Коллекция Ладушкина тянула в сумме лет на восемь. За незаконное хранение. Это было его тайное хобби. Гоша держал свою «коллекцию» в специальном шкафу-сейфе на даче, всегда тщательно этот шкаф запирал и, как полагается, убирал ключ подальше от детей. Поскольку Генриетта в его понятии была сущим ребенком, к тому же капельку сумасшедшим ребенком, то он держал ключ подальше и от нее.
Но теперь Ладушкин был далеко, в Париже…
И Генриетта достала этот обычно запретный для нее ключ.
Кое-что, конечно, об экспонатах «коллекции» она от Ладушкина знала.
Коллекция ведь особенно хороша, когда ею можно похвастать, а такого рода собрание решишься демонстрировать не перед всяким.
И Ладушкин, абсолютно уверенный, что ветер свистит в рыжей и хорошенькой головке его жены и мало что там при таком-то сквозняке застревает, любил порассказывать Генриетте о своих экспонатах.
Как говорится, в час уютного семейного досуга, когда за окном падает снег, а на даче жарко пылает камин, любил Ладушкин подоставать из шкафа-сейфа то, что в нем хранилось…
Протрет любовно фланелькой портрет и опять убирает на место.
Ну, кое-что расскажет… А Генриетта рядом. Глядит и слушает.
Собственно, в женщинах Ладушкин особо ценил эту внимательность во взоре, это собачье заглядывание в глаза, когда смотрит и будто все понимает… Ну а не понимает, так все равно ловит каждое слово.
Вот так и ловила долгими зимними вечерами Генриетта каждое слово Ладушкина.
А теперь вдруг пришло время припомнить хоть что-нибудь из того, что наловилось.
Вот это «ПСМ». Самозарядный, значит… Выключаешь предохранитель, и происходит взведение курка…
Скорострельность — тридцать выстрелов в минуту…
Нетяжелый, удобный. Щечки рукоятки изготовлены из легкого сплава…
Генриетта осторожно дотронулась до прохладных «щечек».
Впрочем… Зачем ей тридцать выстрелов в минуту?
Ни к чему… Право слово, ни к чему.
Надув губки, она скептически смотрела на «ПСМ».
К тому же какой-то он слишком маленький, не внушительный, не произведет впечатления.
Ей-то нужен такой, чтобы «произвел впечатление».
Генриетта изучала подходы к офису «Наоко».
Подходы были… Шансов воспользоваться ими — ноль.
Попытку взять в заложники кого-нибудь из руководства Генриетта отмела сразу. Ее уложат на асфальт, носом в осеннюю лужу, как только она сделает первый шаг в направлении этого самого руководства, выходящего из автомобиля…
В результате долгих и убивающих надежду на шанс наблюдений Генриетта остановила свой выбор на молодом человеке, практически ежедневно покидавшем офис ради обедов в ресторане «Золотой век», располагавшемся неподалеку от офиса, и возвращавшемся после этих обедов неизменно к своему рабочему месту.
Обедал он обычно в обществе какого-нибудь господина — не из «Наоко»! — и обычно всякий раз нового. Очевидно, ресторан был местом, где молодой человек назначал встречи.
А вот возвращался он обратно в офис всегда один.
Между рестораном и офисом «Наоко» был узкий и довольно длинный проход между домами… Иногда в нем были прохожие. Иногда никого.
Если Генриетте повезет, то, может быть, там как раз не будет никого.
Она даже знала, как его зовут…
— Мартемьянов! — окликнул молодого человека кто-то из коллег, когда тот выходил из своей машины.
Генриетта остановила свой выбор на «сорок пятом» не потому, что были какие-то более или менее серьезные причины, по которым она отдавала бы предпочтение «сорок пятому» перед другим оружием… Ибо за всю предыдущую жизнь предпочтения в этой сфере, несмотря даже на совместное бурное житье с Ладушкиным, у нее так и не сформировались.
Просто «сорок пятый» выглядел очень внушительно…
Попросту говоря, страшно.
Фразы типа «сорок пятый» — серьезная и мощная пушка», «сорок пятый» сделал свое дело», «мертвее не бывает», все, что застряло в мозгах от детско-юношеского чтения серии «Зарубежный детектив», и определило ее выбор…
Генриетта искренне надеялась, что застряли они в мозгах не только у нее… Все знают, что «и на седьмой день Господь сказал: «Ладно, Мерфи, твоя взяла!»
Накануне «дня икс» Генриетта не удержалась и, несмотря на всю свою смертельную обиду, позвонила Светловой — она все-таки решила дать еще один шанс на исправление «этой предательнице».
— Я даже не хочу спрашивать тебя, как в английском комедийном сериале, «есть ли у тебя план», — сухим и омерзительно ироническим тоном заметила Светлова, едва услышав в трубке ее «алло».
— А вот представь…
— Могу себе представить.
— Аня…
— Генриетта! Для меня это ничего не меняет. Я лично собираюсь смотреть телепередачу «Для будущих мам», — сухо заметила Светлова и положила трубку.
Генриетта снова набрала ее номер.
— А план у меня, кстати, есть! — И Генриетта позволила себе удовольствие первой бросить трубку.
— Ужас, — только и вздохнула Светлова, слушая гудки.
В узком, похожем на коридор, проходе между двумя зданиями, как в тоннеле, звук шагов раздается очень гулко…
Генриетта специально надела туфли на каблуках… Потому что, когда в пустынном переулке или во дворе сзади раздаются шаги, человек невольно оглядывается, хотя бы из опасения за свой бумажник, не говоря уже о жизни. А приближающийся сзади стук женских каблучков не должен был никого насторожить.
Генриетта не учла только одного… Не учла, что одиноко бредущий мужчина может оглянуться на звук женских шагов именно из интереса к собственно каблучкам, а не из опасения за свой бумажник.
Так оно и вышло.
Мартемьянов оглянулся.
Увидел рыжую, цокающую на каблуках дамочку в высшей степени приятной наружности и приятно ей улыбнулся.
Довольно криво улыбнувшись ему в ответ — на полноценную улыбку самообладания у нее не хватило, — Генриетта прибавила шагу, делая вид, что хочет его обогнать. Но, поравнявшись с менеджером, вместо того чтобы его обходить, попыталась — будто бы! — кокетливо взять его под руку.
Но не взяла… А приставила к его боку завернутый в шелковый шарфик пистолет.
Мартемьянов перестал улыбаться и как-то несколько огорченно — впрочем, надо сказать, без особого удивления — взглянул на Генриетту.
— Не понял… — пробормотал он.
— Это сорок пятый! — предупредила Генриетта.
— И что?
— Калибр! Калибр сорок пятый…
— Я понял…
— Сорок пятый! — как попугай повторила Генриетта.
— Про калибр я понял. — Менеджер огорченно вздохнул. — Я не понял смысла.
— Скоро разберешься.
— Ну, надо так надо, — согласился менеджер.
— А вообще-то, я предпочитаю автомат! — как можно жестче произнесла Генриетта вычитанную в каком-то боевике фразу.
— Понимаю… — Менеджер вздохнул. — Что делать… всем нам приходится ограничивать себя в своих желаниях.
— Поворачивайся!
— Как же вы… мне все надоели… И непременно почему-то в самый пик, когда в офисе запарка.
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего! Видите ли, голубушка, ведь это уже второй захват за год! Я, кажется, лузер не только в том, что касается серфинга…
— Чего?!
— Да это я так… О своем… О девичьем! Как-нибудь попозже объясню. Время, как я понял, у нас с вами для этого будет…
— Вот в этом можете не сомневаться: если будете вести себя разумно, время будет!
— Любопытно все-таки, какой смысл такая женщина, как вы, может вкладывать в слово «разумно»? — осторожно позволил себе усмехнуться менеджер.
— Но-но! Разговорчики…
Так, упираясь дулом «сорок пятого» в менеджерские ребра, Генриетта сопроводила — двадцать восемь шагов, она высчитала их заранее! — до своей вишневой «девятки» с тонированными стеклами, стоявшей у самого выхода из «коридора».
Продолжая улыбаться — так полагалось: похитителю с похищаемым полагается разыгрывать непринужденно обыкновенную парочку, — она подтолкнула менеджера к своей машине.
— Даже не думай! — свирепо произнесла она. — При малейшей попытке сопротивления…
— Ой, оставьте… — кисло сморщился менеджер, — я все это тоже читал. Что вам нужно-то?
— Узнаешь… — зловеще пообещала Генриетта.
— Ну, ладно… — Менеджер пожал плечами. — Потом так потом.
По-прежнему продолжая старательно улыбаться, Генриетта усадила похищаемого менеджера в машину.
В общем, тот вел себя на удивление покладисто.
Генриетта протянула ему бутылку с минеральной водой.
Она заранее рассчитала, что по городу с человеком, закованным в наручники (или заклеенным скотчем, или связанным бельевой веревкой и прочее… и тому подобное), ей не проехать… На этот случай у нее был разработан вариант «спящий друг». Просто рядом на сиденье дремлет мужчина.
— Пейте! — приказала она.
— И не подумаю! — Покладистый менеджер строптиво и как-то несколько даже брезгливо покосился на этикетку.
— Не будете?
— Нет.
— Категорически?
— Категорически.
— Тогда я вас прикончу, — деловито — разыгрывать злодейку у нее уже не хватало выдержки — пообещала Генриетта.
— О’кей… — вздохнул менеджер. — Но пить всякую дрянь я не буду! Поймите, голубушка, я питаюсь только экологически чистыми овощами и фруктами и пью только проверенную родниковую воду, рекомендованную к употреблению Королевской академией медицины Бельгии.
— Да? — Генриетта удивленно уставилась на менеджера. — А наш институт пищеварения имени Гельмгольца, или Эрисмана, или кого-то там еще… вам не подходит?
— Нет.
— Почему? Они ведь что-то тоже все время проверяют и рекомендуют в рекламных роликах…
— Я знаю, извините, сколько стоят такие рекомендации.
— Интересно, как же я вас буду кормить? — Генриетта на секунду замолчала. — А я думала, вы там, в этом ресторане «Золотой век», люля-кебабы наворачиваете…
— Это не я их наворачиваю, — рассеянно заметил менеджер, — а мои гости. — И, взглянув на Генриетту, почти без иронии поинтересовался: — А вы, оказывается, все-таки думаете?
— Обижаете…
— К тому же вы скорее всего подмешали туда что-нибудь… — Мартемьянов отодвинул от себя минералку. — Нет и нет.
— А что делать? — вслух задумалась Генриетта.
— Ну, например… Свяжите мне руки, а я…
— А вы?
— А я пообещаю вам, что ни при каких обстоятельствах, как бы они ни сложились, не буду делать попытки сбежать или привлечь внимание милиции к своей персоне.
— Ну хорошо, — задумчиво согласилась Генриетта. Тем более что выбора у нее, в общем, не было. — Если что, так и знайте — я без предупреждения!
— Ну разумеется, разумеется, мадам… Нисколько не сомневаюсь.
Обстоятельства не замедлили сложиться почти сразу…
Гаишник остановил «девятку» Генриетты минут через десять после того, как они отъехали от «Наоко».
Генриетта встревоженно оглянулась на заднее сиденье.
Мартемьянов сидел с совершенно непроницаемым выражением лица… Понять, что у него на уме, было совершено Генриетте не по уму… На его руку, прикованную наручниками к дверце машины, был аккуратно наброшен плащ.
— Вы не в курсе, что тонированные стекла запрещены? — привязался к Генриетте гаишник.
— Да они у меня еще в девяносто первом тонированы! — привычно начала отпираться Генриетта. — Мне что — прикажете их растонировать?
Она увлеченно ввязалась в перепалку с алчным гаишником и — о ужас! — совсем забыла про Мартемьянова.
Наконец, выйдя из перепалки с заметным перевесом, гаишник отцепился… Генриетта вспомнила про свою добычу на заднем сиденье и испуганно оглянулась.
Мартемьянов сидел все так же спокойно, не делая ни малейших попыток сбежать или поднять шум.
Заметив ее удивленный взгляд, он слегка зевнул.
— А зачем? — только и произнес он.
— То есть?
— Видите ли, не надо обладать особой проницательностью, чтобы определить, к какому типу женщин вы относитесь.
— К какому?
— Не слишком редкому. Вы человек, которому сморозить какую-нибудь непоправимую глупость все равно что мороженое съесть. Легко! Вы сделаете эту глупость легко.
— Ну уж…
— Вы ведь неумны, экспансивны, к тому же находитесь, судя по всему, в состоянии какого-то отчаянного порыва… Если бы ваши действия сопровождались хоть какими-то логическими построениями, я бы все-таки попробовал сбежать… А так… Вам ведь сдуру начать стрелять из вашей пушки ничего не стоит! Начнете палить в белый свет как в копеечку… И, разумеется, попадете. Таким обычно везет. А я все-таки надеюсь пережить это приключение. Я хочу жить… видите ли!
— Ну спасибо… — Генриетта оскорбленно рванула с места. «Неумная, экспансивная»… Каков наглец! Ведет себя так, как будто это он ее взял в заложники, а не она его.