклись поэзией и философией? Не пора ли перекусить? Не забывайте, что я, как больной, нуждаюсь в усиленном питании.

— Дорогой, конечно, конечно! — засуетилась ГРАФИНЯ. — Сейчас прикажу подать завтрак, — она задумчиво посмотрела в окно, — или обед?

— Какая разница, — сердито сказал я. — Жрать хочется, очень! До посинения!

— Ваше Величество! — укоризненно посмотрела на меня девушка.

— Ну, извините, сударыня… Болезнь, знаете ли, повлияла на меня в худшую сторону. Ничего, пройдёт.

Стол был накрыт к моему удивлению очень быстро, как будто за дверью всё это время стояли повара с готовыми блюдами, периодически бегали и подогревали их. А может быть, так всё и было? Император я, или нет!?

К моему большому удовольствию на столе присутствовали и овощи, правда, не солёные и маринованные, а свежие, но посыпанные солью и сдобренные ароматными специями: помидоры, огурцы, красный и зелёный перец, лук, чеснок, салат, укроп, петрушка, базилик. Ну и то хорошо…

Перед началом трапезы я вдруг снова вспомнил о ШЕВАЛЬЕ и строго, в категоричном тоне обратился к ПОЭТУ:

— Сударь, а где же всё-таки находится в данный момент доблестный заместитель начальника моей Личной Гвардии и Тайной Службы? Он хоть жив, шпион наш великий? Отвечайте немедленно!

— Сир, — ШЕВАЛЬЕ жив и сравнительно здоров!

— Это как?

— Сир, в бою он получил лёгкие ранения, я думаю, что ему пару-тройку дней надо отлежаться.

— А кто сейчас командует войсками и Гвардией? — внезапно встревожившись, спросил я.

— Сир, пехотой командует Второй Горный Барон, конницей — Третий Горный Барон, Гвардией, как и положено, — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. Все они живы и здоровы. Единое руководство осуществляет Четвёртый Горный Барон. Вопросами безопасности ведает СОТНИК. Тыловое обеспечение, контроль за пленными возложены на КОМАНДИРА. Не беспокойтесь, всё идёт своим чередом.

— Кстати, Сир, Третий Барон просил у Вас аудиенции, — вмешалась в разговор ГРАФИНЯ. — Но это не к спеху.

— А ШЕВАЛЬЕ её у меня не просил? — злобно спросил я.

— Да что ты привязался к этому мальчику!? — возмутилась ГРАФИНЯ. — Он и так места себе не находит, волнуется, извёлся весь, страшно переживает!

— В моей армии мальчиков нет! — по-прежнему злобно рыкнул я. — В моей армии есть только мужчины! Настоящие мужчины, способные отвечать за свои поступки и проступки!

— Послушай, котик… Ну, допустил ШЕВАЛЬЕ ошибку, ну, проморгал пиратов. В конце концов, не он же лично осуществлял разведку местности, не он руководил дозорами. Бывает… Я думаю, что такой ошибки он больше не повторит. На ошибках, как известно, в конце концов, — учатся…

— Женщина! Во-первых, не называй меня в присутствии посторонних лиц «котиком»! Во-вторых, что это за слово такое — «проморгал?». Проморгать можно поклёвку на Тёмном Озере, оленя на охоте, мужа своей любовницы, или наоборот. Проморгать можно тот момент, когда уже перепил, и к состоянию лёгкого опьянения вернуться уже не возможно. Можно проморгать злобного вражеского лазутчика, но не двух-трёх тысяч конников! Это средняя численность регулярных войск любого Графства! Нет, — этот мерзавец не заслуживает прощения! Я вот думаю, что с ним делать: расстрелять, четвертовать, сжечь или повесить!?

— Сир, а может быть всё-таки лучше в Сибирь его, мерзавца и негодяя, ну, на каторгу? — робко прервал меня ПОЭТ. — Пусть там бродит по снегам среди медведей и рысей и питается морошкой, клюквой и ягелем.

— Но есть один очень важный момент, — усмехнулась ГРАФИНЯ.

— Какой!? — насторожился я.

— А вдруг образуются глубокие снега и ударят сильные морозы? И как человеку там жить? Как добывать эти самые клюкву, морошку и ягель? А как же возможно в таких условиях выкопать землянку? Нехорошо как-то, очень нехорошо…

— Что!? — завопил я. — Да здесь все надо мною издеваются! К чёрту вас всех, к чёрту Империю! Всё! Ухожу! В деревню, в глушь, в Саратов, к ядрёной матери!

— Хватит, прекрати истерику! Сколько можно!? Если снова ещё хоть раз скажешь что-либо о капусте, задушу собственными руками, проткну кинжалом, затопчу Горными Жеребцами! — неожиданно бешено заорала ГРАФИНЯ. — Император мне тут нашёлся! Из тебя Император, — как из меня звездочёт или академик! Иди, ради Бога, — выращивай свою долбанную капусту и вычёсывай блох из шерсти своей вонючей собаки!

— А что, звездочёт из тебя, пожалуй, вышел бы неплохой, — мгновенно успокоившись, усмехнулся я.

В комнате повисла звонкая и тревожная тишина. ГРАФИНЯ и ПОЭТ, раскрыв рты в недоумении воззрились на меня.

— Чего смотрите? Неожиданные перепады настроения и кипение страстей свойственны всем великим личностям. Все гении несносны! Любой неординарный человек немного странен и ненормален, находится не в себе. Ну что, — бывают у меня психические всплески, каюсь. Как говорил Цвейг: «Подходить с мерками морали к одержимому страстью столь же нелепо, как если бы мы вздумали привлечь к ответу вулкан или наложить взыскание на грозу». Вот так…

— И какой же страстью ты одержим? — скептически улыбнулась ГРАФИНЯ.

— Их две, — ухмыльнулся я. — Первая — страсть к тебе. Вторая — страсть к Власти.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, обнял её, поцеловал в розовое ушко.

— А ты, однако, в гневе страшна.

— Что, испугался? Знаешь же, что у меня при себе всегда имеется кинжал!

— Да, знаю, знаю, милая… Надо трижды подумать, прежде чем на тебе жениться!

Я с лёгкостью увернулся от пощёчины. Слава Богу, — не от кинжала!!!

— Ах, ты, мерзавец! Куда ты от меня денешься! Зарежу и тебя, и всех твоих шлюх, кем бы они не были! Да и где ты найдёшь такую, как я?! — громко прошипела ГРАФИНЯ, тряхнув каштаном волос.

— Ты же прекрасно знаешь, что я — Бессмертный. И не зарежешь, и найду себе ещё тысячу любовниц!

— Ничего, ничего… Как-нибудь напою тебя, алкоголика и дебила, до умопомрачения, и ночью разрежу на несколько кусков. А потом разбросаю их по округе. Посмотрим мы тогда на твоё бессмертие!

— О, как, ишь ты, ничего себе, однако, ибо?!

— Да, вот так!

— Сир, уж извините, что прерываю Вашу крайне умную и содержательную беседу, но у меня к Вам пара вопросов, — с жадным любопытством и нетерпением обратился ко мне ПОЭТ.

— Боже, ну хоть вы сейчас не перегружайте мой бедный мозг, — устало произнёс я, обессилено плюхаясь на кровать. — Ладно, задавайте ваши вопросы.

— Сир, во-первых, где находится эта глушь, которая в Саратове? Это какая-то конкретная местность или нечто метафизическое, мистическое, сакральное? Во-вторых, кто такой Цвейг. Неужели снова грек?

Я сжал голову руками и зашёлся в безудержном истерическом смехе, который безжалостно сотрясал всё моё бедное израненное тело.

— Дорогой, что с тобой? — тонкие руки ГРАФИНИ обвили мою шею.

— Да ничего страшного, — я поцеловал девушку в шейку. — Странно всё как-то. Сижу вот я здесь, якобы, Бессмертный Император… Сижу непонятно где и непонятно зачем, и отвечаю средневековому поэту на его вопросы о том, где находится Саратов и кто такой Стефан Цвейг! Вот это классическая и абсолютная фантасмагория! Не убавить, не прибавить! Нет, можно ещё добавить тонкого шарма нашей увлекательной беседе: попытаться объяснить вам, как устроен атом и молекула, или рассказать о Чёрных Дырах. А ещё можно поговорить о теории относительности Эйнштейна, или о происхождении видов, или о функциях печени и поджелудочной железы, или о назначении митохондрии в клетке, или о роли эритроцитов, тромбоцитов и лейкоцитов в крови. Столько ещё крайне интересных тем существует на свете. Да… Ибо, однако…

— Успокойся, дорогой. — ГРАФИНЯ прижалась ко мне. — Всё со временем ты нам расскажешь и объяснишь.

— Кстати, соратники мои! А как по вашему, — что собою представляют Острова? — глухо и безнадежно спросил я.

— Ну, Ваше Величество, какой, однако, детский вопрос?! Острова плавают в Океане, который составляет основу нашего мира. Всё вокруг нас Океан, — с улыбкой ответила ГРАФИНЯ.

— Так, понятно… А Солнце и Луна?

— Что Солнце и Луна?

— Ну, что это такое!?

— Сир, это два небесных тела, воплощающие в себе два основополагающих начала — Лёд и Пламень, — бодро пояснил ПОЭТ. — Они вращаются вокруг Океана, попеременно сменяя друг друга.

— А что находится внутри Океана? Он сам на чём-то располагается, зиждется? Имеется ли под ним какая-то основа, платформа, или он представляет собой просто кусок воды в подвешенном состоянии? — устало спросил я. — Если Солнце и Луна вращаются вокруг Океана и Островов, то значит вокруг Океана, над ним и под ним существует какое-то свободное пространство, иначе каким образом эти два небесных тела могут осуществлять своё вращение?

— Сир, вообще-то Океан находится в огромной чёрной ПУСТОТЕ, — мягко, словно обращаясь к ребёнку, сказала ГРАФИНЯ. — Океан — это большая капля воды, на поверхности которой и плавают наши Острова. Он висит в холодном безвоздушном пространстве, а вокруг него вращаются Солнце и Луна.

— А звёзды на ночном небе, это что такое? — вкрадчиво спросил я с иезуитской улыбкой.

— Это такие же миры, как наш, Сир, — ответил ПОЭТ. — Миллиарды миров, Солнц и Лун, вращающихся вокруг неисчислимого множества таких же Океанов, как наш. ПУСТОТА бесконечна. Как-то Вы упомянули такое название э, э, э… Вселенная! Да, да, именно, — Вселенная, какое точное определение ПУСТОТЫ!

Я открыл рот и некоторое время тупо, глупо и удивлённо смотрел на своих собеседников. Я был потрясён, поражён и раздавлен! Такое представление о мироустройстве в раннем средневековье!? Или в среднем!? Чёрт его знает! Невозможно, невероятно, потрясающе! Ведь их представление о Вселенной почти ни чем не отличается от современного взгляда на мироздание!

Ну, вкралась небольшая ошибка по поводу того, что вращается вокруг чего. Ну, какая разница, что собою представляет их мир? Капля, так капля… Ну, пускай будет твёрдый шар, покрытый преимущественно водой. Планета Земля… Суть же не в этом! Главное, что они правы в основных вопросах космологии! Пустота, безвоздушное пространство, множество миров, солнц и лун. Вот это да!!! Что-то здесь не чисто. Не может этого быть! Так ли прост данный мир, как я полагал вначале? Где же он всё-таки находится!? То, что на планете Земля, — это понятно. А вот где конкретно, в какой части света? Кто же я такой, как сюда попал!?

Я встал, прошёлся по комнате, искоса поглядывая на собеседников. Ладно, все мои терзания и размышления яйца выеденного не стоят! Надо взять себя в руки и двигаться дальше. Главное, что я с каждым днём вспоминаю всё больше и больше. Это хорошо, очень хорошо… Ничего, скоро моя бедная память придёт в норму, превратится из чумазой затурканной Золушки в великолепную и прекрасную Принцессу, и вот тогда уж я развернусь в полную силу, по полной программе! Дайте время!

— И так! Вернёмся к нашим баранам, — бодро сказал я, и, увидев недоумение на лицах моих собеседников, пояснил. — Это образное выражение такое, не удивляйтесь, потом подробно объясню. Так, вот… Саратов — это город в стране под названием Россия. Находится на реке Волге. Уехать в глушь, в Саратов, — это означает бросить всё к чёртовой матери, покинуть жён и любовниц. А, возможно, даже и детей, и друзей, и любимых собак и кошек. Устав и вымотавшись, плюнуть на всех и на всё! Послать их всех куда подальше! Подумать в одиночестве в серой глуши о судьбе и о смысле бытия. Подумать о том, как всё начать сначала. Подумать о предназначении. В Саратове можно изменить, улучшить свою жизнь, или загубить её окончательно и бесповоротно… Понятно?

— Понятно, Сир, вполне понятно!!!

— Далее… Что касается Цвейга. Был такой новеллист, романист, поэт. Родился в Вене, путешествовал по свету, писал, страдал, как и все мы. Плохо кончил. Вот и всё.

— Сир, а где находится Вена, это город такой, что ли? — жадно поинтересовался ПОЭТ. — Неужели в Греции? А как Цвейг кончил свою жизнь, насколько плохо?

— Вы меня достали этой Грецией! — рявкнул я. — Ещё раз услышу о Греции, возьму у ГРАФИНИ взаймы кинжал и зарежу вас, как турок грека или армянина.

— А кто такие турки, Сир? Они, очевидно, живут рядом с Грецией, если способны зарезать греков? А кто такие армяне?

— О, о, о… Дорогая, я больше не могу!

— Ну что же вы, сударь, буквально затуркали Его Величество своими бесконечными вопросами! — строго сказала девушка. — Не забывайте, что он ранен, болен, весь на нервах!

— Сир, прошу меня простить, но Вы должны понимать, как интересно постигать чужой, загадочный и таинственный мир! Я же хорошо покопался в библиотеке БАРОНА. Узнал очень много нового. Так надоели эти Острова, Вы бы знали! Я давно подозревал, что мир намного больше, чем мы его себе представляем! Эх, преодолеть бы этот проклятый Океан! Сколько впереди всего непознанного, интересного, необычного и великого!

— Ладно, — смягчился я. — Отвечу на все ваши вопросы, любознательный вы наш. И так… Вена находится не в Греции, а в Австрии. Эти две страны в принципе располагаются недалеко друг от друга. Цвейг не был греком, он был евреем. Есть такая нация, похожая на греков. Кстати, армяне похожи на тех и на тех. Цвейг ушёл из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного. Идиот! Вот так, и пока всё…

— Сир, прошу Вас, — что-нибудь из Цвейга, для Цитатника! — взмолился взволнованный ПОЭТ. — Я, кстати, его давно не пополнял. Работаю в основном над основной частью Летописи, описывающей Ваши необыкновенные странствия, жестокие и кровавые сражения и великие свершения.

— Странствия, сражения и свершения… — довольно улыбнулся я. — Хорошо сказано. Мне нравится…

Я встал, тяжело прошёлся по комнате, глубоко задумался, затем взял со стола вилку, ткнул её в ломтик помидора, с удовольствием его пожевал, потом засмеялся и сказал:

— Знаете, ничего особо умного не приходит в голову. Вспоминаю «Смятение чувств», «Амок», «Шахматную новеллу»… Всё в голове перемешалось. Но, глядя на наш чудесный стол, вспомнилась одна интересная, высказанная как-то Цвейгом, фраза. «Когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это не иначе, как союз против повара».

Все засмеялись, посмотрели на холодный стол.

— Сир, сейчас прикажу всё быстро разогреть, — сказала ГРАФИНЯ. — Эту запечённую свинину, я думаю, лучше употреблять горячей.

— Конечно, дорогая, конечно, я согласен. Что-то слишком увлеклись мы говорильней, пора порадовать не только интеллект, но и желудок, — добродушно произнёс я. — Поговорить мы всегда успеем, а вот всласть пожрать, может быть, в следующий раз вовремя и не удастся. Жизнь у нас сейчас такая, увы.

— Сир! — нахмурилась ГРАФИНЯ. — Ну что за моветон! И вообще! Не сглазьте!

— Всё, умолкаю, моё солнце! Так, где же всё-таки в данный момент находится ШЕВАЛЬЕ? Бог с ним, я его прощаю! Молодо-зелено! Что же тут поделаешь. Сибирь подождёт до следующего раза. Где этот великий шпион современности?

— Сир, следующего раза не будет, я за ШЕВАЛЬЕ ручаюсь, — мягко сказала ГРАФИНЯ.

— А вот это ты зря, — грустно произнёс я. — Я иногда за себя не могу поручиться, а как можно ручаться за другого человека? Так, где же всё-таки находится в данный момент ШЕВАЛЬЕ?

— Государь, вообще-то ШЕВАЛЬЕ остановился в соседней комнате, ждёт Ваших указаний, — осторожно сказал ПОЭТ.

— Заговор, — констатировал я и улыбнулся.

— А как ты хотел? — усмехнулась ГРАФИНЯ. — Из заговоров, крупных или мелких, существующих в той или иной форме соткана вся наша жизнь.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

ШЕВАЛЬЕ имел вид бледный и печальный. Его левая рука и правое плечо были обмотаны бинтами. Зайдя в комнату, он, молча и глубоко мне поклонился, потом тяжело опустился на одно колено, вытащил из ножен меч, на вытянутых руках выставил его перед собой и, посмотрев, наконец, мне прямо в глаза, произнёс:

— Ваше Величество, я совершил поступок, недостойный звания дворянина и Вашего приближённого. Я не прошу прощения, потому что не заслуживаю его. Велите казнить или миловать…

Я подошёл к юноше, некоторое время задумчиво созерцал его затылок, потом прошёлся по комнате, посмотрел в окно на тёмно-синее глубокое небо, перевёл взгляд на ГРАФИНЮ, затем на ПОЭТА. Оба они смотрели в пол. В комнате и во дворе замка царила тишина. «Странно», — подумал я, — «А почему так тихо?».

— ШЕВАЛЬЕ, а почему вокруг так тихо? — спросил я юношу.

— Что, Сир? — он вздрогнул и поднял голову.

— Я не слышу вокруг никаких звуков. Ну, должны же говорить люди, звенеть оружие, хлопать двери, лаять собаки, мяукать кошки и так далее, и тому подобное.

— Сир, во всём замке введён режим полного покоя. Это сделано для того, чтобы процесс Вашего выздоровления проходил как можно быстрее и эффективнее, — мягко сказала ГРАФИНЯ. — Все войска выведены в поле, там разбит временный лагерь. В замке находятся только Гвардейцы.

— Меры, предпринятые вами, несколько излишни, но благодарю за заботу. Кстати, каковы наши потери, ШЕВАЛЬЕ?

— Сир, мы потеряли в общей сложности четыреста человек убитыми. Почти семьсот — легкораненые, пара сотен ранены тяжело, — торопливо ответил юноша. — Основные потери мы понесли во время штурма замка.

— Жаль, жаль… Что там с конницей и с Гвардией?

— Сир, в кавалерии, к сожалению, двадцать человек убиты и шестьдесят ранены, — поморщился ШЕВАЛЬЕ. — Пираты всё-таки оказали определённое сопротивление. А вот в Гвардии, слава Богу, все живы! Ну, пара десятков легкораненых не в счёт. Вот что значит тяжёлое вооружение и отменная физическая подготовка!

— Суть не в вооружении! Суть в духе, организации и дисциплине! — я строго посмотрел на юношу.

— Совершенно с Вами согласен, Государь!

— А вообще-то, потери наши, конечно, сравнительно незначительные. Ну и слава Богу!

— Сир, так каково Ваше решение в отношении ШЕВАЛЬЕ? — мягко напомнила мне ГРАФИНЯ.

— Оставьте свой меч пока при себе, сударь! — я подошёл к юноше и поднял его с колен. — Что же его у вас отнимать, если я вам его совсем недавно подарил. Как никак его выковал лично Первый Мастер Первой Горы по моему заказу. Императорскими подарками просто так не разбрасываются. Этот меч я верну себе обратно только в двух случаях: если вы со славою погибните на поле брани, или если вы ещё раз допустите ошибку, подобную вчерашней. В таком случае я собственноручно отрублю вам голову вот этим самым мечом. Понятно?! Ну, а об измене я уже и не говорю!

— Благодарю, Сир, больше никаких ошибок. А по поводу измены… Это Вы зря, извините меня за дерзость. Я Ваш самый преданный и верный слуга навеки! — звонко сказал ШЕВАЛЬЕ.

— Дай Бог, дай Бог, — задумчиво произнёс я, пристально и подозрительно глядя в глаза ГРАФИНИ. — Иногда так сложно разобраться, — кто тебе слуга, кто не слуга, кто тебе друг, а кто тебе враг!?

— Сир, очевидно, раны Ваши оказали самое неблагоприятное воздействие на Вашу тонкую и чрезвычайно ранимую натуру, — раздражённо сказала ГРАФИНЯ. — Попейте успокаивающего настоя, полежите немного в тишине и покое. Как видите, Вам созданы все условия для скорейшего выздоровления. Сейчас я позову сиделку.

— Да… Может быть вы и правы. Мне действительно нужно ещё немного отдохнуть, поспать, — печально произнёс я. — Но сначала давайте всё-таки перекусим.

Обед прошёл тихо, чинно и неспешно. Подали нам различные овощи и фрукты, запечённую свинину, жареную на сливочном масле картошку и ещё что-то по мелочам. Просто, сытно, вкусно. То, что я люблю.

В разгар трапезы ПОЭТ неожиданно задал мне вопрос:

— Ваше Величество, а в каком возрасте умер Шекспир?

Я в это время безмятежно и сосредоточенно запивал красным терпким вином кусок свинины, который с излишней жадностью запихнул себе в рот. Размеры его явно не соответствовал тем физиологическим возможностям моего организма, которые у него имелись. Для того, чтобы его успешно прожевать, требовалось определённое количество времени, поэтому я в ответ на вопрос ПОЭТА сначала поперхнулся, а потом промычал что-то нечленораздельное.

ГРАФИНЯ укоризненно посмотрела на меня, сморщила свой прелестный лобик и обратилась к ПОЭТУ:

— Послушайте, сударь, не кажется ли вам, что вы приняли слишком близко к сердцу этого Шекспира? Ну, дался же вам Шекспир! Допустим, он был гениальным поэтом. Ну и что? Мы же недавно обсуждали эту тему. Существовали гениальные люди и до него, будут существовать и после него. Жизнь продолжается. Всё развивается и меняется. Как выразился наш Император, — это «диалектика!». У вас имеется достаточное количество времени для того, чтобы прославить своё имя. Дерзайте, думайте, творите и всё будет в порядке.

— Вообще-то, с Шекспиром не так всё просто и однозначно, — вмешался я в разговор, дожёвывая мясо. — Злые языки утверждают, что не он был автором своих сонетов и пьес. Не тот уровень… Не то образование, не то воспитание, не тот кругозор. Кто знает, кто знает… Шекспир прожил, если мне не изменяет память, пятьдесят или пятьдесят три года. Много это или мало? Не знаю. Но то, что в конце жизни он явно выдохся, — это факт.

— Вот как? — удивился ПОЭТ.

— Да, это правда. И вообще, закончим, наконец, тему Шекспира! Неизвестно ещё, кто более талантлив, вы или он, — я весело посмотрел на ПОЭТА. — У вас действительно ещё всё впереди. Кстати, как говорил Шекспир: «Отрицание своего дарования — всегда ручательство таланта!». Что же, займитесь самоистязанием на некоторое время, пожалейте себя, посомневайтесь, помучайтесь. Это пойдёт вам на пользу. Ну, а потом снова за дело! Всё, пока хватит о Шекспире! Попозже, как-нибудь на досуге мы обсудим пару-тройку его пьес, прежде всего «Гамлета», а сейчас довольно!

— Сир, а кто более велик, — Сократ или Шекспир? — с жадным любопытством спросил ШЕВАЛЬЕ.

— ГРАФИНЯ, ради Бога, ну сделайте же что-нибудь, я сейчас сойду с ума, — простонал я. — Дались же им два этих типа!

— Господа, нельзя сравнивать великого философа и великого поэта, — назидательно произнесла девушка. — Как можно сравнивать солнце и луну, море и горы, цветущую розу и стоящий посреди поля могучий раскидистый дуб, летящего над высокой травой оленя и скользящего по снегу барса, поющего соловья и парящего в вышине орла? Довольно глупое и бессмысленное занятие.

— Ах, ты моя умница! Как хорошо и точно сказано! — восхитился я. — Общение со мною явно не проходит для тебя даром и идёт на пользу!

— Спасибо, Сир, надеюсь, мы дополняем друг друга, — сухо и нервно ответила девушка.

Обед закончился, все разошлись. Я принял из рук сиделки очередную порцию таинственной целебной настойки, с отвращением, но беспрекословно осушил всю ту же грубую глиняную кружку, упал на кровать и мгновенно уснул.

Сначала сон был крепким, но потом стал зыбким, тревожным и беспокойным. Я видел какие-то доселе неизвестные мне расплывчатые лица, которые постепенно стали обретать знакомые и реальные черты. Молча и тяжело прошёл мимо меня МАГИСТР, громыхая доспехами и ведя за повод своего могучего коня. Мрачно, исподлобья глянул на меня БАРОН, опирающийся на меч и стоящий на россыпи камней на фоне заснеженных гор. Весело ухмыльнулся КАПИТАН, держась за высокую мачту яхты. Задумчиво улыбнулся ГРАФ, сидящий у пылающего камина. Печально посмотрел на меня ПОЭТ, грызя остро заточенный карандаш. Прогарцевал мимо меня ШЕВАЛЬЕ на великолепном Горном Жеребце. Грустно взглянули на меня ГРАФИНЯ и ФРЕЙЛИНА, почему-то стоящие рядом друг с другом. Тревога, словно холодный, болотный, утренний туман обволокла, заполнила и начала переполнять меня.

Потом я вдруг отчётливо и ясно увидел огромную каплю воды, вращающуюся в чёрной пустоте Космоса, сопровождаемую Солнцем и Луной. На одной стороне поверхности капли возвышались три маленьких острова, на другой располагались до боли знакомые мне материки и острова планеты под названием Земля. Так вот как всё устроено!? Так вот где я нахожусь! Как всё просто! Неужели всё так просто!? Но почему же я привязан к этим Островам, почему я никак не могу вырваться в большой мир за их пределы!? Странно, непонятно…

Затем я окунулся в какой-то серый, мутный круговорот, затягивающий меня неизвестно куда. Я напряг все силы, сопротивляясь ему, вырвался из его крепких и липких лап, облегчённо вынырнул на поверхность и увидел вокруг себя тьму. И в этой тьме вдруг предстала передо мною женщина, которую я когда-то любил, и которую я так неожиданно и глупо потерял!

«С любимыми не расставайтесь…». Она с укоризной смотрела на меня и сердце моё пронзила такая печаль! О, моя любимая женщина! Чёрные, раскосые, грустные глаза… Полу улыбка, полу гримаса, полу жизнь, полу смерть… Как нехорошо на душе, как тревожно и как стыдно…

Проснулся я ближе к вечеру. Солнце тяжело висело над землёй, готовясь на время покинуть её и отдать на растерзание холодной и безжалостной тьме. Я был весь в поту, сердце бухало в груди, руки дрожали, когда я приподнялся и сделал движение к бокалу, стоящему на крае стола. Рядом немедленно появилась сиделка, отстранила бокал, протянула мне уже до боли знакомую глиняную кружку. Я обречённо стал пить находящуюся в ней жидкость, но к своему удивлению почувствовал, что она довольно приятна, прохладна, чуть терпка на вкус, пахнет мятой и ещё чем-то знакомым, но неуловимым и не совсем понятным.

Я осторожно приподнялся. Сначала сел, потом довольно решительно встал. Никакой боли, даже никаких её отголосков. Замечательно! Прекрасно, великолепно. Браво, Бессмертный! Пора двигаться дальше! Тебя, как всегда, ждут, не дождутся, великие дела!

— Эй, кто-нибудь! — крикнул я в пространство.

Дверь мгновенно распахнулась, на пороге возник бравый Гвардеец.

— Объявляю всеобщую готовность! Всех командующих и командиров ко мне! Вернее, пусть соберутся в каком-нибудь зале. Через пол часа я проведу Военный Совет!

— Будет исполнено, Сир! — рявкнул Гвардеец так, что сиделка ойкнула и слегка присела.

Вот это я люблю! Ах, ну что за ребята! Сердце радуется, душа поёт! Это же надо, — не потерять ни одного Гвардейца в битве против целой орды пиратов!? Следует довести численность Гвардии хотя бы до тысячи человек, а можно и больше. Тогда я, возможно, смогу обойтись вообще без остального войска. Посадить ребят на коней… При их-то вооружении и физической подготовке любого противника сметут! Да нет, — это я погорячился. А если мне будут противостоять тысяч десять-пятнадцать воинов, или более? Чтобы справиться с таким количеством бойцов всё-таки необходимо иметь более-менее приличное войско. А лучники? Они доказали свою исключительную эффективность. Вон как выкосили почти половину пиратов! Нет, Гвардия, на то она и Гвардия, — лучше меньше, да лучше. А вот количество лучников следует увеличить, это факт.

На Военный Совет собрались все мои соратники почти в полном составе. Почему почти? Не было Командующего из Второй Провинции.

— Сир, Командующий очень болен, просит извинить его за невозможность предстать перед Вашими очами, — сухо доложил ШЕВАЛЬЕ и криво усмехнулся.

— Пожелайте ему скорейшего выздоровления, — также сухо произнёс я, а про себя облегчённо подумал: «Ну что же, тем легче мне будет выполнить взятые на себя перед ГРАФИНЕЙ обязательства. Всё одно к одному. Пускай их пути не пересекаются. Ведь Командующий наверняка участвовал в войне против отца ГРАФИНИ».

Совещание я провёл быстро, говорили все по существу, докладывали коротко, чётко и ясно. И так… По самым последним разведывательным данным ГРАФ успешно осуществлял продвижение вглубь территории Первого Острова. Состоялось несколько более-менее значительных сражений, которые РЕГЕНТ проиграл. В настоящее время боевые действия проходят в Центральной Провинции, смещаясь к нам. Пришло моё время! Юг покорён и объединён, за несколько дней я сколочу хорошую армию и двину её на Север, на соединение с ГРАФОМ. Везде разосланы разведчики, лазутчики и специальные агенты, которые предпримут все возможные меры к дезориентации и разложению врага, а также к реализации пропагандисткой компании под лозунгами: «Первый и Второй Острова — едины», «Да здравствует Император, наместник Бога на земле, великий победитель пиратов, любящий отец народа!» и «Помните, — главный наш враг придёт из ОКЕАНА! Острова, объединяйтесь!».

Особый акцент делался на мою победоносную и славную битву с морскими разбойниками. В слухах, передающихся по Острову из уст в уста, количество участвовавших в бою пиратов доходило уже до пяти тысяч. Красочно описывалась наша с АНТРОМ героическая атака, неотразимый удар тяжёлой кавалерии и грозное шествие Имперской Гвардии!

Правда, об участии в битве лучников почему-то не упоминалось вообще. Ну что же, мои верные стрелки, надеюсь, на меня не обидятся. Ничего, закончим войну, всех отличившихся вознагражу по заслугам! Но это потом, потом… А пока всё идёт хорошо. Потери наши минимальные, войска набрались кое-какого боевого опыта, настрой у всех позитивный, оптимистичный. Думаю, что какого-либо значительного сопротивления на своём пути на Север мы не встретим, а если и встретим, то, надеюсь, легко его преодолеем.

С другой стороны, не стоит сильно расслабляться, вернее, не стоит расслабляться вообще! Как известно, мы здесь, на земле, предполагаем, а Бог там, на небесах, располагает! Бдительность, осторожность, ещё раз бдительность и осторожность! Меня должна кое-чему научить история с пиратами. Вон как они неожиданно появились, да ещё и в таком количестве! Кто-то же их собрал, подготовил, организовал, направил, возглавил?!

А если бы меня и ЗВЕРЯ не было под стенами крепости? А если бы я просто послал для её взятия войска, рассчитывая на наше численное превосходство и неплохую организацию, а сам бы остался в Первой Провинции готовиться к походу на Север? Была такая мысль, была…. Хотел объективно оценить боеспособность своих войск, проверить умение командиров ими руководить в моё отсутствие. Разбили бы нас. Как пить дать, разбили бы! Для меня это было бы почти катастрофой! Все эти мысли беспрерывно кружились в моей голове, пока шло совещание.

— Сударь! — прервал я Второго Барона. — Скажите, а не можем ли мы увеличить количество лучников ещё хотя бы человек на сто-двести? Уж очень мне понравились эти ребята.

— Сир, постараемся, всё будет зависеть от работы мастерских Первой Горы, — пробасил воин. — Вы же понимаете, что луки наши особые, уникальные. Штучный товар, так сказать…

— Понимаю, понимаю… Вы уж постарайтесь. Всем Мастерам гарантирую премиальные от Императора! — я встал, не торопясь, прошёлся по мраморным плитам обеденного зала, где проходил Военный Совет. — Кроме этого, подберите-ка мне ещё сотню Гвардейцев, а лучше две-три. Надеюсь, достойные молодцы в трёх Провинциях найдутся? Жалование всем соответствующее, льготы всякие, как положено. После войны всем уцелевшим, — дворянство!

По залу прокатился недоумённый ропот.

— Да, да, вы не ослышались! За свои владения не беспокойтесь, земельный вопрос решим по справедливости. Контрибуцию и конфискацию по-прежнему никто не отменял. Доспехи и вооружение гвардейцам, — самое лучшее. Да, я считаю целесообразным посадить всех на лошадей. Будет такая тяжёлая Конная Гвардия. Представляете, пятьсот-шестьсот бойцов-молодцов, в сияющих доспехах, на мощных конях, закованных в броню! Это ж, какая будет сила, а!?

По залу пронёсся гул одобрения. Идея всем явно понравилась.

— Ну, а в случае применения ЗВЕРЯ, Гвардейцы должны быть готовы к бою в пешем строю, им не привыкать. Коней в тыл, и пятью-шестью шеренгами, щит к щиту, вперёд, вперёд, на прорыв, если это понадобится! Так, чтобы земля дрожала, а у врага поджилки тряслись!!!

Я возбуждённо прошёлся по залу.

— ПОЭТ!

— Я, Сир!

— Вам поручаю особое задание чрезвычайной важности! Придворный Поэт, собственно, для того и существует. Для выполнения особых заданий. Премиальные гарантирую. После выполнения задачи сможете не вылезать из кабаков и борделей целую неделю!

По залу прокатился одобрительный и понимающий смех.

— Весь во внимании, сир! — ПОЭТ напрягся, как перед забегом на короткую дистанцию.

— Вам поручаю сочинение Гимна Императорской Гвардии. Вещь должна получиться величественной, мощной и одновременно жизненной, всем понятной и ясной, без особых изысков и поэтических вывертов. Под Гимн нужно чеканить шаг, соблюдать ритм движения, держать строй. Он должен как бы завораживать, гипнотизировать, рождать бесстрашие и презрение к врагам и к смерти! Понятно!? Повторяю! Какие-либо поэтические изыски и выкрутасы в этом произведении совершенно не обязательны и крайне неуместны!

— Понимаю, Сир! Задача не так проста, как кажется, но постараюсь оправдать Ваше доверие!

— Эх, сударь, для выполнения простых задач у меня имеются простые люди. Число их тьма. А вот для решения сложных проблем у меня в запасе единицы. Собственно, таков один из главных законов развития природы и общества: «Чаще всего побеждают сильнейшие и умнейшие. Соединение в одном лице этих двух качеств рождает непобедимость!».

— Сир, — начал, было, ПОЭТ, но я решительно прервал его:

— Ради Бога, только не спрашивайте меня, кто это сказал, — не греки ли? Нет, не они! Это моя мысль. Всё, точка! Через пару дней жду Гимн, идите, творите!

— Есть!

— ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ!

— Я, Ваше Величество! — рявкнул бравый вояка.

— Вы помните критерии отбора в Гвардию?

— Ваше Величество, обижаете! Молодцы-бойцы должны разгибать подковы, сворачивать быкам шеи и разбивать о свои головы самые крепкие пивные кружки!

— Я вас прошу несколько смягчить критерии отбора. Вполне достаточно будет поднимать какой-нибудь тяжёлый булыжник, отжиматься от земли раз тридцать-сорок, да разбивать кулаком пару-тройку кирпичей. На своё усмотрение придумайте ещё что-нибудь, такое, — особое. Да, и не берите в Гвардию явных дураков. Пусть с кандидатами предварительно лично беседуют ПОЭТ, или ГРАФИНЯ. Всё-таки это будущие дворяне!

— ГРАФИНЯ!? Но, Сир… — округлил глаза ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Согласен… Ляпнул не то. Глядя на её сиськи, даже у меня из головы исчезают все мысли, кроме одной. Ну, вы понимаете, какой… Участие ГРАФИНИ в приёмной комиссии исключить.

По залу пронёсся лёгкий и сдержанный смех. На этом Военный Совет был завершён. Все шумно разошлись. Тяжёлая дубовая дверь закрылась, и я остался один.

Рядом, как всегда неожиданно, материализовался ЗВЕРЬ. Пыхнул паром, коротко рявкнул, зевнул, тяжело застыл около моего кресла. Я задумчиво посмотрел на него, погладил по густой, чёрной, слегка искрящейся шерсти, почувствовал покалывание в пальцах, вздохнул. Пёс, как всегда в таких случаях, недоумённо выкатил свои умные янтарные глаза, хрюкнул. Я привычно засмеялся. Что поделаешь, ритуал есть ритуал. Вся наша жизнь — это один длинный, сплошной ритуал с вариациями. Куда от этого денешься… Я расслабился, задумался, прикрыл глаза.

Раздался едва уловимый шелест, я почувствовал какое-то движение. Лёгкий ветер, передавая прощальный привет от устало заходящего багрового солнца, тёплым порывом почти невесомо коснулся моего лица. Я открыл глаза. В зал легко и грациозно вошла ГРАФИНЯ. Два Гвардейца за её спиной быстро и бесшумно закрыли тяжёлую дверь. Девушка осторожно обошла застывшего ЗВЕРЯ, приблизилась ко мне, присела на стул. Мы помолчали, полюбовались величественным заходящим солнцем.

— Быть ветру, дождю, грозе или, скорее всего, урагану, — медленно, тягуче и чуть с хрипотцой, как мне это нравилось, произнесла ГРАФИНЯ.

— Почему ты так решила? — лениво спросил я. — Хватит с нас ураганов и гроз, о молниях я уж и не говорю.

— Да, молний давненько не было.

— Тьфу, тьфу, тьфу! Сплюнь, прошу тебя!

— Зачем мне сплёвывать? Это какой-то обычай? — тихо спросила девушка.

— Вроде того… В таких случаях следует ещё и креститься, но я этого никогда не делаю принципиально, так как в Христа не верю. В Бога верю, а в него — нет!

— Кто такой Христос?

— Странно, что на Островах отсутствует христианство. Меня это напрягает и сильно озадачивает. Очень странно. Ничего не понимаю…

— Так кто такой этот Христос?

— Иисус Христос из Назарета, Сын Божий, Мессия… После того, как его распяли на кресте и он своей мученической смертью искупил грехи человечества, он, якобы, воскрес, вознёсся на небо, — я устало опустил голову, положил её на мраморный стол, с наслаждением ощутил его тяжёлую прохладу. — Ты ничего о нём не слышала?

— Абсолютно ничего. А когда он жил? Кто и зачем его распял? Как мог один человек искупить все грехи? Ерунда какая-то… Как он мог воскреснуть? Что было дальше?

— Что было дальше? — я поднял голову и зло произнёс. — А ничего и не было на самом деле. Христос — это миф, сотворённый для человечества-ребёнка группой воспитателей-фантазёров, у которых было хорошо развито воображение. Не засоряй свою прелестную головку всякой ерундой! Знаешь, сколько вот таких индивидуумов с засорёнными головами ходят кругом? Сотни миллионов!

— Успокойся, милый… И где же они ходят, — эти индивидуумы? По Третьему Острову? Неужели он настолько велик, что по нему свободно бродят эти сотни миллионов? А может быть, они ходят где-то за Океаном и мир намного больше, чем мы его представляем, вернее, чем я его себе представляю? — усмехнулась девушка.

— О, я вижу, ты неплохо соображаешь!

— Да уж, с кем поведёшься, от того и наберёшься. А точнее, с кем поведёшься, от того и родишь! Я имею в данном случае рождение умной мысли. А вообще-то, я успела немного ознакомиться с содержанием книг в библиотеке БАРОНА.

— Боже мой, как всё просто! — усмехнулся я. — А откуда это: «С кем поведёшься, от того и наберёшься. Или родишь?». Ты сегодня просто в ударе!

— Ты как-то цитировал эти поговорки в сильном подпитии. ПОЭТ занёс их в Цитатник. Кстати, я ещё раз повторяю, — тебе надо меньше пить. Это вредно даже для Бессмертного.

— Ты знаешь, мне кажется, что пью я не просто так, — устало сказал я. — Это мне жизненно необходимо делать, так как в противном случае я могу сойти с ума. Я чувствую это интуитивно, понимаешь? Что-то не в порядке с моей психикой. Алкоголь помогает расслабиться, сбросить напряжение. Мне иногда кажется, что если я брошу пить, то просто взорвусь, как котёл, переполненный паром! Не знаю, может быть, это стандартное оправдание любого алкоголика, но у меня всё действительно так.

— Ладно. Бог с ней, с выпивкой, тем более, что она, то ли к счастью, то ли на беду, на твоё здоровье не оказывает абсолютно никакого отрицательного воздействия, — раздражённо произнесла ГРАФИНЯ. — Вернёмся к нашей основной теме.

— А какая тема у нас основная, моя прекрасная Леди?

— Шутки в сторону. Расскажи-ка мне поподробнее о Третьем Острове, об Океане и о том, что происходит за его пределами.

— Дорогая моя, ты забыла, что у меня до сих пор имеются проблемы с памятью?!

— Но в последнее время в этой сфере я наблюдаю очень быстрый и значительный прогресс, — пристально посмотрела на меня девушка.

— Да, прогресс налицо… Но, увы, увы… Он относится больше к каким-то общим понятиям, к событиям и людям, которые были и жили когда-то. Но когда дело доходит до конкретики, до меня самого, то я упираюсь в тупик. Прошлое я помню эклектично, отрывочно. Оно всё в тумане, причём до недавних пор он был очень густым. Сейчас значительно рассеялся. Очень значительно…

— Да, я вижу, что память твоя восстанавливается очень быстро.

— Конечно, восстанавливается. Это естественный и закономерный процесс. Но чувствую я себя, словно ёжик в тумане, понимаешь?

— Какой ёжик, при чём тут ёжик и туман? Что за бред!? — возмутилась девушка.

— Ну, есть такой мультфильм… Он из моего далёкого-предалёкого детства, — печально вздохнул я.

— Что такое мультфильм?

— Бог с ним, с мультфильмом… Просто есть такая история. Значит, попал ёжик в туман. Ничего не понятно ему. Как-то зябко, тоскливо, зыбко, одиноко, загадочно, неясно, таинственно и странно всё вокруг. Туман — это аллегория. Понимаешь? Словом, ходит ёжик в тумане, бродит один. А тут, глянь! Неожиданно вырисовывается из тумана лошадь, или ещё кто-то, или что-то. Общая картина мира скрыта магической пеленой, а частности сквозь неё периодически проступают. Понимаешь?

— Теперь понимаю…

— Ну вот, например… Тот же, уже набивший мне оскомину, Сократ. Я знаю в общих чертах, кто он такой, где и когда жил, что писал и о чём говорил, но не более того! Вот он, — Сократ. Сидит в своей Греции на берегу Эгейского моря, о чём-то думает. Козы на скалах пасутся, пастух играет на какой-то дудке, мимо проходит воин с круглым щитом. Вот, собственно, и всё. А где конкретно находится эта Греция, что там за морем, чёрт его знает. Я имею отрывочные представления об истории Греции. Но что с ней происходит сейчас? Вижу и понимаю частное, но нет привязки к общему, нет единой и стройной картины. Так, одни разрознённые фрагменты. С каждым днём их становится всё больше и больше, но в нечто целое и завершённое они пока объединяться не желают, как я не стараюсь.

— А Третий Остров? — с надеждой спросила ГРАФИНЯ.

— Что Третий Остров?

— Какой он, как там живут люди, и так далее?

— Ну, здесь полный и безнадёжный мрак. Абсолютно ничего не помню, — горько вздохнул я и огорчённо поморщился.

— А как же тот твой рассказ: про вероломное нападение, про удар по голове, про плавание в Океане? — удивилась девушка.

— Чистейшая выдумка, фантазия, бред, блеф! Увы…

— Фантазия, блеф?! Боже мой, так, может быть, ты и не Король вовсе? — ужаснулась ГРАФИНЯ.

— Была у меня такая кощунственная мыслишка. Я с нею даже поделился как-то с БАРОНОМ, — усмехнулся я. — Он сразу же её очень просто опроверг и развеял все мои сомнения.

— И каковы были его аргументы?

— Аргумент… Всего-навсего один аргумент, но весьма и весьма весомый в любых смыслах этого слова. Он перед тобою, — я устало кивнул в сторону ЗВЕРЯ.

Собака встала, не торопясь, потянулась, зевнула, тяжело прошлась по залу, подошла к окну, задумчиво посмотрела в пред сумеречное высокое небо. Оно было чистым, как только что выстиранная простыня. ГРАФИНЯ, как загипнотизированная, смотрела на Пса, словно пыталась отыскать и разгадать в нём какую-то очень важную, вселенскую тайну. Собственно, так оно и было. Тайна стояла перед нами. ЗВЕРЬ являлся одним из трёх имеющихся у меня ключей к заветному, загадочному и вожделённому СУНДУКУ, который был наполнен всевозможными знаниями, но хранился неизвестно где и у кого. Как всегда, — это проклятое «НО!». Две буквы, дарующие разочарование. Обязательно возникает это чёртово «НО!».

— Да, АНТР имеет место быть, он вполне реален и служит тебе, — задумчиво сказала ГРАФИНЯ. — Это совершенно очевидный факт. От него никуда не денешься. Любой спор по этому поводу не имеет абсолютно никакого смысла.

— Вот то-то же и оно!

Мы помолчали… За окном сумерки стремительно перерастали в ночь. Зазвенели цикады, гортанно, протяжно и на все лады заквакали лягушки, заухала в полях какая-то ночная птица. Потянуло лёгкой, но довольно ощутимой прохладой и сыростью, чуть пахнущей тиной.

— А чем закончилась эта история с ёжиком в тумане? — неожиданно спросила ГРАФИНЯ.

— Я, честно говоря, не совсем помню её. Ну, ходил-ходил, бродил-бродил удивлённый и очарованный ёжик в этом самом тумане, познавал мир в его изменённом обличье, с кем-то встречался, вёл беседы. А в конце вдруг задал странный, но закономерный вопрос: «А как же там лошадь?». Кажется, так… — тяжело вздохнул я.

— Интересная история, но несколько наивная и глупая…

— Я так не думаю…

Мы снова помолчали. В дверь постучали. После моего разрешения войти в зале появились несколько Гвардейцев. Они быстро зажгли свечи в канделябрах на стенах и на столе, стараясь громко не греметь доспехами и оружием, молча удалились.

— Кто же всё-таки ты такой, чёрт тебя подери! — вдруг громко и раздражённо произнесла ГРАФИНЯ, а потом неожиданно горько всхлипнула. — Мне надоела неопределённость! Я ненавижу, когда что-либо не знаю или не понимаю! Надоело всё и все! Не могу больше так!

— Разрешите представиться, — встал и слегка поклонился я. — Его Величество, Император Трёх Островов, Король Третьего Острова, победитель пиратов, гроза врагов, отец народа!

— Да, уж! — раздражённо фыркнула девушка.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, положил руки ей на плечи, слегка сжал их.

— Дорогая, успокойся! В последнее время я наблюдаю у тебя явно упадочнические настроения. Мне самому приходится не сладко, от этого чёртового незнания подчас так на душе тошно! Давай договоримся, впредь никаких истерик! Самый главный психопат в Империи — это я! Я не намерен отдавать это звание кому-либо! Хватит недовольства и брюзжания! Ей, видите ли, надоело всё и все! Она, бедная, больше не может! От жира бесишься, избалованная сучка?! — вдруг внезапно, как со мною это бывает, возбудился и рассердился я.

ГРАФИНЯ вздрогнула, напряглась. Я нервно заходил по залу. Подошёл к столу, осушил бокал с прохладной водой. Пёс насторожился и внимательно наблюдал за мною и девушкой.

— Если тебе не нравится существующее положение дел, то скатертью дорога! Никто тебя не держит, ни к чему, помимо твоей воли, не принуждает и не обязывает! Вот так, и никак более! Выматывайся из этого замка, возьми в дорогу столько Гвардейцев, сколько тебе надо, и марш в своё занюханное и затрапезное Графство! Разводи драгоценных Горных Жеребцов, торгуй не менее драгоценными изделиями мастеров Первой Горы, лови рыбу в Тёмном озере! С голоду не помрёшь, несчастная ты наша!

Я не на шутку разволновался, кровь мощной волной прилила к голове, в висках застучало. Да, нервы у меня действительно ни к чёрту! Вспыхиваю по каждому поводу, по любому пустяку. Так нельзя. Хочу моря!

— Эй, люди! Можжевеловки мне!

За дверью послышалось быстрое и лихорадочное движение. Через весьма непродолжительное время в дверь вежливо постучали.

— Входите! — сердито крикнул я.

Дверь моментально открылась, и на её пороге появился весёлый ПОЭТ с большим подносом в руках. На подносе стояли серебряный кувшин, три таких же бокала, тарелка с нарезкой мяса и овощей.

Я, как всегда, мгновенно успокоился, сел на своё место, засмеялся.

— Сударь, вы прямо, как волшебник! Что-то у вас весьма довольный вид. Что случилось? Небось, дёрнули уже рюмашку Можжевеловки, признайтесь честно.

— Сир, признаюсь как на духу, — выпил целых три рюмки для стимуляции творческого процесса, — ПОЭТ поставил поднос на стол, поклонился мне и ГРАФИНЕ, плюхнулся в кресло, с некоторой подчёркнутой вальяжностью свободно расположился в нём.

— И какой же это творческий процесс вы стимулировали? — сухо и иронично спросила ГРАФИНЯ. — Надеюсь, у вас родился очередной шедевр философско-любовной лирики?

— Не угадали, Ваше Сиятельство! Берите выше!

— Что может быть выше? — удивилась ГРАФИНЯ. — Всё остальное только ниже.

— О, женщины, — банальность ваше имя! — я громко рассмеялся. — Истинные вершины поэзии — это Поэма, Ода, Гимн! Кстати, здесь не так уж и важно качество. Главное — мощь, чёткость, чеканность, величественность, торжественность!

Я быстро налил всем в бокалы Можжевеловки, мы чокнулись, молча выпили, закусили. Жидкость горячо разлилась по телу, голова слегка затуманилась, сразу стало покойно и приятно.

— Неужели Гимн Гвардии уже готов?! — удивился я.

— Так точно, Сир! Выполнил все Ваши рекомендации, за качество стихов не ручаюсь, но истинный экстаз в них присутствует.

— Ну-ка, ну-ка, продемонстрируйте! — заинтересовался я, наливая по второму бокалу.

— Сир, я думаю, что моё, так сказать, произведение надо назвать как-то по-другому. Всё-таки Гимн — это действительно нечто эпическое, главное, грандиозное, основополагающее. Гимн Империи! — звучит! Гимн Гвардии! — как-то не очень.

— Согласен, — сказал я. — И что будем делать?

— Марш, — устало произнесла ГРАФИНЯ. — Марш Императорской Гвардии.

— Да, да!!! — воскликнули мы с ПОЭТОМ одновременно. — Вот это именно то, что надо!

— Так вот, Сир, представьте, что Марш исполняется в походе или при пешей атаке. Идут Ваши чудо-богатыри, чеканят шаг, сотрясают землю, рождают у врагов ощущения ужаса, полной безысходности и невозможности дальнейшего бытия!

— Великолепно!!! — с восторгом воскликнул я.

— О, Боже, — простонала ГРАФИНЯ.

— Сир! Марш будет вызывать у наших бойцов непередаваемый экстаз и окрылять, звать к вершинам!

— О, Боже! — ещё один раз простонала ГРАФИНЯ.

— Заткнитесь, сударыня!!! — заорал я.

— Молчу, молчу, Сир!

— Так, так, отлично! Превосходно! Экстаз — это как раз то самое, что нам крайне необходимо — оживился я.

ПОЭТ залпом осушил бокал, вскочил и начал ходьбу на месте, лихо звеня по мрамору полу металлическими набойками на башмаках, одновременно декламируя:

— Великолепно! Потрясающе! — я единым махом осушил свой бокал, вскочил, присоединился к ПОЭТУ.

Мы замаршировали вместе. Кровь вскипела в жилах, ноги чеканно впечатывались в мрамор, глотки орали на полную мощь, голоса срывались на фальцет. Воздух в зале сгустился, в нём испуганно, тяжело и хаотично металось пламя свечей.

На пороге распахнувшейся двери недоумённо застыли встревоженные часовые. Я сделал им знак рукой:

— Присоединяйтесь, господа!

Четверо огромных Гвардейцев, выстроившись вслед за нами по двое, замаршировали, вошли в ритм. Шесть глоток грянули во всю мощь лёгких:

Бледная и потрясённая ГРАФИНЯ, раскрыв свой прелестный алый ротик, с неподдельным ужасом смотрела на нас.

В её глазах я читал только одну мысль:

— Фантасмагория какая-то!

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Покинул я замок со своим войском на следующее утро. Оставил в нём небольшой гарнизон во главе с СОТНИКОМ. Перед этим провёл переговоры с одним из Баронов Третьей Провинции, который защищал замок Третьего Графа рука об руку со своим сюзереном и был захвачен нами в плен. Все остальные вассалы погибшего Графа этой Провинции сейчас воевали в неведомых краях против войск Второго Острова.

Разговор с Бароном получился конкретный и конструктивный. Во время него ЗВЕРЬ, конечно же, постоянно находился рядом с моим собеседником, очень внимательно и с большим подозрением смотрел на него, периодически открывал пасть, демонстрируя огромные белоснежные клыки, от чего пленник довольно сильно нервничал, потел, время от времени вздрагивал и заикался.

Я сразу же предложил Барону присягнуть мне на верность, напомнив ему, что Король Первого Острова и Граф Третьей Провинции погибли, и он теперь ни с кем никакими обязательствами не связан и может с чистой душой признать мою власть. После недолгих раздумий сей господин согласился с моим предложением и принял Присягу Верности в присутствии моих ближайших сподвижников. Потом я дал ему указания по поводу мобилизации всех имеющихся в Графстве сил и назначил его их Командующим, а так же даровал ему звание Генерала Империи. Через неделю Барон должен был подтянуть свои войска к моей Резиденции. Вот, собственно, и всё. После этого я со своим войском отправился домой.

Домой, домой… Где же мой истинный дом, тот самый, настоящий, где я родился, вырос, где меня воспитали? Существует ли в мире такое место? В каком мире, где? Ну не из пустоты же я появился на свет, в конце концов!? Не может быть, чтобы я, вот так, внезапно возникший, неизвестно откуда пришедший, очутился на том благословенном пустынном пляже. У меня, как и у всех, должны быть родители, родственники, друзья, знакомые. Кто же я такой, где и на кого учился, каковы были род моей деятельности и профессия в той, другой и загадочной жизни?

Россия, Сибирь, Дальний Восток… Я помню те края, я каким-то образом с ними связан. Именно где-то там, очевидно, прошёл определённый период моей жизни. Но где конкретно это происходило, когда!? Туман, туман… В голове сплошной туман…

Ладно, чёрт с нею, с другой жизнью! Поживём пока этой, сегодняшней, реальной жизнью, в данный момент для меня чрезвычайно актуальной, интересной и, в общем-то, довольно неплохой. Сейчас я Император. Не садовник, не ассенизатор, не рудокоп, не крестьянин, не купец и даже не какой-то там удельный князь, а ИМПЕРАТОР! Это слово звучит так торжественно, так значительно, так величественно, так гордо! Это вам не Маркиз, Герцог, Царь или Король! ИМПЕРАТОР! Как же оно волшебно и сладко ласкает мой слух! Да, вот вам и ещё одна очередная жертва тщеславия! Вот ещё один индивидуум, соблазнённый и околдованный блестящей и завораживающей мишурой бытия…

И так. Мы следовали на восток в Первую Провинцию. Вокруг простирались бескрайние разноцветные степи и поля. Небо было синим, ясным, высоким и абсолютно безоблачным. Обожаю ясность во всём. Не терплю серости и в природе, и в умах, и в любви. Ах, — это удивительное и сладкое, волнующее слово — ЛЮБОВЬ!

Мы с ГРАФИНЕЙ ехали в просторной, богато украшенной карете, являвшейся до недавних пор собственностью Графа Третьей Провинции. Её предложил нам новоявленный Командующий и Генерал, мотивируя свой поступок тем, что не гоже такой прекрасной и изысканной даме, как ГРАФИНЯ, переносить превратности долгого и дальнего пути в некомфортных условиях.

Со дня знакомства с ГРАФИНЕЙ молодой человек всё время смотрел на неё восхищённым и обожающим взглядом, оказывал всяческие знаки внимания. При её появлении его лицо покрывалось румянцем, голос дрожал, дыхание срывалось. Девушка ему подыгрывала, кокетничала, даже несколько искусственно жеманилась. Но я-то уж слишком хорошо изучил свою лебёдушку! Если бы не характерные смешинки, притаившиеся в уголках её рта и глаз, то я, возможно, даже устроил бы ей пару сцен ревности. А так я всего-навсего иронично посмеивался, не обращал на псевдо флирт никакого внимания.

— Сир, а не прокатиться ли нам верхом? Недалеко отсюда, по пути, есть прелестное чистое озеро, питаемое родниками, — ГРАФИНЯ весело прервала мои вяло и лениво текущие мысли. — Пора размяться, надоела эта колымага. Два самых быстрых Горных Жеребца к Вашим услугам.

— Ну что же, предложение неплохое, — согласился я. — Последнее время я как-то отвык от карет. В них мало воздуха, мало пространства. Неподвижное состояние, медленная езда, — всё это явно вредит организму. Разомнёмся, немного растрясём свои затёкшие и потные задницы.

— Сир!

— Пардон, мадам, пардон…

— Что? Что такое — «пардон?».

— Извини, дорогая, другими словами…

— Ну, ну… — ГРАФИНЯ хмыкнула, весело засуетилась, задвигалась, быстро переоделась в мужской костюм, ловко увёртываясь от моих жаждущих её тела рук и губ.

Девушка, конечно же, прицепила на пояс узкий длинный кинжал. Я скептически усмехнулся, но тоже, кроме ПОСОХА, на всякий случай прихватил с собою и мой славный ЭКСКАЛИБУР. Мы пересели на двух рослых тонконогих Горных Жеребцов и пустили их вскачь. За нами последовал десяток гвардейцев во главе со ВТОРЫМ ШЕВАЛЬЕ.

Ветер засвистел в ушах, степь превратилась в сплошную цветную, слегка смазанную, полосу, обречённо и быстро улетающую назад. Конь нёс меня вперёд мощно и легко, густая длинная грива свободно развевалась по ветру. Ах, как хорошо! Вперёд, вперёд! Где-то невдалеке ЗВЕРЬ невидимо и решительно рассекал пространство. Я, как всегда, явственно ощущал его присутствие и периодически общался с ним на телепатическом уровне.

Графиня скакала рядом, не вырываясь вперёд и не отставая. Её роскошные, стелющиеся по воздуху густые каштановые волосы, казались продолжением гривы жеребца. Девушка искоса посматривала на меня своими чудесными изумрудными глазками, щурила их лукаво и периодически смеялась, когда я пытался её обогнать. Она сразу же легко и играючи догоняла меня, несколько секунд скакала рядом, потом, дразня, обгоняла моего коня, а затем, немного сбавив темп, снова двигалась со мною вровень. Ах, зараза, ах, чертовка! Ну, конечно же, подсунула мне жеребца послабее! Ладно, Бог с нею! Пусть повеселится, пусть расслабится! Вперёд, вперёд!

Вскоре мы одновременно подскакали к озеру. Оно, хотя и было сравнительно небольшим, но действительно оказалось удивительно чистым, прозрачным и в меру прохладным. Я быстро разделся, решительно прыгнул в воду. За мною с весёлым криком последовала обнажённая ГРАФИНЯ. ЗВЕРЬ неожиданно материализовался в ближайших камышах, брезгливо, обречённо и осторожно вошёл в воду, подняв морду к небу и выпучив глаза, довольно шустро поплыл ко мне, в очередной раз напугав ГРАФИНЮ. Девушка, направлявшаяся в это время в мою сторону, запаниковала, чуть не ушла под воду, повернула обратно к берегу.

— ЗВЕРЬ! — раздражённо гаркнул я.

Пёс мгновенно пропал, исчез, слившись с водой, небом и камышами. Только завихрения воды и волны выдавали его месторасположение.

— Голуба моя, — весело крикнул я. — Плыви ко мне.

— Жду тебя на берегу! — донеслось в ответ.

Скоро появились Гвардейцы, отставшие от нас на довольно значительное расстояние. По приказу ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ они спешились, быстро рассредоточились вдоль берега, тактично повернувшись к озеру спинами и обратив свои взоры в степь.

— Сударь! — крикнул я насмешливо начальнику Особого Отряда Личной Гвардии. — Ну, зачем вы за нами увязались! Нет от вас покоя!

— Сир, может быть, покоя и нет, но всё-таки как-то спокойнее, когда мы рядом с Вами, поблизости, так, на всякий случай! — сурово и непреклонно ответил он, не поворачиваясь ко мне лицом.

— Ответ, достойный истинного Гвардейца! — громко засмеялся я. — Прошу вас, отведите людей чуть дальше от озера. Мы с ГРАФИНЕЙ хотим немного позагорать и полюбоваться небом. Надеюсь, вы позволите нам осуществить наедине это приятное и безобидное занятие?

— Ради Бога, Государь, отдыхайте, — ворчливо ответил вояка. — Только что на него смотреть, на это небо? Небо, как небо…

— Небо никогда не бывает просто небом, — возмутилась ГРАФИНЯ, без какого-либо смущения выходя голой на небольшой и узкий песчаный пляж и выжимая волосы. — Небо, как и вода, и огонь, и горы таит в себе высший смысл, вечную, магическую и идеальную красоту, которой можно наслаждаться до бесконечности. Небо во всех её ипостасях можно познавать и познавать, не ведая усталости.

— Сударыня, а вы знаете, что только что сейчас назвали четыре земные стихии, которые, по мнению древних, заложены в основе нашего мироздания, — усмехнулся я.

— Четыре стихии?

— Да, именно так… Вода, земля, воздух, огонь.

— Да? — засмеялась девушка. — Никогда не думала об основах мироздания в таком ракурсе. А вообще, мне кажется, что подход к этому у древних был несколько примитивен. Впрочем, я не права… Не у всех древних. Кое кто из них был очень продвинут для своего времени в понимании мира. А, вообще, всё так сложно, Сир. Вселенная громадна и очень непроста по своему строению.

— Ваше последнее утверждение свидетельствует о том, что вы всё-таки задумывались над вопросами мироустройства. И к каким же выводам вы пришли, прелестница моя? Ну-ка, ну-ка, любознательная вы наша, просветите нас, тёмных, невежественных и примитивных! — заинтересовался я. — Что вы имеете в виду, когда говорите «не у всех древних»?

— Сир, я очень сильно заинтересовалась учением Демокрита, — с жаром произнесла ГРАФИНЯ, небрежно плюхаясь рядом со мною на песок.

От неожиданности я вздрогнул, дыхание моё резко прервалось, и я подавился водой, которую в это время пил из фляжки. Нарушение дыхания, к несчастью, произошло в тот момент, когда я делал из неё глубокий и жадный глоток. Я закашлялся, побагровел, лихорадочно глотая воздух, вскочил на ноги.

Я некоторое время удивлённо и бессмысленно смотрел на девушку, как на некое крайне экзотическое и мистическое существо, внезапно появившееся ниоткуда. Боже мой! Новая неожиданность! Откуда ГРАФИНЯ знает про Демокрита!? Ещё недавно полыхающие в моей голове сомнения и подозрения, вроде бы уже основательно затухшие, вспыхнули с новой силой.

Девушка, крайне встревоженная, тоже вскочила, довольно сильно несколько раз ударила меня по спине.

— Сир, что с Вами!?

— Можжевеловки мне!

— Дорогой, дыши глубже, глубже, вот так, вот так… Какая может быть Можжевеловка!? Успокойся!

Через некоторое время, отдышавшись, я вкрадчиво, мягко и как бы невзначай спросил у ГРАФИНИ:

— И каковы же основные идеи учения Демокрита? Вообще, кто это такой? Откуда ты о нём знаешь?

— Ну, полноте, Сир! — иронично усмехнулась она. — Как будто Вы не догадывайтесь.

— И всё-таки? — напряжённо улыбнулся я в ответ.

— Демокрит… Древнегреческий философ-материалист. Один из основателей античной атомистики.

— И в чём же суть его учения?

— Оно предельно просто, как всё гениальное, — легко ответила ГРАФИНЯ, переворачиваясь на живот.

Я на некоторое время забыл о Демокрите и задумчиво стал созерцать её прелестные ноги и ягодицы. Они были безупречны и я никак не смог отказать себе во вполне естественном удовольствии их поцеловать.

— Успокойся, дорогой, прошу тебя, — с деланным возмущением прошептала девушка. — Мы же не одни… Рядом Гвардейцы.

— Императору его Гвардия не помеха, — засмеялся я. — Она является помехой только его врагам и недоброжелателям.

— А чем, собственно, отличаются недоброжелатели от врагов? — усмехнулась ГРАФИНЯ?

— Как будто ты не знаешь, — проворчал я. — Чаще всего недоброжелатели — это тайные полу враги, этакие не до конца определившиеся паскудники и злопыхатели. Давай вернёмся к Демокриту.

Я с трудом оторвал свои губы от соблазнительной ложбинки на спине ГРАФИНИ, снова стал серьёзным и внимательным.

— Так что там говорил Демокрит из Фракии?

— Я так и думала, что ты придуриваешься, — ГРАФИНЯ перевернулась на спину, бесстрашно показав миру чудесную полную грудь и слегка выпуклый, безупречной формы животик.

— И всё-таки?

— Ты знаешь, меня потрясла его теория. Так необычно, смело, захватывающе! Весь мир состоит из атомов: невидимых нам, неделимых, вечных, неразрушимых частиц. Они непрерывно двигаются, из их «вихря» образуются как отдельные тела, так и все бесчисленные миры во Вселенной. Грандиозно! Я размышляла над этой потрясающей теорией все дни, пока ты с ШЕВАЛЬЕ пьянствовал на Тёмном Озере.

— Ну, во-первых, мы там не пьянствовали, а рыбачили, — возмутился я. — А во — вторых, теория об атомах, — это вовсе не теория. Демокрит был абсолютно прав. Более того, могу открыть тебе один страшный секрет.

— Какой? — глаза ГРАФИНИ загорелись, она повернулась на бок.

— Атом состоит из ещё более мелких частиц. Кроме того он делится!

Девушка потрясённо смотрела на меня.

— Так значит, весь мир действительно состоит из атомов, которые, в свою очередь, состоят ещё из чего-то!? Грандиозно!

— Не то слово, — хмыкнул я.

— Слушай, мне в голову пришла одна неожиданная мысль! — ГРАФИНЯ аж подскочила на песке.

— И какая же? — я возбудился и попытался дотронуться до вожделенного места на её теле, того, которое находится между бёдрами, но девушка с негодованием сдвинула ноги и оттолкнула мою ищущую руку. — Ну, будь же серьёзным!

— Хорошо, поделись со мною своим озарением.

— Боже мой, а вдруг эти самые мелкие частицы, из которых состоит атом, состоят из ещё более мелких частиц?! Ведь всё в мире из чего-то состоит и это чего-то, в свою очередь, должно из чего-то состоять!? И так до бесконечности?! Да нет, всё имеет свой конец… Боже мой!!!

— А ты всё довольно быстро схватываешь, дорогая. Можно сказать, на лету, — удивился я.

— А что ты думаешь об учении Гераклита? — живо поинтересовалась ГРАФИНЯ. Ну, о том, что первоначалом всего сущего является мировой огонь и что «всё течёт» и «раздор есть отец всего»?

Я застонал и устало откинулся на песок. Боже, — это уже слишком! Я сейчас сойду с ума! Гераклит и Демокрит… Здесь, неизвестно где! Их учение свободно и легко излагает средневековая ГРАФИНЯ, лёжа голой на пляже безымянного озера в глухой степи рядом с таким же голым ИМПЕРАТОРОМ!!! Истинная фантасмагория!

— Откуда, чёрт возьми, ты знаешь о Демокрите и Гераклите!? Это невозможно, это невероятно! Бред какой-то! Не могу поверить! — я вскочил и подошёл к воде, взболтал ногами её ровную дремлющую гладь, ощутил её сонную прохладу, немного успокоился.

— Ни один только ПОЭТ побывал в библиотеке БАРОНА, Ваше Величество, — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ.

— Боже, мой, как просто! А я чуть с ума не сошёл! Какой же я идиот! — простонал я и облегчённо упал обратно на песок.

— Люблю самокритичных людей, — рассмеялась девушка.

— Спасибо за оценку моей личности.

— Не за что… Вы сами себя оценили. Сир, а вообще, Вы считаете, что знания являются уделом избранных? Почему я не могу воспользоваться прекрасной библиотекой БАРОНА?

— Да суть же совершенно не в этом! Ради Бога! Запихивайте в себя любые знания тачками, грузовиками, вагонами, баржами, танкерами! Я совершенно не против! — воскликнул я раздражённо. — Суть совершенно в другом! Каким же образом эти самые знания из другого мира оказались здесь, на Первом Острове, в замке нашего общего друга?! Они что, имеют крылья, или хвосты и плавники и могут летать или плавать, как им заблагорассудится, и куда они захотят!? Вокруг нас необъятный и совершенно непреодолимый Океан! Каким образом томик Шекспира и труды Демокрита и Гераклита попали сюда!? Сами приплыл, что ли, или спустились с неба!? Не понимаю! Почему, в конце концов, я не могу оказаться в Большом Мире, который находится за пределами нашего Океана?! Сижу на этих треклятых Островах, завоёвываю какие-то совершенно ненужные мне Провинции, осаждаю замки, плету интриги, сражаюсь с марионеточными и опереточными пиратами, маюсь, мучаюсь, мечусь, страдаю от провалов в памяти и чувствую себя при этом полным идиотом!

— Ну, успокойся, мой герой, любовь моя вечная, первая и последняя! Всё будет хорошо, всё наладится! — сочувственно произнесла девушка.

— Эх, есть только одна радость, вижу только один смысл во всей этой нелепой истории, — я в отчаянии упал в жаркие объятия ГРАФИНИ. — Это ты, моя ненаглядная красота, моя любимая лебёдушка, умница моя, бесценная моя женщина!

Мне вдруг захотелось заплакать, горестно и навзрыд, но я сдержался, освободился из рук девушки, устало опустился животом на песок, закрыл глаза и стал незаметно погружаться в зыбкую дрёму.

— Сир, посмотрите на небо! — вдруг раздался громкий, полный тревоги голос ГРАФИНИ.

Я расслаблено и лениво перевернулся на спину, посмотрел вверх, охнул, резво подскочил от неожиданности. Только что полное прозрачной голубизны и абсолютного покоя небо стремительно, прямо на глазах серело и наполнялось тревожной тяжестью. Ветер усиливался, гнусно посвистывал в зарослях камыша, который стал всё сильнее и сильнее раскачиваться. По воде побежала лёгкая, почти не заметная рябь, быстро трансформирующаяся сначала в мелкие, а потом в крупные волны, с каждой минутой увеличивающиеся на глазах.

Да, давненько не наблюдалось никаких небесных явлений! Неужели снова будут молнии!? Но теперь, вроде бы, применение их против меня совершенно бессмысленно. Ведь те, кто находятся там, на верху, должны это прекрасно осознавать и понимать. Возможно, они приготовили что-то новенькое, свеженькое, более эффективное и мощное. Но что? Ладно, сейчас посмотрим, разберёмся. Настроение у меня паршивое, но очень боевое. Схлестнёмся, настойчивые вы мои, сойдёмся, как в первый и последний раз! Я готов!!!

Между тем небо ещё больше потемнело, воздух потяжелел и слегка завибрировал. Рядом со мною на мгновение возник ЗВЕРЬ. Его шерсть стояла дыбом. Искры сыпались с неё какими-то странными, длинными вытянутыми каплями. Я отдал Собаке приказ исчезнуть, что бы не пугать лошадей. Он молниеносно подчинился.

— Все на коней и прочь отсюда! — заорал я. — Это приказ! Тех, кто его не выполнит, казню! Спасайте ГРАФИНЮ! Марш, марш, марш!

Я поймал за узду одного из наших Горных Жеребцов, мощно, одной рукой закинул на него девушку, которая успела одеть к этому времени лосины и лихорадочно барахталась в куртке, путаясь в её рукавах. Затем я бросил ей свой плащ, хлопнул коня по боку. Он оскалил зубы, дико заржал, сделал свечку, но ГРАФИНЯ умело удержалась в седле. Я ещё раз ударил Жеребца, и он стрелой поскакал подальше от озера в степь. Вслед за ним помчался мой конь, за ними устремились Гвардейцы.

Я торопливо оделся, удовлетворённо ощутил под кожаной тужуркой лёгкую, но надёжную и прочную кольчугу от мастеров Первой Горы, нацепил на пояс меч, взял в руку ПОСОХ, который слегка нагрелся. Я мгновенно и уже привычно напрягся, почувствовал лёгкую вибрацию РЕЛИКВИИ, так же мгновенно расслабился. Что же, — я готов! Поразвлечёмся, вспомним былое, разомнём слегка затёкшие мышцы. Тряхнём стариной! Это тебе не с пиратами воевать, Бессмертный!

Вопреки моему ожиданию небо не почернело до такой степени, как это бывало раньше перед ударами молний, ветер был достаточно сильным, но не ураганным. Проливной дождь на этот раз отсутствовал. Так, так… Судя по всему, молний ожидать сегодня мне не стоит. По всем признакам готовится нападение Ускоренных. У меня сразу же полегчало на душе. Жить стало лучше, жить стало веселее. Слава Богу!

Кстати, а сколько их там осталось, — Ускоренных, горемык этих, камикадзе наших доморощенных? В прошлый раз МАГИСТР утверждал, что я расправился с лучшими людьми. Каковы у них там критерии отбора? Возможно, есть лучшие. Их немного… Имеются, очевидно, хорошие или средние, назовём их так. Остаются ещё неплохие, которых, наверное, большинство. Сколько же их всего в наличии: десять, пятьдесят, сто? А может быть и тысяча? Впрочем, навряд ли. Ускоренные — товар эксклюзивный, штучный и дорогостоящий. Я так думаю. А может быть я и не прав. Кто знает, кто знает…

Как говорил ШЕВАЛЬЕ, мир всегда делится на тех, кто Первый, кто Второй и кто Третий. Я с ним в принципе согласен. По-моему, пропорция распределения способностей и ролей в этой жизни такова: 5 % — Отличники, 25 % — Хорошисты, 60 % — Троечники, ну и 10 % — двоечники. Примерно так, учитывая, конечно, определённую их ротацию. Это относится и к школьникам, и к спортсменам, и к лётчикам, и к плотникам, и к дворянам, и к крестьянам, и к знатным дамам, и к шлюхам, и к королям. Может быть, я и не прав. Каждый социум имеет свои особенности, каждая историческая и просто жизненная ситуация специфична и уникальна.

Я задумчиво посмотрел на небо. Оно пребывало пока в каком-то почти статическом состоянии. Ветер вдруг стих, серые тучи угрюмо и неподвижно повисли над землёй, воздух был плотен и тяжёл, но как бы в меру, не так, как в подобных случаях раньше. Странно, — что-то новенькое. Предисловие к интересному, динамичному и долгожданному роману оказалось несколько пространным, затяжным и довольно скучным. Я начал терять задор. Это плохо. Без задора — никуда и никак!

— ЗВЕРЬ!!! — неистово закричал я, взбадривая сам себя.

Он мгновенно оказался рядом, вопросительно посмотрел на меня. Искры уже не сыпались с его шерсти, Пёс был относительно спокоен. Странно, странно, неужели ложная тревога? Я вдруг испытал целую гамму чувств: лёгкое раздражение, облегчение и некоторое разочарование. Я ещё раз посмотрел в небо, лениво положил руку на ЭКСКАЛИБУР, огляделся вокруг, подошёл к воде, вопросительно наклонился над нею и вдруг увидел отражённый в озере кусок неба. Он стремительно чернел, имел странную воронкообразную конфигурацию.

— У, У, У!!! — страшно завыл ЗВЕРЬ.

Остывший, было, ПОСОХ мгновенно нагрелся, РЕЛИКВИЯ ощутимо завибрировала у меня на груди. С Пса посыпались искры, рождающие фонтанчики пара над посеревшей водой. Гигантская воронка, образованная по чьей-то злой воле в недоступной мне вышине, опустилась ниже облаков, потом на поверхности озера обозначился ослепляющий световой круг. Воронка раскрылась с каким-то чавкающим звуком, и из неё в водоём плюхнулось нечто утробно ревущее, огромное, могучее, чёрное, явно очень тяжёлое и чрезвычайно опасное.

Упавшее тело породило огромную для такого озера волну, которая окатила нас со ЗВЕРЕМ, сбила с ног и отбросила на пару шагов в сторону. Потом наступила тишина. Я с руганью поднялся, выплюнул попавшие в рот водоросли, тряхнул волосами. Рядом, в трёх шагах от меня, раздражённо рыкнул Пёс. Я недоумённо и вопросительно посмотрел на него, он на меня, потом мы обратили свои взоры на водную поверхность. Озеро вернулось в свои привычные границы, и было совершенно спокойным и неподвижным.

Ничто больше не тревожило его пасторальную гладь: ни ветер, ни дождь, ни насекомые, ни рыбы. Стояла полная тишина. Тучи понемногу рассеивались. Чёрная клубящаяся воронка в вышине бесследно исчезла, рассосалась, развеялась, словно её и не бывало. Видимо, на высоте происходило какое-то тайное и непонятное живущим внизу движение воздушных масс. Благодатный покой, воцарившиеся в мире, длились, впрочем, не очень долго, всего каких-то пять-семь секунд.

Глубина в озере была, очевидно, достаточно большой, так как то, что упало в него, не сразу всплыло на поверхность. Но вскоре вода в центре водоёма забурлила, вздыбилась, вспучилась и из неё, взлетев в пол роста над его поверхностью, появился… огромный медведь!

Я ожидал всего, но только не этого! Медведь был действительно огромен и страшен. Длина его мощного косматого туловища достигала не менее пяти— шести шагов в длину, внушительных размеров жёлтые клыки торчали из широко раскрытой пасти, толстые лапы, увенчанные большими кривыми когтями, были похожи на причудливые восточные кинжалы.

Зверь выглядел из-за своих гигантских размеров как-то неестественно, странно, словно был искусственно перенесён в действительность из какого-то старого, глупого, примитивного фантастического фильма. Он вдруг дико заревел, быстро поплыл к берегу, а потом на удивление шустро выпрыгнул на сушу. Мы со ЗВЕРЕМ застыли на месте, поражённые явлением такого монстра. Вот это да!

Медведь, не раздумывая, решительно и с ходу ринулся на нас. Среагировали мы со ЗВЕРЕМ мгновенно, оба одновременно ускорились, отпрыгнули в разные стороны. Пришелец проскочил вперёд, быстро развернулся и, не долго думая, решительно кинулся на меня. Он сделал гигантский прыжок. Я отбросил в сторону ПОСОХ, выхватил меч, ушёл вбок, перекувыркнулся и снова ускользнул от чудовища, который чуть не задел меня своей огромной лапой. Медведь молниеносно перекрутился в прыжке, тяжело упал спиной на песок, взревел, быстро вскочил на все четыре лапы и вновь стремительно бросился в мою сторону.

Вот это да! Вот это монстр! Ускоренный медведь, да ещё явно натасканный для охоты именно на меня! Ведь он не обращает никакого внимания на Пса, хотя должен был по всем законам живой природы в первую очередь напасть на него, на того, кто представляет в данной ситуации большую опасность. Это же надо такое придумать, да не только придумать, но и воплотить в жизнь! Ускоренный Медведь! Кто за этим стоит!? Что-то мне подсказывало, что МАГИСТР, навряд ли, а вот загадочный и зловещий КООРДИНАТОР, скорее всего. Кто же он такой, какую игру и ради чего ведёт!? А может быть, существует ещё какая-то неизвестная мне третья сила? Ладно, — всё потом, а сейчас надо что-то делать с этим чёртовым медведем!

В это время ЗВЕРЬ, ускорившись, бросился на косолапого, пролетел над ним, в прыжке мощно полосонул того лапой по спине. Из неё хлынула кровь, полетели клочья шерсти. Хищник яростно взревел, но не обратил на Пса никакого внимания и снова кинулся на меня. ЗВЕРЬ мгновенно оказался рядом, прыгнул, вцепился клыками намертво в переднюю лапу медведя, повис на ней, словно гигантская пиявка. Тот встал на задние лапы, ужасно заревел и мощно отбросил от себя Собаку на пару десятков шагов! Потом чудовище снова бросилось на меня.

«Вот это да! Вот это сила!», — совершенно искренне восхитился я, а затем, почти максимально ускорившись, подпрыгнул, пропуская медведя под собой, и, дико взвизгнув, изо всех сил полосонул его мечом по боку. Снова хлынула кровь, монстр взвыл, но, как ни в чём не бывало, мгновенно развернулся, ускорился, сделал очередной стремительный и гигантский прыжок в мою сторону.

Я лихо перекувыркнулся, ушёл от столкновения с чудовищем, но один из кончиков его когтей всё-таки задел мою правую ногу. Острая боль пронзила её. Длинная, глубокая и рваная рана обезобразила правое бедро, я с ужасом увидел в ней оголённую кость. Густо пошла кровь. Я заорал от нестерпимой боли, упал на песок.

О, как, ишь, ты, однако! Вот так! Получил оплеуху!? Что теперь скажешь!? Ещё один сильный и удачный удар лапой, не дай Бог, допустим, в грудь, в сердце или по голове, и прощай, — великий, непобедимый и, якобы, Бессмертный Император!

Я сконцентрировался, насколько это было возможно, страшно напрягся, преодолевая боль, поднялся с окровавленного песка, встал на одно колено, выставил меч вперёд. Рана сильно кровоточила, ужасно болела, но, тем не менее, стремительно затягивалась прямо на глазах. Да, восстанавливаюсь я с каждым разом всё быстрее и быстрее! Ну, ну, ещё немного времени, ещё чуть-чуть! Как же мне его сейчас, именно сейчас не хватает!

Медведь, тоже истекая кровью, но, тем не менее, двигаясь довольно быстро, с ужасным рёвом снова бросился на меня. Приближался он стремительно, я видел его глаза, налитые кровью и переполненные злобой. Моё сердце готово было вырваться из груди, паника решительно овладела всей моей сущностью. Кажется всё, — приплыли, или приехали!

Я сжал в руке мелко вибрирующую РЕЛИКВИЮ, попытался было сначала максимально расслабиться, а потом сосредоточиться как положено, но это у меня с первого раза не получилось. Нога страшно болела, дикое отчаяние и чувство безысходности безжалостно и мощно захлестнули меня. Ну же, ну же! Поможет ли мне РЕЛИКВИЯ? Небесные молнии — это одно, какой-то гигантский медведь — совершенно другое!

И в это время монстра что-то остановило. Он вдруг споткнулся на половине пути, с рёвом повалился на бок, как будто его очень сильно чем-то ударили, стал яростно махать лапами с ужасными когтями, как будто боролся с кем-то невидимым. А так оно и было!

ЗВЕРЬ осуществил свою испытанную метаморфозу, превратился в невидимку и дрался с медведем почти на равных. Невидимость против явно превосходящей его силы! Это давало Псу реальные шансы на успех! На туловище чудовища появлялись всё новые и новые раны, шерсть клочьями летела в разные стороны, земля обильно окрасилась кровью. Медведь недоумённо и обиженно взревел. Мой ЗВЕРЬ вновь и вновь безжалостно продолжал атаковал его.

Но, как ни странно, косолапый держался стойко и вполне достойно, сил почти не терял, довольно быстро размахивал во все стороны своими мощными лапами со страшными когтями, утробно и злобно рычал. Настроение у него было вполне оптимистическое и боевое. Несколько раз он, очевидно, всё-таки доставал ЗВЕРЯ когтями и клыками, пытался его подмять или разорвать, но тому всё было, как с гуся вода. Он снова и снова атаковал, на туловище монстра появлялись многочисленные свежие раны, которые, впрочем, как я заметил, довольно быстро затягивались. Монстр начал слабеть, но не такими темпами, как положено это обычному животному, что позволяло ему оказывать ЗВЕРЮ вполне эффективное и активное сопротивление.

Ускоренная регенерация творила чудеса. Это же надо так?! А собственно, что здесь удивительного? У медведя был организм, явно обладающий свойствами, подобными всем Ускоренным. Почему бы и нет? Человек и обезьяна, медведь и тигр, слон и бегемот. Чем мы отличаемся друг от друга? Имеются, конечно же, какие-то существенные и несущественные различия в строении тела. Размеры разные… У всех есть мозг, более или менее развитый… Внутренние органы почти одинаковые и выполняют одни и те же функции. По своей природе мы очень тесно связаны друг с другом. Класс млекопитающих… Или отряд? Или, вернее, класс позвоночных? Всё перемешалось в голове, чёрт возьми! Короче, если я и мой Пёс можем быть Ускоренными, то почему нельзя быть таковым медведю? Собственно, ЗВЕРЬ, скорее всего, не является животным в обычном понимании этого слова… Кто же он такой? Но не о том сейчас речь!

Данные хаотичные мысли мелькали в моей голове, пока я отдыхал и с интересом и тревогой наблюдал за схваткой. Надо что-то предпринять. ЗВЕРЬ-то выдержит в любой ситуации. Ничто ему на этом свете, очевидно, не страшно. Я ни разу не видел на его теле ран, в каких бы битвах он не принимал участие. Ему были не страшны ни мечи, ни копья, ни стрелы. То ли шкура у него такая, то ли, скорее всего, вокруг него каким-то образом образуется силовое поле, такое же, какое возникло благодаря РЕЛИКВИИ при последней атаке молний.

Конечно, возможности ЗВЕРЯ не идут ни в какое сравнение с возможностями этого загадочного предмета, покоящегося на моей шее. Пёс в одиночку молниям противостоять не может. Это ясно. Защита у него есть, но не такая, как у РЕЛИКВИИ. Ну, может быть не совсем такая, но всё-таки почти аналогичная ей. Как бы-то не было, а ЗВЕРЬ — идеальное оружие для убийства! В этом я сейчас убеждаюсь в очередной раз.

Но я-то, увы, — другой. Меня можно и ранить и даже убить. Что, если медведь всё-таки достанет меня своей лапой по голове, да снесёт её к чёртовой матери?! И вообще, как бы этому монстру не пришёл кто на помощь!? Я чувствовал, что данный вариант вполне возможен. Небо снова стало сереть, появился ветер, воздух слегка сгустился. Схватка явно затягивалась. Пора положить всему этому конец!

Может быть, применить ПОСОХ? Но он явно не был предназначен для борьбы с Ускоренными. Ну, изменю я пространство и время, ну, произойдут определённые явления и метаморфозы, переместимся мы, чёрт знает куда. А что дальше? Медведь то никуда от меня не денется! А если и денется, то не исчезну ли и я безвозвратно в каких-то загадочных далях, из которых нет пути назад? Нет, применять ПОСОХ не стоит! Я, к сожалению, так и не понял до конца всех его возможностей.

У меня, правда, есть ещё и РЕЛИКВИЯ. Я, вроде бы, сейчас почти пришёл в норму, более-менее успокоился, чувствую себя намного лучше, чем раньше. Ну, активизирую я ПУЛЬТ, а что дальше? Буду сидеть под энергетическим колпаком и наблюдать за резвящимся снаружи хищником до бесконечности? Глупое занятие. А пожрать, а попить, а в туалет сходить? Нет, — это не выход! Да и к тому же, каким комичным будет зрелище! Великий Император, трусливо укрывающийся от Небесного Медведя под каким-то магическим экраном! Жуть! Смех и грех! Что скажут обо мне мои подданные!? А они наверняка скоро сюда прибудут и вступят в решительный бой. И что же останется от моей армии после битвы с этим чёртовым монстром!?

Эх, как жалко, что я не знаю всех истинных возможностей этих двух загадочных предметов, — ПОСОХА и РЕЛИКВИИ! Может быть, сейчас достаточно шепнуть пару слов, сделать несколько пассов руками, направить ПОСОХ или РЕЛИКВИЮ на косолапого, да и растаял бы он в небытие, и забыл бы я о нём через несколько секунд! Вот только что это за слова, какие пассы следует совершить!? Ладно, надо немедленно что-то предпринимать и решать проблему. Рана моя практически зажила, затянулась. Боли я уже почти не испытывал. Силы с каждой секундой возвращались ко мне. Всё, хватит заниматься созерцанием, раздумьями и размышлениями. Пора действовать! Хирург идёт к пациенту! Господа! Але, — оп! Готовьте скальпели, ланцеты, бормашины, а лучше всего — топоры и пилы!

Я вскочил, отчаянно, дико и пронзительно заорал, крепко сжал ЭКСКАЛИБУР двумя руками. Потом я, неимоверно ускорившись, совершил стремительный и невероятно длинный двойной прыжок, взлетел над медведем и рубанул его мечом по толстой косматой шее изо всех сил. Эффект превзошёл все ожидания. Клинок вошёл в шею только до её половины, но, видимо, перерубил жизненно важные кровеносные сосуды, мускулы и сухожилия. Кровь хлынула фонтаном, окатив меня всего с ног до головы. Одна из ног медведя дёрнулась и всё-таки достала меня когтём. Он полосонул меня наискось по груди, животу и левому бедру. Кольчуга выдержала, но незащищённая нижняя часть тела была распорота, правда, лишь слегка.

Я снова дико заорал, перекрывая рёв хищника, и, максимально ускорившись и усилившись, крепко сжав рукоять меча двумя руками, нанёс монстру ещё один удар по шее. На этот раз меч перерубил шейные позвонки и отделил голову медведя от туловища. Он конвульсивно и судорожно дёрнулся в последний раз, а потом застыл без движения.

Я издал победный клич, поднял ЭКСКАЛИБУР к серому, начинающему чернеть небу, и проорал ему или ещё кому-то в очередной раз свой традиционный в таких случаях вопрос:

— Что, взяли!? — а потом, безумно расхохотавшись, добавил. — Педерасты паршивые!

Видимо, там, на небесах, на меня всерьёз обиделись, а скорее всего испугались, так как существа, сгущающие чёрные тучи, вдруг прекратили это безнадёжное и бесперспективное занятие, с досадой плюнули на меня сверху лёгким, прохладным и противным дождём, а потом уныло и разочарованно разошлись, кто куда. Очевидно, они пошли вынашивать какие-то другие, самые зловещие, коварные и неожиданные планы. Ну и плевать! До встречи, заоблачные вы мои! До новой встречи! Я готов сразиться и с огнедышащим драконом, и с гигантским змеем, и с саблезубым тигром, и с мамонтом! Мне на всё и всех наплевать, ибо я — могучий, непобедимый и Бессмертный Император!

Дождь вдруг усилился и стал холодным. Он решительно смыл с меня кровь и, выполнив эту чрезвычайно важную эстетическую миссию, вскоре прекратился. Затем подул мощный ветер, который, подобно голодному волку, ожесточённо и зло разогнал облака, как стадо баранов, в разные стороны. Небо снова стало голубым, непорочным и прозрачным. Озеро было тихим, безмятежным и, как мне показалось, слегка печальным. Какая, однако, идиллия!

Рядом со мною материализовался ЗВЕРЬ. Шерсть его, к моему удивлению, была довольно мокрой. Он, как заправская собака, мощно встряхнулся, обильно окатив меня влагой, глухо рыкнул. Я счастливо и облегчённо рассмеялся, потрепал его по шее. Он удивлённо выпучил жёлтые глаза, ещё раз то ли рыкнул, то ли хрюкнул. Я снова громко засмеялся. Старый добрый ритуал! Как же я обожаю его!

— Будем жить, мой верный Пёс! — радостно произнёс я, глядя на приближающийся ко мне большой конский отряд, который возглавляла ГРАФИНЯ.

Горный Жеребец нёс её стремительно и легко. Волосы девушки и грива коня развевались на ветру, сливаясь друг с другом в одном порыве. Ах, моя несравненная и прекрасная! Что за женщина! Какая прелесть! Плевать на всё! Бог с нею, с моей несчастной памятью, с этими Островами, Ускоренными, Магистрами, молниями, медведями, замками, галерами и пиратами! Лебёдушка моя! Чудо моё! Это удивительное существо всего указанного вполне стоит! Жизнь прекрасна, если её озаряет и согревает такая женщина! Ах, какая, однако, женщина!!!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Резкий, порывистый и злобный ветер швырял в меня отвратительный мелкий и колкий снег, который безжалостно жалил лицо, заставляя жмурить глаза и задерживать дыхание. Однако, какая же мерзость, — этот снег! Как я ненавижу зиму! Если бы кто знал, как ненавижу!

Да, я сделал большую ошибку, не надев шлем с забралом. Собственно, и забрало в такой ситуации, наверное, не сильно бы помогло. Ведь в нём имеются щели, а этот стремительно летящий, серый, ледяной, жалящий гнус проникнет всюду и везде, куда захочет. Господи, как же я не люблю зиму! С другой стороны, как сказал Александр Сергеевич: «Мороз и солнце, день чудесный!».

Но это сказано совсем о другой погоде! Чёрт с ним, пусть будет мороз, но при ясном голубом небе, при полном отсутствии ветра, при глубоких и мягких, белоснежных сугробах. Красота, лепота… Можно хотя бы покататься на лыжах, на санках, на коньках, или на снегоходе, поиграть в снежки, плюхнуться в глубокий сугроб или ледяную прорубь, выскочив из раскалённой парилки. Снегоход, снегоход… Что это такое? Ах, да… Снегоход, парилка, баня… Вспомнил!

А здесь, в Центральной Провинции Первого Острова, где я сейчас нахожусь, какие могут быть лыжи и санки!? Бешеный ветер, при котором даже слабенький мороз приобретает особую, мистическую, мерзкую и промозглую силу. Мутное и тяжёлое небо, давящее на голову. Чёрная и голая земля, по которой хаотично мечется снежная крупа. Ни одной яркой краски. Ни одной яркой мысли в мозгу. Кругом и внутри меня всё серо, противно и зябко…

По природе своей я ненавижу холод. Мне ненавистна любая температура, опускающаяся ниже нуля градусов. Что уж здесь поделать, я таков, каков есть! С другой стороны я помню, что достаточно долгое время проживал в местах, где были довольно суровые зимы. Из глубин моей всё более проясняющейся памяти всплывали на поверхность сознания воспоминания, ранее, казалось бы, безнадёжно забытые и утраченные.

Вот, я стою на высокой белой сопке. Передо мною расстилается необозримая, почти безмолвная заснеженная тайга: деревья, закованные в хрусталь, яркие пятна рябины и шиповника на снегу, неподвижный звонкий воздух, высокое прозрачно-голубое небо без единого облачка, слепящее холодное солнце. Хруст снежного наста под ногами. Ах, как было хорошо! Боже, как хорошо, покойно и благостно было! Жизнь только начиналась! Ах, куда уходят наши лучшие дни, где бесследно исчезают наши мечты и потаённые желания!?

— Ваше Величество, может быть пора!? — прервал мои благостные размышления бодрый и весёлый голос ШЕВАЛЬЕ.

Я поморщился, попытался напоследок уцепиться за краешек ускользающих воспоминаний, но у меня ничего не получилось. Боже, как я ненавижу войну! Хочу к морю, хочу на юг. Как ты там сейчас поживаешь, моё тихое, томное и бездонное Тёмное Озеро с тяжёлой прозрачной водой, с обрамляющими тебя горами, хаотично расцвеченными всеми существующими на свете красками затянувшейся осени!?

— Рано, рано… Нам-то спешить некуда, потянем время, — мрачно пробормотал я. — С другой стороны, не век же торчать на этом ветру. Я считаю, что скоро всё начнётся. «А, вообще», — подумал я про себя. — «Какого чёрта воевать в таких отвратительных погодных условиях!? Ненавижу зиму, ненавижу ветер и снег! Но ничего не поделаешь, приходится…».

— Сир, какая, однако, мерзкая погода! — с ненавистью в голосе произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Да, вы правы. Одно утешает в этой ситуации. На смену морозу придёт оттепель, на смену зиме — весна. Погода изменчива и подчас непредсказуема, как юная ветреная девушка, полная надежд и сладких ожиданий. Но позитив в её настроении всегда преобладает над негативом. Война же подобна мрачной сумасшедшей старухе, которой уже давно всё равно, но она по привычке топчет и топчет эту землю, собирает зачем-то совершенно ненужный хлам по помойкам, ворчит, кряхтит, и стелется за ней шлейф злобы, ненависти и отчаяния. И ничего не меняется в её судьбе до самой смерти. Зачем ей такая жизнь, к чему?

— Как образно, Сир!

— Да, однако, какое поганое у меня настроение сегодня! Ладно, вернёмся к теме дня, — я, щурясь, бросил взгляд вперёд.

На простирающемся передо мною сером заснеженном поле, подпираемом густым и мрачным лесом, монолитно и сурово застыли войска РЕГЕНТА. Тяжёлая пехота, никакой кавалерии. Её, при наличии у меня ЗВЕРЯ, не имело особого смысла использовать. Но и без неё армия РЕГЕНТА представляла собою довольно серьёзную силу: тысяч семь, а то и больше, закованных в броню пехотинцев, да пять-шесть сотен арбалетчиков и лучников. Остатки сладки…

У противника было некоторое численное преимущество. На этом поле я собрал под свои знамёна войско из семи тысяч человек: пять тысяч пехотинцев, тысяча славных лучников, пятьсот тяжёлых конников и пятьсот доблестных Гвардейцев, которые также были на лошадях. Тяжёлую конницу заблаговременно я отвёл назад к недалёкому, угрюмо чернеющему за моей спиной, лесу. Гвардия, как всегда, выстроилась в пять шеренг за моей спиной. Своих коней Гвардейцы, на всякий случай, от греха подальше, также отвели в лес. ЗВЕРЬ, однако…

Моя пехота, выстроенная в стройный боевой порядок, располагалась примерно в ста шагах от противника. За нею находились лучники.

— Где же ГРАФ? — задал я риторический вопрос в пространство.

— Должен вот-вот подойти, Сир, — ответил ШЕВАЛЬЕ. — Взятие Столицы Первого Острова несколько затянулось и стоило нам немалых жертв. По моим сведениям, ГРАФ находится на марше.

— Что-то слишком долго он марширует, — с досадой произнёс я. — Эх, если бы он подошёл именно сейчас, то мы могли бы избежать сражения. Так не хочется убивать своих будущих подданных!

— Сир, извините, что вмешиваюсь, но давайте всё-таки подождём, — раздался за моей спиной возбуждённый голос ПОЭТА.

— О, вития вы наш, вы как всегда в первых рядах? — удивился я.

— Сир, мои обязательства перед вечностью ещё никто не отменял! — с пафосом произнёс ПОЭТ.

Мы с ШЕВАЛЬЕ весело, но несколько нервно рассмеялись.

— Неплохо сказано, — произнёс я.

— Что нового вы написали? — насмешливо спросил ШЕВАЛЬЕ. — Что-нибудь достойное вечности на сей момент у вас имеется?

— Хотите, смейтесь, хотите, нет, но сегодня утром я закончил небольшую поэму. Мне кажется, она довольно неплоха, — с задором ответил ПОЭТ.

— И как же называется поэма, о чём она? — заинтересованно промолвил я.

— «Битва с Небесным Медведем»! Вот как она называется, Сир, — весело сказал ПОЭТ и с усмешкой посмотрел на ШЕВАЛЬЕ.

— Бог ты мой, ну вы и даёте! — удивился я. — Как можно на основе скоротечной схватки создать целую поэму?

— Ваше Величество, извините, но каждому своё… Вы воюете и правите Империей, а я занимаюсь творчеством! Это несколько разные вещи, — с некоторым вызовом произнёс ПОЭТ.

— К войне и правлению следует также подходить творчески, собственно как и ко всему остальному в нашей жизни, — усмехнулся я. — Да ладно, совсем не то сейчас время и не то место, чтобы вести философские диспуты.

— Сир, время пока нам это позволяет, — возбуждённо произнёс ПОЭТ. — Когда, как не перед лицом смерти, размышлять о тайнах бытия!?

— О, как, ишь, ты, однако! — засмеялся я. — Ну, вы даёте! Согласитесь, что после того, как я сделал вас Придворным Поэтом и Летописцем, вы значительно повысили свой интеллектуальный уровень.

— Сир, этот самый уровень у меня был и ранее, и остаётся он всегда неизменным, — бодро сказал ПОЭТ. — Просто присутствие рядом с Вами значительно отточило его. Это как карандаш: вот он лежит перед нами на столе, — не заточенный, нейтральный, никакой. В нём таятся определённые возможности, но они до поры до времени не реализуются. Подошёл к столу человек, взял карандаш, заточил его и написал гениальную поэму, ну, или хотя бы обычное письмо к другу, или составил смету на строительство дома или крепости. Вот и проявилась заложенная в карандаше суть.

— Ну, вы и завернули, — засмеялся я. — Так значит, я являюсь тем самым точильщиком? Ай, да плут, ай, да льстец! Смотрите, не превратитесь из талантливого поэта в ловкого царедворца! Их вокруг меня с каждым днём всё больше и больше, а вот способных творческих людей что-то не прибавляется. А вообще, если всё сегодня обойдётся, то, пожалуй, дарую я вам дворянство! Пора, пора. Как-то неудобно, — вокруг одни бароны, маркизы, да графы, а Придворный Поэт и Летописец — простолюдин! Нехорошо это! Очень нехорошо!

Лицо ПОЭТА после этих слов порозовело, глаза засверкали.

— Сир, благодарю Вас за оказываемую мне честь, буду служить Вам верой и правдой!

— «Служить бы рад, прислуживаться тошно», — усмехнулся я.

— Сир, неужели снова Сократ? — не выдержал ШЕВАЛЬЕ.

— Я уже как-то кое-кого предупреждал о том, чтобы при мне это имя больше не упоминалось! — раздражённо произнёс я. — О, сколько ещё мудрецов, кроме него, существовало и существует на этом свете! Кстати, у Сократа был один ученик. Звали его Платоном, ну, или Аристоклом. Так вот, возвращаясь к вопросу о творчестве… Он как-то сказал: «Творчество — это всё, что вызывает переход из небытия в бытие». Как вам эта несомненно гениальная фраза?! Очень интересная мысль. Но пока закончим нашу беседу. Кажется, начинается то, что рано или поздно должно было произойти и случиться. Увы, увы…

В стане врага наметилось какое-то движение. Раздался трубный глас боевого рога, пехота зашевелилась, её ряды заколыхались, а затем двинулись вперёд, сомкнув щиты и выставив перед собою длинные копья. Земля слегка задрожала под ногами тысяч воинов.

— Сударь, — невозмутимо обратился я к встревоженному ПОЭТУ. — Не изволите ли прочитать нам хотя бы пару строк из вашей последней Поэмы? Для поднятия боевого духа, так сказать…

— С удовольствием, Сир! Вот, послушайте:

— Сир! — ШЕВАЛЬЕ решительно прервал ПОЭТА, и я, к сожалению, не смог узнать, что произошло в тот сокровенный миг. — Надо действовать!

— Ну, так действуйте, — спокойно сказал я. — У меня лично после прочтения поэмы боевой дух поднят. Как у вас?

— Я горю жаждой битвы, Сир!

— Так вперёд, вперёд!

ШЕВАЛЬЕ с Баронами бросились к нашему войску, на ходу отдавая приказы. Я невозмутимо стоял на холме и спокойно наблюдал за происходящим. Гвардия за моей спиной мрачно и безмолвно следовала моему примеру.

— Сударь, неплохо! Весьма неплохо, — я покровительственно потрепал ПОЭТА по плечу. — Мне особенно понравилось: «Но Император, — фаворит НЕБЕС!». Превосходно! Ладно, прочитаете эту Поэму нам с ГРАФИНЕЙ попозже, а сейчас займёмся сражением. Всему своё время, знаете ли…

Лучники и арбалетчики врага выпустили рой стрел. Они достигли наших рядов, но, из-за разделяющего противников значительного расстояния и поднятых щитов, почти не причинили нам никакого урона. «Теперь пора и нам, что там ШЕВАЛЬЕ медлит?!» — нервно подумал я.

Словно услышав мои мысли, наши славные лучники, выстроившиеся за пехотой в несколько длинных рядов, спустили тетивы. Смертоносная туча, состоящая из тысячи стрел, обрушилась на неприятеля. Эффект был впечатляющим. Шеренги врага потеряли стройность и заметно поредели, но не до такой степени, как мне бы хотелось. Всё-таки, тяжёлая пехота, есть тяжёлая пехота!

Наши лучники, пристреливаясь, сделали ещё один залп, а потом стали стрелять почти беспрерывно. Послав стрелы во врага, первый ряд быстро приседал на одно колено, перезаряжая луки, второй, отстрелявшись, также опускался на землю, за ним следовали третий, четвёртый и пятый ряды. Всё повторялось снова, снова и снова, словно алые волны перекатывались по заснеженному полю. Ах, молодцы, как я правильно сделал, что столько времени и внимания уделял лучникам! Как, однако, работают ребята!

Численное превосходство врага с каждым его шагом всё сокращалось и сокращалось. Вот-вот противник перейдёт на бег. Пришла и моя пора!

— Коня! — закричал я.

Два Гвардейца быстро подвели ко мне могучего Горного Жеребца. Он храпел, легко и нервно пританцовывал, хотя и был закован в довольно тяжёлую броню. Я мгновенно оказался в седле, пустил коня в бешеный галоп. Ветер засвистел в ушах, алый плащ тяжело забился за моей спиной. Я ворвался в заблаговременно оставленный для меня коридор между шеренгами воинов, преодолел его за считанные секунды и вырвался на стратегический простор.

Противник находился уже в пятидесяти шагах от нас. Я услышал громкий лязг доспехов, топот тысяч ног, громкие команды, вопли. Несколько стрел ударили в мои латы, отлетели от них, не причинив вреда.

— ЗВЕРЬ!!! — заорал я изо всех сил, хотя этого было делать и не обязательно.

Пёс материализовался в нескольких шагах впереди меня, пыхнул паром, издал свой жуткий коронный рёв, понёсся по полю, сделал несколько огромных заключительных прыжков в сторону врага, в полёте снова заревел и тяжело врезался в ряды неприятеля. Выставленные вперёд копья, конечно же, не помогли. Они сломались, как спички. ЗВЕРЬ стал бешено и неуклонно пожинать свою кровавую жатву.

О, как я обожаю это волнующее и сладкое словосочетание: «Пожинать кровавую жатву!». Сколько в нём мощи, трагизма, силы и поэтики! Как, однако, оно тревожит душу и будоражит воображение!

И так, ЗВЕРЬ начал бой. Он периодически исчезал в одном месте и неожиданно появлялся в другом, ускоряясь, совершал гигантские прыжки вверх, а потом обрушивался на врага вниз, рвал, терзал, кусал, грыз, сбивал с ног, подминал под себя. Поле окрасилось долгожданной кровью, которая смягчила постылые серые краски, переполняющие мир.

— Империя или смерть!!! — заорал я, бесстрашно гарцуя на Жеребце с высоко поднятым мечом.

— Империя или смерть!!! — вторили мне тысячи глоток.

Я некоторое время с удовольствием наблюдал за ужасным и завораживающим зрелищем, в котором главным актёром являлся ЗВЕРЬ… Потом я развернул коня и под градом стрел, которыми осыпали меня вражеские воины, стремительно пролетел коридор между нашими шеренгами. Они сразу же тяжело сомкнулись вслед за мною, превратив временно разрозненную воинскую массу в сплошной стальной монолит. Я быстро доскакал до холма, спешился, посмотрел на поле битвы.

Ряды противника, которые до недавнего времени казались надёжными, сплочёнными и нерушимыми, потеряли свою стройность. Движение войска замедлилось. Оно безжалостно выкашивалось ЗВЕРЕМ, который хаотично метался среди людской массы, оставляя в ней кровавые проплешины. Но, всё-таки, неприятель пока держался. Вражеских воинов оставалось ещё достаточно много. Видимо, неприятель заблаговременно подготовился к встрече с грозным, но вполне ожидаемым и известным всем противником.

Я заметил, что на ЗВЕРЯ периодически набрасывались сети, которые он пока легко, но иногда и с видимым трудом рвал. Мелькали, закручиваясь, какие-то длинные толстые верёвки или что-то в этом духе. «Кнуты! — догадался я. — Как же они называются!? Опоясывающие кнуты!».

Наши лучники продолжали безжалостно выкашивать вражеских солдат, не обращая внимания на ЗВЕРЯ. Что ему какие-то стрелы! В свою очередь неприятельские стрелки также причиняли нам определённый урон. Я увидел, что Пёс на какое-то время скрылся, потерялся в массе копошащихся над ним тел. На него, очевидно, накинули несколько прочных сетей и задавили массой, так как его совершенно не было видно.

Создавшаяся вокруг ЗВЕРЯ куча мала, постепенно как бы отделилась от основных войск. Они снова стала обретать определённую целостность и приводить себя в порядок. Зазвучали отрывистые команды, послышались свистки, раздался звук труб. Стрелы с нашей и вражеской сторон стали летать всё реже, так как, видимо, запас их был почти исчерпан. Колонны противника, значительно поредевшие и ослабевшие, всё-таки кое-как приведя себя в относительный порядок, снова двинулись вперёд, оставив позади сотню воинов, лихорадочно копошащихся вокруг ЗВЕРЯ. «Ну что же, может быть это и к лучшему, — спокойно подумал я. — Пусть повозятся с Псом, всё равно ничего ему не сделают, а мы пока разберёмся с остальным воинством».

Раздался громкий звук трубы с нашей стороны. Мои бойцы, не сдвинувшись с места ни на шаг, выставили перед собою копья, прикрылись щитами, готовясь к встрече с врагом. Первая наступающая волна погибла, беспомощно разбившись о монолит нашего войска, вторая и третья шеренги беспорядочно просочились во внутрь, но были успешно истреблены, а потом наши пехотинцы пошли вперёд.

Со стороны казалось, что какая-то гигантская фантастическая амёба, имеющая прямоугольную форму и алый цвет, жадно и безжалостно пожирает всё, встречающееся ей на пути. Войска неприятеля некоторое время ожесточённо сопротивлялись. Но потом они медленно и тяжело стали отходить назад, а через пару-тройку трагических секунд превратились в хаотичную и паническую толпу, которая обратилась в беспорядочное бегство. Ну что же, Император, с очередной великой победой тебя!

Неожиданно я увидел рядом с собою ПОЭТА. Он выглядел совершенно безумным: волосы его развевались на ветру, лицо было бледнее падавшего на него снега, глаза пылали каким-то дьявольским огнём. Ветер в это время усилился, снежная крупа безжалостно стегала ПОЭТА по лицу, залепляла ему глаза, забивала нос и рот, но губы Летописца бешено шевелились, и я с удивлением услышал Марш Императорской Гвардии.

Я захохотал, вскочил на коня и крикнул ШЕВАЛЬЕ, неожиданно вынырнувшему из беспощадно сгущающейся снежной пелены:

— Конницу вперёд, Гвардию не трогать!

Я поднял Горного Жеребца на дыбы, послал в гущу отдаляющейся битвы мысленный приказ: «ЗВЕРЬ, замри!». Ответ я услышал незамедлительно. Был он чётким, ясным и спокойным. Я довольно улыбнулся и крикнул ПОЭТУ:

— Ну, как вам эта славная битва, мой друг!? Надеюсь, вы не жалеете, что встретили меня на своём пути, вернее, что я повстречал вас на своём!? У вас столько новых впечатлений, эмоций! Где бы и с кем бы вы их ещё получили, если не со мной!?

— Сир, если бы того дерева не было, то его надо было бы выдумать! — весело и восторженно закричал ПОЭТ. — Да здравствует Император, гроза пиратов, покоритель молний и победитель Небесного Медведя! Аллилуйя!

— Мне нравится ход ваших мыслей! — громко и беззаботно рассмеялся я. — За несомненные заслуги перед Короной посвящаю вас в Рыцари, мой друг. Церемонию проведём завтра. Готовьтесь… Только прошу вас, не напейтесь раньше положенного времени! Мне ещё понадобятся умные и дееспособные собутыльники, готовые поддержать добрую дружескую беседу хотя бы до полуночи. До встречи!

Я решительно послал коня галопом в сторону затухающей битвы или, вернее, побоища. Вперёд, Император, вперёд!

На следующее утро снег и ветер прекратились. Серые тяжёлые облака и снежное марево, — эта бесконечная жвачка, пережёвываемая мрачным и заторможенным небом, наконец, подошла к концу. Её остатки были перехвачены и безжалостно и беспощадно проглочены не по-зимнему тёплым и ярким солнцем, которое быстро превратило тонкое снежное шершавое одеяло в хаотично и небрежно разбросанные там и сям лоскуты грязи. Синее, синее, синее небо было великолепным! Оно радовало глаз, поднимало настроение, давало повод для оптимизма. Да и не только оно одно! Победа! Вот вечное и лучшее средство для создания отличного настроения!

Вечером после торжественной церемонии посвящения ПОЭТА в Рыцари состоялся праздничный ужин, на котором присутствовали все мои ближайшие соратники. Праздник проходил в одном из только что завоёванных мною замков. Именно «завоёванных», а не захваченных. В этом есть определённая разница.

Вообще-то поход на Север дался мне сравнительно легко, без лишних жертв. Почти все южные и часть центральных Провинций добровольно признали мою власть. Дворяне в подавляющем большинстве своём без принуждения и с определённым облегчением приносили мне Присягу на верность. Вот что значит королевская кровь! Ну, королевская или не королевская, кто его знает?! Но, АНТР, есть АНТР! Он всегда при мне и служит самым весомым доказательством моего, можно сказать, Божественного происхождения!

Кое-кто из ближайших соратников РЕГЕНТА пытался сопротивляться, но я решительно и довольно жестоко, даже для самого себя, подавил эти попытки. Состоялось несколько небольших сражений, я быстро взял штурмом пяток сопротивляющихся замков, понеся при этом минимальные потери. Всё это время мне навстречу победоносно двигался с Севера мой доблестный Маршал, ГРАФ Третьей Провинции Второго Острова. Довольно основательно завяз он только на осаде Столицы Первого Острова, вернее, её цитадели, расположенной около полуразрушенной Столицы.

В отличии от большинства разрушенных столичных зданий, в том числе и Королевского дворца, крепость совершенно не пострадала от удара роковой молнии. Во время подхода Имперских войск в ней находился довольно большой гарнизон, который неожиданно оказал ГРАФУ ожесточённое сопротивление. Остатки перегруппировывающейся армии РЕГЕНТА, отошедшие на Юг, были встречены мною на так называемом Мёртвом Поле, где и произошла решающая и знаменательная битва. Я победил безоговорочно и окончательно. Первый Остров, слава Богу, стал моим!

Теперь надо будет сконцентрировать все силы и отправляться на Второй Остров. Мне до сих пор не было известно, как на нём обстоят дела. Посланные туда разведчики не возвращались, какие-либо корабли от туда не приплывали вот уже больше месяца. Видимо, морская блокада, созданная пиратами, действовала очень эффективно. О Третьем Острове я, как всегда, пока старался не думать. «Есть ещё у нас дома дела!». Эх, где же находится мой дом? Мой старый, милый, добрый дом…

Поздний ужин, посвящённый новоявленному дворянину, то бишь, ПОЭТУ, прошёл весело, беспечно и шумно. Как часто это бывает, он плавно перешёл в томный и задумчивый завтрак. К этому времени в замок, наконец, прибыл ГРАФ со своими приближёнными, что дало народу новый заряд бодрости и стимулировало продолжение веселья.

Стол ломился от разнообразных блюд. Вино, пиво, Можжевеловка, Ежевичная Настойка и другие напитки лились рекой. Тосты следовали один за другим. Дамы кокетничали и флиртовали, кавалеры сыпали комплиментами, много и довольно удачно шутили, словом, все были в ударе. Я даже отважился станцевать с ГРАФИНЕЙ два медленных танца, за что получил от неё целый град страстных и пылких поцелуев.

ПОЭТ сначала был крайне возбуждён, радостен и весел. Он прочитал всем присутствующим Поэму «Битва с Небесным Медведем», вызвав шквал аплодисментов, и исполнив пару отрывков на бис, потом продекламировал «Балладу о БУЦЕФАЛЕ», в ходе чтения которой я даже всплакнул. Как там: «О, БУЦЕФАЛ, могучий Жеребец! Не ведает он страха и сомненья!». Неплохо, очень неплохо!

К концу вечера ПОЭТ вдруг стал задумчив и печален. Уставившись в окно, он грустно сидел один за столом, заставленным многочисленными бутылками. ГРАФИНЯ с моего молчаливого и покровительственного согласия почти полностью переключила своё внимание на него, всячески опекала и веселила славного Придворного Летописца. Наконец, почти все гости разошлись. В маленьком зале остались только я, ГРАФИНЯ, ГРАФ, ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ. Старая, тёплая, добрая, спаянная и спитая компания.

За узким решётчатым окном царствовала так любимая мною зимняя сумеречная пастель. Правда была она почти без снега, но от этого не теряла своей вечной прелести и магнетизма. Лёгкий морозец за стенами замка заставлял нас подкидывать поленья в камин, который урчал о чём-то о своём неторопливо и меланхолично. На столе в трёх канделябрах медленно и томно горели свечи. Их пламя, никем и ничем не тревожимое, было почти неподвижно. Ах, как покойно и хорошо!

ГРАФИНЯ, словно хищная и опасная дикая кошка, уставшая от превратностей беспокойной, полной перипетий и опасностей лесной жизни, будучи прирученной и сытой, беспечно мурлыкала на моём плече. ШЕВАЛЬЕ задумчиво цедил красное густое вино из высокого хрустального бокала, ПОЭТ также задумчиво отхлёбывал коричневую, чуть мутноватую Ежевичную Настойку из такого же бокала. ГРАФ, видимо, уставший от дороги, тихо задремал перед камином в глубоком кресле. Да, что значит возраст… Все расслабленно молчали.

Наконец ПОЭТ негромко и грустно произнёс:

— Вы знаете, Ваше Величество, никак не могу привыкнуть к перипетиям жизни вообще и судьбы каждого отдельного человека в частности.

— О чём это вы, мой друг?

ПОЭТ резко встал, нервно заходил по залу. Пламя свечей испуганно и хаотично заметалось, ГРАФИНЯ встрепенулась и открыла свои чудесные миндалевидные глазки. ШЕВАЛЬЕ ухмыльнулся и сделал большой глоток из бокала с вином.

— Боже мой, Сир! Сколько же самых разнообразных событий приключилось со мною за какие-то три месяца! Разве мог я подумать, входя в тот памятный вечер в спальню Маркизы Пятой Провинции, что в моей дальнейшей жизни произойдёт такое!? Уму непостижимо!

— Ну-ка, ну-ка, а с этого момента, пожалуйста, поподробнее! — поудобнее устраиваясь в своём кресле, хищно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— А что поподробнее!? — покраснев, раздражённо и громко сказал ПОЭТ. — Да, был грех, каюсь, совратил я прекрасную и юную Маркизу. А если быть точным и объективным, то не я, а она меня совратила и очень лихо и окончательно развратила!? Какая фантастическая женщина, какая изысканная и изобретательная стерва! Я в этой глупой истории со всех сторон являюсь не злодеем, а жертвой. Да, да! Именно жертвой, и никак иначе!

— Сударь, а кто же вас всё-таки подвесил на то, уже ставшее культовым, дерево? — хихикнула ГРАФИНЯ.

— Ваше Сиятельство, ну вы же сами знаете ответ на этот вопрос, — пробурчал ПОЭТ.

— Значит, это сделал Маркиз, — констатировал ШЕВАЛЬЕ. — Кстати, вы в курсе, что сейчас уже можете вызвать его на дуэль?

— Об этом я и не подумал! — загорелись каким-то кровожадным светом глаза у ПОЭТА, но потом они быстро потухли. — Собственно, какая дуэль? Маркиз за минуту сделает из меня дуршлаг или шницель. А главное заключается в том, что я был неправ! Виноват, каюсь, при удобном случае попрошу у Маркиза прощения.

— Молодец, умница! — прогудел я. — Вижу перед собой настоящего дворянина, а не какого-то финтифлюшку!

— Сир, ну Вы и сказанули, однако!? — искренне восхитилась ГРАФИНЯ. — И что же это такое? Финтифлюшка… Надо же!

— Чёрт его знает… Финтифлюшка она и есть финтифлюшка. Безделица, пустяк… Что здесь разъяснять, разве не понятно? А откуда у вас появилось это слово — «сказанули»?

— Да так, Сир, как-то случайно вырвалось. От кого-то недавно услышала… Кажется, от Вас.

— Вот и будете вы «финтифлюшкой», если станете произносить такие слова, понятно?

— Не совсем, Сир. Но Бог с ней, с финтифлюшкой, — ГРАФИНЯ лениво и неторопливо встала, плавно и грациозно потянулась, тряхнула роскошными волосами, посмотрела изумрудно и широко мне прямо в глаза, прищурилась лукаво, улыбнулась.

Я почувствовал внутри себя какую-то странную, волнующую и томную дрожь, не испытанную мною доселе. Голова слегка закружилась, глаза затуманились. Меня охватило новое, завораживающее и неизведанное ранее чувство. Это не было простое физиологическое, сексуальное влечение, желание. Я испытывал нечто иное. Боже мой, откуда на мою голову свалилось это загадочное существо, кем оно является, то ли бесом, то ли ангелом!?

— Сударь, — сказал я, обращаясь к ПОЭТУ. — Как вы считаете, женщина — это человек?

— Ни в коем случае, Сир, — немедленно ответил тот.

ШЕВАЛЬЕ захохотал, хлебнул ещё один глоток вина, внимательно посмотрел на новоявленного дворянина, насмешливо спросил у него:

— И на чём же основывается ваше умозаключение?

— Да ни на чём, — весело ответил ПОЭТ. — Я интуитивно чувствую, что женщины — это существа иного, высшего порядка. Нам их ещё разгадывать, да разгадывать, понимать да понимать. Ста жизней не хватит! А вообще, делятся они или на ангелов или на бесов.

— А среднего разве не бывает? — вздрогнув, спросил я.

— Бывает, но это уже не женщина, Сир.

Все некоторое время обдумывали и переваривали эту довольно парадоксальную и спорную мысль. ГРАФИНЯ улыбнулась, молча подошла к столу, решительно и смело налила в бокал добрую порцию Можжевеловки и весело сказала:

— Разрешите произнести тост, Сир!?

— Вам, как и всем присутствующим в этом зале, я позволяю почти всё, даже больше. Дерзайте!

— Сир, а вот эта Ваша фраза — «почти всё» по отношению ко мне, что это значит? — живо спросила ГРАФИНЯ.

— Я уже неоднократно повторял, что никому и никогда не прощу предательства. Как вам, так и всем здесь присутствующим, милая. Всё остальное, ради Бога, — весело и легко ответил я. — Делайте всё, что хотите! Можете вот прямо сейчас сесть мне на голову, вытереть о меня ноги, поддать ногой под зад. Разрешаю!

— А измену? Простите ли Вы измену, Сир? — спросила девушка, а потом досадливо поморщилась. — Дура! Измена — это всего лишь одна из ипостасей или форм предательства. Глупый вопрос…

— Вот за что люблю тебя, так это за самокритичность, — радостно произнёс я, вставая и обнимая ГРАФИНЮ. — Да, кстати, а ПОЭТУ и ШЕВАЛЬЕ я не смогу простить ещё кое-чего!

— И чего же именно? — недоумённо и настороженно спросили у меня почти одновременно молодые люди.

Я подошёл к ПОЭТУ и пристально посмотрел ему в глаза.

— Вам я никогда не прощу неискренности и бездарности в творчестве, если таковые качества вдруг каким-то образом проявятся.

— Это невозможно, Сир! Я лучше умру!

— Само собой, конечно же, умрёте, но попозже, — жёстко сказал я. — А ну-ка, давайте проверим вашу реакцию, как творческой личности, на неожиданную ситуацию. Навскидку, влёт! Вот эта ситуация… Встаёте вы ранним, мерзким, слякотным и серым утром. Испытываете при этом тяжёлое похмелье. У вас трещит голова, мучает страшная жажда. Смотрите вы на этот мрачный и тусклый мир такими же тусклыми глазёнками, а тут, как тут, — из-за угла я с листком бумаги. Ну-ка, напиши, писака, что-нибудь этакое неординарное, талантливое. Ну, слабо? Вот вам ситуация, вот лист бумаги. Ну, сварганьте что-то такое, пусть не гениальное, но именно интересное и оригинальное. Ну-ка! Всего одно четверостишие, выражающее настроение! Именно его!

ПОЭТ поморщился, потом усмехнулся, опрокинул в себя бокал с Ежевичной Настойкой, взял бумагу, сосредоточился, некоторое время подумал и что-то накарябал на листике.

ГРАФИНЯ живо подскочила к столу, выхватила бумагу из рук ПОЭТА и прочитала следующее:

Я усмехнулся, слегка хлопнул ПОЭТА по плечу и сказал:

— Вот почему тебя, пьяницу, бабника и истерика до сих пор и терплю. Талант не пропьёшь, как бы не говорили об обратном всякие бездарные идиоты. У них в основной массе не только нет намёка на талант, но и более-менее приличных способностей днём с огнём не сыщешь! Но зато как они любят рассуждать со знанием дела о высших материях, о творчестве, кого-то обсуждать, учить и критиковать! Хлебом не корми!

— Сир, а я? — нервно вмешался ШЕВАЛЬЕ.

— Что, вы?

— Что ещё, кроме предательства, Вы мне не простите?

— Поражение в сражении, сударь, — угрюмо ответил я. — Ещё один промах, хотя бы одно поражение в самой ничтожной схватке, и вы труп. Мой вам совет. Видите, что проигрываете, а я на вас в это время смотрю, смело берите в руку кинжал, желательно обоюдоострый, и вспарывайте себе живот сверху донизу, или наоборот. И чтобы ни единого стона! Вот так, и никак иначе! А если я на вас смотреть не буду, ну, например, в силу своего отсутствия на поле брани, или по причине глубокой меланхолии или задумчивости, то проделайте ту же процедуру после бесславного окончания битвы, в момент, когда вас начнут окружать враги. Убейте их как можно больше и с криком: «Да здравствует Император!» покончите с собою упомянутым мною способом. Ну, во втором варианте разрешаю вам альтернативный способ самоубийства. Кинжал в самое сердце! Уразумели, великий мастер меча вы наш?

— Уразумел, Сир, — ШЕВАЛЬЕ побледнел, залпом осушил ещё один бокал с вином.

Все помолчали, посмотрели друг на друга, затем задумчиво обратили свои взоры в камин. Огонь в нём догорал вяло и безнадёжно, но пока был он достаточно жарок. ГРАФ по-прежнему спокойно дремал в своём огромном кресле.

— Сударь, а не прочтёте ли вы нам перед сном какое-нибудь стихотворение, то, которое вам особо нравится? — мягко произнесла ГРАФИНЯ, обращаясь к мрачному ПОЭТУ.

— Какое же изволите, сударыня? — равнодушно спросил тот. — Лирическое, патриотическое, любовное, философское, в смешанном стиле, или ещё какое-либо?

— Хватит паясничать, вам это не идёт, — пробурчал я. — Прочитайте то, что вам по душе, что самому очень нравится.

— Мне многое по душе, Сир.

— Ну, ну!

ПОЭТ задумался и тихо произнёс:

— Хорошо, извольте… Есть у меня одно стихотворение. В нём нарушены классические правила рифмовки, ну и чёрт с ними. Главное настроение!

— Да, согласен, — буркнул я. — Настроение решает всё! Ну, и?

Я поднял бокал с Можжевеловкой, задумчиво посмотрел на притихших ГРАФИНЮ и ШЕВАЛЬЕ, потом на грустного ПОЭТА и сказал:

— Господа, нам ли жить в печали!?

— Никак нет, Сир, — усмехнулась ГРАФИНЯ.

— Ни в коем случае, Сир, — загадочно улыбнулся ШЕВАЛЬЕ.

Я нежно погладил девушку по роскошным волосам, приподнял их, поцеловал ГРАФИНЮ в идеально гладкую и упругую шейку, а потом произнёс тост. — За любовь, за красоту, за талант, за разум и за победы, которые невозможны без всего этого! Виват, господа! Будем жить!

— Виват!!! — получил я неожиданно стройный и мощный ответ.

— Ну что же, пора отдыхать.

— Сир, прошу Вас, произнесите что-нибудь для истории, ну и для Цитатника, конечно, — попросил ПОЭТ.

Все засмеялись. Я поморщился, сосредоточился, потом улыбнулся, задумчиво взглянул на ПОЭТА.

— Сударь, вы, надеюсь, знаете, кто такой Омар-Хайям? Ведь вы немалое количество времени провели в библиотеке БАРОНА.

— Да, Сир. Омар Хайям… Это великий персидский поэт, учёный. Кстати, что это за страна такая, Персия? Где она находится?

— Персия, Персия…Сейчас она называется Ираном. А где находится? Где-то в Азии, рядом с Каспийским морем. Ладно, суть не в этом. Послушайте:

Все сидели тихо и неподвижно, печально и задумчиво смотрели на меня.

— Дарую авторство этих стихов вам, сударь, в честь вашего праздника, — весело и благосклонно произнёс я, подойдя к ПОЭТУ. — Спокойной ночи господа. Великие дела только начинаются!

— Спокойной ночи! Мы это знаем, Сир!

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я задумчиво стоял перед стеллажами с книгами в библиотеке замка БАРОНА. Книг было много. Они покоились на полках аккуратными и стройными рядами. Запах пыли почти не ощущался, следовательно, за состоянием библиотеки кто-то тщательно и ежедневно следил.

Ах, БАРОН, БАРОН!? Где же ты, чем занимаешься, как сложилась твоя судьба за эти последние полтора месяца после того, как я покинул Второй Остров? Жив ли ты вообще? Как бы я хотел сейчас увидеть тебя рядом с собою, внимательно посмотреть тебе в глаза, задать пару-тройку вопросов. Кто ты такой, БАРОН? Кто есть я? Случайно ли ты оказался на моём пути? Что нас связывает в этом мире, а скорее всего разъединяет?

— Сир, я нашла книгу какого-то Франка! — раздался возбуждённый голос ГРАФИНИ откуда-то из под потолка. — Боже, как он точно, ёмко, умно и проникновенно пишет! Кто он такой?

— Как его зовут? Ну, каковы его инициалы? — раздражённо и невесело отозвался я. — Их столько было, этих Франков…

— Франк С. Л., Сир!

— Кажется, — это какой-то религиозный русский философ. Ну и что же он такого умного и проникновенного написал?

— Сир, а что такое — «русский философ»? Кто это такой? — спросил ПОЭТ из другого конца зала.

— Это обычный философ, но не совсем в своём уме. Примерно так, — усмехнувшись, ответил я. — ГРАФИНЯ, и, всё-таки, что же вас заинтересовало в творчестве этого Франка С. Л.?!

— Он пишет о некоем Гёте. А кто такой Гёте, Сир?!

— Великий немецкий поэт, философ, учёный. А он здесь причём? — недоумённо спросил я.

— Сир, а что такое «немецкий поэт»? Кто это такой!? Что он написал!? — снова раздался вопрошающий голос ПОЭТА.

— Немецкий поэт — это почти то же, что и русский поэт, но излагает свои мысли он намного тяжелее, суше, заумнее и нуднее, понятно?! — крикнул я, начиная нервничать. — Если вы прочтёте главный труд Гёте «Фауста» внимательно, вдумчиво и до конца, делая соответствующие пометки на краях страниц, то можете смело считать себя очень терпеливым и вдумчивым человеком, а так же истинным интеллектуалом и героем. А вообще, Гёте был очень противоречивой натурой. В разные периоды своей долгой жизни он был то глубоким романтиком и меланхоликом, то бунтарём и скептиком, то гулякой, бабником, выдумщиком, придворным устроителем балов, маскарадов и пикников. Одно время он занимал пост государственного министра, долгие годы провёл, изучая различные науки. Потом, наконец, утихомирился, оставил в прошлом эмоциональность и бунтарство, его идеалом стали сдержанность, самоконтроль, уравновешенность и гармония. Я думаю, что этот удел рано или поздно уготован многим из нас.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, которая бесстрашно сидела на самом верху библиотечной лестницы, беззаботно болтая над зияющей внизу пустотой своей прелестной, маленькой и босой ножкой.

— Можно, я поцелую ваши соблазнительные пальчики на ногах, моя прелесть? И пяточку? А потом всё остальное?

— Нет, нельзя! — строго ответила ГРАФИНЯ.

— Почему же?

— Не то место, Сир! И не то время, и не то настроение!

— Ладно… Ну, так что же вы там вычитали, сударыня? — попытался я заглянуть ей под платье.

— Вот, послушайте, Сир! — девушка положила на колени книгу, подпёрла кулачком щёку и прочитала. «Гёте, прозванный «баловнем судьбы», проживший исключительно долгую, счастливую и плодотворную жизнь, обладатель редчайшего дара — умения сочетать творческую энергию, безмерное трудолюбие и могучую самообуздывающую силу воли с жаждой и способностью испытать все жизненные наслаждения, упиться всеми радостями жизни, — этот избранник человечества под конец своей жизни признавался, что за 80 лет жизни он изведал лишь несколько дней полного счастья и удовлетворения; и он испытал на себе неизбежную трагику человеческой жизни, он поведал, что сущность жизни узнаёт лишь тот, кто в слезах ест свой хлеб и в тоске и кручине проводит бессонные мучительные ночи и что судьба утешает нас лишь одним неустанным припевом: «Терпи лишения»… Если такова жизненная мудрость счастливца человечества, то какой итог должны подвести все остальные менее удачливые и одарённые люди, со всей их немощностью, со всей тяжестью их жизненной участи, со всеми внутри раздирающими их противоречиями и затуманивающими их пути духовными слабостями? Все мы — рабы слепой судьбы, слепых её сил вне нас и в нас. А раб, как мы уже знаем и как это ясно само собой, не может иметь осмысленной жизни…».

В библиотеке было очень тихо и покойно. В плотно закрытые, мозаичные, узкие двойные окна не проникало ни единого звука. Слегка и сладко пахло слежавшейся бумагой и чуть терпкой пылью, которую никогда нельзя до конца истребить, потому что пыль — это вечная субстанция, это воспоминание о живом, воплощённое в мёртвом.

ПОЭТ напряжённо молчал где-то в отдалённом углу. ГРАФИНЯ по-прежнему качала ножкой над пустотой и задумчиво смотрела на меня.

— Да, очень близко к Буддизму, — пробормотал я и вдруг осознал, что голова моя всё больше и больше наполняется всё новыми и новыми знаниями.

Они, конечно же, до поры до времени таились в каком-то её самом укромном, тёмном и потаённом уголке, но мне вдруг на мгновение показалось, что в действительности знания существуют вне меня, и я получаю их по прихоти и велению кого-то, кто распоряжается ими во внешнем мире!

ГРАФИНЯ продолжала пристально рассматривать меня с высоты.

— Кто ты ПУТНИК? Кто ты есть? — почти пропела она, усмехнулась, захлопнула книгу, положила её на место.

— Если бы я знал, кто я есть, то уже давно всё было бы по-другому. Я не слонялся бы слепо и бессмысленно по этим чёртовым Островам, не суетился бы и не мучился, не делал бы глупостей, не совершал бы ошибок, — печально произнёс я. — Но даже без этого главного знания, — осознания самого себя, я готов в любую секунду плюнуть на всё, бросить всё и уйти чёрт знает куда, потому что я очень устал от суеты и маеты. Но есть, к счастью, или, к сожалению, одна существенная причина, которая не позволяет мне сделать это, — я усмехнулся и посмотрел на ГРАФИНЮ.

— И что это за причина, Сир? — раздался насмешливый голос ПОЭТА.

— В последнее время в нашем кругу стало модно задавать риторические вопросы. Каков вопрос, таков и ответ. А ответ мой — молчание. Догадайтесь сами.

— И всё-таки? — спросила ГРАФИНЯ. — Я сейчас далека от риторики.

— Что в этом мире может держать в узде мужчину более, чем честолюбие и любовь к женщине? Последнее чаще всего перевешивает первое.

Я подошёл к нижней полке, взял с неё книгу, прочитал вслух название:

— «Марина Цветаева. Сборник стихов». Прекрасная русская поэтесса! На какой странице открыть мне эту книгу, сударь!? — крикнул я в пространство, обращаясь к невидимому ПОЭТУ.

— Пусть будет двадцать первая!

— Почему именно так!?

— Семёрка — просто число Бога, три семёрки — число сильного Бога! — весело ответил ПОЭТ.

— «Императору — столицы, барабанщику — снега», — лениво прочитал я и поражённо осёкся.

— Великолепно, Сир! То, что надо, в самую точку! А ещё!?

Я полистал книгу и прочитал:

— «Все женщины ведут в туманы».

Наступила задумчивая, глубокая и томная тишина. Тонкие лучики солнца из окна наискось пронзали плотный, ленивый, иллюзорный сумрак библиотеки, словно плавающей в каком-то другом измерении.

— «Все женщины ведут в туманы». Боже мой, как хорошо сказано, — чуть хрипловатым и тягучим голосом, от которого я схожу с ума, сказала ГРАФИНЯ.

— Да, великолепная метафора, — сухо произнёс ПОЭТ.

— Кто такая эта женщина, ну, Цветаева? — спросила ГРАФИНЯ.

— Женщина, как женщина, — глухо ответил я. — Талантливая поэтесса, «одинокая духом», сука и стерва, демон и ангел, мечтательница и романтик, отринувшая от себя реальную действительность и не совладавшая с нею. Не совсем нормальная, как и любая из неординарных созданий, дура и умница одновременно. Кстати, жизнь её закончилась довольно трагично и печально.

— И как же? — спросила ГРАФИНЯ.

— Цветаева покончила жизнь самоубийством.

— Сир, а разве можно быть дураком и умным одновременно? — раздался сухой и резкий голос ПОЭТА.

— Я не сказал — «дурак и умный»! — также сухо ответил я. — Вы невнимательны, сударь!

— Простите, Сир.

— Да что здесь прощать или не прощать! Суть не в этом! Я сказал, что Цветаева была «дурой и умницей одновременно»! Теперь понятно?

— Ваше Величество, а нельзя ли раскрыть данную мысль более полно и глубоко? — донёсся с высоты насмешливый голос ГРАФИНИ.

— Извольте… Мужчина априори не может быть глупцом и умником одновременно. Это исключено… Женщина же может.

— Почему, Сир?

— Потому что в женщине очень много эмоций, которые, причудливо переплетаясь, всё время кипят, мечутся туда и обратно, рождают хаос в мозгу. Иногда всё приходит в норму, рациональное и логичное обретают равновесие с иррациональным и нелогичным. Тогда женщина мыслит здраво и, при наличии определённых способностей, заложенных в ней природой, может проявить недюжинный ум. Но большую часть своей духовной жизни женщины всё-таки проживают в тёмных областях, где царствует иррациональность и отсутствует логика.

— Довольно спорные рассуждения, Сир! — донеслось с высоты. — А почему у мужчины это происходит не так?

— А потому, сударыня, что умный мужчина, даже полностью задавленный бременем эмоций, всё равно остаётся умным! Умная женщина в этой ситуации становится дурой, а неглупая женщина превращается в полную дуру!!!

В зале снова воцарилась вязкая и недоумённая тишина.

— А вообще, я считаю Цветаеву прекрасной поэтессой, несмотря ни на что. Не только русской, кстати. Любой талант принадлежит всему человечеству.

— Снова «русская»? — спросила ГРАФИНЯ.

— Да, снова и опять, — напряжённо ответил я. — Ты знаешь, мне кажется, что я тоже русский. Всё чаще и чаще я вижу перед собою необъятные заснеженные просторы России. Почему именно России? Не знаю, но чувствую это всей своей сущностью. Меня тянет к ней страстно и неудержимо.

— Кто ты, ПУТНИК, где ты жил, как попал ты в этот мир? — снова задумчиво почти пропела ГРАФИНЯ, покачивая своей прелестной ножкой.

— Чёрт его знает, где и как! — я снова полистал книгу, вздрогнул, когда передо мною внезапно появился ПОЭТ, неожиданно возникший из ниоткуда. — Вот послушайте! «Не стыдись страна Россия, ангелы — всегда босые». Как чудесно сказано! А?!

— Мне больше не стоит заходить в эту библиотеку, Сир, — печально произнёс ПОЭТ. — Шекспир, Гёте, Бернс, Пушкин, Гейне, Байрон, Лермонтов, Китс, Бодлер, Тагор, Хайям… Им нет числа. Сколько гениев. Как всё это печально и смешно… Правильно Вы сказали про наши Острова. Бродим мы по ним, возимся, извините, в дерьме, как куры, что-то в нём выискиваем, надеясь отыскать какие-то драгоценные крупицы из того, что было случайно проглочено кем-то или чем-то большим и могучим за огромным пиршественным столом. А настоящая жизнь проходит где-то мимо нас, существует помимо нас. И всё в ней уже давно познано и осознано. Всё написано и переписано. Всё сказано и пересказано. И нечего изобретать велосипед. Не знаю, что это такое, — «велосипед», но смысл понятен и без осознания данного предмета.

— ГРАФИНЯ, мой Летописец всегда был склонен к хандре и даже к депрессиям. Я его тонкую натуру понимаю и всю оседающую в ней муть ему прощаю, но многие его сентенции носят уж слишком пессимистический и спорный характер, и с ними я согласиться не могу, — ухмыльнулся я.

ПОЭТ мрачно поморщился, подошёл к полке, взял какую-то книгу, стал неторопливо её листать. Я сел на стул, вальяжно закинул ногу за ногу и продолжил:

— По поводу Островов он прав и не прав. Допустим, стоим мы на провинциальной маленькой станции, освещаемой одиноким слабым фонарём. Восторженно созерцаем проносящиеся мимо сияющие, горящие огнями поезда, и нам кажется, что вот сейчас один из них вдруг случайно остановится, сядем мы в него, лихо понесёмся куда-то вперёд, приобщимся к большой, загадочной и полной всяческих возможностей жизни, и всё изменится! Да ничего подобного! Обман это, иллюзия полная… Жизнь везде одна и та же: что в большом шумном городе, что в маленькой тихой деревне. Если внутри тебя нет гармонии и понимания простоты и суетности бытия, то нигде ты не найдёшь удовлетворения и покоя. Нигде! Привыкнешь через пару недель к этому самому большому городу, и будет он вызывать у тебя такое же отвращение, которое ощущал ты в своей бедной деревеньке. Везде и всегда — всё одно и то же!

Я прошёлся вдоль полок, задумчиво провёл рукой по корешкам книг.

— А какого мнения придерживаетесь вы, сударыня, по поводу наших прекрасных, волшебных, удивительных Островов!? — я весело и исподлобья посмотрел на ГРАФИНЮ.

— Сир, я полностью с Вами согласна. Было бы счастье и гармония, а где оно: в хижине, во дворце, в лесной чащобе или в бесконечной степи, на берегу моря или в пустыне, — какая разница! Я не думаю, что в этом самом, упомянутом ПОЭТОМ, большом мире люди более счастливы или несчастливы, чем мы с Вами сейчас на Первом Острове. Любой мир, даже самый большой, необычный и разнообразный, — всего лишь ОСТРОВ в безбрежном Океане Вечности, не более того. Все Острова на этом свете отличаются друг от друга только размерами. Вот и вся суть!

— Хорошо сказано, сударыня, — усмехнулся я. — «Любой мир — всего лишь ОСТРОВ в Океане Вечности». Ну-ка, Летописец вы наш, внесите эту фразу от лица ГРАФИНИ в Цитатник! Как замечательно и поэтично сказано, однако!

Девушка весело и звонко рассмеялась.

— Спасибо, Сир, Вы очень добры ко мне! А скажите мне, что такое «поезд»? Ну, тот, который «проносится мимо, сияя и горя огнями?».

— Как вам объяснить… Это такая большая самодвижущаяся повозка, вернее, карета, вернее, несколько карет, соединённых вместе, которые проносятся и сияют. Понятно? Нет? Ну и Бог с ними, с поездами. На этом я предлагаю закончить нашу затянувшуюся интеллектуальную экскурсию в данную библиотеку. Пора возвращаться к обыденной жизни. Прочь из этого эфемерного мира фантазий, иллюзий и словоблудия, запечатанного в хрупкие и мёртвые страницы! Хочу на воздух! Хочу реальности, хочу простора, хочу неба! Хочу Звизгуна, в конце концов!

— Сир, позвольте напоследок прочитать Вам одно стихотворение, — сказала ГРАФИНЯ, грациозно и легко спускаясь с лестницы.

— Только одно, милая, только одно, — устало произнёс я.

— Тютчев… Гениально, проникновенно, отточено. Произнесено раз и навсегда, лучше не скажешь, — пробормотал я, а потом посмотрел на ПОЭТА и глухо произнёс. — Знаете, я вас всё-таки в чём-то понимаю и вам сочувствую. Действительно, вроде бы всё до вас уже сказано, написано и переписано тысячу раз. Но не беда, не грустите. Процесс творчества бесконечен, беспрерывен, а если он и прерывается, то через некоторое время успешно возобновляется. Мы же уже эту тему неоднократно обсуждали. Чёрт с вами, возьмём для примера вашего любимого Сократа. Как-то и где-то выдал он свой очередной афоризм, произнёс нечто гениальное. Прошло десять-двадцать или сто-двести лет и кто-то, где-то, ничего не зная о Сократе, или забыв о нём, находясь на другом конце земли, особо не напрягаясь, произнёс то же самое, ну, может быть в несколько иной форме, интерпретации. И то, что он сказал, стало великим откровением для массы его современников. Понимаете мою мысль?

— Конечно, Сир, — ГРАФИНЯ подошла ко мне и погладила по щеке. — А ещё через сто-двести лет кто-то другой где-то скажет то же самое, но несколько иначе. И так до бесконечности по кругу.

— По расширяющемуся до бесконечности кругу, — усмехнулся я.

— По расширяющемуся? — ГРАФИНЯ ещё раз коснулась моей щеки.

— Существует такой очень наглядный и простой пример, — я, не торопясь, снова прошёлся вдоль полок. — Представим процесс познания следующим образом. Есть некий круг, в котором постепенно накапливаются знания. За его границей находится огромная тёмная зона непознанного. По мере проникновения в эту зону, захвата из неё новых знаний, то есть, — осуществления процесса познания, площадь внутри круга всё больше и больше расширяется. А что происходит с площадью вне круга?

— Она сужается, — задумчиво пробормотала ГРАФИНЯ.

— Да, нет, сударыня! — раздался голос ПОЭТА. — Я думаю, что зона непознанного также всё увеличивается и увеличивается.

— Но, извините! — фыркнула девушка. — Когда-нибудь круг до такой степени расширит свои границы, что упрётся во что-то и познание прекратится. Это как степной или лесной пожар. Они молниеносно пожирают всё, способное гореть, вокруг себя, разрастаются и разлетаются под сильным ветром, но, в конце концов, их обязательно остановят или пустыня, или река, или море, или горные ледники. Всё в этом мире конечно.

— А вот здесь вы, милая, ошибаетесь, — сказал я. — Круг познания нельзя сравнивать с банальным пожаром и ограничивающими его природными факторами. Этот круг, в отличие от реального пожара, всего лишь абстракция, существующая в наших головах. Он создан нашим воображением для наглядности, не более того! Сознание, мысль, разум — это нематериальные, духовные, неосязаемые явления, до сих пор мало изученные. Но они всё же являются конкретным результатом работы человеческого мозга. Он вполне материален, осязаем. Принципы его функционирования, его строение гораздо более понятны и объяснимы. Мозг можно пощупать, разрезать, подвергнуть различным анализам и исследованиям. Другое дело — мысль, душа, сознание. Короче, процесс познания осуществляется на границе физического и метафизического миров. Оно безгранично, вечно, бесконечно и будет существовать и расширяться до тех пор, пока человек или человечество живы. Ладно… Закончим обсуждать данную тему. Что-то я устал от необыкновенного умственного напряжения! — усмехнулся я и наугад взял с полки массивную книгу в чёрном с позолотой переплёте, открыл её и прочитал:

— «Гёте. Собрание сочинений».

— Сир, Вам не кажется, что здесь попахивает мистикой? — удивлённо спросил ПОЭТ. — Как это Вы совершенно случайно наткнулись на того самого Гёте? Не может быть такого совпадения!

— Вся наша жизнь — это череда случайностей, одетых в мистические наряды, — задумчиво произнёс я, листая книгу.

— Сир, прочитайте нам что-нибудь из Гёте, — попросила ГРАФИНЯ.

— Жаль, что в этой книге почему-то нет «Фауста», — удивлённо сказал я. — Да не беда. Вот, послушайте. «Жизнь человека подобна стратегии. Мы начинаем в ней разбираться, только когда поход окончен». Каково, а! Как точно сказано! А вот ещё. «Когда боги являются людям, последние их обычно не узнают».

ГРАФИНЯ и ПОЭТ дружно засмеялись.

— И ещё. «Человек познаёт сам себя только в той мере, в какой он познаёт мир», — я захлопнул книгу, поставил её на место. — Всё, господа! Считаю необходимым подвести черту. А вообще, я лично считаю познание бесконечным, а вот Вселенную — всё-таки конечной, и никто не убедит меня в обратном, чёрт побери! Всё, на этом дискуссия закончена! Собственно, дискуссии, как таковой-то и не было. Чего это я вдруг так разгорячился и разошёлся!?

— Сир, разрешите прочитать Вам ещё кое-что, ну, уделите нам несколько минут внимания, прошу, — умоляюще посмотрел на меня ПОЭТ. — Когда мы ещё здесь побываем!? Завтра ведь в поход!

— Валяйте…Действительно, такая библиотека, возможно, единственная в своём роде на этих Островах. Может быть, мы её больше никогда и не увидим. Кто знает, кто знает…

— Сир, автора зовут Конфуций. «Беседы и суждения». Вам это имя знакомо? — ПОЭТ как-то загадочно и странно посмотрел на меня.

— Конфуций Кун-цзы. Великий китайский философ. Его учение фактически стало основой специфически-китайского образа жизни, оно очень много значит для китайской цивилизации.

— Сир, — уже традиционный вопрос в таких случаях, — сказала ГРАФИНЯ. — А кто такие «китайцы»?

— Почти те же, что и японцы, но не совсем. Китайцев намного больше. Живут эти народы неподалёку друг от друга.

— Благодарю Вас за крайне исчерпывающий и вполне понятный ответ, — засмеялась девушка.

— Так что там говорил Конфуций? — повернулся я к ПОЭТУ. — Кстати, его книга «Беседы и суждения» очень похожа на наш «Имперский цитатник», не находите?

— Сир, может быть наоборот?

— Что наоборот?

— «Имперский цитатник» напоминает «Беседы и суждения», Сир, — усмехнулся ПОЭТ.

— Да, вы правы, — засмеялся я. — Возьмите эту книгу, ну и ещё что-нибудь подобное с собой. Пригодится… Небольшой плагиат нам не помешает. Обещаю вам, что в «Имперском цитатнике» мысли Конфуция не всегда будут преподноситься, как мои. Пятьдесят на пятьдесят. Так что вы хотели прочитать?

— Послушайте, Сир. «Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок». Вот ещё. «Человек расширяет Путь, а не Путь человека». И ещё. «Совершенно мудрого человека я не видел. Увидеть благородного мужа — этого достаточно. Доброго человека я не видел. Увидеть обладающего постоянством — этого достаточно».

— Прекрасно сказано, — сказал я. — По поводу исправления прошлых ошибок я с Конфуцием полностью согласен. А что касается Пути, то здесь бы я с ним с удовольствием и аргументировано поспорил. Насчёт того, кто кого расширяет и в какой степени, можно дискутировать очень долго. Мне кажется, что и Человек расширяет Путь, и тот расширяет Человека. Впрочем, может быть я и не прав, не так понял мудреца… Но хватит болтовни. Готовьтесь к отъезду, господа. Второй Остров нас ждёт не дождётся. Как же мне хочется увидеть БАРОНА и задать ему всего лишь один и очень простой, но в то же время сложный вопрос! Вы не представляете, как хочется!

— Сир, и каков же этот вопрос? — спросила ГРАФИНЯ.

— Я посмотрю БАРОНУ в глаза и спрошу у него следующее, — глухо ответил я. — «Кто вы такой?». И не более того!

— А если наш друг ответит Вам, что он — Первый Горный Барон Первой Провинции Первого Острова, подданный Императора Трёх Островов, начальник Императорской Личной Гвардии и Тайной Службы Его Величества, Первый Мастер Меча на двух Островах? — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ.

— Если он мне так ответит, то я сразу же лично отделю его буйную голову от бренного тела, и никакое мастерство владения мечом во время этой процедуры ему не поможет, — злобно процедил я сквозь зубы.

В библиотеке снова воцарилась тишина. На этот раз она была неприятной, мрачной и тяжёлой.

— Сир, я ещё немного побуду здесь, — печально произнёс ПОЭТ. — Собраться в дорогу я всегда успею. Что там собираться!? А вот такую библиотеку, как Вы правильно сказали, я могу уже больше никогда и не увидеть.

— Ради Бога… Поваляйтесь вдоволь на этом чудесном и необъятном сеновале знаний, встряхните мозги, — усмехнулся я. — А насчёт того, что я говорил… Мало ли что я подчас плету. Выше голову, больше оптимизма! Вернёмся мы ещё в эти прелестные места, не сомневайтесь! Почитаем и Гёте, и Флобера, и Аристотеля, и Пушкина, и Кафку, и Шекспира, и Хайяма, и многих иже с ними, я вам это обещаю! Прорвёмся, всё преодолеем!

Мы с ГРАФИНЕЙ вышли из библиотеки, в молчании прошествовали по коридорам мимо салютующих нам Гвардейцев, поднялись на центральную башню замка, одновременно и полной грудью вдохнули свежий, насыщенный запахом осенних деревьев и трав, воздух. Возвращение к чудесной, ясной и абсолютно понятной и приятной реальности из фантазийной полутьмы библиотеки было подобно всплытию теряющего воздух ныряльщика из загадочных и сказочных, но тяжёлых вод океана на обыденную и привычную, но спасительную поверхность.

Погода по-прежнему была великолепной. Небо потеряло свою утреннюю, прозрачно-голубую лёгкость и неожиданно обрело какую-то необычную глубину, окрасилось в тёмно-синий цвет. Поросшие густой растительностью горы пестрели яркими цветами и их оттенками, среди которых всё-таки преобладал зелёный, принадлежащий в основном соснам, елям и можжевельникам.

— Как хорошо, дорогой! — воскликнула ГРАФИНЯ, тесно прижавшись ко мне всем телом.

— Ах, ты моя лебёдушка ненаглядная, как же я тебя люблю, моя птичка райская, — весело ответил я и поцеловал девушку в губы, потом в шейку и в прелестное маленькое ушко.

ГРАФИНЯ счастливо засмеялась, слегка оттолкнула меня от себя и грациозно закружилась в каком-то лёгком и воздушном танце. Я расслаблено и томно наблюдал за нею, облокотившись спиной на основание бойницы и опершись руками на ПОСОХ. Как хорошо, ах как хорошо!

Мне в голову в очередной раз пришла предательская, но вполне понятная и естественная в данной ситуации мысль: «А может быть плюнуть на все эти завоевания, походы, тяжёлые раздумья, интриги? Не пора ли остановиться, успокоиться?». Но неумолимая, мудрая и холодная старуха-судьба, верная своему долгу в любой ситуации, следуя, как всегда, логике и здравому смыслу, безжалостно отмела эту мысль в сторону. «Назвался груздем, — полезай в кузов, милок!» — насмешливо прокаркала она и строго погрозила мне корявым и жёстким пальцем. Я вздохнул и в очередной раз ей подчинился.

Между тем ГРАФИНЯ закончила свой чудесный танец. Я весело захлопал в ладони и крикнул:

— Браво, брависсимо!

Девушка изящно поклонилась мне, счастливо засмеялась. Я сделал лёгкое движение ей на встречу и тут вдруг неожиданно, но мгновенно, уловил опасность, грозящую мне сзади! Я максимально ускорился, молниеносно развернулся на месте и увидел быстро приближающуюся ко мне стрелу. Она была довольно длинной, следовательно, выпущенной из лука мастеров Первой Горы. Полёт стрелы был направлен мне в грудь. Я стал отклоняться, рассчитывая легко пропустить её мимо себя, но краем глаза увидел на лини выстрела ГРАФИНЮ.

Девушка стояла неподвижно, недоумённо глядя на меня. Стрела должна была её поразить, в этом у меня не было никаких сомнений! Я моментально взмок, на краткий миг мною овладела паника, но я молниеносно погасил её, ещё больше ускорился и перехватил левой рукой почти потерявшую свою скорость стрелу в тот момент, когда она тяжело, медленно, разочарованно, но всё равно хищно заканчивала пролетать мимо моего лица.

Сквозь перчатку я почувствовал сильное тепло, ещё раз развернулся на месте, вышел из состояния ускорения и брезгливо бросил стрелу на каменный пол, как убитую, но всё равно вызывающую отвращение ядовитую змею. Потом я подхватил ГРАФИНЮ за талию и быстро шагнул с нею под защиту крепостной стены, хотя чувство опасности из моего подсознания уже исчезло и пока не желало возвращаться вновь.

Я осторожно посмотрел в амбразуру, досадливо крякнул. Горы, буйно поросшие растительностью, могли скрыть в ней целую сотню лучников. Чёрт возьми, да что же это такое происходит!? Кем являются эти загадочные, неизвестно откуда появляющиеся стрелки!? Почему они так настойчивы!? Кто ими руководит!? Вроде бы враг на этом Острове разбит, кругом воцарились мир, благодать и тишина. Ничего не понимаю!

Я не сомневался, что все пять покушений на меня: два первых — около замка ГРАФА, третье — на море во время появления трёх Ускоренных, четвёртое — во время сражения с пиратами на суше, и пятое — здесь, сейчас, являются звеньями одной цепи, спланированы одним и тем же лицом. Но зачем, с какой целью? Ведь этому таинственному организатору должно быть хорошо известно, что стрельба по мне ни к какому ощутимому результату не приводит. А вдруг ему это неизвестно? Почему не допустить данный вариант? И вообще, два покушения в принципе закончились успехом. Мне были причинены достаточно тяжёлые ранения, два раза я даже терял сознание и был на некоторое время лишён возможности продолжать сражаться и сопротивляться.

Самое досадное состоит в том, что я до сих пор в полной мере и до конца не осознал, какие силы мне противостоят. Ну, РЕГЕНТ и пираты, — с ними всё понятно. Ну, МАГИСТР и какой-то КООРДИНАТОР… С этими особой ясности нет, но думаю, что скоро я с ними разберусь. Знания об их сущности затаились где-то в глубинах моей памяти, но я их, голубчиков, скоро вытащу на свет Божий. Этого, кстати, очень боится МАГИСТР. Что-то подсказывает мне, что когда-то я был каким-то образом связан с той организацией, интересы которой представляет МАГИСТР.

Да, существует ещё кто-то, тот, кто пускает в меня с неба молнии или энергетические пучки, волны, разряды, — какая разница, как их называть! Суть от этого не меняется. Какие-то шары… Что за Шары?! Здесь ситуация конечно намного сложнее, и возрождённая память навряд ли мне поможет. Ведь даже сам МАГИСТР, существо как бы высшего порядка, признался, что не знает, откуда эти ребята взялись и кто они такие!

Так или иначе, встаёт вполне закономерный вопрос: «А какого чёрта я им всем сдался!?». Брожу по этим долбанным Островам со ЗВЕРЕМ и ПОСОХОМ, никого особо не трогаю. Ну, вернее, кое-кого трогаю, но это происходит, так сказать, на микро уровне. Какое дело орлу, парящему в небе, до муравья, снующего между травинок на земле!? А может быть я вовсе и не муравей, а, допустим, какой-нибудь суслик, сурок или заяц? Весьма лакомая добыча. А вдруг я — тигр или лев!?

Кстати, присутствует во всём этом раскладе и легендарный Медведь, который свалился мне на голову из той огромной чёрной воронки с неба. Чьим порождением он является? Чёрт его знает! Скорее всего — МАГИСТРА и КООРДИНАТОРА. Их стиль… Ускоренный Медведь ассоциируется у меня в голове больше с этими деятелями, чем с ребятами, мечущими молнии. Вот, собственно, и все, кто мне противостоят. Возможно, есть кто-то ещё, до сих пор в полной мере себя не проявивший, могущественный, тайный. Организатор, кукловод, режиссёр…

Кто же эти стрелки? Судя по всему, мне противостоят люди с Островов, местные, так сказать. Никаких молний, никаких появлений и исчезновений в кругах света, никаких признаков способности к ускорению. Арбалеты, луки, стрелы, — вот собственно и всё! Да нет, отнюдь не всё. Конспирация, бесстрашие, мастерство, хладнокровие… Много это или мало? Очень ценные качества в условиях средневековья. А вообще, какая разница, проявляются ли эти свойства во время средневековья, в битвах первой и второй мировых войн или при освоении космоса!? Они ценны всегда, во все времена и в любом месте, чёрт возьми! Стоп, стоп!!! Первая и вторая мировые войны… Я вспомнил всё то, что о них знаю! Превосходно! Но как много ещё в моей бедной голове всяких вопросов! Да, как всегда — вопросы, вопросы, вопросы… Когда же я начну получать на них хоть какие-то более-менее исчерпывающие ответы!? Ну, кое-какие я уже, собственно, получил!

Я досадливо скрипнул зубами, улыбнулся притихшей и находящейся в полной неподвижности ГРАФИНЕ, поцеловал её в плечо, посадил на скамейку, стоящую около стены, подошёл к стреле, задумчиво посмотрел на неё. Пора собираться в поход. Второй Остров ждёт. Как пройдут плавание и высадка на него, какова там ситуация, хватит ли нам сил для победы? А потом ведь во весь свой исполинский рост встанет другая неприятная проблема — Третий Остров! Бог мой, я не имею никакого желания не только его завоёвывать, но не хочу даже о нём вспоминать и думать! Тьфу, тьфу, тьфу… А, вообще, существует ли он всё-таки на самом деле? Кто его знает, кто его знает…

Рядом со мною из воздуха, как всегда неожиданно, возник ЗВЕРЬ. Он зевнул, подошёл к стреле, как бы невзначай понюхал её, похлопал глазами, поворчал о чём-то о своём. Потом Пёс нервно потряс головой, задрал её вверх и поднял было заднюю ногу с целью почесать бок или шею, но, увидев мои прищуренные, внимательные и злые глаза, вовремя одумался, тяжело сел и замер передо мною чёрной неподвижной глыбой на сером и холодном полу башни. Я опустился на скамейку подле печальной ГРАФИНИ, обнял её. Мы помолчали, полюбовались небом и горами.

Потом я услышал топот шагов и пыхтение. Из люка в полу башни выскочил ШЕВАЛЬЕ.

— Сир, только что из Столицы прибыли дополнительные силы, войска находятся в полной боевой готовности! — прерывисто дыша, сообщил он. — Можно приступать к маршу. Все корабли, которые мы смогли собрать, сосредоточены на юго-восточном побережье, к плаванью также готовы! Ах, как выручили нас пиратские галеры, ну те, которые остались от разгромленных флибустьеров!

— Превосходно! — вскочил я. — Пошлите кого-нибудь в библиотеку за ПОЭТОМ, готовьте мою карету.

— Будет исполнено, Сир!

— Постойте, постойте… Нет ли каких-либо вестей со Второго Острова?

— К сожалению, нет, Государь!

— Жаль, жаль… Тот, кто плутает во тьме, значительно слабее того, кто бродит хотя бы в сумраке.

— Прекрасно сказано! Разрешите идти, Сир!?

— Идите…

— Постойте! — ГРАФИНЯ резко встала, с опаской взглянув на ЗВЕРЯ, который сразу же насторожился. — Сир, а Мастера!?

— Чёрт возьми, совсем забыл! — я с досадой хлопнул себя по голове. — Да, я же пригласил в замок трёх Первых Мастеров Первой Горы для вручения им наград и премий.

— Они уже давно Вас ждут, Сир!

— Прекрасно, прекрасно… А давно ждут?

— Уже пол дня, Сир!

— А вот это нехорошо! Надо было сообщить мне раньше! Надеюсь, они накормлены и напоены?

— Сир, всё хорошо, всё в порядке! — ухмыльнулся ШЕВАЛЬЕ. — Мастера и накормлены и напоены. Их развлекают придворные музыканты, акробаты, жонглёры и танцовщицы. Девицы, я Вам скажу, все, как на подбор, высший класс. Мастера чрезвычайно довольны. А вечером им будет организована банька именно с этими девицами.

— Ну, вот и славно, ну вот и отлично… Кстати, сколько у нас войск?

— О, Государь, столько воинов Первый Остров ещё не видел!

— Отлично! Как говорил Наполеон: «Большие батальоны всегда правы». Вперёд и только вперёд!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дул лёгкий попутный ветер. Было слегка пасмурно и прохладно. Серая небесная поволока иногда, на несколько мгновений, рассеивалась, обнажая то тут, то там кусочек голубого неба, но потом облака, похожие на низкосортную, перележавшую и отсыревшую муку, снова смыкались, не оставляя никакой надежды на хорошую погоду.

Наша славная, изящная и быстроходная яхта, не торопясь, двигалась в центре моего внушительного экспедиционного флота. Со всех сторон, держась на почтительном отдалении, нас окружали тяжёлые боевые корабли. Реяли знамёна, хлопали паруса, раздавались какие-то громкие и строгие команды, слышались просто весёлые и беззаботные голоса.

В голову мне неожиданно пришла ассоциация. Плывёт маленькая, аккуратненькая беленькая уточка, а вокруг неё — огромные, массивные серые гуси, нагулявшие к осени жирок, способные и агрессивно пошипеть, и в случае необходимости больно ткнуть клювом. А может быть лебеди? Да нет, именно гуси. Я улыбнулся, в мозгу вдруг родилась, или вернее вспыхнула очередная ассоциация. «Дикие лебеди»… Кто-то, где-то, когда-то написал неплохую вещь под этим названием. Роман, повесть, рассказ, поэма? Кажется, были такие писатели — братья Стругацкие. Я напрягся, попытался выудить из глубин неторопливо просыпающейся памяти ещё что-то касающееся этого названия и упомянутых братьев, но, увы, у меня ничего не получилось. Жаль, конечно, но не беда. Скоро я вспомню всё, в этом я был совершенно уверен. Дайте время, господа, дайте время…

Мы плыли уже второй день, то, ловя попутный ветер, то, переходя на вёсла при отсутствии оного, то, сочетая и первое и второе. В данный момент я стоял рядом с КАПИТАНОМ в рубке яхты, горячо обсуждая с ним тонкости и нюансы приготовления очень важного, вкусного и любимого нами обоими блюда, — ухи, но не просто ухи, а НАСТОЯЩЕЙ ухи!

ГРАФИНЯ сидела в кресле на носу судна, рядом с нею на небольшой табуретке примостился ПОЭТ, что-то воодушевлённо читал ей из толстой книжки, очевидно взятой в библиотеке БАРОНА. Девушка была одета в лёгкое, тонкое и длинное белоснежное платье, на её голове покоилась соломенная шляпка с широкими полями. Летописец читал воодушевлённо и самозабвенно, иногда делая пометки на полях фолианта. ГРАФИНЯ то улыбалась, то хмурилась, то рассеяно смотрела куда-то в даль, то сосредоточённо вслушивалась и, очевидно, глубоко проникала в смысл прочитанного ПОЭТОМ текста. При этом она не забывала периодически искоса и томно посматривать на меня, изящно поправляя тонкой ручкой упорно выбивающиеся из-под шляпки непокорные локоны чудесных, густых волос цвета бронзы.

Как хороша, зараза, ах как хороша! Эта женщина когда-нибудь сведёт меня с ума! Не в переносном смысле, а в буквальном! Да, да, в буквальном! При моей-то слабой психике это вполне возможно! Буду ходить-бродить, что-то бормотать, размахивать руками, подпрыгивать, брызгать слюной и, будучи довольным собой и миром, постоянно счастливо улыбаться, как законченный идиот. А вообще-то, почему «как»? Во всех этих действиях и проявляется настоящий законченный идиот. А бывают ли идиоты незаконченными? Вообще-то, идиот, он и есть идиот. Или ты идиот, или кто-то другой, возможно тот, кому ещё только предстоит стать идиотом. С другой стороны, есть же понятие незаконченной статуи или картины! Ещё одно движение резцом, ещё один мазок на полотне! И вот — финал! Произведение, наконец, закончено! Ура! Такова ситуация и с идиотами, с полностью законченными и не совсем …

Боже мой! Собственно, о чём это я!? Что за бред я несу!? Какую ахинею порождают мои бедные мозги? Лучше вернёмся к теме ухи! Она намного интереснее и приятнее.

— Так вот, Сир, — голос КАПИТАНА решительно пробил туман любовных чувств и связанных с ними размышлений, зловеще, сладко, плотно и неторопливо клубящийся в моей голове. — Имеется большое различие между ухой, приготовленной из морской, речной или озёрной рыбы. Отличие это даже не большое, а очень существенное.

— И в чём же заключается упомянутое вами отличие? — с огромным и искренним интересом спросил я, с трудом отводя свой прозрачный, чувственный и, очевидно, полубезумный, а может быть, и полностью безумный взгляд от розового ушка ГРАФИНИ.

— Сир, да во всём! — воскликнул КАПИТАН и от возмущения чуть не выпустил из рук руль. — Всё разное: и вид рыбы, и структура её плоти, и вкусовые качества, и методы приготовления, и приправы, и время варки, и, наконец, сам антураж действа! Одно дело, — бескрайнее, безбрежное, подавляющее своей мощью, величием и грандиозностью, томное, тёмно-синее, предзакатное море, которое тихо шумит, неторопливо и лениво накатывая на остывающий берег свои тягучие волны. Совсем другое дело, — поросшее камышами, источающее тонкий аромат тины, заполненное и переполненное лягушачьей разноголосицей, неподвижное и сонное утреннее озеро, гладь которого нежно ласкает туман! Или слегка журчащая, прохладная и прозрачная речка, жадно облизывающая камни, и куда-то вечно спешащая, со стрекозами над своей причудливо-непостоянной и лёгко струящейся плотью… Чувствуете разницу?!

— Чувствую, конечно же, чувствую! Да вам бы податься в поэты или в писатели, сударь, — изумлённо воскликнул я. — Возможно, вы добились бы в этих областях многого, очень многого! Я восхищён и очарован вашим повествованием! Приглашаю вас ко Двору. Мне так не хватает творческих личностей. Вы не представляете, как не хватает!

— Ах, Государь, — задумчиво произнёс КАПИТАН, а потом нервно махнул рукой. — Поэзия, проза, живопись… Все эти и другие подобные продукты человеческого творчества так иллюзорны, спорны, крайне непостоянны и непредсказуемы. Лучше уж покручу я этот руль, полюбуюсь морскими просторами, совмещу приятное с полезным. И для души удовольствие, и заработок не плохой. А вообще, я в своё время окончил филологическое отделение Университета Второго Острова. Вот так… Но жизнь всё расставила по своим местам. Ничего, ничего… Своей участью я вполне доволен, ни о чём не жалею, и, слава Богу!

— Вот как? — удивился я. — Филологическое отделение!? Интересно, очень интересно… Как я понимаю, у вас должны быть какие-то произведения, ну, — стихи, проза, ещё что-то подобное? Должны же быть какие-то курсовые и дипломная работы? Или нет?

— Курсовые и дипломная работы? — удивился КАПИТАН. — Что это такое, Сир?

— Не важно…Продолжим тему прозы и поэзии.

— Сир, кое-что из упомянутого Вами у меня имеется, но, прошу Вас, давайте пока оставим эту тему, — печально вздохнул морской волк. — Мне неприятно вспоминать некоторые эпизоды моей прежней жизни. Предлагаю вернуться к более приятной и актуальной теме на сегодняшний момент, а именно, к теме ухи.

— Ладно, ладно, — усмехнулся я. — Уха, так уха… Но прошу вас, попозже подойдите к ПОЭТУ и покажите ему что-нибудь из того, что вы написали. Хорошо? Пусть он посмотрит, оценит. Творческие личности при моём дворе имеют особый статус, знаете ли. Я очень заинтересован в них. Считайте мою просьбу приказом. Я решительно на этом настаиваю!

— Слушаюсь, Сир! — весело ответил КАПИТАН.

— Так что вы хотели рассказать мне об ухе из озёрной и речной рыбы? — поинтересовался я, бросая небрежный и слегка скучающий взгляд на ГРАФИНЮ.

Она в это время рассеянно созерцала светло-серое небо, чуть покачивая ножкой, обутой в лёгкие матерчатые туфельки без каблуков. Собственно, отсутствие оных не лишало ножку красоты, изящества и миниатюрности. А какие лодыжки! Боже мой, какие лодыжки! Я хочу прямо сейчас поцеловать эти совершенные лодыжки!

Обожаю лодыжки тонкие, правильной и классической формы, плавно переходящие и не теряющие её, в не менее изящные икры. Последние должны быть также идеальны: не полные и не худые, не широкие и не тонкие, не мускулистые и не рыхлые. Это правило, кстати, касается и лошадей. Представьте себе тяжеловоза с ногами-столбами и породистого скакуна. Представили? То-то же! Вообще, тема женских ног неисчерпаема и вечна. О своём вкусе могу сказать лишь одно. Пусть дама будет неописуемой красоты, исключительного ума и ангельского характера, пускай она имеет прекрасную грудь и великолепную фигуру, но если, не дай Бог, у неё обнаружатся толстые лодыжки и мускулистые рельефные икры, то эта особа перестанет существовать для меня навеки! Я не говорю уже о ногах неправильной формы! Не о кривых, не о них речь, а именно неправильной формы! Форма подчас решает всё! Форма лежит в основе мироздания, именно она определяет развитие любой сущности!

Почему, например, Земля имеет форму шара? Да, многие скажут, что в этом заложены элементарные физические законы. Но только ли они? Творец не может быть только холодным математиком. Он должен быть ещё и художником, и скульптором, а иначе, в чём весь смысл?

— Сир, вижу, Вы о чём-то задумались, наверное, о важных государственных делах и будущих великих свершениях? — вежливо вернул меня из заоблачных высот на грешную землю КАПИТАН. — Не смею более толковать об ухе. Бог с нею…

— Как это Бог с нею!? — возмутился я. — Бог с ними, с государственными делами, они подождут, никуда не денутся. Уха, вот настоящая мужская тема, всё остальное по сравнению с нею ломаного гроша не стоит! Ну, может быть и стоит, — поправился я, — но в данный момент нет!

— Сир, как знаете, — расслабился и заулыбался мой собеседник. — Так вот, разрешите мне поведать Вам об одном старом, добром и почти забытом рецепте приготовления ухи.

— Сударь, извините, но я вас прерву, — вмешался я. — Не обижайтесь, но делаю я это только с одной целью, — не упустить из памяти только что возникший в ней очень интересный и оригинальный рецепт. Не расскажи я вам о нём сейчас, возможно забуду навсегда, а это, наверняка, будет очень горькая и невосполнимая утрата, не побоюсь это произнести, для всего человечества, населяющего Острова.

— Ради Бога, Сир, конечно, я весь во внимании! — с энтузиазмом произнёс КАПИТАН.

— Так вот… Способ приготовления ухи, о котором я вам поведаю, появился очень давно, где именно, я не знаю, но данный рецепт широко распространён в Поволжье.

— Извините, Сир, где, где? — вежливо прервал меня КАПИТАН.

— В Поволжье, — задумчиво произнёс я. — Есть такое понятие — Поволжье, то есть земли, расположенные вдоль великой русской реки Волги. Не буду вам долго объяснять, кто такие русские и где находится река Волга. Она протекает по центральной части России, очень большого государства, которое расстилается далеко за Океаном.

— Насколько большого? — полюбопытствовал мой собеседник. — Россия намного больше наших трёх Островов?

Я грустно усмехнулся:

— Острова по сравнению с Россией — это как самая большая галера нашего флота по сравнению с ракушкой, которая прилипла к её днищу. Примерно так…

КАПИТАН некоторое время ошеломлённо молчал, задумчиво глядя на тяжёлые корабли, сгрудившиеся вокруг яхты, потом вяло пробормотал:

— Воистину, неисповедимы пути твои, Господи, и велики и неведомы для сынов твоих дела твои и творения твои!

— Кто это сказал? — встрепенулся я.

— Великий Белый Оракул Второго Острова, Сир.

— Кто он такой? Что за Оракул? Он жив?

— Вроде бы, Сир.

— Надо будет обязательно с ним встретиться и пообщаться, — задумчиво произнёс я.

— Не так всё просто, Сир, — сказал КАПИТАН.

— И что же в этом моём желании такого сложного? — удивился я. — Я, вроде бы, Император!

— Как, Вы не в курсе!? Государь, Белый Оракул ни с кем не общается в обычном смысле этого слова.

— Что за ерунда?! — засмеялся я. — А каким же тогда образом становится известно о его предсказаниях?

— Они появляются на песке, Сир.

— Странно, странно… Они что, просто возникают из ниоткуда, из воздуха, и их никто не пишет, не рисует, не чертит? А каким образом задаются конкретные вопросы? Ведь их надо кому-то адресовать? Или предсказания носят отвлечённый, обобщённый и спонтанный характер?

— Сир, Великий Белый Оракул слышит мысли конкретных людей, приходящих к его пещере, и ответы, начертанные на песке, понятны только этим людям. Для стороннего наблюдателя песок абсолютно чист.

— Вот как? Интересно, интересно… Однако, мутная какая-то история. Ладно, вернёмся к теме ухи, — решительно сказал я и бросил на ГРАФИНЮ взгляд, лёгкий и сладкий, как полёт колибри.

Девушка неожиданно поймала его на лету, беспечно впитала в себя, как капельку нектара, улыбнулась, махнула мне точёной ручкой, звонко рассмеялась. Боже, ну что за чудо! Чёрт с нею, с утраченной памятью, с этими непонятными Островами, с этими сражениями, — весело подумал я уже в который раз. — Была бы эта женщина всегда рядом со мною, а большего ничего и не надо! Кстати, с чего это я помянул Бога и дьявола почти одновременно!? Нехорошо, нехорошо…

— Так вот, рецепт ухи таков, — счастливо улыбнулся я. — Он очень прост и незатейлив. Но в результате приготовления по нему искомого кушанья получается такое блюдо, что пальчики трижды оближись, а потом их ещё и съешь!

— Какое образное сравнение, Сир, — засмеялся КАПИТАН. — С нетерпением ожидаю продолжения!

— И так… Берём курицу или петуха, лучше петуха, почему, не знаю, и бросаем её или его в чан, подвешенный над костром. После того, как вода закипит, тщательно снимаем пену с поверхности будущего бульона, даём птице до конца свариться и даже перевариться, вынимаем её и кладём на отдельное блюдо. Всё, — её роль в нашей истории закончена. Далее бросаем в котёл различные коренья, травку, специи, конечно же много цельных луковиц, а затем опускаем туда в несколько заходов рыбу разных сортов, начиная с крупной, и после того, как она сварится, последовательно вынимаем её из ухи и выбрасываем.

— Как это выбрасываем, Сир?! — возмущённо воскликнул КАПИТАН, на несколько секунд отпуская руль и всплёскивая руками. — Я лично люблю её, даже самую мелкую, не торопясь разделать, поглодать, пососать и посмаковать, а как же без этого!? Вкуснятина необыкновенная!

— Ладно, — благодушно и великодушно проворчал я. — Рыбу можно и не выбрасывать. Перекладываем её на другое блюдо и пускай все присутствующие, каждый по себе, решают, как с нею поступать дальше. В принципе, действительно, почему бы её не разделать, не поглодать, не пососать и не посмаковать? Хорошее дело… При этом следует чуть присыпать её сольцой, перчиком. Мне кажется, что особо хороша она будет в холодном виде, на следующий день. А кроме этого у нас же есть курочка или петушок! Мы их, родимых, проснувшись на берегу в утреннем прохладном тумане, под хренок или горчичку, да под водочку, не дожидаясь разогрева ухи, так оприходуем, что мало не покажется!

— Сир! — возмутился КАПИТАН, глубоко сглатывая слюну. — Я с Вами не совсем согласен!

— И с чем же, любезный, вы не согласны?

— По утру всё-таки следует сразу приступить к ухе, Сир. Это же такая вкуснятина! Да, к тому же, — она является лучшим средством от похмелья. Уставший организм сразу же придёт в норму. А что такое курица, да ещё и холодная? Тяжёлый продукт. Так, одно баловство, засорение желудка. Уха! Только уха!

— Пожалуй, я с вами согласен… Ладно, можно поступить и так, — благодушно произнёс я.

— Разрешите задать два вопроса, Государь? — спросил КАПИТАН.

— Слушаю…

— Разрешите полюбопытствовать, Сир, почему Вы упомянули водочку, эту акцизную гадость, и почему уху следует обязательно разогревать? — повторно сглатывая слюну, с удивлением посмотрел на меня собеседник.

— Да, вы правы… На Островах водка действительно отвратительна, — задумчиво произнёс я. — Ладно, заменим её Можжевеловкой, а ещё лучше — Его Величеством Звизгуном!

— Ну, это же совершенно другое дело! — расплылся в довольной улыбке КАПИТАН.

— А что касается разогрева ухи, то эта акция необходима по следующей причине, — улыбнулся я в ответ. — Утром уха будет иметь такую консистенцию, что ложка в неё просто не проникнет.

КАПИТАН приоткрыл рот, наморщил лоб.

— Вот это да, вот это я понимаю! Но, Сир, а если эту чудо-уху аккуратно порезать ножом, распределить по порциям, смазать той же горчичкой или хренком и употребить в холодном виде, а!? Тот же холодец, ну пусть не классический свиной или говяжий, но холодец!

— Резонно, резонно, вариант имеет право на существование, — задумчиво произнёс я. — Но всё-таки, представьте следующую картину. Раннее, и как я уже упомянул, туманное и прохладное осеннее утро.

— Извините, Сир, но об осеннем утре Вы не упоминали.

— А Вы очень наблюдательны, мой друг, — я слегка похлопал КАПИТАНА по плечу, отчего он сильно покачнулся и снова на мгновение выпустил штурвал из рук. — Быть вам Адмиралом, ей Богу, быть!

— Рад стараться, Ваше Величество! — гаркнул морской волк так, что ГРАФИНЯ и ПОЭТ одновременно вздрогнули и недоумённо посмотрели на нас.

— Тише, тише, — поморщился я. — Не о вашей карьере сейчас идёт речь, а об ухе.

— Виноват, Сир, погорячился.

— Так вот, на чём мы остановились?

— На холодце, Сир.

— Да нет, дружище, здесь уже я вас поймал, — усмехнулся я. — Остановились мы на том, что утро будет прохладное, туманное и осеннее.

— Да, да, Сир! Осеннее…

— Сударь, я не зря упомянул о том, что утро будет именно осенним, — благодушно произнёс я. — Ну-ка, объясните, почему это должно быть именно так?

КАПИТАН максимально сосредоточился, покраснел и победно выпалил:

— Сир, только холодная осенняя ночь и прохладное утро позволяют сохранить продукты в наилучшем состоянии для дальнейшего их употребления! Особо это касается ухи, именно её уникальной утренней консистенции.

— Прекрасно, прекрасно, — ухмыльнулся я. — Так вот… Заканчивая этот разговор, могу объяснить вам мою позицию в отношении состояния ухи перед её употреблением ранним осенним утром. Вы просыпаетесь с головной болью, весь озябший, в холодном тумане, в плохом настроении. Руки дрожат, зубы клацают друг о друга. Беда, катастрофа, жизнь почти не удалась! И тут вам преподносят ароматную, горячую, дымящуюся уху в большой глубокой глиняной миске! Уха посыпана свежим зелёным укропом и сдобрена чёрным, ядрёным, грубо-молотым перцем! Кстати, а почему укроп будет свежим, изумрудно-зелёным и абсолютно не увядшим?

— Потому что ночь была холодна, а утро прохладным, Сир. Укроп просто не успеет подвять или завять, и потерять свою свежесть и прелесть. А если ещё вечером он был помещён в ёмкость с водой, то…

— Браво, так держать! — прервал я КАПИТАНА. — И вот, вы делаете несколько глотков ухи… Она божественна, ароматна! Вкус её непередаваем и ни с чем не сравним! Великолепно, брависсимо! Кровь в жилах ускорила движение, в желудке воцарилось ни с чем не сравнимое гармоничное тепло, умиротворение и удовлетворение. Но чего-то явно не хватает? Того, что на одно прекрасное мгновение погасит этот божественный пожар, а потом усилит его в тысячу раз! Чего же не хватает, ну же?!

— Звизгуна, Сир, или Можжевеловки, не успевших потерять божественный холод промозглой осенней ночи, впитавшийся в них! — захлёбываясь слюной и экстазом, проговорил на одном дыхании мой собеседник.

— То-то, то-то… Вот он, сакральный момент истины, дарующий ощущение невыносимой лёгкости бытия! — также на одном дыхании выпалил я. — Аллилуйя, ухе, аллилуйя!

— Аллилуйя, жизни, аллилуйя! — вторил мне радостно КАПИТАН.

— Аллилуйя всему хорошему, господа! — как гром среди ясного неба раздался рядом с нами насмешливый голос ГРАФИНИ.

Мы с КАПИТАНОМ мгновенно очнулись от охвативших нас сладкого наваждения и экстаза, встряхнули головами, недоумённо посмотрели на девушку, потом, понимающе, друг на друга, и весело засмеялись.

— Дорогая, однако, как незаметно вы к нам подкрались, — произнёс я. — Как кошка на охоте.

— Да уж, Сир, какая там кошка, какая там охота, — насупившись, произнесла девушка. — К Вам бы и слон подошёл незамеченным. Я как услышала слово «Звизгун», так тут, как тут. Что, неужели готовится пьянка!? Нехорошо, очень нехорошо, господа! Война требует трезвого, незамутнённого ничем рассудка.

— А вот здесь, сударыня, вы ошибаетесь, — строго произнёс я. — Война и трезвость — вещи не совместные. Сто грамм перед атакой, и победа почти в кармане! Проверено веками.

— Ну, ну…

— Звезда моя, свет моей души, — я поцеловал ГРАФИНЮ в её прелестную нежную щёчку. — Какая пьянка? Так, всего-навсего простой мужской разговор о смысле бытия и о судьбах Вселенных.

— А что, разве Вселенная не одна? Их что, много? — глаза девушки засветились жадным любопытством. — Сир, я об этом давно подозревала. Ну, давайте же поговорим на данную тему!

— Дорогая моя, успеем мы ещё пообщаться на эту тему, успеем, — я нежно и страстно поцеловал девушку в другую щёчку. — Бог с ними, со Вселенными. А пока дай нам с КАПИТАНОМ всё-таки завершить разговор, ну хотя бы, о смысле бытия.

— Ваше Величество, если смысл бытия заключается прежде всего в ухе и в Звизгуне, то тогда не стоит рассматривать и анализировать другие мирские радости, — насмешливо произнесла ГРАФИНЯ, возвращаясь к ожидавшему её ПОЭТУ.

— Ну что же, КАПИТАН, продолжим наш разговор в другом месте и в другое время, как-нибудь попозже, — сказал я, задумчиво глядя в серое небо. — И вообще, за вами остался ваш фирменный рецепт ухи. О какой рыбе будет идти речь? Об озёрной, речной или морской?

— И о той, Сир, и о той, и о той! Рецепты один лучше другого.

— Хорошо, ловлю на слове.

— Сир. Я думаю, что отведаем мы уху, как только высадимся на берег Второго Острова, ведь не сразу же мы ринемся в бой.

— Эх, дружище, вашими бы устами, да мёд пить! — поморщился я, ещё раз взглянув на небо. — Нам бы доплыть до этого Острова без происшествий, да тихо и незаметно высадиться на него, а там посмотрим. Но что-то мне подсказывает, что план этот нереален. Тихо и незаметно… Куда уж там! Пираты, пираты, кругом одни пираты! Ладно, пойду пообщаюсь с ГРАФИНЕЙ. Кстати, прикажите принести нам вина и Можжевеловки, ну и что-нибудь перекусить. Кажется, подошло время обеда.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, — склонился в глубоком поклоне КАПИТАН.

— Да ладно уж, будет вам, — усмехнулся я и направился к ГРАФИНЕ, которая что-то увлечённо обсуждала с ПОЭТОМ.

Я вдруг почувствовал, что ветер слегка усилился. Небо потяжелело, воздух стал прохладнее. На западе, совсем недалеко от нас, заклубились чёрные тучи. Нам ещё только шторма не хватало! А если это вовсе и не шторм, а подготовительная часть впечатляющего представления под названием: «Явление испепеляющих молний!?». А может быть название несколько иное, ну например: «Падение небесного гигантского змея или дракона»?

А вдруг нам на головы свалится пара сотен молодцов со способностями Ускоренных? Но, впрочем, это навряд ли. Я на данную тему уже размышлял неоднократно. Всё-таки Ускоренные, как не крути, — товар штучный, эксклюзивный, так сказать. Ладно, посмотрим… Как не раз говорилось ранее до меня, и будет говориться после меня: «Война войной, а обед по расписанию!». Разумный и вечный принцип. Почему вечный? Потому что войны вечны, увы, увы, как не крути…

Я, немного ускорившись, бесшумно и легко приблизился к сладкой парочке, расположившейся на носу яхты, громко кашлянул. ГРАФИНЯ и ПОЭТ, до этого о чём-то горячо спорящие, вздрогнули, вскочили со своих мест.

— Сир, так и сердечный приступ можно получить! — возмутилась побледневшая девушка. — Вы же только что, вот-вот, несколько секунд назад находились в капитанской рубке!? Ах, да, собственно о чём я говорю…

В это время к нам быстро подскочили три матроса, поставили на палубу два больших удобных шезлонга и маленький столик, на котором появились графин с Можжевеловкой, бутылка красного вина, фрукты, зелень, соления, копчения, дымящееся ароматное мясо и ржаной хлеб. Ах, как я люблю простую крестьянскую еду!

— Господа, прошу к столу, — весело произнёс я. — Кто знает, как сложатся дальнейшие обстоятельства нашей жизни. Мы всё ближе приближаемся ко Второму Острову. Меня очень сильно тревожит тот факт, что на своём пути мы ещё ни разу не встретили ни одного судна. Почему? Непонятно… Где пираты, что там замышляют люди РЕГЕНТА, какова обстановка на Острове? Чёрт его знает! Неизвестность и неопределённость меня всегда угнетают больше всего. Говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Чушь, неправда! Можно и неторопливо подождать, и с азартом пуститься в погоню, главное знать — кого и зачем ждём и догоняем.

— Вы, правы, Сир, — сказал ПОЭТ. — Неизвестность и неопределённость — главные враги человека с момента его рождения. Все дети боятся темноты, особенно когда они одни. А что такое темнота? Это те же неизвестность и неопределённость. Мы все боимся смерти. А что такое смерть? Всё те же неопределённость и неизвестность! Ах, как было бы нам легче, если бы мы знали о том, что же находится там, за чертой, отделяющей бытие от небытия! Вот главный вопрос, который нас мучает на протяжении всего нашего земного пути!

— Но если бы мы узнали ответ на него, то тогда бы потерялась основная интрига романа, название у которого «ЖИЗНЬ», — улыбнулся я, опрокидывая в рот рюмку Можжевеловки — Не находите? Неизвестность рождает не только сухость тревоги и беспокойства, но и жажду познания.

— Сир, если говорить о смерти в масштабе… — начал ПОЭТ, но его решительно и раздражённо прервала ГРАФИНЯ.

— Боже мой, хватит! Довольно! Ну что за тема для разговора на борту судна, которое плывёт по неспокойному морю навстречу тысячи опасностей! Господа, опомнитесь, давайте поговорим о чём-нибудь другом!

— Графиня права, мой друг, — усмехнулся я. — Мы с вами говорим не о том. Вернее, о том, но не к месту и не ко времени. Предлагаю тост!

— Сир, ну это совсем другое дело! — повеселела ГРАФИНЯ. — Мы Вас внимательно слушаем.

— Как говорил уже известный вам Конфуций: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем, что такое жизнь?». Так давайте же выпьем за познание жизни во всей её полноте и за жизнь, как таковую, даже без её познания! Виват!

— Виват, виват! — воскликнули мои собеседники вслед за мною и осушили бокалы с вином.

Мы некоторое время были заняты едой, молчали. Насытившись, я налил себе ещё одну рюмку Можжевеловки, не торопясь, выпил её, смакуя несколько грубую ароматную горечь. ПОЭТ снова открыл уже виденную мною ранее книгу.

— Что вы читаете, сударь? — спросил я его.

— Это книга из библиотеки БАРОНА, — ответил ПОЭТ. — Называется «Мудрость веков».

— Ну-ка, ну-ка, прочтите нам что-нибудь!

— Сир, я открыл страницу на главе второй. «Жизнь и смерть». Как раз о том, что мы с Вами только что обсуждали.

— Странно, вроде бы это основная тема нашего бытия. Она должна стоять на первом месте. — удивился я. — А как озаглавлена первая глава?

— «Смысл и цель жизни», — ответил ПОЭТ.

— Ну что же, резонно, резонно…, — задумчиво произнёс я.

— Сир, послушайте, какая фраза помещена в предисловии, — неожиданно рассмеялся ПОЭТ. — «Мир — прекрасная книга, но бесполезная для того, кто не умеет читать».

Мы с ГРАФИНЕЙ засмеялись вслед за ПОЭТОМ. Я опрокинул в себя ещё одну рюмку Можжевеловки, закусил её хрустящей квашеной капустой, поднял свой взор к небу. Оно становилось всё более серым, кое-где стало заметно чернеть, ветер постепенно, не торопясь, но вполне решительно усиливался. Тревога внутри меня также постепенно и уверенно нарастала и всё больше и больше заполняла мою сущность. Чего же всё-таки ждать, — небесных сверхъестественных явлений или банального шторма? Собственно, и то, и то нам крайне нежелательно.

— И так, ну-ка, выдайте нам ещё порцию какой-нибудь мудрости, — весело обратился я к ПОЭТУ, не ослабляя наблюдения за небом и морем.

— Вот, послушайте, Сир. Некий Валлювар написал: «Смерть — это лишь сон, — таково мудрецов убежденье. А что же рожденье? От сна пробужденье».

— Великолепно! — воскликнул я. — Близко к теме реинкарнации.

— Боже мой, ну хватит же всё об одном и том же! — возмутилась ГРАФИНЯ.

— Сир, а кто такой Валлювар? Что такое реинкарнация? — спросил ПОЭТ.

— Да что вам сдался этот Валлювар? — раздражённо буркнул я в ответ. — Какая разница, кто он такой? Главное, вдумайтесь в смысл произнесённого. Какое вам дело до этого полу мифического индийского автора сборника афоризмов? Помер он давным-давно, ну и бог с ним. Человек превратился в прах, а его мысли остались нетленными, вот в чём парадокс и высший смысл бытия! Человек, существо сугубо материальное, в результате умственной деятельности, то есть взаимодействия клеток головного мозга, рождает гениальную мысль, которая является чем-то нематериальным, метафизическим, неосязаемым, эфемерным, с лёгкостью исчезающим и растворяющимся в пространстве. Этого не случится, если мысль отразить на материальном её носителе, например, на стене пещеры, или на папирусе, или на бересте, или на бумаге, или на плёнке, или на диске, или на любом другом носителе информации. Творец исчезает навсегда, его творение живёт в веках. Как всё сложно, а вернее, как всё печально и просто!

— Странно, но я вижу, что проблемы жизни и смерти почему-то интересуют Бессмертного больше, чем смертных! — воскликнула ГРАФИНЯ, рассеянно глядя куда-то в пространство. — Парадокс!

— Никакого парадокса нет, милочка! — со злостью произнёс я, пристально вглядываясь в сгущающееся на глазах небо. — Чем совершеннее существо, тем более его волнуют основополагающие вопросы бытия. Чем больше времени для их осмысления, тем больше их понимаешь, а чем больше их понимаешь, тем ещё непонятнее и запутаннее становится всё вокруг! Помните те самые пресловутые круги познания, о которых я говорил давеча!? Они, проклятые, всё расширяются и расширяются! Стагнацией даже не пахнет!

Я злобно топнул ногой по палубе, отчего одна из дубовых досок слегка треснула, а потом крепко сжал ПОСОХ. Он моментально нагрелся, слегка завибрировал. РЕЛИКВИЯ ответила ему тем же. Рядом из ниоткуда, из лёгкой и зыбкой дымки стал возникать ЗВЕРЬ.

— Успокойся, милый, всё будет хорошо, — сочувственно произнесла женщина.

— Не будет! Во всяком случае в ближайшее время!

Тревога заполнила мой разум, и не зря. Яхту неожиданно потряс страшный удар. Палуба сначала плавно ушла из-под моих ног, потом моментально вздыбилась. Раздался жёсткий и противный скрежет. Центральная мачта, вырванная какой-то мощной силой из своей опоры, сломалась и отлетела в сторону. Что-то толстое, длинное и чёрное обрушилось на капитанскую рубку, легко сплющив её, как бумажную коробку, потом я ощутил сильный удар в спину и, кувыркаясь, взлетел в воздух. Боль пронзила и затопила меня, но быстро ушла после того, как я неимоверным усилием воли сконцентрировался, сосредоточился и погасил её.

Во время последующего полёта и тяжёлого падения в воду в моей голове вдруг почему-то возникли и удержались на несколько секунд две крайне горестные мысли: «Ах, КАПИТАН, КАПИТАН! Никогда не быть вам адмиралом! Никогда больше не удастся нам вместе поесть ухи! Как жаль, ох, как жаль!».

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вода неожиданно оказалась довольно холодной и очень солёной. Я вошёл в неё, как копьё, — легко и почти без всплеска, так как успел сгруппироваться. Всё моё тело так болело и ломило, как будто я получил сильный удар бревном. Собственно, так оно почти и было. Правда это живое бревно не имело твёрдой структуры, что и облегчило мою участь. Удар резиновой дубинкой и удар деревянной или металлической битой — это разные вещи. Тем не менее, чувствовал я себя прескверно. Боец из меня сейчас никудышный. Надо менять ситуацию в свою пользу, причём срочно. Я напрягся, сосредоточился, уже привычным усилием воли не без труда, но всё-таки устранил неприятные ощущения.

Дойдя до низшей точки погружения в воду, я, ускорившись, крутанулся вокруг своей оси, осмотрелся, увидел над собой в десятке шагов днище яхты и рядом с ней и вокруг неё некую огромную, тяжело шевелящуюся, живую чёрную массу, которая была в несколько раз больше нашего судна.

Чёрт возьми, — что это за существо!? Откуда оно появилось? Явно не с неба. А может быть всё-таки с него? Что-то же копилось в нём от нас неподалёку?! Какая-то энергия… Собственно, какая разница, откуда появилось сие чудище, — с неба или со дна морского!? Опасность была серьёзной и вполне реальной. Но что это такое, вернее, кто это такой? Явно не акула, не кит, не кашалот, не гигантский морской змей или кальмар. Я сфокусировал зрение. Подводный мир вокруг сразу потерял расплывчатость, неясность, обрёл чёткие и прозрачные очертания. Я присмотрелся к неизвестному существу внимательнее. Кажется, гигантский осьминог, вернее, спрут! Или что-то в этом роде…

Чёрная масса стала тяжело двигаться сверху в мою сторону, освобождая яхту от своих смертельных объятий. Ага! Охота идёт, как и прежде, именно на меня! Славно, славно! Поборемся! Боже мой, с кем только я за последнее время не сражался! Но всё происходило только на поверхности земли или воды. Теперь я добрался и до бездн морских! Следующим этапом моей бурной, многострадальной жизни, очевидно, будет битва в небесах с гигантским орлом, или сражение под землёй с не менее гигантским кротом, или с ужасной землеройкой, могучим червём или ещё с кем-нибудь в этом роде!

Я ещё раз с тревогой посмотрел на яхту. Как же там лебёдушка моя ненаглядная!? Уцелела ли после атаки монстра морского!? Боже, спаси, сохрани и обереги её! Ни о чём больше сейчас не прошу!

Я снова ускорился, нырнул глубже, интенсивно работая руками и ногами. Существо мощно и тяжело последовало за мною. Я развернулся, поднял голову вверх и опешил от неожиданности. На меня вдруг глянули два огромных глаза, я увидел перед собой толстое, покрытое присосками, щупальце, раскрылась клювовидная пасть. Фу, какая гадость, однако! Бывает же такое!

В следующую секунду откуда-то сверху в воду бултыхнулось и тяжело погрузилось в туче пузырей что-то чёрное и довольно массивное. ЗВЕРЬ! Его окружало какое-то странное радужное сияние. Лапы работали мощно, в едином ритме, шея и хвост были вытянуты. Он стремительно приблизился к чудовищу, врезался, как торпеда, в одно из щупалец, вцепился в него мёртвой хваткой, принялся яростно мотать головой в разные стороны. Из образовавшейся раны хлынула какая-то мутная жидкость, стала хаотично клубиться в воде.

Спрут сбил с себя ЗВЕРЯ другим щупальцем. Удар, очевидно, был очень жёстким и сильным, потому что Пёс, как в замедленном кино, выпучив глаза и растопырив лапы, тяжело крутясь, отлетел от чудовища на несколько шагов, но потом восстановил равновесие и снова решительно бросился на осьминога.

Ну, что же, пришло время действовать и мне. Я чувствовал себя довольно бодро. Воздуха, которого я успел глотнуть перед погружением в воду, вполне хватало. Пока хватало, пока… Я вытащил меч из ножен, и только сейчас с беспокойством осознал, что ПОСОХА при мне нет. Я, очевидно, упустил его из рук в момент удара щупальца и дальнейшего падения в море. Чёрт возьми, неужели он упал в воду и погрузился на дно!? И какова же здесь глубина? моря? Только не это, только не это!

Между тем пасть чудовища приблизилась ко мне почти вплотную. Я решительно взял инициативу на себя, мощно работая ногами, ушёл в бок и, ускорившись, преодолевая плотное и вязкое сопротивление воды, вонзил клинок в голову осьминога. Из раны пошла кровь, или как там называется эта мутная жидкость. Спрут резко дёрнулся, его щупальца хаотично задвигались. На одном из них я увидел вцепившегося в него ЗВЕРЯ, другое чувствительно задело меня.

Я отлетел от монстра, если так можно сказать о движении в толще воды, но меча из руки не выпустил. Удар был всё-таки не очень сильным, так как пришёлся по касательной, но всё равно явился довольно ощутимым. Я несколько раз вязко и медленно перекрутился вокруг себя, но быстро обрёл равновесие и снова, ускорившись, неистово мотая ногами, решительно и стремительно бросился на осьминога, внимание которого было на время отвлечено на ЗВЕРЯ. На этот раз мой меч вонзился в глаз спрута. Эффект от этого удара превзошёл все ожидания. Монстр панически задёргался, заметался и я даже как будто услышал какой-то глухой утробный звук: то ли рёв, то ли рык, то ли вздох. Но, скорее всего это была иллюзия. Ведь мы находились в воде.

Я снова оказался отброшенным от осьминога прочь, но меча из руки по— прежнему не выпустил, восстановил равновесие, быстро сориентировался в пространстве и вновь бросился в бой. Я, ускорившись, отчаянно и бешено мотая ногами и руками, совершая невероятные манёвры, увернулся сначала от одного, потом от других щупальцев, затем от пасти чудовища и с силой вонзил меч в его второй глаз.

Пёс в это время рвал клыками и когтями мешок головоногого моллюска. Всё пространство вокруг нас заполнилось клубящейся серой массой. Я вдруг почувствовал, что воздух в лёгких заканчивается, вернее, уже почти закончился. На несколько мгновений мною овладела паника, но я решительно справился с нею, подавил волнение и, с невероятной силой и быстротой работая ногами и руками, на пределе своих возможностей, почти теряя сознание, понёсся к поверхности воды. Внизу всё было грязно-серым, вверху, сквозь прозрачную воду, я увидел невыносимо желанный и манящий к себе солнечный свет, который нёс с собой спасение и освобождение от неминуемо надвигающегося удушья.

Быстрее, быстрее, ещё быстрее! Лёгкие были абсолютно пусты, глаза вылезли из орбит, их стала застилать мутная пелена. Боль постепенно возвращалась в тело. Я вдруг с ужасом осознал, что до такой степени смертным, как сейчас, я не был ещё никогда! Эта мысль полностью поглотила меня. Боже мой, если я сейчас захлебнусь и уйду на дно морское, то это будет конец! Конец всему!!! Никто меня не спасёт, ничто мне не поможет! Главное, не потерять сознание. К свету, всё ближе к свету!!! Воздуха, воздуха, воздуха!!!

Я чувствовал, что голова моя вот-вот взорвётся, а лёгкие сначала склеятся, потом свернутся и вывернутся из почти безжизненного тела наружу! Воздуха, всего один глоток воздуха жажду я!

Яркий и спасительный свет резанул мне глаза. О, какое же непередаваемое наслаждение и облегчение может принести глубокий глоток свежего морского воздуха! Как прекрасно солнце, пробившее серую пелену облаков, до этого казавшуюся непроницаемой! Какое это счастье, глубоко дышать и ясно созерцать всё вокруг! Сколько, однако, есть в мире вещей, которых мы не ценим и не замечаем! До поры, до времени, конечно…

Я дышал, дышал и дышал, не замечая ничего и никого до тех пор, пока в нескольких шагах от меня с громким всплеском не всплыл ЗВЕРЬ. Он несколько раз отрывисто кашлянул, с отвращением выплёвывая из пасти воду, потом подплыл ко мне и вопрошающе вытаращил на меня свои огромные янтарные глаза. Чувствовал он себя, судя по всему, вполне хорошо и комфортно, дышал ровно и редко. Никакой усталости, никакого напряжения, никаких эмоций! Что за существо такое!?

— Всё в порядке, мой друг!? Ну, ты и молодец! Как мы с тобой сделали этого урода, а!? — засмеялся я и огляделся вокруг.

Яхта легко покачивалась на волнах в паре десятков шагов от нас. Все надстройки и мачты на ней полностью отсутствовали, но судно уверенно держалось на воде. На борту я никого не заметил. Сердце моё тревожно забилось. Как там ГРАФИНЯ?! Где она!? Боже, не оставляй нас без милости и заботы твоей в сии минуты роковые!

Я снова огляделся и увидел неподалёку от себя одну из боевых галер моего славного флота, которая тяжело и величественно покоилась на волнах. Её борта были облеплены матросами и солдатами, которые весело и громко что-то кричали, махали руками, мечами и копьями. Я решительно поплыл в её сторону, ЗВЕРЬ последовал за мною.

— Сир, как Вы себя чувствуете!? — услышал я чей-то басовитый голос, донёсшийся с нижней палубы, затем я увидел голову в капитанской повязке и опущенный в воду трап.

— Никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас! — весело ответил я, подплывая к нему.

Трап был жёстким и прочным. Снизу он надёжно покоился на небольшом плоту. Отлично, для ЗВЕРЯ сгодится. Мы, не торопясь, поднялись на корабль. Палуба при приближении Пса мгновенно опустела. Остались только Капитан, да рулевой матрос. Они мужественно и неподвижно стояли на мостике, с ужасом и любопытством пожирая ЗВЕРЯ глазами.

— Первый раз вижу АНТРА так близко, Сир! — раздался восхищённый голос капитана. — Какая мощь, какая красота, какая стать, какая сила!

— Да, уж! — весело ответил я. — Что правда, то правда… Силы или мощи нам не занимать! Вон как лихо расправились с эти долбанным морским уродом! И откуда он только взялся!? Кто это такой? Что это было!?

— Поздравляю с блестящей победой, Государь! Я много слышал разных историй о Головощупах, не верил им, честно говоря. А тут, вот он, во всей своей восхитительной зловещей силе, притягивающей и одновременно отталкивающей уродливой красоте!

— Однако, как хорошо и образно сказано! Я вижу, вы большой ценитель прекрасного, — сказал я, удивлённо разглядывая Капитана. — Вы случайно не учились на филологическом факультете Университета Второго Острова? Не пробовали писать стихи или прозу?

— Пробовал, Сир, но не учился, — вздохнул Капитан, покраснел и потупил свой взор ниц. — А вообще, я на досуге занимаюсь творчеством…Так, для себя, с целью расслабления.

— И что же вы творите?

— Пишу морские пейзажи, Сир.

— Чёрт возьми! — воскликнул я. — Очевидно все мои славные флотоводцы — сплошь поэты, писатели и художники! Я не удивлюсь, если объявятся ещё и скульпторы и композиторы, а возможно, и архитекторы! Какая, однако, славная компания! В такой ситуации у меня возникает законное подозрение по поводу вашего умения воевать!

— Умеем мы и воевать, не сомневайтесь, Сир!

— Дай Бог, дай Бог!

Во время этого разговора я периодически тревожно поглядывал на покорёженную яхту, лениво колышущуюся на волнах неподалёку от нас. Я сознательно оттягивал визит на неё, испытывая самые нехорошие предчувствия. Палуба судна была по-прежнему пуста. Но этот факт ещё ничего конкретного не означал и не о чём плохом не говорил…

Капитан перехватил мой тоскливый и напряжённый взгляд, громко кашлянул и весело произнёс:

— Ваше Величество, а ГРАФИНЯ-то у нас на борту!

— Как у вас!? — вскричал я, непроизвольно ускорился и в мгновение ока оказался рядом с Капитаном.

Он ошалело посмотрел на то место, где я находился секундой ранее, потом на меня, удивлённо открыл рот. Матросик рядом с ним побледнел и судорожно сжал в руках рулевое колесо.

— Что с нею, где она!? — встряхнул я Капитана за плечи так, что у него лязгнули челюсти, а голова заболталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы.

— Сир, не волнуйтесь, с нею всё в порядке, почти, — дрожащим голосом произнёс Капитан.

— Как это, почти?! В порядке и почти в порядке, — это совершенно разные вещи!

— Ваше Величество! Мы подняли её из воды сразу же после того, как Головощуп напал на яхту. Её Сиятельство получили незначительные телесные повреждения, так, всего несколько ссадин и царапин. Ну, видимо немного ударилась о палубу головой, но Вы не беспокойтесь, ударилась несильно, слегка, незначительно. Волосы смягчили удар.

— Благодарю за службу, капитан! Так держать! — облегченно и радостно хлопнул я моряка по плечу.

— Служу Империи! — бодро гаркнул он, довольно резво поднимаясь с палубы.

— Вы дворянин?

— Никак нет, Сир!

— Жалую дворянство!

— Служу Империи!!! — чуть не задохнулся от восторга Капитан.

— Где ГРАФИНЯ!?

— В моей каюте, Сир.

— А что с Придворным Летописцем? — тревожно спросил я, только сейчас вспомнив о ПОЭТЕ.

— Спасены и живы почти все, Сир! — бодро отрапортовал моряк, морщась и потирая плечо. — Погибли два матроса и, к сожалению, — КАПИТАН.

— Ах, да, КАПИТАН, КАПИТАН… — нахмурился я. — Мой старый добрый соратник… Как жаль, как жаль. Не отведать мне ухи по его рецепту. Жаль, очень жаль…

— По какому рецепту, Государь?

— Да я и сам его не знаю, увы, увы… Странная, однако, штука жизнь. Она, как книга. Подчас текст неожиданно прерывается на страницах, безжалостно вырванных кем-то до того, как мы надеялись и пытались её прочитать до конца. А кто их вырвал, зачем и почему, чёрт его знает?

— Да, Сир, согласен, — вздохнул Капитан. — Эти страницы мог вырвать и какой-нибудь случайный идиот, но, скорее всего, — ОН… — моряк задумчиво посмотрел в небо.

Я тоже поднял голову, вопрошающе и мрачно глянул в мирную безоблачную высь. Тёмно-синяя бездна сурово опустила на меня свой тяжёлый взор. Стало неуютно и тоскливо.

— Да, судьбы наши всё-таки прежде всего зависят от НЕГО, — вздохнул я. — От этого никуда не денешься…

— Разрешите Вас проводить к ГРАФИНЕ, Сир?

— Конечно, конечно, немедленно! — встрепенулся я и бросил мимолётный взгляд на ЗВЕРЯ.

Он плавно растворился в воздухе. Капитан и рулевой вздрогнули, побледнели, напряглись и одновременно сглотнули слюну, а потом облегчённо вздохнули.

— Однако, — восхищённо произнёс капитан.

— А то как!? — весело ответил я.

ГРАФИНЯ лежала на кровати с закрытыми глазами. Она была слегка бледна, волосы её хаотично облепили подушку, словно мокрый ворох светло-коричневых водорослей. Белое платье, такое же мокрое, рельефно облепило прекрасное тело девушки, подчёркивая все его очевидные и неповторимые достоинства.

— Почему не переодели? — нервно и раздражённо произнёс я, наклоняясь к ГРАФИНЕ и ловя её дыхание.

— Сир, как можно? — виновато откликнулся Капитан.

— Ах, да… Оставьте нас одних! — нетерпеливо сказал я.

Моё желание было мгновенно исполнено. Я коснулся губами лба ГРАФИНИ, вдохнул аромат её чудесных волос. Он потерял свою привычную для меня индивидуальность, так как был перемешан со всевозможными запахами моря, но это не помешало ему оставаться восхитительным и манящим.

Девушка глубоко вздохнула и внезапно открыла так любимые мною, милые, слегка раскосые зелёные глаза, обхватила меня своими волшебными тонкими и нежными ручками, неожиданно сильно прижала к себе и заплакала навзрыд. Я вдруг ощутил во всём теле внезапно вернувшуюся в него боль, застонал и тоже заплакал, сотрясаясь от облегчающих, опустошающих, очищающих и сладостных рыданий. Да, вот это сцена! Сюда бы ПОЭТА…

— Неужели передо мною славная воительница, бесстрашная укротительница Горных Жеребцов, Мастер Кинжала!? — насмешливо воскликнул я, нарочно путаясь в волосах моей возлюбленной с одной только прагматичной целью, — стереть ими свои неожиданные слёзы.

— Неужели я имею честь лицезреть непобедимого, мужественного, бесстрашного, овеянного легендами, бессмертного Императора!? — вторила мне девушка, вытирая свои слёзы о мою рубашку, куда она уткнулась с той же самой целью.

Мы оба счастливо и весело засмеялись, сели, скрепили свои уста долгим и сладким поцелуем.

— Как ты? — спросила ГРАФИНЯ.

— Как всегда. Очередная битва выиграна. Всех я победил, поразил и даже, очевидно, утопил. Мне не привыкать, знаешь ли…

— Неужели ты справился с эти чудищем? Невероятно!!!

— Мы справились, мы, дорогая. Я и ЗВЕРЬ… Помнишь, я говорил тебе как-то, что мне нипочём чудовища морские?

— Помню, помню! Ах, ты, мой герой, — девушка снова поцеловала меня в губы, я с готовностью ответил ей тем же.

— Дорогая, — с тревожной нерешительностью произнёс я. — Ты случайно не видела моего ПОСОХА? — и замер в ожидании ответа.

— Твоего ПОСОХА? — нахмурилась и помрачнела ГРАФИНЯ.

У меня ёкнуло сердце, на душе стало нехорошо, муторно, тревожно.

— Твоя волшебная палка под этой кроватью, — внезапно беззаботно рассмеялась девушка.

— Что!? — я резво опустился на пол, заглянул под кровать и достал из-под неё ПОСОХ.

— Фу, как просто! Обошлось! Слава Богу!

— Всё простое просто…

ПОСОХ был холоден и отстранён. Но он был! Я крепко сжал его в руке, счастливо засмеялся. У каждого свой характер…

— Мы с тобой упали в воду почти одновременно, — сказала ГРАФИНЯ. — Я от толчка, который получила яхта, а ты от удара щупальца. Ах, какое потрясающее было зрелище! ПОЭТ, конечно же, опишет этот момент в Летописи в своём стиле, как надо. Ну, например, так: «Император некоторое время после удара Спрута величественно парил над суровым морем, словно большая хищная птица, высматривая своим гипнотическим и пронзающим морскую бездну оком пока очень опасную, зловещую, но уже неминуемо обречённую на страшную смерть, жертву!».

— Боже мой! — искренне восхитился я. — Зачем мне Придворный Летописец!? Зачем лишняя трата средств!? Всё, — отныне ты будешь заниматься Летописью! ПОЭТА увольняю! Деньги, выделенные на его содержание, пойдут тебе на бриллианты. Всё, решено!

— Дорогой мой! Какие бриллианты!? — сначала возмутилась, а потом рассмеялась ГРАФИНЯ. — Зарплаты нашего витии едва-едва хватит на содержание одного Горного Жеребца!

— О, как!? Ишь ты! Однако!

— Ибо!

Мы счастливо рассмеялись, замерли в объятиях друг друга.

— Эх, милый! Орёл ты мой могучий! А на самом деле кувыркался ты, как большая удивлённая лягушка, подброшенная в воздух цаплей, намеревающейся её съесть. Комичное и одновременно трагичное было зрелище, скажу я тебе, — девушка отстранилась от меня. — Фу, какой же ты мокрый!

— Какое образное сравнение, сколько в нём суровой правды жизни с определённым поэтическим привкусом. «Большая удивлённая лягушка». Какая, однако, аллегория. Премного благодарен. А что касается мокроты, то, вообще-то, ты не на много суше меня.

— Но всё-таки суше!

— Но каким образом ПОСОХ оказался под этой кроватью? — нетерпеливо спросил я, а потом крикнул в пространство. — Люди!

— Да, Сир! — на пороге мгновенно появился статный Гвардеец.

— Можжевеловки нам!

— Есть, Сир!!! — рявкнул боец, в результате чего каюта содрогнулась, как от удара спрута.

ГРАФИНЯ от неожиданности и испуга подскочила, миндаль её прелестных глаз обратился в фундук.

— Боже мой, где ты находишь таких монстров!?

— Были бы Вождь, чёткие цели и справедливые идеи, а монстры всегда найдутся! — строго и довольно произнёс я.

— Погоди, я отражу эту мысль в анналах, — ГРАФИНЯ заметалась в поисках бумаги.

— Да сядь ты! Запомни, и всё! Что же было дальше? Ну, после нападения спрута?

— И так, мы упали в воду почти одновременно, — продолжила ГРАФИНЯ. — Но я раньше, потому что ты некоторое время парил над волнами, как большая хищная птица.

— Да хватит же издеваться, в конце концов!

— Хорошо, хорошо, — хохотнула девушка. — В полёте ты выронил ПОСОХ из руки, и он неминуемо бы упал в море. Но рядом в это время вдруг оказался ПОЭТ. Он проявил неплохую реакцию, умудрился в прыжке подхватить ПОСОХ и свалился с ним в воду вслед за мною. Потом туда же, но на некотором отдалении, бухнулся ты, а вслед за тобой в море бросился АНТР. Потом нас вытащили из воды и подняли на галеру. Вот, собственно, и вся история.

— Молодец, писака, молодец, — задумчиво пробормотал я. — Говоришь, у него хорошая реакция?

— Отменная.

— А где он, кстати, находится?

— Понятия не имею, — девушка осторожно приподнялась, встала на ноги, чуть покачнулась.

Я молниеносно вскочил, заботливо поддержал её, обнял, поцеловал в чудесную гладкую и стройную шейку.

— Ну, если сравнивать ПОЭТА с тобой, то у него реакция, так себе, — засмеялась ГРАФИНЯ, слегка отстраняясь от меня и снова присаживаясь на кровать. — Что-то я замёрзла, надо переодеться.

— Эй, люди! — громко крикнул я.

На пороге, как по мановению волшебной палочки, мгновенно возник ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. В руках он держал поднос с графином и рюмками. Гвардейский мундир на нём был тоже мокрым, но это его, по-видимому, совершенно не смущало.

— Рад видеть вас дружище в добром здравии!

— Служу Империи! — гаркнул вояка.

Мы с ГРАФИНЕЙ весело засмеялись. Я подошёл к Гвардейцу, хлопнул его по плечу, отчего он сильно покачнулся, но устоял.

— Немедленно принесите какую-нибудь сухую, чистую и приличную одежду небольшого размера для Её Сиятельства.

— Будет исполнено, Сир! — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ исчез также быстро, как и появился.

Я разлил по рюмкам Можжевеловку. ГРАФИНЯ поморщилась.

— Надо, милая, надо… Для расширения сосудов и согревания организма. На дворе, если ты заметила, отнюдь не лето.

— Без тоста не могу.

— Как говорил Данте Алигьери: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!». Так давай и дальше следовать своей дорогой!

— Прекрасно сказано. Но кто такой, этот Данте?

— Гениальный итальянский поэт. Ввязался, идиот, в политику, и потому был часто и нещадно бит. Носился со своей Беатриче, ну, с любимой дамой, как с писаной торбой. Но сонеты у него были замечательные! Энгельс назвал его последним поэтом Средневековья.

— Кто такой Энгельс? — жадно и живо спросила ГРАФИНЯ.

— Да лучше бы его вместе с Марксом и не было бы! — раздражённо ответил я и поморщился.

— А кто такой Маркс?

— Ненормальный один немец, как и Энгельс…

— Понятно…

Я помог ГРАФИНЕ снять платье, обернул её в найденную в сундуке белоснежную простыню. Вскоре раздался вежливый стук в дверь.

— Держу пари, это ПОЭТ, — сказала девушка.

— Спорить не буду, я также думаю.

— Фи, как с тобой скучно… Мог бы поспорить ради приличия или интереса, — поджала ГРАФИНЯ чудесные губки..

— На что спорить? На твой полуразрушенный замок? — произнёс я с лёгкой иронией.

— Ах, ты, ехидна болотная! — подскочила девушка. — А мои Горные Жеребцы!? Они стоят больше, чем весь твой мифический Третий Остров!

— Почему мифический? — мгновенно насторожился я.

— Ой, извини, сорвалось, — девушка нервно повернула свою прекрасную головку к маленькому окошку, за которым тихо, мирно и мерно плескалось ультрамариновое море.

Я напрягся. «Так, так, так… У ПОЭТА, у борзописца нашего, у сибарита утончённого и томного воздыхателя, вдруг обнаруживается отменная реакция! ГРАФИНЯ, ненаглядная пава моя, вдруг проговаривается о своём истинном отношении к Третьему Острову, а значит и ко мне! Что уж тут говорить о БАРОНЕ, о библиотекаре нашем доморощенном! Так, так, так… Подозрительно это всё! Очень подозрительно!».

Тревожившие меня совсем недавно сомнения, вроде бы на некоторое время благополучно утихшие, вспыхнули с новой силой. Я помрачнел, задумался. ГРАФИНЯ заметила резкую перемену в моём настроении, подошла ко мне, обняла, ласково погладила по щеке.

— Бог с ним, с Третьм Островом!

— Согласен, оставим эту тему… А вообще, мне-то на что спорить? — ухмыльнулся я. — Сижу вот перед тобой — мокрый, грязный, побитый, сирый и убогий. Гол как сокол. Имею при себе в данный момент и вообще только ПОСОХ, Собаку, ну и кое что ещё по мелочам…

— Ты не побитый! Ты всего-навсего слегка устал после очередной выигранной битвы. Это совершенно разные вещи. Ах, бедненький, дай я тебя поцелую в щёчку, в грудку, в животик, а потом и пониже…

В дверь снова вежливо постучали.

— ПОЭТ, — встрепенулась ГРАФИНЯ.

— Не думаю, — усмехнулся я. — Входите!

На пороге появился КОМАНДИР. В руках он держал пакет с одеждой. Я засмеялся, ГРАФИНЯ поморщилась:

— Да, Сир, зря Вы со мною не поспорили. Теперь будете жалеть…

— Ничего, не беда. Для тебя же хуже было бы, — снова усмехнулся я, взял у КОМАНДИРА пакет, слегка похлопал его по плечу. Он даже не дрогнул.

— Сир, я побеспокоил Вас с связи с тем, что надо бы помянуть КАПИТАНА. Тела его не нашли. Это проклятое чудовище сначала раздавило рубку, а потом смахнуло её вместе с нашим боевым товарищем прямо в море. Жаль беднягу.

— Да, вы правы, помянуть следует, — печально произнёс я. — Давайте сделаем это на яхте. Соберите оставшийся экипаж, Гвардейцев, которые присутствовали на судне во время нападения этого гада морского. Кстати, он больше не появлялся, не всплывал, знать о себе никак не давал?

— Никак нет, Сир! Муть какая-то поднялась, да быстро рассеялась и развеялась. Вот и всё.

— Ну, и, слава Богу. Ступайте, мы скоро будем.

ГРАФИНЯ стала быстро одеваться. Я с удовольствием наблюдал за этой невероятно возбуждающей, сладостной и вечной, как мир, процедурой. Какая прелесть, какая красота! Ах, какие ножки, какая грудь, какая попка! Что нужно ещё мужчине после кровавой битвы!? Только женщина способна по-настоящему утешить и успокоить нас в такие минуты!

— Не смотри, я это не люблю, — сурово произнесла ГРАФИНЯ.

— Нельзя не смотреть на прекрасный цветок, на великолепное голубое море, на величественные и, поражающие воображение, заснеженные горные вершины, на полную магнетизма луну и на ясное зимнее небо, пронзённое звёздами! А тем более грех не полюбоваться твоей грудью и попкой, — пробормотал я, решительно взяв девушку за бёдра, и опустился перед нею на колени.

Мои губы коснулись её лона, язык проник вглубь. ГРАФИНЯ застонала, изогнулась назад всем телом, запрокинула голову, упала на кровать. Я продолжал ласкать её языком, губами, с восторгом утопая и захлёбываясь в обильной влаге. Я жадно и восторженно вдыхал источаемый ею аромат. Запах женщины! Что сладостнее его на этом свете!? Нет ничего, подобного ему!

Девушка задышала всё чаще и чаще, застонала, забилась в конвульсиях, закричала, с силой сжала ногами мою голову, замерла, потом расслабилась, легко и радостно рассмеялась. Я же, возбуждённый до крайней степени, стал лихорадочно сдирать с себя одежду, готовясь овладеть своей принцессой. В это самое неподходящее время снова раздался лёгкий стук в дверь.

— Чёрт возьми, да что же это такое!? — возмутился я, с трудом отрываясь от раскрывшихся передо мною врат рая. — Проходной двор какой-то! Погодите немного!

— ПОЭТ, — усмехнулась ГРАФИНЯ, торопливо вставая с кровати.

— ШЕВАЛЬЕ, — наобум сказал я. — Спорим на всех твоих Горных Жеребцов!?

— А что ты ставишь на кон?

— У меня есть славный меч по имени ЭКСКАЛИБУР!

— Фи, этого мало…

— А ещё я владею ПОСОХОМ и ЗВЕРЕМ!

— Ради Бога, только не ЗВЕРЬ! Ну, о твоей палке я даже говорить не желаю! — девушка закончила одеваться, кокетливо покрутилась передо мною.

Выглядела она неплохо. Нет, совсем не то слово! Выглядела моя лебёдушка великолепно, очаровательно, потрясающе! Она была одета в белоснежные, просторные матросские штаны и такую же рубашку из плотного материала. На ногах — чёрные, лёгкие матерчатые башмаки. Широкий серый пояс с голубой каймой, затянутый на талии, подчёркивал изящные и округлые линии бёдер. На голове кокетливо покоился белый берет с одной голубой и двумя чёрными полосками. Из выреза на рубашке маняще выглядывала полная и упругая грудь. Не до конца просохшие, роскошные каштановые волосы струились по спине, груди и плечам. Да, истинную красоту ничем не скроешь! Ни матросским костюмом, ни вуалью, ни рубищем, ни паранджой!

Стук повторился.

— Войдите! — я с трудом оторвался от созерцания двух хорошо заметных выпуклостей на ткани костюма в районе груди девушки.

Соски были возбуждённы, длинны и упруги. Они явно свидетельствовали о том, что женщина ещё не полностью удовлетворена. Я застонал от отчаяния.

Дверь открылась, и перед нами предстал… ШЕВАЛЬЕ. Я весело рассмеялся, девушка с досадой поморщилась:

— Да что же это такое! Явно сегодня не мой день!

— Что вы здесь делаете? — удивлённо спросил я, подходя к юноше. — Вы же вроде бы должны находиться на Флагманской галере?

— Как только мне доложили о случившемся, я сразу же направился на лодке к Вам, Сир! — чеканно произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Я очень сильно беспокоился за Вас и за ГРАФИНЮ. Ну, и о ПОЭТЕ, конечно, не забывал.

— Так за кого вы всё-таки больше беспокоились? — насмешливо произнёс я. — Признайтесь, наверное, всё же за ГРАФИНЮ?

— Сир, избавьте нас от этих Ваших сомнительных и неуместных вопросов и шуток! — девушка возмущённо тряхнула волосами, щёчки её порозовели, лобик гневно наморщился.

— А чего это вы так занервничали, сударыня? — подозрительно спросил я. — С какой это стати у вас так заблестели глазки!?

— Вы несносны, Сир! — девушка возмущённо фыркнула и быстро выскочила из каюты.

— Садитесь, — я указал ШЕВАЛЬЕ на кресло, стоявшее в углу около небольшого стола. — Что думаете о произошедшем?

— О чём, Сир? О том, как Вы справились с Головощупом? Великолепная победа! Вообще-то, согласно общему мнению, одолеть его невозможно! — восхищённо произнёс юноша. — Это существо — чудище из чудищ! Их за всю историю существования Островов встречали всего три-четыре раза, и эти встречи оканчивались весьма печально для мореплавателей. Если честно говорить, то до сего дня я был уверен, что данное создание — всего лишь миф, легенда, ну, что-то наподобие драконов.

— Вы располагаете знаниями о драконах? — удивился я.

— Ну, конечно. Но, по моему мнению, драконов не существовало и не существует. Острова изучены вдоль и поперёк.

— Как знать, как знать… — задумчиво произнёс я. — А моря и океаны?

— Что Вы имеете в виду, Сир?

— Неужели не понятно!? Достаточно ли изучена водная стихия? Дракон может быть и морским. Затаился он где-то в мрачных глубинах и ждёт момента своего появления в этом мире!

— Возможно, Сир, возможно… — в свою очередь задумался ШЕВАЛЬЕ.

— Снова же, вспомним Тёмное Озеро. Если не удалось измерить его глубину, то какие тайны могут быть в данном водоёме сокрыты, а?

— Вы, как всегда, правы, Государь.

— Полноте! Вот этого я не люблю! — нервно произнёс я, подходя к окну и любуясь морем, увязшем в штиле. — Я не могу быть всегда правым. Это противоречит законам природы и общества. Абсолютно правыми могут быть только мертвецы. Вот они лежат перед нами — мёртвые, недвижимые, разлагающиеся и всем своим внешним видом и внутренним состоянием показывают: мы мертвы, мы тлен, мы всего-навсего гниющая оболочка того, что когда-то было человеком. Вот именно в них, в мертвецах, и заключается та самая сокровенная, абсолютная и сакральная истина!

— Боже мой! Сир!

— Да, я вроде бы — Сир. Но при чём тут Боже!?

Мы некоторое время помолчали. Я, словно загипнотизированный, не отрывал глаз от воды.

— Штиль. Плохо… Ветра нет, придётся идти на вёслах, — меланхолично произнёс я, разглядывая море.

— Да, Вы правы. Без ветра плохо, Государь, — также меланхолично вторил мне ШЕВАЛЬЕ.

Мы снова помолчали.

— Налейте по пятьдесят.

— Это как, Сир?

— Налейте по полной рюмке!

— Понятно, Ваше Величество.

Мне вдруг стало грустно. «Душа болит, и сердце ноет…», — неожиданно всплыли в памяти строчки какой-то полузабытой песни. К чему бы это? Кто её пел? Где и когда?

— Как вы думаете, сударь, существует ли душа? — задал я вечный, банальный и неразрешимый вопрос.

В последнее время он меня почему-то очень сильно мучил, тревожил, не давал покоя. Не понятно, почему и в связи с чем.

— А как же без души, Сир? — удивился юноша. — Без неё теряется весь смысл!

— Вы правы, — вздохнул я. — А может быть, и нет… Что, если мир до мозга костей материален? И нет никакой души? И мы всего лишь сами себя тешим упоительной мыслью о наличии какой-то мифической, метафизической, фантастической, а на самом деле, не существующей субстанции под названием душа? Этакая, знаете ли, загадочная, то ли энергетическая, то ли не энергетическая, а какая-то иная сущность, сублимированная, слегка припорошенная недоступными для нашего понимания специями и благовониями материального и нематериального порядка, а, возможно, чего-то третьего. А!?

Я выпил ещё одну рюмки Можжевеловки, заметался по каюте.

— А на самом деле есть только конкретные, естественные, давно понятые и изученные, вполне чёткие материальные процессы. Нейроны, синоптические связи между ними, течение электрического тока по нервным волокнам. Митохондрии переработали жиры, белки и углеводы, преобразовали их в энергию. Кажется, называется это восстановительно-окислительными реакциями. Или, по-другому, электрохимическим процессом. Пошла энергия по сигналу из мозга по нервам. Дан один сигнал — дёрнулась нога, дан другой — человек улыбнулся, дан третий — выработался необходимый гормон и, извините, встал член. Помер человек, — и вся эта суета прекратилась. Вот, собственно, и всё. Прибыли к конечной станции назначения…

Мой собеседник молча и удивлённо смотрел на меня.

— Я многое не понял, Сир, но, по моему мнению, душа всё-таки существует, — возбуждённо произнёс он. — Ясно, что телу необходимо питание, иначе, зачем мы едим и пьём и испытываем чувство голода и жажды? Понятно, что голова наша и способности ума нашего напрямую зависят от пищи. Но существует же какая-то неведомая нам, созданная Богом, как Вы сказали, субстанция, то есть бессмертная душа, которая живёт до определённого, отмеренного нам на небесах срока и покидает тело, чтобы жить дальше! Повторяю, если души нет, то в чём тогда смысл нашего бытия!? Ведь живём мы, лелея только одну главную мечту! Мечту о бессмертии и продолжении нашего существования в другом мире!

— Мы во всём навязчиво, долго и упорно ищем какой-то смысл и предаёмся несбыточным мечтам! — усмехнулся я. — Нету его, смысла, ни в чём! Нет! Ау, ау! Где ты, смысл, а ну-ка, выходи! А в ответ — тишина… А, вообще-то, смысл заключается в бессмыслице, дорогой вы мой! В хаосе, в неопределённости и непредсказуемости, в наших непонятных и безумных порывах, в совершаемых нами глупостях, в полной самоотдаче во имя непонятно чего, в наплевательстве на всё, или во внезапных озарениях, или в неожиданных для нас самих подвигах, — и ни в чём более! Бессмысленная вакханалия естества — наш удел! Существование ради существования, жизнь ради самой жизни, движение ради самого движения, вот и всё! Вот вам и весь смысл!

— А поиск истины, борьба за справедливость, наслаждение природой, рождение детей, любовь к женщине, к родине, искусство, философия, схватка с Головощупом, чтение хорошей книги, дружба, созерцание огня или звёзд, добрый поединок на мечах или соревнование по стрельбе из лука с их азартом и стремлением к победе, наконец! — ШЕВАЛЬЕ вскочил и заметался по каюте. — Что это, как не познание смысла бытия и его осмысление!? Что скажете, Сир!?

— Дорогой мой, какое это познание!? — фыркнул я. — Всё, перечисленное вами, входит в понятие достижения опредёлённых целей, получения удовольствий в процессе нашей жизни, удовлетворения каких-то стремлений и желаний, не более того! А вот понять сокровенный смысл этого самого БЫТИЯ в глобальном масштабе, то есть чётко ответить на вроде бы простые вопросы: зачем, для чего, почему, ради чего? — это кое что посложнее. Ведь вы не будете всерьёз утверждать, что смысл вашей жизни — это участие в рыцарских турнирах и победа в оных. Ну, пройдёт молодость, отгремят фанфары. Будете сидеть вы перед пылающим камином, закутанный в плед, надсадно хрипя и кашляя, и думать: «А ради чего я прожил эту жизнь, что дальше, правильно ли я жил? От моего славного меча останется проржавевший остов, тело моё съедят черви, друзья мои и знакомые забудут обо мне через пару недель, а то и раньше, наследники мои умрут, так же, как и я. И кану я окончательно в полную безвестность!».

— А если после нас останется что-то важное, нетленное, великое, мудрое, нужное? Ведь тогда имена наши будут славиться в веках, Сир!

— Вы о книгах, скульптурах, картинах, дворцах, партитурах, пирамидах и всём остальном подобном? — иронично спросил я. — «Что тебе Гекуба, что ты Гекубе». Кажется так… Что мне Хеопс? Хеопс и Хеопс… Пирамида пока стоит, ею восхищаются, испытывают от её созерцания истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие. А что мы знаем об этом фараоне? Помер и помер, и никого он особо не интересует, кроме кучки полубезумных египтологов. Хеопс… Бедный юноша-инвалид. Так, — пыль на ветру забвения. «Что в имени тебе моём?». Сколько людей погубил, идиот, и ради чего? Может быть, среди тысяч безвременно умерших строителей пирамиды было несколько Пушкиных, Спиноз, Боттичелли и Конфуциев. Или среди их потомков, не родившихся по воле этого маньяка или жрецов!? Хеопс! Тьфу, тьфу, тьфу! Да и, вообще, история создания данной пирамиды очень мутна. Есть версия, что она воздвигнута задолго до Хеопса!

— В очередной раз я почти ничего не понял, Сир. Вернёмся к душе… Как можно сотворить великолепную статую, или дворец, или написать картину, или великую книгу, или, наконец, Имперский Цитатник, не имея способностей, таланта, а значит, души!? Рыба, лошадь или муха не способны к творчеству.

— Ладно, вернёмся к душе, — пробурчал я, чувствуя, что теряю пыл, запал. — «Чего это я так возбудился по поводу Хеопса?», — подумал я и на некоторое время затих.

— Сир!?

— Вернёмся к теме души… Почему же не вернуться. Отвечаю на ваш вопрос и повторяю, что всё в мире материально. Заработали нейроны и рецепторы, электричество побежало по нервным волокнам, закрутилось всё, завертелось, заискрилось, собралось неведомыми путями в кучу, организовалось в некий умственный продукт и отразилось в конечном итоге на таких же сугубо материальных носителях. Писатель написал книгу, скульптор изваял статую, философ произнёс фразу, которая осела в памяти других людей, всё в тех же нейронах. Происходит простая передача информации, или её отражение и воплощение разными путями. Движение руки, звуковая или электромагнитная волна и тому подобное. Ничего более… При чём здесь душа, какая душа?

Я вздохнул, сел на кровать, расслабился. Тело болело, но уже не так, как раньше. Я удовлетворённо хмыкнул.

— Ну ладно, — продолжил я устало и вяло. — Хорошо. Душа существует… Допустим. И так… Прошло время, все люди умерли в результате эпидемии или какой-нибудь глобальной катастрофы. Книги сгорели, скульптуры, крепости, пирамиды и дворцы превратились в пыль и прах. Планета разлетелась на мелкие кусочки. Вот и всё: «Финита ля комедия!». Пусть теперь этот самый дух в виде совокупности миллиардов и миллиардов душ плавает или мечется по Космосу. Кому он нужен? Что дальше? Без материального носителя душа — ничто и никто! Куда ей, бедной, деваться, во что перевоплощаться, в чём смысл её дальнейшего существования? А!?

В наступившей тишине ШЕВАЛЬЕ задумчиво созерцал массивный перстень с красным камнем, покоившийся на среднем пальце его крепкой руки. Я устало любовался по-прежнему безмятежным и спокойным морем. Штиль…

— Ничего, Государь, Бог решит, что делать дальше с неприкаянными душами, на то он и Бог! — вдруг решительно, громко и твёрдо произнёс юноша. — Бог всё расставит на свои места, найдёт выход из любой ситуации. Ну, например, создаст новый мир, сотворит людей, а души — тук как тут! Вот они, готовые к дальнейшей жизни, к следующему воплощению!

Я удивлённо посмотрел на ШЕВАЛЬЕ, задумался, потом рассмеялся:

— Может быть вы и правы, буддист вы наш новоявленный!

— Конечно, прав, Сир, а то, как же иначе?

— Сударь, а не пора ли нам вмазать по рюмочке Можжевеловки? — весело спросил я, с трудом отводя взгляд от гипнотизирующего морского ультрамарина. — Самое время. Повод, кстати, есть. Печальный повод, но что же поделать. Никто и ничто, кроме мёртвых, не даёт живым в полной мере испытать и понять всю радость бытия!

— Какая глубокая мысль! — восхитился ШЕВАЛЬЕ. — Сократ, Платон, Конфуций? В связи с чем она высказана?

— КАПИТАН погиб… Соратник наш верный и давний. Пойдём, помянем его, — устало сказал я, беря в руки ПОСОХ, который стал тёплым и наполнился какой-то внутренней, непонятной для меня, но вполне ощутимой силой и энергией. — А что касается этой фразы… Сию гениальную мысль высказал Великий Император Трёх Островов во время плавания по бурному морю после битвы с Чёрным Спрутом и перед завоеванием Второго Острова. А вообще, до меня данная мысль посетила стольких людей, что вы и не представляете, скольких!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Поминки прошли тихо и печально, как и полагается быть такому мероприятию. Долго они не продлились, так как погода вдруг резко изменилась и переменилась к худшему. Серая пелена облаков снова подёрнула до этого синее и безмятежное небо, неторопливо, но решительно, заполнила всё вокруг. Вечный скиталец-ветер принёс их с запада на своих невидимых, но могучих плечах. Он с каждым мгновением всё более крепчал, усиливался. Стало неуютно, сыро, тревожно и зябко.

Что же, западный, а значит, попутный ветер, — это то, что надо! Мой флот, до этого находящийся в ленивой и сонной неге дрейфа, ожил. Началось милое и сладкое сердцу и душе любого моряка самое разнообразное движение, звуки которого поглотили и свист крепчающего ветра, и усиливающийся шум волн. Раздались громкие команды, затопотали по палубам матросские башмаки, всё пространство вокруг заполнилось и переполнилось криками, руганью, разными стуками, хлопаньем люков и дверей, шорохом и шелестом поднимающихся и расправляющихся парусов. Заскрипели мачты, тяжело задвигались и зашуршали вёсла, вбираемые вовнутрь галер, и поглощаемые их тёмным и жадным нутром. Хаотично заполоскались и захлопали, а потом наполнились ветром и мощно вздулись паруса. Корабли взбодрились, пришли в движение, стали маневрировать, лавировать между собой, восстанавливать слегка нарушенный боевой порядок.

Я с отрядом Гвардии и ближайшими приближёнными обосновался на спасшей меня галере. Вернее, не на спасшей, а на подобравшей. Нет, не так! Судно меня не подобрало, а с глубокой благодарностью за оказанную честь приняло Моё Императорское Величество на свой борт! Вот так точнее и вернее!

Корабль, захваченный ранее у поверженных пиратов, являл собой большое, солидное, крепкое и надёжное сооружение. Он был сделан из какого-то прочного тёмного дерева, очевидно, из дуба, имел две высокие парусные мачты, две палубы, толстые борта, окованные ниже и чуть выше ватерлинии каким-то тёмно-жёлтым металлом. На три-четыре шага впереди судна торчал металлический клык-таран. Над ним, на носу, как и положено, распласталась и застыла в полёте какая-то неведомая мне металлическая дама в развевающихся одеждах и с голой грудью. Её безжизненный и пустой, но почему-то магически притягивающий к себе взгляд, был направлен куда-то вдаль, видимо туда, где нас ожидал пока невидимый и неведомый враг.

На борту галеры располагались четыре катапульты, — по две на носу и на корме, а также четыре установки, похожие на гигантские арбалеты. Как же они называются!? Кажется, баллисты? Или я что-то путаю? Именно из таких были посланы стрелы в нашу яхту во время её недавнего плавания к Первому Острову. Теперь наш маршрут повторялся с точностью до наоборот.

Наша славная яхта, повреждённая, но не побеждённая Головощупом, покорно следовала за галерой на некотором расстоянии, прикреплённая к ней прочным канатом. Рулевое управление яхты было спешно восстановлено, но мачты по-прежнему отсутствовали. Выглядела посудина не ахти как, была основательно потрёпана в результате нападения морского чудища, но на плаву держалась довольно уверенно. Вот что значит надёжный материал, умный проектировщик и грамотные строители! На яхте остались только три дежурных матроса, которые приводили судно в порядок, следили за его состоянием, ну и, конечно, поочерёдно стояли за рулём.

Капитан нашего корабля предложил бросить яхту в открытом море на произвол судьбы, то есть, на растерзание стихии. Какой от неё толк!? Замедляет скорость галеры, как боевая единица, почти ничего не стоит. Или, в крайнем случае, следует посадить в неё гребцов, которые, не торопясь, вернулись бы на ней на Первый Остров! Но этим планам решительно воспротивилась ГРАФИНЯ.

— Как вам такое могло прийти в голову!? — она звонко и строго принялась отчитывать Капитана. — Эта яхта — важнейший исторический экспонат в будущем Музее Империи! На ней Император начал свой легендарный Первый Морской Поход! Находясь именно на ней, он, благодаря своему гению, чутью, интуиции обвёл морских разбойников с их огромным флотом вокруг пальца, совершил искусный манёвр, в результате которого мастерски ушёл от пиратов, заставив врага выть от бессильной злобы! В этом не было проявления слабости! Нет!!! Просто Император не желал из-за отсутствия драгоценного времени связываться со всяким сбродом! Именно эта яхта приняла удар Второй Морской Пиратской Армады, именно с неё Император и АНТР совершили свои геройские и фантастические прыжки на Великую Пиратскую Галеру, захватили её, устроили там грандиозную кровавую бойню, повергли ниц трёх могучих Небесных Воинов, посланников Тьмы! Именно после той битвы Император освободил томящихся в беспросветной неволе, умирающих рабов, являющихся цветом нации! Именно они составили основу непобедимой Гвардии, которая сметает на пути всех врагов Империи! Именно на этом судне, преодолевая ураганы и шторма, долгими бессонными ночами Государь обдумывал свои дальнейшие действия, строил грандиозные планы, которые победоносно, неотвратимо, последовательно и успешно претворяются в жизнь! Именно на этом великом корабле Император, наконец, окончательно понял своё истинное предназначение и полностью слился со Вселенской Сущностью! Ах, Капитан, Капитан, как вам не стыдно!?

Последние слова ГРАФИНЯ произнесла уже на пике охватившего её экстаза, неведомо откуда взявшегося. Раздался её финальный горестный вздох, а затем наступила скорбная гробовая тишина.

Все присутствующие люди, находящиеся в это время рядом с ГРАФИНЕЙ, в том числе и я, притихли и слушали девушку, открыв рты. После её монолога кто-то охнул, кто-то застонал, кто-то прослезился, кто-то явно чуть не упал в обморок, а кто-то, возможно, и упал.

Признаюсь, я был потрясён. Ну, не упал, и даже не прослезился. Но рот у меня был открыт, как и у всех, и даже дух захватило. О как! Ишь, ты! Однако! Собственно, так оно всё и было. Ну, конечно, не совсем так… Никаких особых штормов не наблюдалось, со Вселенской Сущностью я, вроде бы, не сливался. Мыслил мало и нечасто, а часть длинных и отнюдь не бессонных ночей, я или занимался любовью со своей лебёдушкой или пил Звизгун. Но некоторые неточности в повествовании ГРАФИНИ совсем не важны. Реализм хорош в меру. Главное — настоящие и искренние эмоции, глубокие переживания! Все любуются стенами, куполами и внутренним убранством храма. Никому нет дела до того, на каком фундаменте он покоится, и как выглядят его подвалы!

Капитан был поражён, потрясён и заворожен. Лицо его стало бледным и несчастным. Он лихорадочно переводил свой горящий взор то на ГРАФИНЮ, то на болтающуюся за кормой яхту.

— Ваше Сиятельство, да откуда же мне было всё это знать?! — дрожащим голосом промолвил бедняга. — Ни сном, ни духом не ведал, клянусь! Простите, пощадите, дайте шанс, позвольте оправдать оказанное доверие! Сейчас же пошлю на яхту дополнительных людей, всё вычистят, вылижут, подправят, восстановят, улучшат и укрепят! Сам лично буду осуществлять ежечасный контроль! Клянусь, Ваше Сиятельство!

Мне стало крайне жалко бедолагу.

— Успокойтесь дружище, — я очень легко и осторожно похлопал старого морского волка по плечу. — Знаете, а у меня к вам есть одно предложение! Я хочу, что бы вы написали, как-нибудь, картину, ну, когда возникнет соответствующее настроение…

— Внимательно слушаю Вас, Сир! — чеканно произнёс Капитан.

— На картине должно быть изображено это легендарное судно. Можно на фоне заката или на фоне рассвета. Лучше, конечно, на рассвете… Он, знаете ли, всегда вселяет в нас надежду, веру в будущее. Желательно, чтобы яхта до этого была полностью восстановлена. А можно написать картину и до, и после её восстановления. Можно сотворить целую серию полотен. Такое поле для фантазии! Здесь всё так магически переплетено… Нападение мерзкого Головощупа, схватка с ним Императора и АНТРА, блестящая победа над зловещим посланником Сил Тьмы. Империю не победить! Империя всегда восстаёт из пепла, как и её Император! Ура, слава Империи!!!

— Слава Императору!!! — грянул хор восторженных голосов. — Слава, слава, слава!!!

Я посмотрел в серое, насупленное и полное желчи небо, которое ещё недавно было светлым, чистым и чувственным. Сейчас его бесцеремонно, грубо и нагло лапал своими холодными и влажными руками грязный и пьяный хулиган-ветер. Так и до изнасилования можно дойти! Я с трудом оторвал свой взор от места предполагаемого преступления, посмотрел на Капитана.

— Так вот, дружище, дерзайте, творите, — я ещё раз очень бережно и осторожно хлопнул будущего новоявленного классика по плечу, отчего он всё-таки слегка покачнулся. — Обещаю поместить вашу картину в этом самом, как его э, э, э…

— В Музее Империи, Сир! — подсказала, как отчеканила, ГРАФИНЯ.

— Да, да! Я прикажу поместить вашу картину или серию картин в этом самом музее на самом видном месте, обещаю. Деньги на холсты и краску я вам выделю. Аванс обеспечен. Премия, в случае успеха, тем более!

— Премного благодарен, Ваше Величество! — гаркнул Капитан. — Спасибо за оказанное доверие! Обещаю, не подведу, напрягу все силы, или, в случае неудачи, умру от стыда!

— Так, так, так… А вот это лишнее, насчёт смерти. Это нехорошо! — строго, но по отечески, произнёс я. — Не надо нам всяких пессимистических мыслей! А вот насчёт напряжения всех сил, — это хорошо сказано, данную мысль я одобряю. Любое напряжение рождает определённый результат! Правда, он может быть и положительным, и отрицательным. Это как с дамой… Напрягся, изо всех сил, а ничего и не получилось! Всякое бывает… — горестно задумался я.

— Сир!?

— Ах, да… Надеюсь на ваш талант. Что-то подсказывает мне, что он у вас имеется. Дерзайте! Аванс получите завтра.

Я строго огляделся вокруг. Мои приближённые опустили взоры.

— Кстати, а где наш сумрачный и метущийся гений, вития заоблачный, Летописец и Поэт наш великий? А?! — строго спросил я. — Кругом такие события! Если ты не в курсе происходящих событий, то находишься вне их! А сколько ценных мыслей было высказано за последнее время! Я чувствую, что Цитатник дрожит от страшного нетерпения. Где ПОЭТ, реактивный наш!?

— Почему реактивный? — нахмурилась ГРАФИНЯ. — Что такое реактивный? Не понимаю.

А потом она подошла ко мне, приблизила к моему уху свои чудные пухлые губки и перешла на шёпот, — ты случайно не пьян?

— Нет, просто хочется позубоскалить, — также шёпотом ответил я и уже громко произнёс. — Насчёт реактивности… Ну, вы же, сударыня, сами сказали, что у нашего листоскрёба оказалась очень хорошая реакция!? Значит, он к тому же ещё и реактивный, то есть быстрый, шустрый, подвижный.

— Какой листоскрёб, Сир!? Ах, ну да, — девушка засмеялась. — Листоскрёб… Реактивный листоскрёб… Да, Сир, у Вас весьма неплохо развито образное мышление.

— Благодарю за очередную лестную оценку моей личности.

— То-то ли ещё будет, Ваше Величество. Вы, как море. Чем глубже в него погружаешься, тем разнообразнее и интереснее становится подводная жизнь, открываются всё новые и новые пласты и горизонты, до определённого предела и уровня, конечно.

— Море моей души не знает предела! А, вообще, на сколько глубоко вы, сударыня, способны погружаться в море? — я задумчиво и подозрительно посмотрел на девушку.

— Да не так, что бы очень, Сир. Возможности человеческого организма имеют свои пределы.

— Об этом я наслышан. А если организм нечеловеческий? — я ещё раз пристально и подозрительно посмотрел на ГРАФИНЮ.

— Всему есть свой предел, Сир, — ответила она, искоса созерцая волнующуюся свинцовую поверхность моря. — Он имеется и у нечеловеческого организма, к Вашему сведению!

— С этим можно, в общем-то, согласиться, но не совсем, — нахмурился я.

— И кто же или что же, по Вашему мнению, не имеет предела?

— А вы как думаете?

— Вселенная, Сир!?

— Ерунда! Мы эту тему как-то обсуждали. Вселенная, или Мир, или Миры имеют свой предел. Я в этом уверен и я это со временем докажу!

— Ну, ну, Сир… Так что же, по Вашему мнению, всё-таки не имеет границ и пределов? — ГРАФИНЯ пристально и ясно взглянула мне прямо в глаза, её прелестный ротик чуть-чуть растянулся в иронической улыбке.

Мои приближённые, почтительно следящие за этой пикировкой, после моих последних слов сначала заволновались, беспокойно зашептались, а потом притихли, ожидая моего ответа на вопрос ГРАФИНИ. Все взоры были обращены на меня.

— Есть в мире только одна безграничная, всё охватывающая и бесконечная сущность.

— И что же это, или кто это, Государь?!

— Это Бог! — я усмехнулся, подошёл к девушке, поцеловал ей руку. — Именно он не знает предела, не имеет конца и края!

ГРАФИНЯ задумчиво посмотрела на меня и промолчала, то ли насмешливо, то ли снисходительно.

Между тем ветер постепенно крепчал, паруса были полны им, как душа бывает полна огнём любовного желания или страстного стремления к преодолению чего-либо, не важно, чего. Главное — это преодоление! Моя славная морская армада уверенно, мощно и быстро двигалась вперёд, на восток. Вперёд, вперёд и только вперёд!

— Сир, предлагаю спуститься вниз, там и продолжим нашу увлекательную дискуссию, — усмехнулась девушка.

— Спустимся и продолжим, моя радость, но чуть попозже. Ах, какое море, какое небо, какой ветер! Наслаждайтесь моментом, милая, ловите сладкие минуты бытия! — произнёс я с экстазом, а потом пристально посмотрел на ГРАФИНЮ. — Давайте вернёмся к нашей первоначальной теме, ну, к той, которая была прервана нашей крайне содержательной дискуссией по поводу существования предела.

— Не помню, не понимаю, Сир. О чём вы?

— Я о ПОЭТЕ. Так, где же он, вития и дамский угодник наш? Небось, резвится где-нибудь в трюме с жаркой вакханкой под Можжевеловку, ещё более повышающую любовный жар? Безобразие! Летопись не терпит пауз! Вокруг происходят такие грандиозные события! Какие, однако, умные мысли рождаются подчас из ниоткуда так неожиданно, по воле случая, и также неожиданно исчезают неизвестно куда!? Их надо ловить на взлёте и на излёте! И, вообще, — без писаки нашего мне как-то скучновато и некомфортно. Где он?

— Сир, ну какие вакханки!? — вознегодовала ГРАФИНЯ. — Из женщин на всех кораблях только я одна. Что, Вы не знаете флотских предрассудков!? Да, имеется ещё одно существо женского пола, какая-то собачка, сучка по кличке Фурия.

— Что за собачка? — живо поинтересовался я. — Фурия… Надо же!

— Собачка породистая, Горный Мастифф, — усмехнулся невесть откуда взявшийся ШЕВАЛЬЕ. — Собственно, — это не собачка, а самый настоящий зверь, волкодав. Жрёт этих самых серых разбойников пачками. Конечно, не чета Вашему АНТРУ, Сир, но тоже довольно неплох, вернее, не плоха.

— А как бы мне на неё посмотреть?

— Сир, никаких проблем, — поклонился мне ШЕВАЛЬЕ. — Милости просим на второй Флагманский корабль. Фурия является его талисманом, обязательно сопровождает экипаж во время военных действий. Она даже участвует в абордажных атаках, представляете! Правда, грызёт всех подряд, но не беда. Главное — её первобытная ярость, которая передаётся экипажу и подвигает его на такие воинские деяния, что аж рассказывать о них страшно. Короче… Фурия не собака, а самое настоящее чудовище!

— Ах, да Фурия! — восхитился я. — Браво, браво! А вообще я вам скажу, именно ярость определяет победу. Не планирование битвы, не воинское искусство, не численное преимущество, а именно ярость, огонь, экстаз!

— Сир, полностью с Вами согласен. А что касается Фурии… Я думаю, что на знакомство с нею Вам не следует брать с собою АНТРА.

— Вы считаете, что эта самая Фурия его загрызёт!? — захохотал я.

Мне с готовностью вторили мои соратники и придворные.

— Нет, Сир, я так, конечно, не считаю, — улыбнувшись, ответил юноша. — Я боюсь, что Фурия его… совратит.

Да, — это было необычное, неожиданное, довольно дерзкое и смелое заявление! Я поперхнулся, сначала хотел воспылать праведным и совершенно обоснованным гневом и высказать соответствующие возражения, мол, что за глупая мысль!? Кто такая эта Фурия и кто такой ЗВЕРЬ!? Какая-то убогая сука, пусть даже и способная участвовать в абордаже, и мистический АНТР, посланец небес, перст Божий, символ королевской власти, святыня, могучий воин, непобедимый, вызывающий трепет и дарующий смерть! Кощунство, святотатство, бред!

А потом я неожиданно всерьёз задумался. А если вдруг!? Что произойдёт при встрече этих существ? Могут ли они понравиться и подойти друг другу? Как отреагирует на моего Пса эта сука, как воспримет её он? Раньше ЗВЕРЬ в своём полном видимом обличии с собаками никогда не пересекался. Как ни странно… Они были то за стенами замков и ощущали его дистанционно, то он находился вроде бы и рядом с ними, но был невидим, а значит и не осязаем.

Что же всё-таки произойдёт при прямом контакте? — подумал я. — Интересно, чертовски интересно! Я живо представил, какие, в случае успеха этого невероятного свидания, будут щенки, и даже слегка прослезился. Потом наступила очередь рационального подхода к делу. Я подумал о всех возможных перспективах этого смелого эксперимента и мною мгновенно овладели азарт и нетерпение. Каким же будет возможное потомство ЗВЕРЯ? А вдруг щенкам передадутся все его качества, ну или хотя бы некоторые из них!? Надо попробовать!

Передо мною встала потрясающая картина. Я, Император Трёх Островов, сижу на троне в огромном зале, передо мною толпятся придворные, а рядом с троном сидят три, нет, — четыре-пять, а может быть и шесть и семь молодых ПОЛУАНТРОВ во главе с прародителем новой породы. Ах, какое зрелище, ах, какие открываются перспективы!

А если завтра война!? С целой стаей, нет, не со стаей, а с целым отрядом сверх собак я разгромлю любого противника. Собственно, а с кем мне воевать? Ну, дай Бог, завоюю я Второй и Третий Острова, вернее, верну их в своё законное владение, а дальше? Вокруг Океан… Что там за ним и кто там за ним, абсолютно неизвестно. Стоит ли его преодолевать и преодолеваем ли он вообще? Вот в чём главный и весьма интересный вопрос. «Мышь рыла, рыла, — дорылась до кошки…».

Но тихий и твёрдый внутренний голос упорно и жёстко всё время подсказывает мне, что пересекать Океан всё-таки придётся. Любая Империя живёт до тех пор, пока бесстрашно стремится вперёд, расширяя свои границы. Остановка в пути, долгий, сытный и беззаботный привал влекут за собою очень плохие последствия. В истории тому было множество примеров.

Вдруг в моей голове как будто бы раздался лёгкий щелчок. Я почувствовал необъяснимое напряжение и странное тревожное томление, как бывает перед прыжком в неизвестность или перед познанием новой и важной истины. Мой мозг вдруг переключился и заработал в какой-то совершенно другой плоскости, в ином направлении, ритме и режиме.

ЗВЕРЬ, ЗВЕРЬ… АНТР, АНТР… А вообще, — является ли он собакой в обычном понимании этого слова? Кто он на самом деле? Животное ли он? Что находится внутри него? Каким образом, и по каким законам он функционирует? Откуда у него такие нереальные, фантастические способности, которые во многом даже опережают мои!? А если он совершенно не тот, за кого себя выдаёт? Может быть, он только наполовину пёс, — живое и понятное существо, а наполовину ещё кто-то, совершенно непонятный и загадочный? Или что-то?

Эти вопросы с недавних пор очень сильно волновали меня, но я не находил на них ответа. Теперь же моя память, с каждым днём всё более и более восстанавливающаяся и всё более и более услужливая и покладистая, вдруг выдала из своих недр одно единственное слово. Но это слово до такой степени потрясло меня, что я на несколько мгновений как бы отключился от окружающей меня действительности, завис и замер в какой-то непонятной параллельной реальности, окунулся в холод, почувствовал, как по всему телу побежали мурашки.

КИБОРГ! Бег мурашек усилился, в голове зашумело. Конечно же — КИБОРГ! Вот то слово, которое является ключом к пониманию природы ЗВЕРЯ! Всё так просто и объяснимо! Боже мой, почему я раньше этого не понимал!?! Я же всё время об этом подозревал, но всего лишь на подсознательном уровне. Ломал голову, мучился, метался, но не мог понять всё до конца, сформулировать мысль, дать определение. Не было ключевого слова. И вот оно, наконец, появилось! Даже не одно, а целых два. Я вспомнил второе. РОБОТ! Да, да, именно — РОБОТ! КИБОРГ и РОБОТ! Это одно понятие или два разные?

Кибернетический организм, как я его вижу и понимаю, представляет собой сложный сплав, синтез живого и неживого, переплетение органики и неорганики. Они дополняют и усиливают друг друга. КИБОРГ… Мозг человека, обладающий повышенным потенциалом, тело, состоящее из комбинированных тканей, имеющих огромный запас прочности и надёжности, совершенно необычные возможности и способности. Внутри этого существа находится какой-то мощный и неисчерпаемый источник энергии, или почти неисчерпаемый. Кажется так…

А что такое РОБОТ? Железяка, нечто механическое, неживое, твёрдое, безучастное ко всему, лишённое эмоций и чувств. Искусственный интеллект, какие-то сложные механизмы, генераторы, гидравлика, провода, чипы, фотоэлементы, колёсики, подшипники, винтики, гаечки и так далее, и тому подобное. Чёрт его знает, может быть, я что-то путаю и представляю себе всё не так!?

Но какое, однако, озарение! Мой любимый и обожаемый Пёс является КИБОРГОМ!!! Но, навряд ли внутри его башки таится человеческий мозг. Поведение ЗВЕРЯ об этом не свидетельствует. Может быть, мозг всё-таки собачий, но увеличенный и усовершенствованный? А возможно, ЗВЕРЬ является всё-таки РОБОТОМ? Да, в прежней своей жизни я наверняка не был технарём. Тогда кем же я был?

Но откуда явился этот КИБОРОБОТ, кто его создал? Я знаю одно место во Вселенной, населённое людьми. Это — планета ЗЕМЛЯ, вращающаяся вокруг звезды по имени СОЛНЦЕ. Кажется, оно является звездой-карликом, состоит из водорода и гелия. Источник энергии — ядерные превращения водорода в гелий в центре светила. Вокруг Солнца вращаются ещё и другие планеты.

Как же они называются?! Ну, ну!!! Меркурий, Венера, Земля и … ну, ну же! Пока всё… Больше ничего не помню, хоть убей, но и этого вполне достаточно. Ах, как сладостен путь познания, вернее, возвращение забытого знания. Вспомнил! Есть же ещё Марс, красная планета, прародина человечества. Я это помню, чувствую, знаю! Откуда, почему? Верны ли эти знания? Скорее всего верны, потому что я в этом абсолютно уверен!

Где же всё-таки я нахожусь?! На Земле или на какой-то другой планете? Здесь, на Островах, очень много всякого земного, родного и понятного мне: деревья, дома, лошади, соловьи, бабочки, кошки, замки, море, горы, запахи, солнце и луна, музыка, поэзия, книги, в конце концов!

Я сразу же вспомнил о БАРОНЕ. Чёрт возьми, книги-то у него в библиотеке самые что ни на есть Земные! Откуда они могли взяться на другой планете!? Абсурд, нереально, исключено! Но, если я нахожусь всё-таки на Земле, то почему таких книг нет ни у кого другого на этих Островах? Или есть? И вообще, почему местное население не имеет никакого представления о земной цивилизации, о её истории, географии, о её писателях, поэтах, художниках, философах, учёных? А христианство, мусульманство, буддизм и так далее? Почему нет этих религий!? Полный бред!

Живут аборигены в каком-то своём маленьком мирке, по непонятным причинам отрезанном от всего остального мира. Живут и живут: дружат и враждуют, любят и ненавидят, радуются и страдают, веселятся и грустят, философствуют и сходят с ума, едят и пьют, строят и разрушают, воюют и мирятся. Всё как у всех во все времена. Острова, Острова… Где же я нахожусь, в какой точке Земли, в каком её историческом периоде развития, если это действительно Земля? А если всё-таки не Земля, то что?

Мысли мои потеряли первоначальную стройность и ясность. Хаос, отчаяние, злость и безнадежность захлестнули мой разум. Надо побыть наедине с самим собою, осмыслить и переварить новые знания, вернее, всплывшие в памяти воспоминания. «Познание рождает печаль»… Божё мой, какая всё-таки это великая и мудрая мысль! Я только сейчас понял и до конца осознал всю её глубину! Ладно, пора возвращаться в действительность! Я встряхнул головой, легко поднялся с кресла, всей грудью вдохнул солёный и холодный ветер, замышляющий шторм.

— Что-то вы все темните, господа, искусно и не очень уводите меня от основной темы. Нехорошо, нехорошо! — возмутился я. — Где же всё таки ПОЭТ, чёрт возьми!?

Все молчали, скорбно и печально. У меня засосало под ложечкой, сердце гулко и быстро забилось, стало как-то зябко и нехорошо. Ветер закончил насиловать небо и принялся за паруса, отчего они, в свою очередь, заставляли гнуться и скрипеть мачты. Серые облака хаотично и тяжело клубились над головой, стараясь как можно плотнее придавить корабли к свинцовым волнам.

— Сир, ПОЭТ исчез, — осторожно сказала ГРАФИНЯ.

— Как исчез? — удивился я. — Его вроде бы выловили из воды, вместе с ПОСОХОМ.

— Выловили-то, выловили, поместили в отдельную каюту, приставили матроса для обслуживания и Гвардейца для охраны, как Вы давеча приказали, а наш герой взял, да исчез! Испарился в воздухе, Сир, — мрачно произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Ищем… Я поднял на ноги всех, прежде всего своих агентов. Стараемся изо всех сил.

— Что с его бумагами?

— Какие бумаги вы имеете виду, Государь?

— Любые бумаги, таинственный вы наш! — я начал закипать и это не могло привести ни к чему хорошему. — А главным образом меня интересует Летопись! Где Летопись!? Где Имперский Цитатник!?

— Каюта абсолютно пуста, Сир, — ШЕВАЛЬЕ стал слегка заикаться.

— Как это — абсолютно пуста? Что, из неё вынесли даже мебель?

— Государь, я не то имел в виду. В каюте нет никаких бумаг.

— Вообще никаких? А что говорят охранники?

— Сир, они в полном недоумении. ПОЭТ словно испарился. Ничего не могут понять! Ни у кого нет никаких более-менее внятных объяснений произошедшего события.

Я прошёлся по палубе, сосчитал до десяти, стараясь справиться с охватившим меня волнением.

— Сударь, вы помните один наш очень серьёзный разговор, который имел место быть совсем недавно?

— Конечно, Государь, — напрягся и побагровел юноша.

— О чём шла речь? — глухо спросил я.

— О верности и недопущении серьёзных ошибок впредь, Сир.

— Как вы считаете, — похищение Придворного Летописца и Поэта тайными врагами на глазах сотни ваших агентов и тысяч моряков и воинов является вашей серьёзной ошибкой? — я впился пронизывающим и горящим взглядом в ШЕВАЛЬЕ.

— Это моя серьёзная ошибка, Сир. Признаю!

— Ваше Величество, но ещё не всё ясно, — осторожно попыталась прервать наш диалог ГРАФИНЯ. — ПОЭТ мог где-то заснуть, в трюме или в какой-нибудь шлюпке, просто удалиться от суеты, помечтать, подумать. Вы же его знаете. Он мог…

Я скрипнул зубами и так посмотрел на девушку, что она сразу же прикусила губку и осторожно отошла в сторону.

— Как вы считаете, похищение рукописей Придворного Летописца и Поэта, в частности, Летописи и Имперского Цитатника, является чрезвычайным происшествием и вашим вопиющим упущением? — продолжил я.

— Да, Сир, — ответил юноша дрожащим голосом.

— Как вы считаете, правильно бы я поступил, если бы прямо сейчас и здесь разрубил бы вас на две части?

— Абсолютно правильно, Сир!

— Вы понимаете, что я действительно способен сделать это, разрубить вас на две половинки, которые потом бы раскромсал ещё на несколько фрагментов. И всё это произошло бы ещё до того, как первая капля крови упала бы на палубу?!

— Да, Сир, — голос ШЕВАЛЬЕ был еле слышан.

— Прекрасно, что вы всё понимаете. Хорошо, что вы помните наш недавний разговор. Я своё слово умею держать!

— Я знаю, Сир.

— Так вот, если вы не найдёте ПОЭТА в течении суток, я повешу вас на рее этого прекрасного корабля на рассвете следующего дня, — пророкотал я. — На закате это будет, конечно же, выглядеть более эстетично, но на рассвете — назидательнее. Знаете, жизнь возрождается, продолжается, торжествует, и тут, — труп молодого человека, печально висящий на фоне светила, мощно и радостно встающего из туманного и ласкового моря. Ах, бедный, несчастный юноша, ещё не вкусивший всю полноту бытия! Чрезвычайно назидательно, поучительно, заставляет задуматься о судьбе, о превратностях земного пути, о верности долгу и чести!

— Сир! — негодующе воскликнула ГРАФИНЯ.

— Заткнитесь, сударыня! — я топнул ногой по палубе, отчего она возмущённо застонала, словно живая. — Хотите висеть рядом с вашим обожателем!? Я вам это устрою! Кто ещё хочет пополнить эту тёплую компанию!?

Мои славные Гвардейцы по всему периметру палубы напряглись, подобрались, готовясь к возможному пополнению лагеря потенциальных висельников, но желающих, как ни странно, не нашлось.

ЗВЕРЬ как всегда неожиданно, но несколько поздновато, материализовался рядом со мною, исподлобья поглядел на сбившихся в кучу придворных и слегка рыкнул. Мир замер. Казалось, даже ветер испуганно притих и оторвался на некоторое время от несчастных, изнасилованных им уже не один раз, парусов, которые были переполнены его невидимой, но очень обильной спермой.

— Ну и славно… Все свободны, господа! — жёстко произнёс я — Всем искать ПОЭТА! Обшарить палубы, каюты, трюмы, камбузы, шлюпки, все закоулки и переулки, бочки, сундуки, мачты, воду и небо! Вперёд!

Я присел в кресло, погладил Пса. Он привычно выпучил янтарные глаза, я привычно хотел засмеяться, но не сделал этого и мрачно и подозрительно посмотрел на него. Собака, как собака… Вернее, пёс, как пёс. Вон, — член торчит, слюна капает, глаза хлопают. Только вот двигается это существо слишком быстро, соображает ещё быстрее, абсолютно неуязвим, бесстрашен, неутомим, неумолим, неистощим, очевидно, не нуждается в воздухе, ну а в пище и в воде, тем более. Одним словом — Киборг! Или, всё-таки, — Робот? Какая, собственно, разница!? Да нет, разница всё-таки есть! Киборг мне почему-то милее Робота. Почему? Не знаю. Милее, роднее, приятнее, и всё! Живое есть живое, мёртвое, хотя бы и двигающееся в пространстве осознанно и целенаправленно, всё-таки, мёртвое, механическое, неживое, чуждое человеческому разуму и природе.

И так, рядом со мною могучий и непобедимый Киборг! Я не удивлюсь, если ЗВЕРЬ спокойно выдержит атомный или термоядерный взрыв даже в его эпицентре. Зевнёт, мерзавец, пыхнёт в пространство паром, засверкает, побросает туда-сюда снопы искр, почешется и потрусит куда-нибудь подальше по своим, только ему известным делам. Вот так… Или, не так? Ну, испытать данную теорию на практике я пока не могу.

Где же всё-таки ПОЭТ!? Почему меня этот вопрос так волнует и тревожит? В связи с чем? Всё-таки, кто он такой, случайно ли оказался на моей дороге? Что-то давненько я не виделся с МАГИСТРОМ… Странно всё, очень странно. Куда это он, тамплиер наш, запропастился? С каким бы жадным и беспредельным любопытством и интересом я бы с ним, мерзавцем, побеседовал именно сейчас! А почему, собственно, он мерзавец? Живёт-поживает человек по своим законам, защищает свои интересы, двигается к какой-то определённой цели. Молодец, умница! Так держать! На его фоне я выгляжу полным идиотом. Как можно чего-то достичь, не имея представления о том, кто ты и куда тебе следует идти и стремиться!? Абсурд, тупик, маразм… Да, Империю я создаю. Определённую цель имею. Ну, а что дальше? Где я нахожусь, кто я такой, в конце концов!?

Я стал утопать в хаосе мыслей и эмоций. Как, однако, всё надоело! Хочу в благословенный трактир «Тихая прохлада». Жажду Звизгуна и солёных бочковых груздей, таких, — хрустких, в меру острых и пряных. Хочу порцию Империума. Мечтаю о двух пышногрудых красотках, готовых на всё. О трёх мечтаю, о трёх! О четырёх! Жажду покувыркаться с ними около пылающего камина. А утром на зорьке, на рыбалку. Утонуть в тумане, заблудиться в нём, отдаться ему страстно и без остатка! Покоя хочу, ясности, чистоты сознания! Хочу достичь гармонии с самим собой и с этим гадким, прекрасным и яростным миром!

Господи, если ты всё-таки есть, поддержи меня, дай продолжить мой тяжкий Путь, воодушеви меня, ибо я изнемогаю от него. Какой я ПУТНИК!? Так, всего лишь бесцельно бредущий неизвестно куда случайный прохожий. Все мы прохожие в этом мире. Ни СТРАННИКИ, ни ПУТНИКИ, а именно ПРОХОЖИЕ! Вот где истина! А всё остальное, самообман!

Передо мною вдруг возникла ИСЭ, — моя первая любовь. Она появилась откуда-то из тумана, из полу-тьмы, вышла на свет своей лёгкой грациозной походкой балерины, несмотря на стесняющее движения кимоно, внимательно посмотрела на меня. Она никуда не стремилась, не спешила, ничего не говорила, не прыгала в пропасть, не улыбалась и не грустила. Просто стояла в праздничном кимоно около цветущей сакуры и печально смотрела мне в глаза. А за её спиной величественно возвышалась Фудзияма, а рядом с ИСЭ сидел какой-то странный пёс, — мощный, серо-белый, с густой шерстью и острыми ушами, и с закрученным хвостом, и также внимательно, настороженно, но доброжелательно смотрел на меня, и в голубых глазах его было столько укоризны и сочувствия!

А потом я увидел заснеженные сопки и хрустальную тайгу, раскинувшуюся на тысячи километров вокруг, и кедры, и сосны, и лиственницы, и берёзы, и ели, и рябины, и шиповник с багрово-красными, увядшими ягодами на ветвях, и глубокое голубое небо, и холодное солнце в зените. И услышал я хруст снега под ногами, и звонкий голос голубоглазой лайки, и призыв какой-то неведомой птицы, поющей о чём-то радостно и плюющей на мороз, и скрип двери в бане, и смех незнакомой женщины, грудь которой была прекрасна, совершенна и упруга. И ощутил я на своих губах её сладкий поцелуй, и растворился в нём.

И почувствовал вдруг тепло, исходящее от предвесеннего солнца, дарящего надежду на весну и лето. О, этот терпкий вкус черёмухи! О, эти мелкие укусы муравьёв, потревоженных воткнутой в муравейник палочкой, и слизываемая с неё терпкая кислота, — какая-то неземная субстанция. О, этот слегка сладкий и ароматный берёзовый сок, капающий по трубочке из надреза на теле его хозяйки. Как было хорошо, Боже, как же было хорошо!!! Я навзрыд и горько заплакал, и стало мне так грустно и радостно одновременно!

— Сир, проснитесь, уже вечер, ветер усиливается! — около меня стоял Капитан галеры и тревожно оглядывался вокруг. — Вам бы в каюту. Бережённого Бог бережёт!

— А где все? — я, ещё не пришедший в себя после крепкого сна, удивлённо огляделся по сторонам.

Палуба была пуста, вернее, почти пуста. По её периметру располагался десяток молчаливых и суровых Гвардейцев. ЗВЕРЯ нигде не было видно, хотя я ощущал, что он находится неподалёку. Я протёр глаза, посмотрел в мутное небо.

— Как вы считаете, что такое Солнце? — меланхолично спросил я, с трудом поднимаясь и отрываясь от кресла.

— Что, что, Государь?

— Что такое Солнце? — громко повторил я. — Ну, то, что на небе, а сейчас за облаками. Божественное светило, огненная колесница, хранитель и даритель жизни, Бог Ра, Ярило, священный диск, небесный костёр и всё такое? К чему вы склоняетесь?

— Солнце — это Солнце, Сир. Звезда, одна из миллиарда других, пылающих в холодном, безжизненном и безвоздушном пространстве. Вращается вокруг нашего мира. Обеспечивает его энергией, согревает, и поддерживает существование всего живого вокруг! Спускайтесь в каюту, Государь, прошу Вас!

Я некоторое время тупо смотрел на Капитана, потом истерично рассмеялся и тихо и печально пробормотал себе под нос:

— Какой я вам Государь. Уехал цирк, а самый смешной клоун остался. Зачем, почему, к чему? Чёрт его знает. У каждого своя судьба. Куда от неё денешься…

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Спал я крепким, а вернее мёртвым, пустым и чёрным сном, без малейших признаков сновидений. Казалось, что я надёжно отгорожен от действительности плотным и абсолютно непроницаемым барьером, но это было не так. Я моментально проснулся, когда услышал доносившиеся из внешнего мира какие-то странные, сдавленные горловые звуки.

Мгновенное и неожиданное пробуждение ото сна, по твёрдому убеждению моего бывшего мудрого и просвещённого Учителя ТОСИНАРИ, абсолютно ненормально, противоестественно, противоречит всем физиологическим установкам и потребностям организма, приводит к хаосу тонких вибраций, к нарушению циркуляции энергетических потоков, разбалансированию мозговых процессов, а следовательно, в результате всего этого, к ослаблению ауры и даже к ухудшению кармы!

Боже мой, какая ещё аура!? Какая ещё карма!? Что это, собственно, такое? Ах, да! Аура, карма… Эти понятия мне вполне знакомы. Вполне. Учитель ТОСИНАРИ… Мастер ТОСИНАРИ… Кто это такой? — я напрягся изо всех сил. — Ну, конечно же! Есть такой человек! Он живёт в Японии, на острове Окинава и как-то связан со мною и с ИСЭ! Как?

Собственно, Учитель не совсем прав. Вернее, прав частично. Да, аура страдает, но при чём здесь карма? Это явление глобальное, совсем иного порядка! Её в основном определяет судьба, прописанная на небесах. Мы её в силах подкорректировать, но не более того. Бежит таракан по дорожке, на него должны вот-вот наступить, а в это время Бог отвлёкся на полёт бабочки, никто на таракана не наступил. Тот, — радостный и гордый, полный жизненных устремлений, бежит дальше, но через некоторое время бабочка улетела, сгинула в небытие, век-то её не долог. А что с нашим тараканом? Наступил всё-таки на него Бог в обличие какого-то человека или коровы, или слона, но чуть попозже. Судьба…

Вот тебе и самонадеянный индивидуум, которому кажется, что всё или многое решает он. Ничего мы не решаем в этой и в других жизнях! Всё предопределено. Увы, увы… Просто некоторым даётся рассрочка и отсрочка, а некоторым — нет. И таких, последних, — сонм. Нет им числа. Ничего здесь не поделаешь. «Каждому своё…».

Кстати… До того, как эта фраза была написана над входом в «Бухенвальд» или «Освенцим», не помню точно, где, она произносилась мудрецами и не мудрецами в тысячах мирах на протяжении тысяч столетий миллион миллионов раз. Всё попусту… Всё равно мы думаем, что сами определяем свою судьбу. Полная ерунда…

Сидит человек за деревянным, грубо сколоченным столом, ест из глиняной миски горячую кашу, — только вот с печи. Тих, невесом, благостен… Рядом — молодая красавица жена. Детей полная горница. Пятый или десятый век по полудню. А тут врывается в его дом банда узкоглазых и вонючих ублюдков, насилует жену, душит детей, сжигает дом. Вот и всё…

Или, сидит человек во дворце за мраморным столом, ест из тонкой фарфоровой тарелки изысканный салат из морских гадов. Тих, невесом, благостен… Рядом — молодая красавица жена. Детей полон дворец. Первый или какой-то там век до нашей эры. Или в нашей. А тут вдруг дрожит земля, мир рушится и покрывается пеплом, от дворца остаются жалкие развалины. Вот и всё…

Или сидит человек за пультом управления атомной электростанцией. Ест какую-то ерунду под названием лапша быстрого приготовления. Тих, невесом, благостен… Дома его ждут молодая красавица жена и куча радостных детишек. Двадцатый или ещё какой-нибудь век нашей эры. А тут всё вокруг дрожит и вибрирует, рушится под напором то ли землетрясения, толи то ли цунами. Морская волна, взбесившаяся, словно стая из тысяч кашалотов, сметает всё на своём пути, и нет нигде спасения. Выброс радиации, буря огня и гнева. Со стороны Земли, конечно. Вот и всё…

Из века в век нас преследуют несчастья, потому что счастье — ощущение кратковременное, и для контраста оно должно быть заменено чем-то гадким, мерзким, более долго длящимся. Пососал сладкую конфету, съел горячий ароматный шашлык, или кусок торта, или солённую рыбу, — а вот тебе и повышение уровня сахара в крови, и несварение желудка, и подъём по пищеводу излишней кислоты, и острое отравление! Диабет, диарея или изжога! Наслаждаемся пищей считанные минуты, а последствия этого пожинаем часами, а то и всю оставшуюся жизнь. Вот так…

Эх, люди, люди… Как мне их жалко, тех, обычных людей, хотя бы потому, что сам я необычен. Я — Бессмертный и могучий Император, попирающий земную твердь и борющийся с небесами и с водами, отрицающий всё и сомневающийся во всём, но почитающий Бога, одна из ипостасей которого — СУДЬБА!

— КХА, КХА, КХА…

На эти привычные звуки, издаваемые ЗВЕРЕМ, я мог бы и не обратить особого внимания. Продолжал бы лениво и вальяжно размышлять о вечном и о не вечном, расслабленно лежал бы на кровати с закрытыми глазами, слипающимися от мёда раннего утра, но, кроме звуков, рождаемых Псом, я услышал ещё кое что.

— Чёрт возьми, ПУТНИК, просыпайся же!

Я мгновенно открыл глаза, скосил их вбок и тут же резво вскочил со своего ложа. В углу каюты, боязливо съёжившись, но, при этом, не теряя некоторого достоинства, сидел… МАГИСТР.

Одет он был в какой-то лёгкий просторный костюм из простой светлой ткани, голову покрывала повязка, подобная той, которую носили капитаны моего флота. Над мужчиной возвышался ЗВЕРЬ. Пасть его была открыта, клыки из неё торчали, словно два огромных кривых белых ножа. Пёс рассматривал МАГИСТРА очень и очень внимательно, словно раздумывая, — съесть или не съесть это существо? МАГИСТР полностью понимал и всерьёз воспринимал сие естественное желание, и, помня об одной крайне неприятной прошлой встрече с Псом, не делал никаких лишних и резких движений. Так, — сидел себе тихо и смирно, хлопал глазами и кривил губы в лёгкой, то ли в полу улыбке, то ли в полу гримасе.

— Дружище! Какая встреча! — радостно воскликнул я, подошёл к МАГИСТРУ, присел перед ним на корточки. — Представляете, вспоминал о вас давеча! Скучал, не терпелось увидеться. Куда же вы запропастились, однако? Как я рад, ох, как я рад, милости просим!

— Ах, ПУТНИК, ПУТНИК, неисповедимы пути Господни, а значит и наши, — усмехнулся МАГИСТР. — Ты собираешься, наконец, убрать от меня этого монстра?

— Да пусть ещё посидит маленько, — широко улыбнулся я. — В кои веки вы ещё будете в моей полной власти? Сейчас вы от меня никуда не денетесь, даже исчезнуть внезапно не сможете. Как я понимаю, на это нужно некоторое время. ЗВЕРЬ среагирует очень быстро. Даже не быстро, а мгновенно! Уж поверьте мне.

— Верю… Да и ты, я думаю, не оплошаешь.

— Конечно, конечно…

— Не ожидал от тебя такого отношения, — МАГИСТР возмущённо тряхнул головой.

Пасть ЗВЕРЯ мгновенно оказалась рядом с нею, слюна из неё мутными струйками стекла на лоб, потом на подбородок, а затем на грудь моего нежданного гостя. Он брезгливо поморщился, но больше никаких движений совершать не стал. Мы помолчали несколько секунд, внимательно разглядывая друг друга. Потом МАГИСТР насмешливо произнёс:

— Кстати, мы всё время общаемся то на «вы», то на «ты», пора как-то окончательно определиться в этом интимном вопросе.

— А что тут определяться, — жёстко сказал я, резко вставая, отчего ЗВЕРЬ мгновенно придвинул свою морду, жаждущую крови, почти вплотную к лицу МАГИСТРА, дыхнул на него жарко и, очевидно, смрадно.

Тот заметно побледнел, съёжился, замер в своём углу. Я медленно походил по каюте, делая свою обычную лёгкую зарядку: помахал руками и ногами, покрутил головой, согнулся вперёд и назад, встряхнулся. МАГИСТР угрюмо и мрачно наблюдал за моими манипуляциями.

— Так вот, что касается вопроса определения. Впредь на этих Островах всё буду определять только я один, и никто другой! — строго и сурово произнёс я, плюхаясь в кресло. — Отныне, Монсеньёр, для вас я буду Императором Трёх Островов, Наместником Господа Бога на Земле, воплощением высшей Справедливости, Закона, и Порядка! Обращайтесь ко мне соответственно: Сир, Ваше Величество, Государь, Мой Император!

— О как!?

— Да, вот так, и никак более!

— ПУТНИК, с ума ты сошёл, видимо, сравнительно недавно, — злобно усмехнулся МАГИСТР. — Ничего, мы тебя вылечим, не беспокойся. Обещаю лучших врачей и самый современный госпиталь, а потом — фешенебельный санаторий.

— Кто это мы и где эти мы находятся? — вкрадчиво произнёс я.

— Где, где, — на кудыкиной горе!

— Что это за место такое? — искренне удивился я. — Где оно имеет место быть? В Австралии, в Гренландии, в Полинезии, в Антарктиде, в Гималаях, а может быть в благословенных горах Кавказа?!

— О, я вижу, что память к тебе вернулась почти полностью!

— А как ты хотел, — усмехнулся я. — Время всё лечит, в том числе и больную память.

— Так, ладно, не валяй дурака, отзови ЗАЩИТНИКА и давай спокойно поговорим, — деловито произнёс МАГИСТР.

— Не получится! Увы, увы… Я серьёзен, как никогда. У тебя есть альтернатива: или ты признаёшь меня Императором и своим повелителем, или идёшь на растерзание ЗВЕРЮ.

— Боже мой! Ты точно сошёл с ума, идиот! — МАГИСТР ещё более побледнел и дёрнулся, было, в мою сторону, но его дальнейшие действия решительно пресёк Пёс.

Он проделал свой коронный трюк, а именно: мгновенно и широко раскрыл пасть и, глубоко захватив ею голову МАГИСТРА, замер в ожидании дальнейших указаний с моей стороны, слегка скосив на меня глаза. Я дико захохотал, забился в кресле в конвульсиях. Меня всегда почему-то так смешила эта немая, ужасная и крайне комичная сцена!

Я отдышался, утёр с глаз слёзы, встал, подошёл к человеку и Собаке. Повинуясь моей внутренней команде, ЗВЕРЬ выпустил голову МАГИСТРА из своей всепоглощающей пасти, издав при этом какой-то отвратительный и зловещий булькающий звук, как будто аллигатор рыгнул после того, как заглотнул поросёнка. Потом он деликатно отошёл чуть в сторону, сел на задние лапы, продолжал пристально следить за нежданным гостем.

— Ну, как там, внутри? — участливо спросил я у МАГИСТРА, который имел вид безумный, жалкий и крайне недоумённый.

— Темно, одиноко, противно и мокро, — проговорил он, с отвращением освобождаясь от тягучих и, очевидно, очень мерзких для него в этот момент слюней ЗВЕРЯ.

— Так, очевидно, чувствуем мы себя все в утробе матери на определённом этапе нашего развития. Как назвать это странное состояние? Бытие или скорее ещё полу-бытие? Не знаю, не знаю… А как вы думаете, друг мой небесный? — меланхолично спросил я.

МАГИСТР угрюмо молчал и смотрел в пол.

— Повторить сей эксперимент с участием моего бессловесного, но всё понимающего соратника?

— Нет, не надо!!!

— Сударь, вы помните мои особые условия, после выполнения которых мы можем продолжить наш очень содержательный и крайне интересный разговор? — я нервно постучал пальцами по столу.

— Да, э, э, э… Сир, — с огромным трудом, и с отвращением освобождая лицо от слюней ЗВЕРЯ, хрипло проговорил мой ночной собеседник.

— Ну, — это же совершенно другое дело! — я подошёл к МАГИСТРУ и бодро хлопнул его по плечу, отчего тот влип в стену, и на мгновение мне показалось, что он разделился на две половинки и раскрылся под углом в девяносто градусов, как большая книга в серой обложке.

Кстати, что там у нас за бортом? Я посмотрел в узкое окно. За ним царила густая и тягуча, как патока, и чёрная, как самая чёрная кошка, ночь. Корабль быстро и бодро летел по волнам, гонимый попутным ветром. Качки почти не ощущалось, видимо, намечавшийся накануне шторм, так и не состоялся. Это хорошо…

— Сударь, а как вы оказались у меня в каюте? — спросил я у МАГИСТРА, снова лениво опускаясь в кресло. — Просто так вы в неё попасть не могли. Галера нашпигована Гвардейцами, как кусок доброго сала нашпигован солью, перцем и чесноком.

— Браво, Ваше Величество, браво! — бодро захлопал в ладоши МАГИСТР. — Ну, надо же! Боже! Как образно, как ярко!

— Вот это я люблю, искренняя лесть всегда мне к лицу, — я встал, подошёл к собеседнику и попытался снова одобрительно хлопнуть его по плечу.

На этот раз он ловко уклонился от моей руки и быстро произнёс:

— Сир, — давайте поговорим. Хватит валять дурака.

— Я готов выслушать вас, но перед этим дайте мне чёткий и ясный ответ на прямой и элементарный вопрос: «Как вы попали в мою каюту?».

— Вопрос прост, ответ очень сложен э, э, э… Сир.

— Вы знаете, Монсеньёр, я…

— Да какой я вам Монсеньёр!? — взъярился МАГИСТР. — Ну что же это такое происходит!? Издевательство чистой воды! Всё, больше не могу! Бред какой-то!

— ЗВЕРЬ!

— Не надо, хватит! Сир…

— Повторяю вопрос последний раз: «Как вы попали в мою каюту?» — я угрожающе сжал в руках ручку кресла.

Она хрустнула и превратилась в щепки, которые я небрежно бросил в сторону МАГИСТРА. Он так удивлённо воззрился на них, словно перед ним лежали не куски дерева, а фрагменты некоего загадочного предмета, прилетевшие на Землю из Космоса.

— Однако, дуб, … Сир, — задумчиво произнёс МАГИСТР.

— Вот и я о том же, — ухмыльнулся я. — Вернёмся к нашей теме… Насколько я помню, перед явлением ваших бравых молодцев с небес во время сражения с пиратами произошли определённые природные катаклизмы: сгустились тучи, вдруг налетел почти ураганный ветер, сверкнули молнии. Перед падением в озеро Небесного Медведя произошли те же явления, но они сопровождались ещё и образованием мощной воздушной воронки. Перед вашим сегодняшним появлением ничего такого вроде бы не было. Так, тучи вроде бы и сгустились, ветер значительно усилился, но на этом, собственно, и всё. Или я что-то пропустил, когда спал?

— Ничего Вы не пропустили …Сир, — проворчал МАГИСТР, тяжело вставая с пола и кряхтя. — Технологии имеют тенденции к росту и совершенствованию.

ЗВЕРЬ сделал стойку и тихо рыкнул. МАГИСТР застыл.

— Да, и ещё, — продолжил я. — Имею я целый ряд очень интересующих меня вопросов. Во-первых… Почему ваши ребята в прошлый раз упали с неба, или, вернее будет сказано, переместились на пиратский корабль в голом виде? Как-то это странно и необычно. Во-вторых… Почему и вы, и тот парень в трактире, и эти ваши бойцы на корабле ни разу не воспользовались современным и эффективным оружием? Почему не явились в бронежилетах, обвешанные автоматами, гранатомётами и огнемётами? И, вообще, где ваши истребители, вертолёты, катера, авианосцы, ракеты, подводные лодки? Ведь всё это у вас наверняка имеется в наличии!? В-третьих… Почему вы так упорно, и я бы сказал, маниакально, играете по средневековым правилам!? Носите доспехи, бьётесь на мечах, скачете на лошадях, пускаете стрелы. Все эти моменты для меня абсолютно непонятны. Абсолютно…

— Вам ещё очень многое непонятно … Сир, — пробурчал МАГИСТР, сохраняя свою нелепую застывшую позу. — Но прогрессируете Вы очень быстро. Автоматы, гранатомёты, истребители, ракеты, авианосцы… Надо же! Почти всё вспомнили!

Я ухмыльнулся, строго глянул на Пса. Он мгновенно растворился в воздухе. На том месте, где был ЗВЕРЬ, осталась лишь тонкая струйка пара, которая трансформировалась в облачко и, не торопясь, растаяло, отдавая себя, как дева на костре инквизиции, жадному пламени свечей.

— Да, однако, какое совершенное создание, э, э, э… Сир, — глухо произнёс МАГИСТР, садясь в кресло напротив меня. — Удивительное творение, фантастические способности. Идеальная машина для убийства.

— Так он робот? — почему-то сильно нервничая, спросил я.

— Не думаю, Сир.

— Как это так? — удивился я. — Разве не вы, вернее, не ваша цивилизация его сотворила?

— Цивилизация у нас с Вами, кстати, общая, Сир, но сотворила это чудовище не она. Не тот уровень технологии. Не тот уровень развития. А вообще, мне кажется, что это всё-таки не совсем робот.

— Значит, мои догадки были верны, — почему-то с огромным облегчением произнёс я. — Всё-таки перед нами Киборг! Слава Богу!

— Не понимаю Вашей радости, но, скорее всего, ЗВЕРЬ — действительно Киборг. Сир…

Мы помолчали, наблюдая за тревожным метанием пламени почти догоревших свечей. Холодный морской воздух пытался их погасить, но стойкие парафиновые солдатики пока ещё держались. Я встал, закрыл окно и громко произнёс в сторону двери:

— Охрана! Кто там есть?

А ответом была тишина… Я напрягся и уже нервно крикнул:

— Охрана, ко мне!

Снова тишина… Я постоял некоторое время неподвижно, тревожно вслушиваясь в окружающие меня звуки и чувствуя за спиной сверлящий, насмешливый и полный ехидства взгляд МАГИСТРА.

— Вы всё-таки преодолели охрану и уничтожили моих славных бойцов. Но как? У вас силёнок для этого явно маловато, — удивлённо спросил я, медленно развернулся и, с максимально возможным в этой ситуации достоинством, не торопясь, опустился в кресло.

— К сожалению, пришлось бросить в бой, как говорится, последний резерв ставки, — трёх оставшихся Ускоренных.

— Кто-нибудь из моих Гвардейцев уцелел? — с тревогой спросил я.

МАГИСТР криво и холодно усмехнулся. Мы некоторое время помолчали. Вечная тебе память, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ!

Вдруг другая мысль пронзила меня насквозь и холодом сковала сначала позвоночник, а потом всё тело. ГРАФИНЯ!!! Я ускорился и через мгновенье уже сжимал горло МАГИСТРА. Глаза его неестественно выпучились, лицо налилось кровью, рот жадно ловил несуществующий для него в данный момент, но крайне желанный воздух, раздался жуткий хрип, предшествующий скорбному переходу живого в неживое.

Я брезгливо оттолкнул МАГИСТРА от себя и он, как мешок, заполненный студнем, бессильно упал всё в тот же угол. Воздух задрожал, готовясь явить из себя ЗВЕРЯ, но я цыкнул в его сторону, и всё вернулось на круги своя. Через некоторое время МАГИСТР пришёл в себя, приподнялся, тяжело сел на пол, обречённо и облегчённо опёрся на стену, взглянул на меня мутными глазами.

— Где ГРАФИНЯ, что с нею? — задал я ему вопрос, от ответа на который зависело очень многое и в моей судьбе, и в судьбе МАГИСТРА, и в судьбе Островов, а может быть и в судьбе всей Вселенной.

— Какая графиня? — помотал головой МАГИСТР, видимо ещё не пришедший до конца в себя.

Я снова мгновенно оказался около него, несколько раз его мощно встряхнул, страшно посмотрел в глаза. МАГИСТР потерял сознание. Я отошёл от него и грустно посмотрел в чёрное окно. Через некоторое время мой собеседник очнулся, снова мутно взглянул на меня, беспомощно помотал головой. Я взял со стола кувшин с водой, вылил её на голову МАГИСТРА. Он захлебнулся, сильно закашлялся, потом его вырвало. Мы некоторое время молчали, я — грозно, он — скорбно.

— Гестапо какое-то… Сволочь, — наконец глухо произнёс МАГИСТР.

— Вы никогда не были в гестапо, потому так и говорите, — мрачно произнёс я. — После гестапо вы давно уже были бы животным, не ведающим о том, кем оно является и где находится. Кстати, у меня имеется подозрение, что та контора, в которой вы работаете, не слишком-то отличается от гестапо.

— Отличается.

— Сир!!!

— Что?! — помотал головой МАГИСТР.

— Сир!!!

— Ах, да… Извините за непочтительность, Ваше Величество…

— Вернёмся к вашей конторе. Так чем она отличается от гестапо? В лучшую или в худшую сторону? — поинтересовался я.

— В худшую…

— Ну, вот видите, как я проницателен, — осклабился я.

— Да уж…

— Сударь, я вынужден предъявить к вам некоторые претензии, — сказал я, отвлечённо всматриваясь в ночь.

— Какие?

— Во-первых, вы крайне непочтительно отнеслись ко мне во время нашего разговора, который длился последние десять-пятнадцать минут, — я оторвал взгляд от ночи за окном и пристально посмотрел на МАГИСТРА.

— В чём же заключается эта непочтительность? — недоумённо воззрился на меня собеседник.

— Она заключается в том, что вы пренебрегаете правилами этикета при разговоре с лицом Королевской крови.

— И в чём же заключается это пренебрежение? — недоумённо усмехнулся МАГИСТР.

— Оно заключается в том, что при обращении ко мне вы позволили себе несколько раз не произнести выше упомянутых мною слов: Сир, Государь или Ваше Величество, — сурово произнёс я, пристально глядя в глаза своему контрагенту.

— Как вы, однако, наблюдательны, щепетильны, педантичны и очень смешны, Сир! — МАГИСТР обнажил ровные, но слегка желтоватые зубы в саркастической улыбке.

— Очень не люблю сарказма, — тихо сказал я. — Почему, не знаю. Иронию люблю, а вот издёвку и сарказм, особенно если они имеют место быть не ко времени и не к месту, не люблю!

— К чему это вы? — ухмыльнулся МАГИСТР. — Хватит ломать комедию! Идиот!

— А вот к тому! — я мгновенно оказался около ночного гостя и молниеносным отточенным движением нанёс удар ему в челюсть, выбив почти все зубы, может быть и не совсем все, но особого значения это в данной ситуации не имело.

Пока МАГИСТР визжал, вопил, стонал, ругался и выплёвывал то, что осталось у него во рту, — я думал. И так… Пока непонятным мне образом МАГИСТР с бандой этих самых Ускоренных проник на мой корабль. Имперские Гвардейцы, конечно, — ещё те ребята, но одно дело разогнуть подкову, а совсем другое дело, — свернуть её в штопор. Совершенно разный уровень. Ускоренные, конечно же, с Гвардейцами справились. Я этих бойцов с неба знаю, как облупленных, возможности у них впечатляющие. Хорошо… Вернее, очень и очень всё плохо…

Что же стало с остальными людьми, находящимися на галере? Возможно, они живы, возможно, — нет. ГРАФИНЯ, лебёдушка ненаглядная моя, скорее всего, жива. Она слишком много для меня значит. Об этом осведомлены все. Тот, кто хотя бы пальцем тронет её, потеряет очень важный козырь в той игре, которую затеял МАГИСТР, или как там его, КООРДИНАТОР, или ещё кто-то другой повыше рангом. Все прекрасно понимают, что я не успокоюсь, пока не найду и не накажу всех тех, кто был причастен к совершению каких-либо непозволительных действий в отношении моей любимой женщины. Сейчас я даже не хочу и думать о другом возможном и крайне трагическом варианте, — смерти ГРАФИНИ. Ну, в этом случае содрогнутся не только Острова и Земля, но и вся Вселенная!

Так, не буду думать о грустном! Спокойно! Лучше задам себе ещё один интересный вопрос. А почему после захвата корабля на меня, на спящего и беззащитного, не навалились все скопом, почему МАГИСТР пришёл ко мне один? Ах, да, вопрос очень глупый. ЗВЕРЬ всегда на страже… Попробуй незаметно проникнуть в мою каюту, навалиться. Как навалишься, так и отвалишься…

МАГИСТР, очевидно, всё-таки решил со мною поговорить наедине о чём-то важном, а я вот так грубо с ним поступил. Ай, ай, ай, нехорошо, однако… Всему виной моя психопатия. Эти чёртовы нервы! Надо уметь сдерживать себя, Император! Собственно, а почему это я поступил грубо? МАГИСТР, этот негодяй, на меня и убийц разных мастей насылал, и исчезал, ничего толком не поясняя и не разъясняя, оставляя меня мучиться в горьком неведении. И, вообще, именно он олицетворяет собой какую-то загадочную организацию, которая явно не желает мне добра. Вон, лишил жизни моих славных и доблестных Гвардейцев, да и всю команду галеры, очевидно, истребил. За что его жалеть?

Да, проскочила между нами на определённом этапе наших взаимоотношений какая-то позитивная и тёплая искра, но тут же фактически и погасла. Конечно, выпить вдвоём Звизгуна на фоне кровавого месива из поверженных пиратов, — это многого стоит. Стоит-то, стоит, но время и обстоятельства подчас так безжалостно нивелируют или сводят на нет такую массу хороших отношений! О-го-го! Всё проходит, как говорил кто-то и когда-то. Прошло и это… Ладно, спокойно, спокойно! Спокойствие, БЕССМЕРТНЫЙ, спокойствие! Главное спокойствие. Сдерживай своих демонов, а не то сам станешь одним из них!

Я обратил свой царственный взор на поникшего МАГИСТРА.

— Сударь, а вы знаете… Если вы вот сейчас, в этой каюте примете решение служить мне и дадите Клятву Верности, то я обещаю сохранить вам жизнь, а кроме того, дарую вам титул Графа, ну и пару-тройку поместий. Их, свободных, я думаю, будет много после этой войны. Как вам моё предложение?

Плечи МАГИСТРА вдруг затряслись в беззвучном, истерическом смехе. Он по-прежнему сидел в своём углу, — бледный, помятый, с седыми волосами, хаотически спутанными и перепутанными, схваченными засохшей слюной ЗВЕРЯ, как лаком. Морщинистый, худой, измождённый, без зубов… Мне вдруг стало остро жалко его. Захотелось даже обнять моего вечного друга и врага, и приголубить его.

— Сир! — устало и раздражённо произнёс МАГИСТР. — Ну, какой Вы Император, какая Империя, какой из меня граф?! Вы хоть понимаете, что за мир существует за пределами Вашего уютного, тесного и смешного мирка, напоминающего убогий театр марионеток? Оглянитесь вокруг! Вспомните всё до конца! Планета Земля, заселённая миллиардами людей! Колонии на Луна и на Марсе! Вселенная без края! Необъятное пространство, триллионы звёзд и планет! Космические корабли, импульсные пушки, лазеры, мазеры, энергетические щиты, управляемая термоядерная реакция, неисчерпаемые источники энергии, телепортация, нанотехнологии и так далее и тому подобное! Мы стоим на пороге создания антигравитационного двигателя! А Вы здесь копошитесь на этих двух своих убогих островах, мните себя Императором! Императором чего!? Атолла Хуси-Пуси, Сиси-Писи, Муси-Соси?! Сир, очнитесь же, наконец! Вернитесь в реальность!

— Как же я в неё вернусь, в эту самую загадочную реальность, если не знаю туда пути? Как можно вернуться туда, где, по сути, как бы никогда и не был? — устало произнёс я. — А вообще, я с вами не совсем согласен.

— Простите, Сир…

— Во-первых, я имею твёрдую уверенность в том, что Вселенная имеет начало и конец! Во-вторых, я абсолютно уверен в том, что являюсь самым великим Императором в истории Человечества и Космоса! Кроме этого, вижу я в вашей позиции некоторую и некую слабину, вернее, очень и очень существенную и, обнадёживающую меня, слабину.

— В чём же она заключается, — эта пресловутая слабина? Э, э, э… Сир? — криво усмехнулся мой оппонент.

— Вы являетесь представителем высокоразвитой цивилизации, которая обладает определёнными, весьма нехилыми возможностями. У неё имеются атомные и термоядерные бомбы, ракеты, лазеры и мазеры, энергетические щиты, космолёты с ионными и хреновыми двигателями, сверхбыстрые компьютеры и другие технические достижения. А чего стоят Ускоренные бойцы? А ваши и их способности к телепортации?! А мудрый и вездесущий Координатор?! А миллиарды людей за его спиной!? Но почему при всём при этом вы ничего не можете до сих пор со мною поделать!? А!? Вот в чём вопрос!!!

В каюте повисла очередная порция сосредоточенной тишины. МАГИСТР внимательно изучал меня из-под насупленных густых бровей, которые смешно торчали дыбом из-за засохшей собачьей слюны. Кровь из его рта прекратила своё скорбное течение, остались только её струйчатые следы на подбородке.

— Больно? — участливо спросил я.

— Очень, — ответил МАГИСТР. — Когда теряешь своё родное, живое, натуральное, всегда жалко.

— Сир… — лениво произнёс я.

— Что?

— Вы забыли волшебное слово, Граф.

— Извините, Сир… Я не граф.

— Считайте, что этот титул уже ваш. А что касается зубов… Ничего, ничего! Почти весь мир ходит с искусственными зубами, и все довольны и счастливы. Походите и вы, Граф. Впрочем, я оплачу лечение, так уж и быть. В порядке исключения.

— Премного благодарен, Ваше Величество! Но, жаль, очень жаль…

— Чего вам жаль?

— Я так думаю, Сир, что свои родные зубы в полном комплекте в этом мире до недавнего времени оставались только у меня.

— Может быть и так. Но и у меня все зубы свои, натуральные.

— Тогда остались Вы один, Сир.

— Почему же… Есть ваш большой мир и мой маленький мирок. Здесь, на Островах, с зубами у народа полный порядок. Здоровое, естественное и натуральное питание, знаете ли, чистый воздух, кристальная родниковая вода, отсутствие стрессов постиндустриального мира. Война, вот правда, несколько подпортила эту благостную картину, но ничего. Со всем и всеми разберусь. Пройдёт и это…

— Что же дальше, Государь?

— А что дальше… Будем жить, творить, воевать, любить и ненавидеть. Всё как у всех людей во все времена и во всех мирах. Ничего нового, Граф. Абсолютно ничего не меняется в этом бушующем и прекрасном мире!

— А Вы знаете, Сир, ситуация, в которую я попал, не так уж и смешна и глупа, как кажется на первый взгляд, — задумчиво произнёс МАГИСТР. — Всё очень спорно и неоднозначно.

— В каком же это смысле?

— Сир, а ведь Вы совершенно правы в том плане, что, несмотря на все преимущества перед Вами, мы, люди, так сказать, с Большой земли, до сих пор ничего с Вами сделать не можем! Сидите вы, извините, аборигены, на этих двух жалких Островах, копошитесь в своём маленьком дерьме, суетитесь как муравьи, но, в общем-то, вполне счастливы и само достаточны, и плевать вам на всю Вселенную! Я не говорю уже о планете Земля, о которой до недавних пор вы ничего и не ведали. А мы, — великие и могучие, копошимся в своём большом дерьме, пыжимся, всё чего-то выдумываем, изгаляемся, пытаемся затоптать вас, муравьёв, а результат-то почти нулевой! Мы несчастнее вас, — это факт. Чем более значительны поставленные задачи и цели, тем больше и разочарование после того, когда достичь их удаётся или не удаётся. Кстати, в случае их достижения, подчас, разочарование бывает очень большим! Вот в чём парадокс, рождающий у меня плохие мысли и пессимизм, — новоявленный Граф тяжело поднялся с пола, покачиваясь, подошёл к креслу, упал в него без сил.

— Эх, сударь, я уже неоднократно обращал внимание своих подданных на то, что познание рождает печаль и разочарование. Чем шире и глубже знания, тем тяжелее жить на этом свете. Данное умозаключение — аксиома, — усмехнулся я.

— Сир, ну а по поводу того, что мы с вами справиться не можем… Что же, Вы абсолютно правы. Действительно не можем. Но это и не очень обидно. С Вами не смогли справиться не только мы, но и ещё кое-кто, значительно круче нас. Смех и грех…

— Это вы о ком? — насторожился я.

— О пришельцах, Сир…

— Как!? — я резво вскочил с кресла. — Пришельцы!? Откуда, когда!? Контакт состоялся!? Как можно говорить о таком грандиозном событии таким безучастным и скучным голосом!?

— Контакт не состоялся, Сир, — горько и сухо произнёс МАГИСТР, отводя глаза в сторону.

— Почему?

— Мне бы знать, Сир, — губы МАГИСТРА скривились в саркастической улыбке. — В один прекрасный день в небе над Землёй возникли из ниоткуда, видимо, из какого-то неведомого пока нам подпространства, два огромных металлических шара. Зависли они прямо над Вашими Островами.

— Так Острова всё-таки находятся на Земле?! — встрепенулся я.

— Конечно, Сир, — удивлённо поднял брови МАГИСТР. — Не на Луне же, и не на Юпитере!?

— Ладно, ладно, — с нетерпением произнёс я. — Продолжайте же об инопланетянах!

— Так вот, Сир, зависли эти шары над Вашими Островами. Висят в верхних слоях атмосферы, ни на что не реагируют. Мы уж чего только не предпринимали! Использовали все виды связи, давали самые разные сигналы, облетели объекты бессчётное количество раз, изучали их поверхность, пытались взять образцы материала на анализ. Результат нулевой… Кое-кто выступил даже с предложением пустить в шары пару ракет, таких, знаете ли, слабеньких, для начала, класса «Воздух-Воздух». Слава Богу, данная идея не получила поддержки руководства и была отвергнута.

— А каковы размеры этих шаров? — живо поинтересовался я.

— В диаметре они пятьсот метров, Сир.

Я поражённо молчал. МАГИСТР потрогал остатки своих зубов, горестно поморщился, исподлобья хмуро посмотрел на меня.

— И что же случилось далее? — я с жадным интересом снова вперил взгляд в собеседника.

— Сир, через некоторое время шары стали снижаться в сторону Ваших Островов, очень медленно и осторожно. Когда они достигли определённой высоты, произошло то, что и должно было случиться, — они наткнулись на Барьер.

— На что, на что?

— На Барьер, Сир, — МАГИСТР поморщился. — Ах, да… Вы же ещё не всё вспомнили! Короче, над Островами имеется некое силовое поле, природа которого нам не известна. Мы называем его Барьером. Через него не проникает ничего, кроме волн определённой частоты, воздуха, дождя, снега и ряда органических и неорганических соединений, из которых, собственно, состоит человек. Барьер безошибочно распознаёт человека в его, так сказать, первородной и первозданной сути, и без препятствий пропускает сквозь себя. Но если в вас имеются какие-либо чужеродные элементы, ну, например, — искусственные суставы или внутренние органы, пластины на черепе и тому подобное, то Поле вас не пропустит.

— А слон?

— Что слон, Сир?

— Пропустит ли оно внутрь себя слона в его естественной сущности?

— Нет, Сир. Ни слона, ни верблюда, ни муху, ни червя. Ни кактуса, ни эвкалипта, ни водоросли, ни плесени, ни бактерии, ни вируса.

— Не понятно мне кое что…

— И что же, Сир?

— На меня недавно было совершено два нападения двух гигантских хищников, — медведя и спрута. Как я понимаю, эти чудовища — творения организации, которую возглавляете вы и некий загадочный КООРДИНАТОР?

— Да, совершенно верно, Сир.

— А как же Барьер их пропустил?

— Они были доставлены на Острова посредством телепортации, которая позволяет проникать сквозь Барьер любым живым существам.

— Понятно… А книги? Можно ли каким-то образом доставить на Острова из внешнего мира книги?

— Ничего нельзя, Сир, кроме биологических объектов. В том-то всё и дело! Книги к таким объектам не относятся.

— Странно, не понятно, — пробормотал я. — Кто же ты, БАРОН!?

— Вы о чём, Сир?

— Так, о своём… — поморщился я.

— Понятно, Сир…

— Что вам понятно!? Ничего не понятно! — нервно заходил я по каюте. — Нет, это я погорячился! Кое-что всё-таки стало более-менее ясно. Так вот почему ваши люди явились в тот день на пиратскую галеру голые, без одежды, не говоря уже об оружии. Подождите, но ведь вы при мне неоднократно, успешно и безболезненно возносились на небо с конём, при полном снаряжении и вооружении!? Значит, — это поле каким-то образом проницаемо индивидуально для вас?

— Увы, увы… — досадливо нахмурился МАГИСТР. — Сир, в том-то и фокус, что проницаемо оно для чего угодно, но только с одной стороны, а именно, — с внутренней!

Я снова поражённо застыл и помолчал, переваривая полученную информацию. Да, дела, однако!

— А зубы?

— Что, зубы, Сир?

— Ну, мы только что говорили о том, что на Земле никого не осталось со своими зубами. Значит, у людей зубы искусственные? Как же Барьер их пропускает?

— Сир, перед заброской на Острова у всех бойцов были выращены новые зубы, именно выращены. Технология, конечно, сложная, дорогостоящая, но что поделать, — улыбнулся МАГИСТР.

— Понятно… Но меня интересует ещё один вопрос. А почему вы пользуетесь именно телепортацией? Как я понимаю, данный способ перемещения в пространстве весьма сложный и очень затратный? К тому же он не позволяет высадить на Острова большое количество людей, правильно?

— Совершенно верно, Сир. Кроме того, проект этот очень строго засекречен. На Земле имеется пока только один соответствующий агрегат, — тяжело вздохнул МАГИСТР.

— А что это вы зациклились на телепортации?! Ну, а почему просто не приплыть к Барьеру на кораблях или не десантироваться массово с воздуха, с вертолётов или с самолётов?

— Сир, Барьер имеет форму купола. Верхняя его часть располагается на высоте пятнадцати километров над уровнем моря. Какое уж тут десантирование без специального снаряжения. А парашюты? Ну, а высадка с моря невозможна по той простой причине, что Барьер существует и под водой. Если даже и доставить на корабле к силовому полю целый десант особо подготовленных бойцов, и они преодолеют его, будучи голыми, то всё равно никто из них не способен доплыть до Островов без подручных средств в силу их значительного удаления от внешнего периметра Барьера. А кроме этого, — океан кишмя кишит акулами и всякой другой гадостью.

— Так, многое мне стало понятно… Ладно, что было дальше? Я имею в виду пришельцев.

— Сир, а дальше стали эти шары метать в направлении Островов молнии, вернее, наносить энергетические удары большой мощности, свидетелем чего Вы явились. Вернее, не свидетелем. Вы были непосредственным участником грандиозного представления под названием: «Охота на ПУТНИКА». Но это произошло чуть попозже. Вообще-то, первые удара были нанесены по Столицам Островов, прежде всего по Королям и их Антрам. А потом уж по Вам.

— А чем Столицы не угодили пришельцам?

— Чёрт его знает, чем…

— А чем же я их так заинтересовал?

— О, если бы я это знал!? Сир, а вообще, как мне кажется, интерес к Вам был проявлен скорее всего из-за наличия у Вас ПОСОХА, ЗВЕРЯ и РЕЛИКВИИ, если пользоваться Вашей терминологией.

— Так, постойте, дайте мне сосредоточиться, — я обхватил руками голову, начавшую опухать и гудеть, зажмурился. — Столько вопросов… А какова была ваша миссия, Граф?

МАГИСТР снова поморщился, усмехнулся.

— Сир, всего сразу не расскажешь. Я большую часть времени проводил на Островах и контактировал с Вами и следил за Вами, и по приказу КООРДИНАТОРА стремился, уж извините, к Вашей ликвидации. Каюсь… Но, так, как я лучше всех из нашей конторы понимал обстановку на Островах и Вашу роль в их истории, то к определённому моменту понял, что Вас надо оставить в живых. Помните тот визит к Вам в палатку, перед последней атакой Шаров?

— Конечно, помню, — пробормотал я. — Простите за зубы… Сделаем, как новые. Вживим имплантанты или что там ещё можно предпринять в сфере последних течений медицинской мысли. Ах, да, вырастим вам новые зубы, вот и всё! Я оплачу… А вообще, сами виноваты, Граф!

Лицо МАГИСТРА скривилось в болезненной улыбке, он опустил голову, плечи его задрожали то ли от смеха, то ли от рыданий. Я прошёлся по каюте, искоса посматривая на собеседника.

— Ладно, вернёмся к нашим инопланетянам… А почему они атаковали дистанционно, не приземлились на Острова, не высадили десант? Неужели Барьер и их не пропустил, — таких-то могучих гигантов, с такими-то возможностями?

— Сир, представляете, не пропустил! Сделали они одну попытку. Начали движение в сторону Островов, а потом Барьер встал у них на пути. Зрелище было впечатляющее. Шары, хотя и перемещались медленно и осторожно, но имели определённую скорость и инерцию движения. Представляете себе игру в пинг-понг? Только в данном случае вместо пластмассовых шариков выступили цельнометаллические гигантские инопланетные корабли с их-то массой! Короче, отлетели они от этого невидимого барьера в противоположную сторону, то есть, вверх, и снова зависли неподвижно и, я бы сказал, недоумённо. Сделали ещё одну попытку, очевидно, выставив впереди себя какое-то мощное силовое поле неведомой нам природы. Заискрилось всё вокруг, засияло, загудело — но результат всё тот же! Потом стали они наносить по Островам энергетические удары.

— Постойте, постойте, — нервно сказал я. — А почему Барьер эти удары пропустил?

— Чёрт его знает, почему, Сир. Не понятно… Короче, две атаки, направленные непосредственно против Вас, были Вами успешно отражены. После этого Шары сделали значительную паузу. А через некоторое время появился рядом с ними ещё один Шар. Был он немного больше первых двух, цвет имел несколько иной. Это — как крейсер и эсминцы, я так себе представляю. Сгруппировались три корабля, приблизились друг к другу почти вплотную, и я понял, что готовится серьёзная объединённая атака. Вот тогда-то я, без санкции начальства, по собственной инициативе и телепортировался к Вам на Первый Остров для того, чтобы предупредить о грозящей опасности.

— Спасибо ещё раз, — смущённо произнёс я. — Граф, вы будете достойно вознаграждены. Извините ещё раз. Дарую вам Горного Жеребца в самое ближайшее время! Пожалуй, я назначу Вас своим Главным Советником по вопросам связей с Землёй.

— Премного благодарен, Ваше Величество, — МАГИСТР поспешно опустил голову вниз, видимо, для того, чтобы скрыть свою очередную саркастическую улыбку, с отвращением и тяжело сглотнул очевидно застоявшийся сгусток кровавой слюны внутри рта, поморщился, а потом задал неожиданный вопрос. — Сир, а насколько далеко будет простираться Ваша Империя?

— Мне ваш вопрос нравится, Граф… Он свидетельствует о зрелости и ясности ума и об умении своевременно осознавать грядущие перспективы! — довольно произнёс я.

— Извините, Сир, но меня так и подмывает произнести одну очень известную и крайне своевременную поговорку, — ухмыльнулся МАГИСТР.

— Ну, ну…

— С волками жить, — по-волчьи выть!

— Шикарно, великолепно! — весело ответил я. — Будем долго, плодотворно, с экстазом и от души выть вместе. Меня это устраивает. А Империя моя, я думаю, будет простираться от начала и до конца нашей Вселенной. Пока… Вы в курсе, что она конечна?

— Услышал об этом впервые от Вас, Сир. Интересно. Очень интересно… Это известие будоражит воображение и рождает массу последующих вопросов. Первый из них. А что будет дальше, Сир, ну, после того как мы достигнем края Вселенной?

— Что дальше? За всяким концом всегда следует очередное начало, Граф! Это аксиома! Тем более она верна, что я имею сведения о том, что Вселенных в этом мире множество, — я задумчиво посмотрел на догорающие свечи в канделябре, стоявшем в центре стола.

— Сир, эти сведения достоверны? — осторожно спросил МАГИСТР.

— Абсолютно достоверны.

— Откуда они, Государь?

— Из той великолепной, загадочной и странной страны под названием ИНТУИЦИЯ!

— Понятно, Сир…

Я вдруг почувствовал, что движение судна замедлилось. Оно стало плыть более плавно и медленно. Я открыл окно. Свежий солёный ветер ворвался в каюту, но был он не таким сильным, как раньше. Так, всколыхнул на мгновение пламя и без того угасающих свечей и затерялся где-то в углах каюты, растворился в душном воздухе и был полностью поглощён им. Светало… Наступал новый день, сумеречное утро несло с собой тревогу, неопределённость и усталость.

— Граф, а что это вы всё мне твердите о двух Островах? — как бы невзначай, но с определённым внутренним напряжением произнёс я. — А что случилось с Третьим?

— Сир, его никогда и не существовало, я же Вам об этом уже говорил!

— Не может такого быть! Откуда же в таком случае появились я и ЗВЕРЬ, то бишь ЗАЩИТНИК!? — искренне и с беспокойством спросил я и подошёл к МАГИСТРУ почти вплотную.

Мне снова стало его жалко. Седые всколоченные и заслюнявленные волосы, морщинистое рельефное лицо, как у славной китайской собаки породы шарпей, выцветшие светлые глаза неопределённого цвета. Какого чёрта он делает здесь, на этой галере, в эту судьбоносную чёрную ночь? Вернее, уже не в ночь, а в утро. В это холодное осеннее утро…

— Сир, в том месте, которое Вы называете своей Империей, существуют всего два Острова, — осторожно ответил МАГИСТР. — Во всяком случае, на снимках из космоса запечатлено только два значительных по площади объекта. Всё остальное, — мелкие острова.

— А как же всё-таки я? — почти с детской обидой спросил я, осторожно взяв МАГИСТРА за воротник его плотной матросской рубахи.

— Что, Вы, Сир? — побагровел собеседник.

— Откуда же взялся я? Кто я такой? Я же не ваш подопечный, не простой Ускоренный. Разве я не Король Третьего Острова? А мой чёрный АНТР, а ПОСОХ, а РЕЛИКВИЯ, а Бессмертие, а способность к сверх ускорению, а регенерация, а предназначение?! — я был на грани истерики. — Кто, чёрт возьми, я такой?

Кровь начала вскипать во мне, как дешёвое шампанское, согретое и взбаламученное на жарком солнце.

— Ваше Величество…

— Что Моё Величество!? Оно всегда при мне! — я заметался по каюте. — Требую пояснений и разъяснений! Куда и зачем, а главное, во имя чего я плыву? Я на самом деле бессмертен или нет? Что такое есть ЗВЕРЬ, ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ? Откуда, вообще, взялись эти чёртовы Острова и Барьер? Зачем, почему? Как я оказался здесь? Что это за организация, интересы которой вы представляете? Кто такой КООРДИНАТОР? Откуда появились эти ваши Ускоренные, долбанный Небесный Медведь и чёртовый Чёрный Спрут? Кто такая ИСЭ? Где она живёт и почему не со мною!? Больше всего хочу знать это! Надоело всё!!!

— Сир, — начал было МАГИСТР, но в это время мощный взрыв потряс корабль.

Жёсткая, горячая, всё поглощающая и испепеляющая волна, рождённая где-то внизу галеры, вспучила её чрево, ударом мистического молота прошлась по всему корпусу, вздыбила его и разбросала вокруг на множество кусков и осколков.

Я, стремительно улетая куда-то вверх, подумал, как и полагается в таких ситуациях Верховному Главнокомандующему: «Ах, какая была галера!». А потом, как всегда и подобает в таких случаях влюблённому мужчине, вспомнил о своей ненаглядной лебёдушке и страшно опечалился. О, радость моя, о, свет моих очей, о, звезда моего счастья! Прости, прощай… До скорой встречи!!!

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Её чёрные густые волосы щекотали мне лицо. Тонкие пальцы сначала разобщено, хаотично и нежно касались моей щеки, шеи, а потом, сплотившись, волнующе плавно и мягко продолжали свой путь по груди, животу и ниже, достигали своей главной цели, снова разъединялись, потом соединялись воедино, сладостно сжимались, беззаботно порхали по моей коже и, казалось, что этот чудный танец будет вечным.

Пальцы оставляли на теле невидимую, чуть прерывистую и хаотичную цепочку следов, которые уже не сотрутся никогда, потому что над ними не властно время. Бренное тело закончит своё существование, сгинет в никуда, а душа будет невесомо парить в неведомых далях или жить в другом теле, но в глубинах её навечно будут отображены эти следы, которые когда-нибудь окажут магическое воздействие на судьбу её счастливого или несчастного обладателя.

Ах, ИСЭ, ИСЭ, — вечная, далёкая и глупо потерянная любовь моя! Трепетное прикосновение к телу, созвучное ему, и находящееся с ним в гармонии, рождает всего лишь приятные ощущения. Нежное прикосновение к душе, созвучное ей и находящееся с нею в гармонии, рождает любовь. Что такое, собственно, любовь? Идеальная гармоничность и созвучность отношений на высшем уровне между двумя людьми. Этим отношениям не помеха ни мелкие ссоры и обиды, ни бытовые трудности, ни материальные проблемы, ни неотвратимо накапливающаяся со временем усталость, ни глобальные мировые потрясения, ни войны, ни эпидемии, ни землетрясения, ни ураганы, ни гибель мира. Да, да! Даже гибель мира не погубит истинную любовь, потому что её место в душе, а душа — бессмертна!

Абсолютно неправы те, кто утверждают, что любовь проходит. Полная ерунда! Настоящая любовь вечна и не ведает о том, что существует время! Это чувство или не дано нам, или дано раз и навсегда. Сожжёшь её, скроешь пепел в глубокой-глубокой яме-бездне под тяжёлой и, вроде бы, непроницаемой плитой другого, нового, свежего и, якобы, главного и вечного чувства, а она всё равно восстанет, как птица Феникс, преодолеет всё, проникнет на поверхность. И никуда от этого не денешься, хоть волком вой.

Затолкнёшь ты эту внезапно объявившуюся, возрождённую, лёгкую, могучую, всепоглощающую и сладкую субстанцию обратно в чёрную-чёрную бездну своей души, а она всё равно не даёт тебе покоя: тяжело и муторно там ворочается, зудит с укоризной, тревожит, не оставляет тебя один на один с собою ни днём, ни ночью. Ты кого-то целуешь, ласкаешь, радуешься, смеёшься, рожаешь детей, приобретаешь новых родственников и друзей, любуешься природой, покупаешь себе туфли, шорты, костюмы, шубы, яхты и острова и планеты. Ты с упоением играешь в бильярд или в покер, путешествуешь по разным местам, летаешь на экскурсию в космос, с экстазом куришь марихуану, с удовольствием ешь деликатесные блюда и пьёшь изысканные коллекционные вина, коллекционируешь бабочек, вазы династии Хань, или розовые бриллианты.

Ты имеешь десяток любовниц или любовников, становишься начальником отдела, заведующим кафедрой, оперной дивой или президентом страны, а то и Королём, или даже Императором, и так далее и тому подобное. Жизнь, якобы, идёт. Всё вроде бы хорошо и даже замечательно, но надоедливо, тревожно и сладко скулит внутри тебя то время от времени, а то и постоянно, проклятое и вечно манящее существо под названием сука-любовь. И никак не возможно заглушить издаваемые ею звуки, — хоть волком вой, хоть бейся головой о стену! И мечешься ты, и недоумеваешь, и тоскуешь, и злишься, и бесишься, а всё потому, что не знаешь ты самого большого и вечного секрета, существующего на этом свете.

А состоит он в том, что на самом деле эти звуки доносятся отнюдь не из неких потаённых глубин твоей трепетной, израненной, исстрадавшейся и чувственной души, а с НЕБЕС… И дотянуться до них даже в самом отчаянном порыве и что-то кардинально изменить в своей жизни невозможно. Многие пытались, но, увы, увы, увы…

ИСЭ, — любовь моя истинная. ИСЭ, — женщина, утраченная навсегда! Вечное и сладкое проклятие. Ах, как больно, как непонятно, как тоскливо, как обидно… Мрак сковал мой мозг, лицо любимой женщины поблекло, расслоилось, рассыпалось и растворилось в дебрях разрушенного сознания. ИСЭ, ИСЭ, ИСЭ…

«Свет сменил тьму, мрачная пучина чёрного небытия взорвалась звуками, мои глаза раскрылись, и я увидел бездонное голубое небо, чистое, без единого облачка. Лёгкий тёплый ветер, пахнущий влагой и солью, струился по моему телу, появляясь ни откуда и уходя в никуда. Он уносил с собою часть меня: пот, чешуйки кожи, запахи, воспоминания …».

Стоп, стоп, стоп!!! Ведь всё это уже было! Всё началось именно с этого момента, когда я очнулся или проснулся в первый раз на песчаном пляже Второго Острова!!! Не хочу начинать всё с начала, хватит! Я не марионетка в чьих-то руках, я не желаю, чтобы мною манипулировали! Довольно неизвестности, довольно с меня её дебильного дитя — бессмысленности! Хочу сам определять свою судьбу, хочу воли, простора, свободы действия и выбора, жажду движения вперёд, — не по картам предопределённости, начертанным кем-то свыше, а наугад, интуитивно, напролом, смело, весело, задорно и зло!

— Это ты хорошо сказал: «Смело, весело, задорно и зло», — неожиданно услышал я неподалёку от себя спокойный, бархатистый и чуть насмешливый женский голос. — Так и надо жить: «Смело, весело, задорно и зло». Классно! К сожалению, многие утратили эту способность. Куда не плюнь, везде падение нравов, апатия, равнодушие, пресыщенность, леность, безразличие, отсутствие идеалов, сибаритство, снобизм, трусость, невоспитанность и так далее и тому подобное. А главное, — люди забыли о Боге. Всё как всегда: «Когда мне плохо, верую я в Бога, когда мне хорошо, я верую в себя!». Кстати, это сказал ты. Ну, когда-то, в совершенно другой жизни.

— КХА, КХА, КХА… — эти вечные и привычные звуки вырвали меня из лап оцепенения, рождённого голосом неведомого мне существа, которого я пока не видел, так как продолжал заворожено и остекленело созерцать бездонное голубое небо, раскинувшееся надо мною.

— Надеюсь, что вы не Господь Бог? — спросил я, обращаясь в пространство, не отрывая очарованного взгляда от великолепной, спокойной, призрачно-прозрачной, полу реальной и высокой бесконечности.

— Как может быть женщина Господом Богом, побойтесь Бога!? — с негодованием откликнулось существо. — Уж извините за тавтологию.

— Ну и то хорошо…

— Почему же так? Неужели вам не хотелось бы пообщаться с Создателем? — существо приблизилось ко мне.

Это я почувствовал по лёгкому шершавому звуку шагов по песку и неожиданному запаху духов, которые обволокли и одурманили меня своей загадочной и волшебной пеленой.

— Я ещё не готов…

— Прекрасный ответ. Многие вроде бы готовы, но это им только кажется, — существо, видимо, присело на песок, так как я услышал: «Ой, как горячо!».

— Какая-то запоздалая у вас реакция, — пробормотал я. — Неужели не почувствовали этого раньше?

— Как я могу почувствовать повышенную температуру песка, если хожу по нему в сандалиях? — раздался в ответ лёгкий смех.

— Ах, ну да, — ухмыльнулся я. — А коим образом вы почувствовали её сейчас?

— Попой, чем же ещё, мой дорогой ПУТНИК!?

Я вздрогнул, встрепенулся, решительно сбрасывая с себя сладостное оцепенение, резво вскочил на ноги, огляделся вокруг. Небо сливалось с морем, дул лёгкий бриз, воздух, насыщенный всевозможными запахами, опьянял и дурманил. Солнце стояло в зените.

Я находился на маленьком песчаном острове. Он сиротливо и неприкаянно располагался посреди огромной массы воды, простирающейся во всех направлениях от горизонта до горизонта, меняющей свой цвет от светло-голубого, до ультрамаринового и тёмно-синего.

— Какая красота! — нарочито утомлённо и томно произнёс я.

— Да, красотища! Не спорю. Высокое чистое небо и спокойное, прозрачное сине-зелёное море, — что ещё надо?! — услышал я голос за спиной, резко обернулся.

Передо мною на песке сидели ЗВЕРЬ и Девушка. Пёс пристально смотрел мне в глаза и, как мне показалось, не дышал. Видимо, отбросил условности. Собственно, зачем ему дышать? И зачем ему теперь какие-то глупые условности?

Что касается Девушки… Девушка, как девушка. Вроде бы, человек из плоти и крови… Что она здесь делает? Откуда она тут появилась? Девушка… Очень сильно загорелая. Глаза голубые, вернее, прозрачно-голубые. Волосы светло-русые, подпалённые солнцем, коротко стриженные. Чуть-чуть вздёрнутый носик. Маленькие аккуратные ушки. Стройная и длинная шейка. Упругая и маленькая девчоночья грудь. Плечи не широкие и не узкие. Аппетитная попка. В меру аппетитная. Главное, что в ней нет ни грамма тяжести! Платье лёгкое, слегка выцветшее и помятое, очевидно, льняное. Ноги длинные и стройные. Острые коленки, тонкие лодыжки.

Тонкие лодыжки, — это хорошо! Хоть какое-то утешение истинному эстету, гурману и ценителю женской красоты! Млею, балдею, тупею, глупею, если у дамы тонкие лодыжки, да ещё и длинные, безупречные и стройные ноги! А, вообще, правильное ли я даю определение той части ног, которые с экстазом созерцаю в данный момент? Лодыжки-то лодыжками, а ведь есть ещё и щиколотки! Это же, очевидно, разные вещи! Или одинаковые? Так, так, так… Щиколотки, щиколотки… Чем же они отличаются от лодыжек? Щиколотки… Я впал в глубокую и недоумённую задумчивость.

— Да что же это вам дались мои щиколотки?! — возмутилась Девушка. — Маньяк какой-то! А если бы у меня они были толстыми!? Ну и что из того!? Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о доброй душе, об уме и об открытом и чистом сердце!?

— Где-то, когда-то, в другой жизни, сударыня, — я подошёл к Девушке, присел рядом с нею на песок и посмотрел ей прямо в глаза, и вздрогнул, и задышал часто и прерывисто, и почувствовал, что в очередной раз приплыл к очередному берегу. — Миледи, все перечисленные вами качества конечно же очень ценны и заслуживают всяческого внимания и одобрения, но всё-таки тонкие щиколотки или лодыжки лучше, чем толстые. Не находите?

— Боже мой! Кошмар какой-то! Ну и тип! — возмутилась Девушка, а потом чисто и звонко рассмеялась. — Но, в принципе, я с вами согласна.

— Вот и славно. Кто вы такая? Где я нахожусь?

— Я, — это я, — неопределённо ответила нежданная гостья, или, скорее, хозяйка этого острова.

— Какая, однако, полная, ясная и исчерпывающая информация, сударыня, — хмыкнул я.

— Каждая информация исчерпывается объёмом того черпака, которым её зачерпывают, — в бархат голоса вплелись чуть хриплые обертоны.

Обожаю хрипотцу в голосе женщины! Этакую сексуальную и пикантную хрипотцу… Балдею и немею от неё! Ничего не могу с собой поделать! Идеальные ноги, тонкие щиколотки или лодыжки, голос с хрипотцой, блондинка, глаза голубые. А какая попка! То, что надо! Но хрипотца меня очаровывает и завораживает особенно и в первую очередь!

— Знаете, чем меня взять, однако, сударыня.

— А то, как же! Я очень долго тренировалась в искусстве обольщения мужчин, очень долго.

— Так вот, — я снова встал на ноги, потому что песок был действительно очень горячим. — Толстые лодыжки или щиколотки у женщины не исключают наличие у неё души, и большого, бескрайне доброго сердца и неординарного ума. Однако я не предпочёл бы душевную и умную даму с толстыми лодыжками и короткими ногами той, которая имеет кроме указанных выше весьма положительных качеств, ещё и тонкие лодыжки на фоне длинных и стройных ног. Вот мой идеал! Возможно, вы под него подходите. Возможно… Ну-ка, Миледи, встаньте, повернитесь пару раз. Дайте полюбоваться вами, так сказать, в полном объёме.

— Каков, однако, наглец и ловелас! — рассмеялась Девушка.

— Да уж… Лучше быть наглецом и ловеласом, чем скромным ботаником, не находите?

— Боже мой! Что за чушь вы несёте!? При чём здесь ботаники?

— Что ношу, то приношу и подчас заношу куда следует, знаете ли… — хищно улыбнулся я.

— Вы хоть сами-то понимаете, что говорите!?

— Понимаю, когда вынимаю, — плотоядно ухмыльнулся я.

— О, мой Бог!!!

Мы некоторое время помолчали, полюбовались морем и небом. Пёс по-прежнему внимательно наблюдал за мною и Девушкой, сидел тихо, не дыша и не шевелясь. ПОСОХА при мне не было. РЕЛИКВИЯ прохладно висела на шее. Почти все в сборе, почти…

— Эх, ПУТНИК! Ну, вы даёте! — Девушка резко вскочила, тряхнула льняными прядями волос. — Не ожидала от вас. Вы же, якобы, — великий интеллектуал! Несёте какой-то бред!

ЗВЕРЬ насторожился и мягко, с хищной грацией подошёл к моей собеседнице. Она замерла и побледнела.

— Что касается моего бреда… Это, очевидно, — последствия полученной при взрыве контузии, результат внезапной психологической травмы, — тяжело произнёс я. — Никак не могу полностью прийти в себя. В ушах звенит, в голове шумит, подташнивает. Муторно и непонятно всё. Нехорошо как-то на душе. Но, надеюсь, что ваша неземная красота явится для меня спасительным бальзамом, и скоро всё вернётся на круги своя. Жажду раствориться в вас, Миледи, как в огне кипящего вулкана! Полностью и без остатка!

— О, Боже!

— А чего вы от меня ожидали!? О чём мне ещё с вами разговаривать, тонко-лодыжечная вы моя!? — взъярился я. — О судьбах мира, о сакральной сущности бытия, о предназначении, о грандиозной игре, о великих миссиях, о борьбе сил добра и зла, о бесконечности или конечности Вселенной, о предопределённости, о пятом или четырнадцатом сонетах Шекспира, или, может быть, о смысле жизни!? Нет никакого смысла ни в чём! Чушь всё это, полная белиберда и демагогия! О, как же мне надоело заниматься словоблудием, бродя в тумане сумеречного сознания!

Я заметался туда-сюда, топнул ногой о песок. ЗВЕРЬ остался сидеть неподвижно, но заметно напрягся. Девушка вздрогнула и побледнела.

— Что я здесь делаю, что делаете здесь вы!? Кто вы такая, откуда взялись? Надоело, всё надоело! Хочу на Тёмное Озеро! Жажду расслабиться, посидеть там на рассвете, порыбачить, окунуться в тяжёлую прозрачную воду, ни о чём не думать. Хочу потрепать по шее моего могучего БУЦЕФАЛА, хочу Звизгуна, прямо сейчас, холодного и с оливкой с анчоусом! Хочу в баню! И хочу двух, нет, трёх, нет, четырёх нимф с тонкими лодыжками, делающих всё! Абсолютно всё, что только может нафантазировать себе самый развращённый извращенец! Хочу схватки, сражения, крови, экстаза от ощущения полноты и сладости бытия! Хочу пить кровь врагов и пьянеть от неё, как от любви! Хочу окунуться в бездонные воды, нырнуть в них и достигнуть самого дна! Хочу взлететь в бесконечную высь голубого неба и взобраться на самую высокую гору! Хочу всего! Сразу! Сейчас!!! — я обессилено упал на песок и затих.

— Это всё!? Вы успокоились!? Запас желаний, надеюсь, иссяк?! — иронично произнесла Девушка.

— Почти… У меня имеется ещё ряд претензий и требований, — злобно произнёс я. — Прежде всего я желаю овладеть вами, Миледи!

— Что!? Да, вы явно ненормальны, или больны, или очень сильно переутомлены. Я это чётко и ясно осознала именно сейчас. Ничего вам не будет: ни Озера, ни Звизгуна, ни нимф, ни крови, ни полётов и ни ныряний! А тем более, — меня! — вдруг, утратив самообладание, заорала Девушка. — Кем ты себя возомнил, капитанишка сранный!?

— О, как!? Уже интересно, — я успокоился, как всегда, мгновенно. — Надо же, я, оказывается, капитан… Ну, хорошо, что не сержант и не лейтенант. Капитан, он и в Африке капитан. Только капитан чего?

Девушка некоторое время удивлённо, ошеломлённо и с огромной досадой смотрела на меня, потом снова села на песок, поморщилась.

— Да, вы кого угодно выведете из себя!

— А то! Кстати… Неужели вы не носите трусиков? — ухмыльнулся я. — Вон как ёрзаете по песку.

— Почему же, ношу, — иронично усмехнулась Девушка. — Показать вам их?

— Был бы вам премного благодарен, Миледи. Жажду увидеть вашу ни с чем несравнимую попку, и желательно без трусиков! В том, что она упруга и не имеет ни малейших признаков целлюлита, я не сомневаюсь и без её показа. Но, всё-таки, почему бы лишний раз не полюбоваться сиим совершенным творением природы!?

— Идиот! Обойдётесь…

— Так зачем же предлагать?

— Так, для интриги, для интереса. А вдруг?!

— Вы, — дама, не способная на настоящую интригу. Какой уж тут может быть интерес. Интрига только тогда интересна и имеет смысл, когда влечёт за собой какие-то неожиданные последствия. А без них интрига, — совсем не интрига, а так, ерунда какая-то. Пыхтение евнуха в гареме, полёт орла на дельтаплане, — осклабился я. — Могу привести в пример одну историю, являющуюся образцом истинной интриги.

— Ну-ка, ну-ка! Я вся во внимании!

— Вот представьте себе. Встретились вы с неким мачо, с брутальным таким суперменом, с двухдневной щетиной на твёрдом подбородке и мужественных скулах, и в наколках, и с суровым, ироничным и прищуренным взглядом. Знаете, наверное, таких?

— Конечно знаю. И не одного! — усмехнулась незнакомка.

— Так вот, посидели вы с ним в шикарном ресторане, послушали скрипача, наяривающего Паганини, потанцевали танго при свечах, выпили пару бутылок изысканного выдержанного вина или коньяку, выслушали сотню комплиментов, насладились парой гениальных сонетов. После этого вы на крыльях внезапно вспыхнувшей, пожирающей всё на своём пути неземной любви, обуреваемая небывалой страстью, трепещущая и теряющая сознание от предчувствия бурной ночи, ринулись в спальню, на ходу срывая одежду, упали на огромную упругую кровать, стали неистово целовать любимого, потом, находясь в экстазе, тяжело задышали, с готовностью раздвинули ноги, а член-то у мачо… не встал!!! Да ещё и заснул ваш избранник через пару минут, так как основательно в тот вечер напился. Вот так! Вот вам настоящая интрига!

— Боже, ну что за чушь вы несёте?! — Девушка снова вскочила и топнула ножкой о песок. — Как мерзко, отвратительно и цинично! Ну, всё, вы меня достали!

ЗВЕРЬ вздрогнул, снова напрягся и вопросительно посмотрел на меня. Я послал ему успокаивающую мыслительную команду. Он расслабился, лёг на песок, но глаз с незнакомки не сводил.

— Ах, как вы хороши, когда гневаетесь! — засмеялся я. — Вы мне нравитесь, ей Богу! Какая, однако, прелестница. О, какие губки, какие глазки, а какие лодыжки!!! Цыпочка моя!

— Я не цыпочка и не ваша!

— Ну, ну… Будете вскоре моей. Никуда вам от этого не уйти, и никуда вам от меня не деться…

— А как же ГРАФИНЯ? — ледяным голосом произнесла Девушка. — А как же обожаемая вами ИСЭ?

— Однако, какие у вас познания! К вашему сведению, я ещё до конца не определился между этими двумя существами, — беззаботно ответил я, чувствуя прилив бешенства, рождающийся во мне, как цунами, — мощно и неотвратимо. — И вообще, вы сейчас сделали роковую ошибку.

— Какую же?

— Бог с ней, с ГРАФИНЕЙ… Но вот ИСЭ вы упомянули зря, — холодно произнёс я. — Вы же знаете, что это имя, упомянутое всуе, действует на меня, как красная тряпка на быка. Зря вы так, зря… Ох, как зря!

— Знаю. Ну и что дальше?

— Что дальше? Вообще-то, за одного знающего трёх незнающих дают, а то и побольше, — сказал я всё также холодно. — Рождающий ветер пожнёт бурю. Не будите спящего капитана!

— О чём это вы? — усмехнулась Девушка.

— Как это о чём? — весело ответил я. — Всё, милая моя, вы приплыли!

— Куда приплыла, что за чушь?

— К тому берегу, где всё по-другому, — мрачно улыбнулся я.

— Что по-другому? Ничего не понимаю!

— Всё, абсолютно всё по-другому, — я, прищурившись, тягуче посмотрел на полуденное солнце и, заранее не ожидая положительного ответа, спросил. — Так будет Звизгун, или нет?

— Пошёл ты к чёрту, урод! — заорала Девушка.

— О, как изменился тон! Так мы на «ты» или на «вы»? И, вообще-то, я отнюдь не урод! Вроде бы… — ухмыльнулся я. — Так, может быть, того, — потрёмся животами и бёдрами, а? Перепихнёмся пару-тройку раз? Я — мужчина породистый, симпатичный, сильный, умный, харизматичный. Ты — женщина крайне привлекательная, красивая, сексуальная. Дура, конечно, но сойдёт… Что нам мешает в данной ситуации? Кругом не души, тишь и покой. Подойдём ближе к морю, там песок не такой горячий. Как тебе моё предложение?

— Да я тебя, сволочь, в…

Видимо, меня хотели скрутить в бараний рог. Или заживо похоронить. Или отправить по этапу в Сибирь. Или, что намного хуже, сослать на необитаемую планету где-нибудь на краю Галактики. А может быть, она хотела запихать свои чудесные трусики, источающие волнующие запахи, мне прямо в рот и заткнуть его таким необыкновенно оригинальным способом?! Кто его знает. Женщины…

Я так и не узнал, что мне угрожает, и какая судьба мне уготовлена в будущем, потому что Девушка неожиданно… исчезла, растворилась во внезапно задрожавшем и помутневшем вокруг неё воздухе. Вот она была, и нету. Как мне хочется котлету… При чём здесь котлета, рифмоплёт несчастный! С другой стороны, есть действительно очень хочется.

Я оглядел окрестности. Песок, вода, небо… Лёгкий солёный ветер… Одинокая, но огромная и довольно бодрая развесистая пальма посреди острова. Привет, господин Робинзон! Кто же у нас будет Пятницей? Знамо кто!

Я насмешливо взглянул на ЗВЕРЯ. В ответ он пристально посмотрел на меня. Классическая картина, классический сюжет. Тишина, покой, нега. Горячий песок, легко струящийся по воле тёплого ветра в сторону моря, жаждущий его поцеловать, но не достигающий прохладной ласковой волны, так как она отделена от него мокрой полосой пляжа, на которой он безнадёжно затихает. Голубое, бездонное и чистое небо. Ни суеты, ни забот, ни проблем. Лепота! К этому я и стремился, об этом я и мечтал. Что ещё нужно человеку, уставшему от невзгод этого мира, от маяты и сомнений? Воды и пищи, больше ничего. Вот где их только раздобыть? Ничего, ничего! Следующий визит ко мне не за горами. Я кому-то зачем-то нужен, иначе какого чёрта здесь бы оказался?! Подождём немного…

Я, едва скрывая беспокойство, подошёл к своему Пятнице, то бишь к ЗВЕРЮ, до сих пор неподвижно сидящему на песке. Какой-то он странный, апатичный, заторможенный, вялый. Уж не заболел ли мой Пёсик!? Я осторожно погладил его по башке, он, как всегда, удивлённо выпучил свои янтарные глаза, хрюкнул, зевнул. Ну, слава Богу, со ЗВЕРЕМ всё вроде бы в порядке. Видимо, так неожиданно и так странно попав в несколько непривычную для себя обстановку, он просто выбрал выжидательную и наблюдательную, то есть, нейтральную позицию. Нам пока ещё никто всерьёз не угрожал. Никаких команд на агрессию я ему не давал. Ну и славно…

И так, куда же я попал, как здесь очутился? Где я нахожусь, каким образом переместился с места взрыва галеры сюда, чёрт знает куда? Что это за женщина была рядом со мною совсем недавно? Кто она такая? Откуда она знает про ГРАФИНЮ и ИСЭ? Да и обо мне, она, видимо, осведомлена достаточно полно. И главное! Проговорилась, всё-таки, кое о чём, чертовка! Спровоцировал я её на это! Очень старался, хотел вывести её из себя, хоть что-нибудь о себе узнать. Удалось… Эх, женщины! Пыжитесь вы, стараетесь что-то из себя изобразить, а мы, мужики, всё-таки умнее вас! Эмоции для нас — созидание и прибыток, а для вас — разрушение и убыток. Я, конечно, сейчас говорю о сильных эмоциях. А может быть я и не прав. Всё бывает по-разному. В разных местах и в разное время…

И так, — я Капитан! Слава Богу, намечается хоть какая-то ясность. Но, Капитан чего? Ракетного крейсера, прогулочной яхты, сухогруза, парусного фрегата, танкера, буксира, подводной лодки, торпедного катера, футбольной команды или звездолёта? Между этими ипостасями имеется большая разница. Даже не большая, а огромная!

«Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это знак корабля!». Или «флаг» Корабля? Точно не помню. Капитан, капитан, капитан… Я и так, и этак произносил заветное слово, напрягался, как мог, рылся в тёмных глубинах памяти, думал, размышлял, тряс головой, тёр виски, расслаблялся, снова напрягался, но всё было безрезультатно. Пустота, пустота, полная пустота внутри, чёрт возьми!

Наконец, я снова вспомнил о еде и воде. Солнце, однако, припекало… Я подошёл к пальме, примостился рядом с нею на песке, укрылся от палящих лучей в её достаточно густой тени. Что же дальше? Где же я нахожусь, чёрт возьми!? Может быть, всё это мне только снится? Возможно, я подвергаюсь какому-то мощному гипнозу и всё вокруг лишь иллюзия, но где этот самый гипнотизёр и когда он выведет меня из данного состояния? А может быть, после полученного в результате взрыва тяжёлого ранения я плаваю в бреду, нахожусь в коме, в предсмертном или ещё каком-то пограничном состоянии? Лежу сейчас на больничной койке, колют мне какие-то наркотики или нечто подобное, или присоединили к голове некий прибор, вставили в мозг иглы и делают своё чёрное дело. Зачем, почему, ничего не понимаю!

Голод и жажду, во всяком случае, я ощущал конкретно и явственно. Ну и что, что я их ощущаю? Так и должно быть. Человек в любом состоянии способен испытывать эти чувства. Я несколько раз очень сильно ущипнул себя за руку, почувствовал сильную боль. Нанёс несколько лёгких ударов кулаками по стволу пальмы, костяшки пальцев заныли, дерево заскрипело и задрожало.

ЗВЕРЬ некоторое время внимательно наблюдал за моими манипуляциями, потом подошёл к пальме и… поднял заднюю лапу, густо сдобрил дерево мочой. Я ощутил характерный аммиачно-сладкий запах. Ах, ты, Киборг мой новоявленный! Я истерично засмеялся. Если мне кто-то что-то внушает, то делает это вполне реалистично, красочно и мастерски.

Я подошёл к воде, не торопясь, зашёл в неё, почувствовал лёгкую солёную прохладу, взбаламутил её руками, засмеялся счастливо, как ребёнок, решительно нырнул в море. Ох, как хорошо! Я поплыл куда-то, неизвестно куда, мощно и радостно. Я менял стили: сначала плыл брассом, потом перешёл на баттерфляй, затем насладился кролем, через некоторое время перевернулся на спину и лежал на тяжёлой воде, беззаботно созерцая полуденное небо, постоянно меняющее свои лёгкие краски. Ах, как хорошо! Но что делать дальше!?

Рядом вырисовался ЗВЕРЬ. Он плыл легко и мощно, но при этом, как всегда, испытывал, видимо, чувство глубокого отвращения. Интересно, почему это происходит? Может быть, внутри него искрятся какие-то контакты, где-то происходит короткое замыкание или вода просачивается в сервомоторы, генераторы или батареи? Ну что за бред я несу!? Какие контакты, какие сервомоторы?! Это создание, очевидно, способно жить и в открытом космосе, что ему какая-то вода!? Космос, Космос… Галактики, сверхновые, чёрные дыры, вакуум…

— Привет, ПУТНИК! — вдруг раздался невдалеке бодрый басовитый мужской голос.

— Ну, вот и прибыл дубль номер два! Как я понимаю, всё та же сущность, но в ином обличье? — насмешливо произнёс я, переворачиваясь на живот и внимательно и удивлённо рассматривая седого, толстого и чрезвычайно весёлого мужчину, который подгребал ко мне одним веслом, двигая вперёд массивную, грубо скроенную, но, судя по всему, надёжную и вместительную лодку.

Весельчак был одет в какую-то просторную светлую тогу, расшитую золотыми нитями. На его голове покоился белоснежный тюрбан с длинным пером. Руки, волосатые и толстые, почему-то до локтей были погружены в чёрные, кожаные лайковые перчатки. Глаза пришельца скрывались за огромными пластиковыми солнцезащитными очками, придающими лицу некоторую мрачность, но лёгкие морщинки, хаотично и беззаботно рассыпанные далеко вокруг глаз, безошибочно выдавали его хорошее настроение.

— А где цирк? — насмешливо спросил я.

— Какой цирк, при чём здесь цирк? — недоумённо отозвался Весельчак.

— Да я так, к слову. Не обращайте внимания… А где же ваша коллега, нежная нимфа этого сонного шельфа? Прелестница с неземным шармом, мастерица отточенных диалогов, королева контакта, белобрысая бестия с тонкими лодыжками на стройных ногах? — весело спросил я, выплёвывая изо рта тяжёлую и довольно солёную воду. — Я покорён и заворожён ею. Когда так бьётся сердце — мой разум умолкает! И вообще, обожаю инопланетянок! В них присутствует непередаваемый шарм. Кстати, дядя, не находите, что одеты вы как-то странно для этого места?

— Ах, ПУТНИК, ПУТНИК, интересный ты человек, однако, — задумчиво произнёс мужчина. — Красавец, умница, поэт…

— Ну какой из меня поэт!? И вообще, поэтам — одно лишь слово, Императорам — весь мир! Предпочитаю второй вариант!

— Какой из тебя Император!? Ты прежде всего ПУТНИК и Поэт! Какое прекрасное сочетание двух качеств в одном существе. Не находишь? — усмехнулся Весельчак.

— О чём это вы?

— Всё о том же. Каждому своё…

Я вдруг почувствовал какое-то лёгкое и тревожное напряжение, не испытанное до селе волнение охватило меня, в памяти неожиданно всплыли чеканные строки: «Не зовите меня Поэтом, ну какой из меня Поэт!? Просто краски хмельного лета превратил я в словесный бред!». О, как!

— Вот видишь, какая чеканная рифма и потрясающая образность. Начинаешь кое-что вспоминать по настоящему!

— Хватит, надоело, хочу определённости! И вообще, ненавижу, когда читают мои мысли!

— Послушай одно стихотворение, ПУТНИК. Оно замечательно!

— Неплохо, — задумчиво произнёс я, плавно подгребая руками к острову. — А кто автор?

— Ты…

— О, как! Ишь ты! Однако! Странно, очень странно и крайне неожиданно… — удивился я.

— Я тоже так думаю, — весело произнёс незнакомец, мощно взмахнув веслом и воткнув лодку носом в песок. — Ну что, поговорим серьёзно, ПУТНИК?

— Поговорим-то мы, поговорим, но только на моих условиях, — раздражённо буркнул я.

— Даже так!? — удивился Весельчак. — А ты уверен в том, что можешь выдвигать какие-то условия?

— Абсолютно уверен. Я вам, или кому-то другому, или другим, очень и очень нужен, иначе, зачем вы со мною нянчитесь, возитесь, зубы заговариваете? Зачем выдернули пока неведомым мне путём из одного пространства и времени и поместили в другое? Дело-то это, очевидно, довольно сложное, трудоёмкое и затратное, а?

— В принципе рассуждаешь логично.

— А то, как же. Красавец, умница, поэт, однако…

Я посмотрел в небо. Оно подёрнулось лёгкой пеленой облаков, которые нерешительно и грациозно, повинуясь капризам солнца, окутывали синеву в божественные и загадочные полутона. «Облака, облака, — пух небесных прудов. Вы плывёте куда-то без забот, без трудов».

— И какие же условия ты намерен выдвинуть? — по-прежнему насмешливо, но уже с некоторой тревогой произнёс Весельчак.

— Во-первых, хочу сто, нет, двести грамм холодного Звизгуна и бочкового солёного помидора, заметьте, именно бочкового. Маринады не люблю. Кроме этого желаю кружку тягучего, холодного ирландского эля, взламывающего зубы, и кусок запечённой свинины с чесноком и другими специями. И чтобы имелся на столе чёрный ароматный хлеб с тмином. Пока всё…

— Где же я это тебе возьму!? — возмутился Весельчак.

— А где угодно, и как угодно! — я сел в тень, источаемую пальмой. — Телепортацию, однако, никто не отменял. И вообще, как я понял, вам подвластны время и пространство. Так действуйте! Ну, быстро, быстро! Это самое время пошло!

— Ну ты и наглец, ну ты и хам!

— А как ты хотел!? Я ведь всё-таки — красавец, умница, поэт! Очарованный ПУТНИК, да ещё и могучий ИМПЕРАТОР!

— А если я тебя вот сейчас на этом месте Пси-Сублимирую!?

— Во-первых, ну какой из тебя Пси-Сублиматор? Посмотри на себя, клоун! Какая-то нелепая хламида, эти ужасные очки и ещё более ужасные перчатки. А во-вторых, ЗВЕРЬ за меня отомстит. Его, как я подозреваю, Пси-Сублимировать или уничтожить ещё каким-либо иным способом невозможно. Кишка у вас у всех тонка. Ростом и статью не вышли, сублиматоры вы наши доморощенные!

— Зверь? Что это за зверь такой? А, ты имеешь в виду этого чёртового Киборга!? — незнакомец криво усмехнулся и как бы пренебрежительно, но с явной опаской, посмотрел на Пса.

Тот напрягся, шерсть на его загривке вздыбилась, пасть приоткрылась, обнажая огромные клыки. ЗВЕРЬ медленно подошёл к мужчине и страшно посмотрел ему в глаза. Тот побледнел, застыл на месте.

— Вот видишь, не так всё просто на этом свете, — усмехнулся я. — В чём проблема!? Ну-ка, Пси-Сублимируйте этого Киборга! Ату его, ату! Ну, где ваши лучевые пушки, боевые космические корабли, мегатонные водородные бомбы, телепорты, замедлители времени и всякая прочая хренотня!? Дави, жги, метай, стреляй, устраняй! Слабо!?

— Ладно, давай успокоимся, — слегка дрожащим голосом произнёс мой загадочный оппонент, медленно и осторожно отходя от ЗВЕРЯ.

По моей мысленной команде Пёс вдруг совершенно неожиданно для Весельчака растаял в воздухе. Облачко пара, оставшееся от ЗВЕРЯ, мгновенно было съедено обжигающим полуденным солнцем.

— Однако, какой монстр! — взволнованно произнёс мой собеседник и нервно облизнул губы.

— То-то же… А вообще, нечто подобное я недавно слышал от одного моего закадычного приятеля. МАГИСТРОМ его зовут. Вы с ним, случайно не знакомы?

— Что?! Кто!?

— Есть такой индивидуум. Пожаловал я ему давеча титул Графа, но обмыть сие знаменательное событие мы так и не успели. Жаль, очень и очень жаль, — горестно тряхнул я головой. — Ладно, вернёмся к моей собачке. Судя по всему, ЗВЕРЬ не является творением ни его, ни ваших рук. Тогда чьих же? Вот в чём вопрос!

— Если бы мы знали…

— О, как, ишь, ты, ничего себе, однако!

— Да, именно так.

— Кстати, а что произошло с МАГИСТРОМ после взрыва? — лениво поинтересовался я.

— Какой МАГИСТР, какой взрыв? — недоумённо насупился Весельчак.

— Слушайте, я прекрасно понимаю, что и МАГИСТР и вы являетесь звеньями одной цепи, как-то связаны между собою. Как? Кто такой МАГИСТР, кто такой вы и ваша организация, люди, стоящие за вами? Или это не люди? Что это была за девица до вас? У меня такое ощущение, что вы играете моим сознанием, манипулируете им, пытаетесь мною управлять. Читаете мои мысли. Этого я не люблю! Какие-то намёки, полунамёки, загадочность, недосказанность, неопределённость. Мне это решительно не нравится. Давайте поговорим начистоту, расставим все точки над «и», я прошу вас! Мне весь этот спектакль начинает надоедать. Да, снимите же вы свои дурацкие перчатки! Вы в них напоминаете мне какого-то идиота-извращенца из малобюджетного фильма ужасов! Где ваш окровавленный нож или бензопила!? А кулёк для сбора внутренностей?

— Что!?

— Весело тут у вас, — звонко, спокойно и сухо произнёс благообразный юноша, одетый в белоснежный и безупречный костюм, в тонкую голубую рубашку, на которую был повязан дорогой шёлковый галстук.

Пришелец появился перед нами внезапно и совершенно неожиданно из задрожавшего и слегка помутневшего воздуха.

ЗВЕРЬ вдруг тоже материализовался из ниоткуда, молниеносно оказался рядом с пришельцем, рыкнул и, очевидно, смрадно дыхнул на него из пасти. Молодой человек побледнел, замер, холодно и твёрдо произнёс:

— Уберите его, пожалуйста.

— А вот и не уберу, — ухмыльнулся я. — Внутренний голос подсказывает мне, что вы как раз тот, кто мне нужен и кого я ждал. Последняя инстанция на моём долгом и мученическом пути. Главарь, пахан, босс, шеф, президент, наместник, шах-ин-шах, мессия, император, фараон, султан, князь или додж… Что-то в этом роде.

— Чего вы хотите?

— Во-первых, хочу триста грамм холодного Звизгуна, два бочковых солёных помидора и пару таких же солёных груздей, со специями и перцем. И эль со свининой. Ну, а во-торых…

— Вы знаете, мне кажется, что вы сошли с ума, — холодно и глухо произнёс пришелец, — У вас что, какой-то особый пунктик насчёт этого загадочного Звизгуна?

— Не пунктик, а целый пункт! — гаркнул я. — Хочу пол-литра Звизгуна, тройку бочковых солёных помидор и тройку груздей, и эль, и свинину, и деву, обуреваемую страстью! Желательно ту, которая с голубыми глазами, пшеничной чёлкой и тонкими лодыжками.

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, этот тип над нами беззастенчиво, нагло и откровенно издевается, — вмешался в мой монолог Весельчак.

— Идиот, ты произнёс моё ИМЯ!

— Простите, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, простите…

— Боже мой, какие дебилы меня окружают! — взвился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — С кем и как работать далее?!

— Я вам, конечно, сочувствую, но надо уметь подбирать кадры. В этом — один из главных талантов руководителя, — снисходительно произнёс я. — Кадры решают всё! Исполнители-идиоты способны загубить на корню самую гениальную задумку, испохабить самый великий план. Это я вам, как Император, говорю.

Мы все помолчали. Я любовался небом. Весельчак искоса и опасливо рассматривал ЗВЕРЯ, а тот открыто и хищно — его. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ угрюмо изучал меня.

— Ответьте мне, пожалуйста, честно и откровенно на один вопрос, — наконец я прервал тишину. — Кто я такой и кто вы такие?

— А во-вторых, — глухо и мрачно спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Что, во-вторых? — недоумённо спросил я.

— У вас ранее было два желания. Что вы хотите во-вторых, ну, кроме Звизгуна, помидор, груздей, куска свинины и девы?

— Ах, да… Я прошу, нет, требую, обращаться ко мне в соответствии с моим статусом: Ваше Величество, Сир, Государь, Император, в крайнем случае, — Мой Король.

— Если вы Император, то какой же вы Король? — устало и безнадёжно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Император-то я Император, но номинально являюсь Королём Третьего Острова! — буркнул я.

— А вы знаете, где находится Третий Остров? — скривил тонкие губы в иезуитской улыбке ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Где-то там, в загадочной и туманной дали, — нараспев произнёс я. — Мне плевать на ваши аэросъёмки и снимки из космоса. Третий Остров ждёт меня, своего блудного сына. Скоро я ступлю на его твердь, упаду ниц, обниму родную землю, поцелую её и очищу все зёрна от плевел! Каждый ПУТЬ имеет и своё начало, и свой конец. Есть время для разбрасывания камней, а есть время для их собирания!

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, этот тип окончательно сошёл с ума, Бог с ним, с убогим, — перед нами внезапно появилась Девушка. — Как-нибудь обойдёмся и без него.

— Как же нам без него обойтись!? — раздражённо рявкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, ударил кулаком о кулак, покраснел, скрипнул зубами, но потом мгновенно успокоился и вкрадчиво обратился к Девушке — Милая, а когда вас последний раз обуревала страсть? Такая, знаете ли, всепоглощающая, до ломоты во всех чреслах!?

— Да, да! Именно до ломоты! — я вожделённо уставился на незнакомку.

— Я вижу, что количество сумасшедших на этом острове увеличивается с катастрофической скоростью! — завизжала девица — Бред какой-то! Мне — тысяча лет! Какая страсть!? Какие чресла!?

— Что, ей действительно тысяча лет? — поразился я. — Ого, однако, ишь ты, о как! Надо же! Ибо…

— Ну что за идиот! — возмутилась дева. — Что он несёт!?

— На самом деле ей намного больше. Намного… — устало произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Что вы хотите, женщины! Однако…

— Ах, ты, старый пердун! — взвилась Девушка.

— Бедненькая, сейчас я тебя утешу и обогрею, — я сделал движение в сторону очаровательной незнакомки.

— Всё, ты меня достал, юродивый! — она бессильно упала на песок. — Хочешь узнать кое-что о своём Третьем Острове, а!?

— Хочу. Мечтаю! Жажду!

— Так вот, ты на нём стоишь! Идиот! Дебил! Ну, получай своё вожделённое знание! Ты доволен!? — Девушка торжествующе взмахнула руками, истерично и злобно рассмеялась.

Я оцепенел и сначала похолодел, а потом оледенел, затем опустил свой поражённый взор на песок, взглянул на пальму, зачем-то осторожно потрогал её грубую и шершавую поверхность дрожащей рукой, а потом тяжело, пронизывающе и мрачно посмотрел на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. Злоба и отчаяние вскипели во мне.

— Как!? Этого не может быть! — я резко вскочил. — Вы нагло лжёте, за что подлежите немедленному наказанию!

ЗВЕРЬ также подскочил, рыкнул вязко и ужасно. Мир, как и полагается в таких случаях, замер и скукожился, воздух мелко и довольно противно завибрировал. Да, Девушка явно переборщила с выражением эмоций. Так нельзя, глупая! Говорю это со знанием дела, так как я сам ещё тот психопат, которого следует поискать в миллионах Миров! ЗВЕРЬ вдруг присел, готовясь к прыжку, напружинил ноги.

— Телепортируй их обратно! Через седьмой Портал! С нас на сегодня хватит! — панически заорала Девушка, вскакивая с песка, и растворилась в мутном дрожащем мареве, которое бесшумно и мгновенно поглотило её.

Я вдруг почувствовал, что рассыпаюсь на миллион мелких осколков, которые, возможно, уже никогда никому не удастся склеить. Горячая тьма разодрала и растерзала мой мечущийся разум, словно дикая кошка, самая когтистая из когтистых, самая чёрная из чёрных, самая кровожадная из кровожадных, самая хищная из хищных. Аллилуйя, Бессмертному, в очередной раз — аллилуйя! Гори всё синим пламенем! Мне ли жить в печали!? Если не мне, то тогда, кому же!?

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мой разум всё-таки сумел восстановиться, вынырнуть из чёрной бездны, обрести объём и ясность, вернуть себе свою первородную сущность. Тело последовало его примеру. Оно словно склеилось из миллиардов фрагментов, которые до этого хаотично вихрились в неведомом мне пространственно-временном континууме. Слава Богу, слава неведомому и загадочному порталу! Хотя бы за то, что он сохранил моё сознание в том виде, в котором ему и положено быть.

Я с безумным и немым воплем на устах завис на несколько мгновений между небом и морем. Вместе со мной в горячем воздухе зависла туча щепок, какого-то тряпья, металлических и деревянных фрагментов судна, кровавых ошмётков и ещё чего-то непонятного, того, что осталось от нашей славной галеры. Рядом со мною, вздыбив шерсть, мрачно и молча парил ЗВЕРЬ. Потом мы почти одновременно плюхнулись в воду, тяжело и гулко взбаламутив её поверхность, родив при этом кучу брызг и миллион пузырьков. Мы обречённо погрузились в мрачно-синюю бездну, вырвались из неё на морскую поверхность злыми, яростными и полными решимости до неузнаваемости изменить этот мир.

А изменять было что! Во всём обозримом пространстве вокруг нас шёл бой. И какой бой! Я увидел плавающий рядом огромный кусок то ли палубы, то ли борта взорванного судна, взобрался на него, мгновенно оценил обстановку. Нам противостоял грозный враг, флот которого по числу кораблей явно превосходил наш! Однако, это достигалось в основном за счёт многочисленных мелких и средних пиратских судов. Количество больших боевых галер с той и другой стороны было вроде бы примерно равным. Это я понял по флагам, которые развевались над сражающимися кораблями. Я лихорадочно оглядывался вокруг, оценивая и анализируя ситуацию. Эх, мне бы место повыше!

Между тем вражеские корабли смертоносными волнами тяжело надвигались на мой флот. Да, численное превосходство налицо! Ну и чёрт с ними! Наплевать! Победа или смерть! Империя превыше всего! Что нам численное превосходство противника?! История не раз знавала такие случаи, когда оно не спасало вроде бы могучие и многочисленные армии от разгрома! Суть не в числе, а в умении, ну и в боевом духе, конечно. Именно боевой дух, священная ярость и праведный гнев решают всё! Вперёд, мои славные воины! Император с вами! Победа или смерть!

Всё бы ничего, такая ситуация мне не впервой, но присутствовало одно большое «НО»! На бортах нескольких больших галер противника имелись пушки! Да, да!!! Самые что ни на есть настоящие пушки! И палили безжалостно они отнюдь не с пиратских суден, а с кораблей, на которых гордо и мощно развевались флаги с изображением красного треугольника в белом круге! Флот Ордена Посвящённых! О, как, ишь, ты, однако!

Ах, рыцари вы наши, доморощенные! Ах, суки, ах, мерзавцы, ах, подлецы, ах изменники! Ну, я до вас доберусь, я с вами попозже встречусь и разберусь, я ваш плюгавый островок вместе с замком сотру в порошок, размажу, как повидло по бутерброду, съем и не подавлюсь! Я вас всех растерзаю, сожгу и сравняю с землёй! Дайте мне только чуть времени, монахи долбанные! Ах, тамплиеры вы мои недобитые!

Мой славный флот нёс довольно значительные потери. Ядра противника проламывали борта галер, расщепляли вёсла, сносили, словно ураганом, мачты, паруса и надстройки, кромсали, перебивали, дробили и безжалостно перемалывали всё живое и неживое. Дым, грохот, шум, гам, тарарам! Одно из ядер чуть не попало прямо в меня. Я вовремя почувствовал его приближение, ускорился, сделал мощный прыжок в сторону, снова оказался в воде. Ядро проломило мой импровизированный плот, разнесло его в щепки.

Да, МАГИСТР и компания иже с ним времени даром не теряли. Видимо, произвели порох из подручных средств, выковали или отлили пушки и ядра, вот вам и рывок в технологии. Из чего же состоит порох? Ну-ка, ну-ка? Селитра, сера и … уголь! Да, да!!! И ещё в памяти всплыло, — нитрат целлюлозы или что-то в этом роде, или нечто другое, но что-то рядом с этим. Да, химик из меня, конечно, никудышный, ну, не беда. Порох порохом, пушки пушками, а доброго абордажного боя пока никто не отменял! Слава Богу, что здесь, на Островах, нам до торпед, ракет и лазеров ещё очень и очень далеко. Так да здравствует вечный, как этот мир, славный рукопашный бой!

Я вдруг увидел перед собой высокий борт галеры. Та самая, пиратская, когда-то захваченная мною! Тяжёлая, массивная, но в то же время изящная, сделанная из крепкого дерева, обшитая тускло-жёлтым металлом! Вот и мой Флагман! Он гудел, стонал, но не сдавался. Мощно и слаженно работали катапульты и гигантские арбалеты. Ядра на цепях и без них, зажигательные снаряды и стрелы исправно и методично посылались в сторону противника, наносили ему довольно ощутимый вред. Пушечные ядра, выпущенные врагом, отскакивали от бронированных бортов, как орехи, но ломали мачты и опустошали верхнюю палубу от находившихся на ней бойцов.

Ничего, ничего! Молодцы, ребята! Так держать! Ну, мы сейчас им, нежданным врагам нашим, сволочам, хилякам и тупицам, покажем кузькину мать! Только вот обрести бы мне опору под ногами. «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир!». Кажется, так сказал когда-то один очень древний учёный грек!?

Чёрт возьми, как же мне подняться на борт моего славного флагмана!? От воды, как таковой, ни я, ни ЗВЕРЬ не оттолкнёмся. Это бы противоречило элементарным законам физики. Что же делать? За борт не ухватишься. Он почти идеально гладкий, высокий, да ещё и подшит металлом.

Как там поживает лебёдушка моя ненаглядная, свет моей заблудшей души? И, вообще, выжила ли она после такого взрыва!? Мне вдруг вспомнилась моя новая знакомая с Третьего Острова с её тысячелетней историей, с пшеничной чёлкой и тонкими лодыжками. К чему и зачем это сейчас!? Где же моя ИСЭ, неутолённая и призрачная страсть, мечта моя, горе моё, любовь моя на все времена?! Боже, я, кажется, сошёл с ума! О чём я сейчас думаю!? Всё перемешалось в моём сознании, перехлестнулось, запуталось и дико переплелось.

Видимо, сказывается влияние контузии и телепортации. Ну что же, спасибо моим новым знакомым хотя бы за то, что не убили, пожалели, доставил меня и ЗВЕРЯ к месту битвы целыми и невредимыми! А, вообще, как всё надоело! Не хочу быть марионеткой в чьих-то руках, страстно желаю стать кукловодом! Ладно, надо двигаться дальше. Движение рождает и продолжает жизнь! «И вечный бой, покой нам только снится!». Вперёд, вперёд, Бессмертный! «Что возбуждает сильнее вина: женщины, лошади, власть и война!». Прежде всего — война, всё остальное — потом, а особенно женщины! Чёрт возьми, как же попасть на корабль!? Эти мысли хаотично метались в моей голове, пока я беспомощно барахтался в воде.

— Капитан, ШЕВАЛЬЕ!!! — заорал я, пытаясь перекрыть звуки боя, но это не принесло никакого результата.

— Э, У, А, А, А, А!!! — вдруг трубно, тревожно и протяжно завыл ЗВЕРЬ, и был его вой так мощен и ужасен, что шум битвы на время неожиданно смолк, как будто всё вокруг оказалось покрытым толстым, плотным и вязким слоем ваты.

— ШЕВАЛЬЕ!!!

— Э, У, А, А, А, А!!!

— Сир, я здесь! — над искромсанным и окровавленным бортом галеры показалась весёлая физиономия моего доблестного соратника. — Вы живы!? Не может быть! Слава Богу! Как я рад Вас видеть! Как Вы выжили? Невероятно! Не верю глазам своим!

— Эх, сударь, однако какие крайне странные вопросы вы задаёте БЕССМЕРТНОМУ! — облегчённо и весело засмеялся я.

— Извините, Государь, сейчас спущу трап!

Через минуту мы со ЗВЕРЕМ были на палубе галеры. Кругом валялись трупы, кровь текла рекой, остатки команды, воинов и Гвардейцев оказывали врагу достойное и яростное сопротивление. Огромная вражеская галера, облепленная полуголыми, что-то дико орущими пиратами, изрыгая огонь и дым, неумолимо надвигалась на нас. Вдруг на корме судна я разглядел несколько шеренг суровых и неподвижных бойцов в блестящих доспехах и в красных плащах, на которых были вытканы до боли знакомые мне треугольники и круги.

— Славно, ой как славно! Сейчас мы по настоящему схлестнёмся с этими дикарями и ещё кое с кем! — воскликнул я, ускоряясь и с лёгкостью увёртываясь сразу от трёх ядер, довольно кучно посланных в мою сторону с вражеского корабля.

— Зрелище, достойное, Гомера, Сир!

— Бог с ним, с Гомером, мне бы сейчас моего славного Придворного Летописца! Такие события, такой экстаз, такой героизм, такие подвиги во славу Империи! Нельзя позволить им кануть в безвестность!

— Никак нельзя, Государь!

— Ладно, не едиными преданиями и легендами жив человек, — мрачно и со злостью произнёс я. — Надо жить настоящим, просто жить и получать от этого удовольствие, вот и всё! К чёртовой матери мысли об изменчивой и капризной вечности! История творится в обыденности, в реалиях, здесь и сейчас! В бой! Кто-нибудь когда-нибудь всё равно о нас вспомнит и напишет!

— Как хорошо сказано, Сир!

— Я ещё ничего не сказал! — весело заорал я, а потом мощно прыгнул на чудом уцелевшую мачту нашей славной галеры, завис в каких-то канатах. — Воины, братья, соратники! С вами ваш великий Император и АНТР! Вперёд, на абордаж, за Родину, за Империю! Плевать на всё, кроме Империи! Смерти нет! Вперёд! Вперёд, други мои!

— Плевать, плевать на всё, кроме Империи! За Императора! — раздался в ответ мощный рёв сотни глоток.

— Вперёд, за мной! — заорал я, ускоряясь по максимуму и делая гигантский прыжок на палубу неприятельской галеры, которая уже приблизилась к нам на небольшое расстояние.

Рядом со мною в воздухе то ли летел, то ли парил ЗВЕРЬ. Был он яростен, страшен и могуч. Искры сыпались из вздыбившейся чёрной шерсти, глаза горели магическим и ужасающим светом, утробный, всё подавляющий и всё поглощающий, рёв сотряс небо и море. Стало зябко, тревожно и неуютно, — даже мне.

Мы ещё не долетели до вражеского корабля, очевидно, флагмана, когда на нём началась страшная паника. Раздались визгливые крики и истошные вопли, полные страха и отчаяния. Пираты бросились с центра палубы врассыпную в разные стороны, давя друг друга. В море посыпался густой горох человеческих тел. Их было несколько сотен. Нас двое, а их сотни! Что же, предыдущий опыт общения со мною и с Псом явно пошёл флибустьерам на пользу! Кстати, это уже моя четвёртая схватка с ними. Да, слава обо мне и ЗВЕРЕ видимо докатилась до самых удалённых уголков Империи! Это хорошо! Очень хорошо!

Воины Ордена Посвящённых, облачённые в блестящие доспехи, к моему удивлению, не запаниковали, сохраняли ледяное спокойствие. Они образовали на палубе полумесяц, обращённый выпуклой стороной в нашу сторону, выставили короткие копья, закрылись прямоугольными щитами и сдвинули их впритык друг к другу.

Внутри полукруга возвышалась надстройка. На ней стоял рыцарь в сияющих латах, опирающийся на длинный меч, облачённый в чёрный плащ, на котором я разглядел всё ту же эмблему Ордена Посвящённых, — красный треугольник на фоне белого круга.

Неужели сам Верховный Магистр!? Навряд ли, скорее всего кто-то из его ближайшего окружения. Какой-то заместитель, или Командир Гвардии, например. А вообще, имеется ли в Ордене Гвардия? Скорее всего да. Гвардия, в том или ином виде, имеется везде и всегда. Так приятно осознавать, что ты, избранный кем-то, окружён такими же избранными, которых избрал лично ты. Все мы хотим быть творцами, пусть иногда и на микроскопическом уровне, но хотим. Что уж тут поделать… Эти мысли промелькнули внутри меня во время затяжного прыжка на вражескую галеру и окончились в момент жёсткого приземления на её палубу.

— ЗВЕРЬ! — я кивнул на ощетинившихся копьями рыцарей Ордена Посвящённых.

Жаль ребят, но они сами выбрали свою судьбу. Все мы делаем это рано или поздно.

— Сударь, иду на ВЫ! — весело крикнул я и, мощно оттолкнувшись от палубы, сделал очередной гигантский прыжок в сторону надстройки.

Я ожидал жёсткого приземления, но этого не произошло. Я с удивлением почувствовал, что силу удара что-то погасило, а потом увидел под ногами роскошный, толстый и мягкий ковёр с густым ворсом, в котором я чуть не утонул. Я крякнул, удивляясь такой роскоши и излишеству, плавно вытащил из ножен ЭКСКАЛИБУР, который лениво сверкнул всеми цветами радуги на нестерпимо ярком солнце.

— Предлагаю познакомиться, — весело ухмыльнулся я. — Перед вами — Император трёх Островов, Сотрясатель Мироздания, Покоритель Вселенной, гроза миллиона параллельных миров, а главное, красавец, умница, поэт. С кем имею честь?

— Забавный Вы малый, Ваше Величество. Однако… — грустно и задумчиво произнёс мужчина в чёрном плаще. — Наслышан о Вас, очень много наслышан. Не думал, что мы с Вами встретимся вот так, лицом к лицу, не на приёме, а на поле брани. Не знаю, то ли мне плакать, то ли смеяться. А, вообще-то, Вас не должно быть в живых. Каким образом Вы уцелели после такого мощного взрыва, ума не приложу!? Это невозможно! Теперь исход битвы абсолютно неясен!

Внизу раздались какие-то команды, потом крики, ругань, стоны, вопли, звон мечей и страшное утробное рычание, зловещее, хищное и безжалостное. Мы внимательно прислушались к этим тревожным звукам: я — печально и удовлетворённо, незнакомец — печально и с большой досадой.

— Гвардия умирает, но не сдаётся, — грустно произнёс я. — Жаль ребят, видимо хорошими воинами они были.

— Да, один трёх стоил, — так же грустно сказал незнакомец. — Ну, если ЗАЩИТНИК здесь, то нам конец… Ах, Сир, как, однако, всё печально и трагично складывается…

— А как же мне без ЗВЕРЯ!? Он всегда при мне! — удивился и возмутился я. — ПУТНИК без собаки, — не путник!

— Да, уж… — поморщился рыцарь, прислушиваясь к звукам внизу и скорбно обозревая битву, происходящую вокруг нас.

— Кровь павших бойцов не на моей совести, а на вашей.

— Вопрос спорный, Сир…

— Не наблюдаю ничего спорного, — пробормотал я. — Послали людей на верную смерть. Зачем, к чему!? Каков смысл, какова цель? Мне всё равно предназначено всех победить, и вас и многих других, неужели это не понятно!?

— Вот как? Интересно, интересно, Сир. А что касается смысла… В каждом нашем серьёзном поступке есть свой смысл. Иногда он бывает потаённым, невидимым и непонятным для большинства людей. Но именно подспудность явлений и поступков определяет течение событий на видимом верху, я бы сказал, на высшем уровне.

— Боже мой, как заумно и глубокомысленно! — ухмыльнулся я. — Особенно, если эти банальные сентенции с умным видом декларируются на фоне кровавой и бессмысленной резни.

— Времена и пространства меняются, вечные истины, если они и банальны, никогда! Сир, в этом заключается самая главная истина! — хищно улыбнулся незнакомец. — А что касается данной битвы, то она вполне ожидаема и закономерна, имеет свой смысл при всей кажущейся её бессмыслице, правда лишь на небольшом историческом отрезке времени. О, сколько битв было и ещё будет!

— Однако, вы, сударь, — циник!

— Что есть, то есть, Сир.

— Истина…Что есть истина!? — печально произнёс я и посмотрел в ясное и глубокое небо. — Странно, отвратительно и непонятно мне всё на этом свете. Ладно… Вернёмся к теме плача и смеха.

— К чему, к чему, Государь?

— Ну, вы сказали, что при виде меня вам хочется и плакать и смеяться. А вы сделайте это одновременно, — насмешливо улыбнулся я, усаживаясь по-турецки на ковёр и не выпуская меча из рук. — Если кое-что делать одновременно, не всё, а кое-что, то успех мероприятия гарантирован. Вот, например, — коктейль «Кровавая Мэри». Наливаем пластами томатный сок и водку, и, не размешивая, всё это одновременно выпиваем. В принципе, делаем два дела сразу и получаем от этого удовольствие. Можно по-другому. Выпиваем сто грамм водки и через короткий промежуток времени запиваем её тем же томатным соком. Вроде бы всё одно и то же, но, ан нет! Определённый разрыв во времени потребления, знаете ли… Впечатления и результат совершенно другие!

— Не совсем понял, Вас, Сир.

— Эх, милейший! Если бы мы понимали всё на свете, то было бы неинтересно жить, — вздохнул я, бросая мимолётные и пристальные взгляды вокруг. — Прикиньте, просыпаетесь вы однажды утром и понимаете, что всё, абсолютно всё знаете и обо всём имеете полное представление! Ужас! С ума можно сойти! Что делать дальше, как жить?! Куда бежать, к чему стремиться!? Беда, беда!

— Интересные рассуждения, Сир. Согласен с Вами.

— Мне нравится, что вы назвали меня с первых секунд знакомства вот так, с ходу, решительно и безапелляционно, — Сир, — сказал я. — Это весьма хороший знак. Возможно, я вас не убью.

— Премного благодарен, Сир…

— Вы, кстати, так мне и не представились.

— Первый Магистр Ордена Посвящённых, Сир, к Вашим услугам.

— Вот как? У меня к вам предложение. Как вы насчёт Имперского подданства и титула Графа, а?

— Сир, я и так Граф…

— Ну, хорошо, тогда будете Герцогом, — благодушно произнёс я. — Кстати, вы в курсе, что в ногах правды нет?

— Заманчивое предложение Вы мне сделали, весьма заманчивое, я подумаю, — грустно усмехнулся Первый Магистр, грузно садясь передо мною на ковёр и тяжело лязгая доспехами. — Вы знаете, Государь, надоело мне всё, ей Богу. Эта бесконечная суета-маета! Какая-то беготня, прятки-догонялки, заговоры, интриги, неспокойные мысли по ночам. Думы, думы, думы… Скука, поганая сука, одолела…

— У вас случайно нет брата? Я зову его МАГИСТРОМ. Он, вроде бы, тоже из вашего Ордена. Такой мрачный, морщинистый, с огромным конём и не менее огромным мечём. Тоже всё о чём-то постоянно думает, от всего устал, бедняга.

— Ах, Вы о ПОЛКОВНИКЕ? — слабо улыбнулся Первый Магистр. — Он тоже, значит, устал?

— Да, жалуется мне по этому поводу постоянно, — ухмыльнулся я. — Почти согласился, знаете ли, давеча, на графский титул и поместья, где он намеревается с честью и удовольствием закончить свою старость.

— А почему почти?

— Что почти?

— Сир, Вы сказали, что он почти согласился.

— Да знаете, именно в это время наша галера взлетела на воздух, — поморщился я. — Как-то нехорошо вышло. То ли я обрёл, то ли потерял нового подданного, очень ценного подданного. Не понятно и жаль. Мужик, в принципе, неплохой…

— Ничего, всё образуется, Сир.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся я. — А вообще, нарушаете вы правила игры, сударь, нарушаете. К чему порох и пушки в раннем средневековье!? Может произойти цепная реакция с непредвиденными последствиями. Дурной пример заразителен, знаете ли.

— Я тоже так считаю, но не всё зависит от моего мнения, хотя я и Генерал, и Первый Магистр.

— Боже мой, куда ни плюнь, — кругом одни МАГИСТРЫ, ПОЛКОВНИКИ, ГЕНЕРАЛЫ и МАРШАЛЫ! — с досадой произнёс я. — Мне пора испытывать острый комплекс неполноценности, жалеть себя, завидовать вам всем. Как никак, я всего-навсего какой-то жалкий Капитан!

— Зря Вы так! Вы отнюдь не какой-то жалкий капитан! — искренне вознегодовал Генерал. — Быть Капитаном Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Воздушно-Космических Сил Земли очень почётно и ответственно! Морская Пехота, — навсегда, Сир!

— О, как, ишь, ты, однако! Ибо… — я с огромным удивлением посмотрел на собеседника. — За весь этот день я узнал о себе столько нового и неожиданного, что данной информации с лихвой хватило бы на год! Очень интересно, с каждым разом всё интереснее и интереснее… Ну что же, Морская Пехота навсегда! Ура!

— Общение обнажает истину, Сир, — досадливо поморщился Генерал. — Всё-таки вытянули Вы из меня кое-какую информацию, чёрт возьми!

— Да, вы правы, насчёт общения, — ухмыльнулся я. — А как вы думали, я просто так здесь с вами время теряю? Вот таким образом и собираю знания по крупицам, то там клюну зёрнышко, то сям! Ну и как насчёт моего предложения? Ну, я о Герцогстве? Конечно же, за мною пара замков и Горный Жеребец в придачу.

Первый Магистр молча и мрачно посмотрел мне в глаза, потом нервно отвернулся в сторону. Бой кипел вокруг нас по всему обозримому пространству, но на палубе нашей галеры было тихо. Я, не теряя собеседника из вида, слегка перегнулся через парапет, посмотрел вниз, с сожалением оглядел поле недавней схватки, вернее, поле избиения и растерзания, печально поморщился.

ЗВЕРЯ нигде поблизости не было видно, но я слышал ужасные вопли и крики, то там, то сям доносящиеся с вражеских галер. Видимо, Пёс принимал самое непосредственное и активное участие в абордажных схватках. К настоящему времени он, слава Богу, безошибочно научился отличать своих от чужих.

Я снова обратил свой взор на Генерала. Он сидел хмурый, настороженный, задумчивый, и непонятно было, что у него на уме. Я сжал рукоятку меча. Что же с ГРАФИНЕЙ, неужели погибла? Не дай Бог! Лебёдушка моя ненаглядная, только не это! Кстати, а где мой ПОСОХ? Я внимательно прислушался к звукам битвы, снова огляделся вокруг. В её хаосе сталкивались, переплелись и сплетались мои и неприятельские корабли. Раздавались громкие команды, слышались крики и вопли, стоны, ругань и проклятия. Трещало, ломалось и рассыпалось на щепки дерево. Визжали и скрипели мачты, хлопали паруса, вставали на дыбы вёсла. Мечи звенели, стрелы свистели, копья пронзали доспехи и тела. Ядра, посланные с вражеских кораблей, безжалостно крушили и топили наши суда. Что же, пришло время решительных действий!

Дым от горящих кораблей заволакивал всё вокруг и не спешил уходить прочь, так как на море царствовал полный штиль. Солнце сияло жарко и ослепительно. Гладь воды периодически вспенивалась от падающих тел и брезгливо морщилась от потоков крови, уродующих её томный, гладкий и ясный лик. Наша галера дрейфовала по небольшому пространству воды между сражающимися кораблями. Видимо, было нечто мистическое в том, что посреди битвы вот так спокойно и непринуждённо сидят на роскошном ковре два предводителя сражающихся сторон, и ведут неспешный и мирный разговор.

Ни одна стрела, ядро или копьё не долетали до нас, ни одно судно не смело приблизиться к нам. Мы словно парили в какой-то отдалённой от всего остального мира нереальной и зыбкой невесомости, которая должна была рано или поздно закончиться тяжёлым падением в суровую действительность.

Между тем, противник кое-где, очевидно, стал брать вверх, в основном в тех местах схватки, куда ЗВЕРЬ не мог добраться из-за расстояния, разделяющего его и корабли неприятеля. Кроме этого сказывалось значительное численное превосходство неприятеля. Абордаж без него, без численного превосходства, конечно, бывает успешным, но редко. Масса есть масса… Пришла пора изменить расстановку и соотношение сил, иначе я могу остаться без большей части флота. А как же без него, — родимого и горячо любимого!? А самое главное, из Генерала, скорее всего, мне уже сегодня ничего не вытянуть. Что же, пришла пора расставить все точки над «и».

— Ну, и… Вы принимаете моё предложение? — решительно спросил я, легко вставая.

— Надо подумать, — ответил Первый Магистр, также довольно резво, несмотря на тяжёлые доспехи, вскочивший на ноги.

— Для раздумий нет времени, защищайтесь, сударь! — я сделал молниеносный выпад мечём вперёд.

Сталь встретилась со сталью. Клинки охнули, зазвенели, испустили разноцветные искры и завибрировали.

— Неплохо! Очень неплохо, сударь! У вас отменная реакция, — удивлённо произнёс я.

— У Вас, кроме такой же великолепной реакции, очень хороший меч, Сир, — раздался насмешливый голос в ответ.

Я ускорился, прыгнул вперёд, сделал кувырок, мой меч со свистом вспорол не врага, как ожидалось, а всего лишь воздух. Всего лишь! Меч противника между тем прошёл в миллиметре от моего плеча.

— Да вы, сударь, однако, Ускоренный? — с удивлением воскликнул я и сделал очередной молниеносный выпад.

— Последний из Ускоренных, Сир, — горько и печально произнёс Генерал, с лёгкостью отражая его. — Увы, увы… КООРДИНАТОР оказался полным идиотом. Все резервы бездарно исчерпаны. Идиоты, они и в Африке идиоты, как любите говорить Вы, Сир!

— Да, я сегодня уже второй раз категорично заявляю, что кадры решают всё! — отечески посетовал я, изящно и легко увёртываясь от молниеносного выпада Генерала.

— Полностью с вами согласен, Сир! — противник нанёс ещё один быстрый, скользящий и коварный удар, но я успешно избежал его последствий, максимально ускорившись.

— Ничего себе! — изумился противник.

— А как вы хотели!? — весело воскликнул я и провёл молниеносную контратаку, поднырнул под Магистра справа и заставил громко зазвенеть его доспехи.

— Однако, какая у Вас скорость, Государь!? Феноменальная! Никогда бы не поверил, если бы не убедился в этом сам лично!

— Спасибо за комплимент! А почему вы являетесь последним из Ускоренных? На основании чего сделан такой вывод? — живо поинтересовался я, нанося мощный рубящий удар сбоку. — А я!? Нас ведь осталось двое?! Да нет, есть ещё МОЛОТ и какой-то Мастер ГРОМ! А кроме них бродит по Окинаве некий Учитель.

— МОЛОТ и ГРОМ живы!? Это для меня новость, Сир!

— Вот, видите, я хоть чем-то вас порадовал!

— Что касается Вас, то Вы не совсем Ускоренный, Сир! — ответил мой визави, мастерски отклонив мой молниеносный боковой удар и быстро уйдя в сторону. — МАГИСТР ввёл Вас в заблуждение. Полковник, старый лис, знает своё дело. В контрразведке он уже пол века, что Вы от него хотите!? И не нужен ему титул, и не нужны ему поместья, и не нужен ему никакой отдых на пенсии, которая ему тоже не нужна! Ничего ему не нужно, вернее, ему нужно только одно!

— Что же? — я прочертил глубокую полосу на нагруднике рыцаря, но, увы, недостаточно глубокую.

— Полковник жаждет власти. Он хочет стать КООРДИНАТОРОМ. Не верьте ему, Сир! Даю Вам искренний и честный совет!

— Спасибо за ценную и своевременную информацию! Приму её к сведению непременно! — воскликнул я, ещё более ускорившись и ныряя противнику под ноги.

Мой меч всё-таки достиг своей цели. Я пробил Генералу набедренную защитную пластину и, видимо, перерубил то ли сухожилие, то ли кость. Он дико закричал, упал на палубу, обливаясь кровью, задёргался в конвульсиях:

— Больно, Боже, как больно!!!

— А как вы хотели!? «Назвался груздем, — полезай в кузов!». Так говорит одна старинная русская пословица, — я подошёл к сопернику, с лёгкостью сорвал с его ноги покорёженные латы, нашёл на палубе кусок парусины, туго обмотал ею ногу Магистра.

— Это всё, что я могу для вас сделать. Мне пора, дружище. Подумайте всё-таки над моим предложением. Не прогадайте… Моя Империя не ограничится двумя, вернее, тремя Островами. Я буду владеть всем миром! Всей Вселенной! И другими Вселенными!

— Успеха Вам, Сир, — мучительно морщась от невыносимой боли, прохрипел Генерал.

— Последняя услуга с вашей стороны, сударь. Ответьте честно на один очень важный для меня вопрос, — горя нетерпением, произнёс я.

— Каков он, Сир? — промычал мужчина.

— Кто я такой на самом деле? Почему не Ускоренный? Если не он, то кто же, чёрт возьми!?

— Сир, Вы — НЕКТО! — простонал Генерал, собрав последние силы, после чего потерял сознание.

О, как, ишь, ты, однако! Очень непонятная, странная и неожиданная новость. НЕКТО, НЕКТО… Что это значит!? Я стоял растерянный и огорчённый. Ну, спасибо, Генерал! Ты так прояснил обстановку! Лучше бы я не задавал этот проклятый вопрос! Ладно, оставим данную тему в покое. Однако, хватит говорильни, пора действовать!

Я поднялся на пиратском флагмане во весь рост, воздел руку с окровавленным мечём к небу и крикнул во всю мощь лёгких:

— Да здравствует Империя! Мы непобедимы! Родина или смерть!

Рядом вдруг неожиданно возник ЗВЕРЬ. Он задрал тяжёлую чёрную башку к невесомому и голубому небу и завыл: громко, дико, протяжно и зубодробительно. И столько было в этом вое внутреннего, тяжёлого и грозного напряжения и силы, что всё вокруг застыло, замолкло и мрачно погрузилось в какую-то тягучую и зыбкую патоку, сковывающую движения и неотвратимо затягивающую во внутрь себя.

— Да здравствует Император! Мы непобедимы! Родина или смерть! — нестройно, но громко донеслось с моих уцелевших кораблей.

— Гвардия, где моя Гвардия!? — заорал я и так топнул ногой по палубе, что вся галера задрожала и завибрировала.

— Мы здесь, Сир! — раздался пронзительный голос ШЕВАЛЬЕ с моего истерзанного и непобедимого флагмана, дрейфующего неподалёку. — Гвардия, вперёд! Гвардия не сдаётся!

Тысячи лужённых глоток, принадлежащим и Гвардейцам и не гвардейцам, вошли в унисон с морем и небом, сотрясли мироздание и повергли врагов в прах ещё до того, как наши клинки скрестились с их клинками в последней схватке. Что такое победа? Заключается ли она всего лишь в мече или в силе духа, двигающим этим мечём? Абсолютно риторический вопрос!

— ЗВЕРЬ! — заорал я, сжал в руке свой славный ЭКСКАЛИБУР и сделал неимоверный, гигантский прыжок на тяжёлую вражескую галеру, которая неторопливо приближалась к нашему флагману.

— У, А, Э, У, У, А, А, А, А!!! — раздался в ответ ужасный рёв, и оцепеневший и замерший до этого мир замер ещё сильнее.

И продолжилось сражение, и мы со ЗВЕРЕМ окунулись в него, как две огромные и чудовищные пираньи в аквариум с карасями, и началась бойня. И длилась она весь оставшийся день. Мы совершали бесконечные прыжки с корабля на корабль, внося опустошение в ряды противника. И рвались латы, и отделялись от туловищ головы, и кровь хлестала из ран, и вопли боли и отчаяния заглушили все существующие в мире звуки.

И сталкивались бортами, и натыкались на тараны, и получали пробоины, и горели, и уходили на дно корабли. И было всё, словно в тумане, и море стало красным и ещё более солёным, и бессмысленным и безнадёжным показалось это омерзительное зрелище небу, которое спрятало свою голубую прозрачность за багровыми цветами предзакатного, вечного и ко всему равнодушного солнца.

И было так печально и весело, и мрачно, и радостно, и грустно, и страшно и беспечно. И забыли все на время о смерти. Почти забыли… Вечная, как мир, история, — постоянное и подспудное ожидание смерти, и затаённая обида по этому поводу. Но если смерть наступает преждевременно, то обидно вдвойне. А если смерть насильственная, то — втройне! Неизбежность обычной смерти рождает ощущение бессмысленности бытия. Ожидаемое наступление насильственной смерти влечёт, кроме этого, ещё и разочарование от несправедливости. Почему именно я, именно сейчас, и вот так!?

Между тем долгая, грандиозная и кровавая битва подошла к концу. Мрачная, звёздная, холодная осенняя ночная тьма тихо и медленно опустилась на печальное и задумчивое море, лик которого был испоганен обильной кровью. «А утром они проснулись…». И ужаснулись… Но, то, что сделано, — сделано! И быть сему, и быть сему!

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Вы знаете, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, а он мне, как ни странно, нравится, — задумчиво и как-то тягуче произнесла Девушка..

— Наконец-то вы прозрели, милая моя, слава Богу.

— Да не называйте меня так! Я вам не милая, и не ваша! Ненавижу такое обращение. Вы же прекрасно знаете, что я отнюдь не милая! Я — расчётливая, прагматичная сука, алчная и похотливая хищница, полная скепсиса и ехидства, стерва из стерв, разочарованная в этом скучном и никчёмном мире, не видящая смысла в жизни!

— Вот это характеристика, данная личностью самой себе! Браво! Как же она объективна и справедлива! Но, есть повод исправиться. Когда вы последний раз влюблялись, Советник?

— Тысячу лет назад, — раздражённо ответила Девушка.

— И что, после этого вы, того… ни разу не…?!

— Замолчите, вы несносны!

— Молчу, молчу, бедная вы моя…

— О, Боже!!! Хватит же! Я отнюдь не бедная!

— Нижайше прошу прощения, Советник! Виноват, виноват. И за что же этот тип так вам нравится? Он же не в вашем вкусе? Якобы… — хмыкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Почему же: высок, статен, довольно симпатичен, обаятелен, породист, обладает прекрасным чувством юмора. Одним словом — красавец, умница, поэт… Стихи пишет очень неплохие, согласитесь. Да ещё и Император! Их, этих самых Императоров, сейчас можно пересчитать по пальцам во всём Мире! — задумчиво произнесла Девушка. — Масса всяческих разнообразных достоинств присутствует в нём, однако.

— Какой он Император!? Все Короли мертвы. Он не имеет никакого права на какой-либо трон.

— Перед вами, уважаемый Первый Советник, самый что ни на есть настоящий Император!

— Что за бред! Самозванец, выскочка! — возмутился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А кем были Чингисхан и Наполеон?

— Ну, вы и сравнили!

— Вполне корректные сравнения. С чем вы, собственно, не согласны? Один — бывший раб: нищий, убогий и бесправный. Второй — бедный артиллерийский офицер. Наш клиент — капитан Морской Пехоты. В чём особая разница? Все мы творцы своей судьбы! — усмехнулась Девушка.

— Какая глубокая и оригинальная мысль! — буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Лучше не скажешь, как не пыжься.

— Но с чем я согласен, — задумчиво произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, — так это с тем, что он действительно неплохой поэт. Вот поэтом бы и оставался… Ну-ка, как там у него:

— Каково, а!? Замечательно!

— А дальше? — заинтересовалась Девушка.

— Сейчас вспомню:

— Что за напиток, ПУТНИК? — весело спросила меня Девушка, или как там её… Советник.

— Знамо, что за напиток, сударыня. Водка… Банально, но без всяких там маразматических экзерсисов и выкрутасов. Честно, крепко и решительно, — глухо произнёс я, вставая с кровати и потягиваясь.

ЗВЕРЬ неподвижно и мощно возвышался рядом, искоса и настороженно посматривая на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и Советника. Те сидели напротив моего ложа на двух стульях: очень спокойно, тихо, смирно, не шевелясь, положив руки на колени.

Девушка была одета в короткое голубое платье, на её прелестной головке покоилась лёгкая и изящная соломенная шляпка, которая подчёркивала высокий и плавный изгиб её очаровательной шейки. Ножки были обуты в мягкие, белые, кожаные сапожки.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ был облачён в длинные белые шорты и футболку с надписью: «Тише едешь, — дальше будешь!». На его ногах я увидел дешёвые пластиковые босоножки, на голову была надета бейсболка с логотипом фирмы «АДИДАС».

— Цирк уехал, а клоуны остались, — мрачно произнёс я, тряхнув головой. — А где самый главный клоун, тот, что в лайковых перчатках?

— О чём это вы? — захлопал глазами ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— О том самом… Цирк — это неумолимо протекающее сквозь пальцы время. Оно уходит. А мы с вами — клоуны. А я ещё к тому же — Бессмертный клоун. Цирк уехал, а мы остались. Трясём в недоумении остатками грима. Суетимся, ищем попутный транспорт. Суть, собственно, не в этом, а совершенно в другом.

— В чём же? — усмехнулся Первый Советник.

— А в том, что цирк нам уже не догнать. И смысла в этом нет никакого. Он обойдётся без нас. Что касается меня, то я — Бессмертный клоун, вошедший в резонанс со временем, и уже не имеющий сил никого и никогда рассмешить. Какое печальное зрелище! А!?

— О чём это он? — жалобно проговорила Девушка.

— Все женщины — дуры, — мрачно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Прошу не грубить!

Мы помолчали, разглядывая друг друга.

— А что там дальше? — спросила Девушка.

— Что дальше? — чисто механически задал я встречный вопрос.

— Ну, я о вашем произведении.

— Сир… — буркнул я.

— Что???

— Есть такая приставка. Это слово обязаны произносить все, кто обращается к Королю или Императору. В данном случае я един в двух лицах.

— Он меня достал! — вспыхнула Советник.

— Я не пойму! Что, от вас убудет, девочка моя, если вы станете произносить эту долбанную приставку!? Решается судьба Вселенной, а вы всё кочевряжитесь!!! — злобно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Я не ваша девочка! — взвилась, было, Советник, но пристальный и тяжёлый взгляд ЗВЕРЯ пригвоздил её к месту.

— Сир, прошу Вас, закончите стихотворение, оно мне очень нравится! — с воодушевлением обратился ко мне ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Пусть она попросит, и с подобающим моей персоне уважением!

— Никогда!

— Слушай, ты, стерва из стерв! Кое-кто у нас явно засиделся в Советниках! — рявкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Если я имел тебя пять тысяч лет назад, и то, всего один раз, то это не означает, что ты можешь диктовать здесь и сейчас свои дурацкие условия! Заглохни, исчезни, сгинь, сука! Или оставайся, но поступай так, как я тебе велю! Ясно!?

— Ясно… — побледнела ДЕВУШКА.

— Ох, как это, однако, по-мужски: решительно, твёрдо, жёстко и совершенно правильно! — одобрительно воскликнул я, посылая готовому на прыжок ЗВЕРЮ краткую и успокаивающую его команду.

— Благодарю, Ваше Величество, что милостиво не позволили ЗАЩИТНИКУ нас съесть, — вежливо произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и внимательно посмотрел на Советника.

— Спасибо, э, э, э… Сир, — слабо ответила она.

— Представляете, Ваше Величество, каков, однако, парадокс! — задумчиво произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, с большим интересом разглядывая Пса, — Я способен на очень многое, но ничего не могу поделать с этим странным существом! Хоть тресни!

— И что же вы можете сделать такого необыкновенного, — насмешливо сказал я, подходя к ЗВЕРЮ, и внимательно, как в первый раз, в свою очередь разглядывая его.

— Я могу сдвинуть вашу планету с орбиты или сместить на ней полюса, ликвидировать Луну, я могу регулировать интенсивность солнечного излучения, я могу влиять на магнитное поле Земли. Кроме этого, я способен изменить ход и течение времени, уйти в Параллельное Пространство, ещё многое чего могу. Но, представляете, я совершенно бессилен перед этим загадочным созданием! Невероятно!!! — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ впился взглядом в ЗВЕРЯ, который в это время глухо, довольно и чувственно урчал, так как я задумчиво чесал его за ухом.

— Странно, — пробормотал я. — Странно, очень странно… Не понимаю. Каким это образом вы один способны на такое? Ну, например, влиять на магнитное поле Земли или сдвинуть её с орбиты?

— Да не способен он это сделать один! — возмутилась Советник. — В таких ситуациях необходимы очень мощные коллективные усилия с применением особых приспособлений, расходом значительных средств и сил!

— Сир… — буркнул я.

— Что? Ах, да, Сир…

— Коллективные усилия, говорите? Ну, это же совсем другое дело! — вздохнул я. — Сразу стало легче. Коллектив, подчас, сплотить и организовать очень трудно. Противоречия, интриги, страсти, зависть и так далее! Ну, а что касается ЗВЕРЯ… Конечно, очень странно, что вы, такой могущественный, не можете с ним справиться.

— Вот и мне крайне обидно, непонятно и странно, — глухо и безнадёжно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Все известные нам физические законы природы на ЗАЩИТНИКА не дёйствуют. Абсолютно! Мои индивидуальные и коллегиальные манипуляции с энергиями и полями всех видов, с белым эфиром, с тяжёлыми и лёгкими веществами трёх классов, и даже с Пси-Сублимацией, ни к чему не привели. Я ничего не могу с ним поделать, с этим странным Псом, вернее, с Киборгом! Он словно существует вне нашего времени и пространства, понимаете? Поразительно! Это как гигантский орёл, парящий глубоко в вышине, а у тебя против него имеется всего лишь рогатка! Бред какой-то! Чего я только не пробовал, всё бесполезно! Это как идти с отвёрткой против слона. Более того, если бы не Вы, Сир, то он уже давным-давно скушал бы меня со всеми потрохами! Меня!? Первого Советника!? ПРЕДСЕДАТЕЛЯ!? Уму не постижимо!

— Да не огорчайтесь вы так, не убивайтесь! — сочувственно произнёс я. — Бывает… Вот у меня произошёл один случай сравнительно недавно. Еду я тихо и спокойно по степи на лихом Горном Жеребце, благостен и очарован её первобытной сущностью и красотой, никого не трогаю, никому не мешаю. А тут вдруг, невесть откуда — тучи, ураганный ветер и гигантские молнии из-под небес, которые, очевидно, должны были меня поразить и испепелить. Представляете!? Ах, беда-то какая, ах, какое, однако, несчастье! Что же делать, что же делать бедному ПУТНИКУ?! Что я такое и кто я такой?! Жалкая букашка под ногой тупого и могучего носорога. И знаете, что самое интересное? Я, — эта самая букашка, выкрутился, вырвался, как ни странно, избежал гибели. Свершилось чудо! О, чудо!

— К чему Вы это, Сир? — нервно и осторожно спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А к тому, что, не вы ли, любезный, метали в меня молнии, а!? — я напрягся, хищно оскалился.

То же сделал и ЗВЕРЬ, грозно вздыбив шерсть на шее. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ мгновенно побледнел.

— Успокойтесь! Не я, Сир.

— А кто же тогда?

— Пришельцы, Сир.

— Слышу о них уже второй раз. И зачем же они явились, и как же вы не смогли их остановить и победить, с вашими-то способностями, ликвидатор Луны вы наш? — с негодованием произнёс я. — Чего же это вы меня не защитили, не уберегли, если так хлопочете о моём благополучии!?

— А зачем их, собственно, останавливать и побеждать? — мрачно сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — До определённого момента наши задачи и цели были одинаковы и не противоречили друг другу. Они знают, кто я такой, я знаю, кто они такие. Приехали купцы-молодцы из-за тридевяти земель, ну и хорошо. Зачем же им сразу морду бить или убивать!? Нехорошо, как-то. Не по-человечески…

— Ничего себе купцы-молодцы! — возмутился я, а потом спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЯ в упор, тяжело падая на кровать. — А кто вы, собственно, такой? Надеюсь, не… ОН?! — я посмотрел в потолок.

— Вы прекрасно знаете, что не ОН! — раздражённо произнёс Первый Советник, хотел, видимо, встать, но, перехватив внимательный и хищный взгляд ЗВЕРЯ, смиренно и покорно остался сидеть на своём стуле. — Если бы я был ИМ, то какого хрена я бы с вами сейчас так долго, бездарно и муторно разговаривал!?

— Сир…

— Что?

— Вы забыли волшебное слово!

— Извините, Сир, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ стал пунцовым, как рак в кипятке.

— То-то, то-то, разрушитель миров вы наш! — я встал, подошёл к ПРЕДСЕДАТЕЛЮ, слегка, отечески и покровительственно похлопал его по плечу, отчего мой визави с глухим стоном ткнулся в переборку каюты. — Ну, что же это такое! В Имперскую Гвардию я бы вас не взял, истребитель Галактик вы наш! Вы, однако, слабак!

— ПУТНИК, может быть, дочитаете до конца своё стихотворение? — тягуче и чуть с хрипотцой сказала ДЕВУШКА, вежливо вмешиваясь в наш нервный диалог.

— Вы снова забыли волшебное слово, — нагло ухмыльнулся я.

— Какое? Ах, да… Сир, не удостоите ли Вы нас чести услышать Ваше гениальное и бессмертное творение?

— Вот это другое дело, — усмехнулся я. — Правда, не чувствую должной искренности и почтительности, но не беда! Всё приходит со временем. Ладно, слушайте, переворачиватели миров вы наши:

Галера лениво и плавно качалась на лёгких волнах. За её бортом занималось раннее, свежее, прохладное и слегка туманное утро. Свет мягко но уверенно переборол тьму, небо обещало чистоту, голубизну, тепло и ясность.

Я вдруг услышал крик чаек. Так, значит берег недалеко!? Что же там меня ожидает? Надо оценить общую ситуацию, подсчитать потери, собрать оставшихся в живых соратников. Что там с ГРАФИНЕЙ, с лебёдушкой моей ненаглядной!? Дай Бог, чтобы она была жива!

— Сир, успеете Вы ещё свершить очередные великие дела, — глухо и устало произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, глядя в окошко. — Пообщаемся ещё немного. А стихотворение мне очень понравилось. У Вас есть талант, это несомненно. Я совершенно искренен, абсолютно.

— Я согласна, Государь, — тихо и по-прежнему с лёгкой хрипотцой обратилась ко мне Девушка, задумчиво, влажно и с лёгкой поволокой в глазах, глядя на меня.

— Благодарю вас, господа, за то, что оценили мой поэтический дар, — усмехнулся я. — Предлагаю поговорить кое о чём более существенном и актуальном на данный момент времени. Вы до сих пор водите меня за нос, постоянно чего-то не договариваете. Извините, но мне это категорически и по вполне понятным причинам не нравится.

— Что может быть актуальнее и существеннее тонкого, изящного, наполненного тревожным настроением и вечным смыслом, гениального поэтического произведения, Сир? — томно сощурила свои очаровательные голубые глазки Советник.

— Не переигрывайте, дорогуша, — раздражённо и строго произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Я вам не дорогуша!

— Господа, а как насчёт выпить и закусить? — весело произнёс я. — Расслабьтесь, успокойтесь, будьте проще и естественнее.

— И народ к нам потянется? — саркастически буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Конечно, конечно же, прародитель Квазаров вы наш! — хохотнул я. — Ну-ка, ну-ка откройте какой-нибудь из Порталов! Звизгун в студию! И всё иже с ним! Не забудьте передать привет хозяину моего любимого трактира под очаровательным названием «Тихая прохлада»! Как же я по нему скучаю!

— Шеф, да чёрт с ним, со Звизгуном. Что вам, жалко, что ли? — зажурчал чистым ручьём голос Советника. — Хотите, я всё устрою, как положено? Кстати, я не прочь отведать Империума, проголодалась очень. Такая у нас сегодня получилась содержательная и интеллектуальная беседа, знаете ли, столько энергии потрачено, — Девушка надула свои аппетитные губки и часто заморгала длинными ресницами.

— Где-то я уже это видел, — легко засмеялся я, а потом с замиранием сердца спросил. — Не знаете, жива ли ГРАФИНЯ?

— Лебёдушка Ваша ненаглядная, Сир? Свет Ваших царственных очей, звезда Вашего счастья? — желчь полноводной и бурной паводковой рекой полилась из уст Советника.

— Да, именно её судьба волнует меня сейчас в первую очередь! О, самая прекрасная из женщин! — с нарочитым пафосом произнёс я. — А что, вы уже меня к ней ревнуете?

— Да на какого чёрта она мне сдалась, эта смешная укротительница и жалкая воительница Ваша, писательница доморощенная! — взвилась Советник.

— Жива ГРАФИНЯ, жива, Сир, — поспешно вмешался в разговор ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Мы ей немного помогли в недавней сложной ситуации. Лежит без сознания на одной из оставшихся у Вас галер, но, думаю, рано или поздно придёт в себя.

— Спасибо! Ну и хорошо, ну и славно, превосходно! — я вздохнул с облегчением и повеселел. — Так что насчёт скромного товарищеского завтрака?

— Я бы попробовал Мундир-Фиш, — ворчливо и совершенно неожиданно заявил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — И чёрт с ним, дерябнем Звизгуна.

— А печень? — протяжно спросила Советник.

— А что печень!? Что случится с нашими печёнками, если мы здесь все Бессмертные!?

— О, как!? — удивился я. — Так, так, так… Интересно.

— Да, вот так, — досадливо буркнул мужчина.

— Ну, а насчёт Мундир-Фиш и Звизгуна… Слышу слова мужа, а не мальчика! Замечательно! — я хищно потёр руки. — Через какой Портал зайдём в искомое место и вернёмся с добычей, а, пришельцы мои дорогие и обожаемые!?

— Какой он всё-таки душка, — промурлыкала Девушка.

— Красавец, умница, поэт… — ухмыльнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не женат, кстати. Да, и ещё… Я с вами согласен, Советник! Перед нами истинный Император, покоритель Вселенной! Ловите момент, дорогуша. Птица-Счастье может запросто улететь. Только и увидите её роскошный хвост в отдалении!

— Не нравится мне ваш тон, категорически не нравится, — нахмурилась Девушка. — Смею вам напомнить, создатель Чёрных Дыр вы наш, что у нас имеется совместный ребёнок!

— Боже мой, ну что вы такое несёте! — тревожно заметался на своём стуле ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Наш гость подумает невесть что!

— Ну и что же такого он может подумать!? Пусть думает! Думать полезно, ликвидатор магнитного поля вы наш!

— Господа, — решительно вмешался я в разговор. — Как насчёт Звизгуна, Империума и Мундир-Фиш? Жрать хочется… А насчёт ребёнка вы, МАРКИЗА, не беспокойтесь. Я его с удовольствием усыновлю.

— МАРКИЗА? Это как, это кто? — удивлённо спросила девушка.

— С сего момента вы — МАРКИЗА. Самая настоящая. Дарую вам этот титул за грядущие заслуги перед Империей и передо мной, конечно. Несмотря ни на что, вы мне нравитесь, — улыбнулся я. — Соответствующий Указ будет подписан через очень непродолжительное время. Найду писца, свою печать, и баста!

— О, как? — усмехнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, именно так, — я встал с кровати, подошёл к МАРКИЗЕ и нежно коснулся губами её изящной ручки. — Не беспокойтесь, милая. Ребёнок ваш ни в чём нуждаться не будет! Забудьте об этом провальном и скорбном периоде вашей жизни, ну, я имею в виду связь с ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ. О, моя светловолосая и голубоглазая радость! Обожаю вашу стройную и нежную шейку и васильковые глазки, поглощающие и завораживающие мой бренный и слабый разум. А какая попка! А какие лодыжки! Я балдею! Я крайне восхищён! Забудьте об этом мерзком и немощном старикашке! Отдайтесь без остатка истинному гурману, тонкому ценителю и главному знатоку прекрасного, то есть, — мне! Прошу вас, о, моя нимфа!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ сначала побледнел, затем порозовел, потом его лицо окрасилось в пунцовый цвет. Он вскочил со стула и истошно заорал:

— Всё, ты меня достал, идиот!

ЗВЕРЬ медленно и тяжело приблизился к Первому Советнику, хищно посмотрел ему в глаза и аккуратно поглотил своей чудовищной пастью его голову. Советник сначала онемел и окаменел, а потом судорожно задёргал руками и ногами. Я, как всегда, забился в истерическом смехе. Вот это зрелище! Ах, как забавно!

— ЗВЕРЬ!

Тот моментально раздвинул челюсти, выпустил из пасти голову ПРЕДСЕДАТЕЛЯ, рыкнул, брезгливо рыгнул, лениво отошёл в сторону, тяжело и мягко лёг около стола.

— Сир, наверное, Вы это зря, — девушка быстро отошла от сковавшего её шока, легко, открыто, ясно и насмешливо посмотрела мне прямо в глаза.

— Почему же, перебор подчас лучше недобора, — задумчиво произнёс я, разглядывая потрясённого, потерявшего ориентацию во времени и пространстве, замусоленного, заслюнявленного, униженного, оскорблённого и крайне удивлённого ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Боже мой, Боже мой… — прохрипел он.

— Как там, внутри? — сочувственно спросил я его.

— Жарко, темно, сыро и одиноко…

— Где-то, когда-то и от кого-то я уже это слышал, — ухмыльнулся я. — А что же со сменой полюсов и разрушением Галактик? Как там наша Пси-Сублимация?

— Хватит, Сир! — глухо и скорбно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Всё должно быть в меру.

— В принципе согласен. Но не везде и не всегда.

— Одно меня утешает. Против Вас оказались бессильны и Арктуриане, и ещё кое-кто покруче!

— Вот как!? Арктуриане, значит? Кстати, после последней атаки этих трёх Шаров меня почему-то никто сравнительно длительное время не беспокоит. Не скажете, почему?

— Как может кого-то беспокоить то, чего нет, Сир!

— Не понял…

— Сир, всё очень сложно и вместе с тем предельно просто, — вмешалась девушка.

— Разъясните подробнее вашу мысль, МАРКИЗА.

— Да Бог с ними, с Арктурианами… Ваше Величество, а я ведь ещё ни разу не была МАРКИЗОЙ, представляете! Как интересно!

— Ну что же, вам выпал редкий и счастливый случай. Держитесь меня, и всё будет в порядке. Солдат ребёнка не обидит. Вы когда-нибудь находились у Христа за пазухой?

— Нет, Сир.

— Я вам это организую.

— Спасибо, Ваше Величество.

— Это Вы-то солдат, Сир! Это она-то, ребёнок!? — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ обессилено опустился на пол и стал с отвращением стирать липкие и густые слюни ЗВЕРЯ со своего когда-то благообразного, гладкого и юного лица, на котором они мгновенно и тяжело засохли.

— А что вас смущает, сударь? — усмехнулся я. — Кстати, я могу предложить вам пост Тайного Советника по делам Особой Важности. Ну и Герцогство, само собой, ну и тройку замков. Более того, я вам подарю настоящего Горного Жеребца. Так и быть, уговорю ГРАФИНЮ!

— То ли этот мир сошёл с ума, то ли я просто стал идиотом за компанию с главным идиотом, который сделал меня таковым! То ли я сплю, то ли неудачно вписался в Седьмой Портал, то ли мой век подходит к концу, то ли я начал трансформироваться в Ангела или в безумного Демона, и вот-вот потеряю телесную сущность, то ли я ухожу во Тьму…

— Что за Тьма такая? — живо поинтересовался я. — Где она находится?

— Внутри нас, Мой КОРОЛЬ, — печально улыбнулась девушка. — Оставим эту щекотливую тему до поры до времени.

— Хорошо, — тяжело вздохнул я и участливо посмотрел на мрачного ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Ну, не хотите стать Герцогом, и не надо. У меня, слава Богу, советников хватает. Вернёмся к теме питья и еды. Какой Портал открываем, а?!

— Боже мой, фантасмагория какая-то! — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ находился на грани нервного срыва и истерики.

— Полностью с вами согласен, милейший, — скривился я. — Вот уже несколько месяцев чувствую себя полным идиотом, как вы совершенно верно заметили. Купаюсь и плескаюсь в этой самой долбанной фантасмагории. Всё надоело! Я, как и вы, сейчас на грани! Вы не представляете, как меня достала эта чёртовая неопределённость и беспамятство!

— Успокойся, милый, — МАРКИЗА приблизила свои пухлые и тёплые губы к моей щеке, коснулась её легко и мягко.

— Ничего, ничего. Прорвёмся, дорогая, — пробормотал я, целуя девушку в розовое ушко, потом в стройную шейку.

— Я Ваша, Сир, — МАРКИЗА решительно тряхнула пшеничной чёлкой.

— Но тебе тысяча лет, а мне всего тридцать пять.

— Тебя смущает мой возраст? Глупо и смешно! — девушка отстранилась от меня. — Что нам, Бессмертным, годы! Так, полноводные и могучие реки, обильно и мощно текущие куда-то вдаль и растворяющаяся в морях и океанах. Снега, тающие и каждый раз возрождающиеся на вечных и недосягаемых для простых смертных, вершинах. Возраст у нас в голове, а не в теле! Или я тебе не люба, мой Король!?

— Люба, моя МАРКИЗА, но мне нужно подумать.

— Думай, ПУТНИК, думай… У тебя ещё есть немного времени. Думай, мой милый! — девушка грациозно и легко отошла от меня, села на кровать, нахмурилась, стала о чём-то размышлять.

— Господа, давайте всё-таки перекусим, — осторожно и глухо произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Пожалуй, я сегодня напьюсь. Советник, откройте Портал, будьте так любезны.

— Ну, — это же совершенно другое дело, — оживился я.

На меня вдруг неожиданно нахлынуло животное и совершенно непонятное и почти неподвластное разуму желание накинуться на МАРКИЗУ и овладеть ею тут же и сейчас! Это желание даже перебарывало острое чувство голода. Я напрягся, стряхнул с себя странное дьявольское наваждение, расслабился, вздохнул с облегчением.

— И так… Звизгуна, думаю, хватит грамм пятьсот, а лучше литр на троих. Пяток солёных помидор, десяток маринованных огурчиков, столько же груздей, хрустящих, ароматных, со специями. Три порции Империума…

— Сир, мне Мундир-Фиш, — осторожно сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А мне красного сухого вина, если можно, Сир, — томно проворковала МАРКИЗА. — И ветчины, тонко нарезанной и свежей.

— Кстати, как там поживает мой старый и добрый друг ТРАКТИРЩИК? — осторожно поинтересовался я. — У него в былые времена всё было по высшему разряду.

— Как ни странно, но он ещё жив и здоров, процветает, — задумчиво произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Его все боятся трогать, представляете!? Висит на стене Императорская Лицензия, над камином на мраморной доске начертан Императорский автограф. Никто не знает, какая выпадет следующая карта, все остерегаются, осторожничают, все всего боятся или опасаются. Его никто не беспокоит. Абсолютно никто! Даже налоговики… Представляете, Сир?! Короче, ТРАКТИРЩИК и его трактир в полном порядке.

— Слава Богу! — облегчённо произнёс я.

— Портал открыт, шеф, — почти пропела девушка.

— Хорошо. Сир, предлагаю вам прогуляться, полюбоваться рассветным небом и утренним осенним морем, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ посмотрел на меня пристально и слегка насмешливо.

— С удовольствием, — усмехнулся я в ответ. — Не возражаете, если ЗВЕРЬ составит нам компанию?

— Конечно, конечно, — криво улыбнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А как же без него!?

Мы вышли на палубу, минуя нескольких дюжих Гвардейцев, молча салютовавших мне мечами. Да, поредели наши ряды, но какая блестящая победа одержана!

Я с удовольствием и полной грудью вдохнул свежий, солёный, густо пахнущий йодом, морской воздух. Солнце всходило мощно и почти незаметно, так как на небе не было облаков, которые дают и утреннему и предзакатному светилу особое настроение и оттенки. Дул лёгкий и довольно прохладный ветер. Чайки кружились над кораблями, предвещая близкий берег. Что жаждет мореплаватель после долгого пребывания в море? Желанной и вечно манящей суши. Что жаждет он же, побывав на суше? Вечно желанного и манящего моря. Такова жизнь…

Я огляделся вокруг. Да, потери мой флот понёс довольно значительные. Но в то же время он пополнился и трофейными вражескими кораблями! Ничего, всё подремонтируем, починим, залатаем и снова вперёд в бой! Нам бы достичь долгожданной тверди! Было бы от чего оттолкнуться, а там уж мы со ЗВЕРЕМ развернёмся, как всегда, по полной программе! Уж мы себя покажем! Честно говоря, море мне основательно поднадоело. Хочу увидеть степи, горы. Хочу земли, хочу травы, хочу деревьев, хочу камней и скал, хочу снега и льда! Однако, странное существо — человек! Стремится к одному, презрев другое. Получает заветное, желанное, и начинает скучать и тосковать по тому, что с таким удовольствием было покинуто им ещё совсем недавно. В этом суть нашей натуры, и никогда и никто её не изменит!

— Сир, вернёмся в каюту?

— Да, пожалуй, — печально согласился я.

А в каюте нас ждал шикарный стол! Он ломился от закусок, вин, десерта и ещё чего-то непонятного, но аппетитного и желанного.

МАРКИЗА легко и ясно взглянула на меня, улыбнулась.

— Сир, не поухаживаете ли Вы за дамой?

— Конечно, конечно, МАРКИЗА, — засуетился я, разливая по хрустальным рюмкам холодный Звизгун из узкого, слегка запотевшего глиняного кувшина.

— Зовите пока меня Советником, — улыбнулась девушка. — Не торопите события.

— Само собой, моя МАРКИЗА, — усмехнулся я. — Чего их торопить? Это как созревшие или перезревшие яблоки. Они рано или поздно всё равно упадут к твоим ногам или в вовремя подставленные руки. События в большинстве своём протекают сами по себе. Наш удел, — наблюдать за ними и ловить момент.

— Рассуждения Ваши конечно же очень интересны, но я предлагаю выпить, Сир, — пробурчал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Заметьте, не я это предложил! — с бесшабашной готовностью произнёс я.

— А мне вина, если можно, Государь, — попросила девушка.

— Не можно, дорогая, никак нельзя, — сурово откликнулся я. — Пьём Звизгун. Потом, после того, как он закончится, перейдём на красное сухое вино. Под ветчину и маслины.

— Красное вино под маслины? А что такое маслины? Сир? — удивилась девушка. — Фи, моветон, однако.

— Пардон, мадам, — я чувственно и с нескрываемой дрожью во всех своих чреслах поцеловал руку МАРКИЗЫ. — Ошибка в объекте. Нет на свете маслин, такой продукт может быть только в России. Правильно будет сказать — оливки. Оливки, конечно же, оливки! А они бывают и зелёными и чёрными. Вот те самые последние и сопроводят наше изысканное красное вино.

— О, мой Король!

— О, моя прелестная Леди!

— Боже мой, — простонал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Надеюсь, Советник, до минета под столом дело не дойдёт?!

— Фу, какой, однако цинизм! — негодующе фыркнула девушка.

— Всё возможно, — игриво хохотнул я.

— Вы так думаете, Сир? Ах, какой же Вы, однако, шалун! О, мой проказник! Да, действительно, всё может быть, может быть… — весело рассмеялась МАРКИЗА. — А почему я должна делать это под столом?

— Советник, очнитесь, вернитесь в реальность! Да что же такое с вами происходит?! — взвился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Любовь, коллега! Любовь, любовь, и ещё раз любовь!!! Эта странная, загадочная и мифическая, но такая вечно желанная сука-любовь вцепилась в меня намертво! Я это чувствую! Я этого долго ждала! — страстно воскликнула МАРКИЗА. — Наконец-то! Свершилось! Аллилуйя любви, аллилуйя! Как хорошо! Боже, как хорошо!!!

— Давайте всё-таки перекусим, — осторожно вмешался я.

— Да, милый…

— Да, Сир… — буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Я произнёс первый тост, строго и тягуче взглянув на гостей:

— За Империю и за Космос!

— За них, Сир, — настороженно и осторожно прореагировали ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и МАРКИЗА.

— Пьём до дна!

Мы выпили, захрустели огурцами и груздями, зачмокали ароматными помидорами.

— Неплохо, Сир, — удивлённо произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, на глазах порозовевший и подобревший.

— То ли ещё будет, — бодро заявил я, разливая Звизгун по рюмкам. — Между первой и второй перерывчик небольшой!

— Как хорошо сказано, как тонко подмечено, милый, — с энтузиазмом почти пропела МАРКИЗА.

— За прекрасную и страстную даму, скрашивающую наше печальное одиночество, рождённое вечностью, — грустно произнёс я тост, который поверг всех присутствующих за столом в ступор, повлёк за собой раздумья и скорбь.

— За тебя, мой любимый! — прослезилась МАРКИЗА.

— За ПРЕДСЕДАТЕЛЯ! За того, кто преодолевает пространство и время и рождает новые, неизведанные и потому манящие пути, — я снова поднял полную рюмку и строго и испытующе взглянул на собеседников. — Пьём до дна, господа! Так у нас заведено!

— Где у Вас, Сир? — весело спросила девушка.

— Боже мой, Советник, — слегка заплетающимся языком произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы же прекрасно знаете, что наш Император родился и жил некоторое время в Сибири!?

— Да, знаю, но без интриги скучно. Какой вы, однако, скучный тип, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ! Не зря я вас бросила. Слава Богу!

— Это ты меня бросила? Шлюха! — подскочил мужчина. — Это я тебя выгнал из дома после того, как ты переспала с тем напыщенным и тупым ублюдком! В нашей семейной постели, почти сразу после свадьбы! Стыд, позор! Всё, бросаю Глорию, эту вшивую планету, и улетаю в другую Галактику, самую зачуханную, пустынную и отдалённую!

— Стоп, Милорд! — встрепенулся я. — Если я вас правильно понимаю, то вы — с Глории, с этой загадочной и полу мифической планеты, которая является близнецом Земли и находится за Солнцем прямо напротив нас и мы, земляне пока не можем её увидеть?! Грандиозно, потрясающе! Так значит, Глория всё-таки существует!? Вот это да!

— В очередной раз проговорился, идиот, — устало произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, смело наливая себе полную рюмку Звизгуна. — Женщины…

— За прекрасных дам! — бодро произнёс я тост. — Мужчины пьют стоя!

— За прекрасных дам, — вяло пробормотал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — За них, за наших любимых стерв…

Мы некоторое время помолчали, посидели неподвижно и задумчиво, потом принялись за еду. Да, Империум был великолепен, Мундир-Фиш — изумителен, Звизгун — божественен!

— А что случилось с Пришельцами, ну, с Арктурианами этими? — как бы невзначай задал я ПРЕДСЕДАТЕЛЮ давно интересующий меня вопрос. — Куда они делись? Неужели висят ещё над моими Островами и следят за мною?

— Над ВАШИМИ Островами, Сир?!

— Ну, да. Не ваши же они!

— Резонно, резонно… Куда они делись? — ухмыльнулся мой собеседник и весело посмотрел на МАРКИЗУ.

— А никуда они не делись, Сир. Остались там, где были, навсегда, вернее, превратились в прах, — улыбнулась девушка. — После последней атаки на Вас все три шара дезинтегрировались, а иначе: взорвались, превратились в пыль, в ничто, развеялись и расслоились, канули в небытие. Вот так…

— Однако, как образно вы излагаете, МАРКИЗА!

— С Поэтом жить, с ним вместе выть, — засмеялась девушка.

— Фу, ну что за сравнение? — возмутился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — С Поэтом жить, экстаз испить! Во как, и только так! Выпьем за экстаз, всё охватывающий и всепобеждающий!

Мы снова выпили, закусили.

— Ваше Величество, а каким же образом Вы сумели ликвидировать эти самые Шары? — полюбопытствовала девушка. — Представляете, какая у них была масса и сколько энергии они рождали? Я лично не смогла их даже полностью просканировать, не говоря уже о том, чтобы найти способы индивидуального противодействия им. Шары имеют довольно мощное защитное поле.

— На то вы и всего лишь Седьмой Советник, милочка, — злорадно ухмыльнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А вот вопрос о том, как Император ликвидировал Шары, меня то же очень сильно волнует.

— Как ликвидировал? — задумчиво произнёс я. — Сначала напрягся, потом расслабился, вспомнил о Боге и… ликвидировал.

Девушка приоткрыв чудесный ротик, удивлённо и восхищённо смотрела на меня. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ мрачно созерцал рюмку Звизгуна, стоящую перед ним. ЗВЕРЬ находился где-то рядом, но стал он невидимым, тихим и невесомым.

— Что Шары… Шары как Шары. Правда, не всем даны способности к их ликвидации. Но сейчас дело не в Шарах, а в нечто ином, куда более серьёзном. Ладно… Нам пора, — сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, вставая и поднимая рюмку к глазам. — Чудный напиток. Вы правы, Сир! С ним жизнь приобретает совершенно новые оттенки, полутона, обертоны. Скучно жить вечно. Всё надоедает и приедается. Муторно становится на душе, когда не видишь перспектив, не совершаешь какого-либо ощутимого движения вперёд. Без экстаза, без трепетного и сладостного смятения чувств бытие теряет смысл. Кому нужны, по большому счёту, все эти Галактики, Квазары, Чёрные Дыры, Параллельные Миры, инопланетяне… Везде всё одно и тоже. Холод и скука. Нам бы разобраться самим в себе, обрести гармонию. Вот в чём суть! Как-то Феофан-Затворник сказал: «Подумайте, в самом деле, чего мы все до единого желаем? Счастья! А что такое счастье? Состояние, радующее сердце. Счастлив тот, кого радует всё, что есть в нём, у него и около него». Вот так…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ грустно улыбнулся, залпом осушил свою рюмку. Воздух вокруг него задрожал, завибрировал, пошёл слегка мутными волнами.

— До свидания, ПУТНИК. Скоро встретимся.

МАРКИЗА, как пухом, легко коснулась моей щеки губами, улыбнулась печально и светло, не торопясь, приблизилась к ПРЕДСЕДАТЕЛЮ, но, не дойдя до него пару десятков сантиметров, создала свой Портал.

— До свидания, Ваше Величество! Думайте, время пока ещё терпит…

— О чём думать!? — крикнул я.

— Обо всём, милый! — раздался в ответ голос девушки.

Порталы стали закрываться. Мои собеседники сгинули в дрожащем воздухе, распались, очевидно, на миллиарды атомов и исчезли, чтобы где-то возродиться вновь. Я остался стоять один посреди каюты, тупо глядя в пол. Как-то нехорошо было на сердце. Расставания всегда рождают печаль, хотя и сулят надежду на новую встречу.

Какой-то сумбурный и скомканный разговор у нас сегодня получился. Так много мне хотелось узнать и понять. Всё вылилось в банальную перепалку. Я сам виноват. Надо уметь общаться и со смертными, и с Бессмертными. Но почему и те, и те ничего не говорят конкретно и до конца!? Всё темнят, всё чего-то скрывают. Все стараются держать меня на коротком поводке. Приходится вытягивать информацию щипцами, а она, зараза, крошится, расслаивается, распадается на лету, не достигнув в полном объёме моего разума. Везде недосказанность, недоговорённость. Это мне начинает надоедать. Хватит держать меня за наивного ребёнка! Пора всё понять и осознать до конца!

Ладно, не грусти, Император! Как-нибудь справимся с ситуацией. Мы ещё прикурим от Солнца! Ах, как, однако, хороша МАРКИЗА! Чертовка моя голубоглазая! Прелестная соблазнительница, взбудоражившая мою душу, которая только недавно стала обретать покой. Но он невозможен тогда, когда человек находится в движении. Это вечный и неизменный закон бытия. Что же… Таков твой удел, о, ПУТНИК!

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ. (Седьмая беседа с Богом)

Мы сидели на дне Марианской впадины. Сначала я очень сильно сомневался в реальности происходящего, но после того, как Бог поклялся здоровьем своей МАТЕРИ, что так оно и есть, я ему поверил. Потом, правда, я быстро спохватился. Какая у него может быть мать!? Бред, абсурд! Затем я впал в тяжёлую задумчивость и задал себе вопрос: «А почему, собственно, и нет!?». После мучительных размышлений я так и не пришёл к однозначному выводу о том, существовала ли или существует ли мать у моего загадочного собеседника.

— Что ты мучаешься!? — раздражённо воскликнул БОГ. — Всё так просто! У каждого существа в этом мире есть предок, иначе как оно, это существо, могло появиться на свет?! Что-то всегда происходит и проистекает из чего-то и не возникает на пустом месте из ничего, это же аксиома!

— Кто-то из нас явно сошёл с ума, — меланхолично произнёс я. — Кстати, мне недавно пришла одна очень интересная и горькая мысль.

— Ну-ка, ну-ка, изложи её немедленно, — заинтересовался ОН и поднял спинку шезлонга, на котором до этого расслабленно и вальяжно возлежал в горизонтальном положении.

Мы сидели, вернее, полулежали в этих самых шезлонгах на абсолютно ровной, твёрдой, серой и сухой поверхности самой глубокой океанической впадины на Земле. Вокруг нас царил кромешный мрак. Мы словно находились в каком-то коконе, или вернее в пузыре, невидимом и непроницаемом для внешних явлений и сил. Внутри него было вполне комфортно: довольно тепло, абсолютно сухо, покойно и уютно. Дышалось свободно и легко. Пузырь подсвечивался откуда-то сверху. Свет был рассеян, ненавязчив и не изолировал нас от внешней среды, а наоборот способствовал её созерцанию и познанию. Собственно, познавать было особо и нечего. Загадочная пустота, тишина, безмолвие, мрак и холод вокруг. Жуть, одним словом…

— Ты представляешь, какое сейчас давление воды мы должны испытывать? Мгновенная смерть, вот его последствие, — с тревогой обратился я к собеседнику, а потом встал и с интересом стал вглядываться в окружающую нас мрачную, чуть подсвеченную мистическим светом, бездну. — Ах, да, о чём это я… Какой глупый вопрос!

— Давление, как давление, — проворчал Бог, тоже вставая и потягиваясь. — Разве это давление!? Так, результат плевка ребёнка на букашку. А вот если на неё плюнет слон, или одновременно стадо слонов, то тогда…

— Как образно, — рассмеялся я. — Сейчас ты оперируешь, очевидно, космическими масштабами. А вообще, возвращаясь к нашей теме… Насколько не подводит меня память, над нами что-то около десяти километров воды?

— Одиннадцать тысяч, двадцать два метра, пятнадцать сантиметров, — чётко произнёс ОН.

— О, как! — воскликнул я. — Однако, какая мощь и всепобеждающая бездонность! Феерия, блеск, фантастика!

— А ты знаешь, что средняя глубина мирового океана в 4,3 раза превышает среднюю высоту земной суши, а объём океана в тринадцать раз больше объёма возвышающейся над его поверхностью суши!? — с жаром поведал мне БОГ. — Если бы уровень океана опустился даже на тысячу метров, то поверхность суши увеличилась бы всего на тридцать процентов. А вот если бы вся земная суша погрузилась под уровень океана, то тогда бы его объём увеличился всего-навсего на 7,7 %.

— Спасибо за такие исключительно ценные, я бы даже сказал, бесценные сведения, — усмехнулся я, покачиваясь с пятки на носок и задумчиво вперив свой взгляд в абсолютно сухую и лишённую пыли поверхность дна самого великого океана планеты.

— Не пора ли нам перекусить, мой юный друг? — БОГ решительно прервал сумбурное и сумрачное течение моих мыслей.

— Что будем есть? — поинтересовался я.

— А почему ты не спрашиваешь меня, что мы будем пить в сим сакральном месте? — усмехнулся ОН.

— Как что!? Это и ежу понятно!

— Какое странное сравнение, — проворчал мой собеседник, плюхаясь обратно в шезлонг. — Ёж — отнюдь не самое глупое животное в вашем мире, да и во всех других мирах.

— Как, кстати, поживают эти другие миры? — как всегда с жадным любопытством, но вкрадчиво, спросил я.

— В прошлый раз я и так тебе слишком много всего рассказал, разболтался напрасно, — усмехнулся ОН. — Этого вполне достаточно. Что тебе другие миры!? Разберись в собственном…

— Спасибо за очень ценный и мудрый совет, — раздражённо и разочарованно произнёс я. — Конечно же, самое сложное, — познать самого себя. Кто-то, когда-то и где-то уже неоднократно произносил эту набившую оскомину истину. Ты не первый и не последний.

— Конечно же, не последний, но, возможно, первый! Самый первый! — весело засмеялся ОН. — Так что будем есть и пить?

— Я бы сейчас попробовал в меру солёного и перчёного отварного омара, запил бы его хорошим, свежим, разливным бочковым пивом. Какое ещё желание может возникнуть под одиннадцатикилометровой толщей воды…

— Ты кое-что забыл.

— Да ничего я не забыл. Надоело уже пить эту чёртову водку! — неискренне возмутился я. — Следует знать меру, чёрт возьми!

— Снова ты всуе о моём родственнике!

— Слушай, не начинай, а! Опять ты несёшь этот бред! Как он может быть твоим родственником!? — вспыхнул я. — И вообще, существует ли он на самом деле? Откуда он мог взяться, кто он такой, чёрт возьми?

— А ты молодец! — не ответив на мой вопрос, восхищённо произнёс ОН. — Надо же, отказался от выпивки! Это произошло впервые!

— Не от выпивки, а от водки. Всего лишь!

Мы некоторое время помолчали, напряжённо вглядываясь в окружающий нас тяжёлый мрак, потом БОГ весело произнёс:

— Чёрт с ним, с чёртом! Вернёмся к теме обеда.

— А что, сейчас именно обед?

— Конечно… Тринадцать часов и пятнадцать минут. Самое время приступить к трапезе, — ОН сделал лёгкое глотательное движение, лицо его приобрело слегка мечтательное выражение. — Для начала предлагаю отведать запечённую форель с лимоном и гранатом, и запить её белым калифорнийским вином, потом попробуем устриц, конечно же, под водочку. Всё равно от неё, родимой, никуда не денешься. Затем я повышу температуру воздуха до тридцати градусов, и настанет черёд омара, а так же иже с ним мы употребим солёненьких и слегка острых отварных трепангов, кальмаров, королевских креветок и мидий. Они хорошо пойдут с «Будвайзером», как ты считаешь?

— Я предпочитаю «Жигулёвское». И желательно бы, чтобы кружки были глиняные, тяжёлые, массивные, замороженные и, соответственно, запотевшие!

— Почему именно такие? — удивился ОН.

— Не могу объяснить, — буркнул я. — Захотелось, и всё. А, вообще, мне кажется, что именно они подойдут к такой обстановке. Почему, не знаю.

— Я тебя понимаю, — задумчиво произнёс БОГ. — Не все наши желания и стремления объяснимы. Вот как-то создал я одну Чёрную Дыру… Захотелось, и всё, хоть тресни! А зачем, почему, с какой целью, так и не понял… Представляешь?!

— Карма…

— Судьба…

Мы задумчиво помолчали. Бог рассеянно и отвлечённо смотрел в чёрную бездну. Я решил воспользоваться случаем и небрежно задал ЕМУ вопрос:

— А что представляют собой Чёрные Дыры?

— Ах, ты, плут! — рассмеялся ОН. — Решил подловить меня? Да Бог с тобой! Ну, то есть, я с тобой… Отвечу. Тем более, что твой вопрос тесно связан с темой Параллельных Миров, которая тебя так волнует. Чёрные Дыры — это главные места перехода из одного Параллельного Пространства в другое. Пробил ты дыру в кирпичной кладке и через неё оказался на другой стороне. Не надо обходить забор пол километра. Понятно?

— Понятно… Вот значит как!? А что, — существуют ещё и другие порталы!? — жадно спросил я.

— В смысле?

— Ну, ты же сказал: «Чёрные Дыры — это ГЛАВНЫЕ места перехода из одного Параллельного Пространства в другое». А какие места не главные?

— Много будешь знать, скоро состаришься! — буркнул ОН. — А, вообще-то, ты довольно внимателен.

— Спасибо за комплимент. Поговорили, однако…

Мы снова помолчали, послушали тишину, посмотрели во тьму. Неожиданно мимо нас стремительно проплыло что-то большое, длинное, бледное, мерзко извивающееся. Вид у существа был до такой степени зловещим и отвратным, что мы оба одновременно вскрикнули, вздрогнули, вскочили с шезлонгов.

— Фу, чего только на свете не бывает! — воскликнул я, тревожно оглядываясь вокруг.

— Тьфу, тьфу! Да уж, — нервно отозвался ОН. — Какие только гадости не появились в процессе эволюции. Но эволюция есть эволюция, никуда от неё не денешься.

— А что такое есть человек, как и откуда он появился на свет? — попытался я снова воспользоваться ситуацией.

— Как откуда? Обижаешь, — засмеялся ОН. — Как это описано в вашей самой глупой и смешной книге? Забыл? Взял Бог глину, или нечто подобное, вылепил из неё человека по образу и подобию своему, вдохнул жизнь. Тяп, ляп, и готово. Всё очень просто… Ну, а потом: «Созданный из праха, в прах и обратится!».

— Издеваешься, как всегда, — злобно произнёс я. — Неужели так сложно открыть мне хотя бы несколько не очень важных истин?

— Ничего себе! Не очень важных?! — возмутился ОН. — Откуда появился человек и, вообще, всё на этом свете. Что такое параллельные миры, вознёсся ли на небо Христос и существовал ли он вообще? Может быть тебе рассказать, кто есть я, или ещё поведать о том, кто убил Кеннеди!?

— Не плохо бы…

— Ладно, хватит болтовни. Приступим к обеду. Страшно хочу есть, — БОГ лихо материализовал все перечисленные ранее блюда и напитки, сначала немного повысил температуру воздуха, — под форель и белое вино, потом понизил её, — под устрицы и водку, затем снова поднял, — под омаров, мидий, трепангов и пиво. Подул лёгкий тёплый ветерок.

— В начале нашей беседы ты сказал, что недавно тебе в голову пришла одна очень интересная и горькая мысль, — БОГ не донёс палочки с трепангами до рта и застыл в такой позе, с интересом глядя на меня.

— Всё-то ты помнишь, — пробурчал я.

— А как же! Что-то совсем немного упустил, и вот уже всё пошло наперекосяк! Рушатся миры и судьбы!

— А мысль моя состоит в следующем, — задумчиво произнёс я, дожёвывая горячую ароматную креветку, остро пахнущую укропом, и запивая её великолепным ледяным пивом, разламывающим зубы. — Вот встречаемся мы с тобою периодически: путешествуем, беседуем, спорим, едим, пьём, ссоримся, миримся. А вдруг на самом деле всё это существует только в моём воображении!? А!? Лежу я сейчас в какой-нибудь психиатрической больнице, и мой больной мозг по неведомым законам и причинам истязает сам себя и извращается, как только может. И нет на самом деле рядом со мною тебя, и не сидим мы на дне Марианской впадины, и не ем я этих ароматных креветок, и не пью я это чудесное пиво! А!? Что скажешь, СТРАННИК!?

БОГ некоторое время смотрел на меня с неподдельным изумлением, потом всё-таки донёс до рта палочки с трепангами, задумчиво пожевал и проглотил их, словно не чувствуя вкуса. Затем ОН резко встал со своего шезлонга, подошёл ко мне, неожиданно и довольно сильно ущипнул меня сначала за руку, а потом за ногу.

Я подскочил от неожиданности, вскрикнул, но потом иронично улыбнулся и с раздражением произнёс:

— Это тоже может быть всего-навсего иллюзией, игрой больного разума и порождённого им воображения.

— Пошёл ты куда подальше! — гневно воскликнул ОН. — Гад, ну надо же! Испортил весь аппетит!

Я печально и снисходительно улыбнулся в ответ. БОГ сделал большой глоток пива, зажевал его огромной и ароматной креветкой, зажмурился от удовольствия, а потом нервно и зло взглянул на меня, и мгновенно исчез неизвестно куда вместе с Марианской впадиной. Я стоял около своего дома и тупо смотрел на серое холодное небо.

Да, возможно я сегодня несколько переборщил. А может быть, и нет, кто знает, кто знает…

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я стоял на носу огромной Флагманской Галеры, которая стремительно и хищно приближалась к берегу Второго Острова на полных парусах. Моя левая рука покоилась на рукоятке ЭКСКАЛИБУРА, правая сжимала не привычный ПОСОХ, а всего лишь бронированный борт корабля. Рядом монолитно и неподвижно сидел ЗВЕРЬ. Над нами тяжело, гордо и мощно реял Имперский Флаг. За моей спиной располагались Гвардейцы. Они стояли в несколько рядов, непоколебимо, твёрдо и непреклонно.

Очередное ядро с заторможенным, растянутом во времени и пространстве тягучим свистом, лениво пролетело мимо меня. Я, как всегда, вовремя ускорился и уклониться от него, с интересом рассмотрел его в полёте. Ядро как ядро, несколько шероховато, однако. Ба! Да оно с фитилём! Значит, это самое ядро, вкупе с десятками таких же собратьев, взорвётся в конечной точке своего смертельного полёта!? Взорвётся и родит в результате этого сотни поражающих осколков и причинит моему воинству очень и очень ощутимый вред! Нехорошо, нехорошо! Мне такая ситуация категорически не нравится!

Однако, как быстро развиваются технологии у этих монахов!? Сначала были просто ядра, а сейчас они уже начинены порохом! Что дальше?! Ах, рыцари вы мои посвящённые и просвещённые! Ну, я до вас доберусь! Дайте время, Тамплиеры вы мои недобитые! Ненавижу, когда прерывается времени связующая нить! Ненавижу, когда играют не по правилам! Это очень плохо! Это мерзко и подло!

А что такое, собственно, упомянутые мною правила!? Я их соблюдаю? Хорошо быть Бессмертным и Ускоренным, да ещё и иметь при себе ЗВЕРЯ. С лёгкостью и молниеносно убивать, ломать, крошить, крушить, рвать и терзать, не ожидая ответных достойных и адекватных действий. Это несложно в моём положении и состоянии. А ты попробуй, будучи самым обычным человеком, бросить дерзкий вызов судьбе, голыми руками и, благодаря только своему природному уму и железной воли, достичь желаемого и изменить судьбы мира!

Жили-были когда-то и Александр Македонский, и Юлий Цезарь, и Аттила, и Тамерлан, и Пётр Первый, и Чингисхан, и Карл Великий, и Иван Грозный, и Кортес, и Наполеон, и Ленин, и Сталин, и Гитлер, и Мао Цзе-дун, и Пол Пот, и многие другие. Самые что ни на есть обыкновенные люди! Бывшие рабы, цари с комплексом неполноценности, несостоявшиеся священники, художники и адвокаты, лейтенанты и крестьяне, пьяницы, гомосексуалисты, импотенты и психопаты. Что возвысило их, что дало силы, что воодушевило и вознесло на самую вершину бытия!? Вот в чём вечный, мучащий не одно поколение людей, вопрос. Вернее, целый ряд вопросов. Почему, каким образом и зачем это произошло!? Кто его знает…

Я отбросил прочь все ненужные сейчас мысли, сконцентрировался на насущных проблемах и с огромным удовлетворением отметил тот факт, что мои способности с каждым днём всё возрастают и возрастают, совершенствуются и совершенствуются. Я с лёгкостью уклонился от очередного ядра и с интересом рассмотрел его в затяжном и вязком полёте. На этот раз ядро было без фитиля. Ну, проломит борт галеры, ну пробьёт её днище! Главное, не разорвётся, не превратит палубу или нутро корабля в мешанину крови и мяса. Ничего страшного, мы уже почти достигли береговой линии! Ещё немного, ещё чуть-чуть!

Да, теперь я действительно мог двигаться намного быстрее, чем раньше. Намного! Это подтвердило следующее ядро, летящее мне прямо в грудь. Я резко затормозил его полёт, отклонил снаряд от намеченной траектории мизинцем совершенно легко, непринуждённо и изящно.

Между тем берег приблизился уже вплотную. Галера со всего маха села на мель, сбив с ног Гвардейцев. Я успел крепко ухватиться, вернее, жёстко уцепиться за борт, устоял.

— Гвардия! Вперёд! — дико заорал я, прыгая в чёрную, холодную, солёную и тягучую воду.

ЗВЕРЬ с выражением крайнего отвращения на морде последовал вслед за мною. Высадка началась.

— Гвардия, Родина, Империя или смерть! — захлёбываясь тяжёлой водой, снова заорал я и выхватил из ножен ЭКСКАЛИБУР.

В ответ сотни глоток откликнулись, слившись в унисон в едином порыве:

— Всем оставшимся в живых, — дворянство! Всем погибшим, — пожизненное содержание вдов и детей! — я мощно выпрыгнул из воды на берег и, наконец, обрёл истинную твердь под ногами. — Вперёд! Империя или смерть! Гвардия, за мной!

— У, А, У, А, А, А!!! — разбрызгивая вокруг себя снопы искр, ужасно заревел ЗВЕРЬ и решительно бросился в атаку.

— Ура! Вперёд!!! — заорал я и бешено завертел мечом над головой.

— Империя или смерть! — услышал я звонкий голос ШЕВАЛЬЕ, который, опередив меня, врубился в стройные ряды противника, грозно и неприступно ощетинившиеся копьями.

Впрочем, скоро от этой стройности и неприступности ничего не осталось. Я и ЗВЕРЬ вломились в шеренги вражеских бойцов, словно два сверхъестественных и беспощадных монстра, жаждущие крови, а затем опустошительно прошлись вдоль и поперёк неприятельского войска, сметая, как ураган, всё на своём пути.

Пушки теперь были бесполезны. Да и стрелять из них уже было некому. ЗВЕРЬ по моей мысленной команде мощно прорвав и сокрушив несколько рядов противника, безжалостно и стремительно уничтожил всех артиллеристов, буквально размазал их тела по стволам, лафетам и холодному песку.

Мои воины решительно, безрассудно и отчаянно накатились на врага. Именно в безрассудстве подчас таится истинная сила! Бой выигрывают отважные, решительные, отмороженные, весёлые и бесшабашные! Вперёд, вперёд, мои орлы, вперёд, только вперёд!

Я пронзал неприятельские ряды легко, стремительно и изящно. Так хорошо наточенная бритва срезает жёсткие и, на первый взгляд, неподатливые волоски густой щетины. Я то ускорялся, то замедлялся, то падал на землю, перекатываясь по ней, то взлетал в мощных и длинных затяжных прыжках, то наносил молниеносные и всё сокрушающие удары, то мгновенно уклонялся от ответных.

Дыхание моё не сбилось ни на йоту. Лёгкие, но чрезвычайно прочные доспехи, выкованные Мастерами Первой Горы, стойко и жёстко держались. Они звенели, скрежетали и стонали, но упорно не поддавались ударам вражеских мечей, стрелам и копьям. Собственно, удары эти приходились в основном рикошетом, вскользь, по касательной, так как я был стремителен и неуловим, как молния, и непредсказуем, как могучий смерч. Мой славный ЗКСКАЛИБУР был невесом для меня и тяжёл и страшен для вражеских бойцов.

ЗВЕРЬ творил чудеса. Он быстро и мощно, как умелый косец посреди густой травы, решительно прореживал плотные ряды противника, сминал их и подминал под себя. Он утробно и злобно рычал, кусал и яростно разрывал, кромсал, отрывал, перегрызал, вспарывал и расчленял. Время от времени Пёс рождал такие ужасные звуки, от которых даже я замирал на мгновение и впадал в гипнотический ступор. Это было страшно, нереально и невероятно! О, как это было прекрасно и волнующе!

ЗВЕРЬ делал гигантские прыжки, крутился в воздухе, то ускорялся, то замедлялся, то исчезал, то появлялся вновь в самых неожиданных местах, вызывая смятение и панику в рядах врага. Он изящно и легко увёртывался от многочисленных густых и толстых сетей и Опоясывающих Кнутов, в бешенстве рвал их на части, крушил, ломал, бил и грыз тех, кто пытался ими воспользоваться. Вопли, визжание, хлещущая кровь, расчленённые тела, разлетающиеся во все стороны руки, ноги, головы и внутренности! Потрясающее, грандиозное, кровавое и трагическое по своей сути зрелище! Но как оно великолепно! Как сладко и восторженно сжимается моё сердце при виде всего этого! Вперёд, мой могучий АНТР!

Я, правда, несколько раз выручал своего Пса из плена. Противнику иногда удавалось его захватить, спеленать и опоясать. В таких случаях ЗВЕРЬ страшно и протяжно выл, как бы давая мне сигнал о помощи, и я мгновенно её оказывал, прорывался сквозь плотную толпу вражеских воинов, как разгневанный тигр сквозь скопище шакалов. Я обрушивался на тех, кто был рядом с Псом, беспощадно уничтожал их, а потом мгновенно перерубал сети и кнуты, освобождая ЗВЕРЯ из временного заточения.

Собственно, никакие звуковые сигналы нам были и не нужны, так как мы уже давно были связаны между собой невидимыми и неслышимыми нитями, неведомыми для всех окружающих нас людей, телепатически воспринимали друг друга. Но как же обойтись без леденящих кровь, страшного рычания, грозного рёва и дикого воя!? Подчас внешние эффекты намного важнее их внутреннего, глубинного содержания, особенно на войне.

Мой славный ЭКСКАЛИБУР в районе эфеса был покрыт толстой засохшей коркой крови. На её поверхности нарастали всё новые и новые слои, так как вражеская кровь стекала по клинку сплошным потоком, большей частью проливаясь на землю, а частично оставаясь на лезвии меча. Я творил чудеса, ускорялся так неимоверно быстро и мощно, что иногда ЗВЕРЬ не поспевал за мною. Наши воины поддерживали меня дружно и бесстрашно. Армия противника редела на глазах, всё пространство вокруг меня было залито кровью, завалено отрубленными руками, головами, ногами и внутренностями.

Я скользил по ним, падал, поднимался вновь, бросался в очередную атаку, орал, рычал, ругался, выл и визжал. Мне грозно вторил ЗВЕРЬ. Я беспрерывно рубил, крошил, делал выпады, крутился на месте, подныривал, подпрыгивал, совершал подсечки, пронзал, отсекал и резал, Я рубил, рубил, резал, резал, резал и рубил, рубил, рубил и резал! Вперёд, Бессмертный, только вперёд!

Я обезумел от крови, от криков и стонов, от проклятий и мольбы о милости. Всё вокруг слилось и перемешалось. Я потерял ощущение пространства и времени, но продолжал неумолимо и настойчиво двигаться вперёд, то ускоряясь, то выходя из этого состояния, как механическая кукла с заранее заданной программой и установленным направлением движения. Ах, как же мне нравится эта бойня! Какое же наслаждение я испытываю от неё! Хочу до бесконечности резать, рубить, вспарывать, бить, колоть, уничтожать и пить! Пить кровь врагов! Мрачно ощущать её солоноватый вкус, пристально созерцать её магическую структуру, и понимать её природу и заложенный в ней сокровенный смысл, скрытые от нас до поры до времени. Всё на этом свете имеет свою первоначальную основу, а именно, кровь в том или ином виде. Так лишим её врага!

Мои славные доспехи в нескольких местах всё же оказались рассечёнными и пробитыми. Я почти не ощущал боли, так как все раны, полученные мною, были неглубокими и почти моментально, на глазах затягивались. Да, способность к регенерации, как и к ускорению, у меня с каждым днём всё более и более усиливалась. Прекрасно, восхитительно, замечательно!

— Вперёд, вперёд! — орал я. — Империя или смерть! Гвардия, вперёд!

Шлем после жёсткого и мощного удара вражеского меча слетел с моей головы, рука с ЭКСКАЛИБУРОМ почти онемела. Латы на мне звенели и стонали, словно живые существа. Вперёд, вперёд! Кровавая мутная пелена вдруг пала на мои глаза, я почти ослеп и понял, что силы мои на исходе. Я окончательно потерял ориентацию во времени и пространстве, всё вокруг закружилось и завертелось, но я всё равно изо всех сил пытался продолжить битву, находясь на грани между реальностью и размытыми, расплывчатыми иллюзорными галлюцинациями.

— Сир! — услышал я неожиданно и нежданно громкий и встревоженный голос ШЕВАЛЬЕ, который вдруг каким-то образом оказался рядом со мной. — Сир, всё кончено! Успокойтесь, я Вас прошу! Всё, сражение завершено! Враг повержен, мы победили! Сир! Мы победили!!! Ура, слава Императору!!! Слава Империи!!!

— Это хорошо, — я, как это со мной бывает в таких случаях, мгновенно расслабился, обессилено опустился на землю. — Это хорошо… Слава Империи…

Я вдруг погрузился в какой-то мутный и тяжёлый туман, который внезапно нахлынул из ниоткуда, холодно и жёстко сковал тело. Я почувствовал страшную усталость, меня охватило какое-то скорбное, всепоглощающее бесчувствие.

— Сир, как Вы!?

— Как может чувствовать себя ястреб, побывавший в стае из тысячи ворон, и чудом вырвавшийся из неё? — усмехнулся я, потихоньку приходя в себя. — Мне бы Звизгуна. Холодного… И, желательно, с ядрёным, ароматным, упругим и таким же холодным помидором. И ещё ванну бы. Горячую… А потом жёсткий контрастный душ. И дев, и массаж…

— Простите, Государь, но у меня в походной фляжке имеется только Можжевеловка. Какой может быть Звизгун? Увы, увы… Сейчас передохнём, придём в себя, подсчитаем потери, посмотрим, что там с запасами и припасами. Мы потеряли почти половину флота! Что за дьявольское оружие использовалось против нас? Никогда такого не видел!

— В сто тысячный раз произношу бессмертную фразу: «Мой друг, Горацио, есть многое на свете, что не известно нашим мудрецам!», — глухо и устало пробормотал я, с отвращением выковыривая из-под нагрудной пластины доспехов толстую и хищную арбалетную стрелу, которая была явно разочарованна бесполезностью своего полёта. — Это пушки… Самые обычные, примитивные пушки. Мечут ядра путём воспламенения порохового заряда и выделения большого количестваё газа.

— Что, что, Сир? Пушки? Пушки… Ядра… Пороховой заряд… — ШЕВАЛЬЕ с удивлением произнёс новые, непривычные для него слова, — Надеюсь на эту тему мы поговорим попозже, в спокойной обстановке?

— Обязательно поговорим.

— Так вот, Сир, этих самых пушек мы захватили целых двадцать пять штук, представляете?!

— Ого! — изумился я. — Вот это да! Вот чего, очевидно, ожидал десант РЕГЕНТА, высадившийся на Втором Острове! Секретное и эффективное оружие! Двадцать пять пушек! Теперь я не удивлён, почему у нас такие потери! Постойте, но пушки были и на кораблях РЕГЕНТА! Вернее, на кораблях Ордена Посвящённых. Сколько мы их захватили в предыдущем сражении?

— Сир, где-то штук тридцать на трёх галерах. Были, очевидно, и ещё, но пять галер мы успешно потопили.

— А что с артиллеристами?

— Чудом остался жив только один, Сир. Забился, мерзавец, под пушку, закопался, ЗВЕРЬ во время побоища его и не заметил, — весело ответил ШЕВАЛЬЕ. — Что прикажете с ним делать? Повесить, четвертовать, отрубить голову или разорвать лошадьми?

— Сударь, да что вы такое несёте!? Как вы, однако, кровожадны! Думать надо, прежде чем что-то делать! — возмутился я. — Этот артиллерист для нас на вес золота! Так! Слушайте мою команду! Пленного изолировать, приставить к нему надёжную охрану, вдоволь накормить и всласть напоить. За его жизнь отвечаете вы лично. Понятно?

— Так точно, Ваше Величество!

— Соберите все пушки в одном месте, также организуйте их охрану. Я думаю, что они нам ещё очень сильно пригодятся.

— Есть, Сир!

Я пошатнулся, вдруг почувствовал резкую боль в боку. Доспехи в этом месте были покорёжены, под ними зияла довольно серьёзная и глубокая рана. Я тяжело опустился на окровавленный песок.

— Сир, как Вы себя чувствуете? — перед моим затуманенным взором вдруг возникло обеспокоенное лицо ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ.

— А, дружище, давно с вами не общался, — прохрипел я. — Как там моя славная Гвардия?

По скорбному молчанию я понял, что Гвардия понесла существенные потери. Что же делать… Гвардия, на то она и есть Гвардия. Почёт и уважение не даются нам задарма и зазря. Живёт Гвардия, подчас, от рассвета и до заката. Не более того. А может сложиться всё и по-другому. Как карта ляжет… А картой, вернее, рукой игрока, движет всё та же судьба. А может быть и нет. Чёрт его знает, как разобраться во всём этом. Возможно, мир устроен намного проще, чем мы думаем, а возможно, и сложнее. Кто его поймёт… Потому и уповаем на Господа Бога. Всё непонятное, неизвестное и непознанное неотвратимо и неумолимо приводит к нему.

— Что с ГРАФИНЕЙ? — спросил я у ШЕВАЛЬЕ, чувствуя, как слабость и усталость всё больше и больше овладевают мною.

— Её Сиятельство до сих пор без сознания. Находится в каком-то странном состоянии. Ни жива, ни мертва.

— Кома… — грустно констатировал я.

— Что, Сир? — спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Да ничего, Барон.

— Извините, Государь, но Вы, очевидно, бредите. Вам нужен полный покой и срочное лечение. БАРОН пока ещё не объявился. Где он, совершенно не понятно.

— Дарую вам, сударь, титул Барона, — устало произнёс я, опрокидывая в рот толстопузую рюмку с Можжевеловкой, заботливо принесённую мне каким-то Гвардейцем. Он был весь окровавлен, но, как ни странно, выглядел довольно браво и бодро.

— Однако, какая гадость! — поморщился я. — Да ещё и тёплая, зараза!

— Полностью согласен с Вами, Сир! — возмущённо откликнулся новоявленный Барон. — Звизгун, как Вы любите говорить, он и в Африке, Звизгун! А эта Можжевеловка, так, баловство и недоразумение какое-то, к тому же ещё и тёплая, как Вы соизволили заметить.

— Когда-нибудь я вам покажу Африку, Барон, — устало и, цепляясь за последние силы, произнёс я. — Вы увидите пустыни, саванны и джунгли, слонов, носорогов и бегемотов, а также, конечно же, львов, леопардов и гепардов. А ещё полюбуетесь невесомыми, прохладными, белыми и чистыми снегами Килиманджаро. Поразитесь Великими Пирамидами. Мир огромен и полон разнообразия.

— Что такое Африка, Сир? Где она находится?

— Где-то недалеко от наших Островов, я думаю. А может быть, и нет… — я нахмурился и задумался.

— Сир, я совсем забыл! У меня для Вас имеется очень важная и крайне приятная новость, — ШЕВАЛЬЕ расцвёл на глазах.

— Какая же?

— Мы взяли в плен РЕГЕНТА! Представляете!?

— О, как, ишь, ты, ничего себе, однако!!! Ибо…

— Изволите его лицезреть, Ваше Императорское Величество?!

— Боже мой! О, как быстро меняют людей обстоятельства и всякие условности вроде титулов и званий, — поморщился я. — Барон, будьте естественнее. Для меня вы всегда останетесь ШЕВАЛЬЕ, — этаким рубахой-парнем, чуть простоватым и наивным, хитроватым и умным, преданным мне Мастером Меча и забиякой, и самым тайным из тайных агентов в этой вашей смешной Тайной Службе. Будьте проще! Именно на простоте и открытости зиждется доверие и взаимопонимание. Не потеряйте их. Я вам это настоятельно рекомендую. Потеряете доверие, — потеряете всё!

— Я Вас понял, Сир, — лик ШЕВАЛЬЕ стал строгим, собранным и немного отрешённым. — Велите привести РЕГЕНТА?

— Велю, — пробормотал я, отпивая Можжевеловку, и закусывая её кислым и явно недозрелым яблоком.

Через несколько минут перед моими очами предстал РЕГЕНТ. Вид он имел жалкий и отвратный. Серое рыхлое лицо, седая борода, тусклые, но пылающие злобой глаза, помятые и окровавленные доспехи, кровоточащая глубокая рана на плече. ШЕВАЛЬЕ резко и грубо толкнул РЕГЕНТА на песок передо мною. Мужчина неловко упал, ткнулся лицом в землю, захрипел.

— ШЕВАЛЬЕ, ну что за манеры!? — с досадой произнёс я, подошёл к РЕГЕНТУ, мощно поднял его, и некоторое время довольно легко удерживал перед собой на вытянутых руках, внимательно разглядывая его окровавленное и крайне удивлённое лицо.

— Да, впечатляет… — прохрипел мужчина.

— Сударь, вы знаете, кто я такой? — я опустил РЕГЕНТА на землю и отошёл от него на пару шагов. — ШЕВАЛЬЕ, представьте меня, пожалуйста.

— Перед вами — Его Величество, Король Третьего Острова и Император Трёх Островов!

— Рад знакомству, ПУТНИК, — глухо и злобно произнёс РЕГЕНТ.

— Сир… — поморщился я.

— Что? — прохрипел мой собеседник.

— Ни что, а кто! — возмутился я. — Даю вам ещё один шанс. Попытайтесь правильно ответить на мой вопрос: «Сударь, Вы знаете о том, что я — Король Третьего Острова и Император Трёх Островов?».

— Пошёл ты куда подальше, идиот и самозванец! — РЕГЕНТ неожиданно злобно скривил обезображенный рот, зарычал и выплюнул в мою сторону кровавый сгусток.

— Последнее время я постоянно слышу это довольно обидное слово в свой адрес, — сохраняя олимпийское спокойствие, произнёс я. — «Идиот»… Чем отличается умный человек от дурака, знаете?

— Чем же? — с иронией спросил пленник. — Ну-ка, просветите меня.

— Когда дураку говорят, что он дурак, то дурак обязательно обижается и пытается доказать обратное. Когда умному человеку говорят, что он дурак, то он понимающе и снисходительно усмехается, и всё! Дурак всегда рефлекторно, неуловимо и неумолимо ощущает свою ущербность, — назидательно произнёс я. — По настоящему умный человек всегда уверен в своём уме, чувствует своё превосходство над дураками, да и над всеми остальными, уступающими ему в интеллекте, людьми, и никогда и ничего им не доказывает, и ни на кого не обижается. Ясно? Зачем обижаться на убогих и сирых? Это то же, что обидеться на кучу дерьма от козла, на которую совершенно случайно наступил слон. Понимаете?

— Понимаю, когда вынимаю! — злобно произнёс РЕГЕНТ.

— О, знакомая фраза. Я её обожаю и сам частенько произношу! Но, Бог с нею. Вернёмся к главной теме этого чудного вечера. А может быть я действительно идиот? — задумчиво обратился я к ШЕВАЛЬЕ.

— Никак нет, Сир! — отчеканил он. — Вы гений, великий полководец, выдающийся поэт и философ! Я не побоюсь это сказать открыто и во всеуслышанье!

— Ваше мнение, Барон, конечно же, крайне субъективно, но я буду придерживаться именно его, — усмехнувшись, медленно и спокойно произнёс я. — А вообще, есть объективные критерии идиотизма. Я не идиот, я точно это знаю. Как может идиот завоевать полмира, как он может добиться любви трёх замечательных, великолепных, красивых, пламенных и чувственных женщин!? Как он может повелевать стихиями и ЗВЕРЕМ, что практически одно и тоже!? А?! Как он может писать неплохие стихи и играючи уничтожать мощные инопланетные корабли? Как он может управлять ПОСОХОМ и РЕЛИКВИЕЙ? Кстати, где мой ПОСОХ? Чувствую, что находится он неподалёку, но где? На последний вопрос я, к сожалению, ни от кого не получил ответа.

РЕГЕНТ вдруг злобно скривился и прохрипел:

— Пошёл к чёрту! Ты и твои шлюхи!

— А чего это вы так агрессивно настроены? Не пойму… Что я вам лично сделал такого плохого? И вообще, какую силу вы представляете? Вы знакомы с КООРДИНАТОРОМ? Вам ни о чём не говорит слово ПРЕДСЕДАТЕЛЬ? А что вы знаете о планете под названием Глория? А может быть, вы что-то слышали о Шарах и Арктурианах? В конце концов, кто вы такой, откуда появились и зачем объявились?

— Пошёл ты куда подальше!

— Вас случайно не заело? Вот это вы зря. Я очень сильно в вас разочарован. Что же, диалог явно не получился… — печально произнёс я. — А жаль, очень жаль. Мы могли бы сообщить друг другу так много ценных и взаимно интересующих и волнующих нас сведений! Человек вы явно не глупый, хотя и ведёте себя в данный момент, как конченый кретин или полный идиот. Вы что, находитесь под гипнозом?

Я посмотрел в небо, потом на воду, с трудом достиг полного успокоения и продолжил:

— Представляете, мы могли бы образовать коалицию, союз, завоевать этот мир, а потом всю Вселенную, — усмехнулся я. — Жаль, очень жаль, что вы такой упёртый и агрессивно настроенный. Подумайте над моими словами. Не хочу вас пытать или убивать. Не люблю это делать.

— Ненавижу! Пошёл вон, идиот! — прохрипел РЕГЕНТ.

— Последнее желание имеете? — по-отечески тепло поинтересовался я.

— Что!?

— Ну, может быть вы хотите покурить, выпить рюмку водки и закусить её солёным огурцом, поиметь бабу, плюнуть кому-то в лицо, сказать пару гневных и значимых слов, или произнести пламенную речь для истории, для потомков, которая потрясёт и облагородит вечность? Помолиться, наконец, можно, или, в крайнем случае, сходить в туалет.

— Что!? — тупо повторил РЕГЕНТ.

— Да, тяжёлый случай! Крайне тяжёлый и запущенный! — вздохнул я, ускорился и молниеносно перерубил своим славным мечом тело РЕГЕНТА пополам, от макушки и до промежности.

Оно расслоилось на две независимые друг от друга части, распалось и разделилось на пару обособленных половинок. Кровь хлынула и потекла рекой. ШЕВАЛЬЕ побледнел, бравого ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ от такого зрелища вырвало. Мир замер и затих. ЗВЕРЬ восхищённо рыкнул, одобрительно посмотрел на меня, а потом глубоко зевнул, отвернулся и устало лёг на песок. Стоявшие вокруг нас гвардейцы поражённо охнули. Что же, родилась ещё одна легенда…

Небо было голубым и ясным. Дул тихий и терпкий осенний ветер. Море невдалеке шумело тягуче и томно. Воздух, перенасыщенный ароматами степных трав, смешанным с волнующими и тревожными запахами моря, по воле ветра легко струился между небом, землёй и водой, и не знал, куда девать излишки своей чистоты и свежести. Было хорошо и покойно.

— ШЕВАЛЬЕ, а где ПОЭТ? — как бы невзначай спросил я. — Данный вам срок истёк. Я продлил его на некоторое время в силу определённых обстоятельств, но и это дополнительное время заканчивается, — я искоса посмотрел на громоздящиеся вокруг меня окровавленные трупы. — Пора подводить итоги и держать ответ. Барон-то вы Барон, но на рее будете болтаться, как и все, — скорбно и одиноко.

— ПОЭТ не найден, Сир, — мрачно произнёс ШЕВАЛЬЕ. — Виноват. Готов понести любое наказание.

— Жаль, даю вам ещё сутки. Всё-таки все мы некоторое время были отвлечены от обычных занятий, — строго нахмурился я и обратился ко ВТОРОМУ ШЕВАЛЬЕ. — Ищите рею, милейший.

— Государь, где же её найти? — несмело и осторожно произнёс воин в ответ. — Почти все оставшиеся в наличии корабли лишены этой важной части своей оснастки, так как не имеют мачт, которые снесены ураганным пушечным огнём.

— Вы сказали слово «почти». Значит, всё-таки, где-то реи имеют место быть? — усмехнулся я.

— Сир, имеют-то, имеют, но уж больно они повреждены, слабы и хилы. Веса такого молодца могут и не выдержать. Да и вообще, крайне несолидно это как-то!

— В смысле?

— Сир! Рея должна быть крепкой, длинной, надёжной и достойной такой личности, как ШЕВАЛЬЕ!

— О, сказанул, однако! Ну что же, значит не судьба, — задумчиво произнёс я. — Если нет реи, то нет и верёвки, и петли. Слово, данное Императором, конечно, должно быть исполнено. Но как исполнить его, если для исполнения нет основы? Не хватает важного звена. Ничего, вернёмся к вопросу чуть позже, когда отремонтируем уцелевшие корабли, или когда построим первый корабль обновлённого Имперского Флота. Мачты и реи там наверняка будут крепкими и прочными. ШЕВАЛЬЕ, даю вам новый срок для розыска ПОЭТА. До окончания ремонта первой галеры!

— А Вы не боитесь, Сир, что эта самая первая галера никогда не будет отремонтирована, ну, при таких-то условиях и обстоятельствах? — осторожно произнёс ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Вы правы, Барон.

— Что, Ваше Величество?

— Дарую вам тоже титул Барона, — усмехнулся я. — Знакомы мы уже давно, сражались вы храбро, служите мне преданно. Качества лидера у вас налицо. Вроде бы, не дурак.

— Служу Империи!

— А где все мои другие ближайшие соратники? — спросил я. — Где Горные Бароны?

— Один в живых остался, Сир. Тяжело ранен. Остальные покоятся где-то на дне морском, увы… Разорваны и повержены вражескими ядрами, — глухо сказал ШЕВАЛЬЕ. — КОМАНДИР тоже убит.

— Жаль, хорошие были мужики, преданные и храбрые, — помрачнел я. — Так, так… Вообще, получается, что из всех членов нашей судьбоносной экспедиции на Первый Остров в живых остались только я, да вы, — ШЕВАЛЬЕ, и вы, — Второй ШЕВАЛЬЕ?

— Именно так, Сир, увы, — вздохнули мои соратники почти одновременно.

— Стоп, стоп, а СОТНИК?! Он же надзирает за Третьей Провинцией! — расплылся в улыбке ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Осталась в живых ещё и ГРАФИНЯ, — осторожно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Вы её любите? — зачем-то задал я юноше прямой вопрос в лоб.

— Обожаю, Сир, боготворю! — искренне и с пламенем во взоре ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Ну и обожайте и боготворите на здоровье! — весело рассмеялся я. — Молодо, зелено! У вас всё впереди, Барон!

— Как это понимать, Государь!?

— А понимайте, как хотите! — легко и грустно ответил я. — «Что мне дождь!? Я из тех, кто дождей не боится. Мне на всё наплевать! Лишь жалею о том, что твоим обжигающим телом и ртом не сумею я вдоволь, увы, насладиться!». Вечная история. Вечная, как мир…

— Прекрасные стихи, Сир. Чьи?

— Мои…

— !?

Внезапно вдруг откуда-то возник сильный ветер. Он сначала завис где-то в вышине, удивлённо обозревая поле брани, потом усилился, яростно засвистел над нашими головами, взбаламутил воду, бесцеремонно смешав её с прибрежным песком. На небо стали наползать серые тучи, сквозь которые солнце едва пробивало себе путь в этот мрачный, полный трупов и крови, а значит и горя, и печали, и скорби, мир. Ах, люди, люди! Зачем всё это, к чему? Жизнь так хрупка и коротка. Вечная, как мир, тема! Собственно, вечен ли, на самом деле, этот мир? Кто знает, кто знает…

— Господа, жил когда-то на свете один русский писатель и философ по фамилии Соловьёв, — я сделал глубокий глоток из фляжки. — Так вот, он как-то написал следующее: «Бессмертная жизнь, отделённая от нравственного совершенства, не есть благо: мало быть бессмертным, — должно ещё стать достойным бессмертия через исполнение всякой правды; но так же и совершенство, подверженное гибели и уничтожению, не есть истинное благо. Бессмертное существование вне правды и совершенства будет вечным мытарством, а праведность, лишённая бессмертия, будет вопиющей неправдой, безмерной обидой!».

— Сир, это требует самого глубокого осмысления, — задумчиво произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— А что здесь осмысливать? — нахмурился я. — Всё понятно и без осмысления. Нет правды, смысла и счастья в этом мире, ни бессмертным, но грешникам, ни смертным, но праведникам.

— А если избрать золотую середину, Сир? — внезапно спросил ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Что вы имеете в виду?

— Можно же быть бессмертным праведником, Сир?

— Какая же это середина? — рассмеялся я. — Это высший идеал, гигантский скачёк вверх, ввысь, в прозрачное небо, в умиротворённую бездну, имя которой, — истинная и вечная чистота!

— Сир, надо что-то делать дальше, — осторожно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Что вы имеете в виду? — беспечно спросил я.

— Надо заняться трупами, подлечить раненных, подсчитать потери, организовать и мобилизовать местное население, созвать Военный Совет, определиться с дальнейшей тактикой и стратегией, и так далее и тому подобное.

— Кстати, что с моей свитой, с моим двором? Где ГРАФ, — фельдмаршал мой блестящий и великолепный? Где ГЕРЦОГ, МАРКИЗ? Где придворные дамы, в конце концов!? Может быть, устроим бал по случаю победы, прямо здесь, на берегу? — я почувствовал, как у меня закружилась голова, резко поднялась температура и начался лёгкий озноб.

— Сир, какой может быть бал в таких условиях!? Смею Вам напомнить, что все придворные дамы остались на Первом Острове. Женщина на корабле, знаете ли, очень и очень плохая примета, — осторожно сказал ШЕВАЛЬЕ и с тревогой пристально посмотрел на меня. — А что касается всех остальных, то осмелюсь сообщить Вам очень неприятную новость: все, как один полегли, кто на флагмане, кто на других судах. ГРАФ погиб перед началом высадки. Ядро снесло ему голову.

— Вечная память всем! — глухо произнёс я, вставая.

— Вечная память! — пророкотали мне в унисон соратники.

— И что же мы имеем на сегодняшний день?

— Сир, в Вашем распоряжении осталась всего сотня Гвардейцев и около шести сотен других воинов. Экипажи уцелевших кораблей не в счёт. Кстати, Сир, могу Вас обрадовать.

— Ну, ну!?

— Ваша яхта цела и невредима, находится в полной исправности и готовности к дальнейшему плаванию!

— Вот это да! — удивился и поразился я. — В этом я вижу особый знак. Пока я буду располагаться на ней. Обеспечьте всё необходимое, доставьте туда провиант, Можжевеловку, конечно, и дайте мне отдохнуть пару дней. Устал я смертельно!

— Будет исполнено, Сир!

— Скажите, а какова численность выживших моряков, со всех судов?

— Всего пара сотен, Сир, ну, может быть, чуть больше.

— И то неплохо… И так, я имею примерно тысячу бойцов, — хищно ухмыльнулся я. — Неплохо, неплохо. Их надо реорганизовать, вооружить по первому разряду, дать время на отдых и тренировки, и вперёд! Не забывайте, что в крепостях на Втором Острове сконцентрировано ещё тысяч пять-семь наших воинов. Это только на Юге. Что вообще происходит на Острове? Каково соотношение сил, кто и где находится, что творится в центральных и северных Провинциях? ШЕВАЛЬЕ, нужна полная и достоверная информация! Действуйте! Двигайтесь, шевелитесь, рассылайте гонцов! Кстати, ШЕВАЛЬЕ, хочу вам напомнить, что вы по-прежнему являетесь представителями этой, как её… Тайной Службы. С сего дня вы, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, поступаете в распоряжение ШЕВАЛЬЕ.

— Есть!

Я выпил ещё одну рюмку Можжевеловки, задумчиво посмотрел на то, что ещё недавно являлось РЕГЕНТОМ, скорбно покачал головой:

— Да, однако, не умею себя держать в руках, контролировать. Печально. Очень печально… Но что поделаешь, — такова моя натура. Психопат, он и в Африке — психопат.

— Сир, каковы будут ваши дальнейшие указания? — осторожно спросил ШЕВАЛЬЕ.

— А вы и так без меня всё прекрасно знаете. Шевелите мозгами, думайте, возобновите разведывательную деятельность, привлеките к ней старую агентуру, создайте новую, засылайте шпионов, поднимайте народ, пополняйте наши ряды за счёт ополчения! «Родина или смерть! Всё для фронта, всё для победы!». Этот лозунг надо активно внедрять в массы. Что там, кстати, с этим ущельем, как его, — Чёрным, Мёртвым, Тёмным? Можно ли через него пройти и двинуться на Север? Где БАРОН? Какова, вообще, обстановка на Юге? Действуйте, действуйте! Шевелите своими тощими задницами! А я пока немного передохну. Устал, знаете ли…

— Будет исполнено, Ваше Величество, — вытянулись в струнку мои верные и преданные подданные, случайно оставшиеся в живых.

— Вас, ШЕВАЛЬЕ, временно назначаю Главнокомандующим всей нашей армии. Вас, ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ, заместителем Главнокомандующего и Командующим Имперского Экспедиционного Корпуса на Втором Острове. Я оставляю за собой звание Верховного Главнокомандующего.

— Служим Империи! — воодушевлённо и на едином дыхании отозвались мои новоявленные военачальники.

— Да, ГРАФИНЯ… Где она находится? — с трудом справляясь с волнением, небрежно спросил я.

— Её Сиятельство, как мы Вам уже доложили, ещё не пришла в себя, но я думаю, что всё будет хорошо, — сказал ШЕВАЛЬЕ. — Она располагается на Флагманской Галере, находится под неусыпным, ежесекундным наблюдением единственного оставшегося в живых врача. Три его помощника занимаются остальными ранеными.

— Это хорошо, — задумчиво сказал я. — Да, всё проходит. Пройдёт и это… Печально…

— Что, Сир?

— Да это я так, мысли вслух.

Муторно у меня было на душе, и ничего я не мог с этим поделать. Я испытывал какое-то странное раздвоение или, вернее, растворение, а скорее всего, полное расслоение сознания.

ГРАФИНЯ, МАРКИЗА, ИСЭ… Женщины прекрасные вы мои! Запутался я, ничего не пойму! Тянут меня в разные стороны сокровенные и неодолимые желания, мучительно разрывают на части. Всё перемешалось и так глупо переплелось. Нет просвета и спасения. Беда, беда… Небольшой запой мне явно не помешает!

— Сир?

— Что? Ах, да… Кстати, а каковы потери врага? — напоследок печально поинтересовался я.

— Кто его знает, Государь, — мрачно и зло улыбнулся ШЕВАЛЬЕ. — Ни врага, ни его флота, как такового, уже не существует. Никого и ничего не осталось на этой земле. Все корабли противника на дне или захвачены нами, все души убиенных врагов на небесах. Пленных мы пока не считали. С ними разберёмся попозже.

— Ну и славно, — удовлетворённо и благостно произнёс я, а потом зябко поморщился, задумался, нахмурился. — На небесах всем хорошо. Не верю я в Ад, верю в Рай. Только эта вера даёт осознание смысла бытия, его сути и последующего прощения грехов и их искупления.

— Сир?

— Вот что, дружище, — пробормотал я глухо. — Беспокоит меня одна тема, очень сильно беспокоит.

— БАРОН? — насторожился ШЕВАЛЬЕ.

— Как это вы так сразу догадались!? Да, именно он, будь он неладен! Выясните срочно, где он, что с ним. Пошлите гонцов. Ведь я оставил его за главного на юге этого Острова. Что там с замками и крепостями, с горожанами и крестьянами, с фуражом и провиантом? Ведь мы пока стоим с вами на узкой полоске земли между морем и большой сушей, и ничего толком не знаем о том, что происходит вокруг нас. Двигайтесь, Барон, работайте, подбирайте кадры, думайте, организовывайте, шевелитесь! Если всё пойдёт так, как я планирую, то к годам двадцати пяти с гаком вы, сударь, станете Графом и Генералом, а возможно и Маршалом Империи! Но для этого надо приложить максимум усилий! Вперёд, вперёд! Только вперёд!

— Служу Империи!

— Вот и славно!

Я прогулялся по пляжу, посмотрел в ясное и глубокое небо, а потом сел в шлюпку и отплыл на яхту. Как мне хочется покоя, тишины, одиночества! Как мне хочется упасть в тёплую и уютную постель, зарыться в неё, словно крот, в мягкую, наполненную перегноем, землю, и не думать ни о чём! Совершенно ни о чём…

Сейчас залпом выпью кружку Можжевеловки, закушу её моим любимым солёным бочковым помидором. Ах, чёрт возьми! Помидоров-то и нет! Да, ладно. Закушу чем-нибудь, тем же куском хлеба, и ухну в бездну сна. А перед этим надо освободиться от доспехов, окунуться в море, смыть с себя кровь, пот и грязь.

Что же мне делать со своей жизнью, вернее, со своей неспокойной и мечущейся душой!? Как и куда плыть дальше, какой путь избрать!? Острова, Шары, молнии, Ускоренные, Порталы, Земля, Глория, Морская Пехота, Генералы, Полковники, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, КООРДИНАТОР и МАГИСТР, Небесный Медведь и Чёрный Спрут… Всё перемешалось в моей бедной голове.

ИСЭ, ГРАФИНЯ, МАРКИЗА… Их лица всплыли передо мною из тихих глубин сознания и были они печальны. Они с укоризной и тревогой смотрели на меня, и стало мне очень нехорошо, душно и зябко. Три грации моей души. Три женщины, которые навсегда!

Вскоре я, — освежённый, просветлённый и чистый после морского купания, неподвижно лежал в мягкой и уютной постели, слушал лёгкий шум волн за иллюминатором, ощущал робкое движение слегка прохладного солёного воздуха, ловил звуки, издаваемые чайками над морем и какими-то неведомыми мне птицами на берегу, и постепенно погружался в тёмную и иллюзорную пучину сна.

Мой раненный бок, наспех перевязанный сначала ШЕВАЛЬЕ, а потом, после купания, придворным медиком, уже почти не болел. Так, неприятно ныл потихоньку и слегка покалывал, и только-то. Гораздо сильнее ныла и стонала моя мятущаяся в переживаниях, беспокойная душа. ИСЭ, ГРАФИНЯ, МАРКИЗА…Чёрт вас всех побери! Сгиньте, оставьте меня хоть на время в покое! Это была моя последняя мысль перед тем, как я быстро и крепко уснул.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Под утро я внезапно проснулся от странного предчувствия. Непонятно что должно было вот-вот произойти. Тревожное ожидание этого события заполнило и переполнило меня. Я сжал меч, лежащий рядом, слегка приоткрыл глаза. Эх, зря я вечером выпроводил ЗВЕРЯ из каюты. Захотелось побыть одному, подумать, поразмышлять, ни на что и ни на кого не отвлекаясь.

Воздух в углу завибрировал, задрожал, потёк туманными и мутными струями. Открылся Портал. В сером хаосе, царящем внутри него, родилось нечто, — сначала неясное и зыбкое, а потом вполне сформировавшееся и узнаваемое. МАРКИЗА легко и плавно подошла ко мне, насмешливо, ясно, чисто и светло посмотрела мне в глаза.

— Добрый вечер, Миледи, — усмехнулся я, отложил меч в сторону и, закутавшись по пояс в простыню, быстро поднялся с кровати.

Мы некоторое время неподвижно и молча стояли, внимательно рассматривая друг друга. Потом я медленно сделал шаг в сторону нежданной гостьи, решительно взял её изящную ручку, поднёс тонкие и длинные пальчики к своим вдруг задрожавшим губам.

Сердце моё сначала учащённо и тяжело забилось, потом панически и сладко заметалось в груди. Да, такого состояния я не испытывал давненько. С тех пор, как лежал со своею милой лебёдушкой в поле перед замком ГРАФА и любовался ночным небом, усыпанным звёздами. Ах, как же мне тогда было хорошо! Как хорошо! Кажется, что с той поры прошла уже целая тысяча лет.

Ещё недавно я был уверен, что в этом мире проходит всё, кроме настоящей любви. Сейчас я в данном постулате стал сомневаться. А может быть, моя любовь к ГРАФИНЕ не является таковой? Внезапно пришло, захлестнуло, страстно закружило и заворожило свежее чувство, не более того!? Это, как морская волна во время шторма. Стоишь у самой кромки воды, полный восторга и сладкой тревоги, немного зазевался, и вот она уже мощно накатилась на тебя, опрокинула, а потом затянула в своё чрево, поглотила, закрутила, прокрутила и выплюнула, ошалевшего и задыхающегося, обратно на берег. А потом на море вдруг воцаряется штиль. Волн, как не бывало, а море осталось. Но оно уже не такое, каким было всего несколько минут назад. Спокойно и слегка плещется у твоих ног, не вызывая былых эмоций.

— Здравствуйте, Ваше Величество, — девушка сделала изящный реверанс, чуть-чуть опустила голову, наморщила лобик и слегка улыбнулась.

Одета она была в короткое, открытое белое платье, которое позволяло по достоинству оценить стройные длинные ножки, загорелые гладкие плечи и плавную высокую шейку. Её волосы цвета сухой пшеницы находились всё в том же чудесном беспорядке. Огромные голубые глаза насмешливо изучали меня. Пухлые губки чуть приоткрылись, обнажая идеально-ровные белоснежные зубки.

— Чем обязан такой чести, сударыня? — с лёгкой дрожью в голосе произнёс я. — Прошу, садитесь, — я указал девушке на стул, стоявший около стола, в центре которого возвышался массивный канделябр со свечами, а около него, как и положено, покоился кувшин с Можжевеловкой.

— Сир, вчера Вы были великолепны! — с искренним волнением и страстью произнесла МАРКИЗА. — Ах, какой, однако, это был бой! Вернее, — бойня! Ужас! Я так за Вас переживала, так волновалась! Пару раз даже теряла сознание! Представляете!? Это я-то! О, как Вы врубились в ряды врага, как сражались! А, ЗВЕРЬ!? Это чудовище показало себя в полной красе! Вот, уж, где действительно сосредоточены мистическая мощь и необыкновенная сила! А этот Ваш невероятный удар мечом, после которого РЕГЕНТ распался на две идеально ровные половинки! Фантастика! Я поражена и восхищена, я в экстазе! Какой Вы молодец, Сир, какой герой, сколько в Вас бесстрашия и отваги! Одним словом — красавец, умница, поэт…

— Спасибо за тёплые слова, МАРКИЗА, — усмехнулся я. — Скажите, а тот рыцарь, ну, из Ордена Посвящённых, с которым я дрался на пиратской галере, действительно был Первым Магистром? Какова вообще иерархия в Ордене? Кто у них там самый главный?

— Есть ещё и Верховный Магистр. Именно он руководит Орденом. Да, Бог с ними, Сир! Не о том говорим, — девушка почему-то ушла от обсуждения предложенной мною темы. — Как ваша рана?

— Какая рана? — удивился я. — Ах, да, рана… Я приспустил простыню, снял слегка окровавленную повязку, осмотрел свой бок. Кожа на нём была почти абсолютно гладкой и розоватой. Ни шрама, ни ссадины, ни выпуклости, ни вмятины, ничего, что свидетельствовала бы о полученном мною сравнительно недавно весьма серьёзном ранении.

— Да, регенерируете Вы стремительно, Сир, — задумчиво и с заметной завистью произнесла девушка. — Мы на такое, к сожалению, неспособны.

— Почему? — удивился я. — Вы что, не можете ускоренно восстанавливаться?! Не может быть! Без этой способности грош цена Бессмертию!

— Да нет, Сир, регенерация организма у нас происходит, конечно, значительно быстрее, чем у обычных людей, но до Вас нам далеко. Очень далеко… Однако, что значит гены!

— О чём это вы, сударыня? — с беспокойством спросил я. — Что вы имеете в виду? Что не так с моими генами?

— Бог с ними, Сир. Пока… — досадливо произнесла МАРКИЗА. — Язык мой, — враг мой.

— И всё-таки? — продолжал настаивать я.

— Ваше Величество, вернёмся к этой очень серьёзной теме чуть попозже, — нервно произнесла моя прелестная гостья. — Не давите на меня, я этого не люблю. Извините… Всему своё время.

Мы помолчали. За окном медленно светало. Яхта мягко колыхалась на лёгких волнах. Я погасил свечи, присел на стул напротив девушки, внимательно посмотрел ей в глаза.

— И так, какова же цель вашего визита, сударыня?

— Сир, а у меня, в общем-то, нет никакой конкретной цели, — томно улыбнулась МАРКИЗА. — Да, да! Представьте себе. Просто пришла к Вам в гости, пообщаться, поболтать немножко…

— И всё же? И до каких пор немножко? Чувствую какой-то подвох!

— Да, расслабьтесь Вы, будьте естественней! Я вдруг захотела вас увидеть, Государь, — снова мягко и светло улыбнулась девушка. — Лежала во тьме, думала, размышляла. Стало грустно и одиноко.

— Ну и конечно же скучно, — усмехнулся я.

— Мне давно скучно, очень давно, Вы не представляете, как давно, Сир. Каждый день — всё одно и тоже. Рутина, тоска, безразличие, обыденность! О, как давно в моей жизни не было каких-либо существенных перемен! Вот появились Вы, и всё сразу мгновенно изменилось. Подул свежий ветер. Возникла интрига, а она, как известно, порождает интерес и стремление идти вперёд.

— Расскажите мне немного о своей планете, ну, о Глории. Как вы там живёте, чем занимаетесь? Глория, Глория… Хорошее, красивое название.

— Сир! Но так её именуют только Земляне. Мы называем её, конечно, же по-другому, — слегка снисходительно улыбнулась МАРКИЗА.

— И как же?

— Произносить это слово в присутствии представителей других цивилизаций нельзя, Сир… Таковы правила.

— Ну, ладно. И не надо, и не очень-то хотелось, — нахмурился я. — Ну, расскажите же мне о Глории! Ну хоть что-нибудь! Я весь в нетерпении!

— А что о ней рассказывать, Сир, — поморщилась девушка. — Планета как планета. Действительно, она очень похожа на Землю, только немного поменьше. Наш уровень развития конечно намного выше вашего. Мы издревле контролируем вашу цивилизацию, наблюдаем за вами, вернее, за Землянами.

— Не понял. А я что, не Землянин? — удивился я.

— Чёрт возьми, я снова сказала лишнее! Давайте пока оставим эту тему, Ваше Величество!

— Что-то мы с вами слишком много всего оставляем на потом. Это мне категорически не нравится! — нервно произнёс я.

— Простите, Сир, но это обусловлено рядом субъективных и объективных факторов, независящих ни от меня, ни от ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Вот как? — недовольно буркнул я. — Ладно, вернёмся к Глории. Так что, у вас там все люди бессмертны? Ах, вы же не люди? И как же вас величать?

— Очень просто. Для Вас, Сир, мы — Глориане. А что касается бессмертия… Бессмертны только члены Наблюдательного Совета. Есть у нас такой управляющий, направляющий и координирующий орган.

— Постойте, постойте! — я возбуждённо вскочил. — Вы что, изобрели какое-то средство, дарующее вечную жизнь, и пользуются им только избранные!? Почему так? Кстати, со слов ПРЕДСЕДАТЕЛЯ я понял, что вы лично и он прожили не одну тысячу лет!? Выходит, что уже давным-давно ваша цивилизация находилась на достаточно высоком уровне развития. Откуда вообще она взялась и как появилась?

— Сир, прошу Вас, не напоминайте мне о возрасте, — досадливо поморщилась девушка. — Перед Вами — дама.

— О, простите, простите, милая! — смутился я.

— И не называйте меня милой, я этого не люблю, Государь!

— Хорошо, хорошо, — пробормотал я, дрожа от нетерпения перед познанием дотоле тайных для меня истин.

— Вообще-то никто никаких средств не изобретал, Сир.

— Как так!? Откуда же тогда бессмертие? Ведь не свалилось же оно неожиданно вам на головы из ниоткуда? Не Господь Бог же вам его подарил, притом только избранным!?

— Сир, увы, во-первых, Бога нет. Во-вторых, во всей Вселенной только один настоящий ИЗБРАННЫЙ!

— И кто же он?!

— Это Вы, Сир…

Я поражённо уставился на девушку, потёр ладонями виски. Да, столько новой и неожиданной информации, однако!

— О, как, ишь, ты, ничего себе! Ибо… Так Бога, оказывается, нет!? — я был огорчён так, как может быть огорчён ребёнок, у которого внезапно отобрали его самую любимую игрушку. — Откуда у вас такая информация о Боге?! Она достоверна?!

— Сдался Вам этот Бог, Сир! — возмутилась Советник. — Вы бы о себе лучше подумали!

— Именно Бог обо мне и подумает, — усмехнулся я. — Так почему же вы делаете такие категоричные выводы по поводу Господа нашего?

— Как Вам сказать, Сир… Глорианская цивилизация действительно очень древняя. Мы победили пространство и время, познали практически все физические и метафизические законы этого Мира, исследовали все параллельные Вселенные, ну, почти все. Мы пропахали, вскрыли, препарировали, попробовали на зуб и исследовали до самых глубоких глубин всё сущее. Нигде мы не обнаружили Высшего Разума, нигде. Вы как-то очень хорошо сказали, что познание рождает печаль. Это так! А кроме печали оно рождает и неверие.

— Фу, ну, слава Богу! — вздохнул я с облегчением. — Цивилизация-то у вас древняя, люди вы умные, а рассуждаете, как малые дети. Смех и грех! Разве можно обнаружить Творца, если он сам этого не захочет!? Не может суслик знать о существовании медведя, пока тот спокойно спит себе в глубоком и глухом логове. Не подозревает кузнечик о существовании могучего орла, который парит где-то в вышине. И, вообще, разве можно понять Бога, если себя мы до конца не понимаем?! Девочка моя, да нельзя быть такой самоуверенной и наивной!

— Не называйте меня девочкой, Сир, прошу Вас! — нервно и зябко поморщилась МАРКИЗА. — Ну, какая я Вам девочка!? Мне всё-таки семь тысяч лет!

— Однако, вы сами себе противоречите, сударыня — усмехнулся я. — То вы молодая дама, то вы семи тысячелетняя старуха! Вы уж как-то определитесь, пожалуйста!

— Вы правы, Сир, — засмеялась девушка. — Бог с ним, называйте меня так, как Вам заблагорассудится. Девочка, так девочка… В конце концов, Вы — Император, а значит мне, как отец родной, милостивый и заботливый защитник и покровитель.

— Ёрничаете, да? Ну, ну… А, вообще-то, рассуждаете вы вполне логично и правильно, — ухмыльнулся я. — Если можно, то вернёмся к бессмертию. Так откуда оно появилось на вашей Глории и почему им обладают не все?

— А оно ниоткуда и не появлялось, Сир.

— Как так!? — в очередной раз поразился я. — Всё на этом свете откуда-то появляется, а потом исчезает куда-то. Да нет, я не совсем прав. Материя и энергия никуда не исчезают, они просто преобразовываются друг в друга, трансформируются. Ладно, не будем далеко отходить от главной темы, вернёмся к бессмертию… Каким же образом оно вам досталось?

— По наследству, Сир, — грустно улыбнулась моя собеседница.

— Что!? — снова удивился я. — Ну, хорошо. А как же обрели бессмертие ваши предки?

— Если бы я знала, Сир, — задумчиво произнесла МАРКИЗА.

— Всё равно ничего не пойму, хоть убейте! А почему бессмертны только некоторые люди, избранные, а не все на вашей планете?

— Бессмертны только те, у кого остались более-менее чистые гены, Государь, — девушка нервно дотронулась до кувшина с Можжевеловкой. — Что это за напиток?

— Вам лучше не пробовать. Кто его знает, какое воздействие на вас он окажет. Ведь вы, как бы это сказать, не совсем человек.

— Боже мой, от кого я это слышу! А вообще-то, Сир, мы же с Вами уже пили вместе тот очаровательный напиток, как его?

— Звизгун… Действительно, пили! Как же это я запамятовал?

— Сказываются последствия жестокой и кровавой битвы, Сир. Всё имеет свои последствия.

— Да, ты совершенно права, моя девочка…

— Я не Ваша девочка!!!

— Но ею вскоре станешь. Куда ты денешься! Я тебя обожаю!!!

— Ладно, чему быть, тому не миновать! — звонко и легко рассмеялась МАРКИЗА. — Как всё странно и неожиданно, однако!

— Ты права. Но из массы странностей и неожиданностей соткан этот мир! — усмехнулся я, чувствуя, как меня начинает распирать бешенное желание немедленно овладеть этой прелестной женщиной.

— Однако, вернёмся к напитку. Какое, право, удивительное название, Сир. Звизгун! Кто его придумал? Кто этот великий человек, имеющий такую буйную фантазию?

— Издеваетесь, моя прекрасная МАРКИЗА? Ну, поиздевайтесь, поиздевайтесь, пришелица вы наша. С меня не убудет.

— А вообще, заканчивая тему, могу сообщить Вам, Сир, что я наполовину человек. А вот Вы…

— Что я, кто я!? — тревожное и лихорадочное волнение охватило меня. — Кто же я такой, наконец!? Ну, открой же мне тайну, которая мучает меня уже столько времени! Пожалуйста!

— Снова мой язык… Чёрт возьми! — поморщилась МАРКИЗА. — Узнаете чуть позже, Сир. Время ещё не пришло. Совет думает…

Я встал, обессилено упал на кровать, полежал на ней, успокаиваясь, потом поднялся, подошёл к столу и молча наполнил Можжевеловкой две рюмки.

— Чёрт с тобой и Советом, давай выпьем.

— А каков будет тост, Сир?

— За чудесную планету под названием Глория!

— За Глорию!

Напиток обжёг горло, горячей волной прокатился по пищеводу, отдал тепло желудку. Жить стало легче. Жить стало веселее.

— Как крепок, однако, — закашлялась МАРКИЗА и на глазах её выступили слёзы. — Как Вы пьёте эту гадость, Сир! Это же плохо очищенный самогон. Да, до Звизгуна ему далеко! Очень далеко!

— Да, — согласился я. — Со Звизгуном не сравнить, согласен. Но не такая уж он и гадость. Ты закусывай, закусывай. Яблоки, конечно же, не квашеная капуста и не солёный бочковой помидор. Что поделать, чем богаты, тому и рады, как говорится. Провиантом мои люди уже занимаются. Приглашаю тебя на вечер при свечах. Стол будет накрыт по первому разряду.

— Спасибо, Сир, но я, вообще-то, пока здесь, рядом с Вами, никуда особенно не тороплюсь, — девушка надула свои прелестные губки. — Или Вы изволите меня прогнать!?

— Что ты, что ты, да я не в этом смысле, — засуетился я. — Никто тебя никуда не гонит. Я готов беседовать с тобой целую вечность, благо она готова распахнуть перед нами свои объятия в любую секунду! И вообще, что такое вечность по сравнению с вами, моя Прекрасная МАРКИЗА! Так, — жалкий огарок свечи перед факелом ослепляющей, немеркнущей и всё испепеляющей красоты! Неземной красоты! Я любуюсь вами, словно ребёнок, который первый раз увидел восход солнца, осмыслил всю его прелесть и был поражён и очарован им навсегда!

— Да, что значит — красавец, умница, поэт… — порозовела МАРКИЗА. — Ну что, дерябнем по второй, Сир?

— Конечно, конечно, милая моя. Обязательно дерябнем!

— За Землю!

— За Землю!

Мы опрокинули в себя содержимое рюмок, поморщились, закусили оставшимся яблоком. Щёчки у девушки ещё более порозовели, глаза заблестели и поменяли свой цвет с голубого на синий. Я откровенно любовался ею. Она скромно отводила свой васильковый взгляд в сторону. Мне вдруг пришла в голову одна очень весёлая мысль. Я от души расхохотался.

— Что такое, Сир?

— Вы знаете, если бы некоторое время назад кто-нибудь рассказал мне историю о моих грядущих похождениях на этих Островах, то я от всей души посмеялся бы и незамедлительно отвёл бы этого чудака в сумасшедший дом. Ну, посудите сами. Я, неизвестно кто, потерявший память, голый, прихожу в сознание на диком и пустынном пляже неизвестно где. Обретаю спутника в лице гигантского и могучего Пса, нахожу ПОСОХ. Мой верный ЗВЕРЬ, как выясняется впоследствии, является Киборгом, совершенным творением неведомых нам сил. Через несколько месяцев я становлюсь Бессмертным Императором. По ходу своей блестящей карьеры овладеваю способностью неимоверно ускоряться, не бояться никаких ран, на лету ловить стрелы и ядра, отражать энергетические удары злобных пришельцев, молниеносно разрубать врагов на две части. Апофеозом всего этого является сцена застолья с участием прелестной инопланетянки, которая телепортировалась на Землю с легендарной и загадочной планеты Глория. Мы пьём с ней самогон и ведём милую беседу. А перед этим я даровал ей титул Маркизы. Каково?! А!?

МАРКИЗА громко и слегка истерично расхохоталась, стукнула кулачком по столу, отчего он, к моему удивлению, довольно ощутимо вздрогнул.

— Полная фантасмагория, Сир!

— Вот и я о том же!

Рюмки вновь были наполнены до краёв.

— За БЕССМЕРТИЕ!

— За БЕССМЕРТИЕ!

Мы посидели молча, с волнением разглядывая друг друга. Я чувствовал мощно концентрирующееся внутри меня, всепоглощающее, неимоверное и бешеное желание. Глаза МАРКИЗЫ подёрнулись томной поволокой, не утратив своего блеска. Губки приоткрылись, кончик языка прошёлся по ним влажно, призывно и обольстительно.

Мы вскочили одновременно, бросились друг другу в объятия, стали лихорадочно сдирать с себя одежду. Вернее, эту волнующую процедуру с девушкой проделывал я, так как простыня соскользнула с меня сразу, как только я прижал МАРКИЗУ к себе.

Мы упали на кровать. Я стал с трепетом и с ненасытной страстью ласкать и истово целовать волшебное, гладкое, загорелое, ароматное, восхитительное, нежное, молодое девичье тело. МАРКИЗА стонала, вытягивалась в струнку, раздвигала и сдвигала ноги, переворачивалась на живот, становилась на колени, выгибалась дугой. Я с упоением целовал её шею, ушки, грудь, живот, бёдра, упругую попку, маленькие ступни и изящные пальчики на ногах, а потом на руках.

Я проникал языком в её лоно, раздвигал ягодицы и целовал то, что находилось между ними. Я обезумел, потерял счёт времени и всякое чувство меры. Я входил в девушку спереди и сзади, сверху и снизу, извергал потоки спермы, стонал, кричал, падал в изнеможении. Девушка обессилено вслед за мною откидывалась на мокрые от пота простыни, но каждый раз, преодолевая кажущуюся усталость, снова жадно набрасывалась на меня, ласкала мой член руками, губами и языком, извивалась всем своим прекрасным телом, возбуждая меня так, что всё продолжалось снова и снова… Мы испытывали какой-то нереальный и непередаваемый ни мыслями, ни словами, оргазм, который мог длиться вечно. Боже, как хорошо, как невыносимо и сладостно хорошо! Никогда ещё у меня не было такого бешенного и беспрерывного секса!

Наконец мы, покрытые с ног до головы потом и спермой, замерли в объятиях друг друга, мгновенно и мёртво заснули. Нам не помешало ни встающее из-за невысоких гор солнце, которое затопило своим светом всю каюту, ни гортанные крики чаек за бортом, ни шум просыпающегося лагеря на берегу. Что может помешать безумно уставшим, абсолютно удовлетворённым и счастливым любовникам!? Разве только смерть… Но о какой смерти можно говорить, если любовники Бессмертны!?

— Сир, с Вами всё порядке!? — разбудил меня настойчивый и требовательный стук в дверь и последующий за ним тревожный и громкий голос ШЕВАЛЬЕ.

Я резко выпал из глухой тьмы сна, вдруг ощутил, что нахожусь в постели один. Я огляделся по сторонам. МАРКИЗЫ в каюте не было. Я чувственно провёл рукой по ещё тёплым простыням, на которых видимо совсем недавно лежала моя любовница, с наслаждением понюхал их и подушку, обнаружил на груди и с трепетом поднял к свету тонкий и короткий волосок пшеничного цвета, полюбовался им, как редким произведением искусства, а затем аккуратно и осторожно положил на стол.

— Всё хорошо, Барон! Всё отлично! — весело крикнул я. — Крепкий сон — залог здоровья! Я хочу ещё некоторое время побыть один, подумать, поразмышлять о судьбе Империи. А, вообще, как там дела, во внешнем мире!? Что там происходит? Есть ли известия от БАРОНА?

— Всё идёт своим чередом, я готов доложить Вам оперативную обстановку, Сир, — несколько напряжённым голосом ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Давайте сделаем это немного попозже. Всё-таки на дворе ещё сравнительно раннее утро. Встретимся ближе к обеду.

— Хорошо, Сир!

— Кстати, как там ГРАФИНЯ!? — спросил я и замер в тревожном ожидании ответа.

— Ещё не пришла в себя, Государь. Нам бы собрать врачебный консилиум. Но где взять врачей?

— Ладно, всё обсудим чуть попозже. До встречи!

— До встречи, Сир.

Я некоторое время задумчиво посидел на кровати, идиотски улыбаясь, потом моя слегка дрожащая рука потянулась к кувшину с Можжевеловкой.

— Пить с утра вредно, тем более эту тёплую гадость, дорогой, — вдруг раздался из-под кровати насмешливый голос.

Я от неожиданности подскочил на месте. Ах, чертовка! Ну что за женщина! Какая, однако, прелесть! Я для неё уже просто «дорогой». Правильно, чего мудрствовать и тянуть время!? Быка надо брать за рога сразу, быстро и решительно, иначе получишь под зад этими самыми рогами.

— Что ты там делаешь, моя ненаглядная? — я заглянул под кровать.

— Думаю, — обнажённая девушка лежала на спине, глаза её были закрыты.

— Я забыл тебя спросить об одной вещи, свет моих очей, — пробормотал я, опускаясь на пол и неловко ложась рядом с МАРКИЗОЙ.

— О чём, Мой Король?

— Обожаю, когда ты так говоришь. А можно повторить ещё, но с хрипотцой, и словно в последний раз?

— Я люблю Вас, Мой Король! Я люблю Вас, Мой Король!

Я мгновенно возбудился, попытался залезть под кровать, но у меня это не получилось. Габариты не те. Приподнять кровать не удалось, так как её ножки были крепко прикручены к полу внушительного вида болтами. Не ломать же своё собственное и единственное ложе?

— Что ты делаешь, успокойся, — весело воскликнула девушка, каким-то чудом ловко и стремительно проскочив между мной и ножкой кровати. — Пора перекусить. Я страшно голодна. Очень голодна. Да, — секс с БЕССМЕРТНЫМ, — это кое что!

— И много у тебя было Бессмертных?

— Мало. Один. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ… Нас вообще мало. Всего тридцать человек на всю планету, увы.

— О, как, ишь, ты, однако!

— Не люблю, когда ты так говоришь!

— Извини, больше не буду.

— Ты хотел о чём-то меня спросить? — МАРКИЗА подошла к окну, потянулась.

Я залюбовался ею. Она была похожа на девочку-подростка, которая уже вроде бы и не подросток, но ещё и не женщина. Точёная изящная фигурка, стройные, длинные, в меру худые ноги, соблазнительная попка, тонкая высокая талия и узкие, но идеально выточенные бёдра, гладкие, чуть-чуть округлые плечи, красивая шея, миниатюрные ушки. Всё было в её фигуре идеально, доведено до совершенства. Ах, да, я не упомянул ещё о маленькой и упругой груди! Кто же создал такое чудо!?

— Так о чём ты хотел меня спросить?

— Ты неоднократно демонстрировала свои способности к телепатии. У меня они почти отсутствуют. Имеется, правда, какая-то телепатическая связь со ЗВЕРЕМ, но на довольно примитивном уровне.

— Ничего, тебе надо немного потренироваться, вот и всё. Поверь мне, телепат ты намного более сильный, чем я. Кровь, однако…

— И всё-таки, что с моей кровью не так, — снова насторожился я.

— Всё с тобою нормально, не волнуйся, — тяжело вздохнула девушка. — Так мы будем завтракать, или нет?

— Сейчас кого-нибудь кликну. Зря я отпустил ШЕВАЛЬЕ.

— Не надо никого звать. Я хочу побыть с тобой наедине, — страстно прошептала МАРКИЗА, прижимаясь ко мне всем телом. — Только ты и я, и никого более!

Я мгновенно возбудился.

— О, о, о… — улыбнулась инопланетянка, чуть отстраняясь и с восхищением разглядывая мой член. — Однако, ишь, ты, о, как!

— Вот так, — засмеялся я, поднял МАРКИЗУ на руки, стал, задыхаясь, целовать её рот, шею, ушки, грудь, живот, бёдра и коленки.

Она задрожала, застонала. Мы повалились на кровать, продолжили любить друг друга с такой силой и страстью, что перед самым наступлением оргазма ложе не выдержало творимых над ним издевательств и с противным скрипом и треском обрушилось под нами. Мы упали на пол, намертво, как навсегда, сцепившись друг с другом, и стонали и кричали что-то бессвязное, дикое, не сопротивляясь наслаждению и желанию, и всё продлевали и продлевали их, стараясь стать частью сладкой бесконечности. Через некоторое время наступили покой и тишина. Ещё чуть позже мы пришли в себя, посмотрели друг на друга, рассмеялись.

— Да, такого не может быть, потому, что не может быть никогда, — слабо и обессилено произнесла МАРКИЗА.

— Да, уж… — прохрипел я.

— Давай немного передохнём и…

— Снова займёмся сексом? — прервал я девушку.

Она нервно вздрогнула, решительно отодвинулась от меня, насмешливо и укоризненно погрозила мне пальчиком, потом медленно отползла под стол и легла под ним на живот. Я стал лениво любоваться её чудной упругой попкой.

— Ужас какой-то! Немедленно уберите от меня этого сексуального маньяка и извращенца, — слабо сказала МАРКИЗА в пустоту.

— Вспомнишь ещё обо мне, моя дорогая, когда-нибудь и где-нибудь в далёких и холодных просторах Вселенной!

— Возможно, возможно, Мой Король…

— Моя МАРКИЗА, позвольте, я приглашу вас на третий тур нашего прекрасного любовного танца? — немедленно встрепенулся я.

— Нет, нет, нет! Пока хватит! Кстати, — девушка вдруг ожила, села на пол. — А ты подписал соответствующий Указ? Ну, я о моём титуле?

— О, женщины!!! Везде, всегда и всё одно и тоже!!! — с досадой и печалью воскликнул я. — А если бы я был пастухом, свинарём, рыбаком, плотником или поваром, но, само собой, с очень хорошей потенцией, что тогда? Согласилась бы ты стать пастушкой, рыбачкой или ещё кем-либо иже с ними?

— Никогда!

— Я так и знал! Я так и думал! О, горе мне!

— Ну, посуди сам. Вечно пасти коз, возиться со свиньями или ловить рыбу, — это же ужасно! Разве это удел Бессмертных? Да, если человек смертен, то эти занятия для него очень неплохи, а если он бессмертен, то исключено! — устало произнесла девушка.

— Подожди, подожди… Если я тебя правильно понял, то в том случае, если бы ты была смертной, то отдалась бы и стала спутницей жизни любому представителю указанных мною весьма полезных и уважаемых профессий? — ухмыльнулся я.

— Конечно… Но при одном условии.

— И при каком же?

— Я буду только с тем, кого безумно люблю. А вообще, конечно же, я хочу быть Бессмертной МАРКИЗОЙ! Представляешь, возвращаюсь я на Глорию, захожу в зал заседаний СОВЕТА, и ПРЕДСЕДАТЕЛЬ спрашивает меня: «Ваша Светлость, что Вы думаете о судьбах Мира?». А я ему отвечаю: «Мир скучен и убог, он погряз в пучине пороков. Он устал… Ему уготована гибель!». Зашибись!

— Боже, откуда ты знаешь это слово? — улыбнулся я.

— Я много чего знаю. Так что насчёт Указа?

— Нет пока никакого Указа, — досадливо поморщился я. — Как нет и канцелярии, и делопроизводителей, и писцов и Большой Императорской печати.

— Я так и знала! Какой негодяй, какой подлец! Обманул бедную несчастную девушку, завлёк в постель ложными посулами, лишил девственности! Горе мне, горе!

— Да, хватит уже, — расхохотался я. — Слово моё крепче титана. Всё будет, как положено, дай мне время. Ты в курсе, что за последние два дня я перенёс столько всего, что другому хватит на пол века? Дай прийти в себя. А вообще, титул вступает в действие с того момента, когда Император даровал его кому-либо. Суть не в печатях и во всяких там указах.

— Вот как?! Прекрасно, прекрасно! Это же совершенно другое дело! Ну что же, Мой Король, нам действительно следует прийти в себя, — с лёгкой хрипотцой произнесла МАРКИЗА. — Вам нужно расслабиться, отдохнуть, набраться сил.

— Да, с тобой расслабишься…

— А как ты хотел!? Последний раз я переспала с Бессмертным несколько тысяч лет назад. Сейчас буду в темпе наращивать упущенное.

— Прошу тебя, дорогая, давай немного сбавим этот самый темп. Я ведь могу умереть от истощения. Что вам, бабам! Ноги расставили и вперёд! Нам, мужикам, намного сложнее.

— Фу, как грубо и вульгарно! Я не баба, я МАРКИЗА! — девушка сморщила свой идеально гладкий лобик.

— Скажи, пожалуйста, а почему ты выглядишь лет на семнадцать— восемнадцать, а ПРЕДСЕДАТЕЛЬ лет на двадцать два-двадцать три? Все остальные Бессмертные выглядят так же? И вообще, меня очень интересует один важный вопрос. Почему у вас такие перепады в возрасте? Семь тысяч лет, десять тысяч лет? От кого вы вообще родились? Кто они, ваши папы и мамы? Куда делись, или они и есть члены Совета Бессмертных? А от кого произошло всё остальное население Глории? Ничего не пойму! Какая-то мутная история, однако…

— Всё очень просто и вместе с тем довольно сложно, — нахмурилась МАРКИЗА. — Поговорим об этом как-нибудь потом.

— Сколько лет мне? Я выгляжу на тридцать-тридцать пять. А каков действительный мой возраст? — с беспокойством спросил я.

— Тебе тридцать три. Не более и не менее.

— Вам, значит, по нескольким тысячелетиям, а мне всего тридцать три? Ничего не понимаю! Хоть убей! — застонал я, целуя попку МАРКИЗЫ.

— Даже ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и члены СОВЕТА многого не понимают. Поговорим обо всём этом чуть позже.

— Позже, позже… Сколько можно тянуть время!? Ты знаешь, дорогая, я люблю полную определённость. Что за тайны Мадридского двора!? — возмутился я. — Хочу ясности!

— Полная определённость, вернее, определённая определённость, прости за тавтологию, проистекающая из соответствующих посылов и последующих выводов, обнаруживается только после глобальных и длительных экспериментов над группой однородных объектов, — сдвинула бровки моя инопланетянка.

— Боже мой! Ты сама поняла, что сказала? — усмехнулся я. — А что, полная определённость невозможна?

— Полная определённость — это истина. А истина, как всем известно, всегда где-то рядом и недосягаема для нас. А вообще, критерием истины является практика, которая всё время пребывает в движении и развитии, выявляет какие-то погрешности и не состыковки, изучает ложные и не ложные посылы, делает правильные и неправильные выводы, вследствие чего полная определённость невозможна, — строго произнесла МАРКИЗА.

— О, как закрутила, завертела и оплела! Да, ты, однако, умеешь подавить и запутать собеседника! Ах, какая мастерица. Ладно, Бог с ней, с истиной. Дайте мне время, и я всё познаю! — нахмурился я. — К чёрту пустые разглагольствования! Вернёмся к живой реальности, к самому началу. Кто такой всё-таки есть я!?

— Ах, Мой Король! Ты, единственный во всей Вселенной и во всех известных нам Мирах, — тягуче и хрипло пропела МАРКИЗА. — Ты уникален!

— Да в чём же состоит моя уникальность, чёрт подери?! А может быть, ты ошибаешься? Анализов-то у меня никто не брал!?

— Мы не ошибаемся. Как ты думаешь, зачем за тобой, именно за тобой, а не за кем-либо так настойчиво охотились Арктуриане?

— Кто, кто!?

— Ну, это те ребята, которые прилетели на своих Шарах и метали в тебя молнии, — усмехнулась девушка. — Бедные, столько летели, так старались, и всё впустую. Лихо ты разделался с их кораблями. Они, вообще-то, считаются самыми мощными, совершенными и непобедимыми во всей нашей Галактике, а возможно и во всей Вселенной. Представляешь!? Правда, бедолаги не знают, что Параллельных Миров в этой самой известной нам Вселенной тьма. Но это их проблема.

— А как же это вы справляетесь с такими могучими, крутыми и непобедимыми парнями? — заинтересовался я. — Они же наверняка делали попытки вас завоевать, или нет?

— Нет, — нахмурилась Советник. — В том-то всё и дело, что до недавнего времени они жили в своей Звёздной Системе тихо и спокойно, никому не мешали, никого не трогали. А, вообще, как говорил товарищ Сталин: «Попытка нэ питка». Если бы попытались Арктуриане сделать нам что-то плохое, то на месте бы и обосрались.

— Фу, МАРКИЗА, как, однако, грубо и вульгарно!?

— Зато очень образно и вполне понятно, — засмеялась девушка. — У нас с этими парнями, к счастью, разный уровень развития.

— А вот мне не совсем всё понятно. Почему при нападениях на меня Арктуриане не воспользовались этой самой Пси-Телепортацией, не высадили десант? Ведь вы, Глориане, с лёгкостью проникаете сквозь Барьер, — удивлённо произнёс я.

— Ответ прост. Они ею, Пси-Телепортацией, не владеют…

— Вот как? — удивился я. — Поразительно и странно. А почему Пси-Телепортацией владеют Земляне?

— Земляне ею тоже не владеют.

— А как же тогда они проникают через мой Барьер? — недоумённо спросил я и нахмурился. — Внезапные появления, вознесения, яркие световые круги, вихри, воронки, перепады давления и всё такое?! А!? Требую ответа и ясности!!!

— ТВОЙ Барьер? — улыбнулась девушка. — Ах, Мой Король…

— Заткнись! Конкретнее, пожалуйста. Да, Барьер МОЙ, — сурово произнёс я. — Каким образом земляне проникают через него?

— Путём самой обычной Квази-Телепортации. Это совершенно другой уровень, — вздохнула МАРКИЗА.

— Так, так, так… — задумался я. — Приставка «квази», насколько я помню, обозначает «якобы», «мнимый», «кажущийся»?

— Совершенно верно, — Советник легко постучала пальчиками по столу. — Квази-Телепортация, — это на уровне физики, а Пси-Телепортация, — это на уровне тонких полей, сознания, души, Вселенского Разума, Общего Энергетического Поля. Понимаешь?

— Ну, вот, наконец-то мне стало всё более-менее понятно и ясно! Спасибо, СОВЕТНИК! Спасибо за исчерпывающие объяснения! Так, знаешь ли, сразу полегчало на душе! Спасибо, огромное спасибо!

— Ну, не обижайся, моя радость. Всё сразу понять невозможно. Мир огромен и очень сложен.

— Да что ты говоришь?! Это для меня явилось большой неожиданностью и сверх откровением! Ну что же, благодарю тебя хотя бы за то, что ты позволила забрезжить тусклому свету в конце мрачного и чёрного туннеля, которым является мой истерзанный и беспомощный разум.

— Неплохо сказано, — улыбнулась девушка. — Что значит поэт!

— Да хватит мне об этом напоминать! Данный факт сейчас интересует меня меньше всего! Надоело! Ладно, прекратим бессмысленную пикировку, — насупился я. — Почему же всё-таки ты уверена, что я уникален? Откуда такая уверенность?

— Уверена на сто процентов, — МАРКИЗА насмешливо посмотрела на меня. — Кстати, все необходимые анализы мы у тебя уже давно взяли.

— Вот как? Это когда же? ЗВЕРЬ-то всегда при мне!

— А сейчас он при тебе?

— Ах, да…

— Вот так, — вздохнула девушка. — Это огромное счастье для Вселенной вообще, а для Глории в частности, что ты ещё не до конца пришёл в себя и кое-что не помнишь. Чувствую я, что скоро наше счастье закончится. Но от этого нам никуда не деться. Мы, собственно, и возимся с тобой только потому, что без тебя никак не справимся со стоящими перед нами крайне сложными проблемами.

— Что за проблемы, чёрт возьми!? Так кто же я всё-таки такой!? — нервно набычился я.

— Ещё не время, Мой Король, ещё не время, мой милый, — весело ответила МАРКИЗА, горячо и страстно целуя меня в щёку. — Слушай, давай же, наконец, перекусим!

— Чем же ты собралась перекусывать? — иронично произнёс я.

— А тем, как ты любишь повторять, что Бог пошлёт. В данном случае роль Бога будут исполнять Портал и я с ним в едином лице, — легко засмеялась девушка. — Иди пока прогуляйся по палубе, подыши свежим воздухом, сделай все свои необходимые утренние процедуры. Через полчаса жду тебя в каюте. Мне ведь тоже надо почистить пёрышки.

Девушка, не торопясь, стала одеваться. Делала она это нарочито медленно, плавно и чувственно. Я, как ни странно, снова возбудился, подошёл к ней, обнял, стал целовать и ласкать её лицо, шею, грудь. МАРКИЗА задрожала, сорвала с меня простыню, опустилась на колени. Я ощутил её горячий и влажный рот, упругий язык, застонал от мгновенного наступившего оргазма.

Девушка встала, нежно поцеловала меня в щёку, отошла чуть в сторону, закрыла глаза, сосредоточилась, напряглась и через несколько секунд растворилась в серой, вибрирующей мути Портала. Я обессилено упал на стул, налил себе рюмку Можжевеловки, залпом её выпил, задумался.

«Цель мироздания — развитие духа», — вспомнил я вдруг где-то и когда-то прочитанную и запомнившуюся мною фразу. Любовь — это одна из важнейших ипостасей духовности. Значит эволюция любви — цель мироздания!? Может быть, может быть…

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Каждый находится там, где ему предначертано быть!» — когда-то и как-то скорбно произнёс один мой боевой товарищ перед тем, как окунуться в вонючую и глубокую выгребную яму сортира, расположенного на планете, которая называется Землёй. «За всё приходится платить», — мудро заметил я, с головой погружаясь в ту же самую выгребную яму, полную смердящих фекалий и мочи. «Я согласен. За всё!», — усмехнувшись, вторил мне товарищ, с отвращением сплёвывая попавшее в рот дерьмо.

Взрыв был очень мощным. Он разнёс хлипкую деревянную постройку вдребезги, разбросал находящиеся в нём испражнения на десятки метров вокруг. Он заставил меня подумать о хрупкости человеческой жизни и, само собой, о смысле бытия. Впрочем, что о нём думать!? Бытие и есть бытие. Нужно просто жить и поменьше думать. Так легче…

Теперь-то я понимаю, что уцелел только потому, что являюсь Бессмертным и обладаю уникальной способностью к ускоренной регенерации. А товарищ мой таковым не являлся. Эх, — майор, майор! Красавец, два метра роста, косая сажень в плечах, блондин. Потрясающая жена, сто любовниц и тысяча друзей у тебя были. Все восхищались тобой, все дружили с тобой, женщины любили тебя безумно, голубоглазый хохотун и шутник ты наш, и вот — такой печальный финал… Быть разорванным на тысячи частей не на славном поле брани сил добра и зла, а в вонючем, безвестном и бесславном сортире?! И главное, зачем!? Не имелось в этом совершенно никакого смысла. А, может быть, и имелся в этом какой-то потаённый смысл!? Кто знает, кто знает…

Я тоже сильно пострадал, но не был разорван, расчленён и размётан. А это произошло бы, несмотря на моё Бессмертие, Но успел я вовремя глубоко нырнуть, погрузиться на самое дно сортира, раздвинуть самые плотные слои говна и благословить их, а они благословили и спасли меня. Я смог очень быстро восстановиться, собраться с силами, прийти в себя и выжить к огромному удивлению медиков. А товарищ мой погрузиться не захотел, побрезговал, вот и получил то, что ему уготовила судьба.

Что такое жизнь? Всего лишь небольшая остановка перед смертью. А что такое смерть?! Небольшая остановка перед другой жизнью. Всё, вроде бы, предельно ясно. А с другой стороны, — всё так зыбко, непонятно и запутанно… Вот мне, оказывается, тридцать три года. Так утверждает МАРКИЗА. Возраст Христа. Но это ничего не значит и ни о чём не говорит. И вообще, был ли и жил ли он на самом деле, этот Христос? Возможно, жил. Я допускаю этот факт, но не более того. Собственно, Бог с ним, с Христом. Вернёмся к моей теме…

Так вот, имел я в жизни несколько десятков женщин. Все они в основном прошли мимо меня смутной, мутной, безликой и почти исчезнувшей из памяти чередой, вернее, маленькой толпой. Но есть среди них те, которые оставили в моём сознании глубокие и нестираемые следы, которые волнуют меня до сих пор постоянно. Те, с которыми готов окунуться в бесконечность и в вечность. Любимые мои, желанные! Три женщины, три грации, вызывающие у меня ни на миг не затихающую смуту в душе, которая меня всё время беспокоит и тревожит, тревожит, тревожит…

Бог нам нужен только тогда, когда он нам нужен… Какая горькая истина! К чему я это? Да к тому, что ни бессмертие, ни вечность, ни бесконечность не гарантируют нам смысла. Если нет гармонии, радости и счастья, то нет ничего. Что толку оттого, что я Бессмертный, если не могу справиться со своими внутренними демонами, как и любой другой человек, не наделённый моими качествами! Мужчина, не умеющий разобраться с тремя женщинами, не способен разобраться сам с собой! Чёрт возьми! Однако, очень спорные рассуждения. А, может быть, они всё-таки верны!?

Я смотрю на это голубое небо, я погружаюсь в прохладное бытие воды, я чувствую нежно-колючее прикосновение к душе вечно тревожащего её и вечно желанного сорняка, имя которому сомнение, и всей сущностью своей пытаюсь понять смысл и не нахожу его! Увы, не нахожу! Зачем мы живём!? Жрём, жрём, жрём… Срём, срём, срём… К чему, зачем!? Всё абсолютно бессмысленно! Всё! Абсолютно! Всё надоедает, приедается, вызывает раздражение и рождает одно лишь разочарование.

Ах, да, — любовь… Сука любовь. То, ради чего стоит жить! Рука, коснувшаяся руки. Губы, коснувшиеся губ. Тонкий абрис души. Пальчик, пойманный на взлёте, и застывший в полёте. Маленькое розовое ушко. Складочки… Две тонкие и нежные складочки в волнующем и завораживающем месте между женских ног, рождающие желание и нежность, которые достойны стать приложением к вечности. Сладкий и горячий рот. Язык, дарующий непредсказуемые и непередаваемые ощущения. О, — этот манящий и ласковый женский рот, который открывает дверь в безумную и волнующую страну под названием СТРАСТЬ! Есть два входа в Рай. Это женское лоно и её рот!

Ах, ГРАФИНЯ, ах МАРКИЗА, ах ИСЭ!!! Три грации, три вечности, три истории, три мистерии, три проклятия, которые всегда со мной!

Блондинка, брюнетка, шатенка… Вы невероятно красивы. Каждая по-особому и по-своему. У вас у всех нежные руки с бархатистой кожей. Пальчики на них длинны, изящны и легки. Ваши тела вылеплены Богом, который вдруг заскучал от несовершенства этого мира. У вас стройные ноги и тонкие щиколотки. Своими маленькими, розовыми и узкими ступнями вы повергаете в прах вековую и, якобы, устоявшуюся сущность Вселенной. Я не могу отличить вас друг от друга и отдать предпочтение одной, потому что люблю всех троих! ИСЭ, МАРКИЗА, ГРАФИНЯ… Что же мне делать, как быть дальше!? Может быть, правы мусульмане? Может быть, может быть. А может быть, и нет.

Свет моей души, моя девочка, моя прекрасная ГРАФИНЯ! Как я люблю твои изумрудные, слегка раскосые глаза, твой чувственный и нежный рот, как я обожаю сладкие, маленькие и желанные соски на твоей упругой и большой груди, твои роскошные волосы цвета спелого каштана! Я пьянею от запаха твоей кожи. Я смотрю на тебя, выходящую из моря. Я смотрю на тебя, скачущую на Горном Жеребце, или в праведном гневе мечущую в меня подсвечники или бокалы, и думаю о том, как я счастлив с тобой!

Звезда моя, моя девочка, моя прелестная МАРКИЗА! Как я люблю твою нежную и упругую попку, твои маленькие и изящные ушки, твои гладкие плечи, твою пшеничную чёлку, твой лёгкий и беззаботный смех, отдающийся иллюзорным эхом в тысячелетиях! Обожаю твои стройные ножки, попирающие вечность, с восторгом терплю твою непредсказуемость и упрямство. Я смотрю на тебя, появляющуюся из ниоткуда и исчезающую в никуда, и думаю о том, как я счастлив! Девочка моя!

Радость моего сердца, моя принцесса, моя очаровательная ИСЭ! Самая первозданная моя из первозданных, самая любимая из любимых! Твоя идеальная и совершенная грудь, полузакрытая прядями густых волос цвета космоса, подобна двум загадочным холмам на краю Вселенной, между которыми находится дорога, ведущая в сладкую бездну, и название её, — нирвана! Твои раскосые глаза горели бешеной страстью в мгновения близости и томно закрывались после неё. Твоя ирония сводила меня с ума. Ты беззаботно смеялась, когда я говорил о любви, потому что было понятно, что я всего-навсего лишь пылинка на твоих тонких пальчиках. Стряхнуть их или не стряхнуть, — твоя прихоть. Не стряхивай, прошу тебя, любовь моя! Где бы ты не была, всегда помни обо мне, потому что я навеки твой! Прошу, помни обо мне!

Три женщины, три грации, три нежности, три твёрдости, исключающие из моей жизни друг друга и существующие в ней триедино, и мои чувства к вам решительно перебарывают и холодное сознание, и здравый смысл, и трезвый ум. Какие, уж, тут холодность, здравость и трезвость!

Эх, сразиться бы мне сейчас с целой сотней Небесных Медведей или зловещих Чёрных Спрутов, да с тысячью Ускоренных Бойцов! Или решительно плюнуть бы на всё, да навеки погрузиться в тяжёлые и бесконечные воды Тёмного Озера! Эх, вкусить бы толику невыносимой сладости бытия от какой-нибудь случайной женщины, грустно и одиноко стоящей на узкой обочине этой жизни! Не расстраивайся, милая ты моя! Обочина не вечна. Узкие дороги постоянно и неизбежно стремятся к расширению. Завтра эта самая обочина может стать центром Вселенной!

Как мне всё надоело! И эти три грации, и это прозрачное осеннее небо, и блеклые листья, которым предначертана смерть, и я, Бессмертный, надоел сам себе, потому что Бессмертие, — это наказание, а не награда. Надоело всё!!!

У меня есть друг, не знаю, где он сейчас находится. Слава Богу, если он жив. Так вот, он любил говорить, что жизнь, — это полное говно! Он не совсем счастлив, хотя никогда не признает этого очевидного факта. Он мудр, толст, тяжёл, близорук и постоянно полон сарказма и скепсиса, но, как ни странно, довольно оптимистично смотрит на мир, несмотря на свою знаменитую оценку жизни. Я его обожаю! Он пыжится, дёргается, пытается объять весь мир, любить всех, а особенно тех, кто не любит его. Хватается за каждую соломинку, суетится, мечется, куда-то всё время стремится, едет, летит, плывёт, ковыляет. Он всё время жаждет новых дорог и впечатлений, потому что только они подпитывают его вечно затухающую сущность.

Он любит читать мораль и указывать другим людям на их недостатки, а сам не стремится избавиться от своих, родных, заложенных в нём изначально. Странный и простой, вполне понятный и очень непонятный, смешной и грустный, нелепый и продуманный, глупый и умный, весёлый и печальный человек. Он полон тайных комплексов, пороков, противоречий, недостатков и достоинств, как, собственно, и я, и мы все. Так вот… Когда мы иногда встречаемся и общаемся, то он после ста, или двухсот граммов водки говорит, что жизнь — это говно. А потом, через некоторое время, выпив ещё столько же или поболее, обречённо дополняет: «Жизнь — это полное говно!». Каково, однако?! Говно и полное говно, — это ведь совершенно разные вещи! Если, допустим, — ты говно, то данный факт, конечно же обиден, но не совсем, потому что таких говнюков, как ты, вокруг хоть пруд пруди. А вот ощущать себя полным говном, — это совсем другое дело!

И вообще, я иногда думаю о вечности. Да, как ни странно, о ней, родимой… Бессмертные и смертные могут себе это иногда позволить. Так вот, живут эти смешные существа, которых называют людьми: думают о чём-то, размышляют, переживают, пыжатся, дёргаются, мечутся, копошатся, а итог всегда один. И в чём же всё-таки смысл!? Да, возможно, я бессмертен. Ну и что!? В чём смысл моего существования вообще и в чём смысл моего существования в частности на этой планете в тридевятом царстве-государстве, затерянном неизвестно где и непонятно зачем?

Я не раз пил вино из горьких чаш. Я не раз ощущал мерзкий и противный вкус разочарований. Я ходил по земле, а думал, что парю в небесах. Я верил во всякую ерунду и представлял себе, что познал суть бытия. Ничего я не познал. Ничего я не понял. Совершенно ни-че-го…

Ладно, проехали! Что это со мной сегодня случилось!? Почему так неожиданно нахлынула хандра? Откуда эти бурные и в общем-то банальные потоки сознания? К чему, зачем? Возьми себя в руки, Император, соберись с мыслями, Бессмертный, сконцентрируйся! Ты начал ходить по кругу и повторяться. Хватит! Круг завораживает и делает тебя своим рабом. Вернись с мрачных небес на эту прекрасную землю, полную тайн и загадок! Всё хорошо! И будет всё хорошо впредь!

Один из главных компонентов бытия, — наличие в нём тайны. Второй важный компонент, — стремление к её разгадке. Третий, основополагающий, — разгадка тайны, постижение истины. Дерзай, Бессмертный, двигайся дальше, дальше и ещё дальше! Всё в твоих руках! Ну, ну, ну! Думай же! Напрягись, сделай последний мощный рывок! Да откроется тебе истина! Да освободишься ты от мучительного гнёта проклятого беспамятства, которое подобно небытию! Ну же! И вдруг я вспомнил почти всё и чуть не захлебнулся в бурном потоке обрушившихся на меня знаний!!! Неужели свершилось! Слава Богу!

И так… Приведём мысли в порядок. Я действительно являюсь капитаном Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Воздушно-Космических Сил Земли. Объединённых Сил… Я русский офицер, но эти самые Силы — Объединённые… Так, так, хорошо! Зачем и почему они объединены? Ага, по решению ООН. Эта организация выдала мандат. Так, так, так, и что дальше!? Зачем он выдан? А затем и в связи с тем, что возник Пузырь! Что это такое? Ну да! Пузырь, — это Острова, расположенные под Куполом, Защищённые Барьером, моя Империя!

Возник вдруг этот Пузырь в один прекрасный день в Тихом океане, неизвестно откуда взялся. Зачем и почему он появился? А чёрт его знает! Пузырь… Это мы, морпехи, так его окрестили, а официально этот самый Пузырь зовётся… Как же он называется?! Ах, да! АНКЛАВ! Хорошо, хорошо! Идём дальше.

Пузырь и с наружи и под водой защищён силовым энергетическим полем неизвестного происхождения. Внутри него имеются два больших Острова, а также Южный Архипелаг, состоящий из сравнительно мелких островов. Это, очевидно, вотчина пиратов и Ордена Посвящённых. И два главных Острова и Архипелаг хорошо просматриваются со спутников. Так, так, так…

А как же насчёт таинственного Третьего Острова, моего Королевства!? Северная акватория Пузыря абсолютно пуста и чиста. Там, кроме воды, ничего нет. А где же расположен тот маленький Островок с дурацкой и одинокой пальмой посередине? Он, якобы, и есть тот самый Третий Остров. Загадочный, вожделённый, манящий к себе. Тот, к которому я так стремился и тот, которого я так опасался. Он вроде бы невидим. Почему? Чёрт его знает! Невидим, и всё! Вернее, он невидим с высоты для Землян. Глориане же его прекрасно видят и ощущают. Чёрт возьми, и я его сравнительно недавно вроде бы вполне явственно ощущал! И я знаю, где он примерно находится! Но это не моё Королевство и я не его Король, увы, увы… И, вообще, никакой я не Король! Я — Император-Самозванец!

Третий Остров! Как же я хотел тебя увидеть, как я мечтал тебя познать! Мы все подчас страстно стремимся получить ответы на некоторые очень важные для нас вопросы, а когда, наконец, их получаем, то чаще всего огорчаемся и разочаровываемся. Какой парадокс, однако! Ему сто тысяч лет! Уж сколько было сказано и спето на эту тему!

И, так… Острова. Я был послан на них с особой миссией. Что же это была за миссия!? Я должен был проникнуть сквозь Барьер и что-то сделать. Что? Через Барьер, а вернее, через Защитное Поле, я проник. Прекрасно! Очнулся голым на пляже на Втором Острове. Так и должно было быть. Поле не пропускает во внутрь себя ничего, кроме органических соединений, составляющих человеческий организм. Белки, жиры, углеводы в строгом соотношении друг к другу. Микроэлементы пропускает: калий, железо, магний, кальций и так далее. Но, в ограниченных количествах и в строго определённых пропорциях. Сколько положено, столько и пропускает. Так, так, так…

Назад можно проносить хоть космолёт, хоть термоядерную бомбу. Но кому она нужна там, за пределами Пузыря? Мир до такой степени ими перенасыщен, этими бомбами, что было бы неплохо взять их, сложить в один большой мешок и отправить куда-нибудь к чёртовой матери. А если в Пузырь? Интересно, а что будет, если внутри него взорвать эти бомбы или хотя бы одну, для эксперимента? Тьфу, ну что за мысли!? Не думаю я о своих Островах, о верных подданных, о горах, океане, лесах и степях, о Горных Жеребцах, наконец! А ГРАФИНЯ, солнце моё незакатное!? Совершенно не думаю! Ай, ай, ай, Император ты доморощенный!

Ладно, продолжим… И так, я попал на Второй Остров. Очнулся или проснулся на пустынном пляже. Почему я до этого потерял память? МАГИСТР, Ускоренные и эти самые, Глориане, её не теряют. Ну, Глориане, — особая тема. Существа, так сказать, высшего порядка! Собственно, порядок-то вроде и выше, а физиология у них та же, что и у нас. Вернее, у них, у людей. Я же, якобы, не совсем человек? А вообще-то, я между всеми нами, — мною, Землянами, Островитянами и Глорианами никакой особой разницы не наблюдаю.

Глориане ничем особым от людей не отличаются. Алкоголь действует на инопланетян также, как и на Землян. Едят они, пьют, разговаривают, дышат, как обычные люди. Кстати, МАРКИЗА испытывает такой же оргазм, как и любая Землянка! Ну, почти как любая…. Признаю, — такого оргазма, как с ней, вернее, таких оргазмов я, конечно, раньше не ощущал и не получал. Фантастика! Удивительная женщина! Я задумался, мечтательно улыбнулся в пространство и некоторое время сидел неподвижно и тихо.

Стоп! О чём это я?! Бог с ними, с оргазмами! Надо приводить мысли в порядок! Сосредоточься, Император, сосредоточься же! Да, конечно же признаю тот неоспоримый факт, что оргазмы были великолепны и изысканны! Натренировалась, сучка, за семь-то тысяч лет! Уж, побродила вдоволь и всласть по миллионам членов! Ух, шлюшка моя ненаглядная! Ух, синеокая стерва! Гадость такая!

Так, — хватит об оргазмах! Сосредоточься же наконец, Бессмертный! А почему, собственно, я Бессмертный!? Какой-то жалкий капитан возомнил себя Бессмертным! А вдруг это и не так!? Испытываю я какие-то иллюзии, фантазии, галлюцинации, вот и всё!? Да нет… Сей интересный факт подтвердили Глориане. Что-то мне подсказывает, что в этом вопросе им можно верить. Ну, и все мои похождения и приключения на Островах свидетельствуют в пользу сей версии.

Да, Глориане, Глориане… Бродят, чудаки, по Космосу со своей Пси-Телепортацией, изучают Параллельные Миры, ищут Бога. Могучие, непобедимые и продвинутые индивидуумы, покорившие время и пространство. А вот со мною, с царьком местечковым и убогим, ничего поделать не могут! Стоп, не со мною, а со ЗВЕРЕМ! Это совершенно разные вещи! А может быть они ничего не могут сделать и со мною!? РЕЛИКВИЯ, однако, всегда при мне! Вот в чём моя основная сила! А зачем я, вообще-то, им нужен, таким высокоразвитым и всемогущим? Интересно. Очень и очень странно…

Я потрогал РЕЛИКВИЮ. Она спокойно и мирно висела на моей груди. Где же ПОСОХ? Пора бы ему объявиться! Чувствую же, что он где-то рядом, а где, чёрт его знает! Откройтесь, бездны Океана! Явите на свет ПОСОХ, выплесните его на берег!

Так, так, так… Начнём всё сначала! Я с какой-то целью преодолеваю Поле Пузыря, теряю память, просыпаюсь голым на пляже, вижу перед собой ЗВЕРЯ, который раскапывает в песке ПОСОХ. Потом я встречаю ГРАФИНЮ, БАРОНА, ПОЭТА, МАГИСТРА и ШЕВАЛЬЕ. Последний обладает РЕЛИКВИЕЙ и, в конце концов, передаёт её мне. И так, все три искомых предмета или элемента в сборе. ЗАЩИТНИК, ПОГЛОТИТЕЛЬ и ПУЛЬТ… Хорошо. Что дальше? Нападение Арктуриан, шум, гам, ураганы, громы, молнии, появление Ускоренных, Медведя, Спрута и так далее… По ходу пьесы я весьма уверенно и успешно завоёвываю Острова, штурмую крепости, бьюсь с пиратами и с Орденом Посвящённых. Встречаю на своём пути Глориан, которые утверждают, что я — ИЗБРАННЫЙ и не совсем человек. Боже мой, как всё запутанно! Главный вопрос: «В чём же всё-таки моя миссия!?». Зачем я припёрся на эти Острова? Почему ЗВЕРЬ признал меня своим хозяином, почему я вошёл в унисон с ним и с ПОСОХОМ и с РЕЛИКВИЕЙ!? Кто же я такой на самом деле!? Если я не являюсь ни Землянином, ни Островитянином, ни Глорианином и ни Арктурианином, то кто же я такой, чёрт возьми!?

Где же сейчас находится моя милая МАРКИЗА? Очевидно, сидит на белоснежном облаке, смотрит вниз, задумчиво качает своей изящной ножкой в хрустальном башмачке. Наблюдает за мною, за моими метаниями и сомнениями, маленькая белобрысая сучка, издевается, посмеивается. Вернее, хихикает. Ну-ка, ПУТНИК, помучайся, поломай голову!

Почему никто ничего до конца мне не рассказывает!? Ах, вы, хитрые и продуманные заразы! Плетут, гады, какие-то интриги, что-то скрывают, недоговаривают. Может быть, хватит миндальничать, пора проявить настоящую решительность, взять их всех в плен, сурово задать прямые вопросы и получить на них исчерпывающие ответы?! Если возникнет необходимость, то безжалостно пытать их всех, лицемеров и заговорщиков! На дыбу их, под раскалённые щипцы, иглы им под ногти! Фу, что-то я несколько увлёкся, однако…

Кстати, что там с ГРАФИНЕЙ, с цыпочкой моей ненаглядной!? Пора бы просыпаться, звезда моя, свет моих очей! Эх, МАРКИЗА, МАРКИЗА! Томный Ангел и безумный Бес в одном лице Откуда ты взялась на мою бедную полупустую голову!? Ах, ИСЭ, ИСЭ! Как там твои аккуратные девичьи грудки? Как там твоя густая чёлка цвета вороньего крыла и маленькая упругая попка под тонким шёлком кимоно? Как там твои отрешённые от мира, раскосые, взрывающие душу и сердце, чёрные и чудные глаза!?

Да, я схожу с ума… На этом Острове должна быть психиатрическая клиника. Что за чушь я несу! Какая клиника!? Я нахожусь в средневековой стране! Так, успокойся, Император! Попытка номер тысяча и одна. Вернёмся к нашим баранам… Карфаген должен быть разрушен! Империя или смерть! Я налил себе полную рюмку Можжевеловки, залпом её выпил. Фу, действительно, какая, однако, гадость! Но это если сравнивать её со Звизгуном. Всё познаётся именно в сравнении. Вот, познакомился ты с одной женщиной. Вроде бы и красива, и не дура. Ан, нет, на следующий день встретил другую даму, и ошалел! Вот где истинная красота! А умница какая! Тьфу, ну что это я всё время ухожу в сторону, сбиваюсь с пути истинного!? Возьми себя в руки, Капитан! Думай, анализируй сложившуюся ситуацию! Надо идти дальше по дороге познания, о, ПУТНИК!

Где же моя МАРКИЗА, цыпочка моя ненаглядная!? Прошло уже и не тридцать и даже не пятьдесят минут. Что-то запаздывает она с завтраком. Что с ней могло случиться, со всемогущей и вечной?! А, может быть, не такая уж она всемогущая и вечная? Как я понял, это ПРЕДСЕДАТЕЛЬ у нас на многое способен. А она? Способна ли!? Вон, недавно призналась, что даже не смогла до конца просканировать корабли Арктуриан. Это свидетельствует не в её пользу. Это нехорошо… А, может быть, и хорошо. Женщина не должна быть сильнее мужчины. Ни в коем случае! Боже мой, как всё странно, глупо и запутанно!

Так, так, так… Куда же всё-таки делось моё чудо инопланетное?! Жрать, однако, ужасно хочется. Можжевеловка почти закончилась. Печка требует новых дров. Мне бы сейчас холодного Звизгуна, да парочку малосольных огурчиков, да сальца с тремя прослойками, помещённого на кусок чёрного ржаного хлебушка, обильно помазанного забористой горчичкой! Эх! Больше ничего не надо! Клянусь! Да нет, кое-что мне всё-таки требуется! Хочу МАРКИЗУ, мою ненасытную и страстную девочку! С ума схожу! Хочу оказаться между её бёдрами, сначала поцеловать сердечко из коротко-стриженных волос на лобке, потом опуститься ниже и погрузиться во внутрь женской сути и навеки захлебнуться тем, что там находится! Хочу истинного экстаза! Хочу зверского оргазма!

— Сходя, сходи! Захлебнись, захлебнись! — неожиданно услышал я где-то внутри своей головы нервный голос МАРКИЗЫ. — Боже мой, и это Таинственный НЕКТО! ИЗБРАННЫЙ! Великий и непобедимый ИМПЕРАТОР?! Извращенец ты самый настоящий!

— На то он и НЕКТО, на то он и ИЗБРАННЫЙ, на то он и ИМПЕРАТОР, чтобы по своему желанию выбирать, когда размышлять, когда ничего не делать, когда сражаться, а когда ощущать экстаз и оргазм, — неожиданно раздался суровый голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Ну, а насчёт извращений… Не вижу в них ничего плохого. Я, например, тоже извращенец. Ну и что с того? Забыла, дорогуша? Да и ты не ангел! Помнишь тот огромный розовый вибратор с пупырышками?

— Это вы о чём, Первый Советник? Что вы такое несёте!? — возмущённо заорала МАРКИЗА.

— О чём, о чём!? Всё о том же, милая вы моя!

— Ненавижу, когда вы так говорите!

— Знаю…Потому и говорю!

— Ненавижу вас, ненавижу весь этот жалкий мир, ненавижу всех мужчин: и Землян, и Островитян, и Глориан, и Арктуриан, а особенно, Марсиан! Всё и всех ненавижу!

— Лукавите, Советник, лукавите! — голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ был весел и насмешлив. — В вашей жизни наконец-то появился смысл! Ну, а насчёт Марсиан, то вы явно погорячились. Зря вы так про них, нехорошо, очень нехорошо…

— Да, вы правы… Извините, — задумчиво произнесла девушка, а потом раздражённо фыркнула. — И в чём он, этот смысл, о котором вы изволили упомянуть!?

— Снова лукавите… Вы прекрасно всё понимаете, потому и злитесь. В Императоре сосредоточено очень много важного и для вас, и для всей ВСЕЛЕННОЙ! А, вообще, основной смысл бытия заключается в любви, которую вы наконец испытали.

— Любовь, любовь. Сука любовь…

— Да, сука из сук… Согласен с вами.

— А что касается этого извращенца, то какой он, к чёртовой матери, Император!? — взвилась МАРКИЗА. — Да ещё и не человек!

— Ну, не человек, и хрен с ним! Что, это так принципиально и важно!? Вы тоже не совсем человек. Ну и что? Но вы же его любите?!

— Обожаю! Глотку всем за него перегрызу, зарежу, удавлю, отравлю, утоплю, расчленю, съем с потрохами!

— Как тонко недавно подметил Император в одной из сложившейся с его участием жизненной ситуации, невозможно всё это проделать одновременно, увы, — раздался довольно гнусный смех ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Боже мой, какой, однако, у вас противный смех! Фи! — печально произнесла девушка. — И рядом с этим существом я прожила тысячи лет! Как стыдно и смешно!

— Ну, не надо вот так категорично! — искренне и печально возмутился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Ведь было что-то и хорошее!? Не что-то, а многое. О, сколько раз я вас прощал! Как любил!!!

— Извини, дорогой, конечно же, было, — устало сказала МАРКИЗА. — Конечно же, было. Извини…

— А скажи, — у тебя действительно имеется сердечко на лобке? — осторожно спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Девушка, очевидно, страшно и хищно, как она это умеет, сузила глаза, или сделала ещё нечто подобное, так как ПРЕДСЕДАТЕЛЬ смущённо и сконфуженно закашлялся и тишина завладела пространством. Я напрягся, лихорадочно огляделся вокруг.

Пусто. Никого вокруг. Видимо, диалог между Советником и ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ происходил где-то за пределами каюты. Где, неизвестно. Но почему я их так хорошо слышу, вернее, не слышу, а, как бы это точнее выразить, ощущаю, понимаю внутри себя? Телепатия! Я обрёл способность к настоящей телепатии! О, чудо! Чудо свершилось! Аллилуйя!!! Я напрягся, сконцентрировался, сосредоточился. Ну-ка, ну-ка!

— Я вам не помешаю? — осторожно мысленно спросил я, не открывая рта.

Потрясённая тишина была мне ответом.

— Ау, ау, невидимые вы наши! Что молчите, дети эфира?

— Поздравляю, Сир, — раздался сухой голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — В нашем полку телепатов серьёзное пополнение. Как Вам это удалось!?

— Так же, как и вам, сударь. У меня есть один вопрос, который для меня очень важен. Он касается утверждения, что я не человек! Это как-то странно и абсолютно непонятно, знаете ли, и даже обидно. Надоели мне все эти недомолвки и загадки. Такая неопределённость может привести к самым непредсказуемым последствиям. Я же очень неуравновешенный человек. Или не человек!? Психика у меня крайне слабая. Душа — тонко чувствующая и не терпящая лицемерия и фальши. Я же могу кое-кого очень жёстко вразумить и примерно наказать! Вам это не приходило в голову?

— Приходило, Ваше Величество, — откликнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ после минутного скорбного молчания. — Все эти споры и интриги в Совете по поводу Вас могут весьма печально закончиться. Тем более, остаётся всё меньше и меньше времени. А эти придурки всё никак не придут к единому мнению. Идиоты, маразматики!

— Меньше времени до чего? — нервно спросил я.

— До катастрофы, Сир.

— А я здесь причём? Я что, имею к ней какое-то отношение?

— Да нет, Сир, — хмуро ответил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А вообще, знаете, отчего вокруг Вас разгорелся весь этот сыр-бор?

— Не имею представления, но очень сильно хочу узнать! — я выпил ещё одну рюмку Можжевеловки, крякнул, задумчиво посмотрел в окно.

— Вас невозможно контролировать и, самое главное, убить. О ЗВЕРЕ разговор особый.

Я налил себе ещё одну рюмку, выпил её, снова крякнул.

— Теперь я понял, почему вы ходите вокруг да около меня все эти месяцы, что-то выгадываете, недоговариваете, интригуете. Боитесь меня: моей непредсказуемости, моих амбиций, моей неустойчивой психики, моих сверх естественных способностей. Опасаетесь потерять власть, влияние. Ну, ещё бы! Что делать с Бессмертным Императором, которого невозможно убить!? Кружите вокруг меня, как стая голодных волков вокруг тигра, неторопливо пожирающего оленя, а сделать ничего не можете!? Не так ли!?

— Как образно, Сир, — усмехнулась МАРКИЗА. — И что же Вы подразумеваете под оленем?

— Вселенную, милочка, Вселенную! Или Космос, или Мир! Называйте всё сущее вокруг, как хотите! Не больше и не меньше!

Мы помолчали, а потом я задал вопрос, больше всего интересующий меня в данный момент:

— И почему же меня нельзя убить? Чем же обусловлена эта невозможность? Ведь расчленений, костров и топоров никто ещё не отменял!?

— РЕЛИКВИЯ, как Вы её называете… Всё дело в ней, Сир. Вещь загадочная, непонятная и могущественная. И есть у этого артефакта две очень важные особенности.

— И каковы же они?

— С недавнего времени она обеспечивает Вашу полную безопасность на всех уровнях, и на макро и на микро. Абсолютную безопасность везде и всегда, Сир! — поморщился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Извините, но какая уж тут абсолютная безопасность, если меня уже столько раз пронзали стрелами, наносили раны мечами, когтями, били щупальцами. Вот, разве что, не травили!

— Травили, Сир, ещё как травили, причём, неоднократно! Вернее, пытались отравить, — весело заверила меня МАРКИЗА.

— Ну, слава Богу! Вы знаете, до сих пор по этому поводу существовало у меня какое-то недоумение и беспокойство! — засмеялся я.

— Все эти мечи, стрелы и яды, — это воздействие на микро уровне, понимаете, Сир? — пробурчал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — До поры до времени они просто стимулировали и пробуждали Ваши скрытые способности, как бы тренировали Вас. К определённому сроку все Ваши возможности раскрылись окончательно, и тут раздался щелчок. Почти раздался…

— Какой ещё щелчок? И почему почти!?

— Сир, это я образно сказал, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ мягко ушёл от прямого ответа. — Но сейчас, в случае любой реальной угрозы Вашей жизни, РЕЛИКВИЯ будет надёжно защищать Вас. Время детских игр закончено раз и навсегда.

— Вы сказали, что у неё, у этой штуки, имеются две особенности. Какая же вторая?

— Сир, ею может обладать и повелевать только ИСТИННЫЙ МАРСИАНИН! Странно. Очень странно… Но, Вы хоть и НЕКТО, и ИЗБРАННЫЙ, но вроде бы, не МАРСИАНИН!!!

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ!!! — простонала девушка.

— Что ПРЕДСЕДАТЕЛЬ?! — взорвался мужчина. — Я уже десять тысяч лет, как ПРЕДСЕДАТЕЛЬ!

— Злые языки болтают, что вам пятнадцать тысяч лет.

— Душечка вы моя ненаглядная! Хотите, я раскрою вам одну страшную тайну!? — пространство вокруг ПРЕДСЕДАТЕЛЯ весьма ощутимо завибрировало. — Чёрт с вами! В конце концов, я не баба! Мне ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ! И этим фактом я абсолютно не горжусь!!! А вам, милая моя, на самом деле двенадцать тысяч лет, и вы мне до такой степени надоели, что меня от вас тошнит, как, впрочем, и от всего этого долбанного мира! И правильно, что сгинет он в пучине небытия, во тьме, отчаянии и безнадёжности!

— Ну, если уж пошли такие разборки, — осторожно произнёс я. — Хотелось бы понять, кто я такой? Почему не человек? Почему не МАРСИАНИН? Кто сделал данный вывод? Знаете, как-то странно всё это… Если я не человек и не марсианин, то, всё-таки, кто же я такой!? Хочу конкретной определённости и полной ясности.

— А вы, вообще-то, очень странное существо! — воскликнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Сир, — сухо сказал я.

— Что!?

— Сир…

— Ах, да, Сир…

— ПРЕДСЕДАТЕЛЬ! — голос Советника был полон тревоги и не скрываемого беспокойства.

— Что ещё?

— Довожу до вашего сведения, что перед началом нашего с вами разговора я установила Защиту Высшей Степени! Прослушать нас было невозможно!!! — голос МАРКИЗЫ сорвался на истеричный крик.

— Как!? Он что, её преодолел!? Это же действительно невозможно!!! — воскликнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и изумлённо уставился на меня.

— Вот и я о том же!!! — взвизгнула девушка.

Я подошёл к окну, вдохнул солёный воздух. Море колыхалось лениво и свинцово, на душе было как-то тягостно и грустно.

— Господа… Если я не человек, и не Марсианин, а НЕКТО, то тогда кто же я, в конце концов!? Как мне всё надоело! Почему я не могу быть Марсианином? РЕЛИКВИЯ-то всё-таки при мне!

— Увы, Сир, — все МАРСИАНЕ давным-давно исчезли неизвестно куда, — дрожащим голосом произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и мир погрузился в скорбную и напряжённую тишину, которую я решительно прервал.

— А каким образом я оказался в глухой сибирской деревушке под Благовещенском, а? — я раздражённо опрокинул в себя ещё одну рюмку Можжевеловки.

— Дорогой, любовь моя, не пей так много, — прошелестел голос МАРКИЗЫ из ниоткуда.

— О, как, ишь, ты, надо же, однако, ибо! Уже — любовь моя, уже — дорогой! Дорогой вы наш человек! Как трогательно! — голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ зазвенел, как самая тонкая, донельзя натянутая гитарная струна.

— Пошёл ты к чёрту!

— Сука!

— Дебил!

— Всем молчать! — взорвался я. — Вы меня достали! Слушать мои команды! Я — великий, непобедимый, могучий, бессмертный и бесконечный МАРСИАНИН, гроза Вселенной, покоритель и ниспровергатель Миров! Сейчас я приглашу в эту каюту ЗАЩИТНИКА, и он вырвет из твоей промежности, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, твой дохлый двадцати тысячелетний член! Появись и покажись передо мною, если ты мужчина! А где есть ты, старая ведьма!? Давно ли тебя не сажали на кол!? Давно ли тебя не поджаривали на медленно горящем костре!? А!?

— Я здесь, Ваше Величество, — девушка мгновенно возникла передо мною из размытого и мутно-дрожащего Портала.

Она была чрезвычайно сильно потрясена, напугана и очень бледна.

— Сир! — прохрипел такой же бледный ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, через пару секунд оказавшись рядом.

— Так, так… Значит, мой любимый пёсик имеет возможность проникать в ваши Пси-Порталы и делать там всё, что пожелает, — ухмыльнулся я. — Потому вы так и напуганы. Интересно, очень интересно. Представляю, что он там может натворить и учудить…

Мы помолчали. Я выпил полную рюмку Можжевеловки.

— Дорогой, не пей так много…

— Хорошо, душа моя, не буду, — мрачно ответил я, поморщился и нервно опрокинул в рот ещё одну рюмку. — Нервы, знаешь ли, ни к чёрту. Я весь на пределе. Если бы не благостные мысли о тебе, да не спиртное, которое расслабляет, я задал бы себе простой вопрос, — а зачем, собственно, жить на этом свете? И, не получив на него ответа, утопился или прыгнул бы с обрыва в самую глубокую пропасть, чёрт возьми!

— Бесполезно, Вы не может умереть, Мой Король, это исключено, — ласково сказала Советник.

— Почему, моя дорогая?

— РЕЛИКВИЯ…

— И что?

— Она не позволит, Сир…

— Почему? А если я сниму её с шеи и выброшу в океан в районе Марианской впадины?

— Бесполезно, Сир, — вздохнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — РЕЛИКВИЯ, она и есть РЕЛИКВИЯ. Этот предмет даётся раз и навсегда. Она обеспечивает её хозяину, не владельцу, а именно хозяину, абсолютную защиту от всего во всей ВСЕЛЕННОЙ. Вы, очевидно, всё-таки, последний МАРСИАНИН, РЕЛИКВИЯ — последняя РЕЛИКВИЯ…

— О, как! «Реликвия, реликвия, последняя реликвия…». Была когда-то такая песня. Звучала в каком-то старом фильме, очень мне нравилась. Значит, моя РЕЛИКВИЯ — последняя Реликвия!? А я — последний МАРСИАНИН!? Интересно, поразительно, ошеломляюще! Но, в тоже время мне очень печально и как-то одиноко. Чего-то не хватает!

— Именно так и должно быть, Сир…

Мы снова помолчали. Яхта почти не качалась на волнах. Лёгкий ветерок с опаской и осторожностью робко проникал в окно каюты, а потом, обжившись в ней и осмелев, как малый ребёнок, беззаботно и лихо гулял по её полу и углам.

— Кто такой МАГИСТР? — спросил я.

— Заместитель КООРДИНАТОРА, Сир.

— Вы, сударь, сообщили мне очень ценную информацию! Кто такой КООРДИНАТОР и что он координирует!?

— Сир, существует на Земле такая секретная служба. Агентство по Контактам. Это не просто секретная служба. Это сверхсекретная служба.

— Она настолько секретна, что уже давно забыла о всех своих секретах, — хихикнула Советник.

Я расхохотался вслед за нею весело и зло.

— Зачем я здесь? Я когда-нибудь получу ответ на этот простой, банальный и элементарный вопрос?!

— Сир, — Вы последний из МАРСИАН, — тихо и осторожно произнесла МАРКИЗА. — У Вас особая МИССИЯ на этих Островах.

— Темните, милая, темните! Не договариваете, — нахмурился я. — А что я всё-таки делал в этой глухой сибирской деревне под Благовещенском?

— Вы готовились к МИССИИ, Ваше Величество.

— Господа, вам не кажется, что всё это э, э, э…

— Полная фантасмагория, Сир! — усмехнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, именно… Бред какой-то. Зачем мне надо было готовиться к МИССИИ именно в той деревне? Почему я не готовился к ней в Чикаго, в Москве, в Мельбурне или, допустим, на Луне?

— Там нет воздуха, Сир.

— Но база там же есть?

— Имеется, Государь.

— Ну, говорите же, говорите! — нервно произнёс я.

— Сир, пока мы не всё можем Вам объяснить. Совет, знаете ли… А если честно, то мы сами бродим во тьме, вернее в полутьме. Очень много непонятного.

Мы снова помолчали.

— «Если бы Иисус Христос явился бы сегодня, никто не стал бы его распинать. Его бы пригласили к обеду, выслушали и от души посмеялись бы», — печально произнёс я одну не всем известную фразу.

— Как тонко подмечено, Сир.

— Не издевайтесь! Хватит скепсиса и сарказма! Подметил это не я. Кстати, меня всегда интересовали три очень важных вопроса, — задумчиво произнёс я, допивая Можжевеловку.

— Милый, прошу, не пей столько, — МАРКИЗА нежно коснулась моей руки, вызвав внутри меня волнительную дрожь.

— Хорошо, не буду, свет моих очей, радость моя, звезда моя.

— Я сейчас очень горько заплачу, — буркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и злобно глянул на девушку. — «Милый, свет моих очей, радость моя…». Как трогательно! Дорогая, а слышала ли ты что-либо о ГРАФИНЕ и некоей таинственной, далёкой и печальной даме по имени ИСЭ!?

— А вот это ты зря! Это абсолютно запретная тема для всех!!! Ах, ты старый хрен! — взорвался я. — То, что позволено Юпитеру, не позволено быку! ЗВЕРЬ!!!

Пёс проломил переборку каюты легко, мощно и играючи. Вслед за ним в комнату шумно ввалились Гвардейцы. Я дал им знак выйти, посмотрел на ЗВЕРЯ. Он мрачно взглянул на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ, не торопясь, приблизился к нему и раскрыл пасть.

Портал возник мгновенно и стал открываться. Воздух задрожал и завибрировал. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ почти исчез, когда я крикнул:

— ЗВЕРЬ, вперёд!

— Сир, не надо! — Советник упала на пол и закрыла голову руками.

Пёс хищно и яростно прыгнул в закрывающийся Портал. Вслед за этим последовал мощный взрыв, который потряс и сотряс яхту, превращая её в ничто. Нестерпимо яркая вспышка ослепила меня. В невероятно короткое мгновение между самим взрывом и порождённой им световой вспышкой я каким-то чудом успел сконцентрироваться, неимоверно ускорился и, подхватив МАРКИЗУ с пола, слившись с нею всем телом, прыгнул вверх, пробив потолок каюты.

Мы плавно взлетели в небо. Вторая ударная волна снизу подбросила нас ещё выше. Мы несколько мгновений висели в воздухе, а потом грузно устремились вниз. Девушка на лету попыталась открыть Портал, но у неё ничего не получилось. Видимо, не сумела сосредоточиться, бедненькая моя, было не то настроение. Да, уж, какое тут настроение, при таких-то обстоятельствах!

Я увидел, что мы падаем прямо на длинный и острый кусок доски, торчащий из развороченной палубы. Он, как при замедленной съёмке, медленно, но неотвратимо приближался к нам. Я инстинктивно и мгновенно напрягся, потом расслабился. РЕЛИКВИЯ молниеносно завибрировала, загудела, и я всем телом почувствовал, что вокруг нас образовалось Защитное Поле, которое возникло как бы из этого гудения и явилось продолжением его. Странное, непередаваемое ощущение…

Скорость нашего падения была достаточно высока, так как угрожающая нам снизу мощная дубовая доска, на которую мы напоролись, легко переломилась, словно спичка. Мы грохнулись на останки палубы, которая разлетелась в разные стороны на куски, словно от удара невидимого гигантского молота, а потом упали в воду. Ох, как хорошо! Ох, как, однако, освежает и тонизирует осеннее море после таких-то перипетий и потрясений!!!

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Мир был погружён в настороженную тишину. Не кричали чайки, не шумело море, не дул ветер.

— Знаешь, дорогая, я недавно с удивлением прочитал одну фразу, произнесённую когда-то Маяковским, — сказал я, обессилено выползая из довольно холодной воды на тёплый берег.

— Я вся во внимании, Сир. Кто такой Маяковский? — прохрипела МАРКИЗА, выползая вслед за мною и с отвращением выплёвывая воду изо рта. — Ах, да… Этот полубезумный русский поэт, который повесился!?

— Нет, он застрелился. Точно не помню, но, кажется, всё-таки застрелился, — пробормотал я, ложась на спину и щурясь от нестерпимо яркого солнца.

— Это почти одно и то же, — усмехнулась МАРКИЗА. — Какая разница, повесился ли человек, или застрелился, или сбросился с высокого дома, или отравился. Конец один…

— Почти, но отнюдь не одно и то же! Это же совершенно разные вещи! — возмутился я.

— Ну и в чём же заключается разница?

— Вешается тот, кто как бы смотрит на свои страдания со стороны, долго готовится, мучается, смакует сам процесс самоубийства и в глубине душе пытается его оттянуть или отказаться от задуманного, понимаешь?

— Ну, а те, кто стреляются? — заинтересовалась девушка неожиданной темой разговора.

— Эти ребята намного сильнее духом, они более решительны и чаще всего не поворачивают назад.

— Может быть, может быть…

— Ну, представь себе, что такое повеситься? Это довольно сложная процедура. Поиски верёвки, мыла, подходящего помещения, какой-то перекладины, балки, крюка или прочной люстры. Крайне нужны табуретка, или стул, или ящик или какое-нибудь ведро, на худой конец. Пока верёвку перекинешь или привяжешь, пока взгромоздишься на стул, пока проверишь петлю, пока её накинешь на голову. Так и всё желание отпадёт! А кроме этого само повешение — дело сугубо интимное, не терпящее свидетелей. То ли дело застрелиться! Взял пистолет, приставил дуло к виску, нажал на спусковой крючок, и всё! Это можно сделать и в поле, и в лесу, и в борделе, и в горах, и на оживлённом пляже, и в снегах Арктики, и в министерстве, и в ресторане, и на поле брани. Не нужно ни от кого таиться, бегать в поисках верёвки и табуретки.

— В принципе я согласна, Сир.

— А эстетическая часть самоубийства? Дорогая, она очень важна! Чрезвычайно важна!

— Что ты имеешь в виду? — удивлённо посмотрела на меня МАРКИЗА.

— Как что!? Представь себе висельника! Вот, входим мы в комнату, а скорее всего, в какой-нибудь хлев или сарай, и что видим!? Висит, голубчик… Шейные позвонки сломаны, вследствие чего голова неестественно вывернута. Волосы всколочены, так как незадолго до своего повешения будущий мертвяк теребил и рвал их, испытывая большие нервные страдания и муки. Всё размышлял, бедолага, вешаться или не вешаться!? Глаза покойника вылезли из орбит, язык вывалился изо рта, слюна с него свисает, внизу на полу — лужа мочи, а то и каловые массы. Вонь, жуть, сразу же захочется блевать. Отвратительно, невыносимо! Мерзкое и крайне жалкое зрелище!

— Боже мой, Сир, каков, однако, натурализм! — девушку чуть не стошнило.

— То ли дело наш стрелок! — с энтузиазмом продолжил я. — Сидит в кресле, допустим, э, э, э… офицер. Приглушённый свет настольной лампы, или трепет свечей в канделябре, скорбная игра теней на стенах и на потолке. Неплохо, если звучит музыка, ну, например, исполняется «Реквием» Моцарта. Початая бутылка Шампанского или Коньяка на зелёном сукне массивного стола из красного дерева. Парадный мундир, блеск эполет, запах дорогого одеколона. Человек чисто выбрит, благообразен и бледен. В виске у него — маленькая аккуратная дырочка. Красота! Вот это я понимаю!

— Да, уж, о, как, ибо, однако… — пробормотала МАРКИЗА. — Сир, а к чему это вы? Зачем об этом?

— Чёрт его знает, откуда взялась данная тема… — я недоумённо посмотрел на свою спутницу. — Действительно, к чему это я и зачем?

— Ах, да, Маяковский! Мы начали разговор с него, Сир.

— Точно, точно! Так вот. Почему я о нём вспомнил. Он однажды сказал следующее: «Говорят где-то, кажется в Бразилии, есть один счастливый человек».

МАРКИЗА засмеялась громко, весело и легко, от души.

— Обожаю тебя, Мой Король! Что я делала без тебя этот миллион бессмысленных и утомительных лет?! Ума не приложу!

— О, уже миллион!?

— Триллион, Мой Король, триллион! Какая разница?! Я безумно тебя люблю, и абсолютно счастлива! Наплевать на всё!!!

— Такое невозможно. В этом мире не бывает ничего абсолютного, а тем более счастья!

— Возможно, ещё как возможно… — пробормотала девушка. — Ты же абсолютен!?

— Я, увы, — нет. А вот истинная любовь — да!

— Ты противоречишь сам себе.

— Борьба противоречий правит миром.

— Возможно…

Мы лежали на песке и смотрели в бездонное небо. В нём появились чайки, которые разрезали его голубую плоть легко, неторопливо и изящно. От яхты осталась куча крупных и мелких обломков, задумчиво кружащихся в медленном магическом водовороте на поверхности до этого ничем не тревожимого, тихого и пасторального моря. Оно было явно удивлено таким разворотом событий.

— Как ты успел среагировать на взрыв? Это невозможно. Такая реакция. Постой, постой, неужели ты приостановил или остановил время!? — девушка перевернулась на живот и пристально посмотрела на меня.

— Я уже не раз говорил многим людям эту фразу: «Со мною всё возможно!», — усмехнулся я. — А вообще-то, всё дело в РЕЛИКВИИ. Я так думаю…

— Не верю, не понимаю и не принимаю твоё объяснение. Это невозможно никоим образом, — возмущённо фыркнула МАРКИЗА. — Время нельзя остановить!

— Но вы, Глориане, временем манипулируете же!? Почему мне нельзя? — удивился я.

— Мы не способны останавливать время!

— Как это, не способны? — снова удивился я. — Вы же меня давеча в момент взрыва на галере выдернули на Третий Остров и вернули обратно в то же самое время!

— Ну, во-первых, ты вернулся обратно не в то же самое время, а через пару часов, когда уже шёл морской бой. Во-вторых, наши способности управлять временем не свидетельствуют о том, что мы его можем останавливать. Это совершенно разные вещи, — поморщилась Советник. — Мы просто переместили тебя из одного Пространственно-Временного континуума в другой. Понимаешь?

— Конечно, понимаю, причём предельно чётко и ясно! Да, Бог с ним, со временем, — беспечно произнёс я. — Кстати, а где сейчас находятся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ и моя милая зверушка? Просвети меня, пожалуйста, на этот счёт.

— Я думаю, что скорее всего они отправились куда-то очень и очень далеко, — печально произнесла МАРКИЗА. — Если, конечно, они ещё живы… Я имею в виду ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. Портал открывается только для одного существа, на основании его Пси-Матрицы. Последствия нарушения этого правила мы с тобой недавно испытали на себе. ЗВЕРЬ скорее всего жив. Куда он денется! А вот ПРЕДСЕДАТЕЛЬ…

— Да чёрт с ним! Ты знаешь, милая, меня абсолютно не интересует судьба твоего начальника, — лениво произнёс я.

— Он мне не начальник!

— Как так?!

— Он всего лишь Первый среди Равных!

— Не вижу особой разницы. Но, Бог с ним, со старым идиотом и маразматиком. Улетел куда-то, ну и улетел! Что с моим Псом!? Где моя собачка любимая? Я к ней привык… — я готов был слегка всплакнуть.

— Возможно, твоя любимая собачка в это самое время наблюдает за тем, как Чёрная Дыра поглощает Квазар. Ну, или что-то в этом роде.

— Понятно, — задумчиво сказал я.

— Да ты не переживай особо, — вздохнула девушка. — Твою собаку невозможно уничтожить. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ можно, а её нет. ЗАЩИТНИК — самое совершенное и загадочное существо во Вселенной.

— А я!?

— Ты не так совершенен.

— Почему?

— ЗАЩИТНИК призван оберегать и защищать тебя. Разве может быть телохранитель слабее хозяина?

— Резонно. Логично. Очень логично… Согласен, — после недолгих раздумий произнёс я. — А откуда ЗАЩИТНИК взялся?

— Скорее всего вы его создали.

— Кто это мы?!

— МАРСИАНЕ… Первые, настоящие, ушедшие…

— Понятно… — недоумённо и поражённо пробормотал я, снова перевернулся на спину и глубоко задумался.

Небо стало окрашиваться в более тёмные тона. Вода приобрела цвет ультрамаринового студня. Обломки яхты закончили своё бессмысленное кружение и лениво расползались по воде в разные стороны. После взрыва вокруг поднялась страшная суета, но нас пока никто не беспокоил. Лишь несколько Гвардейцев маячили неподалёку, да ШЕВАЛЬЕ промелькнул в отдалении пару-тройку раз, как бы невзначай. Тишина и покой объяли солнечный мир.

— Ты хотел задать мне ещё какие-то вопросы? — спросила МАРКИЗА, повернувшись на бок и вопросительно посмотрев на меня.

— Мне нравятся твои волосы цвета зрелой пшеницы и маленькие изящные ушки, нежно и слегка просвечивающиеся на солнце, — задумчиво и тягуче произнёс я. — И бездна глаз, которые, как океан, и навсегда!

— Красавец, умница, поэт… — усмехнулась девушка.

— А то…

— А ГРАФИНЯ?

— А почему ты не спросишь меня об ИСЭ?

— Боюсь почему-то. Я уже поняла, что это очень опасная тема. Не смею её касаться.

— Правильно делаешь…

— Наверное…

— Так вот, вернёмся к истокам. Как я ранее говорил, меня интересуют всего три вопроса, — я приподнялся на локте и поцеловал МАРКИЗУ в упругий животик, а потом попытался спуститься ниже, но она решительно пресекла мою попытку.

— Люди кругом, однако!

— Закроют глаза.

— Какой-нибудь глаз всегда останется открытым!

— Ну и Бог с ним. Глаза нам даны прежде всего для того, чтобы смотреть, — усмехнулся я.

— И для того, чтобы вовремя их закрывать.

Я рассмеялся, обнял МАРКИЗУ, положил свою голову на то место, где у женщин с нашей помощью зарождается жизнь.

— Задавай свои вопросы, — устало произнесла девушка.

— И так. Кто убил Кеннеди?

— Боже мой! Маразм какой-то! Этот вопрос мне задаёт великий, ужасный, могучий и бессмертный Император!? Последний из Марсиан! Бред! Какое тебе дело до Кеннеди, до этого идиотского плейбоя!?

— Кстати, что с ними, то есть с нами, с Марсианами, случилось? — осторожно спросил я.

— С тобой ничего особенного.

— Ну да. Я это заметил. Вроде бы я никуда не уходил и после этого обратно не возвращался. А что случилось с другими Марсианами? И, вообще, откуда мы взялись?

— Погибла ваша планета, давно, не знаю когда точно. Не ведаю от чего и почему. Осталась горстка индивидуумов, ИЗБРАННЫХ, представителей великой и могучей расы ВЕРШИТЕЛЕЙ, покорителей и преобразователей ВСЕЛЕННОЙ. Вот так, Мой Король! — Советник провела своими тонкими пальчиками по моим волосам.

— А что было дальше? Я, МАРСИАНИН, как ни странно, существую, жив здоров, лежу рядом с тобой на песчаном пляже, который находится на планете под названием Земля. В тебе, Глорианке, половина марсианской крови. Я жду продолжения истории!

— Что дальше, что дальше… Прилетели вы сначала на Землю. Зародили разумную жизнь, смешав свои гены с генами обитающих на планете приматов. Создали людей в том виде, в котором они существуют сейчас. Заложили основы земной цивилизации, дали первым людям определённые знания и навыки. Что-то создали, что-то разрушили, что-то запутали, что-то перепутали, закрутили, перекрутили. В конце концов, всё бросили и покинули Землю. Это в вашем стиле…

— И куда же они направились? — осторожно спросил я. — Ну, то есть, мы?

— Взяв с собой часть Землян, отправились на Глорию. Основали самую могучую цивилизацию, существующую во всех известных параллельных мирах. А потом все чистокровные ВЕРШИТЕЛИ вдруг ушли куда-то, неизвестно куда. Дружно, все, как один. Воспользовались Главным Пси-Порталом, закрыли его и сгинули, растворились в неизвестном направлении. Продолжились они в своих потомках на Земле и на Глории. На вашей планете Марсианский геном очень сильно размыт. В Землянах от Марсиан мало что осталось. Слишком большое население… На Глории несколько иная картина. Подавляющая часть её жителей являются марсианами всего лишь процентов на десять-пятнадцать, за исключением тридцати Бессмертных. У нас марсианских генов от пятидесяти одного до семидесяти процентов. У ПРЕДСЕДАТЕЛЯ их семьдесят пять. В зависимости от их числа каждый член Совета занимает своё положение на иерархической лестнице.

— Так ты, всё-таки, как бы тоже Марсианка?

— Отчасти, Сир, отчасти…

— И кто же ты в вашей иерархии?

— Я Седьмой Советник.

— Понятно… — усмехнулся я.

Мы некоторое время полежали молча. Я усиленно переваривал полученную информацию.

— Да, однако, ишь, ты, надо же, о, как! Ибо… — мрачно и протяжно произнёс я, встал с песка, огляделся. — Замусорила ты мне голову основательно. Хочу Звизгуна. С малосольным огурцом.

— Обойдёшься! Хватит пить!

— Спасибо, моя радость.

— Не за что. Приходите ещё!

— Благодарствуйте, сударыня, непременно.

— Фантасмагория какая-то…

— Да уж…

Я прошёлся по берегу, посмотрел на то место, где ещё совсем недавно находилась моя славная, непотопляемая и непобедимая яхта.

— Жаль… — с горечью произнёс я.

— Ты о чём?

— Странно, однако! Ещё недавно ты с лёгкостью читала мои мысли, — удивлённо произнёс я.

— А сейчас не могу! Действительно, не могу. Странно, очень странно, — МАРКИЗА заметно побледнела, занервничала, напряглась, потом возбуждённо вскочила на ноги. — Не могу! Представляешь!? Удивительно! Странно… Собственно, что тут странного? Ты совершенствуешься бешеными темпами. Так и должно быть. Время пришло, ВЕРШИТЕЛЬ!

— Вот стою я перед тобой, солнце моё. И до конца ничего не понимаю! Вроде бы я — Капитан Морской Пехоты. По совместительству — Великий и Бессмертный Император. Кроме этого я являюсь Последним из Марсиан, доблестным победителем Арктуриан, грозой тысяч миров. За эти последние дни я познал очень многое, приобрёл новые уникальные способности и усилил уже имеющиеся. Но, всё равно ничего не понимаю!

— Сир, полное понимание приходит со временем.

— Можно задать ещё два оставшихся вопроса?

— Я вся во внимании, Государь.

— Кем был Иисус Христос и был ли он на самом деле!?

— Вообще-то, существовало сравнительно много людей под этим именем, — усмехнулась МАРКИЗА. — Почти все они были вполне обычными людьми, за исключением того Иисуса, который был родом из Назарета Галилейского, проповедовал, имел учеников и последователей. Он не воскресал после распятия на кресте, грехи людские не искупал, на небо, конечно, не возносился, если тебя именно это интересует. И, вообще, посуди сам, ну зачем Богу сын? Глупость как я-то!

— А поболтать, поиграть в карты или в бильярд, побегать наперегонки, выпить по бокальчику винца или употребить горячих ароматных раков под свежее холодное пиво!? А сходить в сауну с девчонками!? А побаловаться кокаином?!

— Увы, увы… Прости, если тебя разочаровала, — рассмеялась МАРКИЗА.

— Да ладно! Меня сложно разочаровать. К тому же я — Буддист. Нас, Буддистов, разочаровать очень и очень сложно, почти невозможно!

— О, как! Ишь, ты! Однако!

— Вот так, моя дорогая! — буркнул я.

— Ладно. Последний вопрос, Сир. Задавайте!

— Как я появился на этот свет и какова моя судьба?

— Насчёт судьбы совершенно глупый вопрос. Никто не знает и не может знать своей или чьей-либо Судьбы, ибо все пути наши причудливо переплетаются и непредсказуемо меняются по воле неожиданных обстоятельств и, возможно, по велению Высших Сил. Как там, у вас, у Буддистов, называется судьба? Карма, кажется?

— Это не совсем то, что ты имеешь в виду. Если быть предельно точным, то карма — это общая сумма совершённых поступков и их последствий, определяющая характер нового рождения, перевоплощения.

— Не нахожу большого различия между этими понятиями. А вообще, что Вам Ваша судьба, Сир. Судьбы миллионов миров сейчас находятся в Ваших руках! И только в Ваших!

— Что-то случилось? — вздрогнул я.

— Да, случилось… — вздохнула МАРКИЗА и досадливо тряхнула пшеничной чёлкой.

— А именно? — небрежно поинтересовался я.

— Идёт Тьма, Сир…

— Ну что же. Нам, сибирским Марсианам, не привыкать! Тьма так тьма… Не с тем ещё справлялись. Чёрт с нею, с тьмой! Империя или смерть! Мы победим! Бог с нами! Гвардия, — вперёд!

— Ваше Величество, всё не так просто и Бога, скорее всего, нет.

— Это ваша личная точка зрения, деточка, не более того.

— Не называй меня деточкой! Мне семь тысяч лет! — нахмурилась Советник.

— Сир… — буркнул я.

— Что!?

— Сир…

— Извините, Государь. Всё так странно и запутано…

— Злые языки поведали мне очень недавно, что ваш возраст составляет отнюдь не семь тысяч лет, а…

— «Злые языки страшнее пистолета!», Сир, — вспыхнула девушка. — Да хватит же про возраст!

— С чем согласен, так именно с приведённой вами цитатой!

— Боже мой, как всё странно! — тяжело вздохнула МАРКИЗА. — МАРСИАНИН — мой любовник! Невероятно!

— Что вы всё о своей письке, Миледи!? Вам странно!? — искренне возмутился и взвился я. — А уж как странно мне!!! Я чувствую себя червём, который до поры до времени спокойно и беззаботно копошился в земле и не ведал ничего более, а тут пошёл ливень, выполз червяк на свет Божий и обомлел! О, как!? «Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе, истинно в целой Вселенной несчастнее нет человека!». Это обо мне!

— Еврипид, Сократ, Сенека Младший, Мольер, Томас Манн, Наполеон?

— Гомер! Тысячелетняя и просвещённая вы наша! — усмехнулся я. — Старый, добрый Гомер. Был такой слепой странствующий певец. Кстати, не многие знают, что такие бессмертные выражения, как: «Ты — мне, я — тебе» и «Дым Отечества сладок», — первый раз произнёс именно он. Ну, а вообще, конечно же, на самом деле, не он. До него по Земле бродила масса мудрецов, но письменные первоисточники свидетельствуют в его пользу.

— Какой ты однако умный, мой милый Король! — восхитилась МАРКИЗА.

— Что есть, то есть, — я склонился в женщине, нежно и легко провёл пальцами по её животу, груди, шее.

МАРКИЗА вздрогнула, закрыла глаза, тело её затрепетало. Я усмехнулся, посмотрел в небо и сказал:

— «Сила духа не может заменить чуткости пальцев». Альберт Эйнштейн. Тот ещё был бабник, тот ещё был проказник, тот ещё был шалун. А, вообще, вот именно он и являлся самым настоящим умником!

— Я знаю. Как-то с ним встречалась.

— Надеюсь, не в постели? — ухмыльнулся я. — А вообще-то, что такого, если и в постели? Слазили мы с Эйнштейном оба в одну дырку. Теперь мы с ним, как братья! Может быть, после великого человека хоть какого-то ума-разума наберусь!?

— Боже мой, какой идиот! Пошёл к чёрту! Всё, я устала! Больше не могу! — взвилась МАРКИЗА.

После того, как возмущённая Советник скрылась в Портале, я вдруг вспомнил, что она так и не ответила мне на вопрос: «Кто убил Кеннеди?». Да что же такого особенного в этом элементарном вопросе, не пойму! Неужели имеет место быть какой-то невероятный по своим масштабам Вселенский Заговор!?

Некоторое время я неподвижно и задумчиво сидел на берегу, созерцая море. Оно было томным, синим и почти неподвижным. Люблю море, обожаю море. Боже, как много событий произошло с того момента, как я отправился во главе своей славной морской Армады на завоевание Второго Острова! Собственно, не на завоевание, а, как бы, на Освобождение. Остров этот уже принадлежал мне. Возникла всего лишь элементарная необходимость его немного почистить и привести в порядок, так сказать, в надлежащий вид, и вернуть законному владельцу.

Ну что же, объединённая армия РЕГЕНТА, пиратов и Рыцарей Ордена Посвящённых, вроде бы, разбита, причём дважды. Я, правда, лишился значительной части своего войска, но не беда, соберём новое. Собственно, зачем его собирать? Враг повержен, Острова мои! Слава Империи, слава Императору! Наступил мир. Надо вроде бы радоваться и ликовать, веселиться и плясать, испытывать радостное чувство полного удовлетворения, ан, нет!

Ну что за существо такое — человек!? Стремится, стремится к намеченной цели, жаждет изо всех сил её достичь, мается, борется, бьётся, что-то доказывает себе и окружающему его миру, пыжится, извращается, терпит трудности и лишения, и так далее и тому подобное. Приползает, бедолага, наконец, к намеченной цели, а никакой радости от её достижения не испытывает!

И всё это происходит потому, что преодоление пути к заветной цели чаще всего намного интереснее и заманчивее самой цели. Интрига, всё-таки, главный двигатель нашей жизни. А что такое интрига? Происки, поиски, козни, загадки, противостояние персонажей, запутанность сюжета в грандиозном спектакле под названием ЖИЗНЬ! Движения, перемещения, борьба, смешение, круговорот страстей! Только интрига, в основу которой положена динамика, рождает истинный интерес. Всё остальное — ерунда.

Стоп, стоп. Но, бывает же интрига не только в динамике, но и в статике! Я уже об этом как-то размышлял. Два или три актёра на одной маленькой сцене. Всё время о чём-то говорят, вспоминают, спорят, думают и размышляют вслух. Постоянно сидят. За время спектакля не встают со своих мест ни разу! Жесты, мимика, редкие взмахи рук, лёгкие повороты или наклоны головы, улыбки, усмешки, гримасы. Но, как, подчас, всё это интересно смотреть, анализировать, сопереживать, пропитывать сквозь себя, как через фильтр, очищающий и ничего лишнего не пропускающий.

Зачем в таких случаях внешняя, показная динамика? Она абсолютно не нужна! Необходима динамика внутренняя, сакральная, таинственная, мистическая и, в какой-то степени, обязательно зловещая. Да, да, именно зловещая, поднимающаяся из самых глубин, копящаяся и кипящая под поверхностью, а потом взрывающаяся и буйно и бурно вырывающаяся наружу, сотрясая и поражая всё и всех вокруг! Вот где действие, вот где движение, вот где пища для скучающего разума, уставшего от внешних приевшихся и надоевших раздражителей. Движение начинается изнутри! Это единый закон и для природы и для общества!

Стоп, а к чему я это всё? Ах, да! Достижение цели… Ну, так вот, наконец-то я её как бы достиг, а особой радости не испытываю. Движение прекратилось. И что же дальше? Может быть, на моё сознание накладывается груз ряда проблем, которые мешают обрести необходимые положительные эмоции? Нет завершённости, вот в чём дело! Какая-то везде недосказанность, недоговорённость!.

Где ПОСОХ, где ЗВЕРЬ, где ПОЭТ, где БАРОН? Как там ГРАФИНЯ? Что делать с этой чёртовой МАРКИЗОЙ? Не понятна ситуация с ИСЭ. Абсолютно непонятна. Что там за проблемы у Глориан? Зачем я им нужен? Всё неопределённо и крайне зыбко. Тьма идёт… Что за тьма такая!? Орден Посвящённых, Глориане, Арктуриане, Агентство по Контактам, Отдельный Ударный Отряд Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических сил, Пси-Порталы, Квази-Порталы, Особая территория под названием Анклав. Пузырь, иными словами. Барьер. ВЕРШИТЕЛИ. Снова же, какая-то Тьма, которая идёт. Куда идёт, откуда, зачем, почему!? Всё смешалось, спуталось, перепуталось и переплелось в моей бедной голове. С ума можно сойти! Как же славно и почти беззаботно я жил на этом свете до того, как обрёл новые знания.

Что же, ПУТНИК, получай то, что хотел! Доволен!? Так тебе и надо! Идиот! Сидел бы сейчас тихо, мирно и беспечно на берегу туманного, бездонного и завораживающего своей мистической тишиной Тёмного Озера. Пил бы Можжевеловку, закусывал бы её хрустящим, солёным и ядрёным груздем, не торопясь и неспешно. Вёл бы с кем-нибудь длинные разговоры о рыбалке, об охоте, о Горных Жеребцах, о борзых, о бабах, об искусстве, о смысле бытия и так далее. Что тебе ещё нужно, человек!?

— Сир, извините, что отвлекаю Вас от дум, — осторожно и мягко произнёс ШЕВАЛЬЕ, подходя ко мне, и оставаясь на почтительном расстоянии в несколько шагов.

— Эх, Барон! — грустно проронил я, тяжело вставая с песка. — Думай не думай, а результат один. Сколько умников печально и скорбно гниют в земле, сколько дураков радостно пируют во дворцах! Жизнь несправедлива, странна и полна парадоксов. Эх, люди, люди!

— Совершенно с Вами согласен, Сир. Увы…

— Увы…

— Сир, позвольте узнать, а где та женщина, которая только что была рядом с Вами? — осторожно спросил юноша. — Куда она вдруг так неожиданно исчезла?

— Если бы я это знал, — скорбно произнёс я. — «Есть женщины-мыши, есть женщины-кошки». Она женщина-кошка…

— Понятно, Сир…

— Что вам понятно, если мне абсолютно ничего не понятно!?

— Извините, Сир…

— Да, ничего. Бывает…

Мы некоторое время помолчали, созерцая прекрасное, уже предвечернее голубое небо, не менее прекрасное синее-синее море и остатки нашего некогда славного флота между ними.

— Когда будет готова первая рея, достойная вас? — прищурился я.

— Сир, она не понадобится. ПОЭТ найден. Вернее, обнаружен!

— Как найден!? — встрепенулся я. — Где, когда, при каких обстоятельствах!? Постойте, постойте! Он жив!? Что значит, обнаружен!?

— Жив, Сир. Слава Богу.

— Так где же он был, рифмоплёт и летописец наш таинственный, чем занимался всё это время!? — я радостно и возбуждённо прошёлся по песку, сделал несколько шагов по направлению к морю, присел, с удовольствием окунул руки в тяжёлую солёную воду. — Неужели его похитили? Кто, когда, зачем!? Ну же, докладывайте!

— Сир, я думаю, что он Вам сам всё объяснит.

— Ладно. Пригласите его сюда, немедленно! — нервно проговорил я, в нетерпении потирая ладони. — Да, и накройте стол. Беседа нам, чувствую, предстоит долгая и увлекательная. И, вообще, жрать страшно хочу!

— Будет исполнено, Сир, — ШЕВАЛЬЕ как-то печально посмотрел на меня.

— Что такое? — насторожился я.

— Да, ничего, Сир.

— А всё-таки?

— Как-то всё странно в последнее время, Государь.

— А что конкретно?

— Всё, Сир.

— Не нервируйте меня, Барон! Я и так на взводе и на пределе!

— Сир, все находятся в каком-то тревожном состоянии. В недоумении и в напряжении. Что будет дальше? Когда полностью прояснится обстановка? Этот неожиданный взрыв яхты. Какая-то дама, непонятно откуда появившаяся и неизвестно как и куда исчезнувшая, — глухо произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— И что же нам делать?! — обеспокоено спросил я.

— Сир, предлагаю устроить грандиозную пьянку по случаю блестящей победы. Следует разрядить скопившееся напряжение.

— А, вот вы о чём?! Чудесное предложение, — ухмыльнулся я. — А враг? Он не дремлет. Нужно быть на чеку!

— Сир, какой враг!? — вспыхнул ШЕВАЛЬЕ. — Всё, война закончена! Врагов у Вас больше не осталось. Все Ваши недруги разбежались в панике кто куда, развеялись, исчезли, рассыпались в прах! Пираты, ну, та часть их воинства, которая осталась в живых, в спешном порядке погрузились на одну-единственную спасшуюся галеру, сами сели за вёсла и были таковы. Из Рыцарей Ордена Посвящённых никого вообще не осталось. Бились ребята насмерть, стояли до последнего, полегли все до единого.

— А их Первый Магистр? Что с ним?

— Мы пытались захватить его в плен, но он не сдался. Весь израненный, ползком направился в нашу сторону, потом каким-то чудом обрёл силы, встал, довольно резво кинулся на нас, замахнулся мечом, ну, и один из наших лучников не выдержал, всадил ему стрелу прямо в глаз.

— Вечная память Первому Магистру, — скорбно произнёс я. — Неплохой был мужик. Умный противник. Но оказался в итоге полным дураком. Жаль…

Мы помолчали, созерцая невыносимую синеву моря и неба. Предзакатное солнце пылало над горизонтом, как в последний раз.

— А что с остатками войска РЕГЕНТА? — мрачно спросил я.

— Сир, какие там остатки! Останки, а не остатки. Требуха, смрад, грязь, пыль.

— А что с нашими крепостями? Где БАРОН?

— Скоро будет, Сир, — поморщился ШЕВАЛЬЕ. — Прислал гонца. Всё в порядке. За время вашего отсутствия пали все небольшие замки и укрепления. Главные крепости стойко держались, успешно отразили осады. Орден с этими чёртовыми пушками присоединился к РЕГЕНТУ и пиратам незадолго до нашего появления у берегов Второго Острова. Слава Богу! Иначе было бы нашей южной группировке ой как несладко!

— Да, с помощью пушек РЕГЕНТ быстро бы овладел всеми крепостями. Вот то секретное оружие, о котором я и подозревал! Что происходит в Центральных Провинциях и на Севере?

— Сир, прошло слишком мало времени для того, чтобы это выяснить, — ШЕВАЛЬЕ виновато опустил глаза. — Во все концы Острова посланы гонцы и лазутчики. Думаю, что дня через три — четыре поступят первые сведения и самые свежие новости. Через неделю-полторы всё станет ясно окончательно. Одно могу твёрдо утверждать: враг разбит наголо и Вы являетесь Повелителем Первого и Второго Островов. Остальное всё нюансы.

— Прекрасно, прекрасно, — задумчиво произнёс я, разглядывая покорёженную галеру, стоявшую на якоре в ста шагах от берега.

— Сир, у меня к Вам имеется один, очень сильно беспокоящий меня, вопрос.

— Вы в Одессе случайно не бывали? — засмеялся я.

— Что такое Одесса, где она расположена, Сир?

— «Одесса, Одесса, — жемчужина у моря», — пропел я с хрипотцой, легко и беззаботно улыбнулся. — Эх, Барон, когда-нибудь, дай Бог, мы с вами побываем в этом чудном городе. Ах, как хочу я жареных каштанов и вяленых бычков! Вы не представляете! А кефаль, а набережная, а вина, а шашлыки, а женщины, обласканные югом и готовые на всё ради обходительных кавалеров? Ну, ради таких, как мы с вами! Эх, ШЕВАЛЬЕ, ШЕВАЛЬЕ! Дайте время! Где мы только не побываем, чего мы только не увидим!

— Сочту за высокую честь сопровождать Вас, Сир, в Ваших странствиях! — напрягся ШЕВАЛЬЕ.

— В наших, в наших, мой друг! Ох, какие же это будут странствия! — я мечтательно посмотрел в небо. — Первым делом съездим ко мне домой, в Россию! Вы увидите, как на сопках Сибири цветёт багульник, как распускаются цветки магнолии в Сочи, как торжественно и вечно стоят над белым-белым снегом деревянные храмы в Кижах. Ах, как великолепны Уральские горы, полные угрюмой красоты, несущие на себе могучие сосновые и еловые боры. А лососи, преодолевающие из последних сил речные пороги на Сахалине! А бушующие гейзеры на Камчатке и на Курилах, а седые горы Кавказа, хранящие вечное спокойствие и неземную красоту под синим и бездонным небом! О, как шумят степи на вольном Дону, как тяжело колышет свои прозрачные, тёмные и глубокие воды могучий Байкал! Вы всё увидите, ШЕВАЛЬЕ, дайте время! Мир огромен и разнообразен!

Мы снова помолчали. Вечер готовился перейти в ночь. Он ненавязчиво и незаметно переборол день, а сейчас должен был исчезнуть сам. Солнце стало терять свою полноту и вальяжность, предчувствуя скорый и неизбежный закат. Возможно, оно не хотело погружаться в холодное осеннее море, но что же делать, от судьбы не уйдёшь.

— Сир, и это всё Вы рассказывали о России?! Боже мой! — удивлённо воскликнул ШЕВАЛЬЕ. — Не думал, что она так разнообразна и огромна.

— Да, сударь, она такая, — печально ответил я. — А откуда вы про неё знаете?

— Ну, как же, Сир, — весело произнёс юноша. — Вы же о ней неоднократно упоминали ранее, да и книги из библиотеки БАРОНА сыграли свою роль. Я знаю о России очень многое. Единственное, что меня смущает…

— И что же вас смущает, мой юный друг?

— Где она находится, — эта загадочная и далёкая страна? Где находимся мы, Сир, ну, наши Острова? Я ничего не пойму!

— Хотите, открою вам страшный секрет? — я усмехнулся и подошёл к ШЕВАЛЬЕ вплотную.

— Какой, Сир? Конечно же, хочу.

— Так вот, сударь, я сам не всё до конца понимаю! Представляете!?

— Сир!?

— Ладно, пригласите ко мне ПОЭТА, — с усмешкой произнёс я, устало опускаясь на тёплый песок. — Накройте стол, принесите стулья. Ну, быстро, быстро, время пошло! Ночь на пороге. Готовьте факела и свечи, а так же, на всякий случай, гильотину!

— Что, Сир? Не понял.

— Да ничего. Я пошутил…

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПОЭТ прибыл через десять минут. Был он тих и задумчив, лик имел бледный и светлый, не от мира сего, как и полагается истинному витии, то есть, существу с натурой тонкой, чувствительной и трепетной. Он заметно похудел, черты его лица слегка заострились, светлые кудри волос были плотно зачёсаны назад и скреплены за спиной лентой. В глаза мои мужчина не смотрел, его слегка затуманенный взор блуждал по морю, песку и небу.

— Присаживайтесь, дружище, — я покровительственно и легко хлопнул ПОЭТА по плечу, отчего он ойкнул и рухнул на стул, чудом не сломав его, благо стул был выполнен из дуба.

Мы некоторое время помолчали, полюбовались заметно потяжелевшим солнцем, мрачно и вязко висящим над тёмно-свинцовым морем.

— Я без вас скучал, дружище, — мягко произнёс я, разливая по рюмкам Можжевеловку.

— Честно говоря, я тоже, Сир, — так же мягко ответил ПОЭТ.

— За встречу!

— За встречу!

Мы выпили, стали закусывать. Стол на этот раз был полон самых разнообразных яств. Мы с удовольствием поглощали сочное жареное мясо и нежную отварную картошку, селёдку, всевозможные овощи, заедая всё это тёплым свежевыпеченным хлебом.

— За Победу!

— За Победу!

Солнце стало тяжело и обречённо погружаться в море, заполонив небо и воду багровыми оттенками. Какой закат! Каждый раз, словно впервые и вновь! Как хорошо сидеть вот так на берегу спокойно и беззаботно, слушать плеск волн и крики чаек, любоваться потрясающим закатом. Много ли человеку надо в этой жизни?

— За Мир во всём мире!

— За Мир!

ПОЭТ, наконец, заметно расслабился, дотоле смертельно-бледное лицо его порозовело, глаза заблестели. Мне это и было нужно.

— Эх, сейчас бы варёной кукурузы! — мечтательно произнёс я. — Знаете, достать её из кастрюли, — такую ароматную, пышущую жаром, сочную. Посыпать крупной солью, чуть перчиком, сдобрить сливочным маслом и в рот! Боже мой, это же такая вкуснятина!

— Полностью с Вами согласен, Сир, — меланхолично произнёс ПОЭТ. — Молодая кукуруза, — это то, что надо. Особенно мне нравится один сорт, как его, «Бондуэль».

— «Бондюэль», мой друг! Не «у», а «ю». Французы говорят именно так: «Бондюэль», — ухмыльнулся я.

— Увы, французского языка не знаю, Сир.

— Кто вы такой, сударь? — я с усмешкой посмотрел на ПОЭТА.

— В смысле, Сир?

— Ну, в буквальном смысле, — я разлил Можжевеловку по рюмкам. — Повторю свой вопрос ещё один раз: «Кто вы такой?».

— Сир, я Ваш Придворный Поэт и Летописец.

— Кстати, а где наш Архив, Летопись, Имперский Цитатник? — я, не чокаясь, выпил, крякнул. — По поводу вашей этой белиберды, ну, великой Поэмы «Власть, война и любовь», я особо не переживаю. Эта галиматья давно разошлась по Островам и стала бессмертной.

— Как Вы можете так говорить, Сир! — вскочил ПОЭТ. — Это явно несправедливая оценка моего произведения! Вы же раньше его хвалили!

— Я лицемерил, — ухмыльнулся я.

— Не ожидал от Вас, Сир! — голос ПОЭТА задрожал.

— Ну, я от вас, тем более! Так кто же вы такой?

— ПОЭТ, Сир…

— Повторяю в последний раз. Если не получу искреннего ответа, то убью вас путём проникновения вот этого пальца во внутрь вашего большого, благородного и трепетного сердца, — я вытянул в сторону ПОЭТА руку с оттопыренным указательным пальцем.

Мужчина побледнел, рухнул на стул, залпом осушил рюмку, мелодраматично закатил глаза, а потом опустил голову, нервно обхватил лоб дрожащими пальцами и опёрся локтем на стол. Впереди, очевидно, должны были последовать бурные рыдания, стенания, битьё головой о дубовую поверхность и так далее и тому подобное. Меня это категорически не устраивало.

— Никак не выйдете из роли, Советник!? — гомерически расхохотался я, плюхаясь на свой стул. — Вы, как я понимаю, очередной клоун, который отстал от цирка!? Сколько же вас, клоунов, на этих Островах развелось! Они кишат вокруг с этими нелепыми рыжими париками, огромными башмаками с помпонами и с узкими полосатыми брючками! Хватит придуриваться! Хватит же! Представление давно окончено. Зрители разошлись. Зал пуст! Почти пуст. Остался только я один! Слушаю вас внимательно…

ПОЭТ резко поднял голову, отвёл назад выбившиеся из-под повязки кудри, криво усмехнулся.

— Давайте выпьем ещё…

— Сир…

— Ах, да, извините, Сир!

— Я смотрю, а на вас алкоголь действует вполне эффективно, как и на МАРКИЗУ.

— Какую МАРКИЗУ? — искренне удивился ПОЭТ.

— Сир, — сухо сказал я.

— Что? Ах, да… Сир.

— Вы что, сомневаетесь в моём статусе Великого Императора Трёх Островов!? А какого чёрта вы давали мне Присягу? А кто посвятил вас в Рыцари? И где же ваша честь? — сурово спросил я, задумчиво поглаживая рукоятку ЭКСКАЛИБУРА.

— Сир, и присягу я Вам действительно приносил, и в Рыцари Вы меня посвятили. Но…

— Что «но»!? — взвился я.

— «Но», оно и в Африке — «но», Сир…

— В каком смысле? — рассмеялся я.

— Понимаете, Сир, я не воспринял всё это всерьёз, — поморщился ПОЭТ.

— О, как! Ишь ты!

— Да, именно так…

— Сир…

— О, простите! Именно так, Ваше Величество, — снова поморщился ПОЭТ.

— Жаль, очень жаль и крайне обидно! А я был уверен, что вы передо мною предельно искренни!

— Сир, где-то я был искренен, где-то нет. Увы…

— Жаль…

Я опрокинул в себя рюмку Можжевеловки, меланхолично и неторопливо чем-то её закусил. Потом полюбовался небом и морем, с удовольствием вдохнул пряно-солёный аромат сумеречного бриза и решительно вытащил из ножен меч.

— Ну что же, придётся лишить вас нынешнего статуса, — пробормотал я с нотками искреннего сожаления в голосе. — Жаль, очень жаль… Тяжело терять соратников и преданных друзей. Это даже намного тяжелее, чем терять баб. Хотя, конечно, вопрос довольно спорный. Если баба горячо любима… — я глубоко задумался.

ПОЭТ смертельно побледнел. Я встряхнул головой, снова полюбовался сумрачными морем и небом.

— Ладно, как говорят в стране под названием Россия, — на нет и суда нет! Я вот думаю, каким способом вас казнить, — я криво ухмыльнулся, сильно и решительно постучал пальцами по столу. — Выбор за вами. Что предпочтёте? Мой славный меч, гильотина, расстрел или рея? Решайте…

— Э, э, э… Сир!

— Я останавливаю свой выбор на гильотине. Я всегда придерживался той точки зрения, что отрезание головы более эстетично, чем повешение.

— Сир, а лужа крови, а тело без самой важной его части?! Это же так ужасно! Это крайне не эстетично! — произнёс ПОЭТ дрожащим голосом. — И вообще, в настоящее время я воспринимаю посвящение в Рыцари Империи на полном серьёзе. Поверьте мне! Говорю, как на духу!

— О, как! Ишь, ты! Однако… Сударь, так у вас сейчас не имеется никаких сомнений в моём статусе? — лениво усмехнулся я.

— Никак нет, Ваше Величество! Никаких сомнений! — произнёс ПОЭТ, резво вскакивая со стула. — Империя превыше всего! Империя или смерть! Слава великому и непобедимому Императору, Могучему Покорителю Бесконечных Пространств!!!

— Ёрничаете? — ухмыльнулся я. — Ну, ну… Садитесь. Расслабьтесь. Ну, ну… Один ваш соратник недавно попытался высказать своё неуважение ко мне. Знаете, где он сейчас находится?

— Где, Сир? О ком это Вы?

— Как о ком? Вы ещё не в курсе? — усмехнулся я. — О вашем шефе, о доблестном ПРЕДСЕДАТЕЛЕ! О Первом, якобы, среди Равных!

— Боже мой, как же Вы до него добрались, Сир!? — снова вскочил крайне встревоженный ПОЭТ. — Это невозможно! Ах, ну да … До поры до времени было невозможно.

— Это он до меня добрался, а я с ним просто разобрался, — хохотнул я.

— Где он, Сир?

— Подтирает задницу Чёрной Дыры Квазаром, а может быть и наоборот в миллионе парсек от Земли и Глории! Все вы, в случае чего, там будете!!! — грохнул я кулаком по столу, вызвав на нём очень сильный беспорядок.

— Боже мой, Боже мой! — обхватил голову ПОЭТ. — Этого мы и боялись, — Вашей неадекватности!

— Так вы подтверждаете мою гениальную догадку о том, что вы являетесь Глорианином и членом Совета Тридцати?

— Да, Сир! Да, я Глорианин, член СОВЕТА БЕССМЕРТНЫХ планеты ГЛОРИЯ! Я Третий Советник.

Я налил в рюмки Можжевеловку, задумчиво посмотрел на неё.

— Сейчас бы Звизгуна. Устал пить эту гадость. Может быть, сгоняете быстро в славный трактир «Тихая прохлада», а?

— Да, Сир, Вы совершенно правы. Гадость, она и в Африке гадость… Вроде бы и прогоняют её через самогонный аппарат дважды, вроде бы можжевельник должен смягчать вкус, ан, нет, всё равно получается гадость. Загадка какая-то…

— Слушайте, а может быть именно можжевельник здесь лишний, а!? — я аж подскочил от гениального озарения. — Может быть, именно он придаёт напитку этот резковатый неприятный привкус, а?

— Возможно, возможно! — подскочил вслед за мной ПОЭТ. — Действительно, Сир! Следует прогнать искомое сырьё трижды, можжевельник туда не добавлять. Полученную жидкость предлагаю настоять на сборе каких-нибудь трав, смягчающих вкус напитка, а потом разбавить до сорока — сорока пяти градусов чистой ледниковой водой. И всё! Не надо больше никаких извращений!

— Боже мой, как же мы до этого не додумались раньше!? Идиоты! — я в отчаянии схватился за голову. — Давимся этой гадостью вот уже сколько времени! Ну, какие же мы идиоты, однако!

— Сир, Вы явно не идиот, а вот я конченный идиот.

— На основании чего вы делаете такой крайне печальный вывод, сударь? — поинтересовался я.

— Понятно, на основе чего, Ваше Величество, — скорбно произнёс ПОЭТ. — Как это Вы меня лихо разоблачили! Прошу Вас, поведайте мне, на чём я прокололся?

— Всё очень просто. Кукуруза…

— Извините, Сир, при чём тут кукуруза?

— Кукурузу в Европу привезли испанцы после открытия Нового Света, то бишь, Америки. До определённого времени о кукурузе в Старом Свете ничего не знали. Острова, на которых мы с вами находимся, явно выдернуты из раннего европейского средневековья. Какая там могла быть кукуруза!? Вы хоть раз видели здесь кукурузу?

— Нет, не видел. Резонно, резонно, Сир, — вздохнул ПОЭТ. — Подождите, подождите! Но Вы же разоблачили меня намного раньше разговора о кукурузе!? Ведь так!?

— Кукуруза лишь подтвердила мои подозрения в отношении вас. На чём они основывались? Да ни на чём конкретно до поры до времени! На предчувствиях, на подсознании, на интуиции. И вообще, с самого начала вы вели себя несколько странно, умник вы наш. Все списывали эти странности на вашу тонкую и не совсем нормальную поэтическую натуру, но меня-то не проведёшь! — весело произнёс я. — А помните, в библиотеке БАРОНА вы сказали, что цифра семь — это число Бога, а число двадцать один, то есть три семёрки, — число сильного Бога? Эти рассуждения совершенно чужды данному миру. Да, и ещё, и самое главное! Это ваше внезапное исчезновение! Все всё тщательно обшарили, перевернули всё вверх дном, но вас не нашли! А как можно незаметно и тихо исчезнуть с корабля посреди бескрайнего океана, минуя перед этим бдительную охрану? Только если человек решил покончить жизнь самоубийством и бросился с этой целью в воду из окна каюты. Но вы у нас не такой. Значит, что остаётся? Как вы могли бесследно исчезнуть с галеры, не вызывая лишнего шума?

— Только посредством Пси-Телепортации, Сир, — поморщился ПОЭТ.

— Вот, вот! А, вообще, кукуруза во всей этой таинственной истории совершенно ни при чём, — ухмыльнулся я.

— Что, что, Сир?

— Картофель в Европу также завезли из Америки в пятнадцатом или шестнадцатом веке. Ну и что? Он здесь повсеместно распространён, мы его с вами неоднократно кушали, вот он на столе перед нами. Странная, однако, мешанина всего на этих удивительных Островах! А главное, я никак не пойму, почему здесь нет христианства!?

— Но как Вы догадались, Сир, что я именно Глорианин, а не Землянин? Не соратник МАГИСТРА, например? Я же мог воспользоваться Квази-Телепортацией.

— Вы по моему приказу находились под постоянным наблюдением Гвардейцев и пары агентов Тайной Службы, — ухмыльнулся я. — Что такое Квази-Телепортация? Ослепительный свет, перепады давления, завихрения, выкрики каких-то команд или паролей. Другое дело — Пси-Телепортация! Так, тихое действо, лёгкое смещение и дрожание воздуха. И всё…

— Понятно, Сир…

— Где Летопись и, главное, Цитатник? Я очень обеспокоен. Не побоюсь это сказать, но Цитатник я ставлю на одну доску с «Лунь юй», то есть с «Беседами и суждениями» Конфуция и с «Дао дэ цзин», то есть с «Книгой о Пути и благой силе» Лао-цзы! Да, да, не морщитесь!

— О, Сир, о Летописи не беспокойтесь! Она в надёжном месте. Собственно, и телепортировался-то я в основном для того, чтобы уберечь её от возможной утраты в ходе предстоящего сражения. Кто знает, как всё сложилось бы. Ну, и, чего здесь скрывать, я очень опасался за свою жизнь. Можно было и не уцелеть в такой ужасной мясорубке. Вон, что осталось от флота. Жить, знаете ли, очень хочется!

— Но вы же Бессмертный, если входите в Совет Тридцати?

— Эх, Сир! Абсолютно бессмертны только Вы со своей РЕЛИКВИЕЙ, — грустно ответил ПОЭТ. — Я бессмертен относительно. В случае чего, конечно, быстро восстановлюсь, но голову мою то же ядро оторвёт в два счёта. Чпок, чмок, и конец! Или какой-нибудь лихой пират чиркнет по ней секирой. Чмяк, и нет Бессмертного. Вот так!

Мы снова задумчиво помолчали.

— Ну что же, я вас понимаю. У самого раньше аналогичные мысли крутились в голове. Давайте выпьем. Кстати, как вас на самом деле зовут?

— Никак, Сир. У нас нет имён в обычном земном понимании. Можете называть меня Третьим Советником, а лучше всего пускай для Вас и для всех других людей я буду по-прежнему ПОЭТОМ. Это имя мне нравится.

— Третий Советник… Почему именно Третий? Мне больше нравится цифра Семь. Мистическая, божественная цифра.

— Да, Сир. Семь дней Творения, семь Ангелов Апокалипсиса, семь Чудес Света и так далее и тому подобное. А почему Вы упомянули эту цифру?

— Да, так…

— Сир, насчёт указанной Вами цифры…

— Что!?

— Ваше Величество, есть у нас Седьмой Советник, — грустно произнёс ПОЭТ. — Ах, какая женщина!

— Мне б, такую! — рассмеялся я.

— Да…

— Ибо…

Мы выпили, закусили, помолчали. Багровый диск солнца почти полностью утонул в море, прямо на наших глазах исчез и оставшийся его раскалённый кончик, мир стал тёмно-серым и неуютным. Повеял прохладный ветерок.

— Прочитайте мне что-нибудь. То, что вам лично нравится, — неожиданно для себя попросил я ПОЭТА.

— Извольте, Сир.

— Браво, великолепно! Мне очень понравилось! Гениально! — воскликнул я, вскочил и нервно заходил по песку. — Как хорошо!

ПОЭТ тоже вскочил.

— Это Вы, написали, Сир! Посвящение ИСЭ…

— Что!? Вот как!? — я удивился и задумался. — ИСЭ, ИСЭ…

— А где сейчас находится ГРАФИНЯ, что с нею, Сир?

— На Флагмане. Пребывает в коме…

— Понятно. Плохо. Сочувствую, Государь…

— Может быть, её следует телепортировать на Глорию? Ах, да… Портал открывается только для одного человека, который сам его и создаёт силой мысли. На то он и Пси-Портал, — задумчиво произнёс я, а потом встрепенулся. — Позвольте, позвольте! Но вы же каким-то образом телепортировали меня на Третий Остров во время взрыва галеры совершенно независимо от моей воли!?

— Вы, Сир, — это Вы, а ГРАФИНЯ — это Графиня…

— И в чём же отличие?

— Вы — НЕКТО и ИЗБРАННЫЙ!

— Как, однако, вы мне всё ясно и чётко объяснили, — нахмурился я. — В данной ситуации меня утешает только одно. ГРАФИНЯ является Островитянкой, а не инопланетянкой. Я делаю правильный вывод?

— Да, Сир. Она Островитянка.

— Слава Богу!

— Сир, а Квази-Портал!?

— Что Квази-Портал?

— Ну, он же может принять хоть несколько человек, хоть пару лошадей, хоть небольшое судно! — возбуждённо произнёс ПОЭТ.

— А как мы его откроем!? — вскочил я. — Вы можете это сделать?

ПОЭТ напрягся, закрыл глаза, а потом разочарованно сказал:

— К сожалению, Сир, у нас ничего не получится. Нужен Базовый Передатчик. Таковой имеется только на Земле, в Штабе Агентства по Контактам. Он почему-то не работает. Увы…

— Почему!?

— Чёрт его знает, Сир!

— Так, так, так… — разочарованно произнёс я. — А почему таких Передатчиков нет на Глории?

— Сир, Глориане избавились от них тысячу лет назад. Зачем нам такой примитивизм?

— Странно… Вот вы путешествуете по Вселенной, где-то обосновываетесь, живёте, бродите по неизведанным местам, адаптируйтесь к новой обстановке. Ну, хорошо, допустим, явились вы через Пси-Портал, ну, скажем, на планету Блям-Блям или Бум-Бум в другой Галактике. Стоите посреди степи, тундры или джунглей в тонком трико или в собольей шубе. Вокруг чужой мир, бродят аборигены-людоеды, ползают гигантские крокодилы, летают хищные птеродактили, беснуются свирепые морозные ветры. И что же дальше?

— Сир, мы не просто Пси-Телепортируемся. Мы имеем Пси-Матрицу!

— Так, чем дальше в лес, тем больше дров. В принципе я о ней слышал от МАРКИЗЫ. Что такое Матрица? — раздражённо спросил я.

— Сир, — это такое устройство, вживлённое нам в мозг. Активируя его, мы можем силой мысли воссоздать, материализовать всё, что пожелаем. Ну, конечно, в рамках того, что существует на Глории или на Земле.

— О, как! Интересно, потрясающе! — изумлённо воскликнул я. — То есть, попав с Глории сюда, на Землю, вы можете здесь, в сей момент воссоздать в натуре самый современный госпиталь во Вселенной!? С великолепным персоналом и новейшим оборудованием?

— Увы, не могу, Сир.

— Почему, чёрт возьми, ничего не понимаю! — взвился я.

— В любой точке Вселенной могу, в том числе и на Земле, а вот в Анклаве, увы, не могу, Сир, — подскочил ПОЭТ и вытянулся в струнку, а потом добавил, видимо, неожиданно даже для самого себя. — Виноват, Ваше Величество! Нижайше прошу меня простить!

Я истерично расхохотался, упал на стул, залпом осушил рюмку.

— Фантасмагория какая-то!

— Вы правы, Сир!

— Так, — попробуем ещё раз… Что такое Анклав?

— Сир, таково его официальное название на Земле. Морские пехотинцы называют его Пузырём. Два Острова, Сир. Защищены они Силовым Полем, или Барьером, другим словом. Ваша Империя!

— Да знаю я это всё! Мне нужна более полная информация!

— Какая, Сир?

— Но почему существуют именно два Острова? — удивился я. — Ведь совсем недавно я посетил Третий Остров!?

— Это не был Третий Остров. Так, островок. Им нет числа…

— Понятно. У, сука! Я так и знал…

— Не понял, Сир…

— Ладно, я до этой шлюшки ещё доберусь!

— Что, Сир!?

— Да так, ничего…

Я, не торопясь, подошёл к воде, не снимая одежды, вошёл в море, которое оказалось не таким уж и холодным, как я ожидал. Я с наслаждением окунулся в него с головой, сделал несколько ленивых гребков, побыл некоторое время в тусклой невесомости, потом вынырнул и вернулся за стол. Присутствия ЗВЕРЯ я не ощущал, что меня очень сильно тревожило. В каких же краях сейчас находится мой верный и преданный Пёс!?

ПОЭТ был напряжён и бледен. В рюмках угрюмо покоилась только что влитая в них Можжевеловка. На блюде посреди стола оставались лежать пара свежих огурцов, несколько солёных помидор и десяток головок маринованного чеснока. Неплохо. Очень кстати. Чем богаты, тому и рады.

— За прекрасных дам!

— За прекрасных дам!

Мы выпили стоя, по-офицерски, то есть, отодвинув в сторону локти и расположив кисти рук с рюмками параллельно земле.

— Сударь, вы, я вижу, в курсе, что я капитан Морской Пехоты? — вкрадчиво поинтересовался я. — Боец или член, ну, этого, как его…

— Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических Сил Земли, Ваше Величество! Морская Пехота навсегда!

— О, как вы это, однако, торжественно и мужественно отчеканили! — поразился я. — А какое дело вам, Глорианину, до какого-то Земного Отряда? Не понимаю!

— Я являюсь его непосредственным организатором, идейным вдохновителем и руководителем, Сир! — ПОЭТ щёлкнул несуществующими каблуками несуществующих сапог, очевидно, начищенных до ослепительного блеска. — Разрешите представиться, Сир! Перед вами — Командир и Полковник Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических Сил Земли! Честь имею! Морская Пехота — навсегда! Враг не пройдёт!

Я некоторое время тупо, мрачно, потрясённо и неподвижно смотрел на ПОЭТА, а потом хрипло пробормотал:

— Да, ибо, о, как, ишь, ты, ничего себе, однако!

— Так точно, Сир! Ибо…

Я в задумчивости прошёлся по берегу, посмотрел в тёмную, слегка колышущуюся воду.

— Советник, мне на ум почему-то именно сейчас пришла одна мысль. Послушайте. «Человек — это часть целого, которое мы называем Вселенной, часть, ограниченная во времени и пространстве. Он ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального мира, что является своего рода оптическим обманом. Эта иллюзия стала темницей для нас, ограничивающей нас миром собственных желаний и привязанностью к узкому кругу близких нам людей. Наша задача — освободиться из этой тюрьмы, расширив сферу своего участия до всякого живого существа, до целого мира во всём его великолепии. Никто не сможет выполнить такую задачу до конца, но уже сами попытки достичь эту цель являются частью освобождения и основанием для внутренней уверенности».

— Великолепно сказано, Сир! — голоса ПОЭТА, Летописца, Третьего Советника Планеты Глории и Полковника Особого Отряда Морской Пехоты планеты Земля причудливым образом объединённые в одно целое, сконцентрированные и воплощённые в едином лице, вывели меня из состояния глубокой задумчивости, которая на некоторое время овладела всей моей трепетной сущностью.

— То-то! — зачем-то строго и со значением произнёс я.

— Вы гений! Сир!!!

— Ну, а то как же, — задумчиво пробормотал я.

— Цитатник продолжает пополняться! Пока моя голова на плечах, все Ваши мысли будут сохранены для потомков и для вечности, Сир! — восторженно произнёс ПОЭТ.

— Вообще-то данная мысль была высказана не мною, а Эйнштейном, — устало произнёс я. — Пришла почему-то в голову. Да, память у меня, однако, неплохая! А что касается вечности, которую вы почему-то отделили от потомков, то зачем она нужна без оных лиц? В безжизненной пустоте нет никакого смысла.

— Сир, ну, во-первых, какая разница, кому принадлежит мысль, высказанная Вами? Главное заключается в её сути. А во-вторых… Отсутствие потомков не исключает возможности возникновения новой разумной жизни в будущем. Вот тогда-то и пригодится наш Цитатник! А вообще, почему бы не собрать в Цитатнике всю мудрость Марса, Земли, Анклава и Глории? — у ПОЭТА лихорадочно заблестели глаза. — Представляете, какой это будет труд, какая великая книга!?

— Так займитесь данным вопросом, — усмехнулся я. — Скажите, а на Глории ещё остались книги?

— Конечно, Сир! Самые выдающиеся или значительные произведения в своём обычном традиционном виде находятся в специальном хранилище. Ну, а в электронном виде книги рассеянны по всему Космосу.

— Сударь, мне безумно интересно, как вы воспринимаете сегодняшнее своё состояние и положение, — сказал я, неторопливо доливая в рюмки остатки Можжевеловки.

— Что Вы имеете в виду, Сир?

— Прекрасно вы понимаете, что я имею в виду, — усмехнулся я. — За Глорию!

— За Глорию!

— Так вот, — я захрустел огурцом. — С одной стороны, вы не человек, а Глорианин, частично Марсианин, член Совета Бессмертных планеты Глории. Одновременно вы являетесь Полковником, Командиром Особого Отряда Морской Пехоты, который дислоцирован на Земле и состоит из Землян. Я, вроде бы, член этого Отряда и, будучи его капитаном, подчиняюсь непосредственно вам. С другой стороны, я не Землянин и не Глорианин, а ИЗБРАННЫЙ и НЕКТО, а вернее, — МАРСИАНИН и ВЕРШИТЕЛЬ, да ещё к тому же и Великий Император, а вы мой подданный, Придворный Поэт и Летописец… Каков, однако, пасьянс, а? Сложно жить с раздвоением личности, вы не находите? Или легко?

— Сир, очень сложно, тем более, что личность моя разделена не на две, а на большее количество частей.

— Действительно, вы правы, — рассмеялся я. — Да, ГРАФИНЯ в такой пикантной ситуации погладила бы вас по голове и посочувствовала бы: «Бедненький вы наш!».

— Навряд ли, Сир, — вздохнул ПОЭТ. — Скорее всего, она, не долго думая, проткнула бы меня своим знаменитым кинжалом.

— Может быть, может быть… — в свою очередь вздохнул я. — Эх, лебёдушка моя ненаглядная!

— Сир, надо что-то предпринять в отношении неё.

— И это вы мне говорите, всемогущий и заоблачный вы наш!? — возмутился я, делая знак рукой ближайшему Гвардейцу.

— Что изволите, Ваше Величество?

— Дружище, пусть принесут канделябр со свечами, ещё Можжевеловки и что-нибудь закусить, и сока или компота, или кваса какого-нибудь. Передайте ШЕВАЛЬЕ, что мы ещё посидим здесь немного. Погода чудная, такой тихий и мягкий вечер, возможно, не повторится уже никогда.

— Будет исполнено, Сир! — гаркнул Гвардеец.

— Так что же нам делать с ГРАФИНЕЙ? — тяжело вздохнул я. — Сюда бы МАГИСТРА. Открыл бы он Квази-Портал и все проблемы были бы решены. Кстати, жив ли он вообще?

— Не имею понятия, Сир. Если прикажете, могу его поискать.

— Да Бог с ним. Пока… Где же моя Собака?

— ЗАЩИТНИК вернётся, Сир. Он вечен, не уничтожаем и не сокрушим. Ему не страшны ни вакуум, ни Квазары, ни Чёрные Дыры, ни Параллельные Миры, ни взрывы Сверх Новых!

— Неужели даже Чёрные Дыры? Верится с трудом. А Квазары? Вы в курсе, сколько энергии они излучают? Больше, чем Галактики!

— ЗАЩИТНИК способен её отражать, рассеивать или частично поглощать без вреда для себя, Сир.

— Фантастика! — изумился я. — А куда она потом девается? Она же не может исчезать бесследно? Это бы противоречило всем законам физики.

— Совершенно с Вами согласен, Сир! Но, с другой стороны, что мы знаем о её законах!?

— Да, вы правы… Вернёмся к Псу. А почему же он не поглощал и не отражал те молнии, которые метали меня эти, как их…

— Арктуриане, Сир.

— Да, да…

— Поглощал, Сир, но частично. А, вообще, вопрос этот очень сложный. В Совете к единому мнению так и не пришли. Моё мнение такое… Кто-то или что-то на высшем уровне постепенно адаптировали Вас к окружающей среде, к ПОСОХУ и ЗВЕРЮ, а потом и к РЕЛИКВИИ, которые призваны оберегать Вас от воздействий извне. Ну, что-то вроде этого… А вообще, очень много непонятного в Вашей истории.

— Ещё раз об адаптации, пожалуйста.

— Ну, это как тренировки с постепенным наращиванием нагрузок. Понимаете, Сир?

— Так, так… — задумчиво пробормотал я. — Первая атака Арктуриан была сравнительно слабой, но я оказался на грани жизни и смерти. Вторая, более сильная атака, далась мне намного легче. Потом я смог, наконец, активировать РЕЛИКВИЮ и перенёс очень мощное энергетическое воздействие играючи. Примерно так. Ладно, вернёмся к Псу… Кто же он такой, или что он такое? Каким образом он воздействует на энергию?

— Сир, ЗАЩИТНИК — это Киборг или Робот. Сложный и совершенно непонятный нам, то ли организм, то ли механизм. Или то и то, вместе взятое. Примерно так!.

— Я это уже слышал. Ладно, что насчёт энергии?

— Есть две версии, Сир.

— Ну-ка, ну-ка!

— Сир, первая версия заключается в том, что ЗАЩИТНИК эту самую энергию поглощает и накапливает в себе.

— В таком случае он уже должен был давным-давно переполниться ею и лопнуть! Ну, я, конечно, образно выражаюсь.

— Возможно… Но не лопнул же, не взорвался!? Сир, мне кажется, что эта версия ошибочна.

— Ладно, перейдём ко второй.

— Согласно второй версии ЗАЩИТНИК поглощает энергию и каким-то образом её преобразовывает, сублимирует, трансформирует и переносит во что-то и куда-то.

— И каким же образом он её поглощает и преобразует? Куда она всё-таки дальше девается? — нахмурился я.

— Это никому не ведомо, кроме Вас, Сир! — отчеканил ПОЭТ.

— Кроме меня? Но я почти ничего не смыслю в физике! Так, имеются жалкие отголоски школьных знаний, — искренне удивился я.

— Извините, Сир, но при чём тут физика!? В Вашей голове таятся все знания о Мироздании. Вы, — Последний из МАРСИАН, ВЕРШИТЕЛЬ! — ПОЭТ встал и торжественно склонил голову, видимо подчёркивая особую значимость сего откровения, которое для меня таковым уже не являлось.

— Да, ибо… — якобы восторженно воскликнул я и тоже зачем-то встал, хотел так же склонить голову, но передумал.

Не гоже ВЕРШИТЕЛЮ смотреть вниз! Его взор должен быть обращён только вверх, к небу, в вечность. Я взглянул на загадочную бездонную высь, уже лишенную тревоги сумерек, но ещё не до конца поглощённую ночью. Какая красота, какая необъятность, как хорошо! Какое-то неиспытанное ранее волнение внезапно охватило меня. Что-то должно произойти! Прямо сейчас! Ну же, ну, ну!!! Я глубоко и с надеждой вдохнул солёный воздух, задержал дыхание, напрягся, закрыл глаза, выдохнул. Никакого озарения не последовало, никакие тайные знания не всплыли в моей голове. Жаль…

— Позвольте, позвольте! Ну а почему же. всё-таки, я ПОСЛЕДНИЙ МАРСИАНИН!? Существуют же мои, так сказать, собратья, которые куда-то ушли, закрыв Главный Пси-Портал!? Они же сейчас где-то обитают, что-то делают!? Ну, например, хотя бы выращивают капусту в тишине и покое, в самой отдалённой Галактике!?

— Сир… Ваша любимая тема известна всем на Островах и вообще везде… Давайте её оставим, умоляю! Извините, Сир, за некоторую неточность формулировок, допущенную мною. Вы на самом деле — единственный МАРСИАНИН и ВЕРШИТЕЛЬ в НАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ!

— Ну, это же совсем другое дело! — облегчённо засмеялся я, падая на стул. — Это же всё меняет! «В нашей Вселенной…». А сколько их вообще? Может быть, я когда-нибудь увижу свою маму, или папу, или сестру, или брата, или хотя бы кузину или, на худой конец, тёщу. Присаживайтесь, Полковник. Как говорят на Руси: «В ногах правды нет».

— Премного благодарен, Государь.

— Боже мой, ну что за слог… — поморщился я.

Передо мною серыми тенями возникли Гвардейцы, расставили на столе еду и питьё, зажгли огромный канделябр с толстыми свечами, бесшумно растаяли в сгущающейся темноте.

— За Космос!

— За Космос!

Мы выпили, закусили. В этот вечер алкоголь практически не действовал ни на меня, ни на ПОЭТА. Странно… А собственно, что тут странного? Нервы, нервы… Мозг даёт команду, происходит повышенное выделение ферментов, разлагающих этиловый спирт или его производные. Кажется так. Примерно так. Да нет, а может быть и несколько по-другому… В таких ситуациях вроде бы всё решает адреналин или ещё какие-то гормоны. Да, в биологии я явно не силён. Пока…

— Скажите, сударь, если моя голова напичкана тайными и уникальными знаниями, то почему я эти самые знания не осознаю и не могу применить на практике? Странно как-то, однако!

— Сир, Вы находитесь на грани ОЗАРЕНИЯ. Время ещё не настало…

— И что это за зверь такой, — это ваше ОЗАРЕНИЕ? — исподлобья посмотрел я на ПОЭТА. — Кстати, сударь, меня страшно интересует Небесный Медведь! Ну, тот, который свалился в озеро и пытался слопать нас со ЗВЕРЕМ и с ГРАФИНЕЙ в придачу?! А Чёрный Спрут? Откуда он появился?

— Сир, это были плоды бредовых и зловещих задумок КООРДИНАТОРА, — засмеялся ПОЭТ. — Этот тип ненормален. Если с Вами не смогли справиться Ускоренные, то вся надежда у этого маньяка была на несчастного медведя и осьминога. Вырастили, вернее, преобразовали их в своих сверхсекретных лабораториях в этаких непонятных и кошмарных монстров, выбрали подходящее время и место и спустили животных на Вас. Бедный КООРДИНАТОР по большому счёту имеет довольно слабое представление о Вас, ну, о Вашей истинной сути. Сведения у него поверхностные, наивные и эклектичные. Копошится там в своём Агентстве по Контактам, как пчела в улье. Вроде бы видит свет за его пределами, собирает нектар с цветков, которые растут на определённой территории в большом мире, но не более того. Не понимает пчела, как устроен этот самый мир, и не представляет, как он сложен и огромен!

— Ну, если проводить аналогии, то скорее всего он не простая пчела, а матка, — облегчённо усмехнулся я.

— Да, Вы правы, Сир, — вслед за мной усмехнулся ПОЭТ.

— Скажите, а кто такие Ускоренные, ну, те ребята, которые всё время меня пытались убить?

— Они из того самого Особого Ударного Отряда, Сир. Из нашего Отряда…

— Я это уже понял. А каким образом они стали Ускоренными, и, вообще, как это возможно?

— Сир, земная наука не стоит на месте. Технологии в общем, и биотехнологии в частности постоянно совершенствуются. А вообще, создание Ускоренных стало возможным благодаря нам, Глорианам.

— О как, ишь ты, однако, ибо! — поразился я.

— О, Сир, как мне нравится эта Ваша знаменитая фраза! — рассмеялся ПОЭТ.

— Кое-кому она не нравится, — буркнул я.

— Кому же это, Сир?

— МАРКИЗЕ…

— Кто она такая, Государь? Вы уже второй раз упоминаете об этой даме, — поинтересовался ПОЭТ.

— Одна ваша коллега. Весьма симпатичная девица. Давеча явилась она с вашим ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ко мне в гости. Возмутили и взмутили они мой бедный разум, до этого погружённый во тьму, несколько просветлили его и исчезли, бросив меня, одинокого ПУТНИКА, поглощённого раздумьями и сомнениями, на пустынной дороге бытия. Хорошо, хоть вас встретил… — тяжело вздохнул я.

— Понятно, Сир, — насупился ПОЭТ. — Вы имеете в виду Седьмого Советника, эту межгалактическую шлюшку?

— Боже мой, вот оно, откровение, прозвучавшее из уст младенца, ибо только его устами глаголет истина! — я вскочил, поднял к чёрному небу рюмку с Можжевеловкой, глубоко вдохнул в себя морской воздух, насыщенный йодом и солью. — За шлюх, которые вечны, как этот мир!

— За шлюх, за наших любимых шлюх! — вторил мне Советник.

Огонь свечей заколебался и затрепетал от наших воплей, Гвардейцы, стоявшие по периметру, тревожно задвигались и заволновались. Звёзды, до того слабо и слегка пронизывающие тьму, вдруг обрели яркость и насыщенность. Космос угрюмо и мрачно застыл в недоумении. Море не сдвинуло свою студенистую тушу ни на йоту. Воздух всё так же лениво и вязко лежал на ней, подобный смертельно пьяному любовнику, покоящемуся на такой же пьяной возлюбленной.

— Хорошо сидим, Полковник.

— Очень тонко подмечено, Сир! Гениально!

— Продолжаете ёрничать?

— Никак нет, Сир!

— Ну, ну… Сегодня я вам прощаю всё, потому что эта ночь — ночь откровений! Я узнал столько нового! Невероятно! Но особенно доволен я тем, что наконец-то разгадал тайну Небесного Медведя и Осьминога. Понимаете, выбивались они как-то из общей картины происходящих вокруг меня событий. Дикость какая-то, бред. А теперь мне стало значительно легче. Это подумать только! Небесный Медведь и Чёрный Спрут, — всего-навсего каприз какого-то безумного КООРДИНАТОРА!

— Сир, этот тип не безумен, он одержим! А это совершенно разные вещи!

— И чем же он одержим? — ухмыльнулся я.

— Он жаждет Вас убить, Сир. Любыми способами…

— Вот как?

— Да, Сир, именно так.

— И зачем, к чему, почему?

— Он, скорее всего, является агентом Альтаириан или ещё кого-то, Сир. За ним явно стоит какая-то третья сила. Я так думаю.

Я поперхнулся, закашлялся, жадно сделал несколько глотков из поданного нам ранее тяжёлого, прохладного кувшина. Поглощённая мною жидкость оказалась лёгким красным вином, кстати, весьма недурственным. Очевидно, в этих местах не оказалось в наличии ни кваса, ни компота, ни сока. Собственно, что такое молодое красное или белое вино? Тот же сок, подвергшийся процессу брожения.

— Так, так, так… — я нервно постучал пальцами по столу. — На этом месте слегка притормозите. Про Альтаириан я ещё ничего не слышал! Кто они такие? Что за звери, мне неведомые? Почему так жаждут моей смерти?

— Сир, эти типы находятся с нами на одном уровне развития, — печально произнёс Советник. — Видимо, ВЕРШИТЕЛИ зачем-то создали дубль Глории в другом секторе Космоса. Или мы являемся дублем Альтаира. Зачем они это сделали, совершенно непонятно.

— Почему же непонятно? — проворчал я. — Дубль никогда не помешает… Мало ли что может случиться!? Жизнь непредсказуема, а потому опасна и прекрасна.

— Вы совершенно правы, Сир…

— И так. Соберём мысли воедино. Как я понимаю, КООРДИНАТОР является самым обычным Землянином, возможно, Ускоренным. Он возглавляет могущественное и тайное Агентство по Контактам, которое ведает всеми вопросами, касающимися инопланетных цивилизаций. КООРДИНАТОР — агент Альтаириан. Так?

— Возможно, Сир! А может быть и нет…

— Хорошо, пойдём дальше, — буркнул я. — Вы Третий Советник, Глорианин, который является Командиром Особого Отдельного Ударного Отряда Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических Сил планеты Земля. Так?

— Совершенно точно, Государь!

— Каков статус Агентства и Отряда? Кто кому подчиняется?

— Отряд подчиняется Особому Комитету ООН. Действует по её мандату, Сир.

— Хорошо, — я устало откинулся на спинку стула. — Каков статус Агентства? Почему оно использует в своих целях Ускоренных, которые являются членами Отряда, который подчиняется ООН?

— Сир, Агентство использует Ускоренных, вернее, использовало их, по согласованию с Комитетом.

— Более-менее понятно. Хорошо, — я сделал паузу, несколько раз глотнул из кувшина прохладной и терпкой влаги. — Полковник, рекомендую. Не люблю вино, но это очень недурственное. Освежает, прочищает мозги. В нём должно быть много антиоксидантов, крайне полезных для организма веществ. Сосуды, сердце… Выпейте, — я протянул кувшин ПОЭТУ.

— Спасибо, действительно неплохо, Сир.

— Продолжим, сударь. Кто такой МАГИСТР?

— Заместитель КООРДИНАТОРА, Сир. Совершен обычный человек. Даже не Ускоренный. И КООРДИНАТОР, кстати, тоже не Ускоренный.

— Почему? — удивился я.

— Возраст, Сир. Особенности физиологии, ну и ещё кое-какие факторы..

— Ага, понятно, — я резко встал.

ПОЭТ вскочил вслед за мною и замер. Я ухмыльнулся, совершил свою любимую лёгкую гимнастику: сделал несколько шагов по песку, интенсивно разминая ноги, покрутил головой, поприседал, попрыгал, помахал руками, глубоко вдохнул и выдохнул прохладный и слегка тягучий морской воздух. Ах, как было бы хорошо и покойно, если бы не было всё так сложно и запутанно!

— Продолжим, сударь, — я упал на стул и небрежно разлил Можжевеловку по рюмкам.

— Весь во внимании, Сир!

— За ГРАФИНЮ! За её здоровье!

— За Её Сиятельство! За её здоровье!

— Надо же! Межгалактическая шлюха!

— Что, Сир? О ком это Вы!?

— Это я о Седьмом Советнике. Сведения проверенные?

— Да, Сир. Сведения абсолютно точны, объективны, проверены и перепроверены, в том числе и мною лично.

— Что, Полковник, и вы с ней, того!?

— Да, Сир, в том числе и я. Увы…

— Почему же увы? Классная баба… Так, так, так… Хорошо, что Императорская Печать сгинула в море!

— Вы о чём, Сир?

— Так, о своём, о личном, Барон….

— Что?

— Сир… — сухо сказал я. — Пора бы привыкнуть произносить эту приставку!

— О, извините, Сир! Виноват, больше не повторится!

— Прощаю последний раз. С этой секунды вы — Барон. Дарую вам данный титул за особые заслуги перед Империей. Вы, конечно, сбежали с поля брани, но этот поступок был продиктован не трусостью, а трезвым расчетом и совершён он был, исходя из принципа высшей целесообразности. Летопись с Цитатником спасены! Это главное!

— Спасибо, Сир! Империя — навсегда! Империя — превыше всего! Да здравствует Император!!! Чёрт с ней, с этой занюханной Глорией и с не менее занюханной Галактикой! Надоели все до чёртиков! — вскочил новоявленный Барон.

— Ну вот, теперь я слышу решительный голос мужа, а не истерический писк младенца, — я плеснул в рюмки Можжевеловку. — За Империю!

— За Императора! Виват, виват, виват!

— Виват, виват, виват!!! — неожиданно раздалось из темноты. — Императору виват, виват, виват!!! — сотрясли, задремавший было ночной воздух, несколько десятков глоток моих славных и доблестных Гвардейцев.

Сотня с чем-то человек. Увы… Всё, что осталось от Имперской Гвардии. Ну, ничего, была бы основа, костяк, а уж на них мы нарастим и мышцы и мясо. Дайте время! Я почему-то с ненавистью посмотрел в тёмное и мрачное небо, зло прищурился. Неожиданно из ниоткуда послышался крик ШЕВАЛЬЕ:

— Слава Императору, доблестному победителю пиратов, Рыцарей Ордена Посвящённых, Молний, Небесного Медведя, Чёрного Спрута и Быстрых Воинов!

— Ура, ура, ура!!! Слава императору!!!

— Ах, вы мои чудо-богатыри! — прослезился я и вытер глаза краем скатерти, опрокинул в себя Можжевеловку, а потом крикнул в темноту. — Тех, кто не дворяне, посвящаю в Рыцари, дворянам дарую титулы Баронов. Хорошо бились, ребята! Благодарю за службу! Империя или смерть! Всех их, сволочей, победим! Пусть пока поскулят от безнадёжности и предчувствия скорой гибели!

Каких сволочей конкретно мы будем скоро побеждать, я не уточнил. Это и не столь важно. Сволочами полнится и переполняется Космос, и их хватит на всех воинов сил добра!

— Служим Империи! Империя или смерть! Ура, ура, ура!!! — мощно ответила темнота.

Я с удивлением услышал едва сдерживаемые рыдания ПОЭТА. Вот вам и Глорианин, железный Командир Ударного Отряда, Полковник вы наш!? Да, видимо, полтора литра Можжевеловки заставят плакать и Альтаириан, а может быть даже и загадочных Арктуриан в их долбанных Шарах.

Я задумчиво и печально посмотрел в звёздное небо. Где ты, мой любимый ЗВЕРЬ? В каких далях обрёл ты себя, мой верный и могучий Пёс? Возвращайся, я по тебе скучаю, однако. Да, и вообще, нас ещё ждут новые испытания. Когда Путь закончен, то становится скучно и неинтересно. Так будем решительно и весело продолжать по нему идти!

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Свечи горели ровно и ярко. Море по-прежнему покоилось в тягучей и в сумрачной дрёме. Чёрную ткань неба пронзали миллиарды звёзд. Воздух был наполнен волнующим звоном цикад. ПОЭТ заворожено смотрел на пламя, рождаемое свечами. Я следовал его примеру. Я, как и он, размышлял о том, о, сём, как всегда в таких случаях, практически, ни о чём….

Вдруг, повинуясь какому-то непонятному внутреннему импульсу, я бережно провёл пальцами по РЕЛИКВИИ, прохладно покоящейся на моей груди. Она неожиданно мгновенно нагрелась, но не обожгла меня, лишь слегка завибрировала. Раздались уже знакомые мне мелодичные, басовитые, странные, не от мира сего, звуки. Они завораживали меня, опьяняли, тревожили, радовали, утешали и звали куда-то вдаль, за горизонты, в глубины, заставляя познать нечто крайне тайное, загадочное, иное и неведомое. Они призывали меня слиться со Вселенной, стать её частицей, трансформироваться, до неузнаваемости преобразиться, измениться и понять всё! ОЗАРЕНИЕ неумолимо и неуловимо протягивало ко мне свои магические и сладкие щупальца. Я чувствовал, что оно уже не за горами!

Я стоял, потрясённый, опьянённый, но не алкоголем, а чем-то совершенно иным, в тысячу раз более мощным, важным и крайне значительным! Воздух вокруг меня вибрировал, раскалялся, расслаивался пластами. Пространство и время распались. Из единого целого они превратились в хаотическое скопление беспорядочно струящихся в разных направлениях энергетических сгустков и потоков. Я слился с ними, стал извиваться, как змея перед дудочкой факира, который вдруг возник из пустоты и обрёл вполне осязаемый и ощутимый образ.

Мгла окутала меня, тёмная тяжёлая мгла. Я хотел закричать от ужаса, но вдруг понял, что у меня нет рта, языка, губ, головы и всего остального. Я растворился во всепоглощающей, мутной и невесомой субстанции, стал частью и продолжением её. Я запаниковал, но потом собрал волю в кулак, напрягся изо всех сил, сконцентрировался и почувствовал, что сжимаю в кулаке РЕЛИКВИЮ, которая вибрировала, гудела и возвращала меня в обычное состояние. Мгла развеялась, огонь свечей на мгновение ослепил меня, прохладный солёный ветер смахнул своим лёгким крылом испарину с моего пылающего лба, и я окончательно пришёл в себя.

— Сир, внимание! Очевидно приближается ОЗАРЕНИЕ, будьте начеку, готовьтесь! — ПОЭТ тревожно склонил надо мною своё ясное чело.

— Вина мне! — прохрипел я, тяжело поднимаясь с песка, а потом жадно припал к прохладному кувшину. — Легко сказать, — готовьтесь! А как?

Погода изменилась. Лёгкий и безобидный ветерок стал усиливаться. Море забеспокоилось, волны принялись всё жаднее и жаднее лизать берег. Пламя свечей заметалось во внезапно ожившем и заволновавшемся воздухе. Стало холодно, тоскливо и неуютно.

— Сир, — из тьмы возникла фигура ШЕВАЛЬЕ. — Разрешите предложить Вам проследовать в палатку. Она находится здесь неподалёку, рядом с ближайшим холмом. Место тихое, защищённое от ветра, чистое. Все трупы мы оттуда убрали, порядок навели идеальный. Впрочем, если изволите, то могу проводить Вас до Флагманской Галеры.

— Спасибо, сударь. Моря с меня довольно. Лучше палатка. С удовольствием приму ваше предложение. Нам с ПОЭТОМ необходимо ещё кое-что обсудить. Накройте стол, пожалуйста…

— Государь, стол давно накрыт. Велите подать горячее?

— Прекрасно, прекрасно, — засмеялся я. — Велю, велю! Конечно же, велю!

Палатка была довольно большой и вместительной. Скорее, её можно было назвать шатром. В центре её стоял большой дубовый стол, на котором дымился чугунок с картошкой и мясом. Его окружали блюда со свежими и солёными овощами. Я увидел селёдку, густо покрытую кольцами лука, непроизвольно сглотнул слюну. На углу стола возвышался хрустальный высокий графин с какой-то жидкостью светло-янтарного цвета, рядом с ним стоял такой же высокий керамический кувшин, видимо, с понравившимся мне вином.

— Что там, в графине, сударь? — небрежно спросил я у ШЕВАЛЬЕ.

— Вы знаете, Сир, очень неплохой напиток! На одном из уцелевших пиратских кораблей мы обнаружили пару бочек. Открыли их, попробовали содержимое. Недурственно, очень недурственно. Однако…

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я, налил жидкость в рюмку, сделал маленький глоток. — Боже мой, господа, да это же первоклассный ром! Прошу к столу! ШЕВАЛЬЕ, Полковник, прошу, прошу!

— Кто Полковник? Где Полковник? — удивился ШЕВАЛЬЕ. — Что такое ром?

— Как говорил ваш любимый Сократ: «Ром, он и в Африке — ром!». Потом, Барон, потом! — потирая ладони, возбуждённо и весело произнёс я. — Жрать зверски хочется. Всё потом!

— Сир, позвольте произнести тост? — спросил ПОЭТ.

— Позволяю, сударь…

— Господа… Предлагаю выпить за МАРСИАНИНА и за грядущее ОЗАРЕНИЕ!

— За ОЗАРЕНИЕ! — сказал я.

— За МАРСИАНИНА! За ОЗАРЕНИЕ! — ничего не понимая, пробурчал ШЕВАЛЬЕ.

Мы опрокинули рюмки внутрь себя, стали с аппетитом поглощать пищу и с удовольствием пить, словно очутились за столом после двух недельной голодовки и годового воздержания от спиртного.

— А, скажите-ка, Барон, — обратился я к ШЕВАЛЬЕ, виртуозно цепляя на кончик ножа тяжёлый и жирный, но, при всём при этом малосольный кусок селёдки. — Что вы думаете о наших перспективах?

— О чём, Сир?

— О перспективах. Ну, что нам делать дальше? Куда двигаться? Как быть? — я лихо осушил ещё одну рюмку рома.

— Сир! — вмешался в разговор ПОЭТ. — Я понимаю, что Вы сейчас очень сильно отягощены разными непонятными и тревожными чувствами и раздумьями… В плане Тактики я бы посоветовал Вам немного отдохнуть, расслабиться, отвлечься, ну, например, принять ванну с юными вакханками и с хвоей, а потом, не торопясь и спокойно, подумать о жизни и о судьбе, всё осмыслить, сделать соответствующие выводы.

— Великолепный совет! Браво! А Стратегия?! Что мне делать дальше?

— Стратегия? — ПОЭТ замялся и задумчиво посмотрел на ШЕВАЛЬЕ.

— Ваше Величество! — весело произнёс тот. — Ну, после того как Вы расслабитесь, отдохнёте и всё осмыслите следует собрать необходимые силы и двигаться в Столицу, а оттуда, само собой, на Север!

— Это куда же? — усмехнулся я, потом поморщился и пристально посмотрел на Полковника.

— На Третий Остров, конечно же! Сир, Вам надлежит закончить выполнение Вашей главной миссии — объединить Острова! Только тогда строительство Империи будет завершено! А пока чего-то не хватает. Знаете, это как в одном анекдоте: «Всё вроде бы и хорошо, но всё равно чего-то не хватает».

— Вы случаем не бывали в Одессе, Барон? — подозрительно спросил я.

— Сир, где я только не бывал, а вот в Одессе тем более, — весело ответил юноша, заметно порозовевший после третьей рюмки рома.

Я с ещё большим подозрением посмотрел сначала на ШЕВАЛЬЕ, а потом вопросительно на ПОЭТА. Тот легко улыбнулся, успокаивающе и молча покачал головой: «Островитянин он, островитянин! Матрицы нет!».

— Ладно, господа, дерябнем ещё по одной рюмке и в койки, — утомлённо произнёс я, чувствуя заполняющую меня усталость, неумолимую, неотвратимую и почти смертельную. — Утро вечера мудренее… У кого имеется свежий тост?

— У меня, Сир! — поднялся со своего стула ПОЭТ.

— Извольте, сударь.

— Так вот, Государь… Жил был когда-то на планете Земля один человек по имени Фрэнсис Бэкон. Я с ним был лично знаком. Увы…

— Почему «увы?», — осторожно поинтересовался я.

— Потому что «увы», Сир!

— Понятно… Однако, сударь, в каком же году состоялось ваше знакомство? — поинтересовался я.

— Я с ним встречался в начале семнадцатого века, Сир.

— И что же такое особенное сказал Бэкон, материалист наш великий?

— Вы знаете, кто такой Бэкон, Сир!? — искренне удивился ПОЭТ.

— Я много чего знаю и не знаю, — усмехнулся я. — Продолжайте, сударь!

— Так вот, он сказал следующее: «Жаден человеческий разум. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается всё дальше!».

— Великолепно! — звонко произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Прекрасно сказано! — задумчиво пробормотал я.

— За Разум!

— За его Жадность!

— За перспективы!

— За непрерывное движение вперёд!

Мы с энтузиазмом выпили, закусили, сели, задумались, притихли, помолчали.

— ШЕВАЛЬЕ, прошу, оставьте нас с ПОЭТОМ на некоторое время, так сказать, «тет-а-тет», а потом мы все определимся с ночлегом.

— Слушаюсь, Сир…

Юноша сделал лёгкий кивок головой и вышел. Мы с ПОЭТОМ несколько минут посидели молча, вслушиваясь в звуки ночи.

— Как вы думаете, Барон, всё-таки, наш юный друг обычный человек или нет? — задумчиво произнёс я. — Кто он вообще такой?

— Сир, думаю, что обычный, хотя в сложившейся ситуации ни за кого ручаться невозможно, ни о чём категорично говорить нельзя. Я его неоднократно сканировал на разных уровнях, вроде бы, всё в порядке. Человек, как человек. Вполне обычный абориген. Пси-Матрицы он точно не имеет.

— Я с вами согласен, — кивнул я головой и поморщился. — ШЕВАЛЬЕ производит впечатление нормального, несколько простоватого, но неглупого парня, к счастью, не втянутого ни в чьи игры и интриги.

— Да, скорее всего это так, Сир.

— Почему — «скорее всего?».

— Я никогда никому до конца не доверяю и ни в чём полностью не убеждён, Сир.

— Что же, совершенно правильная и разумная позиция! А скажите, кто такой, по вашему мнения, БАРОН? Он скоро прибудет, так сказать, в Ставку. Как мне себя с ним вести? Что это за индивидуум такой? — я не спеша налил в рюмки ром. — За вас, Полковник! Как это ни странно, но ведь вы мой Командир!

— За Вас, Ваше Величество, — улыбнулся ПОЭТ. — Какой я Вам Командир? Что такое Особый Отряд и Земля по сравнению с Империей? Что такое Полковник или Генерал по сравнению с Императором? Я в Вас окончательно поверил. Сегодня и сейчас. За Вас, Ваше Величество!

— Вы поверили в Императора или в ВЕРШИТЕЛЯ? — усмехнулся я.

— И в того и в другого, Сир!

— Ну, ну…

Мы выпили, закусили, помолчали, задумчиво прислушались к звукам усиливающегося ветра.

— Так кто такой БАРОН? Он человек?

— Да, Сир. Землянин. Вернее, чистокровный Островитянин. Для Вас это будет полной неожиданностью, но он до недавних пор являлся моим заместителем. Он Подполковник Особого Отряда Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических Сил. Кроме этого он Ускоренный. Вот так…

— Ничего себе, однако! — печально произнёс я. — Не ожидал, не думал, до поры до времени не предполагал, но с некоторых пор подозревал.

— Вы очень проницательны, Сир. Это не верноподданнический комплимент, а объективная констатация очевидного факта.

— Да будет вам! — поморщился я, а потом живо поинтересовался. — А почему БАРОН сейчас не является вашим заместителем? Что случилось-то?

— Короче… Незадолго до знакомства с Вами, Сир, случилась с ним одна неприятная любовная история. Не хочу даже о ней говорить! Противно! Мерзко! Любимая женщина от него неожиданно ушла! БАРОН очень сильно переживал, а потом замкнулся в себе, пропал, обрубил неожиданно все контакты, связи, перестал пользоваться телепортацией. Послал всех куда подальше, короче говоря. Он, хоть и дезертир, но мне его жалко. Ох, уж, — эти бабы! У, суки! Они кого угодно и до чего угодно доведут!

— О, как!? Любовная история, говорите!? Крайне печально… — задумчиво произнёс я. — Меня одна сука в своё время тоже почти чуть не сгубила.

— Вот как, Сир?! — ужаснулся мой собеседник. — Вы, Ваше Императорское Величество, могли быть погублены какой-то сукой?!

— Да, да! Увы… Идиотом я был полным! Но, вообще-то, в то время я ещё не являлся Императором…

— Сир!?

— Что, Сир!? Идиот, он и в Африке идиот! Ладно… Вернёмся к БАРОНУ. Хоть и является наш витязь пострадавшим в этой трагической любовной истории, хоть и испытал он невыносимые душевные муки, хоть и покинул ряды Морской Пехоты, но всё-таки он настоящий мужик, воин, глыба! Первый Мастер меча! Преданный мой соратник. Вовремя почувствовал, где настоящая сила! Молодец, умница! Ах, сколько сражений мы с ним пережили и выиграли! Ну, а насчёт любовных страданий… Не застрелился, не утопился и не повесился же! Ну и хорошо! Ну и славно! Молодец! Сам я значительно труднее вышел из любовной передряги, о которой я упомянул ранее… Спасло меня только то, что пистолет дал осечку. Вот так… Представляете!?

— Сир!? — с неподдельным ужасом воскликнул ПОЭТ.

— Да, что было, то было! А вообще, пожалуй пора даровать нашему другу титул Графа!

— Наверное, Сир.

— Но всё будет зависеть от моего разговора с ним, — задумался я. — А почему же КООРДИНАТОР и вы дезертира нашего не приструнили, не наказали, не обязали, не доставили на базу, не отдали под трибунал, не расстреляли, наконец?

— Его приструнишь! Первый Мастер Меча на двух Островах! Ускоренный, да ещё и один из самых способных, да ещё и со своим отрядом. Чем мы его приструним? Вы видели его замок? Кроме этого, он с недавних пор, по сути, постоянно находился под Вашей защитой. Чем закончились попытки приструнить Вас, всем известно. Короче, оставили мы БАРОНА в покое. Пока…

— Это вы бросьте! — возмутился я. — Теперь я определяю судьбу мира! «Пока»! Я вам дам «пока»! Мало не покажется!

— Виноват, Сир!

— То-то же! Да, представляю, как во время наших совместных странствий вы за моей спиной смотрели друг на друга! А как вы общались в моё отсутствие, о чём говорили?! — я захохотал. — Два клоуна поневоле в одной карете!

Командир и его заместитель! Полковник и подполковник! Боже мой, бред какой-то! Теперь я понимаю, почему БАРОН вас как-то хорошенько и от всей души встряхнул, помните?

— Помню. Фантасмагория какая-то, Сир… — поморщился ПОЭТ.

— Совершенно правильно, полная Фантасмагория! Комедия из комедий! — я вытер слёзы, появившиеся на моих глазах после неудержимого и продолжительного смеха.

— Я бы назвал ситуацию не комичной, а трагикомичной, Сир, — печально произнёс ПОЭТ.

— Да, вы правы!

— Сир, а помните, как-то, вроде бы совсем недавно, Вы спрашивали меня о верности?

— Конечно, помню. Это вы к чему?

— Вы спросили меня о возможности предательства с моей стороны. Помните, Сир?

— Да. Я прекрасно помню, что вы мне ответили, Барон.

— Так вот, знайте, Сир, что за всё время нашего знакомства я Вас ещё ни разу, ни на йоту не предавал. Были всякие мысли, но я их решительно отметал и отвергал. Поступали всякие указания, рекомендации и инструкции. Так вот, я на них просто плевал. Но плевал грамотно, конечно, не так, как БАРОН. Я же Глорианин, у меня своя, особая миссия. А причины моего отсутствия на корабле во время последней битвы я уже Вам объяснил.

— Благодарю за верность, Советник.

— Рад Вам служить, Сир! — бодро произнёс ПОЭТ, а потом вдруг неожиданно рассмеялся. — Боже, как же всё странно!

— Я это слово в последнее время слышу уже сто тысячный раз из тысячи уст, — усмехнулся я. — Если бы на этом свете не было странностей, то в чём тогда заключался бы смысл нашего существования? Парадокс, неожиданность, непредсказуемость и, как я раньше уже говорил, интрига лежат в основе прогресса!

— Цитатник пополнен, Сир!

— За разум!

— За разум!

Мы выпили, потыкали вилками в безнадёжно остывшее мясо и картошку, похрустели ядрёным солёным огурцом, одним на двоих.

— Полковник, как говорят в Одессе, у меня к вам имеется ещё один крайне интересный и чрезвычайно задевающий меня вопрос.

— Да, Сир? — засмеялся ПОЭТ.

— Какого чёрта вы свалились на мою голову с этого долбанного дерева? Что, нельзя было внедриться в мою свиту каким-либо другим способом? Почему так сложно? И вообще, какова ваша роль во всей этой истории со мной? Не поверю, что Командир Особого Отряда, Полковник, просто так, ради контроля, сопровождал меня в моих скитаниях по этим убогим, Богом забытым Островам! Ведь вы могли следить за мною сотнями других способов. Ну, например, со спутников. О какой это миссии вы упомянули только что?

— Сир, ну, во-первых, Острова не убоги и не забыты Богом. На сегодняшний момент они — центр ВСЕЛЕННОЙ! Но об этом чуть попозже… Во-вторых, я сыграл в Вашей судьбе особую и очень важную роль.

— Какова же была эта роль, стихоплёт вы наш? — усмехнулся я.

— Как Вы точно выразились, Сир! Какой из меня Поэт?! Так, недоразумение какое-то! Я бездарен в стихосложении по изначальной сути своей. Нет у меня такого таланта! Увы, нет! И ничего не могу с этим поделать! — Полковник грустно опрокинул в себя рюмку рома и не стал закусывать.

— Но вы же неоднократно читали очень неплохие стихи, сударь! А знаменитая Поэма «Власть, война и любовь»?!

— Что касается упомянутой Вами сейчас Поэмы, Сир, то это полное дерьмо! Вы совсем недавно выразили свою точку зрения по поводу этого бессмертного произведения. Я с нею полностью согласен. Дерьмо, оно и в Африке дерьмо!

— Бедная Африка…

— И вообще, если Вы заметили, Сир, ранее я неоднократно совершенно искренне высказывал свои переживания по поводу моих поэтических способностей!

— Да, помню. Сцены в замках, в библиотеке БАРОНА. Было очень душещипательно, — усмехнулся я.

— Зря Вы так, Сир! Прошу Вас, не иронизируйте. Применительно к моему случаю, ирония совершенно неуместна!

— Извините, ради Бога извините! Я не знал, что вас так волнует поэзия. Ну, что же, у каждого свой пунктик. Продолжайте, пожалуйста. Я вас не намерен прерывать!

— Так вот, Сир, повторяю. Именно в эти моменты я был как никогда искренен и находился в полном отчаянии. Именно тогда! Меня гнетёт моя бесталанность и бездарность! — лицо ПОЭТА исказила горестная гримаса. — Я в ужасе от этого факта!

— Боже мой! Ну что за бред, что за ерунда!? У вас, у красавца, Полковника, Командира, Советника, Барона, — и такие глупые комплексы! — удивлённо произнёс я.

— Я отдал бы всё это за настоящий поэтический талант, за пару гениальных стихов, Сир! — горестно сказал ПОЭТ и чуть не расплакался.

— Вы примерно о том, что зачем нам весь Мир, если потеряна Душа?

— Да, Сир, именно о том!

— Да успокойтесь, Советник, — я разлил по рюмкам остатки рома. — Вот те на! Какая, однако, у вас трепетная натура. Какое в ней кипение страстей! Не ожидал, не ожидал… Вернее, ожидал, но не от вас, а от ПОЭТА! Вернее… Тьфу, действительно, фантасмагория какая-то!

— За Космос!

— За Космос!

Мы выпили, закусывать почему-то не стали. Настроение было какое-то непонятное, неопределённое, аморфное, тревожное, странное.

— Последний вопрос, Советник.

— Да, Сир.

— А как же вы сотворили эту вашу великую Поэму о власти, войне и любви? — усмехнулся я.

— Сир, не издевайтесь, прошу Вас! Мне и так муторно. А вообще-то, её написал компьютер, — поморщился псевдо вития.

— Ясно… То-то я чувствовал в ней какую-то непонятную недосказанность, незавершённость, неопределённость, какую-то гниль, какую-то сухость и механичность, какое-то бездушие. Вот, оказывается, в чём дело!

— Да, Сир, увы…

— А бессмертная «Поэма о Битве с Небесным Медведем», а «Баллада о Буцефале»?

— Компьютер, Сир… — печально сказал ПОЭТ. — Кстати, хотите посмеяться?

— Знаете, я уже столько сегодня смеялся и плакал, что никакой организм всего этого не выдержит, даже организм ПОСЛЕДНЕГО МАРСИАНИНА и ВЕРШИТЕЛЯ.

ПОЭТ вздрогнул, напрягся, подобрался и с огромным почтением посмотрел на меня.

— Ладно, расслабьтесь, — я вальяжно откинулся на спинку кресла. — Так над чем вы предлагаете мне посмеяться?

— Сир, кроме перечисленных вещей, я успел сварганить ещё одну Поэму. Но написал её не компьютер, а я сам!

— И как она называется?

— Поэма называется так: «Битва со зловещим Чёрным Спрутом», Сир.

Я захохотал так, что матерчатые стенки палатки заходили ходуном. ПОЭТ с невозмутимым выражением лица строго смотрел в пространство. Отсмеявшись, я попросил его:

— Не соизволите ли зачитать отрывок из этого произведения?

— С удовольствием, Сир.

Смеяться мне почему-то расхотелось. Я внимательно посмотрел на ПОЭТА.

— Сударь, эти стихи действительно написаны вами?

— Да, Сир.

— Неплохо, неплохо…

— Спасибо, Сир…

— Если и дальше в таком же духе, то, может быть…

— Сир, «Марш Императорской Гвардии» тоже написал я лично!

— Вот как!? Однако… Похвально, похвально!

— Благодарю, Сир!

Мы помолчали. Я призвал Гвардейца и заказал ещё рома.

— За Поэзию, за высшее проявление человеческих и нечеловеческих духовных сил!

— За Поэзию!

— Господа, я вам не помешаю?

Перед нами из лёгкого, едва ощутимого и зыбкого марева Портала, возникла МАРКИЗА. Она была одета в плотную, короткую белоснежную тунику. На голове — изящная шапочка алого цвета. На загорелых ногах — лёгкие, кожаные, светло-красные сандалии. Девушка была, как всегда, очаровательна.

Мы с ПОЭТОМ одновременно встали, поклонились ей, несколько смутились и насторожились.

— Эй! — крикнул я в темноту, царящую за окном.

— Что изволите, Сир!? — спросил Гвардеец, появившийся из ниоткуда.

— Кресло, вина, фруктов.

— Будет исполнено, Ваше Величество!

— Сир, ну какое вино? — усмехнулась девушка, легко опускаясь в моментально принесённое кресло. — Ром, только Ром! Хочу почувствовать хотя бы слабый отголосок того, что чувствуют мужчины, употребляя сей напиток перед кровавой битвой и после оной.

— Боже, как хорошо сказано! — восхитился я.

— Что вы здесь делаете, Советник? — набычился ПОЭТ.

— Да, вообще-то, я являюсь придворной дамой в свите Его Величества! — негодующе нахмурилась девушка.

— Сир!? — ПОЭТ удивлённо посмотрел на меня.

— Что, Сир!? Действительно, пожаловал я намедни именно этой даме титул МАРКИЗЫ. Ну и что?! Вы, сударь, чем-то недовольны!?

— Да нет… Но как можно, Ваше Величество!? Вот так сразу, и Маркиза!? — поморщился Барон.

— Всё можно на этом свете, мой друг, всё можно, были бы только соответствующие возможности и желание, — усмехнулся я.

— О, этот тип уже Барон?! — засмеялась девушка. — Вы, Советник, однако, стремительно прогрессируете!

— Сударыня, не увлекайтесь! — строго сказал я, разливая по рюмкам ром.

— Извините, Сир…

— То-то, то-то… И, так, за прекрасных дам! Офицеры пьют стоя! Полковник!

— Капитан!

Мы выпили, закусили, помолчали. Ветер вдруг стих. Невесомая тишина заполонила мир. Пламя свечей замерло в полной неподвижности.

— Какова тема вашего разговора, Государь? — спросила МАРКИЗА.

— А то вы не знаете!? — возмутился ПОЭТ. — Уже битый час, небось, подслушиваете и подсматриваете!

— Барон, успокойтесь, — благодушно произнёс я. — Какое подслушивание, какое подсматривание!? Вы имеете дело с ВЕРШИТЕЛЕМ!

— Да, Советник. Увы, увы… — с досадой произнесла девушка. — Его Величество полностью блокировал все Каналы Связи во всех Порталах, соединённых с Островами, а кроме этого он закрыл доступ к самим Порталам.

— Это невозможно! — поражённо воскликнул ПОЭТ. — О, простите, Сир!

— Да ничего, бывает, — усмехнулся я и взглянул на МАРКИЗУ. — Ну, один Портал я всё-таки оставил открытым, как видите. Как же мне без великолепной жемчужины Императорского Двора!?

— Спасибо, Сир, — МАРКИЗА привстала и довольно неуклюже сотворила что-то наподобие реверанса. — Премного благодарна за комплимент.

— Не за что, — поморщился я. — Милочка, я бы посоветовал вам что-то сделать со своими манерами. На Земле ведь осталась какая-то аристократия. Ну, существуют же какие-то школы благородных девиц, или нечто подобное. Позанимайтесь, поупражняйтесь, поучитесь. Моветона и отсутствия манер при Дворе с сего дня я не потерплю!

— Что!?

— Сир…

— Извините, Сир…

— А, вообще-то, мы с Его Величеством разговаривали о поэзии, — сказал повеселевший ПОЭТ. — Тонкая, знаете ли, материя. Очень тонкая…

— Да уж, кто бы говорил!? — ухмыльнулась МАРКИЗА и закинула ногу за ногу, явив миру краешек красных ажурных трусиков.

— Миледи, — жёстко произнёс я, с трудом оторвав взгляд от совершенных и соблазнительных ножек девушки. — Есть такая поговорка: «Царь дал, царь отобрал». Поняли?!

— А слово? — побледнела МАРКИЗА.

— Слово? — усмехнулся я. — Вы правы, слово, есть слово… Знаете, как там, у Ахматовой:

ПОЭТ замер, побледнел, насупился, стал нервно барабанить длинными тонкими пальцами по столу. Я задумчиво подцепил на вилку кусок селёдки и погрузился в её созерцание. МАРКИЗА закусила губку и отрешённо смотрела во тьму. В ней таились тяжесть, тишина и неопределённость.

— Так, что, поговорим ещё немного о поэзии? — вязко произнёс я.

— С удовольствием, Сир, — откликнулся Летописец.

— Позвольте, Государь, прочитать ещё кое-что из Ахматовой? — чуть с хрипотцой спросила МАРКИЗА.

— Извольте…

— Великолепно! — воскликнул я.

Летописец, замерев и вперив свой сумрачный взгляд в пространство, не сказал ни слова.

— Я была знакома с Ахматовой, — глухо произнесла МАРКИЗА. — У меня есть два сборника её стихов с посвящением: «Подорожник» и «Бег времени». Помню зиму то ли шестьдесят пятого, то ли шестьдесят шестого года. До смерти Анны оставалось совсем немного. Помню её безумный профиль на белой стене. Снег, вьюга, свечи. Она любила свечи…

Мы с ПОЭТОМ сидели тяжело, неподвижно и крайне удивлённо смотрели на девушку. С ней произошла странная метаморфоза. Пшеничная чёлка при свете догорающих свечей вдруг поменяла свой первородный цвет. Сапфировые глаза сузились и приобрели хищную кошачью форму. Тонкие руки с чувственными и длинными пальцами стали ещё изящней. Стройные ноги сдвинулись и превратились в одно целое, словно хвост у русалки. Губы потеряли влажную пухлость. На виске заметно проступила тонкая синяя жилка.

— Давайте выпьем, господа, — я первым вышел из транса. — Ещё раз за Поэзию, как высшее проявление человеческого духа!

— Сир, но мы не совсем люди, а Вы уж подавно, — нервно и бесстрашно произнесла МАРКИЗА.

— Не знаю, как вы, друзья мои, а я ощущаю себя человеком! Да, да! За Его Величество Человека! До дна!

Мы выпили, закусили, немного поели.

— Скажите, Барон, меня интересуют те стихотворения, которые вы читали мне и ГРАФИНЕ на протяжении всего времени нашего знакомства? Не похоже, что их творцом является программа. Все эти вещи не могут быть плодом холодного электронного разума. Они очень неплохи. Неужели все они написаны…

— Совершенно верно! Вами, Вами, Сир! Какая тут может быть программа!? Конечно же, нет! Государь, их творцом являетесь Вы! Скоро Вы всё до конца вспомните! Побыстрее бы! Времени остаётся мало.

— Времени до чего? — спросил я.

— Советник! — жёстко произнесла девушка.

— Ладно, — усмехнулся я. — На этом наш поэтический вечер объявляю закрытым. Спокойной ночи, Барон.

— Спокойной ночи, Ваше Величество, — ПОЭТ раскланялся и быстро ретировался.

Некоторое время в палатке царила почти полная тишина. Её разбавляли звуки цикад, доносящиеся снаружи. За окном тьма сгустилась до полного предела. Я задумчиво посмотрел на МАРКИЗУ, решительно встал, подошёл к ней, сорвал с неё тунику. А затем я взял девушку на руки и повалил её на огромную кровать, стоящую в углу, стал жарко и жадно целовать её гладкое и нежное тело, неимоверно возбудился, задрожал от предчувствия грядущего удовольствия, а потом проник внутрь неё, слился с нею и сполна насладился ею. И повторялось всё снова и снова, почти до бесконечности.

Мы стонали, кричали, хрипели, а потом утомлённо молчали, не выпуская друг друга из раскалённых объятий. И снова любили друг друга самозабвенно, истово, пламенно и страстно. О, что может быть в мире сильнее тех чувств, которые испытываются, словно в последний раз!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я почувствовал опасность мгновенно, инстинктивно, рефлекторно, каким-то совершенно непонятным для меня образом. Вроде бы ещё за долю секунды до этого спал я очень крепко и спокойно, видел какой-то благостный сон, был абсолютно расслаблен, но вот я уже на ногах, принял боевую стойку, весь начеку, готов к схватке, абсолютно свеж, полон сил и энергии. О, как! Ишь, ты! Однако!

Мой славный ЭКСКАЛИБУР сам скользнул мне в руку. В тусклом свете одной, ещё до конца не догоревшей свечи, воинственно сверкнула голубая сталь. Ах, где же ты, мой верный ЗВЕРЬ!? В каких пучинах морских покоишься ты, мой надёжный и могучий ПОСОХ!? Увы, увы, при мне только меч. Да, и ещё — Её Величество РЕЛИКВИЯ, моя главная надежда и опора в этом опасном и непредсказуемом мире!

Что же случилось, что послужило толчком к моему внезапному пробуждению? РЕЛИКВИЯ на шее вдруг нагрелась, завибрировала, загудела. Да, произошло что-то серьёзное, из ряда вон выходящее! Где же враг, что это за враг, с чем или с кем на этот раз мне предстоит столкнуться и сразиться?!

Я некоторое время стоял в полной темноте, так как свеча на столе окончательно догорела. Тьма, впрочем, довольно быстро рассеялась, потому что я стал видеть в инфра-красном диапазоне волн. Пространство обрело чёткость и ясность, предметы встали на свои места. Всё вроде бы тихо и спокойно. Странно… Я быстро огляделся вокруг. В палатке никого не было. МАРКИЗА, видимо, ушла в неведомые дали через Портал, когда я спал. Везде царили покой и тишина. Но острое чувство опасности не покидало меня, металось и билось в мозгу, спускалось спазмом в желудок, заставляя его неприятно сжиматься.

Что происходит!? Не понятно! Тревожное чувство не исчезало. Я нашарил под кроватью ремень с ножнами и лёгкую кольчугу, быстро оделся, опоясался, стал чувствовать себя как-то увереннее. Собственно, помогут ли мне сейчас кольчуга и ЭКСКАЛИБУР? Мне угрожает серьёзная опасность высшего порядка, в этом я был абсолютно уверен. Почему уверен? А Бог его знает!

Что-то мне вдруг подсказало, что следует немедленно покинуть палатку. Я, не раздумывая ни секунды, молниеносно прыгнул вперёд, не выбирая направления и не ища выхода, легко вспорол клинком плотную и толстую ткань шатра, выкатился на песок, встал на ноги, потом мгновенно ускорился и, совершив несколько гигантских прыжков, достиг холма, поросшего густой растительностью. Я врезался в неё, как тяжёлый танк, проломил насквозь, а может быть пронзил, как гигантское копьё, и вывалился в глубокую ложбину, густо поросшую травой, по ту сторону холма.

Через секунду после этого место, где находилась моя палатка, озарилось неимоверным, ослепляющим и всё поглощающим светом. Земля задрожала, затряслась, застонала. Раскалённый воздух, вспученный неведомой и страшной силой, завибрировал, загудел, мощно понёсся от эпицентра взрыва кругами, безжалостно сокрушая и испепеляя всё на своём пути. Я вжался в землю, инстинктивно прикрыв голову руками. Это движение совершенно бесполезное в таких ситуациях. Но что поделать, нами зачастую управляют древние инстинкты, а не холодные и трезвые расчёт и разум.

РЕЛИКВИЯ на моей груди мгновенно нагрелась, вернее, раскалилась. Я понимал и чувствовал это умом, но почему-то совершенно не ощущал своей кожей её повышенную температуру. Странно, странно! РЕЛИКВИЯ мелко завибрировала, басовитое гудение, казалось, заполнило весь мир. Земля и воздух дрожали, всё вокруг меня кипело, плавилось, вспучивалось, растворялось и текло, текло, текло… Я почувствовал себя глыбой гранита или мрамора, вставшей на пути раскалённой вулканической лавы. Собственно, так оно и было. Потоки бурлящей и кипящей, ослепляющей и испепеляющей жидкости клокотали рядом со мною и надо мною, не причиняя мне никакого вреда. Я находился в прозрачном энергетическом коконе, который ничего не пропускал внутрь себя. Впрочем, всё-таки он пропускал световые волны определённого диапазона, и не более того. А воздух? Очевидно, силовое поле должно пропускать и воздух. Но, я думаю, не сейчас. Или нет? «РЕЛИКВИЯ, РЕЛИКВИЯ, ПОСЛЕДНЯЯ РЕЛИКВИЯ!». Слава тебе, спасибо тебе!

Я вдруг почувствовал страшную, всё опустошающую усталость. Огромное нервное напряжение, доселе владевшее мною и переполнявшее меня, вдруг вмиг исчезло, лопнуло, как гигантский воздушный шар. Я на мгновение оказался внутри чёрного, чёрного пространства, безжалостно затягивающего меня во внутрь себя, состоящего из вакуума и абсолютной тишины, а потом потерял сознание, которое готово было вот-вот взорваться, как миллион термоядерных бомб. Бомб, бомб, бомб… Бум, бум, бум…

Очнулся или, вернее, проснулся я уже утром. Было трудно дышать. Солнце ослепительно и слегка мутно било в глаза, в мире стояла почти полная тишина. Почему именно полная? Да потому, что не было слышно ни пения птиц, ни криков чаек, ни шума моря, ни свиста ветра, ни шелеста листвы, ни-че-го! Почему тишина была почти полной? А потому, что я нарушал её своими стонами, проклятиями, охами, ахами и возмущённым пыхтением.

Я по-прежнему находился в коконе, но не в энергетическом, а в обычном. Скорее даже не в коконе, а внутри своеобразного яйца, стенки которого состояли из какого-то странного, серого, запёкшегося вещества. Внизу и по бокам оно было мутным, тёмным, а сверху — тонким и почти прозрачным, покрытым густой сеткой мелких трещин и дырочек. Воздух был спёртым, тяжёлым и душным. Я немного полежал, щурясь от солнечных лучей, потом решительно ударил кулаком по верхней тонкой стенке яйца. Она рассыпалась на множество мелких осколков.

Прохладный, свежий утренний воздух живительной волной накатился на меня, наполнил и переполнил лёгкие, влил в мои затёкшие мышцы необыкновенную и неимоверную силу. Я счастливо и облегчённо засмеялся, приподнялся, сел, огляделся.

Серая, застывшая, стекловидная масса заполняла всё обозримое пространство вокруг меня. Холма, как такового, не существовало. Он, как и другие ему подобные участки рельефа местности, сгладился, нивелировался, обрёл почти ровные очертания. Ничего теперь не мешало мне созерцать раскинувшееся передо мною утреннее, тихое и безмятежное море, имеющее цвет глаз моей прекрасной МАРКИЗЫ. О, МАРКИЗА!

Да, море есть море… Земля дама непостоянная. Её хрупкая кора под внутренним давлением периодически и панически смещается, рвётся. Вулканы взрываются, выбрасывая тучи пепла и изрыгая магму, словно старые алкоголики, блюющие и пердящие после затяжного запоя. Поверхность планеты неотвратимо и неумолимо меняется. Что-то разрушается, уходит в небытие, или преобразуется. Что-то рождается, в корне изменяя окружающий ландшафт, а море всё равно остаётся таким, каким оно было тысячи лет назад. Вернее, остаются таковыми океаны.

Подумаешь, магма и пепел, подумаешь, землетрясения и цунами. Лаву охладим и погрузим на дно. Землетрясение и цунами переждём. Они пройдут, как страшный сон, сойдут на нет и уйдут в небытие. Всё проходит… А загадочная, могучая и таинственная водная масса будет по-прежнему тяжело и равнодушно колыхаться и властвовать на планете, скрывая под толщей воды погибшие цивилизации, бывшие материки и острова. Впрочем, и море и океаны не вечны…

Я решительно встал, ещё раз с наслаждением и глубоко вдохнул свежий и ароматный воздух полной грудью, посмотрел в ясное и высокое небо, улыбнулся. Цыплёнок вылупился из яйца! Здравствуй, прекрасный и трепетный мир! Цыплёнок, цыплёнок… Да нет, я отнюдь не цыплёнок, а детёныш ящера! Скоро он окрепнет, нарастит массу и превратится в грозного и страшного хищника! Дайте время! Мой рык ещё не раз потрясёт Вселенную и сотрясёт всё Мироздание!

Я осторожно дотронулся до РЕЛИКВИИ. Она была холодна на ощупь. Висела спокойно и мирно на моей шее, не подавала никаких признаков жизни. Я улыбнулся, сжал её в руке, мысленно поблагодарил за чудесное спасение. РЕЛИКВИЯ вдруг на секунду нагрелась, слегка завибрировала и вернулась в своё первоначальное состояние.

Я задумчиво огляделся вокруг. Вся местность в радиусе примерно ста метров от эпицентра взрыва, то есть от того места, где ещё недавно находилась моя палатка, была покрыта застывшей, серой, стекловидной массой. Холмы предгорий превратились в бесконечную степь, вернее, в безжизненную, гладкую и мёртвую пустыню. Ни единой живой души вокруг. Ни звука, ни малейшего движения.

Сердце в моей груди учащённо забилось. ШЕВАЛЬЕ, ПОЭТ, что с ними!? Боже мой, а как там лебёдушка моя ненаглядная?! ГРАФИНЯ! Свет моих очей! Любовь моя! Я бросил лихорадочный взгляд на море. В паре сотен метров от береговой полосы несокрушимо и тяжело лежала на лёгкой голубой воде наша Флагманская Галера! Цела и невредима! Слава Богу! Рядом с ней дрейфовали ещё четыре большие галеры, а чуть дальше — остальные корабли разных мастей и водоизмещений. Слава мелководью и коварным подводным рифам, которые не позволили флоту расположиться близко к берегу! Фу, о, как от сердца отлегло!

Воздушная волна от взрыва, видимо, не достигла пяти громоздких и тяжёлых кораблей, а если и достигла, то, настолько ослабла, что не смогла сокрушить их. А остальные суда были расположены подальше от берега для того, чтобы обезопасить район нашей высадки от возможного нападения противника с моря. Они вытянулись дугой вдоль всей бухты, беззаботно покачивались на волнах. Слава Богу!

Вообще-то, я не планировал ночевать в палатке. Это решение пришло в мою голову неожиданно, в связи с полночным визитом МАРКИЗЫ. Ну, не вести же её на корабль! В таком случае рядом с нами незримо и укоризненно присутствовала бы ГРАФИНЯ. Мне было бы стыдно и нехорошо, как пить дать. О каком полноценном сексе в такой ситуации могла идти речь?! Муки совести и страшные, невыносимые душевные страдания затопили и поглотили бы меня целиком и, возможно, никогда бы не выпустили из своих хищных и жестоких объятий!

Перед взрывом со мною на берегу осталась только пара десятков Гвардейцев. Все мои другие уцелевшие воины и моряки расположились на кораблях. ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ, очевидно, также отбыли на Флагманскую Галеру. О, моя бедная Гвардия! О, мои несостоявшиеся Бароны, не успевшие вкусить всех прелестей новой жизни! Редеют наши ряды. Как жаль, как жаль! Потери, к сожалению, бывают и после войны. Это крайне неприятный и обидный факт, который имеет место быть во все времена…

Я направился к берегу, мягко ступая по твёрдой серой корке, не торопясь, подошёл к морю, присел около него, окунул руки в прозрачную голубую воду, омыл лицо, сложил ладони ковшиком, набрал в них живительную влагу, вылил её на голову, пригладил волосы. Ах, как хорошо, не смотря ни на что! Море, море, край бездонный…

Я увидел, как к берегу от флагманской галеры направляется большая трёх вёсельная шлюпка. Я прищурился, сфокусировал зрение, непонятным пока для самого себя образом оптически приблизил объект ближе, разглядел на носу лодки ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТА. Слава Богу, всё-таки, живы, курилки! Ах, вы верные спутники мои!

Скоро лодка тяжело причалила к берегу.

— Здравствуйте, Ваше Величество! — бросились ко мне мои славные соратники. — О, как же мы рады Вас лицезреть живым, невредимым и здоровым!

— Я тоже рад, что вы остались живы, господа! — я решительно заключил их в свои железные объятия.

— Сир, а уж как мы рады! — запричитали Глорианин и Островитянин. — Мы с рассвета уже дважды приплывали сюда, вроде бы обшарили всё побережье вокруг, да около, а никого не нашли! Где Вы были?! Как смогли уцелеть!? Невероятно!

— Господа, ну к чему эти глупые вопросы, адресованные Бессмертному Императору!? — легко и беззаботно воскликнул я. — Вы что, до сих пор сомневаетесь в моих способностях и возможностях?

— Нет, Сир, конечно, нет, — смутился ШЕВАЛЬЕ.

— РЕЛИКВИЯ, Сир? — спросил ПОЭТ.

— Да. Она… — я задумчиво посмотрел на корабли, потом перевёл взгляд на ШЕВАЛЬЕ. — Как там ГРАФИНЯ?

— Жива, но по-прежнему не приходит в сознание, Сир, — скорбно произнёс юноша.

ПОЭТ задумчиво и горестно посмотрел на флагманский корабль, поёжился. Я также взглянул на него. Галера по-прежнему тяжело и величественно покоилась на абсолютно ровной и безмятежной глади моря. Из пары мачт на ней осталась только одна, без рей и парусов, но по бокам из открытых люков воинственно торчали два ряда вёсел. Загадочная, грудастая и воинственная дама на носу судна отсвечивала золотом под лучами солнца, которое сияло и грело совсем не по-осеннему.

— Сир, что это было? — тревожно спросил ШЕВАЛЬЕ. — Ну, я имею в виду ночное происшествие.

— Чёрт его знает… — задумался я.

— Термитная бомба. Скорее всего, она, Сир, — сказал Советник.

— Вы так думаете, Полковник? Но как она могла оказаться внутри Пузыря? — напрягся я.

— Сир, через Квази-Портал она проникнуть по понятным причинам не могла, а вот через Пси-Портал…

— Постойте, постойте, — удивился я. — Бомба, — это бомба! Что-то металлическое и механическое в ней обязательно должно присутствовать! Взрыватель, какие-то мелкие детали, микросхемы, определённая масса тротила или нечто подобного. Я уже понял, что Поле пропускает через Пси-Портал любую органику. Вы же появляетесь здесь не голыми, как земляне, а в одежде, произведённой из органических соединений. Вы можете телепортировать сюда любые напитки и еду, книги. Сударь, ведь это вы, наверное, помогли БАРОНУ собрать такую библиотеку? А? Признавайтесь! Барьер как бы делает некоторую уступку именно Пси-Порталу. Этакая услуга, льгота со стороны неизвестных и неведомых сил. Но Барьер не пропускает ничего неорганического через любой тип Порталов, правильно я понимаю?

— Да, Сир, в принципе, правильно.

— Не люблю этого дурацкого слова, — в «принципе»! — я топнул ногой по песку. — Или да или нет!

— Сир, существует не нами придуманное правило положенного соотношения между собой органики и неорганики. А, вообще-то, может быть мы не осведомлены о других возможных способах телепортации, или как там ещё можно назвать мгновенное перемещение в пространстве? — тяжело задумался ПОЭТ.

— Вы правы, — в свою очередь задумался я. — Кстати, в ваших Глорианских головах имеется так называемая Матрица. Что это такое? В ней же должны присутствовать какие-то чужеродные элементы, металлы, сплавы, соединения?

— Сир, Матрица, это отнюдь не банальный чип. Это нечто другое.

— И что же это такое, милейший?

— Понятия не имею, Государь…

— И это мне говорит Третий Советник с планеты Глория?! Стыдно, сударь! — возмутился я.

— Сир, вообще-то, об этом самом Чипе, вернее, Матрице, самое полное представление имеет только один человек во всей Вселенной, или во Вселенных, — сморщился ПОЭТ.

— Кто!?

— Вы, Сир…

— Ваше Величество, — жалобно простонал ШЕВАЛЬЕ. — О чём это Вы?

— О всём, и ни о чём… — буркнул я.

— Ничего не понимаю, Сир!

Я хмыкнул, решительно вошёл в воду, погрузился в неё с головой, наслаждаясь невесомой свежестью, вынырнул, вышел на берег, встряхнулся, зачесал волосы назад и сел на спёкшийся песок.

— Господа Бароны, прошу к моему шалашу, — я указал рукой на место рядом со мною.

Господа Бароны, позвякивая мечами, тяжело опустились рядом. Я вдруг почувствовал резкий голод, сглотнул слюну.

— Советник, а не перекусить ли нам?

— Ваше Величество, добро пожаловать на галеру. Шлюпка ждёт. Кстати, у Вас осталось всего восемьдесят Гвардейцев. Четверо из них на вёслах.

— Ну что же, мне есть с кем продолжить великие дела. Гвардия — вперёд, Гвардия — не умрёт! Да, жаль погибших ребят. Жаль, очень жаль. Какие были молодцы! Эх, моя славная Гвардия! — печально произнёс я. — А вы знаете, господа, почему Наполеон в Бородинской битве не добился решающего успеха, не разгромил русские войска подчистую?

— Сир, я ничего не пойму, — вдруг снова жалобно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Да хватит стенать! Позже поймёте. Так вот… В решающий момент битвы Наполеон не ввёл в бой свою Гвардию, восемнадцать тысяч человек, вы представляете?! Идиот!

— Сир, идиот, не идиот, а не проиграл ни одного сражения, завоевал пол мира, создал Империю, — скептически усмехаясь, сказал ПОЭТ.

— Во-первых, завоевал он не пол мира, а всего лишь одну Европу, ну и ещё что-то там незначительное. Пол мира завоёвывали греки и римляне. Во-вторых, Наполеон потерпел несколько поражений: первое в сражении при Березине, второе в битве при Лейпциге, третье при Ватерлоо. В-третьих, Империю этот чудак вроде бы сравнительно быстро создал, но тут же так же быстро и бездарно потерял её. Вот так… Я представляю, о чём он думал и размышлял, будучи отравленным, мечась по своему пустынному острову! А о чём думал Николай Второй, бывший Самодержец Всея Руси, перед тем, как его и семью расстреливали в каком-то сыром и вонючем подвале?! А о чём думал Гитлер, завоеватель всей Европы и претендующий на мировое господство, перед тем, как покончить жизнь самоубийством в каком-то мрачном и полном отчаяния бункере!? Боже мой, Боже мой!!! Люди по глупости, недомыслию и самонадеянности теряли такие великие Империи! А мы, чудаки, часто огорчаемся и впадаем в панику от всевозможных мелких потерь, пустяковых обид и лишений! От какого-то лёгкого чиха! От кривого взгляда! От мелочных интриг и смешных страстей!

— Да, Вы правы, Сир, — задумчиво произнёс ПОЭТ.

— О чём Вы, Сир?! — жалобно вскрикнул ШЕВАЛЬЕ.

— А вы знаете господа, кто не проиграл ни одного сражения?

— Александр Македонский, Юлий Цезарь, Герцог Альба, Кортес, или ещё кто-то? — усмехнулся ПОЭТ.

— Все они, так или иначе, где-то, как-то, что-то и кому-то проигрывали, пускай и на микро уровне, — хмыкнул я. — Господа! Ни одного сражения в истории не проиграл только Генералиссимус Русской армии Суворов Александр Васильевич! Если бы не известный постулат: «Не сотвори себе кумира!», то я выбрал бы своим кумиром именно его!

— Интересная точка зрения, Сир, — улыбнулся ПОЭТ.

— Ваше Величество, нельзя ли мне получить хоть какие-то объяснения по поводу того, что здесь происходит? — жалобно спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Позже, чуть позже, мой юный друг, — я задумчиво посмотрел на прозрачно-голубое небо, на лёгкий ультрамарин моря, на появившихся неизвестно откуда чаек, недоумённо и растерянно кружащихся над мутно-стеклянным берегом.

Я встал, подошёл к застывшей массе, постучал по ней ногой.

— Так что насчёт бомбы, Советник?

— Сир, есть возможность доставить на Острова органическую термитную бомбу. Но сделать это чрезвычайно трудно и будет стоить данное мероприятие крайне дорого.

— И каким же образом его можно осуществить?

— Сир, можно, в принципе, соорудить человекообразного Киборга, который состоит только из органических соединений. Ну, микро неорганические вещества я в расчет не беру. Все элементы, необходимые для создания бомбы, находятся внутри Киборга. Что-то в крови, что-то в мозгу, что-то в кишечнике и так далее. В определённый момент по команде извне, или по заложенной в самой внутренней программе команде все эти части начинают соединяться, превращаются в единое целое и происходит взрыв. Подать внешнюю команду по Пси-Порталу, конечно, можно, но это несколько рискованно, так как Вам её не сложно будет отследить. Отдать её здесь, — крайне опасно для оператора. Скорее всего, бомба сработала в результате внутренней программы.

— Какова же она?

— Сир, представьте. Киборг слышит какое-то ключевое слово, ну например: «Вперёд, Аллилуйя, Ура, Вероника, Джон, Чёрт возьми, или — Слава Императору!».

— Не продолжайте, я всё понял. А почему нельзя просто доставить в Зону органическую пластиковую взрывчатку? Взять её под мышку, спокойно пройти через Пси-Портал, подложить незаметно ночью мне в палатку, и проблема решена!

— Нельзя, Сир. Пробовали. Масса и состав не позволяют…

— Я так понял, что сделать этого Киборга могут только существа, находящиеся на уровне развития Глориан, а то и выше?

— Да, Сир.

— Значит, на меня покушались ваши соотечественники или эти загадочные Альтаиряне? — спросил я и нервно поморщился.

— Или кто-нибудь другой, Сир. Вселенная очень велика и до конца не исследована, — грустно улыбнулся ПОЭТ.

— Вселенные велики, мой друг. Вселенные! — поморщился я. — Подумать только! В мире существуют чудаки, которые утверждают, что Бога нет, потому что они нигде не нашли его присутствия! — я закатился весёлым смехом.

— Что, Сир? — недоумённо спросил ПОЭТ.

— Ладно, пока оставим эту тему в покое. Эклектика, к сожалению, заполонила мой бедный разум. Ну ещё бы! Столько всего нового я познал и понял! Свихнуться можно!

— Вы не можете свихнуться, Сир!

— Да что вы говорите!? Ладно… Пора перекусить.

— Сир, шлюпка ждёт!

— Хочу посидеть на берегу, ощущать твердь под ногами, не хочу на галеру. Слишком там стеснённое и ограниченное пространство, что влечёт за собою определённую опасность, — нервно буркнул я.

— Ваше Величество! Опомнитесь! Мне кажется, что этой самой опасности значительно больше на берегу! — возмущённо произнёс ШЕВАЛЬЕ, перед этим задумчиво созерцающий мутную стекловидную массу, покоящуюся под его сапогами.

— Ваше Величество! Послушайте голос разума, — забеспокоился ПОЭТ.

— Господа, а если честно, то я боюсь увидеть ГРАФИНЮ. Боюсь и всё! Не хочу быть рядом с нею! Пока не хочу. Рано, ещё не время…

— Понятно, Государь. И что же нам далее делать? — с тревогой спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Всё очень просто, — улыбнулся я и посмотрел на ПОЭТА. — Советник! Вы сейчас телепортируетесь в славный трактир под названием «Тихая прохлада», доставляете сюда питьё и еду, и мы устраиваем скромное товарищеское застолье.

— Без проблем, Сир…

— ШЕВАЛЬЕ!

— Да, Сир!

— Пошлите шлюпку за столом, стульями и всем другим необходимым. А мы пока тут с вами прогуляемся по окрестностям, пообщаемся, обсудим план дальнейших действий.

— Сир, я Вас прошу, пока минимум информации, — поморщился ПОЭТ.

— Мне судить о том, какова будет полнота информации, предоставленной нашему другу! Мне, и только мне! — буркнул я. — Пожалуйста, выполняйте моё распоряжение!

— Хорошо, Сир. Будет исполнено!

— Вот и славно, Полковник!

Солнце поднялось уже довольно высоко. Оно согревало своими тёплыми лучами холодную воду, с недоумением рассматривало гладкую, мутную, твёрдую и мёртвую стекловидную поверхность в форме почти идеального круга, которая появилась на месте вчера ещё пышущих жизнью пляжа, степи и холмов.

— ШЕВАЛЬЕ, — осторожно обратился я к своему спутнику, беря его за локоть и уводя от того места, где намечалась Пси-Телепортация. — В последнее время вокруг вас происходят не совсем понятные вам события. Пока непонятные… Понимание приходит со временем. Процесс познания сложных вещей всегда довольно сложен, как и эти вещи.

— Да, Сир.

— Вы уже, очевидно, поняли, что ПОЭТ не тот, за кого себя выдаёт? — мягко спросил я.

— Да, Сир.

— Примите это как должное. Будьте с ним на равных во взаимоотношениях друг с другом наедине или в тесной компании, тем более, что у вас обоих два одинаковых титула. На людях соблюдайте субординацию. Вы — Командующий моими войсками, он — Придворный Поэт и Летописец. Ясно?

— Так точно, Сир!

— Вот и славно. Смотрите, вслушивайтесь, анализируйте, сопоставляйте, сравнивайте, наблюдайте. Не лезьте, куда ни надо. Живите спокойно и вдумчиво. Мы продолжаем строить Империю. Вы на сегодняшний момент мой главный помощник и соратник!

— А БАРОН, Сир?

— Я с ним ещё до конца не разобрался.

— Понятно, Сир, а кто такой ПОЭТ на самом деле?

— Он тот, кто прибыл к нам издалека, из-за Океана с особой, важной и тайной миссией, — поморщился я.

— Сир, он что, шпион!?

— Боже мой, никакой он не шпион! ПОЭТ представляет дружественные и совершенно не враждебные нам внешние силы, понимаете?

— Почти, Сир, — нахмурился ШЕВАЛЬЕ. — Разрешите задать Вам ещё один вопрос!?

— Вы снова о той даме?

— Как Вы догадались? — удивился ШЕВАЛЬЕ. — Да, Сир.

— Дама, как дама… Она также представляет крайне дружественную нам силу, извне, из-за Океана. Она вам понравилась?

— Да, Сир. Очень красивая женщина. Необычная…

— Я тоже так считаю, — усмехнулся я. — Кстати, я недавно даровал ей титул Маркизы, так что будьте с ней вежливы и почтительны.

— О, как!? — улыбнулся юноша. — Конечно же, я только таковым и буду, Сир! Не сомневайтесь!

— Но, Бог с ней, вернёмся на берег. Сейчас нам не до дам, даже если они прекрасны. Наш друг, я думаю, уже приготовил стол, — усмехнулся я.

Позавтракали мы довольно сытно. Жадно поглотили горячий и ароматный Империум, заедая его чёрным ржаным хлебом, не торопясь отведали Мундир-Фиш под разнообразные овощи, ну и, конечно же, и наконец-то, с удовольствием выпили несколько рюмок долгожданного Звизгуна, закусывая его различными солениями! О, Боже, как я обожаю лёгкие товарищеские застолья поутру! Да ещё на берегу моря! Какая красота!

Мы ели, пили, шутили, балагурили, произносили тосты, смеялись, спорили, грустили, молчали, вспоминая павших товарищей, и поминали их. Потом снова оживлялись, веселились, вели беседу обо всём, поднимали бокалы, читали стихи и даже пели! Между тем юное и прозрачное утро сменилось зрелым днём.

— Господа, жил когда-то на планете Земля один шотландский поэт. Звали его — Роберт Бернс, — произнёс я в разгар веселья.

— Извините, Сир, что я Вас перебиваю, — слегка заплетающимся языком прервал меня ПОЭТ. — Я с ним был близко знаком. Потрясающий парень! Великий Поэт!

— Ну, ничего себе! Я вам искренне завидую! Так вот, когда-то написал он одну замечательную балладу или песню. Какая, собственно, разница! — я встал из-за стола и сделал знак сидеть вскочившим вслед за мною Баронам. — И так, сейчас попробую её спеть! Не судите меня строго за фальшивые ноты, музыкального слуха у меня нет. Почти нет…

— Сир, Вы только спойте один куплет, а мы уж поддержим, подхватим!

— И так…

Первый куплет был подхвачен мощно, но вразнобой, второй — значительно дружнее и слаженней, третий и четвёртый пошли, как по маслу, а потом песня была повторена ещё дважды.

— Сир, Роберт как-то посвятил мне одно стихотворение, — счастливо и легко произнёс ПОЭТ. — Было это в полупустом ночном трактире. Мы довольно хорошо выпили. За окном — холодный зловещий ветер. В душах наших царили смута и грусть, переходящие в хаос. Были проблемы и с любовью, и с деньгами, и с друзьями. Конфликт с властями, как всегда, тоже имел место быть. Короче, настроение такое, что хоть вешайся. Так вот, Бёрнс там же, в этом затрапезном, но уютном кабаке, сочинил и посвятил мне одно стихотворение. Послушайте, господа, оно великолепно!

— Великолепно, Барон! Предлагаю спеть это хором! — воскликнул я. — Данные стихи прекрасно ложатся на любую застольную музыку!

Мы повторили этот припев четырежды, а потом обнаружили, что солнце всё больше и больше склоняется к морю и в бочонке, вроде бы полном ещё совсем недавно, не осталось ни капли Звизгуна.

— Советник в чём дело? — удивлённо спросил я, тряся лёгкую и пустую ёмкость перед своим ухом.

— Да, в чём дело? — протяжно и глухо спросил из-под стола уже в пятый раз задремавший там ШЕВАЛЬЕ.

— Сир, вообще-то я телепортировался в «Тихую Прохладу» уже два раза, — еле ворочая языком, произнёс ПОЭТ.

— Ну и что? — возмутился я. — Бессмертные мы или не Бессмертные!? Могучи ли мы, или не могучи!?

— Полностью с Вами согласен, Сир! Мы очень могучи и бессмертны, но чрезмерное потребление алкоголя всё-таки даёт о себе знать! А если неожиданно нагрянут враги!? А если завтра война!? Что тогда!?

— Какая война, Полковник!? Очнитесь!

— А, ну да… Согласен. Сир, — промычал ПОЭТ.

— А если вы согласны, то, какого хрена тут делаете!?

— Сир, к сожалению, я нахожусь в таком состоянии, что могу не вписаться в поворот, а это чревато.

— Сударь, куда не вписаться? В какой поворот!? — весело и укоризненно спросил я, безнадёжно тряся пустым бочонком над таким же пустым бокалом.

— Сир, я могу не вписаться в Пространственно-Временной континуум, обусловленный Порталом и Единым Полем.

— Ну и что?

— Последствия могут быть непредсказуемыми, Сир, — промычал Советник. — Совершенно непредсказуемыми…

— Так, так… — бодро произнёс я, внезапно ощущая в глубине своей сущности мощный прилив сил. — И в чём же заключается эта непредсказуемость?

— Государь, я могу оказаться где угодно, в самом неподходящем и отдалённом от Земли месте.

— Ну, ничего страшного, отоспитесь и вернётесь к нам!

— А как же Вы без меня, Сир?!

— Ну, без вас, Полковник, я некоторое время конечно обойдусь, а вот без Звизгуна нет! — огорчённо нахмурился я.

— В том-то и дело, Сир, что я и Звизгун в этой ситуации тесно и неразрывно связаны между собой. Без меня Вы его не получите, увы.

— Вы правы, — досадливо поморщился я. — Что же делать, как же быть?

— Вы знаете, Сир, я иногда так скучаю по общению с Вами!

— В каком смысле?

— В прямом, Сир! Вы не представляете, сколько вокруг дебилов и идиотов! И на Островах, и на Земле, и на Глории, и в тысячах других миров. Вы думаете, что если мы овладели временем и пространством, то как-то кардинально и значительно изменились? Нет, увы, нет… Старая и бесконечная, как этот мир, тема. Вот лежит под столом этот юноша. Рядом с ним его меч. Невдалеке качается на волнах его боевая двухпалубная галера. Перед нами человек достаточно честный, чистый и умный. Не без недостатков, не без пороков, конечно же. Но человек, в принципе, неплохой. Где-то на отдалённой планете в это же время также лежит на берегу моря или океана другое существо. Инопланетянин… Или человек, или полу человек или вообще, не человек и не инопланетянин, понимаете?

— Конечно, Советник, конечно!

— Так вот, рядом с этим существом стоит звездолёт или колеблется открытый Портал или крутится-вертится хрен знает что. И вот это великое и могучее существо, преодолевшее время и пространство, — такое дерьмо, такая дрянь, такая мерзость, такая сволочь, такой подлец, что рыгать хочется! Вы понимаете, о чём я говорю, Сир?!

— Понимаю, понимаю…

— И встаёт один единственный вопрос: «Зачем!?». Сир, зачем всё, к чему!? Куда мы движемся, куда стремимся, зачем совершенствуемся!? Нам только кажется, что мы совершенствуемся! На самом деле мы деградируем, распыляем бездарно те маленькие и меленькие пылинки духовности, которые в нас ещё остались! Как там говорил один умный человек!? «Зачем тебе весь мир, если ты потерял душу?!». Зачем!?

Я бережно и сочувственно обнял Советника, который вдруг стал сотрясаться в пьяном, отчаянном и безнадёжном рыдании. Боже мой, ну что же это такое творится!?

— Сударь, да успокойтесь же вы! — я встряхнул ПОЭТА. — Не отчаивайтесь! Всё не так страшно! Добро всегда переборет зло. Мерзавцев и дураков намного меньше, чем хороших и умных существ. Это же всеобщий и вечный закон Вселенского бытия! Существует Великое Равновесие. Какое же добро без зла? Где же интерес в таком случае? Где интрига!? Прорвёмся, пробьёмся, восстанем из пепла уже в который раз! Победим всех злодеев! Ну, выше голову, Полковник! Нам ли жить в печали!?

— Вы знаете, Сир, я влюблён. Безнадежно, безответно и глупо. Мне очень плохо. Ко всему тому я ещё и бездарен! Как мне плохо!

— В кого же вы влюблены, сударь?

— В МАРКИЗУ, как Вы её называете, Сир.

— Боже мой, в Седьмого Советника? В ту, у которой длинные ноги и пшеничная чёлка?!

— В МАРКИЗУ, Сир!

— В шлюху?

— В МАРКИЗУ, Сир!

— Вы знаете, Полковник, я, возможно, передумаю даровать ей этот титул. Кстати, вы сами явились причиной этого моего последнего решения! Помните, что вы мне давеча сообщили о Седьмом Советнике!?

— Даруйте ей титул или звание, Сир, даруйте, умоляю! Я всё-таки уже Барон, а кто она? МАРКИЗА чрезвычайно самолюбива и тщеславна!

— Чёрт возьми, Советник, вы сошли с ума! Вы понимаете, что несёте!? Зачем вам все эти дурацкие, глупые, опереточные титулы и звания!? Вам, — Бессмертным, пронзающим время и пространство!? Бред какой-то! Кстати, самое главное. Императорская печать покоится на дне морском. Увы, увы… Я не могу подписать ни одного Указа. Без Печати, как вы знаете, любой Указ и Приказ всего лишь обыкновенная бумажка, которой можно только подтереться в сортире. Вот так!

— Сир, ничего страшного. Достанем Вашу печать из самых глубоких глубин морских, немедленно организуем экспедицию, я открою соответствующий Портал. В крайнем случае, можно изготовить новую печать. Не такое уж это сложное дело! А слово Императора!? А!?

— Вот здесь, увы, вы правы, — досадливо поморщился я. — Здесь вы меня подловили и окончательно убедили. Чёрт с ней, с вашей шлюхой.

— С нашей, Сир…

— Что!? Ах, да… Бред какой-то!

Я посмотрел в бездонное вечернее небо и продекламировал:

— Что, Сир!?

— Роберт Бёрнс. Ваш закадычный друг и стойкий собутыльник. Великий шотландский поэт.

Я встал из за стола, прислушался к звукам моря, зашёл по щиколотки в воду, наклонился, зачерпнул её ладонями, ополоснул своё пылающее лицо. Потом я засмеялся весело и легко. Жизнь всё-таки прекрасна, чёрт побери! И она будет длиться вечно и бесконечно! Я посмотрел в небо, подмигнул ему, поднял руку и выставил палец в известном всем жесте.

— Фантасмагория какая-то, — вроде бы донёсся откуда-то из космической бездны голос ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Бедненькие вы мои, — печально и чувственно прошептала Седьмой Советник.

— Да, ибо, о, как, ишь ты, однако… — задумчиво и мрачно произнесли Альтаиряне.

— Уа, эу, у, у… — злобно прогудели Арктуриане.

Космос боязливо поглотил их всех, когда я погрозил ему кулаком. Вернее, они шустро разбежались по его закоулкам. Я ухмыльнулся и чуть не упал в воду. Так, пора спать. Хватит пить. Всему есть свой предел! А может быть, всё-таки и нет!?

— «Бог — это газообразное позвоночное», — вдруг печально произнёс ПОЭТ.

— Прекрасно сказано. Вы истинный гений! — восхитился я.

— Сир, сказано это отнюдь не мною, а моим хорошим другом, Альбертом Эйнштейном, — печально ответил ПОЭТ.

— Ого! И он был вашим другом?! Ничего себе! Честно говоря, не люблю евреев, но здесь — особый случай. Я вам искренне завидую.

— «Если теория относительности подтвердится, то немцы скажут, что я — немец, а французы — что я гражданин мира; но если мою теорию опровергнут, французы объявят меня немцем, а немцы — евреем». Альберт Эйнштейн…

Я засмеялся, обнял печального ПОЭТА.

— Да не грустите вы так, Барон! Куда от нас денутся все эти любимые нами и любящие нас шлюхи и не шлюхи! Империя превыше всего!

— Империя превыше всего, Сир!

— Ну, вот это совершенно другое дело! — я поднял рюмку к небу, задумчиво посмотрел сквозь неё на слегка искривлённую голубую высь. — Вы знаете, а может быть я и не прав. Что такое Империя? Мелкая пыль на ладони Вечности. Сгинет она под натиском ветра-времени и, возможно, никто никогда о ней не вспомнит, а если и вспомнит и помянёт, то, скорее всего, как это положено, недобрым словом.

— И что же в этом мире вечно, Сир? — раздался из-под стола глухой и неожиданно трезвый голос ШЕВАЛЬЕ.

— Любовь, мой друг. Только любовь. Сука-любовь… Именно она, увы, или к счастью, правит мирами! Только она!!!

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На следующее утро мы вновь собрались всё за тем же столом. Переночевали все на флагманской галере, с трудом добравшись до своих кают. К ГРАФИНЕ я так и не зашёл. Не знаю почему… То ли не хотел увидеть её в нынешнем плачевном состоянии, то ли испытывал перед ней определённое чувство вины, то ли ещё что-то мешало мне навестить её. Не знаю…

Погода была превосходна. Дул лёгкий свежий ветерок, волны тихо и мирно плескались за бортом. Небо по синеве соперничало с морем.

— Советник, — лениво произнёс я, разливая по рюмкам Звизгун и задумчиво созерцая аппетитный кусок мяса, дымящийся в большом блюде, стоящем посредине стола.

— Да, Сир!

— Как вы себя чувствуете?

— Хреново, Ваше Величество, но вполне терпимо, — ответил ПОЭТ. — Что нам, Бессмертным, какие-то пять литров Звизгуна! Вот как чувствует себя ШЕВАЛЬЕ, это другое дело.

— Барон?

— Я здесь, Сир, — вяло ответил смертельно бледный ШЕВАЛЬЕ, с отвращением глядя на еду и питьё.

Руки его тряслись, голос предательски дрожал. Да, как бы не был могуч и молод организм, но за определённой чертой и он даёт сбой.

— Понимаю, сударь, что вы здесь, а не на Луне! — усмехнулся я. — Как здоровье?

— Очень хреново себя чувствую, Сир.

— А вы знаете, господа, ведь «хреново» и «очень хреново», — это же совершенно разные вещи! — расхохотался я. — А вообще-то, пить надо меньше!

— Полностью согласен с Вами, Сир. Но как же в Вашей компании не пить или пить мало? Вы за столом, как тайфун, как цунами, как ураган. Кто и что может на этой земле им противостоять? — поморщился юноша.

— Не только на Земле, но и в Космосе! — строго произнёс я.

— Конечно, Сир, — пробормотал смертельно бледный ШЕВАЛЬЕ.

— Насчёт тайфуна и цунами я согласен. Имеются у меня такие свойства характера. Что есть, то есть, — печально вздохнул я. — Отсутствием чувства меры грешите не только вы. Но что вы ожидали от Великого и Бессмертного ВЕРШИТЕЛЯ!?

— Сир, а что, — ПОЭТ тоже бессмертен!

— Да…

— Понятно, Государь.

— Ничего вам пока не понятно, мой юный друг. А вообще, пить вам действительно надо меньше. Здоровье превыше всего. Даже превыше Империи! Империи уходят и приходят, а здоровье, если его потеряешь, то уже не вернёшь. Зачем тягаться с нами, Бессмертными? Смысл? Я вам, кажется, уже как-то говорил, что умеренность — есть лучший пир! С сего дня вы должны определить для себя конкретную норму, меру, ну, например, сто пятьдесят-триста грамм, в зависимости от настроения и времени застолья. И не более того!

— Сир, я вообще бросаю пить!

— А вот это вы зря, юноша! Зачем же лишать себя одного из главных удовольствий, существующих на этом скучном и пресном свете?

— Сир, удовольствие на то и удовольствие, что бы быть полным, а в противном случае, какое же это удовольствие? Пить так пить, не пить так не пить!

— Советник, вы заносите в анналы наш диалог?

— Конечно, Сир!

— Обязательно отразите в Летописи, какой антураж сопровождал нашу беседу. Пустынный берег, серый, мёртвый и зловещий круг спёкшейся, таинственной субстанции на поверхности земли. Пять оставшихся на плаву величественных Имперских Галер. Они почти не имеют мачт и парусов, потеряли половину команд, но полны мрачной и грозной решимости, несмотря ни на что, сражаться до конца!

— Всё фиксируется, Сир!

— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал я. — А сколько у нас осталось людей на сегодняшний день после этого взрыва? — спросил я, обращаясь к ШЕВАЛЬЕ.

— Сир, после взрыва, как я вам уже докладывал, погибли только Гвардейцы на берегу. Люди на кораблях не пострадали.

— Слава Богу! Это хорошо. Но бойцов у меня не густо, однако.

— Да, не густо, Государь…

— Ну что же, я практически вернулся к тому, с чего начал.

— Сир, сюда идёт БАРОН с войском. Всё не так уж и печально, — сказал ПОЭТ.

— Ах, да. БАРОН, БАРОН… Слушайте, а он точно отошёл от дел?

— Вроде бы… Но, чужая душа — потёмки, Сир.

— Скажите, а ГРАФИНЯ?

— Что ГРАФИНЯ, Сир?

— Она, как я понял, обычный человек. Вернее, обычная жительница этих Островов, правильно?

— Вроде бы, Сир, вроде бы… Она и ШЕВАЛЬЕ — обыкновенные люди. Матриц у них нет.

— А вы кто, сударь? — удивлённо спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Я — Глорианин, — холодно и исчерпывающе произнёс ПОЭТ. — Третий Советник!

— Ясно, мне всё предельно ясно! — сморщился юноша так, как будто вот только что разжевал кусок самого кислого лимона на свете.

— Ладно… Вернёмся к теме нашего разговора, ну, к удовольствиям, — весело произнёс я, разливая по бокалам Звизгун. — Барон, я с вами категорически не согласен!

— В каком смысле, Сир? — ШЕВАЛЬЕ с тоской наблюдал за моими манипуляциями.

— А вот в таком… За здоровье! — я строго взглянул на собутыльников.

— За здоровье! — обречённо вздохнули они и выпили.

Мы закусили, посидели молча, лениво созерцая остывающий кусок мяса. Особого аппетита пока не было.

— И так… Я, в принципе, согласен с вами, ШЕВАЛЬЕ, что удовольствие должно быть полным. Желательно полным. Представьте себе интимное свидание с любимой женщиной. Ну, или с желанной женщиной. Вот вы отужинали с нею, пообщались, коснулись её пальчиков, щёчки, а потом всего остального в страстном танце и, конечно же, после этого затащили её в постель! О, какая грудь, о какие бёдра и то, что между ними находится! Ну, окунитесь же в чертоги рая! Сейчас, сейчас, осталось только снять с дамы трусики. А тут — тревога, гудят колокола, враг у ворот! Вы чертыхаетесь, торопливо одеваетесь, хватаете меч и несётесь на стены замка! Понятно, что удовольствие от свидания со страстно желанной вами женщиной в данном случае не полное. Но ведь часть его вы всё-таки получили! И, умирая от шальной неприятельской стрелы, безнадёжно и бессмысленно корчась в луже крови, вы будете с упоением вспоминать и тот чудесный вечер, и ту прекрасную даму, и касание рук и губ, и терпкое красное вино в бокалах, искрящееся в пламени камина и отдающее свою первобытную сущность мерцающим свечам…

ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ смотрели на меня молча, печально, удивлённо и восхищённо.

— Красавец, умница, поэт… — отчётливо и грустно прошелестело вдруг откуда-то с небес, словно блёклый лист воспарил над мёртвой землёй под внезапным порывом ветра и вознамерился вернуться на покинутую им вроде бы навсегда ветвь родного древа, и произнёс эти слова, полный надежды.

Мы все вскочили, подняли головы вверх, поражённо застыли, созерцая бездонную голубизну, царящую над нами.

— Господа! — я первым пришёл в себя. — Если нам это не послышалось, то предлагаю выпить за дам! Кавалеры пьют стоя.

— Если и послышалось, то всё равно за дам! — улыбнулся ПОЭТ.

Мы дружно и решительно выпили. Лица у всех порозовели, как по мановению волшебной палочки отринули от себя утреннюю бледность. Появился аппетит. Было произнесено ещё два неплохих тоста.

— Шевалье, я думаю, что вам пока хватит, — ухмыльнулся я, когда увидел, что юноша снова наполняет бокалы.

— Слушаюсь, Сир.

— Полковник, как вы думаете, кто покушался на меня в этот раз? — я тяжело и устало вздохнул. — Агентство по Контактам, Особый Отряд, Арктуриане, Альтаиряне, Глориане или существуют какие-то третьи или четвёртые силы? Кому я мешаю? Почему меня все хотят убить, чёрт возьми!? Вроде бы никого особо не трогаю, кружусь в безумном лилипутском танце по этим несчастным Островам, воюю чисто из-за интереса или из-за скуки. Я в этом вопросе ещё не определился. Маюсь, трахаюсь, пьянствую, ем, раздаю направо и налево титулы, звания и награды, цитирую, декламирую, пою, плюю на всё и вся вокруг, в том числе и на ваши эти Галактики и Параллельные Миры. Кто меня хочет поиметь!? Зачем, почему, к чему?! Не пойму!!!

— Все хотят, Сир…

— Почему?

— Потому что Вы — ПОСЛЕДНИЙ из МАРСИАН!

— В этой Вселенной? Ну, как я понимаю, Миров в ней много?

— Чёрт подери, Государь! Извините, извините… Возможно, Вы самый последний из последних МАРСИАН! — нервно вскочил Советник. — Ещё раз извините за резкость высказываний, но тема очень актуальная и болезненная!

— Извиняю, ничего страшного. Я сам такой. Психопат, бываю резок и груб. — усмехнулся я. — И почему же, и на основании чего вы, сударь, делаете сей категоричный вывод?

— ВЕРШИТЕЛЕЙ нигде нет, Сир, — горестно ответил ПОЭТ.

— Но вы сами сказали, что они закрыли какой-то Портал и отбыли куда-то восвояси. Лежат сейчас ребята где-то на зелёной шёлковой траве, смотрят благостно в тихое голубое небо, купаются в самом синем из синих морей, кушают лобстеров и трепангов, или что-нибудь подобное, пьют холодное пиво и ни о чём не думают. И пошёл куда подальше весь Космос с его Вселенными и Параллельными Мирами. Представляете такую пасторальную картину?!

— Сир, нам удалось открыть Главный Портал. Мы раньше Вам об этом не говорили по некоторым соображениям.

— Ну и что?

— Марсиан нигде нет, Сир.

— Дружище! — засмеялся я. — Как поведала недавно мне по страшному секрету Седьмой Советник, — Бога нет! Представляете, какое грандиозное открытие!?

— И на чём эта прекрасная дама основывает данное умозаключение!? — возмутился ШЕВАЛЬЕ.

— На том, что Бог нигде не обнаружен!

Мы с ШЕВАЛЬЕ посмотрели друг на друга и бешено захохотали. ПОЭТ сначала смотрел на нас мрачно, напряжённо и сурово, без тени улыбки, но потом его лицо расслабилось, уголки губ, до этого трагически опущенные, приподнялись, и Полковник загоготал так, что полностью перекрыл наш смех.

Через некоторое время мы успокоились, посидели молча, потыкали вилками в стремительно остывающее мясо, задумчиво посмотрели на бочонок со Звизгуном.

— Господа, предлагаю выпить ещё по одной, а потом поразмышляем над сложившейся ситуацией, проанализируем её, подумаем, что делать дальше. Вам, ШЕВАЛЬЕ, наливаем чисто символически.

— Сир, предлагаю выпить за Вас, но не за Императора, а за Красавца, Умницу, Поэта! — торжественно и совершенно искренне произнёс Советник.

— За Вас, Сир, — восторженно присоединился к нему ШЕВАЛЬЕ.

— Ну что же, не возражаю, господа — улыбнулся я. — Спасибо, друзья мои. Неискренность я распознаю за миллион парсек, лесть за тысячу, а искренность и распознавать не надо. Она в этом не нуждается!

Мы выпили, закусили, все одновременно посмотрели на небо, ожидая от него чего-нибудь такого, этакого, особенного, но оно ясно, светло и высоко молчало. Ну что же, на то оно и небо, чтобы молчать…

— Советник, вернёмся к теме ВЕРШИТЕЛЕЙ, — сказал я, внимательно рассматривая кусок солёного груздя, обречённо, но упруго висящего на моей вилке. — Представьте себя муравьём в муравейнике, или пчелой в улье, или волчонком в норе, или обезьяной на ветке дерева, или бушменом, кочующим по великой пустыне Калахари, или бедуином, дремлющем на колышущемся верблюде где-то в глубинах не менее великой пустыни Сахары, ну, и так далее и тому подобное. В это время в сотне или тысяче километров от вас, в огромном городе, на семьдесят седьмом этаже небоскрёба, сидит в офисе за столом, положив на него ноги и щупая задницу секретарши, какой-нибудь босс, и лениво созерцает раскинувшийся перед ним от горизонта до горизонта великолепный, сияющий огнями, мегаполис. Советник, вы понимаете, о чём это я?

— Конечно, Сир…

— Так вот… И не знают ни муравей, ни обезьяна, ни бушмен, что существуют на свете такие великие города, как Нью-Йорк, Токио или Рио-де-Жанейро. А человек, тот самый, что сидит в офисе, знает и о муравье, и об обезьяне, и о бушмене. Но они ему пока не нужны и неинтересны. Понимаете?

— Конечно, Сир…

— Ладно, оставим на время тему ВЕРШИТЕЛЕЙ. Кстати, этих самых ребят кто-то же сотворил!? Они же не упали просто так из ниоткуда с неба на Марс!? Должна же быть какая-то предыстория?! Кто-то же был до них, от кого-то они же получили бессмертие?! А я!? Почему я не переселился вместе со всеми моими соплеменниками на Глорию?!

— Щекотливая, непонятная и крайне сложная тема, Сир, — вздохнул ПОЭТ.

— Вот и я о том же! И так, Полковник, кто же на меня покушался? Давайте подумаем. Арктуриане? Навряд ли. Как я понял, это не их стиль, да и возможностями такими они не обладают. Альтаиряне? Не думаю. Это как пытаться убить собственного отца или мать. Да ещё при том, что сынок или доченька знают, что их родителей невозможно уничтожить. То же касается и Глориан. Остаются Земляне или Островитяне.

— Навряд ли, Сир. Не тот уровень развития. Но я настаиваю, что покушение мог совершить кто угодно. Существует в нём ещё несколько цивилизаций. А, вообще, Космос велик и до конца не исследован.

— Ну, вот видите! А ведь несколько минут назад вы категорически и с большим пессимизмом утверждали, что все ВЕРШИТЕЛИ бесследно исчезли и следов их не обнаружено! Не вижу логики в ваших рассуждениях, — усмехнулся я. — Ладно, меня сейчас волнует другой вопрос. Почему я кому-то мешаю?

— Сир, никому в Космосе не нужен последний ВЕРШИТЕЛЬ. Его все боятся. Мало ли, что взбредёт ему в голову? Баланс сил установлен. Войн давно не было. Кругом тишь и благодать. Полный покой. Ах, если бы не Тьма!

— Что за Тьма?

— Чуть попозже, Сир.

— Хорошо. Кстати, о приходе этой самой Тьмы меня предупреждала когда-то Оракул Первого Острова! Вот и не верь после этого в мистику и в предсказания! Очень всё странно как-то! «Тьма идёт…». Оракул чётко и ясно это произнесла!

— Вот как, Сир?

— Да, именно так! Что за тьма, откуда она идёт, зачем и почему?

— Сир, пока я предлагаю этой темы не касаться. Пока… — вздохнул ПОЭТ.

— Да, что же это такое! Того не касайся, этого! А чего касаться!? — возмутился я. — Ладно, поговорим о Землянах. Как я понял, существует какое-то единое Земное правительство, правильно?

— ООН, Сир. Организация Объединённых Наций.

— Прекрасно. ООН выдало мандаты и руководит Агентством по Контактам и Особым Отдельным Ударным Отрядом Морской Пехоты Объединённых Воздушно-Космических Сил. Агентство, — это как мозговой центр, штаб, разведка и контрразведка, исследовательская лаборатория. Так?

— Примерно так, Сир.

— Пойдём дальше. Особый Отряд, — это силовое подразделение, состоящее из Ускоренных, которое выполняет всю повседневную, боевую, не всегда чистую работу в Пузыре. Так?

— Примерно так, Сир.

— Что вы затвердили: «Примерно так, примерно так!». Так или не так!? — возмутился я.

— Примерно так, Сир! Имеются некоторые нюансы, но они сейчас не важны.

Я засмеялся, налил Звизгун в два бокала, остро глянул на ШЕВАЛЬЕ.

— Вам пока хватит, мой юный друг!

— Согласен, Сир!

Мы с ПОЭТОМ чокнулись, выпили, захрустели квашенной капустой. ШЕВАЛЬЕ сглотнул слюну и, положив в свою тарелку кусок мяса, стал его неторопливо жевать.

— Жёсткое, однако, — пробормотал он.

— Да, я согласен. Говядина. Что вы хотите? Не доварили. Вот свинина, особенно шейка, то, что надо! — буркнул я. — Ладно, пойдём далее. Почему КООРДИНАТОР желает моей смерти?

— Как я Вам уже докладывал, Сир, он, по-видимому, агент Альтаирян.

— «По-видимому, по-видимому…». Надоела мне эта неопределённость!

— Сир, а мне как она надоела! — мрачно произнёс Советник.

— Так кто же всё-таки подсунул мне эту чёртову бомбу? Допустим, не КООРДИНАТОР. Не имеет он возможности доставить сей предмет в Пузырь. Может быть отличились Арктуриане? Обиделись на меня из-за своих долбанных Шаров и решили отомстить, а?

— Нет, Сир, исключено.

— Почему?

— Чтобы пронести в Пузырь такую бомбу необходимо владеть Пси-Телепортацией. Ею Арктуриане не владеют. К счастью…

— Так, так, так… — задумчиво произнёс я. — Значит, всё-таки Альтаиряне или Глориане. Две цивилизации, созданные ВЕРШИТЕЛЯМИ. Не нравится мне всё-таки высказанная вами точка зрения, сударь! Ну, я о том, что всем мешаю, меня боятся, и потому хотят уничтожить. Не нравится категорически! Повторяю, ну зачем кому-то из них пытаться убить последнего МАРСИАНИНА, можно сказать, — отца родного? И, вообще, все осведомлены о моей неуязвимости. Ничего не пойму!

— Может быть об этом осведомлены не все, Государь? — неожиданно вмешался в разговор ШЕВАЛЬЕ.

— Может быть, может быть… — пробормотали мы с ПОЭТОМ почти одновременно и остро взглянули друг на друга.

— Сир, а ведь о РЕЛИКВИИ, ЗВЕРЕ и ПОСОХЕ на Глории знает очень узкий круг людей! — сказал Советник. — А знают ли о них на Альтаире?

— Я вижу, ШЕВАЛЬЕ, что вы понемногу вникаете в смысл и в суть нашего разговора, — улыбнулся я. — Ну, как ваша голова? Ещё не раскололась от новых знаний?

— Да нет, Сир. Не так уж всё и сложно. Обычные дворцовые интриги, только на более высоком уровне, вот и всё.

— Однако, действительно, как просто можно всё объяснить! — восхищённо ухмыльнулся я.

Мы все рассмеялись, потом замолчали, задумались.

— Советник, давно хочу вас спросить, а какова, собственно, была ваша миссия во всей этой моей истории? Ну и БАРОНА, конечно…

— Сир, Вы не поверите, но БАРОН действительно попался на Вашем пути совершенно случайно. Он спас ГРАФИНЮ и просто сопровождал её в дороге. Как я уже говорил, он отошёл от дел, вёл спокойную и размеренную жизнь, охотился, рыбачил, пьянствовал, ездил по Турнирам, укрощал Горных Жеребцов, читал эти свои книжки и, как я сейчас понимаю, был абсолютно счастлив. Завидую ему самой белой завистью, чёрт подери!

— Нет ничего абсолютного в этом мире! Зависть бывает только одного цвета, — чёрного. Не только другие цвета, но даже оттенки здесь не уместны! — строго произнёс я.

— Согласен, Сир. БАРОН был счастлив не абсолютно, а слегка.

— Ну, это же совершенно другое дело! Хотя, как известно, нельзя быть слегка беременной.

Мы снова засмеялись. Я посмотрел на ШЕВАЛЬЕ. Юноша вроде бы чувствовал себя неплохо, глаза его блестели, щёки были румяны и гладки. Эх, что значит молодой организм!

— Господа, предлагаю выпить за наши замечательные Острова, за эту землю Обетованную, — устало сказал я. — Полковник, а может быть, действительно, плюнем на всё? На Глорию, и на Арктуриан, и на Альтаирян, и на Землян, да на всю Вселенную и все Параллельные и непараллельные миры иже с ними, а!? Двинем на Тёмное Озеро, порыбачим, отдохнём от подвигов наших ратных, от дел наших скорбных и суетных!

— Сир, я уже почти плюнул, но есть одна проблема, из-за которой, собственно, и происходит весь этот сыр-бор.

— Тьма идёт… — замогильным голосом произнёс я.

— Да, идёт, Государь, увы! — вздрогнул Советник.

— Когда дойдёт?

— Скоро, Сир. Очень скоро…

— Ладно, вернёмся немного назад. Так зачем и с какой целью, Полковник, вы оказались в моей, так называемой, свите?

— Я оказался рядом с Вами, Сир, с одной единственной целью. Моя миссия была довольно специфична.

— И какова же была эта цель и в чём заключалась специфика миссии?

— Она и сейчас актуальна, и я до сих пор её осуществляю, Сир.

— Ну-ка, ну-ка, интересно, интересно, шпион вы наш затаившийся!

— Я был направлен к Вам, Сир, для того, чтобы помочь Вам вернуть свою личность, приблизить Вас к ОЗАРЕНИЮ, а значит полностью восстановить память и достичь пика своих возможностей! Сир, при Квази-Телепортации Вы её неожиданно и непонятно по каким причинам потеряли. Почти потеряли.

— Почему?

— Не знаю, Сир. Никто толком не знает. Скорее всего, сработал какой-то тайный психический блок, зачем-то заложенный в Вас ВЕРШИТЕЛЯМИ. Он сработал в момент Вашей телепортации на Второй Остров. Кто из Глориан и Землян мог предположить, что Вы — МАРСИАНИН!? До поры до времени Вы были простым сибирским рубахой-парнем, лоботрясом, бабником, хохмачом, пьяницей, гулякой. И при всём этом являлись красавцем, умницей, поэтом!

— Даже так? — усмехнулся я.

— Да, Сир. Именно поэтом! Вы неоднократно публиковались в разных изданиях, успели выпустить один поэтический сборник, очень неплохой, кстати.

— И как же он назывался?

— «О, путник!», Сир.

Я вздрогнул, напрягся.

— Так, так, так… «О, Путник», значит!? О как!? Вот откуда оно! Понятно…

Я разнервничался, слегка дрожащей рукой разлил Звизгун по бокалам.

— Надо выпить. Без этого сейчас никак нельзя. Чёрт знает что твориться! Бред какой-то! ШЕВАЛЬЕ, вам я налил четвертину. Соблюдайте это правило и далее.

— Слушаюсь, Сир!

Мы выпили, закусили маринованным луком и чесноком. Я подозвал к столу Гвардейца и спросил у него:

— Любезный, а нет ли у нас свинины?

— Ваше Величество, конечно же есть! — с искренним негодованием ответил тот. — Ожидает своей очереди на пару!

— Неси! — засмеялся я. — Следовала именно с неё начинать!

— Есть!

Мы с огромным удовольствием съели по куску тающей во рту, перчёной и в меру горячей свинины, застонали от восторга. Я разлил в рюмки наш фирменный напиток.

— Да, Звизгун, он и в Африке Звизгун!

— Да, согласен, Сир, — откликнулся ШЕВАЛЬЕ.

— Как тонко подмечено, Государь, — ухмыльнулся ПОЭТ.

— Хватит саркастически льстить, Советник! Не люблю этого. Я становлюсь обидчивым, когда перепиваю!

— Извините, Сир! Больше не повторится!

— Ну и славно, — я выпил и спросил ПОЭТА. — Скажите, сударь, а всё-таки, откуда вообще я взялся?

— В смысле, Сир?

— В прямом смысле! Я же должен был где-то и от кого-то родиться, воспитываться, учиться и так далее. Я же не упал в эту сибирскую глушь прямо с неба?

— Конечно нет, Сир. Вас нашли на пороге детского дома.

— Так, так, так… Но мои предполагаемые родители перебрались сначала на Глорию, а потом ещё куда-то давным-давно. Прошли века. А я вроде бы родился всего лишь тридцать три года назад. Ничего не пойму!!!

— Сир, родители Ваши отнюдь не предполагаемые. Они ВЕРШИТЕЛИ, чистокровные МАРСИАНЕ.

— И где же сейчас находятся мои любимые папа и мама?

— Сир, мы эту тему уже обсуждали.

— Так, так… Прекрасно, прекрасно!

— Сир, успокойтесь, пожалуйста!

— Какой уж здесь покой!? Хочу глянуть этим э, э, э… горе родителям в глаза, поговорить с ними начистоту. Где ты, папа!? Где ты, мама!? Ну-ка, ответьте, ну-ка, дайте знак! Ваш любимый сыночек ждёт вас на этом вонючем и жалком Острове, скучает по вас!

— Сир, прошу, успокойтесь! — горячее вмешался в диалог ШЕВАЛЬЕ. — Острова наши совсем не вонючи и не жалки. Вы не правы. Места здесь благодатные, красивые, я бы не побоялся этого слова, роскошные. Да и ко всему тому Вы ещё и Великий Император. Победили всех врагов. Вас любят женщины, боготворят соратники, обожает народ. Одним словом — красавец, умница, поэт! Что ещё в жизни надо!? Не пойму!

— Возможно, вы и правы… — задумчиво пробормотал я.

— Конечно же, прав, Сир!

— Плюньте Вы на своих родителей, забудьте о них, Государь! — сказал ПОЭТ. — Вот придёт время, они ещё к Вам приползут с повинной: сирые, больные, жалкие, старые, виноватые, нищие, убогие и полные искреннего раскаяния. Есть такая великая картина — «Возвращение блудного сына». Я, кстати, подарил идею её написания моему хорошему другу — Рембрандту Харменсу Ван Рейну где-то в 1668 году от Рождества Христова.

— Вы это к чему, ну, я имею в виду картину?

— А к тому, Сир, что есть у меня один знакомый художник. Так вот, он напишет Вам другую великую картину под названием — «Возвращение блудных родителей».

Мы все рассмеялись, хлопнули ещё по одно рюмке Звизгуна. Настроение вроде бы улучшилось.

— Ладно, — ухмыльнулся я. — И так, вернёмся к теме моей личности. Каким же образом вы, Полковник, возвращали мне, убогому, мою драгоценную, великую и могучую личность?

— Всё очень просто, Сир. Во-первых, я периодически читал Вам стихи, якобы мною написанные, но, на самом деле сотворённые Вами. Кроме этого, именно я вывел Вас на библиотеку БАРОНА, где произошёл коренной перелом в Вашем сознании.

— Ага… Шекспир. Тот сонет…

— Во-вторых, Сир, я неоднократно организовывал на Вас покушения. Помните тех лучников и арбалетчиков?

— Так это были ваши люди?! — удивился и возмутился ШЕВАЛЬЕ.

— Да, мои! Необходимо было пробудить у Его Величества спящие в нём до поры до времени инстинкты, знания, силы и возможности, о существовании которых он и не подозревал, так как всё забыл. Кстати, нам в этом многотрудном деле сильно помогли КООРДИНАТОР и МАГИСТР.

— Каким образом?

— Сир, — все эти покушения и нападения Ускоренных Воинов, Небесного Медведя, Чёрного Спрута… Они только сыграли нам на руку. Действие рождает противодействие, иногда более сильное, чем само первоначальное действие! Вы прогрессировали на глазах, набирались сил и умения, к Вам постепенно возвращалась память и глубоко заложенные в Вас природные навыки и возможности.

— Да, ещё и Арктуриане с этими их небесными молниями, — усмехнулся я.

— Совершенно верно, Сир! Эти чудаки нам тоже очень сильно помогли. Активация заблокированной личности ускорилась в сотни раз.

— Хорошо, ситуация несколько прояснилась, — нахмурился я. — Двигаемся далее… А почему, Советник, нельзя было нам с вами спокойно поговорить, побеседовать, так сказать, в дружеской обстановке? Рассказали бы вы мне всё, как есть, раскрыли бы мне глаза, активировали бы меня быстро, эффективно и без особых хлопот? Попили бы мы с вами Звизгуна, устроили бы вечер моей поэзии, спели бы пару-тройку застольных русских песен, и всё, дело в шляпе!

— Сир, этот вариант был нецелесообразен. Психоблок, наложенный на Ваш мозг, был рассчитан на определённый период времени. Если бы мы попытались его вот так сразу сломать, вернее, взломать, то, возможно, произошёл бы полный распад Вашей личности. Пришлось терпеливо и методично работать с Вами на протяжении нескольких месяцев. Мы не могли рисковать. Слишком многое поставлено на карту, понимаете!?

— Конечно, конечно. Тьма идёт…

— Да, Сир, к сожалению.

— А каким таким путём вы выяснили, что меня следует расколдовывать постепенно? — поинтересовался я. — Я же всё-таки МАРСИАНИН, существо высшего порядка, полная загадка для вас!? И, вообще, как это вы меня вычислили? Только не рассказывайте байки о случайном анализе крови или мочи! Что-то ничего у вас не стыкуется!

— Сир, о Вас поведал Великий Белый Оракул Второго Острова! Он призвал меня к себе незадолго до вашего появления на этом Острове.

— Что!? Оракул? При чём здесь Оракул? От кого-то я о нём слышал… Это тот чудик, который чертит предсказания на песке?

— Он самый, Сир. Но он отнюдь не чудик…

— И что же это он поведал насчёт меня? Что начертил?

— Сир, полный текст предсказания имеется только у ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. А звучит оно примерно так. «Явится с неба на Второй Остров ПУТНИК, потомок тех, кто создал этот Мир. И покорит он его, а затем покорит ВСЕЛЕННУЮ со всеми её МИРАМИ и дойдёт до края. Но будет он сначала беспомощным младенцем, и обретёт силы свои только тогда, когда пройдёт весь предназначенный ему ПУТЬ в колыбели, познав его суть и осознав себя в нём. И будут при нём ЗАЩИТНИК, ПОГЛОТИТЕЛЬ и ПУЛЬТ, и ничто и никто в мире не помешает ему. Но нельзя торопить его, ибо Великое познаётся не сразу, а постепенно. Сопровождайте его, пробуждайте его и помогайте ему. Всё придёт само собой со временем и постигнет его сначала первое, а потом второе ОЗАРЕНИЯ!».

Я некоторое время сосредоточенно и заворожено смотрел в голубое небо, загипнотизированный его бездонной пустотой. Мои спутники благоговейно молчали.

— Как я понял, под колыбелью Оракул подразумевал Анклав?

— Да, Сир, очевидно.

— Значит, Вселенная всё-таки конечна, — задумчиво произнёс я после недолгой паузы.

— Что, Сир? — встрепенулся Советник.

— «И дойдёт до края».

— Сир, из этой фразы не совсем понятно, до края чего Вы дойдёте.

— Да, вы правы. Можно дойти до края Вселенной, а можно и до края души, — задумчиво пробормотал я. — Ладно… Так что это за Тьма такая, о которой вы всё время говорите? Полковник, уж просветите меня до конца!

— Простите, Сир, но ещё не время. Я жду санкции Совета.

— Ладно, настаивать не буду, чёрт с вами!

— Спасибо, Сир.

— Пожалуйста! Но всё-таки! Неужели нельзя было поступить со мною как-то более мягче, бережнее, цивилизованнее, что ли!? Эх, чувствую присутствие рядом какой-то сверхъестественной третьей силы. Зачем нужны были ей все эти Ускоренные Воины, Небесные Медведи, ужасные Чёрные Осьминоги, загадочные и зловещие лучники и арбалетчики, пираты, рыцари Ордена Посвящённых, молнии и громы, ураганы и землетрясения, войны, поединки, метания, страдания, бессонные ночи, размышления и сомнения!? Какого чёрта!? Зачем!? К чему!? А мои Бабы!?

— Сир, за всё приходится платить! «Великое познаётся не сразу, а постепенно»! — печально произнёс ПОЭТ.

— Вы о чём?

— Сир, вот говорят: «Всё гениальное — просто!». Полностью согласен с этим постулатом. Но, до того, как осознать и принять данную бессмертную истину, приходится пройти столько сложных, извилистых и подчас очень опасных дорог, о, ПУТНИК!!!

Я резко вздрогнул, как от удара током, и вдруг вспомнил почти всё! Почти… Откуда-то с небес вдруг спустился на корабль могучий и холодный ветер. Он взбаламутил воду у борта, взъерошил наши волосы, охладил наши пылающие лики и снова унёсся куда-то вверх, в голубую призрачную бездну. Сердце моё бухало в груди, на лбу выступил пот.

— За ПУТНИКА! — вдруг звонко произнёс ШЕВАЛЬЕ, решительно и до верху наполняя бокалы.

— За ПУТНИКА! — весело и бесшабашно крикнул ПОЭТ в сторону берега.

В моей тяжёлой голове вдруг раздались голоса.

— За ПУТНИКА! — усмехнулась МАРКИЗА.

— За ПУТНИКА! — обречённо и облегчённо вздохнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— За ПУТНИКА! — задумчиво произнесли Альтаиряне.

— За ПУТНИКА! — глухо и мрачно прогудели Арктуриане.

— За ПУТНИКА!!! — раздался из невероятных глубин Космоса непонятно чей, но очень мощный и потрясший всех, голос.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Вечером я всё-таки навестил ГРАФИНЮ. Она лежала на большой просторной кровати в капитанской каюте. Слышалось лёгкое, почти неуловимое дыхание девушки. Густые каштановые волосы были хаотично разбросаны по подушке, черты бледного лица обострились и потеряли былую, яркую, так любимую мною индивидуальность и привлекательность. Мне показалось, что вижу перед собой совершенно другую женщину.

Я вздрогнул, печально вздохнул, подошёл к кровати, наклонился, прикоснулся губами к прохладной щеке девушки, тронул своей дрожащей рукой её тонкую, почти невесомую руку и прошептал:

— Прости…

Потом я решительно вышел на палубу, подставил своё пылающее лицо под лёгкий и прохладный бриз, с укоризной глянул в небо. Оно было не таким ясным, как накануне. Лёгкая серая пелена облаков, появившаяся неизвестно откуда, перемешалась с голубизной небосвода и багровым светом солнца, и, не победив и не переборов их полностью, образовала какой-то непонятный конгломерат из хаотичного переплетения самых разных цветов и оттенков.

— Сир, — возник передо мною Гвардеец, — Что желаете?

— Да пока, вроде бы, ничего, — глухо произнёс я. — Да нет! Позовите-ка ко мне ПОЭТА!

— Будет исполнено, Государь.

Советника я принял на верхней палубе. Стол был накрыт на двоих. На нём стояли тарелки с разнообразной лёгкой закуской. Посреди стола возвышался пузатый хрустальный графин с жёлтой жидкостью, очевидно с ромом. По бокам от него покоились две серебряные, инкрустированные золотом, рюмки. Вилки, ножи и тарелки были также серебряными. Слава Богу, наш славный Флагман после двух сражений остался почти в целости и сохранности, а с ним уцелели и определённые продовольственные запасы, а также необходимые Императору предметы обихода, в том числе и столовое серебро.

— Полковник, милости прошу к столу.

— Спасибо, Сир.

— Меня беспокоит состояние ГРАФИНИ. Надо что-то делать.

— Согласен, Сир.

— Каковы будут ваши предложения?

— Сир, я тут подумал на трезвую голову и пришёл к следующему выводу. Ситуация вполне разрешима.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился я.

— Сир, всё не так просто, но стоит рискнуть. Главный Квази-Портал почему-то закрыт. Это, очевидно, работа КООРДИНАТОРА. Бог с ним… Я Пси-Телепортируюсь на Большую Землю, на базу Агентства, открою Квази-Портал, направлю Луч на нашу флагманскую галеру, прямо вот на эту палубу, и перемещу ГРАФИНЮ на базу. Там имеется медицинский блок с превосходным оборудованием и высококвалифицированным персоналом.

— План неплох, но как вас встретят в Агентстве?

— Плевать на всё, Сир! Я сделал свой выбор. Вы почти готовы к Озарению! Всё это копошение вокруг Пузыря теряет всякий смысл. Перед нами встают совсем другие проблемы и перспективы, совершенно иного, глобального уровня!

— Тьма идёт?

— Да, Сир.

— Хорошо, я одобряю и принимаю ваш план. Но с одной небольшой поправкой.

— С какой, Сир?

— Я Квази-Телепортируюсь вместе с ГРАФИНЕЙ.

— Сир!?

— А что здесь такого? В чём, собственно, проблема? Я могуч, неуязвим и бессмертен! Что вас смущает?

— Сир, на Пси-Телепортацию Вы ещё не способны. Извините, но пока не способны… Совершенно не понятно, какое воздействие на Вас окажет Квази-Телепортация, — тревожно произнёс ПОЭТ. — А Барьер? Вдруг процесс восстановления личности будет нарушен, или, что ещё хуже, Вы снова потеряете память!? Нет, этого допустить нельзя ни в коем случае! Столько сил и средств было затрачено, столько времени потрачено, и получится, что напрасно?! Нет! Я категорически не согласен, хоть режьте меня, хоть убивайте любым иным способом!

— Убить я вас всегда успею, — усмехнулся я, а потом тяжело вздохнул и задумался. — Действительно, неизвестно что может произойти со мною при Квази-Телепортации. А вдруг я действительно снова лишусь памяти? Нет, меня этот вариант никак не устраивает! Да, пожалуй, я согласен. Рисковать нельзя…

— Слава Богу, Сир, что Вы приняли такое решение! Если мы Вас потеряем, точнее, потеряем в Вашем лице осознавшего свою суть МАРСИАНИНА, то скоро всё будет кончено. Для всех…

— А можно поподробнее?

— Чуть попозже, Сир, прошу Вас, чуть попозже!

— Хорошо, хорошо, — я успокаивающе поднял руки вверх. — Но я не могу оставить вас одного в этой передряге. Возьмите с собой хотя бы ШЕВАЛЬЕ. Вы — Бессмертный, Ускоренный, имеете способности к быстрой регенерации, отличный боец. А наш Мастер Меча вас поддержит. Кроме вас, как я понимаю, на Большой Земле Ускоренных больше не осталось. Ах, да, — КООРДИНАТОР!

— Сир, я же Вам уже говорил, что он не Ускоренный.

— Припоминаю! Прекрасно, значит, на планете Земля в настоящее время существуют всего трое Ускоренных: я, вы и БАРОН. Да, ещё имеется МОЛОТ, но он пока не в счёт. Правильно я понимаю?

— Наверное, это так, Сир. Хотя, кто его знает!? КООРДИНАТОР — хитрая бестия. Возможно, он приготовил нам сюрприз. Но, скорее всего, нет.

— Почему?

— Вы как-то правильно заметили, что Ускоренные — это штучный товар. Перед Преобразованием проходит очень тщательный отбор. Кандидат должен иметь определённые уникальные психические и физиологические качества. Таких людей, один на тысячи! Преобразование происходит в течении одного года. Процесс этот очень сложный. Возможно, КООРДИНАТОР совершенствовал его, нашёл какие-то новые пути, подходы, но я в этом сомневаюсь. Навряд, ли.

— Что же это вы так слабо владеете обстановкой? Вы же чуть ли не заместитель КООРДИНАТОРА!? Странно, очень странно! — пробурчал я.

— Почему «чуть ли»? Я и есть его второй заместитель. Первый — МАГИСТР. Сир, я был внедрён в Агентство сравнительно недавно, но быстро прошёл несколько ступенек карьерного роста, действительно стал Командиром Особого Отряда и заместителем КООРДИНАТОРА. Заместителем по разведке, не более того. В святые святых, в Штаб Агентства, в их секретные лаборатории мне доступ до сего времени был закрыт и уже, наверное, открыт легально никогда не будет, — усмехнулся Полковник.

— Понятно, понятно, — нахмурился я. — Кстати, я вспомнил ещё об одном Ускоренном. Это Мастер ГРОМ! Мы тоже о нём как-то вспоминали ранее. Непонятный он человек, знаете ли. Где-то ходит, бродит сам по себе, занимается какими-то делами, ни с кем не контактирует, вроде бы никому не угрожает и не мешает, никого не беспокоит. Странная личность…

— А что с МОЛОТОМ, Сир?

— МОЛОТ находится в надёжном месте. Он некоторое время был в коме. Не представляю, что с ним сейчас, но если он жив, то, возможно, пополнит наши значительно поредевшие ряды! Куда он денется!

— Возможно, возможно, Сир.

— Чёрт возьми, где же МАГИСТР? Жив ли он?

— Ничего не могу сказать по этому поводу, Сир. Если бы он был Бессмертным Глорианином, то сказал бы, а так, — никакого контакта, никаких ощущений, никаких мыслей. Полная пустота и тишина, извините уж.

— А что, вы, члены Совета, поддерживаете между собой какую-то связь? — удивился я.

— Да, Сир.

— Ну, так призовите десяток ваших коллег на подмогу, пусть они обеспечат безопасность ГРАФИНИ, подготовят почву, наведут в Агентстве порядок, расчистят сорняки, так сказать.

— Это невозможно, Сир.

— Почему?

— Члены Глорианского Совета напрямую не вмешиваются в дела других цивилизаций.

— Странно, ничего не пойму! Но вы же вмешались! Вы же сидите вот сейчас передо мною на моей боевой галере, пьёте ром, готовите вторжение в Земное государственное Агентство по Контактам. А до этого вы бесцеремонно внедрились в него, заняли определённую должность, руководили Особым Отрядом. А здесь, в Пузыре, строили козни, организовывали заговоры и покушения! Где логика!?

— Сир, всё это было сделано исключительно для того, чтобы восстановить Вашу Личность и помочь Вам достичь ОЗАРЕНИЯ. Пузырь, вернее, Анклав, — это не Земля! Это нечто иное. Нейтральные воды, так сказать. Здесь можно немного порезвиться.

— А на Земле вы резвитесь?

— Упаси Бог, Сир! Земля существует по своим правилам. Мы на историю планеты не оказываем никакого существенного влияния. Живёт она миллионы лет тихо и мирно по своим природным и социальным законам, а чаще всего вообще-то не очень мирно, ну и пусть живёт! Наблюдаем мы за нею со стороны тысячи лет, и только. Ни во что не вмешиваемся. Пока…

— А когда вмешаетесь?

— Тогда, Сир, когда наступит настоящий серьёзный кризис и поставит планету на грань гибели.

— Так что, все эти летающие тарелки, блюдца, цилиндры, энергетические сгустки и другое им подобное, ваших рук дело?

— И наших, и Альтаирян, и Арктуриан, и ещё кое кого. Существует всеобщая договорённость о том, чтобы в ваши Земные дела никто не вмешивался, вернее, не в Ваши, Сир, а в их, ну, людей. И, вообще, у Земли особый статус.

— В чём же его особенность?

— Сир, ВЕРШИТЕЛИ перед своим исчезновением сказали, что Земля — это ОСНОВА, которую следует беречь и охранять!

— Вот как? И основой чего она является?

— Не ведаю, Сир.

— Странно, странно… ОСНОВА, ОСНОВА… — я встал и прошёлся по палубе. — А всё-таки, что собою представляет Пузырь, вернее, Анклав, как называем его мы, морпехи? Что такое Острова? Откуда вообще взялся Пузырь?

— Представления не имею, Сир, — досадливо произнёс Советник. — Возникли Ваши Острова вдруг в одно прекрасное солнечное утро посреди Тихого океана из ниоткуда. То ли поднялись из его глубин, то ли, скорее всего, были перемещены из какого-то Параллельного Пространства. Острова… Кусок европейского средневековья, выдернутый каким-то образом из него и несколько видоизменённый. Смешанный и перемешанный коктейль. Язык английский. Им Вы владеете в совершенстве, как, кстати, и французским и испанским, и японским.

— Чёрт знает что! Зачем, к чему этот Анклав, абсолютно непонятно, — я глубоко задумался, а потом меня вдруг озарило. — Слушайте, а вдруг ВЕРШИТЕЛИ просто-напросто решили порезвиться?!

— Не понял. В каком смысле? Зачем, Сир?

— А может быть, всё это было создано лишь с одной целью?

— С какой же, Сир?! — нетерпеливо подскочил на своём месте Советник.

— С целью моего воспитания, становления, развития, пробуждения, воскресения, ОЗАРЕНИЯ и просто для удовольствия! — я плюхнулся в кресло и разлил ром по бокалам.

ПОЭТ сначала удивлённо нахмурился, скептически ухмыльнулся, потом задумался, побледнел, нервно забарабанил пальцами по столу, затем порозовел и покраснел, весело, но несколько напряжённо рассмеялся. Я с удовольствием наблюдал за происходящими с ним метаморфозами.

— Сир, зачем всё так сложно, вычурно, экзотично, долго и странно?

— Может быть, моя космическая мама позаботилась таким оригинальным способом о своём любимом чаде, о красавчике своём, об умнице и поэте… — усмехнулся я.

— Сир!?

— А что, зачем прозябать на Большой Земле в роли капитана Морской Пехоты, когда вот здесь рядом, под боком — целая Империя! Ну-ка, сынок, воспрянь из пепла, соберись с силами, сосредоточься, начни всё сначала, с нуля. Покажи-ка своё честолюбие, прояви амбиции и способности, закали характер в жестоких испытаниях. Собери волю в кулак, преодолей беспамятство, осознай и разбуди дремлющие в тебе силы и возможности, влюби в себя пару-тройку самых прекрасных женщин и влюбись в них безумно сам, возьми десяток замков, дай несколько кровопролитных сражений, стань Императором! Порезвись в этом славном, тихом, средневековом заповеднике, где никто извне тебе не помешает, а если и помешает, то это только закалит твой характер! Поиграй в песочнице! Надери всем другим детишкам их вонючие тощие задницы! Повзрослей, окрепни, пойми, наконец, свою истинную суть и вперёд на штурм Вселенной!

ПОЭТ, затаив дыхание, потрясённо смотрел на меня.

— Неужели всё так просто, Сир!? Не может быть! Заповедник для последнего МАРСИАНИНА!? Стадион для тренировки мышц!? Полигон для обучения боевым навыкам!? Место, где крепнет и закаляется дух!? Как просто!!! — поражённо застыл Полковник.

— Кто-то недавно высказал одну интересную мысль, — улыбнулся я. — Кажется, это были вы. Заключается она в том, что всё гениальное — просто! А я добавлю от себя. Не всё то, что просто, — гениально!

Я наполнил рюмки, подцепил на вилку пучок квашеной капусты.

— За Родителей!

— За Родителей!

Солнце стояло в зените и победно сияло. Сковывающая до этого весь мир тусклая, призрачная и мутная пелена развеялась. Тёплый ветерок бродил по палубе галеры и по волнам.

— Люблю позднюю осень, — томно произнёс я, щурясь от яркого солнца.

— Сир, сейчас не осень, а зима. В центральных и северных провинциях уже давно нет такой идиллии.

— Люблю юг, — усмехнулся я. — Не люблю зиму.

— Да, я тоже, Сир. Мой дом на Глории расположен примерно в таком месте, но несколько южнее. Пальмы, магнолии, олеандры, апельсины, инжир, хурма. Красота! Какой у меня бассейн, а розарий, а поле для игры в гольф! Приглашаю в гости, Сир.

— Как же я к вам доберусь? — усмехнулся я.

— Скоро Вы куда угодно доберётесь, Сир!

— Дай Бог, дай Бог… Ладно, Полковник. Вернёмся к идеи о нашей экспедиции в Агентство. И так, я выделяю вам в подкрепление ШЕВАЛЬЕ, превосходного бойца. Я так понимаю, что всё будет происходить в замкнутом пространстве. В рукопашной схватке этот парень вам пригодится. Выдадите ему бронежилет, в случае чего, быстро научите стрелять, если это будет возможно и вам хватит времени. Мужик он быстрый, сообразительный.

— Хорошо, Сир, я согласен. Действительно, неизвестно что ждёт меня там, на Большой Земле, и как сложится ситуация. Сублимация сублимацией, но помощник мне не помешает.

— Вот и славно. Предлагаю тост, весело сказал я, разливая ром по рюмкам. — За успех операции.

— За успех, Сир!

Мы выпили, задумчиво помолчали. Я вдруг почувствовал какое-то беспокойство внутри себя, подобрался, напрягся, сосредоточился. Непонятное и тревожное волнение, охватившее меня, явно исходило извне, скорее всего от ПОЭТА. Я внимательно посмотрел на него и поразился происходящим с ним неожиданным и серьёзным изменениям.

Он побледнел, напрягся, застыл, словно вслушиваясь во что-то непонятное и крайне неприятное. Лоб его вдруг покрыли лёгкие морщины, под глазами проступили незаметные до этого серые мешки. Сами глаза, — большие, вечно смеющиеся, насыщенные голубизной, стали какими-то невыразительными, мутными, и мгновенно потеряли свой первородный цвет. Обозначились тяжёлые складки между щеками, носом и ртом. Даже светлые волосы, рассыпанные по плечам, стали тусклыми, и мне показалось, что они приобретают пепельный цвет.

Перемены были до такой степени разительны и неожиданны, что я замер, поражённо застыл на месте. Какое-то странное оцепенение охватило и поглотило меня. Эх, Бессмертный, Бессмертный! Тысячелетия не проходят даром! Века дают о себе знать!

— Сир, поступила новая и самая свежая информация. Тьма очень близко! Она поглотит всё вокруг намного раньше, чем мы ожидали. Произошло непонятное ускорение. Мне кажется, что кто-то ею управляет, кто-то очень спешит, хотя такой вариант из области фантастики! Вы, увы, ещё не готовы. Да и была ли оправданна ставка на Вас!? Не знаю, не знаю… Неужели всё так глупо закончится, пойдёт прахом!?

— Дружище, не суетитесь. Давайте выпьем.

— Да хватит пить! — нервно произнёс ПОЭТ, но, тем не менее, хватанул полную рюмку рома. — Хватит пить, жрать, вести пустопорожние разговоры, гадать на кофейной гуще! Всё кончено! Боже мой! Всё кончено!

— Сир… — мягко произнёс я.

— Что!?

— Вы забыли при обращении ко мне сказать заветное слово. Сир, или Государь, или Ваше Величество, или Король, или Император!

— Бред! — задохнулся в гомерическом хохоте ПОЭТ. — Боже, какой бред! Всё, ПУТНИК, мы приплыли, приехали или как там ещё говорят у вас на планете Земля!? Всё кончено! Всё потеряло свой смысл!

— Прекратите истерику! Объясните, что случилось?! — глухо произнёс я.

— Всё кончено, что тут объяснять! — жуткая гримаса исказила лицо ПОЭТА.

— Встать! — я грохнул кулаком по столу так, что он с треском рассыпался на куски. — Встать, ублюдок! — ярость и сила заполнили и переполнили меня.

— Что!? — истерически закричал ПОЭТ.

Я мгновенно оказался рядом с ним, схватил его за шиворот, поднял над собой одной рукой и, как котёнка, отбросил от галеры в море на несколько метров. Он упал в воду шумно и тяжело. Перед этим раздался пронзительный вопль, а потом его заглушил громкий всплеск, за которым последовало бульканье и беспорядочное хаотичное движение в волнах.

Я, не торопясь, подошёл к разрушенному столу. Как ни странно, графин с ромом спокойно стоял на палубе прямо передо мною. Очевидно, он не опрокинулся потому, что имел толстое дно и жидкости в нём оставалось мало.

Что-то плескалось в нём незначительно, неопределённо и слабо, но вполне достаточно для одного лица. Эффект Ваньки-Встаньки, однако. Груз на дне овальной ёмкости, тяжёлый киль под яхтой… Я улыбнулся, нашёл валяющуюся под мачтой серебряную рюмку, осторожно наполнил её, выпил, закусил, осмотрелся вокруг. Я увидел ШЕВАЛЬЕ и Гвардейцев, которые находились на некотором удалении и настороженно и тревожно смотрели на меня. Я сделал им успокаивающий взмах рукой.

— Господа, всё в порядке! ШЕВАЛЬЕ, принесите, пожалуйста, новый стол и ещё чего-нибудь выпить, желательно Звизгуна. Нервы, знаете ли, требуют успокоения. Я на взводе. Всё мне надоело! Ненавижу загадочность, неопределённость, всякие тайны. Не терплю шпионов, агентов, заговорщиков и всяких подобных им кретинов! А больше всего не люблю трусов и паникёров, и особенно психопатов!

— Ваше Величество, искомый напиток не может быть Вам предложен в силу его полного отсутствия!

— О, как закрутил, шельмец! А что у нас присутствует?

— Ром, Сир!

— Ну, так подайте же его! Он мне понравился. И накройте стол! Выберите что-нибудь покрепче.

— Сир, куда уж крепче…

— Давайте, Барон, шевелитесь! Чувствую, что в свете последних известий новые гости не за горами.

— Будет исполнено, Ваше Величество! — юноша сделал знак Гвардейцам.

— Ну и славно…

— Сир, — осторожно обратился ко мне один из Гвардейцев.

— Да, дружище?

— А что делать с Вашим Придворным Летописцем и Поэтом?

— Какой из него Летописец, а тем более, Поэт!? Так, жалкое подобие чего-то неопределённого, никому ненужная призрачная тень. Бездарь, тряпка, паникёр и трус. Пусть тонет. Помогите ему в этом многотрудном деле. Баграми его, баграми! Вёслами по голове! А потом пустите пару стрел, дабы окончательно пресечь его мучения.

— Сир, но ведь он Бессмертный, — мягко заметил ШЕВАЛЬЕ.

— Это он так думает, что, якобы, бессмертен. А у меня против этих типов есть одно оригинальное и безотказное средство.

— И какое же, Сир?

— Так вот… Разместите на палубе десяток лучников и арбалетчиков. Пусть они все хорошо прицелятся и одновременно пустят стрелы в голову, в шею и в грудь этого идиота, инопланетянина нашего великого. Вы не можете себе представить, какой будет эффект! Чпок, чмак, хлоп, хлюп, — и нет Бессмертного! Восстановиться он просто не успеет. Беспомощно барахтаясь в воде, не имея твёрдой поверхности под ногами, от стрел он не уклонится и ничего вам сделать не сможет, хоть и является Ускоренным. Вот и весь Бессмертный! Лопнет наш псевдо поэт, как воздушный шарик у восторженной девочки в руках, когда в него бросил какую-то мелкую острую гадость местный хулиган. Вот так! Номер с Пси-Сублимацией у него не пройдёт. Возможность этого я исключил и решительно пресёк! Баграми его, баграми!!!

В нескольких метрах от меня воздух вдруг задрожал, завибрировал. Стал раскрываться Пси-Портал. Из него весело и беззаботно выпорхнула МАРКИЗА. Она была одета в лёгкое, белое, короткое, глубоко декольтированное платье. На головке — шляпка, на ногах — лёгкие босоножки на шпильке, в руке — тонкая длинная сигарета в мундштуке.

Седьмой Советник решительно подошла ко мне, легко коснулась губами моей щеки, дотронулась ручкой до моей напряжённой руки, сжимающей рюмку с ромом, окатила и поглотила меня ароматом дорогого табака и запахом терпких духов, перегнулась через борт, тревожно посмотрела на барахтающегося в воде Третьего Советника.

— Мой милый ПУТНИК, душенька мой, котик, — начала она глухо, томно, с хрипотцой, несколько развязно и вульгарно, выпуская изо рта сизую струйку дыма, которая почти достигла меня. — Ну, из-за чего ты сегодня такой сердитый, а?

Такого обращения я терпеть не могу, особенно в присутствии своих подданных! Фу! Вульгарная, да ещё и курящая женщина!? Да к тому же ещё и шлюха! Я, не торопясь, приблизился к МАРКИЗЕ, чувственно и страстно поцеловал её изящную и тонкую ручку.

— Сир… Миледи, вы не сказали это волшебное слово, — мягко произнёс я. — Вы забыли, что перед вами Император, который, кстати, не в духе. Очень сильно не в духе!!!

— Что!? Милый, да не будь таким букой!

Я аккуратно взял девушку под мышки, приподнял её над палубой и мощно метнул в море в сторону Полковника, беспомощно барахтавшегося в воде. Седьмой Советник упала в море с громким негодующим криком. Сигарета некоторое время оставалась ещё в её пальчиках, но потом отделилась от них и, прочертив короткую кривую траекторию, погрузилась в воду с лёгким и обиженным шипением.

— Полковник, получайте обратно свою шлюху! Наконец-то два одиноких, страждущих и жаждущих любви сердца, воссоединились! Аллилуйя!

Я некоторое время злобно и с удовольствием созерцал копошащихся за бортом Советников, а потом весело крикнул в сторону ШЕВАЛЬЕ:

— Сударь, так где же стол и ром!?

— Сей момент, Ваше Величество!

Через несколько минут огромный дубовый стол, покрытый белоснежной скатертью, мощно и тяжело возвышался передо мною. В центре его, как это и должно было быть, покоился пузатый графин с ромом. Рядом стояли три серебряных подноса: один с чем-то мясным и заманчиво пахнущим, второй — со свежими и солёными овощами, и третий, — с фруктами. Кроме этого, на край стола поставили глиняный кувшин, — то ли с водой, то ли с ещё чем-то.

Я, не торопясь, присел к столу, налил себе рюмку рома, с удовольствием выпил её, закусил огромными чёрными оливками. Попробовал мясо. Великолепно! Нежное, сочное, пряное! То, что надо!

В паре метров от меня воздух вдруг снова задрожал, поплыл струями, сгустился и из него вышел… ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Он был одет в белоснежный льняной костюм, на ногах имел туфли из крокодильей кожи, на носу его покоились чёрные круглые очки, а на голове — ковбойская шляпа. Боже мой! Ну и прикид!

— Ваше Величество, разрешите поприветствовать Вас на борту этой великолепной и славной галеры!

— Флагманской Имперской Галеры… — пробурчал я.

— Ах, да, Сир! Разрешите поприветствовать Вас на борту этой великолепной и славной Флагманской Имперской Галеры.

— Вообще, как-то странно…

— Простите, Сир, не понял.

— А что тут непонятного!? — пробурчал я, запихивая в рот сочный кусок свинины. — Как вы можете приветствовать меня на борту моей же собственной Флагманской Галеры?! Я бы принял ваши приветствия где-нибудь во Дворце Совета на Глории, или на какой-нибудь вашей уютной вилле на берегу океана. Ведь Глория абсолютно идентична Земле, как я понимаю?

— Почти, Сир, почти…

— Так вот, я вас, конечно, то же приветствую, но как-то нехорошо у меня на душе. Надоели мне наши прежние отношения! Не вижу я в них искренности, открытости. Всё какие-то тайны, недомолвки, полутона, недосказанность, интриги, умалчивания. Не люблю я этого, понимаете?

— Понимаю, Ваше Величество, ой как понимаю!

— И ещё эта непочтительность, кривые усмешки, гримасы, хихиканья за моей спиной, панибратство. Не чувствуя должного почтения к своей персоне. Не нравится мне такое отношение. Решительно не нравится! Приходится постоянно нервничать, расстраиваться по пустякам. Вы же знаете, какая у меня тонкая душа, трепетная и ранимая натура, совершенно неустойчивая психика. А что вы хотите!? Трудное, голодное и сиротливое детдомовское детство, отсутствие родительской ласки и домашнего тепла. Вот и печальный результат налицо…

— Сир, но я-то здесь причём!?

— При всём! — злобно ответил я.

— Понимаю, понимаю, Сир. Виноват. Больше этого не повторится! Даю слово, как Председатель Совета планеты Глория!

— Чего этого? — буркнул я. — Трудного детства, что ли? Понятно, что оно уже никогда не повторится, увы. А что вы, собственно, стоите? Как говорят в Когалыме, правды нет не только в ногах, но и в головах! Присаживайтесь, мясо стынет.

— Когалым, Когалым…

— Сир! — буркнул я.

— Что? Ах, простите! Сир!

— Когалым. Есть такой город в Сибири…

— Великолепные стихи, Сир!

— Мои, — сухо произнёс я. — Да, была у меня одна женщина родом из этого чудесного городка. Мария. Дева Мария… Да нет, не Дева Мария. Сучка, шлюха, прагматичная стерва, ну примерно вот как та, барахтающаяся за бортом. Я её почти любил, почти. Когалым, Когалым… Эх, жизнь проходит безвозвратно!

— Сир, позвольте напомнить Вам, что Вы Бессмертный!

— Всё равно жизнь проходит! Бессмертие — это отнюдь не гарантия вечности. Неужели вы это не понимаете, повелитель Квазаров вы наш!?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ тяжело, сочувственно и мрачно смотрел на меня. За бортом раздавались негодующие крики ПОЭТА и МАРКИЗЫ. Чайки вторили им возмущённо и гортанно. Лучники и арбалетчики по-прежнему держали Советников на прицеле. Пара Гвардейцев с длинными вёслами были наготове.

— А почему эти два индивидуума не открывают свои Порталы? — удивлённо поинтересовался я, решительно наливая ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ром не в рюмку, а в бокал.

— Порталы почему-то стали давать сбои, Сир. Непонятно почему. Никогда ещё такого не было! Нестабильность пространства нарастает с каждым часом. Единое Поле ведёт себя как-то странно. Порталы капризничают. Для того, чтобы их теперь открывать, нужна максимальная собранность, концентрация, спокойствие. Какое может быть спокойствие у этих двух людей, барахтающихся посреди океана в холодной воде!? Не дай Бог ещё и акулы появятся!

— Вот это будет зрелище! Ох, повеселимся, ах, развлечёмся!

— Сир!?

— Сами виноваты.

— Согласен, Сир.

— За невыносимую лёгкость бытия!

— За невыносимую лёгкость бытия, Сир! Прекрасный тост!

— А то!

Мы выпили, закусили.

— Груздочки попробуйте, груздочки! — я аж подскочил от восторга. — Такая вещь, я вам скажу. Музыка экстаза!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ попробовал, захрустел, удивлённо посмотрел на меня, закрыл глаза, искренне застонал от удовольствия.

— Да, однако, — вещь, Государь! Очень недурственно! Предлагаю ещё по одной.

— То-то, то-то! — засмеялся я, наполняя рюмки.

— За здоровье!

— За Ваше здоровье, Сир!

— Как там КОСМОС? — поинтересовался я.

— Как всегда и как обычно, — грустно усмехнулся Глорианин. — Холод, мрак, пустота, тоска, скука…

— А где моя Собака? — резко и мрачно спросил я.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ закашлялся, выпучил глаза, побагровел, покрылся потом. Я дружески хлопнул его по плечу. Он отлетел на пару метров от стола, но сумел ускориться, сгруппироваться, перекувыркнуться, а потом весьма резво и удачно встал на ноги. «Какой ловкий, однако!» — удивлённо подумал я.

— Сир!!!

— Где мой Пёс!?

— Не ведаю, Сир! Я чудом остался жив. Открыл с десяток Порталов, преодолел сотни миров, спеша к Вам, и вот я здесь, перед Вашим величественным, царственным и всепрощающим взором!

— Мне нравится, как вы изъясняетесь. Видно, что учитесь на ошибках. Это хорошо… Правильно как-то сказал один умный человек: «И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг!».

— Петрарка, Гёте, Китс, Бодлер? Сир…

— Пушкин Александр Сергеевич. Наше всё, — поморщился я.

— Понятно, Сир…

— Ничего вам не понятно, басурманин вы наш залётный! Вы кто вообще-то по национальности?

— Сир! Ну, я как бы частично Марсианин, а частично Австралиец, якобы, — поморщился мой собеседник.

— Такой национальности не знаю. Дикое скопище бывших каторжников, авантюристов, воров и убийц не может образовать национальность!

— Как скажете, Сир…

— Где моя Собака!?

— Сир, хотите казните, хотите милуйте, — не знаю. Клянусь!

— Ладно. Что там с Тьмою?

— Она приближается и происходит это значительно быстрее, чем мы предполагали, Сир!

— Кто-нибудь мне объяснит, что это за Тьма такая, откуда она взялась!? Надеюсь, теперь все недомолвки и тайны позади!?

— Конечно, конечно, Сир!

— Как там Совет?

— Бог с ним, с Советом! Не до него теперь. Сир, может быть, следует поднять Советников на борт? Вода всё-таки довольно холодная. Акулы, однако, скоро прибудут.

— Пусть пока покиснут немного, подумают о жизни, о судьбе, о её превратностях… Так что там с Тьмой?

— Сир, дело обстоит так. Попытаюсь Вам всё объяснить коротко и популярно. И так… Раньше считалось, что обычные атомные ядра состоят из протонов и нейтронов, составленных из самых лёгких кварков. Но, выяснилось, что кроме обычных ядер, в природе могут существовать ядра, содержащие более тяжёлые кварки. А если на основе таких ядер создать атомы, то образуется довольно странная материя. Это так называемая «тёмная материя», из которой состоит двадцать два процента Вселенной. Понимаете, Сир?

— Конечно, конечно, чего же тут непонятного. Всё очень просто, элементарно, продолжайте, — я плеснул в рюмки рома. — За Вселенную!

— За Вселенную!

— Ну, и?!

— Так вот, Сир. Ранее существовала такая экзотическая гипотеза. Якобы из этой странной «тёмной материи» состоят «страпельки» или «странные капельки». И, согласно этой гипотезе, попадание такой «страпельки» на Землю, ну или на другие обычные небесные объекты, может привести к тому, что за несколько часов и вся Земля и другие планеты, в том числе и Глория, могут стать бесформенной массой безликих «странных капелек». Примерно так, Сир.

— Ну и что? Гипотезы они и есть гипотезы… Сколько их было и ещё будет! — буркнул я.

— В том-то и дело, что данная гипотеза оказалась не гипотезой, Сир. Она превратилась в жуткую реальность. Тёмная материя быстро и целенаправленно приближается к нашей Галактике. Осталось совсем немного времени.

— О, как?! Ишь, ты, однако! Ибо…

— Да, именно так, Сир!

— И что же мы будем делать?

— Конечно, Глориане могут телепортироваться куда угодно. Космос велик. Но беда в том, что тьма охватывает такие пространства, что становится очень и очень тревожно за всю Вселенную! И Глорию жалко. Очень жалко, Сир, — горестно вздохнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— А Землю вам не жалко!?

— Конечно же, тоже очень жалко, Государь! — с жаром заверил меня Первый Советник.

— Не чувствую искренности, — проворчал я, наливая ром в рюмки.

— Да, и ещё одна напасть, Сир.

— Какая же? Ну, ну? Неужели может быть что-либо страшнее того, что вы мне сейчас описали?

— Сир, есть такое понятие — «ложный вакуум». В нём существуют все планеты Солнечной системы. Он нестабилен и может разрушить наш Мир. Этот вакуум появился ещё в начале истории Вселенной. Им было заполнено всё пространство. Он вызвал отталкивающую гравитацию, которая привела к тому, что сегодня Вселенная со всё возрастающей скоростью расширяется. Но поскольку ложный вакуум нестабилен, то в итоге он распадётся, породив огненный сгусток. Произойдёт новый Большой Взрыв, и нас мгновенно разорвёт на атомы. Этот самый вакуум вдруг, по непонятной причине, достиг в данное время высшего пика нестабильности. Мир балансирует на грани невиданной общей катастрофы!

— О, как, ишь, ты, однако! Ничего себе! Сто бед, один ответ, — задумчиво пробормотал я.

— Что, Сир?

— Ничего, это я так, про себя… А не кажется ли вам, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, что как-то странно складываются обстоятельства? У меня такое ощущение, что кто-то руководит этой грандиозной Вселенской трагедией!? Чую режиссёра за кулисами, ох, чую! Старая тема о кукловоде…

— Вы совершенно правы, Сир! Два катаклизма, описанные мною, должны были случиться чёрт знает когда, а могли, скорее всего, и вообще не произойти. Но кто-то нарушил Великое Вселенское Равновесие. Тёмная материя целенаправленно приближается именно к Солнечной Системе!

— Что-то не совсем мне всё понятно. Вот этот ложный вакуум, например… Ведь Большой Взрыв погубит всё вокруг! В том числе и тех, кто организовал его нестабильность? — я пристально посмотрел на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Какой смысл некоему злодею уничтожать Вселенную и самого себя вместе с нею? Не понимаю!

— Сир, речь идёт о НАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ!

Ультрамариновая поверхность моря тяжело и сонно колыхалась под тёплым и лёгким ветром, нежась под лучами полуденного солнца. Я встал, подошёл к борту галеры. Оба Советника по-прежнему плавали в море. Мои бойцы не сводили с них пристальных взглядов.

— Как там вода, холодная? — весело крикнул я.

— Да, Ваше Величество! Очень! — раздались дрожащие голоса. — И акульи плавники вроде бы появились неподалёку!

— Ладно, поднимайтесь на борт!

Через десять минут Советники уже сидели за моим столом. Они были бледны, подавлены и полностью деморализованы. Ну что же, прекрасное состояние. Это мне и нужно в данный момент.

— Кто не падает, то не поднимается. Но перед тем, как подняться, следует прежде всего понять, почему ты упал, — строго и назидательно произнёс я. — ПОЭТ, обязательно внесите эту мысль в анналы.

— Да, Сир, — клацнул зубами вития.

— Господа, ну-ка, ну-ка давайте же быстренько выпейте. А то, не дай Бог, — простуда, ангина, тонзиллит, гепатит, гастрит, стоматит или простатит.

— При чём тут гепатит, стоматит, простатит и гастрит, Сир!? — мелко дрожа, нервно произнесла Седьмой Советник.

— А при том, что переохлаждённый организм подвержен тем заболеваниям, которые до поры до времени дремлют в нём. Чуть ослаб иммунитет под воздействием определённых агрессивных внешних факторов, и вот, здравствуйте! Всплывают всякие затаившиеся до поры до времени гадости. Быстренько выпейте!

— Вы правы, Сир, — просипел ПОЭТ, сотрясаясь крупной дрожью.

— Не совсем, Сир! — МАРКИЗА была в своём репертуаре.

— И в чём же я не прав?

— Алкоголь наоборот ослабляет иммунитет. Так что совет Вы даёте неправильный, Сир!

— Ну, можете и не пить. Эй, люди! Одеяла сюда! Ещё рома! За ваше здоровье, соратники любимые и преданные вы мои!

— За Ваше здоровье, Ваше Императорское Величество! За Империю!

— Ну, так это же совсем другое дело! — расцвёл я. — За Империю!

— За присутствующих здесь дам!

— За дам!

— За победу!

— За победу!

Мои спутники заметно ожили и повеселели. МАРКИЗА встряхнула свои пшеничные, успевшие высохнуть, волосы, взбила их, рассыпала надо лбом чёлку. Во время этих манипуляций она периодически искоса и укоризненно посматривала на меня. Я отвечал ей весёлым и ироничным взглядом.

ПОЭТ вообще ни на кого не смотрел, был погружён в себя. В разгар веселья он вдруг буркнул:

— Пир во время чумы! Фантасмагория какая-то!

Я строго посмотрел на него, но промолчал. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ухмыльнулся, а потом продолжил жадно поглощать мясо, овощи и фрукты. Был он жизнерадостен и весел, хохмил, шутил, балагурил.

— Господа, у меня имеется один очень оригинальный и умный тост! — весело произнесла девушка.

— Ну-ка, ну-ка, дорогуша?! — заинтересовался я.

МАРКИЗА слегка поморщилась и сказала:

— Была у меня одна подруга. Довольно умная и благородная женщина. Маргарита Наваррская Валуа. Так вот, она как-то сказала следующее: «Обида имеет больше власти над женщиной, чем любовь, особенно если у этой женщины благородное и гордое сердце».

Все сидящие за столом напряглись, посмотрели на меня. Я усмехнулся. Потом нахмурился, мрачно взглянул на МАРКИЗУ и уже хотел ей достойно ответить, но меня прервал ПОЭТ.

— Я тоже был знаком с этой благородной дамой, — торопливо и суетливо произнёс он. — Нас с нею познакомил Эразм Роттердамский, который нашёл убежище при её дворе. Умная была женщина. Сравнительно умная. Кстати, писала стихи, но, весьма и весьма посредственные. Ум отнюдь не означает талант.

— К чему это вы, Советник!? — вспыхнула МАРКИЗА.

В это время воздух прямо над нами на высоте десятка метров задрожал, завибрировал, потёк мутными струями. Все бросились врассыпную. Из открывшегося Портала вывалился ЗВЕРЬ. Он тяжело рухнул прямо на стол, смяв и разломав его, разбросав в разные стороны блюда, еду и столовые приборы, а потом тяжело перекатился по палубе, быстро встал на все четыре лапы, негодующе и гневно рявкнул.

— Слава Богу! — засмеялся я. — Ах, ты, бродяга мой!!!

Пёс весело, преданно и янтарно посмотрел мне в глаза.

— КХА, КХА, КХА, то бишь, «Привет»! — произнёс он мысленно.

— Привет, мой милый и ласковый ЗВЕРЬ! — ответил я ему вслух, подошёл к Собаке, обнял её и прослезился.

— Как трогательно, — хихикнула МАРКИЗА.

— Заткнись, старая дура! — рыкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, после чего на палубе воцарилась почтительная тишина, нарушаемая только плеском волн.

Я плакал, не стесняясь, и наслаждался своими слезами, и через них рождалась внутри меня страшная опустошённость. Я вдруг ощутил, что не чувствую своего тела, ослеп и оглох, стал падать куда-то вниз, в бездну, с ужасом ожидая смертельного удара о её каменное дно, но этого не произошло.

Я завис между твердью и небом, неожиданно наполнился всепобеждающей и всепоглощающей силой, зрение и слух вернулись ко мне, и всё вокруг стало восприниматься совсем по-другому. Я ощутил мощный прилив сил, зло и стремительно взмыл обратно вверх, облегчённо, легко и чувственно коснулся небес, снисходительным взором окинул расстилающуюся подо мною землю и океан. Я вдруг, наконец, прозрел и понял, до какой степени сложно всё простое, и просто всё сложное.

Я засмеялся, решительно оторвался от ЗВЕРЯ, вытер слёзы, повернулся к присутствующим. Видимо, моё лицо, вернее, его выражение, стало иным, чем ранее. Все вокруг мгновенно притихли, насторожились, напряглись, потупили взоры и, поспешно отступив от меня на несколько шагов, почтительно склонили головы.

Я стоял, опьянённый и поражённый новыми знаниями и открывшимися вслед за ними способностями и возможностями. Всё встало на свои места, всё аккуратно разложилось по полочкам. Я вдруг осознал грандиозность этого Мира, остро почувствовал его многообразие и разнообразие во всех его проявлениях. То, что до сих пор мне было непонятно, стало предельно простым и кристально ясным. То, что ещё мгновения назад казалось неведомым и не поддающимся моему восприятию, обрело вполне осязаемые и понятные очертания. Боже мой, ну наконец-то настал этот великий миг! Наконец-то!!!

— Я всё вспомнил и осознал, господа. ОЗАРЕНИЕ произошло! Аллилуйя ВЕРШИТЕЛЯМ! — устало и облегчённо произнёс я.

— Аллилуйя, аллилуйя!!! — восторженно раздалось в ответ.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На следующий день я проснулся очень рано. Утро было холодным, тусклым, серым и мрачным. Дул достаточно сильный ветер, галера довольно ощутимо раскачивалась на свинцовых волнах. Несмотря на всё это, настроение у меня было превосходное: очень радостное, торжественное и крайне приподнятое.

Чувствовал я себя совершенно обновлённым, очищенным, благостным и просветлённым. Неизведанные, уникальные и могучие силы, до поры до времени спокойно дремавшие где-то глубоко внутри меня, наконец-то проснулись, заполнили и переполнили мои тело и разум. Аллилуйя ВЕРШИТЕЛЯМ, аллилуйя!!!

Я выскочил на палубу, подставил пылающее лицо под жёсткий и влажный ветер, затем, не раздумывая ни минуты, повинуясь какому-то внезапному порыву, решительно прыгнул в море. Вода оказалась обжигающе-холодной, что меня ничуть не смутило. Я быстро поплыл прочь от галеры, мощно разрезая тяжёлую, серую и солёную плоть моря.

Рядом вдруг возникла мокрая башка ЗВЕРЯ. Он плыл так же быстро, как и я, периодически с отвращением выплёвывая воду, попавшую в пасть. Я засмеялся, увеличил темп. Пёс не отставал. Я погрёб ещё быстрее, чувствую в себе бешеный прилив энергии. Я менял стили плавания: с брасса переходил на кроль, потом на баттерфляй и снова на брасс, а потом опять на кроль. Я двигался мощно и стремительно, почти не чувствуя холода и не ощущая сопротивления воды. Через некоторое время я с удивлением и восторгом осознал, что плыву один. Пса рядом не было! Я оглянулся, увидел удивлённую морду ЗВЕРЯ в паре десятков шагов позади себя.

— Слава БЕССМЕРТНОМУ ИМПЕРАТОРУ! Слава МАРСИАНИНУ! Слава ВЕРШИТЕЛЮ! — заорал я в низкое и хмурое небо.

Оно, заполненное серой дымкой, никак не отреагировало на мои радостные вопли. Как висело над тяжёлой свинцовой водой, так и осталось висеть, равнодушно и презрительно глядя на всё происходящее внизу. Это меня несколько отрезвило. Да, есть в этом мире что-то вечное, а есть что-то приходящее и уходящее. Небо оно на то и небо, чтобы не обращать внимания на какого-то человечка внизу и не зависеть от его мелких капризов. А с другой стороны, какой же я человечек!? Я — МОГУЧИЙ ВЕРШИТЕЛЬ, последний из МАРСИАН! Ничего, ничего, в случае чего справимся и с небом, и со многим другим! Дайте только время и желание!

Я ухмыльнулся, хлопнул подплывшего ко мне ЗВЕРЯ по шее, потом, вдохнув воздух полной грудью, глубоко нырнул вниз. Мощно загребая воду руками, и, бешено работая ногами, я погружался всё глубже и глубже до тех пор, пока не почувствовал, что воздух в лёгких скоро закончится, и возможности мои всё-таки не безграничны, и пора подниматься наверх.

Рядом я увидел ЗВЕРЯ. Он висел в светло-серой морской бездне и таращил на меня глаза. Я усмехнулся про себя, некоторое время созерцал раскинувшуюся вокруг пустынную и слегка мутноватую водную массу, а потом решительно направился к поверхности. Видимо, с момента моего погружения в глубь моря и до момента выныривания из него прошло довольно много времени, так как я увидел, что по палубе галеры беспорядочно мечутся фигурки людей, услышал их едва различимые крики, сначала панические и тревожные, а потом облегчённые и радостные.

Я, не торопясь, поплыл обратно, вскоре достиг борта моего славного Флагмана, по сброшенному трапу поднялся на корабль. Вслед за мною последовал Пёс, урча и встряхивая шерсть, которая уже через несколько секунд стала абсолютно сухой.

— Доброе утро, Сир! — приветствовали меня ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ с крайней почтительностью.

— Здравствуйте. А где МАРКИЗА и ПРЕДСЕДАТЕЛЬ?

— Спят в каютах на нижней палубе, дрыхнут без задних ног. Ром сделал своё дело, Сир.

— Спят в разных каютах или в одной каюте? — стараясь быть равнодушным, небрежно спросил я.

— В каютах, Сир, — слегка усмехнулся ПОЭТ. — В разных каютах…

— Хорошо, разбудите их, организуйте стол, через пол часа встречаемся здесь на палубе.

Я решительно спустился в каюту ГРАФИНИ, подошёл к ней, невесомо лежащей на кровати, встал на колени, поцеловал тонкую прозрачную руку, прислушался к едва уловимому дыханию, потом положил свою правую руку на лоб девушки, другой рукой сжал РЕЛИКВИЮ. Я закрыл глаза, максимально напрягся, сосредоточился и выпал из этого мира в другую, совершенно иную реальность. Я трансформировался в мощный сгусток энергии, вошёл в ЕДИНОЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ, гармонизировал бушующие в нём, хаотично сплетающиеся и переплетающиеся ВИХРИ, объединил свою ЭНЕРГИЮ с ЭНЕРГИЕЙ ПОЛЯ и вобрал в себя его мощь. Я сконцентрировал ЭНЕРГИЮ сначала в себе, а потом осторожно переместил её в тело ГРАФИНИ.

После этого я некоторое время зондировал мозг девушки, быстро понял причины её состояния, синхронизировал ТОНКИЕ СТРУКТУРЫ, гармонизировал ВИХРИ внутри неё на микро уровне. Затем я вышел из ЕДИНОГО ПОЛЯ, удовлетворённо и облегчённо расслабился, вернулся в своё обычное и привычное состояние. Невероятная слабость сковала меня, голова слегка закружилась, я ощутил лёгкую тошноту и в изнеможении лёг на пол, после чего, видимо, задремал.

— Дорогой, — вернул меня из краткого серого забытья слабый, но довольно весёлый голос ГРАФИНИ. — Привет! А что это ты лежишь на полу, около кровати? Иди ко мне, здесь много свободного места.

Я с трудом поднялся, присел на кровать.

— Ой, а почему ты такой мокрый?

— Искупался в море, милая.

— Как-то странно ты на меня смотришь. Что случилось? И вообще, где это я нахожусь? В голове какая-то пустота. Ничего не понимаю. Ничего не помню…

— Как ты себя чувствуешь?

— В общем-то, неплохо, Мой Король, но эта странная слабость. Есть и пить очень хочу. Ничего не помню, не понимаю… Дорогой, что со мной произошло?!

— Не волнуйся, во время последнего сражения тебя сильно э, э, э… контузило. Ну, ранило. Ты на некоторое время потеряла сознание, а сейчас вот очнулась. Слава Богу.

— Где мы находимся?

— На Флагманской Галере, милая.

— Да, да, я кое-что начинаю вспоминать…

— Ну и прекрасно!

— Мы проиграли или победили, Сир!?

— Конечно, победили, радость моя! — весело засмеялся я. — Разве может Твой Король потерпеть поражение!? Это исключено! Это невозможно!

— Слава Богу!

— Ладно, давай вставай, приводи себя в порядок, почисти пёрышки и поднимайся на верхнюю палубу. Ждём тебя.

— Хорошо, дорогой. О, какая, однако, слабость! — ГРАФИНЯ попыталась было встать с кровати, но тут же рухнула на неё обратно. — Я, пожалуй, ещё немного полежу. Хорошо? Дай мне воды. Есть страшно хочется.

— Конечно, конечно, — я протянул девушке кружку. — Полежи, не спеши. Торопиться некуда. Мы ждём тебя.

— А кто это мы?

— Да, организовалась тут у нас одна сплочённая, дружная и весёлая компания, усмехнулся я. — ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТА ты прекрасно знаешь, а с остальными я тебя познакомлю. Всё будет хорошо. Я пошёл, дорогая. До встречи наверху.

— Подожди, постой, — девушка решительно села на кровати. — Ты как-то странно выглядишь и говоришь. Что-то случилось?

— Всё в порядке, милая, не волнуйся. Устал я очень… Эх, махнуть бы сейчас в наше заветное и заповедное место, в ту милую заброшенную избушку, где мы с тобой первый раз встретились! Помнишь, как там было покойно и хорошо? Всё только начиналось…

— Так в чём проблема, Мой Король? Всё в наших силах!

— Надо мне закончить кое-какие дела. А потом уйдём в загул! Обещаю балы, пиры, фейерверки и Королевскую Охоту, и всё остальное, что только твоя душенька пожелает!

— Ловлю тебя на слове!

— Замётано!

— Смотри!

— А то как же!?

Я, не торопясь, поднялся на верхнюю палубу, сощурился от неожиданно яркого солнца. Небо волшебным образом очистилось от утренней туманно-серой дымки, блистало и сияло на голубом небосводе. Дул лёгкий, до сих пор ещё прохладный ветер, но солнечные лучи постепенно и решительно обволакивали его своим теплом. Море потеряло свой утренний свинцовый цвет и стало голубым-голубым. Чайки кружили над галерой и гортанно кричали о чём-то о своём.

Далекий берег был пустынен. На нём я не заметил ни малейшего движения. Огромное, мутное, стекловидное, зловещее и мёртвое пятно посреди него придавало пейзажу определённую мрачность и рождало смутную тревогу, пробуждало нехорошие воспоминания.

Стол был уже накрыт, мои соратники тихо и неподвижно сидели на стульях вокруг него. Когда я приблизился к компании, все сразу же вскочили со своих мест, глубоко и почтительно поклонились. Я удовлетворённо хмыкнул, сел в кресло, стоящее во главе стола, сделал плавный приглашающий жест рукой.

— Садитесь, господа. Доброе утро.

— Доброе утро, Сир, доброе утро! — почти слаженным хором ответили мне все присутствующие.

Я довольно усмехнулся. Люблю дисциплину и порядок. Люблю, когда соблюдается субординация! Обожаю неподдельные уважение и почтение.

— ШЕВАЛЬЕ, наполните бокалы. У меня есть очень важный тост.

— Сир, — несмело произнёс ПОЭТ. — Может быть, пока ограничимся в потреблении спиртного? У нас имеется одна очень серьёзная проблема, которую необходимо срочно решать. Вы помните?

— Ах, да… Этот ваш «ложный вакуум» и как их там…

— Тёмная материя, Сир, — сухо сказал ПОЭТ.

— Нет, нет, как-то по-другому…

— «Страпельки» или «странные капельки», Государь, — тонко усмехнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Благодарю…

— Сир, надо что-то делать! — нервно произнёс ПОЭТ.

— А чего это вы, сударь, больше всех суетитесь и беспокоитесь? Ведь проблема касается нас всех в равной мере!? Не так ли? — с интересом спросил я его.

— У него десять детей, Сир, это только известных Совету, — криво усмехнулась Седьмой Советник. — И множество элитной недвижимости на Глории и на Земле, и рудники на Луне и Марсе. Тот ещё, пройдоха, деляга и шалун. Вития и романтик наш ненаглядный!

— Десять детей!? — искренне удивился я. — Вот это да!

— Ишь, ты! — поразился ШЕВАЛЬЕ.

— Сука, сволочь, шлюха! — Третий Советник злобно глянул на МАРКИЗУ.

— Кобель, идиот, бездарь, импотент! — насмешливо ответила она.

— Что!?

— То самое!

— Хватит! — гаркнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Простите нас за несдержанность, Государь!

Я некоторое время задумчиво и меланхолично созерцал славную компанию, потом взглянул на ШЕВАЛЬЕ.

— Сударь, я вам кое-что поручил сделать.

— Ах, да. Извините, Сир! — засуетился юноша, торопливо разливая по бокалам ром.

— Господа! — я встал. — За Победу!

— За Победу! — нестройным хором отозвались соратники, вскочившие вслед за мной.

— А теперь закусим, перекусим, ещё выпьем и затем поговорим о делах наших скорбных, суетных и насущных, — беспечно произнёс я, вгрызаясь зубами в горячую и сочную свинину.

Все стали есть, на некоторое время за столом воцарилось молчание.

— Полковник! — решительно прервал я его.

— Да, Сир?

— И когда же наступит эта самая ваша Тьма, то есть, конец света?

— Через пять-семь дней, Сир. И вообще, уж извините меня, но Тьма не моя, она общая, — мрачно и безнадёжно произнёс ПОЭТ. — Эта зараза накроет и погубит всех.

— Согласен, но частично, — усмехнулся я. — Бог с нею, с Тьмой. Смоемся от неё на другой конец Вселенной через Пси-Порталы. Собственно, о чём я это говорю? На какой другой конец? Вселенная вроде бы бесконечна. Но я в этом очень серьёзно сомневаюсь. А может быть и зря… А, вообще-то ведь Вселенных или Параллельных Миров множество. Есть где укрыться.

— Каков, однако, поток сознания, Сир, — криво усмехнулась Седьмой Советник. — Извините, но откуда у Вас этот пунктик по поводу конечности Вселенной, или точнее — Космоса?

— Сударыня, не о том говорим! Государь, смоемся-то мы, смоемся, а Земля, а Глория? — насупился ПОЭТ. — А ГРАФИНЯ, а ШЕВАЛЬЕ, а БАРОН, а все остальные люди? Нехорошо как-то получается!

— Ну, кого надо, того я телепортирую, не беда, — беспечно ответил я.

— Разве это возможно, Сир? — удивился ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы способны создавать Порталы для обычных людей и телепортировать даже тех, у кого нет Пси-Матрицы?

— Я теперь многое чего могу. Где же БАРОН? — вроде бы совсем не в тему и не к месту произнёс я, и с досадой посмотрел на далёкий и пустынный берег, помолчал, а потом зло и сердито сказал. — Да шучу я! Всё я прекрасно осознаю и понимаю! Земля — мой дом родной и любимый. Людей, конечно же, жалко, и хороших и даже плохих.

— И плохих, Сир? — протяжно и насмешливо произнесла МАРКИЗА.

— Да, представьте себе! — вспыхнул я. — Живёт где-нибудь на Земле какой-нибудь мерзавец. Убийца, вор, насильник, маньяк, извращенец, душегуб конченный, без чести и совести. И родила от него ребёнка какая-то женщина, пусть даже им же изнасилованная. И вырос этот ребёнок и стал великим писателем, или поэтом, или учённым, или актёром, или врачом, или просто очень хорошим и порядочным человеком. Вот вам и душегуб, достойный презрения и смерти! И, вообще, кто дал нам право решать за всё человечество!?

— Сир, вот и я о том же! — обрадовано произнёс ПОЭТ. — Надо что-то делать! Немедленно!

— Не беспокойтесь, что-нибудь предпримем, — спокойно ответил я. — Ну, а пока между первой и второй перерывчик небольшой!?

— Сир!? — простонал ПОЭТ.

— За Армагеддон! Гори всё синим пламенем! Надоело всё! — беспечно и звонко произнесла МАРКИЗА.

— За надежду! — крикнул ШЕВАЛЬЕ.

— За Армагеддон, который не должен состояться! — улыбнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— За Армагеддон, который заставляет задуматься, ставит все точки над «и» и очищает! — рявкнул я.

Все, стоя, выпили, потом по моему знаку сели, продолжили трапезу.

— Господа! — услышал я милый моему сердцу голос.

— ГРАФИНЯ! — я поднялся с кресла, подошёл к девушке, взял её тонкую и невесомую руку, с волнением ощутил её нежное тепло, подвёл к столу.

— Господа, представляю вам мою придворную даму. Вернее, представляю её тем, кто с нею ещё не знаком, — я так пристально и хищно взглянул на МАРКИЗУ, что она вздрогнула, побледнела, слегка пошатнулась и опустила свои прекрасные и ясные очи ниц. — И так, господа. Перед вами Графиня Первой Провинции Первого Острова, Сюзерен Четырёх Горных Баронов, Владелица Земель от Первого до Четвёртого Пиков! Прошу любить и жаловать!

— Очень приятно, — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ поцеловал у ГРАФИНИ ручку, порозовел и расцвёл на глазах. — Разрешите представиться, Герцог Первой Провинции Третьего Острова!

— Что!? — задохнулась от негодования МАРКИЗА и вскочила со стула. — Ах, ты…

— ШЕВАЛЬЕ! — рявкнул я и вскочил.

— Да, Сир!

— Отведите эту даму в нижнюю каюту. Она явно нездорова!

— Слушаюсь, Сир! — юноша быстро подошёл к Седьмому Советнику, как бы невзначай дотронулся до меча. — Сударыня!?

— Что!?

— Милая моя, — произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ таким тоном, что даже у меня мурашки поползли по спине. — Выбирайте, драгоценная вы наша. Пси-Сублимация или трюм!?

МАРКИЗА побледнела, протянула ШЕВАЛЬЕ дрожащую ручку.

— Проводите меня, Барон. Я себя сегодня не очень хорошо чувствую. Мигрень, знаете ли…

— С удовольствие, сударыня. Почту за честь! — юноша щёлкнул каблуками и заметно покраснел.

Когда сладкая парочка удалилась, все присели обратно за стол.

— Дорогая, покушай немного. Но только не перебарщивай. Силы надо восстанавливать постепенно, не торопясь, — ласково произнёс я. — Поспешишь, врагов насмешишь.

— Спасибо, Сир, — слабо улыбнулась бледная девушка. — А кто это такая была? Ну, — эта нервная дама?

— Не обращай на неё внимание, милая, — тонко улыбнулся я. — Она из свиты Герцога, очень вздорная и взбалмошная натура. Представляешь, её вот совсем недавно бросил любовник!

— Да, это неприятно… Я понимаю её состояние, бедненькая.

— Ещё как неприятно, — ухмыльнулся ПОЭТ.

— Сир, судя по всему, Вы всё-таки овладели Третьим Островом? — глаза ГРАФИНИ возбуждённо заблестели. — Сколько же я спала, вернее, была без сознания?

— Дорогая, до Третьего Острова ещё плыть и плыть, — ласково ответил я. — Герцог прибыл к нам намедни для ведения мирных переговоров.

— А, вот как?

— Да, именно так, Ваше Сиятельство, — широко и искренне улыбнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Господа! Простите, но у нас есть проблема! — нервно прервал светскую беседу ПОЭТ. — Прошу меня извинить за назойливость, Сир, но Тьма идёт!

— Что за тьма, какая тьма, откуда и зачем она идёт? — забеспокоилась ГРАФИНЯ.

— Скоро ты всё узнаешь, солнышко, — мягко сказал я. — Кое-что на этом свете в твоё отсутствие изменилось. Ешь, пей, слушай, думай, пока не задавай никаких вопросов. Хорошо?

— Да, Сир…

— Ну вот и славно! — усмехнулся я. — И так, господа, предлагаю выпить за ГРАФИНЮ! Здоровья ей!

— За ГРАФИНЮ! — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ лучился от счастья.

— За ГРАФИНЮ! — нервно произнёс ПОЭТ.

Мы снова принялись за еду. Стало заметно теплее, ветер стих, солнце припекало, почти неподвижное море отдавало ему накопленную за ночь прохладу.

— И, так, Герцог, можете задавать мне имеющиеся у вас вопросы, — благодушно произнёс я. — Вижу, что вам уже невтерпёж.

— Сир, Вы очень проницательны! Я переполнен вопросами, как воздушный шар газом. Я готов взлететь и лопнуть от нетерпения!

— Да ладно, царедворец вы наш новоявленный, — усмехнулся я. — Давайте, ближе к делу.

— Да, да, Сир, — нервно подскочил на своём месте ПОЭТ. — Ближе к теме и к делу!

— И так? — я раздражённо взглянул на Третьего Советника, а затем перевёл смягчённый взор на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

— Сир, что такое Острова? Откуда они взялись, зачем, почему? Какова их роль? — жадно вперил он в меня свой взгляд.

— АНКЛАВ появился на Земле из Седьмого Параллельного Пространства согласно заданной ВЕРШИТЕЛЯМИ программе. Под Первым Островом находится Базовый Пси-Генератор. Под Вторым, — Базовый Силовой Генератор. Под Третьим — Силовой Генератор Поля ПУЗЫРЯ, или АНКЛАВА, кому как будет удобно и угодно.

— Боже мой! — потрясённо произнёс ПОЭТ. — Значит, Пси-Порталы работают в рамках Единого Поля не сами по себе!? Есть единый и конкретный источник их функционирования!?

— Вот это да?! Невероятно! Но этого следовало ожидать, — задумчиво, удивлённо и несколько растерянно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Конечно же, энергия не может возникать просто так, из ниоткуда, или из наших маленьких бедных голов.

— Вы правы, — ухмыльнулся я.

— Ну, с Пси-Генератором и с Генератором Поля всё ясно, Сир, — задумчиво пробормотал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Да, а каков их источник энергии?

— Весь Космос полон энергии, он захлёбывается в ней, — усмехнулся я. — Надо просто знать, откуда её получать и как преобразовывать. Но это уже другой уровень. Пока оставим эту тему в покое.

ГРАФИНЯ слушала нас и потрясённо молчала.

— Милая, отведай вот этой кашки. То, что необходимо тебе сейчас, — я нежно прикоснулся к тонкой и прозрачной руке девушки.

— Сир, давайте ещё по одной, — весело и нервно предложил новоявленный Герцог. — Столько важного и нового мы узнали. Уму непостижимо!

— Я согласен, — мрачно прохрипел ПОЭТ.

— Ну, вот и славно… Истина, как говорили древние, в вине! — весело и покровительственно улыбнулся я. — А где же наш ШЕВАЛЬЕ?

— Знамо где, наверняка в одном влажном, горячем, сладком и глубоком месте! Сир… — хмыкнул ПОЭТ.

— О, как, так быстро!? — удивился я.

— Эх, Государь, в быстроте, натиске и настойчивости сила Седьмого Советника, — грустно ухмыльнулся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Слава Богу, что она бесплодна, а то произошла бы катастрофа.

— Постойте, постойте! — удивился я. — Вы же давеча поведали мне, что у вас есть совместный ребёнок?

— Да, есть. Но после того, как он родился, она стала бесплодной. Вот и мечется которую тысячу лет по всем мирам, пытаясь восстановить своё женское начало и естество, но всё понапрасну, Сир.

— Бедненькая, — прошептала ГРАФИНЯ.

— Шлюха, — глухо и мрачно произнёс ПОЭТ.

— Советник! — рявкнул ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Ладно, вернёмся к нашей теме, — весело сказал я. — Какие ещё будут вопросы?

— Сир, откуда всё-таки появились эти Острова?

— Я же сказал, из Седьмого Параллельного Пространства.

— Сир, а где оно находится?

— Где, где… Там, где надо! Были Острова в своё время выдернуты со средневековой Земли, размещены, чёрт знает где, а вот сравнительно недавно вернулись обратно. Как раз вовремя. Понятно?

— …

— Сир, а зачем и почему всё было сделано так сложно? — вдруг вмешалась в разговор ГРАФИНЯ. — Так экзотично, нецелесообразно, загадочно, странно и совершенно непонятно?

— О, дорогая, как быстро, однако, вы восстановились и вникли в смысл нашего разговора. Я поражён!

— Сир, если Вы заметили, умом я не обделена, — вздохнула девушка. — И всё-таки, зачем и почему?

— Зачем? Это один из немногих вопросов, на который у меня нет чёткого ответа. Увы, увы… — я задумчиво посмотрел в голубое небо. — Ничего случайного, непродуманного, непредсказуемого и нецелесообразного на этом свете не бывает. А если и бывает, то обычно вся эта непонятная на первый взгляд вакханалия обязательно сопровождается соответствующим странным, мистическим и фантасмагорическим антуражем. Ясно?

— Не совсем, Сир.

— Я ранее уже высказал одну безумную мысль о том, что эти Острова, этот Пузырь всего лишь своеобразный Диснейленд-парк, соединённый с аква-парком и с сафари-парком. Прекрасное место для развития детской фантазии и формирования сознания, становления, развития и трансформации личности! А чтобы ребёнку было интересно и нескучно, вот ему рыцари, пираты, замки, галеры, Бароны, Графы и Короли! Примерно так я понимаю сложившуюся ситуацию…

— И чью же конкретную личность Вы имеете в виду, Сир? — слабо усмехнулась ГРАФИНЯ.

— А то вы не догадались! Себя я имею в виду, — проворчал я. — Ребёнок резвится, развивается, думает, влюбляется, куда-то стремится, взрослеет, совершенствуется, ссорится, мирится, играет в войну и так далее, и тому подобное. В один прекрасный момент приходит к нему осознание и понимание всего, и начинается новый виток развития. Покидает он свой милый и уютный Диснейленд и вступает в новую, сложную, взрослую жизнь. Примерно так… Но, собственно, на этой версии не настаиваю. Готов во многом согласиться с её критиками.

— Сир, а если наши Острова созданы просто для отвода глаз, для маскировки или ради определённого эстетизма? — задумчиво сказал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Ну, висели бы Генераторы в своём натуральном обличье посреди космической пустоты, у всех на виду. Некрасиво, неинтересно, грубо, не эстетично, глупо, тупо. А тут, как Вы выразились, такой таинственный и романтичный антураж!

— Так просто? Возможно, возможно, — я и ПОЭТ поражённо уставились на собеседника.

Солнце уже достигло зенита. От его обжигающих лучей нас спасал неизвестно откуда появившийся довольно сильный ветер. Он засвистел в останках парусной оснастки, вдруг вздыбил скатерть на нашем столе, родил лёгкие суетливые волны, которые ни на йоту не поколебали неподвижную, тяжёлую и мрачную сущность огромной Флагманской Галеры.

— Сир, значит, как я понял, Базовый Пси-Генератор даёт возможность Глорианам пользоваться Пси-Порталами? — спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, и ещё он обеспечивает Пси-Трансформацию материи посредством индивидуальных Пси-Матриц.

— Понятно, Сир. Пойдём дальше… Генератор Силового Поля Барьера обеспечивает, как я понимаю, безопасность самого Пузыря? — меланхолично спросил ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, Герцог.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ поморщился, как будто съел лимон, криво усмехнулся.

— Сир, а какова роль Базового Силового Генератора? Как-то он ускользает от нашего внимания.

— Он предназначен для нас, ВЕРШИТЕЛЕЙ.

— Понятно, Сир… Вопросов больше нет.

— Ничего мне не понятно, Ваше Величество! — взорвался ПОЭТ.

— А вам, милейший, и не надо ничего более понимать! — я грохнул кулаком по столу.

Блюда, тарелки, бокалы и рюмки на нём возмущённо и нервно подпрыгнули, но затем покорно вернулись на свои места. Графин с ромом готов был опрокинуться, но я молниеносно перехватил его в невысоком полёте, твёрдо и надёжно водрузил обратно на стол. ПОЭТ сжался в комок и побледнел. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ тонко усмехнулся, задумчиво и чувственно посмотрел на ГРАФИНЮ.

Её роскошные каштановые волосы контрастировали с бледным исхудавшим лицом. Ультрамариновые миндалевидные глаза удивлённо смотрели на мир. Тяжёлая и упругая грудь не могла укрыться под просторным светлым платьем, у которого не было ни малейшего намёка на вырез и декольте. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ продолжал разглядывать девушку пристально, внимательно и оценивающе, как ювелир, перед которым лежит крупный бриллиант чистой воды.

— Герцог, — медленно и тягуче произнёс я.

— Что!? Ах, извините, Сир!

— Дружище! — я мгновенно оказался около него.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ в полном недоумении посмотрел на моё пустое кресло, потом удивлённо воззрился на меня.

— Сир!?

— Вы, сударь, недавно угрожали мне Пси-Сублимацией. Не так ли!?

— Не я, Сир, а мой коллега. Было такое дело… Всякое бывает. Прошу извинить его за неосторожное высказывание.

— Так вот… Отсечение головы после снятия с кола полуживого тела намного неприятнее этой самой Сублимации. Надеюсь, ты меня понял, дружок мой инопланетный?!

— Так точно, Ваше Величество! — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ смертельно побледнел, вскочил, вытянулся в струнку.

— То, то! — я вернулся на своё место. — Живи, руководи, председательствуй, направляй движение и занимайся организацией процессов. До той поры, пока я это тебе позволяю! Понятно!? И впредь, никакой фамильярности и фривольности в отношениях! Перед вами всеми — Великий и Бессмертный Император! ВЕРШИТЕЛЬ! Последний МАРСИАНИН!!!

— Слушаюсь, Ваше Величество! Виноват!

— Ладно, продолжим нашу трапезу и очень интересный и продуктивный разговор к ней в придачу, — проворчал я. — Полковник, у вас есть ещё ко мне вопросы?

— Конечно, Ваше Величество!

— Задавайте.

— Сир, что такое ПОСОХ и РЕЛИКВИЯ? — впился в меня горящим взглядом ПОЭТ.

— А вы что, не знаете? — удивился я.

— Нет, Сир. Только предполагаем.

— Нам, полукровкам, положено знать только то, что положено, Сир! — мрачно произнёс ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да не обижайтесь вы, Герцог, — поморщился я. — На обиженных возят не только воду, но и… Как там дальше, Барон, в цитатнике?

— «На обиженных возят не только воду, но и говно». Часть вторая, абзац третий, Сир!

— Спасибо, Барон.

— Рад стараться, Государь!

— Ну, хватит! — поморщился я. — Если чем обидел, то извините. Вести себя надо поскромнее, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ! Вы прекрасно осведомлены о моём отношении к известной вам даме и о моей крайне неустойчивой, легко возбудимой психике, так зачем нарываться!?

— Сир…

Ладно. Вернёмся к нашей теме. Так вот… ПОСОХ — это Мобильный Силовой Генератор. РЕЛИКВИЯ — это универсальный ПУЛЬТ. Он управляет как Базовым Пси-Генератором, так и Базовым Силовым Генератором. Ну, и само собой, Генератором Силового Поля Анклава. ЗВЕРЬ — это Киборг с очень мощной защитой. Питается от Базового Силового Генератора. Поэтому и обладает такими способностями.

— Сир, но любой ПУЛЬТ предназначен для… — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ поражённо замолчал.

— Да, вы правы. Любым Пультом можно пощёлкать. Включил, выключил, убавил мощность или прибавил.

— Сир!? — смертельно побледнел Третий Советник.

— Ваше Величество!? — ещё больше побледнел ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

— Да, — устало усмехнулся я. — Мыслите в правильном направлении… Я могу в случае необходимости регулировать работу всех трёх Генераторов, или выключить их для профилактического ремонта. Всё, на этом, пока, всё. Устал я, утомился. ГРАФИНЯ, тост за вами!

— За любовь!

— За любовь!!!

Я встал, прошёлся по палубе, разминая чресла, посмотрел на берег.

— Где же БАРОН?!

— Зачем Вам БАРОН, Сир!? — недоумённо спросил ПОЭТ.

— Как зачем? Ведь он мой друг. Я по нему сильно соскучился. Вам ведомо это простое и вечное человеческое чувство?

— Да, Сир. Но, извините, а что мы будем делать дальше!? Осталось всего несколько дней! Тьма идёт! — насупился Полковник.

— Оно понятно, — ухмыльнулся я. — Кстати, а где же наш юный ловелас, любовник наш неутомимый?

— Сир, позвольте спуститься вниз и оценить ситуацию? — вытянулся в струнку один из Гвардейцев. — Не случилось ли чего плохого!?

— Конечно же, случилось! Я думаю, что уже раза три случилось! — мрачно и печально произнёс ПОЭТ.

— Сходите, сударь, сходите, посмотрите, — мягко сказал я. — Только прошу вас, не принимайте участие в оргии, если она происходит. Будьте бдительны и непреклонны, не поддавайтесь ни на какие уловки и провокации со стороны МАРКИЗЫ!

— Есть, Сир!

Все глубоко и весело рассмеялись. Солнце палило нещадно, но никак не могло перебороть довольно прохладный северный ветер. Галера стала слегка раскачиваться на волнах. Далёкий берег был по-прежнему мрачен и пустынен.

— Герцог, мы всё время оставляем за бортом одну чрезвычайно интересную и важную тему.

— Какую, Сир?

— Почему никто не вспоминает о двух погибших Королях и об их АНТРАХ!? — я с интересом посмотрел на ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. — Я, кстати, подумал о них, как только проснулся.

— Ну, Вы же очевидно и так всё знаете, Сир?! Стоит ли этот вопрос обсуждать?

— А как же, конечно стоит! — нервно произнёс я. — Глобальные и основополагающие проблемы мне ясны, или почти ясны. Зона, Генераторы, силовые поля, Пси-Телепортация, Глориане, Альтаиряне, ПОСОХ, РЕЛИКВИЯ, ЗВЕРЬ… А вот насчёт Королей и АНТРОВ, представляете, не имею никаких более-менее достоверных сведений! Память в отношении них не даёт мне никаких ответов. Странно…

— Неужели, Сир? — удивлённо произнёс ПОЭТ.

— Да, именно так!

— Сир, Вы не владеете достоверной информацией о Королях потому, что ВЕРШИТЕЛИ посчитали её неважной, приходящей, проходящей и уходящей, понимаете?

— Примерно. Так кто они, — эти бедолаги?

— Сир, самые обыкновенные люди, получившие власть из рук ВЕРШИТЕЛЕЙ, сидящие в своих дворцах, передающие свои полномочия из поколения в поколения и создавшие миф о своём бессмертии. Это что-то вроде Египетских Фараонов. Управляли-то ими на самом деле жрецы.

— Так, а АНТРЫ?

— Обычные, примитивные Киборги, сотворённые МАРСИАНАМИ, Сир. Они создавали иллюзию избранности и загадочности Королей. Не более того.

— Постойте, постойте, — нахмурился я. — ГРАФИНЯ, но вы же рассказывали мне о какой-то грандиозной битве на Первом Острове, где Королевский АНТР вместе с Королём сокрушили многочисленных врагов!?

— Да, Сир.

— Ваше Величество! Победа была одержана не Королём и его могучим АНТРОМ, — засмеялся ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Сир, это ВЕРШИТЕЛИ им каким-то образом помогли. Всего-навсего.

— Понял, но не совсем, — нахмурился я. — Что-то не всё сходится по временным рамкам. Ведь Пузырь появился в Тихом Океане сравнительно недавно. Сколько веков насчитывает история Островов? Когда произошла та самая битва на Первом Острове? Когда МАРСИАНЕ покинули Землю, а затем и Глорию? Ничего не пойму, надо сосредоточиться, подумать, сопоставить и проанализировать факты!

— Сир, умоляю Вас, времени подумать и сопоставить у Вас будет вполне достаточно. Перед Вами целая вечность! — ПОЭТ возбуждённо вскочил со стула, опрокинув на палубу бокал с ромом, который расплескался и покатился к борту галеры. — Сир, ради Бога, ну сделайте же что-нибудь! Тьма идёт! Времени осталось очень мало!

— Что же это вы такой нервный, Барон? — усмехнулся я. — Мне казалось, что самое нервное, неуравновешенное и трепетное существо в мире — это я! Ан, нет, ошибся! Раньше у вас психика была покрепче, однако.

— Сир!!!

— Да сядьте вы, успокойтесь! — раздражённо гаркнул я. — Поднимите бокал. Налейте всем по полной. У меня для вас всех имеется очень неплохая новость. Наливайте же!

ПОЭТ дрожащими руками наполнил бокалы до краёв, сел, тревожно и выжидающе посмотрел на меня.

— Предлагаю выпить за ВЕРШИТЕЛЕЙ! За тех, кто определяет судьбу Мироздания! За моих родителей!

— За них, Сир! — весело сказала МАРКИЗА, подходя к столу.

— За ВЕРШИТЕЛЕЙ! — присоединились к нам розовощёкий ШЕВАЛЬЕ.

— За ВЕРШИТЕЛЕЙ!!!

Мы все выпили стоя. Я посмотрел на небо, словно надеясь увидеть где-то в его бездонных глубинах бродяг Марсиан, улыбнулся светло и весело.

— А что касается этой вашей всепоглощающей Тьмы, Барон, так она отступила. Представляете?! Вот, только что, минуту назад. А кроме этого во Вселенной восстановлен необходимый баланс и предотвращён коллапс.

— Что, Сир!? — одновременно воскликнули ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, Третий и Седьмой Советники, а вслед за ними, очевидно, все члены Совета славной планеты Глории.

— Что, что… Бессонница, знаете ли… Есть такое противное, мерзкое и странное состояние разума. Думы, мысли, воспоминания, сомнения, сожаления, терзания. Не так я жил, не так любил, не так дружил, делал всё не так! Растрачивал себя на всякую ерунду. Не развивал таланты. Скакал по жизни, как кузнечик. Нервничал и психовал по пустякам. Был излишне горд, самоуверен и самовлюблён. Скольких людей обидел зазря! Сколько любящих и любимых женщин потерял! С чувствами что-то не то происходит и доселе. Сумятица в голове. Идиот! Кретин! Бессонница, одним словом, — я задумчиво и тяжело посмотрел сначала на ГРАФИНЮ, а потом на МАРКИЗУ. — Так мне и надо…

Они также задумчиво и тяжело посмотрели на меня.

— Хотел уже психануть, плюнуть на всё. Думаю, а не податься куда-нибудь подальше, на окраины Вселенной!? А тут вдруг мысль родилась: «А как же я буду жить без Звизгуна, Империума, Мундир-Фиш, квашенной капусты, солёных помидор, огурцов, груздей и сала с чёрным хлебом, если накроет Тьма Землю, а следовательно, и Острова!? А мой любимый и преданный БУЦЕФАЛ!? Нет, не дело это! Так нельзя! Надо что-то предпринять! В срочном порядке! Ночью, пока вы все сладко спали, я активировал два Базовых Генератора, открыл Главный Портал, вышел в Единое Поле и задал программу Сублимации этой самой вашей ужасной «тёмной материи» и Стабилизации «ложного вакуума». В настоящее время процесс окончен. Всё вернулось на круги своя. Пришлось, правда, обесточить и тем самым ликвидировать несколько Квазаров, но не беда… Всё равно толку от них никакого! Вот, собственно, и всё, ничего сложного, особенного такого. «Всё великое — просто!».

Я залпом выпил рюмку рома, в полной тишине прошёлся по палубе и небрежно обратился к ПОЭТУ:

— Дружище, вы готовы внести в анналы одну интересную мысль?

— Э, э, э… — промычал бледный, как мел, и крайне поражённый и потрясённый Советник. — Э, э, э…

— Барон, да сосредоточьтесь же, наконец!

— Э, э, э…

— Сир, я готова! — весело откликнулась ГРАФИНЯ.

— Ах, вы моя прелесть! Так вот… Как-то Гомер высказал следующую гениальную мысль: «Приятны завершённые труды». Я с ним полностью согласен! Вроде бы на данном этапе мы все наши труды успешно завершили. Первый раз за всё время моего пребывания на этих чудесных Островах я испытываю чувство почти полного и глубокого удовлетворения. А знаете, Господа, почему оно не полно и не до конца глубоко!?

— Э, э, э…

— Э, э, э…

— Э, э, э…

— Да что же это такое!? — возмутился я. — Мой вопрос слышали!?

— Почему, Ваше Величество? — вразнобой отозвались мои соратники.

Я усмехнулся, ласково посмотрел на ГРАФИНЮ.

— Лебёдушка моя ненаглядная! Что следует за великими победами в жестоких битвах!?

— Балы, пиры и охота!!! — весело засмеялась девушка и радостно захлопала в ладошки.

— И ещё фейерверки! — улыбнулся я и подхватил её на руки.