Светлова была недовольна. Она читала ладушкинский «э-мэйл» из Парижа и была недовольна.
«Одну даму приговорили к смертной казни за убийство. После оглашения приговора к ней обратились с увещеванием простить окружающим их прегрешения, как это сделал Спаситель. «Господь, — ответила она, — поступил, как ему было угодно, а я никогда не прощу», — писал Светловой Ладушкин.
Обыкновенно преступница удовлетворяет своему чувству мести не так скоро, как преступник, а спустя дни, месяцы, даже годы, ибо страх и физическая слабость являются обстоятельствами, на первых порах тормозящими ее мстительность.
У нее месть является не рефлекторным актом, как у мужчин. Но своего рода любимым удовольствием, о котором она мечтает месяцы и годы и которое насыщает ее, но не удовлетворяет.
Очень часто преступления, совершаемые женщинами из ненависти и мести, имеют сложную подоплеку. Преступницы, подобно детям, болезненно чувствительны ко всякого рода замечаниям. Они необыкновенно легко поддаются чувству ненависти, и малейшее препятствие или неудача в жизни возбуждают в них ярость, толкающую их на путь преступления. Всякое разочарование озлобляет их против причины, вызвавшей его, и каждое неудовлетворенное желание вселяет в них ненависть к окружающим, даже если придраться решительно не к нему. Неудача вызывает в их душе страшную злобу против того, кто счастливее их, особенно если неудача эта зависит от личной неспособности. То же самое, но в более резкой форме наблюдается и у детей, которые часто бьют кулаками предмет, наткнувшись на который они причинили себе боль.
В этом видно ничтожное психическое развитие преступниц, остаток свойственной детям и животным способности слепо реагировать на боль, бросаясь на ближайшую причину ее, даже если она в форме неодушевленного предмета».
Светлова тяжко вздохнула, изучив очередное послание Егора.
Когда-то архитектор Ле Корбюзье мечтал о том, что в рабочих кварталах Парижа появятся центры культуры — столь общедоступные, что в них придут даже те, кто никогда не бывает в библиотеках и театрах…
Мечта великого архитектора сбылась: Ладушкин появился в библиотеке Центра культуры Помпиду!
— Лучше бы он этого не делал… — пробормотала Аня.
А вот Генриеттой Светлова была довольна.
Как Анна и предположила, Хованская припрятала у себя в квартире — скрыла от милиции — пленку, которая была в видеокамере в тот самый вечер. И эта пленочка не только полностью обеляла Ладушкина, но и составляла настоящее алиби вдовы.
Самый важный итог просмотра пленки, похищенной Генриеттой из квартиры Хованский: Инара Оскаровна ни при чем.
И Ладушкин — ни при чем…
В общем, это был бы подходящий момент закончить историю полюбовно: Ладушкину вернуться к жене в Москву, Светловой — к своим витаминам и привычному для беременной женщины распорядку дня.
И, решив использовать этот момент на все сто, Светлова набрала номер вдовы.
Интересно, что Хованская сразу узнала ее голос… И это, без сомнения, обещало интересное продолжение.
— А я ждала вашего звонка, — незамедлительно оправдала это предположение Инара Хованская.
— Даже так?
— Что, голубушка, свистнули пленочку из квартирки?
— Ну, как вам сказать… — замялась Светлова, «не подтверждая и не опровергая».
— Ну уж скажите как-нибудь! Что это на вас нерешительность этакая вдруг напала?
— Без комментариев, — вздохнула Светлова.
— Неужели сами квартирку обчистили?! В вашем-то положении — и заниматься такой акробатикой!
— Что делать, обстоятельства вынуждают.
— Ну как чувствовала я, что открытым окошком могут воспользоваться нехорошие люди… Впрочем, я не в обиде — у меня ведь копия пленочки есть. К тому же страшно интересно наблюдать, как вы стараетесь меня переиграть!
— Инара Оскаровна, признайтесь… Разрешите наконец мои сомнения, — попросила почти нежным голосом Светлова — ведь вы, как всегда, опередили своего мужа на один ход — и сами наняли детектива?
— А вы догадливая, — усмехнулась Инара.
— Стараюсь… — скромно отметила свои заслуги Светлова.
— Да, я наняла такого человека, — подтвердила вдова. — Наняла своего собственного детектива. Еще до того, как это додумался сделать Федор. И сыщик постоянно осматривал квартиру во избежание всяких незапланированных шуток со стороны моего мужа. Поэтому о том, что камеры установили, я знала с самого начала. И мой детектив, разумеется, предпринял соответствующие меры. Он просто каждый раз заменял отснятую пленку своей.
— И он сразу вычислил Ладушкина?
— Ну… Что касается наружного наблюдения… то мой человек, к сожалению, какое-то время не мог вычислить этого вашего Ладушкина. Но я, конечно, отдавала себе отчет, что за мной наблюдают… И вела себя соответствующе. А потом я сама его вычислила… В самолете.
— Почему же тогда в Кельне вы были так неосторожны?
— Что это значит: «так неосторожны»?
— Ну… — замялась Светлова, подбирая слова, — я имею в виду этот суперкомплекс… в Кельне…
— Суперкомплекс! — хмыкнула вдова. — Супербордель, что ли, кельнский имеете в виду?
— Ну да…
— Да как вам сказать… — вздохнула вдова. — Знаете, они мне вдруг так надоели! И мой муж, и этот ваш сыщик! Не знаю, понятно ли вам это чувство…
— Не очень… — призналась Аня.
— В общем, я решила Федору это устроить… «Ах, ты следишь за мной, как за шлюхой? Ну так получи то, что ты хотел знать, но стеснялся об этом спросить».
— Так что же получается? Значит, вся эта история с борделем…
— В общем, да. Со зла.
— Как это?!
— Да так. Шутка.
— Шутка?!
— Шутка. Розыгрыш. Мистификация.
— Ничего себе мистификация… — растерянно пробормотала Светлова. — А как же показания этой Дашеньки?
— Какой еще Дашеньки?
— Ну, видите ли, вас опознала, со слов Ладушкина, одна… э-э… сотрудница этого заведения. Эта девушка… Дашенька сказала, что вы постоянно там… э-э, появляетесь. Регулярно. Работаете, так сказать. Мол, «дневная красавица». Дама «ви ай пи», некая русская — из сливок общества. Очень заметная, красавица, голубая кровь… и все такое.
— Фиг ее знает! — равнодушно заметил Инара Оскаровна. — Кто ее знает, эту Дашеньку… Ведь эта шлюшка опознала меня, основываясь на словесном описании вашего дурака Ладушкина. Может, перепутала. Память-то у них… девичья. Впрочем, не исключено, что среди многочисленного женского контингента суперкомплекса, как вы изволили заметить, и есть какая-то дама «ви ай пи» — «дневная красавица» из числа наших соотечественниц.
— Перепутала?
— Перепутала… Впрочем, спасибо этому падшему ангелу за столь лестную характеристику… Надо же! — хмыкнула Инара. — «Красавица, голубая кровь. Дама «ви ай пи» — из сливок общества!»
— Инара Оскаровна… — осторожно заметила Светлова, с удовлетворением отметив, какой доверительный тон приняла их с вдовой депутата беседа. — Ведь вы точно знаете, что Ладушкина в тот вечер, когда на трубку нанесли яд, не было в вашей квартире… правда?
— Ну, допустим…
— Да не «допустим», а точно знаете!
— Ну, хорошо, если вам от этого легче — я точно это знаю.
— Не хотите облегчить участь невиновного Ладушкина и страдания его семьи?
— Не хочу.
— Но…
— Я не сентиментальна.
— То есть вы хотите сказать…
— То есть я хочу сказать: «Так вашей ищейке и надо!» Если его упрячут за решетку, пусть и необоснованно, я буду только рада.
— Жестоко.
— А вы что же, желаете, чтобы я простила человека, следившего за мной, как за шлюхой?
— Ну, работа у него такая… — вздохнула Светлова. — Не повезло человеку! Знаете, как сейчас… Чем только люди не занимаются, чтобы заработать: период выживания!
— Даже пусть «это всего лишь его работа»… Ненавижу этого кретина!
— Но, Инара Оскаровна…
— Увы, я отношусь к числу людей, которые тратят время только на то, что может принести пользу или удовольствие. И я принципиально не занимаюсь благотворительностью.
И она положила трубку.
«Несгибаемая женщина!» — вздохнула Светлова, слушая гудки.
Что там вычитал Ладушкин в библиотеке Центра Помпиду? «Господь поступил, как ему было угодно, а я никогда не прощу».
Инара Оскаровна явно была не сентиментальна. Напротив, преисполнена великого злорадства: «Так вашей ищейке и надо!»
То ли для Ладушкина это был неудачный день, то ли Инаре Оскаровне шлея под хвост попала… Но вдова уперлась. Причем прочно. И ни в какую. Нет и нет…
Тем более что ей такая позиция ничем не грозила.
Поскольку милиция, сосредоточенная на Ладушкине, считала Инару Оскаровну непричастной, то она и не видела необходимости помогать Светловой и уж тем более Ладушкину.
В то время как скользящей и поблескивающей, как змейка, красавице Инаре, конечно, достаточно было только пошевелить изящными пальчиками…
Однако не хочет она ими шевелить. Наотрез. Что ж… Ничего не поделаешь.
Какая уж там «змейка»… Ладушкин бы уж точно сказал по адресу прекрасной вдовы: гадюка!
И Светлова безрадостно констатировала: надо возвращаться к их с Ладушкиным «баранам». Инара Оскаровна им явно не помощница.
А что еще может Светлова сделать?
Можно было бы, конечно, Генриетте представить кассету с пленкой, похищенную у Инары, в милицию…
Но они злы на Ладушкина за то, что тот от них сбежал, и первым делом потребуют, чтобы сыщик вернулся. А он не вернется. И, в общем, будет прав. Надежды-то на справедливость особой нет…
В любом случае для Генриетты все заканчивается одинаково.
Были, разумеется, в сложившейся ситуации и плюсы…
Ах, плюсы, плюсы… Их всегда следует находить — как бы ни складывались обстоятельства.
Конечно, Светлова потеряла время, чтобы отработать версию причастности Инары Хованской к отравлению — и признать ее в итоге несостоятельной… Между тем, если бы хоть малую толику своего времени, потраченного на шопинги и прочие «важные дела», Инара уделила тому, чтобы доказать Светловой, что она невиновна, сколько было бы сэкономлено этого самого времени!
Но зато теперь, убедившись, что вдова невиновна, Анна могла по-настоящему двинуться в расследовании дальше. Однако сделать этого Светлова, отвлеченная компьютером, не успела…
К счастью, сообщение было не от Ладушкина.
www.svetlova.ru
«Аня, privet!
Как ты там? Искренне надеюсь, что в порядке. Также надеюсь, что ты перестала наконец пить кофе — это сейчас тебе вредно! — и ведешь здоровый, очень здоровый образ жизни.
Как у тебя обстоят дела с витаминами? Говорят, в твоем положении следует особенно обратить внимание на кальций! И не вздумай засиживаться за компьютером — тебе следует больше бывать на свежем воздухе.
Очень хочу домой, но пока никак не получается.
Целую. Твой, к сожалению, отсутствующий муж Петр».
www.starikov.za
«Петя, все замечательно. Чувствую себя неплохо. Дела с витаминами обстоят недурно, а с минералами и вовсе отлично. Кальция, веришь ли, вдоволь… Извини, но пора мне его принимать! Поэтому про свой исключительно питательный и насыщенный рацион, а также про жутко здоровый образ жизни расскажу позже.
Не волнуйся, мой дорогой… В моей зубной пасте достаточно фтора, а в йогурте — кусочков фруктов.
Твоя жена Анна.
Р. S. Целую».
Пообщавшись таким образом с любимым супругом и на скорую руку подавив вызванные этим общением тяжелые угрызения совести, Светлова вернулась к своим «баранам».
Итак, что мы имеем?
Самое важное из того, что удалось выяснить: Инара Хованская к убийству своего мужа отношения никакого не имеет. Она тут ни при чем.
Как же тогда выглядит в свете этого открытия то, что имело место быть в квартире депутата Хованского двенадцатого сентября нынешнего года?
Итак, Ладушкиным были установлены две видеокамеры. Одна, исходя из специфики наблюдений детектива агентства «Неверные супруги», в спальне…
Вторая камера была спрятана в часах, висящих в холле напротив входной двери. И эта камера в состоянии была фиксировать всех, кто появлялся в дверях… То есть всех, кто либо входил, либо покидал квартиру Хованских.
Пленки из этих камер, принадлежавшие Инаре и похищенные отважной и безумной Генриеттой, были не подмененными… То есть не теми, что водили за нос Ладушкина… Они были истинными.
Камера, установленная в спальне, по счастью, не имела к делу никакого отношения и Светлову не интересовала. А вот та, что была в холле…
Что же фиксирует пленка из этой камеры?
В тот вечер Хованского навестили несколько человек…
Самым последним, если верить камере, установленной в холле, ушел какой-то древний на вид старик с толстой картонной папкой в руках…
И еще был человек, который последним разговаривал с депутатом по телефону… Не по мобильнику, а по номеру, установленному в квартире.
Это был некто Роман Романович Сошальский. Происходил этот телефонный разговор — согласно показаниям Сошальского — приблизительно часов в пять вечера. Стало быть, Сошальский позвонил — а депутат взял трубку аппарата, стоящего на его письменном столе.
Позднее, узнав о причине смерти депутата — яд на этой самой телефонной трубке! — Роман Романович Сошальский добровольно пришел к следователю, чтобы рассказать о своем телефонном звонке, совершено верно предположив, что его показания в состоянии помочь следствию.
И теперь, благодаря этой предусмотрительности Романа Романовича Сошальского, из всех, кто в тот вечер навестил Хованского, можно было оставить в поле зрения лишь несколько человек.
Все остальные, кроме них, ушли до пяти вечера. И после их ухода, как и после звонка Сошальского, депутат был вполне жив и здоров.
Светлова сделала снимки оставшихся подозреваемых, выбрав на пленке кадры, где они вышли отчетливее всего.
Надо сказать, что компания получилась пестрая. Неожиданная… Даже, можно сказать, забавная. Если бы речь не шла об убийстве.
Но, разумеется, и в этой компании Аню интересовали не все… Более всего Светлову интересовал снимок того, кто ушел самым последним. Старика с толстой картонной папкой в руках.