В конце «Новостей» обычно были сообщения неполитические. Что-нибудь забавное и не слишком серьезное. Что-нибудь про львенка, которого выкармливают детскими смесями в африканском национальном зоопарке добрые смотрители.
На сей раз это был сюжет о черепахах. На каком-то острове в каком-то океане…
Анна смотрела и не верила своим глазам: это был видеоряд, иллюстрирующий слово в слово то, о чем бормотала Яна Васильевна, когда они сидели с ней в сторожке Вершинина на острове посреди озера.
Умирающие на раскаленных камнях и скалах гигантские черепахи вытягивали морщинистые шеи, пытаясь вырваться из-под панцирей своих сородичей, которые упорно все лезли и лезли на берег.
И два добрых человека в шортах, английская пара, метались среди этих панцирей, поливая водой из пластиковых бутылок вытянувшиеся из-под них в агонии черепашьи головы.
Загадка природы. Откуда они взялись там в таком количестве? Почему стремились выползти на берег? На верную смерть. Ну кто бы мог все это объяснить?
* * *
Анна задумчиво полистала записную книжку.
И наконец нашла то, что было нужно.
Трубку сразу сняли — по одному этому можно было представить себе пожилого человека, который один-одинешенек в ненастный день сидит безвылазно в квартире и рад любому звоночку, да просто человеческому голосу.
— Федор Андреевич!
— Анечка?! Я вас узнал!
— Спасибо.
— Чему обязан?
Чувствовалось, что старику хотелось поболтать, но он был реалистом и понимал, что если к нему вдруг проявили внимание, то это означает одно — что-нибудь от него да надо.
Общение просто так — ради самого общения — в Москве последние годы редкость.
— Знаете, о чем я хотела вас спросить? Как там земной шарик, Федор Андреевич? Подрастает?
— В каком смысле?
— Помните, вы говорили летом, что якобы он…
Ну, будто бы существует такая научная теория: земное ядро все время растет и…
— А-а, не забыли! — Федор Андреевич довольно хмыкнул: надо же, его слова запомнились! — Да уж, Анечка, с лета сколько времени-то прошло… Подрос, наверное, наш земной шарик. — Старик засмеялся. — Шучу.., земной шар не капуста. Если и растет, то не так быстро.
— Федор Андреевич, а правда, что вы консультируете в одном известном фонде?
— Ну, не скрою: интересуются мнением старика.
Востребован. Без ложной скромности скажу: и машину присылают, когда очень нужен.
— Вы вчера новости смотрели? Там такой сюжет показывали о черепахах!
— А, да, да… Я тоже обратил внимание. Любопытно. Да что там любопытно. Удивительно!
— Загадка природы, правда? Откуда они взялись в таком количестве?
— Ну…
— Почему выползали на берег? На верную смерть…
— Ну, что вам сказать… Не то чтобы совсем загадка… Но не изучен, однако, этот вопрос! Не изучен…
— А что-нибудь еще из этого ряда явлений вам известно? Подобные факты наука отмечала?
— Ну, если бы можно было как-то объяснить, кроме необъяснимого, поведение этих черепах, и самоубийства китов, и взрывы популяций, и бешеный рост травы в Подмосковье… Или невесть откуда взявшиеся сонмы ос и комаров, которых еще вчера почти не было. Неожиданно появляются и так же неожиданно идут на убыль.
— Да, в самом деле, то они есть, то нет.., то густо, то пусто.
— А какие загадочные толчки подвигают живые существа к размножению, оживлению жизнедеятельности? К сверхактивности? От самых огромных и сложных до самых крошечных и простых?
— Самые крошечные — это кто? Мышки?
— И не только. Есть и поменьше. Бактерии, вирусы.
— Да? А они тоже подвержены таким приливам и отливам?
— И никто, разумеется, не отказался бы выслушать объяснения, отчего это происходит, но никто их пока, увы, не в состоянии дать.
— Никто?
— Возможно, очень возможно, что все это связано как раз с поведением Солнца, — продолжал Федор Андреевич, дезавуируя свое предыдущее утверждение и намекая тем самым на то, что он-то как раз такие объяснения может дать.
— Солнца?
— Да. Видите ли, мощь Солнца невероятна. Жар его короны достигает полутора миллионов градусов по Цельсию. И вот представьте: на этой раскаленной гигантской сковородке появляется пятно…
— Отчего?
— Загадка.
— Какого происхождения?
— Неизвестно.
— А причины появления?
— Пока все это для нас тайна за семью печатями.
Самые маленькие из этих пятен имеют диаметр до тысячи километров. И живут они недолго — не более двух суток. Размеры больших — до ста тысяч километров в диаметре, и уж эти держатся подольше, иногда — до ста дней.
— И когда они появляются, что-то обязательно происходит?
— Совершенно верно.
— И что же?
— Случается то, что называют солнечным штормом. То есть происходит временный выброс огромного количества энергии.
— Происходит взрыв?
— Ну, по концентрации энергии — да. Скажем, возьмем взрыв атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму…
— Возьмем… — покорно согласилась Аня, смирившаяся с тем, что ей предстоит выслушать небольшую лекцию.
— Так вот представьте, что взорвалась она не одна, а сорок миллиардов таких бомб.
— Не представляю, — честно призналась Светлова. — Вряд ли это доступно человеческому воображению. , — Именно! Но, к счастью, мы далеко, и до нас долетают только отголоски этих штормов.
— Я рада!..
— Землю защищает магнитное поле. Но выброс энергии настолько силен, что и оно неизбежно деформируется.
— Надо же!
— Да. И поэтому каждого такого «плевка» Солнца в сторону Земли люди боятся, ибо за ними следуют всякий раз разрушения, эпидемии…
— А какие-то загадочные явления, связанные с поведением живых существ, могут объясняться действием Солнца?
— Надо полагать, да.
— Какие же именно?
— Например, очень интересно проследить воздействие солнечной активности на человеческие массы. Знаете, считается, что войны, революции… всевозможные обострения, конфликты на нашей планете тоже с этим связаны.
— То есть вы хотите сказать, что, когда у толпы начинает «ехать крыша», то это, возможно, тоже проливает свет на активность Солнца?
— Не слишком изящная и научная формулировка, но, в общем, по сути, именно так.
— И что, у черепах тоже поехала крыша?
— Не понял?
— Крыша, говорю!
— А! Вполне вероятно. Да и то сказать… Если уж на разумное существо поведение солнца воздействует, то что уж говорить о твари бессловесной и неразумной.
Аня не стала ничего рассказывать Федору Андреевичу про ясновидящую Орефьеву.
Она знала, что, когда старику сообщали что-нибудь «этакое», он начинал, по его собственному признанию, бешено хохотать — ведь как-никак бывший комсомолец и материалист! Ну, не верил, и все тут!
Однако для себя Аня решила, что это все же удивительное совпадение. Очевидно, появление черепах на безымянном острове было связано с каким-то важным для планеты происшествием, глобально охватывающим радиусом своего действия огромную территорию и множество людей. И тогда, не исключено, что люди с повышенной чувствительностью и способностью проникать в «мировой информационный банк», способны увидеть вещи и не имеющие, может быть, к ним прямого отношения, но происходящие в данный момент за сотни километров от них.
А может быть, все-таки имеющие?
Может быть, Орефьева, пока они бок о бок томились с ней в темном подвале, со свойственной ясновидящим сверхчувствительностью, уловила то, о чем напряженно и неотступно думала все последнее время сама Светлова? И из вороха мировых происшествий ее интуиция извлекла то, что напрямую связано с ответами на мучившие Анну вопросы?
Светлова долго дозванивалась на телевидение.
Наконец там ей ответили, что черепахи — это был далеко не свежий сюжет, пришедший некоторое время назад по каналам Рейтер. Просто раньше его никогда не пускали в эфир.
То есть отсюда следовало, что Орефьева видеть этот сюжет раньше никак не могла.
Но, может быть, она видела что-то похожее?
Ведь создается впечатление, что некоторые новости словно штампуют: еще один «львенок с соской», еще один ураган…
Однако совпадение таких деталей, как муж и жена.., англичане на острове.., и, главное, эти пластиковые бутылки из-под минералки, в которых мужчина с женщиной носят воду и из которых поливают умирающих черепах, — вряд ли возможно такое совпадение…
* * *
Что же тогда происходит?
Значит, Геннадий Гец знал о существовании Осипа Николаева и Александра Полоцухина? И о Марион Крам, Марии Крамаровой, тоже знал и был с ней как-то связан? Крам оставила завещание Игорю Багримовичу Тегишеву. А Игорь Багримович сказал, что он не знает никакой Марии Крамаровой.
Соврал, по-видимому: безусловно, между ними существовала какая-то связь.
А есть ли связь между Тегишевым и этими тремя умершими?
К сожалению, они на этот вопрос ответить уже не могут, и, может, это как раз и объясняет их преждевременный уход из жизни?
Но если они не могут ответить, значит, надо спросить об этом самого Тегишева, благо он еще жив.
И как бы он ни ответил… А он скорее всего соврет, как и в случае с Крам, но это уже будет все равно: какая-никакая, а информация будет получена.
И вот Светлова решила посетить Тегишева экспромтом, без предварительного звонка, потому что нет ничего проще, как отказать человеку по телефону.
И в один прекрасный день она просто появилась на пороге уже знакомого ей дома.
Консьерж довольно мирно отнесся к желанию гостьи поговорить по домофону. И стало очевидно, что никаких приказов от Игоря Багримовича — «а вот эту и близко на порог не пускайте!» — он не получал. Стало быть, прошлый Анин визит Игоря Багримовича не испугал и, вообще, судя по всему, настроение ему не испортил…
— А его нет дома, — ответил Анне уже знакомый, «почти детский» голос.
— Жаль… Я, видите ли, из адвокатской конторы…
Я у вас уже была как-то.
— Какой еще конторы?
— Ну, видите ли, речь идет о наследстве из Амстердама…
— Да? А папа мне ничего не говорил.
«Так низко пасть! — Светлова мысленно краснела от стыда. — Самое последнее дело — пытаться вытянуть информацию из детей!»
— Нам, что, досталось наследство, а папа не хочет его брать?
— Получается что-то в этом роде.
— Ничего себе, «что-то в этом роде»! Да это просто безобразие!
— И мне так показалось…
— Я вообще никогда еще не получала наследства. Должно быть, это очень приятно. Знаете что?..
Поднимайтесь к нам!
Аня оглянулась на консьержа — лицо его оставалось непроницаемым во все время бурного обсуждения перспектив получения голландского наследства.
Вот это профессионализм!
* * *
Девушка — скорее даже девочка — встретила Светлову в пижаме, с толстенной старой книгой в руках — палец заложен между страницами.
— Ну, так что за наследство?
— Извините, но это строго конфиденциально и касается — пока! — только вашего отца.
— Вот как? — Хозяйка квартиры была явно разочарована. — Ну что ж! Подождем папу.
— Подождем.
И они стали ждать папу.
— Чего читаешь? — поинтересовалась ради приличия Светлова.
— Книгу.
«Отличный ответ, — похвалила про себя Аня. — Главное — исчерпывающий».
Светловой вообще нравились эти совсем маленькие, только-только подросшие девочки. Их предельный лаконизм.
— Какую книгу? — решила все-таки уточнить Анна. — Ну, если не секрет, конечно.
— Не секрет.
Гусенок немного оживился, открыл книгу на том месте, где держал палец, и начал читать вслух:
— "Молодого гуся или утку узнают по лапкам.
Они должны быть желтыми и блестящими, а перепонки хрупкими. Клюв должен быть яркого цвета.
Покупая гуся или утку, нужно следить за тем, чтобы клюв был желтый, а никак не красным и не темным. Откормленный гусь покрыт большим количеством жира. Под ножками у него валики сала. Если стремятся вытопить побольше жира, выгоднее покупать небольшого гуся…
У молодой птицы лапки светлые и гладкие, по виду влажные, у молодого голубя — розовые. Перьев мало…"
— И откуда такое поэтическое описание? — Аня прервала это вдохновенное декламирование.
— Из книги о вкусной и здоровой пище. — Гусенок перевернул обложку. — Славной чешки Марты Гавелковой.
«Птицу нужно убивать быстро и таким образом, чтобы не причинить ей ненужной боли и чтобы из нее не вытекла вся кровь. Если вытечет вся кровь, то мясо будет темным. Голубю отрубают головку острой сечкой…»
— Б-рр!.. — не выдержала Анна.
— Это еще что!
— Что, есть и еще более художественные описания?
— Разумеется!
— Ну, например?
— Это мы еще не дошли до главы «Как убивать рыбу».
— А есть и такая глава?
— Обижаете! — Девочка пожала плечами. — Вот!
«Завернутую в полотенце рыбу кладут на доску спинкой вверх. На голову накидывают угол полотенца и оглушают деревянным молотком. После этого острым ножом разрезают хребет у самой головы…»
— Ну, просто стынет кровь!
— «Закалывать угря несколько труднее, так как он очень живуч, а поверхность его чрезвычайно скользкая… Угря оглушают, как и прочих, ударом молотка между глаз или, держа в мокром полотенце головой вниз, несколько раз ударяют его о каменный пол, а затем быстро разрезают позвонок…»
— Ужас! Как там сказано? «Как и прочих», ударом молотка между глаз?
— «Как и прочих рыб» — там сказано.
— Ну да, да! Все равно ужасно.
— Зато рыба хорошо усваивается человеческим организмом, как совершенно справедливо отмечает великий кулинар Марта Гавелкова. А уж она что-то в этом да понимала.
— Я так и подумала.
— Видите ли, ведь это старая книга. А раньше все приносили на кухню с базара и несли это все живым, свежим, парным. Так что кухарке нужно было знать и как, и какой позвонок разрезать. И все такое прочее.
— Впечатляет! — Анна с любопытством взглянула на девочку.
— Правда?
— Клянусь!
— А давайте что-нибудь приготовим!
— Приготовим? Чтобы скоротать время, пока дожидаемся твоего папу?
— Ну да… Вот, например…
Девочка принялась быстро перелистывать книгу.
— Паштет из гусиной печенки! У меня тут как раз глава «Птица»…
— Ну…
— Впрочем, где ж ее взять, эту гусиную печенку?
Надо сначала пойти купить гуся с желтым клювом!
— Да уж!.. Именно с желтым, а отнюдь не с красным.
— Давайте цыпленка?
— Ну, давайте.
Пока Аня с недоумением взирала на свою энергичную собеседницу, девочка открыла холодильник и извлекла оттуда запечатанного в целлофан цыпленка.
— Вот! — Она бегом вернулась к «священной» книге Марты Гавелковой. — В помидорном соусе!
— Вы уверены?
— Нет, вы правы: не уверена! Давайте лучше «цыпленка с шампиньонами».
— Жаль, что мы так и не узнаем никогда, какие у него были лапки: светлые и гладкие или еще какие-нибудь, — заметила Аня, скорбно глядя на обезглавленную и «обезлапленную» распотрошенную птичью тушку, запечатанную в целлофан.
— Будем надеяться, что светлые.
— Итак?
— "Цыпленка готовят либо сразу же после того, как он был заколот, либо на второй-третий день.
Мясо цыпленка должно созреть. Но не слишком, ибо в противном случае оно теряет свой аромат. В блюда из цыпленка нельзя класть слишком много специй, они уничтожают специфический вкус куриного мяса… Маленьких цыплят жарят. Больших запекают или тушат", — торжественно процитировала вслух свою священную книгу девочка-девушка.
— Я все поняла.
— Итак, цыпленок маленький и, стало быть, будет жареный. Правда, готовим мы его неизвестно на какой день после кончины. Но все остальное будем делать по правилам!
— О'кей! — согласилась Светлова.
— Нарезаем на порции и обтираем салфеткой… тушка ни в коем случае не должна быть мокрой… Далее обжариваем до румяной корочки… Затем добавляем мелко нарезанный лук. Затем обжариваем и только после этого солим… Потом заливаем несколькими ложками горячей воды и кладем шампиньоны или белые грибы.
Дочка Тегишева колдовала вдохновенно.
Наконец стол был накрыт.
Аня отрезала кусочек цыплячьего мяса.
— Ого!
— Вкусно? Правда, вкусно?
— Нет слов!
— Точно?
— Клянусь!
— Еще?
— Спасибо, мне достаточно.
— Ну, пожалуйста…
— Нет, нет, благодарю.
— Ну, еще кусочек…
— В самом деле, достаточно!
— Но…
— А вы сама?
— Я?
— Да. Вы сами ведь даже не попробовали.
— Нет, спасибо.., что-то не хочется.
— Даже попробовать?
— Знаете, когда готовишь, аппетит пропадает. Никогда нет желания есть то, что приготовила сама.
— Да, это так. Самый плохой аппетит и желудок, как известно, у поваров…
Аня с неподдельным интересом посмотрела на свою «кормилицу».
Что-то ее настораживало, но Анна и сама еще не понимала, что именно.
— А ты чем вообще-то занимаешься? — поинтересовалась Светлова между делом.
— А-а.., так! — «гусенок» махнул рукой.
— Учишься?
— Нет, школу я бросила.
— Так что же, значит, ничем, и в свободном полете? По принципу «больше всего я делаю, когда ничего не делаю»?
— Да нет. Почему же? — Анина собеседница недовольно нахмурилась. — Я не лентяйка. У меня есть занятие, даже, можно сказать, дело.
— И какое? — Аня кляла свою неприличную назойливость и стремление задавать вопросы тем, кто явно не горит желанием на них отвечать. Но ведь это было ее делом — тормошить, расспрашивать.
Но и «гусенок» был по-шпионски неболтлив. То ли осторожен — «в папу», — то ли просто эта тема была ей неинтересна.
— Так… — Девочка зевнула. — Дело как дело…
Ничего особенного.
* * *
Тегишева Анна так и не дождалась. Ушла, что называется, не солоно хлебавши. Если, конечно, имела право так сказать после столь вкусного обеда.
* * *
«Один неглупый англичанин в прошлом веке утверждал, что по пристрастию к той или иной пище можно судить о характере человека не хуже, чем по чертам лица», — рассуждала про себя несколько отяжелевшая после еды Светлова.
По сути, ей в одиночестве пришлось уплести целого цыпленка — но ведь так было вкусно! А девочка даже не дотронулась до еды.
И это удивительно.
Так вот, например, тот англичанин уверял, что инстинктивно избегает тех, кто любит рубленую телятину.
А его друг, поэт Кольридж, и вовсе был уверен, что, например, «человек с чистой душой неспособен отказаться от пончиков с яблоками»!
— Отличный шоколад!
Юлсу дотронулась губами до края чашки и сделала судорожный глоток…
Они долго бродили, не чуя ног, как и полагается влюбленным, пока ее Эмерику вдруг не захотелось шоколада.
Его аппетитный густой запах витал над столиком кафе «Ладо», смешиваясь с пьянящим запахом весеннего парижского воздуха и бензина.
«Милый, милый, милый… Милый человек!»
Ради Эмерика она бы согласилась даже на шестиразовое принудительное питание да еще плюс питательный коктейль в промежутках между приемами пищи… Именно такой прописали недавно одной ее знакомой девочке.
Отхлебнуть шоколад она, однако, заставить себя не смогла. Ее замутило от одного только запаха густого сладкого варева.
А Эмерик с удовольствием поглощал фруктовое мороженое.
— Ты не будешь?
— Нет.
— И напрасно.
Он принялся теперь и за ее пирожное.
— Ты совсем ничего не ешь… Так нельзя!
Вокруг переливались огни, и стоял тот удивительный гул веселых, довольных жизнью голосов — шум безмятежного веселья, легкости и счастья, который бывает только в Париже и только в двенадцать ночи, весной, на Елисейских Полях.
Рядом, за столиками соседнего кафе, послышались аплодисменты, громкие веселые крики.
Они с Эмериком оглянулись.
Компания девушек устроила представление: одна из них, одетая в подвенечное платье, с длинной фатой — и на лыжах! — громко стучала лыжными палками по асфальту.
Какой-то японец, смеясь, фотографировался рядом с «невестой», а все кругом тоже смеялись и аплодировали.
— Смешная! — заметил Эмерик.
Но она даже не улыбнулась: почему-то эта ряженая невеста вдруг неприятно ее поразила.
Шутка веселых девушек показалась не смешной.
Вдруг и она станет такой же «невестой» ? Смешной и нелепой?! Как эта девушка, в фате и на лыжах, когда вокруг нет ни одной снежинки ?
Какая участь ожидает ее, Юлсу?
Она испуганно взглянула на Эмерика, рассеянно наблюдающего за импровизированным представлением.